Он взят был в плен под Сталинградом
их третий корпус был в кольце
мадьяры с немцем гибли рядом
их много полегло в конце
Боеприпасов больше нету
был голод, лёжа на снегу
их командир призвал к совету
сказал: командовать я не могу
А как вам быть решайте сами
в прорыв? на бойню? Никогда!
Сдавайтесь русским
может с вами ещё увидимся мы, да
Они брели до эшелона
а голод ел их изнутри
уже у своего вагона
его дружок локтем- смотри!
Старуха шла с буханкой хлеба
а он на хлеб её смотрел
Он не мечтал, он будто не был
гасил мечту, он есть хотел
Поесть. Досыта? - Нет хоть малость
и это видела она. Она горбушку отломала
- Держи. Возьми. Тянула - На!
Он взял. К груди прижал горбушку
Запас свой денег, что есть, вот! 
Нет, не взяла его полушку. 
Да! Деньги здесь не ходят. Фронт
Хлеб это жизнь. Она стояла
и вдруг буханку отдала.
 Ему.
Такое вот начало.
 И в этот миг как мать была
Он онемел. Всё в самом деле?
все двери эшелон открыл
повыскочили все. Смотрели
На хлеб. А он его схватил
Не отобрать. Его надежду
На жизнь. Вот тут, среди беды
Его подальше, под одежду
под голову у темноты
в теплушке на холодных нарах
под перестук колес, в Сибирь
А он то ведь ещё не старый
и не сломается как штырь
Они друг с другом словно звери
им на другого наплевать
они пришли достигнуть цели
и ради цели воевать
Сначала все такими были
как отправлялся эшелон
в их душах было много гнили
но шел и шёл в Сибирь вагон
Нанаши Дердь из Будапешта
Врач. А сейчас просьой солдат.
Без ног. По пояс. Без надежды
А был пловец, так говорят
Закрыл глаза он на морозе
Проснулся - и не чуял ног
а он их лёжа отморозил
но в лазарете выжить смог
в плен он попал и ехал с нами
кровили раны, бил озноб
и как он будет? и словами
никто ему помочь не мог..
Его культи не заживали
на верхних нарах он лежал
на третьих сутках нары встали
углом. А он скользил, кричал
Всем было наплевать на это
хоть нары можно починить
А вот желающих то нету
Был каждый за себя, чтоб жить
Кричал почти он трое суток
а на четвертые затих
Он умер. Дали нам минуту
Чтоб вынести его,  других...
А эшелон все шел качаясь
на север, стало холодней
и от войны душа ломалась
в вагоне много много дней
Здесь были те кто своё имя
на нарах лёжа позабыл
и те кто быть хотел другими
забыл семью, про всё забыл
а были, кто хотел - не вспомнил
война затерла память вдруг
Такого спросишь: Кто ты?
скромно
А он стоит, в глазах испуг
Был человек слабей событий
и думал каждый: всё теперь
инстинкт животных, память, нити
оборвались, так жить как зверь
Да это был период ранний
Сибирь их поменяет все ж
им дружба станет всех желанней
иначе сгинешь, пропадешь
Под вой метелей очень долгих
душа вернётся не спеша
наслушавшись как воют волки
она проснется вдруг, душа
И поведутся разговоры
о земляках, о семьях там
и память вдруг пробьёт запоры
вернётся к старым их местам
Вернётся к Венгрии и к сёлам
надежда- кончится война
и заключённый был весёлым
вокруг зима, в душе весна
Бараки были на болотах
шурфы копали торф достать
вначале нормы были что-то:
тринадцать метров, как их дать?
потом уж их пересмотрели
чтобы не гробить зря людей
зла не было, на самом деле
но труд тяжёлый, без затей
Но это будет, там всё будет
пока ж идёт в Сибирь вагон
а в нем на нарах люди, люди
 голодный, сложный перегон
Хорват Харасти: Помогите! 
Дайте уж хлеба! Не могу!!!
а я присел: Отправил, ждите
Ты получил? Нет ни гу-гу
А кто украл? скандал до неба
и я присел: Отправил сейчас!
- Да нету хлеба! Нету хлеба!
Его сожрали! Кто же мразь?!
