Аннотация: Это отдельные фрагменты текстов, которые лет тридцать назад и более были записаны в разное время. Подборку составлял Вячеслав Новиков.
000
литературно-публицистический
Љ27
журнал
Геннадий Катеринин знаком читателям "Идиота" по недавней повести "Старик Келл" и стихотворениям, опубликованным в ЉЉ 24 - 26. Так как автор намерен и дальше сотрудничать с журналом (в ближайших номерах мы будем публиковать первые главы его книги "Илья Дувалов"), редакция решила познакомить читателя с творческой мастерской Г. Катеринина. В данной подборке публикуются отрывки из рабочих записей писателя, наиболее ярко, как нам кажется, характеризующие Г.К. и его творческое кредо.
Вячеслав Новиков -
редактор журнала "ИДИОТ"
г. Витебск, январь 1994 г.
Реминисценции:
001
Писательство - занятие вовсе не праздное и нисколько не сказочное... А жизнь пишущего совершенно не преднамерена. Иначе говоря, можно будто бы и не быть беллетристом, не писать жанровую прозу, но всё же оставаться писателем в жизни, творцом художественным в мыслях и чувствах своих.
В занятии "писать жизнь" скрыт, пожалуй, тот парадокс, который разрушает наше привычное представление о социальном положении писателя. И далеко ещё не ясно: романист ли или рассказчик - писатель... Или всё-таки тот, кто, проживая жизнь, описывая её, остаётся вне жанра?..
30 сентября 1982 г.
002
Важна не действительность, а вера. И подчиняться человек должен последней: ведь вера и только вера способна преображать жизнь.
003
В жизни - мы все животные. Но в делах своих - мы люди. Мы люди хотя бы потому, что делаем много не для хлеба только.
004
Всё, что создаётся человеком, может быть переделано. И всякая мораль нуждается в переосмыслении.
005
В творчестве самое страшное не в процессе, а в результате... Кому пишется и для кого?.. И если уж зарождается предчувствие, что писать не для кого, то крах или неминуем, или пришёл.
... вот почему мне так невыносимо мучительно под тридцать три года.
006
Я думал о смерти, словно о будущем. Но она таится в каждом часе и каждой минуте. Она торопится скорее тени, чтобы мы, ловя её страхом, исправляли жизнь свою.
007
Для меня бесспорно, что цивилизация уводит нас всё дальше от нашей природной сути. И одна только природа человека не может соперничать с природой всего сущего. Это всё равно, если вдруг одна рука вознамерится сражаться со всей плотью, всем духом человеческим... Нет, значит, природы отдельно человеческой...
Мичурин в своё время сказал вздорные слова. Не может быть у нас задачи брать "милости" от природы, нет у нас на это права. И Энгельс оказался совершенно мудр - он понимал, что в природе существует возмездие за всякую маниакальную бесцеремонность.
Не в грабеже, но в постижении природы и только природы неизменно созидается человек.
008
Если уж говорить о языке произведения современного писателя, то прежде нельзя не признать, что наш народ говорит, в общем-то, одинаково. Разница лишь в грамотности, то есть, в точном чувствовании значения слов в разговорной речи.
И уж если бы мне подсказали, что язык наш стилизован, что он, скорее, язык советский - я бы возражать не стал.
009
Ждать зрелости, просто ждать - пагубно. Человек такое существо, что без тренировки ему никак нельзя. Важно лишь не выскочить за грань призвания. А учёба - неотъемлемое свойство всякой профессии. Ведь природные данные - далеко не всё.
И так уж современный человек утрачивает способность к самовоссозданию. Без помощи ему никак теперь не обойтись.
010
Идёт человек нараспев... Ждёт лучшего, жаждет лучшего, рвётся к нему. А у другого сердце не поёт - замолчало сердце... Другого одолевает жизнь. И он не станет слышать звучащее сердце.
011
Мы привыкли просто-напросто всё округлять, вырисовывать искусственно, выращивать кораллы в лабораториях... И, увы, не помним уже, что по-прежнему, как и встарь и всегда, кораллы образуются и сами по себе - пусть некрасивые, неправильные, неудобные и ненужные для сегодняшнего человека, но образуются.
012
Мы так привыкли называть Родину матерью... Мы даже слово "Мать" представляем себе неизменным - и знаем разве то, что оно свято. Но тот, кто в женщине, вскормившей его, мать не признал, тому и Родину свою узнать трудно. Нужно ли искать виноватых? Наверное, нет, когда суда нет... Но вдруг в нашем воображении встаёт женщина - и мы всё путаем: что Родина?.. Что Мать?..
• Мне скажут: Родина - это страна... - И я не поверю;
• Мне скажут: Родина - это мать... - Я преступно не поверю;
• Мне скажут: Родина - это жена... - Я по-мужски не поверю;
• Мне скажут: Родина - это дети твои... - Я промолчу...
