Даже в самом страшном сне человек порой не может ощутить тот пронизывающий саму его душу страх, который нередко наяву, возникает неожиданно, охватывает всю его сущность целиком, и не покидает многие часы после этого. Что нужно для того, чтобы испытать это всепоглощающее чувство боязни? Очень немногое: тишина, кромешная тьма и полная неопределенность. И тогда, даже к самому смелому ил людей, является незваный гость, его величество Ужас. Впрочем, иногда к кошмару по дороге человек приходит сам...
Постоялый двор, к которому привела молодого князя Григория широкая, но давно нехоженая тропа, являл собою достаточно неприглядное зрелище. Деревянные стены одноэтажного дома, чуть покосившиеся, были по большей части трухлявыми, и казалось, могли в любой момент рухнуть под тяжестью прохудившейся кровли. В лучах заходящего солнца, многочисленные трещины на его фасаде, создавали иллюзию гигантской паутины, в центре которой зловещим черным цветом выделялись провалы окон. Сильные порывы ветра раскачивали ветви стоящих возле этого унылого строения деревьев, отчего на стенах возникала причудливая игра света и тени. Возможно, тех из людей, которые увлекались изучением диалектических схем китайских философов, эта игра, могла бы привести к глубоким размышлениям о взаимодействии противоположностей. У Григория, не интересовавшегося концепциями древнекитайской философии, мыслей об антитезах, не возникало. Интересовали его только превратности погоды, которая еще утром радовала своей безмятежностью и солнечными лучами, но ближе к вечеру начала ухудшаться, становясь все более унылой. Судя по тому, что небо постепенно заволакивало серыми тучами, в скором времени мог и вовсе начаться проливной дождь.
Лошадь, в беспокойстве, словно в предчувствии какой-то беды, вот уже некоторое время била копытом об землю. Не хорошим все-таки было это место. Древним. Взяв кобылу за узду, молодой князь двинулся вдоль покривившегося от времени забора к воротам. То, что он не слышал лая дворовых собак, приводило Григория к мыслям в том, что судьба сыграла с ним злую шутку. Дом, в котором он надеялся найти пристанище на ночь, по всей вероятности, пустовал. Искать же другое место для ночлега, теперь, когда начинало смеркаться, Григорий не решился. Вокруг, на десятки верст, могло не оказаться ни одного селения, а ночевать без крова над головой ему вовсе не хотелось.
Недолго помедлив возле открытых настежь ворот, молодой человек повел животное во двор но, остановился после того, как откуда-то из леса, до него донесся волчий, тоскливый вой. Это печальное, протяжное звучание, привело Григория в смятение. Отпустив узду и возвратившись к воротам, он затворил их, насколько это оказалось возможным. Только теперь можно было полагать себя в относительной безопасности. В душе зародилось чувство абсолютного одиночества, давящее, щемящее, всепоглощающее.
Стоя посреди двора, Григорий не знал, как ему поступить дальше. Он огляделся по сторонам, в поисках стойла, но нигде такового не нашел. Лишь фрагменты какой-то обрушившейся структуры, виднелись рядом с домом, сокрытые тенью деревьев, вздымавшиеся на несколько саженей над намлей. Впрочем, у самой ограды он увидел что-то похожее на остатки большого вольера, когда-то предназначавшегося, вероятно, для крупных зверей. Может быть медведей? С широким размахом жили хозяева этого дома. Не князья, не бояре, но забавы любили. Интересно, сколько же лет этому двору? Сто лет? Двести? Как возможно выжить в этой глухомани вообще?
