Аннотация: Рассказ о том, куда порой могут завести жестокость, глупость и детская наивность.
Чудовище
1 января, 2000 год
Мона шла по пустому переулку. На её плечах был портфель, в который она сложила всё самое необходимое. Когда она вылезала из разбитого окна запертой комнаты, то чуть не выронила в лужу пачку денег, перемотанную тоненькой резинкой для волос. Эти украденные из ящика отца деньги были отложены на первый месяц проживания у Саида. Около двух недель назад, когда Мона возвращалась из школы домой, Саид остановил её около пешеходного перехода. Это был высокий мужчина со смуглой кожей и короткими тёмными волосами, напоминающий своей внешностью индуса. Он остановился возле Моны, пока светофор готовился показать пешеходам "зелёный", и сказал ей о том, какая она красивая. Мона действительно красива: у неё длинные густые волосы, худенькое телосложение, красивые женственные руки, большие серо-зелёные глаза и ровные белые зубы. Она тоже была смуглая и, быть может, поэтому Саид обратил на неё своё внимание. После того как они перешли с одного тротуара на другой, Саид взял Мону за руку и сел перед ней на корточки.
- Как тебя зовут? - спросил он.
- Мона, - ответила она.
- Красивое имя.
- Нет, оно жестокое.
- Почему ты так думаешь?
Мона ничего не ответила. Она всю свою пятнадцатилетнюю жизнь находилась под строгим наблюдением вечно пьяного отца. Он часто бил её ремнём, запирал в комнате на ключ, морил голодом и приводил в старую разваливающуюся коммуналку, где они жили, разных женщин, которые наутро уходили и больше не возвращались. И как только у Моны появлялись друзья, которые пытались помочь ей выбраться из "колонии" отца, они тут же оказывались под взмахом его ремня, после чего они старались держаться от Моны подальше. Она не могла ни с кем общаться, потому что обрекала своего собеседника на неприятности. Но Саид был примерно такого же возраста, как и её отец, поэтому разговаривать с ним она не боялась.
- Мона, мне кажется, что ты несчастна. Скажи, я прав? - продолжил Саид.
- Да. Вы правы, господин.
- Меня зовут Саид.
- Хорошо, господин.
- Почему ты называешь меня господином?
- Мой отец приучил меня так его называть.
- Меня ты можешь звать просто Саид. Хорошо?
- Хорошо.
- Скажи, Мона, тебе нравится жить с отцом?
- Нет.
- Почему?
- Потому что он настоящее чудовище.
Саид встал и повёл Мону к ближайшей скамейке. Они присели.
- А ты хочешь жить вдали от своего отца и зарабатывать собственные деньги?
- Да, хочу.
- Ты уверена?
- Пока ещё не знаю.
Саид написал на клочке бумаги, вытащенной из внутреннего кармана пальто, адрес и цену за проживание.
- Первое время поживёшь бесплатно. А потом начнёшь платить раз в месяц за комнату. Договорились?
- Но я не могу просто взять и уйти. У меня нет денег даже на жвачку, - Мона недоумённо посмотрела на Саида. - Чем я буду питаться?
- Я буду тебя кормить, пока ты не начнёшь сама зарабатывать.
- И когда мне можно к вам приехать?
- Когда захочешь. Но запомни: если ты приедешь ко мне, обратного пути уже не будет.
- А как же я буду зарабатывать? Что я буду делать?
- Увидишь, - ответил Саид, улыбаясь.
Мона замёрзла, но в коммуналке с отцом было ещё холоднее. Она свернула листок с координатами Саида и положила в свой портфель. Спустя десять минут она вновь стояла в углу своей комнаты, повернувшись голой спиной к отцу. Пять ударов ремнём за то, что она задержалась после школы, и пять - за то, что не успела сварить пельмени. Она вцепилась ногтями в обои и начала громко плакать, издавая истеричные звуки. Пытаясь заставить себя хотя бы на мгновение замолкнуть, она прикусила нижнюю гуду до крови. Как только раздался свист десятого удара, она упала на колени и подумала о Саиде.
