Кир Ирина : другие произведения.

Московские кружева

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Изящная кружевная история берет свое начало и развивается в московских переулках двадцатых годов прошлого века. На фоне навек утраченных и, по счастью, сохранившихся зданий, а также в их интерьерах разворачивается необычный любовный сюжет, окончание которого приходится уже на наше столетие. В узор рассказа постепенно вплетаются ныне забытые, а в то время известнейшие личности: Красный Дракула - мистик Александр Богданов (родственник Луначарского, партнер Ленина по шахматам и основатель Института переливания крови); оккультист и исследователь паранормальных явлений Александр Барченко; аферист, убийца посла Мирбаха, доверенное лицо Троцкого и Луначарского, покоритель Тибета Яков Блюмкин. Но не они главные герои рассказа, а Москва и ее оборванные беспризорники и нэпманы в котиковых шубах, Сухарева башня и Дом с летучими мышами, бывший опиумный салон Сретенки и ресторан на крыше небоскреба Гнездниковского переулка, рубины персидского шаха и золото Бактрии, но самое главное... люди, которые, несмотря ни на какие времена, физическую и психологическую неполноценность, хотят любить и быть любимыми.

МОСКОВСКИЕ КРУЖЕВА

Пролог. Нитки, спицы, крючки

   С мужьями Алле катастрофически не везло. Четвертый, Павлик, не стал исключением: игрок и бабник, но... как говорила в таких случаях Магда, "бачили очи шо куповали" и тут же добавляла: "Не переживай! Будет новый! Какие твои годы! Тридцать? Сорок? И что с того? Замуж нужно выходить столько раз, сколько берут!" Последняя фраза имела прямое отношение и к ней самой.
   Заменив личинку входной двери, собрав в коробки вещи проигравшегося супруга, Алла выставила его скарб за дверь. Хватит с нее! Третий раз за год! Сама же, во избежание выяснения отношений (все уже сказано по телефону), смахнула в рюкзак рабочие материалы, засунула ноутбук в сумку, подхватила бульдога Бруно и сбежала к Магде.
   Она так всегда делала, когда было тяжело, плохо или просто хотелось уединения. В детстве, когда родители начинали затяжную ругань; в институте, когда требовалось сдавать сессию; позже, когда вдохновение терялось или не клеился рассказ; ну и каждое расставание с очередным мужем Алла проводила у бабушки.
   Слово "бабушка" Магдалина терпеть не могла и завела среди всех внуков и правнуков правило - называть ее по имени. В том имелся свой резон: на бабушку, несмотря на преклонные лета, она вовсе не походила. Да, в последнее время Магдалина начала ходить с палочкой даже по дому, но это не отменяло укладки, маникюра, украшений, домашних туфель и брючной пары с блузкой навыпуск. Никаких халатов и тапочек! И, конечно же, французские духи.
   После смерти последнего супруга Магдалина некоторое время пожила одна, а потом пригласила на должность компаньонки и домработницы дочку (или внучку) кого-то из своих подруг. Самой подруги уже с четверть века как не было на этом свете, да и Магдалине на момент появления в ее доме Людмилы Аркадьевны шел девятый десяток. За ней уже требовался уход. Нельзя сказать, что дети и внуки не хотели о ней заботиться, - лично Магдалина была против подобного общения с наследниками, как она их называла. "На расстоянии вы меня больше любите", - шутила она.
   - Железная ты у меня старуха, - шутила Алла.
   - А ты проживи с мое, - парировала Магда.
   Вот уж с чем не поспоришь...
   Как-то за чашкой кофе подруга Аллы и ведущая телепрограммы "Вам и не снилось" Анжелика Фрай (в миру Рита Попова) посетовала на отсутствие интересного материала. Несут высосанные из пальца истории, а потом удивляются, почему рейтинги у программы падают.
   - Так давай я с Магдой поговорю, - предложила Алла. - Она Ленина как тебя видела.
   - Да ну!
   - А что "да ну", она ж официально шестого года рождения, в этом году юбилей отмечали. На самом деле она двумя годами моложе - прибавила себе в начале двадцатых. Ну, может быть, и не Ленина, а... я не знаю кого... Дзержинского или Луначарского... но пятьдесят лет в органах - это уже что-то. Чудом! Просто чудом избежала двух чисток. К тому же в здравом уме и в сильно трезвой памяти. Очень трезвой. Трезвее, чем у нас.
   - А что, это мысль! - согласилась Рита-Анжелика.
   Тем же вечером позвонил Павлик и трясущимся голосом сообщил, что он снова проигрался в казино. Вот тогда Алла и начала сборы на Комсомольский проспект.
   Она очень любила этот тихий и уютный район у Москвы-реки. Время там, казалось, сменило измерение и текло совершенно в ином темпе. Неспешном. И запах там был особенный, и люди ходили с другими лицами, и мелкие проблемы вырисовывались под иным ракурсом. Не зря дедушка (так она называла последнего мужа Магды), известный архитектор Николай Прохоров, переехал сюда из знаменитого Дома на Набережной, где в конце пятидесятых ему дали квартиру. Алла родилась в шестьдесят третьем, но несколько раз успела побывать в гостях у бывших соседей. Не понравилось. Жить там она бы точно не смогла.
   За годы "побегов" между Аллой и Магдой выработались негласные правила, появилась некая ритуальность. Например, обязательный совместный завтрак, после чего расходились каждая по своим делам. Магдалина в обществе оставшихся в живых подруг или компаньонки на прогулку, в гости, поликлинику или на выставку. Алла - гулять с Бруно, валяться на диване, болтать по телефону, работать или бегать по делам. Редко когда вместе обедали. Послеобеденный сон заканчивался у Магдалины Васильевны часам к трем, после чего она пила чашку чая, надевала очки и уходила в один из двух своих любимых миров: чтение или телевидение. Отвлекали ее только гости и телефонные звонки. От звонков иногда приходилось прятаться.
   - Людмила Аркадьевна, будет звонить Зоя Федоровна, скажите, что я ушла.
   - Куда, Магдалина Васильевна? Она обязательно спросит куда. Это же Зоя Федоровна!
   - Как - куда? К любовнику, конечно...
   Магда быстро уставала от общения.
   В кабинете деда висели бордовые шторы, стоял деревянный стол с вделанной в него тканью. И цветом и фактурой она напоминала мох, и, как бы в продолжение темы леса, зеленый грибок лампы завершал кабинетную композицию. Раньше Алла ставила на эту "поляну" пишущую машинку, которую не так давно сменил ноут, занавешивала окна, включала лампу и сразу настраивалась на творческую волну.
   - Алла, пойдем пить чай, - крикнула ей Магдалина на второй день "побега", и это тоже являлось частью ритуала. "Пойдем пить чай" означало, что Магда хочет поговорить.
   Что Алла особенно ценила в Магдалине, так это то, что бабушка ни во что не вмешивалась, не учила и не приставала с расспросами. Кому надо - сам расскажет. Вот ее принцип. За это Алла была Магде безумно благодарна. Зато когда приходило время совета - Магдалина выступала на такой высоте, будто ей самой слегка за тридцать и с ней точно такая же коллизия приключилась приблизительно на днях.
   Алла нажала кнопку "сохранить", выключила зеленый свет, вытащила недовольного Бруно из-под стола и, держа пса под мышкой, направилась в кухню.
   - Мне тебе надо кое-что сказать и кое-что рассказать, - начала бабушка, протирая салфеткой топаз на левой руке. - Я начала терять память.
   - Ой, Магдааа... - шутливо-недоверчивым тоном откликнулась внучка, почесывая бульдога за ухом.
   - Что, Магда? Я девяносто пять лет как Магда.
   - Не девяносто пять, а всего девяносто три. - В подтверждение слов хозяйки Бруно утвердительно чихнул.
   - Не льсти. И после моей смерти это кольцо, - она постучала ногтем по камню, - заберешь себе.
   - Да ну тебя!
   - Не "да ну", а заберешь. Это все-таки фамильное кольцо... к тому же тебе очень хорошо под глаза подходит... - Магда вздохнула. - Я начинаю многое забывать. От меня уходят целые фрагменты. Я боюсь, что...
   - Завтра едем в Останкино, - перебила ее Алла в попытке сдвинуть бабушку с похоронной темы. - Надеюсь, до завтра другие фрагменты от тебя не уйдут?
   - До завтра не уйдут, - на полном серьезе ответила Магдалина Васильевна. - Но я тебе хотела рассказать кое-что другое. Киношникам это неинтересно, а ты... Ты знать должна... Я так решила. Возможно, что-то будет полезно и для твоей следующей книги.

Петли московских переулков

   Дочери да иностранные языки - вот те отрады и отдушина, что остались у Василия Вениаминовича после смерти любимой жены Александры. Не так давно, до революции, он преподавал английский и немецкий в мужской гимназии Петербурга, а теперь, в войну и разруху, кому нужны эти иностранные языки? Уж явно не пролетариям с их мировой революцией. "Как дальше жить? - размышлял Василий Вениаминович, помешивая желудевый кофе в медной кастрюльке. - Главное - не впасть в отчаяние". И, во исполнение своего наказа, а также чтобы отвлечься от голода, холода, нужды, собирал гимназический преподаватель своих девочек у едва топящейся буржуйки и учил их неправильным глаголам да сложным грамматическим конструкциям. Так и коротали время. Младшая, Магдалина, отличалась удивительной восприимчивостью - ловила все на лету, даже не внимала, а впитывала знания - ей занятия доставляли большое удовольствие, а вот старшая, Аида, - та жила мечтами о театре и уроки отца воспринимала действительно как способ не думать о булке, посыпанной сахарной пудрой.
   Смотрел Василий Вениаминович на дочерей и думал: как же все-таки непредсказуемы движения перст Божьих (слова "генетика" тогда не знали)... Вот Аида. Изящная, утонченная, неочевидная, как голубым грифелем обозначенная на фактурном картоне, но только обозначенная... и Магдалина - на нее Создатель явно не пожалел сочных тонов и широких мазков масляной краски. И персиковую кожу с приглушенным румянцем, и шелковые волосы цвета воронова крыла, и благородный прямой нос, и крупное тело - все исполнил в одном порыве, а вот над глазами... круглыми, блестящими, обрамленными длинными черными ресницами, наоборот, работал вдумчиво, тщательно взвешивая каждый мазок, после чего неспешно брал маленькую тоненькую кисточку... То, что получилось, очевидно состояло в сговоре с губами - стоило только уголкам рта пойти вверх, как в топленом шоколаде Магдиных глаз откуда ни возьмись появлялись золотистые искорки. Смешение кровей, смешение стилей, смешение красок... Сам Василий по линии прадеда относил себя к польскому дворянству, а вот Александра, покойница, та вела родство с донских казаков, а там и до турок недалеко - зря, что ли, их мужчины в свое время турецкие шальвары носили? Но девочки, милые любимые девочки... Даже драматические способности распределились меж сестрами согласно их образам. Аиде, как подобает представительнице импрессионизма, особенно удавались эмоционально наполненные, в чем-то даже надрывные композиции: стихи, этюды, монологи, а вот Магдалина обладала чистым, удивительно низким для ребенка голосом, который позже оформится в подобие меццо-сопрано. К пению Магда относилась как к само собой разумеющемуся, а про актерское ремесло и вовсе не помышляла. Вот цирк - это другое дело, и к нему была склонность. Очень любила Магдалина развлекать собравшихся возможностями своей памяти. Ей читают страницу из книги, а она пересказывает. И не только пересказывает, а даже делает паузы и сохраняет интонацию. Все восхищаются, а Магда не понимает, что в этом сложного, - это же как смотреть или дышать. Нужно лишь сосредоточиться, взглянуть внутрь себя и расчистить место для приема информации. И всего-то делов! Но факт, и от него никуда не деться, - ее внешние данные куда более подходили все-таки для театральных подмостков, нежели для арены шапито. Взять хотя бы присущую только ей "тающую" улыбку - мгновенное напряжение и медленное угасание. Сыграть такое невозможно, а тут еще и умение красиво плакать - лицо расправлялось, подбородок шел вверх, и с первыми брызгами слез начиналось беспомощное трепыхание бабочек-геликоний, попавших под тропический дождь. Чем не Кармен? Но десятилетняя Магдалина пока не отдавала себе отчет, каким оружием обладает, и покамест пела за еду на редких свадьбах и частых похоронах, а также использовала лицо с прилагавшимися к нему талантами для прочих целей. Например, чтобы выторговать на толкучке лишнюю краюху хлеба или мерзлой картошки, избежать наказания за воровство дровишек или за выкручивание лапочки в парадной (ее можно выгодно толкнуть)... Опять же собрать денег мелким попрошайничеством. Про три последних занятия, которыми время от времени промышляли его дочери, бывший гимназический преподаватель даже в мыслях не держал - он-то считал, что проеденные еще зимой девятнадцатого года фамильные драгоценности, до сих пор существуют и кормят его семью.
   В начале двадцать третьего года Дворжецкие перебрались из Петрограда к московскому родственнику на стрелку Новой Басманной и Каланчевской улиц. В Москве у Василия Вениаминовича жил пожилой дядюшка Савелий Андреевич. Его супруга умерла от тифа, а сын Дмитрий пропал в Гражданскую (шепотом говорили - ушел с белыми за кордон). Дядюшка страдал от болезней и одиночества, о чем регулярно сообщал племяннику в письмах, умоляя приехать. Жизнь в Москве, по его словам, была полегче, чем в Петрограде, и Василий Вениаминович решился на переезд.
   Первопрестольная после Северной Пальмиры, особенно малоэтажная деревянная Басманка c развешанным повсеместно бельем, показалась питерцам совершенной деревней. Не спасало даже соседство с домом, в котором когда-то жил Михаил Юрьевич Лермонтов. Один Лермонтов и крик, шум, вечная грязь на дорогах, хаотическое движение, огромное количество приезжего люда, или, как их тогда назвали, "сезонников",- мужиков, приехавших на заработки в Москву из разоренных тамбовских, самарских, владимирских, казанских, вологодских и прочих губерний. Селились сходившие с трех вокзалов сезонники в том числе и на Басманной. Так что петербуржским барышням пришлось некоторое время привыкать к их тяжелому духу и режущему слух говору. Исходящая из Басманки Каланчевская улица, славившаяся на всю Москву разномастными шайками и бандами, специализирующимися по большей части на меховых изделиях, уюта новому пристанищу семьи Дворжецких не добавляла. А ведь еще цвела, точно как во времена незабвенной атаманши Марьи, да набирала уголовных бутонов Марьина Роща. Бурлила, несмотря ни на какие зачистки, Хитровка. Каланчевские лиходеи встретили семью преподавателя иностранных языков многообещающей листовкой, прилепленной к фонарному столбу перед домом Савелия Андреевича: "Уважаемые граждане, до 22:00 меха ваши, после 22:00 наши". Существовал, правда, у каланчевских банд, некий свод правил, согласно которому трясти одного и того же фраера дважды в день - западло. И в качестве исполнения своего "рыцарского кодекса" местные жиганы выдали Савелию Андреевичу, так неудачно зашедшему в Каланчевский тупик, расписку об изъятии денег. С датой и подписью. Дядюшка Василия Вениаминовича даже растерялся - для чего? Не в милицию же с ней идти. Но, выйдя из тупичка, тотчас был принят в теплые объятия конкурентов тех гопников, что выдали ему ксиву. Предъявленный "документ" сохранил ему в тот день пальто с бобровым воротником. Но не надолго.
   Другую напасть представляли беспризорники. Стайки маленьких разбойников поделили между собой сферы влияния и порой серьезно осложняли жизнь добропорядочным гражданам. Попрошайничество, воровство, грабежи, а порой и убийства, про которые ежедневно читал или слышал Василий Вениаминович, ранили его душу - он-то привык видеть в детях только светлое и чистое, но нож, подставленный местной шантрапой к его спине, явно не относился к тем взглядам, которые он исповедовал без малого сорок лет. После того случая, лишившего его драпового пальто, того самого, которое каланчевцы сохранили Савелию Андреевичу, бывший преподаватель впал в хандру, а вот его младшая дочь быстро сориентировалась и завела среди шпаны полезные знакомства.
   Коломенская Танька и филевская Машка промышляли попрошайничеством: "Дя-а-а-дь, дай денюжку-у-у-у, дя-а-а-дя, кушать не на чта-а-а, мамка умерла-а-а, дя-а-а-дь, дай денюжку-у-у". Верховодил ими Гришка Хромой, являвшийся "в люди" в башмаке на одной ноге и валенке на другой. "Элегантный" жиган сразу же положил глаз на появившуюся в его владениях Магду. Та не стала ждать подходящего, для Гришки естественно, момента и сама подошла к нему с пачкой папирос "Ира", стыренной специально для этой цели у отца.
   - Неправильно у тебя девочки работают, - начала Магда и протянула оторопевшему беспризорнику то ли вступительный взнос, то ли подарок. - Ты посмотри, какие они грязные, неопрятные. Фу! - Девочка скорчила презрительную мину. - Глаза б мои не видели!
   - Так... это... все такие...
   - Правильно, все, поэтому и зарабатывают курам на смех. Мы с сестрой в Петрограде как делали? Умывались, причесывались, одевались в опрятное, хоть и с рванинкой, и робко, с намеком на слезу просили... Разницу понял?
   - Так ты что... тоже... как это? - Словарный запас Гришки состоял в основном из матерных слов, разбавленных наречиями и разного рода лексической мелочью. Без мата речь у Хромого становилась почти что бессвязной.
   - А ты думаешь, как мы в Гражданскую выжили? Отец - учитель, к тому же инвалид, мать умерла, родственников никого... Короче, завтра принесу два чистых полотенца, мыло и ножницы. Раздобудь две шайки, и пусть идут в баню, отмоются, ногти подстригут. Одежду тоже можешь получше найти - раз твои орлы увели из нашей семьи единственное пальто, смогут раздобыть чего-нибудь приличное и для своих подруг. Как будете готовы, дайте знать - схожу в первый раз с вами. Покажу, как надо деньги просить. Ну и вообще, если чего срочно нужно будет - папиросы или еды, обращайся. Может, и помогу какой раз - сестре с работы иногда перепадает. Мы не жадные, знаем, что такое нужда и когда не уверен, будешь ли кушать завтра. Вот только денег совсем нет...
   Магду с тех пор беспризорники зауважали, а Гришка Хромой постановил никого из семьи Дворжецких не трогать и следить, чтобы никто, включая каланчевских, их не обижал.
   Ада нашла работу машинисткой в газете "Гудок" - там давали самое высокое газетное жалованье и хороший паек. Через тот же "Гудок" расцветшая, что тот бутон ириса с картины Моне, Аида обзавелась множеством ухажеров и начала вовсю готовиться к поступлению на театральные курсы. Поклонники, среди которых водились и так называемые нэпманы, по случаю снабжали Дворжецких то галантереей, то бакалеей, так что жизнь, можно сказать, начала потихоньку налаживаться. Для Магдалины также нашлось занятие - три раза в неделю она уходила по вечерам из дома для посещения вечерних курсов машинисток-стенографисток. По какому-то стечению обстоятельств именно в эти дни что выручка, что "пробочный сбор", коммерческой ресторации "Махаон", принадлежащей кому-то из Адиных нэпмановских обожателей, значительно увеличивалась. Говорили, что у "Махаона" подписан ангажемент с некой аргентинской певицей, невиданно красивой с лица, ну и с голосом, конечно. Вряд ли ресторанная публика, разогретая алкогольными парами, была в состоянии оценить русский акцент аргентинской куплетиты, певшей, кстати, по большей части все-таки на русском, но вот путь на "стенографические курсы" кто-то из Магдиных "доброжелателей" четко отследил и доложил об этом куда следует.
   Из школы Магдалину сразу же отчислили. Перед отчислением старшие комсомольцы из комитета пытались взять ее на поруки ("Ага, на поруки, а сам так и видит, как на койку меня заваливает, поручитель", - делилась Магда с сестрой), но певица показала полную социальную несознательность, политическую незрелость и еще кое-какое грешное качество, так что поручительство отвалилось само собой.
   Василий Вениаминович места от стыда себе не находил - такого безнравственного поступка от дочери он не ожидал. Это где же это видано, чтобы девушки из приличных семей пели в кабаках? И потом, это как же надо не уважать отца, чтобы так ему врать? Целый день Василий Вениаминович костерил дочь почем зря - "безнравственница", как она сама себя окрестила, пребывала в наилучшем расположении духа. Теперь можно устроиться еще в один ресторан, зарабатывать значительно больше и спать допоздна. А школа... что школа? Читать, считать и писать она всегда умела, а домашнее образование, по ее мнению, было куда как лучше и интереснее той муры, которую ей пытались затолкать в школе. К тому же, раз со школой не сложилось, пора начинать думать об удачном замужестве. После этих слов Василий Вениаминович слег на две недели с сердечным приступом.
   Да, подумать о замужестве... Первая о нем подумала Аида и вышла замуж за Леонида Фельдмана - сына известного московского доктора Самуила Фельдмана. Жили они в отдельной пятикомнатной квартире Дома с перевернутой рюмкой на Остоженке, с видом на храм Христа Спасителя. Если верить московским слухам, то рюмкой на крыше своего доходного дома купец Филатов известил столицу о том, что завязал с зеленым змием... Клиенты Самуила Ароновича тоже время от времени вынужденно "завязывали". Но с иным...
   Старенький Самуил Фельдман благоволил советской власти и методично, с усердием, что до революции, что после, лечил ее мужей от застарелых простатитов. Тех же, кто в перерывах с классовой борьбой успевал неудачно насладиться прочими радостями, врачевал протеинатом серебра и загадочным "препаратом 606". Времена менялись, а клиент оставался и даже множился.
   Аида после замужества превратилась в настоящую богемную девицу начиная от шелкового халата, пачки модных журналов на деревянном геридоне, morning coffee в одиннадцать пятнадцать и заканчивая ниткой жемчуга на шелковом, с открытой спиной, платье на вечерних, можно сказать светских, раутах. Востребованность деликатных услуг Самуила Ароновича оградила Фельдманов от угрозы быть "уплотненными" и они совершенно свободно, без оглядки на соседей, устраивали у себя дома подобие ассамблей, куда с удовольствием приходило много интересного народа, среди которых водились актеры, режиссеры, певцы, писатели. Встречались военные, находящиеся на острие популярности авиаторы. Попадались представители таких редких занятий, как востоковеды, астрологи, синологи, каббалисты, хироманты, а также друзья и исследователи разной чести и нечисти, от которых Аида пребывала в совершенном восторге. А вот Магдалина презрительно морщила красивый носик и называла эти сборища "шабашем хиромагов" - ей, девушке сугубо материальной, исповедующей принцип - того не существует, чего нельзя пощупать, очень нравилось, когда в дом приходили скульпторы, а еще лучше - архитекторы. Архитектурные посиделки Магдалина воспринимала тоже как своего рода волшебство или мистерию. Город-сад, дом-паровоз, учреждение как отображение человеческого тела - разве это не чудо? Воплотить идею, полет, дух, чувства в стекле, бетоне, гипсе, камне - это вам, граждане-товарищи, не с рамкой по углам ходить да заклинания гудеть. Тогда, в середине двадцатых, такие посиделки еще проходили без риска для жизни...
   Магдалина, взявшая себе за правило не пропускать культурных вечеринок, пользовалась у мужской половины компании очевидным успехом. Это сильно беспокоило Аду. Что, спрашивается, может быть общего у взрослых мужчин с пятнадцатилетней девчонкой? Правда, выглядевшая старше своих лет Магда многозначительно заявляла "Мне уже скоро семнадцать", что иных поклонников только раззадоривало... Однако тревоги Аиды до поры до времени не имели под собой никакой почвы. Малышка-сестра точно знала, как и чего она хочет, и прагматично подходила к вопросу кокетства. Строя глазки то одному, то другому гостю, она вовсе не собиралась поддаваться страсти и размениваться на сиюминутные отношения. Опытным птицеловом рассыпала она зернышки авансов, а сама ждала, когда на ее поляну с воробьями присядет вяхирь или овсянка. Так оно, может, и вышло бы, и в силки, расставленные маленькой охотницей, уже почти попалась искомая дичь, но случаю было угодно, чтобы в один из пасмурных февральских вечеров двадцать четвертого года обе сестры появились в Денежном переулке...
   Мечта покорить театральные подмостки и тяга ко всему мистическому свела Аду с семьей такого высокопоставленного Чиновника, выше которого находился, наверное, только... недавно отошедший в мир иной Вождь мирового пролетариата. Выход на семью наркома образования состоялся через знакомство с Красным Дракулой, большевиком-оккультистом Александром Богдановым. Александр Александрович был известен не только утопическими романами и оккультными, близкими к сатанизму взглядами, но и тем, что искал секрет вечной молодости в прямом переливании крови. Кстати, философию переливания крови он развил в своем утопическом романе "Красная звезда" еще в 1908 году и Ада слыла его большой почитательницей. Богданов приходился Народному просветителю шурином по первой жене - и через Дракулу Ада познакомилась с Луначарскими. Жена наркома, актриса Малого театра, посетившая не без удовольствия несколько фельдмановских вечеринок, решила пойти дальше и организовать у себя на дому, в Денежном переулке, подобие театрального салона. Адочку, как опытную в организаторских делах девушку и признанную светскую львицу, привлекли в качестве компаньонки. Делались недвусмысленные намеки о протеже... Магдалина также не теряла времени даром - в ее тающую улыбку и искрящиеся глаза влюбился некий Петр Иващенко - снабженец из Наркомзема. Грех упускать такую добычу, размышляла Магда: детей нет, комната на Маросейке небольшая, зато отдельная, без соседей плюс хорошее довольствие и очень обширные связи, через которые, в случае чего, Магда собиралась дальше обустраивать свою жизнь. Ада дивилась расчетливости сестры, но разубеждать не пыталась. Да и для намечающегося салона Петр Сергеевич оказался очень даже кстати. Марочный коньяк и дорогое вино, деликатесы и называемые ранее "колониальными" фрукты - все это весьма удачно декорировало предполагаемый перформанс. Не наркома же теребить по таким мелочам.
   Адочка с мужем и Магдалина с Петром, приглашенные как-то в пятницу в Денежный переулок, рассчитывали на небольшое семейное застолье, а попали, можно сказать, на прием. Дом бурлил.
   - Ах, ну вот так вышло! ,- смеялась и одновременно извинялась хозяйка дома. - Да вы не переживайте, здесь чужих нет - все свои. Наташу мою вы знаете, но у меня ведь две племянницы! Вон та милая барышня у окна - Наташина сестра Нина. Прекрасная поэтесса! Прек-рас-на-я! Ну, как вам мои племяшки? Хотя какая из меня тетка? - И хозяйка снова заливисто рассмеялась.
   Действительно, Наташу все знали очень хорошо - шутка ли с пятнадцати лет заведовать театром, пусть он и детский. А как она деньги выбивала на свои мероприятия? А как актеров набирала? Такому нигде не научишься - это либо дано, либо нет. Девушкой она была яркой, энергичной, волевой, с жестким, почти мужским характером. Так что на фоне тетки, всего тремя годами старше ее, Наташа выглядела значительнее и монументальнее. А вот Наташину сестру, поэтессу, лично Магда видела впервые, хотя и слышала о ней.
   - А рядом с ней, вон там, у окна, наш большой друг и сосед, - продолжала хозяйка, - и абсолютно гениальная личность! Человек-легенда! Уверена, вы его знаете!
   Несколько небрежно облокотившись об оконный косяк, поправ шторы и занавески, напротив Нины стоял невысокий человек в кожаной куртке. Он повернул голову в сторону пришедших и резко остановил взгляд на Магде. Взглянул и как под дых дал. Так, во всяком случае, Магдалина описывала свои ощущения от встречи с ним. Нет, это не была любовь с первого взгляда, боже упаси! Это было что-то другое... из другой области или даже плоскости. Мужчина в кожанке что-то сказал поэтессе, отошел от окна и направился к вошедшим.
   - Нет, вы посмотрите, каких гостей скрывает от меня милейшая хозяйка этого дома!
   Этот человек говорил "гостей", но подразумевал только одну "гостью" - Магдалину. Он не был красив, даже наоборот, местами его внешность отталкивала. Масляные, чуть навыкате глаза, узкая челюсть, слишком широкий лоб, сальные губы - прямо скажем, не Рудольфо Валентино. Но, несмотря на ярко выраженные эстетические недостатки, чувствовалось в нем такое, что разные мистики и прочие иррациональные личности, собирающиеся у Самуила Ароновича, называли непонятными Магде терминами "харизма" и "магнетизм". Магдалина не знала значения этих слов, но точно чувствовала - они идут этому человеку, точно так же как и эта кожаная куртка, эти тяжелые ботинки, эти глаза, в конце концов! А еще от него пахло... и не только алкоголем. Еще ребенком она отметила, что некоторые чувства, поступки или даже помыслы имели свой запах. Вот страх - он пах мокрым холодным стеклом, отцовская любовь - теплой фланелевой тряпочкой, зависть - ржавым железом, стыд - подгоревшей солью. От нового знакомого, помимо изрядной дозы продуктов распада спирта, тянуло огнем и прелой пылью. Так пахли опасность и смерть.
   - Ну, узнали? - игриво проворковала хозяйка.
   - Яков Григорьевич? - не то спросил, не то констатировал стоявший за спиной Магдалины сиплым голосом Петр.
   - Так точно! - по-военному, но с фарсом отрапортовал новый знакомый. - Яков Григорьевич Блюмкин собственной персоной!
   - Мирбах... - выдохнул Леонид.
   - Верно!
   И, невзирая на окружающих, бесцеремонно прихватил Магдалину под локоток и поволок к окну.
   - Это было там! Смотри! Черт, ни черта не видно! Представь - мы сейчас в Красной гостиной того особняка! Красота! Забудешь, зачем пришел! Вот оттуда появляется господин посол со свитой, а мы с Колькой Андреевым вот здесь, где мы с тобой, и уже наготове...
   Магда стояла в полном оцепенении. Никто и никогда не производил на нее такого воздействия, как этот человек. А тот и вовсе вошел в образ, кричал, жестикулировал и выставлял напоказ такое, что иной постарался бы запрятать поглубже, да и вовсе не выпячивать. А Яков, рассказав в цветах и красках, как говорили у них в Одессе, про убийство посла, уже перешел к другой истории из своего "опаленного огнем Гражданской войны" прошлого.
   "Боже мой, да за такое, что он тут во всеуслышание городит, могут запросто посадить, а то и вовсе расстрелять!" - подумала Магда.
   - Могут! Еще как могут! - радостно крикнул пьяный Яков, и девушка чуть не лишилась чувств. Он читает ее мысли!
   - Что могут? - едва выдавила из себя Магдалина.
   - Я говорю, что в любой момент меня могут пристрелить! Врагов полно! НО! - Он поднял указательный палец вверх и обвел глазами собравшуюся аудиторию, - Я еврей! А у еврея, да будет вам известно, девять жизней! Один раз в меня всадили восемь пуль! И что? Я выжил! В другой раз я был в больнице и ко мне прислали наемных убийц! Я снова выжил. Так что пристрелят меня только в девятый раз... Обязательно пристрелят, - вдруг зло и обреченно проговорил он. - Но это будет еще не скоро!
   И хорошее настроение снова вернулось к нему как ни в чем не бывало.
   Оставшееся до застолья время он кружил вокруг Магдалины, продолжая "впечатлять". За столом кидал взгляды, полностью лишившие ее аппетита. Так шеф-повар осматривает кусок телятины или тушку кролика, раздумывая, что из них приготовить и под каким соусом подать. Первой смены блюд Магда не дождалась - сославшись на неважное самочувствие, извинилась и встала из-за стола. Он было тоже хотел подняться, но был уже слишком пьян для резких движений. Снабженца из Наркомзема Магдалина остановила движением руки, ставшим у нее, годами позже, профессиональным жестом.
   Задвинув щеколду в облицованной дорогим кафелем уборной, она присела на будуарный пуфик и бросила голову в колени. Багряная шерсть платья обожгла щеки. За столом Магда так ничего и не смогла съесть, но к горлу подкатила тошнота. Почему-то хотелось плакать. Так, уткнувшись головой в колени, она просидела достаточно долго - уже несколько раз кто-то дергал ручку уборной, но, убедившись в том, что она занята, уходил. Заходила сестра, но Магдалина и ее отправляла обратно. "Вот так бы взять, выйти и чтобы никого не было, - подумала Магда, - а еще лучше закрыть глаза и оказаться дома, на Басманке". И тут до нее донеслись голоса. Первый принадлежал, несомненно, Наташе, а второй, судя по всему, - Нине.
   - Да что с тобой, я не пойму! - сердилась Наташа. - Что ты так переживаешь? Магдалина еще девчонка, я ее знаю! У нее и жених вон какой солидный есть. Нашла из-за чего переживать!
   - Ничего ты не понимаешь, - всхлипывая говорила Нина, - я же люблю его.
   - Нашла кого! - в сердцах бросила Наташа. - Бабник, позер и, положа руку на сердце, редкостный мерзавец...
   Но Нина не слушала старшую сестру, а продолжала на своей волне:
   - А как мне не переживать? Ты видела, как он за ней ухлестывал? Про подвиги сразу начал свои говорить, бравировать...
   - Трепач он, самый настоящий. Брось его, пока не поздно, брось. И вообще, между нами... у меня рядом с ним возникает очень нехорошее чувство...
   - Какое?
   Магда дернулась - значит, она не одинока в своих ощущениях! И в этот момент уборную потрясли два громких щелчка - от напряжения, в котором находилось ее тело, клипсы, державшие чулки, отцепились, издав чудовищные, на ее взгляд, звуки. Дело в том, что французские, в мелкий рубчик, бордовые (в тон платью) чулки, доставшиеся Магдалине в обмен на настоящую, неподдельную, пудру "Коти", немного не подходили ей по размеру. Первоначально чулки принадлежали Томочке-таперше, Магдиной аккомпаниаторше. Росточку Томочка была с Дюймовочку, чего было нельзя сказать про видную со всех сторон Магду. Правда, пара парижских красавцев имела такой изумительный оттенок, что, невзирая на явное неудобство, которое они причиняли новой владелице постоянной угрозой предательски собраться в гармошку на уровне щиколотки, Магдалина носила эти чулки с придыханием. Особенно с красным платьем.
   Девушкам за дверью, однако, было явно не до щелчков - у них шел обмен секретами. Они что-то жарко нашептывали друг другу. То последнее, что услышала Магда, нагнало на нее еще больше ужаса.
   - Вот никому, слышишь, никому про то, что ты мне сейчас рассказала, не вздумай говорить, - произнес в голос кто-то из сестер. - Ни слова! Ни звука!
   До дома на извозчике, так же ни слова не говоря, ее довез Петр Сергеевич. Он подал Магдалине руку, пожелал спокойной ночи и скрылся в ночи с тем, чтобы больше никогда не появиться в ее жизни. Такой разворот событий Магду ничуть не удивил и даже не расстроил - весь вечер, начиная со знакомства с убийцей Мирбаха, жених источал запах мокрого и холодного стекла...
   Трудовую деятельность, не считая халтуры на свадьбах, Магдалина осуществляла по двум адресам. Сначала пела в ресторации "Сирена" в Лиховом переулке, после которой они с Томочкой перебегали на угол Каретного и Успенского переулков в кабаре "Не рыдай". Там, в "Не рыдай", и появился в пятницу вечером, ровно через неделю после их первой встречи, Яков Блюмкин. Он либо понимал, либо догадывался, какое воздействие его присутствие оказывает на юную обладательницу меццо-сопрано, и, простояв всю ее программу в стороне, вышел только под начинающийся шелест аплодисментов. Понятное дело, что при виде его Магдалина чуть ли не лишилась чувств. Больше всего на свете ей захотелось провалиться сквозь землю. Он подал ей теплую руку, отчего к горлу Магды подкатил тошнотворный комок, и с довольной улыбкой повел за забронированный столик в углу.
   На столике стояла ваза с нежно-персиковыми, уходящими в бежевый крем, розами. Ободки бутонов заканчивались молочно-белой каймой.
   - Это тебе. - Он вытащил букет из воды и протянул девушке.
   - Фу, розовые, какое пошлое мещанство! - вдруг резко ответила Магда. Почему-то хотелось делать все что угодно - лишь бы отбросить его от себя.
   - Ну... - многозначительно и с усмешкой сказал он, присаживаясь, - возможно, придет время, и у меня появится повод подарить тебе красные розы... конечно же пролетарские...
   Магдалина ничего не поняла. А похоть тем временем распространяла вокруг нее знакомое и удушливое амбре рассыпанного на мешковине сахара-рафинада.
   Ту восприимчивость к языкам, что восхищала Василия Вениаминовича в младшей дочери, с уверенностью можно было бы назвать и внебрачным дитем, и побочным продуктом и даже довеском к музыкальному таланту и особой слуховой памяти, которой обладала Магдалина. Прочитанное или увиденное она могла с легкостью забыть, но вот услышанное укладывалось само собой в мнемонические ячейки, откуда в любой момент выводились в нужном русле, правильном ракурсе, а если требовалось, то и интонация в интонацию. "Тон в тон" - как говорила сама Магдалина. Приблизительно девятьсот пятьдесят слов на любом языке, любого содержания с легкостью заносились в ее красивую голову. Домашнее воспитание приучило ее не перебивать говорящего, отсутствие образования и нелюбовь к чтению превратили во внимательную слушательницу, а способность к месту и вовремя вытаскивать на поверхность ранее услышанные факты создавала ореол девушки умной и эрудированной. Разговор с ней, с какой стороны ни взять, всегда был приятен и интересен.
   Яков в тот вечер говорил очень много. В основном про себя. Точнее, снова про свое "опаленное" прошлое. Про то, как устанавливал советскую власть в Одессе, про ревельские бриллианты, про то, как шикарно прогулял деньги, взятые из киевского банка, большую часть из которых (увы) пришлось вернуть. Магда сидела, уставившись немигающими глазами на охаянный ею букет, и не могла понять, врет он или говорит правду. Как за такую короткую жизнь с ее собеседником произошло столько разнонаправленных событий? Ну не может же у него действительно быть одновременно девять жизней... И вообще, что же на самом деле за человек сидит перед ней? То он устанавливает советскую власть и рискует ради нее жизнью, то с таким пренебрежением об этой власти отзывается, что диву даешься, как его вообще держат на высокой должности в ОГПУ. И отношение к людям, одним и тем же между прочим, у ее визави колебалось от восхищения, всецелого принятия, собачьей преданности до циничного пренебрежения, отвращения и готовности чуть ли не с удовольствием предать. Для общего, как он считал, блага.
   Последующие после того вечера дни Магдалина не находила себе места. Она постоянно думала о Якове и отчаянно гнала мысли о нем от себя. Ни один человек не был ей одновременно так противен и так притягателен. Она сама не понимала, как два противоречивых, взаимоисключающих чувства могли в ней уживаться. Вспомнилось, что когда в конце беседы он положил руку на ее ладонь - тело Магды налилось свинцом. До какой же степени отвратительным может оказаться всего лишь прикосновение! А с каким остервенением, вернувшись домой, она драила мочалкой руку! От кисти до плеча! И в то же самое время, чем бы она ни занималась, мысли все равно возвращались и возвращались к столику в "Не рыдай". Причина наваждения, скорее всего, крылась в той особой, свойственной только этому внезапному "поклоннику" триаде запахов. Доминировала в ней нота рассыпанного на мешковине сахара. Трио пропитало кожу, волосы, одежду и держало теперь Магдалину на коротком поводке. А еще розы. Те самые, мещанские, стояли в вазе, и их едва уловимый аромат учащал дыхание.
   В следующий раз он появился снова в пятницу, но уже в Лиховом переулке. Ни цветов, ни улыбки на лице - совершенно другой человек. Мрачный, холодный, неразговорчивый.
   - Садись в машину, поехали, - ровно и без эмоций приказал он.
   - Куда? У меня еще выступление сегодня, - пыталась защититься Магдалина.
   - Никакого выступления. Я договорился. Собирайся. Поехали.
   Книг Магдалина не читала, про казненных королев, сожженных ведьм и принесенных в жертву богам красавиц если и имела, то весьма смутное представление. Незнание не защитило Магду - весь поток чувств, что накрывает человека в последние до казни минуты, хлынул на нее селевым потоком с гор. Так стучало в висках у Марии, поднимающейся на эшафот, так дышали силезские ведьмы перед отправкой в печь, так сосало под ложечкой у дочери Агамемнона...
   Они сели на заднее сиденье крытого автомобиля.
   - В "Савой" на Рождественку! - приказал шоферу Яков, захлопнув за собой дверь.
   Машина тронулась. Какое-то время они ехали молча, и Магда даже немного расслабилась.
   - Ты что, кроме как на сцене больше нигде не улыбаешься?
   - Почему... улыбаюсь...
   - Ну так улыбнись мне, Несмеяна. Неужели я этого недостоин?
   Магда повернула к нему лицо и натянула на губы улыбку.
   - Нет, не так!
   И он грубо, рывком, сгреб ее в охапку и, подмяв под себя, завалил на кожаное сиденье автомобиля. Уверенными в своей победе губами он впился ей в изгиб между плечом и шеей, а горячая ладонь уже обожгла тот зазор, что возникает между чулками и нижним бельем... Сердце Магдалины ухнуло. Она натянулась тетивой, сжала со всей силы кулачки, зажмурила глаза и, набрав воздуха в грудь, замерла каменной статуей. Вместо того чтобы действовать дальше, Яков резко, будто его ударило током, отпрянул и сел на свое место.
   Снова ехали молча. Он отдышался, брезгливо вытер платком губы и, закрыв глаза, откинул голову.
   Машина остановилась на Рождественке. Яков очнулся, приоткрыл дверь со своей стороны, поставил ногу на мостовую и бросил шоферу:
   - Отвезешь ее на Басманную, адрес она тебе скажет, а потом можешь быть свободен.

