Аннотация: Отрывок большого (надеюсь) рассказа, публиковать буду пока не по порядку.
Я открыл глаза и зевнул.
Повернувшись на бок, я некоторое время рассматривал виды, которые предлагало окно, расположенное на уровне моих глаз. Окно показывало все оттенки серого - от дымного, до нежного пастельного и темно свинцового. Вполне обычное для Норвегии небо. Зато небольшая, бело-глянцевая рама хорошо отражала блики моих глаз и общий контур лица. Такая вот специфическая замена зеркала, которое отсутствовало на маяке.
Маяки в Норвегии часто сдают в качестве отелей. "Мой" находившийся на практически пустом, скалистом острове, не был исключением. Небольшая спальня, с узкой кроватью, тумбочкой с радио и часами и полкой с книгами на норвежском и английском на втором этаже. И кухня, с крохотным холодильником, электроплиткой, чайником и столиком на двоих, двумя же стульями, многочисленными полками и двумя подвесными шкафами внизу. В небольшой пристройке находился совмещенный санузел. Зато наверх вела уютная винтовая лестница и вокруг "домика" была импровизированная веранда с навесом около входа и небольшим диванчиком там же. Минимально благ, но уютно. Все что необходимо для отдыха душой - будь она у меня, и телом.
Пожалуй, сегодня мне было тоскливо.
Я стоял в дверях, вглядываясь в серую даль. И все же, как скуп на краски этот маленький мир - серое небо, нежного, чуть теплого цвета, там, где могло быть солнце, море - цвета свинца, смешанного со льдом, камни, огромные валуны, куски темно-серой породы, серые в редких кусочках облупившийся красной и белой краски перила, ступеньки и пол. Деревца, корявые и чахлые тоже серые, щедро омытые долгими дождями.
И я серый. И внутри и снаружи. Как будто бы мой огненный дух угас и стал пеплом. Возможно ли? Таким как я? Погаснуть? Говорят, для этого надо доплыть до дна океана и остаться там, на долгие годы. Не то, чтобы я хотел. Просто... Апатия этих мест такова.
Два дня как я покинул Париж. С его солнцем, шумом и одним назойливым жандармом. Отправка письма была, конечно, сущей глупостью, но разве мог я уехать и не уведомить о своем отъезде сего сиятельного господина.
Мне нужно было переварить то, что произошло, подумать, что делать дальше и куда отправиться. След Вещи я потерял, а времени оставалось не так уж и много. Деятельный же детектив, размахивающий перед моим носом своим гладкоствольным красавцем, этому отнюдь не способствовал. Париж - большой город, можно было попробовать затеряться в нем, но Марк приложил бы все усилия, чтобы втянуть меня в свои кошки-мышки. А сейчас, потеряв своего союзника, я не могу столь бездумно тратить силы. Еще неизвестно, когда я смогу создать новую связь. И смогу ли? Не пленят ли меня за время поисков?
Я понимал, почему этот человек так вцепился в меня. Я чувствовал тех двоих во время встречи с Лукасом. Им повезло, что они успели перебраться через озеро. Такие, как я, до дрожи ненавидят воду.
Я потер сухие ладони и облокотился на перила. Сильный порыв ветра взметнул мои волосы назад и вверх. Сегодня они были непривычно короткими, всего лишь до плеч, почти белоснежные у корней и медово-рыжие на концах. Я изменил себе и в одежде: светлый лен, свободные брюки и рубашка. Попробовал "сделать" себе и бороду, но она на моем лице смотрелась до отвратительного дико.
Мне хотелось вернуться туда, где было... по-другому. Ни в столицу Франции, нет. Ни в какой либо другой город. Города - это всего лишь места большого скопления людей, существ, возомнивших себя центром мира. Совершенством. Богами.
Я хотел вернуться лишь к одному из них. К тому, кто был моим единственным другом.
Андре был... Он был обычным. Не принц, не генерал, не маг, не миссия. Он был человеком, и звезда его души сияла едва ли ярче, чем у большинства людей. Но, тем не менее, - он был другим. Андре, милый Андре. Он сам догадался, кем я могу быть. Не тварь, не демон, а... Он очаровал меня, пленил, не пленяя. Его улыбка, тепло. Едва ли мне найти такой же светочь. Он был болен. Смертельно. Когда мы встретились - он уже умирал. Я предложил ему союз, я бы мог продлить его жизнь в 4-5, даже в 10 раз, мог бы излечить его. Но... он отказался. А потом подарил мне то, чего я желал больше всего на свете...
- Это кофе. Будешь?
- Я знаю, что такое кофе, - Люций улыбнулся. - А ты знаешь, что я не нуждаюсь ни в еде, ни в питье.
