Доцент кафедры философии Хрюпинского медуниверситета, координатор общественного движения "Единство" Алевтин Иванович Пещерный проснулся от удара по спине чем-то плоским и твердым.
"Допился, поросенок, " - с огорчением констатировал он факт, что переусердствовал вчера на приятельском ужине в узком кругу коллег. Абсолютно не надо было пить на брудершафт с московскими гостями мерзкий коктейль "Кровавая Мэри". Этот собачий напиток для людей с вольфрамовой глоткой сделал к утру мозги ватными и стерильно чистыми, зато через желудок и рот, похоже, прогнал все дойное стадо кооператива "Синие пустоши", где недавно Пещерный читал лекцию на тему "Алкоголь - чума 21 века".
Алевтин Иванович, плотно смежив веки, лежал на спине и судил свою согрешившую душу: мысленно раскладывал себя на скамье и сек просоленными розгами так и этак, с упоением. Не пей много, не пей много, знай, дурак, меру! Ф-фры, ф-фры! Свистали растрепанные ивовые прутья.
Алевтин Иванович, прекратив моральную экзекуцию, насторожился. Фырканье продолжилось. И доносилось оно поодаль от филейных частей тела.
"Влип! Церберша проснулась! - с ужасом определил он характеристики звуков, с трудом расклеивая веки и приподнимаясь. - Сейчас хай поднимет!"
Хай не состоялся.
Но Алевтин Иванович предпочел бы самые неинтеллигентные выражения из уст законной супруги Жанны Сазоновны, чем еще раз столкнуться с подобным кошмаром. Он возлежал не у себя в спальне и не на полу, а бог весть где, на лесной поляне, в траве, одетый в полосатую пижаму и шлепанцы. В шагах десяти на маленьком бугорке сидело сизое облако. Облако фыркало, плевалось и ругалось.
- Клавдия! Слышишь, глухая тетеря? Подай полотенце и вызови слесаря. Какая-то сволочь воду перекрыла!
В ругающемся облаке Пещерный опознал заместителя городского Главы господина Пупыреева Дмитрия Сергеевича, с которым накануне сидел в президиуме торжественного собрания в честь 65-й годовщины ОАО "Хрюпсталькострукция" и втихаря играл в балду. Господин Пупыреев, помнится, трижды оставался "балдой", был сильно недоволен, но все же оставался милейшим человеком, воспитанным тактичным, благожелательным к партнеру. А тут рычал, словно голодный лев в зоопарке, которому служитель вместо задней части поросенка подсунул обглоданные кошачьи кости. Начальственное неглиже следовало дипломатично дезавуировать.
- Дмитрий...э-э...Сергеич...не волнуйтесь...э-э...голубчик и пожалуйста, выражайтесь...э-э...помягче...
Пупыреев вздрогнул, стер с лица хлопья пены и уставился мутным глазом на доцента.
- Вам чего, гражданин? Я по личным вопросам в четверг примаю. Уходите, не мешайте мыться. Клавдия! Кл...кл...кл...
Его вдруг заклинило. Дмитрий Сергеевич несколько секунд моргал, крутил головой туда и сюда, тер ладошкой хомячьи щечки. Потом стыдливо охнул, прикрыл низ живота, вскочил и помчался к лесу, блистая сырыми ягодицами.
Алевтин Иванович обернулся, желая узнать, что могло встревожить руководящего работника. И у него подкосились ноги. Жанна Сазоновна! В соблазнительно распахнутом японском халатике канареечного цвета, немножко косматая, в тапочках, отороченным хвостом енота, - она приближалась, сверкая икрами, решительная и злая. За ней вприпрыжку бежал семилетний Мишель в футболке и трусиках.
- Издеваешься, козел старый?- гулким басом гаркнула супруга и с ходу приложилась ручкой к мужниной щеке.
- Вот, полюбуйся, Мишенька, на отца-алкоголика. Допился до чертиков, бабник? Ты зачем притащил нас сюда? Зачем, спрашиваю? Голыми девками любоваться? Да?
- К-какие девки, Жанусик? Постыдилась бы при ребенке срамоту нести. Где ты видела девок? То Дмитрий Сергеевич... Пыпуреев... мы с ним...э-э... консультировались...э-э.. по вопросу строительного подряда...
- Ага! Со всеми подряд... без разбору...- Пещерная нацелилась на еще бледную вторую щеку и застыла с поднятой рукой.
На поляне появилась узкобедрая девица в синей юбке "Монтана" и прозрачной турецкой распашонке из марли. Она рыдала. Крупные горошины антрацитовых от косметики слез оставляли на распашонке черные кляксы.