Ни в следующую, ни через следующую, ни через-через следующую пятницу он не давал о себе знать, и Магда, пребывающая в странном состоянии стыда, страха и отвращения, начала потихоньку приходить в себя и возвращаться к обыденному ритму жизни.
   Так уж сложилось, и Магдалина никогда не собиралась вникать почему, но в ее восприятии действительности вполне ровно и спокойно существовали два мира: мир директивный и мир реальный. Директивный авангардистскими плакатами и рублеными стихами пропагандировал равенство и братство, презрение к богатству и старым устоям. С семьей, правда, дела обстояли не совсем прозрачно. По всем признакам - старый устой, а по новой доктрине - ячейка общества. Тем не менее лозунги и заголовки газет увещевали, что новая, счастливая, неведомая доселе жизнь- не за горами. Уже скоро, не пройдет и трех-пяти лет, женщина не будет стоять за примусом, забудет про швабру и стиральную доску и сможет всецело посвятить себя великой идее построения социалистического общества. Даже воспитание детей, благодаря садам и коммунам, отодвинется на задний план. Согласно официальной пропаганде и в мужчинах вот-вот произойдут коренные изменения - в выборе супруги советский человек уже не станет руководствоваться красотой лица и размером лифа. Все будет решать политическая грамотность и верность идеалам мировой революции. Так, во всяком случае, утверждали агитпромовские девушки в красных косынках и тяжелых сапогах. На деле же все обстояло совершенно иным образом. Если начинать с равенства, то, по наблюдениям Магдалины, кто-то на самом деле был ровным, но находилось и множество тех, кто был значительно ровнее. Если отбросить совершенную рвань и голытьбу, то среднестатистический москвич едва сводил концы с концами. И работы не было, и платили немного, и доступных продуктов еще поискать. Суп из селедочных голов, хлебная тюря с рубленым луком - нормальное положение дел на Яузской набережной, где жила Томочка-таперша, или на ставшей уже родной Басманке. У кого-то ситуация была получше: хлеб, каша, лук, картошка. Зимой капуста и моченые яблоки, летом огурцы и свежая зелень. Яйца по праздникам. Луковый пирог с яйцом - радость! Если на работе (у тех, у кого она была) давали паек, то считалось - дела идут хорошо. Кто-то держал хозяйство - это сильно спасало. Так что бо?[Author ID1: at Mon Jan 12 21:47:00 2015 ]льшая часть населения не могла себе позволить отовариваться в нэпмановских магазинах, где от одного только запаха случались голодные обмороки. Тогда, интересно, для кого они открывались? Магда не задавала себе подобных вопросов - она просто хотела попасть в ту прослойку общества, к которой относились и покупатели нэпмановских магазинов, и публика в ресторане, где она пела, и семья Аиды, и некоторые из их гостей. А как этого добиться? Кратчайший путь - через замужество. Когда еще мужик станет настолько сознательным, что не будет обращать внимание на внешность?! Да и не нужен ей такой муж. Те граждане, что заказывают в "Сирене" икру и фаршированных куропаток, не берут себе в жены девушек в суконных юбках и красных косынках. Им подавай тех, что фланируют по Кузнецкому или Петровке в летних манто поверх шелковых платьев. Пахнут те красавицы даже не тэжэшной парфюмерией, а "Ирисом" и "Хабанитой". На лицах светлая пудра, делающая тон лица ровным и красивым, вишневые губы, брови вразлет. И все это у Магдалины имелось в наличии от природы, за исключением духов и платьев. Нет, духи были - замечательный тэжэшный "Трефль", да и платьев, не считая концертных, целых две штуки! А еще юбка и две блузки. У иных, кстати, два платья и смена белья - вот и весь платяной шкаф, так что Магда, можно сказать, шиковала. Еще она считалась счастливой обладательницей зимнего пальто (подарок наркомземовского Петра Сергеевича), габардинового жакета (сшито из старой портьеры), пары туфель и даже бот с застежкой-молнией (не подошли Аиде)! Но венцом ее гардероба, несомненно, выступала фетровая шляпка с зелеными перышками далекой тропической птички. Шляпку оставила в ресторане пьяная нэпманша и гардеробщик Семен, тайком, за бутылку самогона, передал это сокровище Магде. Цвет перышек - изумрудно-голубой, совершенно нереальный и сказочный - невообразимым образом сочетался со старой портьерой в лабрадоритовый "глазок". Почившему не так давно Савелию Андреевичу было уже все равно, и, недолго думая, Магдалина приговорила штору. Не в первой Магдалина подобным образом расправлялась с бытовым текстилем. Пионером раскройных затей стала зеленая бархатная скатерть. Роскошное платье "аргентинской куплетиты" приобрелось на Су?шке путем обмена на половину курицы. Неужели дельцы продешевили, купившись на красоту покупательницы? Отнюдь. Несмотря на роскошную ткань и модный фасон, платье содержало два значительных дефекта - сигаретный "ожог" и рванинку. Бархатная скатерть пошла в декор и драпировку. Второе же концертное платье, точнее, два концертных платья они с Томочкой ничтоже сумнляшеся сконстролили себе уже из тюлевых занавесок.
   Некоторое время спустя, когда времена НЭПа будут либо замалчивать, либо говорить про них с презрением, такие, как Магдалина, с такими же взглядами, образами мыслей и стилем одежды, подвергнутся критике. Их припечатают термином "несознательный мелкобуржуазный элемент" и начнут всячески распекать. Но по неизвестной причине те же критики будут настойчиво умалчивать о том, что жены комиссаров в те годы радостно меняли суконные платья на атласные, да еще с плиссировкой или бахромой. Редкая совслужащая отказывалась, представься ей такая возможность, от туфелек с перепонкой или фильдеперсовых чулок, а работница-делегатка от изящной фетровой шапочки-клош. Так что Магда была одной из тех миллионов москвичек, что в любые годы, невзирая на идеологию и пропаганду, старались выглядеть красиво и привлекательно.
   Про несложившуюся поездку в "Славянский Базар" и вообще про встречи сестры с Яковом Блюмкиным Аида не знала. Окончательно успокоившись, Магдалина решила рассказать всю эту историю (если ее вообще можно назвать "историей") сестре, но уже под соусом иного интересующего ее вопроса. Вокруг нее вился очень неприятный тип - некто Феликс. Магда помнила Феликса еще со времен, когда ее выпроваживали из школы за несознательность. Как Феликса на самом деле зовут, Магдалина не знала - к моменту их встречи почитатель Дзержинского помимо тонких очков, клиновидной бородки и кавалеристской шинели натянул на себя и имя кумира. Теперь же бывший "поручитель" занял хлебную должность и, как всякий выдвиженец или, как их тогда называли, перерожденец, сразу же оброс одновременно всеми буржуазными привычками. Первым делом Феликс отказался от бородки и шинели, вместо которой пошил у модистки драповое пальто и костюм с отливом. Поклонник "первого чекиста" начал одеколониться, завел приходящую домработницу, полюбил ужины в ресторанах, где, собственно говоря, и увидел Магду. Ничего общего с этим человеком, вальяжно курящим папиросу и зазывающим ее на "воды", Магдалина иметь не хотела. Она отмахивалась от его назойливых ухаживаний, игнорировала подношения, но не обратить внимание на странное поведение ухажера она не смогла. Веселый, добродушный рубаха-парень сменялся злым и агрессивным мужланом. Того и гляди - заедет кулаком промеж глаз. Приходила к нему и зеленая меланхолия, которая резко перетекала в безудержное веселье, приступы болтливости сменялись либо угрюмым молчанием, либо бредовыми размышлениями. Всем своим манером Феликс напоминал Якова. Может, это какая-то болезнь?
   Понимающая в богемной жизни Аида объяснила сестре, что подобное есть не что иное, как следствие чрезмерного увлечения белым табаком, таким популярным еще до войны.
   - Многие им сейчас балуются... - равнодушно пожала плечами Ада.
   - А как ты думаешь, и Яков Блюмкин тоже? - спросила Магдалина. - Я почему тебя и хотела спросить...
   C "занюханными", то есть кокаинистами, Магдалина в своей жизни сталкивалась. И не раз, но не обращала на них особого внимания. А раз так, то откуда ей было знать, что злоупотребление наркотиком так существенно меняет человека. Увлечение белым табаком многое объясняло - и двух разных, противоположных друг другу Яковов - в "Не рыдай" и в "Сирене", и нехорошее чувство Наташи, и шепот сестер в Денежном переулке, и боязнь огласки. Как, оказывается, все просто! И с легким сердцем, как на духу, Магда начала выкладывать все с самого начала.
   Чем дальше Магдалина рассказывала, тем более странной становилась Аида. Первым делом закрыла дверь в комнату и окна, а потом и вовсе приложила указательный палец к губам:
   - Тс-с-с! Больше ни слова! Пошли! - И кивком указала на улицу.
   Они вышли из дома, Ада обернулась и что-то прошептала. Дальше, вплоть до храма Христа Спасителя, шли молча. Долгая прогулка и выбранное для разговора место ничуть не удивили Магдалину - сестра любила эффектные сцены и соответствующие декорации. Убедившись, что рядом никого нет, девушки облокотились на парапет, и Ада тихо заговорила:
   - Я тебе не рассказывала, да и тебе это было знать ни к чему, но та самая поэтесса Нина рванула за Яковом в Крым, а месяц назад... - Тут она прильнула к уху сестры и зашептала: - Ее нашли убитой на пляже...
   - Это сделал он?!
   - Тише ты, тише! Слушай меня внимательно и не спрашивай, откуда я это знаю... - Магда и без того была вся внимание. - Этот твой Яков причастен к очень странным вещам. ОЧЕНЬ. Я бы даже сказала к потусторонним, в смысле... - Ада сделала рукой неопределенный жест в воздухе. - Ну ты меня понимаешь?
   Магдалина посмотрела на сестру исподлобья - опять будет свои хиромагические теории развивать. И точно...
   - Ну... - Ада пыталась подобрать нужные слова, - речь идет о таких тайнах... как бы тебе объяснить... Ну вот войну, к примеру, кто затеял? Или революцию? Цари, народ? Да вот как бы не так... Это некие силы, организации, иным, может, и не одна тысяча лет. Они и царей, и власть рабочих и крестьян как марионеток за ниточки дергают. Власть официальная - это просто ширма той тайной власти, на которую, похоже, этот человек и работает. Понимаешь?
   Магда молча смотрела на сестру, плотно сжав губы...
   - О господи, господи... Как бы тебе объяснить... Давай так... Какой у новой власти символ?
   - Ну звезда... - ответила Магда и хмыкнула - башни Кремля все еще украшали двуглавые орлы.
   - Не звезда, а пентаграмма. Что означает полную победу человека над силами природы и врагами. Те организации, благодаря которым некоторые люди сидят вон там, - и Аида указала в сторону двуглавых орлов, - хотят власти не только над Россией, но и над всем миром. Их противники, хочу я тебе сказать, хотят ровно того же самого. Ни больше ни меньше. А начинать нужно с власти над человеческими умами. Искусство, да будет тебе известно, тоже инструмент управления. Управление массами. И очень серьезный. И я в этом вопросе полностью на стороне власть имущих. Но одним кино и театром тут не ограничишься, тут, понимаешь, нужно создать совершенно новое общество, состоящее из принципиально новых людей, чтобы как в улье, где каждый знает свое место и свою цель... Чтобы дали приказ - и все сразу исполнено. Понимаешь? Тогда государство начнет работать как единая машина. И вот получение механизмов создания нового человека, управление обществом, новые виды оружия, для новых людей и есть те тайные сакральные знания, за которыми все и охотятся. А знания эти охраняются. Чтобы ни одной из множества противоборствующих сторон не достались - иначе нарушится Высший Миропорядок.
   - Ерунда какая-то...
   - А вот и не ерунда! - Аида даже немного обиделась. - И Англия, и Германия, и Американские Штаты, и даже Япония землю носом буквально роют на эту тему. А Советы, кстати, не отстают и, сдается мне, даже как-то опережают капиталистов. Про орден рыцарей-тамплиеров ты, конечно, не слышала? Это рыцари-мистики. Как ты думаешь, Аполлон Карелин просто так вернулся в Россию в семнадцатом? Нет! Он вернулся, чтобы основать русский орден тамплиеров! И, только между нами, я подумываю над вступлением в его орден "Храм искусств".
   - Ну-ну... - Магда презрительно скривила губки.
   - Хорошо, не хочешь мистиков - не надо. Вот тебе вполне научное подтверждение. - Аду было уже не остановить,- Возьмем, к примеру, Бехтерева. В мозгах копается! Ищет пути чтения мыслей и внушения идей на расстоянии. Чижевский выяснил, что Солнце влияет на нашу психику! Изучает сейчас это влияние и тоже хочет передавать мысли на расстоянии. На собачках Дурова эксперименты ставит. Мне рассказывали. Представляешь, вошло Солнце в какой-нибудь зодиак, и раз - по радио сообщение "Нужно построить мост" - и все встают и идут строить мост. Но ведь можно не только про мосты. - И Ада загадочно улыбнулась.
   Магдалина терпеть не могла эти Адины загадочные полуулыбки и многозначительные недоговоренности, но что поделать? Родная все-таки сестра. Любимая и единственная. Приходится терпеть, а Аида входила в раж:
   - Мой хороший знакомый Александр Богданов, книг его ты, конечно, не читала, переливает себе кровь молодых красноармейцев и выглядит как огурчик! Значит, рецепт вечной молодости не за горами! Переливать кровь бесстрашных героев молодым солдатам; неординарных личностей - простым рабочим; а молодых и здоровых парней - стареющим революционерам! Вот тот философский камень, благодаря которому у страны будут всегда молодые вожди и верные солдаты! Ну, и опять же, женщины, спасибо Александру Александровичу Богданову, всегда будут молоды и красивы. А некий Константин, кажется Васильев его фамилия, в ОГПУ почерками заведует. Заходил к нам как-то... про Леню моего, которого даже не видел, по одному его письму все рассказал. И рост, и вес, и, заметь, национальность! А еще про характер, про болезни и про склонности... Представляешь, сколько секретов можно выведать, обучи он людей своей методике? Так-то... Есть еще умы, что движущееся изображение вместе со звуком с помощью лучей из одной точки планеты в другую передавать собираются. Только вообрази, какая это сила... Сколько информации можно передавать на расстоянии! Это же какая движущая идеологическая сила! Не то что газеты и радио! Но есть, как я понимаю, есть какое-то универсальное знание, или, как я тебе говорила, сакральные методы... Знаешь, я их себе представляю набором инструментов, как у слесаря... Вот этот Яков, кажется, и занимается тем, что эти гаечные ключи да отвертки вытаскивает из разных источников да в Кремль их доставляет.
   - Бред это все. Чистой воды бред... И вообще, при чем тут убийство?
   - А при том! Что болтает он много. Может, сболтнул чего лишнего, испугался и решил убрать свидетельницу. Или его "руководители" за него это сделали. Не знаю я... И, честно говоря, знать не хочу. И тебе того же советую. Ничего он тебе не говорил. Забудь все, что там между вами было или не было! Не приходил он к тебе и ничего не рассказывал!
   Легко сказать - забудь....
   Разговор этот, у храма, Магдалина точно не забудет никогда. Наоборот, будет к нему время от времени возвращаться. До изобретения Скайпа она не доживет, а вот работу "прибора дальновидения", который позже назовут "телевизором", она увидит в холле гостиницы "Москва" через пятнадцать лет, в 1939 году, когда приедет в столицу в отпуск.
   Аида отвернулась, оперлась локтем на парапет и несколько минут смотрела на храм Христа Спасителя.
   - А знаешь, - вдруг в голос сказала Аида, - мне тут рассказали занятную вещицу. Оказывается, этот храм, в Чертолье, вон тот Дом Пашкова на Ваганьковском холме и вон тот Болотный остров образуют треугольник Проклятых мест Москвы, а треугольник - это часть пентаграммы... Занимательная получается геометрия, да? - И, не услышав ответа, продолжила: - У всех них дурная слава, мистическое прошлое и равное расстояние друг до друга...
   - А к чему ты мне это сейчас все рассказываешь? - мрачным голосом, не поворачиваясь, спросила сестру Магдалина.
   - Да так... Яковом твоим навеяло...
   Храм Христа Спасителя взорвут через восемь лет. Незадолго до его уничтожения по Москве поползут слухи о том, что-де место то изначально проклято. На месте храма стоял в XIX веке женский монастырь, а на его территории рос столетний дуб. Когда царевы люди пришли закрывать монастырь для строительства храма Христа Спасителя, инокиня монастыря приковала себя к дубу и начала сыпать проклятия. Одно хуже другого. Дошло дело и до зачинающегося строительства: "Не стоять здесь храму. Мокрое место!" - кричала монахиня.
   Магдалина станет свидетельницей предварительного разбора храма и нескольких неудачных попыток его взорвать. На месте храма предполагалось построить Дворец Советов с гигантской, вращающейся вслед за Солнцем статуей Ленина на крыше. В голове вождя планировалось разместить библиотеку, в указующем персте вроде бы столовую... вопрос о предназначении филейной части вождя мирового пролетариата уже поднимать боялись... Спасителя взорвали, а Дворец Советов так и не построили - то грунты поехали, то фундамент долго ставили, а потом и вовсе война началась. Точно - как кто проклял... На слухи, ходившие по Москве, точнее, на слова блаженной, которые передавались в этих слухах, Магда горько усмехнется уже в шестидесятых годах, когда из запущенного котлована решат сделать бассейн "Москва" - действительно мокрое место.

***

   Владимир Михайлович Башилов принял наконец-то решение расстаться с холостой (или вдовьей?) жизнью. Мужчина он еще молодой: сорок два года - разве это возраст? Здоровье, тьфу-тьфу-тьфу, поводов для беспокойства не давало, а сил, даже при нынешних нагрузках, еще лет на тридцать как минимум хватит. Так чего ж бобылем-то ходить? Сыновья не в счет - они уже, как говорится, на вылете из гнезда. Семнадцатилетний Николай бегает в Военно-научное общество и грезит авиацией, пятнадцатилетний Алексей мечтает о мостике капитана. И что же в итоге, через два-три года, останется Владимиру Михайловичу? Роскошная четырехкомнатная квартира на Мясницкой, выданная родным Наркоматом путей сообщения, да одинокий стакан чая, что он будет пить за круглым столом под розовым абажуром... Владимир Михайлович вздохнул... И так ему вдруг захотелось, чтобы чай в подстаканнике, обязательно с ложечкой (именно так он любит) и вазочку с колотым сахаром подала бы не нянька Капитолина Андреевна, а верная и надежная подруга. Такая, с которой можно, вернувшись с работы домой, обсудить, к примеру, что светлая голова Яков Модестович Гаккель, великий авиатор, изобретатель моноплана и самолета-амфибии, вдруг решил построить первый в мире магистральный тепловоз! И строит уже! На Балтийском судостроительном. Тепловоз - это такой локомотив, которому не нужен уголь. И удобство и экономия одновременно! Ни тебе угля, ни взрывающихся котлов, ни водоналивных станций. А какое увеличение мощности! Это ж понимать надо! Так что жена Владимиру Михайловичу требуется умная и ответственная, с одной стороны, но душевная и интересная - с другой. Чтобы и с мальчиками поладила, и с Капитолиной Андреевной общий язык нашла. Такая, чтобы могла здесь, на Мясницкой, гостей принять, занять их беседой, а можно и игрой на оставшемся от буржуев фортепьяно. А если гости наведаются на дачу в Серебряный бор, то развлечь их настольными или подвижными играми или, к примеру, стихами. Владимиру Михайловичу казалось, что стихи особенно хорошо идут именно на свежем воздухе. Хотелось появиться на официальном приеме в наркомате, произнести: "Знакомьтесь, моя супруга...", а в ответ получить понимающие и одобряющие кивки. Еще Владимир Михайлович мечтал пройтись под руку с будущей товарищем Башиловой по Ялтинскому променаду и перехватить пару (больше не надо!) восхищенных взглядов. Но только без этих... шуры-муры-трали-вали, плыли две дощечки - моя милка целовалась с деверем на печке! Супруга его должна быть твердых устоев.
   Таким образом, в намечающихся матримониальных планах вырисовывался портрет образованной женщины около тридцати, с неброской, но очевидной красотой. Не нужна Владимиру Михайловичу записная красавица, за которой все будут волочиться, а он, старый козел, начнет сходить с ума от ревности. И молодуха, из тех, что, дрыгая голыми масалыгами, отплясывают какой-то там фокстрот (ужас, смотреть противно!), тоже не нужна. Так положил себе Владимир Михайлович Башилов и вычеркнул из списка добродетелей красоту и веселый нрав, заменив их миловидностью и благожелательностью. Занес было карандаш над красивыми ногами, но в последний момент решил этот пункт все-таки оставить.
   Присматриваясь к окружавшим его дамочкам и девицам, Владимир Михайлович пришел к выводу, что жену лучше всего брать из своего, железнодорожного круга. В своей среде человека сразу видно, и темы для разговора найдутся общие, и схожесть интересов имеет место быть. На высокой должности в наркомате Владимир Михайлович находился всего лишь год с небольшим - по служебно-партийной лестнице продвинулся. Начинал-то он вообще кочегаром, потом выучился на машиниста. Так что Владимир Михайлович был равно свободен как от снобизма, так и от предрассудков, что дало ему возможность остановить свой выбор на Зинуле - так в Наркомате называли расчетчицу и члена профсоюза Зинаиду Грошеву.
   Зинуля полностью соответствовала предъявляемым требованиям. Даже более чем. Жила она в П-образном доме с застекленными лоджиями на Бахметьевской улице напротив Института инженеров путей сообщения, где преподавал ее отец. Грошевы разбили в Марьиной Роще огород, и Зинуля, по сезону, баловала сослуживцев то репкой, то малосольным огурчиком. Делилась картошкой. Их окна выходили не во внутренний двор-колодец, а на улицу, и квартира Грошевых легко опознавалась по выставленным на балконе запасам. Ноябрьскую хмарь Владимир Михайлович разгонял чаем с Зинулиной настойкой на травах, а Первомай отмечал специально оставленным для такого праздника яблочным вином. Весна приходила вместе пирогами с зеленым луком, а снег с "разбойничьим вареньем". Так милая расчетчица называла варенье из собранных с примкнувших к дому кустов смородины и крыжовника.
   Вдовий век Зинуля начала тянуть уже с двадцати двух лет. Муж ее погиб в ноябре семнадцатого, в печальную "московскую неделю", при обстреле большевиками Кремля - он командовал одним из взводов юнкеров, что защищали Кремль. Об этом факте Зиночкиной биографии никто из сослуживцев не знал - фамилию она в браке не меняла, но о том, что любовь меж ней и мужем была великая, догадывались. Зинуля не то что замуж не выходила, но и романов с того времени не заводила. Всегда доброжелательная и опрятная - сердце радовалось на нее смотреть, она приходила на помощь по первому зову. Одолжить ли чего, посидеть ли с ребенком, помочь по службе или по работе с беспризорниками - на Зину Грошеву всегда можно положиться. Как раз то, что Владимиру Михайловичу и требовалось.
   Они начали встречаться. Владимир Михайлович несколько раз подвез Зинулю до дома, потом предложил прогуляться по набережной, пригласил к Мейерхольду (ничегошеньки в том театре не понял!), угостил котлетой "по-киевски" (она же бывшая "новомихайловская"). Шиканул в кафе-кондитерской "Бонжур", той, что на Тверской. Все шло мерно и своим чередом. Владимир Михайлович присматривался к невесте, находил в ней все больше положительных черт и решил записаться осенью, по возвращении из Ленинграда. На август намечалась государственная сдача того самого гаккелевского тепловоза, а он, как член правительственной комиссии, должен принимать Гэл1. Пока работы шли по плану, но мало ли как оно все сложится, поэтому женитьбу лучше отложить до сентября. Зинуле о своих планах Владимир Михайлович не распространялся, да она и не спрашивала - Зиночка Грошева была натурой кроткой и деликатной, чего никак нельзя было сказать про ее подругу Берту, которая в принципе не терпела никаких проволочек.
   Да, Берта Герц, полная противоположность Зины, решила взять все в свои руки. Это ж так можно и до поминального кадиша досидеться на собственных похоронах, пока ее ненаглядный Роберт додумается до женитьбы. И не дай бог до чего-нибудь иного! Ай, мама... Да оставьте дуть мне в уши ваши майсы про то, что он гой! Нынче все равны! Так что Берта сама за всех все решила: и дату свадьбы, и количество гостей, и место проведения банкета - знаменитый ресторан "Крыша" в Гнездниковском переулке. Ресторация и впрямь находилась на плоской кровле высотки Четвертого дома Моссовета, куда посетителей доставлял диковинный лифт. Говорили, что изначально, прямо перед войной, архитектор, большой оригинал, разместил на крыше здания сквер, ресторан и даже велотрек. Ресторан остался, и с его площадки, как и двадцать с лишним лет назад, открывались умопомрачительные виды. Берта могла себе позволить такую роскошь - ювелирная артель Роберта процветала.
   Зинуля в праздничном розовом платье с заниженной талией и рукавами-крылышками заметно нервничала - то подол одернет, то "крылышко" поправит - не привыкла, милая, к таким нарядам. "Ну ничего, - думал Владимир Михайлович, - дай срок, вернусь из Ленинграда, будешь у меня как пава ходить". Заложив руку за старорежимный форменный китель со снятыми орлами и вензелями, но оставленным перекрестьем топора и якоря, он взял невесту под руку. Лифтер почтительно открыл перед солидной парой решетчатую дверь. Гремящая коробка подняла их, кажется, на самые небеса - от вида Москвы с высоты птичьего полета действительно захватывало дух. "И свадьбу гулять, - продолжал размышлять Владимир Михайлович, - будем тоже здесь, в "Крыше"". В сентябре березы желтые, клены красные - красота! Моя Зинуля этого заслуживает" - и улыбнулся Зине честной и искренней улыбкой.
   Тремя неделями раньше Томочка-таперша, зайдя как-то в гости к цирковым, обнаружила в их реквизите преинтереснейший костюм - с виду смокинг, но дергаешь за лацкан с манишкой - и смокинг превращается в дамское платье в пол. На эту тему у них с Магдой сразу же родился черно-белый номер, ради которого Магдалина решилась наконец-то обрезать волосы в модную "скобку". Исполнению плана немного мешала грудь, но ее крепко забинтовали, и номер выглядел так: на сцене, спинкой к зрителю, стоял стул. На нем сидела Магдалина с тростью поперек колен. Томочка, в белом тюлевом платье, том самом, начинала играть, а Магдалина, снизив голос до контральто, петь. Сразу же, на первых нотах, Магда начинала медленный, но ритмичный поворот к зрителю: белая перчатка - черная трость - штиблет в белом гамаше - поворот головы в цилиндре - вторая нога - разворот - и залу являлся молодой человек с щегольскими усиками. "Исполнитель", опираясь на трость, вставал в четвертую позицию на мысок и с видом явного знатока оглядывал зрительный зал. Прищурив глаз, он выбирал дамочку из зала и продолжал петь, но уже только для нее. На рояле стояла ониксовая ваза с белыми цветами, и, судя по поведению "молодого человека", двигавшегося в сторону музыкального инструмента, букет предназначался избраннице из публики. Магда подходила к роялю, поворачивалась спиной к залу, срывала усы, проделывала нехитрые манипуляции с манишкой, откидывала трость и, стряхнув цилиндр, рывком поворачивалась с зал - это и был момент истины. Тот момент, ради которого и задумывался весь номер. Движение никак нельзя было смазать - в сотые доли секунды Магдалина переходила с контральто в высокое сопрано, обнаружив вместе с женским платьем полную женскую сущность. Номер свой девушки назвали "Лунная Сирена". Подрабатывавшая в театре Томочка, вышла через оформителей на художницу, работавшую в супрематическом стиле, которая всего лишь за приглашение на номер нарисовала им две афиши. Та же Томочка договорилась об ангажементе "Лунной Сирены" в кабаре "Мышь" в Гнездиковском переулке, рядом со знаменитым небоскребом.
   - Магда! - крикнула Томочка, влетев в грим-уборную, - там на крыше, в "Крыше", ЧП!
   - Что такое? - равнодушно спросила Магдалина, прилаживая усы.
   - У них там свадьба, а певец лыка не вяжет. Надрался как свинья...
   - Ну а мы-то тут при чем?
   - Ну как "при чем", господитыбожемой? Сдирай усы, пошли туда. Они хорошо платят - там ювелир женится!
   - А как же номер? - Магда недоумевала. С таким трудом договорились, и бросать теперь все из-за какой-то свадьбы...
   - Я все уже устроила! "Сирену" никто не знает, и нас отодвинут на более позднее время. Это даже еще и лучше! Сдирай усы!
   - Так я уже забинтовалась...
   - Да пошли как есть!
   - Ну пошли, что с тобой делать...
   - Только возьми с собой кошелек, - добавила Томочка, - я свой дома забыла.
   - А это еще зачем?
   - Платить за наш подъем на крышу! Целых сорок копеек!
   В ожидании певца танцевали под граммофон. Зиночка оказалась еще и великолепной партнершей - не только ловкой, но и предусмотрительной. Шажочки делала мелкие и на угол, так чтобы спутник ненароком не наступил ей на ногу. Музыка закончилась, все вернулись на свои места. Владимир Михайлович откинулся на спинку стула, расстегнул верхнюю пуговицу - хорошо... Пара шоколадных глаз, в тепле которых резвились золотистые искорки, только слегка коснулась Владимира Михайловича дежурным взглядом, а внутри него вдруг неистово забилась невесть откуда взявшаяся птица-синица, заклокотало все в груди и дыхание даже перехватило. Плечи распрямились, подбородок поднялся, а тело налилось невиданной силой - эхма, сейчас бы картуз в кулак да сапогом по мостовой, и как не было заполошных этих двадцати с лишним лет! Эй, гуляй, Москва-Самара, разговаривай, Россия!
   Обладательница же волшебного взгляда даже не заметила, как распрямились плечи у одного из гостей. Она поприветствовала собравшихся, поздравила молодоженов и запела... Еще и голос... Бархатный тембр защекотал нежной щеточкой в том месте, где, скорее всего, прячется душа, про которую талдычат попы. И Владимир Михайлович со счастьем и ужасом понял, что он пропал...