Но им (другим), спутавшим судьбу мою:
• им, занёсшим руку над Страной моей;
• им, оскорбившим мою Мать;
• им, надругавшимся над Женой моей;
• им, топчущим моих Детей!..
Что им "ЧТО" на Земле нашей?..
***
В Стране-пленнице, выдрессированной для грабежа, - моей родной Маме, умершей после родов; Жене, которой у меня никогда не было; и отнятым Детям моим - мне говорить нечего...
И что же Родина - вечная наша мать?! И женщина?! И Наши с тобой Дети?!
Что же принадлежало нам в жизни нашей?.. И что в жизни нашей ясли-сад, школа да работа?..
Во имя чего? Во имя какой несусветной дури было так заведено?
***
Сердце Женщины!.. Чего хочет это сердце? Чего ждёт от Родины? Чему научилось оно у вечной нашей Матери?
013
Мы узнаём о своих пороках достаточно часто, когда нам не говорят о них, а когда мы обнаруживаем те же пороки в других.
014
Надо признать, что к тридцати пяти годам писать что-то новое я уже не могу. Не знаю, утрачено ли мною или приобретено?..
Жизнь предстаёт передо мною в неизвестном своём качестве... И, при полнейшем отсутствии ярких новых впечатлений, она будто бы обращает меня неизменно к прошлому, как бы подсказывая, что всё лучшее там, позади... И мой долг остаётся теперь в том, чтобы возвратиться ко всем своим рукописям - воссоздать то, что уж более никогда не повторится.
015
Наша литература возродится... Она вылепит героев из прекрасных помыслов и надежд живых людей. Она вдохнёт эти помыслы и надежды в строки... И когда-то станут понятными герои былой несоветской литературы - каторжно возрождающейся литературы мира.
Разобьются, кажется, наши прототипы-полугерои, но сколько родится иных и взамен... Такого обновления человека, я уверен, не узнает ни одна литература планеты.
016
О, Это Время! Милые мои. Это время столько убило красоты... И теперь для моих жадных глаз почти ничего не осталось. Красота примята, искорёжена в нас... Неужели же мы должны воспеть такую "красоту", будто куски оборванной и гнутой жести? Это вызывает отчаяние. И если бы не моя вера в возрождение, мне не для чего было бы жить.
017
Пожалуй, человек более всего искренен, когда ненормален.
018
Пропасть "коммунистической" веры заполнялась трупами... Пропасть между истиной и злобной волей человека...
Это - наш социализм, уродливо-искусственный, надуманный идиотами строй, со свитой поборников и палачей - строй, отдавший право ублюдкам наполнять трупами пространство, Богом не пройдённое, Природой не рождённое - данное Диктатору его же волей, самозахватно...
Это всё, быть может, последняя дань "религиозному" экстазу...
Один, правда, увещевал - другой обязывал... Что совершенно не меняло общей картины - вздорной и бездарной.
Это и есть идея социализма - идея вины многих за невозможное счастье некоторых... Таков и фашизм: таким оказался бы всякий коммунизм - по такому пути шёл наш социализм...
019
Противоречия меж детьми и родителями неизбежны. И никакое воспитание, никакой показательный пример не могут способствовать тому, чтобы шествие тех и других было единым и направленным иначе, как не в сторону выхода... Мы проходим - им ещё нужно пройти...
Естественное движение человека... И движение ускоренное, насильственное... Школа учит, школа требует... И во имя интересов школы сын или дочь невольно совершают беззаконие пред своими родителями, которых школа давно не учит и совершенно не требует от них никакого ученичества. Идея дробится... Тот или иной учитель, та или иная школа... И работа взрослых - та или иная... И семья - вовсе не одинаковая везде. Остаётся частная жизнь. И тут вновь на арену выступает общество. И что же проповедует общество во всех своих звеньях?..
(Конечно, вполне можно было бы ограничиться единой идеей об обществе, и при этом принести себя в жертву. На этом строилась всякая религия, как и всякая религия рождала своих атеистов).
Что же касается жизни самого общества, то и в этом каждый видит своё - не слеп, не бессловесен человек. Тогда уж идея измеряется силой и согласием. Кто кого за собой ведёт? Вот и поставлен роковой вопрос. И каким бы выверенным ни оказался ответ, он непременно укажет на то, что есть сила, власть, государственность - и живой человек не волен этому не подчиниться, если он не ребёнок, не умирающий, не юродивый...
И ещё один элемент - самый определяющий: все звенья нашего общества, все его институты, всякая производственная, профессиональная, социальная сфера предъявляют человеку разноречивые, исключающие друг друга требования. Как может при этом существовать семья, если она состоит из индивидуалистов поневоле? Какие могут слагаться человеческие взаимоотношения, если чисто природное, настоящее, присущее человеку - отдано на откуп интересам цеха, как отдельно распаянного кольца всей несобранной цепи нашего строя жизни. Кто же при этом мужчина? Кто женщина? Кто их ребёнок?
