- Говорят, что ты из России. Это так? - спросила миловидная француженка, ослепительно улыбаясь. Её едва уловимый нормандский акцент выделялся среди беглого париго.
Мафиози оскалился во все тридцать и два золотых. Он махнул рукой снующему меж столиков гарсону, и через минуту графин с водкой и бутылка Каберне Совиньон для дамы опустились на столик.
- А как там, в России? Расскажи мне. Пожалуйста. Я ни разу не бывать в ваша страна.
Гангстер Борис откинулся на спинку стула. Пальцы скользнули к поясу, за который был заткнут трофейный Desert Eagle. Поправив его, он наклонился к девушке. Та снова улыбнулась и закусила мундштук, выпуская ароматный дым в воздух.
-Хорошо в России, душевно, - Борис прикрыл веки. Мечтательное выражение смягчило суровые черты лица, и Жаклин отметила, что таким он нравится ей гораздо больше. - Берёзки шумят, переливаются хрустальным звоном листочки, ветерок их колышет, водичка плескается, душевно, - повторил он. - Вот проснёшься, бывает, поутру, попьёшь парного молочка прямо из-под коровки, затем берёшь полотенчико и идёшь на речку купаться. Или на велосипедике едешь. Всё вокруг улыбается тебе, ласковое солнышко машет лучиками. Божья коровка сядет на плечико, ты ей "Физкультпривет!", и она шевелит усиками, приветствует тебя. С прекрасным настроением подъезжаешь к речке. Выходишь из зарослей камыша к бережку чтобы искупаться, рыбку половить, шамаечку, как раз сезон...
Борис замолчал, выдерживая трагическую паузу. Жаклин подалась вперёд, с волнением глядя в небритое лицо.
- А ТАМ - ХУЯК - И ЗАВОД ПО ПЕРЕРАБОТКЕ МУСОРА НА БЕРЕГУ ХУЯРИТ, ВОНЯЕТ, ДЫМИТ, ПАДЛЮКА, - внезапно вскричал он, и безумный взгляд ярко-зелёных глаз яростно заметался по террасе, - рыба дохлая валяется на берегу, а всё потому, что, сука, ебучий завод спускает отходы производства в эту речечку. И инспекторы эконадзора куплены, фильтры на трубах не стоят, всем похуй на природу, мать нашу. А ты стоишь посреди грязи, говна и пыли в ахуе - потому что никто тебя не предупредил, что тут бляди капиталистические завод поставили. Сам не знал оттого, что тридцать лет назад завода этого блядского ещё не было. А не знал ты об этом потому, что провалялся эти тридцать ебливых, блять, лет в коме из-за того, что пришёл у сраного врача-хуерача лечить простуду, а врач нашёл у тебя воспаление хитровыебанности и острый бомбит жопы, прописал таблетки, на которые у тебя охуительная аллергия пошла, ты весь синими в, блять, бурую крапинку пятнами покрылся, и эти пидорасы в белых халатах консилиумы собирали - не знали, что с тобой делать. И чтобы ты, блять, выжил, так как они нихуя не допёрли, что же, сука, всё-таки произошло и как лечить эту хуергу, тебя ввели в искусственную кому на хуев триллиард лет. Вот что такое, блять, Россия! - Борис хлопнул кулачищей по столу. Проходивший мимо официант шарахнулся в сторону, и бокал с ярко-красным в цвет венозной крови вином едва устоял на хрупкой ножке.
Француженка опешила и сморгнула. Она растерялась и не знала, что ей такого ответить, чтобы не разбередить душу русского гангстера. Она тихо подохуела и начала судорожно подбирать слова.
- Эм, ну... я... ну... я бы съездить туда, но на реку эту, наверное, не пойти.
- Да и не надо, бля, на речку ебучую-то. Завод всё засрал, природа там уже не та, зарослей камыша давно нет и коровки все попередохли, на мясо их сдали, хули там делать теперь. Не клещей же сракой ловить, - Борис расплакался.
Девушка вздохнула: первый раз в жизни она видела, как плачет русский мужик. Он ронял горькие и солёные слёзы на ажурную скатерть, утирая глаза огромным волосатым кулачищей, и ей показалось, что время остановилось. Сердце замерло, разрываясь от боли за речку, камыши и русских коровок, и она сама хлюпнула изящным французским носом.
Гангстер не сдержался. В порыве обуявших его сентиментальных чувств он крепко прижался к ней. Очередная волна истерики охватила всё его существо, и плечи мужчины затряслись в беззвучных рыданиях.
- Я видел, как их на бойне забивали, коровок этих, - бандит заливался как девчонка. - Вряд ли Зорьки хотели закончить свою жизнь так бесславно... О, - он вдруг оживился и вскинул голову, резко прекратив эмоциональный поток. - Пацан, принеси два стейка медиум велл из говядины! Милая, ты же не против помянуть природу - мать нашу?
Француженка подняла покрасневшие глаза на Бориса и помотала головой, соглашаясь с ним. Резкая перемена настроения удивила её: наверное, она никогда не поймёт загадочную русскую душу, которая способна вопить, кричать и переливаться на все лады горечью и болью, а затем - в следующий же миг - смеяться и хохотать.
- Моя ты ласточка, - он протянул руку и любовно погладил её по щеке большим пальцем. - Стейк хочу, блять, да побыстрее! - крикнул он в спину удаляющегося официанта. - А в следующий раз я расскажу тебе, как прихватизировал скипидарный завод...