Я лежу в продолговатой камере, напоминающей по форме яйцо. Я опутан проводами и трубками. Мое тело изношено, а разум устал от этого нелепого существования героя третьесортного фантастического рассказа. Я до сих пор не умер лишь потому, что мои воспоминания нужны живущим в новом мире - в мире бетона и стекла, где люди заперты в своих крошечных клетушках, и где просто не осталось того, что помню я.
При жизни - в той прежней настоящей жизни - я был бродягой, беспечным трикстером, вечным бэкпекером. Богатая европейская страна, где я родился, сочла меня психически нестабильным и непригодным к взаимовыгодному социальному обмену. Мне дали пособие. На родине я бы влачил нищенское существование, но в странах третьего мира мое ежемесячное пособие оказалось вполне приличной суммой денег, и я всю свою молодость провел, скитаясь по странам третьего мира. Жизнь не дала мне обычного скучного существования "нормального человека", но одарила меня чем-то получше. Я видел непроходимые джунгли с кричащими попугаями, безлюдные морские берега с мангровыми зарослями, двухметровые заросли слоновьей травы, где паслись носороги, и яков на склонах Гималаев.
Но мир стремительно сужался. Там, где был пустынный берег, поросший тропической растительностью, сейчас высятся отели, а пляжи забиты людьми. Там где паслись яки, разбили чайные плантации и проложили асфальтовые дороги, а носороги ютятся в крошечном заповеднике.
Я все чаще по месяцам просиживал в трущобах Джакарты или Манилы, и все чаще от дикой скуки уходил в одиночные горные походы. В одном из таких походов я сломал ногу. Я сумел добраться до людей, но деревенька стояла вдали от дорог, и в большой город я попал слишком поздно. Нога срослась неправильно, я хромал, а слишком резкие движения причиняли адскую боль. О путешествиях пришлось забыть.
Мое пособие из-за скачков курса давно стало почти таким же нищенским, как и на родине. Я торчал в самых гнусных азиатских гестхаусах, накачивался отвратительным местным алкоголем и пытался писать рассказы о моих путешествиях. Я выкладывал их в интернет, но на мой сайт не заходил никто, кроме моих бывших любовниц.
В таком состоянии я и наткнулся на то объявление. Искали людей, за хорошую оплату готовых продать свои воспоминания с помощью какого-то "аппарата нейробиологической связи".
Признаться, вначале я решил, что во вчерашний самогон что-то подмешали. Потом погуглил и понял, что не так давно изобрели способ напрямую передавать воспоминания из одного мозга в другой.
Изобретение чем-то напоминало открытие электричества - так же просто, и так же непонятно. Оказалось, что отдельные нейроны хранят доступ к ярким воспоминаниям. С помощью специальной аппаратуры эти своеобразные триггеры можно найти, стимулировать и передать реципиенту мгновенно возникающий комплекс визуальных и тактильных ощущений. Эдакое кино 5D. Вы увидите то же самое, что видел когда-то другой человек, и рецепторы вашего тела примут те же сигналы, но вы не узнаете, о чем он думал в этот момент. Мысли и чувства хранятся совсем в другом виде и в другом месте - если вообще они хранятся в мозге.
Хотя такие воспоминания-картинки, которые тут же окрестили мнемонами, явно имели электромагнитную природу, все попытки их оцифровать окончились неудачей. Для успешной работы нужна была связь "донор - реципиент" в режиме реального времени.
Ученые открыли этот феномен, описали его и теперь безуспешно пытались понять его механизм. А бизнесмены уже оценили его коммерческую значимость, и в СМИ начали появляться зазывные объявления, где обывателю предлагалось "своими глазами" посмотреть на места, где он никогда не бывал.
Тут же оказалось, что готовых стать донором мало, и не только потому, что большинству просто нечего мнемонить. Дать доступ к своему мозгу означает дать доступ ко всем своим тайнам. Да, никто не сможет узнать о том, что вы тайно влюблены в соседку или лелеете планы свержения правительства. Но если в дальнем уголке вашей памяти хранится вид той бумажки, на которой накарябан пароль от онлайн-банкинга, перспектива лишиться своих сбережений выглядит вполне реальной.