***

   Облаченная в шелковый халат Аида носилась из шамбров квартиры на Остоженке в ее же антишамбры и, припадая на скрученные улиткой подлокотники кожаного "честерфильда", театрально заламывала руки и стонала. Наконец-то! Наконец-то ей предложили роль, пусть и второстепенную, а она не знает, как ее играть! Что делать?! Что делать?! Белгоскино в следующем году собирается снимать картину о жизни проституток, а Ада об их жизни практически не имеет никакого представления. Совершенно! На помощь неожиданно пришел свекр - у него, с еще дореволюционных времен, остались кой-какие знакомства с котами известного своими борделями Орликова переулка, и он договорился с одним из них об "экскурсии" для невестки.
   Гулять одной, в обществе сутенера, Аиде показалось как-то предосудительно, но она знала, кто с удовольствием составит ей компанию в этом сомнительном мероприятии - изнывающая от безделья в четырехкомнатных хоромах на Мясницкой улице младшая сестра.
   В октябре двадцать четвертого скоропостижно умер Василий Вениаминович. Все заботы о похоронах и поминках взял на себя самый тихий и самый неприметный из Магдиных ухажеров, даже не ухажеров, а воздыхателей, - Владимир Михайлович Башилов. Он же взялся и утешить Магду, которая в день, когда отцу стало плохо с сердцем, выступала в "Мыши". И уж само собой так вышло, что к началу двадцать пятого года Магдалина, прибавив себе два года, стала супругой высокопоставленного чиновника из главного наркомата страны - Наркомата путей сообщения.
   Свадьбу отметили очень тесным семейным кругом - у Фельдманов. Товарищ Башилов опасался не столько осуждения друзей, родственников или сослуживцев, как того, что... уведут, ох уведут с таким трудом доставшееся ему счастье, и могут прямо со свадьбы - вот чего боялся Владимир Михайлович. Да и с Зинулей, конечно, вышло очень нехорошо. Гадко, прямо скажем. Конечно, как порядочный человек он объяснился с ней сразу через два дня после Бертиной свадьбы, так, мол, и так, не смогу я стать тебе спутником на всю жизнь, не годен я для семейной жизни... А тут раз - и женился... Противен был сам себе до одурения, да так, что даже в зеркало на свою придурковато улыбающуюся физиономию смотреть не мог, а ничего поделать с этим наваждением не получалось - тянула его Магдалина, как древнегреческая Сирена тянула моряков. Да и пела она, как назло, в ресторане "Сирена", и номер в "Мыши", от которого восторгом сводило судорогой гортань, тоже назывался "Лунная Сирена". Про сирен это ему потом Самуил Аронович, понимающий во многих вещах человек, рассказал...
   С выступлениями в кабаре и ресторанах Магдалине пришлось расстаться. Особенно жалко было расставаться с "Мышью". Теперь дни напролет она проводила в роскоши, праздности и безделье, но радости почему-то не ощущала.
   - Ушла, Томка, радость,- жаловалась Магда зашедшей как-то навестить ее Томочке. - Даже рукой не помахала...
   - Дура ты, Магда, - отвечала Томочка, в очередной раз оглядывая квартиру и поражаясь ее великолепию, - получила то, что хотела, даже с лихвой, а теперь с жиру бесишься.
   - Да уж... - бесцветным голосом отвечала Магдалина, глядя куда-то вдаль сквозь шелковую обивку стен.
   Кто бы спорил... Действительно, она наконец-то получила то, что хотела, - халат в драконах и маникюршу на дом. Ей больше не надо ходить на колонку за водой и разминать затекшие пальцы. Сама собой отпала необходимость возиться с разжиганием примуса. Также ушли в прошлое ссоры с соседями из-за дров и воскресные очереди в баню. Заброшен в дальний угол грибок для штопанья чулок. И чулки у нее теперь были сплошь фильдеперсовые, а комбинации - кружевные, с "котиковой улицы", да еще красивые платья, пальто с меховым воротником, несессер с французскими духами и многое из того, о чем она еще год назад и мечтать не могла. Например, о кольцах с топазами, колье с изумрудами и рубиновых серьгах, что дарил ей муж. Просто так. Чтобы хотя бы на минуточку увидеть, как те самые золотые искорки пробегают карамельной крошкой по шоколаду ее глаз. И ведь муж у нее был добрый, внимательный. И не докучал своей любовью, и пахло от него очень хорошо и правильно - теплой фланелевой тряпочкой с ржаной корочкой - вот как от него пахло, верной и преданной любовью, но все равно что-то было не то...
   Книг, оставшихся от прежних хозяев и хранившихся в шкафах за специальной "куриной" сеткой, Магда не читала - тоска и всё через Ъ... Гости если и приходили, то какие-то вялые и нудные - поговорить не о чем. Даже кидавшие в ее сторону многозначительные взгляды щеголи натыкались на пустой и холодный взгляд. Сатирические журналы, которых на тот момент выходило более двадцати штук, она листала, но без особого интереса, равно как и модные журналы, - скучно... Вкус к жизни как испарился.
   Единственно кто время от времени приводил ее в чувство - пасынок Леша, раньше брата смирившийся со странным выбором отца и предлагавший почти ровеснице-мачехе скоротать время игрой в заморскую игру покер. Играли на спички, и Магдалину почему-то это веселило. Главное в игре ведь не количество и качество карт, а дерзость, граничащая с безрассудством, и ноль эмоций на лице, будь то флеш-рояль или комбинация 7-2. Но с пасынком тоже особо не разыграешься - муж ревновал и парню доставалось.
   Предложение сестры прогуляться по злачным местам, что расположены в шаговой доступности от ее дома, Магда приняла с невиданным энтузиазмом. Прогулка по гнезду пороков должна была, по мнению Магдалины, хоть как-то расшевелить ее, вытащить из забытья пусть совсем маленькую, но эмоцию. Пусть это будет горечь отвращения, пусть приторность брезгливости - все лучше, чем привкус картона, с которым она ничего не может поделать вот уже на протяжении семи месяцев.
   Проводником барышень по Орликову переулку, славившемуся еще с дореволюционных времен свободными нравами, стал изрядно потасканный гражданин не только неопределенного возраста, но, судя по манерам, и широких предпочтений. Представителями однополой любви сестер было не удивить - экая невидаль (заходи в парк "Эрмитаж" и выбирай на любой вкус), но этот "экскурсовод" явил невиданный ими доселе тип сладострастца. Складки вокруг его невероятно блестящих глаз, казалось, хранили память о всех возможных чувственных удовольствиях, которым он, судя по похотливой улыбке, и по сей день был не чужд. Сам себя он отрекомендовал как Фламинго, и пахло от него мускусом, натурально мускусом, что только подтверждало гедонистические предположения о его сущности.
   Фламинго, пожалуй, стал самым интересным персонажем за время прогулки по Орликову - уличные девицы совершенно не впечатляли. "Боже мой, где же мне вдохновение черпать?" - время от времени вздыхала Аида. Магда с ней соглашалась - манеры некоторых посетительниц "Сирены" или артисток "Мыши", с которыми ей довелось пообщаться, порой с лихвой давали фору уличным разносчицам бытового сифилиса.
   - Вам бы, барышни, для ваших пьес вот сюда бы попасть. - Фламинго жеманно указал на бывшую Ермаковскую ночлежку. - Там в трудопрофилактории лечатся от разнообразных любовных энфлюэнций, как бы это сказать... дамы... они, я думаю, с удовольствием с вами поговорят и покажут свое житье-бытье. Вы же в атмосфэру, так сказать, хотите окунуться, понять первопричину, так сказать...
   Окунуться в "атмосфэру" снова помог Самуил Аронович - надо же было так оказаться, что соавтором зачинающейся картины была его знакомая коллега по цеху и автор книг по венерологии Елизавета Демидович. С ее помощью сестры получили встречу с "вставшими на путь исправления" девушками, прошлись по палатами трудопрофилактория, а руководитель заведения, следуя профессиональному долгу, даже провела с едва сдерживающими смех Магдой и Адой беседу о способах заражения и профилактики венерических заболеваний. Общение с проститутками не вызвало у Магдалины совершенно никаких чувств: ни брезгливости, ни жалости, ни презрения, ни сострадания - женщины как женщины, каждая со своей судьбой... А профилактическая лекция, что они с сестрой выслушали в стенах заведения, неожиданно появится в виде таблицы в середине картины "Убитая жизнью" 1926 года, в которой Аида снимется в массовке, и снова вызовет у Магды не очень уместный смешок.
   Католическое Рождество с 1998 на 1999 год внучка Магдалины Алла будет отмечать в мировой столице борделей - Бангкоке. Помимо обыкновенных жриц и жрецов любви она встретится с трансвеститами и транссексуалами в промышленных, как она сама скажет, количествах. На шоу трансвеститов "Калипсо" Алла увидит эстрадный номер... В зале погасят свет, и из-за бордовых кулис ровно в профиль появится набриолиненный молодой человек с усиками-ниточкой. Фонограмма даст ритмичную мужскую партию If you blue and you don't know where to go... Затем молодой человек исчезнет и с другой стороны появится блондинка в белом платье а-ля Мэрилин Монро. Фонограммой, конечно же, станет I wanner be loved by you... Номер займет не более трех минут. Под занавес из-за кулис, вместо двух, появится один исполнитель, только одна половина одета в мужской костюм, а вторая в женский. То же самое с лицом и прической. Зал взорвется от аплодисментов, спутник Аллы с видом знатока шепнет ей на ухо: "И этого транса тоже можно снять на ночь". Гадкое чувство досады, смешанной с отвращением, исказит ее лицо, а ощущение пошлости передернет шикарное тело... Ей вдруг покажется, что номер "Лунная Сирена", в котором во времена НЭПа блистала ее бабушка, наглым образом украден и опошлен всеми возможными способами. Конечно, это было не так. Чувство отвращения возникнет от пресыщения доступностью всех видов разврата, предложенных в Бангкоке наравне с экзотическими фруктами на Плавучем рынке и морепродуктами вдоль реки Чао-Прайя. Плати и бери. Хочешь мальчика, а хочешь связанного крест-накрест краба. Хочешь девочку, а хочешь королевскую креветку. Хочешь вонючий дуриан? Нет вопросов, а можно и мальчика и девочку и все в одном теле, главное - плати. С некоторыми из них Алла пообщается, а с одним даже сфотографируется... Она отнюдь не была ханжой, но внутренняя культурная или этическая нить за эти дни натянется до предела. Но, скорее всего, плохое настроение зародится еще до представления - в вестибюле "Калипсо" Алла увидит афишу номера с Полу-Мэрилин-Монро... На девяностолетие Магды, что отмечалось в марте уходящего года, Алла через аукционистов, знатоков и ценителей русского авангарда нашла официальную копию с той афиши в супрематическом стиле, исполненную Ниной Генке-Меллер, ученицей самой Александры Экстер. Копия имела даже номер 5 из 25. И стоила две тысячи долларов. На веленевой бумаге ломаными черными линиями был изображен человек в смокинге, поддерживавший свою белую женскую половинку, страстно откинувшуюся назад в застывшем танце. А может, и наоборот - белая половина, призывно изогнувшись, тянула к себе черную. Загадка картины крылась в виртуозном использовании серого - посредника между белым и черным, это оптически запутывало смотрящего и тянуло глядеть на афишу снова и снова. В афише "Калипсо", как и на рынках Бангкока, все было предельно ясно, даже полутона имели четко обозначенные контуры... Алле почему-то захочется закруглить праздник, вернуться в номер, принять душ и позвонить Магде - та точно не спала и могла развеять все ее сомнения и печали.

***

   - Он Гений! Абсолютный Гений, говорю я вам, - донеслось до Магдалины из-за закрытых дверей гостиной. - Вот шторм в море где вы думаете он снимал? На море? Нет! В САНДУНАХ!!!
   - Ну надо же... - голос Самуила Ароновича, - когда, ты говоришь, картина должна выйти?
   - В начале следующего года! И вот в этом он весь! Я спрашиваю его: "Сергей, ну как ты это делаешь? Научи!" - а он мне: "Да ничего в этом сложного нет. Все нужно делать правильно, соблюдать все пропорции, только... немножко левее".
   Дружный хохот...
   - Сын давнего приятеля Самуила Ароновича приехал, - пояснила Магдалине домработница Фельдманов Анна Сергеевна. - Да вы раздевайтесь, Магдушка, раздевайтесь, голубушка, шляпку давайте, накидку, что же вы как не родная? Андрей с Ленечкой, можно сказать, вместе выросли, - продолжила домработница, - отец его тоже доктор, а сам Андрей снимает кинематограф. О-пе-ра-тор он там... И зонтик давайте, давайте, что с ним стоять. - Она забрала вещи и удалилась, а Магда осталась у двери гостиной.
   - Так что, значит, Андрей, ты вместе с этим Эйзенштейном ездил на север? - отсмеявшись, спросил Самуил Аронович.
   - Нет, ну что вы, Самуил Аронович, это ж в начале двадцатых было, меня Семенов из "Известий" в Мурманске нашел и пригласил идти с ним в экспедицию Барченко на Кольский полуостров, к лопарям. Там почти одни женщины были - мужчина не помешал бы.
   - Барченко... Барченко... Что-то такое крутится в голове, - произнес Самуил Аронович.
   - На момент нашего знакомства работал с Бехтеревым, в Институте мозга. А у лопарей изучал случаи массового гипноза...
   - Это как? - раздалось несколько голосов.
   "Опять Адка хиромантов своих собрала. Вот ведь неуемная, - с досадой подумала Магда и вздохнула: - Как ни приду к ней, так вечно попадаю на очередной шабаш".
   - Да ерунда, - небрежно ответил Андрей, и Магде почему-то сразу стало хорошо и весело. - Ну, не совсем ерунда, но с научной точки зрения все объяснимо...
   Магда не стала дожидаться объяснений и, постучавшись для приличия в дверь, переступила порог. Скрипнула старая паркетная доска, и говорящий обернулся...
   Ситуацию, в которую Магда с Андреем загнали в тот день друзей, родных и знакомых, назвать порядочной язык не поворачивался даже у них самих. Произошло то, что пишут в романах, - их взгляды встретились... В середине сентября двадцать пятого года в квартире на Остоженке, в доме с перевернутой на крыше рюмкой, случилась полная поломка классической сюжетной линии, где герои на протяжении трехсот с лишним страниц должны идти навстречу друг другу. На описание романа Магдалины Башиловой и Андрея Зверева хватило всего лишь одного предложения: пообщавшись друг с другом в течение четверти часа, влюбленные покинули гостеприимный дом, оставив хозяев и их гостей в полном недоумении.
   Они шли по осенней Москве взявшись за руки, вдыхали ее запах - и не было аромата слаще и тревожнее, восхитительнее и нежнее, чем дух остывающей земли, смешанный с падшими яблоками и жухлой травой. Они задирали головы и кричали вслед собиравшимся в дальние страны стаям птиц: "Эге-гей! Возвращайтесь!", а в ответ "курлы, курлы". И боль, и радость, и грусть, и счастье наполняли в те минуты их сердца ровно поровну. Они прошли по Гоголевскому бульвару, дошли до церкви Ржевской Божьей Матери и присели на ее ступеньки. Она вдруг поведала Ему свою боль - про то, что не было Ее рядом с отцом во время сердечного приступа. Он положил на Ее руку уверенную ладонь и рассказал про лопарскую колдунью Анну Васильевну, что острием кинжала остановила на Его глазах сердечный приступ Александра Барченко во время экспедиции. Она поверила. Поверила в то, что там, далеко, на Кольском полуострове, лежит страна сказок и легенд, и с интересом слушала про гигантскую статую старика Куйвы, похожего на индийского йога, про квадратную каменную кладку перед входом в таинственную пещеру, про загадки священного Сейдозера, про духов, колдунов, шаманов... а еще поверила, что Ее вины в случившейся с отцом трагедии нет. Он так Ей сказал.
   Они снова двинулись в путь без определенного маршрута. То держась за руки, то осыпая друг друга кленовыми листьями, они добежали до извозчика, прыгнули в карету и доехали до угла Хлебного и Малого Ржевского переулков. Сентябрьское солнце светило им в спины, отбрасывая на расписной дом с изображением заката в кипарисах длинные тени. За домом с крыши присматривала русалка Лорелея с совой на голове, со стороны Малого Ржевского стену украшали болотные лилии - символ кратковременности жизни. Чугунное слуховое окно находилось под сенью крыльев лепной летучей мыши - духа ночи - чудесное продолжение вечерней беседы про мифы... Кроме них, на улице больше никого не было. На самом углу дома, крепко впившись когтями в камень, сидела нахохлившаяся мраморная сова и недобро смотрела на парочку. Андрей скорчил ей рожу и, поднеся указательный палец к большому, сделал на брюшке совы тень птицы с хохолком. Магда сделала то же самое.
   - Ррррразррррешите прррредставиться, Каррррл, просто Каррррл, - голосом ворона проговорил Андрей.
   - Кларрррра. - Магда тотчас включилась в игру.
   - А что, Кларрррра, вы сегодня вечеррром свободны? - И Карл взметнул хохолок из трех пальцев.
   - Ммммм... Не уверррена. - Клара игриво прижала свой хохолок.
   - А вот так? - И "губы" Карла коснулись Клариных "губ"...
   На Остоженке тем временем развернулась настоящая драма - появился Владимир Михайлович... Ближе к полуночи страсти достигли почти что шекспировского накала - не хватало только кинжала и яда. Аида в свойственной ей манере заметалась по дому, но только на этот раз поразила домочадцев не изысканными вздохами и гротескными причитаниями, а натуральными и хлесткими междометиями в адрес сестры. Ломовые извозчики с Костянского переулка и трамвайные кондуктора немало удивились бы, услышав подобные обороты речи из уст приличнейшей барышни, но собравшиеся не обращали на лексику актрисы ни малейшего внимания. Леонид, вернувшись ни с чем с Патриарших прудов, где в общежитии Пролеткульта остановился Андрей, плюхнулся на "честерфильд" и тряхнул головой, будто морок с лица хотел стряхнуть. Резкие изречения супруги в конце концов он объяснил вхождением в роль, но вот поведение друга и невестки не находило у него совершенно никакого резона. Ну понравились друг другу - с кем не бывает? Ну и встречайтесь себе на здоровье, да только так, чтобы никто не знал. Не вы первые, не вы последние. Но вот чтобы так... чтобы и людей ставить в неловкое положение, и семью пускать под откос... Анна Сергеевна, домработница, время от времени входила в гостиную, предлагая чаю или "кофею", ответа не получала и уходила, вытирая передником глаза - ей уже заранее всех было жалко. "Как же так?" - шепотом обращалась она сама к себе и оставляла вопрос без ответа. Самуил Аронович то нервно мерил квартиру, заложив руки за спину, то садился за стол и в том же ритме продолжал барабанить пальцами по столешнице. Все ждали, что скажет товарищ Башилов. С девяти часов вечера, когда родственники перестали выкручиваться и стало понятно, что Магдалина не вернется, он попросил водки и большой стакан. Анна Сергеевна подала графин, лафитник и ладейку соленых грибов. Отодвинув закуску, Владимир Михайлович налил себе до краев, опрокинул залпом стопку и, перевернув ее, поставил напротив себя. Так он и застыл гипсовым изваянием, уставившись в красное стекло перевернутой рюмки. Было непонятно, то ли венецианский рубин пляшет в его глазах, то ли они наливаются кровью...

***

   Томочка-таперша очень любила крыжовник, наверное, поэтому судьбой ей было предначертано встретить археолога Николая и переехать к нему из бараков Яузской набережной в подвал набережной Берсеневской. Археологическое общество на тот момент уже было упразднено, но за Николаем в цоколе палат Аверкия Кириллова числилась выгороженная комната, и выселять его оттуда пока не собирались. Окно когда-то первого этажа уже вросло в землю и находилось на уровне пола. По нему барабанил дождь.
   В комнате, несмотря на заряженную по полной буржуйку, пахло сырым кирпичом и тянуло плесенью. Чувствительная к запахам Магдалина несколько раз дернула носом.
   - Это все из-за подвалов. Во время дождей всегда так, - объяснила Томочка, - тут же еще со времен Ивана Грозного подземных ходов видимо-невидимо нарыто. Даже, ходят слухи, есть тоннель, который под рекой на ту сторону чуть ли не до Кремля доходит. Малюты Скуратова работа. Мне Николай рассказал. Археологи вообще считают, что тоннель именно из нашего дома как раз и берет начало...
   - Так считают или на самом деле берет начало?
   - Считают. Найти не могут...
   Девушки замолчали.
   - Да, Магда, нарубила ты дров, - наконец-то вымолвила Тома, укутавшись поуютнее в шаль. - Как дальше жить-то будешь?
   - Замечательно, Томка, ты даже не представляешь, насколько замечательно я буду жить! - совершенно счастливым голосом ответила Магда. Ее цветущий вид явно диссонировал и с погодными условиями, и с той историей, что она поведала подруге. - Ты даже не представляешь, как мне сейчас хорошо! Жила как... как... да как в подвале твоего Малюты, этого, Скуратова - темень и плесень...
   - Ну ты уж говори, да не заговаривайся, - Томочка поджала ножки в шерстяных носочках, - все бы в такой темени жили!
   - Эх, Томочка, я ведь тоже так думала, когда за товарища Башилова замуж выходила...
   - Это ты сейчас так говоришь. Забыла небось, как с бабами на общей кухне собачиться да пустую кашу оловянной ложкой-то ковырять... А еще и воду таскать и стирать: с ночи замочить, утром по доске повозить, прополоскать, затем прокипятить... Во, гляди, какие руки от этой соды с мылом стали. Это тебе не флакончики с духами с места на место перекладывать!
   Магда расхохоталась.
   - Кстати, несессер с духами - это единственная вещь, которую я у Башилова забрала, и то чисто случайно. А говоришь ты точь-в-точь как моя Аида. Она считает, что через месяц я запрошусь обратно к товарищу Башилову. Но! - Магда подняла указательный палец вверх, как когда-то это сделал Яков Блюмкин. - Послезавтра я выхожу замуж за Андрея и приглашаю тебя к нам на Патриаршие, в общежитие, на свадьбу.
   Несколько капель дождя, собравшись в группу, синхронно стекли на землю, оставив на стекле уверенный след. Повторив их траекторию, Томочка сползла с табурета...
  

Восточный орнамент

   Кто знает, может быть, поживи Магдалина с Андреем свой первый год в Москве, и сбылись бы пророчества Аиды. Общежитие, коммунальный быт, нехватка средств... Но в ноябре Андрея включили в экспедицию в Афганистан, и он сделал все от него возможное, чтобы молодая жена поехала с ним.
   Магдалину удивило не то, с какой легкостью ее включили в состав экспедиции, а то, сколько странного народа набралось в эту поездку на Восток. Во-первых, восьмидесятисемилетний дедушка Караванов, Евлампий Евсеевич, секретарем которого ее причислили. Руки его мелко тряслись, голос дребезжал, но взгляд, что удивительно, оставался четким и пронзительным, как, впрочем, и память. Он был историком. Область его профессиональных интересов располагалась в такой бездонной для исследователя теме, как империи. От момента зарождения до последней звезды. На момент встречи с Магдой мысли его занимал Александр Македонский. "При чем тут Афганистан?" - думала Магдалина, но тщательно записывала за Дедушкой его взгляды на македонские походы в Сирию и Египет. Диктовал он ровно и равномерно, нить повествования никогда не терял. С чувством юмора и ощущением реальности у Дедушки тоже было все в порядке. "На дорогу туда меня, пожалуй, еще хватит, - будто звеня стаканом в подстаканнике, говорил Евлампий Евсеевич, - а вот на дорогу оттуда сюда - не уверен". Вторым, точнее, второй удивительной персоной была Дарья?[Author ID2: at Fri Jan 16 11:12:00 2015 ] Владимировна Осипова, значившаяся в сетке переводчицей. Дарья буквально выходила из себя, когда ее называли Да?[Author ID2: at Fri Jan 16 11:13:00 2015 ]рьей или Дашей, и настойчиво требовала четкого выговора своего имени с ударением на Я. Какая разница, Да?рья или Дарья?, когда выглядела она все равно как Дарий? Короткая стрижка, грубые черты лица, высокий рост, мужицкая походка, брюки, папироса в зубах, грубый голос... Экспедиционный врач даже съязвил на эту тему: "От женщины в ней только имя и отсутствие кадыка". Сам экспедиционный врач Андрей Баташев - еще один человек, привлекавший к себе внимание. Протянув ему руку для знакомства, Магдалина даже растерялась - перед ней стоял большеглазый ребенок лет эдак тринадцати-четырнадцати. Что он будет лечить?! Чуть позже выяснилось, что Андрей вовсе и не ребенок, а тридцативосьмилетний мужчина - из-за нарушения каких-то эндокринных процессов он перестал расти, пушок на лице так и не переродился в щетину, кожа осталась нежной по фактуре, но с возрастными морщинами. Даже почерк его имел детскую особенность - шаткость ряда и округлость букв - привет от огэпэушного графолога Константина Васильева. И только голос врача преодолел, не без участия табака, необъяснимый эндокринологический барьер и вошел в низкий диапазон. По всей видимости, те же физиологические причины, что оставили доктора навсегда в детском теле, ожесточили его, сделали резким и чрезмерно вспыльчивым - в первый же день он сцепился с Дарьей, и та в сердцах обозвала его злобным Лемуром. Ссориться они начали с первого дня, и никто не мог понять, в чем же причина взаимной неприязни. Для Магдалины ответ, казалось, крылся в общности, о которой они, возможно, догадывались: оба, и Андрей и Дарья, чего-то стыдились, чувствовали себя виноватыми, и запах от них исходил соответствующий - подгоревшей соли. А на лемура доктор действительно походил - скуластое лицо, огромные васильковые глаза, аккуратный рот с близко расположенным кукольным носиком. Так это прозвище за ним и закрепилось. Также в экспедиции, официально этнографической, помимо этнографов и киношников присутствовали три мужика с явно неэтнографической выправкой. Руководил походом человек с совершенно невыразительной и незапоминающейся внешностью - товарищ Григорьев. По имени-отчеству его никто и никогда не называл - а было ли оно? Пройдешь мимо такого и даже не заметишь. Ни цвета глаз, ни выражения лица. Краски стерты, черты лица размыты, голос тусклый. Тем удивительнее было то, с каким мастерством он объединял вокруг себя разношерстную группу и руководил ею.
   До Самарканда добрались в ударные сроки, затратив всего десять дней, зато в самой столице Узбекистана сделали запланированную недельную остановку. У всех в древнем городе имелись дела. Трое мужиков с выправкой: Сергей Иванович, Сергей Васильевич и Игорь Анатольевич, даже не умывшись с дороги, кивнули Григорьеву и удалились в неизвестном направлении. Киношники с этнографами выехали на следующий день в близлежащие аулы и обещали быть к концу недели. Дедушка Караванов в обществе Дарьи навещал своих коллег, с которыми предварительно списался, а также несколько раз наведался в местную библиотеку. Нашлось занятие и для доктора Андрея: ухаживать за заболевшей Магдалиной. У нее разболелась голова, одолела тошнота, и все решили, что дело обыкновенное, житейское, но... на самом же деле так у Магдалины, как правило, поднималась температура. И вместо беременности доктор Баташев диагностировал ангину.
   Несмотря на краткость, во время пути произошло событие, на которое никто, кроме Магды, не обратил внимания - оно и понятно, ведь касалось это прежде всего ее. От Лемура, стоило ему приблизиться к секретарю профессора Караванова, начинал исходить аромат теплой ржаной корочки. Не запах каленого железа - страсти, не рассыпанного на рогожке рафинада - похоти, не теплой фланелевой тряпочки - родительской или сестринской любви, а именно ржаной корочки. Портил этот так хорошо знакомый ей хлебный дух запах зависти - ржавчины. Вполне закономерно что, он только усиливался при появлении рядом с Магдалиной законного супруга.
   Разочаровавшись два года назад в эндокринологии, с которой он был знаком двадцать с лишним лет, Андрей Баташев переключился на инфекции и отравления, в том числе и наркотические. Болезнь Магды спутала ему все карты - в Самарканде у доктора Андрея имелись встречи - ради него в закрытой лаборатории готовили опыт, но возможность побыть наедине с внезапно возникнувшей любимой женщиной полностью отодвинула все на задний план. И не только научную работу... Подарок судьбы - ему выдалась редкая возможность все еще раз взвесить и заново обдумать каждый шаг... перед тем как... а тут любовь, будь она неладна... "Потом, потом, еще несколько дней, я все успею, а сейчас все равно ничего не решится", - твердил себе бывший эндокринолог и бежал на рынок к старикам в тяжелых халатах и веселых тюбетейках, что сидели у мешков с травами и снадобьями. Сторонник классической медицины, он с большим уважением относился к народным методам лечения. Купив необходимых лекарств, маленький доктор несся сломя голову обратно - заваривать травы, толочь порошки, ставить компрессы, выполаскивать пациентке горло. Он давал ей теплое молоко с содой и медом, она поднимала на него прекрасные глаза, полные благодарности, и доктор с горечью понимал: это все, на что он может рассчитывать. Никогда она не взглянет на него как на мужчину - даже в андрогине Дарье больше мужественности, нежели в его инфантильном туловище. Он прикасался, с врачебной целью конечно же, к ее телу, и в пальцах начинал стучать пульс. В таких случаях Андрей резко одергивал руки, а лицо его кривилось как бы от боли. Никогда ему не дотронуться до нее так, как ему бы хотелось. О боже! Как?! Как она не может понять, что окружающие ее мужчины и этот гренадер, ее муж, - это всего лишь глупые и недалекие мужланы, самцы, которые хотят всего лишь обладания! Они и смотрят на нее как на самку! В них нет его тонкости, его ума, его изящества и интеллекта! И шутки у них плоские, и темы для разговора примитивные, и что они точно не умеют делать - так это любить! Под любовью они понимают выброс гормонов из своих волосатых мошонок! А вот он знает, что такое любовь. Настоящая, не замаранная, не заляпанная, чистая... Если бы он только мог... Если бы он только мог... а всё эти гормоны, будь они прокляты...
   - А знаешь ли ты, дитя мое, - начал с порога Дедушка, зашедший проведать больного секретаря, - что первое упоминание Самарканда, в котором ты поправляешь свое здоровье, относится к 329 году до нашей эры, к году, когда его завоевал наш с тобой приятель - Александр Македонский!
   - А он что, - сиплым голосом ответила с кровати Магда, - и сюда дошел? Я думала, только до Индии.
   - А как же! А через какие земли, скажи мне на милость, шла его армия в Индию?
   - Через какие?
   - Через Бактрию конечно же!
   - А это, простите, что такое?
   - Дитя мое! - всплеснул руками Евлампий Евсеевич. - Ты меня огорчаешь...
   В жизни почти каждого человека есть тот, кого можно назвать Учителем. Того, кто открыл, указал, наделил, дал совет или просто своим поведением показал пример, установил планку. Кому-то в жизни удается повстречаться не с одним, а с несколькими Учителями, а кто-то сам со временем им становится. Сложно сказать, что вносит Учитель в жизнь Ученика, но в любом случае общение с ним оставляет след или даже меняет русло судьбы. Так произошло с Магдалиной. В ее случае Учителем, сам того не подозревая, выступил дедушка Караванов. В перерывах между диктовкой он пускался в рассуждения и так увлекал за собой Магдалину, что та начинала жалеть о своей недообразованности. Казалось бы, что ей этот пожилой профессор с какими-то там империями? Ан нет, Магда начала тянуться к нему, дорожить общением. Как жаль, что она не смогла запомнить того, что записывала под трясущийся голос Евлампия Евсеевича, но какое счастье, что беседы с ним прописались в ее памяти!
   В тот день он рассказал ей и про Бактрию, и про греко-бактрийское царство, на территории которых они пребывали и куда им еще предстояло держать долгий путь. Он красочно поведал и про основанные Александром города, и про битвы на этих землях, и даже про женитьбу на Роксолане, делая пространные намеки, что земля эта располагает к любовному томлению. Вместо того чтобы закруглить беседу, поставить точку, Дедушка неожиданно вывел такую крутую дугу, что разомлевшей от беседы Магде показалось, что на нее вылили ушат холодной воды.
   - Да... И все равно империи рано или поздно умирают. Распалась империя Александра Македонского, развалилась Византийская империя, и Советской империи тоже придет конец. Да, да, ты не ослышалась - Советской империи. Та страна, в которой мы сейчас живем, как бы она ни называлась, по сути своей является как раз империей. И от этого никуда не уйти. Не смотри на меня так, дитя мое, я уже слишком стар, чтобы чего-то бояться, поэтому могу позволить себе роскошь говорить то, что думаю. Ее закат я не застану, но его, возможно, застанешь ты... Какие-то империи выходят на последнюю орбиту со смертью Императора, а какие-то ввязываются в войну, не важно в какую, главное, что это будет та петля, которая первая соскочит и распустит весь узор. Российская империя, на мой взгляд, погибла исключительно из-за той глупой войны. Сейчас мы свидетели зарождения новой державы, которая уже обречена, равно как и все те другие, что возникают в данный момент или возникнут позже в любом уголке мира. Это закон. Но ты молода, и тебе странно, а может быть, и страшно слушать то, что я тебе говорю, но поверь мне... тебе еще не раз придется испытать чувство страха... В своей жизни я много раз пытался с ним бороться - это глупое и бессмысленное занятие. Нет страха - нет жизни. Еще более глупо - забивать страх или пытаться его маскировать под что-то... И тут, дитя мое, самое главное - договориться с самим собой. Ты спросишь меня о чем. Я тебе отвечу - договориться о том, что даже при самом худшем исходе ты останешься с самой собой в согласии. Это очень важно. А остальное, так или иначе, уже случалось в чьей-то жизни.
   Слова дедушки Караванова она будет повторять как мантру в течение всей своей жизни. Всю жизнь она будет первым делом договариваться с собой, а потом принимать решения. Многие будут ее осуждать, но, как Магдалина говорила внучке, "жизнь моя, и живу ее я. Никто за меня мою боль не отболеет, мой страх не осилит и жизнь мою не проживет" Когда в 1979 году советские войска войдут в Афганистан, Магдалина сразу поймет - это начало конца. Для нее это почему-то станет совершенно логичным и очевидным. Захватили власть в 1917-м и уже в двадцатых годах отправили в Афганистан советских военных специалистов. Афганистан стал первой "пробой пера" советской власти. А теперь дело к закату, и уже советские военные идут в Афганистан на непонятную войну, которая независимо от ее исхода потянет за собой развал всей страны. Вот, оказывается, как выглядит та петля, про которую говорил дедушка Караванов... Дедушки уже давно не было в живых, но все складывалось именно так, как он и предсказывал, поэтому события последующих двенадцати лет Магдалину Васильевну не удивляли.
   В Шахрисабзе случилась неожиданная заминка. Экспедицию разместили в доме, где кроме них расположились еще геодезисты с археологами, и приказали ждать. Не ждали только трое с выправкой, товарищ Григорьев и Дарья. Они куда-то убегали, прибегали и вели бесконечные совещания за закрытыми дверями. Остальные члены экспедиции коротали время кто как умел, но все равно оно тянулось по-восточному медленно и однообразно. Даже Евлампий Евсеевич заскучал. Из-за затухающей ангины радовать коллег пением Магда не смогла, зато обучила всех желающих в игре в покер на спички. Время потекло быстрее. Вечерами собирались вместе с соседями и развлекались тем, что зачитывали Магдалине тексты, а потом проверяли, насколько близко она их перескажет, - 950 фонем, слово в слово, "тон в тон", нота к ноте, никогда не подводили. Как-то решили усложнить задачу: сначала говорил геодезист Габа, на бурятском, потом археолог Фаина на идиш, завершал опыт дедушка Караванов с английским - дом потрясли аплодисменты. Не аплодировал только Андрей Баташев - он загодя вышел на улицу и закурил папиросу. "Какой талант пропадает зря, - прислонившись к стене, размышлял бывший эндокринолог, - ей же цены нет, ее дар при такой внешности... его можно так приложить... а она, вместо того чтобы его развивать, безжалостно растрачивает способности на потребу толпе. Радуется успеху у публики, дурочка... смеется... Смеется и не знает, что начала уже увядать. Да, да, увядать - она ведь из того типа скороспелых красавиц, что к тридцати годам либо оплывают, либо засыхают. Насмотрелся я таких на Лазурном Берегу... Вот уже обозначились межбровная морщина и наметился второй подбородок... Пока незаметно, но лет через десять-пятнадцать... Ее яичники строчат немыслимое количество гормонов, на их запах слетаются все эти глупые мотыльки. Откуда ей знать, что каждому человеку на роду выписана своя норма. Она свою порцию быстро израсходует - уже сейчас выглядит старше своих лет. И что дальше? Ее муж будет заглядываться на других женщин, и кому она станет нужна со своими способностями? Кому она будет интересна? А я бы... я бы не стал дожидаться, когда кожа уплотнится, отяжелеет нижняя часть лица, а от носа до губ пролягут толстые складки, я бы отвез ее в "Замок Обезьян", к Воронову... за ним должок... да, должок, черт бы его побрал... и со временем вернул бы ей красоту - пересадил бы яичники обезьяны, и она бы заново зажглась и блистала бы рядом со мной... Но как ей это сказать? "Будь со мной, и у тебя будут яичники гориллы?" Точно сочтет за сумасшедшего и вообще общаться перестанет. Как быть?" И закурил очередную папиросу.
   Выкуренные папиросы доктор Андрей тушил очень странным, но своим особенным способом - перегибал бычок через указательный палец и давил большим. Таким образом получались согбенные фигурки-червячки. Он пускал кольцами дым и вспоминал десять лет работы у Воронова, ничего не давшей, чуть не угробившей его операцию, прикидывал, сколько сейчас стоит жизнь во Франции и сколько, интересно, Воронов запросит за операцию Магде - удовольствие недешевое, но тут дело не в деньгах... Мсье Воронов ему должен... Во-первых, еще одну операцию. Договаривались-то на две... А во-вторых - кто состряпал бесплатную доставку дюжины горилл в двадцатом году? Андрей Баташев. Напоил зверей особым снотворным отваром, от которого живой от мертвого ничем не отличается, получил заключение таможенного ветеринара и выставил поставщику претензию за дохлый товар. Было и такое... Но с Магдалины и Воронова мысли все равно скатывались на то дело, что ему предстояло... очень предстояло... оно довлело над ним... висело Дамокловым мечом... и так некстати вспыхнувшая любовь только все усложняла, заставляла перекраивать план на ходу, придумывать новые ходы... а фигурки-червячки все припадали к его ногам и припадали, как рабы к стопам повелителя. Повелителя червячков.
   На следующий день чета Зверевых в обществе Дедушки спускалась по лестнице на променад. Дедушка только успел, кряхтя снять ногу со ступеньки, как мимо них, не здороваясь, вихрем пронеслась Дарья, стриженная наголо!
   - Вы видали?! - Магда разом дернула за рукава мужа и Учителя. - Нет, вы видали?!
   - Торопится, Княжна наша Бактрийская, торопится... переживает. Ну ничего, значит, скоро в путь...
   - Кто торопится? - Магдалина даже сразу и не поняла, о ком идет речь. - Кто Княжна Бактрийская?
   - Так Дарья же! Она, можно сказать, родом из тех мест...
   - Так она же... Осипова по фамилии и Владимировна по отчеству, - растерянно произнес Андрей.
   Дедушка присел на лавочку у входа, Андрей с Магдой механически уселись рядом с ним.
   - Ээээ... - протянул Евлампий Евсеевич. - Тут не все так просто. Не все так просто, дети мои. У нее очень интересная история. Очень. К сожалению, не могу всего рассказать, дело, как вы понимаете, очень деликатное, но, поверьте старику, там настоящая тысяча и одна ночь! А по мне так даже и интереснее. И Дарья, несмотря ни на что, все-таки умничка. И говорит на фарси, на дари и еще на разных диалектах. И обычаи знает...
   - Зачем ей это?
   - Ну языки, по крайней мере дари и фарси, она знает с детства. А диалекты выучила, да... Лет пятнадцать, если не больше, ходит между Душанбе, Самаркандом и Балхом и ничего не боится! Ни красных, ни белых, ни басмачей, ни, кажется, самого? рогатого. Сам удивляюсь такой храбрости! Ищет свой клад.
   - Какой клад? - хором спросили Магда и Андрей.
   - Как какой? Известно какой - золото Бактрии ищет... Если найдет, мы с вами станем свидетелями великого открытия! А если повезет, то, возможно, и будем присутствовать при раскопках!
   Магда с Андреем только собрались задавать очередной вопрос, как мимо них по двору прошел молодой красивый мужчина. Во дворе их дома постоянно кто-то приходил и уходил, но такого восточного красавца она видела впервые. Голова была обмотана тканью на восточный манер, на шею, под подбородок, спускался свободный конец, огибал аккуратно стриженную бороду и уходил обратно в тюрбан. Подведенные черной краской зеленые глаза смотрели уверенно и победоносно. Настоящий воин пустыни или проводник караванов. У Фаины, что была во дворе, даже дух захватило.
   - Эй, Бахтияр, Аллах в помощь, скоро ли выйдем в путь? - крикнул восточному красавцу дедушка Караванов.
   Бахтияр остановился, повернулся к сидевшим на лавке Дедушке и Зверевым, улыбнулся в бороду, отмерил полный достоинства поклон и на чистейшем русском языке ответил:
   - Скоро, малик, уже скоро... - и удалился.
   - Нет, ну какая же она молодец! - радостно прошептал дедушка Караванов.
   - Кто?! - снова хором воскликнули молодые.
   - Как - кто? - улыбнулся старик. - Конечно же Дарья. Только теперь она не Дарья, а Бахтияр. Советую запомнить.
   Историю Дарьи Магдалина узнает значительно позже, в тридцать втором году, когда приедет к ней на выселки под Соликамск. Там, в едва топленом бараке, сорокадвухлетняя изможденная туберкулезом женщина, в которой Магдалина с трудом узнает кладоискателя и переводчика "Бахтияра", поведает не только историю семьи, откроет тайну, но и сделает Магду своей душеприказчицей - достать семейные драгоценности и передать их пятилетней дочери Дине Осиповой, которую тоже предстояло еще найти.
   Всю дорогу до Кабула группа не уставала восхищаться своим проводником. Каждый визит кишлака, каждая встреча с нежданными попутчиками на дороге превращалась в настоящий спектакль. Как он кланялся, как прикладывал руку к груди или ко лбу, как выражал почтение или, наоборот, ставил на место зарвавшегося разбойника... Он четко знал, как и что говорить, какие жесты использовать, какие позы принимать. "Правильное соблюдение ритуала здесь надежнее любых документов", - отметила для себя Магдалина.
   Разместившись в посольстве и отдохнув один день, все снова разъехались по делам. На территории СССР из всей группы остались только Магдалина, дедушка Караванов и доктор Баташев. Им пока ехать было некуда.
   - А чего мы ждем? - как-то спросила заскучавшая Магдалина. Муж не появлялся уже две недели, посольские дамы одолели сплетнями, а у Евлампия Евсеевича случился творческий кризис - не шла, как он выражался, мысль.
   - Бахтияра... - грустно ответил Дедушка, - на него только одна надежда.
   - А почему?
   - Понимаешь, дитя мое, у Советского Союза с Великобританией очень сложные отношения, а мне нужно пройти на границу Афганистана и Британской Индии. Там, в горах Гиндукуша, и кроется моя последняя мечта, и к ней с помощью Бахтияра я и мечтаю добраться.
   - А что там такое находится?
   - А в горах Гиндукуша, Магдушка, живут те, в чьих жилах, возможно, течет кровь воинов Великого Александра. Я должен их увидеть.
   - Кто же там живет? - еще больше заинтересовалась Магдалина. - И откуда вы все это знаете?
   - Их называют калаши. Светловолосые и светлоглазые люди с белой кожей. Выглядят как европейцы. О них я прочел у одного европейского исследователя. Через Индию мне до них точно не дойти, вот я и подвязался, старый идеалист, на этот длинный переход через Афганистан...
   Больше всех от безделья изнывал оставленный при Дедушке доктор Андрей. Он разругался с посольским врачом и даже ухитрился надерзить консулу. Андрея часто можно было встретить сидящим в одиночестве на лавочке посольского сада и курящего одну за другой папиросы. Когда пачка заканчивалась, он сначала изрывал ее нервными жестами на тысячу маленьких кусочков, а потом долго и усердно сжимал остатки то одной, то другой рукой, да так, что издалека было видно, как гуляют желваки по его лицу. Магда понимала, что доктора что-то гнетет, что-то не дает ему покоя, что он мечется, как зверек в клетке, в своей внутренней клетке, из которой совершенно нет выхода. Временами ей даже становилось его жалко, но помочь ему она была не в силах.
   Исхудавший Бахтияр появился только через два месяца. Обветренные губы местами потрескались, глаза запали, но в них то и дело проскакивал радостный блеск.
   - Извините, Евлампий Евсеевич, я сделал все, что МОГ, - произнес он, - но нормальной дорогой англичане нас не пропустят - везде посты. Есть путь по перевалам, но вы его не выдержите. Других дорог я не знаю. Проводников найти можно, но я бы не стал рисковать.
   Бахтияр опустил голову, а Дедушка понимающе кивнул.
   - Тебе не за что извиняться, Бахтияр. Я знал, что шансы невелики. Но ничего, зато я почти закончил книгу. Скажи мне, а у тебя осталось время на свои поиски?
   - Вечером... вечером, Евлампий Евсеевич, я к вам зайду и все расскажу, - улыбнулся Бахтияр.
   Золото Бактрии, ценность которого сопоставима с драгоценностями гробницы Тутанхамона, советские археологи найдут на территории Афганистана только в 1978 году, как раз в треугольнике между Душанбе, Самаркандом и Балхом, в местечке Тилля-Тепе, что в переводе означает "Золотой холм". Об этом событии Магдалине сообщит дочка Дарьи - Дина.
   - Мамм, - после молчания скажет Дина, - ну скажи мне, разве это справедливо?
   - Ох, Дина моя дорогая... история Дарьи - это вообще иллюстрация несправедливости, - ответит Магдалина, - но, с другой стороны, найди она это золото ТОГДА, тебя бы могло и не быть.