- Перестань, Веруня, прошу, перестань. Я ведь с тобой, - успокаивал подругу мускулистый блондин в джинсах и оранжевой футболке с портретом Аллы Пугачевой.- Вон уже люди на тебя смотрят.
- Позвольте представиться? - обратился он к чете Пещерных .- тренер детской спортивной школы Александр Крючков. Можно просто Саша. Это моя невеста - Веруня. Вера Васильевна Гоголева то есть.
Жанна Сазоновна скосилась на разинувшего рот мужа и пнула его в голень:
- Пещерная, Жанна Сазоновна. Генеральный директор центрального универмага. Это - мой супруг философский доцент и координатор Алевтин Иванович. Вы извините нас за такую неглижу. Мы тут по-семейному устроились, пикничок, знаете ли, на ложе природы. Вы вижу, тоже выбрались подышать свежим воздухом? На машине или пешком?
"Черт вас принес!" - мысленно добавила она с опаской за последствия. Хрюпинская служба неофициальной информации всегда работала с безотказностью плотницкого топора - рубила любую репутацию на корню, аж щепки летели: взбреди кому-либо идея погостить у чужой жены, то назавтра местные кумушки со сладострастием станут обсуждать о том, какого цвета трусы были у вероятного визитера. Слухи распространялись по городу с третьей космической скоростью, и расказни об интеллигентной семье, почти нагишом блукающей по окрестностям, следовало давить, давить и давить в самом зародыше.
- Понимаете, с нами какая-то чепуха приключилась,- отозвался Саша.
-Так... так..так..,- Жанна Сазоновна вознамерилась дальше интерпретировать щекотливую ситуацию в свою пользу, но сменила намерения и завизжала. Следом за Сашей и Веруней обозначились несколько знакомых субъектов. Пещерный, трепеща от ужаса, постепенно признавал в субъектах знакомых, с кем его прочно связывали деловые, соседские, приятельские, дальнородственные и прочие отношения. За ближайшим древесным стволом притаилась тощая сорокапятилетняя соседка по лестничной площадке, профсоюзная активистка Софья Олеговна Кукишева. За ней маячил благородной сединой сорокадвухлетний мужчина, инженер-конструктор Аристарх Христофорыч Жмакин. На его плече завис жековский слесарь Витька Червонец по кличке "Штопор", из кармана брезентовой робы которого торчало горлышко бутылки, залепленное хлебным мякишем. Их кольцом окружали студент медуниверситета и сын директора городского департамента торговли Боба Наплюев, троюродный племянник Жанны Сазоновны начинающий поэт Альберт Буреломский и волосатое чудовище в рясе - отец Григорий, настоятель храма святой Екатерины. Судя по отдельным фрагментам одежды, они тоже попали в загадочную и абсолютно бестолковую ситуацию. На Кукишевой оказалась сиреневая ночная рубашка-пеньюар с кружевными оборками. Жмакин щеголял в майке и спортивных штанах китайского производства с алыми лейтенантскими кантами на боках, Боба - в вельветовых брючках и рыжей "толстовке", Альберт - костюмной паре с галстуком, поп согласно сану - в черной рясе, только без головного убора, Штопор - в гремящей "брезентухе". Что за диковинный парад?
Алевтин Иванович не выдержал дикого напряжения, сомлел.
Кошмарные впечатления, полученные в течение четверти часа, смогли свести с ума терминатора с проволокой вместо нервов. Происходящее не укладывалось в рамки разумного, доброго и вечного. Представьте себе, вечером вы укладываетесь в супружеское ложе, пьяный или трезвый - неважно, но, главное, твердо уверенный, что пробуждение состоится там же, в крайнем случае - на полу. Просыпаетесь невесть где, в лесу, в одной пижаме, чуть ли не в обнимку ответственным руководителем, получаете по физиономии от озлобленной жены, сталкиваетесь родственником, соседями, жековским слесарем, влюбленной парочкой и, прости господи, священнослужителем, значит, разладились какие-то винтики в окружающем мире. Или в вашей голове. Возможно, там и там, одновременно. Кто знает?
