ГАЛЕРЕЯ КОНСТАНЦИО

Маритта Кесич

Часть 1. Пикассо и наши дети

Часть 2. Гений и его сумасшествие

Часть 3. Ренессанс

Часть 1. Пикассо и наши дети

Галерейщик Констанцио сидел у себя в галерее вместе с помощником и думал, как поправить дела. Галерея пустовала. Развешанные по стенам картины давно уже не привлекали взгляд самого Констанцио, а жители их маленького городка, верно, и вовсе забыли о существовании этого заведения. В самом деле, говорил галерейщик помощнику, кого могут привлечь эти незначительные, плоские пейзажи и натюрморты, коим цена пять центов за пачку в базарный день? И того много, потому что это никому не нужно. Наше искусство оторвано от людей, вот поэтому и люди отрываются от искусства. Как это ни печально. А мы, посредники, ничего не можем сделать, потому что настоящее искусство слишком уж возросло в цене, а вот эта, с позволения сказать, живопись всем надоела.

- Ну так давайте сменим экспозицию, - осторожно посоветовал помощник.

- Что тут можно поменять, - грустно вздохнул Констанцио. - Шило на мыло. Скамейку у сосны на Сосну у скамейки.

- Может, авангарда поискать? Геометрия, пятна, разводы

- Авангарда Авангард это тот, кто идет впереди, находится на переднем крае. А у нас что? Весь авангард давно закончился. Был в начале 20-го века, а теперь нет его. Пикассо, Матисс, супрематисты, фовисты Все закончилось.

- Вот бы нам Пикассо в галерею - произнес помощник. Тут же набежали бы, налетели бы толпами, и билеты можно по любой цене загнуть.

- Это да. Тут ты прав, дружок, но только все фантазии. Нет у нас денег на Пикассо.

Галерейщик поднял голову, печально оглядел стены выставочного зала. Яркое солнце отражалось от висевших на лесках пыльных стеклянных прямоугольников, и картин разглядеть нельзя было, только мерцали разноцветные отсветы красок. Галерейщик подумал, как бы он сорвал со стен всю эту дребедень и развесил бы здесь великую живопись Пабло Пикассо. Да хоть кого-нибудь достойного. И тут Констанцио в голову пришла идея. Не то, чтобы блестящая, такая лишь смутная мысль. Может, ничего и не получится, но ведь и риска никакого. Констанцио повернул голову к помощнику, решая, рассказать ему сразу или попозже. Нет, потом, решил галерейщик. Сначала сам обдумаю, а когда до дела дойдет, подключу и его. А пока что

- А собери-ка мне, дружок, все о картинах Пикассо. В каких коллекциях находятся, какова цена, контакты владельцев. Особенно о тех, что помельче, не сильно известные, и не в главных музеях мира, а попроще. Может, в Восточной Европе что завалялось. Просто интересно, - добавил Констанцио уже почти равнодушным тоном, - во сколько может обойтись нам выставка Пикассо.

Дав задание помощнику, сам Констанцио тоже взялся за дело. В тот же вечер он отправился в гости к местной художнице и учительнице рисования. Казалось, Алисия несказанно обрадовалась его приходу. Она то и дело поправляла свои серые, пышно взбитые волосы, теребила цепочку на худой шее, и оживленно щебетала. Алисия проводила его в гостиную, пододвинула к дивану маленький столик и сказала, что через минуточку сделает кофе, настоящий турецкий кофе.

В ожидании Констанцио осматривал захламленную комнату. Алисия называла себя коллекционером, но скорее это была обычная страсть к покупкам. Статуэтки, вазочки, веера, колокольчики, соломенные панно забивали полки и стены, не оставляя пустого места. Констанцио осматривал весь этот хлам, прикидывая, сколько все это могло бы стоить и сколько денег художница выбрасывает на ветер. На стене у окна висели несколько картин, он подошел, чтобы рассмотреть их, но взгляд его быстро переключился на сад за окном.

На лужайке бегали дети. Самая старшая девочка, черноволосая и кучерявая, была как-то болезненно нескладна. Младшие дети легко догоняли ее, но она не смущалась и веселилась вместе со всеми. Чуть в стороне, в тени разросшихся старых кустов сидела женщина и читала книгу. Солнечные блики играли на подоле ее пышного розового платья, на траве возле нее. Констанцио отвел взгляд от окна и стал рассматривать картины на стене. Картины ему не понравились.

Алисия вернулась с подносом, разлила кофе по крохотным чашечкам.

- Я как раз закончила новую работу, - сказала она и указала в угол комнаты. Там на мольберте стояла большая картина, закрытая тряпкой. Хочешь посмотреть?

- Да, конечно. Потом. Я к тебе по делу.

Алисия кивнула. Она подошла к раскрытому окну, замахала рукой, крикнула кому-то: Иди сюда!

- Сейчас придет девочка, тогда посмотрим картину. Ну, а пока рассказывай, что у тебя за дело.

- А скажи-ка мне, дружок Алисия, есть ли среди твоих учеников дети богатых родителей?

- Есть, и не один, - гордо сказала художница. Учить детей рисовать теперь модно, а я, как ты знаешь, - лучший художник в городе.

- Мне нужно посмотреть картины детей самых богатых. Сколько у них денег? Есть ли миллионеры?

- Чувствуется, плохи у тебя дела, да, Констанцио? Алисия сочувственно наклонилась к нему, и запах восточных духов окатил галерейщика. - Но если ты хочешь устроить выставку детей богатых, то вряд ли выгадаешь. Может, и отслюнят тебе пару сотен в виде благотворительности, а лучше сказать - подаяния, но больше ты у них не вытащишь. Миллионеры свое дело знают, умеют деньги считать.

Констанцио нахмурился.

- Ладно, это не твоя забота, дружок. Моя идея не так проста, как ты думаешь.

В это время в комнату робко заглянула та самая нескладная девочка, что играла в саду.

- Заходи, Грета, заходи! оживилась Алисия. Нужно показать мою картину господину Констанцио. Ну, ты знаешь, что нужно делать.

Алисия вскочила с дивана, потащила девочку к картине, поставила ее рядом с мольбертом, снова уселась на диван, взяла чашку с кофе, откинулась на спинку, кивнула девочке:

- Давай!

Грета сорвала с картины тряпку и тонким голосом крикнула:

- А вот и наша Гризельда в высоком чешском колпаке и накладном жилете!

Три четверти картины было грубо закрашено темно-серым, почти черным цветом. Лишь в верхнем левом углу яркие, резкие мазки образовывали какую-то форму, в котором наметанный глаз галерейщика различил женскую фигуру. Алисия некоторое время восхищенно созерцала свое творение, а потом, не выдержав, повернулась к Констанцио:

- Ну что?

- Ну Что тут скажешь - пробормотал галерейщик. Не слишком ли много черного фона?

- Как же ты не понимаешь? возмутилась Алисия. Здесь же масса аллюзий Черный квадрат! Темный пласт бессознательного! Черный должен давить на зрителя, тревожить своей непостижимостью! На этом месте картины могло бы быть все, что угодно, и зритель в своей фантазии дорисовывает образ самостоятельно. Да что я тебе рассказываю ты же искусствовед. В общем, - Алисия сказала уже спокойно, - эта картина приснилась мне во сне. Именно в таком виде. Вместе с этой фразой про Гризельду. А наши сны, знаешь ли, обладают глубоким символическим смыслом.

Галерейщик вертел в руках пустую чашку и смотрел, задумавшись, на картину.

- Не горячись, дружок. Нормальная картина, хорошая, Гризельда очень даже хороша Все-таки черный слишком уж давит. Скучноват этот черный. Но в целом очень даже неплохо. Молодец! Выставим твою Гризельду в галерее, приноси. Налей-ка мне еще кофе.

- Можно я пойду? - Девочка, оказывается, все еще стояла возле картины, дожидаясь, когда ее отпустят. Алисия снова оживилась, стала совать ей конфеты. Когда Грета ушла, Констанцио снова завел разговор о детях. Нужно посмотреть картины детей. Нужно узнать побольше об их родителях. Насколько богаты, насколько щедры, любят ли искусство. Оказывается, Алисия знала все.

- Ну что ж, пойдем в студию, покажу тебе детское творчество. Творчество, конечно, слабовато, мастерства никакого, им еще учиться и учиться В общем, сам увидишь.

От дома художницы до студии, где она проводила занятия, было минут двадцать пешком. Солнце клонилось к горизонту, но все еще палило, летняя духота застоялась на улицах. Но в студии рисования было свежо и прохладно. В помещении было чисто и просторно, однако этот простор не выглядел запустением, как в галерее Констанцио, здесь ощущалась жизнь. Алисия указала рукой на стены, увешанные рисунками.

- Вот здесь лучшее, есть еще в папках. Строго не суди, все-таки дети есть дети.

Заложив руки за спину, галерейщик прошелся вдоль стен. На одной из них висел один и тот же натюрморт синяя ваза и два яблока, - нарисованный, видимо, по заданию учительницы. От этих кривых, неуверенных мазков акварелью на Констанцио повеяло неимоверной скукой, но он постарался взять себя в руки.

- Ну в общем, понятно, да. Дети есть дети. Лучше расскажи, дружок, кто здесь из богатой семьи.

Алисия, тыкая пальцем в каждую из картин, рассказывала о родителях. Вот у этого отец владелец обувного магазина, у папы этого мальчика антикварная лавка, очень роскошная (Алисия закатила глаза), а вот близнецы, их родители получили наследство в Америке, живут на проценты со своих миллионов.

- А это что? Вот это мне подошло бы, Констанцио вдруг заметил неплохую картину. В общем, это был тот же натюрморт, но по свободе форм и красок чем-то даже напоминал Пикассо. Ваза выглядела угловатой женской фигурой, у ног которой светились большие красно-желтые шары, обозначавшие яблоки.

- А, это наша девица Ленорман, - почему-то смутилась Алисия. Тебе вряд ли подойдет, не из богатых.

- Ленорман Это фамилия?

- Нет, ее зовут Грета Шульц. Ты ее видел, ту девочку, что открывала сегодня мою картину. Отец служит продавцом, а мать домохозяйка, у них пятеро детей. Так что денег у них много не водится. А девицей Ленорман я ее прозвала. Она калека, ноги разной длины. И любит предсказывать, все хвалится, будто судьбу видит. Ну несет всякую муру детскую Кто за кого замуж выйдет

Тут Алисия прервалась на полуслове и закашлялась. Но Констанцио не обратил на это внимания и бормотал как бы сам себе.

- Все-таки возьму ее на заметку. Может, они с виду бедные, а в банке - кругленький счет. Продавцы разные бывают. Вытащить нелегко, конечно, но ведь и девочка талантлива, да еще калека. Ради дочери, глядишь, что-нибудь отстегнут. Повтори ее имя, я запишу.

- Грета Шульц, - Алисия вдруг не вытерпела. Да скажи же наконец, что у тебя за затея? Зачем тебе деньги, что ты хочешь сделать? Констанцио не повернул головы, и Алисия заговорила другим тоном. Ну, если дело выгодное, без риска, то, может, и я тебе наскребу пару тысяч

- Нет, дружок Алисия, я пока ничего тебе не скажу. Потому что ничего еще не ясно. Все может сорваться в любой момент. Я, конечно, возьму тебя на заметку, ты мне вполне можешь пригодиться. Но пока подожди, пока что я должен все сам узнать и проверить.

Констанцио записал все сведения о богатых родителях в свой блокнот и распрощался с художницей. Время было совсем не позднее, сумерки только-только ложились на город. Пожалуй, можно и навестить кого-нибудь из списка, подумал галерейщик и выбрал адрес антиквара. Судя по адресу, антиквар жил на самой окраине. Констанцио сел в трамвай, выбрал удобное местечко у окна и стал обдумывать предстоящий разговор.

Вместе с ним в вагон вошла старушка с сумками. Она уселась неподалеку и стала пристраивать у ног свой багаж. Вдруг из одной ее сумки выкатился мандарин. Большой оранжевый сочный шарик покатился вперед по проходу, такой свежий и яркий на фоне серого трамвайного пола и запыленных туфель пассажиров. Мандарин остановился у ног мальчика в школьной форме, с ранцем за спиной. Мальчик поднял его, обернулся и оглядел вагон в поисках хозяина фрукта. Тем временем старушка покончила с сумками, увидела школьника со своим мандарином и замахала рукой. Констанцио слышал, как она пыталась кричать, мол, возьми себе, мальчик, на здоровье, но трамвай громыхал по рельсам и ее старческий голос не мог долететь до школьника. Тот увидел старушку, встал и направился к ней. Старушка еще пуще замахала: я дарю тебе, мальчик, этот мандаринчик, возьми, скушай на здоровье, но когда мальчик наконец понял, что она говорит, то вдруг рассердился и швырнул мандарин ей на колени.

- Спасибо! Не надо! Большое спасибо! Но мне не надо!

В его голосе послышались тонкие, истерические нотки, он повернулся и побежал на свое место. Однако место оказалось занято, лысый толстячок уже устроился на сиденье.

Старушка, видно, расстроилась, забормотала что-то себе под нос, а фрукт так и остался лежать на ее коленях. Так выглядит красивее, подумал Констанцио, оранжевый шарик на клетчатой коричневой юбке смотрится гораздо теплее, чем на мрачно-сером полу.

Галерейщик доехал наконец до конечной, до самой окраины, где яблоневые сады сливались с лесом, окаймлявшим эту часть города. Небольшая улица привела его к воротам коттеджа из красного кирпича. Горничная открыла дверь, проводила в кабинет и оставила одного. К удивлению Констанцио, в кабинете антиквара не было ни одной старинной вещи. Напротив, кабинет излучал глянец современного дизайна, состоящего из светлой кожи, стекла, цветного пластика и веселых абстрактных картин на стенах.

 Антиквар вошел через пару минут и тоном занятого человека спросил, чем обязан визиту.

- В общем, дело касается Бобби - начал галерейщик, устроившись в кресле.

- У вас жалоба на моего сына? Сейчас я его позову.

Констанцио поспешно перебил:

- Никаких жалоб, скорее наоборот. Я сегодня был в художественной студии и видел его рисунки. Я смотрел рисунки детей, в том числе и Бобби, и мне пришла в голову идея. Вы, я вижу, любите современную живопись, - Констанцио кивнул на картины и посмотрел на антиквара, ожидая ответа, но антиквар молчал. Разумеется, это слишком широкое понятие современная живопись, - но некоторые мастера, согласитесь, приводят нас в трепет. Взять, например, Пикассо. Величайший художник, гений, настолько выдающийся, что его имя стало уже нарицательным. Так вот, как-то раз Пикассо посетил выставку детских рисунков и был потрясен. Он сказал, что в их возрасте сам он рисовал как Рафаэль, но всю свою жизнь он учился рисовать так, как рисуют дети.

Констанцио замолчал и прокашлялся. Как хорошо, что ему вспомнилась эта фраза. То ли он когда-то прочел ее, то ли сам только что придумал, но прозвучала она убедительно. Напряжение на лице антиквара немного ослабло.

- Хотите чего-нибудь выпить? Холодного пива, например. Сегодня жарко. Антиквар позвал горничную и велел принести пива. Ну так что за идея? Причем здесь Бобби?

Пиво это хороший знак, подумал Констанцио. За пивом можно договориться. Главное, не спешить.

- А в самом деле, позовите Бобби. Не будем его обсуждать за его спиной.

Констанцио подождал, пока антиквар распорядится, отхлебнул пива из высокого стакана и продолжил.

- Культурная жизнь в нашем городе, как вы знаете, проходит очень вяло. Никаких значительных событий. Вот я и подумал, что стоило бы немного оживить горожан, приобщить, так сказать. Идея, собственно, в том, чтобы провести выставку великого художника вместе с выставкой детских работ.

Галерейщик правильно рассчитал время. Только он произнес последнюю фразу, как в комнату вошел сын антиквара, пухлый мальчик с нахальным и вместе с тем испуганным выражением на бледном лице.

- Бобби, хотел бы ты, чтобы твои картины были выставлены в нашей галерее рядом с работами великого Пабло Пикассо? спросил его Констанцио.

- Хотел бы! громко сказал мальчик.

- А что, вы полагаете, Бобби хорошо рисует? спросил антиквар. Я видел его рисунки - по-моему, обычная детская мазня, ничего особенного.

- Папа, что ты говоришь! Я очень хорошо рисую! Я буду великим художником, поэтому меня надо выставлять в галерее, рядом с Пикассо.

- Замолчи, тебя не спрашивают, - цыкнул на него антиквар. Да и в чем, собственно, проблема? Хотите выставлять Бобби в галерее пожалуйста. Если вы разрешения у меня пришли спросить, то вот вам мое разрешение, выставляйте, хоть с Пикассо, хоть без Пикассо я не возражаю.

- Проблем, конечно, нет, тут вы правы, но в этом деле есть еще и коммерческая сторона. Чтобы привезти к нам в городок хотя бы одну картину Пикассо, потребуются определенные вложения, а моя галерея не слишком богата. Пикассо очень модный художник, его выставки в Европе окупаются с лихвой, но начальные инвестиции

- Так я и знал, - вздохнул антиквар. - Бобби, можешь идти.

- А меня выставят в галерее?

- Тебя выставят за дверь, сию минуту.

- Но папа - заныл мальчик, на глазах его блеснули слезинки. Антиквар со свирепым лицом приподнялся с дивана, и Бобби выбежал из кабинета. За дверью послышался его рев и причитания женщин.

- Рассказывайте, - повернулся антиквар к Констанцио. Сколько требуется вложений, какова предполагаемая прибыль, какой процент, какие гарантии Выкладывайте цифры.

- Цифрами я пока не располагаю, но они появятся в ближайшее время. Мы пока на стадии исследований Я пришел лишь узнать ваше общее мнение об этом деле.

- Пощупать почву, вы хотите сказать. Антиквар выпрямился на диване и положил руки на столик, всем своим видом демонстрируя завершение разговора. Мое общее мнение вот какое. К чему вы собираетесь приобщать наших горожан это не моя забота. С точки зрения культуры ваша выставка меня совершенно не интересует. А вот коммерческая сторона вопроса это другое дело. Я допускаю, что инвестиции могут принести прибыль. Так что, уважаемый господин Констанцио, - антиквар встал, и галерейщику ничего не оставалось, как встать вслед за ним, когда закончите ваши исследования, приносите расчеты, цифры. Посмотрим.

На последних словах антиквар протянул Констанцио руку.

Когда галерейщик добрался до дома, было около десяти вечера. Жена, казалось, поджидала его в прихожей.

- Где ты был? Уже десять часов Тут к тебе человек пришел, сказал, по срочному делу, а тебя все нет и нет. Я ему принесла чаю и газету Он сидит в гостиной, уже часа два, а тебя все нет. Человек такой странный, у него с собой рулон, в газету завернутый. Может быть, картина, но на художника он как-то не похож. А тебя все нет и нет, я уже волноваться начала. Почему ты не позвонил, не предупредил, что задержишься? Он сначала газетой шуршал, а потом затих, может, уснул Очень странный человек, может быть, жулик какой-то

Марта была расстроена и испугана. Констанцио тронул ее за плечо, успокаивая, сказал, что бояться нечего, сейчас он разберется, и быстрым шагом прошел в гостиную. Посетитель и в самом деле уснул, развалившись в кресле. В потертом пиджаке, надетом на футболку, с прилизанными волосами, незнакомец и впрямь походил на жулика. Рядом с креслом лежал газетный сверток. Вероятно, там свернутая в трубку картина, которую гость попытается всучить ему. Констанцио разбудил посетителя.

