Казимирский Роман : другие произведения.

Сборник короткой прозы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Анонс с "Литреса": В короткой прозе Романа Казимирского реальная жизнь переплетается со сказкой, любовь и ненависть идут рядом, держась за руки, а культурный голод становится причиной душевной смерти. В данном сборнике нет ни системности, ни объединяющей идеи - его нужно просто читать.
  Скачать сборник бесплатно можно с того же "Литреса": https://www.litres.ru/roman-kazimirskiy-13081749/vo-vsem-vinovata-udif/
  
  Дядька
  
  - А кто увидит его - тот будто в камень превращается. Ни ногой, ни рукой двинуть не может. Не пересилишь своего страха, считай, пропал. Сгребет ручищами Дядька - и утащит в болота - поминай как звали. Никто еще не возвращался живым из тех мест.
  Дед Семен для пущей важности поднял вверх костлявый палец и обвел слушателей тяжелым взглядом. По стенам бегали тени от костра, и оттого рассказ старика казался еще более зловещим. Ребятишки все теснее жались друг к дружке в полутемном сарае, но, несмотря на страх, просили:
  - А дальше что? Деда, расскажи!
  Дед Семен, довольный вниманием, продолжал.
  - Ноги у него, как три моих - оттого он плавает быстрее любой рыбы. И не увидишь ты его, пока он тебя не заграбастает. А руки у него, как стволы старых деревьев - давным-давно корой покрылись, мхом поросли и такие же толстые. В его волосах воронье всякое обитает, под ногтями живут ящерицы и пауки. Сколько смельчаков сгинуло, пытаясь разорить его логово - страшно подумать. Я и сам по молодости с этим супостатом бился. Хотел он и меня со свету сжить, да куда ему до меня!
  - Ты, старый, говори да не заговаривайся, - Марфа Игнатьевна, жена деда Семена, шикнула на мужа. - Дядьку твоего никто уже лет двадцать не видел. А сам-то ты его видел или во сне он тебе явился? Вот - и не пугай мне детей. Нету никакого Дядьки - и не было никогда.
  
  ***
  Много лет он старался оживить мертвую землю - весной разбрасывал удобрения, осенью сгребал со всей округи огромные охапки листьев и сухой травы. И вот - это случилось. Земля задышала и, словно доказывая свое к нему расположение, подарила такой урожай помидоров, что можно было только диву даваться. Сочные, крупные - настоящее чудо. Каждое утро он просыпался с первыми лучами солнца, поливал и пропалывал своих зеленых друзей, собирал вредных насекомых и, шлепая босыми ногами по утренней мокрой траве, относил их подальше от своего дома - на солнечную поляну в лесу. Там он выпускал их и долго объяснял, что есть чужие посадки нехорошо. Вон сколько в лесу ягод! Но то ли помидоры были вкуснее ежевики и клюквы, то ли солнечная поляна была слишком солнечной, но на следующее утро вся эта ползающая и прыгающая мелочь снова ползала и прыгала по помидорам. Однако его это нисколько не сердило - утренние прогулки стали привычными и даже доставляли удовольствие.
  - Эх, чудище поганое! Выходи биться!
  Ой, что это? Давно так к нему не обращались. Все больше просто Дядькой величали. Надо же... Ну, посмотрим. Парень какой-то - топором размахивает, брови хмурит, топчется
  нетерпеливо... Ой!
  - Ага, вышел, супостат! Отведай-ка...
  - Что ты делаешь?! - Дядька от огорчения зарычал, как прежде бывало. - Быстро сойди с грядки! Ты ж мне Васю потоптал!
  Парень от неожиданности захлопал длинными ресницами, как-то весь сжался и на цыпочках, стараясь никуда не наступить, отошел в сторону. Вид у него был виноватый. Топором он больше не размахивал.
  - Ой, Васенька, - по-бабьи завыл Дядька, - что ж этот поганец с тобой сделал?
  - Вы извините... Какого Васю я потоптал? Где Вася? Я ж не специально - я биться пришел. Мне Клавка сказала, что только за героя... Какой Вася? - парень был явно огорчен и смущен.
  Дядька горестно покачал головой и кивнул на безвозвратно обломанный под самый корень куст:
  - Да вот он Вася и есть. Я так долго их пытался вырастить, что каждому имя придумал. Вон Илюша, вот этот, с подпоркой, Андрейка, а тот, на котором бабочка сидит, Алёша...
  - Меня тоже Алёшей зовут.
  - Выходит, тезки.
  Вроде хороший малец, подумал Дядька. Неудобно ему, что так с Васей вышло. Огорчился. Может, и не придется биться?
  - Так чего хотел-то, Алёша?
  - Да я того... Мне Клавка согласия не дает. А я-то люблю ее. Она говорит: мол, сосед наш Никола у Бабки Летуньи волшебный порошок отнял - теперь Алёнку свою катает. А ты чего мне? Ромашек притащил? Не пойду, говорит, за тебя. Ну, я и решил...
  - Сам ты бабка! Видел бы ты ее раньше. А Никола твой - нашел повод хвастаться. Большое дело - у девчонки порошок стащить. Она его поди всю жизнь готовила - корешки собирала там всякие, травки. Теперь совсем загрустила, того и гляди сляжет. Эх, люди...
  - Так кто ж знал-то?
  - То-то и оно... А чего ж ты с топором ко мне пришел? Сразу бы с ружьишком - из-за кустов во мне бы дырок и наделал, м?
  Парень густо покраснел:
  - Да я хотел, батя не разрешил. Говорит: Клавка твоя - дурёха, а ты, если на Дядьку полезешь, можешь домой вообще больше не заявляться. Он вроде как с тобой по грибы ходил.
  - А, так ты Леонтия сынок? Ну, вот, дожил... И что теперь? Куда подашься? Батя-то твой мужик такой, слово держит. Узнает, что ты на меня с топором полез, вмиг выгонит.
  - Дяденька, ты не говори ему. Я все из-за Клавки. Люблю ее - сердце разрывается. Что теперь делать?
  Эх, жалко Алёшку. Да и перед Леонтием как-то неудобно будет - парня девки лишил. Как же быть? Разве что...
  - Ты знаешь что, вот тебе зеркальце самоглядое. Да не смотри так - мне его как раз Девка-летунья подправила, оно теперь не хозяйку хвалит, а счастливое будущее показывает. Если вдвоем поглядитесь в него с Клавкой твоей, то и детишек своих увидите, и все свои самые смелые мысли и мечтания. Ну, как, пойдет?
  - Дядька, спасибо тебе! Я ж... Я ж сразу! Век благодарен буду!
  - Эй, топор-то забыл!..
  Куда там, Алёши уже и след простыл. Хороший парень.
  - Что ж, - вздохнул Дядька, - надеюсь, что все у него будет так, как нужно. А доброе дело зачтется - это как пить дать.
  
  ***
  - Дядька! Дяя-дяя!
  Это кто в такую рань? Только рассвет занимается. Только бы помидоры не потоптали опять! Дядька выскочил на крыльцо и первым дело окинул взглядом свои посадки - ничего вроде, все на месте.
  - Доброго утречка! - у калитки стоял Алёша и приветливо махал рукой. - Не слишком рано?
  - Эк тебя ни свет ни заря принесло. Чего стряслось?
  - Все стряслось и растряслось, Дядя. Спасибо тебе самое душевное! Я как Клавке показал зеркальце твое - так мы почти сразу и пошли к родителям благословения просить. Через неделю венчают нас. Вся деревня будет. И тебе обязательно нужно быть. Клава тебе в ноги поклониться хочет. И батя тоже очень просил. Ты придешь?
  - Ну, я не знаю... В прошлый раз на меня с вилами мужики ходили. Пока не рыкнул на них да не пригрозил мельницу разрушить, не успокоились.
  - Если снова пойдут, я их самих этими вилами... Приходи, Дядька! Тебе все рады будут. Уж я позабочусь об этом.
  - Ну, тогда обязательно приду. И гостинцев принесу - вон у меня их сколько на твоем тезке висит.
  - Ну, вот и ладно! Пойду, батю обрадую.
  Алёша от радости даже подпрыгнул. Повернул было в сторону деревни, но вдруг вспомнил о чем-то и остановился:
  - Дядя, я вот что... Я тут тебе возле калитки порошок оставил - ты его Летунье верни. В общем, нос Николе я расквасил - чтобы неповадно было слабых обижать.
  
  ***
  Когда-то ее называли Девой Лебедем. Приходили ночью полюбоваться на ее красу - а кто увидит ее краем глаза, купающуюся в пруду при свете луны, покой теряли на многие годы. Оно и неудивительно - куда деревенским девкам до нее. Кожа, как снег, белая, ноги стройные, руки тонкие, коса ниже пояса, а глаза... Эх, куда все это делось? В недобрый час порошок свой она потеряла - с тех пор все наперекосяк пошло. Летать она уже не могла, а значит, и живильную росу с облаков не соберешь. Нет живильной росы - нет молодости. А без молодости осталось ей только любоваться птицами, сидя на лавочке у домика своего, да стараться не заглядывать в зеркало, чтобы лишний раз не расстраиваться.
  Хорошо хоть Дядька заходил к ней иногда. Иначе совсем бы одичала. Зайдет, дров наколет, воды натаскает. Всегда гостинцем каким-нибудь порадует. Бывало, выпьешь с ним чаю, поговоришь о жизни, вспомнишь молодость - и сразу все становится светлее, ярче. И появляется вера в то, что все будет хорошо. Хотя откуда ему, хорошему, взяться-то? Но Дядька - он такой. Силы в нем много внутренней. И чего все его так боятся? Заглянул бы кто ему в душу - там светлее, чем в горнице утром солнечным.
  А вот и он, легок на помине. Что-то чудно - обычно он передвигается медленно, идет вразвалочку, будто сквозь тину пробирается, а нынче, как мальчишка, вприпрыжку бежит.
  - Здравствуй, Дядька! Уж не случилось ли чего? Или ты себя кузнечиком возомнил? Чего скачешь-то, землю сотрясаешь?
  А тот смеется, кувшин какой-то показывает, щурится. Загадочный он сегодня какой-то.
  - Ты мне того же налил бы из своего кувшинчика, - Бабка Летунья подмигнула гостю, - может быть, и я так же скакать начну.
  - Ты подожди шутить, старая, - Дядька с трудом отдышался. - Дай посмотреть на тебя, хочу запомнить тебя такой. Не скоро ведь увижу тебя снова в таком виде, Лебедь моя.
  - О чем ты? Я больше на ощипанную куру похожа. С меня и бульона не сваришь сейчас - одна кожа до кости. Все шутками своими да прибаутками меня успокаиваешь?
  Дядька с нежностью взглянул на старушку, потом налил себе в ладонь чего-то из своего кувшина и брызнул в лицо Летунье. Та от неожиданности зажмурилась, а когда открыла глаза, то от еще большей неожиданности зажмурилась снова. Из зеркальца, неизвестно откуда появившегося в руках Дядьки, на нее смотрела совсем молодая девушка, почти девочка. Седина слетела с нее, как пыль, морщины разгладились, глаза загорелись зеленым веселым огнем.
  Пока Дева Лебедь любовалась собой и хохотала от счастья, Дядька с довольным видом наблюдал за преображением своей соседки:
  - Я тут с мальчуганом одним познакомился. Хороший такой мальчуган, Алешей зовут. Ну, это длинная история, но он мне принес твой порошок - помнишь, ты говорила, что потеряла его? Так вот, ты его не теряла - у тебя его один оболтус деревенский стащил. Вот Алеша его и вернул. А мне всегда хотелось полетать, ты же знаешь. Вот я чуток и... В общем, набрал росы - и к тебе прямиком. Нравится?
  Дева Лебедь с радостным смехом кинулась Дядьке на шею и расцеловала его в обе щеки:
  - Конечно, нравится! Ты мой спаситель - мне уже и жизнь была не мила. Я даже мечтать о таком перестала - спасибо тебе! Век не забуду, всю жизнь тебе благодарна буду.
  Дядька засмущался от девичьей похвалы и сказал:
  - Ты подожди благодарить - я так, просто донес то, что дали. Алеше спасибо скажешь. Он нас с тобой на свадьбу пригласил. Помнишь зеркальце свое? Я его как раз Алеше и подарил на счастье. Так что собирайся, нас уже заждались.
  Девушка подпрыгнула на месте от нетерпения - уж слишком давно не было у нее возможности покрасоваться, истосковалась по вниманию:
  - Конечно! Сейчас, только скину с себя все эти тряпки старушечьи. Негоже в таком наряде на праздник являться. Дядька, я вот о чем подумала - может быть, мы и на тебя побрызгаем водицей? Глядишь и ты красным молодцем обернешься.
  Дядька добродушно улыбнулся и развел руками:
  - Нет, милая, на меня это чудо переводить не стоит. Ты ведь знаешь: я и в молодости особой красотой не отличался. Может быть, только мухоморы из ушей не росли. Да ты не переживай - привык я. Мне это даже нравится - я ведь на всю округу один такой. Ну, пойдем, порадуем молодежь.
  Прошло еще некоторое время - и люди всех окрестных деревень, собравшиеся на свадьбу Алеши и Клавдии, таращили глаза на чудо невиданное: взявшись за руки, навстречу жениху и невесте шла самая удивительная пара, какую только можно себе представить - поразительной красоты Дева Лебедь в белых одеяниях и Дядька. Да, тот самый супостат, которым совсем недавно пугал детишек дед Семен. Девушка в руках несла пение птиц, а Дядька - шелест травы. Праздник начинался, чтобы никогда не закончиться.
  
