Я прилетел в Маринполис за день до удара. Поспал восемь часов, собрался и отправился на берег Меласы. Там праздник, народу тьма, над руслом не протолкнуться от прыгунов. На Марсе клаудджампинга нет, облака могут собраться и исчезнуть, пока вы готовите снаряжение. А вот от речной влажности всегда легко оттолкнуться и прыгать сутки напролет. На закате осени это самое веселье. Рыба нажирается налетевших листьев да лепестков, дуреет, начинает выскакивать из воды и петь. Поэтому день перед ударом зимы у марсиан называется днем поющей реки. Главное народное развлечение - носиться над водой и ловить рыбу руками.

Гуляние недолгое, всю летающую технику держат на низком старте - успеть в тепло до удара холода. А я за это время надеялся уйти в сторону от города на пару десятков километров . Поэтому, отталкиваясь от водяных брызг и раззявленных рыбьих ртов, побежал вниз по течению вдоль мощных скальных берегов и высокомерных дендритов.

На северные речные города зима падает стремительно и безжалостно, как стервятник на жертву. За считанные часы все обращает в полярное царство. Я не стал далеко отходить от берега в поисках укрытия. Нашел группу стометровых дендритов и забрался между стволов. Марсианская природа в этой части планеты черт пойми какая фантастика. Деревья к осени отстегивают глубокие корни и перемещаются ближе друг к другу. На их ветвях животные устраивают зимние квартиры. Строят гнезда поближе к питательным мешкам, которые вырастают за лето в нижней части стволов. Лесные твари стараются проводить зимовку подальше от реки, а мне, наоборот, хотелось получить место в партере - с обзором на русло.

Раскинул палатку, установил походный генератор, запитал его на концентрат водородного сырья и растянул обогревательную сеть. Все просчитал: семь квадратных метров смогу греть хоть до самой весны, а сырец для пищевого синтезатора возьму из запасов дендритов. Гиганту раз плюнуть прокормить и себя, и пару семейств травоядных. А под моей палаткой целых пять дойных коров с десятком питательных мешков каждая. Обустроенное жилище - альфа и омега хорошего путешествия.

Сквозь прозрачную стенку отлично просматривалось, как за какой-то час взбесилась река. Русло, километра два шириной, билось о скальные отвесы в попытке проломить их и выплеснуться на свободу. Ветряное крыло над рекой дотягивалось и до моего гнезда, настойчиво гнуло здоровенные стволы, палатка плавала, удерживая непродуваемые стены. За пологом ударило минус тридцать, но Меласа лишь сильнее бушевала. Словно под слоем воды бесконечно мчался взбешенный дракон. Ускорялся с каждой секундой ураганного ветра и обращал влагу в крошево льда. Оно фейерверками выхлестывало на многие мили вокруг, стремилось к небу, к зеленому с охряными мазками солнцу. Осколки замещали собой воздух, весь мир вокруг. Красиво зверски. Так и подмывало выбраться, но опасно, невидимый клинок удара уже висел над головой.

Есть древние сказки о превращении в камень от взгляда. Когда температура упала до минус пятидесяти, случилось что-то похожее. Непросто вообразить, как триллионы тонн обезумевшей воды разом каменеют. Хребет ледяного дракона вспучивается из стеклянного крошева, замирает, и одновременно грохочет взрыв. Удар заставляет скалы рычать и гулко стонать. Импульс подбрасывает все вокруг и затихает глубоко в лесу. Под жуткую какофонию мы с пятеркой дендритов подлетели, как балетные танцоры.Палатка перевернулась, до сих пор помню, как с силой зажмурил глаза. Не все дендриты выживают так близко к берегу, но свои я выбрал правильно, сцепленные ветвями, они рухнули на то же место. Вгрызлись укороченными корнями в почву и удержали палатку, как драгоценное яйцо.

