Каунатор Яков. Ах, душа моя...

АХ, ДУША МОЯ...

АХ, ДУША МОЯ, КОСОЛАПАЯ...

Ах, душа моя косолапая.

Что болишь ты у меня, кровью капая.

Кровью, капая в пыль дорожную,

Не случилось бы со мной невозможное...

Юлий Ким

Гениальная строка Владимира Высоцкого в песне "На братских могилах" - "Все судьбы в единое слиты..." прилепилась ко мне, и повторяется мною очень часто. Универсальная строка, ко всем эпохам-временам, ко всем общественным слоям сословиям. И сейчас повторяю её... ВСЕ СУДЬБЫ В ЕДИНОЕ СЛИТЫ.

Из газеты "Русское слово" от 1 марта(16 февраля) 1914 года:

Маринетти.

Маринетти отложил свой отъезд из Москвы в Милан до понедельника.

В ноябре текущего года вождь итальянских футуристов предполагает вторично посетить Москву.

Па этот раз он приедет в сопровождении своих единомышленников -- поэтов, музыкантов, художников: Руссоло, Бочои, Буцци и др.

Тогда же ими будет организована выставка футуристской живописи и будет устроено несколько концертов "музыки будущего".

Выставка будет открыта с 10-го ноября по 10-е декабря. ("http://starosti.ru" )

Событiя дня.(01 апреля (19 марта) 1914 года)

" Советом Министров решено снарядить экспедицию из трех судов "Герта", "Андромеда" и "Татиана" для розысков экспедиции лейтенанта Седова и на розыски экспедиции Брусилова и Русанова послать судно "Эклипс".

Произошло извержение сопки Джавтобэ близ Феодосии. Кратер опустился на 2 caжени. Лавой залито 10 десятин.

В Вильне открылся северо-западный съезд российской экспортной палаты.

В Азов прибыл Высочайше командированный генерал-майор Дашков."

Перефразируя Владимира Маяковского(наберусь такой наглости, авось он простит)), скажем:

"Коротка и до последнего мгновения нами изучена жизнь поэта Есенина!"

Край любимый! Сердцу снятся

Скирды солнца в водах лонных.

Я хотел бы затерятся

В зеленях твоих стозвонных.

По меже, на переметке,

Резеда и риза кашки.

И вызванивают в четки

Ивы - кроткие монашки. ...

С.А.ЕСЕНИН

...Это - тоже год 1914. Только сейчас представилось: 100 лет прошло с первой публикации в журнале "Мирок" стихотворения "Берёза" молодого поэта Есенина.

И названо имя. Обласканного ли жизнью-злодейкой, или отвергнутого ею? Но до конца испившего и сладость жизни-любви, и горечь разочарования...

Как же мало отпущено было судьбою, как трагически короток "век" поэта. И - странно пророчески прозвучали строки из этого же раннего стихотворения "Край любимый":

Рад и счастлив душу вынуть.

Я пришел на эту землю,

Чтоб скорей ее покинуть.

( 1914 )

Крестьянский сын Сергей Есенин родился 21 сентября или 3 октября по новому стилю 1895 года. Родился он "в том краю, где жёлтая крапива..." Край этот прозывался селом Константиново Рязанской губернии.

Нигде, ни в каких воспоминаниях не упоминаются среди мальчишеских игрушек детские кубики. Забаву эту детскую для мальчишки заменяло складывание слов. И невдомёк было крестьянской маме, что сыновняя забава называется СТИХИ.

Т. Ф. ЕСЕНИНА О СЫНЕ :

" Родился в селе Константиново. Учился в своей школе, в сельской. Кончил четыре класса, получил похвальный лист. После отправили мы его в семилетку. Не всякий мог туда попасть, в семилетку, в то время. Было только доступно господским детям и поповым, а крестьянским нельзя было. Но он учился хорошо, мы согласились и отправили. Он там проучился три года. Стихи писал уже. Почитает и скажет: -- Послушай, мама, как я написал. Ну, написал и кладет, собирал все в папку. Читал он очень много всего. Жалко мне его было, что он много читал, утомлялся. Я подойду погасить ему огонь, чтобы он лег, уснул, но он на это не обращал внимания. Он опять зажигал и читал. Дочитается до такой степени, что рассветет и не спавши он поедет учиться опять."(http://az.lib.ru/e/esenin_s_a/text_0470.shtml)

Наивные, не по возрасту "серьёзнo глубокомысленные", но почему-то вызывающие снисходительную улыбку:

Милый друг, не рыдай,

Не роняй слез из глаз

И душой не страдай:

Близок счастья тот час...

Поэзия? Да ведь отроку, хотя и не отроку ещё, ребёнку - 12 лет! Простительны и эта наивность, и это подражание "лучшим" образцам "слезливо-слюнявой романтики".

"У всех великих людей биография тёмная..." - говаривал мой знакомец, когда я интересовался отдельными фактами его юности. Вот и у Сеpгея Александровича: "то ли крестьянский сын, то ли примазался, дабы невзначай к кулачеству не определили... То ли из старообрядческой семьи, то ли - истино православный..." Всё это из "воспоминаний современников". "Воспоминания современников" - продукт сугубо субъективный. Встретился автору герой к вечеру усталый, угрюмый - вот вам клише: "Нраву наш герой сумрачного, глядит на окружающее иcподлобья." А другому герой повстречался спозаранку, когда шёл, улыбаясь и утру, и солнцу весеннему. И тотчас же - отметина в воспоминаниях:" Дружелюбен, светел ликом, улыбчив."

Поэтому - доверимся первому лицу:

"У меня отец крестьянин,

Ну а я крестьянский сын."(Сергей Есенин)

Всё. Давайте поверим. Тем более, что всей своей короткой жизнью великий человек Сергей Есенин доказал свою преданность своей родине - русской деревне.

"Часто, часто с разбитым носом

Приходил я к себе домой."

В бесконечных воспоминанях современников о Есенине он предстаёт то "сорви-голова", предводитель всей деревенской мальчишеской братии, то - тихоней.. Оно и понятно. Одному видится так, другому - разэтак... Конец 19-го века... Деревушка, раскинувшаяся на изумительной красоты приокских берегах... Но сомневаюсь. Сомневаюсь, что у крестьянского дитяти было в ту пору время доказывать своё верховенство в стае одноплеменников. Крестьянский труд - он тяжек, и с малолетства - будь любезен, впрягайся. А выяснять, кто верховод, а кто - под ним - да не крестьянское это дело.

Поэтому поверю сказанному: из воспоминаний Н. Сардановского: "Тихий был мальчик, застенчивый, кличка ему была Серега-монах"

В тихом мальчике был характер. Надо было остаться на второй год в третьем классе церковно-приходской школы(1907-1908 гг.), чтобы черeз год закончить школу с похвальной грамотой с формулировкой: "...За весьма хорошие успехи и отличное поведение, оказанное им в 1908-1909 учебного года""(http://esenin.ru/o-esenine/biografiia/lekmanov-o-sverdlov-m-zhizn-sergeia-esenina)

Самолюбие. Жуткая, однако вещь, заставляющая тебя стремиться "всё выше и выше!" Да ведь это - в двенадцатилетнем мальчишке...

А добавьте к этому самолюбию неуёмную жажду знаний, стремление(откуда? в крестьянском сыне?) к литературе...И он жадно поглощает, зaпоем читает литературу.

В Городе он появляется таким же тихим Серёгой-монахом. Город! "Куда нам, лапотникам..." И робко, застенчиво заявляет он себя перед Александром Блоком:

портрет Есенина этой поры в мемуарах Георгия Адамовича: "Есенин держался скромно и застенчиво, был он похож на лубочного "пригожего паренька", легко смеялся и косил при этом узкие, заячьи глаза" (Адамович 1993: 90).

Из воспоминаний А.М.Горького:

" Впервые я увидал Есенина в Петербурге в 1914 году 1, где-то встретил его вместе с Клюевым. Он показался мне мальчиком пятнадцати -- семнадцати лет. Кудрявенький и светлый, в голубой рубашке, в поддевке и сапогах с набором, он очень напомнил слащавенькие открытки Самокиш-Судковской, изображавшей боярских детей, всех с одним и тем же лицом. Было лето, душная ночь, мы, трое, шли сначала по Бассейной, потом через Симеоновский мост, постояли на мосту, глядя в черную воду. Не помню, о чем говорили, вероятно, о войне: она уже началась. Есенин вызвал у меня неяркое впечатление скромного и несколько растерявшегося мальчика, который сам чувствует, что не место ему в огромном Петербурге."

(С.А.Есенин в воспоминаниях современников)

Город встретил "Серёгу-монаха" с интересом и с усмешкой. Пресыщенный в начале ХХ века декадентской поэзией Город встретил живое слово Есенина если не восторженно, то - одобрительно. Казалось, будто в затхлое, удушливое помещение через форточку проник свежий воздух. Константин Ляндау: "...Мне показалось, как будто мое старопетербургское жилище внезапно наполнилось озаренными солнцем колосьями и васильками. <...> Когда Есенин читал свои стихи, то слушающие уже не знали, видят ли они золото его волос или весь он превратился в сияние. Даже его "оканье", особенно раздражавшее нас, петербуржцев, не могло нарушить волшебство его чтения, такое подлинное, такое непосредственное. Его стихи как бы вырастали из самой земли" (цит. по: Летопись. Т. 1: 219).

А усмешку вызывала форма, в которой эта поэзия подавалась. Форма - в буквальном смысле слова. В воспоминаниях современников Есенин в этот период: " Большинство смотрело на него только как на новинку и любопытное явление. Его слушали, покровительственно улыбаясь, добродушно хлопали его "коровам" и "кудлатым щенкам", идиллические члены редакции были довольны, но в кучке патентованных поэтов мелькали очень презрительные усмешки" (Чернявский: 203).

Городецкому пришла мысль нарядить Есенина в шелковую голубую рубашку, которая очень шла ему. Костюм дополняли плисовые шаровары и остроносые сапожки из цветной кожи.

Из воспоминаний Владимира Маяковского:"В первый раз я его встретил в лаптях и в рубахе с какими-то вышивками и крестиками, -- вспоминал Владимир Маяковский. -- Это было в одной из хороших ленинградских квартир. Зная, с каким удовольствием настоящий, а не декоративный мужик меняет свое одеяние на штиблеты и пиджак, я Есенину не поверил. Он мне показался опереточным, бутафорским. Тем более, что он уже писал нравящиеся стихи и, очевидно, рубли на сапоги нашлись бы.

Как человек, уже в свое время относивший и отставивший желтую кофту, я деловито осведомился относительно одежи:

-- Это что же, для рекламы?

Есенин отвечал мне голосом таким, каким заговорило бы, должно быть, ожившее лампадное масло. Что-то вроде:

-- Мы деревенские, мы этого вашего не понимаем... мы уж как-нибудь... по-нашему... в исконной... посконной...

<...> Но малый он был как будто смешной и милый.

Уходя, я сказал ему на всякий случай:

-- Пари держу, что вы все эти лапти да петушки-гребешки бросите!

Есенин возражал с убежденной горячностью."

Эта "форма", образ, предлагаемый Есениным своим слушателям, был всего лишь - "товаром", "обёрткой" для содержимого. Своим крестьянским умом Есенин понимал, что, вряд ли его крестьянская поэзия будет услышана, выступай он во фраке или в городском костюме.

И пройдёт всего лишь несколько лет, когда прорвётся у Серёги-монаха:

"Прокатилась дурная слава,

Что похабник я и скандалист.

Ах! какая смешная потеря!..."

Город! Что же ты сотворил с тихим мальчиком-монахом?

Да ничего... Просто "тихий, скромный", одарённый и талантливый, от рождения искренний, вдруг увидел в Городе - Фальшь, Лицемерие, Лжеискренность...

В одном из писем к другу Грише Панфилову Есенин пишет из Москвы:""Москва не есть двигатель литературного развития, а она всем пользуется готовым из Петербурга. Здесь нет ни одного журнала. Положительно ни одного. Есть, но которые только годны на помойку, вроде "Вокруг света", "Огонек". Люди здесь большей частью волки из корысти" (Есенин. Т. 6: 50).

"Какому Богу поклонялся?"

И всё это его хулиганство, "пьянство" и "фанаберия" - насмешка над Лицемерным Городом.

Счастье, -- говорил он, --

Есть ловкость ума и рук.

Все неловкие души

За несчастных всегда известны.

Это ничего,

Что много мук

Приносят изломанные

И лживые жесты.

В грозы, в бури,

В житейскую стынь,

При тяжелых утратах

И когда тебе грустно,

Казаться улыбчивым и простым

Самое высшее в мире искусство.

И только в прикосновении с деревней был он искренним и преданным.

Ах, поля мои, борозды милые,

Хороши вы в печали своей!

Я люблю эти хижины хилые

С поджиданьем седых матерей.

Из газеты "Новое время" от 01 августа (19 июля) 1914 года:

" В Петергофе состоялось чрезвычайной важности совещание министров.

В Финляндии объявлено военное положение.

Всеобщая мобилизация в России началась 18 июля и проходить с большим подъемом.

В Москве состоялось заседание городской думы. Постановлено открыть кредит в один миллион рублей из запасного капитала на организацию врачебно-санитарной помощи на театре военных действий и в Москве.

Состоялись патриотические манифестациии в Одессе, Николаеве, Варшаве, Риге, Либаве, Кишиневе, Харькове, Новгороде, Минске, Москве, Хабаровске, и т. д. "

Непосредственное участие Сергея Есенина в 1 Мировой войне началось с апреля 1916 года, когда он был причислен санитаром к военно-санитарному поезду. Традиция давать благотворительные концерты в госпиталях перед раненными сложилась вовсе не в Великую Отечественную. Традиция эта была заложена ещё в 1 Мировую. Есенину часто приходилось выступать со своими стихами на таких импровизированных концертах. На одном из них, в госпитале под патронажем императрицы Александры Фёдоровны, он был услышан, и был представлен императрице.

Но ещё раньше, в январе 1916 года Есенину вместе с другом - Николаем Клюевым довелось выступить перед Великой Княгиней Елизаветой Фёдоровной и её окружением. Елизавету Фёдоровну привлекала и поэзия Есенина, и сам образ "человека из народа". И для императрицы, и для Великой Княгини, внимание к Есенину и Клюеву было своеобразным актом патриотизма. В суровые военные дни продемонстрирована была близость к народу, к его культуре. Для друзей-поэтов в этих выступлениях не было никаких меркантильных целей. И можно было бы предположить мысли самого Есенина по поводу этих слушаний:"Нечто они - императрица и княгиня - не люди?", выступали перед всеми, выступили и перед высшим светом.

Однако реакция была...

"Реакция "общества" была бурной:"гнусный поступок" Есенина не выдумка, не "навет черной сотни", а непреложный факт; Возмущение вчерашним любимцем было огромно. Оно принимало порой комические формы. Так, С. И. Чацкина, очень богатая и еще более передовая дама, всерьез называвшая издаваемый ею журнал "Северные записки" -- "тараном искусства по царизму", на пышном приеме в своей гостеприимной квартире истерически рвала рукописи и письма Есенина, визжа: "Отогрели змею! Новый Распутин! Второй Протопопов!" Тщетно ее более сдержанный супруг Я. Л. Сакер уговаривал расходившуюся меценатку не портить здоровья "из-за какого-то ренегата". (С.А.Есенин в воспоминаниях современников, Т.1)

Российская либеральная интеллигенция всегда отличалась своей высокой принципальностью. Одним из принципов, которому поклонялась интеллигенция. была постоянная оппозиция власти. Любой, не либеральной. Но стоило только либералам дотянуться до власти, как приходил черёд другому принципу: беспощадной борьбе с заклятыми противниками этих самых принципов.

Сергей Александрович Есенин ни сном, ни духом не ведал об одном из этих принципов, когда читал свои стихи в присутствии царственных особ.

ИЗ КНИГИ "РАДУНИЦА":

Чую радуницу Божью

Чую радуницу божью --

Не напрасно я живу,

Поклоняюсь придорожью,

Припадаю на траву.

Между сосен, между ёлок,

Меж берёз кудрявых бус,

Под венком, в кольце иголок,

Мне мерещится Исус.

Он зовёт меня в дубровы,

Как во царствие небес,

И горит в парче лиловой

Облаками крытый лес.

Голубиный пух от бога,

Словно огненный язык,

Завладел моей дорогой,

Заглушил мой слабый крик.

Льётся пламя в бездну зренья,

В сердце радость детских снов,

Я поверил от рожденья

В богородицын покров.

Пастух

Я пастух, мои палаты -

Межи зыбистых полей,

По горам зелёным - скаты

С гарком гулких дупелей.

Вяжут кружево над лесом

В жёлтой пене облака.

В тихой дрёме под навесом

Слышу шёпот сосняка.

Базар

На плетнях висят баранки,

Хлебной брагой льёт теплынь.

Солнца струганые дранки

Загораживают синь.

Балаганы, пни и колья,

Карусельный пересвист.

От вихлистого приволья

Гнутся травы, мнётся лист.

Дробь копыт и хрип торговок,

Пьяный пах медовых сот.

Берегись, коли не ловок:

Вихорь пылью разметёт.

За лещужною сурьмою -

Бабий крик, как поутру.

Не твоя ли шаль с каймою

Зеленеет на ветру?

Ой, удал и многосказен

Лад весёлый на пыжну.

Запевай, как Стенька Разин

Утопил свою княжну.

Ты ли, Русь, тропой-дорогой

Разметала ал наряд?

Не суди молитвой строгой

Напоённый сердцем взгляд.

Край ты мой заброшенный

Край ты мой заброшенный,

Край ты мой, пустырь,

Сенокос некошеный,

Лес да монастырь.

Избы забоченились,

А и всех-то пять.

Крыши их запенились

В заревую гать.

Заиграй, сыграй, тальяночка, малиновы меха

Заиграй, сыграй, тальяночка, малиновы меха.

Выходи встречать к околице, красотка, жениха.

Васильками сердце светится, горит в нём бирюза.

Я играю на тальяночке про синие глаза.

То не зори в струях озера свой выткали узор,

Твой платок, шитьём украшенный, мелькнул за косогор.

Выть

Чёрная, потом пропахшая выть!

Как мне тебя не ласкать, не любить?

Выйду на озеро в синюю гать,

К сердцу вечерняя льнёт благодать.

Серым веретьем стоят шалаши,

Глухо баюкают хлюпь камыши.

Красный костёр окровил таганы,

В хворосте белые веки луны.

Тихо, на корточках, в пятнах зари

Слушают сказ старика косари.

Убогий

Я странник убогий.

С вечерней звездой

Пою я о боге

Касаткой степной.

На шёлковом блюде

Опада осин,

Послухайте, люди,

Ухлюпы трясин.

Ширком в луговины,

Целую сосну,

Поют быстровины

Про рай и весну.

Я, странник убогий,

Молюсь в синеву.

На палой дороге

Ложуся в траву.

Покоюся сладко

Меж росновых бус;

а сердце лампадка,

А в сердце Исус.

Поминки

Заслонили вётлы сиротливо

Косниками мёртвые жилища.

Словно снег, белеется коливо -

На помин небесным птахам пища.

Тащат галки рис с могилок постный,

Вяжут нищие над сумками бечёвки.

Причитают матери и крёстны,

Голосят невесты и золовки.

По камням, над толстым слоем пыли,

Вьётся хмель, запутанный и клейкий.

Длинный поп в худой епитрахили

Подбирает чёрные копейки.

Под черёд за скромным подаяньем

Ищут странницы отпетую могилу.

И поёт дьячок за поминаньем:

"Раб усопших, господи, помилуй".

[1915]

Радуница: "РА?ДУНИ?ЦА, поминальный день в России, на востоке Белоруссии и северо-востоке Украины; приходится на вторник, реже -- понедельник Фоминой недели (следующей за пасхальной). Радуница признана православной церковью, чтобы можно было после светлого праздника Пасхи (см. ПАСХА христианская) разделить с усопшими великую радость Воскресения Христова (отсюда и название)." (Энциклопедический словарь, 2009 год)

Книга "Радуница" вышла в начале февраля 1916 года. Первая книга - как первый шаг, шаг из "монашествующих" детства и отрочества в молодость. Для Есенина книга стала своеобразным актом самоутверждения.Заканчивалась пора ученичества и начиналось время творчества. В ученичестве он был одержим, в воспоминаниях одного из друзей, однажды на одной из лекций о поэзии, в которой несколько раз было произнесено имя Баратынского, Есенин, уже знакомый с его поэзией, обмолвился:"Надо будет ещё раз перечитать Баратынского".

В творчестве он был тщеславен и самолюбив, как тщеславны и самолюбивы все творческие натуры.

Нетерпеливое ожидание и - радость от первых положительных откликов на книгу. Воодушевлённый этими откликами, он восклицает: "Все говорили в один голос, что я талант. Я лучше других знал это." Вот оно, самоутверждение! Он, крестьянский сын, отныне ТАЛАНТ! Он - ПОЭТ! И обязательно он будет ПЕРВЫМ из них! Ранние стихи Сергея Есенина, как и "Радуница" географически очень локальны, они очерчены лишь тем сельским пейзажем, который окружал молодого поэта.

В порыве эйфории он совершенно забыл, что в творческой среде правит бал дух соперничества. И в каждом успехе всегда найдётся "ведро дёгтя". Оно и нашлось вскоре в потоке критических замечаний к "Радунице":

" Николай Лернер, обвинивший Есенина и Клюева в сознательной и безвкусной стилизации "родной речи": "...Трудно поверить, что это русские, до такой степени стараются они сохранить "стиль рюсс", показать "национальное лицо" <...> Есенин не решается сказать: "слушают ракиты". Помилуйте: что тут народного? А вот "слухают ракиты" -- это самое нутро народности и есть. "Хоровод" -- это выйдет чуть не по-немецки, другое дело "корогод", квинтэссенция деревенского духа <...> Оба щеголяют "народными" словами, как военный писарь "заграничными", и обоих можно рекомендовать любознательным людям для упражнения в переводах с "народного" на русский" (Лекманов О., СвердловМ., Жизнь Сергея Есенина)

"...Их искание выразилось, главным образом, в искании... бархата на кафтан, плису на шаровары, сапогов бутылками, фабричных, модных, форсистых, помады головной и чуть ли не губной", -- издевался Н. Шебуев в легкомысленном "Обозрении театров";

наблюдатель из солидного "Нового времени": "...Поэты-"новонародники" гг. Клюев и Есенин производят попросту комическое впечатление в своих театральных поддевках и шароварах, в цветных сапогах, со своими версификационными вывертами, уснащенными якобы народными, непонятными словечками. Вся эта нарочитая разряженность не имеет ничего общего с подлинной народностью, всегда подкупающей искренней простотой чувства и ясностью образов";

"Их творчество от подлинно народного творчества отличается так же резко, как опереточный мужичок в шелковой рубахе и плисовых шароварах отличается от настоящего мужика в рваной сермяге и с изуродованными работой руками, -- обличал Клюева и Есенина Д. Семеновский. (Лекманов О., СвердловМ., Жизнь Сергея Есенина)

Странным образом в этом потоке критических замечаний, а точнее, язвительных выпадов, нет ничего близкого к литературному анализу. Вся критика сводится к "парфюмерно-мануфактурным" изыскам. Но судьи, судьи кто? А судьи - мещане, городского сословия. О крестьянах наслышаны из стихов Некрасова, что-то: "назови мне такую обитель, я такого угла не видал, где бы сеятель твой и хранитель, где бы русский мужик не стонал..."

Много позже, много-много позже у Есенина прорвётся по другому поводу, но тоже, имеющему касательство к этим "критикам":

"Они бы вилами пришли вас заколоть

За каждый крик ваш, брошенный в меня!"

А ведь напрасно, совершенно напрасно не обратили внимание критики на поэтику "Радуницы"... "Радуница" - это книга - "созерцания". Перед читателями открылось авторское видение окружающего мира, иногда - удивлённое, иногда - восхищённое, иногда - задумчиво-философское. Но всегда окрашенное авторским лирическим отношением. И в этом взгляде на мир была та самая свежесть, которая так прельстила почитателей Есенина. Мир ещё был мал, узок, ограниченный лишь Константиновым и его окрестностями, да ведь и поэт был ещё очень молод. Весь мир только открывался перед ним. Главное же, главное - поэт умел видеть, и у него был СВОЙ, ОСОБЫЙ ПОЭТИЧЕСКИЙ взгляд.

ТЕЛЕГРАММА М.В. РОДЗЯНКО - НИКОЛАЮ II О ПОЛОЖЕНИИ В ПЕТРОГРАДЕ

"26 февраля 1917 г.

Положение серьезное. В столице - анархия. Правительство парализовано. Транспорт продовольствия и топлива пришел в полное расстройство. Растет общественное недовольство. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всяческое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы в этот час ответственность не пала на венценосца."

МАНИФЕСТ ОБ ОТРЕЧЕНИИ ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ П И О СЛОЖЕНИИ С СЕБЯ ВЕРХОВНОЙ ВЛАСТИ

2 марта 1917 г.

"В эти решительные дни в жизни России, почли МЫ долгом совести облегчить народу НАШЕМУ тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и, в согласии с Государственною Думою признали МЫ за благо отречься от Престола Государства Российского и сложить с СЕБЯ Верховную власть."

От народного комиссара по просвещению

"Граждане России!

Восстанием 25 октября трудящиеся массы впервые достигли подлинной власти.

Всероссийский Съезд Советов временно передал эту власть Исполнительному Комитету и Совету Народных Комиссаров.

Волею революционного народа я назначен народным комиссаром по просвещению.

Дело общего руководства народным просвещением, поскольку таковое остается за центральной государственной властью, поручается впредь до Учредительного Собрания государственной комиссии по народному просвещению, председателем и исполнителем которой является народный комиссар.

На какие же основные положения будет опираться государственная комиссия? Как определяется круг ее компетенции?

Общее направление просветительной деятельности

Всякая истинно демократическая власть в области просвещения в стране, где царит безграмотность и невежество, должна поставить своей первой целью борьбу против этого мрака. Она должна добиться в кратчайший срок всеобщей грамотности путем организации сети школ, отвечающих требованиям современной педагогики, и введения всеобщего обязательного и бесплатного обучения, а вместе с тем устройства ряда таких учительских институтов и семинарий, которые как можно скорее дали бы могучую армию народных педагогов, потребную для всеобщего обучения населения необъятной России...

Народный комиссар по просвещению А. В. Луначарский

Петроград, 29 октября 1917 года

"Коммунизм - это молодость мира!

И его возводить молодым!"

Ю.Визбор.

К 1917 году Сергею Есенину исполнилось 21 год. По человеческим меркам - это и не возраст вовсе, так, отрочество... А уж по литературным меркам 21 год это вообще - детство. Но - "Я - первый!" Да были ли у него основания так самоуверено заявлять? Конечно же, были. Талант, помноженный на желание у всех учиться, энергетика молодого, тщеславного и самолюбивого автора, выдвигали его в первые ряды поэтов.

И в 22 года - какой там возраст? - кругозор расширяется, в его стихах появляются и социальные, и политические темы. Они войдут в его поэзию так органично потому, что он не был человеком равнодушным, был человеком, стремящимся к новому, к переменам. И на Февральскую революцию, и на Октябрьский переворот он реагировал бурно. Странная смесь интроверта, когда созерцание природы действовало на него успокаивающе, вдруг взрывалось стрмлением непременно быть лучшим, быть первым. А кто из них, поэтов молодых, поэтов маститых не стремился, не мнил себя первым? ( Помните, у Высоцкого: "Все лезут в первые! С ума сойти!")

Hовые темы, как бы ни были органичны, всё же вырываются из есенинской уже привычной стилистики.

И странным диссонансом, совершенно неожиданно прозвучало стихотворение "Товарищ":

Он был сыном простого рабочего,

И повесть о нем очень короткая.

Только и было в нем, что волосы как ночь

Да глаза голубые, кроткие...

...Жил Мартин, и никто о нем не ведал.

Грустно стучали дни, словно дождь по железу.

И только иногда за скудным обедом

Учил его отец распевать марсельезу.

"Вырастешь, - говорил он, - поймешь...

Разгадаешь, отчего мы так нищи!"

И глухо дрожал его щербатый нож

Над черствой горбушкой насущной пищи...

...Но спокойно звенит

За окном,

То погаснув, то вспыхнув

Снова,

Железное

Слово:

"Рре-эс-пуу-ублика!"

Как не похоже это на есенинскую стилистику! Казалось бы, вот, найдена своя стезя, которая ведёт к успеху, и неожиданно каким-то ветром(февральским, октябрьским: "Дул как всегда октябрь ветрами..." - из Маяковского), вдруг шатнуло, словно выбило из колеи!

"О Русь, взмахни крылами ..."

О Русь, взмахни крылами,

Поставь иную крепь!

С иными именами

Встает иная степь...

...Сокройся, сгинь ты, племя

Смердящих снов и дум!

На каменное темя

Несем мы звездный шум.

Довольно гнить и ноять,

И славить взлетом гнусь --

Уж смыла, стерла деготь

Воспрянувшая Русь.

Уж повела крылами

Ее немая крепь!

С иными именами

Встает иная степь.

1917

"Наше время пришло..."

"Помнишь, мы встретились на Невском, через несколько дней после февральской революции. Ты шел с Клюевым и еще каким-то поэтом, шипел: "Наше время пришло". (Из письма Рюрика Ивнева к Сергею Есенину) А дальше - больше...:"настало "крестьянское царство" и что с дворянчиками нам не по пути."

Недавно ещё "дворянчики", Блок, Брюсов, были в кумирах, учителях... Недавно, всего лишь год назад читал стихи в Царском Селе... Нынче же, в марте 1917 года - "наше время пришло!"

Помилуйте, да Есенин ли это? Есенин. Крестьянский сын. И "наше время пришло" прорвалось в нём тем самым генетическим крестьянским кодом, который таился столетиями... Оттуда, со времён Стеньки Разина да Пугачёва.

Из стихотворения "МОЙ ПУТЬ":

Россия... Царщина...

Тоска...

И снисходительность дворянства.

Ну что ж!

Так принимай, Москва,

Отчаянное хулиганство.

Посмотрим -

Кто кого возьмет!

И вот в стихах моих

Забила

В салонный вылощенный

Сброд

Мочой рязанская кобыла.

Не нравится?

Да, вы правы -

Привычка к Лориган

И к розам...

Но этот хлеб,

Что жрете вы, -

Ведь мы его того-с...

Навозом...

Есенин активен. Он не только в печати, он носится с выступлениями по клубам, заводам, словно некий вихрь подхватил его и он сам рад этим порывам, этому неведаному ранее потоку энергетики. И только бывшие "собратья" изумлённо наблюдают произошедшую с ним метаморфозу. Если бы просто наблюдали... Но вот появляются язвительные реплики, упрёки:

"О чем свидетельствуют все эти "смещения" и метаморфозы Есенина после Февральской и Октябрьской революций? Только ли о "канареечности" (З. Гиппиус -- цит. по: Летопись. Т. 2: 108) в соединении с расчетливостью и беспринципностью? Подобные оценки есенинского творчества в 1917 и особенно 1918 годах были весьма нередки: его обвиняли в том, что он стремится непременно "связать себя с победоносцами" (Е. Замятин), стать "одописцем революции и панегиристом "сильной власти"" (В. Ховин -- Летопись. Т. 2: 102, 149)." (ЛЕКМАНОВ О., СВЕРДЛОВ М. Жизнь Сергея Есенина.)

Одно из странных свойств каждой человеческой натуры слепо следовать "святому" принципу: "Кто не с нами, тот против нас!" Как часто мы отказываем другому в праве на своё видение окружающего мира...

Есенин... Ему 23 года. Возраст молодости, когда все порывы подчинены одному: "Отречёмся от старого мира, отряхнём его прах с наших ног!" И в своём "отречении" он приходит к богохульству. В "Радунице": "Я поверил от рожденья В богородицын покров.";" сердце лампадка, А в сердце Исус."

И буквально на волне, в ноябре 1917 года - поэма "Преображение":

"Облаки лают,

Ревет златозубая высь...

Пою и взываю:

Господи, отелись!"

"-- А знаешь, -- сказал он, после того, как разговор об отелившемся господе был кончен, -- во мне... понимаешь ли, есть, сидит этакий озорник! Ты знаешь. Я к богу хорошо относился, и вот... Но ведь и все хорошие поэты тоже... Например, Пушкин... Что?" (Воспоминания. Т. 1: 255-266, 268)

И, наконец, в "Инонии", задуманной в конце 1917 года:

"Тело, Христово тело,

Выплевываю изо рта.

..............................

Ныне ж бури воловьим голосом

Я кричу, сняв с Христа штаны...

... Не губить пришли мы в мире,

А любить и верить...

Новый на кобыле

Едет к миру Спас.

Наша вера -- в силе.

Наша правда -- в нас."

"Наша вера - в силе..." Он оказался провидцем лишь в этом.

II Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов

Декрет

от 28 октября 1917 года

О полноте власти Советов

Принят

II Всероссийским Съездом Советов

Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов

Вся власть отныне принадлежит Советам. Комиссары бывшего Временного Правительства отстраняются. Председатели Советов сносятся непосредственно с Революционным Правительством

Принят II Всероссийским Съездом Советов Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов

27 октября 1917 года

ДЕКРЕТ О ЗЕМЛЕ

1) Помещичья собственность на землю отменяется немедленно без всякого выкупа.2) Помещичьи имения, равно как все земли удельные, монастырские, церковные, со всем их живым и мертвым инвентарем, усадебными постройками и всеми принадлежностями, переходят в распоряжение Волостных Земельных Комитетов и Уездных Советов Крестьянских Депутатов впредь до разрешения Учредительным Собранием вопроса о земле.

КРЕСТЬЯНСКИЙ НАКАЗ О ЗЕМЛЕ[править]

Вопрос о земле, во всем его объеме, может быть разрешен только всенародным Учредительным Собранием.

Самое справедливое разрешение земельного вопроса должно быть таково:

Все постепенностью, которая должная определяться Уездными Советами Крестьянских Депутатов.

сод ержащееся в этом наказе, как выражение безусловной воли огромного большинства сознательных крестьян всей России, объявляется временным законом, который впредь до Учредительного Собрания проводится в жизнь по возможности немедленно

Из ПРОГРАММЫ

Российской Коммунистической Партии

(большевиков)

принята VIII съездом партии 18-23 марта 1919 года

""Необходимое условие этой социальной революции составляет диктатура пролетариата, т. е. завоевание пролетариатом такой политической власти, которая позволит ему подавить всякое сопротивление эксплуататоров. ... Советское государство, по самой своей сущности, направлено к подавлению сопротивления эксплуататоров, и советская Конституция, исходя из того, что всякая свобода является обманом, если она противоречит освобождению труда от гнета капитала, не останавливается перед отнятием у эксплуататоров политических прав. Задача партии пролетариата состоит в том, чтобы, проводя неуклонно подавление сопротивления эксплуататоров и идейно борясь с глубоко вкоренившимися предрассудками насчет безусловного характера буржуазных прав и свобод, разъяснять вместе с тем, что лишение политических прав и какие бы то ни было ограничения свободы необходимы исключительно в качестве временных мер борьбы с попытками эксплуататоров отстоять или восстановить свои привилегии."

Учередительное собрание, о котором так убедительно растолковывали тёмному населению большевики, не просуществовала и дня. Было разогнано в первый же день своего созыва, в январе 1918 года. Спустя ещё год уже не стесняясь и не скрываясь, большевики провозгласят в своей программе установление ДИКТАТУРЫ пролетариата. К этому времени пролетариат в России составлял 19,6%. Более чем в 4 раза превосходило по численности "диктатуру" крестьянство, 82%...

Из маленькой поэмы Есенина "Небесный барабанщик":

Гей вы, рабы, рабы!

Брюхом к земле прилипли вы.

Нынче луну с воды

Лошади выпили.

Листьями звезды льются

В реки на наших полях.

Да здравствует революция

На земле и на небесах!

Души бросаем бомбами,

Сеем пурговый свист.

Что нам слюна иконная

В наши ворота в высь?

Нам ли страшны полководцы

Белого стада горилл?

Взвихренной конницей рвется

К новому берегу мир.

....Солдаты, солдаты, солдаты -

Сверкающий бич над смерчом.

Кто хочет свободы и братства,

Тому умирать нипочем.

....Скоро, скоро вал последний

Миллионом брызнет лун.

Сердце - свечка за обедней

Пасхе массы и коммун.

Ратью смуглой, ратью дружной

Мы идем сплотить весь мир.

Мы идем, и пылью вьюжной

Тает облако горилл.

"Небесный барабанщик" имеет посвящение: Л.Н. Старку. Леонид Николевич Старк, сын царского адмирала, член партии большевиков с 1905 года, журналист, затем - на дипломатической работе, затем год 1937, в котором "все судьбы в единое слиты".

Осуждён, расстрелян... Точная дата написания стихотворения не установлена. Склоняются к 1919 году... Наверное, так. Известно, что думал всерьёз о вступлении в партию коммунистов, даже написал заявление. И появляются стихи, похожие на "Небесного барабанщика" своими призывами к новизне, к новому миру:

В час, когда ночь воткнет

Луну на черный палец,-

Ах, о ком? Ах, кому поет

Про любовь соловей-мерзавец?

Разве можно теперь любить,

Когда в сердце стирают зверя?

Мы идем, мы идем продолбить

Новые двери.

К черту чувства. Слова в навоз,

Только образ и мощь порыва!

Что нам солнце? Весь звездный обоз -

Золотая струя коллектива.

Что нам Индия? Что Толстой?

Этот ветер что был, что не был.

Нынче мужик простой

Пялится ширьше неба.

?Январь 1919?

И кажется мне есть что-то противоречащее самой поэтической натуре. "Весь звёздный обоз - золотая струя коллектива." Он, Есенин, яркий индивидуалист - и коллектив?

От "Небесного барабанщика" неожиданно(неожиданно ли?) возвращение в родную "стихию":

"Вот оно, глупое счастье

С белыми окнами в сад!

По пруду лебедем красным

Плавает тихий закат.

Здравствуй, златое затишье,

С тенью березы в воде!

Галочья стая на крыше

Служит вечерню звезде.

Где-то за садом несмело,

Там, где калина цветет,

Нежная девушка в белом

Нежную песню поет.

Стелется синею рясой

С поля ночной холодок...

Глупое, милое счастье,

Свежая розовость щек!

