Аннотация: Лихие 90-е. Неплатежи, безработица... Кто из Вас не пытался торговать? А кто остался в бизнесе?
Шмоня вздрогнул и открыл глаза. Похоже, он маленько придремал. Обвел дурными глазами свою обитель. Поворочал языком. Язык был сухой теркой. Ужасно хотелось пить.
- Черт, ну я и нажрался, - хриплый голос с бетонным эхом напомнил ему воронье карканье на той помойке. Шмоня оглянулся. Машинка продолжала работать. Мигала пара огоньков на передней панели: зеленый и красный, тихо урчал мотор, плескались штаны в молочной мути за иллюминатором загрузочного окна. Что-то, может быть - замок молнии, негромко звякало по стеклу.
Голый человек, скорчившись худым немытым телом, сидел в бетонных сумерках щитовой камеры коммуникационного тоннеля завода "Красная Звезда", в просторечии известного как "Хрущевский". На сером полу светился яркий серп солнечного света, проникающего через неплотно закрытый люк. Это было очень неплохое убежище. Просторное, теплое, даже - с освещением. Уж кто-кто, а электрик с двадцатилетним стажем, Федор Михайлович Шамонаев без проблем мог подключить пару лампочек к проходящим здесь кабелям. Да что лампочки! Он знал куда идет каждая шина, он каждый тепловичок вынянчил здесь за долгие годы непорочного труда. Да, выпивал! Но - не на работе и не больше других. А как иначе? Ведь все силы клал ради усиления обороны родной страны. Сколько сверхурочных и выходных угробил на выпуск продукции под скромными названиями "Изделие Черешня" или "Комплекс Сирень". И становились взращенные трудовыми руками цветочки и ягодки на точки, и напоминали всеми мегатоннами своими условному противнику, что бронепоезд наш еще под парами, пусть главный машинист и шепелявит слегка.
Но - грянула Перестройка, завод закрылся, рабочий класс шатнулся в торговлю. И Федор тоже пробовал торговать какими-то консервами, ажурными трусами, тефлоновыми сковородками, сляпанными в братском Казахстане. И перебивался ведь! Позже в коттеджах у новых русских проводку делал, заказчики не обижали - никогда карман пустым не был. Черт дернул его ввязаться в эту аферу с сигаретами. Куш светил большой, даже гигантский. И видел Федор почти воочию, как первый лимон его уже восходил над нищими российскими горизонтами портретами импортных мужиков в буклях. Но сделка оказалась элементарной разводкой, рассчитанной на беспечных лохов. И наш деляга не только потерял заработанное непосильным трудом, но и влез в такие долги, что вслух даже произнести жутко. Заработал счетчик. Единственным выходом оказалось срочно развестись с женой и уйти на дно.
Поначалу Федор жил на природе, в земляночке. Бывалый рыбак и охотник, голодным он не оставался. Однако благополучие рухнуло в одночасье, сметенное слепой мощью лесного пожара. Голому и обожженному бедолаге не оставалось ничего иного, как вернуться в город. Город, он - обогреет и прокормит. И армия бомжей со скрипом, но таки приняла в бутылочно-баночный бизнес нового конкурента.
Шмоня бурно вздохнул и сразу скорчился в тошнотной судороге. Один кашель и немного зеленой слизи... Надо же было так нажраться!
Вчера он встретил Жбана. Вместе с Алехой Ждановым они начинали торговые дела, но тогда тот не повелся на разводку, сохранил начальный капитал, а потом неплохо приподнялся на польской наваренной резине для Жигулей. Правда, один крендель как-то шепнул Федору, что вся эта сигаретная афера затеяна была не без участия самого Жбана. Но Федор не очень-то верил злым языкам: не мог Алеха так кинуть друга.
Впоследствии рукопашное прошлое Жбана, его способность пробить каменным кулаком дюймовую доску, обеспечивало стабильное уважение и авторитет в пацанской среде, о чем сегодня свирепо заявлял блестящий костюм от Армани, мягкие мокасины от Гуччи и золотая цепь в палец толщиной от Бени Шмуклера. Радостная встреча братанов получила развитие на развалинах какого-то строения, давно превращенного окрестным населением в несанкционированную свалку. Представительного Жбана нисколько не смутили несвежий вид другана и непрезентабельное место празднества. Литр клюквенной очищенной "Финляндии" и пара пакетиков соленого арахиса привели к весьма предсказуемому результату. Шмоня проснулся на развалинах хмурым утром со страшной головной болью. Одежда его, и так не слишком стерильная, была изрядно залита рвотными массами. Но что самое удивительное, голова страдальца покоилась в барабане неновой стиральной машины.
