Теплым раствором крови согретый день
тянет тебя на дно. Тонет в твоем покое.
Подержи на губах утешительный лад "нигде",
белой слепой зимы нежно коснись рукою.
Верный замес латыни и молока
кладку хранит надежней, чем тело - латы.
Ты-то можешь не знать. Только чья-то рука
нежно выводит вязь на неровном стволе расплаты.
Пенье, морозный дым... Он все молчит... молчит.
Эхом тебя зовет в бледном, немом кристалле.
Темным неведеньем боя расписан щит,
кружевом боли, солью ночных ристаний.
Время замерзло - вряд ли пойдешь туда,
в зимнее малокровье неясной боли.
Сердцем согретый сумрак коснется льда -
что за узор оставляет он за собою?
Вязнет в бору тончайших видений след
путаной крови, красная нить на белом,
нить Ариадны даже для тех, кто слеп,
ход бытия с почасовым напевом
бдения, памяти - тихо, из самых сил,
с самого дна зимы, там, где несет листву и
небо, в наше стекло бьет листвой Иггдрасиль,
сквозь замерзший узор проступая и повествуя.
Но никому не ясно - чем, к чему и о чем.
Только узор любви сквозь кружевную немощь
алым сквозящим светом, теплым живым лучом
бьется - тишайший голос в мире, где все так немо.

27. 07. 03