Думая о том, Григорий вытащил из походной сумки жженое тряпье, кремень и огниво, а потом поднялся по крыльцу в дом. Здесь, из подручных средств и трута, он соорудил факел, и, воспламенив его, принялся бродить по дому, в поисках подходящего места для ночлега, не без интереса оглядывая остатки интерьера старого дома. Кромешная тьма не охотно уступала свои владения свету. Она расступалась перед человеком, открывая для его взора все новые пространства, но смежаясь за его спиной, восполняя собой области, далекие от источника огня. Григория поразил тот беспорядок, который он нашел во всех комнатах. Временами он останавливался перед какими-то завалами, обходил их там, где это было возможно, но повсюду опасливо ступал по прогнившему, покрытому мхом и глубокими трещинами полу. Под его ногами лежали куски отчасти превратившейся в труху мебели, обломки керамики, остатки жизнедеятельности животных. Нездоровая атмосфера, имевшаяся здесь, порождалась, отчасти, из-за сырости, всепроникающего отвратительного, запаха гниения какой-то органики. Пытаясь уберечь себя от смрада, прикрывая нос шелковым платком, Григорий прошел в одно из наименее темных помещений. По всей вероятности, это была некогда повалуша - общее помещение для всей семьи и приема гостей. Здесь, на одной из стен, он увидел покосившуюся раму, с обрывками художественного полотна. У самого окна, на полу был опрокинут поставец, развалившийся на части, прогнивший насквозь. Рядом с поставцом лежала бесформенная масса, не напоминавшая Григорию абсолютно ничего, бледная, покрытая плесенью. Возможно, это были старые одежды, а может быть и вовсе труп какого-то животного. Разобрать, в тусклом свете горящего факела, что это такое, молодой человек не смог. Немного постояв у истерзанного временем и промозглостью холста, он двинулся дальше.
К тому времени, когда Григорий вышел из дома, солнце уже практически зашло за горизонт. Лишь громадное рдяное пятно, на краю небосвода, освещало все вокруг тусклым, багровым светом, придавая всякой вещи затейливые очертания. Во все более распространяющихся по земле тенях, контуры тех предметов, что еще совсем недавно не привлекали к себе внимания, теперь казались неприглядными, даже жуткими. В темноте, под кронами деревьев, ныне едва были заметны контуры стен обрушившегося в минувшие десятилетия деревянного строения. Стоявший за ними сильно покосившийся вольер, был подобен гигантскому чудовищу, затаившемуся во тьме, и не казался сейчас Григорию надежным укрытием для лошади от дождей и хищников.
Предположив, что оставить кобылу под ветхим навесом, у входа в дом, было бы для него разумнее, молодой человек подвел ее к крыльцу и привязал к поддерживающей арочный козырек опоре, после чего принялся распускать подпруги. Расседлывать животное ему пришлось уже в абсолютной темноте. Небо полностью заволокло черными тучами, и князю подумалось о том, что дождь, который начнется непременно, и очень скоро, будет идти весьма продолжительное время.
Закончив свое дело, Григорий возвратился в дом. Здесь он снова прошел в то помещение, где висела готовая упасть на пол, но каким-то непонятным образом, державшаяся на стене гнилая рама с обрывками грязного, выцветшего холста. Даже сейчас, по прошествии многих десятилетий, слишком ярким среди той серости и затхлости, что была в доме повсюду, казался молодому человеку этот портрет. И пускай краски на холсте давно уже потускнели, что-то дорогое человеческому сердцу хранил он в себе, что-то, не подвластное никаким физическим законам, но вместе с тем, совершенно чуждое нынешней эпохе, эпохе правления дочери великого Петра.
- Прах к праху, - прошептал Григорий, бросив на остатки портрета короткий взор. Он вставил почти погасший факел в глубокую трещину, зиявшую в полу, сел на широкий подоконник и, укутавшись в теплую, вязанную еще его кормилицей, шерстяную шаль, прислонился к окну. Чувство, похожее на беспокойство, сопровождало его одинокое бдение в эти предполуночные часы. Молодой человек вслушивался то, как бьют по стенам от сильного ветра ветви деревьев, в раскаты грома и дробный стук по слюдяной оконнице капель начавшегося дождя. Он любил дождь. И страшился абсолютного безмолвия. Внимая звучаниям разбушевавшейся за окном, не на шутку стихии, Григорий закрыл глаза. Так, весьма долго, он просидел на подоконнике, в любой момент, готовый погрузиться в сон. Заснуть ему, впрочем, в эту ночь так и не удалось.
