Аннотация: ...море чувств и
эмоций человека гораздо больше, чем эмоции Черного моря.
Море.
*** 1 ***
Пронзительно хлесткий крымский ветер под вечер наконец утих,
и теплая нежная пелена окутала пляж. Серый песок, немного гряз-
ный, не сыпучий, бело-сахарный, как в Анапе, а утрамбованный за
день, слежавшийся, мокрый у кромки; серая вода, лениво облизываю-
щая этот песок, просто вода, ничем не пахнущая, но прозрачная,
как слеза, и - яркий ровно розовый шар солнца, катящийся неизбеж-
но за скалы... Там, далеко, за стальным заливом - огромные буре-
весники то плачут, то смеются, переворачиваясь низко над ленивыми
бурунчиками волн... А степь, выженная солнцем, оранжевая, раст-
рескавшаяся, как пересидевший в печи кулич, в который раз проща-
ется с красноватым светом, чтобы на рассвете встретить свет белый
и в который раз накаляться от него, гореть, гореть, иссыхать, из-
немогать от жажды и тоски...
Тоска. Для других, пожалуй, она невыносима. Но можно окунуть
себя в огалтело-шумную толпу друзей, знакомых, близких, а все
равно станет затягивать вязкая тоска. А можно утонуть в омуте се-
рой вот этой предвечерней тишины пустынного пляжа и ничего больше
не желать лучше, спокойнее, теплее и ласковее для смятенного
сердца, привыкшего частить в круговерти сумасшедшего, однообразно-
го до отупения грязного города.
Нет, здесь не тоска. Отрешение. Слияние с морем. Вот сейчас
розово-апельсиновый шарик закатится за скалы, и море станет тем-
ным, объемным, непостижимым в своей ночной жизни, побежит лунная
дрожащая дорожка, будут магически манить зыбкие огни города на
том конце...
- И так будет всегда: спокойно, непостижимо... Нас не будет,
и наших близких не будет, а море останется.
Она не вздрогнула, не удивилась, как будто не было ничего не-
ожиданного в том, что прервали это ее блаженное отрешение и внут-
реннее течение мыслей, что говорящий опустился спокойно рядом на
теплый песок, на котором уже который час сидела она, что мысли
его так чутко откликнулись на ее собственные...
- Я тоже люблю вот так посидеть здесь вечером.
- Я думала, мужчинам это несвойственно.
- Людям свойственно. Иногда перевернуть море внутрь себя.
Вот теперь она удивилась. Внимательнее посмотрела на своего
незваного собеседника. Видно, он здесь уже давно: загорелый,
крепкое тело, упрямые жесткие волосы с едва различимыми ниточками
седины, грубоватая складка у рта... Обычный... Чего он хочет?
- Оно там не поместится, - спокойно проговорила и снова отве-
ла взгляд. В темных глазах в последний раз всполохнулось солнце и
погасло.
Он пристально смотрел. Без интриги, без намека на желание за-
вести приятное курортное знакомство. Просто очень глубоко и очень
спокойно.
- А я думаю, оно там разольется. Потому что море чувств и
эмоций человека гораздо больше, чем эмоции Черного моря.
- Вы философ?
- Нет. Впрочем, наверное, каждый человек философ. У каждого
своя философия. Даже если человек об этом не подозревает.
- Пожалуй...
- У Вас она тоже есть. И Вы живете строго согласно ее запове-
дям. Мне интересно было бы узнать основные постулаты.
Она опять взглянула немного недоверчиво и критически. Зябко
повела плечами.
- Думаете, стану отказываться? Ничуть. Только сегодня уже
поздно. Становится темно, а мне еще возвращаться... Расскажу по-
том. Завтра, послезавтра... Времени достаточно.
- Далеко остановились?
- На предпоследней улице, почти на самом верху.
Она легко поднялась. Песок посыпался с подола тонкого яр-
ко-розового сарафана, она стала вытряхивать навязчивую пыль из
босоножек, потом выпрямилась, еще раз с тоской посмотрела на во-
ду. Там уже тонко и невесомо начинала струиться лунная дорожка.
Она так гармонично вплелась в ее светлые длинные волосы...