- Чем могу служить? сухо спросил галерейщик.

- О, добрый вечер! Гость потянулся в кресле и протер глаза. - Господин Констанцио? Говорят, вы интересуетесь картинами Пикассо?

- Я интересуюсь картинами, и Пикассо в том числе, - ответил Констанцио, подумав, как же быстро разнеслись слухи. Не успел он шагу ступить, как все уже все знают.

Гость развернул сверток. Там действительно оказалась картина.

- Вот, взгляните. Отличный Пикассо. Не самый популярный период, но все же прекрасная картина.

Констанцио взял в руки небольшое полотно и понес его к подрамнику, чтобы разглядеть получше. Он установил картину, отошел, засунув руки в карманы. В самом деле, картина была прекрасная. Сквозь геометрический узор бледно-коричневых тонов проглядывало женское лицо, а в центре полотна четкой линией был обозначен силуэт гитары.

- Очень неплохая подделка, - сказал галерейщик. Я так понимаю, вы намерены мне ее продать?

- Нет, синьор, у меня более широкий взгляд на вещи. Я понимаю, что мне за эту картину и ломаный грош из вас не вытащить. Вот вы сказали подделка. А если бы эту картину, вот это самое полотно вам прислали из знаменитого музея, вы бы усомнились в том, что это кисть Пикассо?

- Мое мнение здесь ни при чем, голубчик. К оригиналам прилагается сертификат подлинности, и тут уж сомнений быть не может.

- Ха-ха-ха! Сертификат подделать еще проще, чем полотно! Но оставим в стороне всю эту юриспруденцию. Вот вы, галерейщик, знаток. Предположим, вам предложили оценить подлинность этой картины. Невзирая на лица, документы. Вот перед вами полотно и ничего больше. Взгляните на него. Как по-вашему, это Пикассо или нет?

- По-моему, нет. Дружок, это бессмысленный спор. Выкладывайте, в чем ваше дело. Я сегодня устал.

- Я тоже. Гость взял со столика чашку и одним глотком допил остатки чая. Может быть, чаю попьем?

Констанцио не хотелось идти на поводу и затягивать беседу, но горячего чаю он и вправду выпил бы с удовольствием, поэтому он позвал Марту и попросил принести чай.

- Вы кривите душой, господин Констанцио, ну что ж, такая у вас работа, это понятно. Но вы же знаете, что Пикассо был необычайно плодовит. Он написал двадцать тысяч картин, сотни из них находятся неизвестно где, то есть, как говорят, местонахождение не установлено, и сотни подделок постоянно покупаются и продаются. И эти ваши сертификаты подлинности, в сущности, полных гарантий не дают. Вам ли не знать все эти конфузы и скандалы. Взять того же старика, электрика, Ле Геннека. Какой-то электрик установил сигнализацию в доме Пабло, а тот взял да и подарил ему за это двести семьдесят одну картину. И все они подлинники, как подтвердила экспертиза. Вы можете в это поверить? Где здесь подвох? На беднягу Ле Геннека подали в суд за воровство, дескать, Пикассо посвятил жизнь искусству и не мог вот так разбазаривать свое добро, но почему эта история выплыла только сейчас? Почему же Пабло, если он трясся над своими картинами, не обнаружил пропажу раньше? Попробуйте-ка украсть у художника двести семьдесят одну картину, да так, чтобы он не заметил. Господин Констанцио, не чувствуете ли вы здесь тайну, мистический промысел, так сказать? И ведь это лишь один из многих секретов, коими полна история живописи.

- Месье, к чему вы клоните? Говорите уже, что вы хотите? Если вы не хотите продавать мне эту картину, то в чем тогда ваше дело ко мне?

- До меня дошли слухи, что вы собираетесь выставить в своей галерее работы Пикассо. Это правда? - Посетитель, казалось, решил перейти на сухой деловой тон.

- Возможно. Пока что это всего лишь идея, и обретет ли она воплощение - на сегодняшний день сказать трудно.

- Дело упирается в финансы, как я понимаю. Чтобы заполучить для выставки хотя бы одну из картин, хотя бы из позднего, наименее ценного, периода, вам придется найти довольно большую сумму. И даже если вы ее найдете, то выставка будет довольно жалкой. Ведь так, господин Констанцио? Одна малоинтересная работа мастера в самом выгодном месте, а остальные стены увешаны детской мазней. Это же черт знает что, а не выставка. Курам на смех.

Ого, он и про детей знает, - подумал галерейщик. Черт знает что, в самом деле.

- Вам-то что? В третий раз вас спрашиваю, какое ваше дело?

- Так все просто. Вот картина Пикассо, у вас на подрамнике. Если мы сможем договориться, то я вам еще с полдюжины найду. И вы сможете их выставить вместе с подлинником или вместо подлинника, как вам будет угодно. У вас на выставке будет целый зал Пикассо, добротного, ценного Пикассо, а в остальных залах пусть будут детские рисунки, если уж вам так хочется. И обойдется вам это несказанно дешевле.

- То есть вы меня в аферу хотите втянуть? Выдать подделки за подлинники? рассердился Констанцио.

Гость ухмыльнулся.

- Никаких афер, господин галерейщик, все будет чисто. Как вы знаете, подделка лишь тогда считается подделкой, если ее выдают за работу мастера и пытаются продать по той огромной цене, по которой продаются подлинные картины художника. Ну а мы с вами ничего продавать не собираемся. Более того, копии картин делать не воспрещается. В школах искусств студентов даже заставляют копировать великие картины в качестве упражнения. Так что подумайте над моим предложением, господин Констанцио. Вместе мы могли бы устроить грандиозную выставку. И денег я с вас авансом брать не буду, сговоримся на процентах с дохода.

- Ладно, ладно, дружок. С этого и надо было начинать. А то развели тут лекцию, мистический промысел какой-то придумали. Я, знаете ли, только сегодня о выставке подумал, можно сказать, несколько часов назад. Поэтому пока что я лишь почву прощупываю. Так что оставьте мне свой телефончик, я вам перезвоню, когда дело прояснится.

- Нет-нет, господин Констанцио, я лучше еще раз к вам зайду. Скажем, дня через три. Думаю, за три дня вы успеете обо всем подумать. А пока верните мне мою картину, я ухожу. Спасибо за чай.

Констанцио повернулся к картине и вновь подумал, что она хороша. Ему захотелось оставить ее у себя, под залог, а может быть, и купить ее за небольшую цену, но он все же снял картину с подрамника и протянул незнакомцу.

- До свидания, месье. И все-таки хотелось бы задать вам один вопрос: откуда вы узнали о выставке?

- Ну, зашел я сегодня в гости к Алисии кофе попить. Кофе она прекрасный варит. Алисия мне говорит, что вот только что был здесь синьор Констанцио, интересовался детскими рисунками, спрашивал о доходах родителей. Ну я и подумал, что затевается какое-то мероприятие. От Алисии направился прямиком к вашему помощнику. Тот, бедный, весь обложился каталогами, ищет картины Пикассо. Вы, говорит, велели найти подешевле для выставки. А дальше уже осталось только два и два сложить. Все понятно.

- Два и два сложить Вот оно как. Ну что ж, до встречи, месье. Через три дня заходите, буду рад.

На следующее утро помощник пришел в галерею с толстой папкой собранных данных. Вместе с Констанцио они углубились в обсуждение, однако им мешало новое обстоятельство: в галерею вдруг стали заходить посетители. Не так чтобы много, по паре человек за час, но они сильно отвлекали от дела. Посетители - в основном, студенты, пенсионеры и домохозяйки слонялись из зала в зал, задумчиво глядя на картины, а потом уходили. Некоторые оставляли записи в книге отзывов. Мне понравилось, но все-таки экспозиция оставляет желать лучшего. Скучновато. А вот выставку кого-нибудь из великих я бы обязательно посетил. И в таком духе.

После обеда в галерею вдруг ввалилась орава детей во главе с Алисией Алисия устроила экскурсию для своих учеников. Художница попыталась провести их по залам, но дети, крича и толкаясь, обступили галерейщика.

- Господин Констанцио, Бобби сказал, что вы хотите вывесить его картины на выставке Пикассо. Это правда?

- А почему Бобби? Он же плохо рисует. Я рисую в сто раз лучше, возьмите лучше мои картины.

- Когда вы выберете всех участников? Сколько их будет?

Дети галдели, перебивая друг друга, галерейщику пришлось на них прикрикнуть. Он объяснил им в самых общих и туманных фразах, что про выставку Пикассо пока ничего неизвестно. Неизвестно, состоится она или нет. Алисия стояла тут же, и пока дети донимали Констанцио вопросами, не вмешивалась. Но когда Констанцио удалось успокоить галдящую ораву, Алисия заявила:

- Господин Констанцио, я уже объяснила детям, что талант художника нельзя определить вот так сразу. Посмотрел одну картину и сразу понял, что художник талантлив. Нет, так не бывает. Взять того же величайшего Пабло Пикассо. Если показать человеку какую-либо из его поздних картин, всего лишь одну, то этот зритель не увидит в ней ничего красивого, гениального. Напротив, скорее всего он скажет, что картина ужасна, и ее автор вообще не умеет рисовать. Чтобы понять художника, нужно увидеть много его картин, и, разумеется, не репродукций, а оригиналов, нужно почувствовать его стиль, атмосферу созданного им мира, снова и снова пересматривая произведения из разных периодов его творчества. Только тогда можно по-настоящему оценить талант живописца.

- И что? Что ты этим хочешь сказать, Алисия? спросил галерейщик.

- Я хочу сказать, что ты не можешь сразу выбрать самые талантливые работы моих детей, тебе нужно время. И даже если кому-то кажется, что ты выбрал плохие картины, далеко не самые лучшие картины, то их мнение ничего не стоит. Твой опытный глаз видит гораздо глубже, чем глаз простого человека, особенно ребенка. Согласен со мной?

- И да и нет Скорее да, чем нет Но, дружок, сейчас совсем не время для подобных разговоров. Я очень занят. Если вы закончили свою экскурсию

Алисия кивнула и велела детям выходить из галереи.

После ухода Алисии у галерейщика заныл зуб. Он выпил обезболивающее и попытался продолжить работу, но зуб все продолжал болеть. Констанцио с помощником изучали список картин Пикассо, выбрасывая из него те картины, которые им были явно недоступны. Список стремительно уменьшался. В самый разгар работы в галерею вошел молодой человек в полосатой футболке и ярким румянцем на щеках. Он представился корреспондентом вечерней городской газеты.

- Господин Констанцио, город полон слухов о предстоящей выставке в вашей галерее. Не могли бы вы сказать пару слов для нашей газеты об этом волнующем событии?

- Бог мой, месье, пусть ваша газета подождет. Не до нее сейчас. Галерейщик был раздражен больше из-за своего зуба, чем из-за вопроса журналиста. Однако и этот тип тоже был ему довольно неприятен. Но если пресса сунула свой нос в это дело, то, конечно, унять ее уже невозможно. Поэтому галерейщик усилием воли взял себя в руки. Хорошо, открывайте блокнот, я буду диктовать вам заметку. Готовы? Ходят слухи (именно так, это можете подчеркнуть), ходят слухи, что в художественной галерее нашего города в скором времени состоится выставка самого гениального живописца двадцатого века Пабло Пикассо. Наш корреспондент обратился к владельцу галереи с тем, чтобы узнать все из первых рук, но господин Констанцио был не склонен к доверительной беседе. Он сказал, что проведение такой выставки в настоящий момент остается под большим сомнением, но если она все же состоится, то на ней будут представлены несколько работ послевоенного периода живописи Пикассо. И хотя этот период не дает представления о всем великолепии гения Пикассо, но тем не менее демонстрирует размах и широту творчества великого художника.

Журналист строчил в своем блокноте. На последней фразе он поднял голову и спросил:

- Может, лучше наоборот? не дает представления о всем размахе и широте, но демонстрирует великолепие?

- Да, так даже лучше, - согласился Констанцио и продолжил. Одновременно с показом работ Пикассо в галерее будут выставлены детские работы из художественной студии мадемуазель Алисии. Какое отношение имеют рисунки детей к гениальным полотнам мастера? - задали мы вопрос галерейщику. В ответ он процитировал слова самого Пикассо о том, что хотя в детском возрасте Пабло рисовал как настоящий мастер, но всю свою жизнь он пытался научиться рисовать как ребенок.

Журналист снова оторвался от своего блокнота.

- Он что, в самом деле такое сказал? Это точная цитата?

- Нет, цитата не точная, но что-то в этом роде он действительно говорил. По крайней мере я читал что-то подобное. Но в общем, эту цитату можете проверить, или же обыграть так, чтобы не было придирок, это ведь ваша работа. Ну вот, заметка готова. Да, и нужен хороший финал. В финале напишите вот что: Все культурные люди нашего города надеются, что слух о выставке станет былью, и мы сможем приобщиться к сокровищнице мирового искусства. И хотя господин Констанцио не дал нам твердых заверений на этот счет, мы с нетерпением ждем развития событий. Да И вот еще что Вставьте туда, в эту вашу статью, такой абзац. Как бы это получше сформулировать Ради успеха этого выдающегося мероприятия господин Констанцио готов рассмотреть предложения о размещении рекламы и другие вопросы коммерческого сотрудничества. Он призывает всех горожан внести свою лепту в процветание культуры и искусства в нашем прекрасном городе. Нет, это не пойдет. Месье, вычеркните последнее предложение про всех горожан. Не надо мне всех горожан. Прочтите-ка теперь все вместе.

Корреспондент зачитал статью, и Констанцио удовлетворенно кивнул.

- Прекрасно. Так и напечатайте.

Во время беседы с журналистом Констанцио отвлекся от зубной боли, но как только журналист ушел, зуб заболел так, что галерейщик едва не стонал. Он бросил все дела и помчался в клинику к дантисту.

Ворвавшись в приемную клиники, он наткнулся на пожилую медсестру, которая схватила его за руку.

- Куда вы так несетесь? Сначала нужно записаться, заполнить карточку. Потом в очередь.

В приемной сидели два старичка, очень похожие друг на друга. Они смотрели на него с неодобрительной усмешкой.

- У меня острая боль, - сказал Констанцио медсестре. Я не могу ждать. Может ли доктор принять меня без очереди?

- А причем здесь доктор? Ему-то все равно, кого принимать. Вы вот у них спросите, - кивнула медсестра на старичков.

- Господа, - обратился к ним Констанцио, - прошу вас, пропустите меня без очереди. Пусть мне хотя бы укол сделают боль ужасная.

Старички снова заулыбались.

- Ну что, пропустим? спросил один другого.

- Ни в коем случае, - сказал второй. Существуют правила, одни для всех. Очередь - значит очередь. Сейчас плохо только ему, но если во имя мнимого и нелепого человеколюбия мы станем нарушать правила, то плохо будет всем. Сам ведь виноват: запустил свои зубы до такого состояния.

Из-за двери доносилось лязганье металлических инструментов, жужжание аппаратуры, стоны пациента. Внезапно стон перешел в отчаянный вопль. Старички умолкли и напряженно прислушались.

- Я бы все-таки его пропустил, - сказал первый.

- Если бы ты был впереди меня и пропустил бы его, то я не стал бы возражать. Но ведь ты за мной. Так что если ты его пропустишь, а я нет, то получится, что он прорвется между нами.

Первый старичок снова замер, прислушиваясь. Потом произнес со вздохом:

- Ладно, не пудри мозги. Расскажи лучше анекдот.

- Анекдот В психбольнице покрасили забор в красный цвет

Они начали рассказывать друг другу анекдоты. Галерейщик удивился старички выдавали анекдоты без увлечения, сухо и серьезно. Ни один из них даже не улыбнулся. На Констанцио они вообще не глядели, словно его реакция на этот юмор их вовсе не интересовала. Только лишь сестра-регистраторша, сидя совсем рядом за своей конторкой и прислушиваясь к рассказам старичков, время от времени прыскала глухим смешком и глядела на Констанцио. Когда наконец из кабинета доктора вышел пациент, измученный и красный, старички одновременно кивнули галерейщику ладно уж, идите.

Констанцио вошел в кабинет и немедленно потребовал обезболивающий укол. Молоденькая процедурная медсестра протирала плевательницу, полную крови и каких-то ошметков. Доктор раскладывал в плоской эмалированной миске новые металлические щупы, щипчики, зеркальца.

- Сделаем вам укол, не волнуйтесь, - сказал он, приглашая Констанцио в кресло. Без анестезии не работаем.

- А почему тогда предыдущий пациент так орал?

- Ну, во-первых, не так уж он и орал. Вы еще не слышали настоящего ора. А во-вторых, вопил он просто со страху. Больно ему не было ни капли.

- Вам-то откуда знать, было ему больно или нет?

- Уж кому знать, как не мне. Я двадцать с лишним лет дантистом работаю.

Медсестра закончила с плевательницей и, обмахнув ладонью халат, будто чтобы стряхнуть с него пятнышки крови, взяла карточку галерейщика. Взглянув на нее, она бросилась к доктору и зашептала ему на ухо.

- Ах, так вы тот самый господин Констанцио, галерейщик? с широкой улыбкой спросил доктор, вставляя новое сверло в бормашину. - Откройте-ка рот. Посмотрим Да, полость рта запущена. Вот дупло. Вот кариес. И вот здесь скоро будет. Что ж вы так, господин галерейщик? На Пикассо замахиваетесь, а зубы гнилые.

- О боже, а вы-то откуда знаете про Пикассо?

- Знаю-знаю. И еще знаю, что для этого вам деньги нужны. Замахнулись высоко, а карман пустой. Откройте рот и не закрывайте. Сейчас сделаю укольчик, не дергайтесь. А деньги у наших жителей есть, денег много, только вот многие виду не показывают. Живут в бедности, виду не подают, что богаты, а доходы копят. Откладывают сбережения. Вот хотя бы госпожа Алисия, учительница рисования. Казалось бы, откуда у нее возьмутся деньги? На уроках особо не разживешься, картины ее даром никому не нужны. А живет она на широкую ногу, в магазинах товар скупает чуть ли не мешками. Откуда у нее доходы?

Казалось, дантист ждет ответа, но Констанцио сидел с распахнутым что есть силы ртом и не мог даже мычать, а доктор ковырялся у него в зубе металлическим крючком.

- Так вот, я вам скажу откуда. Она устраивает тайные спиритические сеансы для дам. И привлекает для этого соседскую девчонку, Шульц, калеку. Мадмуазель Алисия говорит, что девочка вроде экстрасенса, может видеть будущее. В общем, чем они на этих сеансах занимаются, я точно не знаю, но дамы наши туда ходят толпами, особенно те, что побогаче. Так что советую вам, уважаемый господин Констанцио, обратить внимание на художницу. Думаю, у нее есть кое-какой капитал. Пошире рот откройте, еще, еще шире.

От дантиста Констанцио прямиком направился к Алисии, но чем ближе он подходил к ее дому, тем больше им овладевало непонятное смущение. Он вспомнил, как вчера художница предлагала ему наскрести пару тысяч на выгодное дело. Если дантист не врет, то Констанцио смог бы взять у нее сумму и побольше, в этом он был почти полностью уверен. Однако принимать Алисию в компаньоны, связываться с ней финансовой сделкой ему очень не хотелось. В конце концов галерейщик, не сбавляя шаг, прошел мимо дома художницы и позвонил в двери к Шульцам.