Только стихла короткая череда подземных ударов, как я снова прилип носом к обзорной стене. Половина чудес терраформированного Марса в скорости перевоплощений от сезона к сезону. Обалденно даже в пустынях, которые тянутся тысячами километров между Великих рек. Пока я летал с деревьями и паниковал, чуть не проморгал последние аккорды зимнего марша. Снежно-ледяная шапка уже нахлобучилась на мой дом. После удара наст поднимается и застывает очень быстро. До дальних краев леса он, конечно, дорастает не сразу и не в таком великолепии. А вот у берега своды мгновенно вытянулись до половины моих дендритов. Снеговые нахлобучки на Марсе особенные, не такие, как сибирские сугробы на Земле. Внутри можно дышать, перемещаться, строить гроты и галереи. Я и мечтал выстроить зимний лабиринт и совершать далекие походы по белым тоннелям. После удара навалилась усталость, сил осталось только на полудрёму у наблюдательного поста. Деревья, мелкая растительность, разноцветные мхи на земле - все выглядело размытым, бликующим, как за толстым бутылочным стеклом с вкраплением пузырьков. Оно постепенно серело в вечернем свете, разбрасывало затухающие искры.

Череду дней у берега в деталях уже не вспомнить. Сначала все выглядело, как сбывшаяся мечта. За пять дней я выстроил сеть переходов до нескольких групп деревьев с угнездившимися там животными. Наблюдал за ними, вел записи, устраивал маленькие диверсии и следил за реакцией. Землянам трудно объяснить, как можно жить в брюхе гигантских сугробов: даже если их утрамбуешь, окажешься в норе без воздуха и света. На Марсе целая жизнь внутри воздушного молочно-белого стекла: ползешь по нему - оно хрустит, крикнешь - звук глохнет, посмотришь на солнце - проступает ледяная сеточка-кружево. Сама она прозрачная, снежинки в ней белые, а пространство вокруг плывет и затухает. Вот я и путешествовал на коленях, как снежный крот. С верхних уровней даже круче: распластаешься и смотришь за аквариумной жизнью разнообразных кракозябр, которые ближе к земле копошатся. Собирают коренья, перекладывают веточки в норке, иногда перебираются с этажа на этаж зимних квартир.

Твари на Марсе быстрые, зубастые, но в ледяных ходах не попрыгаешь, жертву нужно через хрустящую стеночку рассмотреть, унюхать и ход прокопать. А хищники - не хозяйственные, копают плохо. Чаще под снегом впадают в спячку. Я не сразу обнаружил, что у корней моих дендритов окопался марсианский полоз. Жутко умная, кошмарно злопамятная треугольная змеюка, почти не убиваемая. Имеет такие пятна-мозоли на теле - центры редупликации. Отрубишь голову, а из мозоли уже следующая лезет. Все думалось, вдруг и во сне новая голова проклюнется? Хоть я и защищен со всех сторон, но сама мысль неприятна. Наткнулся как-то на шестинога, зверюга с ротационными челюстями на каждой конечности. Очень быстрый и опасный, и, слава богам, что тоже в спячке. Но не о нем речь.

Была там одна прикольная семейка речных жителей - бобров. Завозили их с Земли при колонизации красной планеты, но те сильно изменились. У Великих рек запруды не построишь и не разжиреешь. Приходится быть юрким, иметь несколько плавников. Эти псевдобобры устраивают дома в скальных расщелинах, далеко не отплывают, а рыбу ловят мастерски. Зимой, конечно, там смерть, и они втягивают плавники в лапы и перебираются на берег. Стараются построить каменную крепость прямо между дендритами. И чтобы никаких прозрачных стен, даже щели латают мхом. Каменюки у берега добывают и терпеливо пропихивают сквозь туннели. Очень занимательно за ними наблюдать.

Однажды возвращался от бобров и наткнулся на чудную зверушку. С виду ну натуральный земной ленивец, разве что более волосатый, с той же сморщенной дружелюбной мордочкой, менее когтистыми и более короткими лапами. Двигается не ползком, а стоя, как медвежонок. Увидел меня, вякнул голосисто, пришлось выставить силовую решетку и медленно отползти. От незнакомого марсианского животного жди любых сюрпризов. Поэтому держал при себе охотничью трубку, но применять ее ни разу не приходилось.

