Чаще всего ностальгия просыпается, когда понимаешь, что прошлому не вернуться...
И в сердце с каждым стуком все явственнее слышна тоска. Это она стучится в груди, как будто вежливо требуя, чтобы ей открыли дверцу души добровольно.
А иначе... все равно, войдет незваной гостьей и поселится на долгое, очень долгое время.
И ради избавления от этой сморщенной старушки, решившей, что можно жить во мне, как в бесплатном отеле, ищу себя бесконечно в сотнях и тысячах выражений. Перечисляю ошибки, которые вызубрила наизусть.
А потом сажусь, записываю их в лицах главных и второстепенных героев.
Так день превращается в страницу, жизнь - в книгу.
Так рождается рассказ о чернильной душе...
***
- Я войду...- робко переминается с ноги на ногу,- можно?
- Можно,- бурчу,- но осторожно.
- Что?
Улыбаюсь.
- "Можно" рифмовать не сложно.
До посетителя доходит только одно: странный народ эти писатели. Слава богу, отражается в его глазах, я нормальный. Я не такой, как они. Не такой, как все.
Улыбка моя становится чуть шире. Нетушки, ты тоже такой, незваный гость. Если, конечно, действительно пишешь. А если еще рифмоплет, то и говорить будешь в рифму...
Чуть внимательнее присматриваюсь к нему. Молодой еще, статный, неоперившийся, с сотнями заблуждений... хотя что спорить, я тоже молодая. Но по сравнению с этим мальчиком, чувствую себя древней пирамидой.
- Я это... того...- мнется, шапку теребит одной рукой. В другой - папку держит. Толстую, из добротной бумаги.- Почитать вам принес.
Молчу. Только бровь чуть приподнимаю.
- Друг вас,- запинается по-прежнему,- порекомендовал.
Понятно. Не захотел с этим цыпленком возиться и отослал ко мне, наврав, якобы я мэтр первой величины, великий критик и друг один из самых-самых. В общем, так расписал, аспид клятый, что по мне, наверно, мировая история плачет.
Продолжая улыбаться, говорю.
- Да вы успокойтесь. Водички попейте. А то колотит вас, ей-богу...
Паренек внезапно папкой об стол:
- А, была не была!
И превращается из нерешительного щенка в эдакого грозного волкодава.
- Я хочу, чтоб вы почитали меня!
- Я уже поняла,- мирно отвечаю и смотрю с доброжелательностью.
- Я трудился над ним целый месяц!- продолжает распаляться паренек.- Я страдал над ним! Кровью сердца, можно сказать, писал роман!
- Позвольте,- перебиваю его, невольно поглядывая на толстую папку,- а вы его потом переписывали?
Паренек уставился на меня.
- Зачем?!
Все с ним ясно...
- Мальчик,- мягко произношу,- думаешь, мне будет приятно читать то, что написано кровью?.. Я предпочитаю простые чернила.
- Да вы!..- кипит, очами сверкает.- Бездушные все! Смеетесь только надо мной!
Вздыхаю. Как все, однако, запущено...
- Даже если это так, почему ты решил, что кому-то будет интересно читать твой роман?
- Потому что...- слов не находит.- Потому что...
А в глазах уже вижу знакомый ответ: "Потому что это Я написал!".
- Потому что этот роман не пустышка,- выдавливает, наконец.- Кстати, меня Антоном зовут.
Хмыкаю. Какой интеллигентный. Только теперь догадался представиться. Если и в романе он лишь на третьей странице называет имя главного героя, то я его вообще читать не стану. Навру с три короба про хромающий стиль и неидеальный язык, а дальше - пусть катится колбаской, пока не научится планомерно строить сюжет, характер и образ...
- Это мой первый роман!- горячо продолжает Антоша, нервно расхаживая перед столом, за которым сижу.- И я хочу, чтоб его прочли, оценили!
- То есть,- усмехаюсь,- я должна не только прочитать, но и оценить?
