По возвращении домой, Орадо первым делом повелел горничной сжечь грязный камзол, после чего прошел в свои покои. Как и следовало ожидать, здесь горело несколько свечей, установленных на тонких подсвечниках, свисающих с потолка. Их мягкого сияния вполне хватало на то, чтобы разогнать сумрак возле заполненных книгами стеллажей и резного камина. Большая же часть комнаты была погружена в темноту, все более сгущавшуюся по мере того, как солнце уходило за горизонт.
Не желая, чтобы его беспокоили, молодой человек плотно затворил двери. Он подошел к столу, открыл ящик, в котором хранил старинные пергаменты, принесенные когда-то из Камеспеса. Осторожно Орадо вытащил содержимое ящика, положил их перед собой. После этого молодой человек приблизил свечу и в ее свете принялся пересматривать обрывки и кусочки свитков, которым было больше двух тысяч лет. Не смотря на то, что перевести содержимое большей их части Орадо к настоящему дню так и не удалось, он понимал, что в этих текстах кроется немало тайн цивилизации, куда более пресвященной в оккультизме, чем любое из государств современности. Многим бы, наверное, пожертвовали алхимики и чернокнижники, чтобы приобрести эти старинные рукописи. Но, к счастью, о существовании их не было известно никому, за исключением самого Орадо и тех людей, которым он доверял работать с древними пергаментами.
Тем не менее, фрагменты, аккуратно разложенные Орадо на столе, были всего лишь каплей в море, по сравнению с количеством фолиантов и рукописей, что Триумвират перевез из затерянного в горах города и упрятал от любопытных глаз в своих архивах. Немногим посвященным дозволялось работать с тем числом полуистлевших от времени рукописей, которое инквизиторы сочли возможным передать под государственную печать. Знания сегодня являлись непозволительной роскошью для очень и очень многих.
Пересматривая старинные пергаменты, Орадо опустился в кресло, снова потер пальцами шею в том месте, где его коснулась мерзкая тварь. Действительно ли, впрочем, коснулась? Хотелось бы верить, что беспокойство это является мнимым.
Между тем, день стремительно таял. Солнечный свет, проникавший в комнату через едва приоткрытые окна, все более тускнел, одновременно с тем приобретая багровый оттенок. И неизвестно, сколько времени просидел бы Орадо в кресле, строя предположения, если бы из раздумий его не вырвал знакомый звонкий голосок.
- Орадо Кастильский!
Молодой человек вздрогнул от неожиданности, обернулся, ожидая увидеть ту, которую считал для себя необходимым остерегаться. Однако, комната была пустой. Нежданная гостья отчего-то не спешила показываться, хотя она, без всяких сомнений, стояла где-то рядом.
- Орааадо, - В самом темном углу комнаты, рядом с поставцом словно бабочка взмахнула крыльями, разгоняя непроглядную темноту и бывший веналий увидел девочку, которой едва ли можно было бы дать даже десять лет отроду. Казалось бы, ничем непримечательный ребенок: заплетенные в косички белокурые волосы, веснушчатое лицо, капризное личико... И только в глазах ее горело холодное пламя старого, ледяного бога. - Удивлен, должно быть?
- Нет, не удивлен, - ответил молодой человек, не сводя взгляда с гостьи, ступившей на пышный ковер. - Отчего-то я знал, что увижу тебя именно сейчас. Твое появление дает мне основание полагать, что я оказался прав хотя бы в одном из своих предположений.
Зашелестела, подобно листве одежда, как будто сотканная из множества тончайших лучиков лунного света. Сейчас девочка казалась воплощением самой невинности, хотя Орадо хорошо знал, что за внешним очарованием этого ребенка скрывалась такая бездна необузданных и честолюбивых желаний, каких не бывает даже у самых великих грешниц.
- Ты говоришь загадками, человек кхари.
- Я имею на это право, - задумчиво сказал он. Слова эти были обращены скорее к самому Орадо, чем к его собеседнице. - Но давай будем считать, что я не знаю почему ты пришла ко мне. Стоит ли мне, по причине твоего неожиданного визита испытывать чувства, родственные опасению?
- Ну что ты?! Какой вздор! - Она озорно рассмеялась, взмахнула руками. - Тебе ли меня опасаться?
- Разумеется, нет, - он улыбнулся и невольно подумал о том, что успел позабыть, какой замечательный голос у этой девочки. Мелодичный, тонкий, напоминающий пение птицы. - И все-таки, я могу только предполагать, в какую игру ты намерена сыграть со мной на этот раз. Ведь не случайно твое появление в этом доме именно сегодня.
- Я пришла сюда тайно.
- Стало быть, сбежала.
- Конечно, сбежала, - она озорно подмигнула Орадо. - Сбежала от своего отца. Старый снеговик запрещает мне часто спускаться со снежных равнин. Дуралей думает, что я совсем еще ребенок и ничего толком не умею. А я не хочу вечно сидеть взаперти, под присмотром братьев.
"Такое очарование зря пропадает"
Орадо сцепил ладони, ожидая, когда она заговорит снова. В сущности говоря, он никогда толком не знал чего ждать от этой взбалмошной девчонки.
- Это так весело! - звонко рассмеявшись, Атали закружилась по комнате, словно снежинка, подхваченная порывом ветра. - Стража, наверное, с ног сбилась, разыскивая меня на ледяных просторах. Представляешь, какая кутерьма сейчас в снежных чертогах?
- Несложно предположить, - он попытался улыбнуться, но вместо улыбки у него на губах появилось что-то похожее на недобрую усмешку. - Ты не боишься гнева своего отца?
- Ничуть. Он меня любит, - девочка засмеялась снова. От смеха ее в комнате повеяло холодным ветерком. - А ты стал настоящим бароном, друг мой! Живешь, словно принц крови. Окружил себя слугами, книгами, роскошью. Со времени последней нашей встречи набрался хороших манер. Твоя матушка гордилась бы тобой.
- Моей матери не было до меня никакого дела, Атали. Я был нежеланным сыном в семье и ты знаешь это.
- У верховной жрицы Весты не может быть семьи. Веста - целомудренная богиня отшельница, отказавшаяся от благ супружества, несущая в своем сердце огонь самопожертвования. Смешно было бы полагать, что ее последователи сохранят за собой право семейного очага. Хотя, может быть, той богини и вовсе не существует. Люди так часто придумывают богов по своему образу и подобию...
- Тебе ли об этом не знать?
- Я достоверно знаю только то, что видела своими глазами.
Орадо с безразличием пожал плечами.
- Подозреваю, что ты пришла ко мне не с намерениями поговорить о моих родителях и божествах, существование которых находится под вопросом.
- Возможно, что и нет. Может быть, мне просто захотелось тебя увидеть. - сказала дочь ледяного гиганта и, подойдя к книжному стеллажу, начала с интересом разглядывать старые фолианты. Она потянулась к одной из книг, словно желая вытащить ее из общей массы, однако отчего-то передумала и просто ткнула в нее пальчиком. - Легенды и сказания северных народов! Да, это она! Ах, какая прелесть! До чего забавны подобные истории! Я очень люблю все эти сказки. А вот рядом с ней... Морские путешествия. Ах, друг мой, я много слышала о морских глубинах от своего двоюродного дедушки! Он утверждает, что на дне океана есть целый мир. Такой же холодный, как и ледяные чертоги, - ее взгляд скользнул дальше, остановился на огромной черной книге. - Выдержки из книги мертвых. Очень редкая книга, между прочим. Для поклонников змееликого бога ценность ее безмерна. Я слышала, что первые скрижали Тота были написаны человеческой кровью! Ужасные нравы ужасного общества! Общества, которое требуется исправить, - она улыбнулась и, чуть подумав, добавила. - По своему образу и подобию.