Конечно, считается, что без согласия донора на просмотр данного конкретного воспоминания никто не имеет права его открывать. Но, во-первых, при первичном сеансе оператор беспорядочно тыкает куда ни попадя, чтобы определить, где именно хранятся интересные мнемоны. А во-вторых, кто поручится за то, что вы не решили проверить свой банковский счет именно в тот момент, когда любовались великолепным закатом в далекой тропической бухте?
Я был идеальным кандидатом. Моих впечатлений хватило бы на несколько жизней, а терять мне было совершенно нечего. Я прошел несложное собеседование, подключился к аппарату, выдал проверяющему несколько пробных мнемонов (довольно-таки неприятная процедура - в мозгу вспыхивают и тут же гаснут яркие картинки, и только некоторые из них оператор сочтет достойными для просмотра хотя бы в течение нескольких минут), подписал контракт на несколько лет и уехал в ненавистную Европу. Для азиатов, понятно, мои воспоминания особой ценности не представляли. Их обслужат другие бэкпекеры, объездившие Европу и Америку в своей студенческой юности.
В самолете мне внезапно стало плохо. Я и раньше чувствовал ломоту в пояснице, тошноту и противный привкус во рту, но не обращал внимания, списывая все на постоянное похмелье. Но тут на меня накатила такая дурнота и боль стала настолько резкой, что я уже почти не надеялся дожить до конца долгого перелета.
До конца полета я дожил, но порой думаю, что лучше бы помер в самолете. Потому что когда я на следующий день дотащился все-таки до врача и отдал ему последние сбережения, то узнал, что у меня вот-вот откажут и почки, и печень. И что спасут меня только срочно начатые пожизненные дорогущие процедуры гемо- и плазмодиализа.
На родине я мог бы попробовать получить необходимое лечение, но со всеми бюрократическими проволочками я бы его скорее всего просто не дождался. К тому же наше консервативное законодательство запрещало мнемонистику, и я терял любые шансы заработать.
Я срочно связался с пригласившей меня конторой, объяснил им ситуацию и узнал, что они готовы взять меня на полное обеспечение, если я подпишу договор о полном доступе. То есть я буду иметь право запретить передачу того или иного мнемона только в некоторых специально оговоренных случаях, а именно если смогу доказать в ходе судебной процедуры, что пользование им нанесет вред моей жизни или имуществу, либо нарушит приватность чужой личной жизни.
Поскольку в договоре имелся пункт, гласивший, что при любом моем отказе предоставлять услуги в полном объеме акционерное общество "В гостях у Мнемозины" оставляет за собой право временно приостановить обеспечение моей жизнедеятельности, по сути мне оставалось лишь право на скорую смерть по собственному желанию.
Но был в договоре и другой пункт, внушавший надежду. Если прибыль от моих клиентов будет превышать все расходы по моему содержанию, то, после вычета немалых процентов, положенных "В гостях у Мнемозины", я буду иметь право воспользоваться ей по своему усмотрению - например, заказать себе пересадку почек и печени. А если дела пойдут совсем хорошо, даже расторгнуть контракт досрочно.
Конечно, я подписал контракт.
И, конечно, дела пошли хорошо. Но не совсем.
Путешествуя, я всегда старался избегать заезженных мест, исхоженных туристами вдоль и поперек. Самонадеянно я считал это большим плюсом для своей новой (и первой) работы. Но я ошибся.
У тех, кто обычно прибегает к услугам мнемонистов, просто не хватает фантазии на то, чтобы заказать что-то, незнакомое им по рекламным объявлениям. Их не интересуют пляски демонов в буддийских монастырях и рассвет над горой Кайлас. Им подавай белоснежные пляжи Гоа и встречу Китайского нового года на Хайнань.
К тому же мнемон - не просто визуальная картинка. Мнемон включает в себя все возможные ощущения, оставшиеся в памяти. А я частенько был в самых интересных местах на голодный желудок, не выспавшийся и хорошо еще, если трезвый и без головной боли. Операторы, проводившие сканирование моей памяти, всегда по инструкции исключают подобные мнемоны из каталога.
Так что вместо плясок в монастырях в моей памяти снова и снова всплывают постылые пляжи и унылые избитые туристические достопримечательности вроде Тадж Махала.