Шмоня снова, уже осторожнее вздохнул. Машинка была еще вполне в рабочем состоянии. Допереть ее до заводского двора с похмелуги было, конечно, подвигом, но дело того стоило. После недолгих электроремонтных работ бомж оказался владельцем бытовой техники, которую можно было очень недурно сбыть в базарный день. А пока, вот - пара горстей тринатрийфосфата, добытого в руинах цеха гальваники, и одежда уже чиста и осталось ее только досушить на трубе теплотрассы. Теперь и с рынка не выгонят.
Шмоня тщательно разровнял рубаху и куртку на горячей металлической поверхности, а затем шлепнул о трубу сложенные вдвое джинсы, импровизируя гладильный пресс. Брякнуло металлом и по бетону раскатились монеты. Шмоня, подобно коту на мышиной охоте, заметался по углам своего обиталища, собирая деньги. Вот они - сладким грузом лежат на заскорузлой ладони. Все пять! Блестящие после ненамеренного травления тринатрийфосфатом, двухцветные десяточки. Целых пятьдесят рублей! Шмоня тупо таращился на чеканные кружочки, смутно вспоминая, как на все его намеки насчет субсидирования Жбан в ответ только смеялся. А потом сморозил что-то вроде того, что какой-то амер пришел в Нью-Йорк с двумя долларами в кармане и стал миллионером. Надо понимать, эти железяки - шанс, который он подарил бывшему подельнику.
Через полчаса, в почти досохших шмотках, Федор подходил к ларьку. За мутноватым стеклом выстроились рядком стеклянные и металлические емкости с лекарством от Шмониного недуга. Он громко сглотнул липкую слюну и, пока троица молодых в клепанных куртках балагурили с продавщицей, занялся подсчетами. На четыре "Клинских" не хватало, решил взять три и пачку тех же арахисов. Когда парни отвалили, рассовывая по карманам пузыри, Шмоня пробормотал в провал ларечной форточки: "Три...," - и запнулся... Он все вспомнил...
Он вспомнил! Он вдруг отчетливо вспомнил, как Жбан, под поучения о начинающих миллионерах, торжественно вручил ему темноватую металлическую десятку. Шмоня вспомнил это так же четко, как в его мозгу профессионала был навечно вбит закон Ома. Этот теплый серый, с темно-желтой окантовкой диск, с давлеными буковками "Десять рублей" по рубчикам на ребре и каким-то гербом на задней стороне. До мельчайших своих подробностей монета проявилась в памяти. Но... она была одна! Вот почему слова застряли в Шмониной пересохшей, алчущей пива глотке. Мужик впал в ступор.
- Ну че, совсем мозги пропил? Давай, бери че надо или гуляй отсюда! - продавщице хотелось поскорее вернуться к маленькому телеэкрану, скупо освещавшему внутриларьковое пространство. Шмоня нервно вздрогнул и выдавил: "Две банки Клинского...". Почему он остановил свой выбор именно на двух банках, он сказать не мог. Что-то копошилось внутри него, но что - понять ему пока не удавалось! Вскрыв банку тут же - возле ларька, страдалец, содрогаясь от удовольствия, направил пенистую струю в глубины пылающей души. Вытряхнув в рот последние капли, он поставил продукт высоких технологий на асфальт, ловко расплющил пустую емкость ударом каблука, и спрятал аккуратную металлическую лепешку. Мелочь, оставшуюся со сдачи Шмоня бережно завернул в бумажку и засунул поглубже в карман куртки.
Федор сидел на теплой трубе, маленькими глоточками, неспешно цедил пиво, перекатывая за щекой солоноватые ядрышки. Здоровье поправилось, настроение - как на именинах. Жизнь потихоньку налаживалась. Глаза высокопрофессионального технаря (Талант не пропьешь!) задумчиво созерцали немудреный бытовой агрегат, пребывающий в настоящее время в разобранном состоянии. Федор размышлял.