Московский раппорт

   Кто такие эти Баскервили по сравнению с его далекими предками? Пьянь девонширская. Братья Баташевы хоть роду и не столь знатного, зато дела вершили поистине с царским замахом. И никто им был не указ. И грешили, ой грешили, так что век будешь молить и не замолишь - причитала тетушка, завершая очередной холодящий душу рассказ о тайных делах чугунных братьев. Тетку Наталью в семье не особо жаловали - старая дева, да еще и с причудами. Вместо того чтобы детям гордость за фамилию прививать, про дела славные рассказывать, потчует их невесть откуда взятыми страшилками. А они сидели вокруг нее, как цыплята вокруг наседки, и просили рассказать еще раз. Про подземные кузни Гусь-Хрустального, где ковались фальшивые деньги; про километровые подземные лабиринты, куда по сотне за раз замуровывались неугодные; про лихих людей, находивших защиту от властей у своенравных братьев; про интересы Андрея Родионовича... тайные... масонские. И про проклятие (а как же!), что "ляжет на потомка мужского пола за все грехи ваши и станет его сутью души вашей исподне". Поди пойми, что имел в виду бродячий инок? Проклятие-то по сей день так никого и не задело, но как звучало! Даже более зловеще, чем баскервильское. Иван Родионович, кстати, замаливая грехи, церкви строил, на благотворительность жертвовал. А еще возвел на Швивой (Вшивой) Горке, в Москве, настолько роскошную усадьбу, что на коронацию Николая I ее арендовали для герцога Девонширского. Куда там Баскервилю.
   С раннего детства Андрея Баташева преследовало ощущение, что с ним что-то не то. А что именно - выразить он не мог. Что батюшка, что дядюшка, по их баташевской ветке, мужчинами были невысокими, субтильными и на невеликий рост и инфантильные черты Андрея особо внимания не обращали. А он смотрел снизу вверх на сверстников, отмечал происходящие с ними метаморфозы и... не находил их в своем организме. Еще до того как в семье забили тревогу, он начал изучать медицинскую литературу, и отсутствие систематизированной информации о его состоянии только усиливало уверенность в правоте своих догадок - он никогда не станет взрослым. К такому, ну или почти такому заключению пришли все светила от медицины, к которым позже матушка привозила Андрея. Диагноза ему не ставили - к карликам его никак нельзя отнести (метр пятьдесят пять, пропорции тела соблюдены, скорость голоса в норме), но нарушения в эндокринной системе отмечали все эскулапы. Очень некстати выступила тетка Наталья - вспомнила про предсказание и трактовала его по-своему: "Душа у Андрея Родионовича, знать, была невелика, что через несколько колен на другого Андрея то проклятие легло".
   "Тьфу ты, дура! Сам стану врачом и сам во всем разберусь!" - решил Андрей и поступил в медицинский институт. Выучившись на отлично, Андрей понял, что здесь, в России, ответа на свои вопросы он не найдет, и отправился на поиски истины за границу. Их семейство приходилось боковой ветвью сталелитейщикам Баташевым и благоденствовало не за счет гусь-хрустальских капиталов, а за счет матушкиных текстильных фабрик да лесных угодий. Размер матушкиных владений позволял маленькому доктору преспокойно разъезжать по миру и набираться знаний. Только знания эти все больше его разочаровывали - нет, казалось, на свете способа победить его немочь.
   Война застала доктора во Франции, средства стали иссякать, и он в конце концов устроился в Русский госпиталь, где среди боли, смертей и страданий ему встретился человек, поселивший в его сердце надежду на целых десять лет. Главный хирург госпиталя Сергей Воронов до войны не только искал секрет продления молодости в пересадке половых желез от молодых особей старым, но и в целом преуспел в la transplantation d'organes. Именно в пересадке желез увидел Андрей выход из своего затянувшегося детства. Знаменитому хирургу потомок рода Баташевых был тоже по-своему интересен и сам представлял собой уникальный случай: и знаниями обладал академического уровня, и новаторские мысли кипели у него в голове, а идея пересадки органов настолько его вдохновила, что маленький доктор был готов предоставить свое тело для опыта.
   Первая успешная пересадка желез от обезьяны к человеку состоялась в двадцатом году. Пациент чувствовал себя великолепно. Звезда Воронова начала стремительно подниматься над горизонтом, а вместе с ней и росли ожидания Андрея от будущих операций. Именно операций. Инъекции из вытяжек не произвели на его организм должного воздействия, что привело к выводу о необходимости пересадки двух желез: щитовидной и... вот что пересаживать потом? Над этим вопросом доктор Баташев почти полгода ломал голову.
   Случались с Андреем и срывы. В такие периоды он предпочитал бежать в иные миры: морфий и опиум всегда были к его услугам, но пытливый ум всегда искал иные препараты ухода от самого себя. Срывы почти всегда являлись предвестниками отчаяния. Редко когда удавалось обойти это состояние стороной, когда он малодушно подумывал о сведении счетов с жизнью. Ни камень на шею, ни пуля в лоб доктора не устраивали. Яд - самое легкое и эстетичное решение проблемы. Еще у любимого автора "Собаки Баскервилей" есть рассказ про то, как целая семья тихо и спокойно отошла в мир иной под действием яда, вмешанного в свечу. Как раз то, что ему нужно! Как дом прирастает верандами и мансардами, так эндокринологический фундамент Андрея Баташева обзавелся своеобразными пристройками: яды и одурманивающие вещества.
   От заветной операции он отходил очень тяжело. Осложнение следовало за осложнением, прибавились отдышка и учащенное сердцебиение, а результата - ноль. В целесообразности второй операции он уже не был уверен. Андрей снова обратился мыслями к маленькому саквояжу с плотно закупоренными флакончиками темного стекла...
   - Со мной связались из Москвы, - сообщил Сергей Александрович Воронов. - Ленин у них страдает какой-то формой повышенного износа организма. Приглашают приехать на консультации. Я хотел бы вас попросить...
   - Я поеду с вами. Нечего мне здесь больше делать. Возвращаюсь домой.
   Более десяти лет он не был дома и слабо представлял, в какую страну ему вдруг захотелось вернуться. Вспыльчивость и невоздержанность в высказываниях уже через неделю после появления в Москве бросили Андрея в один из подвалов ОГПУ, расположенного по иронии судьбы в, можно сказать, родовом гнезде - усадьбе Ивана Родионовича Баташева на бывшей Яузской, а ныне Интернациональной, улице. Той самой усадьбе, где когда-то останавливался герцог Девонширский, а ныне функционирующей как больница и тюрьма ОГПУ. Но ему было уже все равно. И на судьбу, и на иронию, и на герцога, и на себя. "Скорей бы расстреляли - и делу конец. Чего тянут?" - думал он, лежа на холодном полу камеры. А никто не тянул. Просто на допросе маленький доктор был столь разговорчив, дерзок и заносчив, что ошалевшие от услышанного следователи не знали, что с ним дальше делать. Но точно не расстреливать. Пока.
   Ни "Красную Звезду", ни "Инженера Мэнни" доктор Баташев не читал, но Александр Александрович Богданов произвел на Андрея сильнейшее впечатление. Он первый посмотрел на него как равный на равного. Даже в глазах Воронова мелькала искорка снисходительности к недокарлику. А как иначе? Доктор, занимающийся омоложением, сам больше всего на свете мечтает постареть. "Ridicules!" - как сказала одна пожилая англичанка, и была совершенно права, старая карга. При всем богатстве русского не существовало в родном языке столь близкого в эмоционально-смысловом плане термина, характеризующего его нелепое, доведенное до смехотворности положение. Да и такого, как Андрей, второго, непонятно дефективного, во всей России точно не существовало... А вот с Александром Александровичем ни о каком ридикьюлосе и речи не шло. И взгляд его был по-настоящему внимательный, и в отношении чувствовалась уважительность. Вот уж на чем, а на нюансах доктора Баташева не проведешь! Подобные "мелочи" он чувствовал тонко.
   Заключенный и его гость еще сидели в подвальном кабинете, но им уже принесли горячий чай, лимон, колотый сахар и графинчик коньяка. К Богданову Андрей, можно сказать, проникся. И дело вовсе не в коньяке. Впервые за многие годы ему захотелось рассказать про себя все - доктор чувствовал, что это не просто нужно, а необходимо. И он рассказал. Не удержался, и похвалился про изобретенное им снотворное и аферу с обезьянами. Даже про псевдопроклятие, так не к месту притянутое теткой Натальей к его немочи, поведал.
   - Не следует относиться к словам вашей тетушки столь взыскательно, - мягко и тепло произнес Александр Александрович. - Какая-то метафизика в этом во всем есть, я уверен. Метафизика - это почти что предмет вашего интереса - гормоны, только на более тонком уровне. И не внутри нас, а как бы вне. Тонкий мир, я бы сказал, невидимая пленка, соединяющая суть вещей. Мы еще не знаем, как это работает, но не находите ли вы занимательным тот факт, что вы, потомок рода Баташевых, славившихся, как вы говорили, в том числе и километровыми подземными ходами, оказались в подвале их дома? Вы врач, а над нами - больница? Нет ли тут какой-то закономерности?
   Андрей не знал ответа на этот вопрос. Но Богданов на нем и не стал заострять внимание. Он предложил ему сотрудничество:
   - А что, если соединить мой метод омолаживания путем переливания крови с вашим методом пересадки тканей? Это же какой рывок вперед может случиться. Как вы думаете?
   - Идея интересная, - ответил Андрей и пригубил коньяку, - но у Воронова были очень серьезные неудачи... И одна из них сидит перед вами. Там еще работать и работать.
   - Хм... - Богданов задумался. - В таком случае чем бы вы больше хотели заниматься? Омоложением или все-таки ядами и дурманящими веществами? Революции нужны не только молодые тела руководителей, но и новые виды лекарств и... оружия.
   - Я пока не знаю, - честно ответил Андрей. От представленных перспектив у него захватило дух. - Но я очень хочу быть полезным своей стране.
   - Вот и прелестно!
   Они вышли на улицу уже через главный вход. Андрей сделал глубокий вдох и улыбнулся - началась новая жизнь! Закис он в буржуазной Франции, а здесь какие возможности открываются! И никому, кажется, нет дела до его уродства! Коллеги двинулись вверх, по Рюмину переулку.
   - А где вы остановились? - вдруг спросил Богданов.
   - В дворницкой.
   - Ну это негоже, негоже. А где бы вы хотели жить? - неожиданно спросил Александр Александрович.
   - Да мне, если честно, все равно. Хотя бы и здесь. - И указал пальцем на небольшой особняк с правой стороны.
   Какое-то время спутник Андрея смотрел на него восторженно-зачарованно, а потом изрек:
   - Метафизика, метафизика и еще раз метафизика. И вы сейчас не будете этого отрицать. Феликс Эдмундович Дзержинский, появившись в Москве, которую совершенно не знал, выбрал для своего ведомства здание Страхового общества "Россия" на Лубянке. Откуда ему было знать, что первая Канцелярия тайных дел находилась именно там? С тем местом еще много чего связано. Но про это в следующий раз. А теперь... посмотрите внимательно на забор этого дома. Что вы видите?
   - Что я вижу? А что я вижу?.. Волны?
   - Нет, мой друг, это не волны, - улыбнулся Богданов, - это змеи. Посредники между подземным миром и миром под солнцем. Носители смерти и... носители жизни... Вам ли этого не знать. А что нарисовано на доме? Это маки. Опиумные маки - сон, дурман, опьянение, смерть... Еще можно взглянуть на балкон. Обратите внимание, какие там прекрасные ирисы. Символы богини Ириды - богини радуги, а также символы боли и скорби. Да, мой друг, видите, как интересно все образовывается? Вы, сами того не ведая, сделали свой выбор. Я поговорю с товарищами, и мы определим вам и место жительства, а род занятий вы выбрали себе сами.
   Метафизика или что-то иное, но и рабочий кабинет-лабораторию, и угол Андрей Баташев получил в той же самой ведомственной больнице ОГПУ, в подвалах которой он провел несколько дней.
   Ни с кем на работе дружбы Андрей не водил. Случайных людей там не было - все так или иначе имели отношение к зданию на Лубянке, но все равно его сторонились. Чуть ли не каждый день из выделенного маленькому доктору кабинета выносили коробки с дохлыми зверьками: мышами, кошками, морскими свинками. "Морит он их там, что ли?" - разводили руками коллеги. А он действительно морил. И не ради удовольствия, а для дела.
   Выходным он себе назначил четверг. В этот день Андрей, как правило, проводил в библиотеке. Иногда нужные книги вместе с реагентами ему доставляли "на дом", и он мог сутки не выходить из кабинета или угловой комнаты. Настолько увлекался, что даже есть порой забывал. Только пил воду и курил. В один из четвергов дверь его святая святых без стука открылась, и в проеме появился молодой мужчина в кожаной куртке.
   - Мне доктора Баташева, - спокойно, властно и не здороваясь, произнес посетитель.
   Никому другому такая бесцеремонность с рук не сошла бы, но в вошедшем чувствовалась такая мощь, будто за его спиной стоял взвод вооруженных до зубов красноармейцев.
   - Слушаю... - не скрывая раздражения, процедил Андрей.
   Мужчина вошел и закрыл за собой дверь. На щеколду. Не дожидаясь приглашения, он сел на табурет и закинул ногу на ногу.
   - Помощь мне твоя нужна, - глядя прямо в глаза, сказал мужчина, и Андрей понял, что просто так он от незваного гостя не отделается.
   Закрыв за собой дверь, визитер как бы оставил тех самых "вооруженных красноармейцев" в коридоре. Они остались один на один, и доктор снова почувствовал себя хозяином положения.
   - Я с вами на "ты" не переходил.
   Хлопнув себя по колену, мужчина расхохотался.
   - Так давай перейдем! Меня зовут Яков, а тебя, кажется, Андрей?
   Андрей кивнул, а Яков продолжал:
   - Помощь мне твоя, Андрей, нужна. Очень. Дело государственной важности, - и показал документ-корочку.
   Доктор уже знал, люди какого уровня ходят с такими корочками, но виду не подал. Он спокойно снял перчатки, аккуратно сложил их, подошел к умывальнику и вымыл руки. Потом вытер неспешно нежные кисти о висевшее рядом расшитое полотенце, взял одной рукой табурет, второй - пепельницу и сел напротив посетителя. Все это время Яков молчал. Андрей поставил пепельницу в виде черепа обезьяны (память о Воронове) на стол, достал папиросу, сделал затяжку и только после этого спокойно произнес:
   - Слушаю.
   Яков, казалось, принял условия игры и оценил выдержку маленького доктора, поэтому не стал ходить вокруг да около и начал с главного:
   - Устал я, Андрюха, а силы мне еще нужны. У нас говорят - ты великий алхимик, так вот мне бы такое средство... чтобы суток двое, а лучше трое не спать, но ум при этом чтобы был ясный. Чтобы, понимаешь, и силы были. Есть у тебя такое?
   Средство у него было - сам придумал, еще во Франции, когда нужно было во что бы то ни стало дожать мысль, а глаза уже слипались. Но Андрей держал лицо и ответил неопределенно:
   - Думаю, можно будет придумать. Трое суток обещать не смогу, но часов пятьдесят, мне кажется, оно тебя продержит. Только от него, скорее всего, появится нехороший побочный эффект.
   - Какой?
   - Хандра может навалиться, черная. И в душе потом черным-черно станет - хоть в петлю.
   - Как быстро проходит?
   - День, после того как выспишься, не больше.
   - А ускорить?
   Андрей придавил бычок в черепе, а Яков, увидев "человечка", удивленно поднял бровь.
   - Ускорить, говоришь? - Доктор снова закурил и задумался. - Можно. Лечь спать... желательно с женщиной. - И опустил глаза.
   Говорить о женщинах он всегда стеснялся, причем недостатка женских тел в его жизни как раз и не было. Даже наоборот. Все тот же гормональный дисбаланс продолжал играть с Андреем жестокие игры. Мужчина-подросток с непростым характером, он не мог рассчитывать на внимание тех дам, что нравились ему в душевном плане, зато те, что попадали в его объятия волей случая, настойчиво искали повода вновь остаться с ним наедине. Чистая физиология, не имеющая к чувствам никакого отношения. Это коробило. Случилось у него, правда, на Лазурном Берегу подобие романа с одной графиней, но это скорее исключение, чем правило.
   Идея разогнать хандру в постели с женщиной, кажется, пришлась новому знакомому по вкусу.
   - А ты, доктор, я смотрю, не промах! - улыбнулся Яков. - Когда будет средство?
   - Мне нужно два дня, чтобы его приготовить. И его нужно колоть.
   - Хорошо, тогда через три дня я пришлю к тебе своего шофера. Он отвезет тебя ко мне. По рукам?
   Партия была сыграна. Андрей протянул руку.
   Время от времени Яков присылал за Андреем машину. Доктор брал коричневый саквояж, садился в машину и мог вернуться даже на следующий день. Иногда Яков звал его просто так, в качестве приятеля для выпивки и прочих развлечений.
   - А неплохо быть маленьким, - шутил Андрей, потягивая коллекционный коньяк, - когда твой друг такой большой человек!
   - Точно! Зришь в корень, Малыш! - И Яков дружески хлопал приятеля по плечу.
   Только Блюмкину, и больше никому Андрей позволял называть себя Малышом, потому что с какого-то момента начал считать Якова своим другом. В доме у Якова, в Денежном переулке, Андрей познакомился с очень интересными людьми. Многие из них были одержимы совершенно фантастическими идеями. Например, Александр Васильевич Барченко, грезивший некой Гипербореей и мечтавший добраться до Тибета.
   - Зачем большевикам Тибет? - спросил его Андрей, крутя указательным пальцем мраморный глобус.
   - Как - зачем? Там же расположена Шамбала! А в ней сокрыты все тайны Земли!
   К звуку проходящего мимо трамвая он на удивление быстро привык. В двадцать пятом году Андрею выделили комнату на Сретенке, и он любил в свободное время усесться на подоконник и посмотреть в окно. Мимо звенели трамваи, летели извозчики, проезжали редкие автомобили. Спешили прохожие, прогуливались парочки. Разносчики в белых фартуках и без оных предлагали с лотков товар, мели улицы дворники в картузах, и перекрещенные сумками газетчики шествовали вдоль трамвайных путей. В окнах напротив кипела жизнь: задергивались и раскрывались шторы, включался свет, ложились тени. В вечно меняющемся за стеклом пейзаже существовало лишь три неизменных объекта: кинотеатр "Уран" с вечно лузгающей на его углу семечки папиросницей Анфисой, храм Троицы в Листах и доминанта местности - величественная Сухарева башня.
   Храм Троицы и Сухарева башня так крепко спелись с семьей Андрея, что Баташевы считали их частью фамильной истории. Предок по материнской линии, Илья Иванович Смирнов, заканчивал морскую навигацкую школу, что располагалась как раз в Сухаревой башне. Лично Яков Брюс, заведовавший школой, хлопотал перед Петром I за то, чтобы отправить талантливого юношу в Англию продолжать обучение навигацкому делу. Илья Иванович выучился и стал настолько успешным мореходом, что заложил прочный фундамент финансового благополучия своей семьи на многие поколения вперед. Текстильными мануфактурами и лесными угодьями семья Андрея была обязана именно ему. В стоявшей рядом церкви Троицы в Листах традиционно молились за моряков, и хоть мореходом стал только Илья Иванович, но так повелось, что и самого Илью Ивановича провожали в последний путь из этой церкви, и всех его московских потомков и крестили и отпевали именно в Троице в Листах.
   В 1934 году башню начнут разбирать по кирпичикам под тщательным надзором сотрудников ОГПУ. Сталин, учившийся в свое время в духовной семинарии, был чувствителен к мистицизму и верил, что Яков Брюс обладал кольцом Соломона, дающим абсолютную власть. Это кольцо, по мнению кремлевских оккультистов, и было спрятано в Сухаревой башне. Когда кольца не обнаружили, башню взорвали.
   Подземный переход станции метро "Сухаревская", построенный в начале 2000-х, меняет траекторию из-за того, что при прокладке пути строители обходили сохранившийся до наших дней фундамент башни.
   - Ну что, Андрей Михайлович, - закрывая окно, сказал зашедший в гости Богданов, - можно вас только поздравить! Будете теперь жить по соседству со своим знаменитым коллегой - алхимиком и тезкой вашего всесильного друга!
   Александру Александровичу самому, казалось, понравилась эта фраза, и он довольно хохотнул.
   - Вы про Якова Брюса, что ли? - лениво откликнулся Андрей. Москву он почти не помнил, но, спасибо тетке Наталье, с московским алхимиком, чернокнижником и математиком Яковом Брюсом был отлично знаком. Заочно.
   - Про него, родимого, про него...
   - Да ерунда все это, - отмахнулся Андрей. - Подумаешь, ставил человек химические опыты!
   - Ерунда не ерунда - не нам с вами это решать, - задумчиво ответил Александр Александрович.
   Коллега Якова Брюса только пожал плечами и переставил на книжной полке местами томики Дюма и Конан Дойля. Помнится, тетка Наталья еще рассказывала, что Брюс был первым московским масоном... но к разговору с Александром Александровичем это отношения не имело.
   Мысли Андрея в тот момент были заняты совершенно иным: на днях ему сделали интереснейшее предложение - возглавить инфекционно-токсикологическую Лабораторию непосредственно в ведомстве ОГПУ. Помещение выделяли рядом с бывшим приютом при храме Святого Людовика, что на Малой Лубянке. Доктор уже был там и даже успел восхититься, как удачно строка первого псалма, венчавшая солнечные часы на стене приюта, стала самоназванием солярного хронометра - "sicut umbra declinaverunt" ("уклоняющаяся тень"). А он будет уклоняться от рутины и скуки! Лабораторию обещали небольшую, но перспективную. Так что, пока Красный Дракула проводил мистические параллели, доктор Баташев размышлял, кого из единомышленников можно привлечь. С его-то характером! Кто к нему пойдет? Андрей четко отдавал себе в этом отчет, но упускать такую возможность позволить себе никак не мог. Предполагалось, что его (он уже называл ее "своей") Лаборатория, помимо текущих разработок и исследований, будет иметь дело с доставляемыми ребятами из ИНО ОГПУ зарубежными препаратами и их описаниями. Более того - на основе анализа, по возможности, создавать усовершенствованные аналоги. А действительно, чем не изготовление живой и мертвой воды, как это, если верить тетушке, делал в свое время новоявленный "сосед" и тезка всесильного друга - Яков Брюс?
   Про потомка шотландских королей и правнука основателя шотландской масонской ложи Якова Брюса ходит много легенд и небылиц. Бесспорным остается то, что сподвижник Петра I обладал обширными знаниями в области естественных наук, занимался дипломатической деятельностью, приложил руку в становлении русской артиллерии и флота, а также составил множество карт. Одна из них, так называемая карта Брюса, делит Москву на астрологические зоны. Всего этих зон двенадцать. Подлинник ее не сохранился, а копия находится в Академии наук. Cуществуют документы, в которых Сталин дает распоряжение строить метро согласно астрологическому плану, составленному графом. В настоящее время московское метро делит столицу на двенадцать секторов. Брюс был также сторонником кольцевой застройки столицы. Исследователи полагают, что и Садовое и Бульварное кольца появились в Москве благодаря карте графа Брюса.
   Всесильный друг, к слову сказать, уже давно не появлялся, и Андрей напрягся, когда в июне получил повестку явиться в здание на Лубянке, подписанную рукой Якова. Да, они оба имели отношение и тому же ведомству, каждый по своей части, но если дело приняло официальный оборот - хорошего ждать не следует.
   За столом сидели трое в форме и тот самый искатель Шамбалы. Барченко, кажется, его фамилия.
   - Добрый день, Андрей Михайлович, - официально начал Яков, - мы с товарищами пригласили вас, как человека верного и проверенного, для серьезного разговора. Нам известно, что на вас в ближайшее время будет возложена большая ответственность - возглавлять Лабораторию. Это очень важный и ответственный пост, который доверят далеко не каждому сотруднику ОГПУ. Не скроем, что именно ваше назначение дало нам право считать, что ваша кандидатура является наиболее подходящей для цели, которую мы вам сейчас огласим.
   Ни один из товарищей не представился, но разговор начал старший по званию.
   - Советскому правительству, - начал Старший, - в кратчайшие сроки необходимо провести серию операций на Востоке. Думаю, вы понимаете, о каком Востоке идет речь, - и повернул голову в сторону Барченко, тот кивнул. - Намечены некоторые экспедиции в различные районы, находящиеся в зоне влияния как Советского Союза, так и Великобритании. Нам бы не хотелось, по известным причинам, чтобы об интересах Советского Союза в регионе стало известно еще кому-либо. Поэтому было принято решение о проведении серии экспедиций... гражданского характера, с целью обследования обстановки и выявления дополнительных маршрутов для прохождения специалистов в требуемые нам регионы.
   - Не понимаю вас, - ответил Андрей, - я же врач, а не разведчик.
   Старший подал знак Якову, и тот как ни в чем не бывало сменил официальный тон на обычный, дружеский:
   - В том-то все и дело! Товарищ Григорьев, - и Яков указал на сидевшего рядом с ним совершенно незаметного человека, - в конце года поведет этнографов и кинодокументалистов в Афганистан. К группе примкнут и иные специалисты, но дело не в этом. Имеется у нас некий старорежимный профессор. Империями интересуется. Но это именно как раз то, что нам сейчас нужно! Есть у него мечта - попасть в один из районов между Индией и Афганистаном. Вопрос - как? Территория контролируется англичанами. Вся экспедиция пойдет под нансеновскими паспортами, но разведка у англичан работает не хуже нашей. На этот счет существует у нас одна дамочка... Самая странная из всех женщин, которых я когда-либо встречал... Регион знает. Всю войну между Туркестаном и Афганистаном как по своей кухне ходила. Клады искала. В последнее время сотрудничает с нами и проводит наших людей по территории Афганистана. Ее, как переводчицу и проводника, было принято решение включить в экспедицию. Она проведет всю группу до Кабула, где остановитесь уже в советском посольстве, а сама покинет вас на какое-то время, чтобы найти, минуя англичан, выход на тот район, которым интересуется Дедушка-профессор. Нам до его интересов дело нет - они прикрытие. Нам его район интересен с точки зрения удобства перехода границы и выхода на другие регионы Британской Индии.
   - А я тут при чем?
   - Имей терпение. Сейчас расскажу. Дедушка наш старенький. В любой момент может в ящик сыграть, а нам он живым нужен. Вот и будешь приставленным к нему доктором, а заодно доктором всей экспедиции. За Лабораторию не беспокойся - оформим командировку. Нам важно вот что: если переводчица дорогу найдет, она возьмет с собой и Дедушку и тебя. А ты будешь смотреть и все замечать: где на ночь остановиться, где укрыться, где воды набрать, где провиант пополнить. Ты же выглядишь как пацан, внучок дедушки-белогвардейца. Ну и кому какое дело, куда мальчик полез? К тому же языками иностранными владеешь. Английский знаешь. А нам каждая мелочь важна, каждая деталь. И надежная пара глаз. Понятно теперь?
   Конечно, ему понятно... понятно то, что все его участие в экспедиции шито белыми нитками. Не просто так Яша Блюмкин протащил его кандидатуру в эту экспедицию. Ой не просто так...
   Яков вызвался проводить приятеля до двери. "Разговор есть. Будь к восьми дома", - быстро бросил он, закрывая перед носом Андрея обитую дерматином дверь.

***

   - А ты тут неплохо обустроился. - Яков обернулся по сторонам и откинулся в кресле. - Только трамваи эти... Не раздражают?
   - Я привык.
   - Ну, тогда я перейду сразу к делу, - выдохнул гость. - Выручай, друг... Больше обратиться не к кому. В общем, присмотрись к переводчице. Под монастырь меня подводит. Золото Бактрии обещала найти. И уже полтора года хвостом крутит. Я все для нее сделал - и свободное перемещение, и смету выбил, и профессоров нужных для консультаций... А она ходит по одним регионам, а отчеты пишет по другим! Руководство мне уже непрозрачно намекнуло... И они правы! Советской власти золото, сам знаешь, сейчас позарез нужно!
   - Моя задача?
   - Ты забудь про то, что я тебе говорил про здоровье Дедушки. Черт с ним, с Дедушкой! Приклейся к ней всеми возможными способами. Пусть тебя везде с собой берет!
   - А если не возьмет?
   - Тогда... - Яков выдохнул. - В эту экспедицию, как и во все прошлые, она снова будет искать золото. И вот когда вернется... слышал я, есть в твоей епархии чудодейственное средство - вколол, и человек сам тебе все расскажет...
   Доктор встал, достал папиросу, закурил и, задумавшись, уставился в окно. В "Уране" показывали "Аэлиту". На афише кинокартины, которую он еще не смотрел, один марсианин, судя по выражению лица, науськивал другого на какую-то пакость.
   - Не совсем так... - начал Андрей после недолгого молчания и обернулся. - Есть группа препаратов, в основе которых лежат алкалоиды или барбитураты... Не суть важно. Они действительно развязывают языки, но имеют, скорее всего, наркотический эффект. Не факт, что человек под их действием говорит правду. А существуют... - Андрей снова затянулся, - существуют сложносоставные яды нервно-функционального действия... При попадании в организм вызывают полную или частичную блокировку нервно-мышечной передачи, провоцируя равнопромежуточные тонические сокращения различных групп мышц.
   - Доктор, - Яков подался вперед, - мне бы как-нибудь... по-людски...
   - А по-людски... при правильно рассчитанной дозе человек корчится в адовой боли и за волшебный укол, избавляющий от мук, выложит все.
   - Вот! - Яков вскочил с кресла и подбежал к приятелю. - Вот именно это мне и надо! Пусть, дрянь такая, корчится в болях, но все расскажет начистоту!
   - Если сердце выдержит. Меня через четыре минуты пятнадцать секунд пришлось откачивать.
   - А ты что, на себе ЭТО пробовал?! - Глаза Якова округлились.
   - Было дело, - коротко ответил Андрей и резко перешел к основной теме разговора: - У меня вопрос: почему бы этой кладоискательнице в этот раз, если она найдет сокровища, одной все не выкопать? Зачем возвращаться в посольство?
   - Ты в своем уме, Малыш? - Довольный Яков уютно расположился в кресле. - Ей там лопатой год махать. Территория от... и до... Кто его только не ищет... К тому же ей и деньги нужны будут, и помощники. За деньгами сюда вернется. Причем не за теми, что государство даст на раскопки, а за своими. Чтобы нас с носом оставить и толкнуть клад буржуям! А там добра на миллионы!
   - А откуда у нее деньги?
   - Да она половину Туркестана в драгоценностях сюда вывезла! - И стукнул по поручню кресла так, будто сокровища располагались аккурат под ним.
   - Я понял. Что мне делать, если она не выдержит "разговора"?
   - А ничего! Вот! - Яков достал типографский бланк, быстро его заполнил и передал Андрею.
   Это был ордер на приведение приговора в исполнение на имя Дарьи Владимировны Осиповой с подписью Якова Блюмкина.
   - Ее в любом случае нужно будет тебе убрать.
   Андрей повертел в руках череп-пепельницу и поставил ее на стол.
   - Я понял, что должен добыть информацию. Мне понятно, что если во время разговора с кладоискательницей что-либо случится - у меня есть оправдательный документ. Но мне совершенно неясно, почему, если она выживет, на мне лежит обязанность ее устранить. Почему я, а не Григорьев? Я всего лишь врач.
   По тому, как дернулся мускул на лице гостя, доктор Андрей понял, что его вопрос пришелся очень некстати.
   - Да копают же под меня! Чего тут непонятного? - Яков не на шутку разозлился. - Начальник этого Григорьева и копает! Всем уже понятно, что она достаточно близко к Бактрийскому золоту подобралась! Поэтому и не дали мне поставить своего человека на руководство этой экспедицией! Теперь, если золото она найдет, а она его найдет - не сомневайся, и про это прознает Григорьев, они будут ее пасти до тех пор, пока она их так или иначе на клад не выведет! И у моих противников в руках окажутся серьезные козыри против меня! А у меня сейчас дело значительное намечается! Нельзя мне в тылах врагов оставлять! Усек?
   Грустная улыбка скользнула по губам доктора.
   - Усек.
   В сентябре 1925 года по заданию ОГПУ Яков Блюмкин через Афганистан отправится в Тибет. Ему удастся сделать то, что в течение десятилетий не удавалось ни одному европейцу, в том числе и Николаю Рериху, - добраться до Лхасы. Согласно протоколам допроса Блюмкина, тибетские ламы показали ему процесс изготовления золота, предъявили чертежи уникальных летательных аппаратов, дали понять, что владеют технологией изготовления новых видов оружия, а также хранят тайны и знания всех предыдущих цивилизаций, включая Атлантиду. Ламы предсказали гибель нынешней цивилизации в период 2009-2014 годов, когда в орбиту Земли войдет неизвестная планета, масса которой в три раза превышает массу Земли. Считается, что за передачу основных знаний тибетцы запросили настолько высокую сумму, что советское правительство отказалось ее выплачивать, и тогда Блюмкин продал информацию Германии. Прямых доказательств тому нет, но к началу тридцатых годов Германия, заслав в Лхасу своих эмиссаров, уже интересовалась конкретными вопросами, доступ к которым первым получил именно Блюмкин. В документах Ананербе, доступ к которым советская разведка получит после Второй мировой войны, также будут фигурировать факты, что и в материалах допроса Блюмкина.
   В тридцатых годах советское правительство снова организует экспедицию в Тибет, но он уже негласно будет под "опекой" Германии, а в личной охране Гитлера будут присутствовать тибетцы.
   По мнению исследователей, информация Блюмкина направила Ананербе и на несколько ложных следов, указав на то, что якобы под Землей существуют скрытые континенты и система подземных ходов, ведущих в Антарктиду. Сознательно или несознательно он ввел их в заблуждение - также остается под вопросом.
   В настоящее время наличие двенадцатой планеты, подземных континентов и ходов до Антарктиды официальной наукой не подтверждается.
  