  
  Элизиум
  
  Глупо все вышло.
  Вот мне тридцать - и я точно знаю, что совершенно не обязательно куда-то торопиться, все успеется. Работа, которая не волк, жена, которая завтра простит, похмелье, которое скоро пройдет.
  Вот мне все еще тридцать - и я лежу на влажной земле, думая о том, какая темная и тихая ночь вокруг. Мысли путаются. Только что я придумывал разумное оправдание тому, что в очередной раз возвращаюсь домой за полночь. Меня в любом случае ждал скандал, но как-то так получается, что если убедить себя заранее в том, что ты ни в чем не виноват, есть вероятность, что твоя версия будет звучать убедительнее.
  Ты ведь знаешь, дорогая, каким настойчивым может быть мой шеф. К тому же сегодня у него родился внук (разумеется, никакого внука не было - зато был стрип клуб за его счет), вот он и разошелся. Ну, нельзя человеку отказывать в такой момент. Ой, ты бы видела, что он там вытворял (чистейшая правда, кстати), ты бы с ним никогда больше не здоровалась. Пришлось его провожать до дома и сдавать на руки родственникам. Я, конечно, тоже выпил, но совсем немного. Так что прости меня, милая, я тебя люблю.
  Видимо, я слишком увлекся внутренним монологом и не заметил, как кто-то подошел ко мне сзади и сильно ударил по голове. Придя в себя, я провел рукой по волосам. Липко. Осторожно приподнимемся - вот так. Не видно ни-че-го. Покачиваюсь и стараюсь найти опору. Автоматически ощупываю карманы. Так и есть - портмоне нет. Денег там было немного, но все равно обидно. Еще и документы придется восстанавливать. Ругаюсь вполголоса. Странно, мне казалось, что я произнес слова вслух. Повторяю громче. Ничего не слышу. Еще громче. Изо всех сил. Я ору так, что меня начинает тошнить. Когда человеку страшно, он кричит. Твой голос - это сирена, которая дарит тебе ощущение безопасности: тебя услышат и придут на помощь. А если ты нажимаешь на кнопку, а сирена молчит? Гадкое чувство.
  Кто-то осторожно касается моего плеча. Я шарахаюсь в сторону и падаю, затем оглядываюсь, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в этой кромешной тьме. Опять прикосновения. Я сопротивляюсь изо всех сил, но меня удерживают. Жду ударов, однако меня вроде бы никто не собирается бить. Напротив, меня, судя по всему, успокаивают. У них не получается. Наверное, уже тогда я понял весь ужас своего положения, но отказывался в него верить.
  Итак, мне все еще тридцать лет. У меня по-прежнему все впереди, но не совсем так, как я предполагал до этого. Случается иногда, что вот только вчера ты разбил машину, а на следующий день взял да и сломал себе ногу вдобавок, поскользнувшись на ступеньках. Неприятно. Говоришь себе: ну, что за полоса невезения такая. Так вот, я умудрился за один раз ослепнуть и оглохнуть - и правда, зачем тянуть? Бах - и вокруг тебя темная тихая ночь. Навсегда. И тут же ты начинаешь понимать, какой красивой может быть музыка или насколько потрясающе выглядит только что проснувшаяся женщина, хотя сама этого не осознает. Глупая.
  Нет, моя семья не оставила меня. Меня поддерживали, когда я напивался до беспамятства. Спасали, когда пытался убить себя. Успокаивали, когда я выл от безысходности. Наверное, это было довольно мерзко. Все входили в мое положение - с сочувствием, нужно полагать. И теперь я благодарен им за это. Все-таки хорошо, что мы есть друг у друга. Приятно осознавать, что мы - особенные. Почему-то хочется верить в то, что другие в аналогичной ситуации повели бы себя хуже. Кажется, это называется гордыней. Пусть так.
  Со временем я успокоился. Мы с женой научились общаться. Сначала я не мог заставить себя использовать голос, у которого не было звука, но, в конце концов, справился. А слышал я, когда она водила моей рукой по поверхности стола, старательно выговаривая "я тебя люблю" или "уже поздно, пора спать". Позже мы стали использовать письма на ладони. А вот с техникой Брайля я, к сожалению, так и не разобрался. Родственники считают, что у меня просто недостаточно силы воли. Может быть, они правы. Когда-нибудь я обязательно займусь самообразованием, но пока у меня есть другие дела.
  - Что происходит в мире, дорогая?
  Странно, но я стал интересоваться многим только после того, как потерял возможность получать информацию самостоятельно и в любое время.
  - Все хорошо. Говорят, что уровень жизни у нас повысился, а у наших соседей - упал.
  Со мной стараются говорить простыми предложениями - чтобы не приходилось много писать. Это раздражает, но я привык и давно не обращаю на это внимания.
  - А он повысился?
  - Не знаю. Зарплата не менялась. Вроде цены выросли немного. Я не считала.
  Вот так. Забавно. Ну, раз говорят, что стало лучше, значит, так оно и есть. К тому же если я глухой, то жена-то вроде слышит прекрасно.
  - Милая, ты мне недавно говорила, будто у нас стадион достроили - помнишь, в новостях об этом рассказывали?
  - Да. Говорят, достроили.
  - Так ты сама-то видела? Какой он? Красивый, наверное?
  - Там еще все перекопано. Подойти сложно.
  - Так вроде бы новость была о том, что успели объект к сроку сдать, разве нет?
  - Да, сдали его.
  - Так как сдали-то, раз там подъезда нет?
  - Не знаю. Журналисты говорят, что там очень красиво. Я сама не видела.
  Хм... Ну, раз говорят, значит, так и есть. У них ведь есть глаза, в отличие от меня. Хотя странно это все.
  - А что там с нашей армией? Помню, была напряженная ситуация в регионах.
  - Все в порядке.
  - То есть обошлось?
  - Нет, воюют, но все хорошо.
  - Как ты можешь так говорить? Если война, то это в любом случае плохо!
  - В новостях говорят, что жертв нет. У них продовольствие заканчивается, они скоро сдадутся. И все станет, как раньше.
  - Да? Удивительно. Ну, раз так, то и замечательно. Ты меня держи в курсе дел, пожалуйста. А то как-то не хочется отставать от жизни. Просто помни, что меня это интересует, ладно? Внимательно слушай новости. Теперь ведь ты - мои глаза и уши.
  - Конечно, милый. Кушай, а то остынет.
  Как это замечательно - играть в глухой телефон с глухим. Впрочем, разницы почти никакой. Первый сказал второму "А", тот передал "Б", которое превратилось во что-то еще. Самое смешное в этой игре то, что первоисточник прекрасно понимает: сказанное им и так будет искажено - и все равно старается проговорить свою часть максимально быстро, чтобы усугубить ложь на выходе. Зачем?
  Я не знаю, о чем думает моя жена. Возможно, я и не хочу этого знать. Не вижу, во что она сейчас одета. Не слышу, с кем и о чем говорит. Мир уменьшился до размеров размаха моих рук и в то же время стал таким глубоким, что если начать в него падать, умрешь прежде, чем достигнешь дна. Хорошо это или нет - я пока не разобрался. С одной стороны, сложно найти смысл в бесконечности, если нет стен. С другой - правила таким, как я, не писаны. Действительно, что возьмешь с немощного? Я могу совершить любую глупость - и меня оправдают, ссылаясь на то, что я не отдавал себе отчет в своих действиях. Наверное, это и есть счастье: безнаказанность, оправданная тем, что виноват кто-то другой. В моем случае это тот, кто сделал меня таким. Выходит, я должен благодарить его за то, что имею. За мое будущее, которого не случилось, но в котором, будь оно у меня, все получилось бы. Кто-то сказал однажды, что мы сами строим свою жизнь. Осталось научиться получать удовольствие от вседозволенности, когда ничего не запрещено, но и сделать ты ничего не можешь. Ползком наощупь - от кирпичика к кирпичику.
  
  
  Во всем виновата Юдифь
  
  - Мама! Мааа-мааа! Мамамамамамама!..
  - Ну, что? Сказала же: занята. Что опять?
  - Я только что прочитал о том, что меня убили, но я не умер. Так бывает?
  - Конечно, бывает, раз написали. Отстань! Займись делом. Отцу вон помоги лучше.
  - Да ну... Там пыльно - я чихаю. А еще я прочитал, что он мне не отец.
  Мать сердито зашикала и замахала руками, но мальчик только усмехнулся - она не ударит. Еще бы - так написано.
  - Так мой папа мне папа или не папа?
  - Папа, конечно.
  - А я прочитал, что нет.
  - Не верь всему, что пишут.
  - Но ты только что сама говорила ...
  - Я сказала: отстань! Сейчас отца позову - он тебя живо научит, во что верить.
  Понятно: мать рассердилась не на шутку. Тоскливо заныла задница - желание спорить сразу пропало. Обиженно шмыгнув носом, мальчуган вышел за дверь и на минуту задумался. Помогать отцу скучно и сложно, к тому же от древесной пыли у него на самом деле слезились глаза и свербило в носу. Играть не с кем - в такую жару даже мух не видно. Читать? Все книги в доме - в доме мама, а это нехорошо. Пока дойдешь до моря, усохнешь вдвое, но это в любом случае лучше, чем... Так и не определившись, чего же именно лучше перспектива усохнуть вдвое, мальчик вприпрыжку побежал к воде.
  
  ***
  - О, Машка пришел! - Шима приветливо помахал рукой. - Давай к нам - мы как раз тебя ждали. Вдвоем сеть не вытащить. Поможешь - пару рыбин заработаешь. На выбор.
  - Сам ты Машка! Я ведь говорил тебе так меня не называть!
  - Слышь, Андрюха, он мне говорил, оказывается, - брат Шимы, добродушный здоровяк, одобрительно хохотнул. - А как мне тебя называть? Ты сам свое имя пробовал произнести? Получилось у тебя? Родителям своим спасибо скажи.
  Машка злобно зашипел и начал искать глазами, чем бы запустить в обидчика.
  - Да ладно, ты не обижайся, - продолжал издеваться Шима, - хочешь, Исой тебя буду звать, м? Хорошее, кстати, имечко, как тебе?
  - Пошел бы ты... - Машка, наконец, нашел подходящий камень и хотел было им воспользоваться, но вдруг передумал. - Да, конечно, помогу. Вот прямо сейчас и начну.
  - Да? Ну, давай, - Шима чувствовал подвох, но не мог понять, в чем он состоит. Андрей с любопытством наблюдал за происходящим.
  Ни Шима, ни Андрей не знали о каменной тропе, которую Машка с захаровским Ванькой соорудили пару дней назад. Натаскали булыжников, чтобы удивить девчонок. Но те отказались тащиться к воде по жаре - и проект так и остался невостребованным. Вот и пригодился. Теперь нужно ступать так, чтобы даже Андрей ни о чем не догадался, подумал Машка. Шима - дурак, это понятно. Но язва. Засмеет, если что не так. Но если пройти по камням неторопливо и с достоинством, ни Шима, ни Андрей ничего не заподозрят.
  - Даю!
  Самое трудное - даже не удержать равновесие, а не засмеяться, глядя на вытянувшиеся лица зрителей. У Шимы отвисла челюсть, а Андрей зажмурился и несколько раз стукнул себя по лбу ладошкой - наверное, чтобы отогнать видение. Не помогло. Машка все так же степенно и неторопливо скользил по воде. Яркое солнце освещало лик с прикрытыми глазами, вода едва доходила до щиколоток... Все получилось так, как нужно. Шима завизжал от страха и кинулся к веслам - удирать, но лодка не желала сдвигаться с места, что-то удерживало ее на месте, она будто пустила корни на мелководье. Когда браться перегнулись через борт, то едва не вывалились из лодки - такого количества рыбы, набившейся в сети, им еще не приходилось видеть.
  
  ***
  - Ты достал? Точно достал? Ну?
  - Да достал, достал...
  Какие вы надоедливые, подумал Машка. Тьфу ты... Он теперь и сам себя называет этим противным именем - даже в мыслях. Машиах беззлобно выругался и протянул приятелям кожаную флягу.
  - Всем хватит!
  Шумное веселье мальчишек привлекло проходящего мимо отца Шимы. Он подозрительно прищурился:
  - Что это у вас там?
  Дети кинулись врассыпную, не забыв прихватить булькающий сосуд. Лева, отбежав на безопасное расстояние и гогоча во все горло, запоздало ответил своим пронзительным голосом:
  - Вода, дядя Иона! Хотите водички?
  - Сам пей свою водичку, маленький поганец!
  И пошел своей дорогой.
  Ребята обступили Леву, все еще прижимающего флягу к груди.
  - Давай, чего ты ждешь? Пробуй! Давай быстрее, чего ты конопатишься?
  Андрей на правах старшего растолкал остальных и смело сделал большой глоток. Тут же его лицо перекосилось и стало похожим на сушеный финик.
  - Фу, оно же кислое!
  - А ты что - хотел, чтобы я тебе медовое принес? За какие заслуги? Чего ты? Отпусти!
  Машка рванулся - ветхая рубашка треснула по швам. В следующий момент ватага ребятишек с улюлюканьем неслась по пыльной дороге вслед за шутником, который, как кричал Андрей, хотел напоить их ослиной мочой. Фляга осталась лежать там, куда ее бросил дегустатор, кислое вино тонкой грязно-красной струйкой вытекало на желтую землю.
  
  ***
  - Ну, скажи-ка что-нибудь! Ну, как меня зовут? А меня как зовут? Говори-говори, мы тебе монетку дадим! Хочешь монетку? - зеведеевские отпрыски, два брата, прыгали вокруг местного попрошайки и дразнили его, то поднося прямо к его лицу медную монету, то, когда он пытался ее схватить, отбегая в сторону. - Ну, как нас зовут!
  - И-а-н... И-а-к... - убогий, казалось, изо всех сил старался заслужить вожделенную монетку, но братья еще не наигрались и не были готовы расстаться с денежкой.
  - Говорят, он еще и не слышит ничего , - Нафаня склонился над ухом Машки и быстро-быстро зашептал, - говорят, что он по губам читает. Так можно разве? И что если его раздеть, то там ног не будет и руки в болячках все. Вот ты ноги его видишь? Нету ног у него. Фу, как им не противно? А вдруг он к ним прикоснется?
  - Да все с ним в порядке, - Машка уже слышал от отца, что этот попрошайка просто ловко притворяется. Поваляет дурачка денек-другой - и на новое место. - Отец говорит, у него столько денег, что и нашему главному не снилось.
  - Да? Не может быть! Нет, ты что-то путаешь...
  - А вот смотри.
  Пока братья отвлекали мычащее и пускающее слюни существо, Машка подкрался к нему сзади, примерился и отвесил ему такого пинка под зад, что тот слетел со своей импровизированной паперти и растянулся у всех на виду, обнажив при этом довольно грязное нижнее белье. Вскочив на вполне здоровые ноги, нищий обвел бешеным взглядом окружающих в поисках того, кто осмелился так подло напасть на него. Наконец его налившиеся кровью глаза уперлись в заробевшего и враз утратившего весь былой задор Машку. В следующий момент прохожие с удивлением оборачивались на мальчишку, со всех ног удирающего от грязного оборванца, который совсем недавно не мог внятно произнести ни одного слова, но сейчас орал благим матом на всю округу:
  - Ах ты вонючий пес, сын ишака и дохлой верблюдицы, сейчас ты у меня!..
  
  ***
  Как только стемнело, всем сразу показалось, что заночевать в пещере вдали от родителей было плохой идеей. Костер отбрасывал на стены страшные тени, жутковато завывал ветер, а глупая Юдифь забыла сумку с провизией где-то, а где - не знает.
  - Сейчас я ей зуб выбью! - все никак не успокаивался Фидул. - Ты ее не защищай, Машка! Ты вот мне скажи, как мы здесь до утра дотянем. Вся еда была у нее в сумке! Ты где ее оставила, вредительница?
  Юдифь сидела в углу вдали от всех и тихонько подвывала.
  - У меня здесь немного хлеба есть... - Машка долго копался в мешке и, наконец, вытащил несколько небольших свертков. Развернул их - в них оказалось четыре небольшие булочки.
  - Что? Пять булочек? Нет? Вообще четыре? Ты считать умеешь? Нас здесь тринадцать! Все, мы до утра не доживем, - Фидул картинно схватился за голову и вдруг нахмурился. - Может, я все же дам ей в зубы, а?
  Юдифь завыла в голос.
  - Не надо в зубы, - Машка примирительно улыбнулся и разложил перед собой хлеб, разделив его на двенадцать равных долей. - Я не голодный, а папа мне говорил, что если откусывать маленькими кусочками и жевать медленно, то можно насытиться и очень небольшим количеством еды.
  Когда каждый получил свою долю, все принялись отщипывать по маленькому кусочку от своего скудного ужина и так старательно его пережевывать, что могло создаться впечатление, будто это не обычный хлеб, а изысканное блюдо, которое жалко съедать быстро. Через несколько минут не осталось ни крошки. Все молча уставились на Фидула - что он скажет? Тот помолчал, задумчиво почесал затылок, потом неожиданно широко улыбнулся, хлопнул Юдифь пониже спины и хохотнул:
  - Ладно, живи пока! Молодец, Машка!
  
  ***
  - Играем в чатурангу! Кто победит - того главным и назначим. Верно я говорю? - прыщавая Юдифь подпрыгивала от нетерпения и теребила рукав Фомы. - Верно ведь, так честно будет, правда?
  - Отстань! - Фома сердито прикрикнул на надоедливую девчонку. - Мы сыграем, но тебя мама звала. Иди уже, оставь дело мужчинам.
  - Это кто мужчины? Это вы мужчины? - Юдифь бесстрашно захохотала Фоме прямо в лицо, за что тут же получила в глаз. Это было уже слишком - Машка подбежал к рассвирепевшему Фоме и попытался ударить его как можно больнее. Для этого он сжал кулак так, как его когда-то учил отец - до боли в суставах. Но это не помогло. Противник просто шагнул в сторону, и Машка, споткнувшись о его ногу, с разбегу врезался головой в булыжник, служивший столом.
  Юдифь перестала визжать, Фома вдруг часто задышал, Матя укусил себя за палец. Машка не двигался, из-под его головы растекалось что-то черное и густое.
  - Во всем виновата Юдифь, - уверенно сказал Фома.
  - Точно, - согласился Матя.
  