1918

Отличия видны невооружённым глазом. И в стилистике "Небесного барабанщика" и "Вот оно, глупое счатье...", и в ритмике стихов. Оба стихотворения написаны почти одновременно и странно, если в "Барабанщике" -"Разве можно теперь любить?...к чёрту чувства...", то второе стихотворение наполнено, вернее, переполнено чувственностью. Если в "Барабанщике" "пошаговый" ритм - "Мы идём, мы идём продолбить...", то другое - напевно-плавное. И почему-то "Барабанщик" напоминает мне агитки Бедного Демьяна. Много позже Есенин иронически скажет:

" С горы идет крестьянский комсомол,

И под гармонику, наяривая рьяно,

Поют агитки Бедного Демьяна,

Веселым криком оглашая дол."

В "Барабанщике", как и в нескольких других ррреволюционных агитках, Сергей Александрович изменил себе. В этих стихах отсутствует душа. В них - мысль, сиюминутная, порывистая. Коньюктурная ли, в чём часто пытались упрекнуть Есенина? Да нет же, искренняя, из той веры, что новое - это обязательно светлое и хорошее. "К чёрту чувства! Слова в навоз." ... Не удалось ему обмануть свою душу и свои чувства...

Маяковскому было куда легче: он поклонялся Музе по имени Революция безоговорочно, без тени сомнения, отдав этой музе и мысли, и чувства.

Есенину было сложнее, у него - две Музы: Русь, и Любовь. Им поклонялся, им был предан, и делить их с чем бы то ни было, не мог, и не хотел.

"Отдам всю душу Октябрю и Маю,

Но только Лиры милой не отдам..."

"Не знали вы,

Что я в сплошном дыму,

В развороченном бурей быте

С того и мучаюсь, что не пойму --

Куда несет нас рок событий." (Из "Письма к женщине" Сергея Есенина)

От "Небесного барабанщика" до "Письма к женщине" пройдёт небольшой срок, 7 лет. Как однажды вырвется у Сергея Александровича: "Как мало прожито, как много пережито..."

Из прожитого: " О полноте власти Советов

Принят

II Всероссийским Съездом Советов

Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов 27 октября 1917 года"

Из пережитого:"Из ПРОГРАММЫ

Российской Коммунистической Партии

(большевиков)

принята VIII съездом партии 18-23 марта 1919 года

Из прожитого: ДЕКРЕТ О ЗЕМЛЕ

КРЕСТЬЯНСКИЙ НАКАЗ О ЗЕМЛЕ[править]

Вопрос о земле, во всем его объеме, может быть разрешен только всенародным Учредительным Собранием"

Пережито: Учередительное собрание будет разогнано большевиками в самый первый день своего существования...

Между этим "Прожито" и "Пережито" пролегла человеческая драма. К 1918 году Есенину исполнилось 22 года. Это возраст романтических надежд, исканий и иллюзий... События послеоктябрьские развеяли иллюзии, обрушили надежды. Драма боолезненная, да ведь, не его одного коснулась, а всякого, кто причислял себя к жителю России... Но драма эта - была чисто человеческая. Для Есенина она ещё обернулась творческой трагедией...

Его Русь, его Деревня которыe он любил и которым поклонялся, оказались совсем иными, совсем не похожими на то, что он воспевал! Всё пытался найти в стихах Есенина слово РОССИЯ. Не нашёл... Может быть, плохо искал? Но: как же часто встречается в его стихах "РУСЬ"!

Из стихотворения "РУСЬ БЕСПРИЮТНАЯ":

РОССИЯ-мать!

Прости меня,

Прости!

Но эту дикость, подлую и злую,

Я на своем недлительном пути

Не приголублю

И не поцелую.

Из стихотворения "РУСЬ":

Но люблю тебя, родина кроткая!

А за что - разгадать не могу.

Весела твоя радость короткая

С громкой песней весной на лугу.

Я люблю над покосной стоянкою

Слушать вечером гуд комаров.

А как гаркнут ребята тальянкою,

Выйдут девки плясать у костров.

Загорятся, как черна смородина,

Угли-очи в подковах бровей.

Ой ты, Русь моя, милая родина,

Сладкий отдых в шелку купырей.

Ах, поля мои, борозды милые,

Хороши вы в печали своей!

Я люблю эти хижины хилые

С поджиданьем седых матерей.

Припаду к лапоточкам берестяным,

Мир вам, грабли, коса и соха!

Я гадаю по взорам невестиным

На войне о судьбе жениха.

Ой ты, Русь, моя родина кроткая,

Лишь к тебе я любовь берегу.

Весела твоя радость короткая

С громкой песней весной на лугу.

<1914>

Из стихотворения "РУСЬ СОВЕТСКАЯ:

Но и тогда,

Когда во всей планете

Пройдет вражда племен,

Исчезнет ложь и грусть, -

Я буду воспевать

Всем существом в поэте

Шестую часть земли

С названьем кратким "Русь".

<1924>

xxx

Гой ты, Русь, моя родная,

Хаты - в ризах образа...

Не видать конца и края -

Только синь сосет глаза.

x x x

О Русь, взмахни крылами,

Поставь иную крепь!

С иными именами

Встает иная степь.

Довольно гнить и ноять,

И славить взлетом гнусь -

Уж смыла, стерла деготь

Воспрянувшая Русь.

x x x

Золотою лягушкой луна

Распласталась на тихой воде.

Словно яблонный цвет, седина

У отца пролилась в бороде.

Я не скоро, не скоро вернусь!

Долго петь и звенеть пурге.

Стережет голубую Русь

Старый клен на одной ноге,

Из стихотворения "МОЙ ПУТЬ":

Тогда я понял,

Что такое Русь.

Я понял, что такое слава.

И потому мне

В душу грусть

Вошла, как горькая отрава.

Из стихотворения "КОБЫЛЬИ КОРАБЛИ":

Кто это? Русь моя, кто ты? кто?

Чей черпак в снегов твоих накипь?

На дорогах голодным ртом

Сосут край зари собаки.

Есть в слoве Русь нечто патриархальное, пришедшее из очень далёкой старины. Почитай, уже несколько столетий, как привык люд к названию РОССИЯ. В этом "новомодном" слове звучит какая-то собранность, величие. А РУСЬ - дань старине глубокой, некий поэтический символ. И кажется, что и Русь, и деревня в стихах Сергея Есенина стали плодом его поэтического и романтического воображения.

1917 год разрушил эти образы, деревня и Русь всё явственней и явственней стали предъявлять поэту свои реальные черты, оказавшиеся совсем не такими, какими он их воспевал...

Для партии власти, как нынче назвали бы большевиков, крестьянин всегда представлялся мелким собственником, капиталистом. Да ведь и "богатые тоже плачут"... Крестьянство было неоднородным: бедняки, середняки, кулаки. Чтобы прослыть середняком, достаточно было иметь корову и лошадь.

В те далёкие времена "хорошая дойная корова стоила до 60 рублей, рабочая ломовая лошадь - 70 рублей."(Юрий Романов,Цены и жалования в Царской России. "Корова за три рубля") Одним словом, "капиталист" в чистом виде, с которым молодой советской власти приходилось воевать. В этой войне против сельской буржуазии власть опиралась на бедноту. С этой целью в деревнях и созданы были "комбеды", комитеты бедноты.

Ах, каким же мстительным может быть русский мужик! Ещё со времён Емельки Пугачёва об это знали, недаром аксиомой стало выражение, что русский бунт самый беспощадный и бессмысленный. Ну так ведь это когда было... Нынче же век ХХ.

Помнится, "Усатый" вождь всех народов однажды проговорился в узком кругу приближённых, что самое сладкое в жизни - это месть. Нахлебавшись солёного и горького в своей повседневной жизни, русский мужик был очень "охочь до сладкого..."

"СВЕДЕНИЯ О МАССОВЫХ УБИЙСТВАХ,

совершенных большевиками (коммунистами) в июне-июле 1918 года в городе Ставрополе (Кавказском)

Обыски, в которых принимали непосредственное участие и высшие представители советской власти, уже не ограничивались одним грабежом, а часто заканчивались арестами обыскиваемых, производившимися по усмотрению любой кучки красноармейцев. Первым был убит в ночь с 19 на 20 июня А. А. Чернышев, педагог, гласный Городской думы, социалист-революционер, арестованный 16 июня на вечеринке за то, что неодобрительно отзывался о большевиках. 20 июня труп его был обнаружен и опознан в Мамайском лесу, близ города, причем на трупе были следы многочисленных шашечных и штыковых ударов, нанесенных, главным образом, в грудь, в голову, в частности, в висок и в лицо; пулевая рана в спину между лопаток, отрублен указательный палец, раздроблена голова, выбит глаз, вывихнута кисть руки. 20 июня был арестован и на следующий день убит отставной генерал И. А. Мачканин, 80 лет, участник Крымской кампании, покорения Кавказа и Турецкой войны, который уже по возрасту своему не мог представлять для большевиков никакой опасности; тем не менее убит он с исключительной жестокостью: труп его был найден в так называемом "Холодном роднике", в овраге, под несколькими другими трупами. Весь окровавленный, труп престарелого генерала был в одном нижнем белье и в носках, залитых кровью; в области груди и спины оказалось до 24 колотых ран, голова почти была отделена от шеи ударом шашки сзади. Убивали людей повсюду: около их домов, близ вокзала, в казармах, трупы находились на улицах, в канавах, в лесу под городом, и т. д.; среди зарубленных были офицеры, частные лица, старики, подростки-гимназисты; все найденные трупы оказались в одном нижнем белье, одежда и обувь отбирались красноармейцами; на всех трупах обнаружены многочисленные ранения и огнестрельным, и холодным оружием, преимущественно по голове, по лицу, по глазам, следы побоев, вывихов и даже удушения, у многих головы раздроблены, лица изрублены, все это свидетельствует о невероятной жестокости убийц, наносивших своим жертвам, раньше чем с ними покончить, возможно больше мучений."(ХРОНОС)

Из книги "Окаянные дни" Ивана Бунина:

" Тамбовские мужики, села Покровского, составили протокол: "30-го января мы, общество, преследовали двух хищников, наших граждан Никиту Александровича Булкина и Адриана Александровича Кудинова. По соглашению нашего общества, они были преследованы и в тот же момент убиты".

Из поэмы "Анна Снегина":

У них там есть Прон Оглоблин,

Булдыжник, драчун, грубиян.

Он вечно на всех озлоблен,

С утра по неделям пьян.

И нагло в третьевом годе,

Когда объявили войну,

При всем честном народе

Убил топором старшину.

Таких теперь тысячи стало

Творить на свободе гнусь.

Пропала Расея, пропала...

Погибла кормилица Русь..."

Такие всегда на примете.

Живут, не мозоля рук.

И вот он, конечно, в Совете,

Медали запрятал в сундук.

Но со тою же важной осанкой,

Как некий седой ветеран,

Хрипел под сивушной банкой

Про Нерчинск и Турухан:

"Да, братец!

Мы горе видали,

Но нас не запугивал страх..."

(1925)

Из стихотворений 1919-го года:

Кобыльи корабли

Если волк на звезду завыл,

Значит, небо тучами изглодано.

Рваные животы кобыл,

Черные паруса воронов.

Не просунет когтей лазурь

Из пургового кашля-смрада;

Облетает под ржанье бурь

Черепов златохвойный сад.

Слышите ль? Слышите звонкий стук?

Это грабли зари по пущам.

Веслами отрубленных рук

Вы гребетесь в страну грядущего.

Плывите, плывите в высь!

Лейте с радуги крик вороний!

Скоро белое дерево сронит

Головы моей желтый лист.

Поле, поле, кого ты зовешь?

Или снится мне сон веселый -

Синей конницей скачет рожь,

Обгоняя леса и села?

Нет, не рожь! скачет по полю стужа,

Окна выбиты, настежь двери.

Даже солнце мерзнет, как лужа,

Которую напрудил мерин.

Кто это? Русь моя, кто ты? кто?

Чей черпак в снегов твоих накипь?

На дорогах голодным ртом

Сосут край зари собаки.

Им не нужно бежать в "туда" -

Здесь, с людьми бы теплей ужиться.

Бог ребенка волчице дал,

Человек съел дитя волчицы.

О, кого же, кого же петь

В этом бешеном зареве трупов?

Посмотрите: у женщин третий

Вылупляется глаз из пупа.

"Русь бесприютная":

Ирония судьбы!

Мы все отропщены.

Над старым твердо

Вставлен крепкий кол.

Но все ж у нас

Монашеские общины

С "аминем" ставят

Каждый протокол.

И говорят,

Забыв о днях опасных:

"Уж как мы их...

Не в пух, а прямо в прах...

Пятнадцать штук я сам

Зарезал красных,

Да столько ж каждый,

Всякий наш монах".

ПЕСНЬ О ХЛЕБЕ

Вот она, суровая жестокость,

Где весь смысл - страдания людей!

Режет серп тяжелые колосья,

Как под горло режут лебедей.

Наше поле издавна знакомо

С августовской дрожью поутру.

Перевязана в снопы солома,

Каждый сноп лежит, как желтый труп.

На телегах, как на катафалках,

Их везут в могильный склеп - овин.

Словно дьякон, на кобылу гаркнув,

Чтит возница погребальный чин.

Все побои ржи в припек одрасив,

Грубость жнущих сжав в духмяный сок,

Он вкушающим соломенное мясо

Отравляет жернова кишок.

И свистят по всей стране, как осень,

Шарлатан, убийца и злодей...

Оттого что режет серп колосья,

Как под горло режут лебедей.

<1921>

Как горьки эти стихи...Как далеки они от восторженных лирических ранних стихов поэта. Приходит прозрение... И на смену "того и мучаюсь, что НЕ ПОЙМУ...", приходит другое:

Русь советская

А. Сахарову

Тот ураган прошел. Нас мало уцелело.

На перекличке дружбы многих нет.

Я вновь вернулся в край осиротелый,

В котором не был восемь лет.

Кого позвать мне? С кем мне поделиться

Той грустной радостью, что я остался жив?

Здесь даже мельница - бревенчатая птица

С крылом единственным - стоит, глаза смежив.

Я никому здесь не знаком,

А те, что помнили, давно забыли.

И там, где был когда-то отчий дом,

Теперь лежит зола да слой дорожной пыли.

Какой разительный переход от энергетики, динамики 1917 года, и - неожиданный, не умиротворённый, а удивлённо-задумчивый, недоумённый взгляд на день сегодняший... Помните - "Я - первый!" И неожиданное, в поздних, послеоктябрьских днях: "Я последний поэт деревни"... Что стало причиной?

"Вот так страна!

Какого ж я рожна

Орал в стихах, что я с народом дружен?"

И кажется, что из поэзии Есенина уходит лирика. Впечатление это обманчиво. На смену пейзажной, созерцательной лирике приходит лирический герой. Всё чаще в его стихах звучит личное местоимение "Я".

"Я еще никогда бережливо

Так не слушал разумную плоть..."

"Я хочу быть отроком светлым

Иль цветком с луговой межи.

Я хочу под гудок пастуший

Умереть для себя и для всех."

"Я нарочно иду нечесаным,

С головой, как керосиновая лампа, на плечах."

Я все такой же.

Сердцем я все такой же.

Как васильки во ржи, цветут в лице глаза."

"Ну так что ж, что кажусь я циником,

Прицепившим к заднице фонарь!

Старый, добрый, заезженный Пегас,

Мне ль нужна твоя мягкая рысь?

Я пришел, как суровый мастер,

Воспеть и прославить крыс.

Башка моя, словно август,

Льется бурливых волос вином.

Я хочу быть желтым парусом

В ту страну, куда мы плывем."

Русь моя, деревянная Русь!

Я один твой певец и глашатай.

Звериных стихов моих грусть

Я кормил резедой и мятой.

Бродит черная жуть по холмам,

Злобу вора струит в наш сад,

Только сам я разбойник и хам

И по крови степной конокрад."

В этом личностном "Я" попытка осмысления своего места в окружающем поэта мире, поиск "самоидентификации", как принято говорить нынче. И - странная раздвоенность: с одной стороны -"Приемлю ,всё как есть всё принимаю!"

И неожиданно:

x x x

"Мир таинственный, мир мой древний,

Ты, как ветер, затих и присел.

Вот сдавили за шею деревню

Каменные руки шоссе.

О, привет тебе, зверь мой любимый!

Ты не даром даешься ножу!

Как и ты - я, отвсюду гонимый,

Средь железных врагов прохожу.

Как и ты - я всегда наготове,

И хоть слышу победный рожок,

Но отпробует вражеской крови

Мой последний, смертельный прыжок."

Из стихотворения "Русь советская":

" Но голос мысли сердцу говорит:

"Опомнись! Чем же ты обижен?

Ведь это только новый свет горит

Другого поколения у хижин.

Уже ты стал немного отцветать,

Другие юноши поют другие песни.

Они, пожалуй, будут интересней -

Уж не село, а вся земля им мать".

И...

Ах, милый край!

Не тот ты стал,

Не тот.

Да уж и я, конечно, стал не прежний.

Чем мать и дед грустней и безнадежней,

Тем веселей сестры смеется рот.

Конечно, мне и Ленин не икона,

Я знаю мир...

Люблю мою семью...

Но отчего-то все-таки с поклоном

Сажусь на деревянную скамью.

"Ну, говори, сестра!"

И вот сестра разводит,

Раскрыв, как Библию, пузатый "Капитал",

О Марксе,

Энгельсе...

Ни при какой погоде

Я этих книг, конечно, не читал."

Мы становимся свидетелями тяжкой душевной работы. Мудрецы говорили, что самое тяжёлое для человека - сделать выбор... Для Есенина этот выбор не просто тяжек, он мучителен. Всё то, чем он дышал, чему поклонялся и воспевал, в одночасье оказалось разрушенным. Новое? Вот такое притягательное - новое... Но почему у этого "нового" такие безобразные, отвратительные черты? И вновь, в стихах:

Из стихотворения "Русь уходящая":

" Друзья! Друзья!

Какой раскол в стране,

Какая грусть в кипении веселом!

Знать, оттого так хочется и мне,

Задрав штаны,

Бежать за комсомолом.

Советскую я власть виню,

И потому я на нее в обиде,

Что юность светлую мою

В борьбе других я не увидел.

Но все ж я счастлив.

В сонме бурь

Неповторимые я вынес впечатленья.

Вихрь нарядил мою судьбу

В золототканое цветенье.

1924

Из письма Есенина Александру Кусикову:

"Сандро, Сандро! Тоска смертная, невыносимая, чую себя здесь чужим и ненужным, а как вспомню про Россию, вспомню, что там ждет меня, так и возвращаться не хочется. Если б я был один, если б не было сестер, то плюнул бы на все и уехал бы в Африку или еще куда-нибудь. Тошно мне, законному сыну российскому, в своем государстве пасынком быть. Надоело мне это блядское снисходительное отношение власть имущих, а еще тошней переносить подхалимство своей же братии к ним. Не могу! Ей-Богу, не могу. Хоть караул кричи или бери нож да становись на большую дорогу.

Теперь, когда от революции остались только хуй да трубка, теперь, когда там жмут руки тем и лижут жопы, кого раньше расстреливали, теперь стало очевидно, что мы и были и будем той сволочью, на которой можно всех собак вешать.

А теперь -- теперь злое уныние находит на меня. Я перестаю понимать, к какой революции я принадлежал. Вижу только одно, что ни к февральской, ни к октябрьской, по-видимому, в нас скрывался и скрывается какой-нибудь ноябрь. ... Твой Сергей. "

Из поэмы "СТРАНА НЕГОДЯЕВ":

Все вы носите овечьи шкуры,

И мясник пасет для вас ножи.

Все вы стадо!

Стадо! Стадо!

Неужели ты не видишь? Не поймешь,

Что такого равенства не надо?

Ваше равенство - обман и ложь.

Старая гнусавая шарманка

Этот мир идейных дел и слов.

Для глупцов - хорошая приманка,

Подлецам - порядочный улов.

Пустая забава, одни разговоры.

Ну, что же, ну, что же вы взяли взамен?

Пришли те же жулики, те же воры

И законом революции всех взяли в плен...

То ли ветер свистит

Над пустым и безлюдным полем,

То ль, как рощу в сентябрь,

Осыпает мозги алкоголь.

Раздвоение души лечилось в России средством традиционным и действенным...

"Моско?вия (лат. Moscovia) -- политико-географическое название Русского государства в западных источниках, с XV до начала XVIII векаПервоначально являлось латинским названием Москвы (для сравнения: лат. Varsovia, Kiovia) и Московского княжества[4][5]. Впоследствии было перенесено в ряде государств Западной Европы и на единое Русское государство, сформировавшееся вокруг Москвы при Иване III"(Из Википедии)

"Большею частью их разговоры направлены в ту сторону, куда устремляют их природа и низменный образ жизни: говорят они о разврате, о гнусных пороках, о неприличностях и безнравственных поступках, частью ими самими, частью другими совершенных. Они рассказывают разные постыдные басни, и кто при этом в состоянии отмочить самые грубые похабности и неприличности, притом с самой легкомысленною мимикою, тот считается лучшим и приятнейшим собеседником.

Они так преданы плотским удовольствиям и разврату, что некоторые оскверняются гнусным пороком, именуемым у нас содомиею;

К подобной распутной наглости побуждает их сильно и праздность; ежедневно многие сотни их можно видеть стоящими праздно или гуляющими на рынке или в Кремле. Ведь и пьянству они преданы более, чем какой-либо народ в мире. "Брюхо, налитое вином, быстро устремляется на вожделение", -- сказал Иероним. Напившись вина паче меры, они, как необузданные животные, устремляются туда, куда их увлекает распутная страсть.

Порок пьянства так распространен у этого народа во всех сословиях, как у духовных, так и у светских лиц, у высоких и низких, мужчин и [С. 178] женщин, молодых и старых, что, если на улицах видишь лежащих там и валяющихся в грязи пьяных, то не обращаешь внимания; до того все это обыденно." (Олеарий А. Описание путешествия в Московию)

"Парни и ребята в Московии любили тешиться в праздничные дни кулачными боями. Бойцов сзывают свистом: они немедленно сходятся, и начинается рукопашный бой. Бойцы приходят в большую ярость, бьют друг друга кулаками и ногами без разбору в лицо, шею, грудь, живот или стараются друг друга повалить. Случается, что некоторых убивают до смерти. Кто побьет большее число противников, дольше остается на месте и мужественнее выносит удары, того хвалят и считают победителем."(Нравы и обычаи Московии, по Герберштейну)

"Насколько они воздержанны в пище, настолько же неумеренно предаются пьянству повсюду, где только представится случай". (Сигизмунд Герберштейн в "Записках о Московии", )

ИЗ ЦИКЛА "МОСКВА КАБАЦКАЯ"

***

Снова пьют здесь, дерутся и плачут

Под гармоники жёлтую грусть.

Проклинают свои неудачи,

Вспоминают московскую Русь.

И я сам, опустясь головою,

Заливаю глаза вином,

Чтоб не видеть в лицо роковое,

Чтоб подумать хоть миг об ином.

Что-то всеми навек утрачено.

Май мой синий! Июнь голубой!

Не с того ль так чадит мертвячиной

Над пропащею этой гульбой.

Ах, сегодня так весело россам,

Самогонного спирта - река.

Гармонист с провалившимся носом

Им про Волгу поёт и про Чека.

Что-то злое во взорах безумных,

Непокорное в громких речах.

Жалко им тех дурашливых, юных,

Что сгубили свою жизнь сгоряча.

Где ж вы те, что ушли далече?

Ярко ль светят вам наши лучи?

Гармонист спиртом сифилис лечит,

Что в киргизских степях получил.

Нет! таких не подмять, не рассеять.

Бесшабашность им гнилью дана.

Ты, Рассея моя... Рас... сея...

Азиатская сторона!

1922

А. К. ВОРОНСКИЙ

ПАМЯТИ ЕСЕНИНА (Из воспоминаний)

" Есенин рассказал, что он недавно возвратился из-за границы, побывал в Берлине, в Париже и за океаном, но когда я стал допытываться, что же он видел и вынес оттуда, то скоро убедился, что делиться своими впечатлениями он или не хочет, или не умеет, или ему не о чем говорить. Он отвечал на расспросы односложно и как бы неохотно. Ему за границей не понравилось, в Париже в ресторане его избили русские белогвардейцы, он потерял тогда цилиндр и перчатки, в Берлине были скандалы, в Америке тоже. Да, он выпивал от скуки, -- почти ничего не писал, не было настроения. Встречаясь с ним часто позже, я тщетно пытался узнать о мыслях и чувствах, навеянных пребыванием за рубежом: больше того, что услыхал я от него в первый день нашего знакомства, он ничего не сообщил и потом. Фельетон его, помещенный, кажется, в "Известиях", на эту тему был бледен и написан нехотя 1. Думаю, что это происходило от скрытности поэта. Тогда же запомнилась его улыбка. Он то и дело улыбался. Улыбка его была мягкая, блуждающая, неопределенная, рассеянная, "лунная". Казался он вежливым, смиренным, спокойным, рассудительным и проникновенно тихим. Говорил Есенин мало, больше слушал и соглашался. Я не заметил в нем никакой рисовки, но в его обличье теплилось подчиняющее обаяние, покоряющее и покорное, согласное и упорное, размягченное и твердое. Прощаясь, он заметил: -- Будем работать и дружить. Но имейте в виду: я знаю -- вы коммунист. Я -- тоже за Советскую власть, но я люблю Русь. Я -- по-своему. Намордник я не позволю надеть на себя и под дудочку петь не буду. Это не выйдет...

Недели через две я принимал участие в одной писательской вечеринке, когда появился Есенин. Он пришел, окруженный ватагой молодых поэтов и случайно приставших к нему людей. Он был пьян, и первое, что от него услыхали, была ругань последними, отборными словами. Он задирал, буянил, через несколько минут с кем-то подрался, кричал, что он -- лучший в России поэт, что все остальные -- бездарности и тупицы, что ему нет цены. Он был несносен, и трудно становилось терпеть, что он делал и говорил. Он оскорблял первых подвернувшихся под руку, кривлялся, передразнивал, бил посуду. Вечер был сорван. Писатель, читавший свой рассказ, свернул рукопись и безнадежно махнул рукой. Сразу обнаружилось много пьяных, как будто Есенин с собой принес и гам и угар." (С. А. Есенин в воспоминаниях современников.)

Каими же мучительными были эти годы для Есенина...Душевную муку не способны были излечить ни любови(однажды похвастался другу, что в его жизни были три тысячи женщин, и на резонно засомневавшегося друга, поправился: "ну, триста, ну тридцать..."), ни бесконечные поездки.

Изменила поэту самая главная в его жизни женщина - РУСЬ...

Из поэмы "СТРАНА НЕГОДЯЕВ":

Слушай! я тоже когда-то верил

В чувства:

В любовь, геройство и радость,

Но теперь я постиг, по крайней мере,

Я понял, что все это

Сплошная гадость.

Долго валялся я в горячке адской,

Насмешкой судьбы до печенок израненный.

Но... Знаешь ли...

Мудростью своей кабацкой

Все выжигает спирт с бараниной...

Теперь, когда судорога

Душу скрючила

И лицо как потухающий фонарь в тумане,

Я не строю себе никакого чучела.

Мне только осталось -

Озорничать и хулиганить

Бессмысленный и беспощадный русский бунт, именуемый в истории Октябрьской революцией и Гражданской войной разрушил тот образ, который создавался поэтической душой. Попытка "внутренней эмиграции", поездка с Айседорой Дункан в Европу и "далее" - в Америку, ещё более ожесточила поэта. Мир оказался чуждым. А люди, люди ещё недавно, казалось, бывшие родными и близкими, показались озлобленными и чужими. И возвращение... Вновь в непонятный ему чуждый мир. Из его поэзии исчезает радость, восторженность, и даже в лирических его стихах всё чаще и чаще звучит мотив увядания.

Есть такое суждение, как мне кажется, очень верное: тот, кто в юности видел мир в розовом цвете, с годами воспринимает окружающее в чёрном, с годами розовый цвет густеет, густеет, превращаясь в чёрный.

"О, Русь - малиновое поле

И синь, упавшая в реку, -

Люблю до радости и боли

Твою озерную тоску."

"Я теперь скупее стал в желаниях,

Жизнь моя, иль ты приснилась мне?

Словно я весенней гулкой ранью

Проскакал на розовом коне."

"Льется дней моих розовый купол.

В сердце снов золотых сума."

У великой "Эдит Пиаф есть песня "Жизнь в розовом цвете". И кажется, что большую часть своей короткой жизни Есенин и прожил в розовом цвете... А затем, затем пришло время "Чёрного человека".

Черный человек

Друг мой, друг мой,

Я очень и очень болен.

Сам не знаю, откуда взялась эта боль.

То ли ветер свистит

Над пустым и безлюдным полем,

То ль, как рощу в сентябрь,

Осыпает мозги алкоголь.

Черный человек

Водит пальцем по мерзкой книге

И, гнусавя надо мной,

Как над усопшим монах,

Читает мне жизнь

Какого-то прохвоста и забулдыги,

Нагоняя на душу тоску и страх.

Черный человек

Черный, черный!

"Слушай, слушай, -

Бормочет он мне, -

В книге много прекраснейших

Мыслей и планов.

Этот человек

Проживал в стране

Самых отвратительных

Громил и шарлатанов.

Счастье, - говорил он, -

Есть ловкость ума и рук.

Все неловкие души

За несчастных всегда известны.

Это ничего,

Что много мук

Приносят изломанные

И лживые жесты.

В грозы, в бури,

В житейскую стынь,

При тяжелых утратах

И когда тебе грустно,

Казаться улыбчивым и простым -

Самое высшее в мире искусство".

Кабак - как спасительный круг? Нет у Есенина стихотворения "Москва кабацкая". Есть цикл из 18 стихов, окрашенных вот этой интонацией, душевной мукой и поиском забвения от неё.

x x x

"Мир таинственный, мир мой древний,

Ты, как ветер, затих и присел.

Вот сдавили за шею деревню

Каменные руки шоссе.

Так испуганно в снежную выбель

Заметалась звенящая жуть.

Здравствуй ты, моя черная гибель,

Я навстречу к тебе выхожу!"

x x x

Не ругайтесь! Такое дело!

Не торговец я на слова.

Запрокинулась и отяжелела

Золотая моя голова.

Нет любви ни к деревне, ни к городу,

Как же смог я ее донести?

Брошу все. Отпущу себе бороду

И бродягой пойду по Руси.

Позабуду поэмы и книги,

Перекину за плечи суму,

Оттого что в полях забулдыге

Ветер больше поет, чем кому.

Провоняю я редькой и луком

И, тревожа вечернюю гладь,

Буду громко сморкаться в руку

И во всем дурака валять.

И не нужно мне лучшей удачи,

Лишь забыться и слушать пургу,

Оттого что без этих чудачеств

Я прожить на земле не могу.

1922

x x x

Ты прохладой меня не мучай

И не спрашивай, сколько мне лет,

Одержимый тяжелой падучей,

Я душой стал, как желтый скелет.

x x x

Снова пьют здесь, дерутся и плачут

Под гармоники желтую грусть.

Проклинают свои неудачи,

Вспоминают московскую Русь.

И я сам, опустясь головою,

Заливаю глаза вином,

Чтоб не видеть в лицо роковое,

Чтоб подумать хоть миг об ином.

x x x

Сыпь, гармоника. Скука... Скука...

Гармонист пальцы льет волной.

Пей со мною, паршивая сука,

Пей со мной.

Излюбили тебя, измызгали -

Невтерпеж.

Что ж ты смотришь так синими брызгами?

Иль в морду хошь?

В огород бы тебя на чучело,

Пугать ворон.

До печенок меня замучила

Со всех сторон.

x x x

Годы молодые с забубенной славой,

Отравил я сам вас горькою отравой.

Я не знаю: мой конец близок ли, далек ли,

Были синие глаза, да теперь поблекли.

Где ты, радость? Темь и жуть, грустно и обидно.

В поле, что ли? В кабаке? Ничего не видно.

Странным образом через десятки лет другой Поэт по-своему повторит и эти строки, и судьбу Есенина:

В кабаках - зеленый штоф,

Белые салфетки.

Рай для нищих и шутов,

Мне ж - как птице в клетке!

...Где-то кони пляшут в такт,

Нехотя и плавно.

Вдоль дороги все не так,

А в конце - подавно.

И ни церковь, ни кабак -

Ничего не свято!

Нет, ребята, все не так,

Все не так, ребята!

Звали Поэта Владимир Высоцкий.

В воспоминаниях современников иногда видны попытки определить, к кому же обращается Есенин в стихах из цикла "Москва кабацкая". Кто-то предположил, что в стихотворении "Сыпь, гармоника... Скука, скука..." Поэт обращается к Айседоре, да и по времени совпадает роман Есенина с балериной и написание стихотворения.

Мне же хочется предположить, что это обращение к единственной Женщине, которой Есенин поклонялся, к РУСИ.

"ИЗЛЮБИЛИ ТЕБЯ, ИЗМЫЗГАЛИ... ЧТО ТЫ СМОТРИШЬ СИНИМИ БРЫЗГАМИ..." В его воображении Русь всегда представала: О Русь - малиновое поле

И синь, упавшая в реку,-

Люблю до радости и боли

Твою озерную тоску.

"Стережет голубую Русь

Старый клен на одной ноге"

"МОСКВА КАБАЦКАЯ" - не есть понятие "локальное, ограниченное рамками Москвы. В старину Московией называли всё русское государство. И в этом цикле Есенин и подразумевает всю РУСЬ.

Не случилось бы со мной невозможное...

Из воспоминаний Е. А. УСТИНОВОЙ

"28-го я пошла звать Есенина завтракать, долго стучала, подошел Эрлих -- и мы вместе стучались. Я попросила наконец коменданта открыть комнату отмычкой. Комендант открыл и ушел. Я вошла в комнату: кровать была не тронута, я к кушетке -- пусто, к дивану -- никого, поднимаю глаза и вижу его в петле у окна. Я быстро вышла. <...> 3 января 1926 г. (С. А. Есенин в воспоминаниях современников.)

Жизнь Сергея Александровича Есенина оборвалась в ночь с 27 на 28 декабря 1925 года в номере ленинградской гостиницы "Англетер". Побег от самого себя закончился трагически. Незадолго до гибели Есенин буквально сбегает из Москвы, из лечебницы, где его пытались излечить и от алкоголя, и от чёрной депрессии. А в Ленинград он приедет полный оптимизма, радужных надежд, казалось, вот опять наступит "жизнь в розовом цвете". И всех своих знакомцев, друзей он будет убеждать, что приехал за новой жизнью! "Всё будет по новому! Пить брошу! Новую жизнь начну!"

Да старая не отпускала... Трагическая меланхолия заставляла всё чаще и стихи окрашивать в чёрные тона.

x x x

Снежная равнина, белая луна,

Саваном покрыта наша сторона.

И березы в белом плачут по лесам.

Кто погиб здесь? Умер? Уж не я ли сам?

<1925>

x x x

Годы молодые с забубенной славой,

Отравил я сам вас горькою отравой.

Я не знаю: мой конец близок ли, далек ли,

Были синие глаза, да теперь поблекли.

Где ты, радость? Темь и жуть, грустно и обидно.

В поле, что ли? В кабаке? Ничего не видно.

<1924>

Версии об убийстве Есенина Органами возникли сразу. Они и сегодня время от времени возникают с новыми "доказательствами". Признаюсь, версии эти меня никогда не интересовали. По той причине, что отношение властей к Поэту было известно.Вот записка ещё всесильного Льва Троцкого:

"Совершенно] Секретно.

ГОСИЗДАТ товарищу МЕЩЕРЯКОВУ.

Копия Секретариат Цека.

1. Крупнейшее значение приобретает сейчас художественная литература. Чуть не ежедневно выходят книжки стихов и литературной критики, 99% этих изданий пропитаны антипролетарскими настроениями и антисоветскими по существу тенденциями.

Художественная литература и литературная критика представляет собой теперь наиболее доступный канал для влияния буржуазной мысли не только на интеллигенцию, но и на пролетарскую молодежь. Крупных событий, которые оформляли бы революционное сознание, нет в данный момент ни у нас, ни в Европе, а буржуазно-индивидуалистическая литература, высокая по технике, влияет на рабочую молодежь и отравляет ее.

Нам необходимо обратить больше внимания на вопросы литературной критики и поэзии, не только в смысле цензурном, но и в смысле издательском. Нужно выпускать в большем количестве и скорее те художественные произведения, которые проникнуты нашим духом.

2. В связи с этим, я думаю, следовало бы использовать для литературно-художественной пропаганды в нашем духе будущую "Ниву". Полагаю, что наилучшим редактором литературно-художественного отдела был бы Брюсов. Большое имя, большая школа и в то же время Брюсов совершенно искренне предан делу рабочего класса. Полагаю, что можно было бы Ключникову подсказать эту мысль - в том смысле, что может быть, можно было бы завоевать для этого предприятия Брюсова, что сразу подняло бы художественный авторитет издания.

25 июня 1922 г.

Л. ТРОЦКИЙ" (ХРОНОС)

Очень, очень хотелось "диктатуре пролетариата" приручить крестьянских поэтов. Да ведь у крестьянских сынов - своя гордость! Не "поддаются дрессировке", а потому, потому судьба у них общая:"Все судьбы в единое слиты..."

Сергей Клычков - В 1937 Сергей Клычков был арестован по ложному обвинению в принадлежности к антисоветской организации "Трудовая крестьянская партия", 8 октября 1937 года приговорён к смертной казни и в тот же день расстреля

Николай Клюев - 5 июня 1937 полупарализованный Николай Клюев был арестован в Томске "за контрреволюционную повстанческую деятельность". Между 23 и 25 октября 1937 Николай Клюев был расстрелян.

Петр Орешин - В 1937 г. Петр Орешин был арестован, в начале 1938 -- расстрелян..

Молодым, в возрасте 37 лет уйдёт из жизни друг Есенина поэт Александр Ширяевец.

Какими-то странными пророчествами станут слова Есенина, сказанные им в 1923 году: "Дар поэта - ласкать и карябать,

Роковая на нем печать."

Мне кажется, именно в этом стихотворении как ни в каком другом и обозначен тот внутренний душевный разлом, который и привёл Поэта к гибели.

Золотые, далекие дали!

Все сжигает житейская мреть.

И похабничал я и скандалил

Для того, чтобы ярче гореть.

Дар поэта - ласкать и карябать,

Роковая на нем печать.

Розу белую с черною жабой

Я хотел на земле повенчать.

Пусть не сладились, пусть не сбылись

Эти помыслы розовых дней.