Лицевые и изнаночные ряды

   Москва снова встретила их совами и летучими мышами - в мае, сразу после возвращения с Востока, Магде и Андрею выделили комнату на углу Лихова и Малого Каретного переулков. Их окна выходили на Каретный и находились под охраной летучих мышей. Лихов переулок контролировали совы. Странное дело, но Магдалина, певшая в Лиховом переулке, таких деталей не замечала. Внимание на них обратил Андрей Баташев.
   - Да, не могу не согласиться - в этом что-то есть, - сказал доктор Баташев, пришедший к Зверевым на новоселье, - совы, летучие мыши... Один мой знакомый во всем видит символы... - и вручил хозяйке, в качестве подарка, горшок с геранью.
   - Прям как моя сестра, - фыркнула Магда, принимая цветок.
   - Это поветрие какое-то: тайны, мистика, - присоединился Андрей. - Я-то, когда ходил на Север с Барченко, думал - это разовое явление, а оказалось - чуть ли не эпидемия. Что скажешь, доктор? Эпидемии - это по твоей части.
   - Время такое, - ответил доктор Андрей, - начало века, война, революция, перелом эпох... Между прочим, о Барченко. Ты давно с Александром Васильевичем встречался? Желания повидаться не приходило?
   - Почему не приходило? Я бы с радостью, но он, говорят, высоким человеком стал - отсюда и не увидишь... на бронированном автомобиле разъезжает
   - Да, есть такое... Кстати, послезавтра у моего друга, тоже не последней спицы в колесе нашей жизни, собираются интересные люди, включая самого Александра Васильевича. Вам, я думаю, как участникам восточной экспедиции, попутчику Александра Барченко, девушке с уникальными способностями и, тем более, секретарю профессора Караванова, будет полезно с ними пообщаться. Так что, если вы свободны, можем встретиться послезавтра и проехать к нему в гости. Тут недалеко - в Денежном переулке.
   Услышав адрес, Магдалина вздрогнула. Конечно, в Денежном переулке расположено множество домов и необязательно они пойдут в девятый с дробью дом, но нехороший холодок все равно пробежался по позвонку. И еще... Два неприятных момента, не столько в самой затее, сколько в сложившейся последнее время ситуации, тревожили Магдалину. Во-первых, внезапно возникшая дружба между мужем и доктором. Неприветливый и раздражительный Андрей Баташев вдруг неожиданно проникся интересом к оператору Андрею Звереву и превратился, к удивлению окружающих, почти что в душку. Магдалина понимала, что целью Лемура является не общение с ее мужем, а она сама. Только как это объяснить Андрею? Второй неприятный момент касался самого доктора Баташева. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что Андрей не просто врач... Потомок старинного рода, три года назад как вернулся из Франции - и уже высокопоставленные друзья... Кто же стоит за субтильными плечиками маленького доктора? И что он за доктор на самом деле?
   Их "мышиный" дом находился аккурат рядом с "Сиреной", но ни о какой "Сирене" или "Мыши" и речи быть не могло - Магду устроили на курсы машинисток при Госторге. Знания языка, великолепная память, яркая внешность и успешная загранкомандировка открывали ей многие пути в главной торговой организации страны. Только с одним условием - повременить пока с детьми. Это как раз и начинало беспокоить Магдалину - ни с первым мужем, ни со вторым детей не получалось. Товарищ Башилов, оказалось, был даже этому и немного рад - не надо ни с кем делить любимую Магдушку. Этим он поделился в свое время с Аидой, у которой, кстати, тоже наследников не намечалось. "От детей одни только лишние хлопоты! - говорила сестра. - А ты вообще еще слишком молода, чтобы о них задумываться. Живи пока для себя! Успеешь еще!" И Андрей, которого Ада так и не приняла, вторил свояченице в свойственной ему бесшабашной манере: "Какие наши годы! Успеем еще, радость моя!" "Успеем ли?" - почему-то думалось Магдалине, но она выбивала из себя эту "неконструктивную" мысль, стуча проворными пальцами по кнопочкам довоенного "Ундервуда".
   Через день, закончив чуть раньше свои курсы, Магдалина прибежала домой. Первым делом разделась, налила в жестяную шайку теплой воды, умылась, намочила полотенце и полностью обтерлась. Затем надела новое желтое платье с плиссировкой ниже пояса, черные туфли с ленточками-бантами и закрепила на голове черную тесьму с брошкой, куда приладила маленькое желтое перышко. Украшений надевать не стала. Получилось просто и в то же время элегантно. Вкус и чувство меры были у Магдалины также врожденными качествами. Убедившись, что выглядит достаточно хорошо, Магда достала заветный несессер, открыла его и погрузилась в ритуал подбора духов. Это были особенные минуты, когда она брала в руки тот или иной флакон, подносила к носу и закрывала глаза. Картины, одна краше другой, возникали за закрытыми веками, но описать их точно она была не в состоянии. Переплетение цветных лент сменялось игрой цветовых пятен или кручением калейдоскопа с яркими стеклышками. Из ниоткуда возникали диковинные птицы, раскрывались веера павлиньих перьев, летали бабочки, расцветали цветы. Каждый запах нес в себе дополнительно воспоминания и даже на мгновение погружал в состояние того момента, к которому относился. Все знали про ее трепетное отношение к запахам, но никто, кроме Лемура, не проявил к "видениям" никакого интереса, считая это особенностью впечатлительной натуры. Доктор, наоборот, отнесся к рассказу очень внимательно: записал карандашом название духов, отметил возникающие ощущения и даже попросил понюхать при нем тот или иной флакон и рассказать о возникающих "визуальных динамических рядах". И занес все рассказанное в блокнот. Все-таки он был не простой доктор.
   - Люди там соберутся, как я вам уже говорил, очень интересные, - начал Андрей Баташев, как только они сели на извозчика, - но имейте в виду: все, что вы там услышите или увидите, - это не для передачи. Александр Васильевич будет рад вас видеть, но хозяин квартиры не он. Так вот, хозяин тоже только что вернулся с Востока и тоже будет рад обменяться впечатлениями. Однако, повторюсь, общество это, можно сказать, закрытое и распространяться об услышанном категорически нельзя. Подписки никто с нас, конечно, брать не будет, но неприятности нам также не нужны.
   Чем ближе они приближались к дому, тем сильнее она нервничала. "А не перегнул ли я палку? - думал Андрей. - Не слишком ли? Не напугал ли я ее? А с другой стороны - пусть. Пусть хотя бы один раз увидит, с какими людьми я на короткой ноге. И это я, а не ее киношный муж может ввести ее в высшее общество. На его квартире свет клином не сошелся, зато она увидит роскошь и достаток. А я дам ей знать, что могу ей предложить жизнь того же уровня... не говоря уже про продление молодости". Доктор Баташев не знал, что роскошью и достатком это юное создание уже не удивить, что брошь "Бурбонская лилия" она держала в руках, а черную икру любит намазывать на дольку лимона. Он не знал, что ее родственники весьма состоятельные люди, а бывший муж занимает пост не ниже Яшиного. По своему, понятное дело, ведомству.
   Сцена у двери неприлично затягивалась. Конечно, они узнали друг друга и теперь оба раздумывали, как выйти из неудобного положения.
   - А мир, оказывается, тесен, - наконец прервал молчание Яков.
   - Вы знакомы? - произнес доктор Андрей, и в голосе его звучала тревога.
   - Думаю, что да. - Яков уловил беспокойство приятеля и вывел ситуацию в другое русло: - Мне кажется, мы встречались как-то... Только я не помню где.
   - Все правильно, встречались. - Магда поймала посыл и включилась. - У ваших соседей, пару лет назад.
   - Точно. У Натальи! Как время бежит! Так, оказывается, ты и есть та девушка, которая ничего не забывает? - И, не дождавшись ответа, продолжил: - Проходите, будьте моими гостями!
   Квартира Якова походила на музей. Прожившая некоторое время в хоромах на Мясницкой, посещавшая сестру на Остоженке, Магдалина научилась немного разбираться и в предметах искусства, и в антиквариате. Особенно неравнодушен к антиквариату был Самуил Аронович. От него Магдалина узнала много чего интересного. Например, что фуфел - это не ругательное слово, а вполне себе термин. Да, уважаемые люди обозначают этим словом подделку. Так вот, фуфела или, как говорили иные, фуфла в своей квартире Яков не держал. На полке стояло яйцо работы Фаберже, несколько картин известных ей авторов, интересные вазы, ковры, красивый хрусталь, - человек жил в роскоши. Жить бы да радоваться, но хозяин выглядел не лучшим образом: грустный, расстроенный, даже немного задумчивый. Совсем не такой, как два года назад.
   Магда и Андрей уже спокойно вели беседу с Яковом и Барченко, а маленький доктор, наблюдая за ними со стороны, заметно психовал - оказывается, они знакомы! Это пусть она мужу своему, лопуху болотному, лапшу на уши вешает, а меня не проведешь! Гляди-ка, про тибетский свой вояж начал перед ними хвастаться - не иначе как про конец света рассказывает! Ишь ты, как поползли на лоб ее глаза! Болтун! Нет-нет, тут не просто знакомство, тут что то другое... Как же в тот момент он понимал своего предка Андрея Баташева, который "нечаянно" толкал в доменные печи спутников понравившихся ему дам!
   - Эгей, Малыш, я смотрю, ты влип, приятель, - сказал Яков, положив, по обыкновению, руку ему на плечо.
   - Ты это о чем? - сухо ответил Андрей.
   - Как о чем? О девчонке, конечно! Сразу видно - влюбился! Никогда тебя таким не видел! Говорю с ней, а на тебя краем глаза смотрю... Ой, думаю, еще чуть-чуть - и подсыплет мне мой доктор в бокал яду. - И рассмеялся. - Я тебя понимаю. Эта Магда очень даже лакомый кусочек.
   - У вас что-то было?
   - Да чур тебя! Когда мне? - Яков хмыкнул. - А хочешь, я тебе все устрою? Мужа в острог, а с девчонкой поговорим. Да так, что сама к тебе прибежит и еще всю оставшуюся жизнь за спасителя почитать будет. А?
   - Не надо, я сам, - мрачно произнес Андрей.
   - "Я сам", - передразнил приятеля Яков. - Ну смотри, Малыш, у тебя, возможно, свои методы, - потом расскажешь, может, и мне сгодятся. Ладно, пойдем выпьем! - И, помедлив, добавил: - С горя.
   - С какого?
   - Как с какого? С общего. Обошел нас с тобой товарищ Григорьев... На повороте обошел. Обидно.
   Магда слышала весь этот разговор от начала до конца. Она присела на какое-то время за китайскую ширму, чтобы перевязать бант на туфле, но, услышав голоса, не стала вставать. А теперь и вовсе не знала, как себя вести и что делать. Все худшие ее опасения оказались явью - Андрей не просто доктор, а Яков... стоит ему захотеть, может... да все что угодно! А то, что тогда ей удалось от него улизнуть, - всего лишь случайность! У него просто не было времени! Ситуация складывалась совершенно безобразная: чтобы сохранить семью и спасти свою любовь, она должна будет оказывать внимание тому человеку, который хочет эту семью разрушить! Пока доктор Баташев в ней заинтересован, Яков ее не тронет... Хотя от него всего можно ожидать. Как вы там говорили, Евлампий Евсеевич? Все это уже когда-то с кем-то происходило? А что же сейчас делать? Где та точка, с которой нужно начинать договариваться с тобой?
   Так неприятно и гадко она не чувствовала себя давно. Ситуация усугублялась еще и тем, что поделиться своими переживаниями Магде было совершенно не с кем. Аида так и не приняла ее выбор, зато прониклась к Лемуру, а тот мизер, что Яков рассказал про Тибет, очень хорошо укладывался в ее бредятину у храма Христа в Чертолье. Так что идти к сестре за поддержкой и советом было совершенно бессмысленным занятием.
   Тогда, в июле двадцать шестого года, Магдалина в последний раз увидится с Яковом Блюмкиным, но на его присутствие в тех или иных ситуациях она еще долго будет натыкаться. Со временем оно сойдет на нет, но, когда в 1973 году выйдет фильм "Семнадцать мгновений весны", Яков снова напомнит о себе фамилией Исаев - именно эту, фамилию своего деда брал Блюмкин для одной из своих афер (а может, и нескольких). Последней "встречей" станет тоже художественный фильм - "Бриллианты для диктатуры пролетариата", в сюжетной линии которой Магдалина без труда опознает ревельскую историю, рассказанную ей более пятидесяти лет назад в кабаре "Не рыдай". Обсуждать фильм по телефону со знавшей прототипа главного героя подругой Магда не решится, а отправится с личным визитом. "Вот так, Лиза, - констатирует Магдалина, - так из любого исходного материала Время может вылепить настоящий бриллиант".

Уральская сетка

   Март на Урале - не лучшее время года. Отметившись в комендатуре и отпустив попутку, Магдалина покрепче повязала платок и пожалела, что не взяла с собой запасной - холодный ветер немилосердно обжигал лицо, и возникало желание замотать и его. Барак, в котором ориентировочно проживала Дарья, находился на окраине поселка и имел самый затрапезный вид. Наспех сколоченный из всего, что попалось под руку, он, казалось, кренился под любым дуновением ветра.
   - Эй, краса-девица, каким ветром тебя к нам занесло? - услышала она за спиной грубый женский голос.
   Магда повернулась. Перед ней стояла плотная баба в старом латаном пальто и с красным то ли от ветра, то ли от выпивки лицом. Смотрела она недобро. Руки в рукавицах держали ведро воды и лопату. "Вот как огреет меня лопатой по голове, и ничего не останется", - почему-то подумалось Магдалине. Вспомнив свое общение с беспризорниками, она вытащила из кармана пачку "Дуката" и протянула стоявшей напротив.
   - Курите? Угощайтесь.
   Баба поставила на землю ведро, стряхнула рукавицу и сгребла такой же красной, как и лицо, пятерней всю пачку.
   - Купишь себе еще.
   Магда согласно кивнула.
   - Мне Дарья Осипова нужна из девятого барака. Знаете такую?
   Баба молчала, но продолжала испытующе глядеть на гостью.
   - А почто она тебе?
   - Значит, дело есть, коль я здесь. Родственница я ей - сестры дочь. Племянница значит. Мать моя без малого двадцать лет ее искала. А сейчас узнали, что Дарья на поселении. Получили разрешение. Мать сама приехать не может - меня отправила. Гостинцев вот передала.
   - Гостинцев передала... - хмыкнула баба. - Гроб ей передавать уже надо да саван.
   - Умерла?!
   - Нет еще, но больше месяца не протянет. Умирашка она - дело верное. Я на них тут насмотрелась - в тюрьмах-то с чахоточными возиться не хотят, освобождают их и шлют на выселки, вот сюда, подыхать. Зинаидой меня зовут, иди за мной. Ее из девятого в шестой перевели, в отдельную комнату.
   Дверь в комнату была приоткрыта. Дарья лежала в крошечной каморке на сколоченных досках, что стояли на трех известковых блоках. Роль прикроватной тумбочки исполнял тот самый чемоданчик с латунными уголками, с которым Дарья Осипова, переводчица и кладоискательница, отправилась в экспедицию в Афганистан. Матрасом служили поротые ватники, а одеяло было настоящим - его голубой стеганый глазок выглядывал из маленького окошка пододеяльника, сшитого из казенных простыней.
   - Мое одеяло, - тыкнула Магде в бок Зинаида, - жалко ее стало, баба-то она хорошая. Скоро мне его обратно отдаст, - и тяжко вздохнула.
   Хозяйка каморки спала крепко. Волосы, ее, когда-то черные с отливом, а ныне сильно битые сединой, были по обыкновению коротко острижены. Под глазами лежали глубокие тени - казалось, они вместе с веками провалились в самые глазницы. Если раньше было не совсем ясно, то сейчас и вовсе стало непонятным, кто лежал в каморке - мужчина или женщина. Прав был Лемур - "от женщины у нее только имя и отсутствие кадыка". И, как бы в подтверждение его слов, из-за края одеяла свесилась впечатляющих размеров нога в штопаном шерстяном носке. Нос ее, всегда крупный, смотрелся на истощенном лице и вовсе клювом, губы отдавали синевой.
   - Тубрик - тут уж ничего не поделаешь... - развела руками Зинаида, - вот, воды вам оставлю. - И, взяв взамен пустое ведро, дала последнее указание: - Примус общий в конце коридора. Если что нужно, обращайся - я в том доме живу. Ночевать-то где будешь?
   - Да я одним днем, с Григорием вашим договорилась - вечером за мной заедет.
   - Ну смотри. Если что - у меня место есть. Возьму недорого.
   Магдалина сняла с себя пальто, скатала, положила рядом с лежанкой и села на него. Рядом стоял табурет, но сидеть выше хозяйки Магда считала неучтивым - вспомнились уроки дедушки Караванова про восточные традиции, а хозяйка каморки была, как-никак, с Востока. Будить Дарью она не хотела. А чего будить, когда не знаешь, о чем с человеком разговаривать? Да, приехала. А дальше что? Никто не предупреждал, что Дарья при смерти. И что в сложившихся обстоятельствах теперь можно предложить угасающей кладоискательнице - Магдалина не имела понятия.
   В бараке было нежарко. Магда, не снимая платка и шерстяной кофты, подобрала щепочки у буржуйки и начала растапливать маленькую чугунную печку. Платок съехал с головы, и по плечам рассыпались густые, блестящие волосы.
   - Магдалина, зачем ты здесь? - хриплым голосом произнесла Дарья, не вставая с лежанки.
   - Дарья?[Author ID2: at Wed Jan 21 16:56:00 2015 ] Владимировна... Дарья?[Author ID2: at Wed Jan 21 16:56:00 2015 ]...
   Дарья застала ее врасплох. Никогда еще так долго она не подбирала нужные слова. Никогда еще не раздумывала, с какой стороны зайти в разговор. И это она! У которой всегда что-нибудь да припасено! Одним из пунктов обвинения Дарьи, как Магде объяснили, не вдаваясь в подробности, числились заведомо ложные показания о ценностях государственной важности, известных как "Золото Бактрии". Магдалине предлагалось заключить с кладоискательницей условное соглашение: Дарья рассказывает, где на самом деле это золото спрятано, и если место действительно подтверждается, то Дарью реабилитируют. Вполне приемлемые условия. На это, конечно, уйдет время, но переводчице Осиповой даже разрешат вернуться в Ленинград... Только вот сейчас какой смысл Дарье открывать местонахождение золота тем людям, которые, можно сказать, лишили ее жизни?
   - Вы узнали меня?
   - Конечно узнала. Забыть тебя сложно. Я еще когда в первый раз тебя увидала, то подумала: "Создаст же Творец такую красоту". Так зачем ты приехала?
   - Дарья? Владими...
   - Просто Дарья?, - резко оборвала ее лежащая хозяйка.
   - Не знаю, как вы к этому отнесетесь, - начала Магда, - но у меня к вам предложение...
   - Воооот! - крикнула Дарья, усевшись на лежанке и выбросив в сторону гостьи костлявый кукиш. - Вот так и передай своим хозяева?[Author ID2: at Wed Jan 21 17:00:00 2015 ]м, что они у меня получат! Жизнь мою под откос пустили, сгноили в тюрьмах, а теперь золото им, видите ли, подавай! Хрен! Так и передай - ХРЕН они чего с меня возьмут! Передавай, не бойся! Хочешь, на бумаге напишу? Прям так жирно выведу, с большой буквы? И дату с подписью поставлю. Дни мои сочтены, и взять с меня им уже нечего. Что, снова на нары отправят или расстреляют? Да только услугу окажут, страданиям моим конец положат!
   Приблизительно этого Магда и ожидала, но если бы здоровая Дарья выплеснула первые эмоции и успокоилась, то с Дарьей умирающей говорить было уже не о чем.
   - Я поняла вас, Дарья. Ничего писать не надо. Я все передам на словах. У меня только будет к вам небольшая просьба - я тут привезла вам тут кое-что... возьмите, пожалуйста, может быть, пригодится...
   - Поставь в угол, разберусь.
   Магда положила вещевой мешок к умывальнику.
   - И еще один вопрос...
   - Валяй, гражданин начальник.
   - А как вы узнали, откуда я?
   Дарья разразилась каркающим смехом:
   - Она меня спрашивает как?! Да я еще в экспедиции, когда прознала про твои фокусы с памятью, сразу поняла: либо девчонка из ОГПУ, либо при такой мордашке и способностях они ее быстренько к себе заграбастают. Тоже мне арифметика - дважды два четыре! Ну, как тебе мои способности?
   - Никак. Вы сильно промахнулись, но не буду вас больше задерживать...
   - Подожди, подожди. - Дарья привстала на локте. - Как промахнулась? Намного?
   - Очень.
   - Расскажешь?
   Магда прислонилась к стене. А что, собственно говоря, такого? Ничего особенного в ее истории нет - хоть в передовицу под заголовком "Верный путь!" помещай. Другое дело, что до Магдалины только сейчас дошла банальная истина - ей, оказывается, есть чего терять! Все те чувства, что который год разрывают ее на части, а именно стыд и страх, любовь и страсть, печаль и тоска, уже не имеют к ее собеседнице никакого отношения. У нее все это в прошлом. И даже то, что Магда сейчас ходит по лезвию ножа, на который она сама, по собственной неосмотрительности загнала себя, есть в какой-то степени счастье, уже недоступное этой бедной женщине на лежанке из ватников.
   - Вы помните моего мужа? Зверева Андрея? Оператора? Его арестовали в феврале двадцать девятого... - тихо начала Магдалина, - но он не дожил до суда. Его убили. Уголовники убили в тюрьме... Один урка, из рецидивистов, его ножом и пырнул. Я думаю, что своей гибелью Андрей меня спас. Обвинение в итоге предъявлено не было...
   Как она ни старалась, а голос предательски сорвался, и на какое-то время пришлось замолчать. Прекраснейшие бабочки-геликонии затрепетали на ее лице, разбрызгивая своими крылышками горькую и соленую росу... Вспомнилась февральская ночь, когда пришли за Андреем, и как он спокойно собирал вещи, приговаривая "Не переживай, дорогая, это недоразумение, всего лишь недоразумение", а она понимала, что это закономерность. На тот момент почти вся "восточная" съемочная группа числилась под арестом... Сейчас, так же как и тогда, свело горло, но четыре года назад от рыданий ломило грудь... Сложно забыть, как с ней перестали здороваться соседи и как она дергалась от каждого шороха, и, конечно же, те десять ночей, что она провела в одежде на узелке с вещами... На одиннадцатую ночь ожидания стали явью.
   - Кого еще из наших арестовали? - прервала ее молчание Дарья. - Дедушку я той же зимой похоронила.
   - Из тех, кого я знала по Москве, - всю киногруппу...
   - А Лемура? Он же московский...
   - Да, он московский, - аккуратно подбирая слова, ответила Магдалина, - и на тот момент он был на свободе. Но с тех пор я его больше не видела.
   Дарья в задумчивости сдвинула брови:
   - Хм... куда же это он, интересно, мог запропаститься?
   Магда пожала плечами.
   - Ну ладно, так как ты к ним в итоге попала?
   - До ареста Андрея я работала в Госторге... Потом и меня арестовали. Допросили, но обратно в камеру отправлять не стали, а предложили работать в ОГПУ. Сказали... сказали, что, сотрудничая с ними, я могу поспособствовать освобождению мужа. Мне показалось... мне показалось, что раз они мне что-то предлагают, то Андрей действительно не так уж и виноват и я... и я действительно смогу... Я согласилась...
   - Противно, да? - вдруг спросила переводчица.
   - Нет, - честно ответила Магда, - мне было страшно. Просто страшно... Конечно, это с кем-то когда-то случалось... - Тут она споткнулась, но Дарья вдруг "протянула ей руку" и продолжила мысль:
   - Да-да, слышу милейшего Евлампия Евсеевича, царствие ему небесное, если оно в нашем мире, конечно, существует. Его теория - договориться с самим собой. Я ведь тоже договорилась сама с собой, когда согласилась с ними работать. Мне, дуре, не то что противно, страшно не было, когда они ко мне с предложением пожаловали. Думала, что смогу их переиграть. Даже понятия не имела, какому дракону в пасть голову засовываю.
   - Да уж... - вздохнула Магда. - Ну ладно, не буду вас задерживать...
   - Подожди! - Дарья снова привстала на одном локте. - Что тебе будет, если вернешься на Лубянку ни с чем?
   Магда снова пожала плечами. Она действительно не знала - такое задание ей поручали впервые. Она работала в экономическом отделе ИНО ГПУ и если имела отношения к добыче информации, так только технической. Дело Дарьи к промышленному шпионажу никоим образом не притянуть, но на службе начинали завывать очень странные ветра, да такие, что лишних вопросов Магдалина уже давно не задавала, а молча выполняла приказы.
   - У вас с Андреем дети были? - спросила Дарья.
   Магда отрицательно покачала головой. Дарья, сама того не желая, наступила на ее больную мозоль.
   - Не было... - задумчиво повторила Дарья. - Ну что ж... Тогда садись и слушай меня внимательно. Времени, как видишь, у меня совсем нет... близких тоже никого, но одно желание не дает мне покоя. И чем ближе мой час, тем оно сильнее. До последнего боялась я кому-то открыться. Человек, как я вижу, ты не подлый и, скорее всего, правильный. Не твоя вина, что и тебя судьба вот так, через колено... Короче, выполнишь мою просьбу - золото ваше. И тебе на Лубянке по меньшей мере ничего не сделают, и мне умирать будет спокойно. Только выполнишь мою просьбу так: половину расскажешь своему начальству, а половина... вот она останется между мной и тобой. Это будет наш с тобой договор, скрепленный моей смертью. Так что исполнение его будет целиком и полностью на твоей совести. Так вот, есть у меня дочь...
   - Дочь?! - чуть ли не выкрикнула от удивления Магда. - У вас есть дочь?! Извините...
   Дарья зашлась хохотом, перешедшим в удушливый кашель. Отдышавшись, она прислонилась спиной к подушке и стерла со лба испарину.
   - Да я не меньше твоего удивилась, когда узнала, что в положении... Сейчас ей пять лет...
   Дарья заметно погрустнела и ушла в себя... Видно было, что она вспоминает самые приятные моменты, перебирает губами ласковые слова, улыбается... и вдруг лицо буквально стекло вниз, голова резко откинулась на подушку, а из глаз переводчицы брызнули слезы
   - Доченька, - захлебываясь от кашля и слез, шепотом запричитала Дарья, - моя любимая доченька, солнышко мое, душа моя, сердце мое! Неужели я больше никогда не увижу тебя, не прикоснусь к тебе, не обниму тебя? Доченька моя... Диночкаааа!!!!
   Магда бросилась к рыдающей женщине, но та выставила щитом руку:
   - Извини... извини... извини... минутная слабость. Болезнь проклятая. Сейчас пройдет, сейчас пройдет, - всхлипывала Дарья. - Желание у меня есть. Можно сказать, последнее: привези мне дочь - и золото ваше. Хочу... чтобы она запомнила мать. Ей всего два годика было... когда... я... ее... у китайца по осени... спрятала... как рубины....
   В этот раз рыдающая Дарья сопротивляться не стала. Магда крепко обняла трясущуюся женщину и прижала колючую голову к своей груди.

