Молодой дикарь отшатнулся от ревущего брамина, обезумевшего от пальбы, злобных криков и предсмертных воплей гибнущих людей.
Спешащий на крики матери подросток не вступал в бой с бесчинствующими на улочках деревни налетчиками, его глаза были подернуты молочного цвета бельмами. Слепец знал, что деревню спасти невозможно, и рвался на зов матери с единственной целью: защитить ее, увести из пылающего, дышащего нестерпимым жаром, оглушающего выстрелами, топотом и криками, смертоносного хаоса бойни, охватившей место, которое он с рождения привык называть домом.
Рассвет в деревушке Диллинджерс Майн рождался в копоти и дыму, под аккомпанемент гранатных разрывов, лязга стали и треска автоматных очередей.
Рейдеры подошли в "Час собаки" - между тремя и четырьмя утра, тихо обезоружили часовых и демонстративно казнили их напротив ворот частокола, окружавшего осажденную деревню.
Ожидаемого эффекта они не достигли. Поселенцы, не раз и не два отбивавшие набеги бандитов и зверья, явно не хотели бросать оружие и становиться на колени.
Вскоре первая кровь, кровь часовых, застывающая бурыми разводами на досках частокола, была отомщена сторицей.
Самые нахальные и самонадеянные бандиты, истыканные стрелами и пронзенные копьями, еще грузно оседали на землю, когда из-за частокола заговорили винтовки подоспевших воинов и охотников во главе со старостой.
Рейдеры рассыпались и залегли, огрызаясь из автоматического оружия, грязно сквернословя и требуя подкрепления.
Подмога не заставила себя долго ждать. Толкая перед собой обшитые стальными щитами остовы довоенных машин, с отремонтированной специально для штурма ходовой частью, в бой вступили тяжело вооруженные штурмовики - личная гвардия предводителя нападавших. От мешков с песком, укреплявших частокол, полетели пыльные ошметки, в воздухе замелькали связки гранат.
Прикрыв рукой, мертвые глаза на посеченном осколками лице убитого старосты, предводитель охотников скомандовал отступление вглубь деревни. В сторону бандитов, с ревом устремившихся в проломы деревенской ограды, снова полетели стрелы, камни и копья. Воины Диллинджерс Майн со спокойствием смертников опустошали последние обоймы и каждая пуля находила свою цель. Обезумевшие от крови и смертного страха налетчики, садили длинными очередями от бедра, экономить патроны было явно не в их привычке.
Последние, оставшиеся в живых мужчины, бросали бесполезные винтовки наземь и шли на бандитов с ножами, а то и голыми руками, погибая от выстрелов в упор. Главный охотник приказал выпустить стадо из стойла, чтобы в хаосе, который испуганный скот устроит в горящей деревне, женщины и подростки смогли вывести детей к реке и уплыть на рыбачьих каноэ.
Сам он был изорван в клочья очередями целого десятка бандитских автоматов возле переправы, прикрывая отход жалких остатков общины, из которой рейдеры решили сделать пример того, что будет с не покорившимися и не отдавшимися в добровольное рабство. В пять часов утра все было кончено. На улочках Диллинджерс Майн лежали трупы мужчин, рейдеры методично и сноровисто сбивали прикладами и сапогами в кучу кричащих женщин и детей, а в сорванные взрывами ворота деревни медленно вползал обоз с клетками для перевозки рабов.
Филин находился уже в нескольких ярдах от цели, когда услышал звериный рев налетчика и отчаянный крик матери, который оборвался оглушительным выстрелом.
--
Грязная сука! - заорал здоровенный, вонючий детина, пытаясь зажать обширную кровоточащую рану на запястьи руки, отступил на шаг и с размаху ударил сапогом неповижное тело нахальной дикарки, посмевшей его по-волчьи грызануть до кости, когда тот поймал ее за волосы и попытался заломить руку за спину. Убийца не видел, как из клубов пыли и дыма в его сторону метнулась стремительная тень.
Жилистая рука обвилась вокруг бычьей шеи налетчика и бритвенно острый засапожник плавно, даже как-то сладострастно, вошел под правый угол челюсти. Бандит сделал несколько длинных шагов, волоча на спине вцепившегося в рукоять ножа слепого дикаря, страшно выпучил глаза и медленно повалился на бок.