Определилась частная жизнь каждого отдельного человека... И разрушилась традиция, полетели ко всем чертям нравы, стал нищим духовно человек только лишь затем, чтобы как-то упорядоченно просуществовать - все стало его частным, никому не потребным делом!
020
Теория не только мертва - теория бесстрастна. По ней могут жить ленивые и дурные люди. Они превращаются в летучих книжников или сладостных фарисеев, но они никогда не бывают людьми иначе, чем просто животными. И я содрогнулся бы однажды, узнав, будто возможна жизнь под копирку с самой изумительнейшей теории.
Нет! Теория - только лишь слепок с Практики. Теория - Маска великого Усопшего. Возможно ли примерять на себе посмертную маску кого бы то ни было?!
021
Вся моя нелюбовь к человеку, если она только есть, означает лишь то, что он недостаточно свободен и горд.
Слабости нужно, говорят, прощать. Но слабости принижают человека - его трудно за это любить. Разве не слабость духа то, что рождение чего бы то ни было бездарного убивает возможное рождение истинного? Разве женщина - дивный слепок жизни - мучаясь в родах, мучаясь в браке с нелюбимым, имеет право заносить свою бессильную, беспомощную руку над каждым нерождённым ребёнком?
Человек слаб, человек жесток в неспособности своей... Его трудно поэтому любить...
022
Искать непорочность в женщине - всё равно, что уличать человека в бесконечном несовершенстве. Это значит - спросить у женщины, кто она есть? Это значит - потребовать от неё женщиной не быть. Это значит - взять на себя неисполнимую, непростительную бесцеремонность следить за каждым кусочком её пищи.
Мораль - страшная штука. Страшная в том, что та чистоплотность нравов, поборницей которой она неизменно выступает, не может, не должна быть врождённой и постоянной.
023
Истинные взаимоотношения всегда стихийны. В них нет и не должно быть предопределённости. А всякое специальное построение взаимоотношений - уже есть насилие. Ведь предугадать настоящее развитие человека никому не дано. Здесь бессильны знания, теории, институты, и даже общество: человек всегда умел уйти от всего подобного в естественное русло - туда, где единственно возможной представлялась ему жизнь.
024
Лишь в недрах нашего подсознания зреет прекрасное...
Как не может быть прекрасным тело, только тело, когда на нём одежда, так и не может быть прекрасной человеческая душа, если она облачена в знание. Когда всё осознанно, когда нет таинства - тогда и нет того, посредством чего созидается всё на нашей грешной земле.
025
Не оттого ли мы боимся правды, что не хотим, чтобы о нас вовсе не думали мало? То есть: мы стремимся всегда закрепить своё право на простор, свободу... Мы как бы окутываем себя дымкой самомнения, над нами парит своеобразный ореол самосознания - и поверить в чужую правду о себе самих нам никак нельзя. Пусть другие "допишут", "дорисуют" нас, пусть они идеализируют или даже обожествляют нас, но только в нашем значении и нашем понимании самих себя. Узнавание всегда отрадно - оно укрепляет нас в собственной вере. Но когда "Ты" в своих глазах - не "Ты" в глазах другого, как жить тогда, во что верить?
Мы боимся чужой правды, сторонимся всякого недоверия - и не в перепалке и брани бьём себя в грудь... Мы таимся, пряча себя и цели свои... Мы рискуем стать неинтересными для всякого, перед которым раскрываем себя полностью... Наконец же!.. Мы не вправе позволить кому бы то ни было воспринимать нас однозначно, статично, утилитарно... Мы - люди! В этом наше главное достоинство. И никому не дано отнимать часть от целого, разрушать нас...
Мы лжём, спасая себя... Мы окружаем себя пустотой... Только потому, что стали функциональными варварами, стали откровенными, беспардонными потребителями...
026
Основа жизни человека - здоровая личная жизнь, обусловленная не запретной любовью, а свободной. И тогда, если всё прощено и понято - жизнь ради живущего...
027
Поумнеет ли когда-нибудь Россия или, натешившись вволю добрым и мудрым благодушием своим, проживёт все свои безоблачные столетия безо всякой злой хмари на очах своих, челе своём, являя миру всегда русскую святую простоту? Поумнеет ли когда-нибудь русский человек - не по крови - по бессмертному духу своему?.. Вот какую загадку никогда не разгадать Истории!..
028
Самое доброе, что есть в человеке - это продолжение себя. С этого начинается женщина. В этом заключается вся её любовь.