Машинку он разобрал сразу, по приходе из реанимационной экспедиции. И не был удивлен, когда обнаружил у задней стенки, повыше привода, пару тяжеленьких серых параллелепипедов, к конструкции стирального агрегата отношения явно не имевших. Кроме клемм для подключения питания, круглой кнопки, видимо - теплового предохранителя, и соединяющего жгута в прозрачной герметичной оболочке, на фиговинах ничего больше не было. Ни винтов, ни современных защелок, ни даже щелей на поверхности, указывающих на то, что коробочки можно было бы разобрать.
- Эпоксидкой залили или пластиком каким... - с досадой просипел Федор и споро принялся собирать агрегат.
Не будучи поклонником уфологии и не веря в путешествия во времени, он тем не менее любил в своей прошлой жизни поваляться на диванчике с фэнтезийной книжонкой. Как и любой творчески настроенный человек, наш герой обожал необычность ситуаций и полет фантазии. Поэтому, без особых моральных мук, пришел к выводу: невероятно, но факт - машинка размножила или, как писали в книжках, реплицировала десятку. Кто изготовил эти примочки: инопланетяне, амеры или родной ВПК, ему было абсолютно до лампочки. Поразмыслив немного, и привыкнув доверять фактам, он приступил к экспериментам. Попытка - не пытка, а если предположения ложны - десятка все равно никуда не денется, перфорация в стенках бака диаметром от силы - миллиметров восемь. Федор положил монету в бак, на всякий случай засыпал в приемный лоток тринатрийфосфат, и включил машинку, пытливо отмечая изменения режимов работы, состояние индикаторов, изменение шумов, короче все, что помогло бы выявить технологию процесса. И хотя режим был установлен самый короткий, это все же - сорок пять минут, которые мужик провел с потными ладонями, пытаясь унять дрожь нетерпения. Под конец стирки сердечко Федора, измученное нерядовыми условиями существования, начало слегка сбоить. Но вот - щелчок, замок отключился. Федор рванул остекленную дверцу и с надеждой зашарил рукой в барабане. По характеру металлического звяканья и так было ясно, что монета - одна. Но, чем черт не шутит!
Чуда не произошло. Монета оставалась в единственном экземпляре. Федор разочарованно осел на бетон около разверстого зева машины и, зажав мокрую десятку в кулаке, надолго задумался.
Просидев, тупо уставившись в стену, более получаса Шмоня встал, выругался, и взял свои сумки. Стемнело. Пора на работу. Конкуренция в баночном бизнесе была чрезвычайно высока, поэтому Шмоня придумал свою технологию. Народ обходил помойки и прочие злачные места в основном по утрам, когда концентрация мусора была выше. А Шмоня отправлялся на поиски тары в полночь, справедливо полагая, что основная часть любителей пива уже все допила и отправилась по домам, да и конкуренты в это время устраиваются на ночлег. Исходя из этих предпосылок, ночью можно было безнаказанно шататься по городу, вторгаясь в чужие зоны без особого риска для здоровья, и собирая неплохой урожай.
С рассветом, затарив сумки и сложив их до срока в своем убежище (соблюдая конспирацию, Шмоня ходил на пункт приема металла под вечер), санитар природы залег поспать. Но сон не шел. Всю ночь, прочесывая скверы и роясь в мусорных контейнерах, Шмоня неотрывно думал об этой чертовой машинке, благо работа не сильно грузила интеллект. Факт оставался фактом - в машинку, в кармане джинсов попала только одна монета, вынул джинсы он - с пятью монетами. Монеты выпали только тогда, когда Шмоня расправил штаны. Это - совершенно точно! И даже, если где-нибудь в машине изначально и завалялись еще десятки, вероятность того, что все четыре самопроизвольно попали в скрученный карман, чрезвычайно мала. Однако эксперимент не удался. В чем же дело?!
Федор поворочался с боку на бок. Потом резко сел и уставился на агрегат, словно пытался его загипнотизировать. Что - не так?! Он принялся сверять свои действия во время эксперимента с первой стиркой, как бывало, контакт за контактом, проверял сложнейшие релейные схемы. Все было точь-в-точь. Он даже порошок насыпал, хотя и не был в восторге от того, что все монеты выглядели новенькими. Это могло бы вызвать подозрение продавцов. Джинсы - вон сколько краски отдали! Тринатрийфосфат изрядно отбеливает... Джинсы...