Но коль черти в душе гнездились -

Значит, ангелы жили в ней.

Сам ли Поэт ушёл из жизни, "помогли" ли ему, важен финал. А финал - трагичен. И странное ощущение, что поэт "запрограмировал" свой ранний уход.

Покойся с миром, друг наш милый,

И ожидай ты нас к себе.

Мы перетерпим горе с силой,

Быть может, скоро и придем к тебе.

1911-1912

МОЯ ЖИЗНЬ

Будто жизнь на страданья моя обречена;

Горе вместе с тоской заградили мне путь;

Будто с радостью жизнь навсегда разлучена,

От тоски и от ран истомилася грудь.

1911-1912

"Весь я истратился духом,

Скоро сокроюсь могилой."

"Вьюга", 1912 г

"Я пришел на эту землю,

Чтоб скорей ее покинуть."

1914

"Только гость я, гость случайный

На горах твоих, земля."

1914

"Я устал себя мучить бесцельно,

И с улыбкою странной лица

Полюбил я носить в легком теле

Тихий свет и покой мертвеца..."

И в свои 20 лет, и в свои 25 лет Есенин ощущал себя человеком, пережившим свою эпоху, а потому, как ему казалось, лишним человеком "во времени новом"...

* * *

"Не жалею, не зову, не плачу,

Все пройдет, как с белых яблонь дым.

Увяданья золотом охваченный,

Я не буду больше молодым.

...Все мы, все мы в этом мире тленны,

Тихо льется с кленов листьев медь...

Будь же ты вовек благословенно,

Что пришло процвесть и умереть."

"Этой грусти теперь не рассыпать

Звонким смехом далеких лет.

Отцвела моя белая липа,

Отзвенел соловьиный рассвет."

Чёрная меланхолия, депрессия, крайняя степень подозрительности - все эти симптомы психического заболевания, лишь отголоски тяжёлой душевной работы. В "Письме к женщине" есть строки:

Лицом к лицу

Лица не увидать.

Большое видится на расстоянье.

Когда кипит морская гладь,

Корабль в плачевном состоянье.

Земля - корабль!

Но кто-то вдруг

За новой жизнью, новой славой

В прямую гущу бурь и вьюг

Ее направил величаво.

Ну кто ж из нас на палубе большой

Не падал, не блевал и не ругался?

Их мало, с опытной душой,

Кто крепким в качке оставался.

"Большое видится нарасстоянье..." Он и увидел. И ужаснулся. Не он один. Бунин пишет пронзительные "Окаянные дни", Георги Иванов, собрат Есенина по поэтическому цеху напишет:

"Иду - и думаю о разном..."

Иду - и думаю о разном,

Плету на гроб себе венок,

И в этом мире безобразном

Благообразно одинок.

Но слышу вдруг: война, идея,

Последний бой, двадцатый век.

И вспоминаю, холодея,

Что я уже не человек,

А судорога идиота,

Природой созданная зря -

"Урра!" из пасти патриота,

"Долой!" из глотки бунтаря.

1925

Душа поэта Есенина оказалась восторженной, лирической и не способной "переварить" все мерзости жизни, кровенила она от боли и разлома.

Из дневника Виктора Андрониковича Мануйлова: " 29 декабря 1925 года. Вторник. 29-е - несчастное для меня число. Сегодня в редакции "Молодой рабочий" узнал о самоубийстве Сергея Есенина. Целый день все не клеится, все думаю о нем.<...> О Ленине, говорят, так не жалели... (Тормышов В. С., http://world.lib.ru/t/tormyshow_w_s/skrytyeijawnyewragiesenina.shtml)

Смерть Есенина была резонансной. И даже те, кто ещё недавно отзывался о Поэте язвительными и злобными откликами, бросились оплакивать ранний уход талантливого поэта. Казалось, что именно смертью своей Сергей Александрович показал, кого же потеряла в его лице русская культура... Как это часто бывало со многими другими талантами России. Прокатилась волна самоубийств среди молодёжи, вдруг осознавшими в смерти Есенина некий символ этого "новогo

мира". И другой поэт, соратник и соперник, Владимир Маяковский поспешит отозваться на эпидемию самоубийств стихом:

Сергею Есенину

Вы ушли,

как говорится,

в мир иной.

Пустота...

Летите,

в звезды врезываясь.

Ни тебе аванса,

ни пивной.

Трезвость.

В этой жизни

помереть

не трудно.

Сделать жизнь

значительно трудней.

Ах! Зачем же, зачем, дорогой Владимир Владимирович, камешком в спину ушедшему? Да ещё этак язвительно - "ПОМЕРЕТЬ не трудно"... Камни иногда возвращаются. Не пройдёт и пяти лет, когда 14 апреля 1930 года покончит с собой Маяковский. отозваться на эпидемию самоубийств стихом:

Сергею Есенину

Вы ушли,

как говорится,

в мир иной.

Пустота...

Летите,

в звезды врезываясь.

Ни тебе аванса,

ни пивной.

Трезвость.

В этой жизни

помереть

не трудно.

Сделать жизнь

значительно трудней.

Сергею Есенину

Вы ушли,

как говорится,

в мир иной.

Пустота...

Летите,

в звезды врезываясь.

Ни тебе аванса,

ни пивной.

Трезвость.

В этой жизни

помереть

не трудно.

Сделать жизнь

значительно трудней.

Ах! Зачем же, зачем, дорогой Владимир Владимирович, камешком в спину ушедшему? Да ещё этак язвительно - "ПОМЕРЕТЬ не трудно"... Камни иногда возвращаются. Не пройдёт и пяти лет, когда 14 апреля 1930 года покончит с собой Маяковский.отозваться на эпидемию самоубийств стихом:

Сергею Есенину

Вы ушли,

как говорится,

в мир иной.

Пустота...

Летите,

в звезды врезываясь.

Ни тебе аванса,

ни пивной.

Трезвость.

В этой жизни

помереть

не трудно.

Сделать жизнь

значительно трудней.

Сергею Есенину

Вы ушли,

как говорится,

в мир иной.

Пустота...

Летите,

в звезды врезываясь.

Ни тебе аванса,

ни пивной.

Трезвость.

В этой жизни

помереть

не трудно.

Сделать жизнь

значительно трудней.

Сергею Есенину

Вы ушли,

как говорится,

в мир иной.

Пустота...

Летите,

в звезды врезываясь.

Ни тебе аванса,

ни пивной.

Трезвость.

В этой жизни

помереть

не трудно.

Сделать жизнь

значительно трудней.

А "камней в спину" было много. Вот ещё один, от А.Ветлугина. Ещё недавно он позировал фотографу, стоя рядом с Есениным. Нынче же...

" Одно проверено и доказано: из деревни Есенин унес раздраженность, наследственный алкоголизм, звериную подозрительность... Вот ключ к характеру Есенина. В синем армяке, с копной соломенных волос, тучно смазанных лампадным маслом, бесшумно, как на резиновых подошвах, прокрался он в Санкт-Петербург в 1912 году. Уже и тогда он предпочитал армяку хороший пиджак, лампадному маслу -- бриолин. Уже и тогда полыхали в его душе желания "огромных скандалов", жажда досадить, показать... Но... деревня научила Есенина "надувать скромностью", душить лаской...

И лгал, лгал безбожно... Он презирал деревню, он видеть не мог луга и равнины, его претило от запаха сена. Но... он понял то, чего ждали от "деревенского гения". Он знал мнение о деревне, царившее в ресторане "Вена". И он решил "сделать капитал" на деревенщине. На идеализации того, что он остро ненавидел.

Но не устоит Есенин. Как дервиш, закружится он в пропаганде "измов", в кружковщине, в борьбе мелких самолюбий. Ему польстит возможность стать пророком имажинизма, вождем кучки малоталантливых, голодных молодых людей. Его увлечет цирковая литературная митинговщина. Диспуты с "футуристами". Диспуты с "символистами". диспуты с молодыми. Диспуты со стариками... Мальчишеские споры -- "кто больше -- Есенин или Маяковский". Шептуны, лгуны, льстецы, тайные враги вокруг. И все это на фоне нищеты, голода. Каждую секунду на людях. И каких людях! Мальчишках, ставших теми или иными "истами" за шесть месяцев до написания их первого стихотворения. Налетчиках от поэзии... Бездарных временщиках от литературы... Он всегда с ватагой... и в каждом улыбающемся лице -- тайный, зубы оскаливший враг"(.http://az.lib.ru/w/wetlugin_a/text_1926_vospominania_o_esenine.shtml)

Статья написана Ветлугиным в январе 1926 года. Помится, в одной песне такие слова:

"Башмаков ещё не износили,

Как за гробом шли..."

А ведь уловил, уловил "тенденсию" товарищ Ветлугин. Есенин - на долгие десятки лет в полузапрете. Ну не попутчик он пролетарской литературе, духом слаб...

Да и Есенин сам признавался в своей критической "любви" к пролетарской литературе. Несколько строк из его очерка ?О сборниках произведений пролетарских писателей?:

"Есть благословенная немота мудрецов и провидцев, есть благое косноязычие символизма, но есть немота и тупое заикание. Может быть, это и резко будет

сказано, но те, которые в сады железа и гранита пришли обвитые веснами на торжественный зов гудков, все-таки немы по-последнему.

Кроме зова гудков, есть еще зов песни и искус в словах. Но представители новой культуры и новой мысли особенным изяществом и изощрением в своих узорах не блещут. Они очень во многом еще лишь слабые ученики пройденных дорог или знакомые от века хулители старых устоев, неспособные создать что-либо сами. Перед нами довольно громкие, но пустые строки поэта Кириллова:

"Во имя нашего завтра сожжем Рафаэля, Растопчем искусства цветы." Созидателям нового храма не мешало бы это знать, чтоб не пойти по ложным следам и дать лишь закрепление нового на земле быта. В мире важно предугадать пришествие нового откровения, и мы ценим на земле не то, "что есть", а "как будет". Вот поэтому-то так и мил ярким звеном выделяющийся из всей этой пролетарской группы Михаил Герасимов, ярко бросающий из плоти своей песню не внешнего пролетария, а того самого, который в коробке мускулов скрыт под определением "я" и напоен мудростью родной ему заводи железа."

Поэт, отмеченный Есениным, Михаил Прокофьевич Герасимов, будет репрессирован и умрёт в 1939 году.

И видно, и по очерку, и по образу жизни и образу мыслей, что "не в ногу, совсем не в ногу шагает" Поэт. Что же касается Ветлугина и других, "бросавших каменья" в Есенина, то тут всё просто. Посредственность всегда испытывала ненависть и зависть к Таланту. Я не очень силён в знании зоологии, но помнится, только один род хищника, способный кусать мёртвое тело - гиена.

Да обратимся к библейской мудрости: "Каждому воздастся по делам его."

Сергей Александрович Есенин вернулся сквозь десятилетия государственного забвения миллионными тиражами книг, всенародной любовью, которая всегда помнила своего забулдыгу-Творца.

Ах, если бы знал Поэт, что запоют его на японском языке, да так проникновенно, что понимаешь, поют искренне, что русская лирика тронула сердца "самураев"... И лирика Поэта будет звучать на всех континентах...

https://www.youtube.com/watch?v=20Ax6jsod4w

"Золотые, далекие дали!

Все сжигает житейская мреть.

И похабничал я и скандалил

Для того, чтобы ярче гореть...

Слишком короток век -

Позади до обидного мало,

Был мороз - не мороз,

Да и зной был не очень-то зной.

Только с каждой весной

Все острей ощущенье финала,

Этой маленькой пьесы

Что придумана явно не мной.

Андрей Макаревич

Cтихотворение в память Есенина. Автор Ладя Могилянська.

Пам'ятi Єсенiна

"До свиданья, друг мой, до свиданья!"

(З передсмертного вiрша Єсенiна)

Написав - До побачення, друже! -

Це останнiй вихiд зi сцени...

I ось в газетах, в калюжах

Загремiли: Сергiй Єсенiн!

Хтось напевне матиме спокiй,

Пiде в завтра, в позавтра i далi...

Це i все. Скандалiст синьоокий

Свiй останнiй скандал одскандалив...

Не в московських вулицях хитрих,

Як гадав, умерти судилось,

По яких ходив у цилiндрi,

Щоб овес в нiм носити кобилам...

Не в шинку знайомiм i буйнiм,

Де було так бездумно жити,

Де з бандитами - питво отруйне,

Де повiям - поезiй квiти.

Нi, покликало инше мiсце,

Щоб зiрвати останнє з губ цих, -

П'яниць i кокаїнiстiв,

Божевiльних i самозгубцiв...

I слова, божевiльнi вiд крови,

Тiльки кров'ю рука напише:

"В цьому свiтi вмирати не ново,

але й жити теж не новiше"...

I твоє рязанське колосся

У кривавiй одбилось калюжi...

Синьоокий, злотоволосий,

Прощавай... До побачення, друже!..

Яков Каунатор

февраль, 2015

МОРЯК ВРАЗВАЛОЧКУ СОШЁЛ НА БЕРЕГ...

Ах, душа моя косолапая.

Что болишь ты у меня, кровью капая.

Кровью, капая в пыль дорожную,

Не случилось бы со мной невозможное...

Юлий Ким

По истечению срока давности за содеянное преступление, уголовное наказание мне не грозит. Но ведь у совести нет срока давности... И с годами, с возрастом, хочется очистить свою душу. Как сказал однажды один поэт:

"До конца,

До тихого креста

Пусть душа

Останется чиста!"

Вот и хочется выговорить душу да покаяться, как говорится, "на свободу с чистой Совестью!"

А было это 40 лет назад(срок давности истёк!) Место преступления - 2-ой этаж Дома Культуры провинциального городка на востоке Латвии. Комната, большая, исчерченная полками, уставленными снизу доверху и слева направо книгами. Между этими полками бродят в какой-то сомнабуле посетители. Чего ищут? Кто знает... Но то, что не материалы внеочередного (или очередного съезда КПСС, это - зуб даю, однозначно! для этого существуют кабинеты политпросвета по местам работы!) А чего здесь? Ну, что-то для души, для вдохновения...

И вот среди этих сомнаблуждающих где-то определился я. И натыкаюсь я... Натыкаюсь. Твёрдый переплёт. Скромненькая небольшая книженция невзрачного цвета. "Избранное" А сверху - "Н. Рубцов". И точка. А время - середина 70-ых годов ХХ-го века. Разъясняю, сейчас мало кто понимает.

Слово "компьютер" учёные ещё не изобрели. Он ещё и во сне им не снился. А была по тем временам - ЭВМ! Перевожу на доступный язык: электронно-вычислительная машина. Образ она имела соответственно названию: громоздкая и ужасная. Тех, кто к ней имел доступ, иначе, как вурдалаками не называли.

А потому информация о Н.М.Рубцове добывалась исключительно из СМИ (это другое страшное по тем временам, что перевожу уже нынешним недорослям: средства массовой информации, как то: газеты, журналы)

И вот имя Николая Рубцова каким-то отголоском до меня донеслось. И даже несколько стихов прочитал в "Литературной России". И влюбился! А дальше? А дальше...

Глухая провинция... Подписка на журналы - согласно вашему социальному рай онному статусу... А тут - вот! Сама приплыла! "Избранное", "Н.Рубцов".

Hет, по коридорчикам много страждующих бродят, не спрячешь... Да и пакетов полиэтиленовых по тем, 70-ым, химия ещё "не изобрела"... Пришлось официально оформлять в читательский формуляр. При возврате - раз забыл, два забыл, на третий раз принёс замену - 5 солидных книг, специально купленных в магазине. С тех пор "Избранное" "Н.Рубцов." - со мной И эмиграцию пережило.

Ну вот. Покаялся. Теперь -

"До конца,

До тихого креста

Пусть душа

Останется чиста!"

Н.Рубцов

"Я, Рубцов Н. М., родился в 1936 году в Архангельской области в с. Емецк."(Из автобиографии)

Из хроники тех лет:

30 ЯНВАРЯ 1937г. И З В Е С Т И Я.

ОБЕЩАЕМ ПАРТИИ

(Из резолюции рабочих завода "Большевик")

(По телефону). ЛЕНИНГРАД, 30 января, 5 часов утра.

Мы, рабочие, инженерно-технические работники и служащие ночных смен завода "Большевик", заслушав сообщение о приговоре по делу антисоветского троцкистского центра, единодушно одобряем справедливый приговор суда, применившего к убийцам, шпионам и диверсантам высшую меру наказания - расстрел.

В ответ на преступные действия гнусных агентов международного фашизма из шайки кровавого пса, врага народа Троцкого мы удесятерим революционную классовую бдительность. Заверяем ЦК партии и нашего любимого вождя товарища Сталина, что на все вылазки предателей-троцкистов ответим сокрушительным отпором. Будем неустанно крепить мощь и оборону СССР.

СПАСИБО ПРОЛЕТАРСКОМУ СУДУ

Василий ЛЕБЕДЕВ-КУМАЧ.

Как колокол набатный, прогудела

Страна, от возмущения дрожа.

Спасибо вам, бойцы Наркомвнудела,

Республики великой сторожа!

Предателей блудливая порода

Грозить не будет жизни и труду.

От всей души советского народа

Спасибо пролетарскому суду!

Что открывается моряку, когда он сходит на берег? А открываются перед ним дороги. И одна из них была его, Коли Рубцова дорога... Многие ли из нас, человеков, могут похвастаться лёгкостью пути жизненного? То-то и оно. У каждого путь проходит через тернии да невзгоды. Судьба Николая Рубцова и была - через тернии - к звёздам, вернее, к "Звезде полей", стихотворному сборничку, имевшему на обложке имя автора - "Николай Рубцов". И судьба его была неразрывно связана с той странной и страшной эпохой, именуемой "ежовскими рукавицами". Под репрессии попал отец будущего поэта, Михаил Андрианович. Повезло. "Проскользнул в ячейку невода", через год был освобождён и даже восстановлен в партии. Для дружной и многочисленной семьи, в которой всегда царили веселье и песня, этот год был таким тяжёлым, был он первым испытанием семьи на прочность. Сколько их, порой трагических потерь обрушится на мальчишку, с детских "соплячих" лет окружённому лаской и любовью родителей, сестёр и братьев. А их, сестёр и братьев, было четверо: Надя, Галина, Алик и Борис. Вот и умножьте это мальчишеское счастье на шесть. Огромным было это семейное счастье маленького Коли. Тем страшнее, трагичней оказались испытания. С началом войны отца призывают в армию, потеря основного кормильца в семье, где пятеро детей, подорвала здоровье матери, Александры Михайловны, ещё недавно - весёлой певуньи. Мать умерла в 1942 году, сердце не выдержало всех невзгод и потерь. В 1940 году умерла дочь Надежда, простудилась на комсомольских работах и сгинула. Вот тогда-то в четырёхлетнем возрасте и столкнулся впервые с горем Николай. Наверное, ещё не осознанно, но первый рубец на сердце появился .

Есть у каждого творца, у каждого художника слова или кисти, или нотного стана некий импульс, откуда и начинается творчество. Таким импульсом для Николая Рубцова стала смерть мамы, Александры Михайловны.

Но вот наступило
Большое несчастье --
Мама у нас умерла.
В детдом уезжают
Братишки родные,
Остались мы двое с сестрой.

Это было первое стихотворение шестилетнего мальчишки. Смерть матери оказалась для него таким потрясением, что он убежал в лес и прятался там неделю. И как сказал сестре - "Это я под ёлкой написал". Надо было обладать такой тонкой, чувственной душой, чтобы в ней родились эти скорбные слова. Вот с этого, с самого первого стихотворения тема Матери, памяти о ней будет сопровождать поэта всю жизнь.

Сижу среди своих стихов,

Бумаг и хлама.

А где-то есть во мгле снегов

Могила мамы.

Тихая моя родина!

Ивы, река, соловьи...

Мать моя здесь похоронена

В детские годы мои.

Вспомню, как жили мы

С мамой родною --

Всегда в веселе и в тепле.

Но вот наше счастье

Распалось на части --

Война наступила в стране...

Как жестока бывает жизнь... Страшно было не только то, что так стремительно распалась семья, страшно было одиночество. Коля Рубцов оказался один в детском доме, куда определили его родственники." Отец ушел на фронт и погиб в том же 1941 году" - так писал он во всех своих автобиографиях и анкетах. Ещё одна незаживающая рана - предательство отца. Отец вернулся с фронта живым, завёл новую семью, собрал детей. Кроме Николая. Как детская душа вынесла... Предательства он не простил, поэтому и писал в анкетах "отец погиб".

Да что же мы всё о грустном да печальном? Верно оттого, что в стихах Поэта часто звучит минорный настрой, вот как в этoм:

ЛЕВИТАН

(по мотивам картины "Вечерний звон")

В глаза бревенчатым лачугам

глядит алеющая мгла.

Над колокольчиковым лугом

собор звонит в колокола.

Звон заокольный и окольный,

у окон,

около колонн.

Звон колоколен колокольный,

и колокольчиковый звон.

И колокольцем

каждым

в душу--

любого русского спроси! --

звонит, как в колокол,

-- не глуше, --

звон

левитановской

Руси!

Ленинград,

Так до большой поэзии эвон, сколько лет! А сейчас, сейчас жизнь только начинается. Жизнь новая загадочная, а потому - пугающая. Имя этой жизни - детдомовская...

Из воспоминаний Александры Меньшиковой, учительницы Николая Рубцова в Никольском детском доме:

" Вот среди этих маленьких сирот я и приметила сухощавого невысокого мальчишку с черными волосами и черными проницательными глазами. Сидел в среднем ряду на второй парте и чаще других попадался на глаза. К тому же всегда, когда я спрашивала урок, Коля первым поднимал тоненькую ручонку. Знает. Иногда и вертится, не слушает, а спросишь -- ответит без запинки.

Он был очень любопытен. Едва ли не каждую перемену подходил со своими друзьями к моему столу и задавал массу вопросов: как, почему, где, что? -- все надо знать ему. Старался быть первым во всем. Задачки решал лучше всех, писал лучше всех (четкий бисерный почерк у него был).

Коля любил читать стихи и читал хорошо. Встанет, расставит ноги, смотрит куда-то вдаль и декламирует, а сам, кажется, мысленно -- там, с героями стихотворения. Я часто ставила его декламацию в пример остальным: читайте вот так; а ну, расскажи еще раз, пусть ребята поучатся. Книжки интересные читай ему хоть каждый день! Кончаются уроки, и опять слышу Колин голос:

"А сегодня будем читать?"

Как сейчас вижу: идет зимой по улице в стареньких ботиночках, поношенная шапчонка сдвинута на одно ухо. Руки красные, как гусиные лапки,-- не было рукавичек. Кое-как отогреешь их, а ребята уже снова торопятся на улицу. Зальют горку водой и катаются -- и на ногах, и на боку, и на спине.

От многих других отличала мальчишку исключительная честность. Однажды в школьном коридоре разбил он стекло. Никто этого не видел -- другой бы умолчал, а он сразу ко мне пришел. Рассказывает, а у самого слезы на глазах, испуганно смотрит на меня. Ведь война. И стекол нигде нет. А когда я сказала, что стекло найду и завхоз вставит, его глазки снова засияли, стали доверчивыми."( Душа хранит... Жизнь и поэзия Николая Рубцова)

Из воспоминаний Галины Матвеевой:

Был он маленького роста, черноглазый и очень серьезный. Шла война, с одеждой было трудно, по росту и по размеру вообще невозможно было подобрать ее, и мы помогали малышам одеться поаккуратнее, что-то ушивали, подшивали. И что было характерно: Коля сам стремился выглядеть аккуратным и опрятным. Он никогда не ходил с оторванными пуговицами, длинные рукава пальто не болтались -- он их обязательно подогнет, брюки на нем сидели ладно и аккуратно. Эта подтянутость его и серьезность вскоре проявилась и в уцёбе.

Однажды наша учительница принесла на урок русского языка Колино сочинение и зачитала его. Сочинение начиналось четверостишьем о природе, а дальше шло "раскрытие содержания". Слушать его было не только приятно, но и поучительно. Тогда, конечно, судьбы поэта Коле еще никто не пророчил, но как хороший ученик он был признан всеми.( Душа хранит... Жизнь и поэзия Николая Рубцова)

И вспоминается другой мальчишка, такой же любознательный, такой же охочий до книжек, и такой же любитель Пушкина, Никитина да Кольцова.Только был он почти ровно на полвека помоложе Коли. Имя тому мальчишке было Сергей Есенин.

Ах, детдомовское житьё, да ещё в военную поpу... Как выживали на скудном пайке, да ещё в ту пору, когда организму растущему витамины нужны! А витамины - да вот же, турнепс, что на полях. Воровали, пекли на костре, вот тебе и добавок к "одноразовому" питанию. Зато: в силу целебных свойств турнепса, избавлены были от: запоров, глистов, бронхита, ларингита, астмы! Так и выжили...

а в !950 году - пожалте, на выход! закончена семилетка и перед четырнадцатилетним мальчишкой замаячила самостоятельная жизнь. Как быстро они взрослели, бездомное, сиротское поколение послевоенных лет!

Много позже, в одном из своих стихотворений, он скажет о последетдомовсом своём взрослении.

Как центростремительная сила,

Жизнь меня по всей земле носила!

За морями, полными задора.

Я душою был нетерпелив, --

После дива сельского простора

Я открыл немало разных див.

И как же его, ещё не юношу, подростка бесприютного носила по земле центростремительная сила! Полгода возраста не хватило ему до заветной мечты, до моря, когда приехал поступать в Ригу, в мореходку... И возвращение на "тихую родину", в Никольское. Учёба в лесотехническом техникуме, бросает после двух курсов, опять мореходка - теперь в Архангельске. И вновь удача ускользает. И поступает он в Тралфлот, угольщиком, а на казённом языке - помощником кочегара.

Из воспоминаний капитана судна А. П. Щильникова: "Архангельск". "...Я почему его запомнил. Маленький уж очень он был, шупленький, волосы светлые... Ростом самый низкий в команде. Помню, это, когда мы уже в Мурманске в ремонт встали, боцман наш Голубин Николай ему робу выдал. Так он буквально утонул в ней. Тут кто-то из наших жен, из Архангельска прибывших, подогнал ее наскоро, да недолго он проходил в этой робе. Приходит однажды, заявление на увольнение приносит. Успел Коля на тральщике и поваром, и уборщицей поработать, успел и в ледовый затор попасть в Белом море в мае 53-го. Работа была тяжелая, и мальчишка решил учиться.

"Заявление. Прошу вашего разрешения на выдачу мне управлением тралфлота расчета ввиду поступления на учебу. Н. Рубцов". Это написано в июле 53-го года."

(Вячеслав Белков . Жизнь Рубцова)

Из хроники тех лет:

6 МАРТА 1953г. Комсомольская правда

--------------------------------------------------------------------------------

ОТ ЦЕНТРАЛЬНОГО КОМИТЕТА

КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА

СОВЕТА МИНИСТРОВ СОЮЗА ССР

И ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР

Ко всем членам партии,

ко всем трудящимся Советского Союза

Дорогие товарищи и друзья!

Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза, Совет Министров СССР и Президиум Верховного Совета СССР с чувством великой скорби извещают партию и всех трудящихся Советского Союза, что 5 марта в 9 час. 50 минут вечера после тяжелой болезни скончался Председатель Совета Министров Союза ССР и. Секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза Иосиф Виссарионович СТАЛИН.

Перестало биться сердце соратника и гениального продолжателя дела Ленина, мудрого вождя и учителя Коммунистической партии и советского народа - Иосифа Виссарионовича СТАЛИНА.

Предстоящая конференция сторонников мира в Японии

ПЕКИН, 5 карта. (ТАСС). Агентство Синьхуа передает:

Как сообщает орган Японского комитета защиты мира газета "Хейва симбун", на 21 и 22 марта намечено проведение национальной конференции, посвященной борьбе за мир. Решение об этом было принято 20 января на подготовительном совещании, созванном выдающимся борцом за мир и председателем Японского комитета защиты мира Икуо Ояма.

На конференции будут обсуждены следующие вопросы: о прекращении войны в Корее, о попытках заставить японский народ участвовать в корейской войне, об атомной бомбе и бактериологической войне, о Тихоокеанском военном союзе, о пересмотре японской конституции, о военном производстве, о военной экономике и войне, о военных базах, милитаристском образовании и культуре, вопросы об отношениях Японии с Китайской Народной Республикой и Советским Союзом.

Деревенские ночи

Ветер под окошками,

тихий, как мечтание,

А за огородами

в сумерках полей

Крики перепелок,

ранних звезд мерцание,

К табуну

с уздечкою

выбегу из мрака я,

Самого горячего

выберу коня,

И по травам скошенным,

удилами звякая,

Конь в село соседнее

понесет меня.

Пусть ромашки встречные

от копыт сторонятся,

Вздрогнувшие ивы

брызгают росой,-

Для меня, как музыкой,

снова мир наполнится

Радостью свидания

с девушкой простой!

Все люблю без памяти

в деревенском стане я,

Будоражат сердце мне

в сумерках полей

Крики перепелок,

дальних звезд мерцание,

Ржание стреноженных

молодых коней...

1953

Для меня самым главным в этом стихотворении обозначились не чувства семнадцатилетнего юноши, согретого любовью, эти чувства естественны в таком возрасте. В стихотворении я увидел тот давешний импульс, который толкнул поэта к стихотворству. Вот как в магните есть "север-юг", вот как в математике есть "плюс-минус", так и в том импульсе было: смерть матери и созерцание неповторимой, окраинной русской природы. " Минус - Плюс".

И если "Минус" иногда будет проскальзывать памятью в его стихах, то "Плюс" - способность к созерцанию и острому восприятию окружающего мира, вплоть до мельчайших его деталей отпечатается в нём пожизненно.

Там, где я плавал за рыбами,

Сено гребут в сеновал:

Между речными изгибами

Вырыли люди канал.

Тина теперь и болотина

Там, где купаться любил...

Тихая моя родина,

Я ничего не забыл.

С каждой избою и тучею,

С громом, готовым упасть,

Чувствую самую жгучую,

Самую смертную связь.

Березы

Я люблю, когда шумят березы,

Когда листья падают с берез.

Слушаю - и набегают слезы

На глаза, отвыкшие от слез.

Николай Рубцов был из породы тех людей, что зовутся однолюбами. Если попробовать очертить радиус его поэтических вдохновений, то окажется, что он, наверное, ограничен, географией Вологодчины да окраиных земель Архангельщины.И как бы "Жизнь не носила бы его по Земле", мыслями, стихами возвращался он к "тихой своей родине", к которой оказался привязан вовсе не семейными корнями, а духовными... Преданность малой родине - самое главное, что прочитывается в поэзии Рубцова.

РОДНАЯ ДЕРЕВНЯ

Хотя проклинает проезжий

Дороги моих побережий,

Люблю я деревню Николу,

Где кончил начальную школу!

ПРОЩАЛЬНОЕ

Печальная Вологда

дремлет

На темной печальной земле,

И люди окраины древней

Тревожно проходят во мгле.

Опустив фотобумагу в проявитель, вы увидите, как на ней медленно возникают, проявляются образы, запечатлённые вами на фотоплёнке. Вот так в стихах Николая Рубцова, через детали, предметы, запечатлённые его цепким взглядом, возникает образ родины. И кажется, что поэзия Николая Рубцова - провинциальная, где нет повседневной суеты, шума и толкотни широких городских проспектов и улиц, где нет торопливости и нетерпеливости в движениях. А есть некое размеренное и плавное движение, наполненное тишиной и покоем. Так ведь бывает, что тишина гораздо слышнее грохота и шума... И эта провинциальность оказалась сродни многим читателям, ставшими почитателями таланта молодого поэта. Да ведь, что такое Россия? Отнимите Москву, Питер, и в остатке останется огромное пространство провинции...

Вы не услышите в рубцовских стихах:"Кипучая! Могучая! Никем не победимая, Страна моя, Москва моя - ты самая любимая!" Нет ни пафосности, ни трескучих фраз, а есть приглушённая доверительная интонация. Да и предметы, детали, через которые передаётся образ родины какой-то заземлённый, вот так каждый день взгляд натыкается на них, и вдруг в стихах поэта начинаешь осознавать, что Родина и начинается с:

И опять родимую деревню

Вижу я: избушки и деревья,

Словно в омут, канувшие в ночь.

За старинный плеск ее паромный,

За ее пустынные стога

Я готов безропотно и скромно

Умереть от выстрела врага...

Тихая моя родина!

Ивы, река, соловьи...

Случайный гость,

Я здесь ищу жилище

И вот пою

Про уголок Руси,

Где желтый куст,

И лодка кверху днищем,

И колесо,

Забытое в грязи...

1966

28 ЯНВАРЯ 1959г. Правда N28 (14787).

Внеочередной XXI съезд Коммунистической партии Советского Союза

Продолжение доклада товарища Н.С. ХРУЩЕВА

Рост благосостояния советского народа

Товарищи! В семилетнем плане ставится задача на основе дальнейшего мощного подъема всех отраслей экономики и преимущественного роста тяжелой индустрии обеспечить непрерывное повышение жизненного уровня трудящихся.

Одна из наиболее важных задач в сельском хозяйстве - повышение производительности труда и снижение себестоимости сельскохозяйственной продукции. Надо обеспечить значительный рост валовой продукции при уменьшении затрат труда и средств на ее производство.

Как видят народы всех стран, наши планы - планы мирного созидания. Мы призываем все народы усилить борьбу за сохранение и упрочение мира. Со своей стороны, мы сделаем все возможное для обеспечения мира во всем мире. (Бурные, продолжительные аплодисменты).

Основной практической задачей для нашей страны в данное время является создание материально-технической базы коммунистического общества, новый мощный подъем социалистических производительных сил.

Под знаменем марксизма-ленинизма мы уверенно идем вперед, создавая самое лучшее, самое справедливое общество на земле - коммунистическое общество. (Бурные аплодисменты).

Да здравствует великий советский народ - строитель коммунизма! (Бурные, продолжительные аплодисменты).

Да здравствует Коммунистическая партия Советского Союза - боевой и испытанный авангард советского народа, организатор и вдохновитель побед коммунизма! (Бурные, продолжительные аплодисменты).

Да здравствует нерушимая братская дружба стран могучего социалистического лагеря! (Бурные, продолжительные аплодисменты).

Да здравствует марксистско-ленинское единство коммунистических и рабочих партий всех стран! (Бурные, продолжительные аплодисменты).

Да здравствует мир во всем мире! (Бурные, продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают).

Ах, Коля-Коля-перекати поле... И опять техникум, ой, как далеко от лесотехнического и от Николы! Техникум горный, а город - Кировск, в Заполярье.

Из воспоминаний друзей:" "Рубцов был неизменным участником веселых студенческих вечеринок, проходивших обычно с чтением стихов Есенина и Бернса, хоровым исполнением под аккомпанемент купленной учащимися в складчину гармошки песен и куплетов, воспевающих морскую романтику... Потом он стал пропадать по целым дням, как выяснилось позже -- он проводил время в городской библиотеке за чтением философских трудов Гегеля, Канта, Аристотеля, Платона..."Н. Шантаренков.("Душа хранит.КНИГА О НИКОЛАЕ РУБЦОВЕ")

Позвольте, позвольте! Вьюноше и 20 годков не вышло, и образованием, как-то не шибко - 7 классов... А тут вам и Гегель, и Кант, и Аристотель, и Платон... И это - в мальчишке, что всего-то и видел Николу! Жажда познаний,жажда прикоснуться к ИСТОЧНИКУ - вот что ведёт его в те годы.

И - опять "перекати-поле". Опять забрасывается техникум, видно, ни лесотехника, ни горное дело - вовсе не его дело. Ну распорядилась так судьба,

ведь верим мы, что ведёт нас по жизни судьба? Вот и Николая отворотила она от горного дела и направила к брату Альберту, по семейному - Алику, которого Николай не видел 15 лет. Жил в общежитии, работал слесарем-сборщиком на артеллерийском полигоне под Ленинградом.

Что мне кажется удивительным в биографии Николая Рубцова с "высоты" нынешнего ХХ1 века? В 17 лет это был состоявшийся человек. С несколькими профессиями в руках, от кочегара тральщика, повара, имевшего познания и в лесотехнике, и в горном деле, слесаре-сборщике, с тягой к знаниям. Юноше - 17 лет...

"Перекати-поле" Николая Рубцова было отмечено вешками - стихотворными строками.

ДОЛГ

Холодный шум ночного океана,

Незримые дороги кораблей...

А дни идут...

Над палубой эсминца

Качается свинцовый небосклон.

А волны, волны, волны

вереницами

Стремительно бегут со всех сторон.

И там, где сила духа на пределе,

Где шторм встает преградой

кораблю,

Я должен, должен доказать на

деле,

Что сердцем всем я Родину

люблю.

Вешка, обозначенная стихотворением "Долг", знаменовала собой службу краснофлотца Николая Рубцова на эсмице Северного военно-морского флота "Острый".

Тех, кто хорошо знаком с поэзией Рубцова, стихи эти возможно удивят. Удивят незнакомой, несвойственной Рубцову интонацией. Что-то лозунговое, трафаретное сквозит в ней, нечто пафосное. Героико-романтическое, совсем далёкое от лирики Николая. Что ж, давайте попробуем объяснить этот "зигзаг" в его творчестве. А для этого... для этого вернёмся в те далёкие годы, когда стихи эти писались.

Конец пятидесятых, начало шестидесятых годов. Хрущёвская "оттепель" помноженная на "Моральный Кодекс строителя коммунизма". Скептиков было ещё - ой, как мало! А молодёжь - тем более рабочая(до стиляг ли им было?) - ещё верила в светлое будущее. И мальчишка, 19-ти годов, которого Отечество вскормило, обуло-одело и доверило Оружие в руки, о чём каждый мальчишка с детства и мечтал. Вот отсюда - и пафосность, и героико-романтика в морской службе.

ЮНОСТЬ БОЕВАЯ

Норд-осты проносятся с ревом

Над вымпелом корабля.

Запомнится трудной, суровой

Походная юность моя.

Пусть часто натружено тело --

Моряк не привык унывать.

Всю важность матросского дела

Он сердцем умеет понять.

Куется на флоте и смелость,

И дерзость в полете идей.

Я знаю и верю, что юность

Проходит, как следует ей.

Ведь юность моя боевая

В цеха трудовые придет,

Преграды в пути побеждая,

В года коммунизма войдет.

Счастливейшее из поколений --

Назвали не зря нас таким.

Завет, что оставил нам Ленин,

Мы жизнью своей воплотим.

