Мороз неприятно колит и стягивает кожу щек. Дрожа, прячу замерзшие красные ладони в едва теплые карманы. По крайней мере, так появлялась возможность того, что я все-таки согреюсь. Покрывшийся ледяной коркой асфальт тянул свои невидимые холодные щупальца к подошве сапог, пробираясь к плохо защищенной коже ног. Я шагаю осторожно, ставлю ногу не полностью, опасаясь неустойчивой промерзшей поверхности тротуара. Заставляю себя выпрямиться, однако, спустя пару шагов вновь горблюсь. Как будто что-то постоянно тянет меня к земле. Возможно, в этом виновата тяжелая сумка, набитая доверху вещами. Или непрекращающаяся уже долгое время депрессия. Может быть, все из-за безграничного чувства бессилия. Или мысли о ближайшем будущем. Хотя, наверное, все сразу.
Не удержавшись на скользкой поверхности, я падаю, больно ударившись левой рукой и бедром. Сумка добавила лишних несколько килограмм, усугубив ощущения. Не лучшее падение. Рассеянно оглядываюсь вокруг. Нет, никто и не спешит на помощь. Этого я и не ожидала. Стоявшие напротив девушки через несколько метров от меня похихикали. Остальные просто молча шли по своим делам. Руки обожгло ледяным холодом, когда я попыталась подняться. Запястье жутко ныло из-за неудачного приземления, а на бедре наверняка останется крупный синяк. Я с трудом поднимаюсь и отряхиваюсь от прилипшего серого снега. Да, хорошее начало путешествия. Я неловко улыбаюсь, еле удерживая сумку в заледенелых ладонях, и снова продолжаю идти. Через пару кварталов уже будет остановка. Я прибавляю шагу и стараюсь не замечать тупую боль в левой ноге.
Когда наш мир успел стать таким холодным? Таким безразличным. Презрительная усмешка - вот лицо нашего времени. Или же он всегда был таким холодным, как едва вступившая в свои права зима? Внезапная, холодная и скользкая. Не уверена в этом. Но у меня в голове постоянно возникает мысль, что это не время виновато и не место. Это люди, которые всегда были озабочены лишь своими бедами и проблемами. Либо же счастьем. Да, я признаю, я тоже не святая, и меня беспокоят мои проблемы. Однако, я бы помогла человеку, не раздумывая. На то мы и люди, верно?
В кармане настойчиво зажужжал телефон, вызвав у меня нервный вздох. Телефонные звонки с недавнего времени не вызывали у меня никаких приятных ассоциаций. Дрожащей ушибленной рукой достаю из кармана мобильный и пытаюсь сосредоточиться на экране. Перед глазами вновь была белесая пелена, которая частенько появлялась в последнее время. Наверное, во всем виноваты головные боли. Или же просто садится зрение. Несколько раз поморгав, разглядываю белые буквы: "Мамочка".
- Я уже почти на остановке.
- Тогда как возьмешь билет, позвони мне.
- Хорошо.
- Как у тебя дела?
- Все как обычно, мам.
- Закрыла свои долги?
- Почти.
- Ты не затягивай с этим, скоро сессия. Когда она начинается, кстати?
- Через неделю зачетная. Я успею.
- Вот не пропускала бы занятия, не пришлось потом бы бегать, разгребать свои долги.
- Ма-ам. Мне тяжело нести сумку и разговаривать. Давай закроем эту тему. Все будет хорошо.
- И когда ты все успеешь сделать?
- Успею! Все хорошо. Закрывала ведь уже. Все, давай, я на остановке уже.
- Позвони, как будешь на вокзале.
- Хорошо.
Скидываю звонок, не желая продолжать разговор. Если не ограничивать время, он снова перетечет в русло: "как же мне плохо" и я буду плакать всю оставшуюся дорогу до дома. Правда, у меня такое подозрение, что без слез снова не обойдется. Останавливаюсь возле пешеходного перехода и наблюдаю, как подъезжает нужный трамвай. Проклиная все на свете, бегу на красный, выслушивая "лестные" отзывы на свой счет. Однако, меня больше заботит лишь красно-белый транспорт, готовый в любую секунду продолжить свой путь. Ушибленные места жутко ноют.