Когда начиналось новое тысячелетие, Мона в очередной раз загадала новогоднее желание. Она до сих пор верила в чудеса, несмотря ни на что. Но на этот раз она загадала несколько необычное для себя желание - новую жизнь. Жизнь у загадочного Саида, к которому она сбежит ранним утром первого января.
И вот сейчас, в первый день третьего тысячелетия, когда на улицах пустота, когда праздник немного приутих, Мона добиралась на такси до столь желанного адреса. Решающую роль в её уходе из дома сыграло любопытство. Никогда не знаешь, какой сюрприз уготовила тебе жизнь. Но если бы Мону ждал неприятный сюрприз, то, с вероятностью сто процентов, этот сюрприз был бы не хуже всего того, что произошло с ней за её коротенькую и никчёмную жизнь. Пять ударов за то, что задержалась из школы. Пять ударов за то, что не успела сварить пельмени. Десять ударов за то, что не вычистила все комнаты до блеска. Десять ударов за то, что влюбилась в мальчишку с соседнего подъезда. Двадцать ударов за то, что единожды случайно упомянула имя матери. Несчастная жизнь.
Когда такси остановилось на самой окраине города, возле старого высотного здания, выдержанного в готическом стиле, Мона подумала о том, что отныне всё будет по-другому. Иначе быть не может - об этом гласила надпись на входе: "Город других". Никто больше не будет избивать её каждый день. Никто не будет заставлять её варить пельмени. Никто не будет говорить ей о том, какая она странная, закрытая, глупая, наивная и неуклюжая. Сама мысль об освобождении из жестокой обыденности отца дарила Моне надежду на светлое, а, может, даже и на тёмное, но всё-таки - будущее.
Мона вошла в дом. На первом этаже был ресторан. Там никого не было, кроме официанта, болтающего с поваром. Со второго этажа и выше начинались комнаты. В общей сложности комнат было около пятидесяти. Скорее всего, раньше в этом здании находился отель или какая-нибудь гостиница. Немного поколебавшись, Мона выждала нужный момент и подошла к официанту с поваром.
- Простите, мне нужен Саид. Где я могу его найти?
Официант и повар переглянулись.
- Ты уверена, что тебе нужен Саид? - продолжил беседу повар, раскладывая хрустальные стаканы по своим местам.
- Да.
- Гм... ну ладно. Пойдём, я отведу тебя к нему.
Официант остался на месте, а повар с Моной зашли в лифт и поднялись на самый высокий этаж - тринадцатый. Там была всего одна комната, без номера. Изнутри послышался знакомый мужской голос. Это был, конечно же, Саид. Он сидел за своим столом, в кресле, обитом змеиной кожей, курил сигару и говорил по телефону. Он был одет в шикарный чёрный костюм, а из-под левого рукава блестели золотые часы. Когда повар ушел, Мона подошла к столу и села на рядом стоящий стул. Через минуту Саид заговорил с ней. Он улыбался, будто наступило что-то, чего он очень долго ждал и в чьём пришествии не сомневался.
- Ты пришла! Ну что ж, давай поговорим, - начал он.
- Кто вы? - спросила Мона.
- Я уже говорил тебе, кто я.
- А кто живёт во всех этих комнатах? И вообще, зачем вам столько комнат?
- Там, девочка моя, живут люди, которые работают на меня. И такое количество комнат мне нужно для того, чтобы они все могли уместиться в моём доме. Кстати, у тебя комната тоже будет.
Настала пауза.
- Вы сутенёр?
Саид рассмеялся во весь голос.
- Терпеть не могу, когда на людей вешают ярлыки!
- Это не ярлык. Это ваша профессия. Так ведь?
- Нет, девочка моя, это не профессия. Чтобы быть сутенёром, не нужно поступать в институт и заканчивать факультет сутенёрства.
- Значит, вы - сутенёр.
- Если тебе угодно, можешь меня считать таковым. Ну что, мы разобрались в моей сущности?
- Да.