Филину не дали подняться с земли, сшибли с ног несколькими ударами дубинок и прикладов и потащили прочь от булькающего и сучащего ногами выродка, издыхающего в нескольких шагах от единственного дорогого молодому дикарю человека на всей этой проклятой Богом и людьми, горящей адским пламенем, земле.
--
Что у вас тут? - окликнул волокущих Филина бандитов некто с явными командирскими нотками в голосе.
--
Этот овощ распорол Мастака от кадыка до самых яиц, босс, надо бы его на солнышко вывесить, пускай в петле попрыгает.
--
Мастака, говоришь? Как он из обоза под ножи угодил?
--
Да, вишь, чо, решил по своей привычке, козу одну огулять, а этот хлюпик, как черт из ниоткуда выпрыгнул! Так куда его, Мессер? На забор?
--
Отставить. Мастак у нас счетоводом был, а про слепого недомерка мне информатор что-то такое говорил, дайте черти памяти. Эй, ты! Слепой! Ай ты еще и немой? Жить хочешь?
--
Нет.
--
Ну, это не тебе решать. Тащите его к обозу, парни. - Мессер отвернулся, и отдал несколько лающих команд слишком увлекшимся грабежом подельникам, примерявшим на себя нехитрые украшения убитых жителей деревни.
--
Значит, так, слепой выродок, проживешь ровно столько, сколько ты нам будешь полезен. Заменишь Мастака, местное барахло считать будешь. На ощупь. Ха-ха. Эй, Живоглот! Принимай свежее мясо для своего дружка!
Дружком Живоглота -- погонщика каравана рабов, оказался его девятифутовый пастушеский кнут. Каждый тюк с добычей и каждый раб, проходящие мимо Филина, сопровождались хлестким щелчком, а когда Живоглоту казалось, что дикарь не очень старательно выполняет свою работу, кнут оставлял отметину на спине новоявленного счетовода.
Живоглот любил свою работу и, видимо, никогда от нее не уставал, поэтому, к концу подсчета боевых трофеев, Филин был похож на красное знамя довоенного коммунистического Китая. Боевое и победоносное. Но он упорно заполнял бандитскую цифирь, пятная страницы кровью с ободранных кнутом плеч, жадно ловя разговоры налетчиков, запоминая голоса и клички. А еще он очень хотел узнать, кто тот информатор, о котором невзначай обмолвился главарь банды.
Наконец, из пьяного хохота рейдеров, отрывистого гавканья Мессера и нескончаемых щелчков кнута, Филин вычленил знакомый голос, заплетающийся и тонкий. Голос принадлежал старому рыбаку по кличке Крашер. Он всегда жил на отшибе и получил свое второе имя из-за привычки глушить рыбу взрывчаткой. Его нетвердый от самогона козлетон донесся до Филина в тот момент, когда он сунулся к Мессеру с притязаниями на долю в добыче и, судя по всему, удостоился смачного пинка, поскольку долго еще скулил от боли и бормотал что-то плаксиво-угрожающее сквозь зубы.
Не услышав в очередной раз свиста ненавистного кнута, Филин поставил последнюю закорючку в журнале, мрачно улыбнулся и с облегчением упал в объятия ласкового небытия. Туда, где не было вони разлагающихся, покрытых насекомыми тел сородичей, гнусной ругани бандитов, Живоглота с его "дружком" и, подожженной со всех четырех концов, мертвой деревушки Диллинджерс Майн, над которой траурным кольцом кружился хоровод грифов-стервятников, предвкушавших обильное пиршество.
Рейдеры уходили на север. Один из приятелей Мастака остановился возле неподвижно лежащего Филина и лениво поднял обрез. Проходящий мимо Мессер так же вальяжно отвел ствол обреза в сторону и что-то тихо сказал. Оба налетчика заржали и прибавили шагу, догоняя уже почти полностью вышедший из деревни хвост обоза. Ни тот, ни другой не видели, как к распластанному на окровавленной земле телу, с протяжным криком спикировала небольшая, серая, ушастая сова.
Отряд разведчиков Братства Стали, приписанный к отвечающему за патрулирование окрестностей Диллинджерс Майн департаменту "Заслон", привлеченный заревом и воем диких собак, вошел на пепелище деревни и обнаружил только растерзанные падальщиками останки людей и остовы обгоревших хижин. Забрав журнал старосты из тайника, скауты вернулись на базу с докладом. Писцы Братства откорректировали карты, и деревушка Диллинджерс Майн исчезла из всех баз данных, как некоторое время назад, была стерта с лица земли.