Пройдёт всего лишь несколько лет, останется привазанность к морю, (она останется на всю жизнь, и флотской своей биографией будет гордиться), только интонация к морю изменится. Она станет прозаической, а иногда и вовсе - иронической:

* * *

Я весь в мазуте,

весь в тавоте,

зато работаю в тралфлоте!

Суда гудели, надрывались,

матросов требуя на борт...

И вот опять -- святое дело:

опять аврал, горяч и груб...

И шкерщик встал

у рыбодела,

и встал матрос-головоруб...

НА БЕРЕГУ

Однажды

к пирсу

траулер причалил,

вечерний порт приветствуя гудком.

У всех в карманах деньги забренчали,

и всех на берег выпустил старпом.

Иду и вижу -

мать моя родная! -

для моряков, вернувшихся с морей,

избушка

под названием "пивная"

стоит без стёкол в окнах,

без дверей!

Где трезвый тост

за промысел успешный?

Где трезвый дух общественной пивной?..

Я первый раз

зашёл сюда,

безгрешный,

и покачал кудрявой головой.

ЧТО ТАМ -- ТРУДНЫЕ ПОХОДЫ

Что там -- трудные походы!

Все бы выдержал! Не слаб!

Только жаль, что в эти годы

Оторвали нас от баб...

Может,

если бы поблизости

Был женский персонал,

Я бы мог дойти до низости:

Насиловать бы стал!

Велят идти на инструктаж.

Приказ начальства не смешки,

Но взял я в зубы карандаш,

Пишу любовные стишки.

Но лейтенант сказал: -- Привет!

Опять не слушаешь команд!

Хотелось мне сказать в ответ:

-- Пошел ты ........ лейтенант!

Но я сказал: -- Ах, виноват, --

И сразу, бросив карандаш,

Я сделал вид, что очень рад

Послушать умный инструктаж.

Зачем соврал? Легко понять.

Не зря в народе говорят:

Коль будешь против ветра .....

В тебя же брызги угодят!

Поэзия Николая Рубцова - монохромна. Читаешь его стихи и возникает ощущение однотонности цветовой гаммы поэтических строчек:

Только б это избрать, как другие смогли,--

Много серой воды,

много серого неба,

И немного пологой родимой земли,

И немного огней вдоль по берегу...

Доносились гудки

с отдаленной пристани.

Замутило дождями

Неба холодную просинь...

...И первый снег под небом серым

Среди погаснувших полей...

Может быть поэтому в стихах поэта очень часто упоминается осень. И если у Есенина осень расцвечена яркими красками, то у Рубцова...

А между прочим, осень на дворе.

Ну что ж, я вижу это не впервые.

Скулит собака в мокрой конуре,

Залечивая раны боевые.

Ах, эта злая старуха осень,

Лицо нахмуря...

Селу Константиново Рязанской губернии, родине Сергея Есенина, повезло. Расположенное в средней полосе России оно вобрало в себя всё многоцветье и буйство красок всех времён года... Вологодчина, где и лето много короче, и небо низко и серо распласталось над Землёй... Вот отсюда и тот особый оттенок в стихах Николая Рубцова. Но была ещё одна причина. Помните? Импульсом, толчком к писательству шестилетнего мальчугана послужила смерть матери. То был ожог, который и наложил отпечаток на восприятие окружающего мира - всё воспринималось в сером цвете. Да ведь и вот эта цветовая гамма создавала и особый, психологический настрой в стихах Рубцова:

В минуты музыки печальной

Я представляю желтый плес...

И сдержанный говор печален

На темном печальном крыльце.

Все было веселым вначале,

Все стало печальным в конце.

И вдаль пошел... Вдали тоскливо пел

Гудок чужой земли, гудок разлуки!

И вдруг такой повеяло с полей

Тоской любви, тоской свиданий кратких!

В фильме "Калина красная" Василия Макаровича Шукшина есть замечательный эпизод: в колонии на концерте заключённых один из них поёт песню на стихотворение Сергея Есенина "Письмо к матери". Эпизод не игровой, натуральный зэк, и поёт натурально. Песня хрестоматийная, а уж среди российских зэков и зэчек особо любимая, как и всё творчество Есенина. Читайте у Варлама Шаламова о той приверженности воровского мира к поэзии Есенина. (http://www.bibliotekar.ru/shalamov-varlaam/42.htm )И, конечно же, особо - к "Письму к матери". Да и кто не воспринимал его близко к сердцу, кто не запоминал эти строки и не напевал многожды...

Можете закидать меня каменьями, но, по моему убеждению, тема Матери в поэзии Ниkолая Рубцова много тоньше, лиричней и душевней, чем у Есенина. И странная вещь: при живом отце Николай во всех анкетах, в биографиях пишет:"Отец погиб на фронте". Умершую давным-давно мать(ему исполнилось всего лишь 6 лет), он вспоминал в своих стихах всю жизнь, будто сопровождала она его по жизни, будто незримо присутствовала в его жизни...

Однажды, было это очень давно, прочитал у одного "маститого", будто "В горнице моей светло" написано было Рубцовым с "большого бодуна", мол, "трубы горят", жажда с похмелья мучит... "У кого что болит, тот о том и говорит" - подумалось тогда. Сейчас же... Сейчас же хочется добавить - "Горница" - пожалуй самое лирическое стихотворение. Стихотворение - сон, несбывшаяся мечта. Всю короткую жизнь поэта будет сопровождать его этот сон о светлой горнице, о домашнем уюте и о Матери...

В ГОРНИЦЕ

В горнице моей светло.

Это от ночной звезды.

Матушка возьмет ведро,

Молча принесет воды...

Перекликаясь с есенинским, словно и повторяя, и продолжая его, звучит рубцовское "МАТЕРИ"

МАТЕРИ

Как живешь, моя добрая мать?

Что есть нового в нашем селенье?

Мне сегодня приснился опять

Дом родной, сад с густою сиренью.

Помнишь зимы? Свистели тогда

Вьюги. Клен у забора качался

И, продрогнув насквозь, иногда

К нам в окно осторожно стучался.

И - ещё одно посвящение матери... Трагическое, тем самым ожогом, на всю жизнь:

АЛЕНЬКИЙ ЦВЕТОК

Домик моих родителей

Часто лишал я сна. --

Где он опять, не видели?

Мать без того больна.---

В зарослях сада нашего

Прятался я, как мог.

Там я тайком выращивал

Аленький свой цветок.

Этот цветочек маленький

Как я любил и прятал!

Нежил его,-- вот маменька

Будет подарку рада!

Кстати его, некстати ли,

Вырастить все же смог...

Нес я за гробом матери

Аленький свой цветок.

(1966)

Поэту в этот год исполнилось тридцать лет...

ИЗ ХРОНИКИ ТЕХ ВРЕМЁН:

14 ИЮЛЯ 1963г. Правда N195 (16416

"В ЕДИНОМ СТРОЮ - К ВЕЛИКОЙ ЦЕЛИ"

Брошюра с текстом речи Н.С. ХРУЩЕВА.

В Издательстве политической литературы вышла в свет брошюра с текстом речи товарища Н.С. Хрущева "В едином строю - к великой цели!", произнесенной на митинге германо-советской дружбы в Берлине 2 июля 1963 года.

Брошюра издана массовым тиражом. (ТАСС).

16 ОКТЯБРЯ 1964г. И З В Е С Т И Я. N247 (14717).

УКАЗ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР

Об освобождении тов. ХРУЩЕВА Н.С.

от обязанностей Председателя Совета Министров СССР

Удовлетворить просьбу тов. Хрущева Никиты Сергеевича об освобождении его от обязанностей Председателя Совета Министров СССР в связи с преклонным возрастом и ухудшением состояния здоровья.

Председатель Президиума Верховного Совета СССР А. МИКОЯН.

Секретарь Президиума Верховного Совета СССР М. ГЕОРГАДЗЕ.

Москва, Кремль. 15 октября 1964г.

Из воспоминаний современников о Николае Рубцове:

Кировский завод:

Михаил Каплин

Мы с Николаем подружились сразу же. Еще бы: и он, и я служили на флоте, а законы морского братства нерушимы. Скоро все узнали, что он пишет стихи, просили почитать, "подбрасывали" темы. Иногда мы устраивали в комнате настоящие концерты. Я играл на гитаре, а Николай пел народные песни, которых знал множество, и подыгрывал себе на гармонике;

Анатолий Бельтюков

Коля очень гордился званием кировца. Никогда не жаловался на трудности работы, говорил с юмором и был очень доволен, что работа у него ладится, что он нужен цеху, своему коллективу;

Александр Николаев

Жила наша пятерка очень дружно. Если надо -- без лишних слов помогали товарищу. Вообще мы как-то все делали вместе. В баню -- все пятеро, ужин -- каждый выкладывал на стол, что у него есть, также вместе ходили слушать стихи в Дом писателя имени Маяковского, Дворец культуры имени Горького. Старались не пропускать вечера, когда свои стихи читал Николай...

Койки наши в общежитии стояли рядом. Засиживались вечерами допоздна: я учился в машиностроительном техникуме, Николай -- писал стихи.

Борис Шишаев

В мае 1966 года Николай Рубцов жил в общежитии Литературного института им. А. М. Горького. Тянуло его тогда к нам, первокурсникам,-- видно, потому, что выглядели мы на общем фоне кипучего литературного "муравейника" свежими еще, искренними неподдельно.

Виктор Коротаев

Вспоминается случай. Как-то знакомый писатель, обозрев скудную обстановку квартирки Николая Михайловича, попенял ему, что-де хозяин недостаточно радиво относится к устройству собственного быта; и пора бы обзавестись платяным шкафом, а не развешивать на гвоздиках по углам рубашки и пиджаки; да и сервант не мешало бы водрузить на положенное место, поскольку чашкам и ложкам не место на подоконниках и письменном столе. Тогда Рубцов смолчал. Но, видимо, обиделся и выговора не забыл, потому что вскоре при удобном случае дал волю своему характеру и выложился до конца:

-- Меня не интересуют ваши шкафы и хрустали,-- почти кипятился он.-- Если они нужны вам, вы и заводите. Только не убеждайте меня, что без этого мир теряет смысл и красоту!

Слово Буняк Е.П.:

"Встретились мы с ним (Рубцовым, прим. авт. статьи) в магазине, накануне нового 1951 года... Поговорили по пустякам, поболтали и разошлись. Одет он в детдомовское пальто с серым воротником, такая же шапка и валенки. Всем при выходе из д/дома выдавали одинаковые комплекты одежды: пальто зимнее и осеннее, ботинки, валенки и нижнюю одежду".

А Рубцов, привыкший за зиму к валенкам, всё забывал сменить их на ботинки. Выйдет из дома ещё по холоду, да так и бродит до мокроты. Идёт по Вологде, как по своей Николе.

Встречается у подъезда дома, в котором наша писательская комната. Он перехватывает и мой удивлённый взгляд.

- Вышел-то по заморозку, - косится на свои разбухшие валенки, - а вот как распекло.

И щурится на солнечной капели."

(Александр Романов. Из книги "Искры памяти". Вологда, 1995, С. 73)

Борис Шишаев

Матрена Марковна засуетилась, предлагая стул, стала расспрашивать о брате -- как он там, и сразу же смущенно прервала себя: господи, ведь человеку надо умыться, поесть с дороги...

Поначалу она растерялась -- из самой Москвы приехал, известный, наверное, какой-нибудь, а в доме и обстановка так себе, и еда совсем простецкая, и едят-то с ребятами из общей миски... Но потом присмотрелась -- обыкновенный вроде человек. Пиджак поношенный, и туфли, похоже, давно носит, стоптались уже, пора бы и новые.

Владимир Цыбин

В Литературном институте у раздевалки есть зеркало старое с грустным отражением. Возле него, идя с очередным заявлением о восстановлении студентом к ректору Пименову (который хвастался, что когда обсуждали пьесы Булгакова, вынимал наган; оттого и прозван был "Наганщик"), Николай Рубцов останавливался, чтобы поправить свой шарф.

И шел к Пименову, потому что молодому поэту негде было жить, а здесь - охранная прописка, друзья-поэты Б. Примеров, А. Передреев, Л. Котюков.

("Душа хранит.КНИГА О НИКОЛАЕ РУБЦОВЕ")

Воспоминания, казалось бы, говорят о разном: с одной стороны - образ жизни, с другой - внешний вид нашего героя. На самом же деле - это как две стороны одной медали. Везде, где Рубцов оказывался окружённым людьми, будь это в заводском или студенческом общежитии, или в матросском кубрике, среди сослуживцев эсминца "Точный" или матросов тральщика - он чувствовал себя "как рыба в воде": уверенным, компанейским, дружелюбным, весёлым. Как только он оставался один на один с собой, как только он оказывался ВНЕ коллектива, он - не то, чтобы терялся, но оказывался не приспособленным к жизни в одиночку: валенки до поздней осени, намокшие и разбухшие от сырости, которые Виктор Астафьев, друг, много раз заставлял высушивать; ботинки, которые сестра дважды покупала для него, первый раз по причине того, что их у него попросту украли прямо с ног, когда он прикорнул на привокзальной лавочке и он заявился к Галине, к старшей сестре, едва ли не босиком; второй раз - когда приехал к ней же, она тотчас же повела его в обувной, где купила опять ботинки, потому как старые окончательно пришли в негодность. Такая же история случилась и в "Алтайские его каникулы"(см. Воспоминания).

Ах, как же хорошо было в детдоме! Где выдавали одёжку ( а деревенские ещё и завидовали им, детдомовским, потому как они одевались много лучше!), где питание, хоть и скудное, но - по распорядку! А главное - он в СТАЕ! А по выпуску из детдома - пожалте вам! Пальто зимнее, пальто осеннее, валенки да ботинки! Вот она, детдомовская привычка - ВАЛЕНКИ! А шарф - его так и прозвали, даже в Лит.институте - "шарфиком" - это флотская привычка, где морякам полагался шарф.

Его неприхотливость бытовая, когда и пальто превращалось в ветхую "гоголевскую шинель", и костюм уже изрядно потёртый, происходили, наверное, от житейской неустроенности.

* * *

Уж сколько лет слоняюсь по планете!

И до сих пор пристанища мне нет...

В стихах Николая Михайловича Рубцова часто наталкивался на слово "ПРИСТАНЬ".

Доносились гудки

с отдаленной пристани.

Была суровой пристань в поздний час.

Я, юный сын морских факторий,

Хочу, чтоб вечно шторм звучал.

Чтоб для отважных вечно - море,

А для уставших - свой причал...

ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ

Потонула во тьме отдаленная пристань.

По канаве помчался, эх, осенний поток!

По дороге неслись сумасшедшие листья,

И порой раздавался пароходный свисток.

Городок засыпал,

и мигали бакены

Так печально в ту ночь у пристани.

Слово "Пристань" в своих стихах Поэт использовал в прямом его значении.

"Пристань -- собирательный термин: специально оборудованное место причаливания (стоянки) речных судов у берега на внутренних водных путях" - из ВИКИПЕДИИ.

Но только кажется, что, скорее всего неосознанно, в это слово вкладывается другой, иносказательный смысл. Пристань - как место возвращения пароходов.

Николаю Михайловичу Рубцову возвращаться было некуда. Помните, в "Воспоминаниях":" И шел к Пименову, потому что молодому поэту негде было жить, а здесь - охранная прописка, друзья-поэты Б. Примеров, А. Передреев, Л. Котюков."

И возникает странное ощущение. Часто приходилось читать, как случайно обнаружив зверька, порою хищного, трагически оказавшегося без матери, люди, по доброте душевной, берут заботу о зверьке на себя. И кормят, и ухаживают за ним. Но зверёк вырастает, и приходит пора выпускать его на волю. И повзрослевший зверь обречён на гибель.

И дело вовсе не в том, что Николай Рубцов был неприспособлен к жизни. Он был неприхотлив в быту, в своём аскетизме был схож с афинским мудрецом Диогеном, и схожесть была даже в том, что оба не имели собственного жилища, той самой пристани, куда можно было бы вернуться.

Обречённость Поэта была скорее всего в неустроенности не бытовой, а жизненной. Казалось бы, грех жаловаться на отсутствие друзей, а в друзьях ходили собратья поэты и писатели. И было это удивительное братство, где не было места зависти и склокам, а была радость за успех друга, за новое стихотворение, за изданную книгу... Помните, в фильме "Доживём до помедельника": "Счастье - это когда тебя понимают". И он был счастлив пониманием друзей и наставников, Василия Белова, Александра Яшина, Бориса Слуцкого, Виктора Астафьева и многих-многих других. Некоторые - как Борис Слуцкий, как Астафьев - в ту, его, рубцовскую сопливую детдомовскую пору уже воевали на фронте. Но... Ведь приметили! И обрадовались, и приветили новое поэтическое дарование!

И всё же... всё же, прорывалось в нём иногда такое минорно-тягостное...

В ГЛУШИ

Когда душе моей

Сойдет успокоенье

С высоких, после гроз,

Немеркнущих небес,

Когда душе моей

Внушая поклоненье,

Идут стада дремать

Под ивовый навес,

Когда душе моей

Земная веет святость,

И полная река

Несет небесный свет,--

Мне грустно оттого,

Что знаю эту радость

Лишь только я один:

Друзей со мною нет...

Обделённый материнским, семейным теплом - всю жизнь стремился к нему. Возвращался к нему в своих снах и стихах.

Поздно ночью откроется дверь.

Невеселая будет минута.

У порога я встану, как зверь,

Захотевший любви и уюта.

А ведь были, были в жизни Николая увлечения, хотя, "увлечения" - слово кажется каким-то легкомысленным, а он в своих чувствах был человеком серьёзным, и память о них сохранил на всю жизнь. И в стихах эти чувства отразились...

Сумасшедший,

ночной,

вдоль железных заборов,

Удивляя людей,

что брожу я?

И мерзну зачем?

Ты и раньше ко мне

приходила не скоро,

А вот не пришла и совсем...

Что я тебе отвечу на обман?

Что наши встречи давние у стога?

Когда сбежала ты в Азербайджан,

Не говорил я: "Скатертью дорога!"

Да, я любил. Ну что же? Ну и пусть.

Пора в покое прошлое оставить.

Давно уже я чувствую не грусть

И не желанье что-нибудь поправить.

Слова любви не станем повторять

И назначать свидания не станем.

Но если все же встретимся опять,

То сообща кого-нибудь обманем...

БУКЕТ

Я буду долго

Гнать велосипед.

В глухих лугах его остановлю.

Нарву цветов.

И подарю букет

Той девушке, которую люблю.

Я ей скажу:

-- С другим наедине

О наших встречах позабыла ты,

И потому на память обо мне

Возьми вот эти

Скромные цветы! --

Она возьмет.

Но снова в поздний час,

Когда туман сгущается и грусть,

Она пройдет,

Не поднимая глаз,

Не улыбнувшись даже...

Ну и пусть.

Я буду долго

Гнать велосипед,

В глухих лугах его остановлю.

Я лишь хочу,

Чтобы взяла букет

Та девушка, которую люблю...

Ах, девушки 50-ых, начала 60-ых годов... Родители их воспитаны были ещё "домостроем" тех, дооктябрьских 1917-го года времён. И вот появляется у них "на горизонте" "зятёк", в потёртом пиджачишке, в пальто из "гоголевской шинели", в валенках, разбухших от сырости или в ботинках, которым уже давно срок вышел в утильсырьё...

- А, профессия ваша, какая будет?

- Я - поэт.

- Поееет?

И- помните - суд над Иосифом Бродским: "Где вы работаете? - Я - поэт! - Мы это понимаем, что вы поэт, мы спрашиваем, что вы делаете, где работаете? - Я пишу стихи. - Значит, тунеядец, так и запишем!".

Возможно, именно в этом пряталась причина несложившейся личной жизни... Справедливости ради, скажем, была встреча с Генриэттой Меньшиковой, женитьба, рождение дочери Лены, но брак быстро распался...

Путеводная звезда, которую выбрал для себя Николай Рубцов(а в поэтических его строчках слово "звезда" встречается часто, даже один из сборников мыл им назван: "Звезда полей") оказалась роковой. И - странное ощущение - будто предвидел он этот свой рок, возвращался к нему какими-то пророческими строками... И в этом тоже был схож с Есениным.

И эту грусть, и святость прежних лет

Я так люблю во мгле родного края,

Что я хотел упасть и умереть

И обнимать ромашки, умирая...

Когда ж почую близость похорон,

Приду сюда, где белые ромашки,

Где каждый смертный

свято погребен

В такой же белой горестной рубашке..

[1966]

Родимая! Что еще будет

Со мною? Родная заря

Уж завтра меня не разбудит,

Играя в окне и горя.

* * *

Село стоит

На правом берегу,

А кладбище --

На левом берегу.

И самый грустный все же

И нелепый

Вот этот путь,

Венчающий борьбу,

И все на свете,--

С правого

На левый,

Среди цветов

В обыденном гробу...

Просто я, как всякий смертный,

Знаю то, что я умру.

На земле, где так отчаян

Жидконогий род пройдох,

Жить по-разному кончают:

Рузвельт умер,

Геринг -- сдох!

И самым пророческим, уже потом, после гибели поэта начинаешь понимать - самым трагическим оказалось стихотворение...

* * *

Я умру в крещенские морозы.

Я умру, когда трещат березы.

А весною ужас будет полный:

На погост речные хлынут волны!

Из моей затопленной могилы

Гроб всплывет, забытый и унылый,

Разобьется с треском,

и в потемки

Уплывут ужасные обломки.

Сам не знаю, что это такое...

Я не верю вечности покоя!

"Нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся..." Николай Михайлович Рубцов трагически погибнет 19 января 1971 года. Чуть больше двух недель прошло со дня его тридцатипятилетия...

А у трагического рока было имя собственное. Внутренний голос мой отчаянно сопротивляется называть эту женщину по имени-фамилии. Так и буду звать её: "Та женщина".

Что сблизило Николая Рубцова с этой женщиной? Вернее, попробуем "перевернуть" вопрос: что сблизило эту женщину с поэтом Рубцовым?

Первая их встреча, пожалуй, мимолётная, состоялась в 1963 году, ею даже дата названа - 2-го мая. Следующая же, наложившая отпечаток на всю их дальнейшую судьбу, состоялась в 1968 году. Чем была эта встреча для Рубцова? ""...Иногда просто тошно становится от однообразных бабьих разговоров, которые постоянно вертятся вокруг двух-трех бытовых понятий или обстоятельств" - из письма Николая старшему своему наставнику и другу Александру Яшину. И неожиданная встреча (а неожиданна потому, что ведь примчалась в Вологду именно из-за него) с молодой, красивой женщиной, с которой МОЖНО было разговаривать о Есенине(где-то признавалась она, что плакала над стихами трёх поэтов:Есенина, Цветаевой и Рубцова), Лермонтове, Мандельштаме...

В эти пять лет Николай из начинающего поэта с первым своим сборничком стал узнаваем, известен, и было у него уже Имя, имя Поэта. Вот только угла своего по-прежнему не было... Да и она, как ей казалось, была поэтессой, и издавалась, и публиковалась. Только круг её читателей был узок. А так хотелось простора!

И была ещё одна схожесть в их судьбах: как и Николай, женщина была неустроенной в этой жизни. И возраст, который приближался к "баба - ягодка опять!", и желание обрести "широкую спину", и стремление с помощью этой "спины" добиться творческого признания... Позже, вспоминая годы, проведённые с Николаем, она проговорится: "Потом, в МУЧИТЕЛЬНЫЕ дни нашей совместной, жизни, этот своеобразный рубцовский юмор, где было все: шутка, ирония, острота восприятия мира и какая-то смягченность, очеловеченность, этот юмор много раз разряжал грозовую атмосферу, нависшую над нами, и кидал нас снова навстречу друг другу, очищая сердца от обиды."

Бытовуха... Та самая, которые тысячами на дню случаются на Руси. О пьянстве Рубцова да о его пьяных скандалах(вот ведь, и в этом, в "минусе" на своего кумира Есенина схож...) ведали все. И даже предлагался "курс лечения": психушка или лечебно-трудовой профилакторий... Единственно в чём отказывалось постоянно - в собственном угле, так и скитался, уже известный, выпустивший несколько сборников стихов по съёмным комнатушкам(где-то промелькнуло в воспоминаниях Той женщины - даже шкафа для белья у него не было).

А в тот день, именно День, в очередной раз было отказано ему в прописке, в обретении законного жилья. И, возвращаясь из "Инстанции" вместе с Нею, встретил знакомцев. И... сорвался.

Дальше - дальше без свидетелей. Только по Её показаниям. "Оскорблял, обвинял в измене, грубил..." И - "Не вынесла душа поэтессы позора мелочных обид!" Любила ли она его? Где-то встретилась Её фраза: "У него даже наволочки нормальной не было!" И всё стало на свои места. "Оскорблял, грубил..." - уйди! Тем более, что у самой был съёмный угол. Но всколыхнулась ненависть. Обывательско-мещанская, рушилось всё то, на что потрачены были и время, и духовные силы. Отсюда и ненависть, с которой удушила...

Это позже признают, что, якобы, уже мёртв был от инфаркта... Да свидетели вспоминают царапины на щеках да на горле мёртвого Рубцова.

Звезда закатилась...

Едва открыв глаза сегодня утром.

Опять - который раз! -

Я вдруг подумал:

"Как хочется иметь мне дом,

Который я бы мог назвать своим!"

Я, умываясь, все о нем мечтал,

Мечтал и после трудового дня,

Прихлебывая свой вечерний чаи,

Покуривая папиросу. ..

Лиловый дым плыл в воздухе тихонько,

И предо мной

Плыла моя мечта,

Напрасная и грустная мечта!

Мне сегодня приснился опять

Дом родной, сад с густою сиренью.

Помнишь зимы? Свистели тогда

Вьюги. Клен у забора качался

И, продрогнув насквозь, иногда

К нам в окно осторожно стучался.

Он, наверно, просился к теплу,

Нас увидев в просвете за шторой.

А мороз выводил по стеклу

Из серебряных нитей узоры.

По степи огромной

Простирая взгляд,

Веет грустью томной

Тающий закат.

В этой грусти томной

Я забыться рад:

Канет дух бездомный

В тающий закат.

И виденья странно,

Рдяны, как закат,

Тая, по песчаной

Отмели скользят,

Реют неустанно,

Реют и горят,

Тая, как закат,

На косе песчаной.

Сколько мысли,

И чувства, и грации

Нам являет заснеженный сад!

В том саду ледяные акации

Под окном освещенным горят.

Вихревыми, холодными струями

Ветер движется, ходит вокруг,

А в саду говорят поцелуями

И пожатием пламенных рук.

Заставать будет зоренька макова

Эти встречи -- и слезы, и смех...

Красота не у всех одинакова,

Одинакова юность у всех!

Только мне, кто любил,

Тот не встретится,

Я не знаю, куда повернуть,

В тусклом свете блестя, гололедица

Предо мной обозначила путь...

Согласись, дорогой читатель: стихи - с левой стороны страницы и стихи с правой стороны страницы - очень созвучны, Созвучны своей интонацией, своей мелодикой. Признаюсь: первое стихотворение слева - японский поэт Исикава Такубоку, второе стихотворение слева - французский поэт Поль Верлен. Национальный русский поэт внёс в русскую поэзию те мотивы, которые издревле волновали всю мировую литературу. Попробуйте "оторвать" Роберта Бёрнса от его любимой Шотландии... Точно также нельзя отделить Николая Рубцова от "Тихой его родины..."

Слишком короток век -

Позади до обидного мало,

Был мороз - не мороз,

Да и зной был не очень-то зной.

Только с каждой весной

Все острей ощущенье финала,

Этой маленькой пьесы

Что придумана явно не мной.

Андрей Макаревич

Nikolai Rubtsov

В МИНУТЫ МУЗЫКИ

В минуты музыки печальной

Я представляю желтый плес,

И голос женщины прощальный,

И шум порывистых берез,

И первый снег под небом серым

Среди погаснувших полей,

И путь без солнца, путь без веры

Гонимых снегом журавлей...

Давно душа блуждать устала

В былой любви, в былом хмелю,

Давно понять пора настала,

Что слишком призраки люблю.

Но все равно в жилищах зыбких --

Попробуй их останови! --

Перекликаясь, плачут скрипки

О желтом плесе, о любви.

И все равно под небом низким

Я вижу явственно, до слез,

И желтый плес, и голос близкий,

И шум порывистых берез.

Как будто вечен час прощальный,

Как будто время ни при чем...

В минуты музыки печальной

Не говорите ни о чем.

AT MOMENTS OF MUSIC

At moments of so sad an air

When for a yellow shore I wish

A lady's voice bids, "May you fare

Well" as impulsive birch trees swish;

Below the gray sky, first are snows

To lie on fields where flames have lain,

The sunless, faithless flyway goes

For many a snow driven crane...

It's been long since my soul was all in

To range through bygone love and sprees,

Long since it's time I saw this palling

With too much love for ghosts I'm seized.

But after all in mean abodes --

To stop these short is hard enough --

The violins in swapping modes

Wail for the yellow shore, for love.

It's under the low sky where I

Still see the yellow shoreline squish,

Voice dear enough to make me cry,

And those impulsive birch trees swish.

This farewell hour will wind up ne'er,

https://www.youtube.com/watch?v=Za4Z2xOvl0I

Нiколай Рубцов

ДА, УМРУ Я!

Да, умру я! И что ж такого?

Хоть сейчас из нагана в лоб!

...Может быть, гробовщик толковый

Смастерит мне хороший гроб.

А на что мне хороший гроб-то?

Зарывайте меня хоть как!

Жалкий след мой будет затоптан

Башмаками других бродяг.

И останется всё, как было,

На земле, не для всех родной...

Будет так же светить Светило

На заплёванный шар земной!

ТАК, ПОМРУ Я!

Так, помру я! Велике дiло!

Кулю в лоб хоч тепер пальну.

...Може бути, гробар умiлий

Зробить добру менi труну.

Але й - доброї я не хочу,

Заривайте мене хоч як!

Жалюгiдний мiй слiд затопчуть

Волоцюги такi ж, як я.

I залишиться, як було все,

На землi, що рiдня - не всiм...

I свiтитиме спрагле сонце

Над запльованим свiтом земним!

Of time, there's nothing to be heard...

At moments of so sad an air

Pray do say nothing; mum's the word

Горестная, трагическая судьба талантливого певца своей "малой и тихой родины..." Как это часто бывает, при жизни - изгой, а на современном языке - БОМЖ, забулдыга... Через лет 15 после гибели, найдёт Николай Рубцов свою Пристань, которую искал всю жизнь. И уже - не съёмне углы, а целые улицы будут принадлежать ему, да ещё скверики. Родина, пусть поздно, назовёт его именем улочки в городках его "тихой родины", поставит памятники своему певцу.

ЭКСПРОМТ

Я уплыву на пароходе,

Потом поеду на подводе,

Потом еще на чем-то вроде,

Потом верхом, потом пешком

Пройду по волоку с мешком --

И буду жить в своем народе!

НИКОЛАЙ РУБЦОВ

https://www.youtube.com/watch?v=C7ZanNpw-Sg

https://www.youtube.com/watch?v=vSSuYf0BU64

Яков Каунатор

март, 2015

СЕГОДНЯ ВНОВЬ РАСТРАЧЕНО ДУШИ...

Эх, душа моя косолапая,
Ты чего болишь, кровью капая,
Кровью капая в пыль дорожную?
Не случится со мной невозможное!

Юлий Ким

ХРОНИКА ДНЕЙ:

16 (03) мая 1910 года

ИЗО ДНЯ ВЪ ДЕНЬ

МЕТЕОРОЛОГИЧЕСКИЙ БЮЛЛЕТЕНЬ

С.-Петербург, 2-го мая. Сутра погода стояла ясная, сухая и очень теплая, но к вечеру сгустились тучи и начал накрапывать дождь. Температура воздуха утром 12, днем 17 гр. по Р. в тени.

Сегодня будет теплая погода, ожидается гроза.

Новое Время

ВЕЧЕРНЯЯ ХРОНИКА

Сегодня 3 мая у князя Абамелек-Лазарева состоялся блестящий раут в честь авиаторов. Гостей встречал гостеприимный хозяин. Председатель организационного комитета член Гос. Думы Неклюдов произнес приветственную речь в честь Н.Е.Попова и поздравил его с получением 1-го приза на высоту. Неустрашимый наш летун получил серебряный жбан с чарочками и 10050 рублей. Наибольшее колчиество призов получил Христианс (всего в сложности ему выдано 10850 руб.). На рауте присутствовали все авиаторы. Наибольшее внимание было уделено Н.Е.Попову, который был предметом общего восторга.

ИЗО ДНЯ ВЪ ДЕНЬ

ПО ТЕЛЕФОНУ

ИЗ МОСКВЫ

Драка в Литературном кружке

Вчера в Московском литературно-художественном кружке произошел беспримерный скандал. Член кружка Зайдеман во время карточной игры ударил по лицу гостя г. Кравца. Сидевшая рядом дама упала в глубокий обморок.*

*(http://starosti.ru/archive.php?m=5&y=1910)

Обычный день календарный, как и все остальные 364. И только в семье доктора Фёдора Христофоровича Берггольца и его жены Марии Тимофеевны день этот был долгожданный. В этот день Мария Тимофеевна "разрешилась от бремени", как говаривали в те времена. Так и вошло 16(3-ье) мая 1910 года во всяческие энциклопедии, в том числе и литературные, как День Рождения Поэтессы, наречённой Ольгой, а по-домашнему - Лялей.

По младости своей девочка Ляля и не понимала вовсе, в какое удивительное время она родилась. Их называли "ровесниками века", родившихся в самом начале века ХХ-го. 10 лет, говорите? Ну что это есть для вечности - 10 лет... Поэтому и назовём Ольгу Фёдоровну Берггольц ровесницей века. Удивительное поколение родившееся в удивительное время. Время, когда конная тяга, как основной способ передвижения, робко заменялась автомобильным мотором. Авто ещё не успело твёрдо встать на все свои четыре колеса, как отчаянные совсем головы приделали к этому мотору(в котором прятались пара десятков лошадиных сил) крылья. Человек стремился оторваться от дряхлой Земли в небо. Молодые стремились оторваться от одряхлевших устоев в новое, неизведанное, а потому - привлекательное.

Девочка Ляля росла в обстановке привычной по тем временам для среднего сословия. Статус врача не позволял Фёдору Христофоровичу обременять жену какой-либо лишней работой, кроме заботы о доме и детях. Мария Тимофеевна и отдавалась вся этой женской доле, спасибо, ещё и гувернантка помогала, могли себе позволить. К тому же вскоре появилась в семье ещё девочка Муся, а по-взрослому, Мария. Была у Марии Тимофеевны слабость - любовь к поэзии. Слабость эту она "неосторожно" передала дочкам. А у Фёдора Христофоровича слабостей не было. Он был твёрд в своих поступках и словах, принципиален и честен, как твёрдо, принципиально и честно было поколение разночинцев, потомком которого он и являлся. Твёрдость эту он тоже передал в наследство своим дочерям - Ольге и Марии.

И революция, и гражданская война.. Девочка Ляля не стала участницей этих исторических событий по младости лет. Но стала свидетельницей.

Отец, Фёдор Христофорович, исполняя свой долг, врачевал раненных на полях 1-ой Мировой, а после - Гражданской войны, в рядах Красной Армии.

События исторические, как позже во всех учебниках будут писать, "потрясшие мир..." Голод и разруху, ими вызванные, Мария Тимофеевна с дочерьми пережили в Угличе, в келье Богоявленского монастыря.

Да и школа для Ляли находилась здесь же, на 2-ом этаже, в такой же келье. Может быть это виденье тесного, тёмного, мрачного, отложилось в сознании Ляли как "Старый мир". И едва засышав: "Близится эра светлых годов, клич пионеров - всегда будь готов!", она ринулась безоглядно в эту эру светлых годов.

В 14 лет она одной из первых вступает в пионеры. Год 1924-ый. Год этот особый, в календаре он отмечен чёрной краской. Год смерти Владимира Ильича Ленина. Оленька Берггольц отозвалась на эту смерть стихотворением:

Как у нас гудки сегодня пели!

Точно все заводы

встали на колени.

Ведь они теперь осиротели.

Умер Ленин...

Милый Ленин...

Это было не просто стихотворение.

Это было, наверное ещё по-детски выраженное восприятие Трагедии, Смерти. Как бы оно ни звучало, оно было искренним, а потому - услышанным. Услышанo на заводе, где работал отец, Фёдор Христoфорович. Не просто услышанo,голос этот был рамножен в заводской стенгазете. Да, кстати, в этой стенгазете четырнадцатилетняя девчонка была обозначена по-взрослому: "Автор - Ольга Берггольц".

А теперь представьте себе чувства Фёдора Христофоровича, увидевшего в заводской газете подпись: "Автор - Ольга Берггольц".

Домой со службы он вернулся торжественный и гордый.

Девочка Оля сочиняет стихи. Ничего в этом удивительного нет, по наследству передалось. Ведь мама, Мария Тимофеевна, очень увлекалась поэзией. Дети же, как и полагается, должны идти дальше родителей, не просто увлекаться, но и производить поэзию. А юный возраст - все они, из поколения "ровесников века" начинали очень рано, и Михаил Светлов, ставший позже её близким другом, и Багрицкий, и Николай Заболоцкий. Из юных сердец рвалось желание разговаривать со всем миром. Им было, что сказать, что поведать миру.

Ранние стихи Оли (пока ещё - Оли!) Берггольц были откровениями радостными, иногда - подражательными.

Может ли быть, что не стало поэтов,

Не стало полета в гусином пере?"..

Но я головой покачала на эту

Совсем из ума выживавшую речь.

"Простите, гражданка!.. Эпоха иная ...

От слов высокопарных устав,

Музу с успехом нам заменяют

Программа, инструкция и устав...

А вы -- вдохновенье!.. цевницы!.. свирели!.. --

Писак буржуазных грехи...

Да нас за полтинник научат в капелле

Писать резолюции и стихи...

Вы стали -- укором... помехой... обузой... --

Проситесь в музей экспонатом..."

Меня поняла и смутилася муза,

Подруга священных пенатов.

"Сбросим Пушкина с нашего корабля! Долой дворянскую литературу и искусство!" Лозунг был услышан и подхвачен девочкой Олей, в 16 лет уже - комсомолкой.

А подражательство... Кто не мечтал из юных стать новым Маяковским?

Мучимы похотью виолончели

Истомой расслабленные смычки...

Вот руки танцовщицы к лампам взлетели

И тоньше скрипок запястья руки...

