Аннотация: Повесть 1998 года о бывших советских ученых
ЧЕЛОВЕК НАУКИ
Человек науки не боится буки
И. Рузин
ГЛАВА 1
Машенька вошла в необъятный холл отеля "Ренессанс", весь уставленный фуршетными столиками, возле которых важно возвышались официанты в белых смокингах. Между столиками прохаживались пока немногочисленные участники конференции по Физике полупроводников, пришедшие, как и Машенька, пунктуально к началу Wellcome party.
Машенька огляделась по сторонам в поисках знакомых. Мимо продефилировала группа нитридчиков: величественный Матье Леру рассказывал эмансипированно-элегантной Флоранс с сигаретой в зубах "... а самолет задержали в Бостоне на 8 часов, и естественно, no smocking. Представляешь себе мое состояние к концу седьмого часа, когда ко мне начала проявлять интерес дама лет 75, увешанная золотыми браслетами и часами с боем..."
Немец Хайляйтер, двигавшийся на левом траверсе Флоранс, посмотрел а Машеньку удивленным взглядом, в котором читалось "Почему я еще не знаком с этим ученым?". Впрочем, Хайляйтер сразу обратился в ничто, заметив на предмете своего любопытства взгляд самого фон-Клитцинга.
Машенька была в этот вечер необыкновенно хороша. Свитер с горлом в сочетании с короткой черной юбкой, которую она обычно стеснялась надевать, и золотой кораблик на тонкой цепочке - все это ей очень шло, но главное было в том, что Машенька чувствовала себя беззаботной, хорошо отдохнувшей и готовой к празднику.
Непроницаемый лакей в смокинге слегка наклонился к Маше, предлагая шампанское. Маша взяла бокал, сказав "Thank you", не слишком сухо, но все же вполне формально, так, как всегда разговаривают с официантами. Вдруг с того же подноса сгреб сразу три бокала, кто бы вы думали? Конечно Майк! Это он появился за двадцать минут до открытия в фойе "Ренессанса", облаченный в свой любимый светло-серый костюм, клетчатую рубашку и большой мятый галстук. Майк уже успел закинуть себе в пасть шесть или семь канапе с икрой и паштетами и теперь собирался залить их шампанским.
- Здравствуй, Машка! - сказал Майк, одной рукой удерживая три бокала, а другой прижимая к себе Машеньку. - Как поживаешь?
- Спасибо. Ой, Майк! - воскликнула Маша.
- А как мне следует понимать это "Ой, Майк!" - спросил Майк. - Например, если ты хотела сказать: "Ой, Майк, не уединиться ли нам где-нибудь в укромном месте и не обсудить ли распространение цилиндрической волны в квантовом проводе", то я бы ответил: "С удовольствием, только давай сначала все сожрем и как следует выпьем, а то ведь потом не дадут".
- Смотри, Майк, Жорес Иваныч! - сказала Маша. И действительно, сквозь раздвигающиеся двери к ним приближался Жорес Иванович.
Майк одним движением подтянул штаны, пригладил волосы и поправил галстук. При этом лицо его приняло подобострастное выражение, а три бокала выстроились в треугольник: самый полный поближе к Жорес Иванычу, средний поближе к Майку, а последний, налитый наполовину, поближе к Маше.
Жорес Иваныч приблизился и, на ходу протягивая руку, сказал звучным голосом:
- Здравствуйте, Маша!
- Здравствуйте, Жорес Иваныч! - хором отозвались Маша и Майк, Маша пожала протянутую ей руку, и в следующее мгновение Жорес Иваныч скрылся за дверью с вывеской "Только для членов Президиума".
- М-да, - сказал Майк, который несколько секунд пребывал в оцепенении, как будто анализируя, какие выгоды можно извлечь из происшедшего. - Разрешите поцеловать вашу ручку, - обратился он к Маше мурлыкающим голосом, наконец.
- Пожалуйста, Майк.
Майк поцеловал Машу в ручку и в щечку, причем так сильно прижал ее к себе, что у Маши даже расплескалось шампанское.
- Ой, Майк, ты хочешь на меня обратить всю свою любовь к Жорес Иванычу? - спросила Машенька.
- Только не здесь, - сказал Майк, - Машка, а ты в каком отеле живешь?
- Я в общежитии, - призналась Машенька.
- Какой позор! - воскликнул Майк. - Слушай, перебирайся к нам с Портным. Мы тебя не обидим. - и Майк похабно подмигнул.
- Ну, Майк, мы изучим этот вопрос, - сказала Маша, оглядываясь, куда бы ей убежать. Взгляд ее наткнулся на Винченцо Савону, что-то темпераментно объяснявшего Швендиманну, который был, кажется, заранее со всем согласен.
- Ciao Vincenzo! - закричала Маша. - Пусти, Майк!
И она устремилась к Винченцо. Тот сразу бросил Швендиманна на произвол судьбы.
- Ciao, Mascia, come stai?
- Molto bene, e tu?
- Ma, insomma... Bene. Aspetta, devo assolutamente dire una cosa a Merle, altrimenti...