  
  
  Две жизни Ивана Ивановича
  
  Давным-давно, в те времени, когда еще никто не слышал о тач-скринах, жил на свете очень богатый человек. Он управлял огромной корпорацией и был крайне доволен своим положением в обществе. Этого человека уважали и обращались к нему не иначе как... ну, допустим, Иван Иванович. Нужно сказать, что ему это не то чтобы нравилось, но и против он не был. В детстве его звали иначе, но как-то так само собой получилось, что в один прекрасный момент он превратился в две заглавные "И". Однажды, аккурат на следующий день после своего пятидесятого дня рождения, мужчина проснулся и понял, что ему больше не к чему стремиться. Деньги, власть, недвижимость, акции, женщины - все это у него было, но удовлетворения он не чувствовал. И вот стоит этот Иван Иванович перед зеркалом и с задумчивым видом потирает подбородок. Что делать? Как избавиться от этого неприятного ощущения между третьим и четвертым ребрами в левой части груди? Поразмыслив, человек решил, что раз никто ему не указ, то и делать он может все что угодно.
  И вот взял он с собой рюкзак с запасными трусами и носками, кинул туда пару банок пива и отправился по миру налегке, с одной лишь платиновой карточкой в портмоне. Много стран он прошел, пока однажды не наткнулся на место, в котором не действовали привычные правила. Все люди там были счастливыми просто так, без какой-либо особой причины. Если кто-то нуждался в деньгах, ему их давали без расписки, под честное слово. Странно, но такой подход не только не способствовал разложению общества, но, напротив, делал его сплоченным и целеустремленным.
  - Вот она, страна мечты! - воскликнул Иван Иванович, с восхищением разглядывая чистые улочки и цветочные горшки, свисающие с симпатичных балконов. - И почему я никогда не слышал о ней?
  Местные жители приняли гостя как родного, даже платы за пропитание и ночлег не стали брать. Вместо этого они накормили его и поселили в самом роскошном номере центральной гостиницы. Человек, подивившись такой бескорыстности, все же какое-то время по привычке подозревал подвох, однако когда он вышел на следующее утро из своего номера, его уже ждал аппетитный завтрак, за который тоже не нужно было платить. Так продолжалось несколько недель, пока господин Директор, наконец, не поверил в искренность местных жителей и не попытался выяснить у хозяина гостиницы, в чем же было дело.
  - А что тебя смущает, друг? - удивился тот.
  - Ну, как же. Живу, ем-пью, меня всюду приглашают в гости, подарки делают. Почему никто не просит платы?
  Услышав этот вопрос, держатель отеля рассмеялся, а потом ответил, что в его стране не принято брать лишнее. Зачем нужно деньги, если и так все есть? Чтобы было больше? Нет, они давно прошли этот этап.
  Эти слова настолько потрясли Ивана Ивановича, что он еще долго не мог прийти в себя. Когда же ему стало ясно, насколько его прежние жизненные ценности и приоритеты проигрывали этим простым, но добрым людям, ему вдруг стало обидно. Ради чего он работал всю жизнь? Чего стоило его положение, если теперь он видел, что без всей этой мишуры можно легко обойтись? Человек так расстроился, что чуть не сломал пополам свою карточку, но вовремя спохватился. Ему пришло в голову, что если существует положительный перегиб, то обязательно должен существовать и отрицательный. Эта мысль показалась Ивану Ивановичу интересной, и он, поблагодарив своих новых друзей, отправился на поиски их противоположности. Однако найти его оказалось не так-то просто. Несколько раз путнику казалось, что он, наконец, достиг конечной цели, но потом выяснялось, что это не так. Паршивых мест на Земле всегда было достаточно, но чтобы было совсем уж дерьмо... Повсюду, как назло, находились какие-то позитивные появления жизни. В тот момент, когда он уже был почти готов признать свое поражение, его угораздило попасть в город, названия которого вам знать не обязательно. Как только ИИ вошел в центральные ворота, его избили и ограбили. В полицейском участке, до которого он с трудом добрел, ему нагло намекнули на взятку - мол, в противном случае никто и пальцем не пошевелит. А когда человек попытался скандалить, взывая к порядочности блюстителей порядка, его бросили в камеру с матерыми преступниками, которые несколько часов измывались над ним. Когда наутро его вытащили из обезьянника, он был едва жив и уже не имел ни сил, ни желания спорить. Добравшись до банкомата, он попытался снять немного наличных, чтобы привести себя в порядок, но аппарат, как назло, сожрал его карточку. Сотрудник банка облаял его, сказав, что не намерен напрягаться из-за идиотов, не имеющих обращаться с техникой. Не для того, мол, он пять лет учился в университете.
  - Завтра приходи, - буркнул сердитый представитель офисного планктона и отвернулся от Ивана Ивановича, словно тот был пустым местом.
  Не имея ни денег, ни телефона, ни друзей, человек был вынужден переночевать под мостом, где его едва не загрызли бродячие собаки. Кое-как отбившись от них, несчастный попросил проходящую мимо парочку влюбленных о помощи.
  - Меня избили и ограбили, - жалобным голосом принялся он рассказывать свою историю. - Мне много не надо, ребята, только на хлеб...
  - Ага, как же, - хохотнул парень и плюнул в его сторону. - Вали отсюда, алкаш.
  Девушка также смерила его презрительным взглядом, и молодые люди продолжили свою прогулку. Мужчина некоторое время смотрел им вслед, а потом развернулся и пошел домой. Ему пришлось испытать и голод, и холод, и он сто раз пожалел о том, что покинул благодатный край, где все любили друг друга и не видели смысла в ссорах. В конце концов, Вселенная решила, что с него хватит, и ему удалось проехать последние несколько сотен километров на попутке - дальнобойщик, увидев изможденного путника, сжалился над ним и решил помочь.
  Оказавшись дома, Иван Иванович упал на кровать и проспал двое суток. Немного придя в себя, он вымылся, побрился и, переодевшись в новую чистую одежду, отправился на работу. Там его встретили с радостью, заметив, что пешие прогулки пошли ему на пользу - действительно, мужчина выглядел так, словно сбросил, как минимум, десять лет. Ушел лишний вес, сдулся живот, этот показатель слишком сытой жизни. Да, он теперь вполне мог сойти за сорокалетнего предпринимателя, только что вернувшегося с каких-нибудь Мальдив.
  - Расскажите, шеф, что нужно сделать, чтобы так помолодеть? - кокетливо улыбнулась директор департамента аналитики и прогнозирования, которую за глаза называли специалистом по непонятным вопросам.
  Иван Иванович уже открыл рот, чтобы соврать, потому что ему было крайне неудобно признаваться в собственной глупости, но в это время в его голове что-то щелкнуло, и он, криво улыбнувшись, скосил одни глаз и упал лицом прямо на свой рабочий стол, изготовленный специально для него по специальному заказу. Непонятно, чем был вызван обширный инсульт, повлекший за собой моментальную смерть. Но мне хочется верить в то, что его причиной стал финиш, которого достиг этот человек. Самый обычный финиш - с натянутой ленточкой и букетом цветов, который принято вручать победителю сразу после того, как он пересечет заветную линию.
  
  
  
  Культурный голод
  
  Сначала пропал каждый. Потом - в течение всего пары дней - поблекли охотник, желает и знать. Мир приобрел головную боль и утратил вкусовую насыщенность.
  - Это просто нужно перетерпеть, это пройдет, это не может не пройти, у всех то же самое, всего несколько дней, постараться ни о чем не думать, это скоро закончится, - бесконечно повторял себе Иван. И терпел - но это не проходило и не заканчивалось. Напротив, становилось все глубже и тверже. Лекарства помогали на несколько минут. В лучшем случае на час. Жизнь стремительно становилась по-собачьи черно-белой и картонно безвкусной. Дома, когда никто не слышал, он насвистывал Вивальди, в общественном транспорте, беззвучно шевеля губами, цитировал Шекспира, на работе тайком от всех ощупывал в кармане миниатюрного "Мыслителя", но все было бесполезно.
  На пятые сутки, когда начался неуемный тремор и усилилось потоотделение, он устал бороться и решил, что с него хватит. Да, он слабак, безвольное животное, преступно чувствительный. Пусть так.
  
  ***
  Бульвар Услуг, как его называли в народе, пользовался дурной славой. Здесь могли обмануть, обсчитать, обокрасть или даже убить. Но подобные места возникали стихийно, и власти предпочитали не замечать их существования. Кому очень хочется - пусть рискует.
  Коллега Ивана отправился туда за свежей травой для своей любовницы. Решил сделать подарок на годовщину первого прикосновения. Почти легальный продукт, только без предварительной записи. Траву он доставил - пучок потрясающе зеленого чуда, зажатый в кулаке, но при этом прибыл к месту свидания в непрозрачном пакете в сопровождении двух утилизаторов. Прежде, чем его отправили на переработку, любовница бережно высвободила все уцелевшие побеги из руки покойника и с благодарностью чмокнула его в лоб.
  - Доставка на дом, - пошутил один из утилизаторов. Второй мрачно хмыкнул.
  
  ***
  - Что ищем? Все, что угодно. Музыка, кино, книги. Есть рукопись сценария последней мелодрамы. Дорого, но нигде больше не найдешь. Если узнают - с руками оторвут, - человек в капюшоне, опущенном по самые глаза, семенил рядом и громким шепотом рекламировал свой товар.
  - Картины есть? - Иван, не сбавляя шаг, вопросительно взглянул на торговца. Тот удивленно присвистнул и отстал. Всегда так - есть все, кроме того, что тебе на самом деле необходимо.
  Только Шеду. В самом конце бульвара Услуг, третья колонна слева, облокотиться, отряхнуть штанину. К тебе подойдут.
  - Ваня! Удивлен, давно не было тебя. Думал, ты завязал. Успел за тебя порадоваться. Но все равно приятно видеть здесь твою рожу, - Шеду приветливо хлопнул его по плечу и почти искренне улыбнулся. - Чем могу? Ты ведь знаешь, у меня для постоянных клиентов всегда припрятано что-нибудь. Ну? Опять на механику потянуло? Есть несколько часов 19 века, внутри все давно проржавело, конечно, но на ощупь как новенькие.
  - Живопись... - Иван нервно дернулся и поэтому произнес это слово громче, чем намеревался. Двое проходящих мимо капюшонщиков оглянулись.
  С лица Шеду моментально исчезла улыбка. Он вдруг как-то сжался, но быстро пересилил себя и напряженно рассмеялся.
  - Зачем тебе это, друг? Ты ведь знаешь, что дальше уже ничего нет. Если пресытишься, все, конец.
  - Ты что, за меня беспокоишься? С чего бы это?
  - Ты хороший клиент. Почему бы и не побеспокоиться?
  - Мне нужна живопись. Все остальное уже пробовал, не помогает. Не переживай - я в завещании тебя упомянул. Ты ничего не теряешь.
  - Ну, да, конечно, не теряю. Ты знаешь, сколько на мне уже таких, как ты? Знаешь, сколько у меня таких "папаш" было? Да я самый активный наследник в этом чертовом городе! Меня все душеприказчики по имени знают. Ну, ладно... Ты уверен?
  - Угу.
  - Хорошо. Есть Леонардо, Рембрандт, Рафаэль, Караваджо. Пикассо, естественно. Гойя есть.
  - Что еще?
  - Еще где-то были Гоген с Ван Гогом. Может быть, остался Ривера, но я не уверен. Поленов точно есть. Что тебе?
  - Всё. Всё, что есть.
  
  ***
  Это ни с чем нельзя сравнить. Это не просто инъекция. Это краски внутри. Масляные краски по венам. Все цвета вернулись - в десять, нет, в сто раз ярче! Какая гладкая у нее кожа... Иван снова и снова проводил рукой по ее лицу - он улыбался ей в ответ на ее улыбку, садился с ней рядом и разговаривал с невидимым мастером, он вдыхал аромат ее волос. Разве этим можно пресытиться? Не обижайся, Франческо, не ревнуй, Франческо, твоя супруга, Франческо, прекрасна! Нет, Шеду не мог говорить серьезно, он просто не понимал, о чем говорил. Всё - здесь. Всё - сейчас. Мир снаружи - ненастоящий. Всё настоящее - в моей голове. Моя, моя, моя, моя, моя! Он обхватил мягкое женское тело и сжал его так крепко, как мог. Непередаваемое, безграничное счастье.
  Он хотел еще. Это опасно, да, Шеду предупреждал. Наверное, на самом деле опасно. Смертельно опасно. Но что он теряет? Разве он что-то теряет? Это ошибка. Все ошибаются. Никто не понимает. Не сводя глаз с продолжающей улыбаться ему женщины, Иван стал шарить руками вокруг себя. Где же они? Здесь, все здесь. Одна, две... Все девять капсул на месте. Было десять, одну он использовал. Осталось всего девять. Девять из десяти, что все будет хорошо. Десять из девяти, что все всегда будет хорошо. Все ошибаются.
  
  ***
  Прусская синька стекает с неба и вытекает глазом прямо в море, где на руках безобразно располневшей старухи спит купидон с кроваво красными губами. Такими же красными, как кресло, в котором тонет пугающе развратная проститутка, ласкающая косоглазого оборванца, увязшего в песке. Податливое полное тело плавится в руках Ивана, твердеет и хрипит на пропитанных потом подушках, мышцы левой руки обнажены, на склонившихся лицах - внимание, интерес и приступы тошноты. Сомбреро прикрывают белые черепа хирургов.
  
  ***
  Утилизация - признанная всеми необходимость. Ничего личного, никаких привилегий, никаких исключений. Трупы преступников и героев одинаково полезны для обедневшей измученной почвы. Бесконечный поток тел, льющийся в гигантский котел, поддерживает жизнь и делает ее комфортной. Все на благо общества. Математика мыслей и чувств. На лице Ивана, летящего в пропасть, застыла восхищенная улыбка.
  
  
  
  
  Предатель
  
  - Райский уголок. Р-р-райский. Уголок. Уголок, говорю, райский.
  Искорка подпрыгивала на месте, и Буза то и дело бросал на нее недовольные взгляды. Наконец, не выдержав, он прикрикнул на шебутную малышку:
  - Да хватит уже!
  - Почему? - удивилась та. - Никто ведь не видит.
  - Я вижу, - проворчал Буза, болезненно худой мужчина средних лет с изможденным, покрытым глубокими морщинами лицом. - К тому же мы с тобой не веселиться сюда пришли. А ты опять все в какой-то балаган превращаешь. Достала.
  - Ну, и ладно, - девочка обиделась и отошла в сторону. - Смотри, как красиво! Даже не верится...
  - Во что не верится?
  - В то, что все это скоро закончится.
  - Не бери в голову.
  Мужчина старался не задумываться о своей работе и смотрел на жизнь философски. В любом мире должны существовать мусорщики, которым на роду написано сгребать в огромные кучи то, что оставляют после себя люди. И даже если они оставляют самих себя, это не меняет сути - разницы почти никакой.
  - Сегодня будет богатый урожай, - Искорка сдерживала эмоции, стараясь не раздражать своего старшего напарника, но было видно, что ей не терпится заняться делом, ради которого они оба пришли сюда. - О, это будет настоящий пир! Блюда на любой вкус!
  - Да, хозяин будет просто счастлив, - пробормотал Буза, подходя ближе и становясь рядом с девочкой. - Давно такого не было.
  - Я вижу, ты не рад? - Искорка покосилась на мужчину и подозрительно сощурилась. - Так?
  - Не в том дело, - покачал головой Буза, прикрывая глаза ладонью - солнце показалось из-за горизонта, и первый луч едва не ослепил его.
  - В чем же тогда?
  - Не знаю.
  Малышка смерила Бузу насмешливым взглядом и кивнула с таким видом, будто смогла что-то разглядеть:
  - Ты устал, старик. Тебе пора на отдых.
  - Следи за своим языком! - оскалился мужчина, отчего его лицо сразу превратилось в злобную потрескавшуюся от времени маску. - Я этим делом занимался задолго до твоего появления на свет!
  - Я об этом и говорю, - Искорка нисколько не испугалась вспышки гнева и только пожала плечами. - Сколько ты еще будешь меня тормозить? Прицепился, как репей.
  - Ах, ты...
  Мужчина, судя по всему, хотел произнести что-то очень неприличное, однако девочка не дала ему сделать это - схватив собеседника за руку, она впилась глазами в горизонт и часто задышала. Ее зрачки расширились от возбуждения, а рот слегка приоткрылся.
  - Первый пошел!
  Буза проследил за ее взглядом и нахмурился - малышка была права. Началось. Наблюдатель отчетливо видел, как в нескольких километрах от него на землю упал совсем еще молодой человек. Забив ногами по бурой мягкой земле, он несколько раз дернулся и затих. Уже в следующий момент от него отделилась едва заметная прозрачная сущность и устремилась сквозь пространство к Искорке. Как только до нее оставалось всего несколько метров, девочка вдруг издала пронзительный визг, заставивший Бузу прикрыть уши ладонями, и открыла рот, проглотив свою первую жертву.
  - О, боги, как хорошо! - Искорка даже зажмурилась от удовольствия. - Не понимаю, почему ты отказываешься.
  - Я сыт, - мужчина отвернулся от причмокивающей напарницы. - К тому же тебе нужно набираться сил, если ты хочешь занять мое место.
  - И то верно, - кивнула Искорка, поглаживая себя по животу. - Что ж, продолжим.
  Стараясь не смотреть на то, как девочка то и дело глотает новые порции оборвавшихся раньше времени жизней, Буза постарался переключиться на что-то другое, но не смог этого сделать - мысли постоянно крутились вокруг его работы. Кто, если не ты? - спрашивал он себя, автоматически считая количество жертв. Три, четыре... Допустим, ты решишь уйти на покой, и что дальше? Эти молодые и самоуверенные жнецы еще голодны, сколько пройдет времени прежде, чем они насытятся? И совсем не факт, что это вообще когда-нибудь произойдет. Семнадцать, восемнадцать... Или, может быть, плюнуть на все и, действительно, подать в отставку? Он ведь не в силах изменить что-либо - люди на протяжении всей своей истории убивали друг друга по поводу и без повода. Сказал что-то не то - умри. Построил дом не на своей земле - умри. Просто оказался не в том месте и не в то время... Итог всегда один. Сначала за всем этим было забавно наблюдать. Человек искренне полагал, что имеет право на планету, на которой он появился, по большому счету, совершенно случайно. Задолго до него она была занята и поделена. Прежние хозяева возмутились было, но затем, рассмотрев захватчиков внимательнее, пришли к выводу, что их не стоит переубеждать. Зачем? Сто тридцать... Истинные господа оставались в тени, наслаждаясь все увеличивающимся достатком, который им обеспечивали люди, режущие друг друга. Со временем их оружие стало совершеннее, а способы убийства - изощреннее. В какой-то момент Буза утратил чувство реальности и перестал получать удовольствие от своей работы. Он никому не говорил о своих чувствах - возможно, потому, что боялся их. Что бы сказали его начальники, если бы узнали о том, что он стал восприимчив к боли и страданиям человека? Это можно было сравнить только с тем, как если бы огородник вдруг отказался от употребления в пищу помидоров, посчитав их живыми. Нет, они не поймут... Сто девяносто девять... Пятьсот двадцать! Ощутив сильное колебание, мужчина заметил, как к ненасытной Искорке устремилось сразу несколько десятков душ, и всмотрелся вдаль.
  - Склад с боеприпасами взорвался, - объяснила девочка, облизываясь. - Удачный выстрел.
  Натянуто улыбнувшись в ответ, Буза снова отвернулся и продолжил свой внутренний монолог. Нет, он не был готов жертвовать собой ради тех, кто даже не подозревал о его существовании. Был уже один такой - Прометей. И что с ним стало? Страшно подумать. А эти истребители самих себя искренне верят в то, что это они придумали историю жнеца, пошедшего против своих. Буза хорошо знал его. Можно даже сказать, что они были друзьями, почти братьями. Мужчина поморщился, как от зубной боли - эти воспоминания были ему неприятны. Хотя, если вдуматься, он поступил по правилам: услышав преступные речи друга, он тут же рассказал о них боссу, а тот, недолго думая, лишил провинившегося работника всех регалий и почестей. Низвержения не было, было обычное убийство, в результате которого сам Буза стал тем, кем он и является от сих пор - главным жнецом, которого не любили его более молодые коллеги, зато боялись и уважали. Достаточно было одного его слова, чтобы любого - любого! - отправили вслед за Прометеем. Повторив имя друга в очередной раз, Буза почувствовал, что ему стало трудно дышать. Картинка перед глазами будто подернулась дымкой и поплыла, в носу защипало. С удивлением протерев глаза, мужчина уставился на свои руки - они были мокрыми. Испуганно оглянувшись на девочку, Буза с облегчением выдохнул: Искорка была слишком увлечена процессом, чтобы обращать внимание на чудачество напарника. Уже больше тысячи... Когда же это закончится?
  Слезы - проявление слабости, исключительно человеческая черта. Боги никогда не понимали причин, по которым жидкость может вытекать из глаз. Тогда откуда эта боль в груди? Буза почувствовал, что его разрывают на части незнакомые эмоции, о которых он прежде даже не догадывался. И, что самое странное, ему не хотелось, чтобы это прекращалось.
  - Как ты можешь стоять вот так! - возглас Искорки вывел мужчину из ступора, и он закашлялся, чтобы как-то объяснить слабый румянец, выступивший на его впалых щеках. - Это ведь такое наслаждение!
  - Мне не нужно набивать себе брюхо, чтобы почувствовать насыщение, - наставительным тоном ответил Буза. - Ты еще молода, это приходит с опытом.
  - Тогда мне не нужен этот опыт!
  Глаза девочки горели, грудь вздымалась - она больше не была похожа на ребенка, уподобившись хищнице, опьяневшей от обилия крови. Искорка сбросила с себя старое тело, как ставший тесным костюм, и превратилась в Иштар, которая забыла о своей светлой стороне и полностью обратилась к темной. Глядя на нее, жнец с ужасом подумал, что когда-то и он сам был таким.
  - Сейчас начнется самое интересное! - завопила богиня, брызгая слюной. - Ну же, мои хорошие, идите к мамочке!
  Буза взглянул в сторону, откуда поступали все новые и новые жертвы, и застыл на месте. Время замедлилось, и он увидел, как снаряд, пущенный уставшим и уже ни о чем не думающим стрелком, приближается к небольшому серому зданию, которое светилось изнутри. Это свечение было ему слишком хорошо знакомо - его могли испускать только детские души, еще не успевшие впитать в себя всю грязь этого мира. То, что произошло потом, называли по-разному, но все мнения сводились к одному: это было предательством. Бузу, как когда-то Прометея, лишили всех званий, но и этого ненасытным хозяевам мира показалось мало - они постарались сделать так, чтобы дальнейшая судьба жнеца послужила уроком всем сомневающимся. Поэтому его имя было стерто из памяти Вселенной, и Буза превратился в Сатану, великого клеветника.
  Уже ни о чем не думая, мужчина резким движением сбил снаряд, направив его в укрытие, за которые прятались те, кто управлял всем этим безумием. Не обращая внимания на Иштар, которая, взвыв, повисла на его руке, Буза, ни секунды не сомневаясь в том, что делает, уничтожил штаб второй противоборствующей стороны. Только после этого он закрыл глаза и несколько секунд наслаждался внезапно наступившей тишиной.
  - Что ты натворил?! - визжала Иштар, в отчаянии оглядываясь по сторонам. - Что скажет хозяин? Как мне дальше быть? Да что с тобой?
  - То, что нужно было сделать давно, - спокойно ответил Буза, мысленно прощаясь с миром. - Но ты не поймешь.
  - Я сейчас же доложу обо всем руководству! - Иштар вернулась в свой прежний вид, но теперь костюм ребенка не шел ей - было заметно, что она выросла из него. - Ты за все заплатишь!
  - Да.
  Отмахнувшись от продолжавшей что-то выкрикивать девочки, Буза с удовлетворением улыбнулся: единственное уцелевшее здание в городе продолжало источать теплый свет, который с каждой секундой становился все ярче.
  