- А теперь давай обсудим то, что тебя ждёт. Каждый день в ресторан на первом этаже заходят люди. Разные люди. Это может быть глупый юноша, бросивший школу, не доучившись до девятого класса, а может быть и пожилая дама, утратившая всякий интерес к жизни и желающая этот интерес заново отыскать. И все они заходят сюда не с одной, как тебе наверняка кажется, целью, - Саид сделал затяг и продолжил. - Они ищут не только физической близости, но и духовной. Им может просто не хватать общения, тепла, понимания. Твоя задача - дать им эти физическую близость, общение, тепло и понимание. Если же им нужно только зажать кого-нибудь где попало, то они проходят на пятьдесят метров дальше нашего заведения. Там как раз просто секс и продаётся. У нас же продаётся не только и не просто секс.
- А что ещё у вас продаётся?
- Душа. Если ты согласишься, то отныне будешь принадлежать только мне. Каждый твой шаг, каждый вдох и выдох, каждый глоток, каждая мысль - всё будет принадлежать мне. А ещё у тебя будет маленький дамский пистолет с одной пулей.
- Почему только с одной?
- Мало ли. Вдруг жить больше не захочешь...
Июнь, 2008 год
Марат постоянно приходил в "Город других". Он сидел за столиком, курил сигарету, что-то записывал на многочисленные листы бумаги и наблюдал за Моной. Он никогда не уходил из ресторана на первом этаже с кем-то - он всегда уходил один. Как-то раз, когда в здании устраивалась вечеринка по случаю Дня всех влюблённых, Марат "заказал" Мону. Они долго разговаривали. Об искусстве, о людях, о жизни, о любви - они говорили обо всём на свете. С того дня Марат стал платить за общение с Моной. Она не хотела этого, потому что, в сущности, ничего для него не сделала и даже дома у него ни разу не была. Но он всё равно платил, а она относила эти деньги Саиду, который отдавал ей двадцать процентов от заработка.
Марат был влюблён. На своих бесконечных листках бумаги он писал рассказы, а рядом делал небольшие иллюстрации к написанному. Он не любил пользоваться печатными машинками, компьютером и планшетами, поскольку считал умение писать своими руками, а не клавишами и мышью, за настоящий божий дар. Этому дару он был обязан не Всевышнему, а своей собственной богине - Моне. Марат надеялся на то, что её интерес к нему искренний, неподдельный. Надеялся на то, что она выслушивает его и любезничает с ним не только из-за денег. Он надеялся на очень многое. И вот, спустя восемь лет после одного освобождения Моне предлагают освободиться во второй раз.
Марат пришёл в одиннадцать часов утра в понедельник. Он сел за свой "собственный" столик, который всегда свободен только для него, и в очередной раз дожидался Мону. Когда она спустилась к нему, на его лице появилась взволнованность.
- Привет.
- Здравствуй. У тебя что-то случилось? - Мона заметила его обеспокоенное выражение лица.
- Я просто хочу у тебя спросить.
- Спрашивай.
- Тебе нравится так жить?
Мона молчала.
- Давай уедем, - Марат перешёл к главному.
- Куда?
- Всё равно! Хочешь на Кубу?
- Я никуда не хочу.
- Неужели тебе действительно нравится то, как ты живёшь?
- Да! Мне всё нравится! - Мона ударила ладонью по столу и продолжила: - Это моя жизнь! Мне надоело, что ты постоянно навязываешь мне образ жизни правильной девочки, которая закончила школу и поступила в престижный институт! Я не заканчивала школу и не поступала в институт, слышишь? Я ничего не умею! Что я буду делать на этой твоей Кубе?
- Ты трахаешься с теми, кого видишь впервые - вот, что ты умеешь!
Мона встала, подошла к Марату и ударила его по лицу. Потом ударила ещё раз и направилась к лифту.
- Прости меня! Прости! Я не это имел в виду! - Марат кричал ей вслед и пытался ухватить её за руку, но Мона всё время отмахивалась. - Да постой же ты! Я... я...
- Я умею делать только это, потому что никто меня больше ничему не научил! - наконец она остановилась. - Хотя нет. Отец научил меня бояться! Я каждую ночь вижу кошмары вместо обычных снов. Каждый раз, когда я слушаю плеер, вместо музыки я слышу стоны многочисленных женщин, которые делают то же, что и я. Каждый день, когда я ем еду, я чувствую вкус пельменей, которые в детстве варила каждый день. Каждое утро, когда я просыпаюсь, я плачу! - и в этот раз она заплакала.