- Знаю. Но что плохого в том, что мы выпьем с тобой по чашечке? - темноволосый мужчина уже наполнял белый фарфор дымящимся напитком.
- Абсолютно ничего плохого, - Люций пожал плечами, рассыпая золотые пряди. - Просто я не понимаю, зачем переводить твой любимый напиток на меня. Я все равно не почувствую его вкус.
- А почему? - Андре сел на стул и отодвинув от себя джезву, заглянул в глаза Люция. Он всегда так делал, если смотрел на человека, то только в глаза. Его не пугали ни сиреневое пламя, ни то, что скрывается за ним, под сущностью хрупкого блондина.
Люций вздохнул. Не так давно он уже рассказал Андре про свое "детство". Зачем он и сам не знал, просто в какой-то момент захотелось... То ли посмотреть на реакцию, то ли проверить (себя? его?), то ли просто открыться. С тех пор некая невидимая грань рухнула между ними. Андре будто и спрашивал, он почти требовал ответа на возникавшие у него вопросы, а Люций уже не мог отказать ему.
- Я не могу сказать тебе точно, почему. Я, наверно, сам до конца не знаю, - Он грустно усмехнулся. - Такова моя физиология. Я не нуждаюсь ни в еде, ни в питье, ни во сне, ни в сексе - похоже поэтому мне нет необходимости испытывать от этого удовольствие.
- Скажи, а ты хотел бы узнать, каково это?- карие глаза задумчиво прищурились.
- Мне бы хотелось испытать то, что испытывают люди, - Люций склонил голову, поглаживая пальцами теплые и гладкие бока чаши. Андре рассказал ему каковы они на ощупь.
- А за тысячелетие своей жизни, неужели, ты не узнал способа почувствовать это? - голос друга стал более заговорческий, не поднимая глаз, Люций видел озорную улыбку на его лице.
- Узнал. - Он и вправду знал способ. Нашел его давно, когда еще его жизнь вилась среди ведьминских костров средневековой Европы. Способ был, но никогда никому не рассказывал о нем. Ведь Люций был почти нечистью в глазах всех его союзников.
- И? - в голосе Андре звучало недоумение. Его друг молчал, грустнел и буквально выцветал на глазах. Но явно не собирался открывать перед ним свою тайну.
- Перестань, Андре, я не думаю, что ты согласишься.
- И не думай дальше. Я хочу выпить с тобой кофе, ты хочешь почувствовать его вкус. Скажи, кого-то нужно убить?
- Нет, - голос Люция стал тише, он снова склонился над чашей.
- Это больно?
- Нет..., - Люций почти шептал.
- Тогда почему я должен отказаться?
Люций медленно перевел взгляд на лицо друга, пытаясь прочитать на его лице.
- Что ты хочешь взамен? - наконец озвучил он. - Я могу...
- Вот сейчас я, правда, обижусь! - Андре склонил голову на бок.
- Прости, но я не понимаю. Почему ты хочешь дать мне то, чего я хочу больше всего в жизни... даром?
- Потому, что ты хочешь этого больше всего в жизни. Мечты должны сбываться. - Он протянул руку и погладил мягкие волосы своего друга. - Да и кофе почти уже остыл.
Они лежали у камина, прямо на толстом персидском ковре. Голова Люция покоилась на животе Андре, и тот погрузил свою руку в мягкие светлые пряди. Странное чувство, Люций впервые мог сказать какие на ощупь его собственные волосы - мягкие, сухие и легкие. Теплые. Они немного пахли костром, в котором сжигают осенние листья.
Андре был пьян. После кофе его друг захотел попробовать что-нибудь еще. Андре не мог отказать ему. Теперь вокруг них на столе, креслах, полу, на каминной полке, - везде, - лежало и стояло то, что можно было попробовать на вкус, а также понюхать и потрогать. Конечно, и крепкие напитки не избежали подобной участи. И хотя Андре старался не пить больше глотка, Люций поднес ему такое количество бутылок, что по его личным подсчетам суммарно он осушил не менее двух бутылок.
Люций тоже был пьян. Чувствами друга. Андре так полно открывался перед ним, не скупясь, до конца. Погружая его в самого себя, в свою теплую и слегка вязкую суть, что Люций вполне мог представить, что это он ощущает на своих губах терпкую горечь бренди. Он, а не его друг. У Люция никогда и не с кем не было такого единения. Как жаль, что Андре уже отверг его предложение, как жаль. Из них бы получился шикарнейший союз, сильнейший в своем роде. И он, Люций, сделал бы все, ради него.