Дверь ему открыл сам Шульц, невысокий, плотный мужчина лет сорока. После того, как галерейщик представился, он радостно взмахнул руками.

- Ах, господин Констанцио! Как хорошо, что вы зашли. Я о вас целый день думаю. Проходите, проходите. Мы как раз ужинаем. Прошу вас, присоединяйтесь к столу.

Шульц провел Констанцио на кухню, где за большим столом сидела семья: жена и четверо детей. Откуда-то из глубины дома доносился плач младенца. Галерейщик увидел Грету. Она, скособочившись, неуклюже примостилась на стуле, правое плечо ее странно торчало вверх. Шульц придвинул еще один стул: Прошу!

Констанцио вдруг почувствовал сильный голод и пробормотал: С удовольствием!, но когда перед ним поставили тарелку с печеночным пирогом, он вдруг вспомнил, что есть ему нельзя.

- Простите, господин Шульц, я совсем забыл. Я только что от дантиста, мне два часа есть нельзя.

- Очень жаль, - любезно проговорил Шульц. Тогда, может быть, рюмочку? Коньяку или настойки? Это только на пользу.

Хозяин подал знак жене, та вытащила из шкафчика графин и рюмки и налила галерейщику. Настойка пахла травами и в самом деле, как говорится, хорошо пошла. Констанцио впервые за прошедшие сутки расслабился и пришел в хорошее настроение.

После ужина они с Шульцем остались на кухне вдвоем.

- Ну что ж, господин Констанцио, я думаю, вы пришли поговорить о выставке Пикассо, не так ли?

- Совершенно верно. Я уже не удивляюсь, что весь город знает об этом деле.

- Мне об этом рассказал Донич, художник. Вы с ним встречались вчера вечером.

- Какой Донич? Это тот пройдоха тот человек, что пытался всучить мне подделку Пикассо?

- Именно он. Конечно, нам с вами понятно, что это подделка, но согласитесь, очень хорошая подделка. И насколько мне известно, он не пытался вам ее продать, а просто предлагал выставить в галерее. В этом нет ничего противозаконного. Здесь есть много легальных вариантов. Подумайте, господин Констанцио. Например, такой вариант. Выставить пару подлинных картин и штук шесть копий. Отлично выполненных копий. Можно даже написать где-нибудь, что это копии, выполнены художником Доничем. Думаю, никто не обратит на это внимания. Скажите, уважаемый синьор, зачем вам эта выставка? С какой целью вы решили привезти в наш городок великого Пикассо? Не отвечайте, я и сам отлично знаю. Во-первых, чтобы приобщить местных жителей к прекрасному, устроить в городе событие, может быть, даже праздник живописи. А во-вторых, немного поправить финансовые дела галереи. Ведь так? И наш вариант с копиями прекрасно соответствует обеим целям, как первой, так и второй.

- Послушайте, господин Шульц, вы все время твердите мы, нам Вы что же, решили участвовать в этом деле? Нет, я, конечно, очень рад вашему сотрудничеству. Но в каком качестве?

- В качестве спонсора. Если вы согласитесь взять Донича, то я намерен спонсировать все расходы по привлечению на выставку двух подлинных картин. Налить вам еще настойки?

- Да, спасибо. Отличная вещь эта ваша настойка, волшебный аромат. Однако Извините мою бестактность, но вы имеете представление, сколько это может стоить? Мне говорили, что вы работаете продавцом

- Продавцом в антикварной лавке. И ее совладельцем. Не сомневайтесь, я знаю, о чем говорю.

- В антикварной лавке?! А ведь я вчера беседовал с антикваром Как раз предложил ему спонсировать

- Вот же черт - Шульц нахмурился и стал тереть лоб кончиками пальцев. Это надо отменить. Позвоните ему. Деликатно сообщите, что уже не нуждаетесь

- Да он пока не дал согласия. Постойте, господин Шульц. По-моему, вы чересчур торопитесь. Толкаете телегу перед лошадью, так сказать. Ведь я пока не решил

- Ну так решайте скорее. Да или нет?

Крепкая настойка на голодный желудок опьянила галерейщика, он разомлел в душной кухне. Теперь ему казалось, что предложение Шульца очень заманчиво. Более того, возможно, это самый простой и удобный способ провести выставку. Он задал последний вопрос:

- Господин Шульц, позвольте спросить, а какую выгоду для себя вы видите в этом деле? Процент с прибыли?

- Это само собой. Не процент, а половину, я думаю. Но это не главное. Ведь если все пройдет хорошо, то наше совместное предприятие можно расширить. Вы, я и Донич, а? У меня деньги и связи, у Донича талант, а у вас общественный статус. Идеальная компания. Но о будущем мы еще успеем поговорить. А сейчас, времени не тратя даром, мы займемся

- Антикваром! подхватил Констанцио и громко расхохотался.

Быстро разделавшись с антикваром тот с трудом вспомнил о галерейщике и его выставке, - Констанцио подумал о детях.

- А что же мы будем делать с детьми? Их бы тоже следовало отменить, но я уже дал заметку в газету.

Услышав о газете, Шульц опять переменился в лице. Он потребовал, чтобы Констанцио пересказал заметку как можно точнее.

- Тогда вот что - сказал Шульц в раздумье. Детей придется оставить. Может, оно и к лучшему. А что если дети тоже нарисуют копии картин Пикассо? Нет, это плохая идея. Это чересчур. Как вы говорите, звучит эта цитата про то, что он хотел рисовать как ребенок?

- Я не помню дословно. Смысл в том, что он в детстве уже мог рисовать как маститый художник, но всю жизнь старался научиться рисовать как ребенок.

- Ага. Ну тогда пусть они рисуют как Пикассо а ля Пикассо. Показать им репродукции, объяснить, в чем смысл такого искусства, дать натуру, несколько натур. Пусть там будет и натюрморт, и портрет, и что-нибудь еще. И мы выберем вы, господин галерейщик, выберете несколько работ Да что там несколько, возьмем по одной от каждого ребенка, чтобы не было завистливых скандалов.

- Отлично, господин Шульц, это хорошая идея. Кстати хочу сказать, что видел картину вашей дочери, Греты. Талантливая девочка. Явный художественный дар, без преувеличений вам говорю.

- Ну, давайте выпьем за успех, Шульц снова разлил настойку по рюмкам, в графине уже оставалось всего ничего. Ваше здоровье!

- А с Гретой я не знаю, что и делать, - продолжил он. - Она же, вы видели, калека несчастная. И с детства мы ее жалели, баловали. Особенно жена. А теперь Грета совсем от рук отбилась. С утра до ночи пропадает у Алисии, приходит к полуночи. А как-то раз мне показалось, что она пришла какая-то не в себе. Ребенку десять лет всего! И слова ей поперек не скажи, сразу в истерику.

В эту минуту Грета появилась на кухне.

- Хочу воды попить. Она налила стакан и медленно пила, уставившись на мужчин большими черными глазами.

- Господин Констанцио, - сказала она. Мадемуазель Алисия просила вас зайти. Я ей сказала, что вы у нас. Так она просила передать, что ждет вас у себя, когда вы с папой дела закончите.

Констанцио вышел от Шульца в прекрасном расположении духа. В целом, все сложилось как нельзя лучше. И главное, как быстро он провернул это дело. Еще вчера лишь смутная идея витала в его голове, а сегодня уже все на мази. Слегка пошатываясь от настойки, припевая веселый мотивчик, он подошел к дому Алисии и позвонил в дверь. Художница тут же появилась на пороге в странном наряде из каких-то тонких черных накидок. Она затащила его в прихожую и затараторила вполголоса.

- Хорошо, что ты пришел. Я хочу тебе кое-что показать. Думаю, тебе будет интересно. Нет, это не картины, это совсем другое. Знаешь ли, мы с нашими дамами проводим магический сеанс. Смотрим в будущее, материализуем духов из прошлого. Это все очень-очень реально. Проходи, я тебя представлю.

Ну что ж, подумал Констанцио, после такой работы можно посмотреть на духов. Домой идти ему совсем не хотелось, и если возник повод позабавиться

- Алисия, дружочек, пойдем, покажешь мне своих духов. Я сегодня готов ко всяким фокусам и аттракционам. Про детей мы потом поговорим, а сейчас давай духов. Вы их уже вызвали? А выпить у тебя найдется?

- Да, мы пьем шампанское. Но прошу тебя, до конца сеанса не больше одного бокала. Когда все закончится, можешь пить, сколько захочешь, если будет желание.

Алисия провела его по коридору. Возле самой дальней комнаты она взяла со столика один из бокалов с шампанским, протянула его Констанцио и открыла дверь. В комнате было темно. Посредине стоял стол, накрытый белой скатертью, на нем в два ряда горело около дюжины тонких свечей, но света они почти не давали. За столом сидели женщины, насколько галерейщик мог разобрать в полутьме, большей частью пожилые и старые, хотя кое-где виднелись свежие молодые лица. Констанцио усадили за стол, сидящая рядом упитанная дама улыбнулась ему золотыми зубами. В дальнем конце стола со свечкой в руках появилась Грета в просторной белой рубахе.

- А вот и наша Гризельда! хихикая, сказал Констанцио даме.

Та посмотрела на него с легкой досадой и приложила палец ко рту.

Грета босиком залезла на стол, сложила руки со свечкой у груди и стала нараспев читать какую-то молитву на латыни. В конце каждого куплета женщины повторяли за ней последнюю фразу и хором выдыхали: Амэн. Соседка Констанцио шепнула ему:

- Нужно произносить Амэн вместе со всеми.

На что Констанцио живо отреагировал:

- Я латыни не знаю. Я буду говорить по-нашему Вот те на!

Констанцио быстро осушил свой бокал и собирался выйти за следующим, но решил все же подождать паузы в представлении. Пока что он осматривал помещение. На боковой стене стеклянная дверь выходила в сад, она была распахнута настежь, из сада доносилось легкое щебетание птиц и запах цветов. Над деревьями блестел молодой месяц. Он пытался рассмотреть лица женщин, но они вдруг задрожали в отсвете свечей, поплыли перед глазами, разрастаясь в огромные бледные плоские морды с шевелящимися губами. Грета взвизгнула короткую фразу на латыни, высокий хор женских голосов пропел ей вслед. Негромко заиграл орган. Вот те на! - пропел вслед за ними Констанцио. Встревоженные лица, большие и плоские, как тарелки обернулись к нему и закружились в медленном хороводе, то приближаясь, то удаляясь. Черты лиц тоже не стояли на месте, то наплывали друг на друга, как на портретах Пикассо, то разъезжались по сторонам в виде уродливых театральных масок. Констанцио засмеялся и повторил Вот те на!, перебивая голосок Греты.

- Сидите тихо! услышал он шипенье соседки.

Он взглянул на нее. Золотые зубы блестели ярким огнем, глаза начали проваливаться во тьму глазниц, высокая прическа крашеных в рыжий цвет волос поехала набок, превращаясь в вареного омара, шевелящего клешнями. Констанцио поднял ладони к вискам и пошевелил растопыренными пальцами, подражая омару, и дружески ему улыбнулся. Тогда лицо дамы снова обрело человеческие черты, превратившись при этом в его жену. Брови жены озабоченно сдвинулись, и она забормотала:

- Ты здесь пьешь, я волнуюсь, а ты гуляешь, а я одна, развелось хулиганов, куда ты пришел, где вы находитесь, ведите себя прилично, мне страшно, тревожно одной ночью, ты совсем пьян, вы совсем пьяны, мужчина, Констанцио, вам надо домой, зачем вы здесь?

Констанцио отмахнулся от видения, уронив бокал, резкий звон эхом раздался по комнате.

- Нельзя было давать ему этот напиток, - прокричал женский голос из угла, и лица снова наплыли на него с шепотом: Нельзя напиток, нельзя! Констанцио вдруг вспомнил про шампанское и поднялся, чтобы взять новый бокал. Стул с грохотом упал за его спиной. Комната резко зашаталась, и Констанцио схватился за край стола, чтобы сохранить равновесие. Из сада подуло сквозняком, тени на стенах затрепетали, свечи наклонялись друг к другу и снова распрямлялись, брызжа маленькими огоньками.

- Вот он, явился! зашептали женщины.

Констанцио увидел в углу темный сгусток крупной человеческой фигуры. Фигура приобретала очертания, из полумрака возникло еле видное, нечеткое лицо с пышными черными усами. Фигура покачивалась, превращаясь в грузного мужчину, похожего на огромного гризли. Констанцио вдруг затошнило, и он решил выйти в сад. Он медленно продвигался, касаясь рукой стены, в комнате витал испуганный женский шепот. Когда он дошел наконец до распахнутой двери, в проеме возникла Грета.

- Господин Констанцио, я вижу ваше будущее, вас ждет много интересных событий, вы женитесь на мадемуазель Алисии, будете путешествовать и умрете в Париже за решеткой.

- Нет-нет, - Констанцио, еле сдерживая рвоту, отодвинул девочку рукой, вывалился из комнаты на лужайку, бегом помчался к кустам. После того, как его вывернуло, он поднял голову и увидел усатого человека-гризли, спускающегося к нему по ступенькам из дома. Галерейщику стало вдруг жутко, он подумал, что следует осенить крестом это наваждение, но новый позыв рвоты согнул его пополам. Наконец, полностью освободив желудок, Констанцио с облегчением опустился на траву, закрыл глаза и окончательно забыл, где находится.

Часть 2. Гений и его сумасшествие

- Так уж вышло, - сказал Констанцио, допив последний глоток аперитива. Он произнес эту фразу, едва пошевелив губами, и в забитом кафе на набережной Сены никто не обратил на это внимания. Был хмурый полдень поздней осени, набережную продувало ветром. Галерейщик Констанцио, приехавший в Париж всего пару дней назад, обдумывал свое житье.

Прошло всего лишь несколько месяцев с тех пор, как он сидел у себя в галерее в своем родном городке и случайно подумал о выставке знаменитого художника. Эта безобидная идея, легкомысленно выскочившая из уст галерейщика, с неожиданной для него скоростью обрела воплощение. Констанцио окружили помощники, соратники, спонсоры и поклонники, нашлись деньги, нашлись хитрые и ловкие люди, которые быстро провернули задуманную авантюру с максимальным размахом. Вот так сложилась их компания галерейщик Констанцио, художник Донич и антиквар Шульц. Для продолжения успеха или же, как говорится, для развития бизнеса они поселились в Париже.

Для Констанцио, человека размеренного и уравновешенного, этот бизнес развернулся с головокружительной быстротой. Всякий раз, когда он задумывался над событиями недавних месяцев, он не мог найти никаких причин, отчего все так закрутилось и его жизнь так резко поменяла свой ход. Оставалось только пожать плечами так уж вышло.

Официант принес горячее луковый суп. Констанцио решил отведать настоящих французских блюд, коль скоро он попал в эту страну, и начал с лукового супа. Перед ним поставили глиняную миску, сверху облепленную коркой запеченного сыра. Сыр по краям подгорел, и когда Констанцио ложкой попытался снять обуглившуюся корку, она провалилась в миску мелкие горелые крошки плавали по поверхности черными точками.

Пока Констанцио возился с супом, в кафе вошел Донич. На его шее, поверх засаленного буро-коричневого пальто, был намотан шарф в бело-голубую полоску, новый и чистый.

- Что это у вас за обновка? удивился Констанцио, показывая на этот странный предмет одежды.

- Это шарф. Вы заметили, господин Констанцио, что все французы ходят в шарфах? У них здесь ужасные сквозняки, все насквозь продувает, вот поэтому каждый француз в любую погоду наматывает на себя шарф. И я решил не выделяться к тому же так гораздо комфортнее.

- Ужасная расцветка, - пробормотал Констанцио. Впрочем, дело ваше. Ну так рассказывайте, месье. Вы говорили мне по телефону, что нам срочно нужно что-то обсудить.

- Вот! Донич вытащил из кармана глянцевый журнал, раскрыл его на нужной странице и положил перед галерейщиком. Заметка называлась Мини-Моне. В ней сообщалось, что в Англии у восьмилетнего мальчика вдруг раскрылся необычайный талант живописца. Мальчик рисует пейзажи в стиле Моне по шесть штук в неделю, которые бойко раскупаются ценителями за большие деньги. Выставки-продажи расхватываются в считанные минуты. В свои восемь лет ребенок уже заработал четверть миллиона. В доказательство в журнале присутствовали репродукции пейзажей, которые Констанцио тщательно изучил.

- Ну, что скажете? нетерпеливо спросил Донич.

- Насколько вообще можно судить по репродукциям, типичный импрессионизм. Мальчик уловил его суть: воздух, дыхание, особый свет, игра широких мазков Вы же сами знаете, месье Донич, стоит поймать суть чьей-то манеры и, можно сказать, стиль полностью в ваших руках. А дальше пиши себе на здоровье, хоть шесть картин в неделю, хоть тридцать шесть. Этот мальчик подражатель, но не художник, и вы понимаете это не хуже меня, не так ли? Но вообще В свете недавних событий Это довольно забавное совпадение. Моне и восьмилетний мальчик Пикассо и наши дети Совпадение довольно забавное.

- Да к черту все эти совпадения, - Донич перегнулся через столик. Вот смотрите: мальчик подражает известному художнику - и прославился! И загребает неплохие деньги! Его имя в мировой прессе! А всего делов-то скопировать стиль. Почему так, господин Констанцио? Вы же понимаете, что я в этом смысле гораздо более талантлив, да что там я в этом смысле гений! Почему у меня нет славы, мирового имени, толпы поклонников, домика на побережье? Может быть, мне тоже стать известным мальчиком? Как вы думаете, косметологи могли бы сделать из меня юношу?

- Восьмилетним мальчиком вам не стать, дружок, а талантливый юноша никого не удивит. Здесь дело не в возрасте, а в неожиданности. Вдруг начинает рисовать тот, от которого этого совсем не ждали. Английский ребенок, африканский слон или слепая слабоумная старуха. Понимаете? А вы, месье, в этом смысле самый обычный человек. Смиритесь с этим.

Донич откинулся на спинку стула.

- Слепая слабоумная старуха Именно старуха, а не старик Она живет в бедном приюте, и у нее под губой большая бородавка. Медсестры говорят, ей недолго осталось. Старуха бредит. Она говорит: Принесите краски! Принесите мне краски! Ей дают что-то простое, гуашь или пастель, ей дают альбом, и она рисует А? Синьор Констанцио, неплохая идея? Старухой-то я легко мог бы стать.

Подошел официант, забрал остывший суп, спросил, не угодно ли чего-нибудь еще. Констанцио заказал два кофе.

- Вы пустились в театральщину, господин Донич. Эта старуха слишком уж эксцентрична. К тому же, дружок, вам как художнику это не принесет известности: при удачном стечении обстоятельств вы прославите имя вымышленной старухи, а не себя самого.

Донич забрал журнал, свернул трубочкой и засунул обратно в карман. Затем взял чашечку кофе, поднес ко рту и отхлебнул. Галерейщик внимательно следил за ним: ему казалось, что Донич сейчас непременно должен пролить кофе себе на новый шарф но нет, все обошлось.