- Позволю себе заметить, что книга Тота, в частности, учит людей правильно отвечать на задаваемые им вопросы.
- Но у тебя слишком много накопилось вопросов ко мне. Я и не знаю, на какой из них ответить сначала. Отвечу, пожалуй, на тот, который ты задаешь себе с того момента, как меня увидел, - она капризно вздернула носик, повернулась к Орадо. - Я пришла, потому, что знаю, что у тебя сегодня были неприятности в городе. Ты снова повстречал жрецов спящих богов, верно?
- Да, Атали.
- Стоит ли мне говорить тебе, почему черные монахи были сегодня на площади?
- Подозреваю, что мне это известно.
- И ты знаешь, какой опасности подверг свою душу, взяв в руки старый талисман?
Орадо, с каждой минутой продолжавшегося разговора чувствовавший в себе рост подозрений касательно визита и намерений необычной гостьи, кивнул с убежденностью невежды.
- Смею предполагать. Но тебе, не сомневаюсь, известно больше моего. Я же знаю только понаслышке...
- Нет, человечек, - неожиданно резко сказала она. - Ты ничего не знаешь! И не можешь знать, потому, что даже мне известно о проявлениях Скверны, которых вы называете Ламиями, очень немногое. К тому же, я родилась уже после того, как земля очистилась от последствий войны стихий. О творениях звероликих, мне, совсем недавно, рассказал отец.
- Скверны..., - прошептал Орадо. От этого пустячного, как могло бы показаться, слова, молодой человек насторожился, припоминая, что не раз уже встречал его в старинных рукописях.
- Да, кхариец. Только не расспрашивай меня о Скверне. Тайна ее происхождения охраняется. Не всякому небожителю позволяется знать ее. И тебе тоже ни к чему все эти тонкости.
Орадо потер указательным пальцем висок, уловив в словах девочки, стоявшей перед ним, нечто очень важное. Быть может, Атали и сама не поняла, сколь важными для него оказались последние ее слова.
- Позволь тебя спросить, что же он рассказывал тебе о них?
- Почти ничего. Он и сам был ребенком в те времена, когда землю покрывала кровавая пелена, а звероликих богов воспевали твари, властвовавшие на этой планете задолго до появления первого человека. А ведь отец мой очень стар, Орадо. Он пережил многих своих сыновей и дочерей.
Молодой человек почувствовал, что пальцы его начинают дрожать от напряжения. От услышанного сердце быстро начала заполнять клокочущая тревога. Он задался вопросом, из какой же адской бездны могла выползти повстречавшаяся ему на площади нечисть, если даже ведьма ледяных пустошей толком ничего не толком не может о ней рассказать?
- Неизвестность пугает, не правда ли? - спросила девочка. - Оракулы говорят, что пройдут многие тысячи лет прежде, небеса перестанут содрогаться от ужаса при виде этих выходцев из глубин тысячелетий. Отголоски былых войн еще долго будут терзать звездные и ледяные чертоги.
- Стало быть, вы сами боитесь их, - с некоторой досадой в голосе сказал Орадо. Медленно в его голове начинал складываться достаточно сложный пазл, состоявший из множества обмолвок и предположений.- Неужели вы, властители вселенной и правда боитесь того, что уже поросло быльем?
- Ты проявляешь поразительную неосведомленность, Орадо. Все, что когда-то создали Древние, несет угрозу для нас. Человеческая жизнь - ничто, пустяк. Но жизнь любого из молодых богов бесценна. Ведь нас осталось очень мало.
- Но что же вас так страшит в Скверне? Если уж мне удалось убить Ламию, как какое-нибудь насекомое, то уж вы то...
Атали подошла к столу и, без всяких усилий взобравшись на него, уселась прямо на старинные пергаменты, которые Орадо не успел убрать в ящик.
- Ведь как раз это я пытаюсь объяснить тебе, - сказала девочка, повернувшись к нему. - Ты плохо соображаешь, как я погляжу.
- Так объясни же мне.
Атали вздохнула. Этот вздох, по мнению Орадо, означал: "До чего ты глуп, до чего же наивен ты в своих суждениях, если не понимаешь таких простых вещей и требуешь от меня объяснений!"
- Пойми, наконец, мой друг, что ты не один из нас. Ты..., - она замолчала ненадолго. - Ты - смертный! Один из бесконечно многих, живших до тебя и живущих в твое время. Ты не видел, как в изначальные времена первый из Звероликих, убил первого из сынов Земли, которого прежде называл своим младшим братом. Ты не видел, как полчища тварей, вырвавшихся адского пламени, пожирали все живое в этом мире. Не видел, как они заполняли собой небесные города и несли хаос в первозданный мир. Тогда небожители впервые позабыли междоусобные распри и объединились против зла, что несло смерть самому мирозданию. В войне между стихиями земли и воды, начавшейся после братоубийства, молодые боги терпели поражение за поражением. Ничто не могло остановить Звероподобных. Хаос начал преобладать над Порядком, небо окрасилось кровью, а землю покрыла порча. Когда же Скверна начала распространяться на Снежные Чертоги, на самой высокой из горных вершин великаны выковали колокол и ударили по нему своими молотами, воззвав к Первоздателям. Звон этого колокола потряс многие из миров и разбудил самого морского змея. Проснувшись, тот ужаснулся разрушениям, причиненным миру, к созданию которого он был причастен. Он заставил воды мирового океана выйти из берегов и затопить покрытую Скверной землю. И пока эхо от колокольного звучало в этом мире, океан поглощал сушу, поднимаясь все выше к небесам. Только после этого Древние отступили от небесных врат и взмолили о пощаде.
- Но не покорились.
- Звероликие слишком свободолюбивы, чтобы подчиняться кому бы то ни было. Они - дикие, кровожадные твари! Хочешь пример? Твой божок, братоубийца - Сет.
- Он не мой божок.
- Меня не интересует, каким богам ты поклоняешься, человек. Единственное, что меня в тебе привлекает, это твоя воля к жизни, искра, из которой седобородый кузнец раздувает мехами пламя..., - она внезапно замолчала и, насупившись, посмотрела на пол. - Оракул говорит, что только такие недолговечные создания как вы могут познать счастье в скоротечности собственной, жалкой жизни. Он твердит, что в ваших сердцах заложены основы самого мироздания, но я в это не верю!
- Почему же твои названные сестры периодически возлагают человеческие сердца на ледяной алтарь?
- Мои названные сестры - дуры! Ледяные ведьмы, наслушавшиеся сказок от Оракулов. Лично я полагаю, что даже сердце снежной обезьяны можно возложить на алтарь. Моему отцу нет до того никакого дела! С той поры, как перестал звучать колокол Завета и схлынули воды мирового океана, человеческие жертвоприношения стали интересовать только жестокосердных южных богов.
- Но когда-нибудь и тебе придется последовать примеру твоих сестер. Это ваше общее предназначение...