С первой встречи ленивка, так я его назвал, прилип ко мне, как синий марсианский лишайник к голым пяткам. Встречался во время вылазок. Смотрел печальными раскосыми глазами из параллельных проходов сквозь ледяные стенки. Устроил себе балкончик над моими дендритами, сидел там часами и вякал время от времени. Позже стал таскать подарки: камешки, мороженные ягоды грибуска и стебли неизвестного мне растения. Я его сторонился, старался не трогать, ждал марсианских сюрпризов, а он рвался дружить. Поймал себя на мысли, что ленивка приучает меня, как дикую зверушку, а может, брачные игры затеял. Или готовит к съедению. Но рот больно мелкий, чтобы человека загрызть. Понемногу мы стали общаться. Скажешь ему что-нибудь, а он смешно кружится вокруг себя, мордой мотает. Подставляет бок, чтобы почесали, а когда чешешь, тарахтит, как большой кот. Ленивка взялся таскаться следом на любую вылазку, а когда от скуки меня тянуло на разговоры, морщил морду и выдавал короткие согласные звуки. Очень скоро я стал держать его за товарища.

В одно утро ленивка не появился. Перекусив синтезированным омлетом, я решил проведать своих любимцев псевдобобров, те должны были взяться за последнюю стену. Еще несколько дней, замуруются намертво и улягутся спать. Как обычно, натянул комбинезон, что-то вроде полярного скафандра, и выполз наружу. Путь привычный и недолгий. Уже приближаясь, заметил: что-то не так. Нет хозяйственной деятельности вокруг. Исчезло несколько крупных камней, а кусок стены словно провалился внутрь. Я забрался на верхнюю галерею и стал утрамбовывать снежную перину, чтобы протиснуться в проход, сделанный самими бобрами. В голове будто колокольчик прозвенел, требовал пробраться ближе к чужому жилищу.

Внутри, среди веток и камней, валялись окровавленные клоки шкур, жуткие черви внутренностей. Над кем-то еще верещащим копошилась знакомая золотистая с подпалинами шкурка моего ленивки. Вся в кровавых пятнах. Я отпрянул. Он обернулся, свободно держась на задних лапах. Лучше бы этого не видеть, успеть зажмуриться. Но увы. Ни дружелюбной мордочки, ни раскосых, с подводкой темного меха глаз. Вертикальная пасть. Туловище вывернулось и распахнулось от лба до задницы, из отростков верхних лап тянулись даже не когти - здоровенные лезвия. Земные атрибуты внешности ленивки сморщились и сместились. Оказались маскировкой на шкуре матерого хищника. Никогда подобного не видел. Накатила тошнота, и мозги буквально закоротило, одна мысль на повторе - беги! Примчался на карачках в палатку и запечатался намертво. Как сошла волна паники, твердо решил собираться и возвращаться в город.

Снаружи на дымчато-ледяном ярусе меня ждал ленивка. Сидел на задних лапах, вякал, а в передних держал замороженный плод айяги. Огромная удача найти такой крупный среди палой промороженной листвы. Мелькнула картинка, что видел плод в бобровых запасах. А может, и почудилось. Замотал головой, отступил, надеясь, что тварь уйдет. Но тот соскользнул с яруса и двинулся на меня, протягивая айягу, открывая меленькие симпатичные зубки. Натянул, значит, маскировочный халат и с подарком к закадычному другу. Все ближе и ближе. А у меня перед глазами вибрирует пасть с ошметками бобров между клыками. Отвратительно до дурноты. Отползаю и жду, когда распахнется.

Когда скручивает страх, настоянный на остром чувстве омерзения, а у пояса охотничья трубка, итог вполне предсказуем. Я убил ленивку. Разрезал лазерным лучом на куски и не могу вспомнить, как это случилось. Перед глазами только ледяные стены, впитавшие кровь, как губка. Багровые потеки в мутном стекле. Попытался ли он напасть, вывернул ли клыки и чудовищные лезвия? Не знаю. Четко помню, как бежал потом по замерзшему руслу в сторону города, а над белоснежными куполами на фоне водянисто-голубого неба проглянула стена Маринполиса. И такая невероятная радость, будто ворота в груди распахнулись.

Уже в гостинице нашел ленивку в каталоге редчайших животных Марса. Хищное млекопитающее с говорящим названием оборотник. Агрессивный и умный. Абзац в конце статьи врезался в память каждым словом: 'В трехлетнем возрасте оборотник может выбрать особь любого вида в качестве объекта импринтинга и полной преданности до конца жизни. Запечатлённый партнер - одна из причин сокращения численности оборотников в марсианских лесах'.

До сих пор не знаю, нашел бы я силы оставить такое рядом. Жизнь, разделенная на двоих, пошла бы по совершенно другому пути. Но больше я никогда не брал оружие в путешествие. Есть такое человеческое искушение - убивать "чужих".