- Ну в общем, да, я с вами согласен, - сказал художник. Со старухой я немного перегнул. Но ведь есть какие-то другие способы. Я уверен, что они есть. Синьор Констанцио, подумайте. Вы же у нас мозг предприятия. Шульц кошелек, я гений, а вы мозг.

- Вы утрируете, впрочем, как всегда. Вы уже показывали эту статью месье Шульцу?

- Нет еще. Только сегодня купил журнал. К Шульцу зайду вечером. Я бы прямо сейчас пошел, но он запретил мне появляться в его лавке, как вы знаете. Так значит, синьор Констанцио, вы согласны, что идея стоящая?

- Ну, идеи пока никакой нет. Однако в ваших словах есть определенный смысл. В наше дело следовало бы внести новизну. Тут я согласен.

От дверей кафе Констанцио и Донич пошли в разные стороны. Галерейщик, испытывая легкую досаду из-за неудавшегося обеда, направился в антикварную лавку. Она занимала просторное помещение из нескольких залов в тихой улочке респектабельного квартала. В первом зале Шульц стоял рядом с представительной дамой, которая рассматривала картину на стене. Картина, а точнее, набросок углем представлял юную девушку в балетном платье, закинувшую назад гибкие руки. Платье было небрежно закрашено голубой пастелью. Дама, скептически скривив губы, тщательно осматривала небольшое полотно.

Едва Констанцио переступил порог, как Шульц протянул руку в его сторону и сказал:

- А вот и наш эксперт! Вы очень вовремя, синьор. Мадам, позвольте представить синьор Констанцио, галерейщик, искусствовед, знаток. Он вам все расскажет об этом маленьком шедевре.

С той же скептической гримасой дама повернулась к галерейщику и стала осматривать его плотную фигуру в добротном верблюжьем пальто. Затем снова повернулась к Шульцу:

- Так это настоящий Дега или подделка?

- Знаете, мадам, в любом другом магазине вам бы продали эту картину как подлинник, но только не у нас, сказал Шульц и снова протянул руку к Констанцио. - Вот у нас есть эксперт, он вам сейчас все объяснит.

Констанцио прокашлялся, встал рядом с дамой и тоже принялся смотреть на картину. Выдержав паузу, он произнес:

- Это не оригинал, скорее всего, это картина ученика или поклонника Дега, очарованного талантом мастера. Нарисована явно в более поздний период. К тому же сам мастер не пользовался обычными красками, он готовил пастель по своему собственному рецепту. И вот этот голубой цвет, вот эта краска - несколько иного качества, чем у Дега. С другой стороны, всем известно, что художник был подслеповат, А за десять лет до смерти и вовсе потерял зрение. Поэтому все различия в манере картин позднего периода можно приписать этой его болезни. В общем, если не быть экспертом, то сложно отличить эту картину от кисти Дега, но вам я честно скажу нет, это лишь подражание. И вот еще

Констанцио подошел к картине и пристально всмотрелся.

- Взгляните сюда, мадам, в правый нижний угол. Видите вроде бы подпись Дега, но если приглядеться повнимательнее Вот эти небольшие штрихи углем перед подписью Видите?

Дама сощурилась, наклонилась и почти уткнулась носом в картину.

- Нет, я ничего не вижу.

- Но посмотрите же! Из этих штрихов явно видятся буквы a la То есть a la Дега. В манере Дега Неизвестный художник не стал скрывать своей подделки. Однако же, если вы повесите эту милую картину у себя в гостиной, то можете запросто выдать ее за подлинник. Картина прекрасная, и вряд ли кто-то отличит ее от руки великого мастера.

- И все-таки я ничего не вижу, дама сделала шаг назад, раскрыла и снова закрыла свою сумочку. - Так сколько же стоит этот набросок?

- Ну - пробормотал Констанцио, почесывая подбородок, - оригинал бы стоил около миллиона. А эта прелестная вещица, думаю, не больше пятидесяти тысяч.

Дама и галерейщик повернулись к Шульцу.

- Ну, пожалуй - произнес Шульц, глядя на картину так, будто ему не хотелось с ней расставаться. Ну хорошо, за пятьдесят тысяч я ее уступлю.

Дама отошла от стены еще на пару шагов и снова уставилась на картину. Затем раскрыла сумочку, вытащила чековую книжку:

- Я беру.

Покупательница ушла. Констанцио еще раз взглянул на то место, где только что висела картина.

- Неплохо! сказал он. Я вижу, господин Шульц, вы уже совсем освоились на новом месте.

- У нас проблемы с Доничем, - мрачно произнес Шульц. Подождите, я вам кое-что покажу.

Шульц ушел в подсобку и через секунду принес картину средних размеров, покрытую тряпкой.

- Этот эскиз, который мы только что с вами продали, он вчера набросал прямо при мне, за полчаса. А перед этим он всучил мне вот что.

Шульц снял тряпку. На полотне была та же самая танцовщица, только отлично прорисованная и выписанная пастелью. Констанцио взял картину, вытянул руки и повернул ее к свету. Затем поставил картину на прилавок и отошел на пару шагов. Как и прежде, когда он видел работы Донича, у галерейщика возникло желание купить картину для себя или, на худой конец, приобрести ее для постоянной экспозиции в своей галерее. Картина была хороша. Донич прекрасно уловил стиль Дега, и если бы не свежесть красок, то отличить кисть Донича от кисти великого импрессиониста было бы не так просто. Однако и холст, и краски были совсем новыми, и в связи с этим танцовщицу нельзя приписать ни самому Дега, ни его ученикам очевидно, что картина написана недавно.

Шульц с недовольством наблюдал за тем, как Констанцио любуется картиной. Наконец галерейщик отвернулся от полотна, и Шульц быстро закрыл картину тряпкой.

- Ну, что скажете, господин эксперт? Кажется мне, что вы стали поклонником нашего Донича.

Констанцио задумчиво потер лицо.

- Надо что-то делать. Вы правы, с Доничем надо что-то делать. Знаете ли, он сегодня сообщил мне, что он гений, а гению положена слава и богатство. Донич хочет славы. И нам с вами, господин Шульц, надо с этим считаться, не то он, того и гляди, ускользнет из-под крыла и наделает глупостей. К тому же, надо как-то развивать наше предприятие.

- И что вы предлагаете?

- Может быть, устроить какой-то трюк, перфоманс Скажем, сеанс гипноза. Приглашаем гипнотизера, и Донич под гипнозом в узком кругу избранной публики рисует шедевры в стиле великих художников. И тут же устраиваем аукцион на картину. Думаю, прибыль будет немалая. Ну и Доничу его слава.

Шульц нахмурился.

- Перфоманс, гипноз Это напоминает мне салон мадмуазель Алисии. Помните ее? Она вам, кстати, передавала привет. Моя дочь, Грета, с ней по телефону болтает чуть не каждый день. Ну да ладно Что ж, давайте попробуем гипноз. Посмотрим, что выйдет. Во сколько нам обойдется гипнотизер, интересно?

В этот момент в лавку Шульца вошли двое мужчин. Один, повыше ростом, остановился неподалеку от прилавка и стал внимательно разглядывать нефритовую статуэтку. А второй обошел помещение лавки, бегло осматривая товары. Оба посетителя производили впечатление вполне солидных покупателей, но Шульц, как заметил Констанцио, насторожился и быстро убрал картину Донича за прилавок. Тогда тот, что пониже, подошел к антиквару:

- Добрый день, месье. У вас прекрасный магазинчик. Вы ведь недавно открылись?

Шульц любезно ответил на приветствие и подтвердил:

- Да, моя лавка открылась неделю назад. К вашим услугам, месье.

- Спасибо, спасибо. А не продаете ли вы живопись? Я интересуюсь картинами, - произнес низкий мужчина и заглянул за прилавок.

- Бывает, что продаем, но сейчас, к сожалению, нет ничего интересного.

- А что это за холст? Можно взглянуть? низенький указал на картину Донича.

- Нет, это не для продажи.

- И все-таки позвольте посмотреть. Если нельзя купить, то можно хотя бы взглянуть?

- Прошу прощения, месье. Это моя личная вещь, подарок. Я не могу вам ее показать. Шульц говорил мягко, но увидев в глазах посетителя неутихающее назойливое любопытство, добавил твердым голосом: Я вам ее не покажу.

Посетители пожали плечами, пробормотали ну что ж, ну что ж и вышли из лавки. Констанцио спросил с удивлением:

- Месье Шульц, вы думаете, эти двое что-то разузнали? Опять старая история?

- Ну, пока что волноваться не о чем. Слухи ползут, это нормально. Однако гипнотизера я разыщу сегодня же. Приходите ко мне вечером, часам к семи, обсудим все вместе с Доничем.

Выйдя из антикварной лавки, Констанцио в раздумье направился вверх по улице и на углу увидел итальянский ресторанчик. Ему сильно захотелось есть, наесться наконец чем-то вкусным и сытным, и он вошел в ресторан. В зале было пусто, ни одной живой души. Однако мгновение спустя из кухни выскочил толстый лысый человечек в черном костюме с бабочкой и замахал руками, усаживая Констанцио за столик.

- Бон джорно, бон джорно! Проходите, месье, садитесь. Как вы любите: у окна, в уголке? Вот здесь удобный диванчик, прошу вас. Что будете кушать: омлет, пасту, лазанью?

- Пасту с мясом, красное вино, десерт, - Констанцио снял пальто, которое тут же подхватил итальянец, и расслабленно уселся на диванчик.

Итальянец скрылся на кухне и тут же вернулся со стаканом прозрачной жидкости на подносе.

- Сейчас все будет готово, через секунду, а пока отведайте граппы, за счет заведения, угощаю.

- Нет-нет, я не люблю граппу, я голоден, нельзя ли поскорее принести еду?

- Один момент, месье. Все же выпейте, прошу вас, отличная граппа, тосканских виноградников, ну хоть один глоток.

- Не настаивайте, синьор, не хочу. И чтобы не продолжать это бессмысленное пререкание, Констанцио попытался перевести разговор на другую тему. А что это у вас посетителей нет? Не время? Рановато для публики?

Итальянец вздохнул и отхлебнул граппы из стакана.

- Время здесь ни при чем. Все дело в Карло. Карло был нашим поваром.

Принесли пасту и вино. Констанцио взял в руки вилку.

- И что с ним случилось? спросил он.

- Бедный мой Карлито... В общем, это длинная история, синьор. Хотите послушать?

Констанцио кивнул с набитым ртом.

- Карло это сын моего двоюродного брата, мой племянник. Он всегда был чудаковат, с самого детства, но готовил отлично, и я пообещал брату, что возьму его к себе и буду за ним присматривать. И все было как нельзя лучше. Французы полюбили наш ресторан, восхищались искусством Карло, от посетителей отбою не было. Представляете, полный зал с утра до вечера.

Итальянец обвел взглядом зал и шмыгнул носом.

- Эх Золотое было время! Карло так прославился здесь, что один адвокат даже хотел его у меня купить. Вот умора! Как будто я торгую племянниками. Но потом на Карло нашло Он возомнил себя Сначала он отказался от меню. Он шел на кухню и импровизировал. Что-то там заваривал, поджаривал, подсыпал Какое блюдо получится, никто не знал, не знал и сам Карло. Так что посетитель не мог выбирать, он был вынужден есть то, что ему сделает повар. И все бы ничего, многим нравилось. Некоторых клиентов мы потеряли, но ресторан был на хорошем счету. Я частенько стоял на кухне, следил, чтобы Карло не перегнул палку. Но он все-таки ее перегнул.

Итальянец допил граппу одним глотком, сбегал к бару и принес еще два стакана.

- Синьор, давайте выпьем. За бедного моего племянника.

Констанцио, справившийся с большой тарелкой пасты, уже не был так категоричен.

- Ну что ж, пожалуй, попробую.

Они чокнулись, Констанцио сделал маленький глоток и скривился.

- Нет уж, прошу прощения, синьор, но граппа не мой напиток. Не обижайтесь. Продолжайте. Что же было дальше с вашим племянником?

- Он тронулся умом. Он уже не подпускал никого на кухню, приносил какие-то пакетики, травки, запах стоял очень странный. Он вообразил себя великим алхимиком, или как это там называется. Но вкус у его блюд был отменный. Хотя и необычный. Из-за этой странности вкуса мы снова лишились части клиентов, зато у нас были завсегдатаи, несколько десятков постоянных клиентов, и, в общем-то, мы не бедствовали. Но посетители то и дело любопытствовали: из чего приготовлено это, из чего то. Карло раздражался, и как-то раз он притащил из холодильника баранью тушу, бросил ее на стол перед одним таким любопытным и стал объяснять. Вот из этой части я делаю жаркое, из этой рагу, а ногу вот так отрезаю и запекаю в сливках с базиликом. А другому любознательному бедолаге он залез ложкой в суп, вылавливал кусочки кореньев и трав и объяснял их название и назначение. Вот такие он устраивал выходки ежедневно. Другой ресторатор выгнал бы такого повара ко всем чертям, несмотря ни на что, но я не мог. Ведь я обещал своему брату. Поэтому я стоял в стороне, опустив руки, и наблюдал, как мое прекрасное заведение превращается в балаган.

Итальянец допил свой стакан и замолчал. Констанцио закончил обед, вытер салфеткой рот.

- Спасибо, синьор, вкусный обед. Однако, я думаю, его готовил не Карло. Что же случилось с вашим племянником потом?

- Случилось то, что и должно было случиться. Бедный Карлито, я не смог его уберечь. Он попал в лечебницу. Он был женат на Марии, чудесной женщине, но ее терпение лопнуло. Ведь дома он устраивал те же сцены. В один прекрасный день Мария решила, что соус пахнет цианистым калием и Карло хочет ее отравить, и она вызвала неотложку. Беднягу увезли в лечебницу для душевнобольных, или, как здесь говорят, в психушку. Я навещаю его каждую неделю. Но он и там не успокоился устроился поваром при больничной кухне. И знаете, теперь к нему туда ходят обедать наши бывшие клиенты. Он стал знаменит на весь Париж. Пообедать у безумного Карло это шик.

Итальянец опустил голову и замолк. А потом тихо продолжил.

- А мой ресторанчик теперь пустует. Так, вечером забежит стайка тощезадых малолеток, закажет одну пиццу на всю компанию. И пара-тройка алкоголиков напьется дешевым вином, пока все не попадают на стол головой. Вот и вся моя клиентура.

Констанцио достал кошелек.

- Ну, не расстраивайтесь, дружок. Ваш новый повар весьма хорош, все у вас наладится. Благодарю за обед.

Он положил на стол купюру и вышел.

Дул зябкий ветер, небо затянулось тучами. Тем не менее, галерейщик решил прогуляться и неспешно направился вниз по улице, куда глаза глядят. Он снова оказался у реки, пересек мост и вошел в парк. В малолюдном парке царила меланхолия. Голые деревья тянули к тучам крючковатые ветви, зеленые стулья, составленные в кружки, пустовали, на головах порыжевших статуй неподвижно сидели упитанные чернохвостые чайки. Под грустную мелодию одиноко крутилась карусель с блестящими белыми лошадками в разноцветной сбруе. На одной из лошадок сидела маленькая девочка в шапке, надвинутой по самые брови. Ее пухлое лицо в очках с толстыми линзами улыбалось с неземным блаженством.

Констанцио прошелся по аллеям, подошел к пруду, где мальчик лет восьми запускал кораблик с ярко-красным парусом. Движущееся алое пятно паруса совсем не оживляло хмурый ноябрьский парковый пейзаж, наоборот, придавало ему еще больше меланхолической грусти. Глядя, как кораблик скользит по воде, Констанцио размышлял о том, как он откроет в этом городе свою галерею, в просторном светлом помещении, в респектабельном квартале. Превосходная постоянная экспозиция, выставки гениев прошлого и современности Его мечты прервал тощий и бледный до синевы подросток в тонкой трикотажной курточке с капюшоном. Он подошел сзади и тронул галерейщика за рукав. Вероятно, он говорил Констанцио что-то из-за спины, но Констанцио не расслышал. Ежась от ветра в своей куртенке, подросток еще раз спросил:

- Моне?

Констанцио недоуменно уставился на него. Причем здесь Моне?

- Не понимаю вас, месье.

- Моней? снова повторил подросток и потер большим и указательным пальцами.

Наконец галерейщик догадался. Этот юноша говорит по-английски на французский манер, с ударением на последний слог. Money - он хочет денег.

- Ноу мани, дружок, - ответил Констанцио. - Не подаю.

Вечером галерейщик пришел к Шульцам. Антиквар перевез в Париж всю свою большую семью, но нынешняя его квартира была не намного просторнее, чем прежняя. Так же, как и в прежние времена, трое компаньонов расположились за столом на кухне, где жена Шульца еще мыла посуду с ужина. Шульц рассказал Доничу идею с гипнозом. Художник нахмурился.

- А вдруг я и вправду усну под этим гипнозом? Как я буду рисовать? Надо мне постараться не засыпать, а лишь сделать вид, тогда я смогу рисовать по-настоящему.

- Будете рисовать во сне, Донич. Иначе зачем нам гипнотизер? Можно было бы обойтись без гипнотизера, но тогда кто поверит, что вы рисуете под гипнозом? Дорогой месье Донич, вы должны уснуть и рисовать во сне так же хорошо, как вы рисуете наяву. Постарайтесь внушить себе это. Для вашей же пользы. Ведь, собственно, вся эта затея устроена исключительно ради вас, ради вашей славы.

Шульц легонько стукнул кулаком по столу, как бы демонстрируя, что возражений он не потерпит.

В дверь позвонили, и жена Шульца провела на кухню пожилого господина в очках в золотой оправе.

- Доктор Абрахамс, - сказала жена.

- Гипнотизер, - сказал Абрахамс.

Констанцио оглядел гостя и подумал, что, пожалуй, гипнотизер обошелся Шульцу в круглую сумму. Очки и дорогой костюм, портфель из крокодиловой кожи и холеные пухлые руки очевидно, сей господин неплохо наживается на своих услугах.

Шульц встал.

- Вот, месье Абрахамс, вот, собственно, тот молодой гм человек, - он указал на Донича. Тот отвернулся и стал смотреть в окно, чьи способности к живописи мы бы хотели исследовать под гипнозом. Прошу, господа, пройдемте.

Мужчины встали из-за стола и пошли за Шульцем. Тот привел их в комнату своей дочери, Греты. У большого окна, за которым над парижскими крышами выцветали последние краски заката, стоял мольберт с чистым холстом. Рядом с мольбертом, аккуратно, как инструменты дантиста, были разложены кисти и краски.

- Это правда, господин доктор, что если внушить человеку, что он великий художник, то он начинает рисовать как мастер? спросил Шульц.

Абрахамс уселся в кресло, открыл портфель, вынул бархатную тряпочку и стал тщательно протирать очки.

- Мастер не мастер Но Рисовать он будет, конечно, лучше Чем раньше Чем до того, как Все зависит от таланта. Вот мы и проверим Есть ли талант - гипнотизер говорил очень медленно, покашливая. Почистив очки, он надел их и несколько раз поправил указательным пальцем на переносице, пристально вглядываясь в Донича. Донич, напряженно выпрямив спину, смотрел в окно.

- А как долго сохранится гипнотическое внушение? Будут ли новые способности действовать по окончании сеанса?