Представь, что и мужчина всякий был бы одержим единственной страстью продолжать себя в детях... Не случилось ли бы тогда того, что всё наше человеческое общество, занимаясь самовоспроизводством, сохранялось бы только, как Вид, с единственно развитым инстинктом самосохранения? Пришлось бы разве тогда говорить не то что о культуре человека, но и о самом человеке?
Во всём необходима одна лояльная и бесталанная штука - чувство меры. Эта извечно известная мысль, обсмакованная вполне, уж никак не приемлема для людей одержимых... Она чрезвычайно плоха для фанатиков.
029
Только гордая любовь, венчающая жизнь и человека, получает право на признание. Такая любовь если не всесильна, то истинна настолько же, насколько истинна сама жизнь... Но кто и кого любит?..
Женщины говорят, что перевелись мужчины... А мужчины молча ищут женщин... Только те и другие остаются несчастливыми...
Женщина превратилась в человека?.. Но в кого превращаться мужчине? Всё вздор!..
- Ах, и сюда вмешались социальные мотивы! То-то будет праздник!
030
Делать нечего... Стремление сохранить все свои записи оборачиваются худшим. Мне приходится не только дурно врать, но и откатываться назад. С одной стороны, я непременно искажаю действительность, не исказить её не могу, ибо "мысль изречённая есть ложь", с другой - заведомо лишаю записи свои какой бы то ни было образности. Но, повторяю, делать нечего. А потому уповаю лишь на то, что и это сослужит хоть какую-нибудь службу даже и в том случае, если предпринято всё это лишь для очистки собственной совести.
031
Вдохновение представляется мне способностью вдыхать жизнь... Будто выходишь из очень душной комнаты на свежий воздух... От первых судорожных глотков пьянеет голова - приходит воодушевление... Но вскоре это проходит - и тогда ровное и сильное дыхание чистым и здоровым воздухом даёт единственную жизнь всему, что выходит из-под пера.
032
Каждый труд - таинство. В нём отражена мечта человека...
033
Когда я читаю строчки какого-нибудь "счастливого" литератора, зарабатывающего деньги писательским трудом, имеющего вполне определённое и заслуженное имя, мне так и хочется писать самому. И знаю, что не будет у меня ни его (литератора) изощрённости строк, ни высокого профессионализма, оправдывающих и его намерения и его имя...
Всего этого не будет у меня и не может быть. Потому что моё самолюбие иного свойства: я не в лучах славы и даже вне собственного признания... Мне хочется только писать о другом. И я надеюсь это когда-то сделать.
034
Художник не может, не должен идеализировать пороки в человеке. Он не должен восторгаться тем, что в основе своей порочно, как бы внешне оно ни было эффектно или даже красиво.
Дурные наклонности вожделенны только для того, кто ими обладает. И тот, без напряжения, будет говорить о человеческой доброте, равно как и о человеческой ничтожности, не понимая только одного - главного: нет качеств и свойств в нас самих по себе; это разве в школьных сочинениях позволительно давать характеристики персонажам, ограничиваясь голыми и пустыми эпитетами - человек же (всякий) важен и значителен не отдельными своими проявлениями и поступками; человек - это вся его жизнь, ценность самая непреходящая... И коль уж позволено человеку питаться всем, довольствоваться всем, и быть, не взирая ни на что, предметом нашей любви, то простится ему и отдельный его первородный и последний грех - слитое в целое, добро и зло...
Единственнее жизни ничего нет, ибо всё совершается только в ней... И художник говорит об этом и понимает это, не позволяя себе столь малой малости, как приписка каких бы то ни было неземных добродетелей своему же собрату, тем ответственнее - умершему... Иначе будет: человек фарисействует, прославляет ныне себя - святынь у него нет, чести нет, как нет и никакой доброй памяти или благодарности... Отвратительнее всего это проявляется в "рыцарях" сегодняшнего дня - завтра они сменят доспехи и переоборудуют свои кузницы...
035
В творчестве есть один очень важный элемент. Как и во всякой работе, здесь необходимо осознавать тот конечный результат, то применение своих усилий, чтобы созданная вещь заняла какое-нибудь определённое место - и хотя бы в малом удовлетворяла существующие потребности. Вещь же, заключённая в себе, висящая в воздухе, не только может развалиться прежде, чем найдёт основу, но и абсолютно или совершенно невозможна, как невозможны ни нимбы, ни ореолы иначе, как вообразимые, воображаемые картинки...
Искусство, напротив, даже если оно и миражно, даже если оно дублирует мысли, чувства и мечты наши - остаётся осязаемым в форме своей. А значит, к нему можно прикасаться не однажды - оно бы не рассеивалось ни при лучах иных, ни при ветре...