- Мое предназначение - править Севером. И не только Севером. Когда-нибудь я приду на юг. Я покорю сердца и души смертных, заставлю их разрушить храмы Первозданных! Быть может, передо мной склонят голову все эти напыщенные лизоблюды, ныне поклоняющиеся дряхлому червю!
Орадо присвистнул от удивления.
- Так вот какие у тебя цели! - он признался себе, что был восхищен амбициями и честолюбием этого жестокосердного ребенка. - Только вот ты забыла, девочка, что Север и Юг - две стороны Света, которые никто и никогда не смог воссоединить.
- А многие пытались? - Атали задумчиво провела пальчиком по стопке бумаг, разбросанных по столу и Орадо увидел, как что-то блеснуло на них в свете горящей свечи. То, конечно же, был лед.
- Об этом грезили Древние. Подозреваю, что и войну с твоими пращурами они начали по этой причине. Но что принесло им то противостояние? Выжженную огнем, затопленную морскими водами, наполненную Скверной землю, разрушенные святыни... Забвение для многих и многих.
- Но земля уже излечилась. Боги плодородия засеяли ее, как бывало прежде. Большинство Звероликих теперь спит, а колокол, положивший конец великим бедствиям ледяные гиганты спустили на землю, чтобы он своим звоном не возмущал больше спокойствие морских вод. Единственное, что может мне теперь помешать, это следы Скверны, оставшейся на Земле после войны двух стихий. - Веснушки на ее лице, казалось, загорелись маленькими звездочками, а в глазах начинало разгораться холодное белое пламя. - Ах, Орадо, как я тебе признательна! Я рада, что сегодня на площади ты убил одну из этих гадин. Если бы и я так могла..., - она ударила кулачком по столу, на котором сидела. - Наступить на нее и хрясь...!
- Но ты не можешь.
Девочка внимательно посмотрела ему в глаза и, помедлив с ответом, тихо произнесла:
- Я могу кое-что другое.
- Что же?
- Как ты уже догадался, я могу назвать тебя своим орудием. В Темных песках, или на ледяных пустошах, на равнинах вольных городов детей Шема, или за великими озерами на востоке... Везде, где я прикажу, ты будешь выполнять мои приказы. Я, дочь Луны, вижу в тебе руку правосудия. Ты будешь слушаться меня, пока носишь клеймо Полумесяца. Ты поклялся мне там, в стенах старого книгохранилища, помнишь?
Орадо выдержал недолгую паузу и, заложив ногу за ногу, произнес:
- Я поклялся содействовать тебе в очищении земли от осколков зла. Но я не стану содействовать тебе в развязывании новой войны.
- Но ты мне нужен! - девочка спрыгнула со стола и с укором посмотрела на Орадо. - Ты - единственный, кто может носить клеймо Полумесяца! Я выбрала тебя и, надеюсь, что не прогадала. Мой выбор, это честь для тебя, ты должен понимать, человечек!
- Должно быть, мне следовало бы радоваться, что из всех людей ты выбрала меня для своих забав. Девочки любят играть с куклами. А ты играешь с жизнями людей.
- Всем нам приходится играть в эти игры. Иначе этот мир был бы скучен и не интересен.
- Но сколько же лет мне рисковать своей жизнью ради твоих прихотей, девочка?
- До конца твоей никчемной жизни. И, между прочим, жить тебе, осталось не так уж и долго.
Краска залила лицо Орадо. Оскорбление стервочки, возомнившей себя вершительницей человеческих судеб показалось ему таким же хлестким, как и обыкновенная пощечина.
- Недолго...? Скажи на милость, что ты имеешь ввиду?
- Я говорю о том, что яд Ламии постепенно растворяет твою душу, Орадо. Ты, недотепа, позволил этой твари коснуться своего тела и обрек себя на медленную смерть! - Закатив глаза, девочка сделала выразительный жест руками, протянув их вверх, словно в какой-то немой мольбе. - О, боги! Ты этого не знал! Ты думал, что это существо во всем подобно какому-нибудь пауку?! - она улыбнулась. - Милый мой дурачок...
С трудом сдерживая нарастающий в себе гнев, Орадо тихо спросил:
- Откуда же мне было знать?
Он хотел было добавить, что именно стараниями таких вершителей человеческих судеб как ее отец, все что когда-либо было написано в древних летописях о проявлениях Скверны, оказалось вычеркнуто из них. Однако промолчал и только безуспешно попытался унять дрожь в своих пальцах.
- Тогда послушай меня, - тихо, чуть ли не шепотом произнесла девочка. - Прикосновение всякого творения Скверны к существу, обладающему разумом и душой, неизбежно приводит его к погибели. Но поскольку это орудие Древних было создано задолго до появления смертной плоти, убить оболочку, в которую заключена человеческая душа, оно не способно. Ламия убивает только душу, Орадо. За человеческими душами она и охотится с незапамятных времен.
- Позволю себе заметить, что тот мальчишка на площади носил ее несколько дней. И он до сих пор жив.
- Мальчик сам обрек себя на смерть и спасти его уже никто не может. Завтра, или послезавтра его ждет закономерный конец.
- Для тебя его жизнь ничего не значит.
- А с чего бы мне думать о нем? В конце концов, не может же человек жить вечно. - Она взглянула на него, на миг задумавшись о чем-то и ответила чуть погодя: - Подумай лучше о себе, Орадо.
- Ты говоришь так, будто хочешь дать мне какую-то надежду.
- Зачем бы еще мне здесь быть? Пока ты мне нужен, дружок. Я не собираюсь лишаться своей любимой игрушки ради какой-то ползучей дряни. Ты не должен забывать об этом в прочих своих бедах. Если в твоей душе бушуют страсти, если в тебе есть стремление к жизни, то сделаешь все, что я тебе скажу. Уверена, что ты еще послужишь мне, мальчик мой. Я рассчитываю на тебя.
Орадо прикрыл глаза, рассудив, что в разговорах с ним девчонка может позволить себе высказывать мнение не стесняясь выражениях. Ведь она - дочь одного из самых могущественных богов Севера. Ему же не остается ничего, кроме как сдерживать в себе клокочущую ярость. Ведь он всего лишь человек...
Кажется, что-то подобное ему говорила и Атали в первую встречу. Как это было-то?..
Память возвратила Орадо назад, к развалинам старого, заброшенного города, в ту его часть, где находилась библиотека, хранившая безмерное, как могло бы показаться, количество древних фолиантов. Там, среди призраков прошлого он и повстречал в первый раз дочь ледяного гиганта. В обмен на всего лишь одну каплю бесценных знаний, хранившихся в затерянном городе, Орадо отдал себя в услужение честолюбивой девчонке и поклялся содействовать ей в поиске и уничтожении вещей, способных пошатнуть хрупкое равновесие между добром и злом, погрузить мир в кровавый хаос. С тех пор жизнь его превратилась в череду переходов из одного кошмара в другой, в поисках разнообразных источников тьмы, способных, попав в руки глупцов и корыстолюбцев, наслать бесчисленные ужасы на человечество. Быть может, то решение оказалось ошибочным, но была ли у него тогда возможность отказаться? За стенами заброшенного города Орадо, несомненно, ждала смерть от рук дикарей, или клыков хищных тварей. И напротив, возможность постичь утерянные некогда знания, манила его к себе, сулила такие блага, какими в нынешнее время не владел никто. Теперь оставалось признать, что желание открывать для себя новые двери в мире, наполненном неведомым и чудесным, как оказалось, ни к чему хорошему не привело.