Мущина-смокинг, с мешками у глаз,

Он женщину в красном сгибает и крутит...

Бесстыдно распластанная, прилегла

К нему ногами и грудью...

Мне дико и странно --

Не знаю, где я?

Не в кабачке ли парижских монмартров,

Где цены на женщину -- рядом стоят

С ценою паштетов -- на карте?

Маяковский, стихотворение "Вам!":

Знаете ли вы, бездарные, многие,

думающие нажраться лучше как,-

может быть, сейчас бомбой ноги

выдрало у Петрова поручика?..

Если он приведенный на убой,

вдруг увидел, израненный,

как вы измазанной в котлете губой

похотливо напеваете Северянина!

И есть в её ранних стихах одно общее свойство - их юношеская задиристость.

Пройдёт всего лишь 2-3 года и в стихах Ольги Берггольц навсегда исчезнет эта задиристость, уступив место сложному миру чувств и мыслей взрослой женщины.

ХХ век только начинался. Но скорости! Скорости!!! Взрослели рано. Подхватив лозунг "Долой мещанскую мораль!", Ольга в 16 лет "выскакивает" замуж за Борю Корнилова, "деревенщину нижегородскую" , отправленному комсомолом из провинции "от греха подальше" на учёбу, как даровитого и грамотного. А познакомились они в литературном объединении "Смена", где оба слыли очень талантливыми.

Что такое первая любовь для 16-летней девочки Оли? Это космический взрыв, вспышка озарившая скудное бытиё и опалившая все чувства! И ... скорое разочарование и угасание...

Борис Корнилов так писал о своём вспыхнувшем чувстве:

Скажут будущие: молод был,

Девушку веселую, любую,

Как реку весеннюю любил...

Унесет она

И укачает,

И у ней ни ярости, ни зла,

А впадая в океан, не чает,

Что меня с собою унесла.

"Я вам пишу - чего же боле..." Век 19-ый, романтичный, манерный... Письмо Татьяны Онегину - как вызов обществу... какими наивными слышатся сейчас, в веке 20-ом эти признания. И вот - письмо, Ольги Берггольц своему возлюбленному:

Позволь мне как другу -- не ворогу

руками беду развести.

Позволь мне с четыре короба

сегодня тебе наплести.

Ты должен поверить напраслинам

на горе, на мир, на себя,

затем что я молодость праздную,

затем что люблю тебя.

Первая любовь...как звезда, вспыхнувшая, и - погасшая...

Из стихотворения Бориса Корнилова:

Спичка отгорела и погасла -

Мы не прикурили от нее,

А луна - сияющее масло -

Уходила тихо в бытие.

Отчего разошлись, почему разделились их пути? Смею предположить, что причиной их расставания стали расхождения в понимании эстетики поэзии. Ведь много позже отвечая бывшему мужу на упрёк, она проговорит:

"...И все не так, и ты теперь иная

поешь другое, плачешь о другом...

Б. Корнилов

О да, я иная, совсем уж иная!

Как быстро кончается жизнь...

Я так постарела, что ты не узнаешь.

А может, узнаешь? Скажи!

Не стану прощенья просить я,

ни клятвы --

напрасной -- не стану давать.

Но если -- я верю -- вернешься обратно,

но если сумеешь узнать,--

давай о взаимных обидах забудем,

побродим, как раньше, вдвоем,--

и плакать, и плакать, и плакать мы будем,

мы знаем с тобою -- о чем.

1939

Перебирая в памяти былое,

я вспомню песни первые свои:

"Звезда горит над розовой Невою,

заставские бормочут соловьи..."

...Но годы шли все горестней и слаще,

земля необозримая кругом.

Теперь -- ты прав,

мой первый

и пропащий,

пою другое,

плачу о другом...

А юные девчонки и мальчишки,

они -- о том же: сумерки, Нева...

И та же нега в этих песнях дышит,

и молодость по-прежнему права.

1940

Молодость беспечна и легкомыслена. И "разошлись, как в море корабли" Оля Берггольц восприняла легко. Может быть, время такое было, что всё - и события, и чувства проносились стремительно. Скорости! Скорости! Как говорил товарищ Маяковский - "Только поспевай!" К тому же - "что-то теряешь, но ведь что-то находишь!" И нашла она Колю Молчанова, однокурсника по Университету. К тому же, памятью о Борисе Корнилове осталась Ирочка, веточка, ответвлённая от древа любви Ольги Берггольц и Бориса Корнилова.

Если бы знала, если бы могла предвидеть, чем обернётся ей короткая, обжигающая любовь к Борису. Но..."Нам не дано предугадать..."

А пока... пока преддипломная практика у чёрта на куличках, а если быть точным в географии - Осетия, Кавказ. Состояние её - восторженность. Восторгает всё: природа, люди, труд. Странная тяга была у Ольги к гидроэлектростанциям. На Кавказе - Гизельдонская электростанция, позже - восторженные стихи о Волховстрое. И кажется, что Маяковское "Светить всегда! Светить везде! Вот лозунг мой и солнца!" - она примеряла на себя. Её настроение в это время выплёскивалось в письмах к мужу: " "Колька, горы просто ошеломили. Как ты не прав был, Колька, когда сказал, что Кавказ - плоское место... Я шлялась в горах 14 часов, обуглилась, устала, карабкалась по горам, и мне все казалось, что горы двигаются вокруг меня! Наверх смотреть страшнее, чем вниз; и чем выше поднимаешься, тем выше становятся они, точно рядом идут, следом. Ох, Колька, как хорошо тут... какой материал кругом, какие люди, Колька. Знаешь, я все больше и больше, реально, на ощупь "чувствую" строительство. Уж у меня нет и тени того состояния, когда чувствовала свою "невключенность", беспомощность. Нет, наоборот. И слово теперь я ощутила как силу, которой я участвую и помогаю... Я думаю, что напишу много интересного про Кавказ. Нет, это не "истоптанное" место!".

Прекрасна жизнь,

и мир ничуть не страшен,

и если надо только - вновь и вновь

мы отдадим всю молодость -

за нашу

Республику, работу и любовь.

1933

Случалось ли вам на бегу, на скаку, на полной скорости внезапно наткнуться на преграду?

В году 1933-ем умирает Майя, дочурка Ольги и Николая, годок ей был отроду... Первая трагическая потеря в её жизни. Сколько же их будет в её не длинной жизни. Через три года после Майи, умирает старшая дочь - Ирина.

Выстраданная многими поколениями народная мудрость гласит: "Не родись красивой, а родись счастливой." Ольга Фёдоровна была женщиной красивой. С возрастом красота её приобретала оттенок мужественности: сжатые губы, твёрдый взгляд. Казалось, испытания, что пришлось и ещё прийдётся ей, Ольге Фёдоровне пережить, отразились в её красоте.

Не родись красивой, а родись счастливой...

И лирика её отдаёт горечью.

Майя

Как маленькие дети умирают...

Чистейшие, веселые глаза

им влажной ваткой сразу прикрывают.

* * *

Сама я тебя отпустила,

сама угадала конец,

мой ласковый, рыженький, милый,

мой первый, мой лучший птенец...

Как дико пустует жилище,

как стынут объятья мои:

разжатые руки не сыщут

веселых ручонок твоих.

Они ль хлопотали, они ли,

теплом озарив бытие,

играли, и в ладушки били,

и сердце держали мое?

Зачем я тебя отпустила,

зачем угадала конец,

мой ласковый, рыженький, милый,

мой первый, мой лучший птенец?

ХРОНИКА ДНЕЙ:

"1935.04.08 Уголовная ответственность распространяется на детей старше 12 лет, которые могут быть приговорены и к смертной казни.

1936.01. Начало очередной чистки в партии, сопровождающейся обменом партийных билетов.

1936.08.19 (19 - 24 авг.) Первый открытый процесс в Москве - т. н. "процесс 16-ти" (в их числе Г. Зиновьев, Л. Каменев, Г. Евдокимов и И. Смирнов). Обвиненные в создании "террористического троцкистско-зиновьевского центра", все 16 подсудимых признаются в том, что поддерживали связь с Троцким, были соучастниками убийства Кирова, готовили заговор против Сталина и других руководителей. Они дают показания против Н. Бухарина, А. Рыкова и М. Томского. Все приговорены к смертной казни и расстреляны 25 августа.

1936.08.23 Самоубийство М. Томского, бывшего председателя ВЦСПС.

1936.09.22 Арестован К.Радек. " (ХРОНОС, http://www.hrono.ru/)

"После убийства Кирова в Ленинграде шла энергичная работа по чистке от "враждебных" элементов.

В 1937 он был арестован. Погиб 21 ноября 1938. Посмертно реабилитирован."(ХРОНОС, http://www.hrono.ru/biograf/bio_k/kornilov_b.php)

Это о нём, о Борисе Корнилове.

Из приговора Борису Корнилову: "Корнилов с 1930 г. являлся активным участником антисоветской, троцкистской организации, ставившей своей задачей террористические методы борьбы против руководителей партии и правительства". (ХРОНОС, http://www.hrono.ru/)

Когда камень падает в глубокий колодец, то по воде расходятся круги от брошенного камня. Одним из этих кругов оказалась Ольга Берггольц.

Любой арест в Советском Союзе в 30-ые годы был подобен инфекционной эпидемии. Следом за обвиняемым арестовывались все, кто с ним соприкасался. Летом 1937 года её вызовут на допрос по обвинению в "связи с врагом народа Корниловым Борисом". Поэтическая натура - материя тонкая, впечатлительная. После допроса она окажется в больнице, начнутся преждевременные роды, ребёнок родится мёрвым.

* * *

Знаю, знаю -- в доме каменном

Судят, рядят, говорят

О душе моей о пламенной,

Заточить ее хотят.

За страдание за правое,

За неписаных друзей

Мне окно присудят ржавое,

Часового у дверей...

1938

Её арестуют в декабре 1938 года. А перед арестом будут долго и мучительно истязать морально, исключив из партии, исключив из Союза писателей, уволив с работы "за связь с врагом народа".

В 1939 году уже не "связь", уже она сама "участница троцкистко-зиновьевской организации и террористической группы".

Есть понятие такое - камерная музыка, "Ка?мерная му?зыка (от итал. camera -- комната, палата) -- музыка, исполняемая небольшим коллективом музыкантов--инструменталистов и/или вокалистов. При исполнении камерного сочинения каждую партию исполняет, как правило, только один инструмент (голос)" - из Википедии.

Никогда не сталкивался с понятием "камерная поэзия". Оказалось, существует...

Ни стоны друзей озверевшей ночью,

Ни скрип дверей и ни лязг замка,

Ни тишина моей одиночки,

Ни грохот квадратного грузовика.

Все отошло, ничего не осталося,

Молодость, счастие -- все равно.

Голос твой, полный любви и жалости,

Голос отчизны моей больной...

Январь 1939, К[амера] 33

О, только бы домой дойти! Сумею

Рубцы и язвы от тебя укрыть,

И даже сердце снова отогрею,

И даже верить буду и любить.

О, только бы домой дойти! Пятнадцать

Минут ходьбы. Пять улиц миновать.

По лестнице на самый верх подняться

И в дверь условным стуком постучать...

Январь 1939, Кам[ера] 33

В пыточной из Ольги Фёдоровны окончательно выбъют материнство. Кулаками, сапогами по животу... Выкидыш, и окончательный диагноз:"Детей иметь не сможете."

И родятся страшные строки:

Где жду я тебя, желанный сын?!

-- В тюрьме, в тюрьме!

Ты точно далекий огонь, мой сын,

В пути, во тьме.

Вдали человеческое жилье,

Очаг тепла.

И мать пеленает дитя свое,

Лицом светла.

Не я ли это, желанный сын,

С тобой, с тобой?

Когда мы вернемся, желанный сын,

К себе домой?

Кругом пустынно, кругом темно,

И страх, и ложь,

И голубь пророчит за темным окном,

Что ты -- умрешь...

Март 1939, Одиночка 17

Естественное сномечтание заключённого о том, как он выходит на свободу. И в представлении Ольги Фёдоровны первый миг свободы обязательно сопровождался слезами. "Я страстно мечтала о том, как я буду плакать, увидев Колю и родных"( Из "Дневников" Ольги Берггольц) Не проронила и слезинки. Может, расплачься она в этот миг, явилось бы облегчение от пережитых страданий и мук. Всё запеклось. И осталось тяжким сомнением, о котором только ночами, только с Николаем, и только шёпотом. В декабре 1939 года она выразит трагический этот опыт своей жизни одной фразой:"Вынули душу, копались в ней вонючими пальцами, плевали в нее, гадили, потом сунули ее обратно и говорят: "Живи"."(Из "Дневников")

"Живи..." Человеку здоровому, не отягощённому "связями и участием в котрреволюционных антисоветских террористических организациях", а потому честному и чистому, трудно понять прокажённого. Времена были такие, что любое соприкосновение с "каменным домом" вызывал ужас у коллег, друзей, близких -"Он(она) - прокажённый(-ая)!!!"

И первое, что безоглядно, неистово начала делать Ольга Берггольц, очищаться от "скверны, проказы", очищать своё имя от наветов и клеветы. Для неё самым главным в очищении, было восстановление в Партии.

Берггольц Ольга Фёдоровна была человеком Верующим. Нет-нет, не в смысле набожности. С набожностью покончила ещё в детстве, видимо, в ту пору, когда от блескучей позолоты и всякой прочей яркой мишуры питерских церквушек да Исаакия, оказалась в мрачных кельях Богоявленского монастыря, где, казалось, не то, что ежедневно, но ежеминутно шла тяжкая духовная работа.

Верующей она была в понимании Веры в "эру светлых годов", Веры в иллюзию, подаренную Октябрём 1917 года о всеобщем братстве, социальной справедливости.

Родине

Все, что пошлешь: нежданную беду,

свирепый искус, пламенное счастье,-

все вынесу и через все пройду.

Но не лишай доверья и участья.

Не отнимай, чтоб горестный и славный

твой путь воспеть.

Чтоб хоть в немой строке

мне говорить с тобой, как равной

с равной,-

на вольном и жестоком языке!

Осень 1939

Вере этой не изменяла. Поэтому сразу после освобождения бросилась восстанавливаться в Партии. Что же касаемо травли, наветов, ареста и пыток, трагических потерь - так вспомните историю первых христиан... Это были испытания на твёрдость, прочность в Вере. Была ли она тверда? Вера без сомнений слепа. Конечно же, сомневалась. Но не в Вере, а в её носителях. И было страстное желание написать Ему о безвинных жертвах, с которыми свела судьба. И корила себя за слабость, что не может пересилить себя и написать Ему.

Но... молебны ему возносила. Страшно обиделась, да нет, не обиделась - оскорбилась, когда на одно её стихотворение о Сталине последовала "резолюция": "Недостаточно возвеличена фигура Вождя!"

Она постаралась, и отозвалась не смерть Сталина строками:

Обливается сердце кровью...

Наш любимый, наш дорогой!

Обхватив твоё изголовье,

Плачет Родина над Тобой.

" Я была тогда с моим народом,

Там, где мой народ, к несчастью, был."

Анна Ахматова

Есть у Ольги Берггольц стихотворение, в котором такие строки:

Разведчик

Мы по дымящимся следам

три дня бежали за врагами.

Последний город виден нам,

оберегаемый садами.

.............

...И полк начнет приготовляться.

Тогда спокойно лягу я,

конец войны почуя скорый...

. . . . . . . . . . . . . . . .

А через час

войдут друзья

в последний зараженный город.

<1940>

Дата - 1940 год. Что это? Интуиция? За год до начала войны... И как перекликаются эти строки с симоновскими:

Под Кенигсбергом на рассвете

Мы будем ранены вдвоем,

Отбудем месяц в лазарете,

И выживем, и в бои пойдем.

Написано в 1938 году. До войны ещё 3 года, а до Кенигсберга даже целых 6 лет.

Интуиция? Да нет, ни Берггольц, ни Симонов не причисляли себя к экстрасенцам. Да и слова такого ещё, вероятно и не знали. Отголоски светловской "Гренады", "Я хату покинул, пошёл воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать"? Возможно. Мне же кажется, что здесь - поэтическое воображение. И у Ольги Берггольц, и у Симонова в этих строчках воплотился закон диалектики: переход количества в качество. Это когда поток и анализ информации пробудил импульс - поэтическое воображение.

А война, несмотря на предвидение, началась неожиданно, внезапно.

Город умирал. Каждый день из его вен, артерий вытекали сотни, тысячи человеческих жизней. И над этим замёрзшим, опустевшим и омертвевшим городом, звучали, словно метроном, слова Ольги Фёдоровны:

* * *

...Я буду сегодня с тобой говорить,

товарищ и друг ленинградец,

о свете, который над нами горит,

о нашей последней отраде.

Товарищ, нам горькие выпали дни,

грозят небывалые беды,

но мы не забыты с тобой, не одни,-

и это уже победа.

Мы знаем -- нам горькие выпали дни,

грозят небывалые беды.

Но Родина с нами, и мы не одни,

и нашею будет победа.

16 октября 1941

В городе не было страха. Было ощущение обречённости и опустошённости. Вот эту опустошённость и обречённость, Берггольц это понимала - да-да, интуитивно, надо было заполнить волей и надеждой. И каждый день она шла в Радиокомитет, и оттуда на весь город раздавался её голос. В голосе не было фальши, не было пафосности. Она читала стихи о себе, о соседке, и люди понимали: они - не одни, они не одиноки. У них у всех - общая судьба. Когда приходит осознание этого, появляются силы противостоять мертвящему мороку.

Это был подвиг. И Ольга Фёдоровна всю жизнь дорожила самой для неё драгоценной наградой - званием "блокадницы".

Однажды Ольга Берггольц обмолвилась, какая сильная и яркая поэзия у Бориса Корнилова, первого её мужа. Надеялась, что по возвращении Бориса из лагеря они ещё вдоволь наговорятся о поэзии. Признание запоздало, а надежды на встречу были наивны. Несколько лет назад, в ноябре 1938 года Борис Корнилов был расстрелян.

Поэзия Бориса Корнилова действительно и яркая, и сильная. Люблю сравнивать стихи с живописью. И кажется, что стихи Корнилова схожи с картинами русских импрессионистов - Фёдора Архипова своею яркостью, и Константина Коровина своим разноцветьем.

Стихи Ольги Берггольц подобны одному из видов графики - офортам. Драматичные сюжеты и двуцветные тона - чёрный, белый. Каждое стихотворение Ольги Фёдоровны - это отдельная драма. Драма чувств, драма отношений, драма восприятия мира и драма событий, в нём происходящих.

В "Ленинградской книге" драма возвысилась до трагедии...

Разговор с соседкой

Пятое декабря 1941 года.

Идет четвертый месяц блока-

ды. До пятого декабря воз-

душные тревоги длились по

десять -- двенадцать часов.

Ленинградцы получали от 125

до 250 граммов хлеба.

Дарья Власьевна, соседка по квартире,

сядем, побеседуем вдвоем.

Знаешь, будем говорить о мире,

о желанном мире, о своем.

Вот мы прожили почти полгода,

полтораста суток длится бой.

Тяжелы страдания народа --

наши, Дарья Власьевна, с тобой.

Был день как день.

Ко мне пришла подруга,

не плача, рассказала, что вчера

единственного схоронила друга,

и мы молчали с нею до утра.

Какие ж я могла найти слова,

я тоже -- ленинградская вдова.

Скрипят, скрипят по Невскому полозья.

На детских санках, узеньких, смешных,

в кастрюльках воду голубую возят,

дрова и скарб, умерших и больных...

А девушка с лицом заиндевелым,

упрямо стиснув почерневший рот,

завернутое в одеяло тело

на Охтинское кладбище везет.

Везет, качаясь,-- к вечеру добраться б...

Глаза бесстрастно смотрят в темноту.

Она овдовела в 32 года. Николай Молчанов, чьим именем она спасалась в камерах, умер в госпитале от дистрофии 29 января 1942 года. Добавьте сюда эпилепсию, которой он страдал... Цветком к его памяти стало стихотворение:

Памяти друга и мужа Николая Степановича Молчанова

Отчаяния мало. Скорби мало.

О, поскорей отбыть проклятый срок!

А ты своей любовью небывалой

меня на жизнь и мужество обрек.

Но ты хотел, чтоб я живых любила.

Но ты хотел, чтоб я жила. Жила

всей человеческой и женской силой.

Чтоб всю ее истратила дотла.

На песни. На пустячные желанья.

На страсть и ревность -- пусть придет другой.

На радость. На тягчайшие страданья

с единственною русскою землей.

Ну что ж, пусть будет так...

Январь 1942

Драма человеческих отношений, человеческой жизни незримо перетекала в мелодраму.

Она была женщиной. И за всеми её подчас суровыми и мужественными строками скрывалась, пряталась женская слабость - желание найти человеческое тепло, желание найти в этой страшной жизни, полной испытаний и потерь плечо, на которое она могла бы опереться.

С Георгием Макогоненко она встретилась в радиокомитете, где тот состоял не просто редактором, но начальником Литературного отдела радиокомитета.

* * *

Взял неласковую, угрюмую,

с бредом каторжным, с темной думою,

с незажившей тоскою вдовьей,

с непрошедшей старой любовью,

не на радость взял за себя,

не по воле взял, а любя.

1942

И вновь драматическая тема невольно становится темой мелодраматической...

Весной 1942 года ей удалось вырваться в Москву. Самое страшное, морок зимы 1941-42 годов, был позади. И - самое удивительное: то,чему отдавались той зимой её душевные и физические силы, ужас блокады был Москве неизвестен. Ей было отказано в публикации её "Ленинградской книги".

Приказ 227 от 28 июля 1942 года ещё неопубликован, Берггольц и не ведала об этом приказе.

""О мерах по укреплению дисциплины и порядка в Красной Армии и запрещении самовольного отхода с боевых позиций" или в просторечии "Ни шагу назад!" -- приказ N 227 Народного комиссара обороны СССР И. В. Сталина от 28 июля 1942 года, один из приказов, направленных на повышение воинской дисциплины в Красной Армии (см. Приказ N 270). Запрещал отход войск без приказа, вводил формирование штрафных частей из числа провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости -- отдельные штрафные батальоны в составе фронтов и отдельные штрафные роты в составе армий, а также заградительные отряды в составе армий."

Много-много лет после войны Вячеслав Молотов в одном интервью обронил фразу:" Власов - это мелочь по сравнению с тем, что могло быть."

Вот и всё объяснение умолчания о блокаде, о нежелании публиковать "Ленинградскую книгу" Ольги Берггольц.

Летом 1942 года обстановка была критической. И добавлять явно депрессивную информацию в умы разворошённого "улея", было крайне рисковано.

Ей хватило нескольких недель в Москве, чтобы ощутить себя потерянной. И, как говорят, "всеми фибрами души" рваться назад, в Ленинград. Она вернулась, и прорыв блокады встретила в родном городе.

У американского поколения 60-ых годов прошлого столетия есть культовая песня:"We shall over come..." "Мы всё преодолеем!" Все тяготы, все муки блокадных дней для Ольги Фёдоровны и её ленинградцев были тем, что они вместе, сообща преодолели. И от этого такая беспредельная радость от известия о прорыве блокады. "Мы всё преодолели!"

Ленинградский салют

27 января 1944 года Ленин-

град салютовал 24 залпами

из 324 орудий в честь полной

ликвидации вражеской блока-

ды -- разгрома немцев под Ле-

нинградом.

...И снова мир с восторгом слышит

салюта русского раскат.

О, это полной грудью дышит

освобожденный Ленннград!

Так пусть же мир сегодня слышит

салюта русского раскат.

Да, это мстит, ликует, дышит!

Победоносный Ленинград!

27 января 1944

ХРОНИКА ДНЕЙ:

14 августа 1946 года:

"Постановление Оргбюро ЦК ВКП(бО журналах "Звезда" и "Ленинград"

14 августа 1946 г. :

"ЦК ВКП(б) отмечает, что издающиеся в Ленинграде литературно-художественные журналы "Звезда" и "Ленинград" ведутся совершенно неудовлетворительно. В журнале "Звезда" за последнее время, наряду со значительными и удачными произведениями советских писателей, появилось много безыдейных, идеологически вредных произведений. Грубой ошибкой "Звезды" является предоставление литературной трибуны писателю Зощенко, произведения которого чужды советской литературе.

Журнал "Звезда" всячески популяризирует также произведения писательницы Ахматовой, литературная и общественно-политическая физиономия которой давным-давно известна советскойобщественности. Ахматова является типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии. Ее стихотворения, пропитанные духом пессимизма и упадочничества, выражающие вкусы старой салонной поэзии, застывшей на позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства, "искусстве для искусства", не желающей идти в ногу со своим народом наносят вред делу воспитания нашей молодежи и не могут быть терпимы в советской литературе."

Едва закончена война, как началась новая - война Духовного с Бездуховностью. Фронт проходил по линии СССР - Ленинград. Городу не впервой было испытывать на себе обвинения в различного рода уклонизмах. Вот и теперь в Ленинграде обнаружился явный оппортунистический уклон в "лице" творчества отдельных авторов, а именно - Анны Ахматовой, Михаила Зощенко, а также целых редколегий журналов "Звезда" и "Ленинград". И, как бывает в таких случаях", Ахматова и Зощенко были не одиноки в своей бездуховности. К ним примыкали отдельные творческие личности, оказавшиеся слабыми духом. Среди таких в очередной раз оказалась и ОЛьга Фёдоровна. Из характеристики на поэтессу Ольгу Фёдоровну Берггольц, члена ленинградской писательской организации:

""В послевоенном творчестве Берггольц появились нотки упадничества, индивидуализма -- она не смогла перестроиться на лад мирной жизни и продолжала воспевать в ленинградской теме, главным образом, тему страдания и ужасов перенесенной блокады. В то же время О. Берггольц допустила крупную ошибку, восхваляя безыдейно-эстетское творчество Ахматовой. В настоящее время О. Берггольц заявила о своем разрыве с влиявшим на нее творчеством Ахматовой, но пока не доказала этого своими произведениями. В общественной работе Союза и в жизни писателей и парторганизации принимает слабое участие"("дневники")

Итак, Бездуховность обозначена конкретными именами, "адресами" и "явками". Что же с Духовностью? В качестве Духовности выступало правление Ленинградской писательской организации в лице его председателя Александра Андреевича Прокофьева.

Из "Бездуховного":

Победа у наших стоит дверей...

Как гостью желанную встретим?

Пусть женщины выше поднимут детей,

Спасенных от тысячи тысяч смертей,--

Так мы долгожданной ответим.

1942-1945

Победителям

Сзади Нарвские были ворота,

Впереди была только смерть...

Так советская шла пехота

Прямо в желтые жерла "Берт".

Вот о вас и напишут книжки:

"Жизнь свою за други своя",

Незатейливые парнишки --

Ваньки, Васьки, Алешки, Гришки,--

Внуки, братики, сыновья!

29 февраля 1944, Ташкент

(Анна Ахматова)

И я хочу, чтоб, не простив обиды,

везде, где люди защищают мир,

являлись маленькие инвалиды,

как равные с храбрейшими людьми.

Пусть ветеран, которому от роду

двенадцать лет,

когда замрут вокруг,

за прочный мир,

за счастие народов

подымет ввысь обрубки детских рук.

Пусть уличит истерзанное детство

тех, кто войну готовит,- навсегда,

чтоб некуда им больше было деться

от нашего грядущего суда.

1949

(Ольга Берггольц)

Из "Духовного":

(Вступление к поэме)

Сколько звезд голубых, сколько синих,

Сколько ливней прошло, сколько гроз.

Соловьиное горло -- Россия,

Белоногие пущи берез.

Из поэмы:

Край родной, весну твою

Сердцем принимаю,

Я весной в родном краю

Наломаю Маю.

И пойду к себе домой

В голубом и синем...

Милый отчий край, ты -- мой,

Ты моя, Россия!

Реченька-забава,

Берега крутые,

В заводях купавы

Плечи золотые!

И сошлись дороги,

Как слетелись гуси,

Там, где моет ноги

Белые Маруся;

Снежки пали, снежки пали --

Наверху гусей щипали.

Все бело, ой, все бело,

Белым цветом расцвело.

Все равно на тропинках знакомых

И сейчас, у любого крыльца,

Бело-белая пена черемух

Льется, льется -- и нет ей конца!

1943-1944

( Александр Прокофьев)

Организатором и вдохновителем травли Ольги Берггольц, как и Анны Ахматовой, был Александр Прокофьев, руководитель ленинградской писательской организации.

Внимательный взгляд обратил наверное внимание, что "поэма" о России писалась им два года, с 1943 по 1944 года. Самые напряжённые, решающие годы войны, с сотнями тысяч смертей, с сожжёными сёлами, разрушенными городами, с искалеченными человеческими судьбами. Какая-то гротескная ирония судьбы: в 1946 году выходит печально известное "Постановление" об Анне Ахматовой и Зощенко, и в том же 1946 году Сталинскую премию получает Прокофьев за свои "лютики-цветочки, черёмуха в садочке", за "поэму" "Россия".

Как парадоксальна порою бывает жизнь... Ведь Прокофье тоже относится к поколению "ровесников века"! Пусть простит меня читатель за многословие, но прибегну к очень большой цитате, биографии официальной поэта Александра Андреевича Прокофьева.

"Родился в семье ладожского крестьянина-рыбака. Отец, вернувшись с действительной военной службы в унтер-офицерском звании, работал на лесопильном заводе и рыбачил.

"Отец мой любил читать, любил песню. "Коробушку", "Хорошо было детинушке", "Варяга", "Ермака" и даже "Не бил барабан перед смутным полком" я услышал от отца". Мать тоже любила петь. В сельскую школу Прокофьев поступил в 1907, там же пристрастился к чтению, к школьным годам относятся и первые стихотворные опыты Прокофьева. В 1913 "по большому конкурсу" Прокофьев поступил в Петроградскую учительскую семинарию, окончить которую ему не удалось (ушел из 4-го класса) по семейным обстоятельствам: отец был призван в армию, и Прокофьев, как старший в семье, стал полноправным хозяином "немудреного, да еще пошатнувшегося, крестьянского хозяйства"

В 1918 Прокофьев и его отец вступают в волостной комитет сочувствующих большевикам. Через год Прокофьев по партийной мобилизации уходит на фронт воевать против армии генерала Юденича, которая стояла под Петроградом, попадает в плен, откуда ему удалось бежать.

В 1920 Прокофьев окончил Учительский институт Красной Армии, стал политработником.

С 1921 по 1922 Прокофьев -- военный цензор.

С 1922 по 1930 -- сотрудник полномочного представительства ВЧК-ОГПУ в Ленинградском военном округе;"

Ни разу не встречалась мне такая социальная группа в русском обществе "крестьянин-рыбак". Из биографии и автобиографии "О себе" абсолютно ничего не известно о его литературных школьных пристрастиях. В семье любили петь, набор нескольких песен можно назвать "специфическим". В 13 лет "по большому конкурсу" поступает в учительскую семинарию. Перерыл множество справочников, в учительскую семинарию в дореволюционной России принимали с 16 лет. И революции 1917 года, и Гражданская война каким-то непостижимым образом обходят стороной это семейство. Лишь в 1918 году прикинув умишком определились в волостной комитет сочувствующих большевикам. Ни отец,"вернувшийся с войны в унтер-офицерском звании"(каким образом вернулся, если война мировая ещё продолжалась?), ни восемнадцатилетний парень и не помышляли вовсе о Красной Армии. Пришлось. По мобилизации Александр отправлен на фронт для борьбы с Юденичем. Где служил, неизвестно. Известно только, что попал в плен, но удалось сбежать. Зато через лет 15 его "осенит" и он разродится стихом:

У нас, прошедших бурей молодцов.

Мы, сыновья стремительной державы,

Искровянили многовёрстный путь.

Мы - это фронт. И в трусости, пожалуй,

Нас явно невозможно упрекнуть!

Как памятники, встанем над годами,

Как музыка - на всех земных путях...

Вот так боролись мы, и так страдали,

И так мы воевали за Октябрь!

1932

Вот так и воевал, на словах. В действительности же, оказался вновь в Учительском институте Красной Армии и вышел из него политруком. Но и политруком он не служил. Пребывал в должности военного цензора. Надо было так выслужиться в должности цензора, чтобы с 1922 года найти себя в должнсти сотрудника полномочного представительства ВЧК-ОГПУ в Ленинградском военном округе.(опять-таки, странная должность, загадочная и расплывчатая, то ли сек.сот, то ли провокатор). Ему было уже далеко за 20, когда он смело протиснулся в поэзию. "У меня отсутствовала вовсе поэтическая культура. Я считал, что стихи можно писать залпом, авось что-нибудь и выйдет. У меня не было чутья ни к слову, ни к ритму, ни к теме, ни к образу. Слова умирали в моих стихах, как говорится, на ходу" ("О себе").

Справа маузер и слева,

И, победу в мир неся,

Пальцев страшная система

Врезалась в железо вся! ("Матрос в Октябре")

И кажется мне, что на "поэтическую стезю" направили его "старшие товарищи" из "ВЧК-ОГПУ", которым абсолютно без надобности был очередной поэт, но крайне необходим был соглядатай, надзиратель и "духовный ориентир" для беспокойной шебутной компании творческой интеллигенции. И руководить ленинградскими писателями-поэтами он станет очень скоро. Вероятно, руководил "очень хорошо", одних орденов Ленина он насобирал целых 4.

Травля - это как у Галича: "Вот стою я перед вами, словно голенький..." Это - как загон: "Ату её! Ату!" Казалось бы, должна уже была привыкнуть, столько раз травили, столько раз "загоняли", и не эти - слюнявые, там в камерах были Асы, профессионалы... И всё же, и страх за эти годы никуда не исчез, он лишь затаился где-то на донышке души, и вот - вновь всколыхнулся... Но дело даже не в страхе, а в унизительной оскорблённости, в том, что "Вынули душу, копались в ней вонючими пальцами, плевали в нее, гадили..."

Как там у Некрасова Николая Алексеевича? "Вынесет всё. И широкую ясную грудью дорогу проложит себе..."

Ольга Фёдоровна вынесла. Как, каким способом русский человек справляется с напастями?

Владимир Семёнович Высоцкий вывел эту формулу: "Мне б упасть на дно колодца, чтоб напиться и забыться".

В самом начале 50-ых годов Ольга Фёдоровна вынуждена лечь в психиатрическую лечебницу, чтобы избавиться от алкогольной зависимости.

Из ещё довоенных записей потаённого дневника:

22 мая 1941

Сказал Маханов, что Ахматова -- реакционная поэтесса, -- ну, значит, и все будут об этом бубнить, хотя НИКТО с этим не согласен. Союз как организация создан лишь для того, чтоб хором произносить "чего изволите" и "слушаюсь". Вот все и произносят, и лицемерят, лицемерят, лгут, лгут, -- аж не вздохнуть!

22 сентября 1941. Три месяца войны

Сегодня сообщили об оставлении войсками Киева...

Боже мой, Боже мой! Я не знаю, чего во мне больше -- ненависти к немцам или раздражения, бешеного, щемящего, смешанного с дикой жалостью, -- к нашему правительству

О, как я боялась именно этого! Та дикая ложь, которая меня лично душила как писателя, была ведь страшна мне не только потому, что мне душу запечатывали, а еще и потому, что я видела, к чему это ведет, как растет пропасть между народом и государством, как все дальше и дальше расходятся две жизни -- настоящая и официальная.

12 апреля 1942

Беда стране, где раб и льстец Одни приближены к престолу! Эти премии -- не стимул, а путь к гибели искусства. Живу двойственно: вдруг с ужасом, с тоской, с отчаянием -- слушая радио или читая газеты -- понимаю, какая ложь и кошмар все, что происходит, понимаю это сердцем, вижу, что и после войны ничего не изменится.

С этими мыслями и с этими чувствами, доверяемым только дневнику, и жила она все последующие годы.

Однажды, до войны, доведётся ей побывать на спектакле по пьесе её близкого друга и единомышленника, ровесника века Михаила Светлова "20 лет спустя". Ольга будет обрадована и спектаклем, и встречей с Мишей, своим другом. И услышит от него после спектакля: "Пьеса эта - поминки по нашему поколению".

Иллюзии рассеялись...

Вот с этим чувством "поминок по своему поколению" и будет доживать.

Дружбу с Анной Ахматовой не предаст. Последний раз приедет в Москву на похороны Александра Трифоновича Твардовского, уже опального, исключённого со всех литературных должностей... И дружба с Ахматовой, и демонстративный приезд последний к твардовскому - это ПОСТУПОК. И не могла иначе, дочь потомка разночинцев с их особым пониманием долга и чести, она и сама была потомком разночинцев 70-80 годов века 19-го.

Ещё писались стихи, ещё участвовала во всяких разных писательских встречах, но самое главное - "Близится эра светлых годов!" из неё ушло. И останетсё то, чем она по праву могла гордиться: блокада и её книга блокадных стихов. Она, не участвовавшая по возрасту ни в революции, ни в Гражданской войне, по праву принадлежит к поколению

"Ровесников века".

Умерла она в 1975 году, 65-ти лет отроду. Завещала похоронить себя на Пискарёвском кладбище, где на гранитной плите высечены её слова. Она по праву ощущала себя сопричастной к подвигу ленинградцев.

В завещаном, похоронить на Пискарёвском кладбище, будет отказано. Особым Постановлением Пискарёвский мемориал включён в список объектов туристических маршрутов. Десятки тысяч людей посещают мемориал, чтобы поклониться, помянуть жертвы блокады. Власть не могла допустить, чтобы поклонялись и Ольге Берггольц. Власть умудрилась потоптаться на памяти Поэтессы, "забыв" опубликовать некролог. Будет опубликован спустя 4 дня после её смерти.

Прокофьев же, Александр Андреевич, в травлях своих преуспеет. Будет удостоен Ленинской премии, звания Героя социалистического труда, многих орденов.

* * *

Сегодня вновь растрачено души

на сотни лет,

на тьмы и тьмы ничтожеств...

Хотя бы часть ее в ночной тиши,

как пепел в горсть, собрать в стихи...

И что же?

Уже не вспомнить и не повторить

высоких дум, стремительных и чистых,

которыми посмела одарить

лжецов неверующих и речистых.

И щедрой доброте не просиять,

не озарить души потайным светом;

я умудрилась всю ее отдать

жестоким, не нуждающимся в этом.