Часть II
Фалькон Нест -- резиденция Мессера, с примкнувшей к ее отвесным стенам деревушкой, напоминала замок средневекового владыки. Только ров был заполнен не водой, а замысловатыми, тугими дебрями спиралей колючей проволоки, и вместо тучных пастбищ вокруг владений новоявленного феодала, раскинулись минные поля. Местность около базы рейдеров простреливалась на три километра из станковых пулеметов на все четыре стороны света. Мессер лично обучал своих людей азам пулеметного дела и собственноручно составлял таблицы обстрела, которые начальники караулов знали наизусть. При случае, - любил говорить, посмеиваясь, Мессер, - мы и динозавра замочим, и блохе хрен на скаку отстрелим!
В подконтрольной деревне жил обслуживающий "замок" персонал, а еще она использовалась, как рынок рабов в торговые дни. Там сбывался живой товар и награбленное во время рейдов добро.
За год, прошедший после разгрома непокорной Диллинджерс Майн, Мессер основательно укрепил свою власть над регионом, став единственным предводителем рейдеров, с которым считалось даже набирающее силу Братство Стали. Конечно, при должном приложении сил и средств, Мессер давно бы уже переселился в страну вечной охоты, но после пары попыток прощупать оборону Фалькон Нест, старейшины Братства решили с такими акциями немного повременить. Операция по устранению Мессера и его небольшой армии, повлекла бы за собой реки невинной крови, и Братство, могущество которого опиралось не только на технологии, но и на лояльность вождей мирных поселений, рисковать добрым расположением аборигенов не спешило.
Таким образом, стороны умудрялись сохранять некий статус-кво, Мессер в своих владениях поддерживал армейский порядок, не допуская присущего рейдерской вольнице, разухабистого образа жизни, а Братство старалось не обращать внимания на идущие из других, известных только Мессеру, отдаленных мест, караваны с клетками, забитыми рабами и заскорузлыми от крови тюками с награбленным добром.
Как и всякий местечковый авторитет, Мессер любил обходить свои владения, в сопровождении внушительной свиты, хозяйским взором окидывая деловую суету базарных дней.
Вот и теперь, ближе к вечеру, в торговый понедельник, когда жара начала понемногу спадать, он лениво прохаживался вдоль толкучки, мимо разложенного на плахах прилавков товара, мимо смердящих клеток с измученными, отупевшими от голода и побоев, людьми, выставленными на продажу. Небрежно кивая в ответ на подобострастные приветствия торговцев и отдавая отрывистые команды контролирующим торговлю распорядителям, Мессер выбрал из толпы апатийно молчащих женщин, нескольких девушек для своей гвардии на ночь, остановился поболтать с приезжим торговцем оружием, и вдруг застыл, судорожно вцепившись в рукоять пистолета в поясной кобуре, по-вольчи озираясь вокруг себя, борясь с очень сильным желанием залечь за каким-нибудь безопасным рубежом. Всю жизнь убивая людей, и сам являясь обладателем видавшей виды и простреленной в нескольких местах шкуры, Мессер знал не понаслышке, какое ощущение вызывает взгляд врага, желающего твоей смерти, особенно, если этот взгляд прилагается к направленному в твою сторону стволу. Прожив достаточно долгую и богатую на приключения жизнь, Мессер мог сравнивать и знал, что дураки, плюющие на "суеверия", удобряют своими гниющими тушками земли Пустоши гораздо чаще, чем те, кто доверяет своим инстинктам, чем бы они ни оказались на самом деле. Телепатией, звериным чутьем или чем-то еще, чему люди не удосужились придумать названия, термины были не важны, был важен результат.
Окинув взглядом привычную панораму толкучки, Мессер так и не смог выявить источника опасности. Лица кругом были насквозь знакомые, проверенные, только стоящий к нему спиной, незнакомый дылда в капюшоне, яростно торговался с продавцом вяленого браминьего мяса.
--
Это что за мурло? - Мессер пихнул в бок своего начальника контрразведки, Уоткинса и указал пальцем на долговязого крикуна.
--
Новый скупщик от Ханов. Взял утром большую партию. Кормить товар надо, чтобы до места назначения живьем довезти, вот он и торгуется, наверное. А что не так, босс, прощупать его?