- Как долго Будут, да Пару дней Может быть, неделю Не больше Зависит от человека От него зависит

- Ну что ж, - заключил Шульц, - пора начинать. Кстати, синьор Констанцио, как насчет прототипа? В кого из художников мы, так сказать, превратим нашего друга Донича? Настоятельно рекомендую выбрать личность уравновешенную, спокойную, чтобы без отрезания ушей и прочего.

Констанцио задумался.

- Гении, знаете ли, все не от мира сего. Но давайте возьмем того же Пикассо, к примеру. Вполне вменяемый был человек.

- Ну что ж - снова сказал Шульц.

В этот момент в комнату вошла Грета. Она встала у двери, склонив вывернутую шею и неуклюже задрав плечо.

- Я хочу посмотреть, - сказала она тонким настойчивым голоском. Шульц посмотрел на нее недовольно, но не стал перечить.

- Сядь в углу и сиди тихо, - сказал он строго. Чтоб ни одного звука, понятно?

- Если все готовы, - продолжил Шульц, - можем начинать. Доктор, прошу вас, начинайте.

Абрахамс обратился к Доничу четким, почти механическим голосом.

- Слушайте мой голос. Вы слышите только мой голос.

Констанцио следил за действием. Он видел по телевизору, как проводится сеанс гипноза, и сцена, которую он сейчас наблюдал, ничем не отличалась от телевизионного шоу. Все это походило на представление, цирковой фокус, и Констанцио охватила легкая досада. Однако буквально через минуту Донич закрыл глаза, голова его свесилась, тело расслабилось. И после того, как Абрахамс сообщил ему: Вас зовут Пабло Пикассо, вы великий художник, Донич развалился в непринужденной позе, заложив ногу за ногу.

- Пожалуйста, господа, знакомьтесь, - наконец сказал доктор Абрахамс. Нас посетил мэтр Пикассо.

Донич открыл глаза и обвел присутствующих добрым, покровительственным взглядом. Шульц посмотрел на Констанцио и едва заметно кивнул головой - мол, действуйте.

- Эээ - Констанцио несколько заволновался. Господин Пикассо, мы очень рады вашему визиту. Мы, знаете ли, высоко ценим ваше искусство и Хотим обратиться к вам с просьбой. Пожалуйста, месье, нарисуйте что-нибудь на этом холсте.

Донич удивленно поднял брови.

- Рисовать здесь? Он подошел к мольберту, покрутил в руках кисточку и бросил ее обратно на столик. Да вы шутите.

Констанцио и Шульц посмотрели на Абрахамса. Гипнотизер произнес, четко выделяя каждое слово:

- Господин Пикассо, возьмите кисточку и рисуйте.

Донич обернулся к Абрахамсу.

- Вы мне приказываете? Вы мне? Вы хотите, чтобы Пабло Пикассо, всемирно известный художник, участвовал в вашем маленьком домашнем представлении? Вы, верно, готовы заплатить? Скажем, сто тысяч франков? А? Вы мне сто тысяч франков, а я вам пару фиолетовых линий. Идет?

Донич вдруг весело рассмеялся.

- Нет, камарадос, это шутка. Ни одной линии я вам не нарисую. Нет и нет.

Донич снова уселся в кресло, закинул ногу за ногу, продолжая смеяться, и вторя ему, из угла послышался звонкий смех Греты. Абрахамс молча развел руками.

После того, как художника привели в чувство, гипнотизер удалился. Однако Донич, проснувшись, был полон энергии.

- Я хочу рисовать! Прямо сейчас! Верните доктора, я ему покажу! Грета, иди сюда! Нет, лучше оставайся там.

Донич схватил грифель и начал набрасывать силуэт сидящей в углу Греты. Скособоченные плечи и вся ее худенькая фигурка прекрасно подходили для натуры Пикассо. Донич лихорадочно водил грифелем по холсту.

- Ничего уже не вернешь, - мрачно сказал Шульц, даже не глядя на старания Донича. Что вы скажете, синьор Констанцио?

- Балаган какой-то, - пробормотал Констанцио. Сумасшедший дом.

И тут в его голове смутно забрезжила новая идея, но галерейщик, наученный опытом, не стал ее озвучивать.

Констанцио вернулся к себе в гостиницу, портье передал ему записку от мадемуазель. На клочке бумаги крупным витиеватым почерком было написано: Проездом в Париже. Хотела повидаться. Зайду завтра в десять. Алисия. И действительно, ровно в десять утра на следующий день Алисия постучала к нему в номер. Констанцио был рад ее видеть. Мадмуазель Алисия живо напомнила галерейщику спокойные дни в его родном городке, по которому он уже успел соскучиться.

Алисия прошлась по его крохотной комнате, включила и выключила настольную лампу, потрогала пальцем обивку кресла, выглянула в окно.

- Уютненько, - сказала она. А я приехала за покупками и решила тебя навестить. Как ты?

- Прекрасно. А что там у нас в городе, какие новости?

- Какие там могут быть новости. Скукотища. Вот твоя жена решила собаку завести.

- Собаку? Зачем? Я терпеть не могу собак. Что это ей взбрело?

- Ну, я зашла к ней вчера, чтобы твой адрес узнать, а она начала жаловаться, что, мол, ты уехал, ее бросил, а ей тревожно. Дом пустой, а она одна. Вот пусть хоть собака будет рядом.

- Никаких собак! Передай ей, пожалуйста, дружочек Алисия, что скоро все здесь наладится, и я ее заберу. Пусть немного подождет. А собаку я запрещаю, так ей и скажи.

- Кстати, она тут тебе передала кое-что.

Алисия полезла в свою сумку и положила на стол большой сверток. Сквозь бумагу проступали жирные пятна.

- Что это? спросил Констанцио.

- По-моему, курица.

Алисия снова заглянула в свою сумку.

- Ах, черт, все испачкалось! она вытащила из сумки небольшой рулон, на котором тоже оказались несколько жирных пятен. Констанцио опытным глазом определил, что в рулоне картина.

- Что это такое, дружок? Что за картина?

- Да так, пустяки Ну, могу показать, если хочешь.

- Это твоя новая картина? Покажи, конечно.

Алисия развернула рулон. Констанцио недовольно поджал губы. На небольшом полотне были нарисованы подсолнухи, явно в подражание знаменитому оригиналу, но это было лишь жалкое, нелепое подражание.

- Ну как? спросила Алисия, едва заметно волнуясь.

- Милые цветочки, - хмуро ответил Констанцио. И посмотрел на художницу. - Зачем ты их нарисовала?

Алисия швырнула картину в сторону.

- Хорошо, я скажу тебе честно. Я, конечно, не ваш месье Донич, гениальный подражатель. Но Я хочу быть в вашей команде. После вашей выставки в городе такая скука. Вы уехали, и теперь вообще ничего не происходит. Мои картины никого не интересуют. Грета уехала с вами, и теперь на мои спиритические сеансы никто не ходит. Без Греты духи нашим дамам не являются. В общем Жизни нет. Я прошу тебя, возьмите меня в свою компанию. Я могу помогать, организовывать. Мы с Гретой можем открыть здесь свой салон. И школу обучения живописи. Я понимаю, в Париже этим никого не удивишь, но мы могли бы придумать что-нибудь такое Школа живописи для детей-сирот, для детей-инвалидов, для детей-шизофреников. Плюс духи. А? Неплохо?

- Погоди, дружок, - сказал Констанцио, - но я-то здесь с какого боку? Открывай свой салон духов или школу шизофреников, если тебе хочется. Но при чем здесь я? Или Шульц, или Донич?

- Ах, я не знаю! Алисия упала в кресло. Пока не знаю. Я просто хочу быть вместе с вами, в одной упряжке. Понимаешь? И я этого добьюсь, - она снова вскочила. Ты меня знаешь!

В этот момент в комнате зазвонил телефон. Звонил молодой человек, подручный Шульца в антикварной лавке, и дрожащим голосом просил Констанцио срочно приехать.

- Срочно, синьор, как можно скорее, здесь такие неприятности. Месье Донич скандалит. Лавка закрыта. Пожалуйста, быстрее.

Примчавшись к лавке, Констанцио обнаружил, что входная дверь заперта, и небольшая толпа зевак заглядывают внутрь сквозь стекло витрины. Он вошел в лавку с черного хода, прошел через подсобку, где у стены стоял дрожащий помощник, и в торговом зале увидел растерянного Шульца и Донича, размахивающего пачкой эскизов. Донич, завидев Констанцио, тут же обрушился на него.

- А вот и наш эксперт, весьма кстати. Глядите! Он сунул Констанцио эскизы, на которых была нарисована Грета. Здорово? А? Это не подделка. Это подлинник. Пикассо умер, да здравствует Пикассо. Пикассо это я. Донич подошел к старинному зеркалу в золоченой рамке и стукнул кулаком по своему отражению. Зеркало покачнулось, но не разбилось. Вот он Пикассо. Я бы мог нарисовать все его шедевры так, что ни одна сволочь в экспертной комиссии не найдет отличий. Но я не буду этого делать. Нынче Пикассо жив, и он создает новые картины. Откройте вашу лавку, Шульц, пусть народ видит.

Констанцио поймал беспомощный, умоляющий взгляд Шульца. Галерейщик вышел в подсобку, нашел в телефонном справочнике номер психиатрической больницы и вызвал неотложку.

- Мания величия, - сказал он в трубку. Художник воображает себя Пикассо и громит лавку. Будьте любезны, поскорей.

Машина вскоре приехала, санитары взяли Донича под локти. Художник сначала вырывался и продолжал кричать, но когда его начали связывать, он вдруг стих и посмотрел на своих компаньонов испуганно и отчаянно.

- Господин Шульц, синьор Констанцио, друзья! Вы что, меня в психушку хотите уложить? Это за все, что я для вас сделал? Прошу вас, не надо. Скажите, что это недоразумение. Отпустите меня!

Донича усадили в неотложку. Дверь машины захлопнулась и прищемила кусок полосатого, бело-синего шарфа. Констанцио и Шульц смотрели, как кончик шарфа развевается на ветру позади уезжающей машины.

- Все вышло слишком неожиданно, - грустно сказал Шульц, глядя вдаль, где только что скрылась неотложка. Надо было поехать с ним в больницу, объяснить врачам, что он не болен, что это лишь следствие гипноза, и через несколько дней все пройдет. Синьор Констанцио, - попросил Шульц, - поезжайте прямо сейчас. Еще не поздно.

Констанцио молчал. Они стояли у входа в лавку, и толпа зевак, собравшаяся на скандал, начала расходиться. Но Констанцио приметил двух респектабельных граждан, одного повыше, другого пониже, которые вчера заходили к антиквару. Они стояли совсем рядом и смотрели сквозь витрину внутрь помещения, где на полу были разбросаны эскизы Донича. Тот, что повыше, щелкал фотоаппаратом. Констанцио повернулся к Шульцу.

- Пойдемте в лавку, господин Шульц. Здесь неудобно разговаривать.

Как только антиквар открыл дверь, несколько человек из зевак, а с ними и те двое, попытались войти внутрь. Констанцио преградил им дорогу.

- Извините, господа, подождите еще несколько минут. Нужно навести порядок после гм инцидента. Лавка откроется через десять минут, господа.

Оказавшись внутри, Констанцио быстро изложил Шульцу свою идею.

- План таков. Пусть Донича признают невменяемым, больным. Мания величия, нарциссизм, шизофрения, что угодно. Лечить не надо, напротив, пусть он будет в таком состоянии, как сегодня. Или вчера, на сеансе. Понимаете, господин Шульц? Нам нужен сумасшедший, пациент психбольницы со справкой, объявляющий себя Пикассо и рисующий как Пикассо. А мы оформим опекунство над невменяемым художником и право распоряжаться его картинами. И тогда - всем сестрам по серьгам. Донич получит то, что он так хотел, славу, известность, а мы получим его картины.

- Да, я понял, - пробормотал Шульц. - Неплохо придумано. К тому же Донича всегда можно перегипнотизировать. Если Донич-Пикассо упадет в цене, то мы сделаем из него Донича-Матисса или Донича-Ван-Гога.

Констанцио и Шульц улыбнулись друг другу.

- Я, пожалуй, съезжу в больницу, успокою нашего гения, - сказал Констанцио. - А вы, господин Шульц, сделайте звоночек доктору. Объясните ситуацию, обсудите детали, возможно, потребуются расходы. Впрочем, в этих делах вы лучше разбираетесь, тут я вам не указ.

- Поезжайте, дорогой синьор. Пора уже открывать лавку.

- А эскизы эти мы оставим здесь, - Констанцио кивнул на пачку рисунков, которые помощник Шульца аккуратно сложил на прилавке, - и если те два проныры попросят их показать что ж, покажем.

Компаньоны пожали друг другу руки.

В больнице Констанцио первым делом отправился к Доничу. В палате стояло шесть кроватей, Донич лежал за перегородкой у окна. Вымытый и причесанный, в свежей голубой пижаме, Донич выглядел очень больным. Он лежал и безучастно смотрел сквозь оконное стекло на серое осеннее небо. Увидев галерейщика, он лишь слабо скривил губы. Констанцио попытался ободрить художника, объяснить, обнадежить, но Донич не реагировал на его слова. Только когда Констанцио, отчаявшись, собрался уходить, Донич произнес:

- Мне нужна отдельная палата.

- Да. Конечно, - кивнул галерейщик.

- Отдельная просторная палата с большим окном, окно выходит на восток или на юг, - сказал Донич.

- Хорошо, - ответил Констанцио.

- Свежие газеты каждое утро, - добавил Донич.

Констанцио достал записную книжку.

- Что-нибудь еще?

- Фрукты. Я люблю апельсины, виноград, спелые груши. Бутылку хорошего коньяка, коньячную рюмку. Пачку листов для эскизов, карандаши, пастель, уголь.

Констанцио записал.

- Это все?

- Пока все. Если что-нибудь понадобится, мой доктор вам позвонит, - ответил Донич, не поворачивая головы. Можете идти.

После посещения больного художника Констанцио направился к врачу. Психиатр, крепкий молодой мужчина с ярким румянцем на щеках, заулыбался, услышав фамилию своего пациента.

- Да-да. Уже звонили. Никаких проблем. Мы, конечно, сделали ему укол, чтобы не буянил, но если вы не хотите его лечить, то лечить не будем. Как скажете.

- А что, господин доктор, если бы вы его лечили, то от чего? Каков диагноз?

- Диагноз довольно-таки обычен, месье. У нас с таким диагнозом два корпуса битком набиты. Возможно, паранойяльная шизофрения, мегаломания, делирий, бред, синдром Кандинского-Клерамбо и так далее.

- Как вы сказали? Какой синдром?

- Кандинского-Клерамбо. Это так, навскидку. Более точно скажу после полного обследования.

- Нет, господин доктор, в обследовании нет необходимости. Того, что вы сказали, вполне достаточно. Значит, говорите, диагноз обычный? Распространенный?

- Ну конечно, месье, такое в наше время часто можно встретить. Чуть человек забудется, как тут же начнет бредить, воображать, галлюцинировать. Принимать фантазию за действительность. Раздваиваться и растраиваться. Выдавать себя не за того, кто он есть. Не успеешь глазом моргнуть, как окажешься в лечебнице. Ха-ха. Такое время, месье, такие нынче люди. Но вот зато у нас есть один больной, вот он редкая птица, уникум, гордость всей клиники. Один на всю Европу. К нему что ни день то консилиум, студенты, ученые со всего света.

Доктор протянул руку, достал с полки папку и открыл на первой странице.

- Вот он, мальчик, четырнадцать лет, зовут Илайя. Мать певица филармонии, - доктор закрыл папку. Певица из нее плохая, все где-то на вторых ролях, на подпевках, но разъезжает по гастролям, пытается чего-то добиться в жизни. А мальчик один, без любви, без заботы. Вот и сошел с ума.

- Ну, мало ли детей без любви, без заботы А что же с ним необычного? спросил Констанцио.

- Не разговаривает. Не ходит. Не принимает пищу. Лежит, мычит, и самое интересное - ест только сам себя.

- В каком смысле?

- Да в самом буквальном. Приходишь к нему палату: Илайя, ну как ты? Он мычит. Я говорю: Что ж ты такой худой, почему не ешь? А он - хвать себя за руку и откусывает кусок. И сразу глотает. Вся постель перемазана кровяными пятнами. Я говорю: Да что ж ты делаешь, бедолага, ты же скоро совсем себя съешь. А он опять свою руку кусает, чуть повыше. Худой, кожа бледно-желтая, сухая, весь в ранах. Хотите посмотреть?

- Нет-нет. Констанцио посмотрел на часы. Мне уже пора. Очень много дел. Прощайте, господин доктор, я должен идти.

- Ну что ж, до встречи, месье, - улыбнулся доктор.

После больницы Констанцио поехал к себе в гостиницу. Пора бы уже заняться своими делами, подумал он. В этой суете с Доничем его личные планы остались в стороне, и теперь галерейщик решил позаботиться о них. Первым делом надо подыскать помещение для новой галереи. Поеживаясь от зябкого ветра, Констанцио прошелся по улице и зашел в магазинчик печатной продукции. Пока он выбирал газеты с объявлениями, мрачный продавец магазина не произнес ни слова, будто бы вообще не замечал посетителя. Молча взял деньги, молча отсчитал сдачу и едва кивнул на машинальное спасибо, произнесенное Констанцио. От этого у последнего слегка поднялось настроение. Хоть какие-то дела удается сделать быстро, просто и без обсуждений.

Насвистывая, он поднялся на свой этаж в гостинице и уже было собрался вставить ключ в замочную скважину, как в коридоре открылась дверь одного из номеров и оттуда выглянула Алисия.

- Констанцио! Она замахала рукой. Подойди, пожалуйста.

- Ну что, как дела? спросила она, когда Констанцио подошел. И не дожидаясь ответа, сказала, - Хочу тебе кое-что показать.

- Опять что-то нарисовала? спросил Констанцио.

- Да, это рисунки, но не мои. Сейчас увидишь. Заходи.

Вид у Алисии был торжествующий и чрезвычайно довольный, и, поддавшись любопытству, Констанцио зашел в комнату.

- Знаешь, я решила задержаться в Париже. Вот, тоже сняла номер. Садись. Как у вас дела, нормально идут?

- В целом, нормально.

Констанцио сел и огляделся. Номер Алисии был гораздо просторней, чем его собственный, но уже заставлен безделушками. Пахло духами и ванилью. По всей видимости, номер состоял из двух комнат за дверью в стене, кто-то еле слышно возился.

- Кто у тебя там?

- Грета. Пришла рисовать. Раньше, до переезда, она училась у меня живописи. Помнишь? Тебе еще понравилась ее вазочка с яблоками. Ну вот, сегодня она пришла ко мне, захотела продолжить учиться, раз уж я сейчас здесь. И вот, кстати. Она мне кое-что принесла. В подарок.

Алисия открыла ящик стола, вынула эскиз и протянула его Констанцио. Это был рисунок Донича, тот самый набросок грифелем, который художник сделал после сеанса гипноза в комнате Греты.

- Натуральнейший Пикассо, не правда ли? сказала Алисия.

- Правда. И что ты собираешься с ним сделать?

- Думаю, продать. Вот только пока не решила кому и за сколько. И кого назвать автором.

