Аннотация: Размещено на внеконкурсе "Свободное творчество-2015: Разные стороны". Судя по оценкам - 17-й из семидесяти трех
На столе передо мной - статуэтка. Я часто рассматриваю ее. Тянет, словно к живому человеку.
Тщательно, до мелочей, проработанная крохотная фигурка коричневого пластика, от силы шесть сантиметров. Юная девушка в платке с крестом на лбу, на боку - туго набитая сумка. Санитар? Короткий, мужской... Кафтан? Из-под платка на спину - тяжелая коса. Длинная юбка, то ли подхваченная ветром, то ли взметнувшаяся от энергичного поворота, открывает тяжелые сапоги. На кирзовые не похожи, вроде бы, судя по мягким складкам - яловые, добротные. Не Великая Отечественная,... что-то более давнее. Похоже - сестра милосердия. А вот какой войны?
Но почему в руках твоих, дитя, длинная, странноватого вида, винтовка с оптикой? Оружие так нелепо контрастирует с миссией спасения жизней... Кто ты, красавица?
И я исподволь, незаметно для себя, начинаю придумывать судьбу творения неведомого скульптора. Сначала начерно, потом запускаю браузер. Отчасти - фантазирую. И вот бездушный кусочек пластика оживает, превращается в личность, теплеет под моими пальцами.
Прошу все совпадения имен и топонимов считать случайными.
***
Лиза уже возвращалась к оврагу, где скапливались раненые, когда заметила одиноко бредущего березовым перелеском ополченца. Высокий, грузный мужчина ковыляет, опираясь на длинное ружье. Бедро страдальца обмотано тряпкой, кажется - нательной рубахой, набухшей кровью. Видно, что находится он на грани обморока: глаза то и дело закатываются - большая потеря крови. Вот импровизированный посох попал в сурочью нору и солдат завалился наземь. Лиза бросилась к неподвижному телу. Пожилой. Сердце бьется ровно, но дыхание прерывистое. Руки, привыкшие за страшные дни к лекарскому делу, уже сами взрезают заскорузлую от крови и грязи тряпку, чистят и омывают крепким белым вином рану. Раненый постанывает, но в себя не приходит. Тяжелая пуля штуцера размочалила мышцу и надколола бедренную кость.
- Как же ты, бедняжечка, шел с такой-то раной? - удивляется Лиза. Однако пуля сидит неглубоко, и лучше было бы ее удалить.
- Потерпи, миленький, - Лиза раздвинула кровоточащие ткани и подцепила свинцовую лепешку кончиком ланцета. Пуля шлепнулась в траву. Солдат дернулся, вскрикнул, но тут же снова ушел в беспамятство. Вообще-то операции не входят в обязанности младшего медперсонала, но как часто воины, даже легкораненые, погибают от заражения крови и гангрены, не дождавшись очереди на операцию! И Лиза взяла на себя смелость применять те крохи знаний, что успел преподать ей отец. Солдаты прозвали ее за это - Лизонька-ангел.
Наложив повязку и шину, Лиза попыталась сдвинуть мужчину. Безрезультатно, в солдате было пудов шесть. Лиза напряглась изо всех сил - толку чуть. Бой шел весь день, и весь день под пулями она выносила раненых. Сил уже не было. Девушка глубоко, со стоном, выдохнула и в изнеможении откинулась спиной на ствол березы, плакать она давно разучилась. Щека ощутила нежность коры, нахлынули воспоминания.
Род свой Останковы с гордостью числили от Остани Федотова, дворового великого князя Ивана Васильевича III (Великого). Сей доблестный вой приходился дальним родственником матери Ивана Великого, Марии Ярославны, дочери удельного князя Ярослава Боровского, русской княгини Серпуховской ветви дома Даниила (рода Даниловичей). Таким образом, учитывая второй брак Ярослава Боровского с Марьей Фёдоровной Кошкиной-Голтяевой, дворяне Останковы находились в родстве, как с Рюриковичами, так и с царствующим домом Романовых. Дивидендов, однако, им это не принесло. В имении Дмитрия Ивановича Останкова состояло небольшое сельцо Становое-Тютчево Козловского уезда Тамбовской губернии, вместе с окрестными весками и хуторами насчитывавшее едва ли полторы сотни душ.