Противное чувство тревоги уже рассосалось, поэтому Мессер решил не поддаваться паранойе, тем более, с членами Великих Ханов -- очень сильной рейдерской группировки из Калифорнии, портить отношения совсем не хотелось. И вообще, Мессер весьма смутно представлял себе существо, способное сверлить кого-то взглядом, находясь к объекту спиной, попутно осыпая смурного торгаша отборными матюками.
Отрицательно покачав головой, Мессер насупился и, резко развернувшись на каблуках, поднимая клубы пыли на раскаленном солнцем торговом пятачке, размашисто зашагал домой, под надежное укрытие стен Фалькон Нест.
Никто не видел, как сидящая на перекладине огромной виселицы для беглых рабов, небольшая серая сова, величественно отделилась от своего жуткого насеста и растворилась в быстро сгущающихся в Пустоши сумерках.
В крепости Мессер наорал на начальника караула за свинарник и карты, которые часовые не успели спрятать при внезапном появлении хозяина, съездил по уху одного особо отличившегося в игре бойца и заперся у себя с казначеем, велев принести выпивки, жратвы, и сечь по сторонам, "чтобы ни одна падаль не подползла".
Через пару часов, опустевшая бутыль "Гнилой кишки" вкупе с отчетом казначея о хорошем исходе торгового дня, окончательно развеяли хандру Мессера. Кликнув своих десятников, он приказал слугам накрывать столы и, чуть погодя, привести выбранных этим вечером на рынке женщин. Вскоре, из бойниц Фалькон Нест понеслись звуки, обычно сопровождающие глобальную пьянку с разухабистыми песнями и битьем посуды.
Когда луна почти закончила чертить в небе свою ежеобычную серебристую параболу, пьяные крики рейдеров и визг девок стали постепенно утихать. Небо затянуло серо-черной замятью, мелкие капли дождя -- предвестника и виновника промозглого и слякотного утра, зашуршали по бревнам замкового сруба и частокола.
Мессер на нетвердых ногах в последний раз обошел посты. Тщательно прикрываясь от ветра и дождя полами браминьего пыльника, помочился со стены на смутно поблескивающий зеркальцами луж темный плац и, потушив светильник, тяжко обрушился на широкое деревянное ложе, устланное звериными шкурами.
Часть III
--
Вставай, хозяин, Шайтан твой дом шаталь! - Мессер открыл глаза и непонимающе вытаращился на трясущего его за плечо, огромного горбоносого наемника по кличке Одноглазый Ахмет.
--
Обезумел, моносенсорный ты наш? - Разбуженный таким неделикатным образом, Мессер сильно тер пятерней глаза, одновременно оглядываясь в поисках кувшина с водой и вдруг, уже второй раз в эти сутки, замер, покрывшись липкой испариной. Со двора донеслась торопливо-истеричная трескотня "хеклер-кохов" охраны.
--
Я -- Ахмет, а не Монасера какая-то полосатая! - Приосанился одноглазый бугай. - Просыпайса, хозяин, война пришоль, иншалла!
Оставив командира суетливо приводить себя в порядок и искать запропастившееся куда-то оружие, Ахмет шагнул на крытую толстыми корабельными бревнами, обширную лоджию, высунул наружу вороненое рыло М-60 и, тряся обвисшими щеками, небрежно послал в мерцающую оранжевыми всполохами темноту две длинные, гулкие очереди.
Осторожно выглянув из-за обширного плеча этого тяжело вооруженного циклопа, Мессер поимел честь наблюдать самую бестолковую перестрелку на своей памяти. Собственно, никакой перестрелки и не было, просто его орлы азартно расстреливали пяток зловещих силуэтов, выстроившихся в цепь вдоль ограды. Ответных выстрелов почему-то слышно не было, хотя о наличии огневого контакта можно было судить хотя бы по дюжине скрюченных тел, украшавших собой освещенный неровным пламенем факелов, плац.
--
Факелы в песок! Прекратить огонь! Эй, наверху! Уснули, мать вашу? Снайпер работает! Первый, крой по схеме! Круши все в труху! - Переведя дух, Мессер сыпал приказами, ощущая, как мерзкая изморось покидает район лопаток, а натянутая за ушами кожа постепенно разглаживается.
Очевидно, кому-то из охранников, наконец-то удалось, пинком отшвырнув тяжело навалившийся на турель труп Первого, открыть огонь из крупного калибра. Задорно жужжащие трассеры пошли утюжить предполагаемые точки, с которых мог работать снайпер. В деревушке на поверхности нескольких крыш заплясали веселые оранжевые чертенята.