Джинсы!!! Федор хлопнул себя по лбу. Джинсы! Реплицируемый предмет должен быть в контейнере. Контейнер ограничивает действие... Чего?... Да хрен с ним! Потом разберемся! Если конечно разберемся...
Федор медленно стал стаскивать штаны. В карман... Монета слабо блеснула в тусклом свете аварийного освещения. Он дернулся к машине и вдруг застыл. А, собственно... зачем джинсы-то портить? Федор вытряхнул почти свежий пирожок из пластиковой коробки и, положив туда монету, тщательно защелкнул фиксирующие выступы. Сунул в машину, захлопнул крышку.
- А моющий реагент - нафига? - подумав немного, отсоединил шланги подачи воды и стока. Пусть уж эксперимент будет абсолютно чистым! Он нажал кнопку. Громкое бряканье подсказало, что на этот раз эксперимент удался!
Федор дернул дверцу.
- Черт! Замок!. Нужна доработка... - не дожидаясь, пока сработает ригель, он, наплевав на предупреждающие надписи, отвинтил панель и извлек командоаппарат. Пошарил вокруг глазами и остановился взглядом на настенном электрощитке. Через час на лицевой панели машины появилась дополнительная кнопка. И теперь уже бытовой агрегат не только мог бороться с загрязнениями, но и, запускаясь новой кнопкой всего на пару оборотов барабана, умножать благосостояние хозяина. К девяти утра, вокруг блаженно дрыхнущего прямо на бетоне Федора красовались горки мелочи и с десяток надкусанных пирожков.
Федор блаженствовал. Во-первых, он впервые за три года ехал на маршрутной Газельке. Во-вторых, он ехал из сауны, о чем свидетельствовала его раскрасневшаяся рожа. Он был в чистом, хотя и не новом белье, точной копии его прежнего прикида, только тщательно отстиранной. Грязная одежда, аккуратно завернутая в газету, была прихвачена с собой, хотя в берлоге про запас лежали еще три репликанта. На счастье! На коленях Федора покоилась сумка с продуктами. Там было всего понемногу. А чего жадничать? На кнопку нажимать нетрудно, а реплицированные пирожки на вкус ничем не отличались от оригинала. И так пришлось обойти чуть не полгорода, чтобы продавцы не сильно удивлялись, когда покупатель расплачивался мелочью. Федор прикладывался к бутылке "Варштайнера" с горечью констатируя, что за прошедшие в нищенстве годы, качество дорогих сортов пива упало ниже плинтуса.
В голове бывшего бомжа прокручивались планы скорейшего обогащения. Размножение бумажных рублей и даже долларов Федор счел бесперспективным по очевидной причине: банкноты пронумерованы, а попадаться на распространении фальшивок очень не хотелось. Репликация же домашней техники или одежды затруднялась тем, что сначала надо было накопить много мелочи на покупку чего-то стоящего, потом врулить весь этот металл продавцу элитного магазина, ведь покупать дешевку вообще не имело смысла, а потом, что не менее трудно, постараться это барахло продать. Рыночное чутье у Федора отсутствовало напрочь, что подтверждал весь его недолгий опыт в бизнесе. Поэтому конечное решение было простым и однозначным: золото и бриллианты. Где достать камушки, Федор не представлял, а вот вытребовать у жены честно выстраданное за десятилетия супружества обручальное кольцо 583-й пробы - было делом святым. Поэтому выбранный маршрут Газельки и пролегал мимо бывшего федорова семейного гнезда.
Дверь открыл незнакомый здоровяк. Федор слегка опешил: "Неужели Антонина переехала?" Но тут из кухни потянуло такими знакомыми запахами пирогов с капустой и грибами, что сомнения отпали.
- А ты кто? - бесцеремонно вопросил мужик. Федор приготовился к длительному объяснению, тщательно подбирая слова: мужик был - косая сажень в плечах. Но тут в коридоре показалась распаренная готовкой Антонина.
- О! Явление Христа народу! - она, казалось, совершенно не была смущена ситуацией. - Заходи. Митяй, это - мой бывший! Да, заходи ты, не топчись, пироги поспели.
Через полчаса, Федор в сонной сытости сидел на кухне. Здоровяк Митя шустро разливал вторую поллитровку. Пироги у Антонины, как всегда, были - высший класс! Объяснений никто не затевал, да и не требовал. Федор вполне понимал, что молодой здоровой бабе без мужа, ушедшего в подполье, жилось туговато. А веселый, разбитной таксист устроил ее не только в смысле души и тела, но и материально. Просьба Федора не показалась неуместной и немедленно была удовлетворена. Колечко упокоилось в аккуратно застегнутом кармане куртки.