В семье Останковых было пятеро детей: Иван, Ярослав, Роман, Мария и Елизавета. Еще двое, Митя и Оленька оставили мир во время морового поветрия. Жена Дмитрия Ивановича, Анна Никитична, урожденная Салтыкова, очень переживала по смерти младшеньких, отчего у нее случилось послабление коленей.
Жизнь семейство вело непростую, но благородную. Дмитрий Иванович, понимая скудость своих сельскохозяйственных угодий, тяжелыми налогами крепостных не гнобил, охотно отпускал в отхожий промысел. Не чужды были главе семейства и веяния современности. При усадьбе он обустроил школу для крестьянских детей, где сам же и преподавал два дня в неделю естествознание, арифметику, родной язык и Закон Божий. А после смерти Мити и Оленьки, а затем - болезни жены, завел и небольшую больничку-амбулаторию. Дело в том, что в юности Останков окончил Университет по медицинской специальности и во время Турецкой войны на Балканах служил полковым лекарем, о чем часто и с удовольствием рассказывал детям. Особым предметом его гордости было свидание с графом Суворовым-Рымникским - молодой врач пользовал великого полководца, когда того лягнула уланская кобыла.
Стоило ли удивляться, что трое старших сыновей уже с одиннадцати лет были приписаны к полкам, а Марию Дмитриевну с плачем и причитаниями проводили в Санкт-Петербург, получать медицинское образование в Университете. Младшая, резвушка Лизонька, оставалась дома - юна была еще для большого города. Но это не значит, что девица была неучена. Дмитрий Иванович напрягал все свои финансовые возможности, чтобы дать дочери образование. В доме проживали то преподаватели языков, то блажной географ, пялившийся ночами на звезды в телескоп, а то и инсеньянте кавалериа - учитель галантности аж из самой Венеции. В свои семнадцать лет Лиза знала арифметику и геометрию, неплохо говорила по-французски и по-немецки, танцевала, играла на пианинах полонезы Шопена и писала великолепные стихи.
В отличие от остальных детей, Салтыковской основательностью и плавностью речей пошедших в матушку, Лизонька была папенькиной дочкой. Озорство, любознательность и дух авантюризма грели душу много на своем веку повидавшего и еще более желавшего повидать главы семьи. Частенько, забросив домашние дела и подцепив на сворку собак¸ они с Лизой отправлялись на несколько дней полевать русаков или стрелять уток по берегам Лесной и Польной Воронежи, невзирая на ворчание и увещевания Анны Никитичны и дворни. Дикая жизнь славно отразилась на облике Лизы. Подвижная и крепкая девочка румяными щечками и блеском глаз радовала взор постаревшего искателя приключений. А уж как она пуляла по уткам из самострела, что смастерил ей кузнец Архип, а то и из старой отцовской фузеи! Дмитрий Иванович именовал ее то Амазонкой, то Дианой, а Лизонька в ответ оглашала окрестности их очередного бивака звонким смехом.
Когда настала черная пора и Русская армия понесла первые тяжелые потери, когда семья получила известия о геройской гибели Ивана, а Ромаша вернулся домой без руки, поседевший в свои двадцать пять, Лиза резко изменилась. Она наседала на отца с просьбами обучить ее медицинскому ремеслу. Целью ее было ехать в Тамбов, где работала в армейском госпитале выпустившаяся из Университета Мария. Совсем постаревшая со смертью старшего сына, угнетаемая еще и отсутствием вестей от Ярослава, мать слезно умоляла не бросать ее, но девушка была непреклонна. А ведь была уже договоренность с Питишиными, чей сын в чине гренадерского поручика приехал в отпуск по ранению и щеголял на балах крестом, кой вручал ему союзник, сам император Франц. Шалунья-хохотунья подросла и превратилась в статную девицу той прохладной русской красы, что восторженно воспевают поэты.
