Кауфман Михаил Семенович : другие произведения.

Мой Путь - Конструирование

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Записки известного уральскою инженера, ученого, изобретателя, конструктора


   0x01 graphic
  
  
  
  
  
  
  
  

Михаил КАУФМАН

МОЙ ПУТЬ - КОНСТРУИРОВАНИЕ

  
  
  
  
   0x08 graphic
  
  
   Кауфман Михаил Семенович
   Родился 12 августа 1935г. в г. Смоленске. В 1953г. окончил
   Свердловскую мужскую школу !1, а в 1957г. - Уральский Поли­технический Институт им. С.М.Кирова.. До 1960г. работал на Уралмашзаводе конструктором в экскаваторном бюро, а затем в НИПИГОРМАШе на должностях ГИП, зав. отделом СНС. В 1968г. защитил кандидатскую диссертацию по выравниванию нагрузок в планетарных передачах и опубликовал ряд статей по этой тематике. 12 авторских свидетельств, в, том числе на аксиально-поршневые пневмомоторы. Принимал участие во всесоюзных конференциях по зубчатым передачам. Председатель городской секции зуборезных работ и редукторостроения до 1991г. Руководитель неформального центра совершенствования передач и механизмов.
   На снимке: сборка планетарной передачи со сферическими опорами сателлитов. Слева - автор книги М.С.Кауфман.
  