Но чаще всего мне приходится мнемонить горы - в моем паспорте мнемониста горы выбраны основной специализацией. Будь моя воля, я вспоминал бы шеститысячник, на который забрался в одиночку. Вспоминал бы, как стоял там, на голой вершине, до смерти уставший, и вглядывался вниз, в туман и мглу, и ветер с ледяной крошкой дул мне в лицо, а я пытался понять, от чего все-таки чувствую такую эйфорию - от того, что забрался на такую высоту, или же от нехватки кислорода.
Но люди не хотят смотреть на туман и мглу, и не хотят чувствовать нехватку кислорода. Они раз за разом заказывают мнемон горной долины с живописным озерцом посередине. Когда-то перед серьезным подъемом я почти час смотрел на цветущий луг со сверкающим посередине него водяным зеркалом, в котором отражались склоны гор, и лениво размышлял после сытного завтрака, до чего же реальный пейзаж по игре случая оказался похож на ненавидимые мною рекламные картинки. И вот теперь из моей памяти постоянно вызывают именно эту дурацкую долину.
У меня было много женщин. Красавицы всех цветов кожи, узкоглазые и большеглазые, худые и полные, высокие и миниатюрные, дарили меня своим вниманием. В моей коллекции воспоминаний есть изящные как статуэтка китаяночки, безупречно вежливые и охочие до белых мужчин, тайские девочки с нежной улыбкой, в которой слились простодушная развратность и детская скромность, остро пахнущие негритянки и даже славящиеся своей недоступностью индийские женщины, с руками, расписанными хной.
Когда я подписал согласие на полный доступ без ограничений (в частной беседе меня предупредили, что именно подразумевает подобный доступ - и вначале меня охватило такое отвращение, что я едва не отказался от работы), то думал, что проведу остаток дней, заново встречаясь с каждой из них. Я был уверен, что нынешние мужчины, не знающие ничего, кроме пива, телевизора, стареющих жен и скучных любовниц, должны жадно мечтать о свиданиях с недоступными им красавицами из далеких стран.
Но все оказалось иначе. Мужчины избалованы порноиндустрией, поставляющей им на забаву девочек со всех континентов. За свои деньги они хотят видеть идеальные ухоженные тела, а не реальных женщин с морщинками, неровными зубами и болячками на коже. К тому же я никогда не был склонен к постельным изыскам, и удовольствие мне доставляла прежде всего охота за новым объектом - я всегда любил оригинальных нестандартных женщин, и зацепившись за какую-то деталь в одежде или акцент в речи, достраивал себе образ. Постель была лишь естественным и приятным завершением.
Естественное и простое оказалось ненужным. Пару раз вызывали жемчужину моей коллекции - семнадцатилетнюю индийскую девочку, почти не говорившую по-английски, да время от времени появляются желающие сходить на свидание с какой-либо представительницей экзотического племени, хранящейся в моем каталоге. Порой кажется, что ими движет больше этнографический, нежели романтический или сексуальный интерес. Я бы даже обрадовался тому, что мои воспоминания понадобились каким-то ученым, изучающим быт исчезающих народов, но такие клиенты бывают слишком редко, чтобы всерьез в это верить.
Правда, кто-то регулярно вызывает мнемоны, связанных с обычной европейской женщиной. Представления не имею, почему. Кэтрин, конечно, была красива, но той скучной модельной красотой, которая никогда меня по-настоящему не привлекала. Я связался с ней от нечего делать - или, быть может, из любопытства, уж слишком не похожа она была на героинь большинства моих романов. Когда вы все время имеете дело с чем-то нестандартным, то уже самые обычные вещи могут казаться экзотикой.
Мы с ней познакомились на одном из скучных курортов, и я тут же принялся вытаскивать ее в поездку. Мне это удалось, и пару недель мы провели в разъездах по Индии. Она восторгалась индуистскими храмами, огромными колодцами и хавели, в которых мы останавливались, но все время ворчала по поводу грязи и слишком острой еды. Так что, когда ей пришло время уезжать, я даже почувствовал облегчение.
Потом мы какое-то время переписывались, но ее слишком явно раздражал мой образ жизни, и переписка быстро сошла на нет.