И слишком занятый Винченцо устремился к Мерлю д'Oбинье, который возвышался над толпой и поглядывал на все сборище весьма иронически. Машенька опять почувствовала себя беззащитной, но Майк уже отвлекся к столу, уставленному тарелочками с бутербродами.
Между тем, толпа сгущалась. Уже прошли к центральному столику организаторы: степенный Элиша Коэн и неистовый бородатый Бар Жозеф. Клетчатый пиджак Бимберга и лысый череп Леденцова маячили неподалеку. Французы-нитридчики окружили молодцеватого Накамуру, и тот отпускал какие-то плоские остроты на отвратительном английском.
- Ай вишью евен мор, мистэр Накамур'а, - услышала Маша обрывок ответной остроты Бернара Жиля, акцент которого не уступал по силе Накамуриному. Через секунду Бернар вынырнул из толпы рядом с Машей.
- Здравствуйте, товарищ! - сказал Бернар и поцеловал Машу дважды в правую щеку и один раз в левую.
- Ca va! Tu sais pourquoi Nakamura n'est pas encore marie?
- Non. - удивленно сказала Маша.
- Parce que il est impuissant, - сказал Бернар шепотом и прижал палец к губам.
Машенька поставила бокал и взяла бутербродик с икрой. В уголке стола притулился невзрачный Школьник, похожий на продавца в табачном киоске.
- A, Morris, hallo, how are you? - накинулся на него Бернар, - I have been told that in your plenary you are going to make all of us feel as a good piece of shit...
Машенька с аппетитом доела бутербродик с икрой и принялась за следующий. В этот вечер ей хотелось развлекаться, пить шампанское и есть вкусные икорные буреброды с ломтиками лимона. Оркестр заиграл "тумбалалайку" и, конечно же, Бимберг первым пустился танцевать, выхватив из толпы Флоранс, в брюках и сером шарфе. Бар Жозеф с рычанием схватил Аллу Ивченко и азартно закружил ее, под одобряющие возгласы толпы. Машенька встретилась глазами со скучающим лохматым Вуазеном. Вуазен улыбнулся и пригласил Машу танцевать. Машенька радостно согласилась, и они пошли танцевать, стараясь избежать столкновений с увесистой Аллой и фешенебельным Бимбергом.
На столах появились тарелочки для фруктов и короткие изогнутые ножи с гравированными ручками. Вуазен предложил Маше грушу. Маша взяла яблоко. У них завязался как раз такой разговор, какой Маша любила. Вуазен рассказывал ей, как он лазал по скалам в Оверне прошлым летом, и что если пользоваться хорошими туристскими картами, в этом районе можно найти такие ущелья, гейзеры и водопады, каких больше нигде нет. Машенька говорила, что ей очень хотелось бы туда съездить, но неизвестно куда девать Мангуста, а Вуазен говорил, что он уже большой и его всюду можно брать с собой.
В этот момент под бурные аплодисменты Элиша Коэн произнес короткую речь.
- Дорогие друзья! Я хочу поблагодарить вас за то, что вы не испугались и приехали в Иерусалим. Я надеюсь, что в этом древнем городе мы с вами услышим много интересных докладов, но даже больше мне хотелось бы, чтобы все вы составили личное непредвзятое впечатление об Израиле и чтобы вам здесь понравилось. Мы провели большую работу, сортируя присланные тезисы. В конечном счете, мы приняли только четверть поданных работ, и наверняка во многих случаях мы ошиблись, оставив выдающиеся работы за бортом этой конференции. Я прошу вас не судить нас строго. В конце концов, это другие пострадали, а мы с вами все здесь! Объявляю Двадцать четвертую международную конференцию по физике полупроводников открытой!
(овация) Позвольте предоставить слово нашему дорогому гостю Жоресу Ивановичу Алферову.
К микрофону подошел Жорес Иваныч:
- Да, ну я в современной физике полупроводников понимаю примерно как тот пьяный, который, проснувшись в канаве, спрашивает у прохожего: Слушай, друг, где я? Ему говорят: на углу Гороховой и проспекта Большевиков. А он: Да нет, детали меня не интересуют, город какой? В общем, вы слышали наверно про Ландау? Так вот, я расскажу вам одну историю. Однажды сидят у меня на даче Ландау, Иоффе, ну и Борька Царенков. Все выпили, надо в магазин идти. Иоффе говорит: Жорес, Ландау не посылай, он теоретик, он нас еще отравит. Пошли лучше своего Борьку. Ну, я и послал Борьку. А он вместо того, чтобы в магазин идти, поймал на улице какую-то бабу, да у нее и заночевал. В общем, некрасивая вышла история. - Жорес Иваныч задумался.
- Но Борьке все равно Ленинскую премию мы дали. Вот какие люди были Абрам и Лева! Желаю вам успешной конференции.
Все зааплодировали Жорес Иванычу, а он в обществе Ландвера, Есаки и Леденцова снова скрылся за дверью с надписью "Только для членов Президиума".
Машенька во время этой речи вдруг потеряла Вуазена, зато на его месте возник Майк в пиджаке залитом кетчупом.
- Машка, посмотри, что со мной евреи сделали! - пожаловался Майк.
- Господи, как же им так удалось?