Бледный луч нежданно ожившего прожектора, выхватил из темноты распластанные по частоколу неподвижные фигуры, своим синеватым светом придав им должный хэллоуиновский колорит. Там, пришпиленный собственным штык-ножом к ограде, стоял десятник Мессера -- Бак Вдоводел, укоризненно глядя на опешивших собратьев по оружию налитыми кровью глазами, в почетной компании почти всех своих бойцов. У Бака было перерезано горло, остальным свернули шею, а потом просто подвесили за перекрученные портупеи на колья ограды, как игрушки на рождественском дереве.
--
Пресвятая Дева Мария, Иисус и Иосиф! - вдруг заблажил один из охранников, видимо, попав в ту же рождественскую струю, что и неведомый зловещий декоратор, украсивший этой неожиданной инсталляцией ворота Фалькон Нест.
Ахмет, повинуясь нетерпеливому жесту Мессера, отвесил так некстати вновь воцерквленному блудному сыну, могучий подзатыльник.
Еще недавно, искрящийся разнообразной иллюминацией, Фалькон Нест застыл во тьме, только прожекторы пулеметных расчетов резали воздух синевато-белыми лучами в поисках нападавших.
Внезапно, в тишине и темноте, из главной залы замка до ушей находящихся во дворе людей донесся крик, исполненный боли и смертной тоски. Даже не крик, а, скорее, визг. Рейдеры, посвятившие свою жизнь войне и грабежу, знали толк в пытках и боли, и у них не оставалось сомнений в том, что существо, издающее эти дикие звуки, испытывает очень яркие экзистенциальные переживания. Мессер со значительным трудом определил тембр голоса кричавшего, как приблизительно похожий на голос Уоткинса. Охрана, которая боялась контрразведчика едва ли не больше самого хозяина, дружно рванула в сторону источника шума на выручку.
Мессер, который очень ценил Уоткинса, не стал их удерживать и даже, на секунду поддавшись обезьяньему инстинкту, дернулся вслед азартно топочащему, бряцающему оружием, стаду. Наткнувшись грудью на широченную пятерню Ахмета, он открыл было рот, чтобы обложить зарвавшегося наемника командирским загибом, но не успел.
Установленные кем-то в проходе "клейморы" -- противопехотные мины направленного действия, превратили авангард спасательной экспедиции в несколько литров буровато-красной краски, разбрызганной по бесформенной мешанине плоти, ткани и костей.
Из проема главного входа вынесло густую тучу пыли. Нервы оставшихся на ногах не выдержали, и они устроили очередной сеанс беспорядочной пальбы. Все понимали: в крепости, которая прежде, вполне заслуженно, считалась неприступной, кто-то хозяйничает, как у себя дома. Стоны раненых в предбаннике постепенно затихли, наступила тишина.
Пока бойцы судорожно меняли магазины, Мессер крем глаза уловил едва заметное движение возле стены. Тьма, окутавшая стены Фалькон Нест, вдруг обрела зыбкую форму, которая больше не была неосвещенным клочком пространства, а обратилась одушевленной, разумной сущностью, управляющей движениями этого кусочка темноты, заставившей его принять подобие человеческой фигуры, неуловимо перетекшей поближе к ничего не замечающим бандитам, продолжавшим, матерясь, дергать затворы автоматов.
Резкий крик совы заставил вздрогнуть всех, включая монументального Ахмета. Ночная птица появилась из дверного проема, описала стремительный круг над плацом, заваленным мертвыми телами и стреляными гильзами, упав на правое крыло, и крикнула что-то почти человечески-членораздельное. Присев от страха, рейдеры попытались, было, поймать ее на мушку, однако, вскоре им стало совсем не до нее. Мессер первым увидел, как за спиной наемника по имени Гаррисон, стоявшего ближе всех к стене, стремительно сгустились тени, начертив контур долговязой фигуры, с накинутым на голову глухим капюшоном.
Фигура сделала неуловимое движение тускло блеснувшим, коротким клинком, и рука Гаррисона, сжимающая пистолет-пулемет, почему-то прозванный хозяином "Мистер Пулялка", кувыркаясь, шлепнулась всего в шаге от застывшего в странном ступоре, Мессера. Пялясь на Мистера Пулялку, Мессер совсем некстати вспомнил, что плешивый налетчик обращался со своим оружием, как с хорошим другом, и всегда спрашивал у него, куда стрелять, глумясь над своими жертвами, коими чаще других становились мальчики, не достигшие десятилетнего возраста.