Жизнь - не пустыня, в ней есть чтимые оазисы, она наполнена бесконечными ценностями, которые и составляют её основу. И когда искусство громоздит свои ценности упорно, упрямо, навязчиво: когда подменяет, пуще, ими жизнь, то уж и впрямь чудятся миражи вокруг. И разве убедительны такие миражи, которые обрушиваются на действительность, кричат о себе, как о яви, хотя никто их видеть и слышать не могут? Вот проблема, вот труд, вот что должно непременно увенчаться формой. Чтобы итог, результат, будто в поговорке "конец - всему делу венец", всё же остались видимыми, осязаемыми. А уж удовольствие или наслаждение от процесса - хмель ли, самоопьянение - дело личное... Вот и предпочти что чему: результат ли, форма ли или добросовестный поиск?
036
Зарываюсь я каким-то странным образом. Сколько ни работаю над рукописями, всё углубляюсь и углубляюсь. Количество записей растёт - и конца этому занятию не видно. Системы нет, стройности - и до дна никак не достану. А просто: жизни нет, но представляется, что интерес к ней утрачен. Ведь не так всё: жизнь моя в работе заключена, только основы нет - и плодов нет жданных.
Устал я... И от этого мысли о бесплодии мучают.
037
Младенец совершает все естественные движения организма и духа своих безотчётно... Поверю, что и младенец-художник не в состоянии следить за настоящим художничеством в себе: он смутно оценивает результат сродни ощущению... Он чувствует воздействие совершённого на себе. И когда ему от этого нехорошо, а ухаживать за собой он ещё не умеет, тогда... Впрочем, многие бросают это "грязное" дело сочинительства. Но немногие инстинктивно растут далее, не заботясь при этом о своей "опрятности". Наверное, я хочу сказать расхожую истину: дескать, во всяком росте много нужно дерьма съесть. Тем более, что нынешняя жизнь и наши нравы не позволяют даже детей воспитывать по должному...
Читать, смотреть и слушать не обяжешь - и недоросли, и никчёмности никому не нужны. И что толку, если мать выгораживает своё дитя, а тот - глух и нем, и слеп.
038
Потребность в многолетнем моем поиске отыскать и прежде объяснить некую мою жизнь и правду рождала во мне мысли. Пусть это скучное и маловыразительное занятие, тяжеловесное в восприятии, не украшало ни мою, ни чью иную жизнь... Но в этом было движение, активная деятельность чувств и ума.
И при нормальном моем восприятии мира, где удовлетворение личное отодвинулось бы достаточно далеко на второстепенный план - вполне возможно обрести удовлетворённую совесть и уверенность в собственном своём предназначении.
039
Почему так получалось, что все лучшие слова свои я говорил любимой? Почему лучшие мои строчки - строчки к любимой? И приходило непонятное время, когда не говорилось и не писалось... Признаться ли? Но в чём? Разве ждал я любви за слова мои?.. Так почему я перестал говорить и писать для любимой?
040
Предисловие - своеобразное объяснение автора. В нём - знакомство с читателем. Оно - ворота в мир книги. Автор, склонный к объяснениям, представляется мне стражем некоего хранилища: он выходит навстречу читателю, и ведёт его к созданным или собранным им сокровищам. И пусть кажется нескромным подобный хозяин - от этого он не перестаёт быть щедрым человеком, зовущим за собой. Но когда радушие неискренне и показать нечего, тогда пусть упрекнут не только в нескромности.
041
Раб собственных строк никогда не станет писателем: никто не просеет его бесконечных записей, а значит, никто и ничего не обнаружит в его незавершённых стремлениях. Философия его так же убога, как и жизнь его...
042
Разговор о деле - ещё не дело. И часто случается, разговоры остаются, а с человеком ничего хорошего так и не происходит. Более того, приходит трагедия: гибнет человек за собственными разговорами, зарывает себя заживо - в себе себя хоронит.
043
Раскрывать секреты явлений часто не менее порочно, чем разрывать могильные холмы. Нет, я не о забвении мыслей и чувств говорю. Кто-то поведал кому-то секреты своей любви, разрыл в безжалостной честности душу свою и любимого - и там, в душах, захоронил любовь.
А когда хочешь писать книгу, и выдашь секреты своего труда, то не случится ли ещё одно, возможно, последнее захоронение? Не расскажешь ли ты себе, как и о любви, так много, что и книгу, как любовь, потеряешь? Зачем любить и зачем писать, когда всё уже не раз пересказано? И любой анализ, любое расчленение таинства - что сказать? - кладбище... И страшно подумать, сколько омертвления!..
Но всё равно: сколько безумцев страстно разрывают захоронения! Понять себя, понять любовь, понять жизнь?.. И последние силы - творчеству? Хватит ли человека?..
044
Свидетельство о моей жизни... Это письмо, это мысли и чувства, желания и надежды. И всё это может быть сконцентрировано не обязательно в писательстве. Это может остаться и так, само по себе - в моих записях, в долгом рассказе о самом себе.