- А видишь, они по хозяйственности кетчуп положили в запаянных полиэтиленовых пакетиках, представляешь?
- Ага, это наверно как шампунь в гостиннице. Так всегда измучаешься, пока такой пакетик зубами в душе раздерешь...
- Вот-вот, только вся разница в том, что в душе ты находишься, осмелюсь предположить, обнаженная, а здесь еще и представительский костюм страдает, не говоря уже о моральном ущербе.
- Бедный Майк! Хочешь, я тебе постираю?
- Машенька, какая ты добрая...
- Ой, Майк, отстань!
- А пошли к нам с Портным в номер - стирать пиджак.
- Нет, Майк, у меня другие планы на сегодняшний вечер.
Майк заговорщически подмигнул и сказал:
- Ну, коли так, не смею задерживать. А с кем, если не секрет?
- С Жорес Иванычем! - сказала Маша, и пока Майк вновь обретал дар речи, она уже умчалась в другой конец зала.
Там как-раз сервировали мороженое. Боже, как Машеньке хотелось фисташкового мороженного! Она схватила маленькую вазочку с зеленоватым шариком и погрузила в него изящную ложечку с круглым черенком. Оркестр играл дикие и азартные еврейские песни. Маша вышла на балкон. После кондиционированного воздуха "Ренессанса" она попала в духоту южной ночи. На небе сияли звезды: яркие и крупные как черешня.
Маша вспомнила:
Судьба благословит того, кто пьет вино,
Кто в чаше норовит всегда увидеть дно.
Неси сюда кувшин, прелестное созданье,
Покуда лунный лик нам виден сквозь окно.
ГЛАВА 2.
Постерная сессия началась после очень неплохого обеда, сервированного в нижнем и верхнем ресторанных залах "Ренессанса", которые назывались "Галилея" и "Гефсиманский Сад", соответственно. Машенька еще с утра развесила свой постер, аккуратно наклееный на цветные картоночки. Возле "Conclusions" она с негодованием обнаружила неизвестно откуда взявшегося нарисованного кота с полосатым хвостом, пышными усами и томным взглядом из-под длинных ресниц. Пока она вешала постер, к ней подлетел Бомберг (сразу после своего invited talk), пожал ей руку по-английски и засыпал малопонятной скороговоркой, из которой Маша поняла только "much cheer". Потом Бомберга утащил Бенуа Дево, на котором висели двое усыновленных детей: русский и негр. Дево был похож на баварского немца с пивной кружки. Потом Маша помогла Бассани повесить его постер. (Hai salvato la mia vita! - благодарил ее Бассани, который не вешал постеров лет тридцать.) Потом Маша заглянула в большой зал ("Иерихон"), где заканчивался пленарный доклад Школьника, с удивлением увидела свою фамилию в списке лиц, которых Школьник благодарил за особенно ценное сотрудничество, и наконец, вместе со всей толпой она двинулась в обеденный зал.
Машеньке очень хотелось попасть за один столик с симпатичными знакомыми итальянцами или французами вроде Вуазена. Но, как назло, те уже сгруппировались, и единственное свободное место нашлось между Накамурой и Якоямой.
- How do you do? - спросил Якояма, и после того, как Машенька ответила "Very well", уткнулся в своего вареного лосося с рисом, причем лосося он не трогал, зато тщательно выедал все рисинки. Зато Накамура оказался разговорчивее:
- What is a subject of your PhD thesis? - произнес он хорошо выученную фразу из того самого разговорника, из которого менее образованный Якояма смог извлечь только свое "How do you do?".
Машенька задумалась.
- Actually, I have already finished my PhD, - запинаясь сказала она. - The subject was "Interference effects in Bragg arranged structures".
- Oh, oh, very interesting! - сказал Накамура, - Do you study three-five or two-six materials?
- Three five and two six! - гордо ответила Маша.
- Oh, oh, and me too, ha, ha, ha! - вдруг захохотал Накамура. - You call me Sho. - вдруг заявил он Маше.
- Yes, professor Nakamura, - неуверенно сказала Машенька.
- I call you, - продолжал Накамура свою мысль. Тут он стал искоса разглядывать табличку на Машином пиджаке.
- Masha! - бастро подсказала Маша.
- Oh, oh, very nice. You call me Sho, I call you Masha, ha, ha, ha!
Неожиданно оживший Якояма вдруг разразился поразительно длинной фразой:
- Who is a director of your PhD thesis?
- Professor Seisyan, - сказала бедная Маша, и стала придумывать ответный вежливый вопрос.
- What is the weather in Japon? - наконец спросила она.
Якояма ответил:
- Yes, oh yes!
Более сведущий в языках Накамура ответил:
- Very, very hot, ha, ha, ha! - и сам спросил, - What is the weather in your country?
- Oh, I don't know, - сказала несчастная Маша.
К счастью (по крайней мере, на этот раз это было к счастью), к столу подсел Майк с полупустой бутылкой шардонэ.
- Dear friends! - сказал Майк, - Let's drink!
С этими словами он налил Накамуре и Якояме бокалы до краев, плеснул чуть-чуть Маше, прикрывшей свой бокал ладошкой, а остатки вылил себе, почему-то переболтав.