Ольга Берггольц

Здравствуй, племя молодое, незнакомое! И хочется спросить у племени младого, помнят ли они - нет, не "помнят ли", а знают ли они, чьи слова высечены на гранитной стене Пискарёвского кладбища:

НИКТО НЕ ЗАБЫТ И НИЧТО НЕ ЗАБЫТО

ОЛЬГА ФЁДОРОВНА БЕРГГОЛЬЦ

16.5.1910, Петербург -- 13.11.1975, Ленинград

Яков Каунатор

декабрь, 2015

МИЛЫЙ, МИЛЫЙ, СМЕШНОЙ ДУРАЛЕЙ...

"Милый, милый, смешной дуралей,

Ну куда он, куда он гонится?

Неужель он не знает, что живых коней

Победила стальная конница?"

Сергей Есенин

"Ах, душа моя косолапая.

Что болишь ты у меня, кровью капая.

Кровью, капая в пыль дорожную,

Не случилось бы со мной невозможное..."

Юлий Ким

0x08 graphic

И была Эпоха. А имя ей было - Развитой Социализм. И вот в недрах этого Развитого Социализма, в той его части, которую позже назовут кратким, но ёмким словом Застой, в восьмой день месяца сентября 1974 года, родился мальчик. А город звался Челябинск-40*(Комбинат "Маяк" (он же Озёрск, Челябинск-40 и Челябинск-65) -- огороженная территория во глубине сибирских руд Уральских гор, где ковался ядерный меч Страны Советов. Ныне в основном известен масштабными радиоактивными заражениями окружающей среды.)

. Родился он в семье интеллигентов в первом поколении. И наречён он был Борисом, может быть в честь отца. Не зря, наверное, ведь во многом повторит он своего отца в его увлечениях и привязанностях.

Отец мальчика, Борис Петрович Рыжий был крестьянских кровей, родом из глухого сибирского села Кошкуль, что в Омской области. Паренёк из деревни стал известным учёным, доктором наук, профессором. И мама, Маргарита Михайловна, хоть и родилась в Москве, но корнями - деревенская. И трудное свое детство безотцовское провела в деревне Скрипово Орловской области у бабушки, матери отца. И мама крестьянских кровей стала тоже интеллигентом в первом поколении - обучилась на врача-эпидемиолога.

Родителям повезло. Интеллигенция их, то есть, становление их личностями, пришлась на пору "ХХ съезд КПСС развенчал культ личности" Усатого Вождя. А вслед за съездом пришла Оттепель. И родители Бориса Рыжего успели надышаться этим Весенним воздухом Оттепели и Свободы. Вздох был глубоким., на всё оставшуюся жизнь им хватило этого дыхания.

Борису Рыжему исполнилось 6 лет, когда родители поменяли, как говорится, "шило на мыло", переехав в Свердловск, в рай он, именуемый "Вторчерметом" Там и прошло его детство, юность, там и родились его первые поэтические строки. А было отроку в то время 14 годков.

"Вторчермет" въелся в память так остро, что через годы понятие это сканируется в стихотворные строчки:

* * *

Приобретут всеевропейский лоск

слова трансазиатского поэта,

я позабуду сказочный Свердловск

и школьный двор

в районе Вторчермета.

Но где бы мне ни выпало остыть,

в Париже знойном,

в Лондоне промозглом,

мой жалкий прах советую зарыть

на безымянном кладбище

свердловском.

Не в плане не лишённой красоты,

но вычурной и артистичной позы,

а потому что там мои кенты,

их профили из мрамора и розы.

На купоросных голубых снегах,

закончившие ШРМ на тройки,

они споткнулись с медью в черепах

как первые солдаты перестройки.

Пусть Вторчермет гудит своей трубой.

Пластполимер пускай свистит

протяжно.

А женщина, что не была со мной,

альбом откроет и закурит важно.

Она откроет голубой альбом,

где лица наши будущим согреты,

где живы мы, в альбоме голубом,

земная шваль: бандиты и поэты.

И если "Эпоха", "Развитой социализм" - понятия эти воспринимаются абстрактно, то в стихотворении молодого поэта "Эпоха" выступила осязаемой реальной явью, в этих строчках как в фотографическом снимке обнажился психологический портрет той "Эпохи". Будничный и роковой.

Из газет "Эпохи":

"Важно не отпугнуть

Не секрет, что есть люди, которые в успехе перестройки сомневаются. Сломать стену их неуверенности можно, только показав положительные результаты. Об этом говорит и академик Т. И. Заславская ("АиФ" N 44).

Пусть пока "сомневающиеся" и даже "уклоняющиеся" наблюдают за нами со стороны. Главное, чтобы не мешали, не препятствовали. Есть среди них и те, кто привык жить на всем готовеньком... Но основная-то масса верит в то, что намеченное будет выполнено, что мы не отступим. Так давайте обойдемся пока без сомневающихся. Они же все равно придут к нам, пусть с опозданием. Если же мы начнем отпугивать их слишком жестко, то совершим ошибку. Это нанесет вред н демократии, и нашему делу в целом.

И. Кошутин, преподаватель, 24 года, Челябинск" (Аргументы и факты 1987, 26 декабря)

"Источник надежды для народов

Семидесятилетие Великого Октября -- главная тема международных средств массовой информации. В центре внимания газет, радио и телевидения -- доклад "Октябрь и перестройка: революция продолжается", с которым выступил в Москве Генеральный секретарь ЦК КПСС

М. С. Горбачев. Подчеркивается, что итоги пути, пройденного за 70 лет Советской страной,-- это замечательные победы социализма, непреходящие ценности социалистических общественных отношений, торжество марксистско-ленинского учения."(Правда 1987 7 ноября )

"По просьбе читателей помещаем отчет о брифинге, состоявшемся 23 декабря в ГУВД Мосгорисполкома, на Петровке, 38.

Заместитель начальника орг-инспекторского управления ГУВД В. СТРЕЛКОВ рассказал о состоянии дел по охране общественного порядка в г. Москве за последнюю неделю. В частности, на 6%, по сравнению с тем же периодом прошлого года, сократилось число совершенных преступлений. На 11,6% уменьшилось число квартирных краж. Число изнасилований увеличилось с 3 до 10, произошло 4 убийства.

Особо было отмечено, что 60% раскрытых преступлений совершено не москвичами, а приезжими. Так, 20 декабря двое преступников, приехавших "развлечься" в Москву из Горького, угрожая обрезом, пытались изнасиловать 20-летнюю девушку. При оказании сопротивления потерпевшая получила смертельное огнестрельное ранение. Преступники были задержаны." (Аргументы и факты 1987, 26 декабря)

Программа телевидения:

Телевидение

7 ноября 70 лет Великой Октябрьской социалистической революции ПЕРВАЯ ПРОГРАММА. 8.00 -- Новости. 8.15 -- Документальный фильм "В Ульяновск, к Ленину". 8.45 -- "Песни наших отцов". Концерт детской художественной самодеятельности. 9.10 -- "Поэты -- Октябрю". Поэтическая композиция. 9.40 -- Москва. Красная площадь. Военный парад н демонстрация трудящихся, посвященные 70-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. По окончании -- Песни н танцы народов СССР. 12,30 -- Документальный телефильм "Разлив" (Ленинград). 12.40 -- Труженики промышленности и сельского хозяйства -- лауреаты Государственных премий СССР 1987года 13.40 -- "Смело. товарищи, в ногу!" Революционные песни. 13.45 -- "Памяти павших борцов за Совет-сиую власть. Минута молчания". 14.03--Г. Свиридов--"Патетическая оратория" для солистов, хора и оркестра на слова В. Маяковского. 14.40 -- Художественный фильм "Горн, горн, моя звезда". 16.10 -- Мультфильм. 16.20 -- Фильм-спектакль "Большевики". Автор -- М. Шатров. В перерыве (1?.25)-- Новости. 18.50 -- "В. И. Ленин. Страницы жизни". Кинодокументы. 20.00 н 22.30 -- "Вас приглашает Ленинград". Музыкальная программа 21.00 -- Время. Репортаж о военном параде и демонстрации трудящихся, посвященных 70-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. (Правда 1987 7 ноября )

Первые поэтические строки появляются на свет, когда Борису Рыжему исполнилось 14 лет. И в этом же своём четырнадцатилетии Борис становится чемпионом города по боксу. Да и города - непростого - "миллионника". И в этом странном переплетении поэтического и бойцовского явно прослеживается генетика. Генетика - слово иностранное, иностранцами "придуманное", заклеймённое сталинским законодательством, а оказалось, что ей, генетике, подвластны и сталинские законы, и параллели, и меридианы.

Поэтическое - это отзвуки отцовской романтики. И в одном из стихотворений Борис скажет:

* * *

А иногда отец мне говорил,

что видит про утиную охоту

сны с продолженьем: лодка и двустволка.

И озеро, где каждый островок

ему знаком. Он говорил: не видел

я озера такого наяву

прозрачного, какая там охота! -

представь себе... А впрочем, что ты знаешь

про наши про охотничьи дела!

Я за отца досматриваю сны:

прозрачным этим озером блуждаю

на лодочке дюралевой с двустволкой,

любовно огибаю камыши,

чучела расставляю, маскируюсь

и жду, и не промахиваюсь, точно

стреляю, что сомнительно для сна.

Что, повторюсь, сомнительно для сна,

но это только сон и не иначе,

я понимаю это до конца.

И всякий раз, не повстречав отца,

я просыпаюсь, оттого что плачу.

Бойцовское - это от мамы, Маргариты Михайловны. Девчонкой угодила она под немецкую оккупацию, угнана была при немецком отступлении в Германию вместе с мамой и бабушкой, пережила рабство на чужбине, а, вернувшись домой, в родную деревню, натолкнулась на злобное презрение сельчан, мол, "отъедалась в войну на бауэрских хлебах". И выстояла, выдюжила и перед рабством, и перед унижениями, и возвысилась над этим презрением, стала врачом.И добавим к этой генетике ещё и "вторчерметовскую" закалку.

А от отца достались и увлечённость и привязанность к отцовской наукой - геофизикой. Закончен Университет по этой специальности, аспирантура, написаны будут 18 научных работ по специальности. И - экспедиции по всему Северному Уралу. Романтика!

Я работал на драге в посёлке Кытлым,

о чём позже скажу

в замечательной прозе.

Корешился с ушедшим в народ мафиози,

любовался с буфетчицей небом ночным.

Там тельняшку себе я такую купил,

оборзел, прокурил самокрутками

пальцы.

А ещё я ходил по субботам на танцы

и со всеми на равных стройбатовцев бил.

Боже мой, не бросай мою душу во зле,

я как Слуцкий на фронт,

я как Штейнберг на нары,

я обратно хочу -- обгоняя отары,

ехать в синее небо на чёрном "козле".

Да, наверное, всё это дым без огня,

да, актёрство: слоняться,

дышать перегаром.

Но кого ты обманешь! А значит, недаром

в приисковом посёлке любили меня.

Но... как там у Высоцкого Владимира Семёновича? "В суету городов и в потоки машин

Возвращаемся мы - просто некуда деться..."

В поэзии Бориса Рыжего вы не встретите пастельных тонов, даже в его лирических стихах. Его поэзия похожа на геометрию конструктивистского авангарда 20-ых годов, на геометрию ломаных линий городского пейзажа. И нет в ней разноцветья красок, лишь чёрно-белая графика.

Зависло солнце над заводами,

и стали черными березы.

..Я жил тут, пользуясь свободами

на смерть, на осень и на слезы.

Спецухи, тюрьмы, общежития,

хрущевки красные, бараки,

сплошные случаи, события,

убийства, хулиганства, драки.

Пройдут по ребрам арматурою

и, выйдя из реанимаций,

до самой смерти ходят хмурые

и водку пьют в тени акаций.

Какие люди, боже праведный,

сидят на корточках в подъезде-

нет ничего на свете правильней

их пониманья дружбы, чести.

И горько в сквере облетающем

услышать вдруг скороговорку:

"Серегу-жилу со товарищи

убили в Туле, на разборке..."

В этих строчках, в бытовых зарисовках стало явственно проявляться Время. Уже минула скоротечная Перестройка с её радужными надеждами и "перспективами", а за нею уже поспешает иное время, вернее, БЕЗВРЕМЕНЬЕ, с его ломаными судьбами и десятками тысяч человеческих трагедий. "Не привыкать..." В России не раз и не два надежды сманялись их обвальным крушением...

И появляются строчки, как портрет Безвременья:

"Спецухи, тюрьмы, общежития,

хрущевки красные, бараки,

сплошные случаи, события,

убийства, хулиганства, драки."

"Восьмидесятые, усатые,

хвостатые и полосатые.

Трамваи дребезжат бесплатные.

Летят снежинки аккуратные.

Фигово жили, словно не были.

Пожалуй так оно, однако

гляди сюда, какими лейблами

расписана моя телага.

Пойду в общагу ПТУ,

гусар, повеса из повес.

Меня обуют на мосту

три ухаря из ППС.

И я услышу поутру,

очнувшись головой на свае:

трамваи едут по нутру,

под мустом дребезжат трамваи.

Трамваи дребезжат бесплатные.

Летят снежинки аккуратные".

Хронология событий времён Перестройки:

•7 мая 1985 года -- Постановление СМ СССР "О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма, искоренению самогоноварения".

1986 год

•23 мая 1986 года -- Постановление СМ СССР "О мерах по усилению борьбы с нетрудовыми доходами".

•19 ноября 1986 года -- ВС СССР принял Закон СССР "Об индивидуальной трудовой деятельности".

1987 год

•6 мая 1987 года -- Первая несанкционированная демонстрация неправительственной и некоммунистической организации -- общества "Память" в Москве.

•25 июня 1987 года -- Пленум ЦК КПСС рассмотрел вопрос "О задачах партии по коренной перестройке управления экономикой".

•30 июня 1987 года -- Принят закон СССР "О государственном предприятии (объединении)".

•30 июля 1987 года -- Принят "Закон о порядке обжалования в суд неправомерных действий должностных лиц", ущемляющих права гражданина

•август 1987 года -- Впервые разрешена безлимитная подписка на газеты и журналы.

Ах! Как красиво! Как впечатляюще! Как вдохновляюще!

"Я планов наших люблю громадьё!" - писал в своё время пролетарский бард Владимир Маяковский...

Постперестроечное время обернулось кошмаром...

В провидческих стихах Бориса Рыжего, где не было никаких попыток анализировать Безвременье, а был лишь цепкий взгляд очевидца, вдруг, (да не вдруг!), а непроизвольно, но отчётливо обозначилось резкое несоответствие официоза с реальной картинкой бытия...

* * *

"Только справа закроют соседа, откинется слева:

никого здесь не бойся, пока мы соседи, сопляк.

И опять загремит дядя Саша, и вновь дядя Сева

в драной майке на лестнице: так, мол, Бориска, и так,

если кто обижает, скажи. Так бы жили и жили,

но однажды столкнулись -- какой-то там тесть или зять

забуровил за водкой, они мужика замочили."

Чтение в детстве, романс

Окраина стройки советской,

Фабричные красные трубы.

Играли в душе моей детской

Ерёменко медные трубы."

,* * *

" Отполированный тюрьмою,

ментами, заводским двором,

лет десять сряду шёл за мною

огромный урка с топором.

А я от встречи уклонялся,

как мог, от боя уходил --

он у парадного слонялся,

я через чёрный уходил."

" Витюра раскурил окурок хмуро.

Завёрнута в бумагу арматура.

Сегодня ночью (выплюнул окурок)

мы месим чурок."

И вспомнился вместе с этим "уркой" "Чёрный человек" Сегея Есенина...

Разочарование... Вот главный "лейтмотив"(ах, как же не нравится мне это "липкое, клейкое" слово...) стихов Бориса Рыжего во времена его юности, молодости...

И всё чаще в стихах его появляются нотки настолько пессимистические, несвойственные молодому человеку, что впору говорить о "похоронном" настроении...

"Но где бы мне ни выпало остыть,

в Париже знойном,

в Лондоне промозглом,

мой жалкий прах советую зарыть

на безымянном кладбище

свердловском."

"Жизнь, сволочь в лиловом мундире,

гуляет светло и легко,

но есть одиночество в мире

и гибель в дырявом трико."

"Мы умерли. Озвучит сей предмет

музыкою, что мной была любима,

за три рубля запроданный кларнет

безвестного Синявина Вадима."

" Петербургским корешам

Дождь в Нижнем Тагиле.

Лучше лежать в могиле.

Лучше б меня убили

дядя в рыжем плаще

с дядею в серой робе.

Лучше гнить в гробе.

Места добру-злобе

там нет вообще."

Трагическое, но давно самим собой предсказанное, произошло 7-го мая 2001 года. Борис Борисович Рыжий добровольно ушёл из жизни.

Странное, до ужаса суеверное ощущение не оставляет меня. Да ведь это уже было в истории русской литературы. И был молодой человек, "повеса", как иногда называл себя и Борис Рыжий, и в том же возрасте 27-ми лет, по сути, добровольно ушедший из жизни, самоубийственно подставив себя под пулю... Да и поэзией они увлеклись "одновременно" - в возрасте 14-ти лет.

А имя поэту было Михаил Лермонтов. Что ещё сближало их? БЕЗВРЕМЕНЬЕ...

А отличало друг от друга - эстетика стихосложения. Да и не мудрено. Ведь отделяло их друг от друга чуть более 150-ти лет..

Из Владимира Семёновича Высоцкого:

"Что-то воздуху мне мало, ветер пью, туман глотаю,

Чую с гибельным восторгом - пропадаю! Пропадаю..."

Яков Каунатор

июль, 2015

ЖИЛ- БЫЛ МУЖИК...

0x08 graphic

Ах, душа ты моя, косолапая,

Что болишь ты у меня, кровью капая.

Кровью, капая в пыль дорожную,

Не случилось бы со мной невозможное...

Юлий Ким

Жил-был мужик. Звали его Михаил, по отчеству - Всеволодович. Фамилия ему выпала - Анищенко. У Михаила Всеволодовича была какая-то странная охота к перемене мест. Обычно все чуть ли не в голос: "В Москву! В Москву!", как кричали в тоскливом экстазе сёстры Прозоровы из чеховской драмы.

Анищенко же, родившись в Куйбышев, ныне - Самара, из города на Волге перебрался на другой берег, в глухомань, в полузабытую деревушку. Может быть сказалась генетика? И хоть были родители пролетариями, к тому же ещё тяжёлого физического труда, но в стихах Поэта Анищенко странным образом всплыла и сопровождала его всю жизнь деревенская тема. Определённо, определённо корни рода Анищенков из крестьянского сословия тянутся. Потому интуитивно и сбежал он из Города к истокам своим. На том и порешим, что в появлении Михаила в деревне генетика согрешила.

Что думает человек, являясь на свет белый? А думает он обо одном: "Кто меня там встретит? Кто меня обнимет? И какие песни мне споют?"

И встретили новорожденного родители.

Из опыта автобиографии: "Я родился в бараке сталинской поры и запомнил сиротливое тепло материнского тела, бездомный холод отцовских глаз и тиканье больших настенных часов под названием "ходики"."

А песнями стали поначалу стихи русских поэтов, и Пушкина, и Лермонтова, и Тютчева, За ними пришли сказки, а следом - мифы и легенды стран далёких, неведомых. Как вспоминал Михаил Анищенко, "русские сказки, мифы и легенды были как будто растворены в молоке моей матери. Припадая к её груди, я вбирал в себя любовь к России." И помнится, в глубокой древности сказано: "Вначале было Слово."

Вот ведь что интересно, Слово это пришло к Михаилу от Мамы, литейщицы по профессии. И Слово это пробудило в ребёнке ещё только проблески воображения, пробудило в нём чувственность, так необходимую поэту. Ко всему этому прибавилась заповедь матери: "Главное, никогда ничего не надо бояться. Сначала надо пойти, а полюбить и поверить можно потом".

Наклонилась вишенка.

Смотрит и сопит.

Михаил Анищенко

Спит себе и спит.

День уже кончается.

Сына ищет мать.

А над ним качается

Божья благодать.

СИСТЕМА.

К школьному возрасту прочитан был уже "Граф Монте-Кристо". Прочитан самостоятельно, в возрасте дошкольном. В Школе пришлось переучиваться, читать букварь по слогам: "МА-МА МЫ-ЛА РА-МУ..." БЫло унизительно и мучительно, но училка попалась мстительная и заставляла ребёнка читать по слогам. Её можно понять: "патрон не вкладывался из-за своей индивидуальности в обойму". Однажды её мстительность превратилась в постыдное унижение. Попросился на уроке выйти в туалет. В просьбе было злорадно отказано, и случился... случился детский конфуз под громовый хохот одноклассников. Это были первые соприкосновения ребёнка с СИСТЕМОЙ. Сколько их ещё будет в его недлинной жизни...

Всюду творятся гадости.

Только звучит во тьме:

"Мир твой прекрасен, Господи,

Словно цветок в тюрьме!"

Видишь, какой он маленький,

Весь беззащитный, ах!

Словно цветочек аленький

У сатаны в руках.

То ли эти горькие обидчивые воспоминания детства, школьных лет, пожизненно впечатались в память... Читая стихи уже сложившегося поэта, не покидает ощущение, что герой, а вернее, автор в лице героя, обрёк себя на трагическое одиночество.

Я один на земле. Все друзья и подруги

Разошлись в темноте, как круги по воде.

Двадцать лет темнота над родимой землёю,

Я, как дым из трубы, ещё пробую высь...

Перелистываю страницы, не покидает какое-то или удивление, или смущение. Едва ли не в каждом стихотворении наличествует личное местоимения "Я".

Я ушёл, я сбежал из вертепа.

Я уехал за тысячу вёрст

Я закрою глаза, я закроюсь рукой,

Боже правый! Пропадаю!

Жизнь пускаю на распыл.

И не помню, и не знаю -

Как я жил и кем я был.

Я устал от тоски. Я не сплю.

Я стою у окна. Замерзаю.

Эгоцентризм? В стихах поэта очень редко можно встретить слово МЫ. И в бесконечно повторяющихся "Я" - отражение душевного одиночества.

"Москва, Москва! как много в этом звуке..."

(Из А.С.Пушкина, "Евгений Онегин")

В нашем случае Москва - это обобщённый образ Города. Да и в самом деле, не брать же в качестве символа Города, к примеру, Вятку, или Калугу. Или даже Куйбышев-Самару. Не в обиду будь им сказано, но отдаёт от этих названий чем-то провинциальным. Хотя, признаться, именно провинциализм городов мне по нраву. Мнение сугубо личное, а потому не подвергаемое ни критике, ни ревизии.

Город... Это особый уклад жизни, особый её ритм, особый социальный расклад и особые людские отношения, которые крестьянскому сословию непонятны, да и зачастую кажутся враждебными.

В стихах городского уроженца, не единожды в Москве бывавшего, среди сотен и сотен написанных им стихов, обнаружил я лишь единицы, всего несколько, посвящённых Городу. Есть что-то ностальгическое в этих строчках, посвящённых Львову:

Возвращается в сердце былая любовь,

Снова слышится голос Каштанки.

Из российских небес я спускаюсь во Львов,

Где уже постарели каштаны.

По брусчатке похожей на бок карася,

Да по хрусту упавшего семени,

Я иду по бульвару, губу закуся,

Как глагол из прошедшего времени.

И в этой ностальгии звучат лирические мотивы.

И как же неожиданно, каким отторгающим является нам образ другого города, родной Поэту Самары:

ВОКЗАЛ САМАРЫ

Вокзал - символический фаллос,

Вставал из обрывков веков;

И плоть его в небо вторгалась,

Звенела струей облаков.

Не узнанный Шивой и Тарой,

Не знающий древних кровей,

Стоял над поганой Самарой,

Он выше молитв и церквей.

Динамики что-то вещали,

И, чувствуя кожей родство,

Унылые люди с вещами

Входили под своды его.

И я, лилипутом, уродцем,

Тревожился, сердце скрепя,

Что он в темноте содрогнется,

И выбросит нас из себя

И представляется Город сюрреалистической явью, исторгающей из себя Живое. Пожалуй, в этом стихотворении наиболее сильно было выражено отношение Михаила Анищенко к Городу.

А Москва... Он бывал в Москве не раз. Ведь был зачислен в Литературный институт, который посещал, из которого трижды вышибался, по причине... по причине "традиционной русской болезни". Да ведь талант не пропьёшь, и потому каждый раз восстанавливался, назло "болезни" да на радость таланту. И закончил ЛИТИНСТИТУТ, получив специальность - ПОЭТ!

Ну не лежит душа к городу, отторгает его и внутренне, и словесно!

Город - камеры да клетки.

Тьма задёрнутых гардин.

Слева - маски, справа - слепки,

Посредине - пшик один.

Я, как дождь, в ночи шатаюсь

И неведомым влеком,

В человеке усумняюсь,

Чтобы веровать в него.

Да ведь у природы свои законы... Отторгая что-то, другое привечаешь.

"О Русь - малиновое поле

И синь, упавшая в реку, -

Люблю до радости и боли

Твою озёрную тоску."

С.Есенин

Обрадовался. Что же это я "зациклился" на одиночестве поэта, когда в его поэтической копилке так много стихов, самим Михаилом отнесённым в жанр любовной лирики. Значит, не был он одинок. Говорю не о физической близости, потому как и семья была у него, жена, сын. Но разговор-то у нас о духовной близости. И вот множество стихов любовной лирики и посвящены духовному.

Молодое стихотворение

Не важно, что поздняя осень,

Что вымок вокзальный навес...

А важно, что в ноль двадцать восемь

Уйдёт транссибирский экспресс.

И снова, под вечер, под вечер,

Читая стихи о любви,

Я буду приписывать встречным

Все лучшие чувства свои.

Я буду по Родине мчаться,

Заглядывать в блоковский том,

В печальных попутчиц влюбляться,

И мучиться долго потом.

И вновь, от Приморья до Бреста,

Я буду в предчувствии весь...

И жизнь, как чужая невеста,

Покажется лучше, чем есть.

1973

"Транссибирский экспрес" - это из далёких детских лет.

"Когда мне было шесть лет, бабушка, вдова погибшего на войне комиссара танкового корпуса, взяла меня в невероятное путешествие в Сибирь. Тогда, сидя у окна вагона, я впервые вобрал в себя великие просторы моей Родины." Опыт автобиографии, фрагмент эссе.

В детстве всё воспринимается величественнеe, масшабнее, большое кажется громаднее. И к этом пытливому взгляду добавьте впечатлительность и воображение, взращённые мамой. Так родилось чувство, которое Михаил Анищенко пронёс через всю свою жизнь и которое, наверное, можно выразить словами песни: "Вижу чудное приволье, вижу нивы и поля! Это русское раздолье, это - РОДИНА моя!"

Михаил Анищенко - однолюб. И как же много у него признаний в любви той единственной, которую любил и неистово, и горько, и мучительно.

Мне прилечь бы, пасмурная родина,

Под кустом растаять, как сугроб...

Чтобы снова белая смородина

Красной кровью капала на лоб.

Чтоб забыть всю злость и наущения,

Жажду мести, ставшую виной;

Чтобы белый ангел всепрощения

Словно дождик, плакал надо мной.

Чтоб платить и ныне, и сторицею

За судьбу, сиявшую в глуши;

Чтобы гуси плыли вереницею

В небеса распахнутой души.

По тихой родине - пешком,

Всю жизнь - от липы до калины...

Я был смиренным пастушком

В туманах Чуровой Долины.

А мимо рек моих и трав,

Тянулись дни босой печали;

И за составом шел состав

В чужие росстани и дали.

"Печальный Демон, дух изгнанья,

Летал над грешною землей..."

Михаил Лермонтов.

"Люблю Отчизну я, но странною любовью. Не победит её рассудок мой..." - это о нём, о Михаиле Анищенко. Когда мы говорим о Поэте Михаиле Анищенко, то невольно сравниваем его с предшественниками, с русскими поэтами Есениным и Рубцовым. Есть то, что объединяет их, связует в единое целое со всей русской литературой - искренняя любовь "к отеческим гробам", к истокам, к Отечеству. И есть, есть отличительная черта, которая бросается в глаза. Для Есенина Родина воплощена в патриархальность, в деревню, в то, откуда он РОДОМ. Точно так же и для Рубцова - его Родина - Малая Родина - Вологодчина, воплотившая для него общее понятие Отечества.

В стихах Анищенко вы не найдёте конкретики, не найдёте географической привязки. Для него Родина, Отечество - это ВЕРА и ДУХ.

В этом, наверное, и заключается "но странною любовью"...

Поздно руки вздымать и ночами вздыхать.

Этот мир повторяет былые уроки.

Всюду лица, которым на всё наплевать,

Всюду речь, у которой чужие истоки.

Я закрою глаза, я закроюсь рукой,

Закричу в темноте Гефсиманского сада:

- Если стала Россия навеки такой,

То не надо России... Не надо... Не надо.

Из Российской Газеты от 25 июля 1998 года:

"Тонущее в долгах Камское речное пароходство стало тяжким грузом для казны и... спасательным кругом ловкому предпринимателю, сумевшему прибрать в свои западные фирмы лучшие теплоходы вместе с валютной выручкой.

Вопреки нормам российского законодательства Камское речное пароходство за последние годы не возвратило в страну около трех миллионов американских долларов и свыше полумиллиона немецких марок. Часть этих денег осела на счету фирмы "Антонов Канада корпорейшн", основанной за океаном нынешним генеральным директором пароходства Михаилом Антоновым. Его же зарубежные частные фирмы завладели самыми новыми на Каме пассажирскими и грузовыми судами. А обобранное пароходство тянут теперь в омут разорения оставленные неподъемные долги."

Мне прилечь бы, пасмурная родина,

Под кустом растаять, как сугроб...

Чтобы снова белая смородина

Красной кровью капала на лоб.

Чтоб забыть всю злость и наущения,

Жажду мести, ставшую виной;

Чтобы белый ангел всепрощения,

Словно дождик, плакал надо мной.

Чтоб платить и ныне, и сторицею

За судьбу, сиявшую в глуши;

Чтобы гуси плыли вереницею

В небеса распахнутой души.

Отчаяние

Тянет гниющей травою из лога,

Дождик косой, как сапожник идёт.

Родина горькая, словно изжога,

Мучит ночами, и спать не даёт.

Жутко на родине, словно на плахе.

Люди мычат только "мэ" или "бэ".

Всюду бандиты, ворьё, олигархи

И берегущая их ФСБ.

Скоро начнётся моя навигация.

Ну а покуда - до слёз молодой,

Прыгну на льдину, а льдина лягается,

Словно кобыла дрожит подо мной.

Я - Одиссей, вертопрах и уродина,

Нет ещё страшного горя нигде.

Мне невдомёк, что когда-то и Родина

Станет лишь тающей льдиной в воде.

Стихи Михаила Анищенки гармоничны: Слово - Музыка - Цвет. В слове - боль, страдание; в музыке - минор; в цвете - чёрный или серый.

Как не похожи эти строки на разноцветье есенинских строк, или размереный, спокойный рубцовский ритм.

В чём разгадка? В той ли "традиционной Болезни", которая всегда сопровождается депрессией, или во внешней среде, от которой так тщётно пытается укрыться Поэт? Однажды у него прорвётся:

Пробираюсь к ночному Бресту, по болотам в былое бреду,

Потерял я свою невесту в девятьсот роковом году.

Я меняю лицо и походку, давний воздух вдыхаю вольно.

Вижу речку и старую лодку, вижу дом на окраине. Но...

Полыхнуло огнем по детству, полетел с головы картуз.

Я убит при попытке к бегству... Из России - в Советский Союз.

Спешит к завершенью постылая драма,

Судья разбирает осенний улов...

И плачет в потемках звезда Мандельштама,

И тонет в тоске пароход Гумилев.

Мздоимство и воровство, бандитизм и проституция в одночасье свалились на то, что позже назовут "лихие 90-ые". Он ещё по наивности своей успеет послужить помощником мэра, живя в Городе, но вглядевшись в лица, алчущие власти и наживы, бежал, забился в деревню.

Я ушёл, я сбежал из вертепа.

Я уехал за тысячу вёрст.

И нашёл на околице неба

Небольшой деревенский погост.

Казалось, Дух был растоптан... И как символ - гибель "Курска".

Из Российской Газеты от 18 августа 2000 года:

"Милая девушка, сообщая по ТВ прогноз погоды в Баренцевом море, сама того не ведая, зачитала смертный приговор ста шестнадцати погребенным заживо подводникам "Курска": волнение моря, усиление ветра... Это развязка.

Под занавес века, как в хорошо, но жестоко продуманной трагедии, свершилась самая крупная в мире подводная катастрофа: таких огромных подводных кораблей и сразу стольких подводников никто никогда не терял... Пятый день внимание всего мира приковано к известной точке Баренцева моря, где наши подводники стали невольными гладиаторами в непридуманном шоу. Российское общество должно наконец понять, что оно обретается в великой морской державе. Великой даже в грандиозности своих морских катастроф, не говоря уже о своих великих бесспорных достижениях, о которых оно не знает, да и знать, похоже, не желает. О них у нас сообщают шепотом, зато о катастрофах трубят во все иерихонские трубы... Сегодня каждый россиянин просто обязан знать имена своих подводных асов, первопроходцев и мучеников так же, как он уже усвоил имена поп-звезд и футбольных форвардов. "Жеватели котлет, читатели газет" по-прежнему полагают, что Баренцево море также далеко от них, как и Чечня. Но седые мужики с морскими милями за плечами плачут у телеэкранов, понимая, каких парней и какой корабль вырвала катастрофа из этой жизни..."

Страна - отражение ада.

Ликует в казне казнокрад.

В Синоде сидит Торквемада,

Кремлем заправляет Де Сад.

Страна моя дружит с врагами,

Беснуясь живет, и - крадя...

"Не путайся, тварь, под ногами!"

Скажу я, навек уходя.

А была...

...а была одна разруха.

Свет звезды уже погас,

И неслышимо для слуха

Приближался смертный час.

Мой сосед носил бумагу

Со словами: "Всюду жуть.

Я мечтаю по ГУЛАГу,

И прошу его вернуть!"

А ещё была усталость,

Много горя и вина...

И, как печень, распадалась

Вся огромная страна.

"И ни церковь, ни кабак -

Ничего не свято!

Нет, ребята, все не так,

Все не так, ребята!"

В.Высоцкий.

И в этом хаосе, в этом распаде оставалась надежда - ВЕРА. Мятущаяся его душа искала успокоения в Bере.

Грустно, светло мне и верится в Бога,

Снова дорога мерцает вдали...

Будто открыли засовы острога,

Сняли оковы и в ночь повели.

В час распада и распыла

Грешный мир нам не указ.

Не страшусь... Всё это было

И со мною много раз.

Поклонюсь Борису, Глебу...

И над Родиной святой

Буду гром возить по небу

На телеге золотой!

Он был искреннен в своей Вере, так же, как искреннен был Есенин. И так же, как у Есенина, у Михаила Анищенки произошло трагическое

разочарование.

Пепел

Промокшая дорога.

Оборванная нить.

Не надо, ради бога,

О Боге говорить.

Я так же тих и светел,

И с небесами слит,

Как тот печальный пепел,

Что по небу летит.

Среди раскрашенной лепнины,

Как будто глыбы двух гордынь,

Попы венчают нелюбимых

На всю оставшуюся жизнь.

Попы, как надо, с бородами,

И службу правят не спеша.

Но разве в искусе и сраме

С душой сливается душа?

Молчит незыблемое небо,

Снега чернеют, как зола...

Во имя денег и потребы

Объединяются тела.

Завтра будет беда, или просто среда?..

Ни о чем я уже не гадаю.

Я, как время, иду неизвестно куда,

И неведомо где - пропадаю.

Остывает душа, остывает постель,

Даже вера простыла святая...

Разочарование не в Вере, в служителях Веры, в которых он увидел ту же алчность.

И... Как Есенин позволял себе, так и Анищенко позволил себе дерзкое богохульство:

ВЕЧЕРНЯЯ МОЛИТВА

Мой ангел чуть живой под бритвой брадобрея,

Мой бес сидит в пивной, ругая небеса.

Раскрылся гнев небес, ощерилась досада,

Ударил где-то гром, и вздрогнули леса.

Я брюки расстегнул и в двух шагах от ада

С огромным облегченьем пописал в небеса.

Из Википедии: "Лейтмоти?в (нем. Leitmotiv -- "главный, ведущий мотив"), в музыке -- характерная тема или музыкальный оборот, которые обрисовывают какой-либо персонаж оперы, балета, программной пьесы;

Термин лейтмотив, заимствованный из музыки, применяется также в литературоведении и может обозначать преобладающее настроение, главную тему, основной идейный и эмоциональный тон литературно-художественного произведения, творчества писателя."

Опускай меня в землю, товарищ,

Заноси над бессмертием лом.

Словно искорка русских пожарищ,

Я лечу над сгоревшим селом.

Вот и кончились думы о хлебе,

О добре и немереном зле...

Дым отечества сладок на небе,

Но дышать не даёт на земле.

Вот и обозначено самим Поэтом то, что в Википедии называют "лейтмотивом" творчества писателя.

Что же это за странное и роковое географическое место на карте Земли - Россия, где от начала века и до его конца поэты разные, и по возрасту, и по жизненным стезям, и по темпераменту, но схожи в одном - в "лейтмотиве"... Что за трагический Знак дан им свыше предвидеть свою раннюю гибель? Или это расплата за Дар, за Талант? Кому многое дано, с того и спрос большой...

Но, как и у Есенина, как у Рубцова, как у Бориса Рыжего, так и у Михаила Рыжего в стихах постоянно звучит тема раннего ухода...

На отшибе погоста пустого,

Возле жёлтых размазанных гор

Я с кладбищенским сторожем снова

Беспросветный веду разговор.

Я сказал ему: "Видимо, скоро

Грянет мой неизбежный черёд..."

Есенину

Пора в последнюю дорогу.

Пришла повестка - не порвёшь.

И мы уходим понемногу

Туда, где ты теперь живёшь.

Давай, Серёжа, громко свистнем

И, в ожидании весны,

В одной петле с тобой повиснем,

Как герб утраченной страны.

Люди "знающие и опытные" в таких делах иногда говаривали мне: "Алкоголь разрушает печень, но укрепляет сердце".

Михаил Всеволодович Анищенко скончался от сердечного приступа 9 ноября 2012 года. До 63-летия оставалось две недели. Что есть 63 года для мужика? Всегда полагал, что для мужчины 40 лет - это всего лишь детство, это вступление в постижение мудрости. Возраст начинается с 60-ти лет, когда сдаёшь экзамен на мудрость. Так что. Михаил только вступал в свой возраст... А кажется, что испил этой мудрости сполна...