   ISBN -без объявл. (C)М.С.Кауфман 1996
  
  
   МОЙ ПУТЬ - КОНСТРУИРОВАНИЕ
   Самостоятельно выйти на блага от разделения труда я пытался с детства, когда шестилеткой был заброшен войной на холодный Урал в 1941, остался без отца и жил с матерью-хирургом в дощатом бараке с выбитыми стеклами.
   Там я познал цену каждой досочки. Я жадно впиты­вал знания, мастерил из попавшихся материалов, в ос­новном из консервных банок, денно и нощно, Я отлич­но учился и перескочил под конец через класс.
   Физические кабинеты во Дворце пионеров и в школе были для меня фантастически притягательны, но я сфор­мировался механиком-конструктором и получил, таким образом, опережающий старт мысли и фантазии. Я ста­новился белой вороной среди одноклассников, увлекав­шихся спортом, играми, танцами.
   В старших классах я делал себе управляемые дис­танционно краны и экскаваторы, участвовал в выстав­ках и олимпиадах. Мысль моя была далеко впереди того, что я застал уже инженером, отлично окончив УПИ и благодаря этому попав в экскаваторное бюро УЗТМ.
   В школе отношение лишь одноклассников к людям с фамилиями, подобным моей, было как к чужим, а в ВУЗе эта дискриминация к происхождению уже прояв­лялась на госуровне. Поступление по специальностям физтеха мне было заказано.
   Теперь-то я не жалею об ограничении на выбор спе­циализации, потому что единственной конструкторской профессией в УПИ была ПТМ и ограничение подтол­кнуло меня к ней, считавшейся не престижной. Но ощу­щение дискриминации обжигало и подстегивало, как говорится, на всю оставшуюся жизнь.
   Чем-то надо было компенсировать эту ахиллесову пяту и это стало фактором стимуляции работы повышения всех своих качеств, в том числе и физических. Это нужно было уже в школе, где я начал заниматься спор­том лишь в конце, а теперь выбрасывал двухпудовку по 40 раз каждой рукой.
   Качества приближали людей ко мне, а фамилия отпугивала. В школе друзей почти не было.
   Когда в 1941-м закончилось мое безмятежное детст­во, я понял, а затем и почувствовал, что остался без крыши. Не только в смысле жилья, но и в смысле под­держки родителями, и как говорится, "мохнатой" руки. Понял, что все подъемы своего пути я должен делать своими усилиями. В размагничивающие сказки о добре и чуде не давала поверить военная обстановка, Я не надеялся и на авось, а по-взрослому заставлял себя вкла­дывать всю энергию в образование. Веру в эту ценность мне передала мать, рассказывая о дореволюционном быте.
   В ВУЗе я, кажется, не потерял ни одной извилины знаний, освоил всю информацию и вынес полнейший багаж. Кафедра ПТМ учила творчеству. Там я уже смог изобретать профессионально и подать первую заявку на изобретение на червячную передачу с телами качения.
   Дипломная моя работа до сих пор опережает уровень конструкций отечественных напольно-завалочных ма­шин. ВУЗ сделал меня студентом-легендой. Моими ге­роями были Остап и капитан Немо. Быстро разбогатеть, вырваться из барака, основать семью - для этого был только один сравнительно честный и красивый путь - делать крупные изобретения.
   И всю энергию я напра­вил на подъем уровня конструкций более рациональ­ными решениями.
   Изобретения были крупные, так называемые зонтич­ные. Это - гибкие короны планетарных передач, вслед за которыми по времени появилась волновая передача американца В.Массера. Безводильную передачу Патен­тный институт отклонил, но в тот же год она появилась под американским авторством. Это вызвало у меня по­дозрение.
   Такие новации стали угрозой давно сложившейся иерархии руководителей КБ и отдела, руководящая сила стала зажимать меня. Пробить эту коросту мне не по­могли ни полученные свидетельства на изобретения, ни походы на приемы к главному инженеру и даже к члену ЦК на заводе. Выше некуда!
   Мои разработки не были формалистичны, они были программными. Например, планетарный механизм поворота экскаватора был втрое легче и дешевле серийного.
   Через 10 лет он был изготовлен НИПИГОРМАШем и поставлен на экскаватор Уралмаша, где проработал многократно дольше. Были у меня предложения по ша­гающим экскаваторам, и по другим машинам с круп­ными эффектами.
   Но тут передо мной во всей силе встал советский соци­альный механизм, который мне все больше раскрывался в противоречиях между лозунгами и легендами и истин­ными движущими интересами его участников на всех уровнях. Не бедность людей, а именно уродство этого ме­ханизма погасило восторги юности, победы Отечествен­ной войны и окрашивало родную страну в серость и бес­просветность. Я видел полный крах исполнения комму­нистических идей.
   Разве можно рассчитать срок службы редуктора? - говорил мне прославленный главный конструктор горного машиностроения солауреат сталинских пре­мий Б.И.Сатовский. Сменивший его на этом посту в хрущевскую кампанию смещения практиков В.Р. Кубачек наставлял: "Куда Вы спешите, молодой чело­век? Поработайте годиков десять - пятнадцать, тог­да и приходите со своими предложениями". Впрочем, сам он до этого срока предпочел поспешить перейти в Горный институт и наблюдать со стороны за пятилетним монтажом созданного при нем 80-кубового драглайна. Этот гигант не принес традицион­ных Государственных премий. Не имея технических аргументов, на меня направили комсомольское ору­дие. Выскочку заклеймила настенная газета карика­турой: "Кауфмания величия"... Говорить же о болез­ни гигантомании УРАЛМАШа не решались своевре­менно. Система не подхватывала новации, а подавля­ла их, начал я понимать на своей коже.
   Путь пробиться головой через нее был исключен априори, независимо от размеров головы, числа извилин и ударов. О жилье думать были нечего, а с ним - и о своей семье. Попытались меня раздавить технически, поставив, молодого специалиста не должность ведуще­го инженера-конструктора по производству. В задачу входила не работа за доской, а решение всех случаев исправления брака во всех 101 цехах Уралмаша.
   Но я владел ведением систем нагрузок и их несоот­ветствия размерам деталей неординарно глубоко, еще с вузовских олимпиад по теормеху и математике ("Наши мертвые нас не оставят в беде). Без слепоты и робости давал я заключения и разрешения на исправления бра­ка многотонный валов и зубчатых колес, на которые не решались ни Главный конструктор, ни Главный инже­нер, особенно в случаях экспортных машин.
   В этой вызывающей, напряженной борьбе я ни разу не имел права ошибиться. И не ошибся. Вместо ожида­ния подведения меня под уголовную ответственность, должность позволила мне быстро набрать авторитет сре­ди начальников цехов, которых брак лишал премий. Раньше эти вопросы решались не грамотностью, а стра­хом за свое высокое кресло и законами карьеризма, сле­пого следования букве чертежа. Пришлось меня быст­ро убирать, как прошедшего стажировку, обратно к доске, где я был менее опасен.
   Так закончилось моя инженерная закалка, но я почувствовал свой калибр специалиста и был заряжен на дальнейшую борьбу за уровень жизни (не в мещанском узко материальном смысле). Заряжен опасным, аристок­ратическим спортом альпинизмом с его общением со "сверхчеловеками" и генетически, делом отца-изобретателя, которого больше знал по рассказам матери.
   Я увидел в себе силы и способности. Для овладения конструкторским потенциалом Уралмаша мне не требо­валось тех трех лет, которые я не имел права покинуть эту цитадель консерватизма, отказавшую мне даже в поступлении в аспирантуру и заставившую растрачи­вать свое время не более, чем на деталировку чужих нерациональных узлов. Разработанное мною шарико­вое опорно-поворотное устройство диаметром около 4 метров с шарами 102 мм для новой модели экскаватора ЭКГ-5 более года моделировалось из оргстекла, а фраг­менты в натуре испытывались в инженерно-конструк­торском бюро для определения распределения нагрузок по телам качения и их циклического ресурса. Для кон­сультации по расчету меня посылали в Москву в экспе­риментальный цех ГПЗ, где еще работал сам Б.Ципкин соавтор известного в стране справочника.
   Уже после моего ухода с завода два экскаватора с экспериментальными устройствами были отправлены на эксплуатацию. Опоры выдержали более пятилетки.
   Не придавалось значения и выведенной мною алгеб­раической формуле определения оптимального переда­точного числа механизмов поворота экскаваторов с элек­троприводом. До этого оно высчитывалосъ методом числовых "тыков", а в книге академика Н.Домбровского предлагался лишь замкнутый круг интегралов на мно­гих страницах. Нелинейная механическая характерис­тика электромоторов не интегрировалась, но я воспользовался темпом сближения соседних кривых и в таких координатах получил простое и корректное решение.
   Как только закончился этот "срок заключения", я перешел в молодой НИПИГОРМАШ - институт горно­го машиностроения, где то, что запрещалось Уралмашем для рядовых конструкторов и было элитным за­нятием, стало плановой задачей: создание как можно боль­шего число разнообразных машин по специализации.
   В этой фазе своего становления институт был средст­вом организации приобщения неограниченного кон­структорского потенциала к решению задач машиностро­ения целой отрасли, а не отдельного завода, зацикленного навечно на выпуске однообразной продукции.
   Все машины состоят из механизмов, в основном стальных, а те - из рычагов и винтов - единственных гео­метрических силопреобразующнх элементов в природе. Причем, преобразование силы клином, навернутым для компактности на цилиндр (т. е. винтом), связано с по­терей большей части энергии. Винт служит постоянным тормозом своей гайке, а рычажное силопреобразование беззатратно и потому перспективно, пока не будет рас­крыта природа магнитного и гравитационного полей. Для компактности и бесконечности движения концы рычагов навернуты на окружности и снабжены зубьями. Системы зубчатых колес образуют головоломные планетарные коробки передач и даже счетные машины со­шедшего ныне поколения.
   Рычагами все можно делать, даже считать! О чем не додумался Архимед. Рычажная интерпретация дает кротчайшим путь мысли в мир механизмов. Силопреобразование возможно еще и не жесткими рычагами, а бесформенной жидкостью, и 70-е годы стали триумфаль­ным шествием гидравлики в машиностроении, больше в зарубежном, вытеснявшей колеса цилиндрами в неполноповоротных механизмах.
   Итак, моторы и передачи - это те элементарные компо­ненты машин, которые определяют их уровень, и в то же время, в отличие от "коллективоёмких" машин, доступны охвату индивидуальным творчеством, особеннo с геометри­ческих позиций, и позволяющие в случае прогресса интег­рировать этот индивидуальный труд в широчайший спектр машин множества наименований. Эти компоненты могут дать путь неформальный в схваченной и скованной социалисти­ческой системой и фирмами технике.
   Путь к созданию моторов и передач в институте не был занят. Это и стало его главной притягательностью для меня.
   Весь накопленный машиностроительный опыт, раз­виваемые в себе способности и техническую смелость я направил на подъем уровня моторов и передач горно­рудных машин теперь своего института.
   Надо заметить, что "хлеб" зубчатника очень тяже­лый. Над передачами трудилось множество поколений с древнейших времен, но только великий Эйлер пред­ложил корректное эвольвентное зацепление,
   В наши дни в этом деле сумел сказать новое слово М. Новиков, преждевременно трагически скончавший­ся от перенапряжения в 37 лет. Отдел механических передач нашего института под руководством Ю.Коубы успешно продолжил его дело. Эффективно и широко внедрил он это зацепление на Урале, создав, благодаря испытательной лаборатории, лучший в СССР контур зацепления "Урал 2Н", положенный в основу отечес­твенного ГОСТа. Юрий Францевич Коуба был подвиж­ником этого зацепления и в период совнархозного уп­равления перешел с кафедры "детали машин" УПИ в НИПИГОРМАШ.
   Завод 15-летия ЛКСМУ, где начал внедрение сам М.Новиков, пошел по пути дозаполюсного варианта и провалил все дело. Ю.Коуба развил вдвое более изгибопрочный дозаполюсный вариант и выиграл его.
   Я стартовал в новом коллективе, дерзнув разрабо­тать задуманный еще в ВУЗе усовершенствованный пре­образовательный многоходовый аксиально-поршневой механизм для пневмомоторов. Он оказался новым сло­вом в мировой практике пневмопривода. С этим меха­низмом разработан типоразмерный ряд моторов, от 5 до 30 кВт, начались их успешные испытания и применение. Работа попала в струю потребности отрасли, нуж­давшийся в приводах лучше шведских и выделившей серийный завод.
   Дальнейшему развитию дела пневмомоторостроения в стране в последующие 20 лет посвящен мой публицистический очерк "Механизмы движения и торможе­ния" в сборнике "Грани творчества", составленном Б.Сайсбергом (который, к слову, был инициатором и стал рецензентом и этой моей книги) и выпущенном Средне-Уральским книжным издательством в 1989 г.
   Моторы пошли в серию, на них всё шире опиралось горное машиностроение, их выпускалось около 5000 ежегодно и Главк на основе завоеванного нами техни­ческого авторитета поручил нашему отделу механичес­ких передач в конце 60-х годов проведение общеотрас­левой унификации зубчатых передач.
   Структура института предусматривала узкую специализацию вспомогательных отделов. Заниматься пневмомоторами в отделе механических передач она не позволяла, и приходилось напрягаться на два фронта. События были захватывающими: возникло кратковременное совпадение стремлений создателей и законодателей.
   По существу же и моторы и передачи суть генерато­ры крутящего момента подвижным контактом форм стальных тел, и основываются именно на технических достижениях этого контакта и изобретательности развития форм. Специализация, объемлющая эти компо­ненты, плодотворна, т. к. изучающие их дисциплины раздельны.
   Причина широчайшего распространения понижаю­щих зубчатых передач заключена в том, что они вырабатывают основной индустриальный продукт машинос­троения - крутящий момент - в наименьших габаритах, не доступных никаким современным моторам.
   На­пряжённость стального поля в зоне контакта - 2000 Н/мм2, жидкостного поля в гидромоторах - 20 Н/мм2, т. е, в 100 раз ниже, а нормального электромагнитного поля всего 0, 5 Н/мм2, т.е. еще в 40 раз слабее.
   Передачи зацеплением отомрут когда удастся создать материал с магнитной проницаемостью в 40 раз выше стали или напрямую использовать силы молекулярного или внутриатомного притяжения. Пока же челове­чество лишь использует два вида огня - химический (молекулярного взаимодействия) и атомный. Но приро­ды магнитного, гравитационного и внутриатомного полей тяготения не раскрыты. Мы пользуемся лишь энер­гией, а не силами. Энергия атома извлекается кипяче­нием воды, как и у паровоза.
   Дело зубчатых передач ошибочно рассматривалось ру­ководством института, как чуждое его специализации, отвлекавшее силы, хотя за все годы работы специализированных отделов не было создано ни одной машины со стандартным серийным редуктором типа РМ или Ц2. Институт начал перерождаться в " Геркулес" из "Зо­лотого теленка".
   Профессиональное, наукоемкое дело редукторостроения требовало квалификации, которой руководству не доста­вало. В ситуациях установления перспектив и текущих решений это ставило специалистов над администраторами, да и во всем техническом движении в стране.
   Это вело к стремлению вытеснить "зубчатников" и локализовать приданием им статуса вспомогательных подразделений. Развитие своего дела, координацию ра­бот работники этой широчайшей сферы проводили главным образом неформальным путем, например в общес­твенных научно-технических вневедомственных конфе­ренциях, которые несмотря на участие ведущих уче­ных и практиков, всего цвета и опыта редукторостроения страны с 60-х годов носили рекомендательный характер и принимали в очередной раз решения - "про­сить Министерство станкостроения,.." и.т.д.
   Зубчатые передачи, особенно планетарные очень близ­ки к подшипникам качения и отличаются от них лишь наличием зубьев на телах качения. Но парадокс развития техники в том, что производство подшипников пошло индустриальным путём, а передач - кустарно, И функционально они подобны: подшипники выполня­ют функцию восприятия силы в круговом движении, а передачи - крутящего момента.
   В стране тысячи разрозненных заводских КБ проектиру­ют миллионы близких по размерам, но отличающихся по числам зубьев, ширинам, отверстиям, модулям колес, подо­бно ключам к штифтовым замкам. При такой пестроте проектирования никакая индустрия производства немыслима, а от этого и качество продукции, и оборудования.
   Полученный эффект утроения срока службы перево­дом крупных передач с незакаленными колесами на за­цепление М.Новикова у нас на Урале подтолкнули Минтяжмаш выделить средства на строительство отдельно­го корпуса для испытательной лаборатории мехпередач (которые дирекция НИПИГОРМАШа растворила на мно­жество убогих лабораторий и других направлений).
   Главк горнорудного машиностроения ожидал от этих вложений отдачи в унификации передач. И наш отдел был превращен им, таким образом, в "Троянского коня" в институте. Открыто дирекция до поры не решалась выступать против этого направления, от которого она стремилась освободиться, но создавали сотрудникам трудности и делала их людьми второго сорта, блокировала их инициативы. На техсоветы работы по переда­чам не выносились и не обсуждались.
   Ю.Коуба, инициатор развития работ по зацеплению М. Новикова, был смещен с должности заведующего от­делом. Но его место по конкурсу удалось занять не ме­нее преданному делу совершенствования силопередачи специалисту, успевшему вооружиться научной степенью, т. е. мне.
   Исследованные мной к этому рубежу планетарные пе­редачи с гибкими звеньями еще лучше решали задачу широкомасштабной унификации.
   У всех этих передач межосевое расстояние одинаково и равно, как у Пуш­кина, всегда нулю. Запатентованные гибкость короны и водила позволяли выполнять эти передачи по 8-й степени точности без усложняющих дополнительных урав­нительных механизмов при достаточной технически рав­номерности распределения нагрузки как среди несколь­ких сателлитов, так и вдоль их зубьев.
   Это позволяло изготовлять передачи любому среднеоснащенному за­воду на рядовом оборудовании. Миф о чрезвычайной сложности планетарных передач начал разрушаться. Были произведены и стендовые испытания 36 передач, диаметром от 100 до 900 мм, ставшие серьезной опорой внедрения и орудием разработчика.
   Главнейшее преимущество планетарной передачи - в ее многопоточности, в многократной интенсификации использования пространства самой массивной детали с внутренними зубьями - короны путем хоро­вода движения нескольких сателлитов по общей траек­тории.
   Металл, сформированный в такую планетарную пере­дачу, передает минимум в семь раз больше работы, чем если он сформирован в параллельную. Это техническое преимущество затрагивает социальную сферу. Работа на­шего отдела по передачам выделялась среди работ инсти­тута глубокой практичностью, настоящей результатив­ностью.
   Я был единственным заведующим, "не расставшимся с чертежной доской". И когда новому "персеку" области потребовалось показать ее машиностроительные достижения, дирекции, скрепя сердце, пришлось посылать новаторов от НИПИГОРМАШа - меня с пневмомоторами ДАР и Ю. Коубу, с контурами зацеплений, лекто­рами на ВДНХ в Москву, где проходила выставка. Правда, когда моторы экспонировались за рубежом по не афишируемым причинам с ними посылались дру­гие лица. Может быть поэтому СССР не смог продать лицензии на моторы, которые мной и Г.В.Дёминым были запатентованы в США, Франции, ФРГ, Швеции. В институте были и солауреаты Государственной пре­мии во главе с директором, но их работу выставлять было неудобно: она до боли напоминала шведскую ма­шину...
   Для того, чтобы конструктору идти вперед, необхо­димо обогатить память знанием хотя бы тех богатств, которые выработало человечество в области передач. А выработан такой безбрежный океан необъятном фантазии патентного фонда, в сравнении с которым техни­ческая литература кажется куцей. Для беглого просмот­ра 800 подклассов 74-го класса передач американского фонда потребовалась бы пара лет.
   Командировки в Москву по согласованиям и утвер­ждениям в этот период были столь часты, что Ю. Коубе приходилось и иные годы летать туда до 21 раза, а мне-13 раз. И почти всегда я вырывал время для работы с патентным фондом по своей специализации.
   Более широкую работу по унификации редукторов в стране вели ЦНИИТМАШ, ВНИИНМАШ, а затем и об­разованный для этого ВНИИРЕДУКТОР Министерства станкостроения. Но своих изобретений и новаций у них почти не было и работа протекала формалистично. Эф­фективность возлагалась на повышение твердости и доли закаливаемых колёс, что упиралось в необходимость пе­реоснащения заводов.
   Этими НИИ был разработан, а Министерствами утвер­жден Всесоюзный типаж редукторов.
   Это были отдель­ные изделия с несуразно торчащими концами валов, за­нимавшими места больше, чем зубчатые ободы, и отнимавшие его потом и у машины и у цехов, где они работа­ли. Мы же развивали в 50-100 раз более широкий класс встраиваемых передач, но ЦНИИТМАШ стремился подмять нас и в выпуске материалов по зацеплению Новико­ва, и в конструкции планетарных передач. Не имея со­бственного производственного опыта, им были разработа­ны типажные планетарные редукторы на уровне студен­ческих проектов. Конкуренции они никакой не составля­ли, но ранг типажа был выше и тормозил прохождение утверждения наших материалов в чиновничьих московс­ких иерархиях. Провинции отводилась роль провинции.
   Вредной была сама система унификации водил, сни­жавшая на 30% суммарную несущую способность ряда, хотя и заимствованная за рубежом. Я же выработал сис­тему унификации корон, не имевшую этого ущерба и более подходящую машинам.
   Столкновения происходили на вершине пирамиды. Наши статьи в "Вестнике машиностроения", доклады на организовываемые Московской школой Всесоюзные конференции регулярно отклонялись. Им не хватало сто­личного статуса и маститости.
   Постепенно промышленность разбиралась, кто есть кто и что есть что. Кто умеет - тот делает, а кто не умеет - тот учит. Но торможение шло и в научном пла­не. Уралмашзавод, опасаясь расширения внедрения "чу­жих" планетарных передач у себя, выступая в качестве передового предприятия, дал отрицательный отзыв на мою диссертационную работу, что вызвало ее повторную защиту на Экспертной комиссии ВАК, Это была уже на­стоящая степень науки, подлинная научная степень.
   Со всех предприятий отрасли нами были собраны пе­редачи, уровни их нагруженности, ресурсы. Необъят­ная номенклатура сокращена стройными типоразмер­ными рядами цилиндрических (РТМ 24. 570. 06-75) эвольвентных и с зацеплением Новикова (РТМ 24.570, 02-72), а также конических (РТМ 24. 070. 27-72...) колес.
   Одновременно мы разработали типоразмерный ряд более завершенных компонентов: планетарных секци­онных передач, содержащих свои подшипники и при­годных для непосредственного встраивания в особые узлы, механизмы и рабочие органы. На все колеса и передачи выпустили рабочие чертежи в табличной фор­ме. Минтяжмаш во исполнение модных планов унифи­кации утвердил всю эту номенклатуру и руководящие технические материалы, как рекомендуемые в отрасли горнорудного машиностроения и издал тысячным тиражом. Этим был выпущен джин технического искусства и опыта из стен института. Секционные передачи стали, как и моторы ДАР, вехами и памятниками технического искусства. Планетарные передачи диаметром от 100 до 2600 мм охватывали потребности всех отраслей стра­ны. Началось их использование и в судостроении, и в химическом машиностроении.
   Множество планетарных передач использовалось и в машинах нашего института, но централизованное производство их Барвенковским заводом не состоялось. Техни­чески красивая унификация отрасли нужна была лишь для получений денег ГОСПЛАНА на строительство ново­го цеха, который был сразу же загружен текущей продукцией. Передачи же стремились получить готовыми из других отраслей для роста своего "вала", хотя подходящих передач не было. Тем самым снижался уровень отечественных машин. Это было всеобщей банальной практикой машиностроения: по возможности избавляться от всех работ, а не взваливать их добровольно на себя (впоследствии, после перестройки, стало всё наоборот, другой крайностью). Дирекцией ННПИГОРМАШ продолжалась политика замалчивания работ по передачам.
   Всякая инициатива должна быть наказана - было деловым принципом руководителей. Но на общем уров­не тяжёлого машиностроения оптимизированная кон­струкция передач была притягательной, И они, как и моторы ДАР, стали, как говорят на западе, коммуникантами большой силы. Они неформально cвязывaли интересы конструкторов различных организаций и заводов, давали им опору для новаций, распространяясь по разным городам страны, открывали второе дыхание автору. Они образовывали внеслужебный плацдарм деятельности автора вопреки системе ограничения, стремившейся сжать его в маленький винтик.
   Общей состояние практики передач далеко отстало от технических возможностей и было таким широким, что дало бы гораздо больше, чем произведенный постановлением Правительства переход от паровозов с КПД 6% к тепловозам с КПД 35%.
   В распространенных параллельных передачах на каж­дых 100 зубьев в любой момент работает только два, т. е. ее силовой "КПД" равен всего 2%. В планетарной с 4-мя сателлитами единовременно работает уже 16 зубь­ев. Расход стали и места на них многократно сокраща­ется, а тоннаж их выпуска превышает паровозный. Пе­реход на тепловозы не сокращал тоннажа, и, может, в этом таилась причина слепоты к передачам?
   Для введения всей номенклатуры передач в кругоо­борот мышления любого инженера были вычерчены в масштабе "пирамиды": сборки последовательных габа­ритов ступеней передач от первой до четырнадцатой с подсоединительными размерами и таблицами нагрузок. Графическое изображение в сотни раз информативнее текстового и половина всего ряда умещалась всего на одном листе А-1. Этими пирамидами были вооружены разработчики отделов нашего и сотрудничавших инсти­тутов и заводских КБ. Лед тронулся!
   Наступил удобный момент для реванша и для дирек­ции НИПИГОРМАШа. Отдел мехпередач был сокращен сначала в сектор, подавляемый заведующим отделом. Затем, поскольку работы по передачам им не прекра­щались и шли как пионерные по личным творческим планам, а всесоюзные связи нарастали, отдел совсем ликвидировали.
   Обращение в Минтяжмаш поддержки не получило, была прислана лишь комиссия во главе с доктором наук, не специализированным в планетарных передачах.
   Ко­миссия рекомендовала продолжать испытания передач.
   В Москве автору, т. е. мне, удалось доказать некомпе­тентность комиссии. Не принял их создателя и завотде­лом машиностроения Обкома КПСС, курировавший же институт инструктор бывал на даче у директора. Борьба за прогресс техники были неравной. Но состоялись внедрения планетарных передач на крупных предприятиях, был авторитет автора в научных кругах. У директора об­наружились и другие самоуправства, а Обкому КПСС нуж­ны были директорские вакансии, и директор был в конце года заменен уже генеральным директором.