Я в последний момент заскакиваю в трамвай и позволяю себе немного расслабиться. Здесь теплее, и подмерзшую кожу начинает неприятно колоть. Ног не чувствую. А эмоции не в пример окружающей стуже кипят лавой внутри. В такие моменты хочется сесть, отвернуться к окну и под спокойный ритм, раздающийся из наушников, и погрузиться в свои мысли с головой. Это я себе позволяла не часто. Стоило мне уйти в себя, я вновь переживала прошедшее лето. Воспоминания еще свежи, и с каждым новым разом встают перед глазами более яркими и жгучими. Они не стираются, а крепнут, выжигая внутри смертельные дыры.
Трамвай забит людьми, и сейчас единственное, о чем я могу думать - как бы какой-нибудь здешний карманник не украл телефон с кошельком. Теплый воздух расслабляет мышцы. Рука начинает пульсировать тупой болью, а перед глазами снова странная пелена. За окном мелькают ледяные деревья, грязный снег, машины и угрюмые прохожие, завернутые в шубы и толстые пуховики. Моя черная куртка хорошо защищает от ветра, но против гибких проникающих лап мороза она бессильна. Джинсы и осенние сапоги так же не спасали от холода. Приподнимаю коралловый осенний шарф, прикрывая губы и щеки.
Столько студентов, спешащих на вокзал... И так мало сидячих мест. Хочется сесть и погреться у небольшой печки, находящейся под каждым креслом в трамвае. Однако, я должна быть благодарна хотя бы за то, что вообще успела добежать.
- Девушка, присаживайтесь.
Я удивленно смотрю в сторону. Парень лет двадцати двух поднялся со своего места. Светлые волосы с серебристым отливом были идеально уложены, еле доставая до изгиба плеч. Тонкие губы изогнуты в приветливой улыбке. А невероятные синие глаза направлены в мою сторону. На всякий случай я переспрашиваю.
- Вы мне?
- Присаживайтесь, - кивает парень. Выглядит он... странно. И не только внешне с его островатыми чертами лица и тонкой фигурой. Одевается он тоже довольно странно. Ярко-зеленые брюки, темно-зеленые туфли и белая кожаная куртка совсем никак не вписываются в окружающую обстановку. Почему-то возникла мысль, что эта заплутавшая модель очень забавно выглядела бы в шапке. И вправду, очень похож на современную модель. Только не хватает какой-нибудь зеленой спирали на голове. И лейки в руках. Высокая мода.
С трудом запихнув сумку в проем между сиденьями в ногах, я сажусь на предложенное место и улыбаюсь. Надеюсь, больше было похоже на благодарность, а не рвущийся наружу смех. Парень слегка наклоняет голову, продолжая улыбаться, и начинает откровенно разглядывать меня. Нет, теперь мне уже ни капли не смешно. Щеки запылали, но я это оправдываю резкой сменой температуры. Горячий воздух в ногах заставляет меня совсем расслабиться. Всю кожу покрывают болезненные мурашки, щипая и кусая мое настрадавшееся за первую неделю зимы тело. Руки горят, припухли. Разве что глаза пришли в норму. Через несколько остановок оглядываю вагон. Странный парень исчез так же незаметно, как и появился.