И вот теперь я, всю жизнь не выносивший малейшего посягновения на мою свободу, стал в своих воспоминаниях связан с одной женщиной, не представлявшей для меня особого интереса. Да к тому же провожу время в местах отдыха, от которых меня тошнило.
Меня все чаще подмывает отказаться предоставлять услуги. Но держит призрачная надежда, что все-таки удастся заработать, заказать себе операцию и начать новую жизнь.
А пока я лежу в этом яйце и развлекаю бессмысленный офисный планктон, который даже не в состоянии решить без посторонней помощи, какие именно чудеса мира он хочет посмотреть.
***
Кэтрин, ученый-нейрофизиолог, работавшая в институте памяти и по совместительству руководившая коммерческим проектом "В гостях у Мнемозины", просматривала бухгалтерские записи. Записи производили довольно удручающее впечатление.
Мода на мнемонистов оказалась краткосрочной, и организованное при институте памяти маленькое акционерное общество "В гостях у Мнемозины", оказывавшее платные услуги развлекательного характера, еле сводило концы с концами. Администрация института давно хотела освободить помещение, и только упорство Кэтрин мешало это сделать.
На данный момент у их общества имелся контракт с тремя приходящими мнемонистами и с одним мнемонистом на полном обеспечении. Из соображений анонимности и удобства мнемонисты во внутренних документах обозначались шифром. Контракт с М14 был подписан на пять лет и закончился еще в прошлом году. Кэтрин давно имела право и даже была обязана отключить М14 от аппарата жизнеобеспечения, поскольку обслуживание пациента стоило дорого, а прибыль от его клиентов была мизерной. Но она тянула с этим, пока могла, и на то у нее имелись свои причины.
Когда она увидела имя своего бывшего любовника в списке претендентов на вакансию, то вначале была уверена, что сумеет все урегулировать. Ей совсем не хотелось иметь его в числе постоянных работников.
Но потом, когда он обратился с просьбой о полном обеспечении, Кэтрин просто не смогла отказать, хотя и понимала, что это не окупится.
Все переговоры с М14 вела секретарша, так что он так и не узнал, кто именно заведует "В гостях у Мнемозины". На фамилию заведующей, указанную в договоре, он то ли не обратил внимания, то ли фамилия ему ничего не сказала. А оператора, осуществлявшего первичное сканирование памяти М14, Кэтрин больше не приглашала на работу.
Вначале Кэтрин отслеживала, какие именно мнемоны заказывают посетители. Но потом успокоилась, поняв, что те немногочисленные мнемоны, где может появиться она, интереса для клиентов не представляют.
Кэтрин не заходила в ту комнатушку, где лежал М14, и старалась забыть о его существовании. Но безуспешно.
Все работники "В гостях у Мнемозины" имели возможность бесплатно пользоваться услугами заведения - как девочки на ресепшене в фитнес-клубе могут заниматься в тренажерном зале, а официанты питаться на кухне ресторана. Раньше Кэтрин это просто не интересовало. Она, конечно, время от время смотрела мнемоны, но исключительно с научными целями.
Но каталог М14 Кэтрин просмотрела уже не по разу. И наконец решилась. Села в специальное кресло, прикрыла глаза повязкой и назвала номер мнемона, обозначенного в каталоге по трем позициям: "Индия, Раджахстан; ступенчатый колодец; высокая шатенка европейского типа". И не ошиблась. Она снова видела то, что привело ее в такой восторг когда-то. Но видела она и еще кое-что. Себя.
Ту шальную девчонку, которой она была когда-то. Ту девчонку, которая согласилась на безумный трип по Индии с безумцем, которого она едва знала. Девчонку с точеным упругим телом без грамма лишнего жира, на лице которой не было и намека на морщинки.
Тем вечером ее секс с молодым мужем был особенно жарким. А утром в зеркале она с удивлением и радостью разглядывала свое лицо. Блеск глаз, разгладившаяся кожа... Впрочем, хорошая доза разнообразных гормонов и должна оказывать такой эффект.
Кэтрин снова и снова заказывала мнемоны с "высокой шатенкой европейского типа". Вначале стандартные, потом дошла и до обозначенных зведочкой. Все мнемоны были закодированы, поэтому оператор не удивлялся тому, что начальство вдруг потянуло на клубничку, а просто находил нужные клетки на схеме и активизировал их.