...Пещерный очнулся от прикосновения к коже чего-то скользкого, прохладного, влажного и слегка приоткрыл один глаз. Над ним склонилась симпатичная блондинка Веруня и пристраивала на его лбу нечто похожее на мятый лопух. Верочкины ладошки благоухали нежными французскими духами, лопух жутко вонял залежалым хозяйственным мылом. Тренер Саша хлопотал около Жанны Сазоновны и массировал ей височки. Мишель - странно - не хныкал. Он в наглой эпикурейской позе возлежал на коленях попа и с хрустом вгрызался малосольный огурец. Отец Григорий осторожно, чтоб не тревожить ребенка, расчесывал гребешком спутанную бороду, тяжко вздыхал. В кустах скулила бледная, как зубная паста бленд-а-мед, Софья Олеговна. Жмакин сосредоточенно глодал ногти. Боба и Алик глазели: один на обморочного институтского доцента, второй - на обморочную тетушку.
-И-и-и-де-я?- простонал Алевтин Иванович. Животрепещущий вопрос прозвучал нечленораздельно, зато по существу, и упал на подготовленную, хорошо удобренную почву. Над поляной поднялся дружный гвалт.
Ти-хо! -рявкнул Саша.- Давайте по очереди и членораздельно.
После встречного опроса выяснилось, что никто не знает, где они находятся и каким образом очутились всей компанией именно тут. Помнили только: в глазах полыхнуло, точно при коротком замыкании. И началось ощущение полета.
- Какие, на хрен, ощущения? - прокомментировал Штопор.- Наш бугор в лобешник приложит и то легче. Я ж с перепугу чуть в штаны не наклал. Хорошо хоть кустики кругом!
-Кустики! Где ты видишь кустики? - близоруко сощурился Пещерный, оставивший очки в прикроватной тумбочке.
Поляну окружала плотная стена дремучего леса. В хрюпинском районе ничего подобного не росло: в единственной пригородной роще Воробьиной можно было устраивать соревнования по стрельбе - пуле зацепиться негде. А тут - мачты какие-то, под облака вытянулись, стволы чешуйчатые, словно веревками перевиты. Африка что ли? Но откуда в джунглях воняющие мылом лопухи?
-Может, пошутил кто? -Жмакин задумчиво обнюхал треугольный листик величиной с поднос.- Гипнотизер какой-нибудь. Усыпил и отправил сюда. Массовый гипноз. А?
- Массовый психоз!- взвыла Кукишева. - У меня в два собрание профсоюзного актива городских дворников, в четыре - женсовет при участии мэра. Я содокладчица... Мне ж список почетного президиума оглашать...Шутки... Да за такие шутки... потребую самого сурового наказания...
Сиреневые рюшки на ночной рубашке известной общественницы мелко затряслись. Она призвала к немедленной публичной казни шутника. Строгая изоляция в колонии усиленного режима, предложенная Буреломским, ее не удовлетворила. Только расстрелять, утопить, сжечь, четвертовать на пять кусков...
-И кого же мы линчуем?- ехидно спросил Саша.- Не вижу кандидатов...
-Попрошу не выражаться при дамах!- подал голос Пещерный. - Органы разберутся. Мы - честные граждане и не позволим издеваться над нами всяким проходимцам.
-Кончайте базарить, чуваки,- встрял Мишель. - Я жрать хочу.
Грубая фраза из уст семилетнего ребенка вызвала неэстетичное урчание в желудках. Тайный гипнотизер оставил всех без завтрака.
-Да-да-да,- поддержала сына Пещерная. - У Мишеньки режим. Ему пора скушать ананасик с сыром. Алевтин, принимай меры, вези нас домой. Будь мужчиной!
-Нам по пути, тетенька? - осведомился Алик. - Не подбросите ли родственника к родным пенатам?
Алевтин Иванович сердито поежился. О своем мужском долге почтенный доцент вспоминал только в университете, когда оглаживал в поисках шпаргалок крутые бедра студенток и для успешной сдачи приглашал "хвостисток" в ресторан "Палладин".
Призыв жены застал его врасплох. В данный момент на роль мужчины он не претендовал. Соваться в угрюмую чащобу, в которой наверняка водились всякие неприятные звери, не хотелось. Поди, откусит нужную часть тела и мыкайся потом инвалидом с нищенской пенсией. Это же не производственная травма. Бытовуха! Дураков нет..
Действовать начал Боба.
- Пойду разведаю. Наверное, тут лесники водятся или колхозы? Может, дорогу спрошу, - простонал он и, схватив свежий лопух, ринулся к деревьям.
-Я всегда говорил, что у нас замечательная молодежь, - заметил Аристарх Христофорыч, почесывая волосатое брюшко. - Не боится она трудностей.
-Гордость нашего вуза, отличник, - с радостью добавил Пещерный, раздумавший снова падать в обморок. - Весь в отца, парень!