***

   Стол накрыли на табуретке, застелив ее газетой. "Может, к соседкам докашляю, подобие скатерки возьму?" - спросила Дарья, но Магда покачала головой. Она доставала из вещмешка пирожки, соленые огурцы, водку, папиросы...
   - Извини, - они уже перешли на "ты", - не знала...
   - Давай, давай, вытаскивай, - подбодрила ее хозяйка, - пригодятся.
   Соседки угостили их вареной картошкой и куском соленой рыбы - "стол" ломился от яств.
   - Ну что, наливай, что ли, - скомандовала Дарья, и Магда, откупорив бутылку, наполнила на треть граненые стаканы.
   - Первый, кому я рассказала свою историю, - начала Дарья, закусив соленым огурцом, - был китаец Ван Чунь. Он на Драчевке, в Москве, имел долю в опиумном салоне. Знаешь, где это?
   Магдалина выпила и помотала головой. И непонятно, то ли она понятия не имела, что такое Драчевка, то ли водка была забористой.
   - Ее еще Грачевкой называют, улица это в Сретенских переулках. А вообще Драчевкой все, что от Сретенки к Цветному бульвару раньше шло, так и называли. Ван Чунь - это далеко не полное имя моего китайца, но он предпочитал, чтобы его звали просто - дядя Ваня.
   - А что, китайцы и на Сретенке были? Я-то думала, только на Китай-городе. - Не привыкшая к крепким напиткам Магда шмыгнула носом.
   - Ой, милая моя, да их там в мое время видимо-невидимо было. И прачечные китайские, и общежитие китайское там стояло, и опиумные дома именно китайцы держали. Еще помню, ходили они в круглых курточках, белых чулках с аршинами за плечами и ткань какую-то продавали. А вообще, Драчевка и округа еще тот околоточек был: и опиумные дома, и бордели на всякий вкус и кошелек, и бандиты-разбойники всех мастей. В некоторых переулках горели только красные фонари, а в иных и вовсе освещение отсутствовало. Жуть, да и только! А самый кошмар - это, конечно, трактир "Ад" и его подземные переходы... Ох и походила я по ним - сама страху натерпелась. Дальше его городовые и заходить-то боялись.
   - А тебя-то как в этот вертеп занесло?
   - Именно занесло - по-другому и не скажешь... бежала я из родительского дома в шестнадцать лет... Сейчас кое-чего покажу...
   Дарья привстала, чтобы поднять чемодан у своей лежанки. Сил уже не было, и Магдалина вызвалась помочь - поставить чемодан на кровать. Щелкнули замочки, открылась крышка, блеснули латунные уголки, и из обитых ситцем недр появился желтый фотоснимок в картонной рамке. На Магду смотрела семейная пара: полный седовласый мужчина в мундире и красивая женщина в восточном одеянии в окружении множества детей. В верхнем правом углу, как бы в отдалении, грустный мальчик в девчачьем платье виновато смотрел в объектив.
   - Вот, значит, моя семья... Мама, папа, братья, сестры... Отец мой, Владимир Николаевич Осипов, служил по мытному, то бишь таможенному, делу в Самарканде. Хорошо, видать, служил, и не только в государеву пользу, раз скрывавшийся в те года в Самарканде афганский эмир Абдур Хамид возжелал выдать за него свою юную родственницу, шестнадцатилетнюю Зейнаб. Кстати, это был поистине королевский дар. Мало того что приданое невесте назначилось такое, что пришло оно двумя возами, плюс сундук с драгоценностями, размером... чуть меньше этого чемодана. Так и сама Зейнаб происходила из богатой и просвещенной афгано-персидской семьи. По прошествии времени я начинаю понимать, что мать-то моя была очень необычной женщиной, правда со странностями. Она знала несколько языков, писала стихи, сочиняла удивительные сказки. А как она пела! Учила нас традициям, рассказывала про обряды. С детьми, а нас двенадцать человек было, разговаривала только на фарси или дари. Складывалось такое ощущение, что она продолжала жить в Персии, а не на границе Российской империи.
   - Ну надо же... и от парчового халата с рахат-лукумом ты, выходит, бежала к водке и холщовой рубахе...
   - Выходит, что так... - Дарья вздохнула и молча наполнила стаканы. - Ну что, смотреть на нее, что ли, будем? Давай еще по одной...
   Снова выпили, закусили. Второй стакан пошел легче - внутри отпустило, потеплело.
   - У тебя самой-то родители живы? - неожиданно спросила Дарья.
   - Нет. Мама умерла в Гражданскую, а отец в двадцать четвертом...
   - Светлая им память... А я даже не знаю, живы ли мои или как... - задумчиво произнесла бывшая кладоискательница. - Ты это хорошо сказала про парчу и лукум... Но вот ведь как грустно-то в моей жизни все выходит - карточку своей семьи я везде с собой беру. А зачем беру? Сама не знаю. Семьи как таковой, если рассудить, у меня толком-то и не было.
   Магда вопросительно подняла брови.
   - Ну что ты вскидываешь на меня свои собольки?,- грустно усмехнулась переводчица. - Обузой я для них была... Я ведь сколько себя помню, столько чувствовала себя попеременно то девочкой, то мальчиком. Мальчиком чаще. И лицо было мальчишеское, и интересы, и даже манеры... Все девочки как девочки: шьют, вышивают, играют в куклы. Даже самые дурные дурнушки кокетничают и мечтают о прекрасном принце. А я всего этого где-то не понимала, а где-то и вовсе терпеть не могла. Играла с братьями, прекрасно скакала на лошади и научилась стрелять... Позор, да и только... Семья всегда меня стеснялась. Я это хорошо запомнила, а вот что такое родительская любовь - это прошло мимо меня. Не помню, чтобы мать или отец меня обняли или хотя бы ласково взглянули... Ну, может быть, в самом раннем детстве... Сестры с братьями тоже особых чувств ко мне не питали. Единственный человек, кто меня не презирал, была Дина. Мамина бабушка. Жаль, нет у меня ее карточки...
   - Она жила с вами?
   - К сожалению, нет... Живи она с нами, все, может быть, и по-другому сложилось. А так... Каждый год мы старались выехать всей семьей в Персию погостить. Родня матери меня тоже не жаловала, а вот Дину мои странности как будто бы не касались. Она была слепой, но видела поболе иных зрячих. Кстати, на самом деле меня действительно зовут Да?[Author ID2: at Wed Jan 21 17:31:00 2015 ]рья, но Дина звала меня на свой манер - Дарья?[Author ID2: at Wed Jan 21 17:31:00 2015 ]. Ее очень уважали, и я старалась проводить побольше времени рядом с ней. Именно Дина поведала мне множество легенд, преданий и просто интересных вещей, в том числе и про золото Бактрии. А еще она знала немыслимое количество историй про принцев и разбойников, про клады и сокровища и рассказывала их так, будто сама принимала в них участие. Я слушала ее и представляла, как однажды выйду из дома и отправлюсь искать сокровища... Так появился Бахтияр... Вот тут надо выпить...
   Третью порцию Магда осилить полностью не смогла. Дарья сделала глубокий выдох и понимающе кивнула:
   - Не хочешь - не пей... Если не идет, не надо себя насиловать. Только хуже потом будет.
   - Угу, - согласилась Магдалина. - Так как появился Бахтияр?
   - Бахтияр, значит... Не знаю, что случилось первым - то ли я начала воровать и появился он, то ли наоборот. Короче, украла я брюки у одного из братьев. Вечером, после очередных рассказов Дины, в которых я, как обычно, находила несметные сокровища, я закрылась в своей комнате, зашторила окно, зажгла керосиновую лампу, сняла с себя всю одежду, надела брюки, и в мутное зеркало над туалетным столиком на меня взглянул Бахтияр. Вместо запуганной несчастной девчонки на меня смотрел сильный, красивый и умный юноша, кем я себя в душе в тот момент и считала... Вечернее время, тусклый свет керосинки и патина на зеркале затерли все лишнее, наносное, что было во мне, оставив только истинную сущность...
   - И ты тогда решилась на побег? - То ли алкоголь брал свое, то ли история показалась действительно интересной, но Магде уже не терпелось подойти к развязке.
   - Нет, сбежала я чуть позже, когда к нам в город переехал генерал Кернер с семьей. Нанесли они нашему семейству визит. Кернер с супругой и детьми. И тут вышел такой конфуз, после которого оставаться в доме не было уже никакой возможности...
   - А что случилось-то?
   - Да влюбилась я, - хмыкнула Дарья, - в дочку Кернера - Любочку, в белокурого ангела с серыми очами, влюбилась с первого взгляда. Стояла, смотрела на нее, взгляд отвести не могла... Краснела, бледнела... ну, короче, ни от кого мое чувство не укрылось... Всем было жутко неловко, а я готова была провалиться сквозь землю. Ну, в этот вечер я и решилась... На тот момент я уже регулярно воровала мужскую одежду и иногда обряжалась в нее по вечерам. В ту ночь мне было уже не до игр - пришло время Бахтияра. Я знал, куда отец прячет ключ от сейфа, открыл я его, выгреб наличные, небольшую часть приданого и бегом из дома. Куда глаза глядят... Так что вот такая история...
   Дарья налила себе. Магдалина взяла в руки недопитый стакан.
   - А китаец дядя Ваня? - спросила Магда.
   - А с ним меня случай по дороге свел - он-то и привез меня в Москву и поселил у себя.
   - Как Бахтияра?
   - Ага, - кивнула Дарья, - как Бахтияра.
   - И ни разу не догадался, что ты девица? - не унималась захмелевшая Магда. - А как же...
   Дарья снова расхохоталась своим кашляюще-каркающим смехом.
   - Да, работа в ОГПУ накладывает свои отпечатки - ишь ты, какая любопытная... Ну ладно, раз тебе так интересно...
   Китайским болванчиком голова Магды качнулась туда-сюда. Дарья усмехнулась:
   - А китайцу моему совершенно ни к чему было, мальчик я или девочка. Во-первых, он до водки был очень охоч. Не запойный, но пропустить полдюжины стопок и упасть без чувств считал себя обязанным. Только беда - не мог он за воротник без компании закладывать. Во-вторых... А во-вторых, видела бы ты, какие вообще на Драчевке персонажи встречались! Выбирай на любой вкус! Вот идет дамочка, вся в мехах, шелках, духами одонирует. А кто она? Да обитательница какого-нибудь дорогого борделя типа "Рудневки". С одного клиента до пятнадцати рублей зарабатывает! Это ж деньги! А навстречу кокотке тащится совершенно оборванное существо неизвестного пола. Они равняются. И только по тому, что разряженная фифа кивает на приветствие этого существа, можно сделать догадку, что ОНО скорее всего женщина. Перевожу - оборванка сама в прошлом проститутка и, возможно, у той же "мамы", но потом опустилась до Колосова переулка. Так что ни внешность, ни пол Бахтияра ни у кого интереса не вызывали, тем более у дяди Вани. Мы с ним другие дела вертели... Про то, что я Дарья, приходилось вспоминать только в бане. И, чтобы не выдать себя, ходил мыться подальше - на Самотеку. Так и жил Бахтияр, пока не вернулась Дарья...
   - Это как?
   - А вот так... В детстве у меня тоже такое случалось. Мне этого не объяснить, а тебе этого не понять. Это ощущение такое... Очень похоже на стыд... Нет, словами не передать... Пришлось рассказать все дяде Ване. Он не удивился. Сказал, что в местах, откуда он родом, он про такое слышал и таких людей видел. Более того, эту особенность можно хорошо использовать. Мне очень от этого полегчало. Думалось, одна я такая на всей планете, а оказалось, что нет. Потом я уже научилась менять Дарью с Бахтияром по своему желанию. А что касается тех регулярных физиологических особенностей... тут ведь как интересно получилось - как только я становился Бахтияром, все прекращалось, стоило вернуться Дарье - начиналось. Такие вот дела... Так что отсиделся Бахтияр-Дарья у китайца какое-то время, обмялся, с народом кой-каким обтерся, завел нужные связи и отправился обратно в Туркестан...
   - Клады искать, да? - зачарованно спросила Магда
   Дарья улыбнулась:
   - А ты думаешь, они там на каждом углу зарыты - только копни лопатой, да? Нет, конечно. Караваны я проводил. Разные.... Ну и клады, конечно искал. Особенно много их в Гражданскую стало образовываться... Но это уже тема для другого разговора. А Драчевку в том же году, как я ушла от дяди Вани, разогнали. Полицмейстер из столицы приехал и навел в том бардаке порядок. Опиумный салон прикрыли, а дядю Ваню, представляешь, оставили. Так и живет он там и по сей день. Как заговоренный. После случая на КВЖД многих ведь китайцев арестовали, а моего не тронули. Не иначе как бурятом прикинулся.
   - Слушай, - щеки Магдалины уже полыхали, язык слегка плутал, а глаза поблескивали хмельным огоньком, - а рубины-то ты куда дела? И как у Бахтияра появилась дочь?
   - А вот про это мы с тобой и будем сейчас серьезно говорить, - сказала Дарья и убрала недопитую бутылку с импровизированного стола.
   Успехи СССР в войне в Афганистане будут с самого начала сомнительными. Особую тревогу вызовут провалы разведывательных операций, когда на территорию зашлют подготовленных выходцев с Узбекистана и Таджикистана, но вместо информации в части будут подбрасывать изувеченные тела полуживых разведчиков со снятой полосками кожей, завязанной над головой. Их назовут "луковицами". На начало восьмидесятых Магдалина Васильевна Зверева, несмотря на возраст, еще будет преподавать в школе КГБ. Печальной информацией про "луковицы" с ней поделится бывший ученик, на тот момент занимавшийся подготовкой кадров для текущей войны. Тогда Магдалина расскажет ему про Дарью. Про то, как она вела их экспедицию, про то, какие жесты и слова использовала. Вспомнит Магдалина и про то, что этим жизненно важным навыкам Дарья была обязана матери и как важно было тогда, полвека назад, соблюдать ритуал до малейших деталей.
   Через некоторое время, в двери ее квартиры раздастся звонок - на пороге с букетом цветов и коробкой дефицитных конфет появится тот самый бывший ученик. Визит ничуть ее не смутит - ученики ее будут любить, а выйдя в люди, постараются не терять из виду, поддерживать отношения: обращаться за советом, делиться переживаниями.
   - Вы даже не можете себе представить, Магдалина Васильевна, - скажет офицер за чашкой чая, - но в Душанбе, в нашей, кстати, Конторе, мы нашли... кого бы вы думали?.. Переводчицу немецкого, причем ее прабабушка по-русски почти не говорила, а дожила до ста четырех лет!
   - Что, всю жизнь старушка говорила на немецком?
   - Да в том-то и дело, что нет! Говорила она как раз на фарси! Поэтому все ее дети и внуки говорили на фарси и соблюдали традиции! Она из Ирана родом сама была. Прямо как в той истории, которую вы мне рассказали!
   - М-да, действительно занятно...
   - Еще бы! А переводчица нам здорово помогла. Вы снова оказались правы - наши бедные мальчики прокалывались на сущих деталях. Но каких! Про такое ни в учебниках, ни в методических рекомендациях не пишут. Какой-то жест не так исполнил, не с той стороны сел - и все, считай, все пропало!
   - А как прабабушку звали, вы переводчицу не спросили?
   - Нет, знаете, как-то не до того, если честно, было... Но если вам интересно, я могу узнать. Прямо сейчас. Где у вас телефон?
   - Нет, нет, - отработанным учительским жестом Магдалина остановит своего гостя, - не стоит. Какая, в сущности, разница, как ее звали? Мне кажется - Зейнаб, а может быть, и иначе. Главное, что "луковиц" больше не будет. Я вас правильно поняла?

Накидные петли

   После ареста Андрея от Магды отвернулись почти все. Даже сестра.
   - Он мне никогда не нравился, - презрительно хмыкнула Ада и спешно удалилась, шурша китайским шелком, будто ее это вовсе и не касалось. - И тебе жизнь испортил, и еще всех нас до каталажки доведет! Разведись с ним, пока не поздно! - крикнула сестра откуда-то из спальни.
   Чай в столовой с ней остался пить зять Леонид, накапав предварительно в мензурку успокоительных капель покойного Самуила Ароновича.
   - Ты на нее не обижайся, - тихо произнес Леонид, - и заходи к нам в любое время...
   - Спасибо, Леня...
   Вторым, кто не побоялся ее тогда поддержать, оказался Андрей Баташев. Он наведался в дом с летучими мышами на третий день после ареста Андрея Зверева. Увидев доктора в дверном проеме, Магдалина даже не дослушала, что ей говорят, а фурией набросилась на гостя. Она колотила его кулачками, пинала ногами чемоданчик, обвиняла во всех грехах и настолько разошлась, что даже припомнила тот самый разговор с Яковом про "острог".
   - Ну что, добился своего?! - орала она, потеряв самообладание. - На, на, забирай меня, чудовище! Ведь ты именно этого хотел!!! Что стоишь смотришь?! Радуйся! Твоя взяла!
   Андрей, может, и рассказал бы, что дружба между ним и всесильным Яковом надломилась еще перед отъездом в экспедицию, но состояние Магды было крайне неподходящим для объяснений. Как врач, он понимал всю бесполезность общения с людьми в состоянии аффекта и молча стоял, подняв глаза к потолку, подставляя свое юношеское тело под ее крепкие удары. Пузырьки в чемоданчике жалобно звенели, заглушая едва уловимые стоны маленького доктора.
   Когда Магда наконец отстала от Андрея и в исступлении бросилась в рыданиях на кровать, доктор Баташев, морщась от боли, вытащил из нагрудного кармана записную книжку, выдрал оттуда лист, черкнул пару строк и, положив сообщение на стол, тихо удалился. Через некоторое время Магдалина пришла в себя и прочитала записку. Круглые буквы вразнобой сообщали: "Дорогая Магдалина, ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь. Андрей Б.".
   Третьим, и последним, верным другом оказалась Томочка-таперша с Берсеневской набережной. Все остальные сторонились ее, как прокаженной.
   Известие о гибели мужа Магда получила в начале лета, но то, что его нет в живых, она поняла уже весной, когда сначала закрыли, а потом начали разбирать ИХ церковь Ржевской Божьей Матери, ту самую, на ступеньках которой Андрей и Магдалина еще не целовались, но поняли, что будут вместе. Каждый год они ходили посидеть на ее ступеньках - отметить годовщину знакомства. И, видя, как рабочие рушат место, где зародилась их любовь, она все поняла...
   - Да ладно тебе, - утешала ее Томочка, - сейчас много церквей сносят, а это просто совпадение. Могли сидеть на лавочке, а ее через месяц и вовсе сломали бы.
   - Нет, нет, Томка, - рыдала Магдалина, - ты не понимаешь, это НАШЕ место... это как... это как...
   - Говорят, там будут строить какой-то новый, совершенно революционный дом. - Тома не оставляла попыток успокоить подругу. - Нигде в мире такого не строили! И мне кажется, это хороший знак - тебе же все, что связано с новой архитектурой, нравится! Я думаю, встретитесь вы с Андреем и все у вас начнется с новой силой. И даже ребеночек получится!
   От желающих ее утешить уже не было отбоя. Пришли в себя сестра и госторговские подружки, очухались "друзья семьи", и завелись новые знакомые, появились даже покровители, но Магдалина всех держала на расстоянии вытянутой руки. Сказалась февральская история, когда она осталась, можно сказать, один на один со своей бедой.
   Теперь, осознав истинную ценность человеческих отношений, она очень дорожила зятем и Томочкой и стала кропотливо подходить к выбору знакомых. Придя в себя, Магда оценила и смелость поступка доктора Андрея - сотрудник ОГПУ (в этом она уже не сомневалась ни минуты), а не побоялся подставить свою репутацию под удар. Ведь что он сказал, когда вошел? "Магдалина, я все знаю. Собирай вещи - поживешь у меня. На Сретенке тебя не найдут, а я за это время что-нибудь придумаю". "Надо перед ним извиниться", - решила Магдалина и написала доктору коротенькое письмецо. Ответа не последовало. Обиделся? Ну и шут с тобой! К тому же в ее жизни начало завязываться кое-что интересное...
   В марте тридцатого года она получила первое Письмо. Все, и содержимое и конверт, было заполнено на печатающей машинке. Обратный адрес отсутствовал. "Не иначе как кто-то из сослуживцев развлекается", - решила Магдалина, вспомнив, как недавно разыграли переводчика Мишу Лойе письмом о получении наследства. "Заняться им нечем!" - подумала Магдалина и развернула лист бумаги. Нет, это был не розыгрыш, но с подобного рода вещами она в своей жизни еще не сталкивалась... Во-первых, Письмо обладало столь изящным и легким стилем, что Магдалина сама не заметила, как полностью в него погрузилась. Во-вторых, если бы она не держала перед собой лист бумаги, то наверняка бы решила, что это ее душа приняла форму текста и лежит теперь у нее на ладонях. Откуда автор мог знать, что она в последнее время чувствует? Откуда ему знать про грусть, тоску, страх, одиночество, потерю уверенности в будущем, боязнь жить настоящим? В-третьих, Письмо было светлым. Нет, бумага была самая дешевая, но с ее желтоватой поверхности неизвестный автор уверял Магдалину, что она не одна и ей стоит только захотеть, как весь мир окажется у ее ног. Так уж и весь мир... Магда улыбнулась и на всякий случай понюхала Письмо - пусто. Так кто бы это мог быть? В круг "подозреваемых" набралось сразу трое: начальник отдела Константин Георгиевич, приятель покойного Андрея Миша Кораблев и сослуживец Артем Войцеховский. Константин Георгиевич совершенно не скрывал своего расположения к Магде, но был повязан по рукам и ногам: жена, трое детей, звание, должность, репутация. Магде всегда нравилась его речь: чистая, красивая, без слов-паразитов. Мог он начать писать ей письма? Еще как мог! Дальше - Миша. Он еще при Андрее околачивался вокруг Магдалины и смотрел на нее с нескрываемым обожанием. Миша числился литератором, печатался сразу в нескольких журналах и готовил к выходу первую книгу стихов. Ему сам Бог велел вступить с ней в переписку. Теперь Артем... Он чем-то напоминал товарища Башилова. Такой же робкий и щедрый, только, в отличие от Башилова, сильно начитанный и вставляющий в свои фразы обороты типа "Помните, как у раннего Горького?" Нет, она не помнила... И что поклоннику Горького оставалось делать? Наверное, только писать письма.
   В месяц приходило от семи до девяти Писем с интервалом в три-четыре дня. Случались и краткие перебои. Открывая в один из июньских вечеров почтовый ящик, Магдалина поймала себя на мысли, что она уже с нетерпением ждет очередного Письма. "Стыд-то какой, - корила она себя, - едва год прошел с гибели мужа, а я, можно сказать, уже увлеклась другим..." И это было правдой. Магдалина быстро поняла, что никто из обозначенной ею троицы не имеет к Письмам никакого отношения. Автор принадлежал к людям другого уровня или, если такое сравнение уместно, другого сорта. Незнакомец и думал по-другому, и иначе излагал суть вещей, да и темы его эссе находились в стороне от повседневности. Жаль только, что имя свое поклонник держал в секрете, подписываясь простой буквой "Н". Николай? И она снова не заметила, как вступила с "Николаем" во внутренний диалог, нарисовав перед этим в своем воображении образ высокого темноволосого красавца, стоящего на вершине горы. Полы его плаща развевает ветер, руки заложены за спиной, четко очерченный профиль направлен в сторону заходящего солнца. Печальный рыцарь смотрит вдаль...
   Его трепетное отношение к себе Магдалина чувствовала в каждом Письме. Безусловно, он ее достаточно часто видел. Иначе как бы он узнал, что несколько дней назад она неловко подвернула ногу? Или купила в "музторговском" магазине на Тверской грампластинку с цыганскими романсами? Но кто бы это мог быть? Вот вопрос... Еще Магду удивляло то, как тонко он ее даже не чувствовал, а ощущал... Только ощущением можно предугадать мысли и проникнуться настроением. Непостижимым образом "Николаю" удавалось открывать в Магдалине те особенности ее натуры, о которых она не догадывалась. И только одну тему он обходил стороной - то, что не давало Магде покоя и не первый год скребло ее душу... невозможность иметь детей.
   Про себя рыцарь пера "говорил" очень мало: либо через призму жизненного опыта, либо ссылаясь на прочитанное. Очень часто использовал местоимение "я". "Хочу преподнести тебе кусочек счастья. Я нашел его для тебя в томике Короленко. Я открыл "Слепого музыканта" и не мог оторваться. Интересная мысль: счастье - это не только ощущение наполненности жизни, но и необходимость быть нужным кому-то. Ты мне нужна". Странно, но Магдалину это не раздражало. Наоборот, ей очень хотелось написать ответ, но ни одно из Писем не содержало обратного адреса.
   - Может быть, это дух Андрея? - спросила она как-то у сестры. Куда от нее денешься? Сестра все-таки...
   А сестра уже года два как полностью распрощалась с актерством и окунулась в более близкую ее сердцу среду - эзотерику. Отношения с тамплиерами, по счастью, ограничились приобретением старинного кольца с крупным изумрудом, и репрессии анархо-мистиков ее не коснулись. Кольцо действительно некогда принадлежало княжне Нестеровой и передавалось из поколения в поколение, но некоторые из окружения Аиды считали, что Нестеровы были не кем иными, как бежавшими в Ливонию, а затем и в Московию тамплиерами. Магда не упускала повода поиронизировать над Адой и ее кольцом, а та, до определенного момента, предлагала младшей сестре прогуляться в Даниловский монастырь и полюбоваться на гербы рыцарей-храмовников, что украшают расположенные на его территории церкви. Если в начале двадцатых эзотерика считалась увлечением модным, то уже в конце второго десятилетия XX века между мистиками и служителями культа власть проставила знак равенства и принимала соответствующие меры. Магдалина очень хорошо представляла все последствия этого est egale и переживала за вставшую на опасную стезю сестру. Каждый раз она пыталась стащить ее с оккультной тропинки, но та считала себя пролетарским метафизиком и, наоборот, старалась "открыть" Магде глаза на истинное положение вещей, в котором тайные знания занимают соответствующее место. Так, в пререканиях и диспутах, они перешли к разговорам о рыцарях, плавно подобрались к рыцарю "Николаю", его письмам и ощущению того, что с Магдалиной общается дух покойного супруга.
   - Исключено, - ответила Ада, прокручивая туда-сюда перстень, - духи или во сне приходят, или через медиаторов общаются. Тут какой-то Сирано де Бержерак выходит...
   - Кто? - не поняла Магдалина.
   - Возьми на полке книгу в красном переплете да прочти, - зевнула в ответ Аида.
   Так Магдалина пристрастилась к чтению. Какого же удовольствия она себя лишала все эти годы! Сколько миров лежали непознанными! Сколько ответов на интересующие ее вопросы крылось за корешками книг! Скольких ошибок она могла избежать! И как всеми этими открытиями она хотела поделиться с "Николаем"! Но он продолжал слать ей Письма без обратного адреса.
   И тут случилось то, что по законам жанра должно было случиться, - "Н" пропал. Полтора месяца от него не было вестей, и Магдалина не на шутку расстроилась. Аида отреклась от версии Сирано де Бержерака и настаивала на том, что "Н" просто сумасшедший, одержимый манией письма. "Нашел себе другую жертву!" Магда придерживалась иного мнения. На сумасшедшего "Николай" не походил. Зато на смертельно больного человека или, что хуже... Мысль, что она получает письма от кого-то из бывших белогвардейцев или врагов, нет-нет да появлялась... Это щекотало нервы и, что греха таить, добавляло страха в ее и без того непростую жизнь - то одного сослуживца арестовывали, то другого. Поймали и расстреляли Якова Блюмкина, пропал его приятель Лемур. Кто знает, кто будет следующий?
   "Извини, что я так долго тебе не писал. Обстоятельства сложились таким образом, что я не мог посвятить тебе достаточное количество времени. Ни от кого не принимай писем, написанных на скорую руку, - ты этого не заслуживаешь, - так начиналось новое Письмо, и Магдалина даже присела на ступеньку парадной, чтобы прочитать его. - Давно хотел рассказать, почему я решился написать тебе то первое письмо. Я увидел тебя. И сразу понял, что меня ты просто не заметишь в веренице своих поклонников. И я избрал свой путь - быть рядом с тобой. Этот путь - писать тебе письма. Мне кажется, что я единственный в твоем окружении, с кем ты общаешься подобным образом. И в этом мне нет равных. Даже не спорь со мной, самая прекрасная из спорщиц. Мы с тобой видимся достаточно часто, но ты проходишь мимо, даже не повернув голову в мою сторону. В последнее время я был очень занят. Как только выдалось время, я решил повидаться с тобой. Соскучился. Ты неважно себя чувствуешь? Тебя кто-то расстроил? На твоем лице я увидел след многодневной печали. Что могло тебя так огорчить? Как бы я хотел, чтобы это было так и расстояние, что разделяет нас, сократилось... Вот мой адрес - если вдруг у тебя будет желание сказать мне что-либо, я буду рад получить от тебя письмо. Но даже если ты и не решишься мне написать, я все равно рад, что ты есть в моей жизни..." "Вот мой адрес"!!! Сердце Магдалины радостно стукнуло - наконец-то Письмо содержало адрес... Абонентский ящик.
   Безусловно, это было безумие чистой воды. Даже верх безумия, легкомыслия и неосмотрительности. Сотрудница иностранного отдела государственного политического управления вступила в переписку с инкогнито через абонентский ящик! Уму непостижимо! Она тоже печатала свои ответы на машинке и отправляла на абонентский ящик без обратного адреса, но все равно это была чрезвычайно опасная игра. Наступали времена, когда и за меньшую провинность головы летели с плеч! Но именно так начался самый яркий и незабываемый роман в жизни Магдалины.
   Как и большинство пожилых людей, Магдалина Васильевна будет скептически относиться к техническим новинкам. Ну вот взять, к примеру, Интернет. Зачем он нужен? Если мобильный телефон она еще освоит и оценит его безусловные преимущества, то Всемирная паутина останется для Магдалины вещью, по сути своей, избыточной. Магдалина настороженно будет смотреть, как ее внучка Алла ночами пялится в мерцающий экран и что-то постоянно печатает на клавиатуре. То ли дело телевидение, которое Магдалина в последнее десятилетие своей жизни очень полюбит.
   - Алла, расскажи мне, пожалуйста, что такое виртуальный роман, - спросит она внучку, выключив пультом телевизор.
   - Ну как тебе сказать, Магда...
   - Да как есть, так и скажи.
   - Ну вот представь, ты никогда не видела человека, никогда не слышала его голоса. Ты с ним только переписываешься. Сначала о погоде, о природе и прочей ерунде, а потом... а потом ты с ним целуешься (не видя его и даже до него не дотрагиваясь) и, чего уж там, допускаешь до тела...
   - Хм... - Магдалина Васильевна опустит глаза и начнет внимательно рассматривать старинное кольцо с топазом, которое редко покидало безымянный палец ее левой руки, - а в мире-то ничего, оказывается, не меняется...
   Немолодой китаец остановился, приложил "ведьму" к стене, снял рукавицы, заложил их за пояс длинного ялового фартука и снял с плеча ящик-котомку. Отдохнуть и покурить он решил в обществе двух пузатых кариатид, подпиравших небольшой балкон. Китаец вытащил длинную изящную трубку, набил ее табаком, разжег и затянулся. Судя по "ведьме" и фартуку, бывший опиумный барон зарабатывал на жизнь сапожным ремеслом. В том, что перед ней именно дядя Ваня, у Магдалины не было никаких сомнений: второго такого еще поискать!
   - Доброго дня, дядя Ваня, - обратилась к китайцу женщина в зеленом берете, - вот, если встретите моего оболтуса, не передадите? - И протянула дяде Ване записку. - Вечером могу задержаться, так тут написано, что ему по дому сделать надо.
   - Не волнуйся, Нина, все сделаю. Все передам. - Дядя Ваня кивнул и положил записку в карман фартука.
   - Спасибо, дядя Ваня, - сказала женщина и сунула китайцу завернутый в бумагу пирожок. Тот снова кивнул.
   Люди проходили мимо, здоровались с дядей Ваней, он им кивал в ответ, и маленькая куцая косица при каждом приветствии то и дело вздергивалась над его потертым тулупом. Подошел полотер с ведром мастики. Поставил ведро рядом с ящиком и завел разговор о капризных заказчиках. Дождавшись, когда общительный китаец останется один, Магдалина двинулась к сапожнику.
   - В год Дракона не стоит начинать серьезных дел, - неуверенно произнесла Магдалина. "Что я несу?! Что я несу?!" - крутилось у нее в голове.
   Дядя Ваня затянулся и как ни в чем не бывало, как будто про какой-то там год Дракона он говорил чуть ли не каждый день, поднял бесстрастные щелочки на Магдалину.
   - Дядя Ваня, Бахтияр передает вам привет, - продолжила Магдалина. "Ох, ну и влипла же я!"
   - Давно вестей от него жду, - невозмутимо произнес китаец, - Ну что ж... пошли.
   И, перебросив через плечо ремень котомки, повел Магдалину в бывший опиумный салон.
   Обстановка в комнате сапожника была очень скромная. Кровать, сундук, стол, стул, умывальник, привинченный к стене верстачок, жестянка с клеем на примусе, вешалка, скрипящие половицы - ну вот, пожалуй, и все.
   Галантный дядя Ваня помог гостье снять пальто и повесил его на крючок. Сам снял тулуп, а на голове укрепил круглую желтую шапочку, расшитую тонконогими птицами.
   - А где Дина спит? - поинтересовалась Магдалина, разливая водку по стопкам.
   - У Таньки Слонихи, - не спуская глаз с бутылки, ответил дядя Ваня и даже сглотнул, - у нее своих пять ртов. Я ей за Динку плачу. Уговор у нас с Бахтияром был - два-три месяца, а он пропал на несколько лет. Я с детьми не умею. Слониха умеет. Она тут рядом живет.
   Как Дарья и обещала, захмелел дядя Ваня уже через три тоста. Магдалину, уставшую, голодную, сошедшую с ночного поезда, тоже зацепило, но она взяла себя в руки и сбавила обороты. Еще через три стопки она дождалась той заветной минуты, когда дядя Ваня закрыл в блаженстве глаза, положил голову на стол и отлетел в недолгий хмельной сон вместе с тонконогими птицами, что унесли с седой головы желтую шапочку с черной тесьмой.
   "Пора!" - скомандовала себе Магда и оглядела комнату. Ничего более подходящего, чем лежащий на верстаке гвоздодер, она найти не смогла. Ну, была не была! Пыхтя и упираясь ногами, она сдвинула сундук в центр комнаты и отсчитала седьмую от входа половицу. На стыке между доской и стеной виднелась выщербина. Точно она! Уверенно воткнув в нее гвоздодер, Магдалина потянула половицу на себя.
   В пятьдесят первом году Дина выйдет замуж, и Магдалина преподнесет в подарок молодоженам роскошную рубиновую брошь, усыпанную бриллиантами. По поводу броши вопросов ни у кого не возникнет - как-никак, а в Турции Магда прожила без малого шесть лет. Могла по случаю и приобрести. Через год, получив диплом археолога, Дина с мужем умчатся на раскопки в Среднюю Азию и оставят брошь Магде на сохранение. Во время хрущевской "оттепели" Магдалина наконец-то решится поведать падчерице историю броши и откроет весь размер "приданого": две броши, два колье и четыре кольца. Вместо захватывающего рассказа про поиски сокровищ у Магдалины выйдет комическое представление: обе будут до слез хохотать над тем, как полупьяная Магдалина "дралась с половицей", ползала по полу и рассовывала драгоценности по всему телу. Каждый раз, приезжая погостить, Дина будет просить Магдалину снова рассказать "ту историю", и каждый раз они будут смеяться над ней как в первый раз.
   - Если честно, еще бы год-два, - утерев слезы, скажет как-то Магдалина, - и я бы уже не ввязалась бы в эту авантюру с тобой и рубинами. Только в двадцать с небольшим лет можно быть такой безрассудной.
   Дина взглянет на Магду огромными голубыми глазами, помотает светлыми кудрями и произнесет:
   - Нет-нет, мамм, не говори так. Каждый раз, когда я слушаю эту историю, поражаюсь и твоей храбрости, и твоей порядочности. Другая бы на твоем месте прогуляла бы золотишко, а про ребенка и вовсе забыла бы.
   Наступление весны в Москве шло полным ходом. Особенно это чувствовалось во второй половине дня. С крыш капали сосульки, в снегу образовались прогалины и кое-где уже текли веселые ручейки. Мальчишки, распахнув воротники и сдвинув набекрень шапки, гнали палками обод колеса в арку, соединяющую Последний и Большой Головин переулки. Магда нырнула в арку вслед за пацанами. И снова уперлась в пузатых кариатид, под которыми курил дядя Ваня. "Даже кариатиды и те беременны..." - вздохнула Магда и направилась в Печатников переулок искать Таньку Слониху.
   Во дворе было нелюдно. Поставив корыто на табурет и засучив по локоть рукава, огромных размеров тетка с обвисшим лицом тяжело вздыхала и развешивала белье. Цепочка деревянных прищепок украшала ее расхристанную грудь, что тяжелыми дынями поднималась и опускалась над животом-фартуком. Слониха, натуральная слониха, и в зоопарк ходить не надо. Права была Дарья - сколько лет прошло, а на Драчевке все еще встречаются колоритные персонажи.
   - Здравствуйте, вы Татьяна? Меня к вам дядя Ваня прислал.
   - Ну а если и Татьяна, то чего? - раздраженно-уставшим голосом ответила Слониха.
   - У вас живет девочка Дина...
   - Живеееет, холера! - Танька недовольно потрясла брылями. - От ведь живет себе! И только и знает себе, что хлеб жрет! Толку с нее с комариный хрен. - И Слониха в сердцах бросила в таз предназначенные для сушки штаны.
   - А где она сейчас?
   - Да пес ее знает! Ошивается где-то, язва... - И огляделась по сторонам. - От она! Легка на помине, сатана!
   Магдалина повернулась в ту сторону, куда Слониха мотнула головой. Между вторыми этажами стоявших друг напротив друга домов пролегала железная лестница. В чем заключался замысел этого архитектурного решения, Магдалине думать было некогда - ярмарочным канатоходцем, без всякой страховки, сжимая в руках куски картона, по мокрому железному желобу шла несуразно одетая девчонка. Внизу, прямо под лестницей, пара пацанов время от времени передвигала старый матрас, а стоявшая в стороне мелкая шантрапа скандировала: "Дин-ка, да-вай! Дин-ка, да-вай!"
   - Разобьется же! - вскрикнула Магда.
   - Да что ж ты так орешь, как скаженная? - Татьяна тряхнула складками на лице. - Что с ней, чумой, сделается... Ну, позвать, что ль, ее?
   Магда кивнула.
   - Эй, Динка, - крикнула баба, - кончай цирк, иди сюда, зараза такая!
   Все, кроме Дины, оглянулись. Канатоходка, казалось, не слышала приказа, а продолжала свой опасный номер.
   - От ведь характер, язви ее душу. - Слониха сплюнула прямо в таз с бельем и уперлась растопыренными пальцами в бока. - Пока не дойдет до конца - не придет, бесово отродье.
   Представление закончилось под одобрительный свист дворовой шпаны. Артистка прыгнула в окно второго этажа, и через пару минут, сопя маленьким, аккуратненьким носиком, лохматая девчонка уперлась в Магду голубыми топазами в оправе из золотистых ресниц. Рудневские дамочки уже с четверть века как покинули переулки Драчевки, и такую красавицу, как Магдалина, девочка, скорее всего, видела впервые. Однако и Магдалина не могла оторвать от ребенка глаз - на нее, не скрывая восхищения, смотрел маленький Лемур.

***

   - Мне сразу стало понятно, что Лемура ко мне приставил Яшка, - продолжила свой рассказ Дарья, после того как они обсудили все основные детали. - Яшка же проходимец, каких свет не видывал. Мы с ним в начале двадцатых пару раз пересекались... А когда он меня снова нашел, то говорит: "Ты работу-то свою делай, но про сокровища не забывай. Ищи, ищи, раз случай такой подворачивается. Если какая помощь нужна обращайся. Не подведу. Все на официальном уровне. Только как найдешь - никому не слова, а пошли мне весточку. Мы с тобой все быстренько сообразим, чтоб никому не обидно". Нашел идиотку. Зря я, что ли, весь Туркестан вдоль и поперек исходила и осталась цела-невредима? Какое- то время мне еще как-то удавалось водить его за нос, но чем больше липовых отчетов я писала, тем меньше он мне верил.
   - Слушай, Дарья, но, насколько я понимаю, ты же в итоге нашла это золото? Почему ты вернулась? Почему там не осталась?
   - Ээээ, моя дорогая, - Дарья поджала бесцветные губы и на минуту задумалась, - одно дело - спрятали басмачи пригоршню царских золотых червонцев. Вечером того же дня забираю их - и только меня и видели. Другое дело - клад. Тут без подготовки нельзя. Людей нужно нанять: рабочих, охрану, с местными князьками договориться, покупателя предупредить. Наскоком такие дела не делаются. У меня с лихих времен на все эти мероприятия заимки были заготовлены. Мне в любом случае нужно было вернуться за рыжьем, как говорят лихие ребята, в родные палестины. Только после этого я могла спокойно уходить за кордон. Так вот, возвращаясь к доктору, как только я его увидела, так сразу поняла, что терпение у Яшки иссякло. Ну вот, и чтоб неповадно было Лемуру свой маленький носик куда не следует совать, отношения с ним я сразу и обострила. Он-то, Андрей, все понял и еще больше взбесился. Но мне этого и надо было!
   - Ну ты даешь, - восторженно сказала Магдалина, - как все с самого начала расставила!
   - Да, расставила... Только мужика зазря обидела.
   Лицо Магдалины в недоумении вытянулось.
   - Сейчас расскажу. Опущу все детали и расскажу про тот день, когда я вернулась в посольство...
   - Да, да, я помню тот день, - вставила Магда, - он же сам не свой был, пока тебя не было. Злой ходил, дерганый.
   - Еще бы! - усмехнулась Дарья. - Надо отдать ему должное, человеком он оказался все-таки благородным... Лишними годами жизни я обязана, кстати, именно ему. На столе у него лежало, помню, две вещи: приказ о моем устранении, подписанный сама знаешь кем, и шприц в металлическом поддоне. "Вот, - говорит и кивает на приказ, - что тебя ждет при любом раскладе. Либо ты сама мне все рассказываешь, либо под действием лекарства. Не важно. Важно, что после этого ты отправляешься на тот свет. Ты можешь молчать, и все равно я привожу приказ в действие. Или так, или эдак. Не я - так кто-то другой его исполнит. Это дело времени. Ну не хочет наш общий с тобой знакомый оставлять тебя в живых! Что тут поделать? Правда, есть одна проблема... я не хочу тебя убивать. И где находится это чертово золото, мне совершенно не хочется знать. Это ваши с Яковом дела. Задумаешь бежать - беги. Только мне интересно, как ты без денег сокровища свои выкопаешь? Возвращаться обратно на твоем месте я бы тоже не стал. У определенного круга лиц ты уже давно под колпаком. Сунешься забирать свои заначки - они тебя тотчас примут под белы рученьки".
   - Вот это да! - выдохнула Магдалина. - А к чему он тебе все это сказал? Какой ему во всем этом был интерес?
   - Самый прямой. Суть его плана заключалась в следующем: я сообщаю Григорьеву, что обнаружила клад, и указываю ему заведомо непроходное место. К примеру, то, где уже британские археологи уже вовсю кисточками машут, или область, куда наши в ближайшие года два точно не доберутся. Григорьев телеграфирует в Москву. Лемуру, получается, уже не резон меня устранять. Дальше, на обратной дороге он дает мне порошок, я им натираюсь и покрываюсь сыпью. Он подтверждает высокую инфекционную опасность болезни и оставляет меня в Шахрисабзе "выздоравливать". Тем временем сам возвращается в домой, быстро приводит мои дела в порядок, забирает свою долю и привозит мне необходимые средства в Шахрисабз. Мы жмем друг другу руки, и я ухожу.
   - Так почему ты так не сделала, как он предлагал?
   - До конца я ему все-таки не доверяла. Знаешь, свои деньги нужно забирать самой. Думала вернуться, пересидеть и потихонечку начать выдвигаться. Годика через два-три. Не успела... А Григорьев новости очень обрадовался. Место я очень удачное выбрала в районе Балха - и удобно и близко! Комар носа не подточит! И мне сразу должность в Академии наук, ставку, все как полагается... Два месяца после возвращения корпела над отчетами и картами. Вот где мне пригодились бабушкины сказки! Динины истории шли в строку с местными преданиями, так что искать клады там могли ну очень долго! О том, что я заведомо предоставила ложную информацию, Яшка догадался, но раскопки, начавшиеся в начале двадцать седьмого, правда без меня, вязали ему руки. А может, был занят чем-то более важным. Не знаю... Но самое интересное, что как только начали копать - сразу же наткнулись на остатки бактрийского поселения! Стены, черепки. Только не золото. В начале 1928-го раскопки временно приостановили, но в конце года случился переворот, и больше туда археологи не возвращались. Оставить все как есть Яков, конечно же, не мог, и, когда через год меня арестовывали, одним из пунктов обвинения числился Балх... Проходила я по делу Платонова, и на археологию никто внимания не обратил. Дело стряпали быстро и грубо.
   - Но Якова самого в конце двадцать девятого расстреляли...
   - Туда ему и дорога.
   - Слушай, а почему ты не доверяла доктору? Думала, что он мог все забрать, а тебе ничего не отдать?
   - Нет, так бы в любом случае не случилось. Во-первых, всех заимок я бы ему все равно не раскрыла. Во-вторых, в залог он мне оставил приказ о приведении в отношении меня приговора в действие. С подписью Блюмкина.
   - Так что же? Доктор, получается, остался ни с чем?
   - Почему? - удивилась Дарья. - Свою долю он забрал. За такие услуги принято платить.

