Старый сторож долго блуждал между кладбищенскими оградками, пока наконец не окликнул меня:
- Вот здесь. Я думаю, этот тут.
Да, именно здесь. Я сразу же узнал эти добрые, немного грустные глаза, устремлённые с надгробного камня на меня.
Сторож отошёл в сторону.
Я не знаю, что говорить в этих случаях. Желание прийти сюда возникло спонтанно. Купив бутылочку вина и несколько слоёных лепёшек с сыром, я, никому не сказав ни слова, направился в эту стужу к последнему пристанищу ушедших. Я даже не был уверен, что отыщу его.
Откупорив бутылку, я наполнил два небольших стаканчика вином.
- Уважаемый, - позвал я старика, - помянем.
- Пусть Господь освятит его душу, - хриплым голосом произнёс старик и медленно выпил вино.
Я протянул ему лепёшку и, помянув, тоже осушил свой стакан. С минуту стоим молча, а что, собственно, говорить? Я вновь налил вина.
- Вы кто будете усопшему? - переминаясь с ноги на ногу, спросил старик.
- Я? Ну, как сказать? Я - сосед.
- Да? Это хорошо, хорошо, - в знак одобрения закивал сторож. - Помянем, - прохрипел он, - должно быть, хороший был человек, раз в такую погоду соседи посещают.
- Да, хороший. А что до погоды, то так получилось. Я теперь живу не здесь. Добра ему на том свете, - произнёс я и, чокнувшись (здесь за усопших пьют чокаясь), выпил.
- Хорошо сделал, что пришёл, хорошо, - повторил старик.
- Не мог не прийти. В конце концов, должен же был я поблагодарить за наследство, - улыбаясь смотрю я на камень.
- Да, это правильно. Наследство - это хорошо. Молодец твой сосед.
- Знаешь, сколько мне перепало? - подмигивая, спрашиваю я старика. - Двадцать тысяч долларов.
- Ай, молодец! - хлопнув в ладоши, восхищается старик. - У него никого не было? - спрашивает он.
- Есть, как не было. У него трое детей и внуков с десяток, но им он побольше оставил.
- А кем он был? Где работал? - спрашивает он, всматриваясь в фотографию на памятнике.
- Он? Он был шофёром. Настоящим. Профессионалом.
Сторож недоверчиво смотрит на меня.
- Как можно зарабатывать столько денег, работая шофёром? - недоумевает он.
- Нет, я объясню. Не было денег у него, не было. Отец мне рассказал... Сидели они вдвоём во дворе, так, говорили о том о сём, в общем, наверно, вспоминали что-то. Отец мой, не знаю уж к чему, воскликнул: "Вот бы мне сто тысяч!". Ну помните, так было принято раньше; когда хотели огромных денег, говорили: "Мне бы сто тысяч!". Ну вот, сосед, наверно, сразу не понял и всерьёз спросил, зачем ему сто тысяч.
- Как зачем! Как зачем, Иваныч, что за вопрос? Десять тысяч тебе дал бы, десть Коле...
- А - а! - прервал его Иваныч. - Я думал, что ты что-то задумал, а ты вот о чём. Сто тысяч! Так я тебе вчера двадцать отложил. Тебе-то они ни к чему, а сыну твоему пригодились бы. Только я вчера начал с миллиона распределять, да на всех не хватило. Не хватило и двух. Только с тремя управился, вроде бы никого не забыл, я ты говоришь сто тысяч, - смеясь, подытожил он, и ещё долго хихикали они на скамейке.
Не было у него денег, но разве это так важно? Старый человек, зная, что уходит, мечтал о трёх миллионах. В его длинном списке не было места для него самого. Он лишь хотел напоследок сделать приятное родным и близким. Ведь богатство мерится не только этими зелёными бумажками.
Сторож хлопнул меня по плечу. По его щеке медленно, пробиваясь сквозь седую бороду, скатилась слеза.
- Хороший ты парень, хороший, - выдохнул старик.
- Да ладно. Я, пожалуй, пойду, - сказал я и пожал ему руку.
- Иди, сынок, иди, - попрощался он.
Я медленно пошёл по скользкой тропинке, а старик, покачиваясь, направился в свою сторожку, возможно, в мыслях составляя свой список наследников.