   Меня же на 13 лет оставили научным сотрудником с уменьшенным на 100 рублей окладом (Это по одному автомобилю каждую пятилетку). Новый директор, которому было предписано восстановить наш отдел, пе­ресадил специалистов в бывшее помещение туалета и поставил во главе хотя и не специалиста, но своего однокашника. Работать стало тяжело и все более обидно. Больше года я не выдержал гнёта.
   В это время мной была спроектирована, изготовлена и начала испытываться передача с гибкими звеньями на 1000 кВт для проветривающей карьеры установки, не потерпевшая некомпетентности заведующего.
   В этот же период был открыт канал внеадминистративной передачи технических достижении в другие от­расли, частично ликвидировано своего рода крепостное право администрации над конструкторами, не способ­ными отстоять свои интересы.
   "Затягивание гаек" над отечественным конструкто­ром, представителем "гнилой" интеллигентской специ­альности, производилось и как над прослойкой, не при­надлежащей к классу гегемонов и сохранением воен­ной субординации в послевоенное время. Думать он до­лжен был по нормалям, как по уставам. Отделами командовали начальники, а не заведующие.
   По этому праву конструктор волен изобрести новое или не вкладывать его в разработку, но как только она попадала в систему ЕСКД, конструктора лишали всех прав на дальнейшее управление ею, как курочку права на яичко. Золотые яички нести он этой системой не за­интересован.
   Тут заключено широкомасштабное социальное про­тиворечие в признании интеллектуальной собственнос­ти: в технике, в отличии от искусства, где писатель или композитор признаются обществом авторами своих творений.
   В конструкции более значимы именно пропорции форм, как, очевидно, в картинах. Но пропорции не под­даются защите изобретательской схемой, да и обреме­нительно патентовать каждый свой новый шаг. Очевидна и тенденция освобождения от прошлых изобретате­лей и имен, особенно зарубежных, попытками заявления собственных или простым умолчанием. Особенно это ха­рактерно для России, подписавшей Парижскую конвенцию позднее других.
   Однако наибольший урок выполненная в металле кон­струкция приносит автору и дает ему профессиональный рост, который никакая система отобрать не может. И если он воспринимает этот урок, то может дать следующий шаг развитию конструкции. Тогда он оставляет в архиве ста­рую кожу змеи и облачается в новую, которой он может оперировать, если производство не монопольно. В такой схеме уже он может сменить роль лошади на всадника. Конструктор - стартовое звено, он запевала и сценарист последующих работ администраторов и промышленности. Рациональная структура признаёт в этой ситуа­ции силу мозгов и прогрессирует, а нерациональная стре­мится зажать или отбросить конструктора и рубит свой сук. Хочет или нет руководитель, но оплачиваемая им работа несёт бесплатное образование и развитие конструктора, а затем остаётся в его арсенале в качестве звена следующих шагов, более активного, чем в архиве.
   В качестве такого достижения чертежи крупных планетарных передач, более метра, были проданы Севастопольскому морскому заводу оборонной отрасли. Это ста­ло точкой опоры нового обращения в Обком КПСС с попыткой устранения моей дискриминации.
   Новому директору нечего было cказать. Oн мог не перенести этого без злобных эмоций, никчемного заведующего пришлось снять, а сам директор, ставленник Обкома КПСС вскоре смертельно заболел и был заменён ставленником Минтяжмаша.
   Наш институт был реорганизован в Объединение с отраслевыми заводами Уральского региона. На трёх из них моя конструкция планетарных передач уже была внедрена в нескольких серийных машинах без Объединения. И это давало им больше, чем Объединение. А вот Опытный завод института, как таковой, пропал и стал нагружаться серийной продукцией.
   Несмотря на все "тормоза", необходимый разгон дви­жению планетарного редукторостроения мной был дан и в таких условиях в горном машиностроении и на не­которых заводах других отраслей.
   Как стали выражаться позднее, "процесс пошёл". Это удалось сделать в одиночку лишь подводным ходом моего наращивающего размеры неформального корабля в пучине некомпетентности министерских структур и недостаточной технической грамотности институтских, нестандартной целеустремленной работой широкого диапазона не за зарплату и не за премии и степени. Приходилось десятилетиями "рваться из всех сухожилий". Непомерно широк был диапазон требуемых работ и действий.
   В это движение я вовлекал и студентов и инжене­ров, аспирантов и главных инженеров заводов. Директора неоднократно менялись, каждый начинал реорганизацию с пересадок служб. За 36 лет pаботы в НИИ, таская по лестницам кульманы, я пересаживался 16 раз!
   Эффективность решений встраиваемыми передачами зажгла и специалистов родственного института Пермгипрогормаш. Он начал перевод десятков своих приводов на планетарные, командируя ко мне своих кон­структоров и расчётчиков для стажировки. Блокада, учиняемая мне НИПИГОРМАШевским руководством прорывалась! Приходилось и меня отпускать в командиров­ки, где я включал в дело всё новые руки и головы.
   Дирекция сжала меня до предела, но не могла раз­давить и заставила превратиться в своего рода институт одного конструктора, а может - капитана нефор­мального внеструктурного корабля. Я верил в силу того топлива, которое создал для его движения в отличии от моих противников, гигантов служебного положения, пигмеев дела, егo искусных имитаторов, которые имели громадные рычаги.
   Противники мои не верили в интеллектуальные цен­ности, измеряя все в сиюминутном денежном выражении и ожидая, что я всё брошу и сам уйду. Конечно, семье был нанесён ущерб, они смогли отобрать у меня то, что давала научная степень, а их безнаказанность отобрала и у моих детей уважение к моей профессии, к отечественным порядкам.
   Каждое направление конструирования механизмов с передачами: мотор-колес, мотор-барабанов, мотор-лебе­док и.т.д. требует нескольких поколений решений, про­пущенных через металл для выхода на мировую арену. Нужно темповое их прохождение, требующее постоян­ной и производительной чертежной работы своими ру­ками, как оперирующему хирургу.
   Для ускорения оформления синтеза вырабатываемых решений я пользовался заранее размножаемыми полу­фабрикатами, (как при составлении фотопортретов), а для детальных чертежей - слепышами, без компьюте­ра справляясь с требуемыми темпами. Со стороны казалось, будто работает целая организация!
   Темпом своего труда удавалось авансировать механизмостроение не в одном институте. Я чувствовал себя магнатом этого капитала. Математические приемы я пе­реносил в конструирование, раскрывая и дополняя ими свою интуицию. Оказывается, конструкции можно и дифференцировать и интегрировать по их элементар­ным частям и элементам, как по аргументам, выявляя темпы прироста желаемых качеств по отношению к за­трате места для них
   Решения представали совсем в другом свете. Качес­твенный анализ раскрывался картами функций каж­дой поверхности детали механизма. В конструировании компонента функционального анализа и синтеза попол­нялась геометрической и они взаимно устраняли про­тиворечия .
   Предела объема работы и накачки решений в кон­струкцию нет. Крюк неисчерпаем как атом! Объем мысленакачки в конструкцию велосипеда трудно очертить, он составляет не одну сотню, если не тысячу, челове­ко-лет.
   Выражение "изобретать велосипед" отражает зако­номерности сокращения темпа прироста качеств конструкции к объему мыслевложення по мере приближе­ния к канонической.
   В НИПИГОРМАШе конструкторы стремились стать создателями целых машин, а не размениваться на ко­варные узлы. Это позволяло без противодействия пред­лагать им готовые узлы, что ускоряло выполнение их планов и исключало доводку передач, стелило чужую "соломку" под их машины. В разнообразии машин ин­ститут преуспел. За первое десятилетие мне удалось таким путем прогнать через металл несколько поколе­ний мотор-колес с диаметрами обода 15, 20 и 24 дюй­ма, с электро и пневмоприводом, лебедок, мотор-звёздочек для гусеничных ходов, вращателей бурового ин­струмента, поворотных редукторов экскаваторов и кра­нов и еще 20 других видов специфично нагружаемых механизмов.
   Уроки Его Величества Металла являются самыми компетентными и глубокими, дающими объективные ориентировки. Это позволяло предлагать последующим заказчикам не только апробированные, но и передового уровня конструкции и оставаться лидером движения.
   Одним из путей проникновения в закономерности ме­ханизмостроения является раскрытая выше рычажная аналогия передач, используемая и для метода построе­ния планов скоростей, другим путем - мышление не ко­лесами, а зубчатыми ободами, как в авиации. Формам концов рычагов - зубьев - наука полвека посвящает огромный поток усилий, по тысяче статей ежегодно, а ободам - в тысячу меньше, не говоря о дисках. В итоге, формы силопроводов и моментопроводов общей цепи ме­ханизма неравноразвиты. Нельзя отрывать от формосинтеза и систему всех шести силовых факторов, действую­щих на каждую деталь, редко имеющую более одной сте­пени подвижности в направлении одного из них. Вариации форм разделения материала в пространст­ве для придания функций механизма составляют веч­ный поток изобретений. Уроки металла удавалось получать и от других НИИ отрасли. Для ВНИПИРУДМАШа, головного института, нами были изготовлены коническне шестерни и сателлиты со спиральным зубом зацепления Новикова к уникальной планетарной неор­тогональной передаче пространственного привода режу­щей части комбайна на крепость породы до 14 единиц!
   Эта передача выдержала суровые испытания и поднимала престиж нашего НИИ в отрасли. Сила оптимальности решений, вложенная в чертежи, создавала большее воздействие на конструкторов, чем официальный сжатый руководящий технический материал - РТМ с одной картинкой.
   Чертежи станови­лись моими сподвижниками там, куда я не мог попасть. Через Министерство удалось получить разрешение вы­слать их на заводы тяжелого машиностроения.
   Каждый крупный коллектив формирует свою систе­му ценности конструкции, приведенную к обладаемым технологиям и воспитывает испытывать аллергию по всему другому. И содержащие нестандартные решения и пропорции мои немые чертежи не могли стать рыцаря­ми внедрения и выбраться из стола первого же противни­ка, попадавшегося на иерархическом пути их движения в производство. Живой голос проникал глубже.
   Выступления на общественных научно-технических конференциях находили все новых сторонников не только из числа таких же пролетариев положения как и я, но и выше, Болезнью внедрения была поражена вся промыш­ленность, об этом постоянно писалось в газетах. Эта болезнь была социальной и социалистической. Система собственности мешала соединиться научному и производ­ственному потенциалам, сколько бы ни было традицион­ных первомайских призывов ЦК КПСС к ученым и производственникам бороться зa быстрейшее внедрение. Борь­ба материальными средствами не поддерживалась, кана­лов не имела. Весь пар шёл на могучий свист паровоза трагично пытавшегося обогнать Америку!..
   Прилетел получить углубленную информацию по нашим планетарным передачам представитель ленинград­ской школы, следивший за всеми работами в этой области. По его словам, он напpaвлялся в командировку в Индию для рассмотрения возможности организации там производства. Получил чертежи крупных передач прилетавший из Куйбышева представитель НИИ НП для привода многометрового барабана шлангокабеля.
   Длительный контакт установился с заводом "Волгоцеммаш". Для него мы выполнили проект планетарно­го редуктора массой 13 тонн, который должен был заменить параллельный массой 137 тонн. На протяжении многих лет продолжались командировки конструк­торов этого завода ко мне для совместных разработок и по другим объектам.
   Наши стендовые испытания девяти геометрически подобных ступеней диаметром от 100 до 800 мм и даль­нейшее геометрическое подобие остальных обеспечивало надежное преодоление масштабного барьера и могло служить всему крупному машиностроению страны.
   Правда, с образцами для испытаний произошел анек­дот. Когда зам. по науке увидел их в металле, то возму­тился: "Какой дурак заказал такие крупные передачи?". Оказалось... он сам, не удосужившись понять чертежи, естественно не входившие в масштабе 1: 1 на лист фор­мата А1.Программа испытаний была утверждена свы­ше и остановить их он уже не мог.
   Почему структура оказывала такое сопротивление и скрытое давление именно на меня? Почему не желала, считаться с достижениями, стремилась не признавать их, отрывая столько энергии на преодоление чинимых препятствий? Других заведующих, даже если они ничего не делали, пожизненно оставляли на должности. Может я нарушил принцип "не высовывайся" или про­явил нескромность?
   Не только. Я был иноходцем, единственным канди­датом наук, продолжавшим, работу по теме своей дис­сертации, да и мои анкетные данные противоречили лич­ности.,.
   Моим жизненным кредо было больше дать, чем полу­чить и потребить. Если это делают все - страна богатеет. Подлило масла в огонь администрации посещение меня пожелавшим остаться неизвестным сотрудником из орга­нов, назвавшимся Виктором Петровичем по поводу не­желательности эмиграции моего родственника.
   О своих планетарных передачах я написал в журнал "Изобретатель и рационализатор", который уже поме­щал очерк своего журналиста об их использовании Сибтяжмашем. Моё изложение посчитали непрофессиональным и пообещали прислать журналиста.
   Д о Свердловска из Москвы ближе, чем до Краснояр­ска, но журналиста все не было, и зав. отделом новой техники журнала сообщил, что очерк взялся писать мес­тный журналист, зав. отделом журнала "Уральский сле­допыт". Последний попросил связать его с эксплуата­ционниками, и мы вместе поехали на ближайший руд­ник, где работал Уралмашевский экскаватор с нашим планетарным механизмом.
   По дороге обнаружили общность взглядов на обстанов­ку в промышленности и НИИ. Машинист дал восторжен­ный отзыв механизму, не требовавшему традиционных ремонтов и заявил, что автору надо дать Государствен­ную премию. Затем журналист пожелал встретиться с нашим замом по науке, который принял нас немедленно и в присутствии журналиста стал просто другим челове­ком.
   Но после обеда меня в кабинет не пустили, а уходя, журналист заявил, что написать очерк не может. Что сказал ему зам. теперь уже не узнать. В битвах реформ журналист погиб. Я чувствовал, что мне при­клеен ярлык. Похоже в моем личном деле, которое скры­валось в 1-м отделе, что-то помечено.
   Общество закрывало мне путь, а передачи вытаски­вали меня во все новые сферы, обеспечивали новыми творческими задачами. Их проникновение давало мне хотя и перенапряженную, но полноценную жизнь в смысле дальнейшего профессионального роста. Моей ла­бораторией становилась сама отрасль. В нее превраща­ло внедрение передач. Я не мог надеяться не то, что на счастливый поворот судьбы, и поддержку, но и на хотя бы элементарную справедливость.
   Иногда мне казалось, что климат военного гостепри­имства Урала, принявшего московские, ленинградские и харьковские заводы, сотни тысяч людей и обеспечив­шего их работой, детей - образованием, изменился от перенаселения. Вспоминалась довоенная жизнь в Ленинграде, в комнате коммуналки гранитного дома на Большом проспекте. На Урале: моей матери, хирургу, кандидату медицинских наук, выполнившей собствен­норучно более 500 операций на желудках так и не уда­лось за 40-летний труд получить благоустроенную квар­тиру и она уже после пенсии зарабатывала на коопера­тивную, проработав до 70 лет. Отдельные люди дарили маме цветы и переписыва­лись всю жизнь, а общество не стеснялось эксплуати­ровать до конца. За ученую степень ей так же не плати­ли, как и мне. Ее пример и мой жизненный опыт разру­шали моё кредо, заключавшееся в стремлении украсить собой место, укрепить занимаемую должность, органи­зацию, территорию своим трудом.
   Чтобы устоять, приходилось отвлекаться от внутрен­ней обстановки НИИ и упорно продолжать начатое дело, подобно великому Архимеду, продолжавшему чертить на песке геометрические фигуры, когда над ним был уже занесен меч. Настоящая наука во все времена тре­бовала жертв, и мне казалось, что я заново открываю и формулирую теоремы науки "Конструирование".
   Трудоемко дать исчерпывающее определение конструированию, являющемуся видом общечеловеческого твор­чества комбинаторики элементов на основе интуиции или раскрываемых научно критериев.
   Если элементы - звуки, то его называют композицией, если отношения групп людей - то политикой, а если условные фигурки - шахматной игрой. Число элементов, почти совпадает: видов фигурок - шесть, нот - семь, а используемых форм поверхностей - восемь.
   Конструкция любой машины есть система членения материала этими восьмью формами поверхностей. Тре­буется только овладеть критериями их синтеза. Но теория конструирования рассредоточенная по видам изделий, еще не сконцентрирована, как в шахматной игре. Ее общий курс от теории машин и механизмов завер­шается всего-навсего деталями машин. Узлы машин, их компоненты и есть следующий шаг обобщения фун­даментальных законов. Только из характера взаимодей­ствия деталей воссоздается их форма и размеры.
   Внедрение каждой новой передачи на машинах се­рийных - это и расширение своего присутствия в тех­нике, и целая эпопея с командировками, встречами с лицами и личностями, с количеством зигзагов удач и неудач, эмоций, оценок, требующих отдельного анали­за и рассказа. Добровольно, благими пожеланиями оно не движется и всегда происходит как вынуждаемое, как социальная необходимость. Хозяевами машин оно вос­принимается больше как агрессия, чем улучшение. При­ключений здесь и психологии не меньше, чем у извес­тного Остапа Бендера. Только я старался не взять, а дать людям свои плоды.
   Долговечность колесных планетарных редукторов са­моходных 15-тонных вагонов на пневмошинном коду, выпускавшихся Воронежским заводом ВЗГО, не дости­гала и полугода. Эти редукторы разрабатывались от­раслью угольного машиностроения, имевшей больший опыт, чем рудная, и свои традиционные решения. Для зубчатых колес использовалась наилучшая сталь, а уве­личить диаметр не позволили шины.
   Во время проведения ГЛАВГОРМАШем ежегодного совещания главных инженеров в Свердловске, подойдя в кулуарах к воронежскому главному инженеру (на такие совещания "мелких сошек" в моей должности не пригла­шали), я предложил свои возможности. Инженер сомне­вался, но решился на мою командировку за счет завода.
   Через пару недель я прилетел на этот завод с выполненными мною промеж дел рабочими чертежами, встретился с главным и другими конструкторами. Перевернуть их зрелый стереотип мышления было невозможно, а гостиница была забита "толкачами", выколачивавшими дефицитные запчасти: колесные редукторы.
   Выяснилось, что из каждых новых трех машин пот­ребители одну сразу разбирали на запчасти. Но были и авторитетные рекомендации ученых профессоров, не до­пускавшие требующегося передаточного числа 8 в од­ной ступени. Надо сказать, что становление нашей отдельской школы редукторостроения уже давно произош­ло, но у нас не было докторских степеней, как у Ленинградской и Московской школ, что нас отбрасывало и в информатике, в смысле авторитета, и в чиновничьих кругах.
   Хотя заводчане и не верили в новую конструкцию, тем не менее, как всегда, переоформив чертежи на свой завод и свои фамилии, быстро изготовили новые пере­дачи. Все разговоры о колесных редукторах прекрати­лись. Они стали служить дольше самих вагонов.
   Эту конструкцию завод выпускает тысячами, свято сохраняет и не дал изменить автору даже через 20 лет. Но выплатить какое-либо вознаграждение по изобрете­нию руководители отказались, заявив, что передачи во­все не гибкие. К сожалению, поступок типичный. Все лица были коммунистами, и это был советизм в действии!
   Включить заводчан в соавторы било невозможно: мое изобретение появилось задолго до их больного редукто­ра. Завод оставался при своих интересах потому, что продукции с новыми планетарными передачами ему уда­валось больше не осваивать, ну а опыт суммы заводов концентрировался у меня, хотя вклад автора обезличи­вался и в моральном плане.
   Система материальных взаимоотношений в этой об­ласти техники отталкивала науку от производства и внедрение двигалось безвозмездным трудом приклад­ной науки - материально и морально. Точно по такой же схеме происходило внедрение поворотников на Уралмаше для новых гидравлических экскаваторов ЭГ-12 и ЭГ-20.
   Возникали и другие схемы внедрения. На Сибтяжмаше конструкторы восприняли секционные передачи с гибкими водилами, самостоятельно развивая с ними редукторы механизмов хода мостовых 80-тонных кранов впервые в стране, и перешли к лебедкам. Завод приобрел и неформальный справочно-конструкторский ма­териал, содержавший опыт уже трех пятилеток эффек­тивного внедрения секционных передач.
   Рамки этого очерка узки для отражения многих сра­жений войны за отечественный прогресс в деле совер­шенствования механических приводов. Было внедрено более 250 различных передач. Ни у одной организации страны нет такого числа реализаций планетарных пе­редач.
   Позиция Минтяжмаша обрисована, но я считал до­лгом обращаться к каждому новому министру с пред­ложением расширенного использовании апробированного средства крупномасштабного сокращении расхода легированной стали, а так же пота людей. Заводами министерства производилось свыше 150 тысяч тонн зуб­чатой продукции ежегодно, а перевод на планетарные передачи минимум втрое сокращал этот вал.
   Написал я в Комитет по машиностроению. Росла толь­ко толщина папок с перепиской, нужной разве что ис­торикам советизма. Параллельно росла и другая папка с просьбами заводов о технической помощи. По-прежнему эффективнее было вести работу неформально- госу­дарственную в одиночку, не отрывая энергию действий на "хождения no-мукам", а делая хотя малые бы, но шаги.
   Из Севастополя пришла телеграмма, что на секцион­ной передаче модуля 10 мм преждевременно начался питтинг (выкрашивание поверхности зубьев) уже при испытаниях. На разрешившего передачу нашей техдо­кументации зама по науке смотреть было жалко, с "обо­ронкой" не шутят. Все возможности развития работ по передачам внутри института он подавлял, как и выпуск официального руководящего материала. Все машино­писные работы приходилось выполнять на стороне. Но институту нужны были показатели числа передач пере­дового опыта, и тут вышла промашка. Eго доброволь­ного использования он не ожидал.
   Командировка мне была подписана не только без обычных препон, а наоборот, с надеждой утопающе­го! Как и первое в моей жизни разрешение на въезд в режимный город. Только допуск нужной категории мне не дали.
   На Севморзаводе, несмотря на поздний вечер, в цехе были не только руководители производства, но и НИИ. Им была поставлена общая задача доводки в три дня механизма поворота плавучего 700-тонного крана. Меня ждали и допуск не потребовался. Передачи были разо­браны и причину я увидел с первого взгляда. Толщина водил была увеличена для повышения надежности и усиления в понимании краностроителей. На самом же деле это снижало равномерность распределения нагрузки по потокам и перегрузку одного на них. Мелом я провел линию среза металла, крупногаба­ритные детали были немедленно поставлены на станки. Утром передачи были собраны и установлены на испы­тательных стендах. Требовалась наработка 2, 5 милли­онов циклов нагиба зубьев, что можно было накрутить за трое суток. Сомнения меня не грызли. Время я употребил для общения с конструкторами НИИ по расширению исполь­зования более крупных ступеней типоразмерного ряда для механизмов подъема буровых платформ. Результат испытаний всех удивил... и вселил доверие ко мне на даль­нейшие годы работы. НИИ на практике убедился в эф­фективности моего СКМ-85 и начал им пользоваться. Небывалое ускорение дел с плавучими кранами объяс­нялось выдвижением, как позднее стало ясно, Андро­повым подводных лодок к берегам США.
   Пробы отступлений от пропорций секционных передач производились и впоследствии, поскольку они противо­речили формировавшимся другими школами стереотипам.
   В НИПИГОРМАШ на мое имя пришло письмо из Фин­ляндии. Директор вынужден был его показать, хотя пе­реписка даже с отечественными организациями была монополией минимум зама по науке. Учиненная им моя информационная блокада начала прорываться зарубежом. Финны спрашивали, почему посадки внутренних колец подшипников сателлитов были напряженными, а наружные - свободными, в то время как во всех рекомендациях требуется наоборот.
   Заказ на изготовление секционных передач вместе с их документацией фирме Раума-Реполла передала от­расль судостроения. В нашей установке подшипников была не ошибка недоучившегося студента, а новый прак­тический опыт повышения живучести, который пришлось осветить для предотвращения аварий наших пе­редач.
   Точно такая же ситуация была с толщиной короны, которую мы назначили не более 1,5 модулей, а Ленин­градская школа требовали 2 и более. Тем не менее фир­ма, которая берегла свою репутацию, пошла на увели­чение расходов, выполнив одну передачу по нашим чер­тежам, а другую - по своим нормам и произвела их тензометрирование.
   Я получил глубокий научный отчет об сравнитель­ных испытаниях с осциллограммами и с цветными фо­тографиями крупных передач, о применении которых не знал. Наши пропорции обеспечили 9% неравномер­ности, а фирменные 59% . С документацией фирме был передан патентный формуляр, куда вошло и мое изо­бретение, впервые я получил за него вознаграждение, причем в валюте, на которую сразу можно было купить в магазине "Березка" дефицитный в то время холодиль­ник и кое-что еще.
   Конечно, отчет и мне дал гораздо большую точку опо­ры в делах, чем валюта, которую ежегодно присылают до сих пор (в смешной объеме). Но это подтверждает и признание продукта и продолжение его производства. Это свидетельство морального долголетия разработок и международного уровня. Не сумев достучаться в Минтяжмаш для организационной поддержки в дерзком стремлении невидимой ему "мошки" повести редукторостроение прогрессивным путем, я весь нарастающий опыт, свой интеллектуальный продукт мог вложить лишь в бумагу. Я раскрывал изнутри путь синтеза каждой конструкции в составленном монографическом альбоме, приведя оригинальные методики расчета про­порций элементов, что и составляет основу зрелости решений.
   Пропорции низвергают схемы. Многие приведенные в нем мои решения могли бы стать предметами изобре­тений, но это отняло бы у меня годы переписки, и я решил раскрывать разработки для людей безвозмездно. Я видел как на ладони дальнейший сценарий своей жизни. В развитие конструкции и пропорций агрегатов с встраиваемыми планетарными передачами я вносил столько энергии, и их удалось настолько освободить от излишеств, что конструкции остаются перспективой для широкого круга изделий приближающейся 111 эры и стремятся пережить своего автора.