Золотистые пальцы Люция перебирали мех Бастеда - кота горничной Андре и несчастной жертвы безмерно счастливого блондина. Полтора часа назад, когда Андре слегка захмелел, они с Люцией с радостными улюлюканьями гоняли бедное животное по двору усадьбы. Хорошо, что Марта уехала в гости и не видела, что творят с ее любимцем. А началось все с того, что златоглазый красавец, греющийся в лучах солнца на окне, не вовремя попался на глаза заново открывающему для себя мир, восторженному Люцию, и тот возжелал "ощутить" именно его. Пятеро единокровных собратьев Бастеда не вызвали у Люция никакого интереса, ведь они были совершенно непривлекательно белого цвета, с небольшими лишь черными пятнами. То ли дело черно-бурый красавец, его шубка на ощупь должна была быть просто волшебной!
10 минут спустя, под счастливый смех кот был пойман. Не обращая внимания на исполосованные руки, Люций торжественно поднес его Андре.
- Гладь!
Андре почувствовал, как разъезжаются его губы в безудержной улыбке. Сияние лица друга, наполненное детским восхищением, и огромный котяра на вытянутых руках, с урчанием пытавшийся отгрызть Люцию большой палец на правой руке. В кого же ты превратился, сияющий и сдержанный франт Люций: черная одежда покрыта пылью и ржавчиной, из разорванного тончайшего шелка выглядывает золотистый острый локоть, роскошные волосы длиной до талии, тщательно подвитые и уложенные, ныне спутаны на манер вороньего гнезда, и вместо потерянной шелковой ленты в них сухие листья, ветки и пудра из земляной пыли. Но глаза его! Этот свет, это счастье, эта свобода... Они делали сейчас Андре самым счастливым человеком на свете.
- Андре, - Люций перевернулся на бок, вглядываясь другу в лицо.- А какова любовь?
Черный кот воспользовался случаем и выскользнул из рук блондина. Вальяжно потянувшись и зевнув, он отправился искать себе свободное место на близьстоящем кресле. У этого существа в руках ему, конечно, было тепло, прямо как у кухонной печи зимними вечерами, но ну их, этих сумасшедших подальше. Он уже не трехмесячный котенок, чтобы носиться прижал уши и выгнув хвост.
- Любовь.., - пальцы Андре на миг замерли в волосах Люция. - А про какую любовь ты спрашиваешь?
- А она разная?
- Да... есть любовь матери и дитя. Есть - возлюбленных. Есть любовь братьев и друзей. Есть любовь взаимная и безответная. Есть страстная, и есть нежная. Есть сильная, и есть лишь симпатия.
- Я не знаком ни с одной из них, - Люций нахмурился, выбирая. - Скажи, а какова твоя любовь?
- Магдален...- Андре закрыл глаза и вздохнул. Его рука сместилась на лицо друга, провела, погладила по щеке, провела от крыльев носа по скуле, к уху.
Люция накрыло. Сиреневые глаза широко открылись, рот распахнулся в беззвучном крике. ЭТО было похоже на теплую, нет горячую, огненную волну. Смесь пламени, ветра и воды. Легкий влажный огонь. Вот здесь, где бьется у людей сердце. Он вонами, тонкими тягучими струями, искрами, пеплом, песчинками распространялся по телу.
Люций не мог дышать, его выгибало и рвало изнутри. Убивало и возрождало вновь. Он горел. Он пил эту сладкую горечь, калиновый мед, огонь с холодом льда. Он тонул в этом свете и рассыпался осколками во тьме. Задыхался и вдыхал самый сладкий в мире воздух, погружался в болото и омывался чистейшей водой, резал руки об острые камни и травы ласкали его раны. Он взлетал, но не мог оторвать своих ног от земли. Горел как тонкая церковная свеча, полыхал как лесной пожар. Разрушал и создавал, жил и умирал, превращался в ничто, растворяясь в этом свете, теряя себя. И осознавал себя целым. Цельным и сущим, как никогда ранее.
Сумерки туманом ползли по комнате. Камин давно догорел. Где-то вдали небосвод уже окрасился непростительно светлым. Два тела лежали на толстом персидском ковре.
Люций проснулся. Он спал впервые в жизни. Сладкая нега снов, томная, уютная теплая еще не покинула до конца его разум. Он приподнялся на локтях, вглядываясь в лицо спящего друга. Приоткрытые губы, темные тонкие брови немного нахмурены, полукружья ресниц. Такое обычное человеческое лицо. Такое простое. И такое красивое.
Люций потянулся и накрыл своими губами его губы. Солоноватые, теплые, мягкие. Чьи? Не просыпаясь до конца, Андре притянул его, отвечая, даря ему, Люцию, порождение огненной преисподни, его первый и последний поцелуй. Оранжевые лучи, как ядовитая кровь, плеснули в проем окна, возвещая наступление утра и разрушая последние нити колдовства.