Сделав длинный, скользящий шаг к следующей жертве, убийца, как фокусник, извлек из левого рукава второе лезвие и снова нанес почти невидимый глазу удар. Сталь клинков в длинных руках зловеще зашипела, выписывая в воздухе размашистые восьмерки и круги. Пытавшиеся достать его из автоматов, поплатились жизнью сразу, но те, кто догадался отпрыгнуть как можно дальше - уцелели и, выхватив ножи, стали медленно сжимать кольцо.
Налетчикам наконец-то удалось узреть ночного демона во плоти. Треугольное, костистое лицо, покрытое шрамами от порезов и ожогов, было совершенно неподвижно, тонкие губы сливались с почти черной от загара кожей, а веки были плотно закрыты. Не открывая глаз, чужак подбросил высоко в воздух оба своих клинка и молниеносно извлек из рукавов еще два. Проскочив под рукой первого нападавшего, вогнал нож громиле в правый бок, шагнул в сторону от бьющегося в агонии тела, выгнулся, уворачиваясь от атаки, контратаковал, отпрыгнул от ударившей фонтаном крови, а потом поймал из воздуха ножи и с размаху всадил их в грудь следующего атакующего. Проклятая птица нарезала круги вокруг места схватки, и каждый летальный удар ужасающих клинков сопровождала торжествующим уханьем, больше похожим на человеческий смех.
Мессер не обращал внимания на танец этого демонического дервиша, он старательно выцеливал стремительный серый силуэт, упорно кружащий над окровавленными телами, словно сова задалась целью лично сопроводить каждую, только что отлетевшую, грешную душу, в преисподнюю.
Короткая очередь из автомата Мессера, заставила сову сделать в воздухе небольшой кульбит, она, словно наткнувшись на невидимую преграду, резко потеряла в скорости и полетела дальше, беспорядочно размахивая крыльями в рваном, дерганом ритме, словно летучая мышь. Убийца пронзительно закричал, вырвал ножи из живота очередного своего незадачливого оппонента и бросился к Мессеру, перепрыгивая через лужи крови и распластанные на земле тела. Мессер, скалясь, рванул из ножен сделанный на заказ боевой нож, но вдруг, быстро приближающуюся фигуру убийцы от него заслонила спина Ахмета. Двухметровый наемник с неожиданной проворностью отразил клинки нападавшего облитой силовым кастетом рукой. Мессер увидел, как левое плечо Ахмета взбугрилось мускулами, и убийца закувыркался по земле от мощного удара в грудь, рыча, попытался подняться на четвереньки, но опрокинулся навзничь от размашистого пинка. Ахмет упал на одно колено, загробастал комбинезон на горле убийцы в свой кулачище и занес силовой кастет, намереваясь размазать мозги извивающегося чужака по земле.
Раздался выстрел из винтовки и правая рука Ахмета выше запястья превратилась в мешанину искрящегося железа и кровоточащей плоти. Из тени частокола, невозмутимо перезаряжая ружье, вышел худощавый человек с рабским клеймом на обритом лбу. Следующий выстрел отбросил поднявшегося с колен Ахмета на несколько шагов назад. Пуля снайпера ударила прямо в центр широкой груди великана.
--
Бисмиль-Лла... р-рахмани... р-рахим... - Прохрипел наемник, вздрогнул и вытянулся посреди быстро растекающегося темного пятна на земле.
Откуда-то из лунных теней вновь донеслось уханье ненавистной совы. Мессер опустошил целую обойму в сторону источника сводящих с ума звуков и не услышал сквозь гул в ушах быстрых шагов у себя за спиной, успев только почувствовать легкий ветерок, приятно освежающий взмыленную шею чуть ниже затылка. А потом наступила тишина. Тишина и темнота.
Часть IV
Громоздкая колесница, ведомая человеком, лавировала в пустоте меж зелеными островами боли и красными глыбами дурноты. Запряженный в колесницу дракон плохо слушался команд возницы, а опасные препятствия, избегать которых и было смыслом полета, становились все больше и обширней, выбрасывая в сторону алмазной скорлупы, таящей в себе крупицу дремлющего разума, зеленые и красные протуберанцы.