- How do you do? - спросил Майка Якояма.
- Very well! - ответил Майк - Let's drink!
- What is the subject of your PhD thesis? - спросил Накамура.
Машенька не стала дожидаться десерта и вышла из-за стола.
- Who is the director of your PhD thesis? - слышалось позади.
У стойки бара пили кофе Бернар Жиль и Вуазен. Маша села рядом прислушалась к их разговору:
- ... ces deux mecs ont envoye' leur PRL, sans avoir parle' avec moi, - рассказывал Бернар, - j'ai dit, les mecs, ca va pas! Si vous voulez m'emmerder je peux rien fair. Paff, l'article est refuse'. J'ai fait la photocopie et attache' a mon dossier pour le post de directeur de recherche. Paff, je suis tombe' sur Benoit a la Guillaume... J'ai dit, Benoit, c'est pas a moi ce merde, j'ai l'ajoute' pour fair un bon resume'.
- Trop carieriste! - сказал Вуазен.
Бернар переменил тему разговора.
- Tu connais Masha? Elle va peut etre passer sur le post de Maitre de Conf. a Clermont.
- Oui, je connais bien Masha. Ca va?
- Ca va! - сказала Машенька.
И у нее опять начался такой замечательный разговор, как вчера. Нет, она давно не была в Париже. Да, конечно, это было бы здорово пожить недельку в мансарде на rue Moufftard. А куда он поедет в отпуск? Огненная Земля это одно из самых незасиженных мест в Южной Америке. Правда летом там холодно. Он берет пуховой спальник. Он не любит таскать за собой чемоданы с крючьями и ледобурами и всегда обходится без железа. Нет, это не очень опасно, ведь он едет для своего удовольствия и никто не заставляет его делать то, что слишком опасно. А Маше бы тоже так хотелось. Но ведь Мангуст. И не дай Бог придется с ним сидеть на даче. Ну, у вас в Оверне тоже есть прекрасные места, надо немного освоиться.
Бар опустел. Бернар Жиль подхватил за локоть Накамуру, и тот из угла отвечал ему:
- Ез, профессор Гил!
Вежливый Школьник подошел к Маше и, извинившись, сказал, что у него есть несколько вопросов к ее постеру. Машенька густо покраснела и соскочила с табуретки.
У постеров уже образовалась толпа народа. В основном, успехом пользовались яркие цветные постеры, представлявшие успехи технологии. Их хозяева, бойкие американские китайцы, толстые лысеющие немецкие студенты и аскетические японцы в черных костюмах с галстуками, важно поглядывали на фотографии, свидетельствующие об успехах их технологии, и отвечали на немногочисленные вопросы, типа "Which percursors did you use?" Возле отвратительного на вид постера Лянде-Геллера стояли Портной и Алейнер, причем Алейнер кричал на весь зал:
- Юлик, да лучше бы ты выставил на всеобщее обозрение кучу дерьма!
А Портной резонно возражал:
- Нет, это было бы не лучше, потому что от дерьма шла бы такая вонь, что никто не подошел бы не только к постеру Юлика, но и к моему постеру и даже к гениальному творению Алейнера.
- Юлик - жидкий стулик! - процитировал Алейнер.
- Подожди, Игорь, ты не понял, - упрашивал его Юлик, - не кипятись, что ты кипятишься?
Машенька со Школьником подошли к скромному, но аккуратному Машенькиному постеру. Школьник задал несколько простых вопросов, на которые было трудно ответить. (Как распределено поле в поляритонных модах? Почему вы думаете, что они локализованы в периодической структуре? Почему они вообще локализованы? В чем тогда разница между одиночной ямой и периодической структурой?)
Машенька отвечала, как могла. Она очень волновалась и ей казалось, что сейчас она скажет какую-нибудь глупость, Школьник поднимет ее насмех, все услышат, а Алейнер хлопнет ее по плечу и скажет "Уж лучше бы ты выставила кучу дерьма!" А Портной скажет: "Интересно, какая куча имела бы больший успех: Юлика или Маши? Наверно куча Юлика была бы больше и собрала бы более обширную аудиторию".
К счастью, Школьник соглашался со всем, что Маша говороила. Он внимательно слушал и задавал уточняющие вопросы, на которые было все труднее и труднее отвечать. Наконец, когда Машенька окончательно запуталась и сказала нечто, прямо противоположное тому, что говорила вначале, Школьник сказал ей:
- Спасибо большое, у вас прекрасная работа! - тепло улыбнулся и отошел к постеру Юлика, в который стал задумчиво вглядываться. Машенька стояла вся красная и думала, какое впечатление она произвела на Школьника. Тут подбежал Бернар и кинул взгляд на постер:
- C'est ton PRL? - спросил он.
- Oui, a peu pres, - ответила несчастная Маша.
- Mais c'est geniale! - воскликнул Бернар. - Je t'en felicite!
- Merci, - удивленно поблагодарила Машенька.
- Et ca c'est qui? - показал Бернар на кота.
- C'est rien, c'est un chat.
- C'est vraiment geniale! On mangera ensemble ce soir?
- Oui, volontier! - сказала Маша.
- Bien, ecout, je te laisse, a bientot!