  
  
  Любовь
  
  Теплый и близкий, которого нет, поселился в стране, о которой не знаю ни строчки из книги, что в детстве читала мне самая близкая женщина. Мама на завтрак приносит, приносит, приносит, приносит, приносит, приносит - не помню - какие-то блинчики-гренки-яичницу, в школу пешком, это близко, всего-то одна остановка, зима, шарф по самые уши, торопимся - нужно успеть на работу, а вечером дома на ужин вареное что-то в семейном тепле истеричной усталости. Музыка стонет застеночной фальшью, девчонка соседская режет смычком безответную скрипку. Мечта: поселиться над этой девчонкой, девчонкой, девчонкой, девчонкой, девчонкой, девчонкой, купить барабан и рояль, и гобой, и гитару и каждую ночь собираться с друзьями - терзать инструменты и нервы соседей. Но все это в прошлом, а в будущем нет ни гобоя, ни скрипки - есть только тоска по соседской девчонке, которая вскоре с семьей переехала то ли в Италию, то ли в Испанию. Мы же остались - в соломенном доме, в соломенном доме, в соломенном доме, в соломенном доме, в соломенном доме, в соломенном доме с гудящими трубами, дохлыми мухами в стеклопакетах. И долгие годы мы, как в Мавзолее, смотрели на этих сухих старожилов и ждали, что, может быть, завтра случится волшебное что-то - и мухи проснутся и скажут "спасибо". За то, что мы были настолько ленивы, что просто смотрели на грязные окна и верили, верили, верили, верили, верили, верили в то, что когда-нибудь, может быть, стекла опять станут чистыми-чистыми. Дом наш снесли. Вместе с мухами, детством и старой соломой...
  
  - Вы уверены, что хотите забрать его домой? Вы должны понимать, что здесь мы имеем дело с тяжелым случаем ОКР в сочетании с довольно необычной формой шизофазии. Я прежде с таким не сталкивался с таким случаем. Подумайте еще раз.
  - Нет, мы с мужем решили, что сын будет жить с нами. Спасибо вам за все, доктор.
  
  ...и все, что осталось, вместилось в мою черепную коробку - как будто бы золотоносная жила, но только без золота и без старателей. Сколько рабочих тележек на рельсах, ведущих по кругу, по кругу, по кругу, по кругу, по кругу, по кругу, скрипящих друг другу о цели конечной, о ценности груза, о смазке, о долге. Я помню тоннель с миллионом дверей - и за каждой толпились какие-то люди. Любили, рожали, искали ключи и когда находили их, то вырезали все новые двери - живые, с глазами, морщинами, мыслями. Мама меня в эту дверь - я не помню, не помню, не помню, не помню, не помню, не помню, какую, столешница цветом неправильным, стулья обычные слишком, на полках нет книжек с картинками, мама, ты стала чужая, чужая, чужая, чужая, чужая, чужая!
  
  - Пойдем, сынок. Папа ждет в машине. Все хорошо. Пойдем, сынок. Пойдем. Пойдем. Пойдем. Пойдем. Пойдем. Пойдем.
  
  
  
  Он был большой и черный. Она была оранжевая и мягкая
  
  "Он был большой и черный и очень любил стоять в углу. Особенно ему нравилось, когда внутри него происходило что-то непостижимое, и тогда он вдруг начинал издавать странные, ни на что не похожие звуки..."
  Тетя с бараньей стрижкой специально сделала многозначительную паузу, чтобы продемонстрировать свое отношение к сочинению, которое держала в руках. Подростки послушно захихикали, при этом некоторые особо старательные отпустили несколько не самых удачных шуточек в адрес девушки, стоявшей рядом с учительницей. Ободрительно хмыкнув, женщина продолжила.
  "Она была оранжевая и мягкая. А еще круглая. У нее не было богатого внутреннего мира или отличительных черт, которые делали бы ее особенной. И конечно..."
  - "Конечно" обосабливается запятыми, - прервавшись, недовольно проворчала преподавательница. - И вообще, за грамотность тебе двойка.
  - Можно мне уже сесть? - неожиданно равнодушным голосом спросила девушка, которой, казалось, было совершенно наплевать на то, что происходит в классе.
  - Нельзя. Итак, дети, слушаем дальше эту захватывающую историю и мотаем себе на ус, как именно не нужно писать. За этот очень важный урок мы все должны поблагодарить нашу уважаемую Марию Андреевну.
  "Все свое свободное время она проводила в корзине для фальшивых фруктов, откуда ее брали только для того чтобы, протерев от пыли, тут же положить обратно. Иногда ей казалось, что в подобном существовании не было никакого смысла, и тогда она подолгу смотрела вниз и гадала о том, насколько твердым окажется паркетный пол, если удариться об него со всего маху".
  - Вот скажи мне, Маша, - учительница со вздохом опустила руку, в которой держала тетрадь, и взглянула на девушку поверх очков, - что в слове "сочинение" тебе непонятно?
  - Сочинение было на свободную тему, разве не так?
  Ученица произнесла это таким тоном, словно объясняла умственно отсталому правила сложения и вычитания. Конечно, подобное поведение взбесило женщину, и она, недолго думая, влепила ей единицу. Заметив, что это не произвело на Машу никакого впечатления, сердито нахмурилась и добавила еще одну - за литературное содержание.
  - Точнее, нелитературное, - ехидно заметила она. - Ну вот, теперь можешь садиться. И завтра чтобы без родителей в школе не появлялась!
  - Тетрадь отдайте.
  Девушка протянула руку и, заполучив свою собственность назад, неторопливо прошла к самой последней парте, стоявшей даже чуть дальше, чем было нужно.
  - А сейчас я прочитаю вам то, что написала Люба, чтобы вы поняли разницу...
  Звонок не позволил ей договорить, а отличнице Любе - поучить свою порцию славы. Не обращая внимания на женщину, которая обещала продолжить эту тему на следующем уроке, Маша поднялась со своего места и, закинув рюкзак на плечо, первой вышла в общий коридор. Это послужило сигналом для остальных, и спустя несколько секунд в помещении осталась только учительница, продолжавшая стоять возле своего стола с ученической тетрадкой в руке.
  Маша же на мгновение задержалась перед входом в кабинет, к двери которого была прикреплена табличка "Химия", но затем, пожав плечами, пошла дальше. День как день, ничего особенного. Вчера был такой же. И завтра, возможно, будет то же самое. Антонина Ивановна, которая только что разнесла ее сочинение, никогда не была среди ее любимых преподавателей, так что она и не ожидала от нее ничего хорошего, когда та попросила ее выйти к доске. Смешная барашка... Неужели ей, на самом деле, могло показаться, будто самой Маше было хоть какое-то дело до ее мнения? Возможно, одноклассники ждут, что рано или поздно она сорвется и даст отпор этой рано состарившейся любительнице литературы, но этого никогда не случится. Не потому, что ей не по силам такое - Маша знала множество самых разных словосочетаний, большинство из которых сильно удивили бы ее преподавателей. На самом деле ей просто было все равно.
  Отмахнувшись от вахтерши, которая пыталась ее остановить, девушка вышла из школы и отправилась - нет, не домой, а в район трущоб. Обычно туда бегали мальчишки из ее класса, чтобы покурить одну сигарету на троих, а потом хвастаться своим "взрослым" поступком перед девчонками. Маша не имела ничего против курения, но ей не нравился запах табака. Однажды ради интереса затянувшись, она потом долго боролась с тошнотой и решила, что никогда больше не возьмет в рот эту гадость. Впрочем, остальные могли делать все, что им было угодно.
  Если бы родители увидели ее здесь, то, скорее всего, испугались бы - этот район считался опасным. Странно, подумала девушка, с чего бы это? Уровень преступности в трущобах был ничуть не выше, чем в более преуспевающих кварталах, единственное, чего стоило бояться, это попасться на глаза случайно проезжающему полицейскому патрулю - несмотря на то, что эти ребята должны были охранять покой граждан, они почему-то ассоциировались, в первую очередь, с проблемами. Почему? Возможно, потому что так оно и было. В остальном же Маша чувствовала себя здесь спокойнее, чем рядом с домом. Ее здесь знали и любили. Вот, например, владелец комиссионки - старый и добрый Ребе. Девушке нравилось называть его старьевщиком, это как-то больше подходило ему. Как и прозвище, которое он получил вместо скучного Семен Данилович.
  - Приветствую вас, очаровательная Мария Андреевна! - расшаркался перед ней Ребе, приподнимая несуществующую шляпу. - Вы так давно не появлялись в наших краях, что я уже грешным делом подумал, будто мы чем-то обидели вас.
  - Привет! - с улыбкой отозвалась Маша. - Нет, все в порядке. Предки с учебой достали - скоро начнутся контрольные работы. Наверное, они думают, что чем больше я буду сидеть за учебниками, тем выше будут оценки.
  - Возможно, в этом есть смысл, - подмигнул старик.
  - Да уж... - девушка помахала ему рукой на прощание и прошла дальше.
  Где еще можно поговорить так - по душам, без экивоков? "Экивоки" - замечательное слово, которое она не так давно занесла в свой виртуальный словарь. Похоже на эвоков из "Звездных войн". Жаль, что в их этимологии нет общих корней - иначе было бы еще круче.
  Завернув в едва заметный переулок, она через некоторое время подошла к забору, за которым находилось заброшенное здание. Жильцов из него давно выселили, но компания, которая должна была заниматься сносом, то ли обанкротилась, то ли решила забыть об этом не самом жирном финансовом куске - и дом, постепенно еще больше разваливаясь, пустовал уже пятый год. Хотя, конечно, это было не совсем так. В доме жил БигБэн - так он сам себя называл. Когда Маша впервые увидела его, а это было чуть больше года назад, то сначала подумала, что именно из-за таких как он этот район стараются обходить стороной. Он был большой. Просто большой. Но не из тех добродушных здоровяков, глядя на которых, думаешь: вот он, то ли Винни Пух, то ли Пьер Безухов, то ли плод их извращенного союза. Нет, БигБэн не производил впечатления хорошего человека ни с первого, ни со второго взгляда. Девушке понадобилось несколько месяцев, чтобы за пугающей маской разглядеть настоящее, человеческое лицо. Правда, ей так и не удалось забраться к нему в душу - парень, который был ее ровесником, оставался закрытым, и общался с Машей с таким видом, будто делал ей великое одолжение. Сначала это раздражало ее, но потом она привыкла, а теперь даже чувствовала что-то похожее на благодарность. Узнать бы его настоящее имя... Хотя, с другой стороны, зачем? ББ - это круто. Что она станет делать, если узнает, что ее друга зовут Васей? Или Поликарпом? Нет, пусть все остается так, как есть.
  - Здорово! - БигБэн помахал рукой гостье, которая, зайдя в заваленное всяким хламом помещение, недовольно поморщилась - здесь пахло какой-то испорченной едой, но это, похоже, нисколько не беспокоило хозяина.
  - Чем воняет? - вместо приветствия проворчала Маша, оглядываясь в поисках источника запаха. - Блевать хочется. Мы же договаривались!
  - Виноват, - улыбнулся парень, пожимая плечами так, что сразу становилось ясно: он делает это исключительно ради собеседницы. - Ты чего пришла-то?
  Хорошее настроение как рукой сняло, и девушка от обиды не сразу нашлась, что ответить. Ей пора бы уже было привыкнуть к неотесанности своего друга, который, казалось, специально старался показаться хуже, чем он был на самом деле. Стокгольмский синдром - Маша слышала это выражение и считала, что испытывает что-то похожее. Конечно, никакого насилия над ней со стороны БигБэна не было, напротив, он всячески оберегал ее и однажды даже вступился за девушку, когда один из местных "вечно молодых, вечно пьяных" решил привлечь ее внимание не совсем стандартным способом. Неудавшийся ухажер тогда торопливо убрался, хлюпая расквашенным носом, а ББ, как ни в чем не бывало, спросил у нее:
  - Ты что, дура?
  Собственно, тогда они и познакомились. С тех пор прошло больше года, и вот она уже не может представить своей жизни без этого неотесанного увальня. Что это? Любовь? Маше не хотелось думать на эту тему, ей было достаточно дружбы, однако иногда она представляла себе собственную реакцию, если бы у парня появилась пассия. Что бы она сделала? Страшно подумать.
  - У меня кое-какие тексты есть, - девушка отогнала мысли, которые мешали сосредоточиться ей на цели визита. - Подыграешь?
  - Может, не сегодня? - ББ лениво потянулся и закинул ногу на замусоленный подлокотник. - Что-то настроения нет.
  - У тебя никогда его нет, - возразила Маша, подвигая стул к дивану и садясь напротив друга.
  - Упрямство - ослиная черта, - неожиданно наставительным тоном произнес парень.
  - Упрямство - да, - парировала девушка. - Упорство - нет.
  - Туше.
  БигБэн со вздохом сил прямо и кивнул:
  - Хрен с тобой, давай свои вирши, посмотрим.
  Любому непосвященному происходящее показалось бы странным, но не молодым людям. Мало кто знал о том, что ББ был мастером битбокса - да таким, каких еще поискать. Маша несколько раз спрашивала, почему он до сих пор с таким талантом прозябает в нищете, но парень каждый раз уходил от прямого ответа. Только однажды, когда девушка достала-таки его своими разговорами, он раздраженно ответил:
  - Ты кино насмотрелась, детка! Тебе сколько лет? Четырнадцать? Пятнадцать? Мне столько же. Здесь я никому не нужен, а стоит выйти наружу и привлечь к себе внимание - как сразу появится куча заботливых козлов, которые захотят меня упечь в какой-нибудь интернат. Я несовершеннолетний, забыла?
  - Можно же договориться как-нибудь... - попыталась возразить Маша, но ББ только отмахнулся:
  - С кем? О чем? Это на широком экране люди прислушиваются друг к другу, а в реальной жизни все не так. Жизнь - это пункт приема макулатуры. Нет у тебя нужной бумажки - и тебя тоже нет. Всё.
  Вспоминая тот разговор, девушка иногда тайком смотрела на друга и задавала себе вопрос: а что бы она сама делала, если бы оказалась на его месте? Возможно, именно то, чего он так старательно избегал - побежала бы во взрослый мир, чтобы там ее спасли, накормили, согрели и приласкали. Но смысл был в том, что она никогда не окажется на его месте.
  - И что, долго ты еще будешь меня мурыжить? - удивился БигБэн, глядя на задумавшуюся подругу. - Читать собираешься?
  - Так и ты молчишь, - тут же отреагировала девушка и, услышав знакомые звуки, попросила. - Чуть помедленнее. Да, так в самый раз.
  Кивая головой, чтобы попасть в заданный ритм, Маша, несколько секунд собиралась с духом, а потом начала читать, слегка прикрыв глаза и откинув голову назад:
  Лезвием крылья под корень,
  и если бы в споре
  сегодня
  победа досталась упавшим -
  березовой кашей
  платить по счетам,
  но не нам.
  Рукавами махать и костями
  в глаза манекенам
  царевна без промаха.
  Кто махаона на парус пустил,
  не простил...
  