- Ну, а ты как, милый? Работаешь где или все еще по помойкам шаришься? - Антонина была слегка под хмельком.
- Да нет, я в деревне электриком устроился. Не жирно, конечно, но в город возвращаться боюсь. - Федор врал напропалую.
- А кольцо - нафига? Никак снова жениться задумал? - Митяй развязно подмигнул, поднимая стопочку, - Ну, за любовь! - Дружно выпили. Федор крякнул, закусил маринованным огурчиком: "Банку огурцов, что ли, выпросить?"
- Да, надо как-то определяться. А то - пятый десяток, а ни кола, ни двора. - Антонина, впервые за вечер, виновато потупилась.
Федор вдруг понял, что пора бы и честь знать. Что проехали - не вернешь, надо жить своей жизнью! Те более, что жизнь обещала неслабые дивиденды.
Шмоня вздрогнул и открыл глаза. Похоже, он маленько придремал. Ночные прочесы питейных уголков и мусорных баков давали о себе знать. Он так устал, что даже не переоделся в чистое (на работу он всегда ходил в своей старой, оригинальной, не реплицированной одежде, конспирация - превыше удобств). Отказаться от привычного заработка Шмоня не мог: слишком глубоко въелась в его неприкаянную душу неуверенность в завтрашнем дне.
Меж тем, коробка из-под обуви была почти полна. Золота в ней скопилось никак не менее восьми килограммов. На первый раз - достаточно. Шмоня принялся комплектовать кольца в связки по 10 штук, для чего пришлось срочно размножить красивую импортную проволочку, но на восьмом десятке - остановился. Зачем? Так много сразу пристроить все равно не удастся. Из первой партии, спешно изготовленной еще вчера, ему удалось продать в подземном переходе лишь одно кольцо. Еще одно он всучил оценщику в ювелирном. Остальные два, недолго мудрствуя, сдал в ломбард. Итого - две с мелочью тыщи чистого доходу. Не жирно! Сегодня, в лучшем случае, можно отнести две связочки оценщику, благо договоренность достигнута (Ну и обдирала!), да еще пару колец - в скупку около рынка. Излишне светиться - ни к чему.
А бизнес-то, вопреки ожиданиям, не оказался сказочным! Конечно, колечек и тонну можно наклепать, но спроса-то - нема! Шмоня присел на горячую трубу и основательно задумался. Ведь должно же быть какое-то решение? Интересно, а печь точного литья в лаборатории восьмого цеха уцелела?.. Или приватизировали?
Яхту слегка качнуло и кампари из доверху наполненного бокала плеснул на спину загоравшей рядом Джулии. Девчонка завизжала и выругалась на своем итальянском. Софи и Марика, свесившись с крыши рубки, дружно заржали. Федор лениво повернул голову и, приоткрыв один глаз, успел увидеть стремительно уходящий за спинку шезлонга внушительный силуэт океанской "Sea Queen". Волны заставили яхту колыхнуться еще несколько раз, со все уменьшающейся амплитудой. Чтобы коктейль не пролился вновь, Федор отхлебнул добрую треть стакана. "Ну и дрянь!" - он сморщился, цыкнул коричневую вожжу слюны в вазу с фруктами, и всем раздобревшим телом повернулся вслед уходящей двухпалубной громадине, - "И откуда только люди такие деньги берут?". Массивный золотой медальон звучно шлепнул по округлому миллионерскому животику.
Джулия вытирала спину и раздраженно чирикала что-то, вздрагивая обнаженной грудью, и гневно посверкивая агатово-черными глазами на Федора. Из всего потока слов тот понял только уже хорошо знакомое итальянское "Vaffanculo!" (1) и букет английских факов в придачу. Не оставаясь в долгу, он вполголоса, но от всей души, послал красотку по-русски, и, злорадно ощерившись, ловко сунул ей в плавки охлажденный ломоть ананаса. Итальянка сорвалась с лежака, как ракета с пускового стола, и с громкими воплями ссыпалась по лестнице в нижний салон. Девки на крыше рубки взвыли от восторга и забарабанили кулачками по облицовке.
