- Фу, как не конгруэнтно!.. - ужаснулась Зинаида, и, забирая полиэтиленовый пакет с двумя смерзшимися белыми трупиками, пояснила - сегодня у меня званый романтический ужин. Разве я могу подать на стол какую-то... простите, "блудную девку моря" известному писателю-концептуалисту, звезде рунета, автору романа "Небесные хляби наши насущные"?! Нет! Однозначно, нет! Подумайте сами, у него могут возникнуть неправильные аллюзии...
Продавщица сочувственно вздохнула, и уже собиралась деликатно расспросить на всякий случай про симптомы "неправильных аллюзий", и насколько это недомогание серьезно, но старичок в детской панаме нетерпеливо оттеснил подругу писателя от прилавка. Он хотел простипому!
Был дивный май. Цвела черемуха. Зинаида с кошелкой шагала по лужам. Загадочная и туманная. Вчера автор мистических "Небесных хлябей" Макс ТыQueen подарил своей преданной поклоннице изящный шаловливый лимерик "Райское искушение девы":
Дай языку познать блаженство в чистом виде,
От счастья плача, и от слез не видя,
Вкуси, отважная, мой сочный плод!
Пусть мякоть спелая заполнит рот
Любимой девушке Скворцовой Зинаиде!
Впервые ее назвали "любимой", впервые посвятили ей стихи.
Картина вторая. Ангел под соусом бешамель
Зинаида сидела за столом прямо, как спица, ибо когда-то маман многократно выговаривала ей за сутулую осанку: "Мусчины прэнэбрегают горбатых девиц". Зинаида томилась ожиданием, и, почти не мигая, смотрела на часы, висевшие на стене.
В семь часов пятнадцать минут двадцать секунд в дверь позвонили. Зинаида контрольно очертила очами круг по прибранной комнате, и, прижав длинные длани к бьющемуся сердцу, поплыла, зашуршала подолом из тафты по направлению к прихожей. Длинное боа из белых перьев соскользнуло с ее покрытого мурашками волнения обнаженного плеча, и хвостом поволочилось по паркету.
Накануне этого званого вечера, чихая и отплевываясь от взлетающего пуха, Зинаида нанизала цепью перья из распотрошенной подушки, подобно тому, как рыбаки мастерят куканы для мелкой рыбешки. Работа была нудной и кропотливой, зато в результате из зеркала на Зинаиду глянула дива времен декаданс, нервически кутающая шею в облако легких перышек. Тонкая незажженная пахитоска в мундштуке как нельзя удачно дополняла образ.
Зинаида щелкнула английским замком, приглашающим плавным жестом распахнула дверь перед гостем, и замерла в замешательстве. На пороге стоял сам Макс ТыQueen, но из-за его спины выглядывали еще трое неизвестных. Умильно щурился на Зинаиду какой-то толстяк с детской радостной улыбкой, бритоголовая девица, что-то непрерывно пережевывая, двигая накрашенным темным ртом, критически разглядывала Зинаидино боа, длинноволосый бледный юноша прожигал взглядом кольца на сложенных у декольте руках растерявшейся хозяйки.
После тихой паузы писатель ТыQueen прочистил горло - гмм... гмм... - и сказал: "Здрасьте, Зина! Я вот тут шел..., то есть почти ехал к ва.. - к тебе! И на автобусной остановке встретил ребят... Они ко мне припер..., то есть в гости приехали. Сюрприз хотели сделать, этакая карамболь! У меня дома - шаром покати! Да и с... тобой! уже договорились встретиться, вот я и подумал"...
Зинаида очнулась, изобразила приветливую улыбку: "Прошу!" - и попятилась вглубь прихожей с риском наступить на свой оперенный хвост.
Гости ринулись в дом.
Пришедшие, по всей видимости, были из разряда тех людей, которые не ждут, когда им скажут: "Чувствуйте себя, как дома". Они мгновенно освоились в новой обстановке, и каждый занялся своим делом.
Макс ТыQueen начал было по очереди представлять Зинаиде своих друзей.
- Саша - отрекомендовал он толстяка - офисный планктон, и наш постоянный спонсор!
