Несколько крупных капель дождя занесло ему за воротник, он со злостью рванул его вверх и, стараясь не оглядываться, вновь понёсся по мокрому, в отсветах вечерних фонарей тротуару. Любопытство уступило привычной осторожности, холодная слякотная погода гнала его с опустевших улиц, и он попытался не думать о том типе в длинном узком пальто и низко надвинутой шляпе с широкими полями, который неотступно и не особенно скрываясь шёл за ним в течение получаса.
Стоило ему приостановиться у одной из витрин, как преследовавший его тоже останавливался и принимался разглядывать что-то на фасаде здания, терпеливо ожидая, когда он двинется дальше. Неожиданно возникло желание подойти вплотную к субъекту в широкополой шляпе и попробовать объясниться с ним, поинтересовавшись зачем тот ходит за ним по пятам, возможно, он принят за кого-то другого. И сразу же ему представилась бессмысленность такого шага. Скорее всего преследователь извинится и начнёт уверять его в том, что им просто по пути, что у него и в мыслях не было идти за кем-либо в столь поздний час по пустынным улицам, или разыграет смущение, будто он полагал, что следует за совсем другим человеком... И, разумеется, мгновенно исчезнет за поворотом.
Вот и замечательно, ведь так спокойнее и не придётся озираться, бесцельно петляя по городу под холодным дождём. Но в таком случае он вряд ли узнает о настоящей причине, из-за которой им так откровенно интересуется странный незнакомец.
' Грабитель? Но почему он выбрал меня? Где же его интуиция, если он так заблуждается? Или это маньяк, который приглядел себе очередную жертву?' -
И хотя последнее предположение было сделано не без иронии, ему вдруг стало зябко и тоскливо, он опять одёрнул воротник пальто и зашагал быстрее.
Преследователь раскрыл наконец свой зонт и широкополая шляпа исчезла на миг под его куполом. Расстояние между ними стало сокращаться, он ощутил это спиной и подумал, что необходимо что-то предпринять, но что именно, он не знал. Может быть, запутать его, укрыться где-нибудь и наблюдать за ним оттуда, растерянным, недоумевающим, как он снует из стороны в сторону в поисках, застывает в неизвестности, чтобы затем раствориться в сырой тьме ночи?
Стремительно повернув за угол, он почти вбежал в небольшое кафе, в котором судя по всему готовились к закрытию. По сосредточенно угрюмым лицам бармена за стойкой он догадался, что им не терпится вытолкать из крайне неуютного и сумрачного пространства нескольких оставшихся посетителей. Интуитивно он почувствовал, что причина такого нетерпения не может быть заурядной и ему её ни за что не разгадать.
Он подошёл к стойке и попросил рюмку водки чтобы согреться. Бармен уставился на него немигающим взглядом и не двинулся с места. Он повторил просьбу. И голос его прозвучал и в самом деле просяще, к его собственному удивлению, даже заискивающе. Бармен знаком подозвал официанта. Тот прибизился и тоже выпучил глаза на нового посетителя. Теперь оба глядели на него с откровенной неприязнью не говоря ни слова. Всё ещё ничего не понимая, он повернулся к залу. За ближайшим столиком сидел какой-то явно перебравший за вечер тип, но и в затуманенном, блуждающем взгляде его можно было различить ненависть и неподдельнуюзлобу, и взгляд этот был адресован, без всяких сомнений, именно ему. ' Что они тут все с ума посходили, что ли?' - с внезапно возникшим страхом подумал он. Казалось, ещё мгновение, и пьяный за столиком, не сводивший с него глаз, вскочит со стула и запустит в него одной из пустых бутылок, что были у него под рукой. Он обернулся к работникам кафе и увидел, что оба сжимают кулаки, едва сдерживаясь, чтобы не накинуться на него с побоями. Он собрался было проявить настойчивость и твёрдость духа, но что-то резкой болью отозвалось в груди, словно рвались бесконечные нити, соединявшие его с жизнью, и с этим вечером, и с неправдоподобной ситуацией, которой он никак не мог предвидеть, и потому он промолчал. Пьяный за столиком поднялся не без труда и угрожаще повел руками в его сторону. И затем он услышал официанта, проговорившего сквозь зубы: 'Вон!' Воли хватило настолько, чтобы подавить в себе, ослабить до безопасного мнимума внезапно захлестнувшее его сильное желание опрокинуть наземь этих мерзавцев, бить их до потери сознания, стереть с лица земли. 'Вон!' - повторил негромко бармен, сделав шаг вперёд. 'Вон?' - внезапно услышал он свой робкий, дрожащий, лишенный всякой надежды голос.