На конечной остановке выхожу с сожалением на мороз и тяжело вздыхаю. Легкие обжег холодный воздух, и все тело вздрагивает от страха. Мой организм уже знает, что ему вновь предстоит окунуться в эту стужу, и мозг жалобно подает протестующие сигналы. Здесь скользко, поэтому приходится идти аккуратно. Еще одного такого падения моя больная рука не вынесет. Точно кость треснет. Я всегда удивленно провожаю взглядом тех, кто так уверено шагает по неустойчивому тротуару. Неужели не боятся упасть? Хотя раньше я тоже не боялась падений - напоминаю себе. Да, я даже училась кататься на коньках. Правда, разогналась, не удержала равновесие и упала на левую руку. Результат - трещина сустава и жуткая боль в течение всего дня. Программа была плотной, и мы с родителями отправились после катка в кино. Это были жуткие выходные, которые до сих пор у меня ассоциируются с болью и мучениями. Руку невозможно было положить так, чтобы было удобно. И каждый раз, когда я ее передвигала, становилось только хуже. Занятно, почему же я постоянно падаю на левую сторону? И почему я вообще падаю? Невольно улыбаюсь. Ходячая катастрофа.
С билетом мне повезло, посадка уже началась. Довольная, бегу к контролеру, пробиваю билет и захожу в автобус. Температура здесь не намного выше, но надеюсь, что в дороге водитель включит печку. Семнадцатое место. Сверяюсь с билетом, на всякий случай, и сажусь около окна. Мое любимое место во время поездок. Место, где тайные мысли сами выползают наружу, а воображение стирает все возможные границы. Стоит только включить музыку и посмотреть в окно. Отодвигаю дрожащими руками бордовую грубую занавеску и протираю ладонью слегка запотевшее окно. Люди. Много людей. Все торопятся на автобус, стремясь занять место получше, иногда толкают друг друга и торопливо заходят внутрь автобусов. Несколькими минутами ранее я была такой же, спешно идущей к транспорту и мечтающей о теплом сидении. И вот теперь с видом знатока рассматриваю копошащиеся черные фигурки. Наверное, каждый человек так рассуждает, наблюдая за окружающей жизнью. Хотя и утверждать так было бы опрометчиво.
Закрытая от пронизывающих потоков воздуха, начинаю постепенно согреваться. Неуклюжими движениями достаю из сумки наушники и телефон. Пальцы отказываются слушаться.
- Мам, я в автобусе.
- Когда прибытие?
- Без пятнадцати пять.
- Тогда я заберу тебя. Позвони, как будешь подъезжать.
- Да, конечно.
Я всегда отключаюсь первой. Не зависимо от того, с кем я разговаривала. С некоторых пор я стала бояться тишины в трубке, которая может повлечь за собой никому не нужные слова. Такие фразы приносят лишь боль и колючие воспоминания.
- Какая встреча, - слева от меня раздается знакомый приятный голос. Удивленно распахнув глаза, поворачиваюсь в сторону прохода. Странный парень-модель невесомо сел рядом и приятно улыбнулся.
- Кажется, вы вышли несколькими остановками ранее, - все еще удивленно смотрела я на парня. Как такое вообще возможно?
- Оу, вам явно это показалось. Я ехал до конечной. Видимо, затерялся в толпе, - пожал плечами парень и заинтересовано посмотрел мне в глаза. - Вы что, следили за мной?
Румянец покрыл щеки, но я постаралась скрыть смущение за язвительным тоном.
- Вас трудно не заметить.
Я так мечтала о пятнице, когда вновь смогу поразмыслить над сложившейся ситуацией...! А этот худой парень все испортил. Вечер пятницы - то самое время, когда я позволяла воспоминаниям поглотить себя с головой. Я надеялась, что со временем смогу выдавить горечь из своей раненой души, но яд категорически отказывался выходить наружу. Теперь осталось уповать лишь на одно. Мучая себя так раз за разом, сердце очерствеет. И воспоминания уже не будут такими мучительными. Я хочу научиться жить как раньше. Но это просто невыполнимо.
Кажется, он обиделся. Боковым зрением наблюдаю, как он равнодушно отворачивается в противоположную сторону, закинув ногу на ногу. Включая музыку, отворачиваюсь к окну вновь. Автобус отъезжает от вокзала, и тут же включается спасительная печка, заставляя меня невольно улыбнуться и зажмуриться. Кстати, неужели ему не холодно в такой куртке? Моя, и та будет теплее.