- Так чего же ты от меня теперь хочешь?
- Я хочу, чтобы ты встретился с Оракулом. Лишь он один может вылечить тебя и избавить от страшной участи. - Неожиданно лютая злоба исказила черты миловидного ребенка, стоявшего перед Орадо. Лицо Атали на мгновение потемнело, а в глазах засветилось кровавого цвета пламя. - Если огонь в твоем сердце столь ярок, как я полагаю, ты сделаешь это. Меня же эта встреча развлечет.
- Но как я могу... Где мне его искать?
- Где мне его искать? Где его искать? - передразнивая Орадо сказала Атали и скривила тонкие губы в усмешке. - Боюсь, это будет непросто. Он живет на западном побережье, за Каменистой рекой.
- В землях пиктов, - произнес молодой человек. Мысль о том, что девчонка на полном серьезе предлагала ему отправиться в опасные, населенные кровожадными дикарями пустоши, Орадо взволновала.
- Это сердобольное, простодушное существо опекает безволосых обезьян, а они почитают его также, как верховное божество, - сказала Атали. - Какая нелепость! Эта полукровка, имеет большее количество почитателей чем я, дочь Севера!
Ее слова, по-прежнему похожие на щебетание птицы, Орадо, погрузившись в свои невеселые размышления, практически не слышал. Впрочем, в речи девочки не было ничего неожиданного. Давно уже он пришел к выводу, что дочь властелина льдов испытывает потребность в признании и уважении. Но ведь она, по сути своей, всего лишь ребенок, а потому, всяким образом старается подчеркнуть свою значимость в глазах окружающих. Так поступает обычная малолетка. Так же поступает и дочь седого, бессменного правителя Севера.
Он посмотрел на Атали, кусая губы от безысходности и, терзаясь одним единственным вопросом.
- Ты говоришь, что мне надо идти к побережью. Но ведь ты же знаешь, что у меня нет прямого выхода в неизведанные земли. Для того, чтобы добраться до Каменистой уйдут недели.
- Посмотри на меня, человечек! Ты что же, думаешь, что я, дочь Луны, позволю тебе сдохнуть где-то в пути? Конечно же, я дам тебе возможность отворить двери портала в один из заброшенных храмов, в землях пиктов. Оттуда ты пойдешь на закат, к руинам Черепа Тишины.
- Так ведь это же руины! - еще больше бледнея прошептал Орадо.
О крепости, называемой людьми Черепом Тишины ходило много жутких историй. Большая часть из них, конечно, была выдумана людьми, ни разу не бывавшими за пределами Большого Порога, однако, даже то немногое, что Орадо прочел о ней в старинной летописи, было достойно пера сочинителя ужасных историй.
- В руинах лежит только крепость. Тебе же надо найти старый храм, который стоит чуть в стороне от этой груды камней. Если ты разыщешь тропу, которая ведет к нему, если тебя не сожрут дикие звери, если по пути ты не повстречаешь дикарей, то ты дойдешь до этого места меньше чем за два дня.
- В твоих рассуждениях слишком много "если".
- Определенность скучна, мой друг.
- Срок моей жизни ты определила достаточно четко. Два дня.
- Этого времени тебе должно хватить для того, чтобы спасти свою жалкую душонку. Мне будет очень жаль, если ты не справишься. Ведь я к тебе так привязалась!
- Позволю себе заметить, что твоя привязанность сродни привязанности ребенка к ручному зверьку. Я не собираюсь упорствовать, поскольку речь идет не просто о сохранении моей жизни, но о бессмертии моей души. Однако скажи мне, неужели я для тебя так мало значу?
- Нет, мой друг. Твоя значимость для меня неоценима. На твоем примере я изучаю людскую породу и учусь проникать в человеческий разум, выискивая низменные желания и пороки, которые способны привести смертного к ледяному алтарю. Я хочу посмотреть, на что способен человек ради спасения своей души. Я хочу знать ее цену.
- Выходит, ты лишь потому все это заварила.
- А разве такой причины недостаточно? Ну хорошо! Когда в первый раз я возложу на ледяной алтарь человеческое сердце, я произнесу твое имя перед ликом моего отца. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы это совершилось в скором времени. Это будет дань уважения тебе, человечек. Ведь ты не просто моя игрушка. Ты - мой учитель.
- Ну что же..., - прошептал Орадо. Чтобы не выдать потаенных мыслей, он опустил взгляд на свои руки. Странно, но его пальцы перестали предательски подрагивать, а разум уже не рисовал мрачные картины будущего. - Учитывая обстоятельства, я льщу себя надеждой, что доживу до того момента, когда тебе доверят жертвенный нож.
- Хватит! Довольно разговоров! Двери портала откроются через полчаса и медлить с отправлением тебе не стоит. Переступив черту, поостерегись, впрочем.
- Поостеречься чего?
- Есть много опасностей, которые поджидают человека на его пути к спасению. И знающие люди способны отворить всякие запертые двери, достаточно применить силу своих рук или магию старых времен. Впрочем, я думаю, что это будет забавно. Не думаю, что мне стоит говорить тебе о тех, кто таится во мраке, по ту сторону от раскрытого портала. Я и так сказала тебе очень много.
- Ты знаешь, что у меня нет практически никаких шансов добраться до тех руин, - сквозь зубы процедил Орадо. - Ты посылаешь меня на верную смерть.
Атали звонко рассмеялась.
- У всякого человека много переплетающихся нитей судьбы. Быть может, нас еще не раз сведет вместе, если не удачливый случай, так моя прихоть. Но, конечно же, я стану приглядывать за тобой там, за порогами Каменистой реки. Вопрос в том, захочу ли я тебе в чем-то помочь? Посуди сам, стоит ли стараться?! Это было бы так скучно...
- Своенравная девчонка. Просьбы о помощи ты от меня не дождешься, так же как не дождешься и благодарности за какое-либо содействие в пути. Более того, я подозреваю, что мне не довелось бы сейчас беспокоиться о своем будущем, если бы не твоя злая воля. Ты затеяла со мной какую-то очень жестокую игру, но знай, что правила в ней я соблюдать не собираюсь.
Волосы Атали на миг вздернулись от невесть откуда подувшего ветерка. Она посмотрела Орадо в глаза, бледная как снежное покрывало, полная гнева и решимости:
- Тщательнее подбирай слова в разговоре со мной, дерзкий человек. Не зли меня! Я не столь терпелива, как мой отец. За каждое сказанное тобой неосторожно слово я отплачу троекратно! Будь уверен, мое возмездие не заставит себя долго ждать.
- Ты сердишься на меня? Но что с того? Пустяк. Я не опасаюсь того, что ты осмелишься причинить вред тому, кто носит клеймо Полумесяца. Пока что я тебе нужен. Я - твоя любимая игрушка, ты сама это сказала.
- Раз ты меня обижаешь, то не рассчитывай на мою помощь ни в чем! С этого момента я ни во что более не вмешиваюсь. Ты мне не нужен! - она в гневе топнула ножкой. - Ты плохой! Плохой! И знаешь что? Когда я наиграюсь с тобой, я прикажу своим братьям содрать с тебя шкуру, жалкий червяк!