***

   Решили, что ночевать будут вместе. У конюха Григория разжились соломой, раздобыли у соседок ватников и подушку - получилась неплохая лежанка. Вместо одеяла - собственное пальто.
   Еще раз натопили печурку, пожелали друг другу спокойной ночи и погасили керосинку. Обеим не спалось.
   - Спишь? - нарушила тишину Дарья.
   - Нет.
   - Тебе, наверное, смешно, что у нас с Лемуром получился ребенок? - робко спросила хозяйка.
   - Нет, не смешно... просто... странно...
   - Ничего странного, если разобраться, в этом нет, - вздохнула Дарья, - Откуда вам, обыкновенным, нормальным, красивым... Откуда вам знать, что такое быть иным? У вас все происходит само собой. Вы больше чем на половину вещей просто не обращаете внимания. А мы... у нас простой разговор... когда тебя держат за равного... в душе кузнечики на скрипочках начинают играть... не говоря уже про иные проявления человеческих отношений... У меня хотя бы был дедушка Караванов. Он меня, тифозную, в тринадцатом году выходил. С тех пор мы с ним отношения поддерживали... А у Лемура вообще никого не было. Несчастный он был. И очень одинокий.
   - Так и сам он был не сахар, - ответила Магдалина.
   - Ну вот видишь... я же говорила, что вам нас не понять. А каким он мог быть? Ведь смотрят в первую очередь на внешность... А его внешность... детское личико, невысокий рост... с ним же как с мужиком даже не считались. Думаешь, это не больно? А в нем мужского, я тебе скажу, было даже побольше, чем в ином другом мужике. И человеком он был очень тонким... Я так понимаю, вся его вспыльчивость это своего рода защитный панцирь, под которым крылась невероятно ранимая душа... Но это только мои догадки... Или взять вот меня... наполовину мужчина, наполовину женщина. Не знаешь иной раз, кем утром проснешься. Я на полном серьезе. То в Любочку влюблюсь, то по какому-нибудь Ивану Ивановичу схожу с ума... И так всю жизнь... О себе то в женском роде, то в мужском, а то и вовсе в третьем лице...
   - А Лемуру про ребенка сообщила?
   - Нет. - Дарья снова закашлялась. - Смысла не видела. Сама посуди... Ладно, если бы любовь какая была, а тут так... как-то все случайно произошло. Это случилось за несколько дней до отъезда, когда все в посольство вернулись. Радовались, целовались друг с другом, банкет был... Ты еще, я помню, очень красиво пела... А на меня накатило...Ни с того ни с сего решила вернуться Дарья, а сделать этого никак не может. И чувство такое поганое... И деться некуда, и ведь никому не объяснишь, что с тобой происходит... Выхожу покурить. Смотрю, Андрей тоже стоит... А на самом лица нет... Тоже страдает. Переживает... Ясное дело - с Яшкой шутки плохи. Пойдем, говорю, ко мне, выпьем, что ли... А еще, уж совсем начистоту, не хотела я эту радость, девочку свою драгоценную, с кем-либо делить. Единственное существо, которое тебя любит просто за то, что ты есть... Это такое счастье... Я же и китайцу своему, дяде Ване, скрепя сердце ее отдавала. Потом шла по улице и ревела в три ручья. Представляешь, идет мужик и рыдает. Но мне тогда было все равно. Я ведь чувствовала, что за мной придут. И больше всего боялась, что Диночку мою в детский дом или распределитель определят. А она бы там сгинула. Ей-богу сгинула бы! Поэтому я и решила спрятать ее на пару месяцев от греха подальше. Не могла же я предположить, что меня так надолго...Я же считалась одним из лучших специалистов по региону. На мое имя даже запросы из канцелярии самого Чичерина приходили... Думала, раз сам Чичерин со мной в переписке состоит, то долго не продержат. Ага...
   Налетевший откуда ни возьмись ветер пару раз, будто кулаком, приложился к шаткому стеклу Дарьиной комнаты. Треснуло в буржуйке полено, и Магда на цыпочках прошла к печке подправить огонь. Она ворошила кочергой очаг и все никак не могла успокоиться. Бедная Дарья! Как все-таки жестока и несправедлива жизнь к этому человеку! Мучает с самого рождения! Ну что природе стоило качнуться в одну сторону и остаться там навсегда? Вместо этого она вселила в Дарью целых двух существ. Одинаково несчастных. Оба страдали от своей неполноценности. А под финал сначала одарила, а потом вынудила отдать этот подарок, девочку свою любимую, можно сказать чужому человеку! А что? Дядя Ваня он ведь Дарье - Бахтияру по сути никто.
   Магда вернулась на лежанку и снова поставила себя на место хозяйки комнаты. Не приведи Господи! Вот она прощается с малышкой, в последний раз целует ее круглые щечки, просит дядю Ваню отвлечь ребенка, а сама, зажимая рот, чтобы не завыть белугой, с наполненными слезами глазами выбегает на Сретенку! Стоп! На Сретенку!
   От осенившей ее мысли Магдалина подскочила на сенной лежанке. Нет, нет, нет, это совсем как то...
   - Дарья...- Магда тихо позвала хозяйку, - ты еще не спишь?
   - Нет.
   - А ты знала или нет, что Лемур в те годы жил по соседству с дядей Ваней? На Сретенке. - спросила и затаила дыхание.
   Некоторое время ее вопрос оставался без ответа. Только щепки порой обменивались трескучими фразами и снова замолкали.
   - Ну надо же... - Дарья прервала наконец молчание. - Вот ведь судьба-кружевница... И тут меня переиграла. Плела, плела свои невидимые кружева и даже ребенка моего так лихо в итоге под бок родному отцу в узоре своем подвязала, что остается только развести руками.
   - А мне почему-то кажется, - прошептала Магда, - что кружевница эта не только над тобой куражится. Меня, по всей видимости, она вовсе решила оставить без детей.
   - Не зарекайся. У тебя еще вся жизнь впереди... Давай спать.
   Ветер еще раз потревожил укрепленное старым тряпьем окно и завыл степным волком.

Фестоны. Кайма крючком

   Магдалина решила не ждать, пока ее руководство будет размышлять над предложением каторжанки, а сразу забрать девочку от Слонихи к себе. Несмотря на то что Динка не умела чистить зубы и натурально испугалась заводную лягушку, что ей в подарок купила Магда, во всем остальном Дарьина дочурка оказалась вполне самостоятельным человеком: сама причесывалась, заплетала косички, умела разбираться с раскладушкой, ладила с примусом, не требовала к себе внимания и совершенно не задавала вопросов. Никаких.
   Наконец-то Магдалине снова выписали командировку на Урал и они с Диной выехали ближайшим поездом. Как только состав пришел в движение, Дина задала первый за все это время вопрос.
   - Куда мы едем? - в безличной, как обычно, форме обратилась к Магде девочка.
   - К твоей маме, - ответила Магдалина и тут же мысленно хлопнула себя ладонью по лбу: "Вот я балда! Совершенно не подготовила Дину к встрече с Дарьей!"
   - А я думала... - разочарованно произнесла Дина, накручивая ключом лягушку, с которой, после того как прошел испуг, не расставалась ни на минуту, - что моя мама - это ты...
   Час от часу не легче!
   - Диночка... - растерянно произнесла Магда. - У тебя очень хорошая мама. Поверь мне. Она тебя очень любит и очень ждет. Тебе она очень понравится.
   - А почему, если она хорошая, она оставила меня Слонихе? - сощурив глаза, точь-в-точь как это делал ее отец, спросила девочка.
   Да, красивым людям многое в этой жизни прощается. Дина, считая Магдалину своей мамой, уже заочно простила ее. Теперь Динке предстоит встреча с родной матерью, но та заметно проигрывает Магде во внешних данных. Как подготовить ребенка к тому, что предстоит увидеть? Что сейчас делать с ее "почему"?
   - Ты была еще очень маленькой, когда за твоей мамой погнались разбойники, - неуверенно начала Магдалина, - тогда она решила тебя спрятать там, где никто не найдет. Разбойники маму схватили, но она не рассказала, где укрыта ее любимая девочка. Наконец-то маме удалось убежать от них, и она попросила меня приехать за тобой.
   Дина хлопнула длинными ресницами и, ничего не говоря, выпустила свое зеленое механическое чудо по имени Рита промерить прыжками купе. Лягушка сделала семь прыжков и остановилась. Девочка положила Риту в карман, после чего переключилась на пейзаж за окном, и поди догадайся, удовлетворил ребенка подобный ответ или нет.
   - Говорила же я тебе, умирашка она, - сетовала Зинаида, вытаскивая из-под кровати чемоданчик Дарьи, - кровь горлом пошла четыре дня назад - и все... Позавчера в братской могиле... Только чемоданчик ее и остался... Хорошая вещь, добротная. Сейчас таких не делают.
   - Оставьте его себе, - Магдалина все никак не могла поверить, что Дарьи уже нет в живых, - только отдайте мне карточку оттуда.
   Довольная, что с чемоданом все-таки не придется расставаться, Зинаида сунула Магде желтую фотографию в картонной рамке и снова полезла под кровать. Засовывать трофей обратно.
   В купе до Москвы Магдалина и Дина оказались одни. Хоть что-то хорошее! Не надо ни с кем разговоры вести! Наскоро перекусив и раскатав матрасы, они застелили белье и без чувств повалились на пахнущие сыростью серые простыни.
   - Тетя Магдалина, - раздалось у нее над ухом, - тетя Магдалина, можно я тебе кое-что скажу?
   - А?! - Магда вскочила, вытаращив в темноту глаза. - Дина? Диночка, что случилось?
   - Тетя Магдалина, можно я тебе кое-что скажу? - Дина впервые обращалась к ней по имени.
   - Да, конечно, говори. - И Магда уселась на кровать. - Ох, ну и испугала же ты меня...
   - Тетя Магдалина, не отдавай меня обратно Слонихе. Пожалуйста... Я буду тебе мыть полы, мыть окна и стирать... и кушать буду мало, совсем чуть-чуть... И игрушек мне не надо. Хочешь, забери у меня Риту. Только очень прошу - не отдавай Слонихе...
   Дина села рядом с Магдалиной и крепко схватила ее за руку. "Умоляю, - всхлипнула девочка, - не отдавай". Магда вытащила руку из державшего ее капкана, обняла Динку свободной рукой и поцеловала в маковку. "Не отдавай - не отдавай - не отдавай", - стучали колеса, а Магдалина сидела и не понимала, почему же ничего не видно? Неужели ночь такая темная или соленая пелена, что застлала глаза, лишила ее зрения?

***

   Решение удочерить Дину Аида, конечно же, не одобрила. На свой манер.
   - Ну конечно! Я так и знала! - всплеснула она тонкими руками. - Я должна была догадаться и предупредить тебя! Ты как Израиль, который борется с Богом! Тебе по судьбе не дано иметь детей! Я видела твою натальную карту. В ней просто нет места детям. У тебя другое предназначение. У тебя Юпитер в двенадцатом доме! Зачем ты искусственно занижаешь градиент своей судьбы? Отдай ее в детский дом.
   - Я дала слово ее матери позаботиться о Дине.
   - Слово она дала! - хмыкнула Аида. - Так забери его обратно. Скажи ее матери, что ты передумала.
   - Это, скорее всего, можешь сделать ты, а не я.
   - А при чем тут я? - Аида снова взмахнула руками и в знак того, что у нее болит голова, приложила пальцы к вискам.
   - Так это ты и твои друзья с ду?хами общаетесь. Умерла ее мать.
   - Ну, тогда поступай как знаешь. - Ада отняла пальцы от висков и положила руки на стол.
   Ее руки, всегда красивые и ухоженные, украшало несколько перстней. Уставившись в изумруд так называемого кольца тамплиеров, она просидела несколько минут.
   - Ладно, - вздохнула наконец сестра, оторвав взгляд от камня. - Дай мне дату рождения этой девочки. Составлю ее гороскоп. И фамилию, имя, отчество тоже дай. Можно попросить сделать нумерологическую карту. С судьбой не поспоришь, но я посмотрю, чем тебе можно помочь.
   Зато зять Леонид и домработница Фельдманов решили помочь более ощутимыми способами. Леня принес детскую кроватку и матрасик, а Анна Сергеевна прислала свою племянницу помогать Магдалине на первых порах. Поклонники тоже не отставали - кто-то помог с документами, кто-то с детским садом, кто-то с детскими вещами, а дипломатический работник Илья Баринов, чистая душа, сразу предложил руку и сердце. Градиент судьбы и не думал снижаться. Шел одна тысяча девятьсот тридцать второй год...
   По словам знакомых, посещавших дом Фельдманов, Аида походила на одну из печальных дев, что барельефом венчали подъезд дома с перевернутой рюмкой. А именно на левую нижнюю русалку. Каждый раз, выходя на улицу, Аида оборачивалась и произносила либо про себя, либо полушепотом: "До встречи, сестренка". В октябре 1933 года Ада Фельдман выйдет из украшенного ломаными линиями подъезда и в последний раз попрощается с "сестрой". Больше на Остоженку она не вернется. Все попытки ее найти не увенчаются успехом. Еще через месяц арестуют Леонида. Он скончается от воспаления легких на одной из пересылок. Родившийся в апреле того же, тридцать третьего, года у Ады и Леонида сын Генрих станет еще одним ребенком, который назовет Магдалину мамой.

***

   Впервые за две с половиной недели пребывания в больнице ей наконец-то разрешили выйти из палаты и даже немного погулять. На улицу Магда начала проситься, как только градусник начал показывать 36 и 6.
   - Товарищ Зверева, - хмурилась лечащий врач Анна Германовна, - мы вас с того света вытащили. Какой вам гулять? Постельный режим, и точка!
   Про тот свет Анна Германовна не преувеличивала - с кровавой рвотой и температурой 40,3 Магдалину с Лубянки доставили в больницу Медсантруд на Интернациональную улицу. Геморрагический дифтерит. Четверо-семеро суток - и летальный исход.
   Она завязывалась узлом от боли и судорог, задыхалась от спазмов, сжимавших гортань, и бредила. Вначале появился отец. Он прилетел на красивой тонконогой птице, точь-в-точь как на шапочке у китайца дяди Вани. Папа выглядел хорошо, улыбался и гладил ее по голове. Из глаз Магды полились слезы. "Папа, папочка..." Василий Вениаминович хотел что-то сказать, но в палату ворвался толстый белый бульдог. Сопя и фыркая во все стороны, он устроился напротив кровати и начал так остервенело грызть косточку, что у Магдалины стала раскалываться голова.
   - Уберите собаку! - стонала она. - Или отберите у нее кость! Это же невозможно слушать!
   Подошел дедушка Караванов, открыл ей рот, посмотрел горло, пощупал пульс. Потом крикнул что-то на латыни стоявшим рядом врачам и присел рядом с кроватью.
   - Евлампий Евсеевич, дорогой... - прошептала Магдалина, - все в этой жизни уже когда-то с кем-то случалось.
   - Да, Магдалина, конечно случалось, - ласково прошептал Дедушка и взял ее руку, - сейчас нужно будет немного потерпеть. Я сделаю тебе укол. Если хочешь, закрой глаза.
   Магдалина зажмурилась, а Дедушка голосом Лемура приказал:
   - Подержите ее! Приготовьте капельницу!
   Кто-то крепко прижал ее плечи к койке, кто-то закатал рукав, и холодная игла совсем не больно воткнулась в руку. И чего она раньше уколов боялась?
   Магда открыла глаза. Перед ней в белом халате и маске сидел Лемур, а за его спиной Аида в черном "драконовом" халате и без маски курила папиросу через мундштук.
   - Ада, - обратилась Магда к сестре, - я перед ним извинилась. И почему ты куришь?
   Ада ничего не ответила, отвернулась и направилась к двери.
   Золотой дракон с ее халата повернул в сторону Магдалины колючую морду, оскалил зубы и желтым перышком вылетел в окно. "Ах, вот почему в год Дракона нельзя начинать серьезных дел. Теперь все понятно" - было последнее, что подумала Магда, перед тем как провалиться в забытье.
   На улице уже вовсю пахло весной. Магдалина очень любила этот запах: одновременно свежий, сладкий и немного тревожный. Как же хорошо! По парку прогуливалось несколько пациентов в больничных халатах и тапочках. Странная, дергающая плечами тетка, тоже в больничном халате, ходила между гуляющими, заглядывала в их лица и уходила. На нее никто не обращал внимания. "Наверное, из психиатрического", - подумала Магдалина и села на лавочку.
   Скорее всего из-за того, что она находилась в изоляторе одна, у Магды были особые условия. Гостей не пускали, зато разрешали передавать каждый день передачи и ходить в своей одежде. Из дома ей прислали вещи: книги, белое платье, бутоньерку, довоенный немецкий маникюрный несессер, помаду и записку от Аиды: "Даже в больнице женщина должна оставаться женщиной. Сделай маникюр, накрась губы, надень красивый наряд. И не забудь про брошку". Ада, Ада... Лучше бы духи передала.
   В кармане белого платья лежало последнее, полученное до болезни письмо от "Николая". Магдалина перечитывала его каждый день.
   "...моя дорогая, в последнее время - и я не могу сказать, что мне это не доставляет удовольствия, - мы с тобой слишком увлеклись друг другом. Но именно сейчас я бы хотел отложить все в сторону, взять твою ладонь, поцеловать каждый пальчик и рассказать тебе то, о чем ты даже не догадываешься. Я, если помнишь, без промедления согласился стать для тебя Николаем, хотя изначально, подписав первое письмо литерой "Н", подразумевал "Некто", "Неизвестный", но ты оказалась прозорливее. Или я, сам того не ведая, дал тебе подсказку. Однако я тебя, наверное, утомил своим кружением вокруг предмета. Итак, приступим. Когда я родился, меня действительно подумывали назвать Николаем, но в день крестин маман резко переменилась во мнении, и в метрику я уже пошел под другим именем. Позднее об этом пассаже моей биографии мне рассказала бабушка... Мне кажется, что пришло уже время сдернуть маску с лица, назвать свое имя, выйти из тени и найти нам обоим и силы и время, чтобы увидеть друг друга наяву..." Увидеть друг друга! А она тут в больнице неизвестно насколько застряла!
   - Из какого отделения? - командным тоном поинтересовалась "психиатрическая", кидая свое тело на лавочку. От нее пахло немытым телом и нестираным бельем.
   - Из инфекционного. - Магда инстинктивно отодвинулась.
   - Я тоже. - "Психиатрическая" дернулась. - Но я тебя там раньше не видела. Ты новенькая?
   - Нет, я уже почти три недели лежу. В изоляторе.
   - Это тебе через окошко еду выдают? - подозрительно спросила тетка.
   - Да. Прям как в тюрьме. - Магдалина улыбнулась, но соседке было не до веселья.
   - А здесь раньше тюрьма и была, - зловеще произнесла она и, не сказав ничего больше, сорвалась с места.
   От воздуха закружилась голова, и Магдалина, захлопнув на белом платье больничный халат, поспешила обратно в свою "келью". От обеда она отказалась и решила немного поспать. Небрежно бросив на спинку стула платье и белую комбинацию ("А, проснусь, уберу!"), она укуталась в одеяло и уснула.
   И снова было хорошо. Снился "Николай"... Все-таки он ее нашел! Они стояли в беседке с античными колоннами на берегу реки и любовались закатом. Где-то в стороне играла музыка. "Николай" взял ее руку, повернул к себе (ах, какая досада, что она никак не может рассмотреть его лицо!) и пригласил на тур вальса. Они медленно кружились по беседке, и Магда почувствовала присущий только ему запах: уксус, разбавленный сладкой водой. То ли от танца, то ли от нахлынувших эмоций у нее закрутилось все перед глазами. "Николай" крепко прижал ее к себе и коснулся губами губ. Магдалина с готовностью ответила на прикосновение: она подалась вперед, сердце радостно затрепетало, и вдруг... место сладкой уксусной воды заняли давно не посещавшие ее, но отнюдь не забытые запахи ржаной корочки и подгоревшей соли. Магда открыла глаза - ужас! Она вовсю целуется с Лемуром!!!
   - Ты?! - закричала она, насколько мог позволить севший за время болезни голос. Получился не крик, а сип.
   - Я.
   - Живой?!
   - А почему нет?
   - Что ты... ты... ты здесь... делаешь?
   - Консультирую токсикологов и инфекционистов.
   - Кто тебе позволил?! Да как ты смел... Да так... со мной... поступить?!
   - Магдалина, - доктор взмахнул длинными ресницами, усмехнулся и присел, - я позволил себе лишь то, что ты всегда мне позволяла.
   - Когда?! - Магдалине казалось, что она сходит с ума.
   - Всегда... в письмах... у тебя чудесный слог...
   - Ты?!!!! - снова "закричала" Магда.
   В дверь постучали, и в проеме появился высокий мужчина в небрежно наброшенном на форму белом халате.
   - Андрей Михайлович, все готово.
   - Да, спасибо, Юрий. Сейчас иду.
   Только сейчас Магдалина заметила, что медицинский халат доктора надет на гимнастерку и на таких знакомых ей краповых петлицах малинового канта красуется красный ромб - начальник регионального отделения или сотрудник для особых поручений! Ох, ну ничего себе!
   - Мне пора, - вставая, произнес Андрей.
   - Нам нужно серьезно поговорить, - прошептала Магдалина, мрачно глядя на него исподлобья.
   - Давно пора, - загадочно улыбнулся доктор, - очень давно. Я говорил с Анной Германовной. Тебя выпишут через три дня. Вот мой телефон. Позвони, когда сможешь. Ну, или напиши...
   Он встал, и небрежно брошенная на спинку стула комбинация съехала на пол. Магду передернуло. Андрей наклонился, поднял убежавшую вещь, бросил взгляд на белое платье, на оголенные плечи Магдалины с лямками белого бюстгальтера и, положив комбинацию на место, произнес:
   - И еще... Не носи под светлые вещи белое белье.
   - А какое носить? - оторопев от такого захода, спросила Магдалина...
   - Телесное конечно же...
   Проклятье! "Николаем", высоким прекрасным темноволосым рыцарем, оказался маленький доктор Андрей! Как же так?! Кошмар! Еще эта комбинашка так некстати... Он в своем уме? Где взять это телесное белье?! Но этого мало! До Магдалины вдруг дошло, что во время их разговора на ней сверху, кроме бюстгальтера, больше ничего не было! Кровь прилила к лицу, дыхание участилось, она откинулась на подушку, закрыла глаза - и... как же восхитительно он целуется... Черт!!!
   Три дня спустя, как и говорил доктор Баташев, Магдалину выписали.
   - Спасибо вам огромное, Анна Германовна, - Магда протянула руку докторше, - за все спасибо.
   - Мне-то за что? Я вас, товарищ Зверева, только долечивала. Спасибо вам надо говорить товарищу Баташеву, Андрею Михайловичу. Это он почти двое суток, пока вы были в бессознательном состоянии, сидел рядом с вами и колол своим препаратом.
   - Баташеву? Андрею Михайловичу? - Магдалина не верила своим ушам. - Это такой...
   - Да, да, это он, - тактично ответила докторша. - Не думала, что вы его запомните, вы же в сознание не приходили и глаз не открывали. Надо же...
   - А где его кабинет?
   - Андрей Михайлович здесь уже давно не работает. Он приезжает или на плановые консультации, или по тяжелым случаям, как у вас. Вам, можно сказать, повезло - в день, когда вас доставили, он как раз давал консультацию. Взял на себя полную ответственность...