Перед закрытыми глазами заплясали пятна, переходя в очертания, силуэты, а потом и в лица знакомых мне людей. Бабушка, осунувшаяся и замученная, с темными кругами под глазами. Она не находит себе места, встает с дивана, ходит, садится. Уходит в соседнюю комнату. Я лежу на диване, сжавшись в комок. Кажется, сердце вот-вот рассыплется от напряжения и переживаний. Обнимаю себя за коленки, пытаясь удержать мечущуюся душу на месте. Но она рвется, отчаянно стремится за сотню километров отсюда, ненавидя эту сковывающую оболочку за такую низкую мобильность. Трель мобильного телефона режет слух не хуже великолепно наточенного ножа мясника, вызывая на теле множество мурашек. Бабушка бежит, трясущимися руками берет телефон. Звонит мама. Перед глазами тогда впервые возникла эта странная пелена, мешающая видеть и вникать в происходящее вокруг меня. Бабушка садится на стул, ноги не держат. Она безразлично кивает несколько раз. Убирает телефон в сторону дрожащей рукой. "Вот и все, - говорит она безжизненно, - Умер". Звонкий треск стекла, и мир разлетелся на миллион осколков.
- Нет, - дрожащий шепот разрезал глухую тишину, как яркий свет после долгого пребывания в темноте. Хотя скорее оглушающая темнота после яркого света. Ноги не держат, и попытки подняться с дивана не увенчиваются успехом. Пересохшие губы дрожат, глаза раскраснелись. Душу рвет на части от одного слова. Сердце разбивается вдребезги, и каждый крохотный кусочек вонзается во все внутренние органы. Как больно. Яркая агония, начавшаяся с маленькой бури, затмевает разум.
- Нет, я не верю, - самопроизвольно шепчут мои сухие губы. Бабушка падает на диван, рыдает в голос. Кожу покрывают болезненные мурашки, руки трясутся, боль во всем теле. Всего одним словом меня раздавила судьба, и вмиг захотелось умереть. Вместе с ним. Нет, я не верю. Он жив. Я судорожно глотнула воздуха только в тот момент, когда легкие сжались, и мозг отправил жалобный сигнал о помощи. Кислород обжигает горло. Рывком поднимаюсь с дивана и хватаю жужжащий телефон. С четвертого раза удается принять звонок. Хоть бы она сказала, что он жив. Пожалуйста! Ну пожалуйста...
- Мам? - охрипший голос не придает бодрости ни мне, ни маме, ни бабушке. В трубке раздались лишь тихие рыдания. - Мам! Ну как же мы без него? Я не верю, не верю...
Рыдания прорываются сквозь мою выдержку. Силы окончательно покидают меня, и как сломанная кукла я опускаюсь на пол.
- Я не знаю, солнышко. Я не знаю, - плачет мама.
Нет... я не верю. НЕ ВЕРЮ!!! Кричу, что есть силы. А сил уже совсем нет. Нет сил терпеть хлесткие удары судьбы. Не замечаю, как катятся слезы по щекам, оставляя влажные соленые дорожки. В ушах яркий гул затмевает любые звуки. Лишь одно до сих пор звенит, как яркое эхо. Умер. Он умер. Сердце не выдержало. Боже, ну почему?!
Разум помутился. Я запуталась во времени. Не вижу того, что происходит вокруг. Не понимаю, что вытворяю сама. В голове осталась одна фраза: "Он умер". Сидя на полу, качаюсь как помешенная и мотаю головой. Нет, нет, нет. Он жив. Как мантру повторяю я про себя эти слова. Или вслух?
Дедушка... Но он же должен быть в Краснодаре, на лечении. Мозг отказывается сопоставлять факты. В один оглушающий смертоносный ком слились рыдания и плач.
- Сынок, сынок, - кричит дедушка. Сердце разрывается. Очень медленно, но верно впиваются осколки.