Федор лениво поднял руку и пошевелил в воздухе пальцами. Справа материализовался Василий, практически трезвый. По белой безрукавке матроса можно было составить безошибочное мнение о его сегодняшнем меню, однако хрустальная рюмка с водкой на серебряном подносе была безукоризненно запотевшей, а квашенная капустка в изящной вазочке хруптела, кажется, под одним только взглядом.
- Ай, молодец, Вася! - Федор встал, потянулся, и нежным взором обвел расстилавшиеся перед ним просторы Адриатики. Вдали, в полуденном мареве, проглядывался изогнутый волнолом порта, древняя крепость и весь симпатичный приморский городок. Бари (2) сбежался к порту разноцветьем крыш, черт знает, какого века постройки. По кромке плато террасами теснились стада домишек из светлого камня, улочки между которыми состояли на пятьдесят процентов из лестниц. Этот уютный городишко нравился Федору куда больше задушенного смогом Рима, суетливого Неаполя и заносчивых Канн. Так же, как изо всех разносолов, нравилась ему простая русская водка и хрустящая капустка, которую виртуозно квасил его механик Петрович.
Федор подумал, что надо бы дожать Биаджио на скидку, очень уж хотелось скорее вселиться хозяином в крохотный отель, прилепившийся к скале в тридцати метрах над сверкающей гладью моря. Энергично хукнул, опрокинул рюмку в рот и щепотью подцепил капустную россыпь. Василий громко сглотнул, кадык его резво слетал вверх-вниз.
- Эх-ма, надо было российских бл*дей прихватить! Здешние все ужаленные какие-то... - Федор помахал руками, чтобы разогнать кровь, скинул медальон на поднос и шумно плюхнулся с высокого борта в аквамариновую прохладу. Солнце слепило даже сквозь двухметровый слой воды, тень была только под яхтой. Снизу, из-под воды, когда-то - белое, а сейчас - изрядно обросшее водорослевой бородой, днище казалось брюхом кита или (Как его там?) плезиозавра. Впечатление несколько смазывала винто-рулевая группа. "Во, обросло! Пора уже доковаться, придется в Сан-Ремо сходить. А может на Сардинию? Куда дешевле обойдется..." - Федор подплыл под водой к борту яхты и поспешно вынырнул, заслышав цоканье мотора маломерного судна. Вовремя! Небольшой, неопределенного цвета, пропахший рыбой катерок привалился к борту яхты буквально в метре от пловца. Федор чертыхнулся, ухватился за борт посудины, и только хотел обматерить на единственном известном ему языке незадачливого шкипера, как навстречу ему из-за обшарпанного планширя (3) высунулось разъяренное рыло Жбана.
- Что, конь педальный, забурел?! А с дружанами делиться - впадлу?! - Жбан был красен и свиреп, глаза его лезли из орбит. Рельефно очерченные мышцы энергично собрали в складки пеструю ткань рубашки, и жесткий как камень кулак на большой скорости встретился с лицом Федора. Последнее, что увидел злосчастный миллионер, опускаясь в синюю глубину, - пузыри воздуха, густыми россыпями взлетающие к празднично блестящей поверхности моря.
Шмоня вздрогнул и открыл глаза. Похоже, он маленько придремал.
- Что, конь педальный, забурел?! - напротив Шмони, смутно вырисовываясь в скромном освещении, возвышался Жбан. В одной руке он держал початую полторашку пива, другой рукой, с зажатой в кулаке полуоблупленной воблой, тыкал в грудь старого знакомого, - А с дружанами делиться - впадлу?!
- Э-э-э.. м-ня... - растерянно мекал Шмоня, не в силах собраться с мыслями.
- Ты, что же, это, козел, - в моем районе рыжики толкаешь, а папочке львиную долю отстегнуть позабыл? - Жбан широко ухмыльнулся, тыча носком ботинка в увесистую коробку с золотом. - Давай, колись, где побрякушки раздобыл? Ювелира какого гопанул, али клад нашел?
Шмоня открыл рот, еще не зная, что будет говорить, как вдруг загремел люк и в щитовую один за другим спрыгнули два мента в брониках с автоматами и какой-то хмырь в кожаной куртке. Теперь челюсть отпала уже у Жбана.
Кожаный прищурился, привыкая к переходу от яркого солнечного дня к скудному освещению подземелья.