В ответ Орадо всего лишь улыбнулся и, не произнеся больше ни слова, вышел из комнаты. Но еще какое-то время, идя по коридору, он слышал истеричные крики взбалмошной дочери властелина ледяных чертогов.
3
Недолгие сборы.
Прошло совсем немного времени после того разговора, а дом бывшего веналия Орадо Кастильского стал похож на разворошенный муравейник. Привыкшая к размеренности жизни и праздности челядь, по большей части, не понимая сути происходящего, всем своим видом надумала показать свою причастность к тому, что творилось в доме, в эти минуты. Засуетилась толстая повариха на кухне, забегали по коридорам горничные, собирая господину в дорогу какие-то вещи, зычно начал покрикивать на слуг старый дворецкий. И даже огромный пес, которого Орадо приютил после смерти одной очень известной в обществе знатной дамы, счел необходимым то тут, то там мешаться под ногами прислуги
Эту сумятицу и застал возвратившийся из города Агрифо.
Пикт, с недоумением поглядывая по сторонам, прогулялся по залам, после чего, задаваясь множеством вопросов, заглянул в кабинет Орадо.
- А, вот и ты, плут! - воскликнул тот, отвернувшись от зеркала, возле которого стоял, примеряя новый жилет. - Я думал, что уж вовсе не увижу тебя.
- Я был на городском рынке, - отозвался Агрифо. - А вернувшись, не узнал этот дом. К слову, дом то, как раз прежний, но что-то случилось с людьми, живущими под его крышей. Твой управляющий кричит на служанок так, что чуть не содрогаются стены. Ему вторит пес, которого ты приволок откуда-то с улицы пару недель назад. Вдобавок, в коридоре меня чуть не облила кипятком одна из твоих девок! К чему все это? Что случилось?
- Ничего особенного, друг мой. Я просто готовлюсь к очередному продолжительному путешествию.
- Ого! Самое время для подобных начинаний. Не лучше ли перенести время отъезда на завтрашнее утро?
- Поверь, я был бы рад от него и вовсе отказаться..., - Орадо застегнул последнюю из пуговиц, взглянул на свое отражение. - Неудачно все вышло. Еще утром я вовсе не предполагал, что повстречаю эту..., - Орадо осекся на секунду, взглянул на пикта, - маленькую, заносчивую тварь, а теперь должен спешно собирать свои вещи в дорогу.
- Странные слова. Но они подходят человеку, не по своему желанию уходящему в ночь. Мне не понятны причины такого поступка, но прошу одуматься. Если ты повстречал кого-то...
Орадо резко обернулся к нему.
- Повстречал, - он прилагал неимоверные усилия, пытаясь сохранить в голосе спокойствие, но чувства, владевшие им сейчас, не позволяли говорить без едкой горечи. - Атали. Эта соплячка явилась сюда как к себе домой и посмеялась надо мной. Надо мной, представителем рода Кастилье! Должен признать, что у нее своеобразная манера судить о людях и различных вещах. С каким бы удовольствием, наверное, эта тварь вонзила бы коготки в мои глаза! Но не хочет лишаться своей любимой игрушки!
- При этом, ты уходишь, не найдя веской причины для отказа. В чем, собственно, дело? - спросил пикт, озадаченный словами Орадо. - Ведь ты свободный человек.
- К сожалению, от моих желаний сейчас мало что зависит. Я даже не совсем ясно представляю, как надо взяться за это дело, но знаю, что времени на раздумья мне отпущено немного.
- У тебя нет свободы выбора?
- Ну отчего же? В некоторой степени маленькая дрянь оставила мне свободу, Агрифо. Даже сейчас я свободен выбирать, каким способом умереть. Между прочим, кончить жизнь - дело довольно простое. Можно в своей постели, без всякой надежды на обретение бессмертия за смертной чертой. Но можно в далеких краях, от рук дикарей, или когтей дикого зверя, до последнего своего мига зная, что сделал все возможное для спасения своей души.
Помолчав немного, он добавил:
- У меня есть выбор и я его уже сделал. Однако, скажи мне, что бы выбрал ты сам?
Агрифо, очевидно раздосадованный тем, что ему задают вопрос, на который у него имелся лишь один ответ, приложил руку к своей груди.
- Человеку леса нет необходимости отвечать тебе, названный брат, потому, что все знают, как он поступит.
- Стало быть и своего решения я не переменю.
Агрифо нахмурился.
- Куда ты пойдешь?
Орадо ответил не сразу. Он отошел от зеркала, снял со стены обитые бархатом деревянные ножны, предназначенные для ношения легкого полуторного меча. Рассудив, что именно они подойдут ему в предстоящем рискованном предприятии, молодой человек примерил их к металлическим кольцам-держателям, свисающим с широкого ремня.
- За Каменистую речку.
Лицо Агрифо выразило недоумение. Но Орадо понимал, что его друг был неприятно поражен.
- Далеко, - протянул тот. - Тебе ли не знать, что западное побережье, это неподходящее место для прогулок цивилизованного человека. За Великим Порогом, белые люди беспомощны и являются легкой добычей для моего народа. Плохое время, плохое место...
- Я это знаю, дружище, - Несколько раз Орадо сомкнул и разомкнул металлические держатели на ремне, проверяя их исправность. - Я уже сказал тебе, что выбор у меня невелик. Конечно же, я хорошо себе представляю, на что способны твои сородичи. Ты же помнишь, что мне доводилось с ними встречаться.
- Ты еще ни разу в жизни не видел настоящего пикта. Ты встречался с полукровками, торговцами пушниной и рыбаками, позабывшими о традициях своего рода.
- Один из пиктов сейчас разговаривает со мной.
- В этом теле, - Агрифо приложил ладонь к своей груди, - кровь не чиста. Моя праматерь была из племени ватавов, а это оно пришло на западное побережье много веков назад, спасаясь от Большой Воды и кхарийских работорговцев. Земли, поднявшиеся из морской пены, за пограничными реками, стали для моих предков родиной - единственной, какую они знали.
- Не возьму в толк, к чему все эти разговоры о чистоте крови? Ты хочешь сказать, что не считаешь себя пиктом?
Агрифо, гордо подняв голову, парировал:
- Я - человек леса. Я - пикт и не перестану им быть.
- В это несложно поверить, если взглянуть на цвет твоей кожи, друг мой. В этом городе живет не так уж и много людей, привлекающих к себе внимание так, как это делаешь ты. Не будь у тебя бумаг, удостоверяющих твою принадлежность к моему дому, любой солдат имел бы право убить тебя просто за то, что ты варвар.
Агрифо мельком взглянул на свое отражение в зеркале, вынужденный признать правоту своего друга. Он являл собой тип жителя лесов, расположенных за засечной чертой, но с ярко выраженными внешними отличиями от жителей равнин Ахерона. Облик его был обликом дикаря и эту личину никаким образом невозможно было скрыть под едва заметным налетом цивилизованности.
- Пикт, - повторил Агрифо. - Но изгой, потому что, на взгляд старейшин моего племени пленный воин гораздо хуже труса. Даже если этот воин убил в бою пятерых врагов, он перестает являться частью рода и о нем забывают. Он никогда не заговорит кем-либо из детей леса о том, что был в плену, не оскорбив своего происхождения.