- Ну что ж, дружок, тебе повезло. Думаю, скоро ты сможешь продать этот эскиз за две-три сотни тысяч, - Констанцио протянул эскиз Алисии обратно. А в авторстве все же нет сомнений, автор Донич.

- Скоро? А что будет скоро? Вы хотите рассекретить Донича?

- Дело в том, что Донич заболел. Он в больнице. У него, в некотором роде, психоз.

- Ах, психоз То есть после гипноза Ну понятно.

- Алисия, дружочек, не переживай. В больнице я говорил с психиатром, веселый такой человек, он сказал мне, что в наше время это с каждым может случиться. Расскажи лучше, как у тебя дела.

- Жаль, Констанцио, кофе не могу тебе сварить. Хорошо бы сейчас чашечку кофе. В общем, дела у меня нормально. Я навела справки: здесь есть подходящие люди, здесь Грета, можно открыть спиритический салон. К тому же Знаешь, что сказала мне Грета о Дониче?

В эту секунду из соседней комнаты показалась девочка.

- Мадемуазель Алисия, хочу у вас спросить, по поводу оттенка. Пойдемте.

Грета увела Алисию в другую комнату, и Констанцио пошел вслед за ними.

В другой комнате галерейщику тут же бросилась в глаза большая картина, которую рисовала Грета. На ней был изображен вид из окна. Над темными парижскими крышами всходило солнце, его прозрачные лучи расходились по всему полотну энергичными, полупрозрачными мазками. Пока художницы совещались по поводу красок, Констанцио любовался работой девочки. Солнце, окаймленное темными силуэтами, живо сияло в самом центре полотна.

- Прекрасная картина, Грета, - сказал Констанцио. Свет замечательно уловила. Мне вспомнилось Солнце Эдварда Мунка. Сюжет не нов, но стиль у тебя свой собственный. Очень хорошая работа.

- Спасибо, - ответила Грета, не повернув головы.

- А Мунк, кстати, тоже - начала было Алисия, но осеклась на полуслове. После паузы она продолжила прежний разговор. Так вот, я хотела рассказать тебе о Дониче. Грета, я думаю, синьор Констанцио должен знать. Донич вчера рисовал Грету, ты, наверное, уже видел его эскизы. И он хочет, чтобы Грета ему позировала и дальше. Она согласилась при условии, что четвертую часть рисунков он будет отдавать ей. Так они и договорились.

- Натурщицей? А господин Шульц разрешил?

- Нет, не разрешал, - раздался голос из-за их спин. И Алисия, и Констанцио стояли лицом к мольберту и не слышали, как Шульц вошел в комнату. Констанцио сразу понял, что Шульц необычайно напряжен. Его лицо покраснело, и хотя он старался говорить спокойным, медленным голосом, но тон был выше обычного, временами срываясь на совсем визгливые нотки.

- Грета! Я запрещаю тебе позировать Доничу. Я запрещаю тебе участвовать в спиритических сеансах. Рисование мы тоже отложим до лучших времен, пока ты не начнешь вести себя прилично и слушаться родителей. Мы тебя слишком избаловали, давно пора взяться за твое воспитание. Хватит рисования. Хватит искусства. Займешься чем-нибудь другим - будешь учить языки, читать книги. Матери некогда тобой заниматься, так наймем гувернантку. И с сегодняшнего дня ни шагу из дома без моего разрешения, поняла?

Грета слушала, улыбаясь и помахивая кисточкой. От этого Шульц совсем рассвирепел.

- Перестань смеяться, когда отец с тобой разговаривает! Я с тобой не шучу! Посажу тебя под домашний арест, шагу больше за порог не ступишь. Позировать она собралась. Натурщица, черт тебя дери! Ясновидящая! Художница! Все, я сказал, больше никаких фокусов. В шахматы теперь будешь играть. Посмеешься тогда у меня.

- Ну па-апа - протянула Грета, привычно-капризным голосом. Я же ничего такого не делаю Мадмуазель Алисия, скажите

Вместо Алисии за девочку вступился Констанцио.

- Господин Шульц, может быть, все-таки помягче Посмотрите на ее картину, это же талант. Грета настоящий художник.

- А я сказал, хватит с нас художников! рявкнул Шульц. Голова трещит от этих талантов. Грета, домой! Живо!

Грета, казалось, скособочилась еще сильнее и несколько секунд неподвижно смотрела перед собой.

- Ах так - наконец произнесла она, быстро оглядела комнату и взяла с полки декоративную свечку. Секундочку, папа. Я иду. Дайте кто-нибудь мне спички.

Алисия достала коробок.

Грета зажгла свечу и поднесла ее пламя к уголку своей картины на мольберте. Холст ярко вспыхнул, огонь моментально охватил весь мольберт, языки пламени быстро дотянулись до тонкой оконной занавески.

Алисия, отпрянув от жара, громко завизжала. Шульц сгреб вопящую Грету за плечо и поволок прочь из комнаты. Констанцио схватил плед, набросил его на мольберт, сорвал занавеску и стал топать пламя. Алисия опомнилась и побежала в ванную за водой. В стену начали стучать соседи. Не прошло и десяти минут, как пожар был потушен, но комната изрядно пострадала: обгорелые тряпки валялись в луже на полу, краски растеклись по ковру, мерзко воняло гарью. Тут же в номер Алисии постучал портье. Констанцио кивнул Алисии - мол, извини, дружок, с портье ты справишься лучше меня - и пошел к себе.

Войдя к себе в номер, он с облегчением запер дверь. В комнате стоял густой гниловатый запах жареного. Констанцио тут же увидел источник запаха большой масляный сверток на столе, та самая курица, которую передала его жена. Констанцио вдруг почувствовал сильнейший приступ голода, ведь с самого утра он не успел даже подумать о еде. Разорвав кое-как оберточную бумагу, галерейщик отломил куриную ногу и вгрызся в нее зубами.

Часть 3. Ренессанс

На следующее утро Констанцио отправился в магазин, где продаются краски, холсты и прочие принадлежности для художников. Он сверился со списком, продиктованным Доничем: нужен альбом для эскизов, карандаши, уголь, пастель. У стеллажа с пастелью он задержался, рассматривая наборы и размышляя, какие оттенки выбрать для Донича. По другую сторону стеллажа разговаривали девушка с юношей.

- Нам вчера преподаватель на занятии дал задание: написать по памяти свою любимую картину, - рассказывала девушка. И это оказалось совершенно невозможно.

- Почему?

- Ну, как я могу писать свою любимую картину? Я же напишу в сто раз хуже, я ее испорчу!

Констанцио прислушался к разговору. Из-за стеллажа раздавался шорох передвигаемых предметов вероятно, молодые люди выбирали себе нужные вещи для работы, а их беседа казалась обычной болтовней, но что-то в ней заинтересовало галерейщика.

- Что значит испорчу? Все художники, когда учатся, копируют мастеров. В чем здесь проблема?

- Проблема во мне! - Голос у девушки был высок и тонок, а по мере рассказа от возбуждения перешел почти в писк. Есть прекрасный шедевр, очень мной любимый, а когда я пытаюсь его перерисовать, я его сильно искажаю, и у меня ощущение, будто я издеваюсь над художником и его картиной.

- С ума сойти! в голосе юноши послышалось легкое раздражение. - То есть ты боишься своими неловкими ручками обидеть художника и его модель? Совершенно женское восприятие. Как только проблема возникает на пустом месте шерше ля фам. Писала бы Черный квадрат.

- О, у нас был такой в группе, который тут же начал писать Черный квадрат. Но преподаватель быстро понял эту уловку и сказал, что квадрат не пройдет. И еще сказал, что почти в каждой группе на таком занятии находится шутник, который хочет написать Черный квадрат, - тоже раздраженно парировала девушка.

Повисло молчание. Потом девушка продолжила более спокойным голосом.

- В итоге я написала автопортрет Дюрера. Тот, где он анфас с длинными волосами, красавчик. Дюрер хорош, но мне его было совсем не жалко.

Констанцио слушал разговор, застыв на месте с коробкой пастели в руке. Молодые люди уже ушли, а он все стоял в задумчивости, пока пастель с грохотом не выпала у него из рук.

С кучей пакетов Констанцио пришел в больницу. Донича перевели в отдельную палату. Это была уютная комнатка, в которой о больнице напоминала лишь некая стерильность, а также графин с водой и стакан на столике. Донич сидел на прибранной постели и с интересом наблюдал, как Констанцио выгружал покупки на покрывало. В углу валялись листки из школьной тетради с рисунками шариковой ручкой. Донич открутил крышку бутылки коньяка.

- Рюмку забыли купить, - сказал он и взял со столика стакан.

- Руки не дошли, - Констанцио поднял с пола рисунки и сел на стул у окна. Он лишь взглянул на первый лист и отвернулся к окну. Во дворе больницы росли большие кусты, на которых еще задержалось несколько обрывков ржавой листвы. За кустами был серый забор. Весной и летом пейзаж за окном, должно быть, выглядел веселым, но сейчас смотреть было не на что.

- Пойду попрошу у медсестры второй стакан, - Донич вышел.

Констанцио начал разглядывать рисунки. На первом листе была девушка Ренуара. Широкие скулы, круглое лицо, задумчиво прищуренные глаза, мягкая штриховка. На втором рисунке была девушка с широко раскрытыми глазами, смотрящими прямо на зрителя. Овал лица удлинен, четкий контур, ссутуленные плечи Констанцио узнал манеру Эгона Шиле. Третья девушка склонила голову набок, прикрыв глаза. Волны пышных волос обрамляли чистое лицо божественной красоты. Если бы Леонардо в юности дали шариковую ручку, он нарисовал бы именно так, - подумал Констанцио.

Донич вернулся со стаканом и разлил коньяк.

- Быстро вы ушли от Пикассо, - сказал Костанцио, делая маленький глоток.

Донич поморщился.

- Быстро? Да мы который месяц занимаемся только Пикассо! Я уже слышать о нем не могу. Кто угодно, только не Пикассо. И вообще лучше подальше от того времени. Вот в Ренессансе или в маньеризме были художники гораздо интереснее, - Донич кивнул на рисунок девушки Леонардо в руках у Констанцио.

- Тому же Леонардо подражать трудно, но возможно. И судя по тому, сколько у него было учеников и последователей, так называемых леонардесков, вполне возможно, что мы восхищаемся подделками.

Констанцио молчал. Еще вчера Донич махал кулаком, утверждая, что он Пикассо. Сегодня он уже Леонардо. Возможно, это и хорошо. Донич тем временем продолжал свой монолог.

- Ну вот, например, Мадонна в скалах. Их, как известно, две. Совершенно одинаковых. Ну, или почти абсолютно одинаковых. Ответьте мне, Констанцио, зачем такому занятому, увлеченному, востребованному художнику спустя десять лет захотелось написать точную копию своей старой картины? Картина большая, со множеством деталей, там много просто технической работы камушки и цветочки вырисовывать А творчества там нет никакого, простое копирование. Почему Леонардо на это согласился?

- История умалчивает, - ответил Констанцио.

- Это не история, это эксперты умалчивают. Совершенно же понятно, что копия подделка. Ну, то есть не в прямом смысле подделка, а просто копирование кем-то из учеников. Я бы скопировал лучше.

- Вы теперь хотите писать в манере Леонардо, месье Донич? поинтересовался Констанцио. У него было какое-то странное ощущение, что все их дело находится в тумане, в неопределенности, и нужно совершить пару простых шагов, чтобы туман рассеялся. Но какие это должны быть шаги, Констанцио никак не мог понять.

- Нет. Леонардо тяжелый человек. Его неприятно копировать.

- Неприятно? удивился Констанцио.

- Слушайте, синьор Констанцио Мы же можем отсюда выйти? Поедемте ко мне, я вам кое-что покажу.

- Думаю, да. Может, вам уже пора и выписываться. Здесь скучновато. Пойду поговорю с врачом, а вы пока собирайтесь.

- Нет, я не хочу выписываться! Мне здесь очень хорошо. Кормят вкусно. Медсестры услужливы. Осталось только мольберт сюда принести, и все будет прекрасно. Но чтоб выход был свободный.

Констанцио выяснил у врача, что палата Донича со всеми услугами оплачена на неделю вперед, так что эту неделю он может жить здесь и свободный проход тоже можно оформить.

Квартира Донича была светлой и просторной, но захламленной. В отличие от жилища Алисии, это был обычный холостяцкий бедлам, где на столе у мольберта стояли недопитые чашки кофе, грязные тряпки, смятые салфетки, дырявые носки, кисточки и палитра. Холст на мольберте был чист, а в углу, лицом к стене, стояло несколько картин.

- Располагайтесь, синьор Констанцио. Сейчас я кофе сварю. Коньяк еще остался. Кофе я варю так себе, до Алисии в этом деле мне далеко, но как умею.

- Что вы хотели мне показать, месье Донич? Показывайте, кофе подождет.

Зазвонил телефон. Звонила Алисия, ее голос был возбужден и звонок, так, что Констанцио слышал все, что она говорила.

- Донич, я так и знала, что ты дома. А они говорили, что ты в больнице. Ты читал сегодняшние газеты? Ты видел фото?

- Нет, еще не читал. А что за фото?

- Оо, я лучше зайду к тебе. Через полчаса. Ты работаешь?

- Ну, в общем, да, работаю. Мы тут с Констанцио как раз тебя вспоминали.

- Меня? В каком смысле? голос у Алисии вдруг слегка изменился, притих.

- В смысле кофе. Ты варишь лучший кофе в мире.

- Ах, кофе - разочарованно протянула она. - Ну, приду и сварю, конечно. Жди, скоро буду.

Донич положил трубку.

- А вы читали газеты, синьор Констанцио? Что там такое?

- Нет. Я купил их и принес вам в больницу. Прочесть не успел. Они там так и остались, на вашей кровати

- Ладно. Кофе нам сварит Алисия, а я вам сейчас покажу одну вещь.

Донич взял первую картину из стоящих в углу, поставил на мольберт и развернул к свету. Это было довольно большое полотно, примерно метр на полтора. На нем мифологические персонажи, большей частью девушки, резвились в лесу. Констанцио узнал стиль Боттичелли.

Лес был густой и пышный, в ветвях виднелись птицы, под кустами зверьки, но взгляд притягивала центральная фигура, и это была все та же Венера. Это было продолжение Весны, только природа была более обильна зеленью и живностью, Хариты рассредоточились по поляне в веселом танце, Меркурий обнимал Евфросину, и вообще, по сравнению с Весной, персонажи были более раскованны и жизнерадостны, однако все так же парили над землей, едва касаясь ее пальцами ног, и лица их выражали все то же невинное блаженство. И эти линии Боттичелли, трепетные и нежные, и в то же время уверенные и точные, эти изящные и плавные движения, эти легкие одежды, этот воздух создавали изумительную гармонию леса и его мифических обитателей. Картина была прекрасна.

- Ну как? спросил Донич.

- Я думаю, это Лето, - задумчиво произнес Констанцио.

- Вы угадали. Лето. Понимаете, у Боттичелли есть Рождение Венеры, где она еще совершенно неземная, смотрит внутрь себя. Даже трудно представить, как она сделает шаг, настолько она кажется эфемерной, неустойчивой. Есть Весна, где Венера уже обжилась, надела сандалии и пришла в сад. И есть Осень. Помните эту жуткую картину? Осень или Аллегория чрезмерного употребления вина. Венера собрала свою жатву, устала и потеряла сандалии. Путти потеряли крылышки и превратились в пьяных уродцев. Ну, в общем, поздний Боттичелли это совсем другой человек.

- Я понял. Лета у Боттичелли нет. И вы решили восполнить этот пробел. Что ж, вам это прекрасно удалось, месье Донич. Вы на днях говорили, что желаете домик на побережье? Вот вам и домик, картина того стоит.

Донич вдруг нахмурился, сел на стул и стал вертеть в руках кисточку.

- Вам нравится в Париже, синьор Констанцио? спросил он после некоторого молчания.

- Да, - быстро ответил галерейщик и сам удивился этой быстроте. Ну, скорее да, чем нет. Я здесь слишком мало пробыл, чтобы понять как следует. А вам?

- А мне нет. Да, я хочу домик на побережье, но без роскошеств. Расскажу вам историю из детства. Мне было лет восемь, и мы с родственниками арендовали большую виллу у моря. С нами были дядья и тетки и двое племянников, мальчик и девочка. Они были младше и все время цеплялись ко мне, хотели со мной играть, а я хотел от них отделаться, мне с ними было неинтересно. И я сбегал от них на пляж и забирался подальше, за большие камни, чтобы они меня не видели. Никто меня там не видел. Я играл там один, искал крабов, строил им домики из камешков и веток, лепил город из песка. Мне было хорошо У меня перед глазами до сих пор стоит тот пляж. Скалы, клочки сухой травы в дюнах, ветер, запах моря, свободное одиночество Мне не нужна роскошь, я хочу вернуться в то состояние свободы

В дверь позвонили. Ворвалась Алисия в клетчатом пальто и длинном шарфе с газетой в руках. Газета уже была развернута на нужной странице.

- Вечерний Париж пишет о тебе, Донич! Смотри! Твое фото, конечно, страшненькое, но фото рисунков нормальные, все можно разглядеть. О, здравствуй, Констанцио! Ну что, ты уже устроил свою галерею? Нашел место? Кого ты там будешь выставлять? Донича?

Констанцио подумал, что с этими заботами о Дониче про свою галерею он совсем забыл. И заниматься всеми этими делами ему сейчас совсем не хочется. Ему хочется говорить с художником. Кажется, вот он сейчас расскажет еще одну историю, и Констанцио наконец поймет, что нужно делать. К счастью, Алисия увидела картину на мольберте и забыла о своих вопросах.

- Ого! Вот это я понимаю полотно. Масштаб. Не то, что те набросочки. Вот это шедевр. Большой, настоящий Боттичелли.

Алисия ходила вокруг мольберта, рассматривая картину с разных углов.

- Хотя Весна побольше. Она же два на три, насколько я помню. Правда, Констанцио?

- Алисия, не мешай. Я читаю, - сказал Донич. - Ты обещала кофе сварить. Он там, на полке, ты знаешь.

- Читай тогда вслух.

Алисия собрала грязные чашки со стола и ушла на кухню. Донич стал читать.

- Эти рисунки, которые вы видите на фотографиях, мы случайно обнаружили вчера в антикварном магазине месье Шульца. На первый взгляд, они очень напоминают руку великого Пабло Пикассо. Возможно, эксперты со мной не согласятся, но я бы принял их за настоящего Пикассо без всяких сомнений, если бы не знал точно, кто их автор. Эти рисунки выполнены никому не известным художником, недавно объявившимся в Париже. Его фамилия Донич, и он страдает психическим расстройством. Мы не смогли больше ничего о нем узнать, поскольку на наших глазах Донич устроил погром в магазине Шульца и был увезен в психбольницу в карете скорой помощи. Месье Шульц любезно показал нам рисунки, однако не стал отвечать на вопросы о том, кто такой этот Донич. Но его работы и так говорят о многом: он гениален, этот сумасшедший художник. В ближайшее время мы собираемся взять у него эксклюзивное интервью специально для читателей нашей газеты. Следите за новостями, и мы расскажем вам больше. Подпись: Бертран Блез.