В конце концов, родные сдались, и Елизавета Дмитриевна уехала с попутным обозом в Тамбов. До Тамбова, однако, обоз не дошел, перехваченный рейдерующим отрядом кавалерии противника. Под Усманью Лизе удалось сбежать. Почти без средств к существованию, изрядно отощавшая, Лиза скиталась полями и лесами, не заходя в населенные пункты, разоренные противником, и выжила только благодаря навыкам, привитым ей отцом. Окончились ее мытарства под Белгородом, в ополченческом пехотном полку, где девушка была поставлена на довольствие как сестра милосердия. Через неделю полк вступил в затяжные бои с неприятелем...
Из забытья Лизу вывел конский топ и гиканье. На пригорок перед лесом выскочил разъезд, с десяток кавалеристов.. Некоторые всадники спешились. Нагибаются в высокой траве... ищут что?...
- Горцы дикие... Наших раненых добивают, - внезапно раздался спокойный голос. Лиза оглянулась. Ополченец пришел в себя и зло сощурившись глядел на происходящее, - Шла бы ты отсюда, девонька. Ладно, мне горло перережут, пожил я уже... Иди, иди... Он мягко подтолкнул Лизу в бедро горячей ладонью и вновь поник. Командир конных показал в сторону березняка нагайкой, двое джигитов неспешной рысью двинулись к девушке. Видны были чекмени с серебряными газырями на груди, чудные, словно женские, косынки на головах.
- Ну уж, нет! - Лизу затопили ненависть и бешенство, - Где там твоя фузея? - Она потянула к себе оружие ополченца. Такого ружья она еще не видела. Заряжание с казенной части, в барабан, сразу по восемь унитарных патронов. Сверху ствола закреплено нечто, похожее на телескоп. Лиза приложилась, глянула в стеклянный зрачок трубы и отшатнулась. Прямо ей в глаза щерилась бородатая физиономия горца.
- Это прицел такой. Вон, то кольцо повернешь, еще ближе покажет, - раненый снова пришел в себя, - Уж какие деньги я за эту револьверку отвалил! На оленя с ней пошалить, сплошная забава. Смотри - колесики, каждый щелчок - пядь на сто саженей добавляет, пристреливать удобно. Поверни-ка меня на живот, девонька... Не сумеешь ты...
Лиза отмахнулась от слабого голоса. Всадник весело скалился ей в глаза. Девушка опустила зрачок трубы чуть ниже, нажала курок. Грохот выстрела, сильный толчок в плечо, и черный чапан ворохнулся лохмотьями на груди. Второй всадник от неожиданности поднял коня на дыбы. Лиза в растерянности глянула на казенник винтовки. Как взвести?! А, вот - рычажок, как у кремневого ружья. Нажала, барабан повернулся. Лихорадочно выцелила черную фигуру. Ба-бах! Вопль всадника слился с визгом коня, похоже, досталось обоим. Ба-бах, ба-бах, ба-бах! Прежде чем всадники исчезли за бугром, мать сыра земля приняла еще двоих.
Телега уже тронулась. Иван Тулов помахал рукой девушке в платке с красным крестом. Та подняла руку с револьверкой.
- Пускай, твоя будет! В хорошие руки оставляю! - Лиза растерянно стояла на дороге. Легкая белая пыль оседала на новенький солдатский Георгий.
Спустя два дня, за редутом, у медицинской повозки разорвалась артиллерийская граната. Убило лошадь, ранило фельдшера и двух санитаров. Чугунными осколками посекло и винтовку. Небольшой кусочек раскаленного металла угодил в висок Лизаветы, что обустраивала раненых.
Через полчаса, остатки ополченцев в яростной контратаке сбили неприятеля с позиций. Пленных в этот день не брали...
***
Война... Война, будь она проклята! Зачем я тебя убил, творение мое?... Блин, тоже - Пигмалион нашелся! Влюбиться в образ?
Коричневая фигурка в молчании стоит на моем столе.