Я тихо, стараясь не разбудить Чертенка, встал, закутался потеплее и, волоча за собой по полу край желто-синего пледа, пошаркал в кухню. Зажигалка где-то была - это я помнил точно. Только вот где? 'Совсем расслабился' - мелькнула непонятно почему довольная мысль. Хорошо, когда есть возможность расслабиться - забыть, куда положил зажигалку, терять ежеминутно шлепки и ходить в старой растянувшейся футболке с матча "Динамо-Зенит". Тренированная память, однако, не дала вдоволь нарадоваться собственной безалаберности- "В ванной" - услужливо подсказал кто-то наблюдательный внутри. Она действительно была в ванной. Я присел на огромный трехногий табурет в углу (Чертенок еще не достает сам до раковины) и блаженно затянулся. Хорошо. Тихо. Жена спит в кресле - хотела вместе со мной дождаться утра... Устала. У меня очень красивая жена. И веселая. И меня почему-то любит - уж всяко не за внешность. И ждет, что тоже немаловажно, между прочим И Чертенка какого мне родила - у меня сердце от радости заходится каждый раз, когда мне начинают жаловаться на его проделки. Люблю хулиганов. Уважаю. Хорошо что Чертенок в мать пошел - голубоглазый, курносый, с вечно взъерошенными русыми волосами. Просто мОлодец из сказок. Девушки его любить будут - ого-го! Меня вот не сильно любили. Боялись. Хоть и глаза тоже голубые и лысиной не сверкал. А вот боялись почему-то - говорили, вид у меня злой. И взгляд недобрый. Зато фигура спортивная!
Я засунул окурок под струю воды - он весело закружился у слива пока совсем не пропал. Уплыл. И мне завтра тоже уплывать.
Я прокрался обратно в комнату и наклонился над Чертенком, легонько ткнулся носом в его макушку - она пахла шампунью и мальчишкой. Дети - они даже пахнут как-то по-особенному. Так же медленно и осторожно, чтобы не разбудить своего непоседу я разогнулся.
У окна стоял человек. Он не прижимался к стеклу, в страстном порыве заглянуть в чужую личную жизнь. Он просто стоял и смотрел. На нас. Я медленно двинулся к креслу - там висел пиджак. Вот тебе и "Динамо-Зенит"!
Человек все так же не двигаясь, не отводя глаз, смотрел. На Чертенка. По-моему, ему и не особо интересны были мои передвижения. Грохот выстрела и вонь от расплывшегося пластика разбудили Чертенка. Прибежала из гостиной Ленка и молча уставилась на меня.
За окном уже никого не было. Не было его и на тротуаре внизу. Может, я слишком долго отсутствовал и теперь люди умеют передвигаться по воздуху без помощи машин?
- Там человек был. За окном. И он смотрел на Чертенка.
- Человека там быть не могло - высоко, - испуганно прошептала Ленка. - Может, голограмма? Максимке иногда друзья шлют, чтоб выходил гулять.
- Ночью? - усмехнулся я.
- И ночью бывает. - Ленка уже, похоже немного отошла. - Пугают, привидения там всякие шлют. Девочки вот себя уже стали посылать.
- Ого! Девочки! - я восхищенно взглянул на Чертенка. - А не рановато-ли? Я думал - мужик какой-то. Забыл про голограммы. А может комнатой ошиблись и это к тебе?
Ленка оторопело замолчала и вдруг, закрыв лицо руками, вылетела из комнаты.
Вот те раз. Я скорчил Чертенку рожу и пошел мириться. Дверь в ленкину комнату была закрыта. Я задумчиво потрогал ручку - что бы такое сказать? Так ничего и не придумав, тихо протиснулся внутрь. Сначала я увидел ленкину спину - она неподвижно стояла в темноте у окна. Согнувшись, на цыпочках я подкрался к ней и легонько подергал за кончик длинного белого хвоста - какие ж у нее роскошные волосы! Ленка резко обернулась - огромные глаза, белое как больничная стена, лицо, трясущиеся губы. Она попыталась обнять меня, кинулась на шею - но все было напрасно. Я его уже заметил - он все так же спокойно стоял у окна и не отводя взгляда глядел на мою Ленку. На мою Ленку. На мою Ленку:
- Ты чего такой смурной? - хлопнул меня по плечу Володя Манукян. - Не выспался что ли? Ничего - во время перелета так выспишься, что мало не покажется!