Несколько лет назад написан был мною очерк "Размышления забугорца о патриотизме". Заканчивался он строками:

" Легко и необременительно прослыть патриотом и любить Родину в образе кустодиевской красавицы.

Трудно и обременительно любить увечную, калеченную, пытанную и замордованную, в болячках и язвах.

В первом случае любят мозгами, где органчиком звучит один и тот же мотив: "Кипучая, могучая, никем непобедимая! Страна моя, Москва моя, ты самая любимая!"

Во втором случае, который труден и обременителен, любят душой. Почему обременителен? Душа кровенит... Вот так душой любили Родину и Некрасов, И Толстой, и Есенин, и Рубцов, и Сахаров, и Саблин, и десятки и десятки тысяч патриотов."

Ко второму списку отношу и Анищенко. Он любил Родину Душою. Душа у него кровенила...

"Не вынесла душа поэта позора мелочных обид." Обид не за себя. Обид за ДУХ и ВЕРУ.

Я жить хочу, хотя и не умею...

Но, став травинкой, видимо, смогу.

И осенью спокойно пожелтею,

Как все другие травы на лугу.

А что душа? Душа душою будет.

И тихо воспаряя надо мной,

Она грехи навеки позабудет,

Как боль и страх - излеченный больной.

Яков Каунатор

август, 2015

МОЙ ШАЛАМОВ

0x08 graphic

Эх, душа моя косолапая,
Ты чего болишь, кровью капая,
Кровью капая в пыль дорожную?
Не случится со мной невозможное!

Юлий Ким

Почему? Почему я берусь за эту тему? Десятки, сотни авторов разложили и жизнь, и творчество Варлама Шаламова на крупицы и написали тысячи, десятки тысяч страниц о нём. Что нового я могу сказать? Что добавить? Ничего...

И всё же я берусь за эту тему. Называется она - МОЙ ШАЛАМОВ. У меня есть, что сказать о своём Шаламове.

"Не сотвори себе кумира!" - повторяю прописную истину, каждый раз споткнувшись о неё, разочаровавшись в очередном "сотворённом" самим же кумире. Признаюсь: много, много было разочарований. И всё же, всё же были и есть те, которых возвёл на пьедестал кумиров.

Не помню, совсем не помню, когда меня обожгло имя Варлам Шаламов. Да и так ли это важно - вспоминать, когда впервые встретился с этим именем? Важно другое. Ожог этот запёкся клеймом в сердце, на клейме этом выгравировано: ВАРЛАМ ТИХОНОВИЧ ШАЛАМОВ.

Прото?н (от др.-греч. ?????? -- первый, основной) -- элементарная частица. Относится к барионам, имеет спин 1/2 и положительный электрический заряд

Электро?н (от др.-греч. ???????? -- янтарь[6]) -- стабильная отрицательно заряженная элементарная частица. Считается фундаментальной и является одной из основных структурных единиц вещества

Се?верный по?люс, или Географи?ческий Северный полюс -- точка пересечения оси вращения Земли с её поверхностью в Северном полушарии. Северный полюс не следует путать с Северным магнитным полюсом.

Северный полюс диаметрально противоположен Южному полюсу, расположенному на суше

Ю?жный по?люс Земли -- точка пересечения оси вращения Земли с её поверхностью в Южном полушарии. Южный полюс диаметрально противоположен Северному полюсу, расположенному в Северном Ледовитом океане

Plus - minus: Знаки "плюс" и "минус" (+ и --) -- математические символы, используемые для обозначения операций сложения и вычитания, а также положительных и отрицательных величин

"Два стереотипа уже успели сложиться вокруг судьбы и творчества В.Т. Шаламова. Первый связан с интерпретацией особенностей послелагерной жизни писателя. В воспоминаниях, биографических исследованиях причины одиночества и неуживчивости Шаламова чаще всего объясняют особенностями характера, травмой колымских лагерей, наконец, просто тяжелыми болезнями, затруднявшими контакт с окружающим миром.

...Борис Лесняк писал:

"Он был честолюбив, тщеславен, эгоистичен. Я затрудняюсь сказать, чего было больше. К этим чертам еще можно прибавить злопамятность, зависть к славе, мстительность"

Историк литературы А.В. Храбровицкий в своей дневниковой записи о Шаламове (1982 г.) отмечал:

"Человек он был недобрый. <...> Затем его мучила зависть, особенно к Солженицыну, которого он порочил..."

Научно-просветительский журнал СКЕПСИС(http://scepsis.net/library/id_3432.html).

Весь в сомнениях. Опять, опять крушение кумира... Как не поверить колымскому другу Шаламова Борису Лесняку и историку литературы Храбровицкому. Определённо были у них основания к таким категорическим выводам. Были, были основания. Но прежде, чем обратимся к ним, выслушаем самого "обвиняемого". Презумпцию невиновности ещё никто не отменял.

"Об Анатолии Марченко

-Прочел рукопись и вижу, что есть хороший, настоящий человек. Я был бы беднее, если бы не знал этой рукописи. Учиться, учиться, получить специальность, диплом. Читать, читать! За два года сделать из него человека и без диплома, но всеми возможностями получить диплом. Достойно, интересно, полезно, но мало похоже на рукопись политического.

Я не историк лагерей.

- Если уж говорить о писателях-современниках, которых я глубоко уважаю, то это в первую очередь Вера Николаевна Панова[100], которая в самое глухое сталинское, самое черное время сумела написать и опубликовать "Кружилиху" - пощечину партийным бюрократам типа Листопада.

- В сталинское время, в черное время поднимались такие настоящие поэты, как Межиров[101], который отлично понимал долг поэта и старался выполнить этот долг - связать стихи с собственной жизнью. Трагедией Межирова было то, что ему пришлось расти в сталинское время, которое уродовало, мяло и душило души людей.

- 202 раза повторяется слово "ХОЛОД" в 144 стихотворениях, составляющих книгу "ПОЛЫННЫЙ ВЕТЕР".

Это - не оплошность, не безвкусица, не бедность, а тончайшее мастерство и богатство поэтического словаря Анатолия Жигулина.

- Каменскому обеспечено место в истории русской поэзии и русской лирики начала ХХ века, где он занимает наряду c Маяковским самое первое место."

ВАРЛАМ ШАЛАМОВ, эссе, shalamov.ru/library/21/55.html

И всё же, всё же... Был он, Шаламов, и честолюбив(а кто из людей творческих профессий не честолюбив???), и "завистлив", и "злопамятен".

К теме "честолюбив, тщеславен": "В одном из писем Шаламова Б.Пастернаку (1956 г.) есть знаменательные строки:

"Вопрос "печататься - не печататься" - для меня вопрос важный, но отнюдь не первостепенный. Есть ряд моральных барьеров, которые я перешагнуть не могу"(shalamov.ru/critique/23/)

К теме "завистлив, злопамятен":

"Почему я не считаю возможным личное мое сотрудничество с Солженицыным?

Прежде всего потому, что я надеюсь сказать свое личное слово в русской прозе, а не появиться в тени такого, в общем-то, дельца, как Солженицын. Свои собственные работы в прозе я считаю неизмеримо более важными для страны, чем все стихи и романы Солженицына.

Я считаю Солженицына не лакировщиком, а человеком, который не достоин прикоснуться к такому вопросу, как Колыма.

Тайна Солженицына заключается в том, что это -- безнадежный стихотворный графоман с соответствующим психическим складом этой страшной болезни, создавший огромное количество непригодной стихотворной продукции, которую никогда и нигде нельзя предъявить, напечатать. Вся его проза от "Ивана Денисовича" до "Матрениного двора" была только тысячной частью в море стихотворного хлама."(shalamov.ru/library/23/36.htm)l

А ведь - смело! Очень даже смело высказался Шаламов о своём же коллеге по творчеству. Это ли не пример завистничества и злопыхательства?

Ах, дорогой Ганс Христиан Андерсeн... Как часто Вы приходите мне на помощь своею сказкой(сказкой ли? Не притча ли ?) "Новый наряд короля". Гениальная сказака-притча, и гениальная, афористичная фраза - "Король-то - голый!"

Во времена ажиотажа прогрессивной общественности вокруг творчества да и биографии Александра Солженицина, во времена всеобщего восхищения им, "яростным борцом с режимом", какой-то потаённой страсти прислушиваться и возводить в догму каждое произнесённое им слово, находится человек, который очень нелицеприятно отзывается и о творчестве, и о биографии нового "властителя дум" либеральной общественности, человек, который вопреки общественному мнению воскликнул: "А король-то - голый!"

"Отщепенец!" - так окрестили Шаламова те, кто ещё недавно числился в его друзьях. И невдомёк было тем, кто возводил на писателя хулу, что они сами стали продолжением, прототипами его "Колымских рассказов".

Есть люди, которые в основу жизненных своих принципов положили один - ПЛЫТЬ ПРОТИВ ТЕЧЕНИЯ. Я приведу в качестве примера одно имя - академик Андрей Сахаров.

Помните статьи, по которым дважды судили Варлама Тихоновича Шаламова? "Участие в оппозиции". Плывущий против течения...

И реплика Шаламова о Солженицине - это тоже - оппозиция, заплыв против течения.

Из "КОЛЫМСКИХ РАССКАЗОВ":

Сражение продолжалось. По правилам, бой не может быть окончен, пока партнер еще может чем-нибудь отвечать.

- Валенки играю.

- Не играю валенок, - твердо сказал Севочка. - Не играю казенных тряпок.

В стоимости нескольких рублей был проигран какой-то украинский рушник с петухами, какой-то портсигар с вытисненным профилем Гоголя - все уходило к Севочке. Сквозь темную кожу щек Наумова проступил густой румянец.

- На представку, - заискивающе сказал он.

- Очень нужно, - живо сказал Севочка и протянул назад руку: тотчас же в руку была вложена зажженная махорочная папироса. Севочка глубоко затянулся и закашлялся. - Что мне твоя представка? Этапов новых нет - где возьмешь? У конвоя, что ли?

Согласие играть "на представку", в долг, было необязательным одолжением по закону, но Севочка не хотел обижать Наумова, лишать его последнего шанса на отыгрыш.

- В сотне, - сказал он медленно. - Даю час представки.

- Давай карту. - Наумов поправил крестик и сел. Он отыграл одеяло, подушку, брюки - и вновь проиграл все.

- Чифирку бы подварить, - сказал Севочка, укладывая выигранные вещи в большой фанерный чемодан. - Я подожду.

- Заварите, ребята, - сказал Наумов.

Речь шла об удивительном северном напитке - крепком чае, когда на небольшую кружку заваривается пятьдесят и больше граммов чая. Напиток крайне горек, пьют его глотками и закусывают соленой рыбой. Он снимает сон и потому в почете у блатных и у северных шоферов в дальних рейсах. Чифирь должен бы разрушительно действовать на сердце, но я знавал многолетних чифиристов, переносящих его почти безболезненно. Севочка отхлебнул глоток из поданной ему кружки.

Тяжелый черный взгляд Наумова обводил окружающих. Волосы спутались. Взгляд дошел до меня и остановился.

Какая-то мысль сверкнула в мозгу Наумова.

- Ну-ка, выйди.

Я вышел на свет.

- Снимай телогрейку.

Было уже ясно, в чем дело, и все с интересом следили за попыткой Наумова.

Под телогрейкой у меня было только казенное нательное белье - гимнастерку выдавали года два назад, и она давно истлела. Я оделся.

- Выходи ты, - сказал Наумов, показывая пальцем на Гаркунова.

Гаркунов снял телогрейку. Лицо его побелело. Под грязной нательной рубахой был надет шерстяной свитер - это была последняя передача от жены перед отправкой в дальнюю дорогу, и я знал, как берег его Гаркунов, стирая его в бане, суша на себе, ни на минуту не выпуская из своих рук, - фуфайку украли бы сейчас же товарищи.

- Ну-ка, снимай, - сказал Наумов.

Севочка одобрительно помахивал пальцем - шерстяные вещи ценились. Если отдать выстирать фуфаечку да выпарить из нее вшей, можно и самому носить - узор красивый.

- Не сниму, - сказал Гаркунов хрипло. - Только с кожей...

На него кинулись, сбили с ног.

- Он кусается, - крикнул кто-то.

С пола медленно поднялся Гаркунов, вытирая рукавом кровь с лица. И сейчас же Сашка, дневальный Наумова, тот самый Сашка, который час назад наливал нам супчику за пилку дров, чуть присел и выдернул что-то из-за голенища валенка. Потом он протянул руку к Гаркунову, и Гаркунов всхлипнул и стал валиться на бок.

- Не могли, что ли, без этого! - закричал Севочка. В мерцавшем свете бензинки было видно, как сереет лицо Гаркунова.

Сашка растянул руки убитого, разорвал нательную рубашку и стянул свитер через голову. Свитер был красный, и кровь на нем была едва заметна. Севочка бережно, чтобы не запачкать пальцев, сложил свитер в фанерный чемодан. Игра была кончена, и я мог идти домой. Теперь надо было искать другого партнера для пилки дров.

"На представку"

"Вечером, сматывая рулетку, смотритель сказал, что Дугаев получит на следующий день одиночный замер. Бригадир, стоявший рядом и просивший смотрителя дать в долг "десяток кубиков до послезавтра", внезапно замолчал и стал глядеть на замерцавшую за гребнем сопки вечернюю звезду. Баранов, напарник Дугаева, помогавший смотрителю замерять сделанную работу, взял лопату и стал подчищать давно вычищенный забой.

Дугаеву было двадцать три года, и все, что он здесь видел и слышал, больше удивляло, чем пугало его.

Вечером смотритель снова явился и размотал рулетку. - Он смерил то, что сделал Дугаев.

- Двадцать пять процентов, - сказал он и посмотрел на Дугаева. - Двадцать пять процентов. Ты слышишь?

- Слышу, - сказал Дугаев. Его удивила эта цифра. Работа была так тяжела, так мало камня подцеплялось лопатой, так тяжело было кайлить. Цифра - двадцать пять процентов нормы - показалась Дугаеву очень большой. Ныли икры, от упора на тачку нестерпимо болели руки, плечи, голова. Чувство голода давно покинуло его.

Дугаев ел потому, что видел, как едят другие, что-то подсказывало ему: надо есть. Но он не хотел есть.

- Ну, что ж, - сказал смотритель, уходя. - Желаю здравствовать.

Вечером Дугаева вызвали к следователю. Он ответил на четыре вопроса: имя, фамилия, статья, срок. Четыре вопроса, которые по тридцать раз в день задают арестанту. Потом Дугаев пошел спать. На следующий день он опять работал с бригадой, с Барановым, а в ночь на послезавтра его повели солдаты за конбазу, и повели по лесной тропке к месту, где, почти перегораживая небольшое ущелье, стоял высокий забор с колючей проволокой, натянутой поверху, и откуда по ночам доносилось отдаленное стрекотание тракторов. И, поняв, в чем дело, Дугаев пожалел, что напрасно проработал, напрасно промучился этот последний сегодняшний день.

"Одиночный замер"

"Посылки выдавали на вахте. Бригадиры удостоверяли личность получателя. Фанера ломалась и трещала по-своему, по-фанерному. Здешние деревья ломались не так, кричали не таким голосом. За барьером из скамеек люди с чистыми руками в чересчур аккуратной военной форме вскрывали, проверяли, встряхивали, выдавали. Ящики посылок, едва живые от многомесячного путешествия, подброшенные умело, падали на пол, раскалывались. Куски сахара, сушеные фрукты, загнивший лук, мятые пачки махорки разлетались по полу. Никто не подбирал рассыпанное. Хозяева посылок не протестовали - получить посылку было чудом из чудес."

" Посылка"

"Мы бурили на новом полигоне третий день. У каждого был свой шурф, и за три дня каждый углубился на полметра, не больше. До мерзлоты еще никто не дошел, хотя и ломы и кайла заправлялись без всякой задержки - редкий случай; кузнецам было нечего оттягивать - работала только наша бригада. Все дело было в дожде. Дождь лил третьи сутки не переставая. На каменистой почве нельзя узнать - час льет дождь или месяц. Холодный мелкий дождь. Соседние с нами бригады давно уже сняли с работы и увели домой, но то были бригады блатарей - даже для зависти у нас не было силы. Мы не могли выходить из шурфов - мы были бы застрелены. Ходить между шурфами мог только наш бригадир. Мы не могли кричать друг другу - мы были бы застрелены. И мы стояли молча, по пояс в земле, в каменных ямах, длинной вереницей шурфов растягиваясь по берегу высохшего ручья.

За ночь мы не успевали высушить наши бушлаты, а гимнастерки и брюки мы ночью сушили своим телом и почти успевали высушить. Голодный и злой, я знал, что ничто в мире не заставит меня покончить с собой. Именно в это время я стал понимать суть великого инстинкта жизни - того самого качества, которым наделен в высшей степени человек. Я видел, как изнемогали и умирали наши лошади - я не могу выразиться иначе, воспользоваться другими глаголами. Лошади ничем не отличались от людей. Они умирали от Севера, от непосильной работы, плохой пищи, побоев, и хоть всего этого было дано им в тысячу раз меньше, чем людям, они умирали раньше людей. И я понял самое главное, что человек стал человеком не потому, что он божье созданье, и не потому, что у него удивительный большой палец на каждой руке. А потому, что был он физически крепче, выносливее всех животных, а позднее потому, что заставил свое духовное начало успешно служить началу физическому."

"Дождь"

Появление в литературе "Колымских рассказов" озадачило литературоведов, критиков. Несомненно, это была литература очень талантливая. И как бы сам Шаламов ни утверждал, что "тайн искусства Север мне не открыл", "Колымские рассказы" несомненно являлись произведением высокого искусства, высокой литературы. А озадаченность исходила от жанра рассказов. Никак они не вписывались в традиционные 36 литературных сюжетов. Невозможно было отнести их и к жанру документалистики, не было в них протокольно заверенных документов, не было списка очевидцев, свидетелей. Возможно, именно поэтому и первое ошеломлённое ощущение от прочтения рассказов -"такого не могло быть!" И только всё больше и больше свидетелей возвращались оттуда, где "такого не могло быть!" И всё больше и больше подтверждений реальности повествований Колымских рассказов.

"Из мира животных"... "Из мира насекомых"... "В мире растений"... "Колымские рассказы" - это - ИЗ МИРА ЛЮДЕЙ...

"Неча на зеркало пенять, коли рожа крива" - воскликнул Николай Васильевич Гоголь в январе 1836-го года.

Спустя 130 лет эту же фразу повторил Шаламов. И весь ужас от чтения "Колымских рассказов" оттого, что человек увидел как в зеркале - до какой степени нравственного падения, подлости, вероломства, наглости и хамства может дойти ОН, ЧЕЛОВЕК... И первая реакция - ТАКОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!!!

Оказалось, может...

Андрей Тарковский однажды сказал:

""Данте пугались и уважали: он был в аду! Изобретённом им. А Шаламов был в настоящем. И настоящий оказался страшнее". "Мартиролог". Из дневника (1997) (shalamov.ru)

Ночь, улица, фонарь, аптека,

Бессмысленный и тусклый свет.

Живи еще хоть четверть века --

Все будет так. Исхода нет.

Умрешь -- начнешь опять сначала

И повторится все, как встарь:

Ночь, ледяная рябь канала,

Аптека, улица, фонарь. А.Блок

Из жизни людей:

" Этика в качестве учения о морали начинает активно участвовать в становлении морального сознания, в выработке вербальных форм выражения присущего ему ценностного и повелительного отношения к действительности.

Рабовладельцы в силу объективных условий своего господствующего положения стремились для его сохранения превратить раба в покорное и безропотное существо, вся жизнь которого занята только работой, приемом пищи и сном. Малейшие проявления у рабов непочтительности, недовольства своим положением, претензии на чувство собственного достоинства расценивались как неуважение к господину, вызов ему и сурово наказывались. Рабов можно было продать, разлучив его с близкими родственниками, заставлять выполнять любую работу, наказывать и даже убивать, не неся никакой ответственности. Понятно, что жизнь в таких условиях вырабатывала у рабов унизительную покорность, приниженность, чувство бесперспективности и бессмысленности существования, воспитывала мелочные интересы и низменные страсти, готовность угождать и пресмыкаться.

Представители господствующего класса для обеспечения собственной безопасности и выгод своего положения усиливали репрессии, умножали количество надсмотрщиков, сурово расправлялись с участниками бунтов и стихийных выступлений, но изменить сами основы и причины такого положения дел не могли. Одной из этических максим того времени, можно считать высказывание одного римского императора: "Пусть ненавидят, лишь бы боялись!""(https://studopedia.ru/8_91385_nravstvennost-v-rabovladelcheskom-obshchestve.html)

Во времена рабовладения не нашлось своего Варлама Шаламова. Дотошные историки донесли до нас этику и мораль времён, отдалённых от "Колымских рассказов" тысячами и тысячами лет.

Мир людей не изменился...

В природы грубом красноречье...

В природы грубом красноречье

Я утешение найду.

У ней душа-то человечья

И распахнется на ходу.

В.Т.Шаламов

Утопающий хватается за соломинку - известное присловье... Для Шаламова поэзия - своего рода соломинка, спасавшая его в мире людей. Там, в том мире, ваше движение, ваш взгляд, ваш жест , ваше слово - собственность мира людей. Помните - "Шаг влево, шаг вправо - конвой стреляет без предупреждения!" И только мысль неподвластна государству. Можно заставить раба кайлом рубить породу, но Невозможно запретить рабу мыслить...

Проза Шаламова - это его плоть, страдающая, избитая, вымороженная колымскими зимами(однажды придётся ему просидеть сутки в карцере - вырубленном в скале ледяном гроте), плоть, страдающая от голода и унижений. Человек обидчив, и многие сидельцы обижались, когда Шаламов воспринимал кусочки хлеба или горсть махорки, поднесённые ему, как подаяние. Оскорбляло это дающих. Для Шаламова же - и хлеб, и махра - это то естественное, что и должно принадлежать человеку.

Проза - это плоть. Поэзия - это душа. В ней, в поэзии нет места миру людей. Здесь место миру природы. И ему - лирическому герою этих стихов. В поэзии Шаламов стремился отыскать своё место в природе, своё место во Вселенной.

Аввакум в Пустозерске

Не в бревнах, а в ребрах

Церковь моя.

В усмешке недоброй

Лицо бытия.

Сложеньем двуперстным

Поднялся мой крест,

Горя в Пустозерске,

Блистая окрест.

Я всюду прославлен,

Везде заклеймен,

Легендою давней

В сердцах утвержден.

Сердит и безумен

Я был, говорят,

Страдал-де и умер

За старый обряд.

Нелепостей этот

Людской приговор:

В нем истины нету

И слышен укор.

Ведь суть не в обрядах,

Не в этом -- вражда.

Для Божьего взгляда

Обряд -- ерунда.

Нам рушили веру

В дела старины,

Без чести, без меры,

Без всякой вины.

Букет

Цветы на голом горном склоне,

Где для цветов и места нет,

Как будто брошенный с балкона

И разлетевшийся букет.

Они лежат в пыли дорожной,

Едва живые чудеса...

Их собираю осторожно

И поднимаю - в небеса.

Заклятье весной

Рассейтесь, цветные туманы,

Откройте дорогу ко мне

В залитые льдами лиманы

Моей запоздалой весне.

Явись, как любовь - ниоткуда,

Упорная, как ледокол.

Явись, как заморское чудо,

Дробящее лед кулаком!

Сияющей и стыдливой,

В таежные наши леса,

Явись к нам, как леди Годива,

Слепящая снегом глаза.

Замолкнут последние вьюги...

Замолкнут последние вьюги,

И, путь открывая весне,

Ты югом нагретые руки

Протянешь на север ко мне.

С весьма озабоченным видом,

Особо наглядным с земли,

На небе рисунки Эвклида

Выписывают журавли.

И, мокрою тучей стирая

Летящие вдаль чертежи,

Все небо от края до края

Затягивают дожди.

Луна качает море...

Луна качает море.

Прилив. Отлив...

Качает наше горе

На лодке рифм.

Я рифмами обманут

И потому спасен,

Качаются лиманы,

И душен сон.

Опоздав на десять сорок...

Опоздав на десять сорок,

Хоть спешил я что есть сил,

Я улегся на пригорок

И тихонько загрустил.

Это жизнь моя куда-то

Унеслась, как белый дым,

Белый дым в лучах заката

Над подлеском золотым.

Догоняя где-то лето,

Затихает стук колес.

Никакого нет секрета

У горячих, горьких с

Природа Колымы. Лагерь Гулага на Колыме.

Иногда приходилось читать, что обращение Шаламова к Аввакуму - это его возвращение в веру. Сын священника Тихона Николаевича, человека замечательного и интересного, Варлам (Плыть против течения!) был убеждённым атеистом. Так что же привлекало его в Аввакуме? ОППОЗИЦИЯ. И - страдальческий путь. В этом он видел их обоюдную близость, общность.

Читая стихи Шаламова, возьмите себе на заметку то, как часто он обращается к небу, к облакам... Природа, Вселенная... И что есть он - в этом пространстве?

Песчинка. Атом. Атом, состоящий из протонов и электронов. И если проза, "Колымские рассказы" - это электрон, (ведь утверждал же сам Писатель, что Лагерь - это отрицательный опыт, что человек не должен проходить через этот опыт), то Поэзия его - это протон, положительный заряд, что позволял ему выжить в мире людей.

Желание

Я хотел бы так немного!

Я хотел бы быть обрубком,

Человеческим обрубком...

Отмороженные руки,

Отмороженные ноги...

Жить бы стало очень смело

Укороченное тело.

Я б собрал слюну во рту,

Я бы плюнул в красоту,

В омерзительную рожу.

На ее подобье Божье

Не молился б человек,

Помнящий лицо калек...

Из воспоминаний Елены Захаровой о последних днях Варлама Тихоновича Шаламова:

-"..и даже в рамках фестиваля вы могли увидеть - это свинское отношение к Шаламову, который в эти лютые дни, в эти холода - это день смерти Шаламова - был убит, о чем я тоже снимала и мне не дали закончить, потому что его объявили сумасшедшим в доме престарелых. Мой фильм заканчивается этим - дом престарелых. А на самом деле он подозревал, что за ним следили, что было совершенно справедливо, он ударил палкой эту няньку, его объявили сумасшедшим, раздели догола, потому что по советскому закону пижама дома престарелых принадлежит дому престарелых, а пижаму сумасшедшего дома выдадут, когда он приедет, и его по зиме покатали полтора часа, обмороженного привезли туда, и он умер."

Из рассказа "Ягоды":

Подошел другой конвоир - Серошапка.

- Ну-ка, покажись, я тебя запомню. Да какой ты злой да некрасивый. Завтра я тебя пристрелю собственноручно. Понял?

- Понял, - сказал я, поднимаясь и сплевывая соленую кровавую слюну.

Я поволок бревно волоком под улюлюканье, крик, ругань товарищей - они замерзли, пока меня били.

На следующее утро Серошапка вывел нас на работу - в вырубленный еще прошлой зимой лес собирать все, что можно сжечь зимой в железных печах. Лес валили зимой - пеньки были высокие. Мы вырывали их из земли вагами-рычагами, пилили и складывали в штабеля.

На редких уцелевших деревьях вокруг места нашей работы Серошапка развесил вешки, связанные из желтой и серой сухой травы, очертив этими вешками запретную зону.

Наш бригадир развел на пригорке костер для Серошапки - костер на работе полагался только конвою, - натаскал дров в запас.

Выпавший снег давно разнесло ветрами. Стылая заиндевевшая трава скользила в руках и меняла цвет от прикосновения человеческой руки. На кочках леденел невысокий горный шиповник, темно-лиловые промороженные ягоды были аромата необычайного. Еще вкуснее шиповника была брусника, тронутая морозом, перезревшая, сизая... На коротеньких прямых веточках висели ягоды голубики - яркого синего цвета, сморщенные, как пустой кожаный кошелек, но хранившие в себе темный, иссиня-черный сок неизреченного вкуса.

Ягоды в эту пору, тронутые морозом, вовсе не похожи на ягоды зрелости, ягоды сочной поры. Вкус их гораздо тоньше.

Рыбаков, мой товарищ, набирал ягоды в консервную банку в наш перекур и даже в те минуты, когда Серошапка смотрел в другую сторону. Если Рыбаков наберет полную банку, ему повар отряда охраны даст хлеба. Предприятие Рыбакова сразу становилось важным делом.

- Смотри-ка, - сказал я Рыбакову, - вернемся.

А впереди были кочки с ягодами шиповника, и голубики, и брусники... Мы видели эти кочки давно. Дереву, на котором висела вешка, надо было стоять на два метра подальше.

Рыбаков показал на банку, еще не полную, и на спускающееся к горизонту солнце и медленно стал подходить к очарованным ягодам.

Сухо щелкнул выстрел, и Рыбаков упал между кочек лицом вниз.

ГУЛАГ НЕ ОТПУСКАЕТ СВОИХ ЖЕРТВ...

Зарубежные исследователи о творчестве Шаламова:

Джон Глэд Об изданиях и переводах Шаламова в Америке (сентябрь 2013)

"Прочитав только несколько рассказов, я сразу понял, что Шаламов - большой писатель. Огромная российская травма заставляет вас рассматривать его как политического деятеля, но представьте себе, если бы ничего из описанного в рассказах никогда не было, "Колымские рассказы" всё равно были бы шедевром мировой литературы". (shalamov.ru)

Джозефина Лундблад-Янич Путешествие по уральским местам Варлама Шаламова (2011)

-- "На въезде в Красновишерск сегодня стоит большой плакат с фотографиями Шаламова, вишерского лагеря и цитатой из "Колымских рассказов". В будущем, возможно, откроется в городе Шаламовский музей -- в небольшом уральском городе, который старается помнить. И Шаламов хотел помнить о своей молодости на Северном Урале. Его антироман, как мне кажется, является произведением о двух началах: о начале "общественной жизни" писателя, как он сам выразился, и начале страшной лагерной системы, в которой миллионы людей испытывали невероятные страдания и погибали".

Отклики в американской прессе на первые переводы рассказов Шаламова (1994)

-- "Другие рассказы этой темы, русские и немецкие, относятся к строгой и чистой литературе, но рассказы Шаламова кажутся выше других -- это очень большое искусство вследствие своей невероятной потрясающей реальности".

"Литературный талант Шаламова подобен бриллианту. Даже если бы эта небольшая подборка рассказов оказалась всем, под чем Шаламов поставил свою подпись, то и этого было бы достаточно, чтобы его имя осталось в памяти людей еще многие десятилетия... Эти рассказы -- пригоршня алмазов".

Гаррисон Солсбери

"Шаламов -- великий русский писатель... Советское правительство пыталось игнорировать его. Мы не можем позволить себе этого".

Ричард Табер, публицист.

"Шаламов в нескольких словах способен раскрыть весь ужас насилия".

"Кливленд плейн дилер

"Шаламов блистателен в своей попытке описать психологию человеческих действий в условиях длительных и безнадежных лишений. Он собирает там, где Солженицын теряет".

"Хьюстон кроникл".

Элена Эвиа Семпрун о "важнейшей книге столетия"

-- Семпрун через переводчика Рикардо Сан-Висенте признался в любви к шаламовскому циклу из ста рассказов, который планирует выпустить в шести томах издательство "Минускула". "Это важнейшая книга XX века, я с ней практически не расстаюсь, - резюмировал писатель, ставя "Колымские рассказы" выше канонического "Архипелага ГУЛАГ" Солженицына. - В каждом из них, какой ни возьми, содержится глубочайшая мысль".

Габриэле Лойпольд "Мне как-то привычно в прозе Шаламова. Страшно, но привычно" / интервью с Габриэле Лойпольд

- Помните ли вы, когда впервые услышали о Шаламове, и что это было?

-- Это было в контексте с Солженицыным: другой автор, пишущий о лагере. У меня всегда было ощущение, что Шаламов точнее показывает, что такое лагерь. Он мало был известен в Германии, несмотря нa все попытки, начиная с 1967 года.

"...Два печальных факта последнего времени никак не связаны друг с другом, но каждый из них может служить символом сегодняшней деморализованности России.

В июне 2000 года в Москве, на Кунцевском кладбище, был разрушен памятник Варламу Шаламову. Неизвестные оторвали и унесли бронзовую голову писателя, оставив одинокий гранитный постамент. Это преступление не вызвало широкого резонанса, как и многие другие преступления в России, не раскрыто. (Лишь благодаря помощи земляков-металлургов АО "Северсталь" в 2001 году памятник восстановлен.)

Второй факт произошел годом ранее. Александр Солженицын, вернувшийся из Америки, опубликовал в журнале "Новый мир" (N 4, 1999 г.) свои воспоминания о Шаламове, которые можно назвать не иначе, как сведением личных счетов с умершим и беззащитным собратом по перу.

Читатель теперь узнает, что "Колымские рассказы" "художественно не удовлетворили" Солженицына. И с патриотизмом слабовато у Шаламова ("разве горит у него жажда спасения Родины?"). И с антисоветизмом ("Никогда и ни в чем, ни пером, ни устно не выразил оттолкновения от советской системы, не послал ей ни одного даже упрека, всю эпопею ГУЛАГа переводя лишь в метафизический план"). И даже внешностью, оказывается, был неприятен "худое лицо при чуть уже безумноватых глазах".

Последнее - без комментариев. "(https://old.civitas.ru/article.php?pop=1&code=419&year=2007)

Яков Каунатор

июль, 2018

Дождик осенний поплачь обо мне...*

Юлий Ким

0x08 graphic

Песенка короткая,как жизнь сама,

Где-то в дороге услышанная.

У нее пронзительные слова,

А мелодия почти что возвышенная.

Булат Окуджава.

Если вы дойдёте до конца улицы Свердлова, нынче - улица пулквежа Бриежа (что в переводе с латышского означает "полковника Бриедиса"

, героя 1-ой мировой войны, командира латышских стрелков) и свернёте за угол, то окажетесь на улице Медниеку, то есть, "Охотничья" в переводе с латышского. Веянья времени не коснулись её названия, "какой была, такой осталаась..." В самом начале этой примечательной своей классической архитектурой 20-ых годов прошлого столетия улочки, был молочный магазин. За ним следом, если вы подниметесь на три ступеньки, окажетесь в магазинчике канцтоваров. Справедливости ради скажем, что "Канцтовары" были всего лишь прикрытием книжного магазина. Книги располагались на площади в 12 кв. метров. А канцтовары - далее, в помещении скорее годным для кладовки.

В один из зимних дней 1966 года я, уже отоваренный сметаной в количестве 500гр(разливная); творогом - 500гр(развесной) и маслом - 350гр(развесное), поднялся на три ступеньки для встречи. Канцтовары мне, работяге с завода и ученику вечерней школы , были без надобности. Я готовился к встрече, и она состоялась. Книжица в чёрной с лёгким оттенком серого обложке бросилась в глаза тем, что в прошлый свой заход с нею не встречался. И вот спустя уже 50 лет так и не нахожу ответа, чем же она мне глянулась? Размером-то - в пиджачный карман с запасом войдёт. Толщиной - явная анорексия на её телосложении. Может быть названием? "Словно крик птицы..." А скорее всего - ценой. Стоила копейки, как раз после молочного сдача оставалась мелочью.

Вот так и бывает в жизни: случайные встречи, а след - на всю жизнь. Так и встретилась мне по жизни АУСТРА СКУИНЯ.

Курляндская губерния, коею и являлась нынешняя Латвия, была губернией особой, в смысле, особой, приближённой к Европе. И не мудрено. Ради интереса взглянул на список вице-губернаторов да предводителей дворянства. А ведь всё немецкие фамилии: Губернские предводители дворянства - Корф Карл Николаевич; Гротгус Дитрих-Карл; Кейзерлинг Гуго Карлович.

А вице-губернаторы? Станеке Эммануил Яковлевич, Майдель Георгий Фёдорович, Гейкинг Альфонс Петрович.

Очевидно по этой причине (европейский образ мышления) в Курляндской губернии крепостное право отменялось с 1826 года.

Не мудрствуя лукаво немецкие бароны, польские шляхтичи, русские дворяне вместе с вольной наделяли своих недавних крепостных латышских крестьян потомственными фамилиями. Фамилии эти брались из природы. Взглянул крепостник на дерево - липу: - а быть тебе Лиепа! ( вспомните Мариса Лиепу); а подвернулась его взгляду дубовая роща - быть тебе Озолсом(дуб, в переводе с латышского), кстати, Бриедис, в переводе с латышского - олень.

Скуя - хвоя по-русски, а СКУИНЯ - хвоинка.

А ведь не зря роду Аустры Густавовны была присвоена такая фамилия. Отец её, Густав Скуиньш, был лесником. Вероятно перенял профессию от отца и деда. В Латвии же леса в основном хвойные...

Густав Скуиньш был человеком обстоятельным, усердным и в работе, и в семейной жизни. Семерых детей нарожала Эмма, его жена, семерых гномиков. И среди этих семерых была она, Аустра, рождённая 10 февраля 1909 года. Местечко, где она родилась, называлось Видрижи, что расположилось в Вольмарском уезде Лифляндской губернии.

Всего-то радости

сегодня было мне -

блик солнца на закате

нежно-рдяный,

что радуги по лужам

разбросал...

Туманит морось

листья лип большие,

и осень уж близка,

хоть лета

не бывало.

Сегодня - "достопримечательности посёлка Видрижи". В начале ХХ века, сто лет назад, не было никаких достопримечательностей. Пруд, мимо которого бегала каждый день,

разбросанные округ хутора, имение барона и эта мельница, лес - вотчина отца, Густава.

И душа её впитывала эти образы вместе со звуками, вместе с красками. И оставались в ней особым настроем, где зримое превращалось не в "явления природы", а в нечто одушевлённое, созвучное её натуре.

Как же скупы строки её биографии... "Закончила Пабажскую основную школу. Затем, вслед за старшими сестрами, отправилась в Ригу, чтобы продолжить учёбу" - из Википедии. В Российской империи до октябрьского 1917 года времени, первое место по уровню грамотности среди многочисленных наций и народностей занимали латыши.

"Грамотность принятых на военную службу по 50 губерниям Европейской России за 1874-1883, 1894 и 1904 гг.[38]

\Губернии:Лифляндская. 1904 г.год: 99 %" ( http://istmat.info/sites/istmat.info/themes/istmat/logo.png - Исторические материалы)

Сквозь тернии и лишения - к знаниям!