Услышав, что поминают его персону, Саша с готовностью отозвался довольным похохатыванием, демонстрируя хозяйке свою абсолютную лояльность и полное миро-жизнелюбие. Без церемоний он откинул край жестко накрахмаленной скатерти, и с ловкостью уличного мага выгружал на стол из несвежей спортивной сумки, как из вывернутого брюха Троянского коня, армию темных стеклянных бутылок.
Зинаида с печалью понаблюдала, как тает строгий порядок романтической сервировки на двоих. Тоненько звякнув, повалился набок хрупкий фужер. В кучу сгрудились, точно отступающие войска, тарелки и столовые приборы. Одинокий холмик льняной салфетки держался последней цитаделью, но так недолго! Споро закончив десантирование стеклянных "солдат" в железных касках крышечек,
Саша без раздумий подцепил двумя перстами виртуозно сложенную салфетку и кощунственно отер ею потное чело.
- Инферна! - склонил тем временем голову ТыQueen в сторону лысого черепа девицы, стоящей к ним спиной. Малолетнее "Исчадие ада" загипнотизировано рассматривало Зинаидины рукодельные работы, украшавшие жилище. Объектом пристального внимания в тот момент была композиция "Грот".
Автор скромно полагала, что это лучшее ее произведение, оттого и выделила любимому детищу центральное место в декоре стены. Картина, выполненная в сложной, смешанной технике, представляла собой ближний вид входа в таинственную, природой образованную дыру. Стриженные зеленые и темно-коричневые нити пушистого мохера на переднем плане изображали густые заросли вкруг малопосещаемого места. Нити свешивались над вырисованными масляными красками камнями, как бы уходящими в глубину полотна. Искрящийся блеск для век, оставшийся от новогоднего праздника, Зинаида употребила для придания мерцающей сочности влажному дну пещеры.
- Нравится? - волнуясь, и от волнения сматывая оказавшееся ненужным боа в плотный клубок, спросила Зинаида готичную барышню.
- Ниче так... - отозвалась Инферна, не оборачивая головы - Миленько!.. Натуралистично... - поскребла ногтем краску на картине и почему-то понюхала палец.
- На днях я закончу свою новую работу - панно с цветами!
При этих словах Инферна удивленно покосилась на хозяйку, и невнятно, но даже несколько уважительно, пробормотала: "Понос цветами?!.. Ниче се!.. Жесть!"
Зинаида, покраснев, отошла от гостьи.
Тем временем бледный, непредставленный юноша терзал расстроенное пианино "Лунной сонатой" великого немецкого композитора Бетховена. Дребезжащие аккорды жиденько подпрыгивали плохо дрессированными собачками под неуверенными пальцами музыканта.
Вежливо послушав музыку, Зинаида поискала глазами исчезнувшего из комнаты ТыQueena, героя ее девичьих грез. Нашла она его на кухне. Макс стоял в красивой позе, точно Онегин с рисунка-иллюстрации из-под пера великого русского поэта Пушкина, только опирался он не на парапет, а на подоконник, уставленный коллекцией кактусов. Увидев Зинаиду, Макс обворожительно улыбнулся, и развел руки в стороны - Пойди ко мне, прелестница! Дай покрепче обнять тебя! Позволь моим устам лобзать твои!
Зинаида, не колеблясь, дала. Позволила. Мокрые уста писателя слегка отдавали алкогольным душком.
Но этот факт не имел никакого значения для счастья девушки!
... Когда разрумянившаяся Зинаида с ТыQueenым вернулись в комнату, веселье там шло полным паровозным ходом, вовсю набирая обороты. Гремела музыка из динамиков. Слаженное песнопение грегорианского мужского хора перекрывали барабаны и низкий рык солирующего дьявола. Девочка Инферна с ногами забралась на диван, курила пахитоску через мундштук и сбрасывала пепел в фужер.
Офисный планктон Саша брелоком для ключей откупоривал бутылки. Безымянный юноша со взором горящим, стараясь перекричать музыку, декламировал Саше стихи неизвестного автора. Впрочем, возможно, собственного сочинения:
.....................
Не вынесла душа поэта,
Такого черного ответа -
Помчалась в мир чудес и грёз.
Где белоствольный хор берёз,
Где танец маленьких стрекоз,
Где море ярко-красных роз,
Всё в мире том для вас случиться -
Лишь стоит вовремя ложиться!
