До полуночи семнадцать минут. Я вдыхаю и на счет десять выдыхаю. Помню фрагмент из книги, давно прочитанной, почти полностью забытой, пыльной и покинутой - герой сумел умереть ненадолго, управляя дыханием, а потом воскреснуть. Я бы умер на пару часов или дней. Иногда мне кажется, что я бы побыл трупом и год.
В комнате стоит проигрыватель Rega, рядом - привалившись одним ребром к стене - пара винилов. Я до сих пор слышу переборы. В двенадцать должен прийти Акира.
Одна четверть моей комнаты панорамное окно, вторая - стена с дверью, - третья стол и стул, четвертая - комод и винил. Без трех минут до стука в дверь. Мой позвоночник повторяет очертания матраса, может наоборот, спина затекла.
Слышу приближающиеся шаги. У него есть ключи, но он изо дня в день несколько раз предупреждающе стучит. Думает, что может меня побеспокоить, застать за чем-то таким. Таким я не занимался целую вечность.
- Здесь воняет... - вот так сразу начинает он. Мысленно пожимаю плечами, физически начинаю дышать на счет пять. Попробую умереть в следующий раз.
- И что?
- Ты бы помылся.
Он морщится, ворчит, ходит, я лежу. Моя работа мечтать, воображать, лежать здесь и творить новые города, новых людей, жить их жизнями, любить их любовью, заниматься их сексом, рожать их детей.
- Зачем ты запираешь эту комнату на ключ?
- Чтобы лишний раз не выходить. Я теряю ключи.
- Поэтому и не моешься...
- Поэтому и не моюсь.
- И не ешь...
-Именно так.
На полу возле кровати диктофон. Не хочу возиться с проводами, кнопками, орфографией. Хочу лежать и учиться умирать, и учится воскресать кем-нибудь другим. И получать за это деньги. На эти деньги я могу платить за панорамное окно и воображать, что я рыба в аквариуме Токио. Я типичная рыба, которая любит, открыв рот, пялиться на огоньки. И еще напротив живет дорогая шлюха с отличной силиконой грудью... Но я уже сотни лет не делал ничего такого.
- Така, на кухне еда, - он салфеткой сметает пыль с моего стола. Мы с этой пылью столько пережили.
- Воняло еще полчаса назад. Наверное, уже остыло, - я закатываю зрачки и выкатываю их обратно. Туда и обратно.
- Ты ведешь себя как ****утый психопат.
- Если бы я был просто психопатом, я бы лежал в проводах и меня лечили бы током. ****утым быть лучше, я зарабатываю больше чем ты в десятки раз. Не хочешь сойти сума со мной?
Он молчит. Садится у меня в ногах, моих почти отрафировавшихся ногах. Поднимает диктофон, щелкает на кнопку-стрелку и началась моя тысяча семьсот двадцать третья жизнь.
"Если бы я был одинок, то я бы рыдал. Если бы я был с тобой, то достиг бы своей цели. Я не люблю Пинк Флойд, но мне нравится чувствовать себя плохо. Подушечки моих пальцев стали похожи на лохмотья, зато я весел и, лыбясь в двадцать два зуба, я иду в магазин за углом. Там отличный портвейн, и если пить на голодный желудок, мне хватит его надолго".
Люди любят читать сумятицу, они считают, что это делает их умнее. Они читают бред аутиста и это модно, стильно. Я умею бормотать как объятый агонией шизофреник, мне для этого нужна доза кокаина и чтобы мне позволяли лежать с утра до утра. И моя жизнь модная и стильная. А Акира этого не умеет. Он умеет печатать, звонить, договариваться, искать дозы, ворчать, тормошить, выжидать, ставить винил в проигрыватель.
- Включи Пинк Флойд.
- Если ты помоешься и поешь, - отвечает мне на автомате, продолжая вслушиваться в мой хриплый, сексуально-болезненный голос, рвущийся из крошечного динамика.