   И все же я продолжал совершенствовать свое детище, а это давало мне моральную опору и мы вместе так и шагали по жизни. Остановить работу своей головы я не мог, как в сказке о кастрюле-самоварке, а поток ее продукции мне некуда было девать. Плодотворно было бы сменить свое положение в социальном механизме, но опоры для такого телодвижения и места я не нахо­дил, и прятался сам от себя. Я продолжал конструиро­вать передачи новых поколений, которые ложились на полку в ожидании лучших времен. Развивался скры­тый кризис тяжелого машиностроения, перешедший в открытый с 90-х годов. Это было все же лучше, чем убивать время и способности другим путем, хотя называется "воркоголия", от слова "работа". Или проще "трудоголия".
   Свое оружие, передачи, не достигнув целей, необхо­димо держать острым, не останавливаясь на достигну­том уровне и ежемесячно совершая шаги развития кон­струкции. Я не позволял себе надолго отпускать мысль от работы над углублением избранной специализации и не мог растрачивать ее энергию на поглощение общечело­веческих ценностей литературы, кино, культуры.
   От своей мысли мне нужны были продукты, а не её развлечение, и потерять хоть часть из них казалось предательством всего своего прошлого аскетического пути. Остановка грозила потерей неформальных связей с делом, в которое не включала структура организации промышленности. Уровень способности делать лучше своих и зарубежных коллег оставался единственным двигателем на моем пути, а все сделанное мной прежде обществом не засчитывалось материально. Это застав­ляло всю жизнь бежать, как стометровку. Разрешающую способность мысли необходимо физи­ологически подготавливать, как и мышцы. Утренний душ расширял сосуды извилин совместно с подзаряд­кой мозга, как конденсатора, сном дает озарение мучавших противоречий: делает ясными тонкие путаные мысли и даёт программу на весь день.
   Первоначально конструкция выращивается, как сеть, куст мыслей и соответствующий им строй нейронов. Это требует физиологического срока. Сад разрастается че­рез годы. Считается, что открытие силы выталкивания жидкостью Архимед произвел сидя в ванне, а откры­тие закона всемирного тяготения Ньютону пришло от падения яблока на голову.
   Однако серьезно, самые крупные мысли приходят во время длительной физической монотонной нагрузки, езды на велосипеде, ходьбы на лыжах, восхождениях в горы. Физиологически у человека включается мозг в работу в полную силу лишь стоя - это наследство его древних поколений.
   Профессиональная поза конструктора стоя и позво­ляет быстрее решать противоречия. Дело не в скорости черчения. На каждое свое движение конструктор тра­тит в 10-20 раз больше времени, чем копировщица. От­стает голова, а не руки.
   Структура моего НИИ не признавала моего опыта и не давала сделать этот материал официальным, чтобы не усилить мои служебные позиции, как специалиста. Она продолжала удерживать меня на должности науч­ного сотрудника, как у предела служебной иерархии и не давала шагнуть дальше в моей роли в технике.
   Вместо того, чтобы поднимать свой престиж дости­жениями в деле передач и гордиться одним из немно­гих реальных дел, она предпочитала по инерции замал­чивать меня.
   Ни разу мой портрет не появлялся ни среди витрин со­здателей новой техники, ни тем более среди лучших работ­ников. Над пневмомоторами ДАР висели другие лица. Да и мне было бы неприятно даже висеть с ними рядом.
   Несмотря на наличие реальной власти у директора и его аппарата, где-то в подсознании всю суматоху их уп­равления я воспринимал, как спектакль с обязательным окончанием, поскольку в своих решениях опирались они не на реальные ценности, а конъюнктурно хватались за что попало, подобно Чарли Чаплину, и были совершенно безинерционными, как магнитная стрелка.
   Внутренних ценностей они не обнаруживали, а мо­жет, и не имели. Для них приоритетной ценностью было сиюминутное служебное положение и его удержание.
   Как на временщиков приходилось смотреть и на Главк, который реорганизовывался. Вспоминалась и кампания Совнархозов. Отраслями играли, как жонг­лер. Угольное машиностроение из тяжелого передали угольщикам. Хорошей музыки не получалось, хозяйст­во не прогрессировало намечаемыми темпами и выход виделся в пересадке "музыкантов". Но настоящих дея­телей прогресса система привлечь не могла, она их отсевала как неконформистов и выплескивала с водой. Социальные успехи упирались в массовую систему внут­ренних ценностей людей, перевариваемых системой и терявших веру в ее преимущества на бытовом уровне.
   Приближались времена перестройки и я предпринял очередную попытку вырваться из блокады. Рядом со стенной газетой в 1987 г. повесил срою публицистичес­кую статью "Пути повышения конструкторского потен­циала института", где раскрывал вклад конструкторов и администраторов в общее дело. Парторг НИИ долго упирался, но демократизацией веяло сверху.
   Эта статья послужила "центром кристаллизации" переохлажденного слоя коллектива, конструкторы объ­единились неформально, начались собрания и решения, возникло организационное ядро. Через полгода, когда сверху предписывалось образовать в организациях Со­веты трудовых коллективов, у нас в него попали успев­шие организоваться преимущественно конструкторы. Избрали и меня.
   Наш Совет занял твердую позицию, заставил зама по науке и главного инженера отчитываться и повел борьбу против генерального директора - производственника, лишившего НИИ главного звена - Опытного завода. Когда было разрешено коллективам выбирать дирек­торов, этот директор был заменен заведующим крупно­го конструкторского отдела, председателем СТК. Про­изошли кадровые изменения, но зам. по науке держал­ся еще пару лет. Новым председателем стал настоящий конструктор, но несостоявшийся кандидат наук. По его стремлению Совет выработал Устав предприятия, ли­шивший всех 30 кандидатов НИПИГОРМАШа науч­ной прибавки жалования.
   Это образовало множество врагов и оппозицию Совету и стало началом распада НИИ. Директор конструк­торского толка начал терять власть, не смог справить­ся с реорганизацией в собственном отделе, которая вызвала судебный процесс, и как только произошли перевыборы СТК, куда попала уже выращенная им оппо­зиция, началось движение по его смещению.
   Парадоксом было то, что смещением директора за­нялся председатель СТК, которому до этого директор образовал отдел и поставил заведующим. Сам директор поставил и главного инженера, занявшего его пост. А отдел мехпередач директор не восстановил. Он не су­мел разобраться в стремлении людей. Тем не менее я принял участие в поездке в Москву для попытки сохра­нить директора-конструктора НИИ обращением к заве­дующему кадрами. Но Главку была безразлична судьба НИИ и упавших он не поднимал.
   Но как только я вырывался и вылетал куда-нибудь в очередной бой за не бумажный прогресс передач, я ста­новился на несколько голов выше и занимал другие ор­биты. Меня приглашали на технические Советы заводов не как представителя НИПИГОРМАШа, а как самостоятельную личность. Не служебное положение ук­рашало меня. Я не был и волшебником и на меня не надевали парадный костюм золушки. Выработанные це­ленаправленным трудом качества и средства производ­ства были при мне всегда.
   И если не давали возможности выезда, то "Гора шла к Магомету". Работы по сторонним для отрасли переда­чам в НИПИГОРМАШе не планировались и подменя­лись рутиной. Для их выполнения в "горячих" ситуациях я начал приглашать конструкторов в командиров­ки к себе, руководя независимыми от института специ­алистами, вместо прежних дипломников, и давал им стажировку, которую сами они оценивали высоко. Таких ситуаций были десятки, многие после моих выступ­лений на научно-технических конференциях.
   Таким безденежным способом, в частности, был вы­полнен рабочий проект крупной планетарной многорядной передачи Киевского НИИ "РУМБ". Сборщики завода "Ленинская кузница" впервые столкнулись со сферической установкой сателлитов, растерялись и не могли ни собрать передачу, ни поставить верный "ди­агноз". Послали телеграмму о несобираемости и об оп­лате моей командировки.
   На сборке конструкторы, мастера, начальники, ра­бочие образовали второй круг сателлитов вокруг злопо­лучной передачи. Они уверяли, что уже тысячу раз про­бовали опустить водило в корону, но сателлиты не вхо­дят. Хотели уже перерезать зубья. Многотонное водило висело на крюке, я только выровнял сателлиты и опустил в тысячу первый раз, собрал передачу. Ошибки в геометрии зацеплений быть не могло.
   На применение моей конструкции по рекомендации ВНИИРЕДУКТОРА "РУМБ" решился после ознакоми­тельных командировок ко мне и на места эксплуатации моих передач.
   Сам ВНИИРЕДУКТОР с передачами боль­ших размеров не сталкивался.
   Реже возникали ситуации, когда исправить дело од­ним приездом было невозможно. На ЧМК заклинился секционный редуктор хода разливочного крана. Это мог­ло похоронить всё дело их освоения Сибтяжмашем и вместе с его представителем мы поднялись на кран. Крышка была снята и видны расколовшиеся зубья. Форма излома не соответствовала линии действия на­пряжений и я позволил себе ударить по зубьям. Они отлетали, как сахарные. Было сквозная прокалка до высокой твердости. Изготовители хотели упрочнить своё изделие и выполнили колеса из стали 60С2 по своей инициативе. Конструкция оказалась невиновной.
   Традицией кафедр УПИ были встречи выпускников через 25 и т.д. лет. Среди них были уже и главные ин­женеры и выше, позднее даже Президент. Каждый рас­сказывал о своем пути и мои передачи заинтересовали институт механизации ВАЗа. Произошёл еще один цикл их внедрения с приездом ко мне на стажировку инже­неров и приобретением моего справочно-конструкторского материала, содержащего более широкие сведения, чем конкретно разработанные механизмы.
   Росло проникновение этой конструкции по 1/6 планеты и достигло даже Хабаровска, откуда прилетали конструктор и расчетчик, и Владивостока. Наиболее крупный редуктор был изготовлен в Сызрани и монти­ровался на Украине. Опытные конструкторы Сызран­ского турбостроительного завода знали, что даже но­вый параллельный редуктор может сразу не пойти, не то что планетарный и поставили его дублером на при­вод ленточного барабана мощностью 800 кВт.
   На пуск удалось вылететь в Кривой Рог. Холостая обкатка вызывала разогрев 5-тонного редуктора за сме­ну свыше 700С. Что-то его тормозило. Оказалось пере­полнение маслом из-за недостаточного диаметра сливных труб. Переделка трубопроводов требовала коман­дировки слесарей исполнителя на место монтажа и за­вод отложил ее до лучших времен, запустив дублера.
   Каждая реализация секционных передач, больших или малых, приносила дополнительную информацию о неравноресурсности их элементов, соответствия прогно­зируемых нагрузок фактическому спектру.
   Типоразмер передачи из ряда выбирали сами кон­структоры и случалось, что они оказывались смелее ав­тора. На зарядных машинах передача диаметром всего 120 мм тянет шланговый барабан диаметром около 2 м и кажется, что Моська тащит Слона. Не одну пятилет­ку машины работают без поломок этого узла и его не усиливают, хотя по расчету передача перегружена.
   Не усиливают и передачу 3-го типоразмера модулем всего 2 мм на полках шахтных монорельсовых людс­ких подъемниках с тяговым усилием приводимой ею звездочек до 2 тонн. Перенос этого апробиро­ванного десятилетиями прецедента в лифтовые червячные лебедки с КПД менее 0,7 многократно бы сократил расход электроэнергии, поскольку суммарная работе лифта равна нулю, а пока их работа аналогична ката­нию на лыжах летом. Миллионы жителей восьмиэтажек были бы избавлены от платы за расход электроэ­нергии за это удовольствие.
   Но эти случаи являются, к сожалению, большей частью исключениями. Пожизненно зомбированные тра­дициями школы не изменяют себе. Уралмаш завод, при­менивший секционные передачи с монолитными кон­сольными водилами на 12 и 20-кубовых гидравличес­ких экскаваторах, разумеется безвозмездно и под своими номерами, в последней разработке 5-ку6ового экскавато­ра упрочнил водило до толщины, большей сателлита, вместо требующейся 1/4.
   Доводку поворотников на Севморзаводе и финский от­чет специалисты своими глазами не видели, контактные поколения сменились, а владеть моим информаци­онным материалом он не пожелал, несмотря на неод­нократные предложения директорам его НИИ.
   Значение введенной в секционных планетарных передачах упругой подвески сателлитов на гибком кон­сольном водиле не меньшее, чем например, рессорной подвески железнодорожных скатов, и именно она поз­волила не поднимая точности изготовлен выше 8 степе­ни, работать на современных скоростях.
   Охвату одного специалиста в наше время даже от­дельный механизм становится необъятен при углублении в весь объем знаний о нем. Вертолётные коническо-планетарные опорные редукторы разрабатывают целые коллективы, да еще интернационально. Опубли­кование их засекреченной ранее конструкции в литера­туре 1975 г, обнаружило, что планетарный ряд попада­ет под отличительные признаки моего авторского сви­детельства 1960 г. И я послал разработчикам письмо с просьбой рассмотреть это. Ответ удивил. В нём сообща­лось, что конструкции заимствована с американской и адресоваться надо туда.
   Попасть со стороны на творческую роль в специализи­рованном по назначению редукторов подразделении так же маловероятно, как в крупном КБ по машинам. Но не боги горшки обжигают. Вынужденные впоследствии кон­версироваться оборонные предприятия не обнаружили превосходства в планетарных передачах. Конструкцию одного ЦНИИ по его же просьбе пришлось усиливать сво­ими колесами. На экскаваторах, кранах начали появлять­ся конструкции и других предприятий, по которым стало, возможно ориентироваться в закрытом редукторостроительном пространстве. Выпавшего нам диапазона реали­зации у них не встретилось, как и свободы от традиции. Оказывается, в поле техники и один может быть воином. Одинаковым у этих разработчиков оказался лишь стиль самообороны неприятием сторонних решений, воспитан­ный единой системой с едиными условиями. Даже пред­оставить возможность своим специалистам ознакомиться с нашим опытом они не пожелали Провозглашавшейся конкуренции реформирование создать так и не могло,..
   Я продолжал работу по переносу накапливавшегося опыта в другие отрасли. Ни одно решение не было утеря­но, как и при моем учении в ВУЗе. Все выполненные раз­работки были систематизированы, классифицированы по видам механизмов (более 25) проанализированы и поме­щены в неформальный сборник моего труда, являющий опыт использования нестаревшего типоразмерного ряда планетарных передач размером от 100 до 2000 мм, утвер­жденного в 72 году в качестве рекомендуемого руководя­щего технического материала МИНТЯЖМАШЕМ (РТМ 24. 17903-72). Ряд был дополнен узкими и широкими, легкими и тяжелыми сериями.
   Общее мое время работы над ними превышало 50000 часов, включая приведенные механизмы. Время выпол­нения рабочих чертежей механизма с двумя рядами пе­редач и тормозом в 80-х годах у нас занимало около 700 часов, в 90-х снизилось до 400.
   Бывшие студенты-дипломники родной кафедры УПИ им. Кирова встретились мне на пути уже деятелями техники. Был таким дипломникам и нынешний заведую­щий этой кафедрой Герман Георгиевич Кожушко до сих пор помогающий в деле применения передач.
   Пропаганда нового в планетарных передачах мною велась на всех уровнях: и в общественном институте повышения квалификации инженеров, и даже на Всесоюзных собраниях заведующих кафедр.
   Работа оставалась делом моего личностного подвижничества и чтобы не потерять темпа и энергии её выполнения, не успевал выделить пары лет для попытки защиты докторской диссертации, хотя выработанные и применяемые мною неконформистские критерии вызвали бы упорную оппонентуру.
   Дальнейший путь встраиваемых передач был в их интеграции в механизмы, являющиеся замкнутой сферой взаимооптимизации составляющих компонент, подобно живой клетке. Помимо передачи они дифференцируются современной техникой ещё на 9 функциональных составляющих компонент: мотор, тормоз, муфты, валопроводы, соединения, реактор, поворотные опоры, рабочий орган и замыкающее силовую цепь рабочее тело. "Пластичность" планетарных передач позволяет оптимально распределить располагаемое пространство между ними иногда используя поверхность короны в качестве рабочего органа: канатного барабана, колёсного обода, тормоза или муфты, а саму передачу - в качестве шестерённого гидромотора, создавая рекордные по всем показателям механизмы, канонические решения, которые не имеют никаких упущений со стороны фантазии, изобретательности формовладения конструктора и могу быть улучшены без появления новых материалов.
   Пользуясь прежними всесоюзными связями, такие механизмы удалось выполнить по заказам считанных предприятий, которые дольше других держались на плаву. К каноническим можно отнести лебёдки "Рексрот", тельферы "Коне", мотор-барабаны "Интер-рол" и ряд механизмов из альбома СКМ-85.
   Пронесутся годы и все перипетии создания изделий-каноников забудутся, как леса с которых строили храмы, а каноники будут воспроизводиться и служить поколениям. Только в технике их не научились ценить, как картины или статуи, как предметы инженерного искусства владения формой, пропорциями и схемами. И за ними стремятся не закреплять имен создателей.
   Конструкция пневмомоторов ДАР раскрыла свое моральное долголетие и она перейдет в III эру, и передачи еще не состарились.
   Бессмысленно писать мемуары в стране, и встречаю­щей и провожающей по одёжке. Записки нищего чи­тать не интересно. Но в отстающей российской технике для использования эффекта планетарных передач и ме­ханизмов сохраняются широкие просторы, если ее тя­желое машиностроение не будет подавлено своими же политиками, сделавшими ненужными своей стране ее инженерно-конструкторские мозги и передачу этого образования следующим поколениям. Поддаться рефор­мам и исчезнуть отечественным центрам прогресса пе­редач и прервать преемственность поколений означает отбросить и без того отстающее машиностроение на 15 лет назад.
   Чтобы набрать самостоятельно опыт творчества, ко­торым невозможно "зарядить" в учебном институте, не хватает двух пятилеток при наших темпах внедрения нового. А такие уникальные условия для саморазви­тия, в которые история поместила автора, вряд
   ли сно­ва повторятся в России. Созданная конструкция и но­менклатура планетарных передач сможет еще послужить опорой индустриализации с эффектами много больши­ми зачерпнутых из этой кладовой. Устоявшаяся 25 лет номенклатура - солидный фундамент.
   Конструирование передач неиссякаемо, как компо­зиция и мелодии в музыке, но его производительнее начинать от "печки", а не от нуля. Новое не должно быть хорошо забытым старым.
   Не менее широка и перспектива использования преобразовательного механизма пневмомоторов ДАР для бензиновых двигателей с целью освободить их от не­нужного при этом коленвала и шатунов. В ДАРах ис­пытаны такие механизмы на крутящий момент до 600 Нм, а у моторов ВАЗ он не больше 120. По выполненным чертежам аксиально- поршневой мотор для "Жи­гулей"- весит всего 60 кг со всеми 13-ю навесными агре­гатами и имеет всего два поршня двухстороннего дей­ствия, занимает в 4 раза меньший объем.
   К сожалению, переговоры с ВАЗом и переписка с ФИАТом не двинули дело. Но эта конструкция - не экзотика типа мотора Ванкеля с низким КПД из-за не­выгодной клиновой формы камеры сгорания. Здесь ап­паратом извлечения потенциальной энергии газа слу­жит классический поршень с кольцами и клапаны.
   Пропаганде достижений моих конструкций планетарных передач помогали ежегодные областные научно-тех­нические конференции по зубчатым передачам, куда приглашалось несколько сот работников заводов и ВУЗов со всей страны. Конференция 1975 года была посвящена исключительно планетарным передачам.
   Начало пропагандирования иx новых решений отно­сится к Сухумской Всесоюзной конференции 1967 года по теории машин и механизмов, куда попасть кандида­ту технических наук было честью! Там я познакомился со многими корифеями.
   Всесоюзные конференции были межведомственными, организовывались раз в 3-5лет и собирали ведущих специалистов и ученых страны в красивейших городах: Ленинграде, Одессе, Алма-Ате, Ереване, Севастополе, Свердловске. Пробиваться на них из провинции было трудно, в оргкомитетах доминировали представители Московских школ. И даже наличие неоспоримой промышленной апробации мало поддерживало. Там стара­лись не предоставлять сборники тезисов и трибуну для не своих направлений, тем более постоянным оппо­нентам.
   В организации последней конференции я уже прини­мал участие, как член секции зуборезных работ и редукторостроения своего города Свердловска и вскоре став её последним председателем до 1991 года, когда обществен­ные организации распались. Разрушилась вся информационная среда живого дела личностного обмена опытом в стране и вневедомственного развития теории и практики редукторостроения неформальным путем.
   На наши областные конференции, которых не гнушались доктора наук из многих городов Союза, я пы­тался приглашать среднее звено Главка, чтобы открыть неведомую им сферу творчества той отрасли, которой эти чиновники управляли. Но они к этому не стреми­лись. В ней требовалось производство подчинить науке, а не наоборот, как было на самом деле.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Общение с людьми высокого интеллекта - высшая ценность в человеческой жизни. Эти события, выступления, доклады запоминаются на всю жизнь от возникавшего на них духового подъема единомышленников, а не только туристического интереса.
   Всесоюзные конференции позволяли сверять свои курсы движения, компасы, скорости и результаты, иног­да даже с зарубежом. Последний мой доклад в Одессе заинтересовал немецких и болгарских ученых. Были приняты тезисы на конгресс "Передачи-95" Но средства на поездку туда в реформированной России найти своей профессией я уже не мог.
   Туристские радости были широко доступны в пре­жней организации страны всем. Я еще студентом на лыжах, плотах и велосипеде прошел весь Урал от Яман-Tаy до Народной, от Южного до Приполярного. Букет воспоминаний ярок по сей день!
   Еще больше эмоций, затягивающих человека пожиз­ненно, дают грандиозные горы Кавказа, Тянь-Шаня, Ал­тая. Возможность занятия альпинизмом, как физичес­кой культурой, была предоставлена также в родном ВУЗе, в УПИ, где можно было получить бесплатную путевку в альпинистский лагерь любого paйона Союза,
   Многие годы, до 30 лет, я проводил свой отпуск в ropаx, совершил более 50 восхождений, стал инструк­тором альпинизма. Потом появились проблемы семейной жизни, отнявшие это эмоциональнейшее, но и опасное увлечение, оставлявшее однако место интеллекту­альному продуцированию. В горах посчастливилось познакомиться со многими великими людьми. Об­щность спорта давала путь и к высотам интеллекта этих людей.
   "Умный в гору не пойдет", но среди альпинистов встречались и академики, даже с мировыми именами, в частности И.Тамм. Не раз привелось сидеть у костра с легендарным В.Абалаковым. Эти люди могли позво­лить себе быть независимыми личностями и не конформироваться совковым менталитетом. Увидеть раскре­пощенного человека в тоталитарной системе - боль­шая редкость. Это подобно тому, что увидеть гордого оленя в природе, а не за изгородью зоопарка. Ни в директорских ни в министерских, ни обкомовских креслах такой раскрепощённости не встречается. Может отчасти и поэтому люди так тянулись и любили В.Высоцкого.
   Причина тяготения человека к высотам, несмотря ни на какие трудности и риск, не поддаётся холодному уму и наиболее доходчиво нарисована в горячей песне В.Высоцкого "Вот ты- на вершине, ты счастлив и нем!". Но если высоты гор покоряются за 2-3 дня, то для высот техники не хватает целой жизни при неожиданном наступлении неблагоприятной погоды в стране. А погода в России постоянно хуже Западно-Европейской.
   Вывеска золотыми буквами под красным стеклом ещё продолжала висеть над подъездом, хотя уже и не над парадным, который вёл теперь в банк. Но 35-летний Всесоюзный спектакль на тему "НИИ горного машиностроения" в этих стенах уже прекратился. И не пото­му, что его КПД хронически был не выше 5 %, а пото­му, что более 600 человеческих трудовых жизней, предоставленных и оплачиваемых государством, были бесполезно и безответственно растрачены бездарной технически администрацией. Она не стремилась и не способна создать настоящие творческие самоуправляющиеся коллективы профессионалов и специалистов, боялась их и отталкивала формализмом аппарата конкур­сного вакантного замещения должностей, в итоге не создав ни заметной в миpe фирмы, ни своих лидирую­щих направлений, не сумев продать ни одной лицензии за рубеж и фабриковала лишь сотни совковых изобретений, со своим соавторством, не пригодных для патентования, но давших юридическую крышу выплат себе за не существовавшие эффекты
   Администрация утверждалась руководящей и направ­ляющей силой страны. А представители направляющей и руководящей силы получали от нее преимущества в занимаемых должностях. Рыба тухла с головы, а рука мыла руку. Спроса вышестоящего органа - Главка за КПД и, главное уровень не было. Наоборот, Главк боялся появления новых машин, которые не мог размес­тить в серийном производстве, обнаруживая свою несостоятельность, и поддерживал "кипенье в действии пус­том", исключавшее безработицу от перепроизводства горных инженеров.
   Китайцы изобрели порох и передали его европейцам, которые уничтожали им друг друга. Не менее ковар­ную роль может играть в бюрократических системах и изобретенная ими бумага. Вообразим на минуту, что вся она израсходовалась и даже Министру не на чем напи­сать циркуляр. Остановится вся машина надстроек и обнаружит свои размеры. Работать смогут лишь люди дела непосредственного.
   Всe результаты работ института оценивались на бумаге и он продуцировал их больше дела, прикрывал все недостатки этим спасительным материалом во ис­полнение стандартов. Разрабатывались карты уровни ма­шин, намного превосходившие и сами машины и зарубеж. Бумага помогала выдавать желаемое за действитель­ное, позволяя производить все манипуляции вплоть до премий с изображениями, а не самими машинами. Бумага служила пожизненной игрушкой взрослым и утешением. Она давали отсрочку разочарования ре­альностью, кредит времени эйфории и дальше ее стре­мились не двигаться и институтские, и вышестоящие руководители. Они уклонялись от самых ценных уроков, причем не от единичного образца, а от статистики серии и времени. Металл выдерживает малоцикловую нагрузку в 2,6 раза выше, чем усталостную. В таких условиях можно было не считаться с реальны­ми инженерными достижениями, заниматься лысенковщиной и никакие достижения не могли пробиться, пока не вырисовывались из-за рубежа. Остался только бумаж­ным след института в архиве и в 20 сборниках научных трудов "к вопросам", но они были в основном векторами в прошлое, зачеркнутыми развитием техники, как и почетная красная книга с фамилиями директоров и других отличившихся в этом движении в никуда деятелей. Каж­дый стремился увековечить себя по-своему. Сотрудников же не связывали творческие узы и рез­кого снижения оплаты было достаточно, чтобы струк­туры посыпались.
  