- Salut, Bernard, a bientot! - радостно сказала Маша. Настроение ее стало улучшаться. Бернар убежал. Маша вдруг с ужасом увидела, что к ее постеру приближается Алейнер: руки в карманах, толстый, всклокоченный, очки по-диагонали и табличка: "Prof. I. Aleiner, Stony-Brook, US".
- О! - вскричал Алейнер, - а это что? Экситон?
- Ну, вот тут экситон, - сказала Маша.
- Да ты что, экситонов же нет! - сказал Алейнер.
- Как это нет? - удивилась Маша.
- Так, их закрыли еще в прошлом году.
- А кто их закрыл?
- Их Юлик закрыл, - вмешался Портной, - Представляешь, сколько один Юлик может закрыть экситонов? Или вернее покрыть?
- Покрыть - ни одного! - сказал Алейнер.
- Что вы все издеваетесь над Юликом? - спросила Маша, и благодарный Юлик помахал ей рукой от соседнего постера.
- Правильно, нечего все спихивать на Юлика! - сказал Портной Алейнеру. - Это ты у себя в Стони-Бруке истребил все экситоны, а у нас в Европе они еще живут, размножаются и приносят неплохой доход. Правда, Маша?
- Ну, кому как, - сказала Маша. Тут кто-то отечески полуобнял ее за талию. Маша чуть не вырвалась, но вовремя увидела, что это Рубен Павлович.
- Привет честной компании! - сказал он благодушно.
- Здравствуйте, Рубен Палыч! - сказали все.
Разговор пошел по обычному Рубен-Палычевому сценарию. Австралийский крокодил. Рудик Казаринов с его картинами. Капассо с его каскадным лазером. (Знаешь что, мы такую штуку сделали на "Позитроне" еще в шестьдесят восьмом году. И запатентовали. А потом я поехал с этим лазером к министру электронной промышленности. Яхонтов такой тогда там распоряжался. Так он, знаешь, любил, чтобы у каждой новой вещи был какой-то свой неповторимый дизайн. Ну мы и сделали этому лазеру штатив с такой овальной платформой на трех ножках из сплава титана с алюминием. Ну вот, сижу я с этим трехногим лазером в приемной у Яхонтова, а в портфеле у меня лежит бланк заявки на Ленинскую премию, в который осталось только число вписать и подпись министра поставить. Вдруг какой-то шум, входит Яхонтов, не здороваясь, прием отменен. Что такое? Ну, спрашиваю у одного референта, в чем дело? Да, говорит, танки в Чехословакию ввели...
Портной и Алейнер тем временем сбежали, и конец этой истории Маша дослушала в одиночку. Рубен Палыч наконец остановился и заговорил совсем другим тоном:
- Значит, Маша. Образцы я получил. Гелий достали и уже провели два сеанса. И вот видишь ли, какая штука, ничего не видно. То-есть даже экситона в сверхрешетке не видно. В общем, нужен расчет.
- Конечно, Рубен Палыч, - покорно сказала Маша. В этот момент от постера Юлика раздались какие-то крики, и Рубен Павлович отвлекся.
- А, Юлик, как жизнь молодая? - начал было он, но тут заметил причину всеобщего оживления. Из-под постера Юлика торчали чьи-то ноги в черных лакированных ботинках. Обойдя постер, Рубен Павлович увидел совершенно пьяного Александра Львовича Эфроса, который лежал на полу, скрестив руки, и смотрел в потолок.
- Помилуй, Саша, - оправдывался Рубен Павлович, - я не стал ее брать в такой вертеп, рано ей еще...
Машенька вернулась к своему постеру. Его рассматривал какой-то финн в полосатой фуфайке. Машенька спросила, не хочет ли он, чтобы она ему что-нибудь объяснила. Финн радостно согласился. Машенька минут сорок подробно объясняла ему про экситонные поляритоны и motional narrowing. Финн внимательно слушал и все время кивал головой. Когда Машенька закончила, в конец устав и охрипнув, финн сказал ей:
- It is very interesting. May I have your business card?
У Машеньки не было business card, но она вырвала листик бумаги из конференционного блокнота, написала свой адрес, телефон и e-mail и дала финну.
- This is my card. I am not a physicist. I work in industry. - сказал он, и протянул Машеньке свою карточку с эмблемой фирмы "Phyllips".
- А что ты думаешь, - объяснял ей потом Портной, - фирма послала его за казенный счет на эту конференцию узнать, куда ветер дует. Он конечно ничего не понимает, но должен будет по возвращении представить отчет, в котором и тебя, наверняка, помянет.
- Потрясающе! - сказала Маша и скрестила ноги, свисавшие с высокой табуретки у стойки бара. Она чувствовала приятную усталость. Постерная сессия закончилась и можно было считать, что она прошла успешно. Маше дали пять визитных карточек с просьбой прислать статьи. Она перебирала их: "Cristoph Mathieu, PhD student, Wancouver", "Dozent Koliadko, Harkiv", "Dr. Yu.B. Lyanda-Geller, Urbana", "M-lle Lacanal, Algerie", "Mr. Mati Matisaari, Phyllips Research Lab."