Где-то, совсем рядом, взвыли волки. Злобно, яростно, вознося свою молитву хмурым небесам. Их, сразу несколько голосов, слились воедино, обратившись в жуткий продолжительный стон. На этот раз, звери были где-то очень близко от дома. А может быть во дворе? Григорий, словно физически, ощущая рядом присутствие зверя, медленно обернулся к окну. Вглядевшись в темноту, он почувствовал, как волосы на его голове начинают приподниматься от ужаса. Скрытый во мгле ночи, возле вольера, стоял волк. Не шевелясь, он смотрел на молодого человека преисполненным немой ярости, немигающим взором. Яркая молния, вспыхнувшая где-то совсем недалеко, на мгновение озарила лесную тварь и отнюдь не волчий, но человеческий облик привиделся Григорию на месте неподвижного хищника.
- Какого..., - оторопев от неожиданности, промолвил молодой человек то единственное, что он смог произнести. В то же время зверь бросился прочь. Стремительно он преодолел несколько десятков саженей и скрылся в кромешной темноте. Почти сразу же после этого, громко захрипела привязанная к деревянной опоре, под навесом, лошадь. Услышав ее преисполненный страданием призыв о помощи, Григорий схватил факел, бросился вон из комнаты. Добежав же коридора, он обомлел и остановился. Перед собой, в свете всколыхнувшегося на древке с новой, еще большей, чем прежде, силой, пламени, молодой человек увидел женщину. Одетая в прозрачные одежды, вовсе ничего не скрывавшие под собой от всякого взора, она смотрела на князя взглядом, не выражающим никаких эмоций. В ее безучастных, точно лишенных белков глазах отражался только огонь. Помимо этого, было, однако, в женщине еще одно обстоятельство, повергающее князя в смятение. От ночной гостьи, словно от разлагающегося трупа, исходил сильный запах тлена.
- О Господи, - промолвил Григорий, попятившись назад, - Как вы здесь...?!
Женщина не ответила. Лишь шагнула вперед, Правой рукой, широко разведя изящные, длинные пальцы, она потянулась к нему, словно желая удостовериться, что перед ней действительно стоит какой-то человек. От сильного сквозняка, черные локоны волос женщины взвились высоко над ее плечами, на краткий миг, скрыв под собой ее бледное, словно выточенное из камня лицо.
- Ваше появление весьма неожиданно, - промолвил Григорий, ощутив большой жар от колыхнувшегося к нему, под порывом ветра, пламени, - Вы хозяйка этого дома?
И снова она ему не ответила.
- Поверьте мне, сударыня, я не вор, не убийца. Я не беглый преступник, скрывающийся в этой глуши от правосудия. Позвольте мне представиться! Князь, Григорий Матвеевич Черкасский. Я ехал в Петербург. Ночь застала меня в пути, а потому...
Не договорив свою фразу, Григорий осекся, устыдившись своего косноязычия, осознав, наконец, всю нелепость происходящей ситуации. Ведь даже сейчас, извиняющимся тоном, пробуя что-то объяснить этой странной женщине, он был уверен в том, что дом, в который привела его судьба, вовсе не был жилым. А поскольку вокруг, на многие версты, не было ни одного селения, он не мог найти вразумительного ответа на один единственный, однако весьма важный для себя вопрос: каким образом очутилась здесь эта странная гостья?
- Чертовщина какая-то, - пробормотал Григорий чуть слышно, все дальше отступая в комнату, ощущая, как сердце его все более наполняется страхом. Реальным ли было все происходящее с ним сейчас?
- Черкасский? - словно не слушая его, прошептала зловещая гостья. Выражение лица ее резко поменялось. Теперь в ее глазах появилось что-то плотоядное, свойственное, быть может, одним лишь волкам, - Уж, не из рода ли тех псов, потомков владетеля "Черкасской земли", которые прислуживали Ваньке мучителю?