Констанцио взял газету из рук Донича. На фотографии в верхнем правом углу страницы художник машет кулаком перед зеркалом в лавке. Его снимали из окна витрины, так что разглядеть лицо было невозможно, лишь темная фигура с поднятым подбородком и взметнувшейся рукой. А фотографии эскизов, которые Донич принес вчера в лавку, были четкими. Очевидно, что Шульц позволил фотографу спокойно сделать снимки.

- Он гениален, этот сумасшедший художник! Донич подскочил со стула. А, синьор Констанцио? Вечерний Париж желает взять эксклюзивное интервью у сумасшедшего художника! Потому что этот сумасшедший художник гениален. Как он там выразился, этот репортер? Донич отобрал у Констанцио газету и зачитал: - Его фамилия Донич, и он страдает психическим расстройством. Но я бы принял его за настоящего Пикассо без всяких сомнений. Потому что он гениален.

Донич подошел к мольберту, снял с него Боттичелли и аккуратно поставил картину в угол. Затем он схватил кусочек угля и начал быстро рисовать на чистом холсте.

Алисия принесла кофе, села рядом с Констанцио, протянула ему чашку.

- Как у тебя дела, дружок? спросил ее галерейщик.

- Хорошо. Дела идут. А кстати, Берти Ну, то есть, как там его - Алисия взяла газету. Бертран Блез, репортер, он сказал, что готов взять интервью у Донича в любое время, хоть сегодня. Он хотел со мной прийти сюда, но я подумала, что это несколько бестактно.

- Берти гмм - закашлялся Констанцио. Ты с ним уже на короткой ноге, дружочек? Быстро. Все происходит быстро. Кофе замечательный. Впрочем, как всегда у тебя.

Разговаривая, Констанцио завороженно следил, как Донич машет углем по холсту. Вот уже внизу наметилась изогнутая фигура с большой грушевидной головой. Вот резкой диагональю пошли прямые линии перила моста. Констанцио узнал знаменитый Крик. Только руки у персонажа были не прижаты к ушам, как в оригинале, а подняты над головой.

- Так что, Констанцио? Что мне передать Бертрану? Когда мы устроим интервью?

- А Бертран это тот, кто повыше, или тот, кто потолще? Констанцио вспомнил двух типов, ошивавшихся вчера возле лавки Шульца.

- Тот, что повыше. Он репортер. Пониже искусствовед, разбирается в живописи.

- Думаю, интервью будет завтра. В больнице. Надо подготовить Донича. Надо выбрать, что им еще показать. Надо поговорить с Шульцем. Сейчас я ему позвоню, - Констанцио поставил чашку и поднялся со стула.

- Оо, я совсем забыла тебе сказать! вдруг воскликнула Алисия. Когда я выходила из гостиницы, портье спросил о тебе. Он сказал, что твоя жена оставила тебе записку.

- Записку? Марта в Париже? ошеломленно спросил Констанцио.

- Не знаю. Наверное, в Париже, раз есть записка. Позвони в гостиницу.

Констанцио направился к телефону и первым делом позвонил портье.

- Да, господин Констанцио, - ответил портье. Мадам заходила. Такая красивая молодая дама. Очень элегантная. Я даже хотел ей дать ключ от вашего номера, но она не взяла. Просто оставила записку.

- Пожалуйста, месье, прочтите мне эту записку.

- Сейчас, минуточку. Вот. Встретимся в четыре в кафе Россиньоль. Люблю. Марта.

- А где находится кафе Россиньоль, вы не подскажете?

- Это совсем рядом. От гостиницы направо, завернуть за угол и пройти один квартал. Очень хорошее кафе.

- Благодарю вас. Если Марта еще раз придет и попросит ключ, то, конечно, дайте ей. Спасибо.

Констанцио посмотрел на часы. Начало третьего. Время еще есть. Донич закончил с нижней частью холста и теперь углем закрашивал темную полосу пейзажа. Алисия нашла коньяк, разлила по рюмкам. Забрав свою рюмку, она уселась с ногами в кресло и просматривала газету.

Констанцио снова снял трубку телефона и набрал номер лавки Шульца. Антиквар был в приподнятом настроении.

- Все же гипнотизер сделал свое дело, синьор Констанцио. Все случилось, как мы хотели сумасшедший художник, неизвестный гений. Донич вчера принес шесть рисунков, два я уже продал за очень хорошие деньги. Как там поживает наш пациент?

- Он сейчас дома. Чувствует себя хорошо, рисует. Я от него звоню. Он вот прямо сейчас стоит за мольбертом. Завтра утром он будет в больнице. Мы перетащим туда мольберт, оденем его в пижаму и дадим интервью. Я буду присутствовать в качестве опекуна. И вот еще вопрос: та танцовщица Дега, что Донич принес вам пару дней назад, вы ее еще не продали?

- О, я и забыл о ней! Вот же она, картина, так и стоит под прилавком. Как же я мог так ее оставить?

- Не продавайте ее, господин Шульц. Завтра мы предъявим ее репортерам. Надо подобрать еще одну. Ну, хотя бы вот эту, над которой Донич сейчас работает. А рисунки можете продать все, они больше не понадобятся.

Донич отбросил уголь и отошел на шаг назад. Оглядев свою работу, он вытащил из ящика стола коробку с масляной пастелью, выбрал самый яркий красный оттенок и стал красить закатное небо. Сделав несколько жирных штриховок, он бросил пастельный карандаш и отвернулся от холста.

- Устал. Донич взял рюмку с коньяком и выпил одним глотком. Ну как, что скажете, синьор Констанцио? он кивнул на картину.

- Хорошо, ответил Констанцио. Только Крик какой-то у вас жизнерадостный. И руками над головой машет от счастья. Прямо не Крик, а Девочка на шаре.

- Новое прочтение старого сюжета, - высокопарно заявил Донич.

- Вы закончите ее сегодня?

- Может быть, попозже. Сейчас устал.

- Донич, давай я тебе небо раскрашу, - сказала Алисия из своего кресла.

- Нет. Небо тут самое главное. Его нужно сделать тщательно. Еще более выразительным, чем у Мунка. А мост, фигуры и пейзаж я красить не буду, пусть так останется.

Констанцио представил себе окончательный вариант картины и решил, что она ему нравится. Репортерам понравится тоже.

- Месье Донич, а могли бы вы показать те картины, что в углу? Если вы не закончите сегодня Мунка, то нам надо завтра показать что-то другое.

- Я закончу сегодня. А те картины как-нибудь в другой раз. Не хочу показывать их наспех. Ведь вы спешите, синьор?

Констанцио вошел в кафе Россиньоль без десяти четыре. Кафе выглядело очень прилично: интерьер темного дерева в классическом стиле ненавязчиво и со вкусом украшен растениями, посетителей немного. Констанцио не торопясь выбрал столик и с предвкушением хорошего обеда раскрыл меню. Не успел он взглянуть на первую страницу, как дверь кафе открылась и вошла Марта. Все посетители обернулись в ее сторону. Констанцио понимал, что совершенно естественно обернуться в сторону вновь пришедшего, однако ему было очень приятно видеть, что все наблюдают, как красивая Марта идет к его столику. Он подумал, что следовало бы купить цветы, но почему-то это не пришло ему в голову раньше. Констанцио встал, подождал, пока Марта снимет жакет, заключил ее в объятья и поцеловал.

- Марта здравствуй Я очень рад тебя видеть, моя милая жена

Констанцио задержал ее в объятьях чуть дольше, чем требовали приличия, и щеки ее слегка зарделись. Он снова обвел глазами зал, но посетители уже отвернулись, лишь пожилая семейная пара за соседним столиком рассматривала Марту оценивающими взглядами.

- Садись. Ты голодна? Рассказывай, как ты поживаешь.

Марта села за столик. Констанцио вдруг снова осознал, почему он на ней женился. У нее был изумительный художественный вкус. Темно-зеленая бархатная юбка, светло-розовая теплого оттенка блузка, маленькая нефритовая брошка под воротником, каштановые волосы нетуго собраны в узел на затылке Констанцио забыл, когда в последний раз с таким восхищением разглядывал свою жену. В домашней обстановке ее изысканность растворялась в суете дней, а в парижском кафе, опустив глаза и вертя в руке вазочку с белой розой, украшавшую столик, она выглядела очень живописно.

- Марта, я хочу, чтобы Донич написал твой портрет. Именно здесь, за этим столиком, в этой одежде, с этой вазочкой в руке.

Констанцио задумался, в стиле какого художника ему хотелось бы видеть портрет, но тут подошла официантка темно-серое платье и белый передник - и пришлось отвлечься.

- Мне так тревожно одной, - нарушила наконец молчание Марта. Ты уехал, в доме никого, на дворе ноябрь Холодно и грустно.

- Так хорошо, что ты приехала, Марта. Как раз сегодня наконец все стало более-менее ясно в наших делах. Дела идут успешно. Так что мы можем снять здесь квартиру, хорошую светлую квартиру с красивым видом из окна. Завтра с утра я занят, а после обеда пойдем и вместе выберем.

Марта опять опустила глаза и промолчала.

- Как там в нашем городе, какие новости?

- Новости? Ну вот, стало холодно А астры в палисаднике все еще цветут! Ветер, дождь, вчера утром даже снежок падал, а астры фиолетовые не сдаются, цветут вовсю, и листья еще зеленые Что еще? В парке перекрасили скамейки. Они теперь черные. И когда листья на них падают, то это выглядит очень ярко, особенно после дождя Торжественно и немного трагично

Марта подняла глаза на Констанцио, будто спрашивая, стоит ли продолжать.

- А, вот еще новость! Я перед отъездом зашла в пекарню купить булочек в дорогу, а наш пекарь Адам такой радостный! Песни насвистывает. Оказывается, у него дочь родилась. И он мне насовал в подарок по такому случаю целую коробку всякой всячины: булочек, бриошей, круассанов Они у меня с собой, хочешь? Марта потянулась к своей сумке и достала коробку с выпечкой, сладко пахнущую ванилью и корицей.

Первое волнение Констанцио сменилось некоторой растерянностью.

- Марта, в Париже тоже есть парки и пекарни. Мы с тобой сейчас пойдем погуляем. Сходим в Тюильри, в какой-нибудь музей. Тебе куда больше хочется: в Лувр или в Орсе? Тебе здесь понравится.

- Да, пойдем погуляем. Все равно куда. Но я хочу еще кофе и десерт. Здесь так хорошо, в этом кафе

Констанцио заказал кофе и десерт. Он вспоминал первые дни своего знакомства с Мартой. Они вместе учились в художественном училище, только на разных курсах. Она тогда неплохо рисовала, но ее работы были несколько старомодными. То было время экспериментов, вызовов, ярких пятен. А акварели с цветочками, которые писала Марта, не имели успеха.

- А почему ты забросила акварель? Да, я помню, что их не брали на выставки и не покупали, но просто, для себя? Живопись такое дело, сегодня модно одно, завтра другое. Может быть, твоим цветочкам уже пришло время?

- Потому что ты не взял мои акварели к себе в галерею Они до сих пор лежат где-то в ящике Да и вообще, я не деятель, я созерцатель, ты же знаешь Но ведь и ты раньше рисовал? А ты почему бросил?

Ответ на этот вопрос у Констанцио сформулировался сразу.

- Потому что я слишком люблю живопись

Констанцио отвел взгляд от Марты и заметил небольшую сценку. Из кафе вышла дама, официантка подошла к ее столику забрать посуду. Вдруг она воскликнула: Madame! Vous avez laiss!* Она схватила с подоконника белую сумочку, метнулась к вешалке, взяла зонт и выскочила на улицу. Несколько секунд помучившись с открыванием зонта, она побежала по улице, размахивая сумочкой. Серый Париж под дождем, ярко-зеленый зонт, темный силуэт бегущей официантки, белый передник и белое пятно сумки в ее поднятой руке

- Смотри-ка, дождь - заметила Марта. У тебя есть зонт?

- С собой нет. Есть в гостинице. Это совсем рядом, можем зайти.

- У меня есть. Нам хватит одного на двоих

После прогулки Констанцио вместе с Мартой отправился к Доничу. Надо было обсудить завтрашнее интервью, подготовить ответы на возможные вопросы. В комнате художника было пусто: мольберт исчез.

- Приходил помощник Шульца, забрал мольберт и Крик, отвез в больницу. Я картину закончил.

- Мсье Донич, надо придумать вашу биографию. Репортеры наверняка спросят, где вы родились, когда начали рисовать, у кого обучались мастерству. Правду говорить необязательно. Главное, чтобы было коротко, расплывчато и похоже на правду.

- Ну, тогда вы сочиняйте, Констанцио, а я буду поправлять, если мне что-то не понравится.

Марта сидела в кресле и разглядывала комнату.

- Месье Донич, позвольте посмотреть ваши работы? она кивнула на холсты в углу.

- Да, месье, покажите Марте Лето Боттичелли. Я бы тоже с удовольствием взглянул еще раз, - подтвердил Констанцио.

_____________________________________________

* Мадам! Вы забыли! (франц.)

Донич достал Лето и поставил холст на подоконник. Затем взял с полки альбом и начал карандашом набрасывать профиль Марты, рассматривающей картину.

- Ладно, начнем. Где вы родились? Судя по фамилии, где-то на Балканах. Ну, скажем, в Хорватии. Маленький городок вдали от моря. Родители среднего достатка, но как-то косвенно связанные с искусством. Очень косвенно. Например, ваша мать швея-модистка, придумывала фасоны для городских модниц. Отец служащий. Рисовать начали рано

- Какая скучная биография, - перебил Донич. Маленький городок, средний достаток, служащий и модистка... Нельзя ли придумать позабавнее? Может быть, я незаконный сын какого-нибудь болгарского князя? Мать не могла воспитывать меня в одиночку и отнесла ребенка в монастырь. Уединенный женский монастырь в горах А в монастыре коротала дни благородная дама, которая взялась за мое воспитание. Учила меня рисованию, музыке, танцам

- Дорогой месье Донич, если вам угодно быть княжеским отпрыском, то пожалуйста. Поскольку для репортеров вы пациент психиатрической больницы, то можете быть хоть кем: хоть болгарским князем, хоть румынским вампиром, хоть марсианином. Вам все сойдет с рук. Однако я, как вы знаете, не люблю эксцентрику

- Ну, хотя бы отцу можно придумать профессию получше. На модистку я согласен, а отец, например, пожарный или моряк

- Хорошо, сойдемся на моряке. Когда вы начали рисовать?

- В школе, потому что скучал на уроках. И от скуки просто перерисовывал в тетрадь все картинки из всех учебников, от геометрических фигур до портретов ученых

- Отлично. В дальнейшие подробности углубляться не будем. Что еще они могут спросить? Ваш любимый художник или стиль?

- По настроению. Сегодня один, завтра другой. И в зависимости от натуры. Донич вырвал из альбома лист с начатым рисунком и разорвал его на кусочки. Вот ваша жена для Боттичелли никак не подходит. Она уже из барокко Что скажете о картине, мадам? спросил он Марту.

- Мне очень нравится. Если это Лето и есть Весна, то должна быть и Осень?

- Вы не помните Осень? Сейчас я вам покажу. У меня где-то есть репродукция. Я купил ее специально, когда писал эту картину. В этой последовательности сначала идет Рождение Венеры, а потом уже времена года

Донич порылся на полках, достал лист с Осенью и протянул Марте.

- Как интересно Я никогда не видела этой картины Значит, есть Рождение, Весна, Лето, Осень Тогда должна быть и Смерть, некая финальная точка?

Донич с удивлением взглянул на Марту и задумался.

- То есть мне еще и Зиму надо написать? Совершенно не представляю, как это могло бы выглядеть у Боттичелли - Донич сел на стул, как тут же вскочил с него. - Да нет же! Представляю! Финальная точка у него уже есть. Абсолютно вписывается! Это Покинутая Глухая каменная стена, запертая тяжелая дверь. На ступеньках женщина, опустившая лицо в ладони. Разорванные одежды. Безысходность И лишь клочок неба в окошке над дверью и этот божественный золотистый свет, напоминающий иконопись, дает нам слабую надежду, что Венера вернется туда, откуда пришла Как красиво! Знаете, я уверен, что Боттичелли писал Лето. Но оно сгорело в кострах Савонаролы

Констанцио задумчиво смотрел на картину Донича.

- Месье Донич, мне в голову пришел еще такой вопрос. Репортеры могут полюбопытствовать Стиль каких художников вам копировать проще? Каких сложнее? Вот на мой взгляд, Боттичелли художник непростой, а вам прекрасно удалось уловить его линию

- Боттичелли очень эмоционален. Он писал, не особо раздумывая. Это чувствуется. Сложнее копировать тех, кто рассудочен и расчетлив. Потому что эмоции другого человека можно уловить легко, а мысли практически невозможно

- Очень интересно. Ну что ж, думаю, завтрашнее интервью будет прекрасным. Увидимся завтра в больнице.

- А кстати, я совсем забыл! воскликнул Донич. - Шульц просил передать через своего помощника, что завтра вечером он приглашает всех на ужин в ресторан. Отметим успехи нашего безнадежного предприятия.

- Всех это кого? Я надеюсь, репортеров не будет?

- Я не знаю, позвоните ему. Лично мне репортеры не помешают.

Констанцио позвонил Шульцу из гостиницы.

- Да, синьор, - подтвердил Шульц довольным голосом. Завтра в семь часов встречаемся в ресторане. Отпразднуем успех, поговорим о будущих планах. Кто приглашен? Да как обычно: вы, я и Донич.

- Господин Шульц, не возражаете, если я приду с женой? Ко мне Марта приехала.

- Прекрасно, приходите с Мартой. Тогда и я возьму свою жену. Будет, так сказать, семейный ужин. Может быть, тогда уж и Алисию позвать? Все же она не совсем посторонний человек в нашем деле Ну, разумеется, одну, без сопровождающих. Вот и хорошо, договорились. Я заказываю столик на шестерых. А кстати, синьор Констанцио, вы уже нашли помещение для своей галереи? Тут неподалеку от моей лавки сдаются в аренду комнаты для офиса или вроде того. Возможно, вам подойдет. Было бы неплохо, если бы наши с вами заведения были рядом.

- Отлично. Спасибо, господин Шульц, дайте адрес. Завтра после интервью непременно зайду посмотрю.

Утром Констанцио пришел в больницу пораньше и застал Донича в бодром, приподнятом настроении. Крик и Танцовщица стояли у стены, а на мольберте сиял белизной чистый холст. Медсестра принесла несколько оранжевых осенних цветов и поставила их в стакан. Все было готово.

Репортеры явились точно вовремя. Сначала они пофотографировали Донича возле мольберта, затем тщательно пересняли обе картины. Наконец Бертран Блез открыл блокнот и начал задавать вопросы. Конечно, вопросы были именно такими, как и предполагал Констанцио. Донич отвечал быстро и без эмоций, будто пересказывал заученный урок. Репортер досадливо морщился, пытаясь придумать какой-то каверзный вопрос, который бы вывел Донича из равновесия. Он предложил напарнику спросить о чем-нибудь художника, но искусствовед был поглощен разглядыванием Танцовщицы и Крика и интереса к биографии Донича не высказывал. Наконец Бертран Блез нашел подходящий вопрос для завершения интервью.

- Скажите, месье, в чем, по-вашему, цель искусства? В частности, живописи?

Донич вдруг оживился. Он подошел к окну, встал в картинную позу и театральным жестом отвел руку в сторону.