- День прошел незря! - подумала Машенька. А ведь еще предстоит ужин с Бернаром и, может быть, Вуазеном.
Звени, цимбала! Пой! Меж небом и людьми
Я твой до своего последнего динара.
Когда же надо мной распустится чинара,
Возьми мой дом, певец, жену мою возьми!
ГЛАВА 3
Маша встречалась с Бернаром в полвосьмого у стойки Reception. Маша пришла на пять минут раньше времени, а Бернар опоздал. В ожидании, Маша разглядывала доску объявлений.
"Optical science center of the University of Arizona is looking for an outstanding PhD student to conduct both experimental and theoretical research of advanced semiconductor systems. A scolarship up to 650 USD a month may be granted. CV and five letters of recommendation must be sent to H. Gibbs, OSC, UA, Tucson 38045, AZ"
Машеньке заранее стало жаль несчастного студента, который польстится на эту позицию.
"King Fahd University of Petrolium and Materials announces a tenure-track position at the assistant professor level. Three monthes of payed vacances, free lodging, substantial starting funds, allowance for furniture and high benefits are provided. Candidates are invited to send their curriculum vitae to His Magesty King Fahd, Saudic Araby".
- Это надо Майку посоветовать, - подумала Маша.
"Ultrafast optical spectroscopy group at EPFL is looking for young postdocs specialized in the excitonic physics. References: Benoit Deveaud, EPFL, Ecublens, 34095 Swiss"
Машенька долго вчитывалась в это объявление, чувствуя, что оно все больше и больше ей нравится. Ей вспомнились лебеди в Женевском озере, живая форель в магазине, поездки на Юнг-Фрау и в Церр-Мат. Тут к ней подошел Евгений Львович.
- Здравствуйте Евгений Львович!
- Здравствуйте, Маша! У меня к вам дело.
- Я вас слушаю, Евгений Львович, - Маша почувствовала гордость и в то же время большую ответственность.
- Помните мы с вами считали собственные энергии поляритонов в структуре с квантовыми ямами?
- Конечно помню.
- Так вот, моя идея заключается в том, чтобы проделать эту же работу, учитывая разницу диэлектрических проницаемостей ямы и барьера.
- Ммм... Да, ну что же, очень интересно. А что эта разница очень важна? - спросила Маша.
- Не важно! Может быть и нет. Скорее всего нет. Но мы с вами должны это исследовать. Понимаете, экспериментатор мог бы отмахнуться от этой разницы и наплевать на нее. Но мы же с вами теоретики!
- Да, конечно, Евгений Львович, я с вами совершенно согласна! - сказала Маша, чувствуя себя чрезвычайно польщенной и в то же время сгорая от страха.
- Вот тут у меня кое-какие записи, - сказал Евгений Львович, вытаскивая из портфеля кипу листов, исписанных формулами. - Как-нибудь на досуге, качая Никиту, посмотрите и попробуйте разобраться.
- Спасибо, только Никиту уже не надо качать, он большой.
- Ну, не важно. Это я фигурально выражаюсь. Посмотрите, а если что-то неясно написано, мой e-mail у вас есть.
Тут появился Бернар Жиль.
- Hi, Eugen! - воскликнул он.
- Hallo, hallo, Bernard! - ответил Евгений Львович, и оба уставились друг на друга, не зная что еще можно сказать.
- Will you go eating with us? - спросил Бернар.
Евгений Львович наморщил лоб, посмотрел на часы и вдруг сказал с видом человека, решившегося на отчаянный поступок:
- Yes, I can eat with you tonight!
Маша удивленно посмотрела на Бернара.
- Fine! - сказал Бернар. - On y va? Let's go?
- A Voisin? - спросила Маша.
- He does not come. He is very busy. Il est tombe' amoureus d'une fille israillenne. No, I am joking. He is discussing with Benoit a la Guillaume, and it is for a long time.
Они вышли из "Ренессанса" и посмотрели вокруг. В фешенебельном квартале между зданием Кнессета и Дворцом Нации находились самые дорогие рестораны с ливрейными лакеями у входа. Евгений Львович предложил купить где-нибудь хлеба, колбасы и бутылку вина. Бернар предложил найти ресторанчик в арабском квартале. Евгений Львович сказал, что это опасно, можно нарваться на скандал, а зачем наступать на грабли. Они двинулись нерешительно по какой-то узкой улице, спускавшейся вниз. В проеме между домами мелькнул значок "Макдональдса".
- Не решусь предлагать французу поужинать в "Макдональдсе", - сказал Маше на ухо Евгений Львович. - А то мы с вами могли бы взять три "Биг-Мака" на двоих и чудесно перекусить.
- Да, я тоже раньше любила "Макдональдс", - сказала Маша, - особенно жареную картошку.
Бернар остановился у какого-то заведения в полуподвале и предложил заглянуть внутрь. Маша и Евгений Львович не возражали.
- Мадам, найдется ли у вас столик на троих? - осведомился Бернар у хозяйки.
- Ну конечно, заходите! - радостно отозвалась та.
Ресторанчик был почти пуст. На стенах висели рваные репродукции с картин Сальвадора Дали, а над стойкой бара виднелся портрет Менахема Бегена.