- Ого! Никак господин Жданов собственной персоной? Давненько не виделись, - милицейский нехорошо улыбнулся, - А мне тут сообщают, понимаешь: ювелирный контрафакт в городе появился. А оно, вона чего - господин бригадир собственное производство наладил, - он, как и Жбан только что, ткнул носком ботинка коробку с кольцами. Металл жалобно звякнул. Молоденький низкорослый рядовой с любопытством вытянул шею, заглядывая через плечо опера, пройти вперед ему мешала стиральная машина. Кожаный мельком взглянул на Шмоню.
- А это, надо думать... - что хотел подумать мент, Шмоня узнать не успел: в руке у Жбана появился здоровенный, белого металла, пистолет. Плотный грохот выстрелов в тесном бетонном коробе кувалдой ударил по ушам. Опер схватился левой рукой за живот и начал сгибаться пополам. Вторую руку он тянул подмышку, пытаясь достать оружие. Маленький патрульный привалился к стене и судорожно зажимал руками горло, из под пальцев его били темные фонтанчики. Сержант, отброшенный навзничь попаданием в броню, морщась от боли, приподнял голову, сдвинул предохранитель и с трудом передернул затвор АКСУ. Но стрелять было не с руки: раненый опер полностью перекрывал фигуру Жбана.
Все это Шмоня наблюдал уже лежа за единственным здесь укрытием - стиральной машиной. Опер, превозмогая боль, наконец достал своего Макарова, и тут же упал, получив еще две пули, теперь - в грудь. Зато вступил в дело автомат сержанта. Длинная, на полмагазина, очередь выбила крошево из бетона, пробарабанила по трубам и кабелям и перечеркнула-таки грудь Жбана строчкой из трех дырок. Взвыли рикошеты. Жутко затряслась и загремела стиральная машина над головой Шмони. Из спины Жбана вылетели какие-то ошметки, и он опрокинулся на бетон. И наступила тишина, нарушаемая лишь свиристеньем струй кипятка, рвущихся из простреленной теплотрассы.
Видимость в тоннеле быстро ухудшалась. По бетону расползалась парящая лужа. Шмоня привстал на четвереньки и осторожно выглянул из-за пробитой машинки. Все лежали неподвижно. Судя по тому, что сержант никак не реагировал на струю кипятка, бьющую ему прямо в лицо, он тоже был мертв. Застрелил ли его умирающий Жбан или парень пострадал от своего же рикошета, разбираться было неуместно, да и некогда: Шмоня ойкнул и вскочил на ноги - горячая лужа достигла и его убежища. "Надо рвать, через часок здесь такой супчик будет..." - шлепая по быстро поднимающейся воде, он спешно потащил стиральную машину к люку. Уже наверху Шмоня понял, что обручальное кольцо осталось где-то там, в щитовой, в кармане чистой куртки, рыпнулся было спуститься в тоннель, но куда там - оттуда так густо перло горячим паром, что от возвращения пришлось отказаться.
- Блин! - В том, что менты прочешут место преступления по миллиметрам и просеют по песчинке, он не сомневался. Бедолага стукнулся лбом о дырявый кожух стирального агрегата и взвыл. Истерика сотрясала его тощее тело. Злые слезы текли из глаз, обжигая щеки не хуже давешнего кипятка. Эпитеты, которые применял к себе Шмоня, при дамах лучше не озвучивать. Но прав был Екклезиаст: все проходит. И ослабевший от рыданий несостоявшийся миллионер, наконец, смог беспристрастно оценить свое положение.
- А что, собственно, я потерял? - Шмоня обшарил карманы куртки и джинсов, в результате - набралось около полусотни рублей мелочью. Под руку попалась сплющенная пивная банка. Ну, та еще, с которой и начались все приключения. Она так и лежала в кармашке куртки. Шмоня уже размахнулся - запулить ее подальше, но тормознул. Пусть остается - на счастье.
- Ну, что ж... Бабло на развод есть. А золото... - ну его на х*р! Одни несчастья от него. Видать не светит мне стать богачом... Непруха, по жизни... - Шмоня горестно вздохнул, - Податься что ли к Гальке, в коллектор ТЭЦ?.. Давно ведь звала, - он стал примериваться, как бы поудобнее тягануть на плечо машину и только сейчас увидел рваные дыры на корпусе.