Последнюю строку юноша произнес с особенно торжественным нажимом, со значением, убежденно.
- Браво! - зааплодировал Саша, не выпуская бутылку из рук.
- Браво! - засмеялся радостный ТыQueen, и ущипнул сзади Зинаиду.
А Зинаида не могла аплодировать, в руках у нее было блюдо с ангелом под соусом бешамель.
Картина третья. "И в грот сходя, благословил!"
- Инферна, дитя! А нельзя ли убрать твой адский музон?.. Пусть общество, коего члены уже достаточно осатанели, накроет медным джазом!.. - и ТыQueen подмигнул Зинаиде, и даже игриво подтолкнул ее в бок. Он был оживлен и гривуазен.
Барышня, воспитанная в стенах Смольного института, восторженно защебетала бы, призывая окружающих в свидетели: "Шарман! Душка!.. Розанчик наш!.. Ну, разве он не прелесть?!" И Максимилиан Юрьевич Тыквин как натура трепетная, писательская, явно оценил бы столь лестное женское внимание.
Но Зинаида Смольного не кончала, поэтому любовалась своим кумиром молча. Растерянно улыбаясь.
Нет! Она могла бы сказать что-нибудь этакое, и даже на иностранном языке - она знала почти весь английский! Мешало мамино спартанское воспитание, не признающее прилюдных сантиментов.
А Инферне было пофиг! Она вовсе не отреагировала на призыв ТыQueen`а, и увлеченно продолжала прокручивать горящей сигаретой дырку в пластиковой бутылке, вынуждая ТыQueen`а самому разбираться с незнакомой техникой, извергающей вопли люциферовских адептов.
"Должно быть, мои работы вдохновили ее на творчество... Вот ребенок! Кормушку для птиц мастерит" - нежно думала чуть захмелевшая Зинаида. В ее небогатой на события жизни сегодня многое происходило впервые. Впервые она пила не шампанское, не божоле, и даже не арманьяк. Впервые... ах!..
- Зин! А у тя есть Антонов? - по-свойски обратился к ней Саша, обсасывая креветочную шкурку.
- Хантонов!'Нашей юности одежда'! - тут же фыркнула Инферна.
За Зинаиду ответил ТыQueen:
- Сашк, что за маниакальная постыдная страсть?! Перед тобой - высококультурная особь! Ей даже непонятен твой вопрос! Готов поспорить, Зиночка слушает классику - Моцарта... Гайдна... Пуньяни...
Перечисляя великие имена, Макс ласково смотрел на Зину, на ее руки... На короткое мгновение смолк, заинтересованно уставившись взором в одну точку, что-то прикидывая в уме. Потом бережно взял левую Зинину конечность за безымянный пальчик, украшенный фамильным перстеньком, вытянул губы трубочкой, и почтительно приложился к крупному солитеру долгим интимным поцелуем... И дрогнувшим голосом продолжил - Шнитке и Баха...
- Кого ибаха? - живо переспросила Инферна.
- Шнитке, отроковица! Сии эмпиреи непостижны скудному содержимому твоей черепной коробки! - лениво поиздевался писатель над лысой девочкой.
Лишь один непризнанный поэт - четвертый участник богемной компании, был сосредоточен на еде, и корочкой хлеба подбирал остатки соуса с блюда, не обращая внимания на разговоры о высоком.
Заметив, с каким аппетитом молодой человек расправился с поданным кушаньем, Зинаида, будучи гостеприимной хозяйкой, заботливо обратилась к едоку:
- Есть еще рис, овощи... Принести? Если Вы не любите овощи, можно просто рис...
Вспомнила про оставшуюся одинокую сосиску в холодильнике... - ...сосиску с рисом!.. Так устроит?
Инферна от восторга подпрыгнула на диване:
- Ну, Зинаида жжет! "Сосиску сри сам!"...
Засмеялись все. Даже сама, крайне смущенная, Зинаида слегка хихикнула, выходя из комнаты за добавкой съестного для поэта.
...Зинаида перемешивала шумовкой рис на сковороде, не без удовольствия слушая доносящуюся из комнаты легкомысленную песенку о любви и счастье, и не сразу поняла, что кто-то настойчиво звонит в дверь.