Евгений Львович обнаружил в меню комплексный обед за 18 шеккелей и заказал его с видом "гулять так гулять!" Маша выбрала вегитарианский суп с баклажаном. Бернар долго распрашивал хозяйку о содержании разных блюд и наконец выбрал себе в качестве антрэ салат с крабами, а на второе почки по хевронски.
- Возьмем аперитив? - предложил Бернар.
- Ну что ж, - отозвался Евгений Львович, - выпьем по пятьдесят грамм водки.
- А мне минеральной воды! - сказала Маша.
- Что-то я вас, Маша, не узнаю, - удивился Евгений Львович.
- Годы берут свое, Евгений Львович.
- Да, Маша очень выросла в последние годы, - стал рассказывать Евгений Львович Бернару. - Я имею в виду, она выросла, как ученый.
- Еще бы, первый PRL в двадцать три года! - подтвердил Бернар.
- В двадцать пять! - запротестовала Маша.
- Ну, это мне как раз ничего не говорит. - возразил Евгений Львович. - По-моему, хорошая статья в "Физика и Техника Полупроводников" стоит десяти физ-рев леттерс.
Бернард сделал Маше выразительную рожу.
- Я познакомился с Машей, когда она пришла слушать мои лекции, - рассказывал Евгений Львович, - она училась в университете, но приходила слушать мои лекции в Политехнический институт. Но дело было не в этом, как я уже потом понял, не правда ли Маша?
- Не в этом, - сказала Маша и густо покраснела.
- На самом деле Маша собиралась выйти замуж за одного из моих учеников! - торжествующе сказал Евгений Львович.
- Я тогда еще не собиралась... - возразила Маша.
- Не рассказывайте! Собирались, собирались! - Евгений Львович уже выпил водки. Бернар с интересом слушал. - И вот однажды, я как сейчас помню, в столовой Физико-технического института Маша и Алексей мне во всем признались!
- Боже мой! - простонала Маша.
- Да! - победно продолжал Евгений Львович. - Но я сразу же принял меры. Во-первых, я сказал Маше то же самое, что Аронов в свое время сказал моей жене в аналогичной ситуации. Я ей сказал, чтобы она готовилась к худшему. Потому что она выходит замуж за алкоголика. Алкоголика, который не пьет, а работает. И что она в сущности приносит себя в жертву. Она должна быть готова к тому, что муж ее будет работать по ночам, не будет много зарабатывать, ничего не будет делать полезного в доме и тому подобное. А потом я пригласил Машу и Алексея к нам домой, и Алла, моя жена, поделилась с Машей тем, что может быть и я не знаю: каково быть женой физика.
- Ну, - сказал Бернар, - моя жена тоже понимала, что я никогда не буду зарабатывать столько сколько она. Но я был на десять лет моложе ее, и она в конце концов решилась.
- Но Маша молодец! - не унимался Евгений Львович. - Моя жена не смогла продолжать работать по специальности, когда родился Костя. В конце концов она устроилась в детский сад. А Маша выросла в крупного физика, защитила диссертацию и теперь мы с ней работаем на равных.
- Ну что вы издеваетесь, Евгений Львович! - взмолилась Маша. Она давно уже не поднимала глаз от своей терелки с супом, в то время как Бернар и Евгений Львович подливали друг другу вина и с апетитом уничтожали израильские кушанья.
- Я вовсе не издеваюсь! - настаивал Евгений Львович. - Конечно, на начальном этапе важна была поддержка мужа, и роль Рубен Палыча тоже не следует забывать. Но теперь вы уже выросли. Теперь, я думаю, вам следует уже отделяться от мужа (в научном смысле, я имею в виду). Два медведя в одной берлоге, знаете ли, долго жить не могут.
- Я отделяюсь, - сказала Маша. Она очень злилась на Евгения Львовича за все эти разглагольствования и решила теперь перекинуть мяч на его поле. - Вот все-таки для меня всегда было загадкой, Евгений Львович, как же вас еще терпит ваша жена? Вы же настоящий тиран!
- Конечно, я тиран! - гордо подтвердил Евгений Львович. - Но ведь она знала на что шла. Света Аронова ей все объяснила.
- Ну, понятно, сначала, - настаивала Маша, - пока влюбленность не проходит, все кажется в розовом свете. А как же потом?
- А что потом? - не понял Евгений Львович. - Конечно, бывает всякое, вы не думайте, семейной жизни без проблем не существует. Нам и жить долго негде было, и денег не было, и через суд мы прошли, и когда Костя родился...
- А правда, что Костя разорвал единственный экземпляр вашей докторской диссертации? - спросила Маша.
- Нет, он не разорвал, он разбросал все листы и часть из них помялась, а некоторые были надорваны. Нам пришлось с Аллой всю ночь ее собирать, перепечатывать кое-какие места... В общем, возни много было! А что вы хотите, это же жизнь!
- Но видимо ей так хотелось, чтобы вы стали доктором, и она принесла себя в жертву ради вашей научной карьеры.