Наконец, колесница с грохотом врезалась в один из нестерпимо сверкающих отростков и человека окутали мириады зеленых и красных пятен, плетущих тошнотворный, удушливый узор перед его глазами. Избавлением от этой муки было осознание чего-то. Того, что все это: и зелено-красный хоровод, и тошнота, и боль, сосредоточены в одной точке пространства-времени: в теле человеческого существа по имени Мессер. Нужно всего лишь открыть глаза. Это почему-то было очень важно -- открыть глаза.
Человек с трудом разлепил веки. Через некоторое время, сквозь зелень и красноту стали проступать контуры и силуэты, свет и тени. Решив сконцентрироваться на чем-то одном, он стал пристально разглядывать дрожащую желтую искорку неподалеку.
Искорка танцевала и переливалась за вуалью зыбкой пелены, пока не превратилась в огонек ручной лампады, стоящей на столе.
Стол был знакомый, с изрезанной ножами столешницей, грубо сбитый из толстых деревянных плах. Это был стол главной залы Фалькон Нест. За ним пировали рейдеры, обмывая победоносные набеги, поминая менее удачливых товарищей, пили самогон и пиво, срезая ножами ломти мяса с целиком зажаренных туш браминов, свисающих с огромного мясницкого крюка, вкрученного в толстое бревно потолочной балки.
Мессер машинально перевел взгляд на крюк и вздрогнул от неожиданности, узрев закаченные белки глаз на искаженном агонией, лице мертвого Уоткинса, насаженного на острие крюка, наподобие туши жареного брамина. Мессер дернулся всем телом и непременно свалился бы со здоровенного деревянного кресла, на котором сидел, однако, жестко зафиксированные на подлокотниках и ножках веревками руки и ноги, не позволили ему этого сделать.
Огонек лампады заметался, побуждая густые тени на теле мертвеца двигаться в такт, и Мессеру померещилось, что тело Уоткинса задергалось на крюке. Он отвел глаза и увидел, что именно потревожило пламя. В дверном проеме показался силуэт высокого человека, с накинутым на голову глухим капюшоном.
--
Эй ты! Можешь не прятаться за своей трухлявой занавеской! Я узнал тебя. Ты ведь тот самый купец? Скупщик Ханов? Что все это значит? У меня отличные отношения с Ханами! Почему вы напали? Отвечай!
--
Я не знаю, что сказали бы Ханы, увидев меня здесь. Ни один из них не прожил достаточно долго при личной встрече со мной, чтобы успеть посвятить в подробности ваших договоренностей.
--
То есть, ты хочешь сказать, что какой-то защитник проклятых проплатил эту твою благотворительную акцию? Откуда у тебя деньги? Кто тебя послал? Ты из Братства?
--
Меня никто не посылал, а деньги эти -- твои. Помнишь пропавший полгода назад караван? Конечно, помнишь, ведь тогда твой друг Живоглот подавился своим кнутом. Мало аппетитное зрелище было, доложу я тебе.
Мессер заскрежетал зубами. Уоткинс долго пытал захваченных на месте дерзкого налета мародеров, однако, из его отчетов, представленных хозяину, ситуация ясней не стала. Получалось, что кто-то в одиночку, без единого выстрела, вырезал охрану каравана, каким-то противоречащим человеческой физиологии способом убил Живоглота, отпустил рабов, а сам растворился в воздухе. Дела так в Пустошах не вел никто. Мессеру даже пришлось отдать контрразведчику приказ на всякий случай убрать человека, заведующего поставками по этой ветке, что тот и сделал с садистской педантичностью.
--
О'кей, малыш, тебе удалось громко заявить о себе в нашем бизнесе, так чего ты хочешь? Занять мое место? У тебя ничего не выйдет, без меня, тебя завтра же поднимут на ножи. Может быть, начнем цивилизованные переговоры и, для начала, ты отвяжешь меня от этой колоды? Назови свои условия, уверен, мы придем к взаимовыгодному соглашению.
Убийца стоял неподвижно, и никак не реагировал на дипломатические рулады Мессера, так что, тот, не видя результатов своего красноречия, вскоре заткнулся, пытаясь поймать взгляд из-под капюшона. Он умел навязывать свою волю собеседникам и знал, как важен для убеждения визуальный контакт. Но увидеть глаза длинного ублюдка не представлялось возможным. Чужак стоял, свесив голову на грудь, и, казалось, ничего не слышал, погруженный в какие-то свои, потусторонние мысли. Наконец, он резко дернул головой, как будто отгоняя наваждение, и тихо заговорил.