...Молодая женщина, не здороваясь, обдав холодным презрением, грубо оттолкнула хозяйку плечом и ворвалась в квартиру.
- Простите, что Вам нужно? - пролепетала вслед невоспитанной фурии перепуганная Зинаида.
- Мне нужен мой муж! Где он? - сухо обозначила незнакомка цель своего визита.
В одну секунду Зинаида почувствовала себя летящей в глубочайшую пропасть великого позора - так значит, ТыQueen женат!!!- и опустилась, придавленная стыдом и разочарованием, на козетку, в ящике которой держала крема и щетки для обуви.
А в комнате назревал скандал. Незваная визитерша злобно кричала: "Урод! Опять за свое!.. Немедленно собирайся! На выход с вещами!.. А не пойдешь - щас милицию позову! Пусть разгонят к чертям собачьим вашу пьянь!"
Взяв себя в руки, оскорбленная Зинаида гордо проследовала в комнату, где ее очам предстала напряженная сцена.
Скандалистка, подбоченясь, стояла напротив сидящего за столом Саши. Тот, казалось, на глазах уменьшался в размерах, как воздушный шарик, из которого выпускают воздух. Бледный поэт в отчаянии переметнулся на диван к Инферне... Из-за спины "юной натуралистки" почему-то струился дым.
Один Макс ТыQueen не терял присутствия духа.
- Раечка! Раечка!.. Ну, зачем же так!.. Сашок - отличный парень! Ничего страшного не произошло! Человек хотел немножко расслабится с друзьями... - примирительно увещевал он разгневанную супругу "офисного планктона и постоянного спонсора", но достиг лишь того, что Рая обрушила свое негодование на голову писателя.
- А ты... Ты, Тыквин, заткнись! Тебя вообще пора в дурку сдать!..
Зинаида на седьмом небе от счастья, что объект ее воздыханий по-прежнему свободен, храбро бросилась на защиту кумира.
- Вы, любезная, находитесь в приличном доме! Попрошу без оскорблений...
Рая фыркнула, уничижительно смерила Зинаиду взглядом, и промолчала.
Саша выбрался из-за стола и бочком-бочком направился к выходу. На пороге обреченно развел руками, поглядел на потолок, и украдкой подмигнул товарищам, пока супруга подбирала с пола пустую спортивную сумку с полустертой надписью "adidas"...
Хлопнула дверь. Строгий надзиратель Рая увела своего подконвойного мужа. Оставшиеся с облегченьем вздохнули.
Заговорили все одновременно, вразнобой.
Инферна, выудив из-под диванной подушки свою поделку, озабоченно искала какие-то потерянные детали и ворчала: "Млин!.. Принесли же ее черти в самый неподходящий момент!.. Зин, ты зачем ей дверь открыла?!!"
Зинаида горевала: "Какая отвратительная женщина!.. И как она узнала мой адрес?" ТыQueen, обнимая Зинаиду за талию, уговаривал быстрее забыть неприятный эпизод: "Без Сашки даже лучше!.. Он не умеет вести себя в обществе! Напьется и песни горланит, пристает ко всем, чтоб вместе с ним пели..."
А поэт поинтересовался: "Рис не сгорит?"
...Настенные часы неумолимо показывали пиками стрелок, что время близится к полуночи, когда гости, наконец, собрались покинуть уютное девичье гнездышко.
Инферна и молодой поэт долго прощались с Зинаидой в прихожей, хохотали, падали на стены, и с хохотом же обещали, что новые встречи не за горами!.. Им, де, понравилось в гостях у Зины, обязательно заглянут как-нибудь еще, буквально на днях!..
Макс оставался по умолчанию на ночь. Сердце Зинаиды Скворцовой билось часто-часто, как у пойманной птички.
Звезда рунета зевнул, и с интонацией доброго барина, снисходительно осадил не в меру развеселившуюся челядь: "Чада мои!..
Ступайте с богом!.. Зиночка устала! Сейчас мы будем ее отдыхать!.."
Поэт, младший собрат по перу, согнулся пополам, уже икая и плача от непрерывного смеха, с трудом проговорил:
- Вот ситуация!.. Тыквин, ты - молоток! Это не про тебя написано - "и в грот, сходя, благо словил"?!
Довольная Зинаида поняла лишь то, что уходящие были пьяны и счастливы.