Отец-молодец! Густав сумел дать детям образование при том, что было оно платным. И только младшей, Аустре не успел. Умер он спустя год, как Аустра определилась в Риге. И тогда сёстры сообща потянули этот "воз", оберегая и поддерживая младшую.

Вот ведь как интересен этот мир... Как удивительно переплетаются судьбы человеческие. Из Википедии узнаю, что училась Аустра Скуиня во 2-ой рижской гимназии. Спустя несколько десятков лет там же, только уже не гимназии, а во 2-ой средней школе буду учиться я.

2-ая средняя школа

УТРО

В саду городском

уже просыпаются птицы.

И скоро повозки молочниц

с крыш тишину спугнут.

Что лето, ночь полна была цветами;

что лето,

улетела и она

вослед мечтаний журавлям.

"Мета?фора (от др.-греч. ???????? -- "перенос", "переносное значение") -- слово или выражение, употребляемое в переносном значении, в основе которого лежит неназванное сравнение предмета с каким-либо другим на основании их общего признака. Термин принадлежит Аристотелю и связан с его пониманием искусства как подражания жизни. Метафора Аристотеля, в сущности, почти неотличима от гиперболы (преувеличения), от синекдохи, от простого сравнения или олицетворения и уподобления. Во всех случаях присутствует перенесение смысла с одного слова на другое." (Из Википедии)

Однако, как скучно...Порою кажется, как суха и бесплодна наука.

"А вы ноктюрн сыграть смогли бы на флейте водосточных труб?"(В.В.Маяковский)

Аустра смогла, ибо слышала мелодию слова, чувствовала дыхание тишины и понимала устремления ночи...

И я совсем недолгое мгновенье

глядела сквозь ночную темноту

и видела: глаза смыкают окна;

и слышала: беседуют деревья

вишнёвые - о ягодах своих,

что рдеют, будто молодые

губы.

У неё был латышский характер. Упорство, настойчивость, устремлённость и талант. Наверное, именно поэтому разрешили ей заканчивать школу бесплатно, заметив девчоночье усердие в школе. Для Аустры школа была лишь первая супенька к познанию, к постижению Вселенной. Дальше последовал Латвийский Университет. Угадайте с трёх раз, на какой же факультет она поступила? Ну, кто смелый? Сдаётесь? С её тонким пониманием природы, с её чувственностью дорога легла прямиком на факультет природоведения. Да и наследственность, перенятая от отца сыграла свою роль.

И вновь, вновь её устремления и упорство столкнутся с бедой, имя которой Нужда. И приходилось теперь самой изобретать способы оплачивать учёбу. Ах, если бы только учёбу! 20 лет девчонке, а тут - европейский лоск, танго звучит из полураскрытых дверей... А чулочки шёлковые, а шляпку покрасивее... Ах! Голова кружится...

Недоступно. Недоступны молодой барышне эти изыски и писки моды.

"Где справедливость? Да есть ли она вообще на этом свете?" "Пожалте-с, извольте-с:вот у нас кружок для молодых марксистов." Как мотыльки слетались молодые люди на огонь, именуемый коммунистической идеологией в иллюзорной надежде найти в этом огне социальную справедливость и социальное равенство. И сгорали... Студентка Аустра Скуиня замечена была в сколнности к коммунистической идеологии. Но ведь не на пустом же месте возникла эта склонность и не только нужда привели к ней.

Помнится фильм "Никто не хотел умирать" Витаутаса Жалакявичуса о трагической послевоенной судьбе "лесных братьев". Термин "лесные братья" возник в Латвии в революцию 1905-06 годов. В Россиской империи самым организованным революционным движением было движение "лесных братьев" и рабочих дружин в Латвии. Давайте вспомним, кем же был в те времена Густав Скуиньш? Лесником...

Всего лишь - предположение, всего лишь гипотеза. Вполне возможно, что к левым взглядам Аустры приложил "руку" отец.

А пока, пока приходилось подрабатывать. Например, машинисткой в Министерстве Земледелия.

Maš?nrakstitaja

Underwood rakst?mmaš?na veca,

atjauj nolikt

galvu uz tava

met?la pleca

un klaus?ties

klusuma dziesm?.

Zinu - reiz ladešu tevi,

ka nesal?st rite?i vecie,

rakstot man dzejas

skumjas k? Vidzemes

birzes

un sliktas

k? nomales smilšain?s ielas.

Es ladešu tevi, rakstot p?d?jo reizi

ministra rezol?ciju:

š? mašinrakst?t?ja

valsts darb?

neder.. .

МАШИНИСТКА

Старенький мой ундервуд,

разреши мне прижаться

к твоей металлической

клетке грудной

и тишиной

надышаться.

Знаю - когда-нибудь возненавижу тебя я

за то, что истертые валики не поломались

от стихотворений моих,

печальных, как рощи латышские,

скверных,

как мостовая окраинной улицы.

Возненавижу тебя я,

отстукивая последний

приказ господина министра:

о том, что указанная машинистка

непригодна

для государственной службы ...

Ах, какой замечательный собеседник! Он выслушает тебя не задавая глупых никчемных вопросов, к нему даже можно прижаться щекой. Он даже может посочувствовать тебе, позволив своими буковками напечатать на своём же валике её стихи. Вот только... только... он бесстрастен. Настолько бесстрастен, что может отпечатать приказ Министра о твоей профнепригодности.

А помимо беседы с писчей машинкой именем "Ундервуд" Аустра ещё подрабатывала моделью. Да ведь кроме учёбы ей, двадцатилетней так хочется любви!

Сколь ты юна, сколь - чересчур юна ты,

коль любишь ты ещё

глядеть на звёзды...

Аустра Скуиня - модель

Раздаются крики ханжей: "Ах! Ой! Ай! Ох! Какое бесстыдство!" Что делать, что делать... От этого бесстыдства рождались полотна Рембрандта, Рубенса. Вспоминается Валентин Серов с "Портретом Иды Рубинштейн". Как-то вдохновляли модели и художников, и скульпторов.

А для Аустры Скуини в наготе не было никакого бесстыдства. Нагота была её естественным состоянием. Ведь никто не бросает укоризненные взгляды на дерево по осени оголившееся, "бесстыдно" сбросив свою листву.

Мир вещей, предметов был понятен и притягателен для Аустры. Ей легко было в нём, потому что и они понимали её. "Счастье - это когда тебя понимают" - из кинофильма "Доживём до понедельника". Мир людей? Если бы только жесток, но мир этот даже не то, чтобы не понимал, отвергал её. И дело вовсе не только в нужде, которую она постоянно испытывала. Непонимаем был хрупкий мир, в котором она жила. И от этого становилось больней и тоскливей.

Всего-то мне любви

за жизнь мою

и было, что - кабацкий поцелуй,

дешёвый, мимолётный:

после - утром -

что колокол на башне, сердце билось

размеренно.

Всего-то.

ПУСТОТА

Сколь ты юна, сколь - чересчур юна ты,

коль любишь ты ещё

глядеть на звёзды

и пустоту

не замечать за ними.

Они тебе разбрасывают искры,

что очи, мало знавшие слезу,

и ледяные синие лучи -

на диво тусклые,

подобные рукам,

что стороной скользят, лаская лоб

чужой,

а о тебе

забыли.

И думается, окажись кто-нибудь рядом, кто ПОНИМАЕТ, может, увидела бы за звёздами не пустоту, а множество иных звёздных миров...

Однажды вырвется у неё, поведает нам, кого же ищет она в жизни, кто отзовётся на её признание:

Аустра Скуиня. Мой друг

Мой друг - тот, кто не умеет жить

чьи крылья ласточки быстрее

кто грусти комья в ветер бросит

струны обрывок зазвучать заставит

Мой друг - тот, в глазах сны кипят

берег оставит, за новой землей

о бывшем не погрустит

кто любит жизнь дёшево и серо

и трубами встречает день невидный

Еи исполнился 21 год, когда она встретила Валдиса Гриевиньша. В нём, поэте, и потому, казалось ей "одной с нею крови", искала она созвучия. Валдис был намного старше её, опытней в жизни, он был женат. Но... "Струны обрывок" так и не зазвучал, и "грусти комья" остались при ней.

В Университете она проучилась всего 2 года. Вынуждена была уйти. Беда никогда не приходит одна, такое, кажется, существует поверье. Ушла из Университета по причине лаконичной, но для жизни Аустры трагической - "по финансовым причинам".

Ах, дня печали

тихое дыханье,

не угасаешь ты - но для кого? -

как песнь шагов в ночи -

ведь мне уже

безликих куцых дней

с лихвой довольно,

и так наскучил

этот камень -

сердце.

Уж день сметает

к ящикам помойным

сердец осколки.

Ещё не веришь ты,

что в пустоте кончается любовь,

что человек стареет год от года

и остывает почва, и на солнце

всё больше пятен,

хоть и лес и луг

свои цвета меняют непрестанно,

и молода ещё весна, на море

ломающая льды, -

и вот - иная осень

да иные

печали - чуждые -

усталое лицо

перечеркнут морщин тенями...

И в осень - звёзды оземь,

дней птицы перелётные спешат

к закату жизни,

и всё, всё

во гробе льдистом

безбрежная объемлет пустота.

Пальтишко было сброшено с плеч, портфель был оставлен у парапета моста... В ночь на 5-ое сентября 1932 года Аустра бросилась с моста в Даугаву.

Туманит морось

листья лип большие,

и осень уж близка,

хоть лета

не бывало.

В таких случаях обычно говорят:"В расцвете лет ушла из жизни..."

Почему же кажется мне, что это был не уход, это было возвращение в мир, который был ей так понятен, и который понимал её.

Воды Даугавы приняли её и Земля приютила её на Лесном кладбище Риги.

Верите ли вы в реинкарнацию так, как верю в неё я? С возрастом начинаешь суеверно верить во всяческие потусторонние небылицы. Я верю. Передо мной непреложный факт. В веке уже 21-ом, в наш суетный, "технологический" и хаотический мир неожиданно вернулась поэзия Аустры Скуини. Значит, значит востребованы оказались её стихи, которые она так никогда в своей коротенькой жизни не увидела напечатанными. Обе книги её стихов были изданы посмертно. Первая - в том же 1932-ом году, вторая - "Словно крик птицы..." в 1965 году благодаря поэтессе, переводчице Ирине Черевичник.

"Хвоинка", Аустра Скуиня вернулась сегодня музыкой, композиторы, а в их числе и Раймонд Паулс, сочиняют музыку на её стихи. В театрах ставятся литературные композиции по её стихам. Она востребована сегодня. Значит, значит мир её стал понятен нам. "Счастье - это когда тебя понимают..."

https://www.realmusic.ru/videodetail/20801

https://www.youtube.com/watch?v=J8MMJMmNGzA

Песенка короткая,как жизнь сама,

Где-то в дороге услышанная.

У нее пронзительные слова,

А мелодия почти что возвышенная.

Булат Окуджава.

С благодарностью к Лиене Ласме, чьими переводами в журнале "Точка зрения" я воспользовался.

* Дождик осенний поплачь обо мне... - из стихотворения Булата Окуджавы.

Яков Каунатор

октябрь, 2015

КОГДА Ж ТРУБАЧ ОТБОЙ СЫГРАЕТ?

Надежда, я вернусь тогда,

когда трубач отбой сыграет..

Булат Окуджава.

На книжной пристенной полочке книжки стояли рядком. Были они разнокалиберными, различались и форматом и толщиной. И внутренности их различались очень уж разительно. Тонюсенький сборничек Георгия Иванова был пронизан каким-то внутренним нервом, в котором порою проглядывался некий трагизм. И в этом трагизме было отражение времени, того самого, столетней давности, начала ХХ века:

Иду - и думаю о разном...

Иду - и думаю о разном,

Плету на гроб себе венок,

И в этом мире безобразном

Благообразно одинок.

Но слышу вдруг: война, идея,

Последний бой, двадцатый век.

И вспоминаю, холодея,

Что я уже не человек,

А судорога идиота,

Природой созданная зря -

"Урра!" из пасти патриота,

"Долой!" из глотки бунтаря.

1925

А рядом - краснощёкий пухленький двухтомничек, Михаил Светлов. А и стихи под стать натуре:

Ты помнишь, товарищ, как вместе сражались,

Как нас обнимала гроза?

Тогда нам обоим сквозь дым улыбались

Ее голубые глаза.

Так вспомним же юность свою боевую,

Так выпьем за наши дела,

За нашу страну, за Каховку родную,

Где девушка наша жила!..

Под солнцем горячим, под ночью слепою

Не мало пришлось нам пройти.

Мы -- мирные люди, но наш бронепоезд

Стоит на запасном пути.

Географическая точка координат обоих стихотворений одинакова - Россия. И хотя по времени написания они отличаются("Каховка" написана лет на 10 позже), но в обоих описываются одни и те же события. Переломный момент истории, октябрьский переворот, гражданская война. Только восприятие этих событий резко отличны. Но: в обоих случаях восприятие это абсолютно искренне. Так почему же так разнятся стихи? Почему одно и то же видится столь различно?

Из биографии Георгия Иванова:

"Родился 29 октября (10 ноября) 1894 года в имении Пуки Сядской волости Тельшевского уезда Ковенской губернии в семье офицера, подполковника в отставке из полоцких дворян. Детские годы частично прошли в Студенках, имении, которое являлось частью владений князей Радзивиллов (позже - Витгенштейнов и Гогенлоэ). В 1905 зачислен в Ярославский кадетский корпус."

Из биографии Михаила Светлова:

"Русский советский поэт и драматург Светлов Михаил Аркадьевич (Шейнкман) родился 4 июня (17 н.с.) 1903 года в г. Екатеринослав, ныне г. Днепропетровск, в бедной еврейской семье ремесленника. Настолько бедной, что когда в газете были напечатаны первые стихи четырнадцатилетнего подростка, он на весь гонорар купил большую буханку белого хлеба. Вся семья смогла поесть его вволю, и это было настолько непривычно, что запомнилось навсегда"

Удивительные нынче времена настали! Ну можно ли было предположить во времена "развитого социализма" на книжной полке своей "Окаянные дни" Ивана Бунина"? А нынче - вот она, стоит здесь же, в одном ряду и со Светловым, и с Георгием Ивановым. Из книги "Окаянные дни":

"Дама поспешно жалуется, что она теперь без куска хлеба, имела раньше школу, а теперь всех учениц распустила, так как их нечем кормить: - Кому же от большевиков стало лучше? Всем стало хуже и первым делом нам же, народу! Перебивая ее, наивно вмешалась какая-то намазанная сучка, стала говорить, что вот-вот немцы придут и всем придется расплачиваться за то, что натворили. -Раньше, чем немцы придут, мы вас всех перережем,- холодно сказал рабочий и пошел прочь. Солдаты подтвердили: "Вот это верно!"- и тоже отошли. "

" Подошел, послушал. Дама с муфтой на руке, баба со вздернутым носом. Дама говорит поспешно, от волнения краснеет, путается. - Это для меня вовсе не камень,- поспешно говорит дама,- этот монастырь для меня священный храм, а вы стараетесь доказать... - Мне нечего стараться,- перебивает баба нагло,- для тебя он освящен, а для нас камень и камень! Знаем! Видали во Владимире! Взял маляр доску, намазал на ней, вот тебе и Бог. Ну, и молись ему сама. - После этого я с вами и говорить не желаю. - И не говори! "

В этих записках как в задокументированном акте - портрет эпохи. А рядом, рядом - замечательный автор - Исаак Бабель. И спроси кого про Беню Крика, спроси за его "Одесские рассказы" - и тысячи тысяч восторженных восклицаний! И я присоединюсь к ним! Но чуть попозже. А пока... пока обратимся к задокументированным запискам автора под названием "Конармия":

"Вот письмо на родину, продиктованное мне мальчиком нашей экспедиции Курдюковым. Оно не заслуживает забвения. Я переписал его, не приукрашивая, и передаю дословно, в согласии с истиной.

"Любезная мама Евдокия Федоровна. В первых строках сего письма спешу вас уведомить, что, благодаря господа, я есть жив и здоров, чего желаю от вас слыхать то же самое. А также нижающе вам кланяюсь от бела лица до сырой земли..."

(Следует перечисление родственников, крестных, кумовьев. Опустим это. Перейдем ко второму абзацу.)

"Любезная мама Евдокия Федоровна Курдюкова. Спешу вам написать, что я нахожусь в красной Конной армии товарища Буденного, а также тут находится ваш кум Никон Васильич, который есть в настоящее время красный герой. Они взяли меня к себе, в экспедицию Политотдела, где мы развозим на позиции литературу и газеты -- Московские Известия ЦИК, Московская Правда и родную беспощадную газету Красный кавалерист, которую всякий боец на передовой позиции желает прочитать, и опосля этого он с геройским духом рубает подлую шляхту, и я живу при Никон Васильиче очень великолепно.Во-вторых строках сего письма спешу вам описать за папашу, что они порубали брата Федора Тимофеича Курдюкова тому назад с год времени. Наша красная бригада товарища Павличенки наступала на город Ростов, когда в наших рядах произошла измена. А папаша были в тое время у Деникина за командира роты. Которые люди их видали, -- то говорили, что они носили на себе медали, как при старом режиме. И по случаю той измены, всех нас побрали в плен и брат Федор Тимофеич попались папаше на глаза. И папаша начали Федю резать, говоря -- шкура, красная собака, сукин сын и разно, и резали до темноты, пока брат Федор Тимофеич не кончился. Я написал тогда до вас письмо, как ваш Федя лежит без креста. Но папаша пымали меня с письмом и говорили: вы -- материны дети, вы -- ейный корень, потаскухин, я вашу матку брюхатил и буду брюхатить, моя жизнь погибшая, изведу я за правду свое семя, и еще разно. Я принимал от них страдания как спаситель Иисус Христос. Только вскорости я от папаши убег и прибился до своей части товарища Павличенки. И наша бригада получила приказание идти в город Воронеж пополняться, и мы получили там пополнение, а также коней, сумки, наганы, и все, что до нас принадлежало. За Воронеж могу вам описать, любезная мама Евдокия Федоровна, что это городок очень великолепный, будет поболе Краснодара, люди в ем очень красивые, речка способная до купанья. Давали нам хлеба по два фунта в день, мяса полфунта и сахару подходяще, так что вставши пили сладкий чай, то же самое вечеряли и про голод забыли, а в обед я ходил к брату Семен Тимофеичу за блинами или гусятиной и апосля этого лягал отдыхать. В тое время Семен Тимофеича, за его отчаянность весь полк желал иметь за командира и от товарища Буденного вышло такое приказание, и он получил двух коней, справную одежу, телегу для барахла отдельно и орден Красного Знамени, а я при ем считался братом. Таперича какой сосед вас начнет забижать -- то Семен Тимофеич может его вполне зарезать. Потом мы начали гнать генерала Деникина, порезали их тыщи и загнали в Черное море, но только папаши нигде не было видать, и Семен Тимофеич их разыскивали по всех позициях, потому что они очень скучали за братом Федей. Но только, любезная мама, как вы знаете за папашу и за его упорный характер, так он что сделал -- нахально покрасил себе бороду с рыжей на вороную и находился в городе Майкопе, в вольной одеже, так что никто из жителей не знали, что он есть самый что ни на есть стражник при старом режиме. Но только правда -- она себе окажет, кум ваш Никон Васильич случаем увидал его в хате у жителя и написал до Семен Тимофеича письмо. Мы посидали на коней и пробегли двести верст -- я, брат Сенька и желающие ребята из станицы.

И что же мы увидали в городе Майкопе? Мы увидали, что тыл никак не сочувствует фронту и в ем повсюду измена и полно жидов, как при старом режиме. И Семен Тимофеич в городе Майкопе с жидами здорово спорился, которые не выпущали от себя папашу и засадили его в тюрьму под замок, говоря -- пришел приказ не рубать пленных, мы сами его будем судить, не серчайте, он свое получит. Но только Семен Тимофеич свое взял и доказал, что он есть командир полка и имеет от товарища Буденного все ордена Красного Знамени, и грозился всех порубать, которые спорятся за папашину личность и не выдают ее, а также грозились ребята со станицы. Но только Семен Тимофеич папашу получили, и они стали папашу плетить и выстроили во дворе всех бойцов, как принадлежит к военному порядку. И тогда Сенька плеснул папаше Тимофей Родионычу воды на бороду, и с бороды потекла краска. И Сенька спросил Тимофей Родионыча:

-- Хорошо вам, папаша, в моих руках?

-- Нет, -- сказал папаша, -- худо мне.

Тогда Сенька спросил:

-- А Феде, когда вы его резали, хорошо было в ваших руках?

-- Нет, -- сказал папаша, -- худо было Феде.

Тогда Сенька спросил:

-- А думали вы, папаша, что и вам худо будет?

-- Нет, -- сказал папаша, -- не думал я, что мне худо будет.

Тогда Сенька поворотился к народу и сказал:

-- А я так думаю, что если попадусь я к вашим, то не будет мне пощады. А теперь, папаша, мы будем вас кончать...

И Тимофей Родионыч зачал нахально ругать Сеньку по матушке и в богородицу и бить Сеньку по морде, и Семен Тимофеич услали меня со двора, так что я не могу, любезная мама Евдокия Федоровна, описать вам за то, как кончали папашу, потому я был усланный со двора."

Два документа одной эпохи... Один написан сторонним наблюдателем для которого - "лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянии". Другой же - активный участник событий, он не просто наблюдатель, он боец Конармии Будённого.

Ах, знали бы авторы, как обернётся судьба их книг, что окажутся они однажды в одном ряду на одной полке... И что? Ну, узнали бы, и - смертоубиство между ними? Как-то трудно представить мне себе лауреата Нобелeвской премии Ивана Алексеевича Бунина на кулачках с Бабелем. Точно так же, как Георгия Иванова на кулачках со Светловым.

А судьбы их сложились по разному. Георгий Иванов и Иван Бунин умрут на чужбине, в эмиграции... Бабель будет расстрелян в подвалах Лубянки в конце 30-ых годов. А Светлова чаша сия минует случайно, может, минутная слабость вождя, но справка Органов НКВД о высказываниях и поступках Светлова будет положена на стол Сталину.

Раскол. Брат на брата, сын на отца. А это - уже не ХХ век...

"В тот же 6726 (1218) год Глеб Владимирович, князь рязанский, подученный сатаной на убийство, задумал дело окаянное, имея помощником брата своего Константина и с ним дьявола, который их и соблазнил, вложив в них это намерение. И сказали они: "Если перебьем их, то захватим всю власть". И не знали окаянные божьего промысла: дает он власть кому хочет, поставляет всевышний царя и князя. Какую кару принял Каин от бога, убив Авеля, брата своего: не проклятие ли и ужас? или ваш сродник окаянный Святополк, убив братьев своих, тем князьям не принес ли венец царствия небесного, а себе -- вечную муку? Этот же окаянный Глеб ту же воспринял мысль Святополчью и скрыл ее в сердце своем вместе с братом.

Собрались все в прибрежном селе на совет: Изяслав, кир Михаил, Ростислав, Святослав, Глеб, Роман; Ингварь же не смог приехать к ним: не пришел еще час его. Глеб же Владимирович с братом позвали их к себе в свой шатер как бы на честный пир. Они же, не зная его злодейского замысла и обмана, пришли в шатер его -- все шестеро князей, каждый со своими боярами и дворянами. Глеб же тот еще до их прихода вооружил своих и братних дворян и множество поганых половцев и спрятал их под пологом около шатра, в котором должен был быть пир, о чем никто не знал, кроме замысливших злодейство князей и их проклятых советников. И когда начали пить и веселиться, то внезапно Глеб с братом и эти проклятые извлекли мечи свои и стали сечь сперва князей, а затем бояр и дворян множество: одних только князей было шестеро, а бояр и дворян множество, со своими дворянами и половцами. Так скончались благочестивые рязанские князья месяца июля, в двадцатый день на святого пророка Илью, и восприняли со своею дружиною венцы царствия небесного от господа бога, предав души свои богу как агнцы непорочные. Так окаянный Глеб и брат его Константин приготовили им царство небесное, а себе со своими советниками -- муку вечную".

"ЕСЛИ ПЕРЕБЬЁМ ВСЕХ, ТО ЗАХВАТИМ ВЛАСТЬ"...

Баронесса София де Боде 0x08 graphic

Баронесса София де Боде к военному делу была приучена сызмальства. Дочь генерала царской армии, она уже в 1914 году отправилась к отцу на фронт и провела 8 месяцев в команде разведчиков. И только неудачное падение с лошади и повреждение ноги позволили отцу отправить новоявленную "Надежду Дурову" домой. А дальше... Дальше - революция.

В имение генерала де Боде ворвалась банда. На глазах престарелого генерала и его жены, привязанных к креслам, обе их дочери были изнасилованы, затем всю семью добивали, имение разграбили. Чудом одна из сестёр, Софья, осталась жива, её выходила оставшаяся верной семье горничная. В белое движение баронесса София де Боде пришла со словами:"Только не в сёстры милосердия. Милосердия в моём сердце не осталось". Прапорщик София де Боде погибла на следующий день после гибели своего командующего - генерала Лавра Корнилова.

Еще пять минут - и окончится пьеса,

И в небе высоком погаснет звезда...

Не слишком ли быстрый аллюр, баронесса?

Уйти в мир иной мы успеем всегда.

В атаке ваш голос, насмешливо резкий,

Звенит, не стыдясь крепких слов в языке.

Блестят газыри на изящной черкеске,

И лёгкая шашка зажата в руке.

Мы, Богом забытые, степью унылой

Без хлеба и крова прошли "на ура".

Вчера нас навеки покинул Корнилов.

А нынче и нам собираться пора.

Последний резерв православного войска -

Две сотни казачьих да наш эскадрон -

Бездарно поляжет в атаке геройской,

Пытаясь прорвать комиссарский кордон.

Но вас не вернуть - вы умчались навечно,

Поймав своим сердцем кусочек свинца,

В заоблачный край, где назначена встреча

Бессмертной души с Правосудьем Творца.

Стихи эти написаны неизвестным автором и посвящены двадцатилетней девушке, Софии де Боде.

(http://amnesia.pavelbers.com/Revoluzija.33.htm)

Маленький эпизод из тех же "Окаянных дней" Бунина:" Звонит на станцию "Власть Народа": дайте 60-42. Соединяют. Но телефон, оказывается, занят -- и "Власть Народа" неожиданно подслушивает чей-то разговор с Кремлем:

- У меня пятнадцать офицеров и адъютант Каледина. Что делать?

Немедленно расстрелять."

Под солнцем горячим, под ночью слепою

Немало пришлось нам пройти.

Мы -- мирные люди, но наш бронепоезд...

Родилась 9 марта 1896 году в Чернигове в дворянской семье. Была незаконнорождённой дочерью дворянки Глафиры Тимофеевны Мокиевской-Зубок, проживавшей в Чернигове, и Наума Яковлевича Быховского, известного публициста-народника, некоторое время -- члена ЦК Партии социалистов-революционеров.

В Чернигове же прошли её детство и юность. Училась в частной гимназии, где была одной из лучших учениц. В 1912 году уехала в Санкт-Петербург и поступила в Психоневрологический институт. Здесь она попала под влияние марксистских

идей.

Людмила Мокиевская 0x08 graphic

Это - о Людмиле Мокиевской, единственной в мире женщине - командире бронепоезда. В этой должности она и громила белые войска на юге, почти в тех местах, где воевала её сверстница - де Боде. Из воспоминаний бойцов бронепоезда:

"Из записки В.А.Антонова-Овсеенко от 7 августа 1918 года:

Т. Мокиевская, командуя бронированным поездом N3, проявила выдающиеся боевые качества. Постоянно держала команду в строгом порядке, все боевые распоряжения выполняла неукоснительно с полным самообладанием. Она командовала поездом с 25 февраля по настоящее время

Из высказываний членов команды бронепоезда "3-й Брянский":

"Кто мы были? Простые заводские парни с Кайдак. Вы знаете, что это такое? То-то и оно! Мы на мордобой как на праздник ходили, к нам не подступись. Чуть деньги появятся - нам весь Екатеринослав по колено. Что и говорить, мы были не ангелы. От наших выражений, бывало, стекла дрожали. Она с нас мусор смела, не только командовала, но и лекции читала, культуру привила".

"Вы посмотрите на меня: в плечах до сих пор косая сажень, рост - метр восемьдесят: а она маленькая, стройненькая, интеллигентная, кажется, дунь неосторожно - с ног сшибешь. Ан нет! Крепкий орешек! Перемолола нас".

"Первое время мы еще пробовали прикладываться к самогонке, но скоро пришлось забыть как она и пахнет".

"Умела порядок навести. Мы уважали ее, гордились своим командиром, даже побаивались. Но чтобы кричать на нас, рядовых, как делали некоторые, - этого она не знала; раз пять было, помнится, но в бою: такое не в счет".

"Если смерти то мгновенной,

Если раны - небольшой..."

Людмила Мокиевская погибла на боевом посту от попадания снаряда. Было ей в ту пору 23 года.

Две судьбы, две незаурядные личности, где-то - схожие своими биографиями, своим происхождением и своими трагическими судьбами...

И хватит! Хватит о грустном! Война Гражданская - она всё-то расставила по местам. Кому - землю сыру, кому - эмиграцию, а кому - новое строить на счастье всем и будущим поколениям в том числе.

Песня о встречном

Нас утро встречает прохладой,

Нас ветром встречает река.

Кудрявая, что ж ты не рада

Весёлому пенью гудка?

Не спи, вставай, кудрявая!

В цехах звеня,

Страна встаёт со славою

На встречу дня.

И радость поёт, не скончая,

И песня навстречу идёт,

И люди смеются, встречая,

И встречное солнце встаёт --

Горячее и бравое,

Бодрит меня.

Страна встаёт со славою

На встречу дня.

Это уже из другой книжечки. Стоит она на полочке скромно, но мне - дорога. Из-за "Соловьихи".

Соловьиха

У меня к тебе дела такого рода,

что уйдёт на разговоры вечер весь, -

затвори свои тесовые ворота

и плотней холстиной окна занавесь.

Чтобы шли подруги мимо, парни мимо,

и гадали бы и пели бы, скорбя:

"Что не вышла под окошко, Серафима?

Серафима, больно скучно без тебя..."

Чтобы самый ни на есть раскучерявый,

рвя по вороту рубахи алый шёлк,

по селу Ивано-Марьину с оравой

мимо окон под гармонику прошёл.

Он всё тенором, всё тенором, со злобой

запевал - рука протянута к ножу:

"Ты забудь меня, красавица, попробуй...

я тебе тогда такое покажу...

Если любишь хоть всего на половину,

подожду тебя у крайнего окна,

постелю тебе пиджак на луговину

довоенного и тонкого сукна..."

Ах, как же давно-предавно это было... По студенчеству своему попались как-то случайно эти стихи, и вмиг - отпечатались. И шептал, и повторял их про себя так часто, что однажды подумалось - мои это слова. А они оказались - Бориса Корнилова. Книжечка тоненькая, как и вся биография талантливого поэта.

Вся жизнь его уложилась в 31 год, а творческая - и того меньше. Расстрелян он был в 1938 году в возрасте 31 года как "враждебный элемент." А жена его, поэтесса Ольга Берггольц, ещё долго в дневниках своих полагала, что он ещё жив. Ибо в ответ на поиски мужа объявлено ей было его наказание: "10 лет дальних лагерей без права переписки"...

Борис Корнилов и "примкнувший" к нему Павел Васильев...Ах, какой голос! А внешность... И казалось всем, вот, Есенин восстал...

Сначала пробежал осинник,

Потом дубы прошли, потом,

Закутавшись в овчинах синих,

С размаху в бубны грянул гром.

Плясал огонь в глазах сажённых,

А тучи стали на привал,

И дождь на травах обожжённых

Копытами затанцевал.

Стал странен под раскрытым небом

Деревьев пригнутый разбег,

И всё равно как будто не был,

И если был -- под этим небом

С землёй сравнялся человек.

Май 1932 года

Лубянка. Внутренняя тюрьма

Ну да, ну да,Лубянка... Первое "антисоветское" дело в составе группы "Сибиряки".. Обошлось. Но характер! Характер! Ведь всё совпало, что внешность есенинская, что характер с милицейскими бесконечными протоколами.

И "приложением" к этим протоколам:

"В его глазах костры косые,

В нем зверья стать и зверья прыть,

К такому можно пол-России

Тачанкой гиблой прицепить!

И пристяжные! Отступая,

Одна стоит на месте вскачь,

Другая, рыжая и злая,

Вся в красный согнута калач.

Одна -- из меченых и ражих,

Другая -- краденая, знать, --

Татарская княжна да б..., --

Кто выдумал хмельных лошажьих

Разгульных девок запрягать?"

Из статьи А.М Горького "Литературные забавы":

"Жалуются, что поэт Павел Васильев хулиганит хуже, чем хулиганил Сергей Есенин....А те, которые восхищаются талантом П. Васильева, не делают никаких попыток, чтоб перевоспитать его. Вывод отсюда ясен: и те и другие одинаково социально пассивны, и те и другие по существу своему равнодушно "взирают" на порчу литературных нравов, на отравление молодёжи хулиганством, хотя от хулиганства до фашизма расстояние "короче воробьиного носа".

И приговор был вынесен. "От хулиганства до ФАШИЗМА". И приговор был подписан: 24 мая 1935 года газета "Правда" опубликовала "Письмо в редакцию", текст которого принадлежал перу "комсомольского поэта" Александра Безыменского и в котором коллеги Павла Васильева требовали от властей принять к нему "решительные меры".

И вспомнился эпизод из фильма Тарковского "Андрей Рублёв". В самом начале фильма небольшой эпизод со скоморохом. Лето одна тысяча четырёхсотого года. Летний дождичек загнал люд в сарай, и скоморох, ну, натура такая, народ веселить - потребность у него душевная, спел частушки озорные про боярина. И знать не знал, и ведать не ведал. что "статья" про него написана уже и "приговор" подписан. Монашек - христианнейшая душа побежал с доносом, мол, "Слово и дело!" И только люд улыбнулся частушкам, только солнышко проклюнулось навстречу этой нечаянной радости людей, а дружники княжьи уже и здесь... Скомороха под белы ручки - и с размаху приложили головушкой к дереву...

Поэт Павел Васильев, который, как полагали, талантом не уступал ни Есенину, ни Мандельштаму, был расстрелян в 1937 году в возрасте 27 лет. "От хулиганства до фашизма - один шаг!"

От 1917 года до 1937 года прошло 20 лет, а Гражданская война продолжается. Из листовки, обнаруженной органами НКВД и представленной в донесениях:

"Кто сказал, что в литературе Советского Союза только отражены реальные образы, тот глубоко ошибается. Тематику диктует ЦК партии во главе со Сталиным. ЦК партии жестоко расправляется с теми, кто старается отобразить в литературе действительное положение вещей.

Разве не факт, что в 1932 г. каждый из вас, читающих эти строки, видел на улицах умирающих людей. Люди, распухшие от голода, с пеною у рта, валялись в предсмертных судорогах по улицам.

Разве не факт, что в 1932 г. вымирал целыми селами народ. Изображены ли в литературе эти ужасы, от которых волосы становятся дыбом. Нет. На подобную тематику ЦК партии вешает замок. Остается задать вопрос: литераторы, почему вы подделываетесь под "БОЛЬШЕВИСТСКИЙ РЕАЛИЗМ". Ведь вы - люди искусства, зачем продаваться? Отображайте образы строго реалистически!

НЕ ДОПУСКАЙТЕ, ЧТОБЫ НА КОСТЯХ ПРОЛЕТАРИАТА СТРОИЛИ СОЦИАЛИЗМ !!!"(http://www.hrono.ru/dokum/193_dok/1935kosti.html)

И прошло мноооого-много лет с того лета одна тысяча четырёсотого года! И наступила весна 2012 года. И другие скоморошинки, Пуси Риот имя им, спели озорные частушки про другого "боярина". И ведь надо же! Опять "монашек" нашёлся... И зазвучала извечно-вековая русская народная песня Владимира Высоцкого"И меня два красиииивыыых охранника повезли из Сибири в Сибирь..."

В самом начале приведены были стихи начала XX века поэта Георгия Иванова. И закончу я стихами начала века, только нынешнего, ХХ1, поэтов Бориса Рыжего, трагически ушедшего из жизни молодым, и поэта Михаила Анищенки, скончавшегося во "внутренней эмиграции" в саратовской деревеньке в ноябре 2012 года в возрасте 62 лет.

Я умру в старом парке

на холодном ветру.

Милый друг, я умру

у разрушенной арки, --

чтобы ангелу было

через что прилететь.

Листьев рваную медь

оборвать белокрыло.

Говорю, улыбаясь:

"На холодном ветру..."

Чтоб услышать к утру,

Как стучат, удаляясь

по осенней дорожке,

где лежат облачка,

два родных каблучка,

золотые сапожки.

* * *

Я родился - доселе не верится -

в лабиринте фабричных дворов

в той стране голубиной, что делится

тыщу лет на ментов и воров.

(Стихи Бориса Рыжего. Родился в 1974 году. Трагически погиб в 2001 году.)

Опускай меня в землю, товарищ,

Заноси над бессмертием лом.

Словно искорка русских пожарищ,

Я лечу над сгоревшим селом.

Вот и кончились думы о хлебе,

О добре и немереном зле...

Дым отечества сладок на небе,

Но дышать не даёт на земле.

* * *

Пора в последнюю дорогу.

Пришла повестка - не порвёшь.

И мы уходим понемногу

Туда, где ты теперь живёшь.

Глаза прищурены до рези...

Во тьме, за линией судьбы,

Мы тоже жили в "Марсельезе"

И Русь вздымали на дыбы.

Мы тоже видели с пригорка

Погосты, храмы и кресты,

И золотой закат Нью-Йорка

Мы ненавидели, как ты.

Но снова сумрак над землёю,

Народец холоден и сер;

И свято место под петлёю

Свободным держит Англетер.

Давай, Серёжа, громко свистнем

И, в ожидании весны,

В одной петле с тобой повиснем,

Как герб утраченной страны.

(поэт Михаил Анищенко, 9.11.1950 - 24.11.2012)

КОГДА ТРУБАЧ ОТБОЙ СЫГРАЕТ?...

Яков Каунатор

август,2013

Оставить комментарий © Copyright Каунатор Яков (yakov95@rambler.ru) Размещен: 13/03/2019, изменен: 13/03/2019. 604k. Статистика. Эссе: Проза Иллюстрации/приложения: 13 шт. Скачать FB2		Ваша оценка:

Каунатор Яков : другие произведения.

Ах, душа моя...