   Всю шоковую пятилетку отделы прекращали свое существование в очередности нужности останавливавше­муся производству и его продукции.
   Первым был сокращен самый модный 30-человечный отдел компьютеризации, учиненный для движения ин­ститута в ногу со временем и создания ни более, ни менее как САПР горных машин и не имевший в своем составе ни одного конструктора.
   Отделы усыхали один за другим. Последними их покидали или переводились заведующие, не приспособив­шиеся, как я, стать институтом одного конструктора-ученого. Жуткое состояние вызывал вымирающий ин­ститут, где на целом этаже не встретишь родственной души конструктора или научного сотрудника. В доми­нирующей степени сохранялась лишь администрация, на совещаниях у директора было многолюдно. Ее бук­вально кормили стены института, а конструкторам в этом ноевом ковчеге места не хватало.
   Растворился и отдел гидропневмопривода, сумевший кормиться на моих пневмомоторах ДАР более 30 лет. Это сразу позволило в 1990 г. выпустить в обращение авторскую конструкцию моторов ДАР-90 повышенных параметров с усовершенствованиями, накопленными 30 лет торможения. Эти 4-поршневые моторы состоят из 3-к типов деталей: полублок цилиндров, поршень и ротор. Они долговечнее, легче и экономичнее во всех отношениях.
  