Я бытописую жизнь... Чем отличается моё занятие от творчества, труда литературного? Почему с полным правом я не могу считать себя писателем? Живу я так, будто книгу нескончаемую пишу. И даю характеристику всему тому интересному в жизни, что взбудоражило меня. И кажется мне, будто книга "моя" сама пишется, а я выступаю в роли критика. На самом деле ничего подобного нет! И чтобы не вводить в заблуждение ни себя, ни кого бы то ни было, я должен честно сознаться, что писателем ни в коей мере не являюсь, потому:
• не беру ситуацию;
• не рождаю героев;
• не завязываю действие;
• не разрешаю конфликты...
Наконец, не даю "жизни" никакой литературной работе, и не "думаю" в письме по поводу настоящей литературной жизни героев. Жизнь моих героев - слепок моей жизни, меня самого... Я фиксирую, я пытаюсь избежать всякого вырождения, всякой гибели...
Я бытописую жизнь... И это не творчество, не литература. Преодолею ли когда-нибудь этот барьер? Кажется, что нет. Я бытописую жизнь...
045
Странную вещь я обнаружил однажды. Долго мучился, ничего не мог написать. И вдруг!.. натолкнувшись на старый набросок, я увидел образ. И тут же ощутил, что он (образ) умеет видеть и чувствовать. Я ненадолго задумался. И вышло, что мне достаточно ощутить образ, но ощущать действительность его жизни я не в силах. Странное и, кажется, туповатое объяснение, но что добавить? Без образа ни одной живой точки не выходит. Потому, что я ничего не могу, а образ рисует вместо меня - и получается живо, интересно. Так какого же чёрта я ему мешаю? Все актёрство виновато. Играю художника, воображаешь? Играю художника. Помню, что художник. Я всегда, оказывается, боялся этого.
Нет! Тут уж не до ролей. Только не знаю: можно ли образы такие играть? Кажется, что можно, а не решаюсь. Идиотский глаз со стороны - следишь за самим собою. Я теперь заключаю, что пока картину пишешь, сам её не видишь. Только потом, потом... когда всё позади. Вот какая штука.
046
Я, наверное, умер бы, не имей возможности соединять себя иногда с ручкой и бумагой. Я всегда пишу не так, как мыслю и чувствую - я просто не успеваю фиксировать падающие слова. Я роняю себя, жизнь свою. И всё же многого достигаю в передаче всего, чем наполняюсь.
Да, я умер бы без работы над листом. В этом не прихоть моя, в этом - панацея, самооблегчение. Болею ли я над листом, радуюсь ли или дрожу, схожу с ума или вдруг вижу, что недосягаем для самого себя - всё родит только то сознание, что я - человек. И тогда уж я ни за что не скажу, что живу зря. Я умер бы без строк...
047
Я никогда не перестану удивляться тайне образа. Он живёт, как и рождённый человек. И перо только помогает ему, словно материнские руки. Но когда я понимаю, что пишу один я, мудрствую один я, то, хоть убейте, а не скрыть мне своих хотений. Так мать, рассказывая о своём сыне, всё-таки рассказывает прежде о себе? Невозможно ведь ей видеть и слышать мир подобно ему. Но... вдруг ребёнок заговорит в ней - и тогда не только она, а и любой другой увидит и услышит её сына. Как не поклониться в сердце своём такой матери!
Наверное, поэтому я никогда не пойму насилия над людьми, и только поэтому в понятие "воспитание" я вкладываю единственный смысл - проявить человека. Необходимо учиться умению переводить все мысли и дела на человеческий язык. Тогда и мир мечты, мир детства нашего сохранится и прорастёт.
048
Я отталкивал своё настоящее, чтобы рассмотреть его в будущем. Я превращал его в прошлое, чтобы понять и себя, и нашу жизнь.
049
Я чувствую, как наполняюсь какими-то соками мудрости, как эти соки питают меня. Я чувствую, какую силу они вливают в меня... И сердце моё смягчается от мудрости, от любви, от сознания ослепительности жизни человека. И силы мои кажутся беспредельными, как мир... Вот ощущение свободы ради творчества, в процессе его...
050
Наше короткое свидание с жизнью... Оно не проходит... Но как бесконечно долго мы торопимся на свидание к ней, чтобы оставить в её памяти лучших себя?.. И, кто знает: помнит ли жизнь всех, кто однажды обезумел от любви к ней?
051
Не всё можно говорить и не всё делать... Это так - только тогда, когда человека потерять боишься. Но потом...
- Да разве всё непременно так? И всё скажешь, и всё сделаешь, и ничего не побоишься - не скрывая же себя, завоёвываем любовь к себе? А уж и не завоюем (цену себе знаем), и знаем, что любви избранного недостойны или не нуждаемся в ней... Поди, разгадай...