- Я разрешу тебе это сделать, - я шевелю мизинцем и безымянным, почему-то пошевелить только одним не получается. Через секунду я пошевелю всей правой пятерней, потом - левой, оживу и стану бабочкой Мацумото Таканори.
- Я не сиделка.
- А кто?
- Менеджер.
- Это не одно и тоже?
Проигрыватель щелкает, шипит и оживает как и я. Я начинаю напевать тягучую мелодию своего бреда. Никто не поверит, но я хорошо пою. Это мог слышать аквариум Токио, сисястая шлюха с семнадцатого этажа дома напротив и Роджер Уотерс. Если бы я был спящим, я видел бы сны. Если бы я был напуган, я мог бы затаиться. Если бы я был я луной, то был бы холоден.
В ванной кафель в цветах. Он уродлив, наивен и безвкусен, но я выбрал его, потому что он так похож на мир вокруг. В ванной я ощущаю себя на улице: голый и открытый, ранимый и холодный глупый мир. Вода прикрывает только щиколотки, моя кожа в мурашках. Я, правда, воняю, хуже трупа.
- Почему ты обходишь стороной член? Он что, воняет меньше?
- Заткнись, - Акира раздражен. Выкрашенные в светлые тона волосы потяжелели от влаги. Ноздри расширяются поразительно до каких размеров. Я могу вставить, наверное, целых два пальца. Матерится, когда я пытаюсь попробовать.
А еще кладет руку на член и начинает намыливать. Откидываюсь на бортик. Член увеличивается, твердеет, головка показывается из воды. Это айсберг. Не такой, как погубил Титаник, меньше на порядок, но тоже опасный, ведь видно только пик. И рука Акиры - кораблик, не Титаник, поменьше: то тонет, то всплывает.
- Мы с тобой так давно не спали.
- Мы с тобой спали только один раз, - его пальцы спускаются ниже, там, где мошонка и прочие неприличности. Основание, скажем так, айсберга.
- Я и говорю, это было так давно, - вода поднялась и уже прикрывает мой пупок. Хлопаю по поверхности, брызги летят на лицо корабля. Глаза корабля злые. - Не хочешь повторить?
- Не хочу.
- Тогда додрочи мне, пожалуйста, - пожимаю плечами и хлопаю еще раз - брызг меньше. - И пойдем есть.
- Там все остыло, - начинает интенсивнее теребить мой член. Дергает. Если оторвет, я, наверное, умру от потери крови и бесчестия. Закрываю глаза, открываю рот. Брызжет: или сперма, или кровь.
Я голый сижу за столом, но под задом есть полотенце - отмерзнет. Ем приготовленную Акирой еду, слежу за ним хитрым взглядом.
- Точно не хочешь меня трахнуть?
- Нет.
- А если передумаешь, а я уже не захочу?
- Я завтра приду за новой главой, - подклыдвает мне кусочек трески. Мама мне так раньше делала. Все пихала и пихала еду, пока из дома не выгнала. - Клади диктофон поближе к себе, иногда слов не разобрать.
- Вставляй любые, всем все равно, что там я говорю, пишу. Сойдет любое слово.
Я укладываюсь обратно на матрас, который прогибается в такт моему позвоночнику. Диктофон рядом. Акира пробудет со мной еще минут десять. Он пережмет мою костлявую руку черным жгутом, погреет ложку и впрыснет в вену яд. Я буду извиваться как уж на сковороде, а потом следить за дыханием, чтобы умереть на пару часов.
Акира запрет дверь моего аквариума Токио, ключ от которого я якобы теряю. На самом деле - нет, он в нижнем ящике комода, я же выхожу отсюда в туалет. Хотя скоро я, наверное, буду делать делишки под себя.
Потом Акира уберет остатки еды в холодильник, выключит свет и выйдет из моей квартиры, запирая. Запирая на ключ, которого у меня никогда не было. И если вдруг начнется пожар, снаружи или внутри меня, я не выйду. Если бы начался пожар, я притворился бы мертвым.