Подозрения в шпионстве, охватившие МВД, но ещё больше ГШ России в начале ПМВ, если искать образное сравнение, могли напоминать массовый педикулёз. Все чешутся, находя себе видимость работы, а результатов нет. Вши шпионства вырастают из самых ничтожных полудохлых блох - подозрений. Неудачи наших войск в 1915 году довели эту болезнь до степени эпидемии. Поводом к необоснованным подозрениям у высоких чинов ОКЖ, как правило, становятся результаты работы цензурных комиссий в губерниях, объявленных на военном положении. Вятская губерния относилась к ним, поэтому примеров не счесть.
Один из пунктов "Перечня" - Инструкции для работы Цензурного Пункта говорил, что шпионские письма могут маскироваться под любовные послания.
ВЕНГЕРСКО - МАЛМЫЖСКИЙ РОМАН.
(Или любовь в плену)
РАБОТА ОТ ЦЕНЗОРОВ
В 1915 году небольшая пехотная дружина, занималась охраной лагеря для военнопленных, находящегося вблизи селения Красная речка, под Хабаровском. В начале 1916 года в лагерь прибыли несколько австрийских офицеров, до того отбывавшие плен в городе Малмыж Вятской губернии. Среди них находился Гаспар Бертулов, молодой венгерский адвокат, которого товарищи по лагерю и его охрана прозвали Доктор Бертулов. Доброжелательный, хорошо владевший устным и письменным русским языком, было видно, здорово переживает такое удаление от своей родины. А ещё он переживал, было видно для окружавших, от разлуки с крошечным вятским городком вблизи места слияния рек Шошма и Вятка , где он находился до того. Как - то его даже пришлось поместить в лагерный лазарет, где ему был поставлен диагноз, близкий к современному: "нервное истощение".
Лагерный режим в Красной Горке для пленных офицеров позволял не работать. Но не давал права кий получать из дома письма, телеграммы, деньги, посылки с книгами и газетами, как это было в Малмыже. Цензура здесь была более жёсткая позволяла переписку только с близкими родственниками. В лазарете лечили одинаково наших и пленных офицеров. Там, возможно, и произошло близкое знакомство Гаспара Бертулова с одним из подпоручиков пехотной дружины, охранявшей лагерь. Почти одного возраста, бывшие враги подружились, и Гаспар поделился причиной неизбывной тоски. После лазарета русский подпоручик стал получать, как свои, письма с вложениями для Гаспара Бертулова из города Малмыж. Письма, написанные Гаспаром , он также отправлял туда со своим именем на конверте.
Самыми желанными для Гаспара были поученные письма от подпоручика. Малмыж не суждено ему было быстро забыть. Пришедшие письма заканчивались словами "Твоя Татьяна". Послания в Малмыж с берегов Амура заканчивались: "Твой доктор Гаспар". Этого для цензоров было достаточно, чтобы содержание писем внести в Меморандумы для Цензурной Комиссии. Часть переписки офицеров Российской Армии к этому времени также, по - видимому, подвергалась цензуре . В дальнейшем Охранное Отделение
ведёт "Переписку в порядке Охраны Государственного порядка" по этим письмам. Проще - ведётся расследование по подозрению в шпионстве или измене родине, которое длится почти год. Началом "Переписки", послужило сообщение Хабаровского Охранного Отделения в Вятку. После него в Малмыж отправлен в командировку офицер.
РАБОТА ДЛЯ ЖАНДАРМОВ И ДИРЕКТРИСС.
Первые, основные, детали происшедшего собраны в протоколах малмыжского пристава Лебяжникова. Он быстро установил авторов писем, нашёл "Татьяну". Он рапортует об авторе писем из Красной Речки . "Доктор Гаспар Бертулов", адвокат из Венгрии, попавший в плен лейтенантом австрийской армии. Ему 25 лет". "Почерк писем из города Малмыж принадлежит 27 - летней Елизавете, служащей в типографии Ашихмина. "Малмыжане все знают её, как "православную, потомственную гражданку города, верную супругу своего мужа, добронравную мать своих детей". Она писала письма по просьбе неграмотной своей подруги Татьяны, мещанки г. Малмыж, 23 лет". Нам с читателем достаточно знать, что Татьяна с мужем жила в доме Печёнкина на улице Полевая. Это близко к окраине рыночной площади, не далеко от места, где стояла казарма с пленными австрийскими офицерами. Казалось, дело исчерпано. Надо было поблагодарить пристава Лебяжникова и оставить влюблённым переписку через необъятные просторы Империи.
Однако расследование и проверка сведений Приставом Лебяжниковым породила анонимное письмо из Малмыжа в Вятское Жандармское Управление. Суть его сводилась к обвинениям в недобросовестной и плохой работе малмыжской полиции.