- Только так непременно скажу: себя зрелым человеком рано или поздно необходимо признать. А уж не обнажиться там, где всякий обнажается - никчёмно, вовсе никчёмно... Всё равно, что в бане в костюме помыться...
052
Но почему именно человек взял на себя миссию править природой? Только ли потому, что наделён данным ему разумом, способностью предвидеть результаты своего поведения?.. Это совсем не так - и никакого такого разума у человека никогда не было и быть не могло... Тем более - в практической его деятельности энергия расходуется на преодоление совершенно ненужных для дела препятствий.
... состязательности предпочитается грабёж, так нужный человеку в ситуации выживания... И всё же: почему человек всё более и более думает о себе самом, о собственной жизни своей вместо того, чтобы отдавать себя, жизнь свою иному предпочтению - делу, работе, творчеству?..
... и здесь ограбят, спасибо не скажут... Ни человеку, ни жизни будущей ничего не отдадут... Что это? Вырождение человека? Предел его правды и веры? Как-то странно всё это, очень странно... Можно ли понять это, смириться с этим?
053
Если справедливо то, что человек может упустить свою жизнь, превратить её в нечто несобственное, принадлежащее уже не жребию, не случаю, не судьбе, а только жалкой, беспросветной зависимости ото всего - остаётся возвратиться назад, и спасти, вернуть не вчерашний день, а и позавчерашний (пусть даже ценой остановившейся жизни)... Но начнётся ли тогда самое трудное движение человека к себе - отступление, единственно возможное, справедливое?
Переразвитие, как всякий преждевременный успех, приводит к падению... И восхождение к себе невозобновимо, если человек надорвался.
054
Нужно утратить всякую способность защитить себя или же лишиться начисто человеческого достоинства, чтобы, наконец-то, посметь обвинить человека в злой его природе. Нужно стать просто беспомощным - и ты увидишь, кто зол, а кто воистину добр... Ещё успей, при этом, распознать самого себя: осознать, кто ты для других... Может быть, только тогда ты приблизишься к правде...
055
- Укажите же мне самого несчастного!..
- Да вот он, тот, кто только живёт!..
056
Бессилие в жизни - свойство творческих натур. Именно то, что человеку не удаётся в жизни, уходит в область искусства. Но, возможно, позже бессилие художника оборачивается силой для людей - и тогда замечают, наконец, кто был человек...
057
Где и подумать человеку, как не в дороге! Где ещё так вольно ожидание и ленивы мысли? И если сердце твоё с тобой, то чего ещё желать? Но уж если сердце твоё в начале пути или в конце, то наверняка едешь не ты, а непонятно кто...
058
- Когда жизнь прижмёт тебя, тогда ты займёшься тем, на что способен. Тогда посмотрим, какой ценой ты будешь выживать!..
059
- Как любил я играть в жизнь! Как жаждал постичь все тайны этой игры! И часто было мне всё недорого, и проигрывать я не боялся... Но застигло время другое, а рассчитаться нечем. Что же, не играть более? Или быть готовым ко всему?..
060
Кто виноват, что человек не открывается? Конечно же, тот, кто о нём судит!
061
Куприн сравнивал музыкальный слух с любовью... И почти доказал, что любовь есть искусство. Сомнений у меня почти нет: для настоящей любви - впрочем, как и для прочего настоящего - необходим талант.
И слёзы любви - талантливые - нередко сродни восхищению: их восторг - это восторженность человеком, преклонение перед чувственным даром. Так шедевры, в которых всегда есть откровение, воздействуют на душу... Только человек холодный, человек циничный, уставший от чувственных потрясений, человек, закрепощённый эмоционально, не способен уж радоваться ничему.
062
Если бы... Если бы смерть не стучалась в нашу жизнь, не напоминала о себе, будто некий страж при нашем свидании с миром... Что бы сделал человек! Не убоялся бы Бога... Не застыл бы в мучительном раздумье продолжить себя, дело своё?..
063
Стремление к хорошей жизни... Вот что толкает людей на безрассудство. Что ж, это почти понятно. И всё же не хватает слов, или их вообще нет... Конечно же, нет, если никак понять не можешь: а что же это такое - хорошая жизнь?
064
Один только чёрт не уповает ни на что...
065
Вся жизнь... И одна вера взамен!.. Но кто скажет, что в вере не только крест, но и плен? Пленён верой человек, схвачен - а прекрасен... Ибо не сокрушается от жизни весёлой и вздорной. И мгновений поэтому нет жизни такой у человека... Потому как обет дан единственный - верой оправдан и ею же спаян - и жизнь, и впрямь и отныне, вся принадлежит человеку.
066
Хорошие отношения не вредят никому... Мало того, они должны быть только хорошими или никакими. Остальное - действие, борьба.