Хлеб развернул а там все цело
Выходит я не отправлял
Мой разум просто мыслил дело
что хлеб ломаю представлял
Теперь уж отломил я точно
Отдал. Он съел его, затих
Как по мозгам война порочно
нас бьёт, не выразит и стих
А перестуки, перегоны
мотает ветром эшелон
тайги уже глухие стоны
но все бежит, идёт вагон
Там уж в Сибири в 1943
бежал на волю Юон Тур
конвой всё это не заметил
Он весельчак был, балагур
По русски хорошо балакал
это ему и помогло
И вот в ворота долбят как-то
уже три месяца прошло
А там Юон. Он сам вернулся
аж до Саратова дошёл
там со вдовой перехлестнулся
и даже с ней семью завел
Она его сама скрывала
он видный парень то собой
но мысль его одна пугала
остаться здесь а мы домой
когда конец войне настанет
нас здесь не будут уж держать
домой поедем, он как глянет
и расхотелось вдруг бежать
Начальство грозное вначале
смеялось аж до хрипоты
- Ну что Юон, в бега ударил?
Осуществил свои мечты?
Эх как ты лихо отоварил
Нет, Казанова это ты...
Всем поначалу было тяжко
торф добывать,  долбить в мороз
но приработались. Однажды
столяр был нужен и всерьез 
Заборы подлатать. Имберу
из Прикарпатья поручил
Чтоб сам по плану выдал меру
ну и других чтоб научил
Нет никакого инструмента
Имбер сам выпилил верстак
стамески выковал из ленты
и поднабрал людей, вот так
И дали план и стулья дали
и резчиков себе нашли
бригаду организовали
пайки себе повысили
Понравилась начальству мебель
им на артель сказали да
и им за труд деньгами, хлебом
платили, волей иногда
Куда то съездить разрешали
а ведь ещё была война
но в творчестве здесь не мешали
Так если надо значит на
Ну а Имбер не унимался
нашёл радиста, создал цех
и радио он делать взялся
оно ценилось больше всех
Да, жизнь у всех была иная
профессия была другой
министр промышленности, знаю
греб торф лопатою большой
художник, хилый слабый парень
приноровился сталь варить
шахтёром стал стюарт болгарин
жизнь здесь не там, что говорить
Вот только что вестей из дома
в Сибири не было совсем
В 1946 лишь по другому
всё стало. Письма шли ко всем
И получать их мы боялись
вот Шандор Паал прочёл его
семья погибла, хоть узналось
не знать бы лучше б ничего....
Тогда он написал знакомой
которую мельком видал
Он написал: Я не из дома
пишу вам, вас давно встречал
Я понимаю нету смысла
в этом письме, прочтите всё ж 
в нём нету лжи, в нем только мысли
здесь отвратительна мне ложь
я помню пляж у Дебрецена 
и ваш открытый звонкий смех
на променаде. Это ценно
вы для меня дороже всех
И ваше голубое платье 
и губы ваши, вашу грудь
увы, тогда не смог понять я
и с вами быть хоть на чуть чуть
Театр на улице Надьмезе,
ваш дом, ваш стол и вашу мать
я тоже помню, только здесь я
стал школу нашу забывать
А ваша матушка сердилась
когда сигару закурил
(а от махорки б подавилась,
которую сейчас смолил)
А пасха 1942 прямо с бала. 
Со школы прямо и на фронт
В кино сбежали мы с вокзала
а я теперь совсем не тот
Тот мальчик сгинул он на фронте
я стал другим, но здесь теперь
хочу им стать. Вы всё поймёте
Вы женщина. А я.... Поверь....
Да,  письма разные писали
Из Пешта Иозеф прочитал:
жена волнуясь- брата взяли
пять лет тюрьмы суд ему дал
А если ты теперь приедешь
то и тебе пять лет дадут...
Смеялся он: На этом свете
теперь уж я не пропаду!
Сибирь имею за плечами
что мне какой то мелкий срок?
мечтал я зимними ночами
увидеть родину, браток
Уехал по ранению, там уж
потом всех отпустили нас
и рельсы шли на запад прямо
уже в купе где высший класс
Сибирь нас всех перековала
не отпускала до весны
не любим толчею, вокзалы
и видим про тайгу мы сны
Когда нибудь я сяду в поезд
поеду, повидаю сам
тайгу, бараки, снежный пояс
и там душою успокоясь
я поброжу по тем местам
***