Не понимаю, что происходит вокруг. Не осознаю. Кто-то обнимает, целует, выражает свои соболезнования и плачет. Какие-то люди... Оставьте меня в покое! Бегу домой, еле сдерживаю рыдания. Моя крепость сломалась от одного камня, а так больно внезапно остаться без защиты. Закрываюсь в комнате, слезные железы уже живут своей отдельной жизнью. Как и сам организм. Ноги куда-то идут. Руки с трудом удерживают кружку с какой-то дурно пахнущей жидкостью. А разум рядом с ним. Рыдания душат, захлебываюсь словами. Где я? Что происходит?
Когда приходят сестры мне становится немного легче. Родная почти сразу уезжает до Вали, подруги мамы. Пусть. Не нужно ей слушать эти рыдания. Двоюродная сестра Даша остается со мной. Дом совсем пуст. Бедная мамочка... Как она там? Палата, в которой она с папой прожила три счастливых недели, стала ее персональной тюрьмой.
Рыдания снова душат, хочется заснуть, навечно. И быть рядом с ним. Больше ничего. Приходится приложить очень много усилий, чтобы остановить эту истерику, но снова рыдаю, в голос. Так больно...
Эти воспоминания душат меня, раз за разом перекрывают кислород. Когда привозят его домой, двор оглашается криками. Я еле сдерживаюсь, наблюдаю, как закрытый гроб ставят на скамейки. Открывается крышка, и я захлебываюсь криком. Нет, не мог мой любимый папочка умереть, не мог! Умиротворенная улыбка навсегда приклеилась к его холодным губам, глаза прикрыты, а руки спокойно лежат в районе груди. Собственный крик боли от потери оглушает. Не помню, как я оказалась на холодной плитке. Лишь помню крик: "Папочка, нет!". Даже когда привезли гроб, я не верила. Не верила! И не верю до сих пор. Это просто чья-то глупая шутка...
Сквозь закрытые веки потекли слезы, обжигая переохлажденную кожу щек. Пальцы сами собой сжимаются в кулаки, а сердце вновь разрывается от боли. Почему? Вопрос, который я задаю себе каждый день. Почему? Почему именно папа? Ведь он был таким хорошим человеком! Почему он не перенес операции? Почему я до сих пор не могу смириться с его смертью? Почему он умер? Почему? Почему? Почему?!
Истерика сменяется новой волной безразличия ко всему окружающему. Нечто черное и гадкое поселилось внутри меня и очень медленно засасывало все хорошее и доброе. Сознание начало закрываться от окружающего мира. Попытка защитить остатки здравого смысла? Возможно. Почти ничего не соображаю. Порой кажется, что сердца и нет вовсе, камень внутри. Смертельная усталость и глубокая печаль заполнили собой мою жизнь. А в голове постоянно скользит липкой противной грязью нерасторопная мысль - зачем все эти мучения, которые некто опрометчиво назвал жизнью? С каждым днем черная сеть все сильнее захватывает мой организм, ломая и перестраивая каждую клеточку моего тела. Все болит. Особенно душа. Рана и не собиралась затягиваться, а наоборот, постепенно начинает гноиться. Чем дальше, тем тяжелее. Словно тысячи отравленных жал слегка дотрагиваются изнутри до твоей души, вызывая дрожь и мучительную боль, от которой начинаешь захлебываться слезами. Время лечит, говорите вы? Время калечит. Тело, душу, сознание... Холодно. Ледяная пустошь образовалась внутри. Смертельный холод, уничтожающий любые чувства. Лишь любовь к папе осталась непоколебимой.
Слезы высохли, но в душе ледяное пламя не собиралась прятать свои языки, в мучительной пытке лаская мою душу и сердце. До руки дотронулось нечто мягкое и теплое, но это прикосновение отозвалось уколами по всему телу. Я пытаюсь дернуть рукой, но она остается неподвижной. Открываю глаза и поворачиваюсь в сторону незнакомца. Его тонкая рука аккуратно лежит поверх моей, нисколько не прижимая ее. Однако, пошевелить ей я не могла. Очень странный. Он внимательно посмотрел мне в глаза и с серьезным видом произнес:
- Зачем ты упиваешься своим горем?