- Ну, вы же редактор! Вы просто обязаны замечать молодые таланты!
Ах, вот что ему наплел про меня наш некий общий друг... подлец.
Беру папку, взвешиваю на ладони. Тяжелая. Страничек сто, не меньше.
На титульной - скромный псевдоним "Вилли Чмыхайло" и название "Мои мысли, моя жизнь, моя смерть".
С трудом удерживаюсь от того, чтоб не захохотать - едко и цинично.
- Значит, ты считаешь себя,- ничем не выдавая свое веселье, любопытствую,- молодым талантом?
Паренек мнется, глазки опускает, стесняется.
- Нет. Но... я ведь могу им оказаться?
- Откуда мне знать,- лениво пожимаю плечами.- Читателю до искр таланта как-то недосуг. Ему важно только одно: хорошо ты пишешь или плохо, достоверно или нет. Романом может быть даже пустышка, но если она вызывает катарсис, все равно, будут читать.
Антон мрачнеет.
- Но, уважаемая Катарина, этот читатель не хочет ни о чем думать!
- Я не Катарина,- резко отвечаю.
- Ой! Да... простите, Екатерина. Просто мою героиню Катариной зовут...
- Плевать,- хмыкаю, чем едва не вызываю у интеллигентного вьюноши обморок.- Ты сам что читаешь, дорогой мой? Неужто Достоевского?
- Н-нет...
- Или Толстого? Тургенева?
- Н-нет...
- Хоть Булгакова?
- Только "Мастера и Маргариту"... один раз...- лепечет.
- А что тогда много раз?
- Фэнтези. Хорошее. Детективы. Иногда.
- И после этого,- улыбаюсь снова,- хочешь сказать, что сам не принадлежишь к тем читателям, о которых с таким презрением говорил? Эстет...
Паренек сутулится, сжимается, чуть не дрожит.
- Я... я буду читать классику.
- Когда? Завтра? Дорогой мой, читай, что хочешь, пиши, что хочешь. Выбор богат.
Молчание.
- Но... мне ведь надо равняться на великих?- пытается нащупать верный путь Антоша.
Закрываю папку и отдаю ему.
- На великих, но не на мертвых. Живи сегодняшним днем, а не вчерашним веком.
Паренек уже не слушает - смотрит только на папку.
- Вы... вы не будете читать?
- Нет.
Паренек молча берет папку. Только губы поджимает.
- Не буду,- добавляю,- пока не заменишь псевдоним своим настоящим именем и не придумаешь название получше.
У Антона глаза чуть из орбит не вылезают.
- Так это только из-за псевдонима и названия?!
- Родной мой, ты просто еще не понял, как они важны. А пока что иди. Иди, иди. Напиши еще один роман. Тот, который, прежде всего, тебе хотелось бы прочитать.
На пороге кабинета приостанавливается и поворачивается ко мне.
- А все-таки, вы бездушны! Ничего в этом не понимаете! Ноги моей здесь больше не будет!
И с обидой бахает дверью.
Я не злюсь. Наоборот, мне весело.
***
- "Мои мысли, моя жизнь, моя смерть"?!- Тамара хихикнула.- Ты серьезно?! И псевдоним - Вилли... Чмыхайло?! Нет, никогда не поверю, что здравомыслящий человек способен до такого додуматься!
- Я тебе больше скажу,- наклонилась я к подружке ближе,- этот Чмыхайло еще и назвал меня бездушной. Он заявил, прикинь, что я ни фига в этом не соображаю. И гордо ушел, помахивая своей чудовищной папкой.
- Непризнанный гений!- ехидно прокомментировала Тамара.- Кстати, я тоже кой-чего написала. Почитаешь?
Мы расхохотались.
- Ну, а все-таки,- чуток успокоившись, уже серьезно предлагает Тамара,- может, и правда, Кать?.. Мы ведь подруги. Уж меня ты по любому можешь критиковать. Все равно, не обижусь!
Я не успеваю ответить - звонит мобильный. На экране высвечивается имя старого доброго знакомого коллеги.