--
Я долго не мог понять, почему ты не прикончил меня там, в Диллинджерс Майн. Ломал голову над этим, пока не выследил доброго дядю Крашера в наркоманском притоне неподалеку от Дэна. Он много чего мне рассказал, в основном, конечно, это были истории о том, как цветочные эльфы украли его глиняный башмак, но почти к концу, когда я превратил его в каноэ, наполненное потрохами и кровью, сказал несколько осмысленных фраз. Вот и...
За стеной кто-то страшно захрипел. Мститель из Диллинджерс Майн чертыхнулся и, проверив, как клинок выходит из ножен, зашагал к выходу. Хрип перешел в жалобные стоны, а потом завывания. Мессер напряженно вслушивался в звуки за стеной, пытаясь овладеть своим телом, по которому конвульсивно гуляли волны омерзительных, мелких сотрясений.
Диллинджерс Майн. Обгорелый остов. Памятник триумфу Мессера -- завоевателя. Пример для непокорных.
Мессер, превозмогая боль в затекших конечностях, изо всех сил начал раскачивать кресло, к которому был привязан. Разломать проклятую деревяшку, а потом попытаться найти оружие. Иначе -- медленная и мучительная смерть.
Скрип рассохшейся древесины был неожиданно прерван пронзительным криком и хлопаньем крыльев. В дверном проеме мелькнула серая тень с распростертыми крыльями и та самая ушастая сова, смешно подпрыгнув, бесшумно приземлилась на поверхности стола, неподалеку от трещащей, испускающей синие искры, лампады.
Мессер замер, следя за движениями ночной птицы, стараясь не побеспокоить ее резкими движениями. А та деловито потопталась по шершавой древесине, засунула голову под крыло, а потом внезапно скрестила взор своих желтых глаз прямо с воспаленными глазами привязанного к креслу человека.
И что-то такое увиделось надменному предводителю рейдеров, хозяину твердыни Фалькон Нест, работорговцу и преуспевающему бизнесмену, Джеймсу Мессеру, в крапчатых, с тонкими линиями зрачков, круглых глазах ночного хищника. Разметавшиеся по подушке, черные пряди. Веселое, счастливое лицо с россыпью задорных веснушек. Нина.
--
Это ведь ты, Нина? Поговори со мной, проклятая ведьма! Ты породила на свет этого слепого выродка? Ты привела его по моим следам? Ты разрушила дело всей моей жизни?
Мгновенье спустя, наваждение исчезло. Перед Мессером сидела самая обычная сова с пыльными перьями и черными от грязи когтями. Она равнодушно отвела взгляд, а потом тяжело забила крыльями и, смахнув со стола лампаду, не спеша, вылетела в прорезь бойницы на улицу. В наступившей после падения лампады абсолютной темноте, послышалось ее насмешливое уханье.
--
Я закончу, с твоего позволения. - Мессер вздрогнул от тихого, бесцветного голоса, раздавшегося совсем близко от его лица. - Старый Крашер поведал мне историю об изгнаннике, убийце и грабителе, Большом Джиме. Ах да! Совсем забыл. Я нашел у Живоглота вот эту книжку. Там есть послание для тебя. Прости, я забыл, что сейчас темно, ты не сможешь прочесть. Позволь тебе помочь. Там написано: "племя Диллинджерс Майн прощает тебя, отец". Но я что-то заболтался. Разговор -- штука дешевая, а виски стоит денег. Начнем, пожалуй... Кстати, можешь кричать, если хочешь.
Рано утром, караван, принадлежащий скупщику Великих Ханов, покинул деревню. Жители деревни, всю ночь лежавшие на земле, до тех пор, пока не утихла пальба, решились выйти на улицу только тогда, когда сам Скупщик и пара его молчаливых телохранителей с клеймами на лицах и винтовками за спиной, выпустили рабов и, подпалив рабский загон, неторопливо зашагали в том же направлении, в котором недавно ушел караван, скрипящий на ходу опустевшими клетками.
Чуть позже, на допросах в бункерах Братства Стали, деревенские несли какую-то околесицу о злых духах, устроивших резню в Фалькон Нест. А еще, один старый слуга, трясясь от страха, рассказывал, что со стороны замка Мессера в ту ночь очень долго доносился страшный вой, но невозможно было понять, чей это вой -- собаки, или человека.