Орадо знал, что это правда. Народ, живший в пустошах, за пограничными реками Коцит и Каменистой, был очень щепетилен в вопросах чести и достоинства. Впрочем, у племен, ведущих постоянные междоусобные войны, доблесть была и будет находиться превыше каких-либо сводов указаний и религиозных обычаев. Положение воина, охотника, или собирателя в таких сообществах зависит от одного лишь мнения, составленного о соплеменнике старейшинами Рода.
- Ваши понятия о достоинствах меня всегда удивляли. Смею тебя заверить, что для всего обрюзгшего, заплывшего жиром цивилизованного мира ты являешься таким же варваром, как и твои собратья. Никакой разницы между всеми вами охотники за головами не видят. За ваши головы платят деньги. Большие деньги. Будь уверен, повстречав тебя где-нибудь на западных рубежах, эти ублюдки распорядятся твоей жизнью по свойски.
- Именно поэтому, вы - жители равнин, мало чем отличаетесь от людей леса.
- Ты так считаешь? С тобой бы, пожалуй, не согласился никто в этом городе. Скажу более, многим бы твои слова и сравнения показались оскорбительными.
- Какое мне дело до многих, если я разговариваю сейчас только со своим названным братом? Я говорю, что разница между его народом и другими народами есть лишь одна: Людям леса гибель противника в бою приносит честь, а прочим - тщеславие и золото.
Орадо с безразличием пожал плечами. Когда дело касается спасения собственной души, разговоры о чести, или золоте теряют, пожалуй, всякий смысл.
- Ты ведь пойдешь со мной, Агрифо? - спросил он. - С ответом не тороплю, хотя и много времени на раздумья не дам. Можешь отказаться, приятель. Это опасное предприятие, я знаю. Если ты не захочешь стать моим проводником в том ликом краю, то я обещаю, что не стану держать на тебя обиды. Я верю в крепость своих рук и ног...
"...хотя одной моей веры недостаточно".
- Пойти с тобой... Но почему бы и нет? - отозвался тот. - В конце концов, честь предков не позволяет мне, оставаться в стороне, когда моему названному брату требуется помощь.
- Вот и хорошо! - Орадо улыбнулся. - Если у меня и есть шансы добраться до Черепа Тишины, то только вместе с хорошим проводником, знающим законы леса. Таким, как ты.
- Я не ослышался? Мой названный брат намерен идти к Черепу Тишины?
- Да. Мне нужно встретиться с существом, которое твои собратья зовут Оракулом.
Губы Агрифо дрогнули. Он немного помолчал, словно пытаясь что-то сказать, но слова, как видно, давались ему с трудом.
- Оракул, это человек, - наконец, промолвил пикт. - Старый лес шепчет, что это извечная женщина, которую люди, живущие в низине, считают названной матерью.
- Вот как? - Орадо заинтересованно посмотрел своему другу в глаза. - Оракул - женщина? Атали мне об этом не сказала.
- Я говорю это тебе, брат!
- Но меняет ли это что-нибудь? Узнав, куда я отправляюсь, ты не отказываешься меня сопровождать?
- Слово пикта твердо как камень! Моему брату известно, что всякий человек леса - хозяин своего слова.
- Тогда прошу тебя, не говори мне о наших шансах на успех! Я не желаю этого слышать.
Агрифо пожал плечами. Хотя он и старался сохранять невозмутимое выражение на лице, в глазах его промелькнуло что-то очень похожее на растерянность.
- Нам нужно подготовиться. Давай, собирайся в дорогу, - сказал Орадо. - И пошевеливайся! У нас совсем мало времени до того момента, как откроется портал. Если, конечно, маленькая ведьма и впрямь намерена сдержать свое обещание...
С этими словами молодой человек снял со стены и вставил в ножны полуторный меч с посеребренным лезвием, посмотрел на свое отражение в зеркале. Удовлетворенный тем, что он увидел, Орадо по товарищески похлопал озадаченного пикта по плечу, после чего вышел из комнаты.
Возвратившись в свои покои, он первым делом убедился, что взбалмошной девчонки здесь не было. Бывший веналий прошелся по помещению, выискивая взглядом вещи, которые в последние минуты перед уходом требовали его внимания, потом уселся за стол, принялся писать распоряжения дворецкому. Таких, впрочем, получилось не так уж и много, поскольку старому управляющему уже доводилось заправлять имением во время продолжительных отсутствий своего господина. Иногда Орадо вообще сомневался в том, что Карбизо нуждался в каких-нибудь наставлениях, или рекомендациях.
Посмотрев текст, начерканный пером на тонком листе, он отложил его в сторону. Затем переворошил кипу старинных пергаментов, лежавших на столе и вытащил карту западного побережья, срисованную со страницы одного из старинных фолиантов, хранящихся в личной библиотеке его величества.
Аккуратно Орадо развернул карту, нашел взглядом излучину реки Кацит, - место, которое ныне являлось прибежищем для изгоев и подонков всех мастей. Когда первые проникшие в эти земли искатели приключений открыли посреди лесов озерный край, с его водопадами и множеством мелких речушек, они назвали его Большим Порогом. Так эту местность и стали именовать все без исключения на протяжении последующих нескольких сотен лет. Каким-то непостижимым образом здесь относительно мирно уживались земледельцы, охотники, работорговцы, полудикие степные кочевники и пикты.
Впрочем, место, которое искал взглядом на карте Орадо, находилось в двух сотнях миль от Большого Порога, за Каменистой рекой. Оно было обозначено красным крестиком, как представляющее опасность для всякого человека, желающего удовлетворить праздное любопытство и отправиться в дикие земли. Этим крестиком Орадо когда-то отметил на карте Череп Тишины - древнюю крепость, имевшую дурную репутацию.
Чуть больше двух столетий назад безумный мистик Аль-Камед, написавший зловещий трактат о потусторонних сущностях, утверждал, что когда-то в той крепости был заключен дух пустоты и безмолвия. Имелась ли в его утверждениях хоть какая-то доля правды, теперь сказать никто не мог, поскольку немногочисленные исследователи, которые уходили за Большой Порог, в большинстве своем бесследно исчезали в гиблых топях. Те немногие, которые возвращались, рассказывали жуткие истории о чудовищах, стерегущих руины древних городов, о жутких, кровавых ритуалах, проводившихся пиктами и о кошмарных иллюзиях, встречавшихся им в испарениях Черного Лотоса. Но никто из них даже шепотом не решался говорить о Черепе Тишины - месте заточения бесконечного ужаса и безмолвия. Бесспорным являлось сейчас только одно: развалины старой, разрушенной еще в допотопные времена цитадели ужаса, являлись местом сбора пиктских вождей, желавших бескровно уладить межплеменные раздоры
А ведь еще пару тысяч лет назад, к юго-западу от сумрачных равнин располагались многочисленные поселения. Там проходили торговые пути, а люди занимались сельским хозяйством. Страшный катаклизм, увлекший на морское дно острова атлантов и лемурийцев, нещадно прошелся по южным областям Турийского континента, до неузнаваемости меняя очертания береговой линии и меняя ландшафт. Междоусобные войны, развязанные уцелевшими людьми на обломках погибших великих цивилизаций и неведомые ранее моровые болезни, довершили начатое буйством стихий. В конце концов, единственным народом, который смог приспособиться к резким изменениям окружающей среды к юго-западу от Зальгарских гор, оказался народ пиктов.