И это окончательно сразило его, он в полном смятении, провожаемый до самых дверей презрительными, ненавидящими взглядами, медленно вышел на улицу.
Дождь почти перестал, но зато намного сильнее чем прежде дул ветер, подталкивая в спину, пронизывая насквозь, усиливая тоску и страх. Следивший за ним человек в широкополой шляпе, о котором он успел позабыть, стояль поодаль, рассматривая что-то в витрине магазина. Они посмотрели друг другу в глаза, и тот, злорадно улыбнувшись, пошёл прочь. Он почувствовал лёгкое разочарование, наблюдая за тем, как его недавний преследователь сливается с ночной мглой.
Спустя несколько минут он находился уже на станции метро. Вряд ли он рассчитывал найти здесь избавление от гнетущей тревоги, страха, происхождение которого ему было неясно, может быть, страх этот должен непременно сопутствовать одиночеству, сжимавшему его в своих холодных объятиях с самого рассвета, едва только он в очередной раз пробудился к жизни, нехотя расставшись с ночным полубытием. В метро нетрудно было спрятаться разве что от дождя и ветра. Его нисколько не обескуражило, что платформа оказалась совершенно безлюдной, не удивило слишком длительное отсутствие поезда. И он вышагивал из конца в конец, чкасто поглядывая на табло часов над тоннельной аркой.
И вот пришёл поезд. Вагоны были пусты, машинист открыл дверь кабины, занес ногу на платформу, заметил его двинувшегося по направлению к дверям.
Лицо машиниста искривилось в ненавидящей гримасе, он поспешно вошёл в кабину, и через несколько секунд, так и не раскрыв вагонных дверей, поезд исчез в чёрной дыре тоннеля. Ошеломлённый, он поднялся на поверхность, под дождь, который возобновился с новой силой, и теперь длинными холодными струями заползал за воротник, колюче хлестал по лицу. При переходе улицы его едва не сбил автомобиль, он отпрянул и громко выругался. Дождь заливал глаза, его зазнобило, и он почувствовал что - то недоброе в последовательности эпизодов, которые произошли с ним в этот злополучный вечер.
Незаметно для себя он подобрался к автобусной остановке, укрылся под навесом, и вздрогнул, ощутив постороннее присутствие совсем рядом. В самом углу двигалось какое-то странное существо, закутанное в нелепые, рваные тряпки. Ему удалось разглядеть старчески сморщенное лицо женщины, в темноте тускло блеснул неприязненный взгляд пуговичных глазок, он отшатнулся, его повлекло в сторону, захотелось спрятаться, спастись от столь откровенной и совсем необоснованной враждебности. Старуха прошипела нечто, не без опаски направившись в его сторону, ему стало невмоготу, но он твёрдо решил остаться на месте до прихода автобуса. Однако ситуация изменилась: старуха подошла вплотную, сжала комочком беззубый рот и с видимым усилием плюнула в него. Сердце его зашлось в бешеном перестуке, непонимание удвоило ярость, он непроизвольно замахнулся рукой, и тут к горлу подступила тошнота, ему вдруг показалось, что он вот-вот коснётся чего-то невыносимо омерзительного, и он, резко повернувшись, побежал изо всех сил, не разбирая дороги.