   Растворились во времени и пространстве реформ и отделы сложных погрузочных машин, дизельных, ковшовых с гидравликой и с переключением коробок пере­дач под нагрузкой. Их конструкторы не владели про­дуктами своего труда настолько, чтобы это их удерживало.
   He было у них генерального конструктора, для которого они были бы делом всей его жизни. Одному лицу такой роли не давалось. Она делилась между заведующим и несколькими специалистами для проведе­ния принципа "разделяй и властвуй".
   Вот и разделились и рассыпались. Этому предшес­твовало свёртывание серийного производства этих машин на заводах из-за возможности покупки горня­ками более надёжной и долговечной зарубежной техники.
   Пневмомоторы ДАР-90 выдержали и это испытание, лучше их за рубежом не нашлось, а бурение без них обойтись не могло. Именно эти моторы поддержи­вали выпуск и реализацию буровых станков, одной из последних горных машин ещё изготовлявшейся опытным производством. Но продержалось оно последнюю пару лет уже не на специализации, а на изготовлении броневых дверей и решеток для строящегося банка, ко­торому институт продал предназначавшуюся для производственных цехов территорию.
   Директор - основатель института, получивший в 1958 году постановление Правительства об его учреждении на Урале и промплощадку со зданиями цехов, А.П. Шабашов, любил говорить: "Люди создают всё". Текущий же директор видел заслугу в сохранении зда­ния, первый этаж которого был отдан другому банку. В институте сохранялась лишь администрация, которая не желала видеть ценности инженерного корпуса смыс­ле людей и платила им в 6 раз меньше, чем рабочим на заводе. Этим путем здание быстро очищалось, а поме­щения сдавались в аренду. Квалификация самостоятельного инженера-конструктора приобретается минимум за 10лет труда, а станочника - за 6 месяцев.
   0x01 graphic
  