  - Нет!
  Парень оборвал битбокс и, ничего не объясняя, вернулся в исходное положение. Маша обиженно нахмурилась, но она уже привыкла к такой реакции и знала, что спорить бесполезно. Поэтому девушка подавила желание высказать своему критику все, что она о нем думает, и просто спросила:
  - Что не так на этот раз? Размер не тот? Или с ритмом проблемы? Я шепелявлю? Что?!
  - Нет, ты не шепелявишь, - с самым серьезным видом отозвался молодой человек. - И с поэтической составляющей у тебя все гораздо лучше, чем раньше.
  - Что тогда?
  - Да не верю я тебе. Это сложно объяснить...
  - Ты уж попробуй, будь так любезен! - Маша не на шутку разозлилась, однако все еще пыталась сдерживаться.
  - Я же говорю: сложно это. Ну, хорошо. Представь себе, что девчушка в розовом платьишке вдруг запоет "Раммштайн". Она может и кривляться так же, как Тиль, но эффект все равно будет другим.
  - Девчушка в розовом платьишке - это я, что ли? - недовольно поморщилась Маша, которой не понравилось такое сравнение.
  - Не придирайся к словам, - спокойно пожал плечами БигБэн. - Я просто пример привел. Во-первых, рэп по-русски - это уже нонсенс, я тебе уже говорил об этом. Да, я помню, что ты ответила. Это чисто стилистика, жанр. Золотыми цепями ты обвешиваться не собираешься и все такое. Но я не о том. Фальшь - она всегда слышна. Ты можешь шедевр стилистический написать, но если в нем нет правды, он яйца выеденного не будет стоить. Так понятнее?
  - Я не фальшивила, - обиженно буркнула девушка, хотя сделала это, скорее, по привычке.
  Это происходило не впервые. Сколько раз она приходила к нему с текстом, который ей самой казался идеальным, но стоило ему сделать одно-два замечания, и собственное творчество уже казалось ей бездарным дерьмом, и она сама начинала видеть в нем ошибки, которые только что не замечала. Вот и теперь она мысленно сжигала исписанный листок бумаги, над которым трудилась последний три дня. Если бы ББ спросил у нее, почему ее не было так долго, она бы и ему рассказала ту байку про родителей и школу, но это было бы не совсем правдой. Да, приближались экзамены, но, на самом деле, она не появлялась не из-за них. Ей просто хотелось удивить друга, порадовать его по-настоящему стоящим текстом. И вот - порадовала. Дура и есть. Пустышка.
  - Но ты не расстраивайся, - парень, словно читая мысли своей подруги, неожиданно похвалил ее. - У тебя получается все лучше. Думаю, еще немного - и выйдет что-то стоящее.
  - Мне не нужно стоящее! - выпалила Маша, поднявшись со стула и с раздражением отпихнув его ногой в сторону.
  - Не ломай мебель, - усмехнулся парень. - И что же тебе нужно тогда?
  - Не знаю, - честно призналась девушка, немного остывая. - Чего-то настоящего. Ты знаешь.
  - Да, знаю. Но я еще одно знаю. Чем больше ты хочешь сделать что-то настоящее, тем меньше у тебя шансов это сделать. Перестань заморачиваться так сильно, и все получится. Думаешь, Пушкин заморачивался?
  - Думаю, что да, - уверенно кивнула Маша. - Даже парился.
  - Неудачное сравнение, - вдруг расхохотался БигБэн, сразу превращаясь в подростка, каким он, в сущности, и был. - Ты меня подловила.
  ББ умел быть самим собой только с самыми близкими людьми, а поскольку Маша не знала никого из них, то ей нравилось думать, будто он бывал таким только в ее обществе. Поэтому, в очередной раз увидев настоящее лицо друга, она моментально забыла про обиду и тоже улыбнулась:
  - А было бы прикольно услышать, как Александр Сергеевич читает рэп, м? Я бы посмотрела.
  - О чем ты говоришь? Да все бы смотрели!
  Глядя на парня, Маша не видела ни грязных ногтей, ни порванной и давно не стираной майки, ни откровенно разбойничьей физиономии - ББ казался ей самым красивым из всех, кого она когда-либо встречала. И не важно, что он не желал воспринимать ее творчество, возможно, оно, действительно, ничего собой не представляло. Его улыбка - только ради нее девушка готова была приходить сюда снова и снова, чтобы каждый раз выслушивать придирки БигБэна. Да, наверное, это была любовь. Правда, девушка так ни разу и не решилась вслух произнести то, что тысячу раз проговаривала про себя. Люблю тебя, придурок, кретин, обожаю, жить без тебя не могу! Идиот конченый, почему ты не желаешь этого замечать? Пару раз ей казалось, что она ловила на себе странные взгляды парня, но это было мимолетное ощущение - ББ ни разу не заговаривал о своих чувствах и даже, напротив, всячески пытался продемонстрировать, что относится к ней как к сестре. Это было хуже всего. Было бы проще, если бы он просто сказал: извини, дорогая, но ты не в моем вкусе. Но "большой и черный" молчал, как ему и было положено по сюжету. А ей, "оранжевой и мягкой", оставалось только бросать на него влюбленные взгляды, когда он отворачивался, и вздыхать тайком. Возможно, именно поэтому она начала писать стихи. Пару лет назад ей бы и в голову не пришло копаться в себе и вытаскивать на свет собственные страхи, материализуя их в образы, которые пугали ее родителей. Конечно, она никогда не планировала делиться с ними написанным, но однажды мама заглянула в случайно оставленную тетрадь - после этого у Маши был долгий и тяжелый разговор с предками. Отец, правда, не принимал активного участия в беседе. Он вообще редко интересовался жизнью дочери. Во всяком случае, никогда не демонстрировал этого. До недавнего времени девушку подобное равнодушие оскорбляло, но как только она нашла ББ, все изменилось: фигура отца больше не была такой уж важной, ее место занял новый персонаж.
  - Значит, ты думаешь, мне стоит продолжать и дальше писать? - как только пушкинская шутка исчерпала себя, Маша сразу перестала улыбаться.
  - Пиши, конечно.
  - Я серьезно.
  - Я тоже.
  Проведя еще чуть больше часа в обществе друга и прикинув в голове, что вот-вот должны закончиться уроки, Маша поднялась.
  - Мне пора. Мать в последнее время следит за мной, как гестаповец.
  - Мама, - глядя куда-то в сторону, отозвался БигБэн.
  - Что?
  - Мама. "Мать" - это роман Максима Горького. А у тебя - мама. Она любит тебя, даже если тебе это и не нравится.
  - Да ладно тебе...
  Маша попыталась отшутиться, но парень строго взглянул на нее и безапелляционным тоном заявил:
  - Помнишь, я недавно говорил тебе о "верю - не верю"? Вот, здесь тот самый случай. Ты стараешься казаться взрослее, принижая роль родителей в собственной жизни. А к кому ты побежишь в первую очередь, если у тебя что-то случится? Правильно, к маме с папой. И этого нельзя стыдиться - именно так все и должно быть. Думаешь, я бы сидел здесь, если бы у меня были родители? Да я бы из кожи вон лез, чтобы быть с ними рядом! Ладно... Давай, увидимся.
  И отвернулся. Выходя из здания, Маша ощущала смятение. У ББ была одна отвратительная способность - сбивать ее с толку и вызывать чувство неуверенности в себе. Стоило ей только подумать, что она все делает правильно, как тут же следовал виртуальный шлепок по губам - и вон она снова превращалась в неуклюжего подростка, который старается изо всех сил показаться взрослее, чем был на самом деле. В конце концов, ей стало ясно, что она не слишком отличалась от тех мальчишек, которые курили за школой на большой переменке, а потом засовывали в рот сразу по пачке "Орбита", чтобы учителя ничего не унюхали.
  - Зашто си тако тужна, срдце мое?
  Маша вздрогнула и подняла голову - прямо перед ней стоял высоченный небритый мужик, одетый в какое-то тряпье. Любую другую девушку такая встреча наверняка напугала бы до смерти, но только не ее - она давно знала Драгана и нисколько не боялась этого доброго серба.
  - Здраво, здраво, - отозвалась она на его родном языке, чтобы сделать мужчине приятно.
  - Браво! - он широко улыбнулся, продемонстрировав отсутствие одного переднего зуба. - Што радиш?
  - Само шетам...
  - Гуляешь? - Драган, кивнув с довольным видом, перешел на русский. - Не самое хорошее место для прогулок. Ни магазинов, ни дискотек.
  - Зато ты есть, - Маша искренне ответила на улыбку. - И, вон, Ребе. Ради вас я сюда и хожу.
  - Молодец! - серб похвалил девушку. - Ну, заходи тогда. Всегда тебе рады.
  - Обязательно зайду, - девушка уже хотела пройти мимо, но, вспомнив о чем-то, вдруг остановилась. - Подожди-ка...
  Маша покопалась в карманах и, нащупав там несколько монет, вытащила их и протянула мужчине:
  - Возьми, пожалуйста.
  Однако серб гордо вскинул голову и заявил, что никогда не принимал денег от женщин, особенно от таких молодых и очаровательных. Улыбнувшись неуклюжему комплименту, Маша насильно вручила монеты мужчине:
  - Да перестань! Я все равно домой иду, завтра у меня еще будет. Я же знаю, что тебе не хватает. Как встанешь на ноги, отдашь.
  Драган попытался протестовать, но девушка только отмахнулась. Это происходило постоянно - и реакция ее знакомого была понятна. Как-то они разговорились, и мужчина рассказал ей о том, как попал сюда и чем занимался в своей прошлой жизни. История была банальной и оттого казалась особенно страшной. Его родная деревня находилась в сербском поселении на территории Хорватии, и до поры до времени все было хорошо. Люди жили в мире и согласии, любые ссоры сводились к бытовым недоразумениям. Казалось, что так будет всегда. А потом пришла война. Драган не застал ее - он в это время находился на заработках. А когда узнал, что происходит, было уже поздно. Знакомые рассказали ему, что от деревни ничего не осталось, а все его родственники были убиты. Мстить он не захотел и решил начать новую жизнь, однако у вселенной были иные планы на его будущее. Как-то он познакомился с кафе с добрыми, как ему показалось, людьми, и он выпил больше, чем обычно. Проснулся на окраине города без денег и паспорта. Лихие девяностые, как их теперь принято называть, помешали ему добиться восстановления документов, у посольств были гораздо более важные дела. Так он стал бомжом - в чужой стране, среди чужих людей. С тех пор временами подрабатывал чернорабочим, хотя, по его словам, мог и плитку класть, и проводкой электрики заниматься.
  - Хвала тебе, душо мое, - Драган, наконец, принял деньги и с благодарностью обнял Машу. - Я верну.
  - Хорошо, - отозвалась девушка. - Ладно, мне пора. Приветы всем.
  На самом деле, ей не особо хотелось идти домой. Не потому, что там что-то было не так. Совсем наоборот, ее семья была до безобразия приличной и почти без изъянов. Почти потому, что самой Маше было в ней неуютно. Отец - уставший от жизни менеджер среднего звена в одном из банков. Мать - домохозяйка со стажем. Иногда она вспоминала о том, что когда-то увлекалась живописью, музыкой и литературой, но, по ее словам, оставила все это ради семьи. Маше было сложно поверить в это. В конце концов, что мешало матери вспомнить о своих талантах, когда ее дочь перестала быть младенцем, требующим постоянного ухода? Но она этого не сделала. Нет, дело было не в семье. Скорее всего, ее мать просто была одной из тех многих, кто не оставит никакого следа после себя.
  Маша, как и все подростки, была жестока и однозначна в своих суждениях. Ей казалось, что в мире есть либо белое, либо черное, а все, что находится посередине, является все лишь отражением человеческого лицемерия. Да, для своего возраста девушка была весьма и весьма образована - во многом это было заслугой как раз родителей, которые постарались обеспечить своему ребенку лучших репетиторов. Она могла сносно играть на пианино, неплохо разбиралась в поэзии, однако считала, что большинство поэтов были формалистами, и поэтому предпочитала свободу в форме, уделяя, как ей казалось, повышенное внимание содержанию. Правда, ББ почему-то не был согласен с ней в этом. Когда она с ним познакомилась, ей показалось, что как раз ему-то должны были быть побоку все эти красивости и завитки, которыми авторы старались украсить свои произведения. Но, как ни странно, молодой человек, отбивающий битбокс и открыто выражающий презрение ко всему фальшивому, неожиданно уперся и заявил, что форма - это признак мастерства, и ей можно пренебрегать, только сначала научившись управлять. Сначала она пыталась спорить, потом, подумав, согласилась - и теперь не могла без содрогания читать свои прежние вирши. В них было столько несуразностей, что девушка бесчисленное количество раз порывалась уничтожить старые потрепанные тетрадки, но каждый раз ее что-то останавливало. Возможно, через несколько лет она так же будет относиться и к тому, что пишет сейчас. Почему так происходит?
  - Привет, дочь.
  - Привет, мать.
  Это не было выражением нелюбви. Просто так у них в семье было принято. Подобное обращение было своего рода стебом, родившегося, кстати, с подачи матери. Ей показалось, что это будет забавно. Возможно, так оно и было - во всяком случае, шутка прижилась, и теперь они только так и обращались друг к другу. С отцом было сложнее - он не желал принимать участия в этой игре и предпочитал звать дочь по имени.
  - Как в школе?
  - Норм. Вас вызывают.
  - Опять?!
  Маша улыбнулась, наблюдая за негодованием матери - она каждый раз так искренне расстраивалась, хотя должна была бы уже привыкнуть к тому, что ее дочь не входит в число учительских любимчиков.
  - И что на этот раз? - мама вздохнула и страдальчески закатила глаза к потолку.
  - Литература.
  - О, боже мой... - женщина, не ожидавшая такого поворота, округлила глаза. - А с ней-то что не так?
  - Не с ней. Со мной. Официальная преподавательская позиция заключается в том, что сочинения сочинять не нужно. А я, тупица такая, не поняла.
  - И я не понимаю. Что случилось?
  - Да ничего особенного. Не бери в голову.
  Маша заглянула на кухню и недовольно поморщилась: по ее мнению, есть было совершенно нечего. Овощное рагу пищей девушка не считала. Заглянув в шкаф, она некоторое время рассматривала его содержание, а потом достала пакет с мюсли и, насыпав их в глубокую тарелку, залила молоком.
  - Добавь кипятка, ангину заработаешь, - напомнила мать.
  - Я буду медленно есть, - отозвалась Маша и, махнув рукой, отправилась в свою комнату.
  Забравшись с ногами в кресло-грушу, она некоторое время пыталась понять, чем хотела бы заняться, и, не придумав ничего лучше, достала из рюкзака тетрадь, которая выполняла функцию ее дневника. Пробежав глазами свое последнее стихотворение, Маша нахмурилась, пытаясь понять, где ББ усмотрел неискренность. Скорее всего, он просто придирается, решила девушка. В остальном все было в порядке. Ритмика на месте, размер - ну, кое-где хромает, но это ведь не чистая силлабо-тоника, возможны небольшие отклонения. Жаль, что он не дослушал до конца, ей казалось, что у нее получился хороший финал. Ну, да ладно. Может быть. В следующий раз. Интересно, когда он наступит, этот следующий раз. Если отец, действительно, решит посетить полоумную училку, дома ее будет ждать разбор полетов. Можно было, конечно, ничего не сообщать предкам, но тогда преподавательница сама бы позвонила им - и было бы еще хуже. Эх, что ж за жизнь такая-то? Маша вздохнула и откинулась на спину, чуть не расплескав мюсли, о которых успела забыть. Вовремя спохватившись, она отправила в рот пару ложек и отставила тарелку в сторону. Ей вдруг пришло в голову, что она хочет писать. Что жить без этого не может. Во время одного из разговоров БигБэн заявил ей, что терпеть не может графоманов, и теперь девушка периодически подозревала себя в этом литературном недуге, но ничего не могла с собой поделать, как ни старалась. Вот и сейчас, подумав несколько секунд, она решила не думать о причинах, побуждающих ее выдавать не всегда удачные и складные, но ее собственные образы. Если они появляются в ее голове, значит, так нужно. Кому? Разве это важно?
  Радужные зайчики - маскировка для лис.
  