1. За военнопленными офицерами, австрийскими славянами, живущими в Малмыже, нет надзора; Поэтому, они намереваются совершить побег из дома Вершинина, где проживают, и который находится на самой окраине города;
2. Пленных навещают ученицы ближайших сельских школ и даже местные гимназистки.
Автор анонимного письма был явно не сведущий человек в том, что за военнопленных с полей сражений, нёс ответственность уездный военный начальник, полковник Авдеев. Полиция отвечала за надзор над гражданским лицами, подданными Австр . - Венгрии, Германии, Турции, высланными в Вятский край. Такие пленные тоже имелись в городе Малмыж.
В течение трёх дней командированный из Вятки ротмистр Добромыслов ведёт разговоры и беседы: с жителями, уездным Исправником, воинским начальником, духовными лицами города, директором местной гимназии и заведующей сельской школы.
Воинский начальник, полковник Авдеев, в самом начале беседы с ним, в гневе заорал: "Слухи о побеге "австрийцев" могли зародиться только в полиции, которая сама малодеятельна! Попыток к побегам не было! Пленные содержатся при надлежащем режиме! Их водят по городу строем, под конвоем. Ночами они спят, и проверяются прапорщиком Куимовым".
Известье от ротмистра, что ученицы её гимназии могли посещать пленных австрийских офицеров, начальницу гимназии привело в неистовство, при котором она, чуть было не схватила за грудь сперва полковника Авдеева, а потом уездного Исправника. Она была в курсе слухов, и посчитала, что пламя, разгоревшееся в городке, уже погашено. Виновников новых искр, она нашла для себя сразу, и обрушила гнев на них. Полковник Авдеев, и Исправник были так напуганы этим гневом, что разговаривали с начальницей гимназии, только находясь на приличном расстоянии. Впрочем, скоро тот и другой стали сомневаться при ней :"Барышни едва могли бывать у "австрияков". Без обиняков директрисса принялась опять допрашивать своих учениц.
Самой омрачающей стороной расследования оказалось то, что чем дольше оно продолжалось, тем меньше оставалось в нём действительных событий и тем более тьмы, липких предположений и слухов, ложились тенью на невинных девочек. Правды могло быть сколько угодно, но истины за ней увидеть стало не возможно. Её заплеснул вихрь провинциальных пересудов, молвы, догадок, и того, что в обиходе зовётся сплетнями.
ОБЛАКА, ОБЛАКА...ТУЧИ.
О том, что ведётся расследование ротмистром - жандармом, приехавшим из Вятки, в Малмыже узнали все жители. Жертвами слухов о новом расследовании стали лучшие ученицы гимназии: две сестры Костылевы, Попова, Нелибина, Селиванова, Шустова. Кем и зачем пущены были эти слухи, Добромыслову, постороннему в городе человеку, было совершенно непонятно. Поэтому, увы, он искал факты, подтверждающие эти слухи. Малмыжский Исправник недоумённо разводил руками, впрочем, подчеркнув не раз: "Со стороны воинского начальника пригляда за пленными австрияками всё - таки мало!". Добромыслову, наконец, удалось понять лишь, что причиной слухов, порочащих полицию, учениц гимназии, - натянутость отношений воинского начальника и полицейского Исправника. Она же, эта распря, стала причиной расползшихся по городу слухов об обнаруженной переписке с Красной Речкой. Осталось найти исполнителя, который воспользовался этой распрей.
ПОДКОП.
До истины докопался всё тот же пристав Лебяжников. В своём протоколе он пишет:" Помощник Исправника Шубин прогуливался по улице в предвкушении вечернего чая".
Далее, не искажая смысла протокола, написанного добросовестным приставом, автор сокращает текст и своими словами излагает его.
"Тишину не нарушали падающие редкие снежинки. Душа Шубина требовала, какого - то разнообразия в этой оглушающей тишине, и она нашла его. Трое молоденьких красиво одетых барышни щебетали и неспешно проплыли мимо, не замечая его, Шубина, почти главного в Малмыже полицейского.
. Прислушавшись, он услышал: "Офицеры", "Австрийцы", "Окна", "Письма"(...)Впрочем, он не совсем был уверен, что слова были именно те, а не другие. Всё остальное дополнила его неусыпная забота о нравственности молодых барышень, На другой день вечером в субботу он оказался в гостях у учителя, куда, кстати пришла и директриса гимназии. Рассказ о туманных разговорах барышень она восприняла к сведению. В понедельник она вызвала всех их в свой кабинет, объявила по выговору, и заключила: "Разговоров без ничего не бывает!". Родители барышень, конечно же, стали упрекать начальницу гимназии, что она распространяет непроверенные слухи. Вот теперь уже: посещение австрийских офицеров девушками гимназистками понеслось по городу дурной вестью, и многими воспринималось событием свершившимся. Никто ничего поделать уже не мог, а директриса надеялась, что всё уляжется само собой. И( ...) тут этот пытливый ротмистр из Вятки!