- Что?
- Ты наслаждаешься той болью, которую приносят тебе твои старые воспоминания. Она тебя убивает. Но зачем?
- Если больно, значит, я еще жива.
Не знаю, почему я ответила на его вопрос откровенно. Я могла вновь что-нибудь съязвить вроде "Я хочу стать Некромантом" либо "Проверяю себя на прочность. Хочешь попробовать?". Но я ответила правду. Он отчего-то внушал доверие. И хотелось поделиться своим горем. Но я и так была слишком откровенна для разговора с незнакомцем. Я никогда никому не говорила истиной причины собственного истязания. Мазохистка? Возможно.
- Ты разрушаешь себе душу.
- Не удивил, - фыркнула я, пытаясь освободить руку. Парень убирает свою ладонь, продолжая наблюдать за моими действиями. Не нравится мне этот взгляд. И вообще, с каких пор мы перешли на "ты"?
- Не боишься?
- Честно говоря, немного, - убедительно киваю головой. - Так может одеваться только человек с отклонениями.
- Ты так думаешь? - равнодушно ответил собеседник. Однако, по вспышке в его глазах я заметила, что этот комментарий его немного задел.
- Определенно. Тебе не холодно?
- Отчего же такая забота о моей скромной и помешанной персоне?
- Научный интерес.
- Не мерзну. А вот ты совсем заледенела.
- Да, погодка не из лучших.
- Я не об этом.
Я знала, что он не об этом. Но признать поражение я не была намерена.
- Ошибочное мнение. Под снегом могут расти великолепные цветы.
- В середине января - нет.
- Ты плохо знаешь нашу погоду, - фыркнула я.
- Но я знаю погоду человеческую.
Я отвернулась к окну. Дискуссию продолжать не хотелось. Но этот парень явно решил докопаться до моей души. Извини, ты не в моем вкусе. Я чуть поморщилась. Слишком...слащавый. Сосед посмеялся каким-то своим мыслям, вызвав на моем лице гримасу.
- Ты так и не ответила на мой вопрос.
- На который?
- Не боишься?
- Нет. Я уже ничего не боюсь.
- А смерть близких?
- Нет.
- Собственной смерти тоже не боишься?
- Порой я даже мечтаю о ней, - усмешка появляется на моем лице. Лицо нашего времени, верно?
- Ты боишься другого.
- Пауков, например.
- Какая ты язва.
- Не я такая, жизнь такая.
Снова отворачиваюсь к окну. Нет, он слишком надоедлив. Нужно включать, наконец, музыку и попытаться поспать.
- Ты боишься проснуться утром и понять, что ты не знаешь - кто ты, кто твой враг, а кто - друг. А еще ты боишься потерять себя, свои воспоминания и боль. Понять, что ты перестала чувствовать, а, значит, жить.
Рука повисла в воздухе, так и не поправив растрепавшиеся черные волосы. Я резко повернулась к нему лицом. Опрометчиво, потому что в моих серых глазах он увидел подтверждение своим словам.
- У тебя точно не все в порядке с мозговой деятельностью, - зло ответила я и в очередной раз отвернулась к окошку. Зеленые ели стремительно проносились перед глазами, так, что взгляд не успевал зафиксироваться на одном дереве. Как часто я видела эти ели, проезжая этой дорогой домой. Но еще ни разу я не видела в деревьях той обреченности, которая спряталась между ветвями. Черная паника проскальзывала в зеленых лапах, которую ранее я не замечала. Но стоило мне сфокусировать взгляд на собственном отражении, как все стало очевидным и понятным. От моего выражения лица сквозило безысходностью. А в серых глазах поселилась пустота, которую будет очень тяжело заполнить.