  Написав строчку, она впала в ступор. Избитые рифмы ей никогда не нравились, а в голову, кроме банальных карнизов, призов и "на бис" ничего не приходило. Вдохновение, словно натолкнувшись на стену, ушло и никак не желало возвращаться. Промучившись пару минут, Маша с раздражением отбросила тетрадь и уставилась в потолок. Больше всего девушка боялась стать как все. Наверное, поэтому у нее не было аккаунтов в соцсетях, она не скачивала модные приложения и не обсуждала с подружками последние вышедшие эпизоды популярных сериалов. Впрочем, у нее не было подруг. Но как раз это ее нисколько не волновало - Маше было достаточно "большого и черного". Почему "черного"? Она и сама не смогла бы ответить на этот вопрос. Наверное, все дело было в его ауре. К тому же ей нравился черный цвет - он ни к чему не обязывал и был сильнее остальных. Да, наверное, дело было именно в этом.
  Девушка поднялась из кресла и прошлась по комнате. Ей было скучно. Домашние задания давно перестали быть для нее чем-то важным, потому что она успевала их сделать прямо перед началом уроков. Интернет с его "ты не поверишь!" не привлекал, а телевизора в их доме не было уже несколько лет. Однажды отец, вернувшись домой и пощелкав каналы, выключил его и заявил:
  - Нет никакого смысла держать его ради такой чуши.
  С тех пор телевидение стало под негласным запретом. Правда, уже спустя пару месяцев Маша с удивлением заметила, что исчезновение пресловутого голубого экрана, который, конечно, ни разу не был голубым, никак не отразилось на ее жизни. Нет, не так. Отразилось, но только в хорошем смысле. Появилось огромное количество свободного времени, которое раньше тратилось на просмотр бессмысленных шоу и дебильных мультфильмов. Именно тогда она занялась музыкой. Жаль, что у нее не обнаружилось особых талантов, но, тем не менее, она теперь могла иногда радовать бабушек-дедушек, когда те приезжали на какой-нибудь праздник.
  - Сыграй нам, милочка, что-нибудь, - просили они.
  И Маша послушно играла - от классики до современных композиций. Иногда даже позволяла себе импровизировать. Взрослые делали умиленные лица и аплодировали. Вспомнив последнюю такую встречу, девушка прикинула, что с тех пор прошло почти полгода, в течение которых она ни разу не включала синтезатор.
  Когда в квартире раздались звуки музыки, Вероника удивилась - ее дочь редко по собственной инициативе вспоминала о своих прежних увлечениях. И вообще, она за последнее время сильно изменилась, и женщине периодически приходилось прилагать огромные усилия, чтобы не сорваться. Какой противный возраст! Неужели она была такой же? Покопавшись в памяти, она пожала плечами: все может быть. Во всяком случае, ее собственная мать до сих пор иногда припоминает ей о том, как она сбегала из дома к своему Андрюшке. А ведь Ника, как ее тогда все звали, была немногим старше Маши... Что ж, улыбнулась женщина, хорошо еще, что ее дочь не делает так, как она в юности. А школа - да черт с ней.
  Маша давно перестала играть, а ее мать все еще сидела за столом и, мечтательно подперев голову рукой, вспоминала о том, как они впервые встретились с Андреем, как сначала не понравились друг другу, как потом стали приглядываться... В тот момент, когда она дошла до первого поцелуя, хлопнула входная дверь. Удивленно оглянувшись и обнаружив, что просидела больше двух часов, Вероника с улыбкой поднялась навстречу мужу:
  - Люблю тебя, милый.
  Мужчина ответил на поцелуй и немного отстранился:
  - Машину разбила? Все деньги с карточки сняла и отдала старому любовнику? Или теща приезжает? Откуда такая нежность?
  - Да ну тебя, дурак!
  Веронике нравилось чувство юмора супруга, за годы совместной жизни она привыкла к тому, что он всегда шутит с абсолютно серьезным лицом. Первые время это сбивало ее с толку, но потом она научилась замечать небольшие эмоциональные оттенки, и теперь они вместе потешались над менее сообразительными родственниками.
  - Я серьезно, - Андрей с нежностью обнял жену. - Что-то случилось?
  - Ничего особенного, - Вероника махнула рукой и заговорила тише, чтобы дочь не услышала. - Опять в школу вызывают.
  - Вот неугомонные! - нахмурился мужчина. - Может, просто послать их? Как ты считаешь?
  - Ты меня знаешь, я всегда за такое решение. Но мы уже так делали, помнишь? Проще сходить один раз, а то они не успокоятся.
  - Хорошо. Камень-ножницы-бумага?
   - Давай. До трех побед.
  Несколько раз выкинув комбинации, Андрей вздохнул и с видом человека, решившегося на удаление зуба мудрости.
  - Ладно, повезло тебе. Я съезжу завтра, попробую успокоить этих прометеев.
  - Почему "прометеев"?
  - Свет несущих. Тусклый.
  - Аа... Ну, хорошо. Только не психуй, милый, ладно?
  - Постараюсь. Что за предмет-то?
  - Литература.
  - О, господи...
  В то время, когда проходил этот разговор, Маша писала. Музыка раскрепостила ее, очистив от сомнений и недосказанностей. В какой-то момент девушка обнаружила, что ее пальцы двигаются сами собой, словно живут своей собственной жизнью. Бросив играть, она вернулась в кресло и снова взяла в руки тетрадку. Большинство ее знакомых давным-давно перешли на планшеты, но ей казалось, что электронные устройства лишают ее связи с тем, что она пишет, забирают себе важную часть этого интима между автором и его произведением.
  Радужные зайчики - маскировка для лис.
  Рыжий цвет так похож на апельсин.
  Их морды - привычное отражение лиц
  наших с тобой.
  Скатываясь вниз, крепче пришей к себе
  все мое, что считаешь только своим.
  Закончится золото - растворюсь в серебре
  нашем с тобой.
  Знаешь, я - не шкатулка, а старый сундук.
  Во мне много старого ненужного тряпья.
  Но в нем нет места для посторонних рук -
  только для наших с тобой.
  