- Вот именно! Вот именно! Но с другой стороны, я ведь тоже что-то ей даю и Косте. Они, правда, ворчат, что я не езжу с ними в отпуск... Вот я вам скажу, мои отношения с женой строятся на двух принципах: во-первых, я должен быть в ней всегда уверен на сто процентов. Это необходимо мне для работы. Я должен иметь прикрытый тыл! - Маша и Бернар оба подумали об одном и том же и засмеялись. Евгений Львович на обращал на это внимания. - Да, и второй принцип, Алла никогда не должна быть во мне уверена на сто процентов!
- Как же так? Это же несправедливо? - удивилась Маша.
- Это я как раз прекрасно могу понять, - сказал Бернар, - Франсуаз знает, что раз в две недели я встречаюсь с одной моей знакомой, обедаю с ней, снимаю комнату в отеле, и... - Бернар сделал энергичный жест. - Но я ей обещал, что это будет не чаще, чем раз в две недели. Иначе это становится дорого, и наконец, надо бывать когда-то в семье.
Маша представила себе Франсуаз, рост метр девяносто, пятьдесят два года, большие черные усы... Ей трудно было представить себе семейное счастье Бернара.
Подали десерт. Маша получила фруктовый салат. Ей вспомнилось, как как-то раз в гостях у Неве она съела восемь или девять мисочек фруктового салата. Теперь она не чувствовала в себе страстей такого размаха, по крайней мере, в области гастрономии. Хотя, может быть, круассаны...
Когда они вышли из ресторана, Бернар подозвал такси и спросил у Маши и Евгения Львовича, куда их отвезти. Евгений Львович заявил, что он живет недалеко и пойдет пешком. Маша призналась, что живет в общежитии на другом конце города. Такси полетело по кривым улицам Иерусалима. В машине работал кондиционер, панель приборов светилась красным светом.
- Bon nuit, Masha! - сказал Бернар, когда они подъехали к мрачному зданию общежития.
- Bon nuit, Bernard, merci, a demain! - ответила Маша и выпрыгнула в жаркий ночной воздух.
Перед сном Маше снова вспомнилось объявление: "Требуется постдок в EPFL, справки у Бенуа Дево". Бенуа задавал агрессивные вопросы Школьнику после его доклада, но после миролюбивого ответа Школьника он сразу успокоился и сел в свое кресло, улыбаясь в пшеничные баварские усы... Маша заснула.
Любезные друзья, тусклеет свет дневной.
Встречая эту ночь, вы выпьете со мной.
Кто знает, что несет нам новый день: победу,
Любовь, кувшин вина иль камень гробовой?
ГЛАВА 4
Некоторые люди быстро принимают решения и легко меняют свои планы. Машенька не относилась к их числу. Если у нее в голове рождался какой-нибудь неожиданный план, она обычно давала ему как следует отлежаться, и только потом потихоньку начинала претворять в жизнь. Поэтому, наткнувшись следующим утром на одиноко стоявшего в вестибюле "Ренессанса" Бенуа Дево, Маша не подошла к нему и не стала заводить разговор про постдоковскую позицию, а лишь сказала издали "Bonjour" и сделала вид, что очень спешит. Бенуа улыбнулся в усы и подмигнул Маше как старой знакомой.
Машенька в самом деле спешила на сессию по микрорезонаторам, которая проходила в салоне "Яффа". Она заняла место в предпоследнем ряду и стала смотреть, как Винченцо Савона в одном из своих зеленых пиджаков готовится атаковать длинного и нескладного Виттакера, заканчивавшего приглашенный доклад. Винченцо ерзал на стуле, кусал себя за палец, делал выразительные глаза и как только Виттакер кончил, вытянул вверх свою руку с такой энергией, что председательствовавший Вайсбуш даже вздрогнул. Тем не менее первым слово получил не Винченцо, а Штефан Кох, который начал методично и неумолимо выводить Виттакера на чистую воду. Виттакера никак нельзя было назвать блестящим полемистом, и Кох легко загнал его в угол. В конце концов Виттакер был вынужден публично отречься от своих работ годичной давности, хотя, с видом Галилея, продолжал настаивать, что motional narrowing существует.
- These are face-saving arguments! - с отвращением сказал наглый Кох и сел на место. Винченцо, таким образом, получил в свое распоряжение уже растерзанный на части труп Виттакера. Никто уже не слушал многословные комментарии Винченцо, долженствовавшие одновременно поддержать честь Виттакера и продемонстрировать, что он все-таки неправ. Публика перешептывалась, на все лады склоняя последнее замечание Штефана Коха.
- Я думаю, Виттакер должен вызвать его на дуэль! - громким шепотом сказал Маше Портной, перегнувшись через спинки двух кресел.
- Дуэлей не бывает, - сказала Маша.
- Как не бывает? - удивился Портной.- Вот Саша Эфрос недавно в пьяном виде вызвал на дуэль директора своего института.
- И что директор?
- Ничего. Прибавил Саше зарплату.
Тем временем начались contributed talks. Машенька их слушала с тоской, а мысли ее были где-то в Швейцарии. Портной тоже не слушал, а перешептывался со своими соседками-кореянками. После второго доклада кореянки убежали, а Портной подсел к Маше.
- А чего ты мужа с собой не взяла? - спросил он ее.