ЛЮБОВЬ РЕАЛЬНАЯ.
А любовь венгерского адвоката доктора Бертулова, была реальной, насколько может быть реальной настоящая любовь.
Пристав Лебяжников нашёл для бесед с ротмистром, таинственную "Татьяну", по просьбе которой писала письма почетная потомственная гражданка Малмыжа Елизавета Чистякова. Для встречи с ней, ему пришлось ехать в Малмыж ещё раз весной, пароходом. Протокол, написанный рукой ротмистра Добромыслова, от 24.05.1916 г. сообщает рассказ Татьяны: "Мы познакомились с доктором Бертуловым, осенью, и встречались пять раз прилюдно. Лишь один раз он посмел зайти в наш двор. Это было при муже. Гаспар много раз повторял: "После войны я вернусь в Россию, что бы нам быть вместе". Мой муж не придавал значения нашим с Бертуловым встречам. Ведь они были так мимолётны".
На память влюблённым могли остаться письма, наполненные нежностью и любовью, которые грели бы обоих в разных частях света на протяжении жестокого века - волкодава . Увы, эти письма изъяты цензурной комиссией в Архив, как свидетельства непричастности Гаспара Бертулова и Татьяны к шпионству. Но об этом нам дано узнать только почти через сто лет.
1. "Барыня, грустно мне! Четыре дня и я не буду здесь. 21 сентября меня увезут через Вятку под Хабаровск, Приморской губернии. Это напротив Японии. Если Вы желаете проводить, придите сегодня. Я буду ждать Вас в безопасности".
Ваш доктор Г.Б."
2. " Первый долг мой, открыткой посетить Вас. Ехали 31 день. О дороге лучше не говорить. Теперь я вижу, каким счастливым я был с Вами. Этого я не забуду никогда. Как уверял Вас, что искренне люблю, справедливо чувствую здесь. Я всегда буду любить Вас! Пишите мне сейчас же обратно письмо. Жду!
Мой адрес Красная Речка близ Хабаровска, Приморской губернии. Военнопленному Гаспару Бертолову.
3. "Дорогая, Татьяна! Писал Вам уже две карты, Вы получили?
Вы знаете, как можно видеть Вас, после войны? Я скажу на этот случай, что приеду обязательно в Малмыж. Будет ли этот случай? Вы уже знаете!
Как много жаль, что меня увезли из Малмыжа. Как хорошо мне было жить там, вблизи от Вас. Напишите, Адольф, ещё там?
4.Декабрь 1915г.
"Будьте, уверены, что каждую минуту Вы при мне. Я помню Вас и никогда не забуду. Приближается Рождество Христово. Желаю Вам счастья. А когда будет возможность, вспомните меня. Я тоже от этого воспоминания буду необыкновенно счастливый. Прошу Вас отвечать на мои письма.
Там ли Адольф и ещё други мои? Поклонитесь им от меня, если они там. Или их увезли, куда ?
Вас обнимающий, бесчисленно целовающий.
Гаспар Бертулов".
Последнее письмо в Малмыж из Красной Речки датировано 12 февраля 1916 года.
*
В Архиве сохранилось одно лишь письмо из Малмыжа в Красную Речку от 24 января 1916 года. Дорогой Гаспар!
Я написала Вам столько раз(...)Получила Вашу карточку 12 января, в день своего ангела. Представляете ли, какой я счастливой живу сегодня от этого! Твоё желание я исполнила, передала поклон Адольфу. Пишите скорее, милый Гаспар, я жду.
Ваша Татьяна"
*
"Переписка" Вятского и Приморского Жандармских Управлений, под контролем Отдела разведки Штаба Казанского ВО, по поводу писем пленного венгра Гаспара Бертулова и малмыжской мещанки "Татьяны", в июне 1916 года переместилась в ведомство полковника Тишевского в Москве.
Начальник Штаба Отдельного Корпуса Жандармов шлёт в назидание ротмистру Богдановичу в Вятку, что он заслуживает служебный упрёк: "Свидания Чистяковой с Бертуловым были вполне свободными. Отсюда - надзор за военнопленными в Малмыже, очень слаб. Австрийские офицеры разгуливают по всему городу без всякой охраны".
В ответе полковника Авдеева сообщается, что с марта 1916года установлены более строгие меры к австрийским офицерам, в Малмыже".
Встретились ли влюблённые, в 20 веке названном поэтом "волкодавом", не известно.