- Да, Дима.
- Ну, и как тебе шедевр мировой глупости,- лениво осведомляется он,- этого Чмыха?
- Ах, вот кто мне его подсунул! Ну, спасибо, удружил!
- Но, согласись,- протянул мерзавец,- тебе было весело. Во всяком случае, я хорошо представляю, как ты измывалась про себя над этим беднягой. И не жалко, а?.. Небось, места себе сейчас не находит.
Под его грубоватый хохот я окончательно развеселилась.
- Тебе не жалко, так почему должно быть жалко мне?
- Ну, ты же все-таки не бездушная, в отличие от меня...
Я переглядываюсь с Тамарой.
- Вряд ли. Чмых, во всяком случае, так не думал.
Еще немного поговорив, мы с теплыми интонациями распрощались.
- А кто такой Дима?- поинтересовалась Тамара.- Ты раньше ничего о нем не рассказывала.
Улыбаюсь.
- О, это невообразимое существо. Когда я только-только начинала писать, и мне жизненно хотелось похвалиться своим первым стишком, я пришла к нему.
- И он разнес тебя в пух и прах,- закончила Тамара.
- Не угадала. Он заставил меня посетить еще с десяток "специалистов" по литературе. Он посылал меня снова и снова, пока я не поняла одну вещь.
- Какую?
- Дима слишком добр, чтобы сказать "нет". Но и "да" ему говорить не хочется.
- Увертливый товарищ,- сделала вывод Тамара.
Я вздохнула, откладывая мобильный подальше.
- Все мы становимся такими, когда прозреваем. Однажды и я направила к Диме одного рифмоплета. И Диме тоже было очень весело слушать его стишки. Потом он сделал скорбное лицо:
"В истинной литературе я ничтожен и жалок. Но есть один человек, который сможет их по достоинству оценить".
И Дима послал рифмоплета к еще одному коллеге, который не постеснялся выразиться матом. Уж этот врезал "пииту" даже не на три, а на целых пять этажей.
- Грустно,- вздохнула Тамара,- почему все-таки самому нельзя сказать автору, что =произведение недоработано? Почему обязательно отсылать к другому человеку? Чтобы тот покрыл трехэтажным матом все и вся? Не понимаю. Можно ведь найти подход.
- Можно.
- Тогда почему?..
Я прикрываю глаза. Вопросы, вопросы... и ни одного ответа. Только память услужливо подсовывает эпизод. В ушах начинает звенеть от тогдашнего крика: "Ты не человек! Ты червь!"...
- Кать, что с тобой?
Голос Тамары развеял чары прошлого. Я поспешила открыть глаза и придать им веселое выражение.
- Все в порядке.
- Ты как-то побледнела...- с сомнением покачала головой Тамара.- Даже подумала, что вот-вот упадешь в обморок. Не высыпаешься?
Я быстро кивнула. В принципе, я и правда не высыпалась. Особенно, в последнее время.
- А я тебя еще загрузить хотела!- всплеснула руками заботливая подружка.- Прости...
- Не извиняйся. Все в порядке.
- Может, пойдешь к себе, выспишься?
- Хорошая мысль,- я поднялась и послала Тамаре воздушный поцелуй.- Пока.
Дверь еще долго скрипит после моего ухода.
***
Я никогда не думала, что могу испытывать боль. Я так долго убегала от нее...
А надо же, испытала. Когда услышала этот яростный вопль: "Ты червь!".
Единственный, с кем мне хотелось бы прожить всю оставшуюся жизнь...
Неповторимый, благодаря своему шарму...
И он посчитал меня бездушной, когда я выложила ему все то, что думала о его опусах.
Мне казалось, ему важно было услышать правду.
Оказалось: ему важно было услышать похвалу. Только и всего.
С тех пор я ненавидела литературу.
Но что толку от этого, если теперь он ненавидел меня?
И главное: понимаю, что об этом вспоминать не нужно. Никогда. Лучше забыть и отпустить.