  Дописав стихотворение, Маша перечитала его несколько раз и отложила в сторону. Что это? Наверное, признание. Выходит, она готова сказать своему "большому и черному" о том, что рядом с ним она "оранжевая и мягкая". А почему бы и нет, собственно? Как родители отреагируют на это? Наверное, мама станет кричать, а отец вообще придет в ярость. Хотя, нет, он никогда не выходит из себя. Иногда ей казалось, что ему вообще все по барабану - и то, что происходит вокруг, и она сама, и, тем более, ее личная жизнь. Отец всегда был спокойным, даже чересчур. Когда она однажды по ошибке отправила в стирку его пиджак с паспортом, он даже ругаться не стал - просто покачал головой, держа двумя пальцами безнадежно испорченный документ, поехал заказывать новый. А ведь она тогда сорвала его командировку, между прочим. Другой бы на его месте хотя бы подзатыльником ее наградил... Отец был идеальным посетителем школы - в чем бы ни обвиняли его дочь, он только кивал в ответ и обещал поговорить с ней. Конечно, этих разговоров никогда не было. Одноклассники искренне завидовали ей, но сама Маша не была уверена в том, что не предпочла бы молчанию выволочку.
  Когда отец заглянул в ее комнату, девушка была немного удивлена - обычно он не делал этого. Может быть, ее заметили в трущобах и рассказали об этом родителям? Ну, и что? Пусть!
  - Привет, доча, - Андрей с улыбкой помахал рукой, и Маша сразу поняла, что ошиблась в своих предположениях. - Можно?
  - Конечно. Что-нибудь случилось?
  - Что? Нет... То есть, да, но это не важно. Хотел спросить, что у тебя там в школе приключилось, чтобы знать, к чему готовиться.
  - Да ничего особенного, - пожала плечами девушка, пряча тетрадь за спину. - Как обычно.
  - Скажи... - мужчина сел напротив дочери и некоторое время разглядывал ее, словно сомневался в том, что собирался сказать. - А ты не пыталась как-нибудь наладить контакт с учителями? Я не говорю, что ты должна им понравиться, но хотя бы перемирие объявить можно?
  - А я и не объявляла им войну, - тут же непроизвольно набычилась Маша. - Они сами.
  - Ну, хорошо... Что случилось на этот раз?
  - Я же говорю: ничего! Нам задали написать сочинение на свободную тему. Я написала. А эта кучерявая идиотка вытащила меня в центр класса и начала всем рассказывать о том, как я все неправильно сделала.
  - Не понял, - Андрей нахмурился, подозревая подвох. - Так ты написала или нет?
  - Написала, конечно.
  - И что не так?
  - Вот завтра сам все и выяснишь - думаю, учителя тебе все лучше расскажут. Они же "жизнь прожили" - и поэтому априори лучше меня во всем разбираются.
  - Кто тебе это сказал?
  - Кто, кто... Да весь наш преподавательский состав об этом талдычит постоянно. Не знаешь будто.
  Услышав ответ дочери, Андрей сначала хотел что-то сказать, но передумал и, помолчав несколько секунд, поднялся.
  - Ладно, завтра разберемся. Ты можешь мне дать то сочинение, чтобы я понимал, о чем идет речь?
  - Забирай.
  Маша выбралась их кресла, не забыв прихватить свои записи, и, достав из рюкзака школьную тетрадь, протянула отцу.
  - Только там поля разрисованы, не обращай внимания.
  - Хорошо.
  Как только отец вышел из комнаты, девушка вернулась на свое место и еще раз перечитала только написанное стихотворение. Она видела все его недостатки - форма хромала, ритмика была так себе, смысл не всегда был явным. Но все это почему-то не слишком смущало ее. Напротив, несовершенство текста делало его живым. А то, что ей, наконец, удалось выразить то, что она чувствовала, добавило Маше положительных эмоций. Оставалось только верить и надеяться на то, что ББ поймет правильно все, что она хотела сказать. Поймет, убежденно кивнула девушка, должен понять.
  Утром ее ждал привычный завтрак - она никогда не задумывалась о том, что маме приходилось просыпаться на полчаса раньше, чтобы приготовить его, и воспринимала это как должное. Да и сами родители никогда не акцентировали на этом внимание.
  - Ну что, двоечница, как настроение? - пошутил отец, пребывавший, как ни странно, в приподнятом настроении.
  - Норм.
  - Держи свою тетрадь.
  - Ознакомился?
  - Угу.
  - И?
  - Потом поговорим. Я за тобой заеду после школы, посидим в какой-нибудь кафешке.
  - Все так плохо?
  - Что? Нет, с чего ты взяла? Просто я подумал, что мы с тобой давненько не общались тет-а-тет.
  - Давненько, скажешь тоже, - усмехнулась девушка, допивая чай. - Честнее будет сказать "никогда".
  - Тем более.
  Обычно Маша добиралась до школы самостоятельно и теперь чувствовала себя немного не в своей тарелке. Отец был вынужден опоздать на работу из-за нее, и это могло стать еще одной причиной ее домашнего ареста. Родителям ведь только дай повод - она всегда с радостью заключал ее в четырех стенах, чтобы продемонстрировать свою заботу. И пусть не будет ни криков, ни ругани - достаточно самого факта того, что ты наказана.
  - Ты иди на урок, я сам с твоей учительницей поговорю, - отец поцеловал Машу, чего уже давно не делал на людях, и помахал ей вслед рукой.
  - Ладно...
  На секунду растерявшись, она потерла щеку и пошла на физику. Этот предмет, хоть и интересовал ее меньше остальных, все же не вызывал протеста. Главным образом потому, что его вел Марк Ульрихович, подслеповатый стареющий мужчина, который искренне верил в то, что каждый ученик представляет собой целую вселенную. А кто он такой, чтобы думать, будто способен понять все без исключения секреты мироздания? Озвучив на первом же занятии эту свою позицию, физик с тех пор не поставил ни одной "двойки". Даже если школьники откровенно не справлялись с программой, он терпеливо объяснял им предмет на доступных примерах, и, как ни странно, это срабатывало. В итоге даже самые тупые, с точки зрения остального преподавательского состава, ученики стали проявлять себя с лучшей стороны. Поэтому Марка Ульриховича любили все без исключения - и ученики, и родители, и даже директорша всячески демонстрировала ему свое расположение.
  - Извините за опоздание, можно войти?
  Это Ольга, соседка Маши по парте, как обычно, задержалась почти на пол-урока и, не дожидаясь разрешения, прошла к своему месту и тут же возбужденно зашептала:
  - Ну, ты даешь, подруга!
  - Что? - не поняла Маша.
  - Ты слышала, что там твой папашка устроил?
  - Что... устроил? - девушке вдруг стало страшно, как если бы ей вдруг объявили о том, что ее вот-вот поведут на казнь.
  - Да наорал на литераторшу и завуча так, что стекла дрожали, - Ольга захихикала с таким счастливым видом, словно сама сделала то, о чем рассказывала. - Он у тебя крутой перец!
  - Постой, подожди! - Маша взглянула на преподавателя, который что-то чертил на доске, и, убедившись, что он не обращает на них никакого внимания, зашептала. - Что ты такое говоришь? Мой папа? Ты уверена, что ничего не перепутала?
  - Пфф! - фыркнула Ольга. - Я собственными глазами видела, как он выходил из кабинета. Думаешь, почему я задержалась? Мне было интересно, чем все это закончится.
  - И чем закончилось?
  - А ничем. Наша с бараньей башкой еще у него прощения просила, представляешь? Вообще улет!
  Представляла ли Маша это? Наверное, нет. Она с трудом могла допустить мысль о том, чтобы ее отец, обычно такой спокойный, позволил бы себе повысить голос - и на кого? На учителей! Нет, наверное, здесь какая-то путаница. Вторым уроком должна была быть литература, и девушка с трудом дождалась его. Когда прозвенел звонок, она уже сидела на своем месте и с любопытством наблюдала за поведением Антонины Ивановны, которая, действительно, была на себя не похожа. Женщина старалась не смотреть в ее сторону и, дав классу какое-то дурацкое задание, тут же уселась за свой стол и уткнулась в журнал. В какой-то момент Маша с трудом сдержалась, чтобы не поинтересоваться у нее тем, что же такое случилось, раз она изменила своим привычкам и не стала обсуждать кого-нибудь очередного бедолагу, попавшего в немилость. Но, подумав, девушка решила, что этого делать не стоит - во всяком случае, до разговора с отцом. Пару раз заметив на себе любопытные взгляды, она поняла, что Ольга успела разнести новость по всей школе, и теперь она была почти героиней. Правда, ей совершенно не нравилась эта роль, и она с трудом дождалась окончания занятий, периодически отмахиваясь от вопросов, которыми ее засыпали одноклассники на переменах. Наконец, когда прозвенел последний звонок, она быстро собрала рюкзак и почти выбежала из класса, чтобы успеть скрыться.
  Отец, как и обещал, ждал ее на парковке. Бросив взгляд на его безмятежное лицо, Маша поняла, что разбора полетов не будет, и расслабилась. Открыв дверь машины, она уже хотела сесть внутрь, но Андрей остановил ее:
  - Тольку сумку оставь. Здесь недалеко есть неплохой ресторанчик. Перекусим?
  - Давай.
  Идти в ресторан под руку с отцом - в этом что-то было. Раньше они совершали такие вылазки только в сопровождении мамы, и теперь Маша чувствовала себя так, будто повзрослела лет на десять. Самостоятельно сделав заказ, она еще раз утвердилась в этом ощущении и вопросительно взглянула на отца:
  - Ну?
  - Что - ну? - рассмеялся тот. - Ничего. Поговорил с твоими учителями. Они обещали больше к тебе не придираться.
  - Как же, поговорил, - девушка прищурилась, пытаясь определить, насколько искренним был отец. - Кажется, половина школы слышала ваш "разговор". Что случилось-то?
  - Вот черт... - расстроился Андрей. - Прости, я не думал, что выйдет так громко. Что, многие слышали?
  - Не без этого.
  - Как неудобно. Я не сдержался, бывает.
  - Расскажешь?
  - Да нечего рассказывать, - Андрей пожал плечами с таким видом, будто кричать на преподавателей было для него обычным делом. - Странная у вас школа. Хотя, если подумать, в мое время она была такой же. Просто я никогда не выделялся из толпы, в отличие от тебя.
  - Я выделяюсь?
  - Конечно. Я прочитал твое сочинение. Знаешь, в твоем возрасте я не умел так писать. Да и сейчас, честно говоря, не умею. И никогда уже не научусь. Это талант, он или есть, или его нет. А твоя... Как, кстати, зовут твою учительницу?
  - Барашка.
  - Ха! - отец слишком громко рассмеялся и смущенно прикрыл рот рукой. - Извини. Я про себя ее примерно так же назвал.
  - Примерно?
  - Овца. Ну, да ладно. В общем, твоя "барашка" начала с того, что ты, мол, не справляешься с программой. Не умеешь писать, безграмотная и вообще.
  - Вот... - Маша едва не сказала "сучка", но сдержалась. - Тварь.
  - И не говори. Я, конечно, удивился и попросил ее рассказать мне о том, как, по ее мнению, должны писаться сочинения на свободную тему.
  - А она?
  - Показала мне работу своей отличницы. Я прочитал и говорю: постойте, это же списано с учебника. А она говорит: в этом весь смысл... В общем, тут я не сдержался. Наговорил ей всякого. И той, второй, тоже. Они попытались меня припугнуть, но ты же знаешь, что твой дядя Руслан работает в Министерстве образования? Не знаешь? Вот и они не знали. Но, как оказалось, его имя прекрасно им известно. Надо было давно его в вашу школу притащить и продемонстрировать всем, как портрет Брежнева, чтобы неповадно было. Хотя, это и не честно, наверное. В общем, я оторвался на них по полной.
  - Спасибо, папа.
  - Не за что. Я не горжусь тем, что произошло, но думаю, что поступил верно. Доча, никогда и никому не позволяй решать за тебя, какой тебе следует быть. Это очень важно.
  - Я не думала, что ты такой...
  Отец теперь казался Маше совершенно другим человеком - как если бы его похитили инопланетяне и провела апгрейд. Услышав такие слова, Андрей удивленно поднял брови и спросил:
  - А какой я, по-твоему?
  - Ну... - девушка старательно подбирала слова, чтобы не обидеть его. - Мне казалось, что тебе все равно. Вообще все до балды, понимаешь?
  - Мне жаль, что ты так думала.
  Мужчина казался искренне огорченным, и Маша подумала, что, возможно, все это время путала спокойствие с равнодушием. Взглянув на ситуацию с другой стороны, она увидела и отца, и мать такими, какими они перестали для нее быть несколько лет назад - добрыми, заботливыми и искренне любящими. Расчувствовавшись, она наклонилась к отцу и обняла его за шею.
  - Прости меня. Я не специально.
  - Уже простил. Может быть, я и сам не особо активно принимал участие в твоей жизни. Но мне казалось, что это то, чего ты сама бы хотела. Только скажи - и мы все изменим. Я поговорю с мамой...
  - Нет, все в порядке, - покачала головой Маша. - Теперь все в порядке.
  - Уверена?
  - На все сто.
  Девушке вдруг пришло в голову, что неожиданная сторона, с которой открылся ее отец, была как нельзя кстати. Нет, она не была готова обсуждать с ним все свои дела, однако подумала, что его можно было бы познакомить с ББ. В конце концов, что может случиться? Он ему не понравится? Ну, и что? Отец ведь сам только что говорил ей о том, что она не обязана пытаться всем угодитть. Родители станут ругать ее за то, что она ходит в опасный район? Да, это могло бы стать проблемой. Но, может быть, стоит рискнуть?
  - О чем задумалась?
  Маша очнулась от своих размышлений и тут же приняла решение в пользу откровенного разговора. Придвинувшись поближе, она доверительно наклонилась к отцу и зашептала, словно находилась в классе во время урока и боялась, что ее кто-то услышит.
  - Есть один человек... Ну, как - человек. Парень.
  - Понятно, - кивнул Андрей, старательно сдерживая улыбку. - Он тебе нравится?
  - Нравится? Думаю, что да.
  - А ты ему?
  - Вот не знаю...
  - Окей. И?
  - В общем, он как бы не совсем может тебе понравиться.
  Сконструировав такое корявое предложение, Маша смущенно замолчала, не зная, как продолжить, и отец пришел ей на помощь.
  - Ты хочешь сказать, что он из неблагополучной семьи? Или старше тебя намного?
  - Старше? Нет, мы ровесники. Но он живет один.
  - Как один?
  - А вот так. Здесь недалеко. В трущобах.
  - Так... - Андрей не ожидал такого поворота, но, взглянув на дочь, увидел в ее глазах столько надежды, что не стал устраивать ей допрос. - Ну, хорошо. В жизни всякое бывает. Ты нас познакомишь?
  - Ты, правда, этого хочешь?
  - Хочу ли я познакомиться с ухажером моей дочери? Думаю, что да.
  - Он не совсем мой ухажер, - Маша замялась на секунду, не зная, как объяснить статус БигБэна. - В общем, он меня литературе учит.
  - Чему?! - это прозвучало так неожиданно, что Андрей сначала подумал, будто ослышался.
  - Литературе, - повторила девушка, почему-то смущаясь.
  - Ничего себе! - мужчина расхохотался так громко, что на него стали оборачиваться остальные посетители. - Не обижайся, любовь моя, я ничего плохого не имел в виду. Учит тебя литературе? Но это же прекрасно! Теперь я точно хочу с ним познакомиться. Конечно, я не буду тебя торопить. Если ты захочешь сначала его предупредить, я подожду.
  - Нет, мы можем пойти прямо сейчас.
  - Супер!
  Андрей расплатился и вместе с дочерью вышел из ресторана. Оглядевшись по сторонам, он подумал, что слишком давно не гулял просто так, без какой-либо цели.
  - Ну, показывай мне дорогу, Сусанин-герой. Посмотрим, где ты проводишь свободное время.
  Чем ближе Маша подходила к неблагополучному району, тем больше нервничала. Мысленно-то она понимала, что для беспокойства нет почти никаких оснований, но ничего не могла с собой поделать. Ей прежде не приходилось оказываться в подобных ситуациях, и мандраж, который она испытывала, мог быть вызван только этой новизной ощущений. Однако как только они с Андреем свернули в переулок, вдоль которого тянулись обшарпанные дома хрущевской постройки, она моментально пришла в себя.
  - Смотри, здесь лавка старьевщика, - она кивнула в сторону магазинчика с облезлой вывеской, которая, скорее всего, была одного возраста с самим зданием. - Хозяина зовут Семен Данилович, но мы его называем Ребе.
  - Почему Ребе? Он еврей? - уточнил Андрей, с интересом прислушиваясь к рассказу. - И кто это - мы?
  - Мы - это все, - спокойно отозвалась Маша. - А Ребе он потому... Да просто так. Подходит ему это прозвище. Дальше прачечная. Там работает тетя Надя. Здоровая такая! Но не жирная, а именно здоровая, как самбист. Говорят, она раньше борьбой занималась.
  Когда из одной из дверей вынырнула фигура высоченного широкоплечего мужчины и направилась в их сторону, Андрей машинально попытался оттеснить дочь в сторону, но та его опередила и приветливого помахала рукой:
  - Здраво, Драган! Како си?
  - Добро, хвала! - мужчина улыбнулся Маше и вопросительно посмотрел на ее спутника.
  - То е мой тата. Папа, это мой друг Драган, - девушка представила отца сербу, и тот уважительно покачал головой, переходя на русский:
  - Очень большой талант - воспитать такого прекрасного ребенка! Завидую вам.
  - Да я сам себе, похоже, завидую, - пробормотал сбитый с толку Андрей. - Спасибо, друг.
  - Куда направляетесь? - поинтересовался Драган. - Или просто достопримечательности наши осматриваете?
  - Ага, достопримечательности.
  Маша рассмеялась так искренне, что ее отец удивленно взглянул на нее - он привык воспринимать свою дочь как достаточно закрытого подростка и теперь был вынужден признаться себе в том, что совершенно не знал ее.
  - Нет, - продолжила девушка, - хочу вот папу с БигБэном познакомить. Надеюсь, что они друг друга не придушат.
  - С БигБэном? - почему-то смутился серб. - Экхм... А ты не слышала?
  - Что?
  - Дом рухнул.
  - Какой дом? - Маша все еще продолжала улыбаться, не понимая, о чем идет речь.
  - Дом, в котором он жил... Сегодня ночью.
  Улыбка медленно сползла с лица девушки, и она, пошатнувшись, отступила на шаг.
  - Нет, он живой вроде бы, - торопливо добавил серб. - Мы его откопали почти сразу же...
  - Откопали?!
  Мир, каким его привыкла воспринимать Маша, рухнул, подобно ветхому зданию, в котором жил ББ. Девушка видела в интернете жуткие последствия землетрясений и могла представить, во что превращалось человеческое тело, погребенное под завалами. Поэтому неуклюжие попытки Драгана успокоить ее не возымели никакого успеха, и она была близка к обмороку, когда отец взял ее за руку.
  - Что за дом? - спросил он. - Здесь, я виду, все здания каркасно-камышитовые?
  - Камыш, да, сплошное сено, - кивнул серб.
  - Тогда все могло обойтись, - Андрей взял дочь за подбородок и повернул к себе. - Никогда не хорони никого раньше времени. Куда его отвезли?
  - В ближайшую больницу, - Драган махнул в сторону травмпункта. - Здесь всего пара километров, я могу попросить Ребе отвезти вас, у него машина есть.
  - Не нужно, друг, спасибо. Мы сами.
  Маша позволила отцу увести ее - девушке двигалась, будто во сне, но при этом сохраняла ясность мысли. Как странно, думала она. Наверное, так теряют сознание. Интересно, я сейчас упаду в обморок - или нет? А если меня вырвет у всех на виду? Будет стыдно... И в следующий момент ей действительно стало стыдно, но уже от того, что она вспомнила о случившемся. В каком состоянии сейчас БигБэн? Может быть, его уже вообще нет в живых. Она так много не успела ему сказать! Нужно было еще вчера ему признаться в своих чувствах. Может быть, они вместе решили бы поговорить с отцом, и тогда ничего бы не произошло. Или произошло бы, но совсем иначе - родители бы отругали ее, и она бы сбежала из дома. И тогда их бы завалило с ББ вместе.
  Пока Маша проговаривала про себя этот не самый веселый внутренний монолог, они успели дойти до машины, и уже в следующий момент она рванулась с места. Андрей всегда был аккуратным водителем, и в этот раз он тоже не позволил себе излишнего лихачества. Припарковавшись возле шлагбаума, он помог выйти Маше, которую шатало из стороны в сторону, и, ведя ее по направлению к зданию, вытащил из кармана телефон и набрал номер.
  - Алло! Здравствуй, Руслан, дорогой. Как твои? Да, тоже порядок. Ты же у нас умненький, верно? Скажи, у тебя есть кто-нибудь в Министерстве здравоохранения? Есть? Прекрасно! Тут такое дело...
  Когда они появились в приемном отделении, их уже ждали. Вероятно, подумала Маша, дядя Руслан действительно имел какой-то вес. Так или иначе, но здоровенный доктор, на вид больше похожий на лесоруба, чем на эскулапа, попытался даже изобразить что-то похожее на приветливую улыбку. Когда Андрей сказал, что это не обязательно, он расслабился и хмуро поинтересовался, в чем дело и зачем его отвлекли от работы. Услышав сбивчивый рассказ девушки, доктор нахмурился и спросил:
  - Как зовут пациента?
  - Биг... Бэн, - растерянно проговорила Маша, оглядываясь на отца. - Простите.
  - Так, понятно, - здоровяк кивнул и, подозвав одну из медсестер, отвел ее в сторону.
  Как девушка ни напрягала слух, ей так ничего и не удалось услышать. К счастью, ей не пришлось слишком долго дожидаться, потому что спустя пару минут общения с персоналом врач вернулся к ним и, обращаясь больше к Андрею, чем к Маше, рассказал о том, что успел выяснить.
  - Поступил в три часа ночи. Переломы обеих рук в нескольких местах, ноги и трех ребер. Повреждение мягких тканей. Но организм молодой, жить будет. А вы ему кем приходитесь?
  - Родственниками, наверное, - пожал плечами Андрей. - Какая разница?
  - Да, действительно. Странно, что он в ветхом здании оказался в такое время. Наркоман?
  - Нет! - девушка возмутилась, услышав такое предположение. - Он никогда не прикасался к наркотикам! Просто так получилось...
  - Что ж, ладно... Хотите его увидеть?
  - А можно? - Маша, которая как раз думала о том, как бы вывести разговор на эту тему, тут же уцепилась за представившуюся возможность. - Да, я очень хочу!
  - Хорошо, пойдемте. Только ненадолго - он под обезболивающими, ему покой нужен. И не передвигайте его ни в коем случае.
  - Понятное дело, мы же не идиоты, - Андрей с благодарностью кивнул врачу и, взяв дочь за руку, проследовал за ним.
  Маша никогда прежде не бывала в таких местах - в ее представлении ББ должен был лежать в отдельной палате, окруженный заботливым медперсоналом, который самоотверженно боролся за его жизнь. На самом же деле в помещении, помимо него, находились еще трое пациентов, также все в гипсе и бинтах. Они были так похожи друг на друга, что она не сразу узнала своего возлюбленного. Только подойдя поближе, девушка вскрикнула и бросилась было к нему, но доктор, внимательно следивший за ней, схватил ее за руку:
  - Я же предупреждал!
  - Да, конечно, простите, - Маша осторожно высвободилась и подошла к кровати, на которой лежал парень. - Я могу с ним поговорить? Он меня услышит?
  - Мне сказали, что он пришел в сознание, - отозвался врач, с сомнением разглядывая пациента. - Но сейчас, возможно, спит.
  - Это ничего, пусть спит.
  Девушка, оглянувшись на доктора, словно спрашивая разрешения, затем легонько прикоснулась к ладони "большого и черного", который теперь казался гораздо меньше, чем раньше, и, наклонившись к самому его уху, прошептала свои стихи. В следующий момент она почувствовала, как БигБэн сжал ее пальцы.
  
  
  
