Аннотация: Первый. Жанр: сказка либо фэнтези Цитата: Когда падает белый снег, он укрывает мир и скрывает цвет скорби. (с) Эф: История воспоминаний
С тех пор, как я стал таким, прошло уже... сколько? Время перестало иметь значение. Вместо него - алый язык пламени, глубокое небо, запах разлагающейся листвы и трепещущее сердце под крылом. Меня это устраивает. Или нет?.. Это моё настоящее. Моя жизнь. И когда я открою на рассвете глаза, ничего не изменится.
Медленно засыпающие деревья, бормочущие что-то про вечность. Морозный ветер, свободно летящий в синюю недосягаемую высь. Огромное солнце, слепящее, скользящее по чешуе. Взъерошенная человеческая женщина, нежно скребущая мои лапы; сама маленькая - с лёгкостью уместиться на одном пальце, - но копошиться и озабоченно хмурится, словно бескрылый и слабый дракон.
Но она сильная. Не знаю, почему я так решил. И почему она держится меня, тоже не знаю. Это не мешает ей быть рядом. Говорить о чём-то, звать меня "Эрик" и "милый". Залазить каждую ночь под крыло и каждое утро - на спину. Рисовать на лице белым и красным, зачем-то объясняя, что "от ветра и солнца". И грустно заглядывать мне в глаза.
Кажется, её зовут Клэр. Или Стэф. Но точно не Кайя. И, наверное, она моя жена.
Я не помню.
Она охотится. Избегает крупных злых зверей. Игнорирует стремительных молодых оленей. Проходит мимо глупых зайцев и ласок. Ей нужен человек. Лесная ведьма. Голая, сросшаяся со старым древом тайн. Я помню, что пять, десять, а может и только год назад ведьма крикнула мне кое-что. То ли проклятие быть сильным, то ли благословление быть свободным. Она хрипло рассмеялась и сказала: "Лети прочь". И я раз за разом возвращался в небо, будто был рождён там.
Я жду первый снег.
Женщина не хочет слышать мой рёв и всякий раз исчезает среди тонких острых деревьев. Порой она заходит слишком глубоко в чёрный лес, а я не могу последовать за ней. Тогда я нахожу тёплую, устланную мягкими сучьями и листвой нору, и пытаюсь заснуть. Становится всё холоднее, и солнце почти не греет камни.
Иногда мне снится прежняя жизнь. Отрывками. Обрывками. Клочками.
Давным-давно какая-то пара - неужели мы? - целовалась и танцевала на глади озера. А в небо летел пепел. И земля. Тогда эта женщина казалась иной. Помнится, мне нравилось держать её, спящую, на руках, вслушиваться в едва слышные говор и вздохи, вглядываться в дышащее покоем лицо, касаться мягких волос... Ещё я помню, что мы клялись. Клялись, держась не за руки, но за золотой обруч короны. Клялись быть верными. Стране? Или друг другу?
Женщина не даёт мне спать. Тормошит, разводит огни, варит горькие отвары. Обзывает безмозглой ящерицей и обиженно шипит, когда придавливаю её к земле. Она боится, что я - Эрик - не проснусь весной. Она просит потерпеть ещё чуть-чуть, а я уже почти не понимаю её слов.
Я действительно был человеком? Или это только сон в зимнюю ночь? Меня это немного беспокоит. Но больше забавляет.
Мне не нравится летать ночью, когда по серой земле с треском бежит сиреневая мгла, а небо скалится тысячью холодных клыков-звёзд. Но женщина ласково шепчет, обнимает морду, прижимается невесомым тельцем, дрожит и издаёт резкие режущие звуки. Плачет.
Ей надо встречаться с себе подобными.
Она меняет платье, смывает въевшуюся краску с лица, зачем-то вставляет в нос серьгу и что-то делает с волосами. Теперь они пылают как вечернее пламя. Я знаю, она хочет их остричь. Но длина остаётся прежней, и они продолжают путаться в моём гребне и цепляться за чешуйки. После людей она приятно пахнет, хоть и недолго.
Над ней смеются. Угрожают. Иногда кидают камни. Стреляют иголками мне в глаза. Тогда мы уходим, и я привычно сворачиваюсь в клубок возле огня, слушая невыносимое громкое сердце под крылом и неразборчивую медленную речь. Я не понимаю и половины, но чувствую: ей больно. Наверное, ноет шрам от одной из тех мерзких иголок. Она опять плачет. Я с трудом различаю: "Эрик ещё жив".
Разумеется, я жив. Только хочу спать.
Когда она приводит странно пахнущего затхлой водой детёныша человека, я недовольно ворчу и улетаю. Но всё равно возвращаюсь ещё до захода солнца. Детёныш, кажется, чем-то напуган и жмётся к женщине. Что-то быстро лопочет тонким голоском, тычет пальцем вглубь ароматного болота. А потом ныряет в тину. Женщина до самого рассвета вглядывается туда. Нервничает.
Это не та, другая ведьма, но моё протестующее рычание остаётся понятным лишь мне. Мы не должны быть здесь.
Скорее бы выпал снег.
Детёныш появляется снова с первыми бледными лучами. Легко скользит в толще воды, оправляет зелёное платье. Небрежно смахивает ряску. Качает головой, с вызовом смотрит в мою сторону. Осторожно обходит по кругу, вглядывается во что-то. Тянет руки, чтобы коснуться, но одёргивает, услышав рык, увидев тонкие струйки пара, вырывающиеся из моей пасти. Женщина кидается ко мне, гладит между глаз, целует нос. А водяная нахалка фыркает и кричит, что я - просто безмозглый ящер. И что останусь таким навсегда. И что времени уже не осталось.
Я реву, заглушая этот пронзительный писк. Хоть и не знаю, что это значит.
Женщина коротко кланяется детёнышу и тяжело карабкается на мою спину. Зарывается там в ворох тряпок, привязанных, прикрученных к шипам, и замирает. Снова плачет. Я раскрываю крылья и взлетаю, сбив с ног ругающуюся ведьму. Она неправа.
Мы улетаем.
Я не знаю, куда надо лететь.
Женщина не знает, куда надо идти.
Поэтому на нашем пути вновь вырастают безымянные земли с холодным мёртвым воздухом. Мы больше не летаем по ночам. Не заходим в удушающие леса. Едим оленей и зайцев. Слушаем треск костров и смотрим в небо. Женщина всё чаще сыплет непонятными проклятиями. Я всё чаще погружаюсь в дрёму. Зима приближается.
И когда наконец падает белый снег, он укрывает мир и скрывает цвет скорби. Так тогда кричала лесная ведьма. Я ловлю белые снежинки языком, а они тёплые, как дыхание.
Клэр восторженно ахает. Кидает в меня снежки, дурачится. Смеётся и плачет. Я лениво слизываю льдинки и зарываюсь в долгожданный снег. Он раскалённый, словно солнце, но женщина всё равно мёрзнет. Кутается в шкуры нашей добычи. Пьёт вино. Даёт его мне. Хохочет, обнажая измазанную стекшей с лица краской шею. Танцует. Кричит. Рыдает.
Она успокаивается только вечером. Засыпает. Моё крыло теперь едва ли укрывает половину её тела. Да. Теперь я больше не смогу взлететь вместе с Клэр.
Наверное, я буду скучать по небесам.
А на рассвете я открою свои прежние глаза.