067
Думается лучше и точнее, чем высказывается. Поэтому важно уловить ощущение, движение мысли в себе, а, если удастся, то и в другом... Не мысль, выраженную словом, а ощущение: внутреннее настроение, что ли, некую сосредоточенность, созерцание... Транскрипция же может быть при этом какой угодно, но только своей.
068
Известное оригинальничание и вычурность утомляют гораздо убедительнее, чем старая и добрая традиция.
069
Люди счастливы часто и потому, что в благолепии и благополучии умеют остаться-таки высокоорганизованными животными.
070
Как порой необходимо понять и оценить проходящие мгновения: суметь услышать, как миг качнётся, и не оставить его безответным.
071
Мне не хватало доброты, моей доброты. А без неё невозможно писать и невозможно жить.
072
Я не сохраняю верность тому, кто во мне не нуждается. И если во мне не нуждаются все - я человек неверный.
073
Мужчина - двигатель (сердце) человеческого ремесла, а женщина - ландшафт (душа) того же ремесла.
074
Нужно мыслить высшими категориями. Своё "я" иногда полезно втаптывать в "грязь"... Этим, хоть в малой степени, мы избавляем себя от страданий, нам не свойственных, нами непереносимых... Но, предпочитая собственное "я" всему остальному, мы превращаем себя в великих мучеников. Нам недоступно отныне расслабление, раскрепощение - и мы поэтому не обретаем ни собственного лица, ни своего голоса. Мы не живём истинной своей жизнью, превращаясь в раба собственного местоимения...
И этого человеку более чем недостаточно! Ибо эгоизм не ведает утоления даже при посредстве абсолютной власти. Ибо, как и чем можно заполнить именно то, чего нет?..
Данное человеку свойство самосохранения и самосознания, как продукт биологический и продукт духовный, в его же противостоянии со смертью не ведает пределов... И одно только это свойство порождает эксплуатацию. Можно даже предполагать, что танатофобия разделяет нас на рабов и тиранов. А уничтожение настоящего, подлинного "я" своим же собственным эгоизмом - есть самое нелепое и самое изощрённое истязание. Это уже варварство!
075
Нет, вероятно, такого художника, который не видел бы мир по-своему: как впрочем, и не бывает такого человека. Но почему-то именно художник раздражает более всех... Ему не верят на слово, и над ним потешаются... И это уже несправедливо. Ибо глумление над творческим человеком есть глумление над собственной жизнью.
А свободный труд, то есть труд творческий, возможен при отсутствии власти.
076
Что может не дать человеку с задатками художника проявить талант? Какие силы чудовищные способны истощить или загубить дар, Богом данный? Что так разматывает клубок жизни нашей да обрывает нити, чтобы оставались никому не нужные ниточки?
Отвечая вначале и прежде, художник спасает своё ремесло...
077
Я за качественную красоту человека в искусстве, я за нравственно красивого коммуниста, если таковой сыщется!..
078
Хочу делать интересно работу, и могу... Я упорно представлял себе, что писать - достаточно и единственно. Но это вовсе не так. Это безысходно, если нет спроса. Я не хочу утверждать, что писатель не может состояться без второй работы. Но без деятельности, пусть даже сугубо личной, писателя не бывает. Что же за деятельность?
И не хочу ничего затрагивать кроме личного интереса, как явления более естественного, отнюдь не мелкого - а главного по сути!.. Вопрос лишь в том: кто человек? Чем живёт, болеет? Чего хочет? А если думает о мире, о людях, то этого чересчур будет - и о другом можно не спрашивать. Так почему же судят безжалостно прежде всего тех, кто жизнь свою переводит в строчки, в краски, в звуки? Почему его опускают даже ниже воров? Да потому же, что пользы от него меньше... И достаточно (вместо художника-человека) пользоваться его словом, линией, звуком... Этого достаточно, потому что это и можно употребить. У вора же возможности гораздо шире.
И скажут ещё, будто художник живёт для себя. Это что, чей это бред? Кто так усердно порочит его, дабы оправдать себя самого?
Я же не смеюсь, и не верю во все политические фразы... И что кому до того, если я хочу любить женщину, человека - три дня, три ночи, три года, и три столетия? Но не стану творить из политика, равно как и из вора, человека даже и три минуты. Ибо ни тот, ни другой не несут в себе того значения, чтобы можно было без греха запечатлеть их в искусстве!
И коль писать без успеха практически невозможно, то и не пристало взамен навязывать себе некие значимые сверхзадачи и цели. Ни к чему и это не приведёт.
079
Разве можно говорить "по душам" с теми, кто растревожил твою душу или кому растревожил её ты? И что, когда душа заражена не человеком близким, а какой-то нелепостью, вздором?.. Отказаться от такого "чужого человека, чтобы снять боль? Или "переболеть" как в песне поётся?