- Цель искусства, господа

И сделал паузу. Пауза тянулась долго, Донич стоял, замерев, с поднятой рукой. Репортер наконец не вытерпел.

- Ну, и в чем же?

Донич рассмеялся и опустил руку.

- Да ни в чем. Каждый в искусстве видит свое. Искусствоведы могут выдумать сколько угодно целей, что означает, что на самом деле ее нет. Просто художникам, и мне в том числе, очень нравится рисовать.

Констанцио был готов зааплодировать. Интервью удалось.

На улице светило солнце. После стольких холодных, пасмурных дней осень вдруг притихла и потеплела. По адресу, продиктованному Шульцем, находилось небольшое серое здание с вывеской Салон мадам Лопэ. На стеклянной двери висело объявление об аренде.

В окнах здания отражался расположенный напротив магазин модной одежды с тонкими изящными манекенами в стильных одеждах на витрине. Констанцио остановился перед входом. Он заметил на одном из подоконников салона ряд плюшевых игрушек, поставленных спинами к улице. Рыжая собака в клетчатой кепке сидела с краю, возле нее большой голый пупс, потом бежевый медведь с темными ушами, а между пупсом и медведем толстая белая собачка на коротких лапах была втиснута так, будто она мордой пыталась растолкать соседей, чтобы разглядеть что-то там получше. Общая картина в оконной раме изображала будто бы два мира кукол, неожиданно встретившихся в оконном стекле: отраженный мир бледных, томных манекенов равнодушно взирал на мир плюшевый, а детские игрушки глазели на витрину модного магазина с простодушным любопытством. Между мирами жила улица с мельтешением пешеходов и машин, а два этих контрастных царства замерли, пересекшись в раме витрины.

Констанцио нажал на звонок. Опрятная седая дама в очках впустила его внутрь. В ее сопровождении он осмотрел небольшое фойе, три просторных комнаты и маленький кабинет. Помещение напомнило Констанцио галерею в его родном городе, и его охватила легкая тоска.

- А кто такая мадам Лопэ? Что здесь был за салон? поинтересовался Констанцио. Они сидели в фойе на стульях, и теперь он мог видеть морды плюшевых зверей на подоконнике. С этого ракурса игрушки уже не выглядели любопытствующими. Наоборот, казалось, они скучали.

- Вывеску мы снимем в ближайшие дни. А мадам Лопэ испанка, ее фамилия Лопес, но вы же знаете, что французы все фамилии произносят на свой манер.

- И чем она занималась?

- Чем только не занималась. В дальней комнате мы еще не сняли черные шторы, там у нее сидела гадалка и предсказательница. Еще у нее была дама, которая делала привороты, заговры, всякое такое. А в третьей комнате принимал психотерапевт, очень интеллигентный месье. У него на стене висели дипломы в рамках. Сама она появлялась в салоне нечасто, но снимала квартиру в этом же доме на третьем этаже.

- А игрушки? Почему на витрине детские игрушки?

- Я толком не знаю. Они ими пользовались, даже психотерапевт. Возможно, игрушка в их работе представляла ту персону, с которой у клиента были проблемы...

- Вот как А дхов они вызывали? неожиданно для себя спросил Констанцио.

- Вот уж, извините, не в курсе. Но салон пользовался большим успехом, все они были мастера в своем деле, так что вполне могли и дхов вызывать. А вас интересуют дхи?

- Просто вдруг вспомнилось. Был я случайно один раз на таком сеансе

Констанцио смотрел на стены фойе, освещенные осенним солнцем, на улицу за окном, и чувство тоски становилось все сильнее. Вот повесит он здесь картины и будет так же сидеть, как сидел всю жизнь в своем городе. Да, это будут другие картины, здесь будут работы Донича, но сколько продержится его слава? Через несколько дней ажиотаж спадет, имя гения уйдет со страниц газет и о нем будут вспоминать только ценители и коллекционеры. А в эту его галерею будут заходить случайные туристы и скучающие бездельники, потому что это Париж, здесь и без его галереи есть где посмотреть хорошую живопись

- Так почему же салон закрылся? Если заведение было столь успешно?

- О, это долгая и очень запутанная история. Если рассказывать вкратце Один знаменитый актер вдруг влюбился в красавицу, дочь очень богатого бизнесмена. Он всячески искал ее расположения, но она его игнорировала. Тогда он пришел к мадам Лопэ. В салоне все прошло по высшему разряду, красавица актера страстно полюбила и они поженились. Однако девушка оказалась предприимчивой. Она выкачала из бедняги все деньги и подала на развод. Тогда несчастный актер снова пришел к мадам Лопэ и устроил скандал. В результате выяснилось, что красавица первой приходила в салон, и это он оказался жертвой приворота. В общем, начался судебный процесс. Мадам Лопэ проходила свидетельницей, ее финансовому положению ничего не грозило, но репутация была подмочена, так что она решила уехать. Не знаю точно, но вроде бы она переехала в Лондон.

- Какие интриги Вероятно, пресса перемыла косточки всем действующим лицам. Вы ведь совсем недавно повесили объявление об аренде, значит, эта история свежая? Странно, что в газетах я ничего о ней не читал. Все так быстро забылось?

- Нет, просто прессе было велено историю не освещать. Никаких заявлений, никаких интервью репортеры не добились. Суд был закрытым. Господин такой-то женился Господин такой-то развелся - вот и все, что появилось в газетах Ну так как, месье, вам понравилось помещение?

- Помещение хорошее, вполне подходящее, но

- Но что?

- Я вдруг засомневался, нужна ли Парижу еще одна картинная галерея. Дайте мне ваш номер телефона, мадам, я позвоню вам завтра и скажу окончательное решение.

Констанцио зашел в гостиницу, чтобы подготовиться к праздничному ужину. В комнате пахло духами, на полу стояли бумажные пакеты из магазинов с названиями фирм. Марта в новом платье вертелась перед зеркалом.

Пока Констанцио занимался делами, Марта с Алисией ходили по магазинам. Вчера вечером его жена пожаловалась, что не думала задерживаться в Париже надолго, не брала с собой нарядов и теперь ей не в чем идти в ресторан. Констанцио с радостью дал ей денег на покупки, понимая, что до ужина будет занят и Марте придется развлекаться самой. И сейчас, усевшись на кровать, наблюдал, с каким удовольствием она примеряет обновки.

Марта застегнула на шее золотое колье, собрала волосы в узел на затылке, закрепила гребнем и повернулась к Констанцио.

- Ну как?

- Великолепно.

Платье глухого, будто пыльного синего цвета было украшено широким поясом с золотой вышивкой и золотистой узорной каймой по краям широких рукавов. И колье, и каштановые волосы с гребнем, и темные глаза, сияющие радостью все в его жене было великолепно.

- Донич сказал, что ты из барокко, но сегодня ты из модерна. Только этот синий с золотым напоминает цвета фресок раннего Ренессанса.

- Платье от Жанны Ланвен. Это ее фирменный синий цвет. Так и называется синий Ланвен. У Алисии тоже очень красивое платье, черное. Она сначала хотела костюм от Шанель, но потом тоже соблазнилась на Ланвен. А после магазинов мы с ней зашли в кафе перекусить. И наблюдали такую сценку Возле кафе, прямо напротив окна, остановилась молодая пара, парень и девушка. У мадмуазель в руках была чудесная белая хризантема. Они разговаривали, слов было не слышно. Потом они стали ссориться, девушка резко что-то высказывала и махала руками. В конце концов она бросила хризантему на дорогу, развернулась и быстро ушла. И когда мы вышли из кафе, хризантема так и валялась возле сливной решетки, прекрасная, свежая, выброшенная Я не могла не поднять ее. Почему она должна была умереть вот так Я забрала ее с собой, вот она стоит. Красивая, правда? Ну вот, я вроде бы готова.

Констанцио встал с кровати.

- Марта Ты великолепна, других слов у меня нет.

Марта бросилась ему на шею, и парфюмерный запах весенних цветов волной окатил его. От резкого движения прядь волос выбилась из ее прически, и она снова побежала к зеркалу. Констанцио подошел к ней и убрал ее руку, поправлявшую волосы.

- Нет, оставь так

Ресторан оказался приличным, уютным и не слишком помпезным. Большие люстры, светлые шторы с темно-бордовым узором, несколько приятных пейзажей в рамах на стенах создавали ощущение респектабельности, а столики, поставленные достаточно далеко друг от друга, и удобные стулья предполагали комфорт.

Шульц с женой уже сидели вдвоем за столиком, сервированным закусками, и скучали в ожидании.

- Милый ресторан, здесь очень уютно, - сказал Констанцио после приветствий.

- Мне показалось, что настала пора собраться вместе, - ответил Шульц. Первые шаги в Париже сделаны успешно. Теперь мне хотелось бы знать, как вы видите дальнейшие перспективы.

- Давайте подождем Донича и спросим сначала у него. Вы уже заказали аперитив? Констанцио взял со стола открытую бутылку вина и посмотрел этикетку. Совиньон Блан. Отлично.

Официант, который стоял неподалеку и следил за столиком Шульца, быстро сорвался с места, забрал бутылку из рук Констанцио и стал разливать вино в бокалы. Налив четыре бокала, он выпрямился, посмотрел в зал и тут же стал наливать пятый. К столику быстрым шагом приближалась Алисия.

- Добрый вечер! Какие вы все шикарные! У нас сегодня торжество? А где же главный герой, задерживается? Очень рада всех видеть! Господин Шульц, мадам! Очень приятно!

- Ты тоже сегодня шикарна, дружочек Алисия. Платье замечательное, черный это твой цвет. Донич опаздывает, ждем. Есть ли у тебя новости по поводу его интервью? Что сказал репортер? спросил Констанцио.

- О, Берти сказал, что все супр, - Алисия произнесла слово супер на французский манер. Искусствовед в восторге от картин. Говорит, что можно их послать на аукцион, может быть, даже на Кристис. Интервью должно выйти сегодня, но вечерних газет я еще не видела.

- Супр Это они еще Боттичелли не видели. Но Боттичелли я им не отдам. Заберу себе в галерею, пусть сначала у меня повисит.

- Донич написал новую картину? Кстати, синьор Констанцио, вы смотрели помещение для галереи, о котором я вам говорил? поинтересовался Шульц.

- Да, у Донича есть несколько новых работ, но я видел только одну. Картина прекрасная, лучшее из того, что он написал. А помещение я посмотрел

Констанцио прервал фразу, потому что появился Донич. Художник сегодня, против обыкновения, выглядел импозантно. На нем был вполне респектабельный черный костюм, свежая рубашка и галстук. Вот только нижняя пуговица на пиджаке висела на одной нитке и готова была оторваться в любую минуту. Констанцио был впечатлен видом Донича и подумал, что пуговицу можно простить у любого человека может оторваться пуговица в неподходящий момент. В руках у художника был альбом для набросков.

- Здравствуйте, господа. И дамы. Извините, немного задержался. Алисия, а где твои друзья-репортеры? Не приглашены? Жаль. А я специально нарядился

- Берти заедет на автомобиле, чтобы забрать меня. Может быть, у него с собой будет фотоаппарат, а может, и нет. Не все же ходят в ресторан со своими орудиями труда, - Алисия кивнула на альбом.

Донич попытался пристроить альбом на стол, но там было мало места. В итоге он засунул его между своим бедром и подлокотником кресла.

- Я подумал: вдруг мне захочется порисовать. В необычной обстановке такое часто со мной бывает. Вот и взял альбом на всякий случай.

- Дамы и господа, раз все собрались, давайте выпьем - начал было Шульц, но Алисия прервала его.

- Ой, Донич, дай мне на минуту альбом и карандаш. Я вдруг вспомнила. Мне сегодня новая картина приснилась! Очень хочется набросать эскизик, прямо сейчас, пока не забыла.

Донич протянул ей альбом, но случайно задел локтем бокал Марты. Бокал опрокинулся, вино вылилось ей на платье. Марта ахнула, схватила салфетку, смахнула вино с колен, а потом вскочила и побежала в дамскую комнату.

- Марта, простите! Я нечаянно! закричал Донич и хотел было побежать за ней вслед, но сообразил, что этого делать не стоит. Тогда он стал извиняться перед Констанцио.

- Ну, ничего, ничего, бывает, - Констанцио утешал скорее себя, чем Донича. Это должно было когда-нибудь случиться. Я все ждал, когда же вы что-нибудь разольете.

- Платье такое красивое, я его испортил, - сокрушался Донич.

- За это вы напишете для меня портрет Марты. В кафе Россиньоль, примерно в четыре часа дня, чтобы свет падал так, как я хочу. В стиле барокко.

- Платье отчистится, - попыталась успокоить Констанцио мадам Шульц. Принесите его мне, я приведу его в полный порядок. Мои дети вечно что-нибудь пачкают, так что у меня уже большой опыт.

Констанцио решил сменить тему.

- Мадам Шульц, как поживает Грета? Сидит под домашним арестом и играет в шахматы?

- О, Грета, моя бедная девочка, - начала жаловаться жена Шульца. Она все время плачет. Мы отобрали у нее мольберт и краски, но она рисует в тетрадках. Вы, художники, просто помешаны на своем рисовании. Вот и Грета плачет и рисует В общем, мы решили, что ладно, пусть рисует, раз она без этого не может. И отдали ее в художественную школу.

- В обычную, нормальную художественную школу, - добавил господин Шульц, посмотрев на Алисию.

- Какое совпадение! воскликнула Алисия. И я тоже поступила в художественную школу. Преподавателем. Честное слово, мы с Гретой не сговаривались! Я просто увидела объявление. Но как было бы хорошо - Алисия осеклась и снова занялась своим рисунком.

Шульц помрачнел, но тут, к счастью, вернулась Марта. Хотя она смущенно пыталась прикрыть сумочкой большое мокрое пятно на платье, по ее лицу было видно, что она решила не расстраиваться.

- Ну что же, не пора ли нам наконец начать, - Шульц попросил официанта налить всем шампанского и поднялся с места. - Дамы и господа, наше маленькое предприятие делает первые успехи. И, судя по последним новостям, дела идут в гору. По этому поводу я хотел бы выразить благодарность всем участникам за плодотворное сотрудничество, и месье Доничу отдельно за его большой талант.

- Вы хотели сказать, гениальность, - пробормотал Донич.

- Да, согласен, за гениальность. кивнул Шульц. - И поскольку финансовое состояние нашего предприятия хорошее, и есть вероятность, что оно в скором времени станет еще лучше, я хотел бы узнать у вас ваши планы, ваши мечты. Расскажите мне о ваших мечтах, а я посмотрю, насколько они реализуемы в смысле финансов. Месье Донич, давайте начнем с вас. Чего бы вы хотели?

- Домик у моря, - кратко ответил Донич.

- Хмм Это смотря какой домик. Виллу на Лазурном берегу я вам пока не обещаю.

- Я не хочу виллу, я хочу обычный домик. Два этажа. Небольшой сад со старыми деревьями и кустами. И чтобы до моря пешком минут пять.

- Вы хотите уединения, месье Донич? поинтересовался Констанцио. - Жить вдали от цивилизации, чтобы никто не мешал вам работать? А может, вы собираетесь жениться?

- Нет, жениться я не собираюсь. И затворником я быть не собираюсь. Я буду путешествовать, если мне захочется. Буду приезжать в Париж. Разумеется, буду присылать вам свои работы. Просто я хочу, чтобы домик на побережье у меня был. И вы будете приезжать ко мне, когда вам наскучит столица.

В соседнем зале заиграл джаз-банд. Официант принес горячее и стал раскладывать по тарелкам. Все, кроме Алисии, принялись за еду. Наконец Алисия закончила рисовать в альбоме и подошла к Констанцио.

- Вот, смотри. Закатное небо. Последние блеклые краски заката на горизонте, желтого, чуть оранжевого цвета. Поле. Темное, синевато-зеленое, потому что освещения уже практически нет. И у горизонта пасутся две лошади. Контуры четкие вопреки перспективе, цвет яркий, красно-рыжий. Они склонили головы друг к другу. Что ты об этом думаешь, Констанцио?

- Ну, неплохо, - протянул Констанцио. Очень даже неплохо, дружочек. Хотелось бы, конечно, посмотреть на это в цвете, но идея вполне хороша. Как закончишь, приноси, повешу у себя в галерее.

- Кстати, о галерее, - сказал Шульц. Вам понравилось помещение?

- Помещение нормальное. Но

Констанцио вдруг пришла в голову странная мысль. Все эти месяцы ему казалось, что жизнь кружит его в своем водовороте. Все события разворачиваются без его ведома, непредсказуемо, а он просто участвует в них, реагирует на повороты судьбы. Но тут вдруг он понял, что всю эту историю инициировал он сам. Это он первым пришел к Шульцу с деловым предложением. Это он организовал ту самую выставку Пикассо в своем городе. Это он придумал вызвать гипнотизера, чтобы раскрутить Донича. Это он определил художника в психиатрическую больницу. И теперь именно он объявит всем, какими будут их следующие действия.

- В общем, как я вижу наши дальнейшие планы, господин Шульц. Донич уезжает в свой домик на море. Вы остаетесь в Париже и занимаетесь коммерческой стороной нашего бизнеса. Галерея в Париже не нужна. Выставок хорошей живописи здесь и так хоть отбавляй. Картины Донича для продажи можно вывешивать в вашей лавке. А я уезжаю обратно, в наш город. Там галерея с картинами Донича будет иметь гораздо больший успех. И на прибыль с нашего предприятия я смогу организовать хорошие выставки. Не самых великих художников, конечно, но достойных. Мы будем на связи. Летом будем встречаться на побережье в гостях у Донича. Если потребуется обсудить дела, приедем в Париж. А если у вас, господин Шульц, случится ностальгия по родным местам, то всегда рады видеть вас с мадам Шульц у себя.

Марта взяла Констанцио за руку. Он повернулся к ней.

- Тебе нравится такой план, Марта? Или ты хотела бы остаться в Париже?

- Нет. Я рада, что ты решил вернуться. Я даже не надеялась на такое счастье.

Джазмены заиграли блюз. Из глубины зала неожиданно появился Берти, репортер, и подошел к Алисии.

- Мадмуазель, разрешите пригласить вас на танец.

- О, Берти! воскликнула Алисия. У тебя есть с собой фотоаппарат?

- Он в автомобиле. Ты хочешь фотографироваться? Ты сегодня просто чудесно выглядишь.

- Нет, меня потом. Наш Донич сегодня необычайно респектабелен. Это редкий случай, ты его в таком виде больше не застанешь. Тебе срочно нужно его сфотографировать. Беги за фотоаппаратом.

Берти ушел. Донич стал расхаживать по залу с бокалом в руке, выбирая место для съемки. Наконец он остановился у зеркала и принял красивую позу.

Констанцио спросил у Марты:

- Ты хочешь потанцевать?

- Я бы хотела, но платье еще не просохло.

- Ничего страшного, не обращай внимания. Пойдем потанцуем.

Они вышли на площадку, где уже двигались в медленном танце несколько пар.

- Даже не верится, что все будет, как раньше, - сказала Марта. Мы приедем домой. Ты будешь работать в своей галерее. Я достану акварель. Мы заведем собаку.

- Нет, Марта. Никаких собак. Я не люблю собак, ты же знаешь.

- Ну, ладно. Заведем кота.

- И назовем его Пабло.

- Нет, назовем его Сандро.

- Тогда котов будет двое.