  Пушкинский вальс
  
  Мария с самого детства на дух не переносила Николая, а Николай, сколько себя помнил, терпеть не мог Марию. Об этой взаимной неприязни знали все. Тем более удивительным показалось их намерение связать себя узами брака друг с другом.
  - Но почему? - удивлялись друзья Николая.
  - Сложно объяснить, - тот лишь пожимал в ответ плечами. - Какая-то, знаете, искра между нами проскочила. И вот, взошла она, звезда пленительного счастья. Лишь стоит появиться ей - вся комната янтарным блеском озарена.
  - Ну-ну... - качали головами друзья и тут же делали ставки на то, сколько продлится этот странный союз и состоится ли он вообще.
  Молодой человек, даже если и слышал все эти перешептывания, предпочитал не обращать на них внимания. Ему было хорошо - разве не это главное?
  - Зачем тебе это, деточка? - мать заглядывала в глаза Марии и не видела в них ничего, кроме безмятежного счастья, которое, как ей казалось, лишило ее дочь способности мыслить рационально.
  - Ах, мама, неужели ты не понимаешь? - девушка мечтательно закатывала глаза и совершала рукой в воздухе какие-то неопределенные движения. - Ты смотришь, но не видишь. Слушаешь, но не слышишь. Ведь дух смирения, терпения, любви и целомудрия он в сердце оживил моем.
  - О, боже мой...
  Вскоре стало ясно, что за таинственная сила заставила сблизиться сердца молодых - ей оказалась поэзия, да не простая, а от самого Александра Сергеевича. Сначала многим казалось, что эта блажь не продлится долго, однако время шло - а влюбленные и не думали расставаться. Напротив, с каждым днем они выглядели все более счастливыми. Наконец, они собрали самых близких родственников и друзей и в торжественной обстановке сообщили им о том, что уже успели подать заявление в загс и теперь готовы назвать дату свадьбы.
  Собравшиеся, конечно, переглянулись, однако не стали ничего говорить. Действительно, кто решится спорить с самим Пушкиным? Наверное, никто. Будущая теща расцеловала будущего зятя, будущая свекровь, растрогавшись, поплакала на плече будущей невестки, будущий тесть... Ну, и так далее. В общем, все смирились с тем, что породниться все же придется, и тут же принялись отмечать это дело с таким усердием, что вскоре отпали последние сомнения: свадьбе быть.
  Спустя месяц, в соответствии с традициями, Мария сидела в окружении подружек и терпеливо ждала, когда любимый при помощи своих друзей и родственников начнет выкупать ее. Девушка то и дело вздрагивала от каждого шороха - ей казалось, что еще немного, и случится что-то невероятное. Нет, не бракосочетание - в нем не было волшебства. Она ждала принца верхом на белом единороге, который бы сыпал стихами и носил ее на руках. Принц, конечно, не единорог.
   - Представляете, - невеста, хлопая ресницами и закатывая глаза, рассказывала историю своей любви, - сижу я в библиотеке, читаю - вы знаете, что я терпеть не могу всю эту возню вокруг электронных устройств. Только дошла до своего любимого момента, как вдруг появляется этот друг прелестный...
  Мария послала воздушный поцелуй в окно, будто ее нежность могла долететь да адресата.
  - И у него под мышкой точно такой же сборник моего обожаемого А.С., что и у меня. Бывают же такие совпадения! Оказалось, что все это время я совсем не знала Колю - а он, конечно, не знал меня. Можно сказать, что нас соединила поэзия. Разве это не прекрасно? Разве не прекрасно то, что именно Пушкин объединил наших душ прекрасные порывы?
  Подружки сидели рядом и, покачиваясь из стороны в сторону в такт рассказу невесты, мечтательно грустили, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь из великого русского поэта, однако на ум приходил только отрывок "кабы я была царица", да и то не всем.
  Свадьба в уездном городе N, где жили наши герои, прошла с необыкновенным размахом, чему способствовали, в первую очередь, необыкновенные подробности встречи молодых - люди передавали их друг другу шепотом, обязательно добавляя что-то от себя. В конечном итоге, в народе закрепилась легенда, в которой Николай превратился в Руслана и вырвал Марию-Людмилу из рук некоего Черномора, одолев последнего в схватке. Конечно, никто не относился к подобной версии всерьез, однако люди так истосковались по настоящему чуду, что старательно делали вид, будто верят во все это. Сами же невеста с женихом были так увлечены друг другом, что и понятия не имели о том, что болтают о них друзья и знакомые.
  Сказав заветные "да", молодые люди отсидели положенные несколько часов, выслушивая маловразумительные речи стариков о том, как следует строить дворец любви, в котором некая капиталистическая белочка зачем-то грызет золотые орешки. Когда торжественная часть подошла к концу, Николай, загадочно улыбнувшись, взял за руку внезапно зардевшуюся Марию и увел ее от гостей. Понимая, что сейчас произойдет, родители с улыбкой переглядывались и выдавали тост за тостом, заранее поздравляя себя с будущими внуками.
  Все ждали продолжения сказки, однако она вдруг оборвалась на самом интересном месте, как это часто бывает. На следующее утро невеста сидела на кухне в родительском доме с опухшим от слез лицом и, заламывая руки, жаловалась матери на то, какую ужасную ошибку она совершила.
  - Как он мог так поступить со мной? Как он мог?! - рыдала она, сморкаясь в салфетку.
  - Да что он сделал-то? - допытывалась расстроенная женщина. - Ты только отцу не говори, а то у него, сама знаешь, ружье всегда под рукой.
  - Обязательно скажу! - мстительно рассмеялась девушка. - Пусть этот гад на себе испытает, каково это.
  Так и не добившись от дочери вразумительного ответа, мать побежала к жениху и застала его в расстроенных чувствах. Сидя в кресле, он с хмурым видом листал Толковый словарь живого великорусского языка и периодически пожимал плечами, словно вел с кем-то беседу.
  - Коля! - строгим голосом обратилась к нему теща. - Что ты сделал? Лучше сразу признайся, а то хуже будет.
  - Ничего я не сделал, - отмахнулся молодой человек. - Все было хорошо, а потом ваша дочь словно с ума сошла. Наорала на меня, назвала плебеем и ушла.
  - Быть такого не может, чтобы она просто так на ровном месте взбрыкнула. Что-то должно было произойти.
  - Ну, да, - нехотя признался Николай, - мы поспорили по поводу одного отрывка из "Сказки о царе Салтане", где "грусть-тоска меня съедает".
  - И что?
  - А то, что, по ее мнению, стоит говорить на "съедает", а "снедает". Она считает, что мой вариант - это насилие над языком великого поэта в угоду необразованной толпе.
  - А ты, выходит, считаешь иначе? - женщина, не веря собственным ушам, уставилась на зятя. - И все?!
  - Я тут покопался в словарях, - промямлил Николай, смущенно взъерошив волосы на затылке. - И, знаете, похоже, она была права. "Снедает" - правильный вариант. Там значение совсем другое. А я, выходит, ошибался.
  - Вы такие дураки. И даже Пушкин вам не поможет. Но, к счастью, у вас есть я. Пошли.
  - Куда?
  - К жене твоей, куда еще?
  Подталкивая упирающегося зятя, женщина притащила его, словно непослушного ребенка, к своей квартире и остановилась возле двери:
  - Слушай меня очень внимательно, дружок. Твой тесть сейчас, судя по всему, продолжает праздновать свадьбу своей дочери и пока ничего не знает о том, что произошло. На твоем месте я бы надеялась на то, что он так и останется в неведении. Объясняю, почему. Мой муж очень любит охоту - никогда домой без добычи не возвращается. А в свободное время развлекается тем, что со ста метров стреляет по пустым пивным банкам. Это очень непоэтично, но он редко промахивается. Понимаешь, о чем я? Так что сейчас ты пойдешь к своей жене и признаешь свою неправоту. Она тебя простит, можешь не сомневаться. Главное - не ставь себя на одну ступень с Александром Сергеевичем, и тогда все будет хорошо. Ну, ступай.
  Некоторое время постояв возле двери и, наконец, услышав, что обвинительный голос дочери спустя всего пару минут затих, женщина с довольным видом отошла в сторону, присела на ступеньки и, устало вздохнув, пробормотала:
  - Но человека человек послал к супруге властным взглядом...
  
  
  
  Уникум
  
  - Уставятся в свои устройства и сидят так часами! Я же говорю, Михалыч: как под гипнозом все. Погуляли бы, свежим воздухом подышали - так нет, серые все, а все равно свое талдычат. Где слов-то таких понабрались? Словно с другой планеты, ей-богу.
  - И не говори, Вадим Степанович. Страшно жить стало.
  Старик со слезящимися глазами взглянул на своего собеседника сквозь очки с толстыми стеклами и грустно покачал головой: сидящий напротив человек выглядел все хуже, и даже забота любящих детей ничего не могла поделать со временем, которое никого не щадило. Да и сами эти дети уже или стали бабушками-дедушками, или скоро ими станут. Самому младшему скоро полтинник. Эх-эх...
  - Ты вот что, - он наклонился поближе к приятелю, который вытащил из кармана платок, чтобы прочистить нос, и понизил голос до заговорщического шепота, - пригласил бы к нам как-нибудь Семена. А то не по-людски как-то - сидит все время в сторонке, как прокаженный.
  - Семена-то? - прокаркал Вадим Степанович, ничуть не стесняясь того, что его могут услышать посторонние. - И о чем мне с ним разговаривать? Кхе... Нет, не дело это. Не хочу.
  - Ну, и пёс с тобой, - неожиданно разозлился Михалыч. - Дурак старый. У человека горе, а ты решил в нехочуху играть.
  - Да какое горе-то? - возразил упрямец, не обращая внимания на обидный эпитет. - Он радоваться должен. Мог умереть, но не умер. Что еще человеку нужно? Не пойду.
  Сидящий на соседней скамейке старик усмехнулся и, с трудом поднявшись, побрел прочь. Не хотят его принимать в свои ряды местные кочерыжки. Ну, и хрен с ними. В чем-то Вадим Степанович был прав - у них совершенно не осталось общих тем. Хотя, какой он, к чертям, Вадим Степанович? Вадик из соседнего двора. Когда ему было то ли шестнадцать, то ли семнадцать, решил забраться в окно к Машке и застрял там. Так и висел жопой наружу, пока решетку не распилили. Обиделся, наверное, когда он спустя столько лет напомнил ему о том случае. Не стоило этого делать...
  Журналисты приезжали, фотографировали его, вопросы разные задавали. Потом один даже газету со статьей о нем занес. Хороший мальчишка, шустрый. Когда-то и он был таким. Теперь эта газета лежит на тумбочке рядом с его кроватью, каждый день напоминая ему о том, кто он и зачем. Его случай называют уникальным. История знает всего нескольких пациентов, которые вышли из комы после пятидесятилетнего сна и при этом сохранили ясность мышления. Первые несколько месяцев он учился заново пользоваться своим изменившимся телом и пытался свыкнуться с мыслью о том, что жизнь прошла. Напрасно лечащий врач, этот восторженный очкарик, убеждал его в том, что это великое счастье - заснуть в шестидесятых и проснуться не только в новом веке, но и в новом тысячелетии. Миллениум, твою мать.
  - Вам ведь уже почти восемьдесят, - с глубокомысленным видом поднимал доктор наманикюренный палец, - а вы выглядите как огурчик!
  Ну, разве мог он понять, почему "почти восьмидесятилетний" старик, которому еще вчера было всего двадцать семь, не радуется тому, что "выглядит как огурчик"? Он планировал сделать предложение Екатерине, даже кольцо купил, явился с цветами - ему до сих пор казалось, что он чувствует запах тех самых тюльпанов. Дверь была не заперта, и Семен вошел, стараясь ступать как можно тише, чтобы сделать сюрприз любимой. Потом был шок от увиденного, затем - дикая головная боль и пустота. И вот он проснулся спустя десятилетия в чужой постели, в чужом теле, в чужом мире. Вспоминая свою несостоявшуюся невесту - раскрасневшуюся, растрепанную и совершенно голую - в обществе незнакомого ему усатого мужика, старик горько усмехнулся. Он успел навестить ее, даже познакомился с ее правнуками. Господи, правнуками! Катя сидела в уродливом инвалидном кресле и, бессмысленно глядя перед собой потускневшими глазами, с периодичностью раз в две-три минуты пускала газы. Она так и не узнала его, а сам Семен, с волнением представлявший себе эту встречу, постарался скорее уйти. Это было ошибкой, но теперь поздно было жалеть о собственной глупости - образ юной изменщицы теперь навсегда был вытеснен пердящей старухой.
  Прогуливаясь по полупустому парку, в котором лишь изредка встречались влюбленные парочки, Семен думал о том, как провести то немногое время, что у него еще оставалось. Доктора, взяв у него анализы, пожали плечами и заявили, что понятия не имеют о том, почему он впал в кому и, тем более, по какой причине вышел из нее. Журналисты тоже достаточно быстро потеряли к нему интерес. Действительно, о чем с ним было говорить? Разве что о Хрущеве. Когда он был моложе... Да какого черта? Он и сейчас молод! Просто никто этого не замечает. Да ладно, чего уж там - когда он был молод, то часто удивлялся тому, что старики вместо того чтобы стараться как можно больше уместить в оставшийся отрезок жизни, который становился все короче, зачем-то настраивают свой внутренний метроном на жуткую тягомотину. Теперь же он сам не мог ускориться, сколько ни пытался. И дело было даже не в физическом состоянии. Немощь привела с собой подружек: сгорбленную Усталость и нудное Смирение.
  - Один за всех и все за одного... каналья... - невесело пробормотал Семен, которому уже успели показать "Трех мушкетеров" с Боярским.
  Ему вдруг захотелось прилечь где-нибудь в укромном месте, где его бы никто не увидел, и сдохнуть. Пусть потом его найдут по зловонию, это уже не будет иметь никакого значения. Вешаться или травиться Семен не хотел - он никогда не признавал насилия над собой. Вот если бы просто...
  - Деда, я потерялась!
  Семен даже икнул от неожиданности. Перед ним, вытянув руки по швам, стояло крохотное существо лет четырех и изо всех сил старалось не разреветься. Существо, судя по косичкам, было женского пола, и мужчины было непонятно, откуда у этого юного создания столько выдержки. У него никогда не было детей, и он понятия не имел о том, как с ними следует обращаться, но теперь его почему-то это нисколько не беспокоило - он уже успел почувствовать те немногие преимущества, что давала ему седина. Беспричинное доверие со стороны ребятни было среди них.
  - Как вас зовут, сударыня? - обратился он к ребенку, стараясь говорить как можно более ласковым тоном, отчего собственный голос показался ему слащавым до тошноты.
  - Лиза Сергеевна Михеева! - старательно проговаривая каждый звук, ответила девочка.
  - Что ж, Лиза Сергеевна, - улыбнулся Семен, - давайте обо всем по порядку. Как вы здесь оказались?
  - Мы с Алешкой были у папы на работе и поспорили, что я не смогу сама поехать в автобусе, потому что он сказал, что я маленькая, а я не маленькая и зашла, а потом испугалась и вышла, но это было далеко, и теперь я не знаю, как вернуться.
  - Ты смотри! - восхитился мужчина последовательности Лизы Сергеевны. - Твой папа, наверное, военный?
  - Да, - удивилась кроха, - а откуда вы знаете?
  - Так ты как будто докладываешь командиру. Это тебя папа научил?
  - Да, - с гордостью сообщила девочка.
  - Ты прекрасно справилась. А где твой папа работает, знаешь?
  - Так точно! - кивнула Лиза. - Он командует солдатами.
  - Тогда понятно. Давай руку, отведу тебя к твоему отцу.
  Несмотря на то, что город сильно изменился за последние полвека, кое-что в нем осталось неизменным. Например, расположение военных частей. Прикинув в уме, откуда могла приехать эта кроха, Семен быстро определил, что в пределах автобусной остановки находилась всего одна из них, и сразу направился к ней. Судя по тому, что солдатик на проходной чуть ли не со слезами кинулся им навстречу, мужчине сразу стало ясно, что исчезновение Лизы Сергеевны не осталось незамеченным. Великодушно отказавшись от встречи с отцом, который, судя по словам счастливого служащего, чуть с ума от переживаний не сошел, Семен помахал девчушке на прощание рукой и пошел своей дорогой.
  Оказав обществу услугу, он почувствовал себя настоящим дядей Степой. Ему не хотелось думать о том, что могло случиться, не окажись его рядом. Или если бы он был молодым тридцатилетним мужчиной - решилась бы тогда подойти к нему Лиза? Не факт. Выходит, в том, что он стал таким, был какой-то смысл. Может быть, в этом и состояло его предназначение. Улыбнувшись этой мысли, Семен не заметил, как вернулся к тому месту, где был недавно. Вадим Степанович с Михалычем все так же сидели на скамейке и вполголоса общались о чем-то, но, заметив его, замолчали.
  - А что, мужики, - обратился он к ним неожиданно даже для самого себя, - может, организуем шахматный турнир среди наших? Или клуб танцевальный? Что скажете?
  - Ага, нам только танцевать и остается, - усмехнулся Михалыч с седые усы. - Клуб "кому за восемьдесят"...
  - А с шахматами мне идея нравится, - оживился второй старик. - Думаю, человек десять наберется.
  - Что так мало? - удивился Семен.
  - Дык пока ты дрых, большинство наших-то поумирало, - в исполнении Вадима Степановича это прозвучало почти как обвинение. - Как раз с десяток и осталось.
  - То есть вы хотите играть только с такими же старперами, как и мы с вами? - Семену это показалось это забавным, и он рассмеялся, но тут же закашлялся - его легкие уже не выдерживали внезапных приступов веселья.
  Посмотрев сверху вниз на обидевшихся стариков, он вспомнил о том, как сам в свое время относился к людям этого возраста. Ему с детства внушали мысль о том, что к старшим следует проявлять уважение просто потому... Просто потому что так нужно. Вроде как седина была признаком большого ума и огромного жизненного опыта. Но вот он поседел - и что? Пусть его случай был не совсем обычным, но все же. И эти двое, которые сидели перед ним, разве они сильно отличались от своих более свежих версий? Боже мой, придумали себе какие-то статусы - и кряхтят над ними. Вадим Степанович. Да какой он Степанович?! Вадимка Голозадов, как его прозвали в округе после памятного случая. Разве оттого, что он постарел, в его прошлом что-то изменилось? Нет, конечно. Говорят, у него за плечами было три развода и примерно столько же неудачных попыток надеть на доверчивых дурочек очередное кольцо. О каком опыте идет речь? За что его уважать? Может быть, только за то, что допыхтел до этого дня. А Михалыч? Да это же Петька-Косой с Первомайки! Они с ним еще детьми за девчонками подглядывали, когда те на речку собирались.
  - Что с вами стало, ребята? - только и нашелся, что спросить, Семен. - Неужели вы забыли о том, какими мы были?
  - Вспомнишь тоже, - махнул рукой Вадим Степанович. - К нам, знаешь, уже гробовщики в очередь выстраиваются.
  - Скажи, Голозадов, а ты Машку-то - того? Получилось?
  - А то, - расплылся в щербатой улыбке старик. - И не один раз.
  - Расскажешь?
  - Дело давнишнее, конечно, - Вадим пригладил остатки волос и горделиво распрямился. - Хе-хе, в общем, после того случая, когда я застрял, ее родители вообще одну никуда не отпускали. Ну, я и... Прохожие удивленно останавливались, услышав пикантные подробности личной жизни похотливого старика. Кто-то осуждающе качал головой, кто-то открыто смеялся, но большинство делали вид, будто ничего не произошло, и спешили пройти мимо. Наверное, все они готовились стать "правильными" стариками и заранее старались забыть о том, что значит быть молодым.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"