К слову сказать, едва ли можно вообразить себе такое бедствие, которое эти низкорослые люди не смогли бы пережить. Многие века они терзали границы государств, появлявшихся и исчезавших в процессе великого переселения народов. Ни стигийцы, ни аконфорты - потомки валузийцев, не смогли устоять под их медленной, ползучей экспансией. Лишь воинственные племена кхари, пришедшие с юго-восточного побережья, потеснили дикарей к западному побережью. Сами же кхарийцы, осев на равнинах, под серым небом, наполненном серой от извержений многочисленных вулканов, смешались с жалкими остатками прежде великих народов и образовали государство, которое назвали Ахероном. Вместе с этим, они возложили на себя бремя противостояния между варварством и цивилизацией.
Орадо встал и подошел к приоткрытому, занавешенному окну. Некоторое время он смотрел на сияющий над одним из самых высоких шпилей города огненный кристалл и расправил плечи. Напряжение прошедшего дня давало о себе знать. А может быть, начинало сказываться на его душевном состоянии что-то иное, куда более зловещее, чем обыкновенная усталость?
От невеселых размышлений молодого человека отвлек голос дворецкого.
- Ваши вещи собраны, мональе.
- Благодарю, - сказал Орадо. Он взял со стола лист с предписаниями, протянул Карбизо. - Здесь инструкции, денежные перечисления слугам на ближайшие пару месяцев. Если я задержусь, то тебе придется заняться и более весомыми проблемами. Обратишься к Майло, он тебе поможет уладить дела со сборщиками налогов и с прочими денежными расходами.
Старик взял пергамент из рук Орадо, пробежал по написанному там взглядом.
- Скажите, это путешествие вам так необходимо? Может быть, не стоит так торопиться...
- Хотелось бы мне знать! Я убежден только в том, что если я не уйду сегодня, то мне и вовсе незачем будет куда-то идти завтра, или в последующие дни.
Карбизо слегка поклонился.
- Какие же это обстоятельства гонят вас в ночь, прочь из своего дома?
- Не думаю, что тебе следует знать о причинах, по которым я ухожу на этот раз. С тебя хватит прочих беспокойств.
- Тем не менее, послушайтесь моего совета: одумайтесь. Уходить куда-то в ночь неразумно.
- Я принял решение, - произнес Орадо. Тон, с которым он произнес эти слова, исключал возможность дальнейшего разговора. В то же время страхи реальные и мнимые, начинавшие принимать в его сердце разные формы, отчего-то в эти мгновения приобрели особенную остроту. Дрожащей от волнения рукой молодой человек качнул песочные часы, взглянул на отцвет зашедшего за горизонт солнца, едва видный в просветах густо переплетающихся ветвей деревьев, за окном.
- Он принял решение, - с брезгливостью в голосе сказал Карбизо. - Надо же? Решение..., - он взял в руки свечу, стоявшую на столе, принялся от нее зажигать другие свечи. - На дворе ночь, а он успокоиться не может. Такой же, как отец. Не можете усидеть на месте. Рветесь куда-то... И матушка ваша была такая же! Недаром ведь Триумвират хотел сделать ее Жрицей Крови. Готова была ввязаться в любую авантюру...
Старик продолжал что-то брюзжать себе под нос, а Орадо всего лишь посмотрел на портрет красивой дамы, висевший на стене, рядом с камином - творение неизвестного художника, одно из немногих напоминаний о былом величии Дома Кастилье. При этом он задался вопросом, многие ли женщины способны с той же беспечностью отказаться от своего ребенка ради служения богине-провидице, с какой это сделала она? Трагедия заключалась еще и в том, что отрекшись от всего земного, мать не оставила сыну ничего кроме фамилии. Один из самых знатных, благородных родов Ахерона угас сразу же после того, как король подписал указ о передаче состояния Кастилье храмовникам. Его же, прямого наследника старинной династии отправили на обучение в военную школу, при Десятом Фанкордуме. Полагалось, что государь взял мальчика под свою личную опеку, но никогда уже Орадо не мог претендовать на высокое положение в обществе. Единственное, что по праву наследия позволялось ему оставить - фамильный герб, в незапамятные времена пожалованный его доблестным предкам от одного из грондарских князей. Быть может в приграничье, сына жрицы богини Весты ждало сносное будущее и карьера военного, однако судьба распорядилась по другому.
Чувствуя необходимость избавиться от чувства тревоги и всяких сомнений, Орадо открыл ящик и начал складывать в него обрывки пергаментов, в беспорядке разбросанные на столе. Он все больше испытывал потребность выговориться перед стариком, которого он знал с младенчества, единственным человеком, прошедшим через всю его жизнь. Стоило бы, наверное, рассказать старику, с каким трудом, после возвращения в столицу, Орадо удалось разыскать его, верного слугу прежнего Дома Кастилье среди отбросов, обитающих в грязных, наполненных нечистотами переулках. Но, побоявшись выдать свою минутную слабость, молодой человек не произнес не слова.
Наведя порядок на столе, он встал и направился к дверям. У самого порога остановился и, повернувшись к дворецкому, спросил:
- Ты ведь знаешь, кто такая Веста?
- Хранительница жертвенного огня, как я слышал. Одна из тех богинь, про которых люди сплели достаточно большой клубок небылиц.
- Должно быть...
Удивительное спокойствие старика, произнесшего эти слова, показалось Орадо чем-то сродни чудовищного попрания принятых в обществе норм морали и нравственности. Но, ничем не выдавая своего раздражения, он отворил дверь и ступил за порог.
В то время, когда Орадо разговаривал со своим управляющим, Агрифо жевал краюху хлеба и мерил шагами гостиничную. В голове его бушевал ураган противоречивых, тревожных мыслей, однако ни одна из них надолго не задерживалась, уступая под напором другой, не менее беспокойной. Прошлое, которое безвозвратно он считал для себя утерянным, кажется, снова готово было ворваться в его жизнь. Тот дикий мир, который Агрифо покинул, сохраняя долг чести человеку, спасшему его жизнь, оставался его миром. В том краю, должно быть, все оставалось по-старому и неизменно. Там древний лес хранил заветы его предков и там, в страшных, порой неприемлемых для цивилизованного человека ритуалах, Агрифо хранил собственную душу.
Размышляя то о диких пустошах и Черепе Тишины, пикт все больше приходил в смятение. В конце концов, в очередной раз повернув из угла в угол, он пришел к выводу, что обо всем произошедшем надо рассуждать с тем спокойствием, которое свойственно опытному воину, не боящемуся преградить дорогу хищному зверю.
Чтобы не отдать себя во власть эмоций и хоть как-то отвлечься от невеселых мыслей, он принялся разглядывать походную сумку, стоявшую на столе. Агрифо спросил себя, нужна ли в дороге путнику такая ноша? Ведь это груз, стесняющий движения, обременительный для всякого человека, путешествующего по пустошам, наполненным опасностями. В ближайшее время от этой ноши придется избавиться.
Убежденный в этой мысли, Агрифо вышел из гостиничной.