Я махнул рукой:
- Да я с Ленкой поссорился:
- Э-э-: Это ты напрасно, братец. Оченно напрасно. Перед полетом никак нельзя ссориться. Особенно перед таким.
Манукяна я знал уже давно. Менький, юркий, глаза как угольки - ну чисто японец! Павел Федорович, капитан 'Большого' все время мне повторял: 'Манукян на корабле - значит точно быть беде!'. Но я любил с ним летать.Хороший он человек. Душевный.
В общем, я был даже рад, когда наконец мы отчалили. Мысль о голограмме царапала, раздирала душу. Чтобы сорванцы прислали сыну голограмму мужика? Ночью? Бред. Конечно, Ленка меня любит. Но ведь она так долго находится одна. Так долго. Одна. И такая красивая.
Я попытался вспомнить как выглядел этот голографический поклонник. Запомнились только глаза - пустые и тоскливые что ли. И длинные черные во все стороны волосы - терпеть не могу волосатых мужиков! И бледный, как поганка. И что она в нем нашла. Хотя, может, по сравнению со мной. На двадцать первое утро, просмотрев, как обычно часть из сериала 'Ленка и волосатая голограмма' я, как обычно, поплелся в душ смывать остатки ночной скорби. Никто не должен и не увидит.
Воды не было. То есть ее не было вообще. Мысли закрутились как бешеные - что случилось? сбой в программе? разрыв? местный или локальный? В одних трусах, сбивая углы, я понесся к выходу. Я резко распахнул дверь, вылетел в коридор и задохнулся: сверху на меня вылилось море ледяной воды.
- Эй, начальник, - включилась внутренняя связь, - воды надо?
- Тьфу! - раздраженно плюнул я и вернулся в каюту, тихо посылая проклятия этому шутнику.
Манукян в огромном поварском колпаке, в юбке из белого диванного покрывала и с огромным бантом на шее встречал меня у входа. На руках у него была доска, похоже, от нард, накрытая полотенцем и на ней величаво возлежала настоящая реальная вобла.
- Откушай-ко, батюшко, что Бог послал, - :.. возвестил он. Вдруг доска от нард выползла у него из рук и кувыркнулась на пол, вобла, соскочив, спряталась куда-то под кресло.
- Экая ты, девица, неловкая, - пожурил я 'красавицу' и опустившись на карачки, попытался заглянуть под кресло и как-нибудь подхватить ускочившую рыбину. Теперь я понял - пол заметно накренился, именно поэтому Манукян уронил свой 'хлеб-соль'. Не сговариваясь, мы одновременно понеслись в рубку. Там было темно. Куча разноцветных огоньков, раньше радовавших нас во время дежурств своим миганием, погасли. Мы с Манукяном уставились друг на друга.
- Ну и как мы узнаем, что с нами случилось? - криво улыбнулся Манукян. - Ни один, зараза. не работает. Может, снаружи?
- Ни хрена ты там не увидишь, снаружи. Ничего не понимаю - может, мы уже в R-зону зашли?
- Да нет. Рано еще.
R-зона, собственно и была целью нашего исследования. Слыхали про бермудский треугольник? В космосе тоже есть такие вот треугольники. Их у нас называют R-зонами. Например R1525, открытая Борисом Штрупертом три года назад, выводит к Рукаву Персея. Эдакая космическая нуль-транспортировка. А R-зона 1843, которую мы с Манукяном обследовали в прошлый раз после 2-месячного перелета до нее вывела нас к родной Земле-матушке. Насмешили весь порт. Причем удивительно, что коридоры эти односторонние. R-зоны и являлись той самой 'загадкой исчезновения кораблей в космосе', которую ученые долго и безуспешно пытались разгадать. Грустно, конечно, что я поссорился с Ленкой - никогда нельзя быть уверенным, куда заведет тебя новый коридор, как мы их называли между собой. И приборы молчат. Консервная банка, а не корабль.
- Слушай, Гера, - нарушил молчание Манукян. - А вдруг это зона-М?