   Вид на поршень с двумя шарикоподшипниками внутри, между которыми
  
  
   находится дорожка преобразовательного механизма.
   0x01 graphic
  
   Вид на механизм преобразования движения поршней во вращение ротора,
   видны каналы в корпусе и роторе для подачи воздуха в рабочие цилиндры.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Серийный пневмомотор ДАР-5, мощность 5 кВт.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Гегемонистское воспитание руководителей уживалось с бизнесным мышлением и российским менталитетом непризнания интеллектуальных продуктов.
   Построить новое здание - дело 2-х лет труда 30 рабочих, а отраслевой НИИ -10 лет труда 300 инжене­ров, в 50 раз ресурснее.
   Рассеянных сотрудников с этим опытом вряд ли удас­тся вернуть, тем более пенсионного возраста, а переда­чи опыта новым поколениям в этих стенах не произве­дено. Для таких целей во главе НИИ должен стоять не производственник, и не администратор, а творческий лидер размаха А.Туполева. С. Илюшина, О.Патона. Толь­ко тогда его машины превратятся из макетов в вехи технического искусства. В России нет генеральных кон­структоров автомобилей и они уступают зарубежным. Но главное, у нее нет механизма вывода таких людей на орбиты, а есть лишь подавляющий их менталитет. Даже А.Туполеву пришлась работать многие годы за решеткой.
   Демократическими приемами такие задачи не реша­ются. Большинством голосов в технике проблемы не сдвигаются. Один чемпион мира не может быть побеж­ден никаким коллективом.
   Ретроспективно оглядывая потемкинский, "маципуровский" путь нашего НИИ и его работы, можно кон­статировать невероятный парадокс: угнетавшийся ма­териально и позиционно его структурой автор, умно­жая на практике концепцию компонентного канала внедрения во весь спектр машин на личный труд и изо­бретательность, сумел широко использовать большую часть ее деятельности для крупномасштабных экспери­ментов и апробации решении передач в горном деле, шагнув через ее бюрократические барьеры и головы, своевременно компенсируя уничтожение и отдела, и ис­пытательной лаборатории, и частично оправдывая за­траты государства на содержание НИИ.
   Так, наиболее мощный 1000-киловвттный привод с конической и планетарной передачей по а. с. 124263 и 693077 получил длительные испытания на проветрива­ющей карьеры машине института УМП-21 с вертолет­ный винтом диаметром 21 метр. На проектирование и постройку гигантской машины структурой НИИ и его московскими начальниками выколачивались миллионы равноценных в то время доллару рублей, загружа­лись многочисленные отделы на годы, а она, машина, служила лишь стендом для наращивания моего опыта, авторитета и присутствия в разных районах страны. По своему назначению как средство раздувания смога она была антиэкологична и отвергнута.
   На этой машине отрабатывалась серия широких планетарных биконсольных рядов с шириной обода до 50 модулей, тогда как у вертолетных она не превышает 10. В результате редуктор получался меньшего диамет­ра и массы.
   По докладу директора за первые 15 лет по чертежам института было изготовлено на приданном ему Опыт­ном заводе свыше 600 наименований горных машин и в большинстве из них применялись мои пневмомоторы или планетарные передачи, все с новыми элементами. По роли я оказался лидером в деле передач института, а чиновники от управления НИИ боролись с моими ни­зкими служебными должностями.
   Но "КПД" работ моих и НИИ был различен. Из этого фейерверка машин в серийное производство было пе­редано всего 33, т. е. 5,5%. Остальные машины, хотя и давали старт новым решениям моих передач, но тут же стремились их утопить в Лету вместе с собой, а моей задачей было не дать пропасть этому широчайшему опы­ту и том числе и на "золотой" горке института, куда сваливалась часть неудавшихся машин после испы­таний.
   Передача этого опыта в другие отрасли, обладавшие большими производственными масштабами, по-прежне­му оставалась моим личным делом и не находила госу­дарственной поддержки. Там тоже не удавалось найти настоящего хозяина. Система оставалась тоталитарной, а люди - зомбированными ею.
   Секционные передачи пережили, отменившее их че­рез стандартные 5 лет Министерство, и продолжали свою главным образом социальную работу. Но должного мас­штаба использования они не получали, индустрией не овладели. Одних усилий автора было недостаточно. Не создала хозяев в жизненно необходимом для страны машиностроении и пятилетка шоковых реформ передела собственности.
   Новыми хозяевами не стали компетентные специа­листы, а завладевшим некоторыми предприятиями ли­цам они нужны стали лишь как недвижимая собствен­ность. Перестройка, а вернее ломка, закрыла путь на­копленному концентрату знаний и уменья, разрушая и останавливая промышленность. Лишь изредка всплы­вала ценность проделанных ранее работ, в частности по удешевленной технологии изготовления конических пе­редач со спиральным зубом Новикова трансформируе­мым универсальным инструментом.
   За приобретение этого опыта и документации пред­лагались десятки миллионов деревянных рублей, из ко­торых разработчикам на зарплату попадало менее 1/3, а остальные - на накладные расходы институтской ад­министрации. Структура продолжала своё наездничес­тво до конца, перестройке она сумела не дать себя за­деть и до нее перестройка не стремилась добраться, как и до всего того для людей, что провозглашала. Ей ну­жен был новый опорный класс и возросло только число людей с ложкой, с прилавком, приходящихся на одно­го с сошкой, карандашом или научным пером, по на­блюдениям А.Солженицына втрое.
   Живой организм при всех истощениях до последне­го сохраняет свой мозг, а перестройка и без того пара­зитировавших структурных связей в первую очередь за­дела именно его, сначала разрушив, а потом героичес­ки "спасая" обломки науки.
   Раздвоение моего удовлетворения предметами было произведено еще в детстве нагрянувшим военным вре­менем, когда пришлось горожанину копать землю и садить картошку, когда в магазинах не стало даже плос­когубцев - первейшего общедоступного средства пре­образовании окружающего предметного мира, подчине­ния своей воле форм вещей для службы себе в реализа­ции собственного понимания и фантазии.
   Слесарно-столярный инструмент всегда был для меня первым шагом собственноручной организации окружающего пространства и транспорта без помощи общества. Но одного топора и долота, которыми раньше мастери­ли кареты, было уже недостаточно.
   И в школьные, и в студенческие, и в инженерные годы, все больше убеждаясь в реалистичности своего воображе­ния и фантазии, не имея цивилизованного пути получе­ния желаемых предметов, как Робинзон на необитаемом острове, я пытался делать их своими головой и руками. Это развивало изобретательство и жажду знаний. От иг­рушек таким путём шагнул к настоящим машинам.
   Но реализовывать из-за отсутствия материалов я мог лишь остронеобходимые мелочи быта: лыжные крепления, утепленную обувь для походов, багажники велосипедов, коки альпинистские, пряжки, карабины, рюкзаки, лебедки, велоузлы, мопеды, моторы и даже мини-автомобиль. Затем, по новому кругу - коляска и санки детям. И еще один круг через ничего не изменив­шее в благосостоянии 20-летие - внукам.
   Вынужденная борьба за реализацию своего призва­ния лишала меня на многие годы материальных благ - и от защиты диссертации, и от изобретений, и от понижения служебного положения, сделав настоящий автомобиль мечтой всей цветущей части жизни и толкая к самоделкам.
   Только после того, как выросла дочь, я был способен купить автомобиль и, наконец, очередной директор пос­ле нескольких лет отказа разрешил месткому выделить мне право на его покупку. И лишь в 48 лет я сел за руль!
   Дальние дали и большие скорости стали доступны­ми семье. До этого я формулировал свой путь, что пое­ду на автомобиле, опираясь не на силу разделения тру­да в человеческом обществе, а на продукт своей мысли и собственных рук.
   Но самоделка, алюминиевый двухместный автомо­биль, висел под балконом, как шлюпка на корабле, уже не одну пятилетку, вызывая аллергию семьи. Летнего времени на его завершение не выпадало, его растрачивали на поездки на природу на двухколесных транспор­тах, не требовавших прав и гаража.
   Лета на Урале недостаточно. Всего два месяца купаний, а восемь месяцев холодной погоды загоняют лю­дей в помещения, сокращая реальную продолжитель­ность активной жизни.
   Лишь после защиты кандидатской я стал позволять себе тратить свободное время на изготовление эмоционирующих меня изделий. И вообще использовать вто­рую домашнюю смену по своим увлечениям, хотя и она большой частью шла на конструирование чего-либо в тоскливые зимние вечера, наступавшие рано, когда стучать и сверлить было уже нельзя -соседи.
   От напряженности или неудовлетворенности работой человек находит разрядку отрицательных эмоций в хобби. Мой досуг был делом моих рук. Но у меня здесь возникало удручающее впечатление микроскопической скорости достижения замысла. Натренированная мысль вырисовывала самоделку со скоростью компьютера, а материализация была убогим и длинным делом, знако­мым с детства.
   Поиск и доставание материалов и деталей занимали месяцы и годы, держа в напряжении память стремле­ние. Как, наверно, любой самодельщик, я всю жизнь занимался разборкой выбрасываемых машин и аппара­тов, копил винтики, гаечки и колесики, восстанавли­вал электромоторчики, делал дрели, сварочные тран­сформаторы и другой инструмент. Давать вторую жизнь любой вещи или улучшать ее стало чертой моего характера. Это затягивало все глубже и глубже. Самоделки требовали инструмента, инструмент - привода, пита­ния, они -
  
  
  