Улыбаясь, Люций отстранился от так и не проснувшегося друга.
- Тшшшш! - приложив палец к своим вновь бесчувственным губам, ответил ему Люций. Он все еще ловил последние капли своего счастья, все еще улыбался, хотя в глубине сиреневых глаз уже затаилась горечь, переходящая в боль. Он охранял спящего другу, пытаясь сохранить в памяти его черты, звук голоса, запах.
Через три месяца Андре не стало...
Я закрыл глаза, пытаясь смыть боль, некоторое время я не мог даже не дышать, напоминая серые камни этих берегов, как изнутри, так и снаружи.
Свист чайника заставил меня вздрогнуть и выплыть из глубин памяти. На сегодня окончательно.
Я вернулся в комнату. Завернув рукав рубашки, я снял крышку чайника и свисток. Помедлил, подумав, что наверно, это смотрелось бы странно, если бы кто-нибудь задумал зайти ко мне именно сейчас, и что, наверное, это жутко больно для человека. Мне тоже было немного страшно, не моими чувствами, а знаниями тех людей, с которыми мне приходилось пересекаться в жизни. И опустил руку в кипящую воду.
Спустя некоторое время я бинтовал распухшую кисть. А на столе стоял аптекарский флакон с прозрачной жидкостью. Отвар? Бульон? Я слегка досадовал, что не догадался опустить в кипяток левую руку. Моя правая на ближайшие два дня была бездейственна, и хотя я был амбидекстор, у людей всегда возникали вопросы к левшам. С другой стороны, я мог бы вообще не заниматься этой ерундой, но последние 167 лет, со смерти Андре, я стал слишком импульсивен. Желания сделать какую-то чушь, когда можно было пройти мимо и заниматься своими делами, появлялись все чаще. Люди называют это, кажется, состраданием. Вот и вчера, когда старик рыбак, пришел проведать нового поселенца и рассказал историю своей дочери, я просто не смог отказать. Точней я сам предложил свою помощь, что уж скрывать. Молодая женщина была больна. Спуск со скалистого острова, путь через бушующую водную преграду на другой остров, где были больницы и врачи - никто не дал бы гарантии, что она это переживет. Как и в случае девочки с кроликом, я опять ввязался в не свое дело. Душа этой женщины уже готова была отлететь, но я варил свое зелье, со своей кровью и духом для нее. Зачем? Это раздражало, больные, увечные, умирающие, - они были подобны диссонансу в стройной гармонии.
Но это означало и то, что уже завтра я буду должен покинуть свой уютный маяк и поискать себе новое место для убежища. Мне вовсе не хотелось, чтобы женщина, которая почти умирала, и ее семья, смирившаяся с этой утратой ("Уже и вещи приготовили, вчера звонил святому отцу, договаривались, что он приедет в среду", - Качал головой седой невысокий старик.) захотели задать мне несколько вопросов, после невероятного исцеления. А что подействует - я знал. С Андре не подействовало, а с этой девушкой все получится.
Я снял с полки приготовленную этикетку одной из берлинских аптек и приклеил на пузырек.
Спустя час я выходил из небольшого домика с красной крышей. Худощавый старик обеими руками жал мою "здоровую" руку и благодарил "доброго доктора". Он все пытался заплатить мне, то деньгами, то рыбой, то "вечным долгом" (самая гадкая плата). Он без конца повторял:
- Сынок, что же я могу сделать для тебя, скажи, пожалуйста, скажи. Как мне отблагодарить тебя. Ну, давай я хотя бы...
Понимая, что сейчас все пойдет по новому кругу я оглянулся по сторонам, ища хоть какой-то выход. На глаза мне попалась кошка, худая, грязно-белого цвета, с черными пятнами на правом ухе, левой лапе и хвосте. Одну лапу она поджимала, она была измазана в бурой крови. Вырвав руку у старика, я кинулся к кошке, она попыталась сбежать, но силы ее покинули, и она рухнула в сухую траву.
- Вот! - я впихнул животное старику. - Позаботься о ней, вылечи, покорми. Если ты будешь за ней хорошо ухаживать, то в твоем всегда доме будет уют и спокойствие. Я обещаю тебе. Она станет вашим... будет приносить удачу. Этим и отплатишь.
Старик держал слабо брыкающееся животное в вытянутых руках, глаза его выражали непонимание. Он открывал и закрывал рот, будто бы стараясь что-то сказать, но не находя слов. Наконец, он прижал кошку к себе, обнимая, будто потерянного ребенка и скрылся в дверях.
- Жена! - раздалось на прощание, прежде чем дверь закрылась.
Я вздохнул, потирая лоб. Пора было собирать вещи и отправляться в путь.