Отражение покрылось непонятной рябью, что заставило меня посмотреть на ели. И они по-прежнему неизменно плыли, держась друг за друга зелеными лапами. Но вот рядом, по обочине бежала большая черная собака, не отставая от автобуса ни на шаг. Ее бег был размеренным, шерсть развевалась на ветру, и казалось, что от каждого кончика волосяного покрова невесомой дымкой следовала мрачная тень. Собака спокойно повернула голову в мою сторону, будто и не бежала вовсе, а стояла где-нибудь среди деревьев, равнодушно наблюдая за полетом листка. Синие глаза, слишком умные для животного, неотрывно смотрели в мою сторону. Захотелось куда-нибудь спрятаться. И еще больше это чувство усилилось, когда собака внезапно завыла.
- Волк? - испуганно прошептала я. Парень наклонился ближе, чтобы рассмотреть нашего сопровождающего.
- Действительно, волк, - радостно произнес парень и откинулся на спинку сидения.
- Чему ты так радуешься?
- Ничему, - с улыбкой на губах пожал плечами парень и посмотрел на потолок. Я с подозрительным видом отвернулась, продолжая наблюдать за волком. Тот не сбавлял темпа. Что ему нужно? Черная морда вновь повернулась в мою сторону, и волк издал будоражащий кровь вой. Пассажиры забеспокоились. Водитель что-то кричал в окошко. Лишь светловолосый парень довольно улыбался, насвистывая какую-то простую песенку. Если бы не черная тень, преследующая наш автобус, я бы даже попыталась запомнить мотив, уж очень красиво она звучала. Однако, большой черный зверь, преследующий нас, не давал мне покоя. Появилось очень нехорошее предчувствие. Волосы на руках встали дыбом, а в груди появилось тянущее ощущение опасности. Как некстати возникла мысль, что я даже не знаю, как зовут этого парня.
Автобус качнуло, раздался грохот, в салоне началась паника. Я выглянула в окно. Волк продолжал мерно бежать, неотрывно смотря куда-то вверх. Повернувшись, вижу, что парень тоже наблюдает за потолком с задумчивым видом. Невольно поднимаю взгляд наверх, не понимая ничего из происходящего. Кажется, на крыше кто-то был. И миллион вопросов в один миг возникли в моей голове, вытесняя все остальные мысли. Этот некто ходил по крыше автобуса, что-то наверху звякало и царапало металл. Волк вновь завыл, но на этот раз вой длился дольше и сопровождался ударом хвоста о металл. Еле слышимый, но заметный. Парень посерьезнел и напряженно уставился вверх. Что-то здесь неладное творится. Я истерически хихикнула своим мыслям. Да, просто немножко "неладное". Когда вентиляционный люк с жутким скрипом оторвался и улетел в неизвестном направлении, мне стало совсем страшно. Как будто я попала в одну из своих фантазий с моим участием в главной роли. Светловолосый парень подскочил и легким движением скинул неудобную куртку на пол.
- Anteth (прим. авт.: в переводе - одержимый смертью). Как чувствовал. Будь наготове.
Первое слово прозвучало особенно странно, с легким придыханием, растянуто. Блондин достал с полки над сиденьями серебряные ножны с торчащей из них резной рукоятью меча. Я широко распахнула глаза от удивления. Нет, я точно сплю. Это не может быть явью. Люди испуганно визжали, кто-то упал в обморок, кто-то жутко побледнел и лихорадочно трясся. Водитель продолжал движение, испуганно вцепившись в руль. Светловолосый парень, бросив ножны на сиденье, крепко обхватил меч, ожидая того, что должно было вот-вот спуститься из проделанной дыры.
А я заворожено рассматривала изящные ножны с причудливым объемным рисунком. Сплетение линий было похоже на лианы, вдоль которых были вкрапления изумрудов около сантиметра в диаметре. По периметру ножен завивалась зеленая объемная металлическая лента.
От громкого стука я вздрогнула. Нечто странное камнем упало в салон. Оно выпрямилось, и оставшаяся половина пассажиров упала в обморок.