  
   0x08 graphic
0x01 graphic
  
   На озере Увильды
   помещения. Интересы переключались. Эти предметы были общезначимым ширпотребом, состоящим как известно, из 1000 мелочей, и годились для тира­жирования производством. Любимыми местами, приносящими массу удовлетво­рения, были в близкой мере и озеро Увильды с хрус­тально прозрачной водой, и катание на водных лыжах, и свалка металлолома ВТОРЧЕРМЕТ, где можно было найти не только винтики, но и целые агрегаты самоле­тов. Копание в них давало мне не меньше, чем хирургу - операции. Совершенство пропорций деталей, выработанных технической эволюцией, оттачивало профес­сиональный глаз. Они воспринимались по принципу Гегеля: "Все действительное - разумно", моим же кон­структорским стремлением было делать все разумное - действительным.
   После 50 лет убивал свое свободное время на участке земли, превращая ее в сад. Хотелось устроить собствен­ный плацдарм на природе. Ковыряться в земле - не лучший способ общения с природой, но нужно было уп­ражнять себя физически, другое дело - строить. Но тут опять проблемы: где достать материал. Годами со­оружал "хижину дяди Тома".
   Хобби удовлетворяет стремление каждого сделать что-то свое. У меня с детства было стремление к самокатикам и велосипедикам. Условия быта превращали меня в "слесаря Полесова" и опускали с высоких орбит и скоростей работы мысли.
   Мне нужен был компьютер - материализатор мысли, чтобы нажимая на кнопки, получать не графику, а весо­мые детали. Скатерть-самобранка всегда была мечтой пролетариев. Самоделки отрывали от гораздо более важ­ного, от действий по реализации, например, бензомотора ДАР. Они же давали выход энергии мысли в новые пред­меты, которые питали столь недостающими положитель­ными эмоциями, недостижимыми цивилизованным пу­тем. От этого заразительного увлечения я не могу ото­рваться всю жизнь, как и от общения с природой. Скорость реализации моих конструкций производст­вом была несоизмеримо выше, чем своими руками, да и достигаемые экономические эффекты, особенно при се­рийном производстве. Но такие события умножения мысли на индустрию производства не были ритмичными. Мои инициативы были похожи на попытки завести бензомотор с испорченным карбюратором. Он чихал, схватывал и глох. Энергии приходилось вкладывать больше, чем он вырабатывал. Перестройка лишила его бензина вовсе. Выполненные за минувшее пятилетие рабочие проекты крупных передач погружного привода для драг, ботоподъёмных скоростных четырехбарабанных лебедок, поворотников кранов для платёжеспособных заказчиков с поездками аж до Владивостока, за­висли и не умножают израсходованный труд на масш­таб изготовления.
   Задержка темпа реализации передач и самоделок в сравнении с темпом не желавшей заниматься другими делами мысли накопила у меня необъятный объем эскизов. Папки заняли вместе с чертежами и расчетами 12 метров длины полок. Их необходимо держать в оперативной памяти и для этого периодически просматри­вать хоть раз в пару лет. Такие экскурсии возбуждали желание новых свершений, но материальной точки опоры для них не находилось, как для рычага Архимеда, захотевшего перевернуть земной шар.
   Одна весна спешила сменить другую, пятилетка - пятилетку, а все больше замыслов томилось в моей па­мяти и на полках, создавая гнетущее настроение. В стра­не не удавалось найти опоры. Не было воспитано пре­емников ни в семье, ни на работе. Только испытанное средство - процесс конструирования, снимало депрес­сию, возрождая веру в свои возможности и новые на­дежды. Образовывался порочный замкнутый круг, ра­зорвать который в стране шоковых реформ мне не вы­пало. И все же я сохранял этот архив, как циклотрон, разгонявший конструкторскую мысль до высоких ско­ростей свершений.
   Странную свободу несла демократизация в страну и в город. Окна первых этажей сплошь закрывались желез­ными решетками, а двери, независимо от этажей - сталь­ными листами или вторыми железными, как и подъез­дов. Страну готовили к переменам и чины милицейских органов рекомендовали по телевидению это укрепление из-за испытываемых ими финансовых сложностей.
   Ездить на автомобиле, а тем более останавливаться стало опасно, не говоря о поездках на природу. Хране­ние его в металлическом гараже было ежедневной ло­тереей. Ощущение каменных джунглей сгущалось и вы­зывало постоянное напряжение и неуверенность в завтрашнем дне буквально. Одинокому человеку стало опасно даже иметь собственную квартиру.
   Утрата автомобиля сбросила с достигнутой высоты лет на 25, вернула к самодельному, стоявшему в гараже с 1971 года. Заставила карабкаться снова, пытаясь вернуть то, что было отобрано.
   Вращая уставшими ногами педали или тащась вооб­ще пешком по дороге, эмоциональнее понимаешь, что автомобиль - это не средство передвижения, а, в пер­вую очередь, аппарат для производства положительных эмоций в процессе преодоления пространства улиц и дорог планеты.
   Моя самоделка - это двухместная машина снаря­женной массой 55 кг и мотором от пилы "Дружба" микрокласса, сверхэкономична, но излишне длинна - 2.7м, Это не обеспечивало хранения ее в квартире, как мопеда, а гараж гораздо дороже такой машины.
   Для всесезонных поездок в сад разработал себе двух­местную машину комнатного хранения покороче - 1,8м и полегче, чтобы ее можно было одному заносить по лестнице, и главное - с популярным мотором Д-6 объ­емом менее 50 см3, чтобы не выходить из категории мопедов.
   Мотор был. Стал проектировать и собирать детали 5-скоростной коробки, затем ходовой. Вновь жизнь вытолкнула меня в 60 лет на путь самодельщика, в самое начало, наградив снова детскими радостями и эмоция­ми старика из сказки о золотой рыбке. Опять передо мной вместо разбитого корыта - веломоторчик, на ко­тором я проездил большую часть жизни. А под ним про­веренным этим сроком и пробегом 40 тысяч километ­ров колеса диаметром 300 мм, только жизни впереди уже считанные годы. Цивилизация реформ не позволила мне даже сохра­нить уже заработанный автомобиль уровнем зарплаты ниже пенсии и стоянки. Из неохраняемого гаража его угнали под аккорды совковых "демокрадов" о неизбеж­ности этапа дикого первоначального накопления капитала.
   Угон машины заставил испытать чувства Лермонтов­ского Казбича и возвратил меня к Диогеновскому этапу жизни. Этот эпизод раскрывал трагедию всей жизни, в которой невозможно реализовать свои глубинные ценности. Приходилось большую ее часть только мечтать о свободе передвижения, транспортируя себя педалями по дорогам жизни и науки.
   Организация страны имитаторами коммунистической идеи все же дала выбраться на рубеж владения автомо­билем и пользоваться им 12 лет, разрабатывать и изго­товлять изделия для людей. А реорганизация "демокрадами" ограбила накопления, которые доверил госу­дарству, открыла каналы грабежа и сбыта имущества и транспорта, угнала страну и дело жизни в ней.
   "Дай бог, чтобы твоя страна тебя не пнула сапожи­щем", желал поэт, но она все же пнула многих. Лично меня перестройка сделала в 8 раз беднее. Реформы лишили инженеров работы, сделали их ненужными стра­не, причем даже в стратегической отрасли ядерного ору­жия, обеспечившего стране положение в мире. Лес ру­бился так, что летели бревна, в общем, рубили сук под страной.
   Реформы отпустили цены лишь на продукты, но не на труд. Большинство вынуждено стало трудиться еще больше за все меньшую оплату, а результатами рефор­мы давали воспользоваться нескольким процентам того искусственно формируемого класса, на который соби­рались опереть будущее реформаторы. Реформы выпус­кали воспитанный коммунистами эгоизм и ограничен­ность на социальный простор. Они выполняли работу зла. Вообще, российская почва во все времена благо­приятствовала разрастанию сорняков. Но на полях бо­рются с ними, а в обществе - наоборот.
   Сделав ставку всей жизни на создание чего-то для людей, я не нашел их поддержки. И в конце жизни опять остался один на один с продуктом, в цейтноте поддержания его и своего быта. Финал, как у гениального Пушкина: опять перед ним его избушка. Снова, как в раннем детстве, выживаю, сажая картошку. Это сопровождало почти всю жизнь. Опять чиню моторчик к мопеду, чтобы хоть этим путем увеличить общение с природой. Глядя вслед обгоняющим меня на иномарках откор­мленным мальчикам, думаю: что же такое они успели совершить, чтобы воспользоваться всеми благами ци­вилизации? Ничего. Просто очередная катастрофа ор­ганизации на этой несчастливой территории, не мень­шая по разрушениям, чем Отечественная война, но го­раздо трагичнее по результатам. Народ выходит из неё не победителем, а побежденным идеологическим ору­дием Европой и ограбленным собственными растратчи­ками всего достигнутого в прошлом.
   В то же время продолжалось нивелирование и ограб­ление нас, конструкторов. Мы не получили в свое рас­поряжение продукты своего груда и не могли назначить на них достойную цену. Торговать разрешили только чужими продуктами юридическим лицам и лицам, не способным сделать что-либо свое. Чтобы как-то вы­жить самим, незадачливые реформаторы производство вообще подавили до того, что население перестало вос­производиться и начало сокращаться.
   Меня же общество пинало многократно, а это выдрес­сировало привычку ожидания очередного пинка. Длитель­ное течение каждого этапа жизни без отрицательных событий настораживало в ожидании очередного пинка.
   С военного детства я интуитивно чувствовал невозможность длительного благоприятного течения событий без катаклизмов более 40 лет и ожидал их в виде ядерной катастрофы. Но ее опередила социальная. Внешний для страны мир, который она стремилась обогнать, оказался коварнее и применил неожиданно даже не биологичес­кое, а более выгодное ему моральное оружие разрушения нравственности в России, хронически болевшей ею и поз­волившей Лермонтову давно поставить диагноз: "Страна рабов, страна господ".
   Экстенсивное развитие России было слишком затя­нуто и уже полвека было пора перейти к интенсивному внутри необъятной и непосильной территории, а не стре­миться побуждать менее крупные европейские народы гонкой вооружений и природными богатствами принять аналогичную российской систему управления. На эти имперские стремления имитаторами коммунистической идеи отрывались ресурсы от обеспечения благосостояния и подъёма уровня жизни своего населения в таком неудержимом и бесконтрольном объёме, что они поте­ряло внутреннюю веру и надежду в преимущества заво­еванной системы, и это явилось первопричиной распа­да даже объединенных царями территорий, желавших европейского благосостояния.
   В обществе периоды взрывов от нарастания внутрен­них противоречий, когда происходит реформация, революция или контрреволюция, измеряются двумя-тремя поколениями и действие всеобщего закона отрица­ния испытывает даже земная кора, разрывающаяся на материки, не то что империи. Но периоды различны и в обществе они поддаются управлению пока не подры­вается нравственность. И после царского режима в стра­не Советов народ позволял убивать лучших сынов в годы сталинских репрессий.
   Главнейшей и невосполнимой потерей Отечественной войны было дальнейшее ослабление генофонда страны: на войну ушли самые честные, смелые, сильные и поч­ти не вернулись. Они полегли для обеспечения лучшего будущего, как они думали. Демагогия воспитания вы­растила поколения безразличных и гибких людей. У нынешней популяции людей вектор стремлений на­правлен в будущее только для себя. Первоочередно до­лжна производиться экология социальная, а выздорав­ливая, люди спасут и страну, и природу в ней.
   Конструкция общества требует учета большего чис­ла менее определенных процессов, чем конструкция машины, а широты опыта у его конструкторов, да и самого их формирования и отбора нет. На протяжении тысячелетия Россия не родила себе выдающихся руко­водителей, кроме Петра 1, а мера ограничения власти личности отставала от европейской.
   Объективно необходимой меры разделения труда и синтеза структур и текущего управления ими, устано­вить не удается, как и канала своевременного полно­масштабного использования творческих способностей великих людей в этих целях.
   Поэтому самолеты летают, а страна - падает. Для внутреннего подчинения человека обществу использована индустрия производства социальной мысли, вырабатываемая тысячами изощренных голов специалистов-апологетов, которые так же порабощаются сами.
   Критерий совершенства организация общества - из­меритель егo цивилизованности - соотношение к отбираемому у человека времени затрачиваемого на его пол­ное обеспечение. Это - КПД общественного механизма. В современной отечественной цивилизации он всего 0,05, одна двадцатая! тво не дает пользоваться* Ж
   Эта страшная цифра подтверждается, например, соот­ношением затрачиваемого обществом временем на полное производство автомобиля - 25 нормо-часов вместе с ма­териалами - и оплачиваемом его покупателем по тем же расценкам: 5000 часов, г. е. в 200 раз большим! Даже непомерные "накладные" расходы в 1000%, не меняют положения: плодами индустрии производства человеку общество не дает пользоваться, а присваивает 95% себе. Не для человека оно в руках все нарастающей раковой опухоли систем управления и неисправимо то, что всё в него стремится: и ученые и писатели. Черная дыра.
   И поэтому самодельные предметы даже в наш век индустрии бывают рентабельнее для самодельца, хоть это и парадокс движения вспять. Женщины сами вяжут себе одежду, если не удается получать "лихие" деньги, частично шьют. Мужчины строят сады. Опять по заповедям Ильфа и Петрова: спасение утопающих об­ществу не нужно, это дело их рук и ног. Государство устраивает трагедия индивида, когда средняя продол­жительность жизни ниже пенсионного возраста.
   Нас отворачивают вечные апологеты от разрастающиехся уродств общества, недостатка его самоорганизации не во имя человека. А отдельные человеки это подчеркива­ют, делают вызов, например одиночными походами на полюса недоступности. Такие подвиги создают им заветную известность. В технике они менее заметны.
   Люди научились соревноваться в беге, прыжках в высоту и даль, в способностях переработки информа­ции в уме по искусственным правилам (шахматная игра), но еще не умеют соревноваться индивидуально в главном: в труде, улучшающем их условия жизни на земле.
   Май жизненный деловой корабль я вел фантастичес­ким курсом бесконечных новаций. Ожидал, что за ту­маном времени откроется твердая база производства. Но пятилетки и десятилетки оставались за кормой, а пристать к цели так и не удавалось.
   И вот ресурс жизни исчерпан. Я озираюсь одиноко в человеческой пустыне.
   Свой корабль я не довел к берегу. Он погружается в перестроенной среде со всем продуктом напряженного труда жизни, пересекая полосу крушения отечествен­ного производства и отношений людей.
   Вывести на индустриальные орбиты службы людям свои рекордные компоненты механизмов я так и не могу. Как в обессилевшей послевоенной России, так и в обе­зумевшей реформируемой. Силы конструирования в од­ном деле недостаточно. Ее предстоит развивать во всех сферах, больше - в социальных.
   А может еще успеет подрасти другой капитан, чита­тель этого очерка, которому будет по плечу дальнейшая борьба и плавание на этом неформальном корабле-ледоколе в широчайшем море неунифицнрованных при­водов общего назначения в России? Тогда новое не ста­нет хорошо забытым старым и этот капитан достигнет больших широт и дальних стран.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Михаил Кауфман
   МОЙ ПУТЬ - КОНСТРУИРОВАНИЕ
   Записки известного уральскою инженера, ученого, изобретателя, конструктора
  
   Редактор - Борис Вайсберг
   Корректор - Борис Карабанов
   Компьютерная вёрстка Ольга Васюхина
   Издание - при содействии газеты " Штерн" (Екатеринбург)
   Выпущено на средства автора
  
  
   Сдано в набор 16.05.96
   Подписано в печать 14.06.96
   Уч. - изд. л. 3,8
   Тираж 300 экз.
   Заказ !1991
   Цена договорная
  
  
  
   Печать офсетная. Формат 84 х 108
   Отпечатано с готовых оригинал-макетов
   624080 г. Верхняя Пышма Свердловской обл., ул. Кривоусова,11, типография
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   -
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   47
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"