Марат тяжело вдохнул кислород, которого ему так не хватало от всего услышанного, обнял Мону и так же тяжело выдохнул.
- А говорила, что тебе нравится так жить.
- Зачем я тебе? Посмотри на меня: сальные короткие волосы, мешки под глазами, ужасная худоба. Не удивлюсь, если у меня анорексия!
- Тебе надо начать питаться нормально. Ведь тут целый ресторан, где ты могла бы есть всё что угодно абсолютно бесплатно.
- Знаешь, что... уйди, пожалуйста.
- Подожди, как это? Ты прогоняешь меня?
- Да. Я больше не хочу, чтобы ты приходил сюда.
- Что за чушь?! Ты сама не понимаешь...
- ПОШЁЛ ВОН!
Все находившиеся вокруг люди отвлеклись от своих дел и стали наблюдать за Моной и Маратом.
- Просто уходи.
- Нет. Я никуда не уйду.
- Уйдёшь. И сделаешь ещё кое-что.
- Что?
- Скажешь, что ты больше не хочешь меня видеть, и скажешь, что ты никогда меня не любил.
Марат направил свой взгляд на неё и, ни разу не моргнув, ответил: - Я больше не хочу тебя видеть.
Сентябрь, 2008 год
Две тоненькие полоски кокаина, ровно высыпанные на чистое стекло, - на завтрак. Эти песчинки, как воздух, проникали в ноздри и впитывались в человеческий организм, как в губку. Мона была ужасно худой, но продолжала голодать. Её знобило каждый вечер и тошнило каждую ночь: вместо еды выходила какая-то кислота. А наутро опять "дурной завтрак" и не менее дурная работа.
- Цветы для Моны! Цветы для Моны! Уже шестой букет за эту неделю! - во весь голос кричала Саша, соседка Моны по комнате. - Кажется, у кого-то появился поклонник!
Мона сделала последнюю затяжку и выбросила сигарету в урну.
- Дай сюда! - она вырвала букет у Саши. - Опять красные розы! Как банально.
- Наверное, это от Марата! Как бы мне хотелось, чтобы меня тоже кто-нибудь любил.
- Да ладно тебе, брось!
- Он, должно быть, сильно переживал, когда ты прогнала его.
- Если честно, мне всё равно! - Мона усмехнулась и поставила цветы в вазу. - Эх, мы с ним даже ни разу не переспали!
- Ты шутишь?! Не может быть! - к их диалогу подключился Денис, один из помощников шеф-повара, который зашёл к ним в комнату, чтобы поставить бутылки воды в холодильник. - Он на протяжении двух лет приходил только к тебе, а ты с ним ни разу не спала?! За что же он тогда такие деньги отдавал?!
- Понятия не имею! - равнодушно ответила Мона. - Наверное, потому что глуп и наивен.
- Ой, какие мы жестокие... - заметил Денис с сарказмом. - Кстати, дорогая моя, Саид хочет видеть тебя.
- Где он?
- Пару минут назад был в ресторане. Сейчас должен быть уже у себя в кабинете.
Мона вышла из комнаты и пошла к Саиду. Как выяснилось позже, какой-то серьёзный и представительный мужчина захотел её, и именно он присылал ей букеты цветов. Саид сказал, что этот мужчина хочет заплатить очень большую сумму денег за Мону, и что он придёт уже сегодня.
Стрелки часов остановились на цифре шесть. Листья продолжали падать с деревьев, лёгкий ветер пошатывал открытую форточку, а люди продолжали заходить в "Город других". По пятницам здесь всегда много людей. И все они со своими вопросами и ответами.
Вдруг в ресторан вошёл высокий мужчина в джинсах и белой сорочке, с проседью в волосах. Его черты лица были очень знакомы Моне, а линзы какого-то непонятного цвета скрывали истинный взгляд. Он постоянно улыбался. Его выбеленные зубы складывали представление о том, что он настоящая звезда Голливуда. Из правого заднего кармана виднелся толстый чёрный бумажник, который дополна был забит деньгами. Это было настолько отчётливо видно, что Моне пришло на ум вытащить этот бумажник из его кармана и бежать прочь из этой "бордели для приличных и знатных". Но она принадлежала Саиду, который мог убить её в случае разочарования. Он отыскал бы её и заставил съесть подписанный восемь лет назад контракт, а потом вытошнить его. Саид был на многое способен. Особенно, когда его кидали.