- Я не понимаю, о чем вы говорите. Я - князь! Я - законнорожденный. И я не привык, чтобы...
- Ты тварь поднебесная! - вскриком прервала она Григория, - Князь ты только по боярскому роду своему, от Мишки окаянного начатому. В душе, ты - червь.
- Да что вы такое говорите?! Кто же вы...?
- Я? - женщина усмехнулась, - Я мать, я супруга, я дочь... Я - жрица давно забытых богов. Я Макошь!
Григорий, абсолютно растерянный, посмотрел на странную пришелицу. Неужели эта женщина с безумными зеницами и впрямь полагала себя древним языческим божеством? Или же...
- Ты - ведьма!
Женщина чуть подалась вперед. Глаза этой зловещей гостьи, светящиеся в темноте яркими, красными огнями, были преисполнены ненавистью к презрением.
- Пусть так, - прошептала она, - А ты... Ты преступил черту двух миров, потомок опричника. Незавидна твоя участь, ибо издревле проклят весь твой дворянский род, пес, за кровавые злодеяния твоих нечестивых предков, совершенные в угоду человеческим страстям.
Григорий почувствовал, что руки у него начинают холодеть от ужаса.
- Гоните прочь этого человека, дети мои! - пронзительно закричала женщина, - Пращуры его, с гордостью, носили песьи головы под седлами своих коней! И пёсьими были их поступки!
Едва она успела прокричать последние свои слова, в комнату вошло несколько волков. Они, страшные, безжалостные убийцы, остановились у порога, глядя на Григория, оскалив длинные клыки, словно смеясь над безумной дерзостью глупца, нашедшего приют в этом проклятом самим Господом доме. У некоторых из зверей морды были измазаны кровью. О том, чья то была кровь, Григорию не нужно было даже гадать. Отступая к окну, молодой человек вытащил из ножен шпагу, полагая убить хотя бы одного хищника прежде, чем остальные разорвут его на части. Нападать, впрочем, волки не торопились, словно наслаждаясь близким к панике состоянием своей жертвы. Черные тени от хищников, казалось, ползли по полу к молодому человеку, готовые поглотить саму его душу. Звери медленно расходились по комнате, готовясь атаковать свою жертву разом, со всех сторон. И когда все они приблизились к молодому человеку на расстояние одного прыжка, кто-то из волков гулко зарычал. Отнюдь не звериным было это рычание. Подобные звуки могла издавать только тварь, пришедшая из потустороннего мира. Не звериный рык, а зловещий шепот слышался Григорию в эти мгновения: Ты не наш! Ты чужой! Убирайся прочь! Уходи в свою стаю...
Он сделал последний шаг, почти впритык приблизившись к окну, но споткнулся о поставец, и, чтобы не упасть, оперся локтем о подоконник. Факел выпал из руки на пол, и огонь быстро начал распространяться по лежащему под ногами князя гнилью. Волки же подходили все ближе. Вот уже практически вплотную они приблизились к зардевшемуся пламенем поставцу, абсолютно не страшась ни огня, ни острого клинка. Тогда, не в силах больше сдерживаться от нахлынувшего на него ужаса, Григорий закричал. В крике своем он ударил клинком по слюдяной оконнице. Потом ударил еще раз. К его ногам посыпались осколки и деревянные щепы. Наблюдая за его действиями, звери остановились. И шепот их стал, как будто громче.
Уйди! Убирайся! Прочь!
Взобравшись на подоконник, Григорий уже готов был выскочить из дома прочь, когда один из хищников прыгнул. В прыжке, он сбил молодого человека с ног, и тот вывалился из окна, упав на землю, больно ударившись головой о мокрые от дождя, полусгнившие доски.
Сознания, к счастью, Григорий не потерял, хотя в глазах его ненадолго померкло. В те, казавшиеся бесконечными секунды, когда он поднимался на ноги, до него донесся громкий, злой смех матери волчьего племени. И внимая этому смеху, боясь хотя бы раз оглянуться назад, князь побежал прочь от занявшегося яркими языками пламени дома...