Пройдя небольшой коридор, он открыл дверь в небольшое пустое помещение, на полу которого была нарисована шестиконечная, пентаграмма. Как и все люди леса, Агрифо с большим почтением относился к подобного рода знакам, хотя не понимал их значения. Ступив через порог, молодой пикт некоторое время разглядывал символы, испещрявшие пол и замер от неожиданности, когда услышал, как хлопнула за его спиной тяжелая дубовая дверь. Откуда-то подул холодный ветер. Сердце Агрифо забилось сильнее чем прежде, во рту мгновенно пересохло. В его дикую, едва прикрытую налетом цивилизованности душу волной нахлынуло предчувствие чего-то противоестественного, враждебного человеческой природе.
Агрифо огляделся по сторонам, но увидел, что все ставни окон были закрыты. Он отступил к двери и крепко сжал в руках копье, не зная чего ожидать сейчас. В этот момент в глаза его ударил яркий свет, а над шестиконечной звездой возникло маленькое голубоватое солнце. Секундой позже, где-то рядом, раздался звонкий детский смех.
От всего этого Агрифо уже готов был по настоящему испугаться, но дверь распахнулась, и в комнату вошел Орадо. За плечом он нес ту самую тяжелую сумку, что совсем недавно видел Агрифо в руках слуг.
- Ты уже здесь, - сказал тот. - Это хорошо.
Пикт резко вскинул руку, давая понять, что не желает поддерживать разговор, который казался ему несущественным в эту минуту. Взгляд Агрифо, пристальный и беспокойный, по-прежнему скользил по комнате из стороны в сторону, не задерживаясь ни на чем, пока не остановился на голубоватом свечении отворившихся дверей портала.
- Ты слышишь ее?
- Кого?
- Ту девочку. Она здесь! - Глаза Агрифо оживленно блеснули.
- Ну конечно же она здесь! - Орадо поставил сумку на пол. - Я допускаю даже, что Атали никуда и не уходила. Надо отдать ей должное, свое слово она держит.
Без лишних слов пикт взял в руки сумку, перекинул ее через плечо и сделал шаг по направлению к порталу.
- Погоди..., - прошептал Орадо, потянув его за руку. - Неужели тебе ничуть не страшно?
- Страшно, - отозвался Агрифо. - Не меньше чем тебе, дружище Но позволить тебе в одиночестве отправиться в опасный путь я не могу.
- Благоразумно в меньшей степени, чем похвально, - Орадо посмотрел на голубое свечение, глубоко вздохнул. - Надеюсь, что наш общий страх не обойдется нам дорогой ценой.
- Всякий человек леса признает за собой право дикаря, но правом труса себя наделять не собирается, - пикт иронически поклонился.
Агрифо обернулся к открытой двери, у которой начала собираться прислуга. На миг ему подумалось о том, что задуманное предприятие еще можно отменить, отбросить мысли о плохом в сторону и предложить своему другу прожить остаток его дней в спокойствии и уюте. Пожалуй, что еще имелась возможность передумать и повернуть обратно. Но делать этого было нельзя, поскольку решение, серьезное и бесповоротное, было принято. Всякое стремление следовать вопреки ему пикт отбрасывал прочь от себя как заведомо неправильное.
Между тем, Орадо ободряюще улыбнулся старому дворецкому, снял ближайший факел со стены, подошел к шестиконечной звезде, аккуратно нарисованной на полу. После недолгих размышлений, сделал шаг вперед...
4
Из тени старого храма.
- Боги милосердные, что это? - спросил молодой человек, глядя на огромное, величиной с его локоть, насекомое, нанизанное на острие копья, что сжимал в руках Агрифо.
- Болотная блоха, - ответил тот. - Я встречал их только один раз в соленых топях. Очень неприятные твари.
- Что верно, то верно, - проговорил Орадо. Не раз он говорил самому себе, что самыми страшными чудовищами для людей являются те, с которыми они еще не столкнулись. По этой причине существо, на которое ахеронец сейчас смотрел, выглядело не просто гадко. Оно казалась ему воплощением всего омерзительного, что когда-либо порождала природа.
- Старые люди говорят, что в тех местах, откуда пришел мой народ, их было много, - сказал Агрифо. - Наверное, во много раз больше, чем пальцев на руках и ногах всех знакомых мне людей.
- Насколько же скверным доложен был быть мир, породивший таких чудовищ? - с отвращением проговорил Орадо.
Агрифо чуть качнул головой. Он сдернул с копья переставшее подавать признаки жизни мерзостное создание, бросил его подальше от себя.
- Этого люди леса не знают. Никто не знает. До той поры, как мои прадеды впервые ступили на Большую Землю и убили первую рыжеволосую обезьяну, природа порождала много чудовищ.
Орадо промолчал. Да и что тут скажешь? Нет, пожалуй, на этой земле такого пикта, который не говорил бы с ненавистью о варварах, с которыми его народ враждовал еще с допотопных времен. Здесь, на руинах древних государств, десятки веков вели междоусобные войны позабывшие письменность свирепые дикари, в чьих жилах текла кровь как величайших из королей прошлых эпох, так и людей, опустившихся до уровня обезьяноподобных существ, лишь каким-то чудом не потерявших человеческий облик. Может статься, что пока над сумрачным небом Ахерона восходит кровавое солнце, эти варвары будут рвать друг друга на части, по им одним известным причинам.
Подняв с пола тяжелую походную сумку, молодой человек протянул ее Агрифо, но тот не обратил на нее никакого внимания. Вместо этого пикт вытянул из руки Орадо факел и двинулся к западным дверям.
- Надо идти, - сказал он. - Здесь много воды. Здесь может быть очень опасно.
- Эй, погоди...! - с удивлением произнес ахеронец. - Ты ведь не хочешь мне сказать, что этот проклятый мешок я буду тащить сам?
- Теперь, мой названный брат, ты будешь нести все свои вещи сам, - отозвался Агрифо. Он остановился на миг, словно пытаясь вспомнить что-то, потом повернулся, ткнул пальцем в сторону Орадо. - Но, может быть, ты мне скажешь, какой в этом смысл?
- Гнусный негодяй! - вскрикнул молодой человек. - Я всегда знал, что ты ленивое существо!
Неразборчиво пробурчав проклятие, он перебросил сумку через плечо и двинулся к черному провалу в западной стене, возле которого светлым пятном виднелись остатки того, что могло быть когда-то дверью.
Прежде чем ступить в наполненный безмолвием коридор, Агрифо посветил в него факелом, озадаченно покачал головой. Ему не нравилось идти по колено в мутной воде, в которой могло таиться все, что угодно. Орадо также не стремился идти вперед. Он потоптался у лежавшей на полу двери, отмахиваясь от гнуса, разглядывая внушительных размеров клок паутины, свисавший с потолка, потом перевел взгляд на черную бездну, разверзшуюся перед ним в коридоре.
Проход не был широким. Стены его казались высеченными из огромных монолитных блоков, подогнанных один к другому так, что между ними нельзя было продеть даже самый острый клинок. Когда-то они были раскрашены яркими красками. Теперь же на каменной поверхности едва можно было различить поблекшие от времени разнообразные силуэты. Ближе к потолку, впрочем, рисунки сохраняли свою четкость и местами взгляд Орадо натыкался на образы существ, едва ли являвшихся людьми. То были прямоходящие создания, не вполне человеческого облика, в которых больше имелось от рептилии, чем от человека. Одного взгляда на них молодому человеку хватило, чтобы понять, кем именно была когда-то построена эта обсерватория.