Узор Плоский крест

   По телефону договорились встретиться у него дома.
   - Я не настаиваю на своей квартире, но у меня там для тебя есть небольшой сюрприз, - сказал Андрей.
   "А уж какой сюрприз у меня есть для тебя..." - с сарказмом подумала Магдалина, подразумевая Дину. Она размышляла, брать - не брать ребенка на встречу с родителем, и больше склонялась ко второму варианту. Андрей, конечно, не Дарья, но все равно отец необычный. Так что Динку к встрече с папой желательно подготовить. К тому же Леонид за то время, пока девочка жила у Фельдманов, ожидая выздоровления Магды, проникся к ней самыми настоящими отцовскими чувствами и каждый раз просил Магдалину оставить Дину на денек-другой "погостить".
   - Тогда я жду тебя завтра в семь тридцать на Гоголевском бульваре.
   На Гоголевском? Совпадение? Или что-то другое? Андрей Зверев и Андрей Баташев хорошо дружили...
   Через несколько лет после последней встречи про мужчину можно сказать: возмужал, заматерел, подтянулся. К некоторым применимо - посолиднел. Если он выглядит не очень, тогда - обрюзг, распустился, сдал, постарел. В случае с Андреем Баташевым русский язык, как и в ситуации с ridicules, снова оказался бессилен. За три года, пока они не виделись, Андрей подвзрослел. Морщины под нижними веками и в уголках глаз углубились, виски покрылись сединой, плечевой корпус "раскрылся". Взрослый мальчик с пронзительным взглядом...
   На месте церкви Ржевской Божьей Матери, как и обещала Томочка, ныне возвышался дом-корабль . Лишенный декора фасад и ленточное остекление усиливали ощущение морского лайнера.
   - А зачем мы сюда идем? - спросила Андрея Магдалина, когда они зашли за ограду дома.
   - Как - зачем? Мы же договорились - ко мне в гости.
   - Ты разве не на Сретенке живешь?
   - Как видишь, уже нет. В феврале переехал.
   На лифте они поднялись на третий этаж, и перед Магдалиной вместо парадной или лестничной площадки открылся залитый солнцем коридор со сдвоенными разноцветными дверями.
   - А почему они разного цвета? - Магдалине действительно все было интересно. - Одни белые, другие черные?
   - Сейчас увидишь. - И открыл ключом черную дверь. - Проходи.
   Магда вошла в крохотную прихожую, которая, не успев начаться, уходила лестницей вниз.
   - Ой, - только и нашлось что сказать, - прям как в рыцарском замке!
   - Я знал, что тебе понравится, - улыбнулся Андрей, - это и был мой сюрприз. Проходи и располагайся. Только, да, забыл сказать, если хочешь помыть руки, то умывальник вот здесь, перед лестницей. Я жду тебя внизу.
   И, расстегивая на ходу ворот гимнастерки, спустился вниз.
   Умывальником, следуя галантным манерам, привитым еще в детстве, он назвал уборную, а вообще по меркам того времени дом и без лестницы считался роскошным. Ограждение, собственная территория, лифт, горячая и холодная вода, индивидуальные душевые кабины и туалеты. Магдалина вымыла руки, поправила волосы и спустилась в гостиную.
   - А куда я могу повесить плащ?
   - Сюда. - Хозяин открыл дверь под лестницей, принял у гостьи верхнюю одежду и повесил в гардероб. - Чувствуй себя как дома. Только говори потише - здесь, как видишь, хорошее естественное освещение, но плохая звукоизоляция.
   Магдалина села на диван и огляделась. Сюрприз удался. Действительно в такой квартире она находилась впервые. Из привычного обихода только печатающая машинка на рабочем столе. В остальном... Ни шкафов, ни полок, ни ящиков, где можно держать вещи и посуду. Гостиная переходила в спальню, а вот кухня отсутствовала. Несмотря на все это, столик перед диваном был сервирован закусками. Хрустальные фужеры под солнцем пускали во все стороны серебряные стрелы, а в ведерке со льдом лежало шампанское. Откуда это все взялось?
   - А лед откуда? - задала она самый глупый из всех возможных вопрос.
   - Из ледника. - Андрей улыбнулся. - Это экспериментальный дом-коммуна. У нас есть коммунальный корпус. Там прачечная, клуб, библиотека, что-то еще, ну и ледник.
   - А кухня?
   - Иди сюда, покажу.
   Андрей пошел в сторону спальни. "Однако!" - подумала Магдалина, но закончить мысль не успела - хозяин остановился на полпути и открыл еще одну дверь в стене - в углублении находилась маленькая кухня!
   - И вот откидной стол.
   - Ничего себе! И это... удобно?
   - Да как сказать... Мне, во всяком случае, где-то с неделю пришлось привыкать... Вся мебель встроенная. Никакого быта. Сплошное созидание.
   - А ты мне еще обещал рассказать, почему одни двери белые, а другие черные.
   - Конечно. - Андрей наконец-то поднял на нее глаза. - Садись на диван, я налью тебе шампанского и все расскажу.
   Магдалина села и уставилась вверх - гостиная была небольшого размера, но из-за высоты потолков, почти четыре метра, казалась огромной.
   - В квартирах с белыми дверями, - начал Андрей, передав гостье наполненный бокал, - ты входишь и сразу поднимаешься наверх. Они трехуровневые, или трехкомнатные. Закручены, как улитки. И душ у них внизу, а туалет вверху. Все наоборот. В таких квартирах живут семейные. А мне, холостяку, зачем три комнаты...
   Разговор шел совершенно не в том русле, в котором она предполагала его провести. Хотела одно, а получились архитектурные посиделки, как когда-то у Ады. Так и до глубокой ночи можно проболтать и не сказать главного.
   - Я хотела извиниться, - Магдалина решила поменять тему разговора, - ну за то... тогда...
   - Я читал письмо. - Андрей сел напротив и пригубил вина.
   - А почему не ответил?
   Доктор вздохнул. Потом устремил бездонные глаза в бесконечный потолок и некоторое время молчал.
   - Ты будешь не против, если я закурю? - спросил он.
   Она была не против.
   - Понимаешь ли, в чем дело... - начал он, затянувшись, - что бы ты про меня ни думала, но Андрей был моим другом.
   - А Яков? - перебила его Магда.
   - Яков... - Андрей выпустил ртом несколько колец. - До определенного момента да, был... а вот Андрей... К тебе я пришел в тот же день, когда меня вызвали на допрос. Точнее, на разговор. Я был вне подозрений, но поговорить со мной, как с членом экспедиции, следователь был обязан. Тогда-то я и узнал, что Андрея уже арестовали. А вот о его смерти я узнал значительно позже. Весть о его гибели совершенно выбила меня из колеи. Он был моим единственным другом. Не знаю, сможешь ли ты понять, какое для меня это было потрясение... Я признаюсь, что изначально причиной нашей дружбы стала ты и я строил планы, как отбить тебя у Андрея... Но потом каждый из вас пошел своей дорогой. Ты по моему сердцу, а он по моей душе... Дороже вас у меня на свете больше никого не было. Осталась только ты...
   Все шло кувырком.
   - А ты не знаешь... Андрея... его можно было спасти?
   Доктор закрыл глаза и тихо произнес:
   - Им всем предъявили обвинение и расстреляли. Андрею, можно сказать, повезло.
   - Тогда я ничего не понимаю... - Магдалина потрясла головой. - Почему тогда они пригласили меня к себе работать?
   - Не понимаешь? - Андрей открыл глаза и посмотрел на нее так, что все внутри похолодело.
   - Ты ведь что-то об этом знаешь, да? - шепотом спросила она.
   Он молча продолжал на нее смотреть.
   - Расскажи... мне действительно важно это знать... очень тебя прошу... умоляю...
   Он отвел взгляд и снова закурил.
   - На допросе, будем его так называть, я понял, что потеряю Андрея. Киношников шили крепко. Суровыми нитками через край. Но я не мог себе позволить потерять тебя. Поэтому я рассказал следователю о твоих уникальных способностях, верности идеалам революции и прочих правильных вещах, откуда следак, человек неглупый, должен был сделать вывод, что тебе необходимо не в подвалы Лубянки, а несколькими этажами выше. На следующий день я обмолвился о тебе еще с некоторыми людьми, от которых зависит принятие решений, а также написал заявление, что именно ты подходишь на работу ко мне в Лабораторию. Бюрократическая машина везде работает одинаково. Не знаю, какой из винтиков привел ее в движение, но главное, что ты жива и сейчас разговариваешь со мной.
   - Подожди... подожди...
   Магдалина вскочила с дивана и начала ходить из стороны в сторону. Мысли челноками носились в ее голове, мелькали туда-сюда лица, факты, обрывки фраз... Андрей приставил ей стул:
   - Сядь. И успокойся. Все уже в прошлом. Мне больно нисколько не меньше, чем тебе. Мне тебе еще многое надо сказать.
   Она села. Он положил руки ей на плечи, но Магдалина этого не почувствовала - она пыталась осознать то, что ей только что рассказал Андрей.
   - ...я решил, что будет честно по отношению к Андрею соблюсти все приличия и повременить год со дня его ухода, после чего сделать очередную попытку завоевать тебя, - услышала Магдалина. Все это время доктор, оказывается, что-то ей говорил... - И теперь, когда ты все знаешь... Магдалина, я старался... я пытался... как только мог я пытался тебя забыть. Но, как видишь - я не могу без тебя жить. И мое единственное желание сейчас - это чтобы ты осталась со мной. Ради этого я готов на все. На все твои условия. Ты не будешь ни в чем нуждаться, и твоя жизнь превратится в жизнь королевы. Нет, даже лучше - ни одну королеву никто не любил так, как люблю тебя я. Со мной ты забудешь, что такое работа по дому. Ты вообще можешь уволиться, спать допоздна и ежедневно пить шампанское, а каждый твой пальчик будет украшать драгоценное кольцо...
   Магдалину всю изнутри колотило.
   - Что, Дарьиной заимки всего на десять пальцев хватило? - резко спросила она. - Она мне ВСЕ рассказала.
   Доктор не удивился и не растерялся, а, оторвав от нее руки, во весь голос расхохотался. Такой реакции Магдалина ожидала меньше всего и повернула голову в сторону Андрея, пытаясь понять причину такого безудержного веселья.
   - Они все-таки решили тебя к ней заслать, да? - смеялся Андрей.
   - А что в этом смешного?
   - Ничего, - вытирая слезы, ответил Андрей, - кроме того, что я тогда, на допросе, сказал, что Дарья была в тебя влюблена, ревновала к мужу и только ради тебя вернулась и рассказала про золото Бактрии.
   Теперь все окончательно встало на свои места - и то, что ей предложили работать на ОГПУ, и то, что отправили в командировку на Урал. Зачем он так сказал? Сделал дополнительную страховку? Или пытался укрепить их с Дарьей тылы?
   Отсмеявшись, он сел на диван, снова налил в бокалы шампанского, пододвинул один в сторону Магдалины и серьезно произнес:
   - Ну, и коль зашла об этом речь и ты все о нашем договоре с Дарьей знаешь... ты должна знать и еще кое что... Передай, пожалуйста, папиросы...
   Магда передала "Герцеговину Флор" и присела рядом. Он покрутил в руках черную коробку, постучал ее зеленым ободком по столу, но папиросу доставать не стал.
   - Кое- кто тогда... решил меня убрать. Сразу же после возвращения из экспедиции. И этим кем-то оказался мой друг Яков. - Андрей тяжело вздохнул. - Хотел сделать моими руками грязную работу: выведать у Дарьи, где же на самом деле спрятано золото Бактрии, устранить ее, а потом и меня. Как единственного свидетеля... Так что с Дарьей я договаривался не столько о золоте, сколько о своей жизни. Я же сразу после нее уходить собирался, мне оставалось только закончить один опыт... но я встретил тебя... Пришлось все переигрывать...А золото... - Он усмехнулся. - А для кого, как ты думаешь, я старался? Для себя?
   - А зачем тогда тебе столько золота?
   - Как каждый нормальный мужик, который понимает, что ему ничего не светит, я хотел тебя купить... Вот так... Грубо и примитивно... и признаю это. Хотел ослепить тебя богатством, связями с влиятельными людьми, увести в Париж, а еще хотел... продлить тебе молодость, а это очень дорого стоит.
   Магдалина повернулась к Андрею спиной, а тот продолжал:
   - Да, Магдалина, да, я тогда совершенно потерял от тебя голову... да и сейчас, как ни старался, не могу ее найти. Ты многого обо мне не знаешь, но я не разочарую тебя. В этом можешь быть уверена. Ведь если в письмах ты пошла за мной, что тебе мешает это сделать в реальной жизни? Ты не видела меня, но отвечала взаимностью. Магда, что бы ты сейчас ни говорила, я читал письма любящей меня женщины! Иначе я бы не решился выйти из тени, не зашел бы к тебе в палату, не ответил бы на твои вытянутые в поцелуе губы, а просто продолжал бы вести с тобой переписку. И вот сейчас, когда ты рядом, у меня еще больше возможностей сделать тебя счастливой. Закрой глаза, вспомни, что мы писали друг другу, и поверь мне...
   Андрей обнял ее за плечи и развернул к себе. Магдалина закрыла глаза, сделала глубокий вдох, чтобы сбросить его руки, но запах уксуса, разбавленного сладкой водой, вместе с ароматом теплой ржаной корочки пробудили спящих внизу живота разноцветных мотыльков. Они как будто ждали того момента, когда им разрешат проснуться, потянуться и начать удивительный и трепетный подъем. Чем сильнее они махали бархатными крылышками, чем выше поднимались, тем меньше Магдалина принадлежала себе.
   Если их любовную переписку можно назвать либретто, то на диване под четырехметровым потолком исполнялась опера, в ариях которой, под руководством непревзойденного дирижера, финальная фраза могла тянуться и четыре и пять тактов. Когда умолкли последние скрипки и опустился занавес, город уже погрузился в ночь...
   Они проговорили до первых петухов - у них действительно было много чего друг другу сказать, но вот удачного момента рассказать Андрею про Дину в ту ночь так и не подвернулось. "Ну ничего, скажу ему в следующий раз", - думала Магдалина, одеваясь. Андрей еще спал, и она не хотела его будить.
   - Знаешь, чего я больше всего на свете не люблю? - услышала она его голос и вздрогнула - побег не удался.
   - Белое белье под светлыми вещами?
   Он расхохотался:
   - И это тоже... Но больше всего я не люблю просыпаться с женщиной, с которой провел ночь. Вот уж не знаю, откуда тебе про это известно, но, смотрю, ты решила сделать мне приятное и покинуть этот дом до моего пробуждения. Не торопись. К тебе это не относится. Спасибо, что осталась.
   "Ну что ж, значит, сейчас самое время", - подумала Магда и присела к нему.
   - Мне с тобой нужно ОЧЕНЬ серьезно поговорить.
   - Прошу тебя, только не сейчас. - Он положил ладонь на ее руку.
   - Почему?
   Андрей посмотрел на часы:
   - Через четыре часа у меня поезд. Я должен уехать. Вернусь через десять-двенадцать дней. Вот тогда и поговорим.
   - А почему мы не можем поговорить перед поездом?
   - Магдалина... - в голосе послышались те стальные нотки, что были, когда он давал указания ставить ей капельницу, - особенность моей работы такова, что каждый день я держу смерть на кончике иглы. Или жизнь. Между ними очень тонкая грань... Ведь яды и токсины -- это не только смерть. Яд -- это еще и пропуск в жизнь. Это лекарство. Порой единственное из всех возможных. Ни яды, ни противоядья не терпят, когда кто-то третий вмешивается в их игру. Меня они подпускают достаточно близко и терпят мое присутствие лишь при условии, что мои мысли заняты только ими.
   С этими словами он притянул Магдалину к себе, а она внутри согласилась, что сейчас действительно не лучшее время для разговора. В следующий раз...
   Весь третий день второй после отъезда Андрея шестидневки Константин Георгиевич как-то странно себя вел. Несколько раз заходил в ее комнату, внимательно смотрел на подчиненную и уходил. Магде казалось, что он хочет ей что-то сказать. К вечеру, когда все начали расходиться, он попросил Магдалину зайти к нему в кабинет.
   - Магдалина Васильевна... Присаживайтесь...
   Руки начальника лежали на листке бумаги в клетку, а глаза были опущены вниз.
   - Магдалина Васильевна... Специфика нашей службы заключается в том, что каждый день мы подвергаем свою жизнь опасности ради идеалов революции и процветания нашей Советской страны. И я, и вы, я в этом не сомневаюсь, без промедления отдадите жизнь во благо нашей отчизны, как это сделал наш соратник, ваш товарищ и близкий друг Андрей Михайлович Баташев.
   - Что?! - Магдалина вскочила с места. - Что вы сказали?
   - Приношу соболезнования...
   - Я не поняла... - Магда плюхнулась на стул.
   - Я вас понимаю... Андрей Михайлович был непревзойденным токсикологом и инфекционистом. Он работал в одной из наших лабораторий, и благодаря ему советская токсикология шагнула далеко вперед. Как настоящий ученый и истинный революционер, временами он не доверял расчетам и лабораторным мышам, а ставил опыты на себе. Он сознательно шел на риск. Вот его записка. - И он положил перед Магдалиной наполненный круглыми пляшущими буквами листок. - Препарат, который товарищ Баташев себе вколол, оказался сильнее того средства, что разработали в недрах Казанской лаборатории. Но смерть его не была напрасной! Враг не дремлет! И ценой его жизни мы узнали, что...
   Магда уже не слышала, что они узнали ценой его жизни. Она просто упала в обморок.
   Дина упорно продолжала называть ее мамой. На все попытки Магдалины убедить падчерицу, что она не мама, а просто Магдалина, девочка реагировала одинаково - вперялась глазами в одну точку и отключалась. Наконец решились на компромисс.
   - Хорошо, - вздохнула Магдалина, - давай ты будешь называть меня мама Магдалина или мама Магда.
   - Хорошо, - Динка блеснула топазами, - мама Магдалина.
   К вечеру она стала мамагдой, а на следующий день просто мамама или мамм.
   В июле Магдалине дали путевку в дом отдыха на четырнадцать дней, и они с Диной уехали в Ялту. Десять дней прошли в великолепной погоде, а затем резко похолодало, и Магда немного простудилась. За день до отъезда у нее начала раскалываться голова, запершило в горле, потек нос, и перед поездом она купила в дорогу немного меда.
   Проводник принес чай.
   - Нужно лечиться народными методами! - пробасил сосед по купе, крупный мужик в белой рубахе навыпуск, и выставил на стол водку.
   - Нет, нет, нет! - замахала руками Магдалина. В последнее время она перестала переносить даже запах алкоголя, да до такой степени, что весь отпуск отказывалась от знаменитых крымских вин. - Я не пью!
   - И правильно, дочка, - согласилась вторая соседка, развязывая узелок. - Вот, внученька, - обратилась она уже к Динке и протянула ей пару ароматных расстегаев с капустой, - скушай пирожок и маму угости, и ты, сынок, тоже угощайся.
   Магдалина посмотрела на пирожок, и в животе тошнотно булькнуло - скорее всего поднималась температура. По закону подлости в вагоне не оказалось ни одного врача и ни одного градусника. "Ну ничего, на горячем чае с медом как-нибудь доеду до дома".
   Насморк прекратился, горло еще давало о себе знать, а вот голову до самой Москвы не отпускало...
   На следующий день после возвращения из Крыма они сидели за столом и завтракали. Динка посыпала белый хлеб колотым в крошку сахаром и уплетала за обе щеки, запивая сладким чаем. А вот Магде кусок совершенно не лез в горло. Она вяло болтала ложкой по стакану и разбирала почту. Со дня гибели доктора она еще ни разу не прикоснулась к корреспонденции. И тогда и сейчас она готова была отдать что угодно, чтобы... но вместо письма без обратного адреса появилась телеграмма "<как> приедете дайте пожалуйста знать. Илья Баринов". Магда грустно улыбнулась. Хороший человек этот Илья... Зачем водить его за нос?. Вот и решилась ему все рассказать. Он все внимательно тогда выслушал, а когда из глаз потекли слезы, передал ей платок и сходил за стаканом воды. Когда Магда успокоилась, Илья, в свойственной дипломату протокольной манере, произнес:
   - Я всегда чувствовал, Магдалина, что рядом с вами находилась сильная, неординарная личность, и приношу вам искренние соболезнования в связи с его утратой. Я отдаю себе отчет, что не могу рассчитывать на его долю в вашем сердце, но я от души хотел бы стать вам другом и опорой.
   Милый, добрый Илья. Действительно друг. Поехал провожать их с Динкой на вокзал, а она забыла его известить, когда их встречать. Теперь шлет телеграммы. Переживает...
   - Динка! Динка! Выходи гулять! - донеслось из окна.
   - Мамм, ну я пойду? - Девочка соскочила со стула.
   - Да, только далеко не уходите, - ответила Магда, потирая виски.
   - Хорошо, мамм. - Приемная дочь чмокнула ее в щеку и хлопнула дверью.
   - А я, пожалуй, полежу, - сказала себе Магдалина и направилась в сторону кровати, но не тут-то было.
   В дверь три раза позвонили - по правилам их небольшой, всего на пять семей, коммунальной квартиры три звонка означало Зверевы.
   На пороге стоял невысокий, полноватый мужчина лет тридцати пяти. В руках он держал коробку с тортом.
   - Здравствуйте, вы ведь Магдалина Васильевна Зверева, - констатировал незнакомец.
   - Да.
   - Извините, пожалуйста, не представился. - Незнакомец робко потоптался и снял кепку. - А я вас знаю... вы пели на моей свадьбе в ресторане "Крыша" лет... постойте... да, лет восемь назад. Ой, я снова забыл представиться - Роберт Дильс. Разрешите пройти?
   - Проходите.
   Они прошли в комнату, и гость без приглашения сел на стул.
   - Чай будете?
   - Нет, нет, нет. - Незнакомец явно чего-то опасался. Коробка с тортом стояла у него на коленях, и он нервно теребил ее бечевку. - Я не за этим пришел... Я не знаю, как начать... Наша семья... Это еще при Петре... Ой, да что ж это я... Я заходил к вам некоторое время назад, но соседи мне сказали, что вы в отпуске.
   - Да, я была в отпуске. - Боль усиливалась и подкатывала тошнота - в этот раз точно температура. - Роберт, да поставьте же торт на стол, а то уроните.
   - Да, да, вы правы... Вы правы... Магдалина Васильевна... можно вас попросить сесть ко мне поближе? Я буду говорить шепотом.
   "К температуре мне не хватало только сумасшедшего", - подумала Магда, но придвинулась к гостю.
   - Ювелирный дом "Фридрих Дильс" уже насчитывает более трех веков. Увы, после всех катаклизмов, что свалились на Европу за минувшие двести лет, наша семья последние представители ювелиров этой славной династии. В Москву нас привез во времена Петра I его сподвижник Яков Брюс. Он многих мастеровых людей привез. Тут мы и осели... Андрей Михайлович Баташев... его покойная матушка, Софья Аполлинарьевна, всегда вела дела с нашей семьей. Она не доверяла банкирам... Андрей Михайлович, вернувшись из заграницы, несколько дней жил у нас. Нас тогда "уплотнили", и мы все некоторое время жили в дворницкой. Ой, да что же я все не о том... Софья Аполлинарьевна предчувствовала близкий конец и в голодном двадцатом году доверилась нашей семье. Оставила сыну несколько колец и браслет - все, что осталось от некогда внушительного состояния. И вот теперь Андрей Михайлович... Трагическая, нелепая смерть... Извините... - Роберт обернулся по сторонам. - Прошу прощения, Магдалина Васильевна, что не могу вам предоставить опись, Андрей Михайлович ее просто не составил, но поверьте, здесь все, что он просил вам передать, в случае если с ним что-либо случится...
   С этими словами Роберт Дильс начал развязывать бечевку дрожащими пальцами. Только сейчас Магдалина обратила внимание, что "торт" обвязан сильнее, чем положено. Внутри коробки оказалась вторая, поменьше. Он снял веревки и с нее, отошел от стола и отвернулся.
   - Прошу вас, ознакомьтесь с содержимым. Я не знаю, что там. С тех пор как Андрей Михайлович несколько лет назад принес мне эту коробку, я ни разу ее не открыл...
   Магда сняла крышку и оторопела: десять мешочков-столбиков (скорее всего, золотые монеты), сапфировое ожерелье и браслет к нему, несколько колец с камнями, три пары бриллиантовых серег и эмалевый кулон. Она закрыла коробку. "А для кого, как ты думаешь, я старался?" - звучал его хриплый голос, а она кричала в ответ: "Да забери ты все это, только вернись! Прошу тебя, вернись!"
   - Роберт, - дрожащим голосом обратилась она к гостю и закрыла коробку, - можете поворачиваться.
   Гость обернулся.
   - И вот еще, Магдалина Васильевна...
   Ювелир присел, вытащил из кармана пиджака тряпицу, положил перед собой и развернул - на столе, радуясь солнцу и вовсю переливаясь, лежало кольцо с голубым топазом.
   - Это фамильное кольцо Баташевых, кольцо его матушки. У них у всех были поразительно голубые глаза... Это кольцо он просил меня надеть вам на руку...
   Соседи жарили рыбу. Запах еды, ворвавшийся с ветром в комнату, где сидели Роберт с Магдалиной, подогнал к горлу такой приступ тошноты, что Магде вдруг сразу стало предельно ясно, что же на самом деле за "температура" поднимается в ее теле.

Эпилог. Последний Узел

   - Добрый вечер, уважаемые телезрители! С вами я, Анжелика Фрай, и программа "Вам и не снилось!". Первой гостьей в нашей студии будет темная лошадка советской разведки, женщина с уникальными способностями, основоположница современных методов коммуникации и ветеран органов государственной безопасности! Встречайте, Магдалина Васильевна Зверева!
   Крупный план на гостью. Камера отъезжает. Камера на ведущую.
   - Магдалина Васильевна, вы проработали пятьдесят лет в разведке. Пятьдесят лет! Это срок! К тому же в нашей стране, с ее неоднозначной историей.
   Аплодисменты. Камера на ведущую.
   - Но наш сегодняшний разговор я бы все-таки хотела начать с той эпохи, живым свидетелем которой вы являетесь. Двадцатые годы прошлого столетия. Для меня, как и для большинства наших зрителей, они ассоциируются с голодом и разрухой. Так ли это? Неужели не было никаких светлых пятен?
   Общий план студии. Крупный план на гостью.
   - Да, действительно, вы в чем- то правы. Начало двадцатых годов -- это голод, разруха, разгул бандитизма, безработица, нищета. С людей на улицах снимали пальто, а фонарные столбы рубили, чтобы топить печи. Однако с приходом НЭПа ситуация постепенно начала меняться. Не для всех, конечно, но стали, как вы говорите, появляться светлые пятна.
   - Расскажите, пожалуйста. Во времена СССР НЭП был почти что ругательным словом, но и сейчас мы мало что о нем знаем.
   Общий план студии. Общий план на гостью.
   - Чтобы быстрее подняться из руин, советская власть вводит новую экономическую политику, которая легализует частный капитал. Как грибы после дождя возникают частные предприятия: магазины, рестораны, ателье, кооперативы, артели. НЭП -- это не только экономическая политика. Это еще и образ жизни. Причем жизни относительно свободной. Возникают литературные, театральные, музыкальные и прочие сообщества. Страна бурлит новыми идеями: пассажирские дирижабли, летающие автомобили, дома-коммунны. Мне особенно запомнилась одно архитектурное "предложение" - покрыть Москву стеклянным куполом.
   - Для чего?
   - Для того чтобы защищал город от непогоды. Предполагалось, что в плохую погоду он будет опускаться, а в хорошую пониматься. Для спасения от жары предлагалось оснастить столицу специальными подъемниками, которые поднимали бы жителей в прохладные слои с зонами отдыха.
   - Совершенно фантастическая идея! Ну а ближе, так сказать, к реальности?
   - Появляются казино. Тогда их называли игорные дома. Открываются кабаре. Да, да, вы не ослышались - кабаре. Вы удивитесь, но до конца двадцатых годов за проституцию не полагалось уголовной ответственности, да и гомосексуализм не преследовался по закону.
   - Вот это да!
   Аплодисменты. Камера на ведущую.
   - Магдалина Васильевна, вы обмолвились о сообществах. Готовясь к нашей с вами встрече, я наткнулась на удивительную информацию: оказывается, в конце двадцатых - начале тридцатых годов чуть ли не под стенами здания на Лубянке спокойно существовало некое тайное общество. Его целью было убийство Сталина. Для этого члены этой организации собирались, надевали мантии и читали заклинания. Более того - они сделали ритуальную куклу, покупали волосы у личного парикмахера вождя, клеили их на куклу и пронзали ее иглами.
   Общий план на гостью.
   - Про это общество мне ничего не известно. Но отрицать ничего не буду. Возможно, было и такое. Эпоха, про которую мы сейчас говорим, - это времена расцвета мистицизма. В Россию приезжает множество неординарных личностей. Начнем с того, что в двадцатом году в Москве появляется автор машины времени Герберт Уэллс, за чертежами и записками которого охотились все разведки мира. Мистик и тамплиер Аполлон Карелин возвращается из Франции и пытается воссоздать древний орден на московской земле.
   - А почему именно на московской?
   - Вы знаете, не так давно я смотрела по телевидению одну передачу. Приглашенные в студию ученые и исследователи на полном серьезе считали, что тамплиеры спрятали свое золото именно в Московии, а часть из них и вовсе осела в Москве четырнадцатого века. В качестве доказательств они приводили внезапный расцвет и возвышение княжества Московского, пришедшегося на закат ордена. Возможно, что Аполлон Карелин придерживался той же точки зрения.
   - Удивительно! А что еще интересного с мистической точки зрения тогда происходило?
   - Еще шла Гражданская война, а Александр Барченко уехал в экспедицию на Кольский полуостров, где изучал паранормальные явления. Гипноз, общение с ду?хами, биоэнергетика, поиски Агарты и Атлантиды. Про это даже писали в газетах. В двадцать пятом году советская экспедиция идет на поиски Шамбалы в Тибет. Шамбалу не нашли, а вот до Тибета первыми в мире добрались. Автор этой экспедиции Александр Барченко, про которого я уже говорила, и чекист-мистик Глеб Бокий. Последний открывает лаборатории исследований всех возможных аномалий: от снежного человека до летающих тарелок.
   - Извините, я вас перебью, вот как раз про чекистов и лаборатории. Не так давно я наткнулась на информацию, что в лабораториях НКВД ставились опыты над людьми. Что вы про это знаете?
   Крупный план на гостью.
   - Опыты над людьми ставились во всех странах. Так что СССР не исключение. Оговорюсь сразу - ни поступая на работу, ни во время работы в ОГПУ, а позже НКВД, про опыты над людьми я не знала. У меня другой профиль. Однако сама, волею судьбы, выступила в роли подопытного кролика. И благодаря этому я сейчас сижу с вами студии.
   Аплодисменты. Общий план студии.
   - Невероятно! Вы нам про это расскажете?
   - Расскажу... С середины двадцатых и до тридцать второго года в структуре ОГПУ существовала одна небольшая Лаборатория. Она объединяла энтузиастов и единомышленников под руководством очень талантливого врача и ученого. Звали его Андрей Михайлович Баташев. В мае тридцать второго года я попала в больницу Медсантруд с диагнозом геморрагический дифтерит. Мне повезло, что в тот день, когда меня доставили в больницу, доктор Баташев давал в ней консультации. Я была уже без чувств, и он выходил меня своим экспериментальным препаратом под названием "Астра". Я видела запись в его лабораторном дневнике: пациентка Зверева М.В., одна тысяча девятьсот шестого года рождения, совслужащая, и так далее и тому подобное. Что-то на латыни... А потом, в самом конце приписка на русском: "Впервые со времени открытия Лаборатории введение препарата проводится без согласия испытуемого". Мыши и морские свинки не в счет. Позже я узнала, что сотрудники Лаборатории, перед тем как дать препарат добровольцу, испытывали его на себе.
   - А что собой представляла эта "Астра"?
   - Увы, не знаю. Доктор Баташев погиб вскоре после моего выздоровления. Как раз во время опыта, который он ставил на себе. Все очень переживали и в день похорон его сотрудники задержались в Лаборатории помянуть Андрея Михайловича. То ли сигарету непотушенную оставили, то ли неисправный электроприбор, а может, и примус... что бы то ни было, но в Лаборатории ночью случился пожар. Она полностью выгорела.
   Общий план студии. Крупные планы на расстроенные лица гостей.
   - Какая досада! Сколько бы жизней можно было спасти! И сколько всего мы не знаем! Жаль, что время нашего эфира ограниченно и мы не можем остановиться на этом вопросе подольше. Но, коль речь зашла об ОГПУ, давайте перейдем к роду вашей деятельности и начнем с ваших уникальных способностей. В чем они заключались?
   - Изначально мои способности заключались в том, что я могла запоминать приблизительно два листа текста, начитанного на любом языке, и легко обучалась иностранным языкам.
   Аплодисменты. Камера на ведущую.
   - Потрясающе! А еще?
   - А потом я развила приблизительно такую же зрительную память. На тот момент в ОГПУ велись разные разработки по расширению границ человеческих возможностей. Моими возможностями стала память.
   - Невероятно! Просто невероятно! Мне бы такие способности, когда я училась в институте!
   Смех, аплодисменты.
   - Вернемся к ОГПУ. Говорят, вы два раза чудом избежали репрессий. Расскажите, пожалуйста, как это было?
   - Да, я действительно два раза по чистой случайности избежала чисток. В первый раз меня спас ребенок. Сын. Это были тридцать второй - тридцать третий годы. Беременность протекала тяжело, и большую часть времени я провела в больнице. Когда Андрей родился, то муж настоял, чтобы я оставила работу и занималась детьми. Меня отпустили и на какое-то время... забыли. Я выпала из обоймы. В прямом и переносном смысле.
   - Ваш муж тоже разведчик?
   - Нет, дипломат. Илья Баринов.
   - Вы сказали - заниматься детьми. А сколько у вас их было?
   - Сначала двое. Дина - дочь моей репрессированной подруги, которая умерла от туберкулеза в тридцать втором году. Я ее удочерила. Потом, в тридцать третьем, родился Андрей. А осенью того же года моя сестра Аида вышла из дома и не вернулась. Она увлекалась астрологией, а в тридцатых годах это было весьма опасным занятием. Ее сына Генриха, ему на тот момент было около полугода, я забрала себе, и они выросли с Андреем молочными братьями.
   Аплодисменты.
   - Вы мужественная женщина! Но вы ведь все равно вернулись к работе?
   - Да. В тридцать пятом году мужа направили в Берлин и меня вместе с ним. Я хорошо знала немецкий. У меня было задание передавать информацию резидентам и получать ее от них.
   - Чертежи, планы, схемы, да?
   - Разное...
   Аплодисменты.
   - Магдалина Васильевна, задам вопрос как работающая мать - во время командировки супруга вы тоже были на ответственном задании. А дети? С кем были они?
   - Как - с кем? Со мной. Я же не с девяти до шести у станка стояла.
   Смех аплодисменты, камера на смеющуюся ведущую.
   - Магдалина Васильевна, вы великолепны! Но вернемся к репрессиям. А во второй раз как вам удалось избежать страшной участи?
   - Второй раз в тридцать седьмом. Мы вернулись в Москву, и меня направили в командировку во Владивосток. Ехала я на поезде месяц в одну сторону, потом три недели работы на Дальнем Востоке, и обратно месяц. Когда я вернулась, то кто такая Магдалина Зверева и что она тут делает, никто не знал. Посадили всех тех, кто посадил всех тех, с кем я работала.
   Тишина. Крупный план на изумленное лицо ведущей.
   - Нет слов...
   - Да. И такое бывало. И нас с мужем снова направили в Берлин, где мы проработали до января сорок первого года. Потом вернулись в Москву.
   - У вас было предчувствие войны?
   - Не предчувствие, а уверенность. Нас пригласили в немецкое посольство на фуршет. И многие из наших девушек, включая меня, обратили внимание, что в стенах зала, где давали банкет, - дырки.
   - А что это значит?
   - Снятые картины. Картины снимают, перед тем как уехать. Посольство готовилось покидать Москву. Других доказательств не требовалось.
   Аплодисменты.
   - Потрясающе... Ну а во время войны?
   - Войну мы встретили, естественно, в Стамбуле.
   - Почему "естественно"?
   - Стамбул сороковых - Мекка разведчиков всего мира. Кого там только не было. Мне в нем было самое место.
   - Вы от первого до последнего дня войны провели в Стамбуле? Что вам особенно запомнилось?
   Крупный план на гостью.
   - Что, говорите, запомнилось? Вид из окна: красный со свастикой флаг. Окна советского и немецкого посольств смотрели друг на друга. И особенно жутко было смотреть на трепыхание свастики во время боев под Москвой. Мало кто знал, а мне было доподлинно известно, что Турция и Япония собирались вступить в войну на стороне Германии в случае взятия Гитлером Москвы. Сейчас это ни для кого не секрет.
   Аплодисменты.
   - А после войны?
   - После войны мы вернулись в Москву, и я перешла на преподавательскую работу.
   - Вы, наверное, видели Сталина?
   - И Сталина, и Берию, и Молотова, и еще много кого.
   - Извините за бестактный, может быть, вопрос, но все знают, что Берия был неравнодушен к красивым женщинам...
   - Я поняла ваш вопрос...
   Аплодисменты, крупный план на улыбающуюся ведущую, камера на гостью.
   - Берия любил молоденьких балерин и актрис. Мне на тот момент было уже к сорока, и комплекцией на балерину я никак не тянула.
   Смех аудитории, камера на ведущую.
   - Магдалина Васильевна, у меня нет слов, чтобы выразить свое восхищение вами, но, к сожалению, наше время подходит к концу. Ваша жизнь достойна, чтобы о ней писали книги и снимали фильмы: у вас богатейший жизненный опыт. Скажите, пожалуйста, какой бы совет вы дали современным девушкам?
   Крупный план на гостью.
   - Современным девушкам? Наверное... не носить под просвечивающиеся вещи белое белье.
   Крупный план на изумленную ведущую.
   - А какое носить?
   - Как какое? Телесное конечно же!
   Аплодисменты.
   - Уважаемые телезрители. В нашей студии была женщина удивительной судьбы и потрясающей харизмы, Магдалина Васильевна Зверева. А мы с вами встретимся после рекламы!
  
  
   Первый дом Совнаркома, ул. Серафимовича, д. 2.
   На Новой Басманной улице установлен памятник сезоннику. Архитектор Шадр.
   Улица Остоженка, д. 3/14.
   Препарат 606 - диоксидиамидоарсенобензол, использующийся против сифилиса.
   Геридон - столик на одной ноге.
   Луначарский Анатолий Васильевич (1875-1933) - революционер, видный советский деятель, нарком образования, писатель, переводчик, публицист, искусствовед.
   Богданов Александр Александрович (настоящая фамилия Малиновский) (1873-1928) - большевик, врач, экономист, философ, родственник Луначарского, директор первого института переливания крови. Автор футуристических книг "Красная звезда" и "Инженер Мэнни". Ставил опыты по прямому переливанию крови на себе. Умер во время тринадцатого опыта от несовместимости резус-фактора, который откроют через 12 лет.
   Розенель Наталья Александровна (1889-1962) - советская актриса, переводчица, вторая супруга А.В. Луначарского.
   Наркомзем - Наркомат земледелия.
   Сац Наталья Ильинична (1903- 1993) - советский театральный режиссер, первая в мире женщина - оперный режиссер, создатель первого театра с репертуаром для детей.
   Сац Нина Ильинична (1904- 1924) - сестра Натальи Сац, поэтесса, погибла при невыясненных обстоятельствах.
   Блюмкин Яков Григорьевич (1898- 1929) - эсер, один из убийц немецкого посла Мирбаха, чекист, разведчик, террорист, доверенное лицо Троцкого. Обладал блестящими коммуникационными и лингвистическими способностями, аферист. В 1925 году дошел до Тибета.
   Вильгельм фон Мирбах-Харф, посол кайзера Вильгельма в Советской России. Убит в 1918 году Яковом Блюмкиным и сотрудником ВЧК Андреевым. Целью убийства посла был срыв Брестского мира и провоцирование Германии на агрессию против Советской России.
   Убийство Мирбаха произошло в Красной Гостиной здания немецкого посольства, расположенного в те годы по адресу Денежный переулок дом 5 (ныне посольство Италии).
   Неизвестно откуда Блюмкин это взял, но он любил повторять: "У каждого еврея девять жизней, и пока я все их до конца не проживу, умирать не собираюсь!"
   Информация, которую Блюмкин сам про себя с удовольствием рассказывал.
   Трест "Жир-Кость".
   Сухаревский рынок
   Белый табак - кокаин.
   Согласно сплетням, ходившим в то время по Москве, виновником смерти Нины Сац считался Яков Блюмкин.
   Орлов на кремлевских башнях заменят на звезды только в начале 30-х годов XX века.
   Карелин Аполлон Андреевич (1863-1926) - русский экономист, основоположник анархизма, основал в России орден тамплиеров, состоящий из нескольких подорденов. В 1930 году ОГПУ арестовало и репрессировало всех участников ордена как анархомистиков.
   Помимо "Храма искусств" были организованы "Орден Света" и "Орден духа", на собраниях которых рассказывались древние легенды, читались лекции по космологии и философии, о рыцарстве, мире духов, Атлантиде, бесконечности вселенных, о духовных началах в человеке и так далее.
   Бехтерев Владимир Михайлович (1857-1927) - выдающийся русский психиатр, невропатолог, физиолог, психолог.
   Чижевский Александр Леонидович (1897-1964) - ученый, один из основателей космического естествознания, биофизик, основоположник космической биологии и гелиобиологии, аэроионификации, электрогемодинамики.
   Дуров Владимир Леонидович (1863-1934) - российский дрессировщик и цирковой артист. Основал в 1912 году первый Театр зверей.
   Васильев Константин (дата рождения- дата смерти неизвестны) - реально существовавший человек, работавший графологом в ОГПУ, обладавший уникальными способностями через почерк давать психологическую, физиологическую оценку человека.
   Исторический факт.
   Дом Пашкова - ул. Воздвиженка, д. 3/5, стр. 1.
   Второе название Болотного острова - Балчуг, от татарского "грязь".
   Военно-научное общество - предшественник Осоавиахима и ДОСААФа.
   Гаккель Яков Модестович (1874-1945) - советский ученый, изобретатель.
   Бахметьевская улица - прежнее название улицы Образцова.
   Всех юнкеров, защищавших Кремль после сдачи большевикам, расстреляли.
   ГЭЛ1- первый советский тепловоз.
   Ресторан "Крыша" располагался в доме, построенном архитектором Нирзнее, - первый московский двенадцатиэтажный небоскреб, Гнездиковский пер., д. 10.
   Дореволюционная форма железнодорожников - перекрестье топора и якоря плюс гербы и вензеля.
   "Честерфильд" - дорогой кожаный стеганый диван.
   Кот - старомосковское название сутенера.
   "Котиковой улицей" называли улицу Петровку из-за обилия шикарных магазинов и их посетителей в мехах. В том числе и котиковых.
   Ермаковская ночлежка - Орликов переулок, д. 5.
   Второе название фильма "Убитая жизнью"- "Проститутка".
   Генке-Меллер Нина Генриховна (1893-1954) - русский художник-авангардист (супрематист), книжный график, дизайнер интерьеров, сценограф.
   Экстер Александра Александровна (1882-1949) - художница русско-французского происхождения, работала в стиле кубофутуризм, супрематизм, одна из основателей стиля ар-деко. Дизайнер, представитель движения авангард.
   Морские сцены Эйзенштейн снимал в Сандуновских банях.
   Барченко Александр Васильевич (1881-1938) - оккультист, писатель, исследователь, гипнотизер, работал на спецотдел ОГПУ. Провел несколько экспедиций на Кольский полуостров. Один из инициаторов советской экспедиции на Тибет в 1925 году. Обвинен в масонской деятельности и шпионаже в пользу Британии.
   Церковь Ржевской Божьей Матери (1540-1929). Ее фундамент стал основой дома-коммуны переходного типа, а подвалы - подземными переходами из жилых в коммунальный корпус дома-коммуны.
   Исторический факт.
   Малый Ржевский пер., д. 6 / Хлебный пер., д. 18.
   Берсень - старорусское название крыжовника.
   Палаты Аверкия Кириллова - Берсеневская наб., д. 20.
   С 1925 по 1930 год Самарканд был столицей Узбекистана.
   "Замок Обезьян" - роскошная вилла на Лазурном Берегу, принадлежавшая хирургу Воронову, где он проводил операции по пересадке органов.
   Воронов Сергей Александрович (1866-1951) - хирург, трансплантолог, омолаживал пациентов путем пересадки половых желез от обезьяны к человеку, работал во Франции и Алжире, пик успеха 20-е годы XX века.
   Малик - старейшина рода, клана или племени.
   Калаши - небольшой дарский народ европейской внешности, живет в горах Южного Гиндукуша.
   Георг Скотт Робертсон, в 1890-1891 годах посетил Гиндукуш и издал книгу "Кафиры Гиндукуша".
   Исторический факт
   Усадьба Баташева - Яузская улица, д. 11.
   Трансплантация органов (фр.).
   Исторический факт.
   Воронова действительно приглашали в Москву для консультации по состоянию здоровья Ленина.
   Больница Медсантруд до 1926 года функционировала и как тюрьма.
   Дом купца Беляева, Рюмин переулок, д. 2.
   Кинотеатр "Уран" - ул. Сретенка, д. 19. С 1997 года на месте кинотеатра расположен Театр - школа драматического искусства.
   Храм Троицы в Листах - ул. Сретенка, д. 27, стр. 3.
   Исторический факт.
   Первая советская лаборатория ядов называлась "Специальное управление" и до 1938 года формально находилось под ведомством Всесоюзного института биохимии.
   Бывший приют при храме Святого Людовика - улица Малая Лубянка, д. 12, стр. А.
   "Dies mei sicut umbra declinaverunt, et ego sicut fnum arui" - "Дни мои - как уклоняющаяся тень, и я иссох, как трава".
   ИНО ОГПУ - Иностранный отдел Государственного политического управления
   Исторический факт.
   Во второй половине 20-х годов в район Афганистана будет собрана киноэкспедиция.
   Нансеновский паспорт - паспорт беженца.
   "Аэлита" (1924 г.) - классический советский немой фильм по рассказу А.Н. Толстого. Режиссер Яков Протазанов.
   Исторический факт.
   Лихов переулок, д. 4, стр. 1.
   Исторический факт.
   "Бурбонская лилия" - массивная бриллиантовая брошь Марии-Антуанетты, попавшая к жене Алексея Толстого в 30-х годах XX века. Украдена у нее в конце 70-х и бесследно пропала.
   Опиумный салон на Драчевке - ориентировочно Последний переулок, д. 22 (по некоторым данным д. 24). На самом деле в Сретенских переулках существовало несколько китайских опиумных домов, порой несколько на одну улицу.
   Ныне Трубная улица.
   По адресу Цветной бульвар, д. 2 находился до купца Внукова. На первом этаже располагался притон "Крым", а в подвале трактир "Ад", переходы из которого вели в сторону Кузнецкого Моста, Театральной площади и даже Александровского сада. В трактире преступники собирались, чтобы делить куш и праздновать победы.
   Эмир Абдур Хамид (1884- 1901) - эмир Афганистана, с 1870 по 1880 год скрывался в Самарканде, после чего вернулся в Афганистан и взошел на престол.
   Малый Колосов переулок - с 1907 года Малый Сухарев переулок. Колосовым назвался в честь располагавшейся на нем шелковой мануфактуры купца Колосова. Славился самыми дешевыми борделями и разгулом криминалитета.
   Самотечная улица.
   Кошко Аркадий Францевич (1867-1928) - русский криминалист и сыщик. Начальник Московской сыскной полиции, позднее заведовавший всем уголовным сыском Российской империи, в эмиграции писатель-мемуарист. Обучал сотрудников Скотленд-Ярда принципам работы уголовного розыска в царской России.
   КВЖД - Китайско-Восточная железная дорога. 10 июля 1929 года происходит захват дороги китайскими милитаристами, 17 июля 1929 года СССР разрывает дипломатические отношения с Китаем.
   Свято-Данилов монастырь - Даниловский Вал, д. 22. Основан в Москве в XIII веке. С 1930 года Свято-Данилов монастырь стал работать как приемник детей расстрелянных родителей. Возвращен церкви в 1982 году.
   В средневековой математике и логике вместо знака = использовалось словесное написание est egale.
   "Ведьма" - палка с железной лапой, на которую насаживалась обувь.
   Головин переулок, д. 22.
   Печатников пер, д. 11, стр. 2.
   Рыжье - золото на криминальном жаргоне.
   Так называемое дело Академии наук 1929-1932 годов.
   Чичерин Георгий (Юрий) Васильевич (1872 - 1936) - нарком иностранных дел РСФСР и СССР с 1918 по 1930 год.
   Дом-коммуна на Гоголевском бульваре, д. 8.
   В 1929 году в СССР ввели так называемый "революционный" календарь, в котором были упразднены дни недели, зато каждый день имел свой цвет. Это оказалось неудобным, и позже ввели шестидневку - пять рабочих и один выходной день. Возврат к семидневной неделе произошел в 1940 году.
   Исторический факт.
   Исторический факт.
  
  
  
  
  
  
  
  
  

1

  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"