Этот мужчина с набитым бумажником и был тем, кто хотел Мону. Он подошёл к её столику и протянул руку, даже не представившись. Мона посмотрела в сторону Саида, который пристально наблюдал за всем происходящим, стоя в углу. Он кивнул и показал Моне жестом, что всё в порядке.
Они ехали по узкой дорожке, где вокруг не было ни лица. Несмотря на то, что Моне хотелось узнать хотя бы то, как его зовут, она молчала. Но молчание продолжалось недолго.
Постель была мягкой, комната красивой, люстра хрустальной - будто в кино, где основные события разворачиваются в шикарном особняке. Мона лежала, укрывшись одеялом, и курила. Мужчина делал то же самое, но при этом почему-то улыбался. И спустя час после встречи они впервые услышали голоса друг друга.
- Мне понравилось. Ты хороша.
- Спасибо.
Настала пауза.
- Почему вы не говорите мне своё имя? - спросила Мона.
Он ничего не ответил и засмеялся.
- Почему вы смеётесь? Почему всё время улыбаетесь?
Он рассмеялся ещё громче.
- Как ты похожа на свою мать!
На лице Моны появился ужас. Мгновенно она выпрыгнула из постели и прикрылась своей одеждой, поднятой с пола.
- Откуда вы знаете мою маму?
Мужчина аккуратно снял линзы, отклеил бакенбарды, бородку и усы. После этого он встал с постели и внимательно посмотрел Моне в глаза.
- Тебе надо было чаще есть пельмени! - сказал он. - Вон, какая худая стала.
Внезапно у Моны разболелись шрамы на спине. Мужчина схватил Мону за шею и прижал к стене. Она заплакала.
- Дёшево я тогда тебя Саиду продал! Помнишь, в тот день ты опоздала из школы. Помнишь?
- Да... помню... - ответила она, всхлипывая.
- Ну что, доченька, скучала по мне?
- Ты болен! Отпусти меня!
Он ещё сильнее сжал ей шею. Она ещё громче заплакала.
- Я вот что тебе скажу, моя дорогая, - он стал шептать ей на ухо. - Ты такая же, как и я. Потому что я - твой отец, а ты - моя дочь. Кажется, в тот день, когда ты надумала от меня сбежать, ты назвала меня чудовищем, да? Отвечай!
- Да...
- Что?
- ДА!
- Так вот. Ты считаешь меня чудовищем. Скажи, а как можно назвать тебя, если ты наплевала в душу парню, который любил тебя и был готов увезти тебя отсюда подальше? Как можно назвать тебя, если ты за кокаин по трупам пойдёшь? Как можно назвать тебя, если ты, когда готовила мне обед, часто подкладывала в еду какую-то дрянь? Меня, родного отца, хотела отравить, да?
- Откуда ты... знаешь... про Марата?
- Я видел вашу небольшую сценку прощания, заснятую скрытыми камерами. У вас там, кстати, заведение ничего так! Вкусная еда в ресторанчике, камеры повсюду, комнаты просторные. Хорошо ты там, видать, устроилась.
Он оттолкнул Мону на пол. Она упала и поползла в сторону двери.
- Какое жалкое зрелище! И куда же ты собралась? Куда же ты пойдёшь? А?
Не надевая брюк, Мона нащупала в кармане пистолет. Как и обещано, всего лишь с одной пулей. В этот момент отец схватил её за ногу и потащил обратно. Она развернулась и, лёжа на спине, смеясь во весь голос, выстрелила прямо в голову.
Это было совсем не больно. Моне всегда казалось, что боль - неотъемлемый атрибут смерти. Но, видимо, это было ошибочное мнение. В миг, когда она направила пистолет на отца, что-то внутри сделало по-своему. Ей захотелось громко рассмеяться, чтобы он запомнил её смех. Она насмехалась над ним, потому что ей было его жаль. Но она больше не хотела жалеть его, и поэтому пуля полетела прямо ей в висок.
Почему она так поступила? Наверное, что-то внутри сделало по-своему...