А все равно, болит. Снится. Стучится в груди.
Звонок в дверь я попросту не услышала. Но упорный посетитель не унимался. В конце концов, он нажал на ручку. Надо же, я забыла закрыть дверь...
- Кать?..
Димкин голос.
- Ты дома?
Я молчу.
Наконец, он находит меня в шкафу и отшатывается.
На моих щеках не было слез. Но и они так не испугали бы его, как чернила.
- Катька, ты что делаешь?!
Он попробовал вытащить меня из шкафа. Я не сопротивлялась.
- С ума сошла?- бессильно пробормотал Дима. И поволок меня в ванную.
Только под холодной водой я немного пришла в себя. Не замерзла лишь благодаря злобе, которая согрела меня лучше полотенца. Я швырнула его прямо в лицо "спасителю".
- Эй!- возмутился мой гость, отдирая от себя полотенце.- А где благодарность?!
- Ты!- вскипела я.- Еще ждешь, что я скажу: "Спасибо" и брошусь на твою шею?!
- Нет,- нагло заявил Дима.- Я жду извинений. Моральный ущерб, сама знаешь...
- Да что ты знаешь о морали, дружок?- с горечью отрезала я, усаживаясь на краешек ванны.- Еще прикинься оскорбленным, несчастным. Ах, ах, я уже плачу. Мистер невинность!
- А ты у нас тогда кто, мисс?- хмуро осведомился друг.
Я немного протрезвела. И еле узнала свой голос.
- Никто.
Дима задумчиво посмотрел на меня, хмыкнул.
- Хорошо, мисс Никто. Но я пришел к милой Кате. Мне хотелось бы с ней поговорить по душам.
- Ты еще не понял?- слабо усмехнулась я.- У меня нет души. Нет друзей. Нет родных.
- А я? И эта, как ее? Тамара?
- Тамара? Ты?- я фыркнула.- И она, и ты порвете со мной, как только я укажу хотя бы на единственный недостаток в ваших опусах. Порвете и гордо назовете меня так же, как этот Чмыхалов. Вы дружите лишь до тех пор, пока вам хорошо со мной.
Заметив, как Димка пятится к двери, я расхохоталась.
- Вот и теперь ты уходишь! Хочешь сбежать от моих слов. От меня. Тебе не нужна настоящая Катя. Тебе нужны лишь поклонницы, дуры, которые будут хохотать над твоими идиотскими шуточками!
Внезапно Димка переменил свою стратегию. Быстро подошел и закрыл мой рот. Поцелуем.
- Катя мне нужна,- тихо произнес он, также неожиданно отстранившись.- Катя и больше никто.
Я ошеломлено молчала. Не упала в ванную лишь благодаря крепкой руке Димки.
Машинально глянула на его пальцы и обнаружила, что они испачканы чернилами.
Проследив за моим взглядом, Димка тоже улыбнулся.
Ох уж эта его улыбка...
Не умеющая жалеть, говорить "нет" и "да". Не умеющая лгать...
И в чем-то похожая на мою.
***
Магазин свадебных нарядов. В зеркале отображаются две высокие, стройные, молодые.
- Кать, почитай, все-таки.
- Тамара, у меня свадьба на носу!
- А я написала как раз... о тебе. О твоей свадьбе.
Изумленно гляжу на подружку. Выдавливаю.
- Но... ты же знаешь, я не читаю друзей.
- Почему?
- Потому что...- я глубоко вдыхаю.- Потому что не хочу их потерять.
- Потерять?- Тамара ничего не понимает.- Разве я не говорила тебе, что не обижусь?
- Все так говорят.
- Я говорю правду.
Наконец, беру папку Тамары. Смотрю на ее имя, старательно вычерченное карандашом. Название уже знаю.
Ну конечно, "Чернильная душа"...
Смотрю на Тамару.
- Ты, правда, не обидишься?
- Нет,- и улыбается.- Разве я бездушная, как этот Чмых?