Я пожал плечами. Было только два возможных решения: неисправность системы - что возможно, конечно, но настолько невероятно, что можно сбросить со счетов. Либо это зона-М. А стало быть... Стало быть.
Зоны-М или 'блуждающие коридоры', в отличие от R-зон постоянной величиной не являлись. Необъяснимо, но факт. Блуждающий коридор возникал на энное время в совершенно произвольном месте и так же внезапно исчезал. Ученым еще не удалось засечь ни одной зоны-М. С кораблями, попадающими в этот коридор тут же терялась связь и они бесследно исчезали. Почему ни один из них не воспользовался экстренным каналом связи - тоже осталось загадкой. Ибо рассказать ответы было некому.
- Подготовь экстренный вызов, - распорядился я.
Манукян тут же унесся по коридору. Экстренная связь осуществлялась за счет 'сохраненной' энергии. Энергия эта не расходовалась за все время полета. Эдакий ручной автономный генератор на случай полного отключения техники. Как сейчас.
На пульте зажглась приборная панель. Отлично. Манукян уже стоял сзади.
- Слушай, Гера:
Я обернулся. Время было дорого - неизвестно, куда мы мчимся и с какой скоростью и хватит ли запаса чтобы сигнал мог достичь Земли. С каждой минутой шансы убывают. Но нельзя не выслушать человека. Если у него, конечно, есть дельное предложение.
- Да?
- Гера, что если энергию дополнительного канала израсходовать на 50 процентов?
- Зачем? - пожал я плечами. - Из блуждающего коридора, если это он, нам все равно это не поможет выбраться. Даже 100% не помогут.
- Гера, я никогда не просил тебя об одолжении. Сделай его сейчас.
- Хорошо.
- Гера, я хороший штурман. И я уверен, что 50% хватит с лихвой для сигнала. Я хочу чтобы ты послал еще один сигнал.
- А! К тебе домой? Хорошо.
- Нет, Гера. К тебе.
Волна ненависти захватила меня. Да, у Манукяна были длинные волосы - точно как у моего призрака, который сожрал мою душу. И бледное лицо. Сколько мне лететь с этим человеком в замкнутом пространстве? Сколько я выдержу? Но в одиночестве я не выдержу долго точно.
- Хорошо.
- Гера, не смотри на меня так. Я хочу чтобы ты увидел свою жену в последний раз. И ты знаешь, что в последний. И Чертенка. Потому что: Просто, чтобы там ни было - прости ее. Заодно проверишь, дошел ли сигнал - если второй дойдет, то уж первый наверняка.
Вот и мой дом. Дикое ощущение реального присутствия. Вот мое окно. Вот Чертенок разметался на кровати. 5 минут. Связь плохая, все время прерывается изображение, очертания нечеткие, Чертенок визуально меняется: то становится широким и плоским, то скукоживается. 4 минуты. Окно покрывается мелкими трещинами. Да, быстро мы летим - связь практически никакая. Я попытался прикинуть сколько тысяч световых лет в минуту. Сложно. Даже приблизительно. На миг - четко и резко: вихрастый Чертенок с вылупленными глазами на кровати. Смотрит на меня. Голубые испуганные глаза. Что случилось? что случилось?! 3 минуты. Манукян корректирует данные - появляется Ленкина комната. Моя девочка ненаглядная. Бледная и растерянная. Она что же - каждую ночь стоит у окна и смотрит на небо? 2 минуты. Она любит меня. Я вижу что любит. И она расстроена. Значит любит - потому что ее расстроила наша ссора. Девочка моя. Красавица моя. 1 минута. Опять помехи. Из-за помех создается ощущение, что у Ленки волосы на голове растут во все стороны. Смешная моя. Сердце екает: в дверь ее комнаты кто-то входит. КТО? КТО? Манукян, мать твою! 30 секунд. Взъерошенный. Холодные голубые глаза - а в них - ненависть! Жгучая ненависть! 15 секунд. Дурацкая майка 'Динамо-Зенит'. Это МОЯ майка, черт побери! Так нельзя! 10 секунд. Ледяное спокойствие. Словно в айсберг в душу врезался. Ленка моя Ленка. Конечно, это моя майка. И она у меня с собой. И вряд ли какой дурак носит такую же.