- Мать твою! - сердце Федора замерло на долгое мгновенье: командоаппарат был разворочен автоматной пулей так, что торчали электронные кишочки. Он поспешно, срывая ногти, монетой принялся отвинчивать крепежные винты. С трудом стащил перекошенный кожух и ... серые параллелепипеды были невредимы, кабель цел. Лишь на одной грани загадочного устройства виднелся белесый след, от прошедшей вскользь пули.
- Хрен его знает, поломался от сотрясения или нет? - так или иначе, разбираться Федор решил в надежном убежище. Поставив кожух на место, он наживил первый винт и вдруг задумался. Уже через пару секунд Федор решительно отсоединял питающий кабель от клемм репликатора. Аккуратно завернув параллелепипеды в куртку, он подтащил бренные останки бытового агрегата к люку и ногой спихнул железяки в облако пара. Вместо грохота раздался жирный всплеск. Ого, значит вода уже пошла в тоннель! Надо смываться, а то еще заводские заявятся.
Трезвая от изумления Галька трудилась над шитьем шикарных спальных мешков из горы идентичной формы кусочков норкового воротника. По тепловой камере коллектора ТЭЦ бешено носились пятеро котов с драным левым ухом. И хотя мисок с одинаковыми рыбными хвостами было тоже пять, они дрались из-за одной, не обращая никакого внимания на пару десятков тупо копошащихся по углам мышей, помеченных на спинках красными чернилами.
Федора увлекла стезя экспериментатора. Воссозданный репликаторный агрегат работал безупречно. Древний корпус от холодильника "ЗИЛ-Москва" имел емкость впятеро большую, чем почившая в бозе стиральная машина. А с учетом морозильника - и вшестеро! Такая камера позволила бы легко реплицировать бамперы, подвеску и прочие запчасти для микроавтобусов, уж не говоря о легковых машинах. Но наученный горьким опытом, Федор больше не облизывался на легкий заработок. Вот уже который час он перебирал варианты, как вдруг взгляд его просветлел.
- Галька! Смотри! - он вытащил из кармана сплющенную банку из-под пива.
- Вот, чумурудный? - Галька встряхнула заметно увеличившееся полотнище из шелковистого меха и нежно провела по нему рукой, - Смотри, какая прелесть. Достал бы соболиных обрезков, что ли. Шубу хочу!
- Будет тебе и ванна, и кофе... И какава с чаем! Но! - Федор поднял указательный палец - Мы пойдем другим путем!
Галина, зябко обхватив руками плечи, прислонилась к косяку. Вечерело, с закатом солнца апрельские заморозки давали себя знать, но пора отправляться на пункт приема металлолома. Федор с натугой забросил полипропиленовые баулы со сплющенными пивными банками в объемистый багажник "Бентли Континентал ДжиТи". Туда же сунул и пакет со своей искусно запачканной рабочей одежкой. На ЧерМете не стоило появляться в костюме от Версачи.
- Вовке звякни, пусть на Мэйфэйр (4) сгоняет, тебе что-нибудь присмотрит. Хоть к майским-то, надеюсь, его из Кембриджа отпустят?
Галина поежилась от морозного воздуха, послала воздушный поцелуй вслед уезжавшей машине и ушла в глубь вестибюля особняка. Горничная венчиком из перьев обмахнула воображаемую пыль с остекления и затворила дверь.
***
Координаторий внешних миров.
Отдел развивающихся цивилизаций.
Подотдел углеводородного метаболизма.
(недостоверный перевод диалога по туннельному коммуникатору):
- Живи долго! Как гульнули?
- А ниче так, жабры торчком. Кер??ан опять нажрался, все ??лкам хвосты задирал!
- Класс! А че по теме не докладываешь?
- Головогрудь гудит. Да не боись, все нормуль. П?о-синтезатор - внедрили. Там один абориген его уже усовершенствовал. Камеру синтеза увеличил. Б??ки стрижет, му?я беспанцирная!
- Гу? с ним! Я уже рапорт в Отдел сгенерировал, все шесть лап кверху. Давай, ???меляйся и начинай утилизатор внедрять. Тока объем камеры зафиксируй, и настройку загруби - только популярные пластиковые отходы, как там у них... полиитален что ли? А то эти дву??гие всю нашу орби??физику к гу?у сведут.
- Ладно. Как этот абор сказанул: "Мы пойдем др?гим путем!" - так что ли?