Внезапно из-за угла дома выскочил автомобиль. Его слегка занесло на повороте, но в следующую секунду он нёсся к ослеплённому светом его фар, прервавшему свой бег человеку. Когда до прямого столкновения оставвалось несколько метров, человек отчаянным усилием воли заставил себя отпрыгнуть в сторону. Машина развернулась, и выхватывая глазами-фарами упущенную цель, снова ринулась к ней. Человек побежал, теряясь в смертноносных зигзагах света, рядом оказался узкий простенок- выход на паралельную улицу, он бросился туда и, минуя одно здание за другим, оторвался от преследователей.
Когда он решил, что может наконец остановиться и перевести дух, то обнаружил, что дождь прекратился. Но только он задумался о том, что происходит с ним в эту ночь, как дождь припустил опять и даже сильнее...
Редкие прохожие, встречавшиеся ему на пути, шли на него, не уступая дороги, отталкивая локтями, один из них издал злорадный смешок, когда он шагнул в сторону, стараясь избежать столкновения, другой столь вызывающе отпихнул его, что он проистановился на мгновение с намерением потребовать объяснений, задержался и тот, глядя на него с необъяснимой ненавистью. Он понял, что стоит напрасно, повернулся и зашагал дальше. Женщина под огромным синим зонтом, поравнявшись с ним, скорчила презрительную гримасу и негодуще покачала головой ему вослед.
Он направился к окраине города, ставшего почти невидимым под тяжелой и тёмной завесой дождя.
По дороге его стало знобить, он остановился у обочины и поднял руку навстречу скользившему мимо такси, уселся на заднем сидении, с некоторым колебанием назвал адрес и облегченно вздохнул. Машина проехала метров сто прежде чем водитель ударил по тормозам. Пальцы водителя побелели, стискивая руль, и он весь затрясся, похоже, с трудом сдерживая ярость. Глядеть ему в лицо не было необходимости - всё и так слишком ясно. Но вылезать из теплой машины он не спешил. Неожиданно захотелось умереть, а затем в него вошло пугающее безразличие к происходящему. " Выходи." - услышал он дрожащий от злобы голос водителя. Тот не сводил с него глаз, смотревших ненавидяще и брезгливо. Он медленно вылез наружу и с силой захлопнул дверь. Он почти не слышал грязных ругательств, посланных ему вдогонку, но был почти окочательно сломлен. Почти - потому что он все еще куда-то направлялся, не останавливаясь на секунду, не думая о происшедшим с ним за этот вечер, которому, казалось, не будет конца.
Шёл он больше часа, совершенно промок, но озноб прекратился, и он пожалел, что не взял с собой зонта. Вдруг ему подумалось, что он скорее вымок изнутри, как будто отсырела не одежда, а самое его существо, и не высушить его, не отжать, не обогреть.
Как только он пересёк улицу, направляясь в полузаброшенный и безлюдный сквер на краю города, его окружили, словно выросшие из под земли люди в одинаковых пальто с поднятыми воротниками. Они принялись его избивать, без каких-либо возгласов, сопения, шумного дыхания, ярости, что обычно сопровождают всякое побоище. Он не сопротивлялся, лишь закрыл руками смеющееся лицо, неловко отворачиваясь от ударов, которые сыпались на него со всех сторон.
Он громко смеялся, временами зажимая себе рот рукой, а когда из рта хлынула кровь, перестал это делать, унялся и смех, и затем перед ним, и под ним, и повсюду был один мокрый и холодный асфальт, и он совсем близко увидел, как лопаются пузыри на поверхности дождевых луж. Дождь подгонял и без того стремительные ручейки воды, мчавшиеся вдоль тротуаров к водосточным канавам и желобам, и вот они размыли лужу крови, в которой он наконец затих, и понеслись дальше, унося в себе тоненькие красноватые струйки.