Потребуются самые обыкновенные вещи: спичечный коробок, чёрный скотч, желатин, нашатырь, кислая соль, пять граммов ляписа.
Кто виноват? Луи Дагер? Священник Гудвин из Нью-Арка? Или рочестерский страховщик Джордж Истман? В конце концов, именно камерой Истман-Кодак я стёр полмира и Наташу.
Карандашом я пишу на белой стене их имена. И в каждом имени мой лечащий врач видит симптом dementia praecox. Я одержим именами людей, стёртых из истории.
В тысяча восемьсот четвёртом, придавленный декорациями, погиб Дагер (короткая заметка в "Le Gazette"). Ганнибал Гудвин стал путешественником и без вести пропал в Чили (две строчки в мемуарах фон Бибра). Об Истмане вовсе не осталось никаких записей и воспоминаний.
Это моя вина.
Моя и маленького плёночного Кодака, который подарила мне Наташа.
До того дня я не брал в руки фотоаппарат. Иррационально боялся фотографировать, считая это редким типом социофобии.
Но Наташа.
Она сказала: сфоткай меня на фоне Гранд-Каньона.
Я слишком любил её, чтобы отказать.
Щёлк.
Не стало Наташи, вместе с ней исчезли каньон и река Колорадо.
Вторым кадром я стёр толпу японских туристов с фотоаппаратами и кладбище трицератопсов, занявшее место каньона.
Фотографируя, я уничтожал понятия. Мою любимую. Всех японцев. Все фотоаппараты на свете.
Смесь из желатина, нашатыря, кислой соли и воды следует нанести на внутреннюю поверхность спичечного коробка. Через некоторое время можно добавить слой растворённого ляписа. Я делаю это ночью, наощупь. На руках и одежде останутся коричневые пятна. Мне всё равно.
Как сфотографировать себя в мире, где нет ни одного фотоаппарата?
Дождаться утра. Спичечный коробок заклеен чёрным скотчем. В крышке я вырезал аккуратное отверстие. Мне разрешены прогулки, и я иду в сад. Нужно много солнечного света, чтобы коричневый квадратик ляписа превратился в мой портрет.
Я не появлюсь на свет, не вырасту в нелепого сутулого хиппи, не познакомлюсь с Наташей и не сфотографирую её.