Она думала, что ей просто доставляет удовольствие видеть себя молодой и красивой. Конечно, Кэтрин и сейчас была в хорошей форме, да и муж был моложе ее на много лет. Но все же после просмотра очередного мнемона Кэтрин ощущала удивительный прилив энергии.
Она думала, что ей доставляет удовольствие видеть себя молодой. Но однажды в спортивном зале она обнаружила, что может делать движения, не дававшиеся ей уже много лет. Потом, в душевой кабине, она долго разглядывала свое тело - живот, опять ставший плоским, бедра, с которых ушел целлюлит... И вдруг поняла, что не просто видит себя молодой. Она становится молодой.
Кэтрин стало очень радостно. А потом очень страшно.
Она поняла, что происходит. Клетки ее мозга автоматически стали воспроизводить образ ее молодого тела. А тело послушно старалось соответствовать ожиданиям мозга.
Она случайно открыла новый и неожиданный эффект мнемонов.
Кэтрин все-таки была ученым, поэтому первым импульсом было поделиться своим открытием. Но что она может рассказать? Что она посмотрела на себя глазами бывшего любовника и омолодилась? Ее просто сочтут бесящейся сорокалетней теткой.
И как воспроизвести этот эксперимент - набрать сорокалетних мнемонистов-добровольцев и регулярно приводить к ним всех бывших?
Да и что станет с миром, если ее открытие действительно окажется правдой, хотя бы частично? Все ринутся на поиск бывших возлюбленных, тех, кто видел их молодыми?
Жажда вечной молодости - отрава едва ли не посильней, чем жажда богатства и славы. Если людям покажется, что в их руки попал ключ к обладанию вечной молодостью, мир превратится в клокочущую клоаку, где все ринутся на поиски бывших.
Наверное, больше всего повезет тем, кто связал свою жизнь с первой любовью. У людей в будущем появится мощный стимул не разводиться и очень ответственно подходить к своим связям в молодости.
Может быть, новый мир окажется не так уж и плох.
Кэтрин все-таки была неплохим ученым, поэтому понимала - если она наткнулась на реально существующий феномен, рано или поздно на него наткнется кто-то еще.
А вдруг все дело в каких-то особых свойствах М14? Что, если окажется, что только его мнемоны обладают подобным свойством?
Нейрофизиология - наука молодая, а память - одна из самых темных и малоизученных областей. Может выясниться все что угодно. В конце концов, психическая стабильность М14 всегда оставляла желать лучшего. Считалось, что на качество мнемонов это не влияет, что мнемоны можно получать хоть от даунов, хоть это и неэтично.
Но когда-то давно люди считали кровопускание крайне полезной в медицинском отношении штукой. Не говоря уж о долгих спорах о том, что вокруг чего ходит - Солнце вокруг Земли или наоборот.
В общем, в результате всех этих размышлений Кэтрин решила не придавать делу огласку.
Она по-прежнему несколько раз в месяц брала сеансы и изо всех сил старалась вывести бухгалтерию "В гостях у Мнемозины" хотя бы в ноль. Ведь от того, сколько просуществует этот полутруп, зависела ее молодость.
***
Мне долго не хотели сообщать, сколько у меня накопилось на счете, но сегодня я наконец добился ответа. На счете у меня ноль.
Это известие меня поразило. Нет, я не рассчитывал на то, что у меня там набралось много. Но ведь срок контракта давно закончился, а меня продолжают здесь держать. Я был уверен, что я все-таки приношу прибыль.
Я потребовал, чтобы мне показали всю бухгалтерию, ведь по договору я имею на это право.
Оказалось, что расходы на мое содержание давно превышают прибыль от моих клиентов. Значит, надежды выбраться отсюда нет.
Если бы меня устраивало такое существование, мне было бы все равно.
Но мне не все равно. То, что происходит с мной сейчас, хуже смерти, потому что мой мозг насилуют требованием вспоминать то, что я при жизни - при настоящей жизни - не любил, а теперь начинаю по-настоящему ненавидеть. И выхода из этой ловушки нет.
Я решил, что делать. Когда меня еще раз заставят вспоминать эту чертову Кэтрин, я наконец нажму на кнопку отказа. Пусть отключают от аппарата жизнеобеспечения.