Она уже уходила: не оборачиваясь, будто на пляже никого рядом
с ней и не было, будто и не было этого всего странного разговора;
чуть приподняла кромку розового шелка, по воде, с наслаждением
захлестывая теплым, парным выше икр, выше колен, еще выше...
- Как Вас зовут? - бросил он вдогонку.
Она замедленно обернулась:
- Алена...
- А я Андрей. Так Вы мне расскажете о своей философии?
- Пожалуй, если вам это действительно нужно.
Равнодушно повела плечами, снова отвернулась. Темное море
очень быстро поглотило ее, бредущую вдоль берега. И стали еще от-
четливее дрожать на воде лунные блики...
"Боже, прозрачное до нереальности!" Она с наслаждением входи-
ла в прохладную воду, все глубже, глубже, потом поплыла, и под
ногами яркими отсветами желтел песок на дне, и до этого дна будто
можно было легко достать, настолько отчетливо виделся каждый бу-
рунчик, каждая ракушка, каждый рак-отшельник, торопливо и делови-
то бегущий куда-то...
Искупавшись, вытянулась с наслаждением на пушистом махровом
полотенце. Ветер опять поднимался некстати, мело сбоку песком. Но
пляж был полон, и народ все прибывал: уже некуда было лечь, у са-
мых ее ног визжали дети, разбрасывая вокруг себя шелуху от креве-
ток и косточки абрикосов. Это немного раздражало. Несмотря на то,
что так блаженно ласкало солнце влажную солноватую кожу.
"Надо идти за нефтебазу, там сейчас, наверное, никого," - от-
метила она про себя, но было лень... Тело нагревалось, покалыва-
ло, визг детей, смех, плесканье воды, приглушенная музыка, топот
коней ( по пляжу теперь катали на лошадях), вой моторки и всхлипы
чаек - все постепенно начало сливаться в один монотонный фон...
Веки тяжелели...
"Перегреваюсь..."- смутно подумалось. Но опять-таки было лень
подниматься и идти в воду.
- А, вот Вы где!
Она наконец с трудом приоткрыла глаза и увидела прямо над со-
бой вчерашнего собеседника.
- Не сгорите?
- Я привычная.
С него капала вода, видно, он только что выкупался. Пока она
приходила в себя и гадала, что он спросит дальше, Андрей присел
на корточки рядом и сказал:
- Хотите покататься на лошади?
- Нет! - почти вскрикнула и поднялась на локте.
- Это что, часть Вашей философии? - попытался отшутиться он.
- Да, часть, - спокойно ответила она. - Я никогда не делаю
того, чего мне не хочется. И опасаюсь делать то, чего я боюсь.
- Значит, осторожничаете. Напрасно. Лошадь - довольно милое
добродушное животное.
- Может быть... - она смотрела рассеянно, потом поднялась:
пора было искупаться. Солнце палило нещадно. Прошла мимо, будто
сквозь него, нехотя бросила:
- Андрей, это не место для серьезных разговоров...
- Тогда вечером? - с готовностью подхватил он.
- Хорошо... - она окунулась и тут же забыла о нем.
Снова освежила прозрачная до нереальности вода, и снова до пе-
ска на дне можно было достать мысочком. Но оставаться на пляже
больше не хотелось.
Подхватив полотенце и натянув на мокрое тело свободный халат,
она пошла медленно в столовую, а оттуда к своей хозяйке. Наверху,
в поселке, палило еще больше, воздух тяжелел и отказывался вхо-
дить в легкие, раскидистые ивы плавали в золотистом мареве, каж-
дый шаг по горяченному асфальту стучал в висках тяжело, стопудо-
во. Она еле добралась до своей улицы. Под тенью раскидистого аб-
рикосового дерева стало немного легче; стукнула калитка, по плит-
кам дорожки зацокали коготки хозяйской собаки - огромной Эльзы,
помеси овчарки с дворнягой...
Она свалилась замертво на кровати в маленькой своей уютной
комнатке, проспала почти до сумерек. Потом обнаружила, что немно-
го болят обгоревшие плечи. Опять ничего не хотелось... Опять нас-
тигало и утягивало это столь привычное и пагубное состояние пол-
ного отсутствия желаний и воли... Но все-таки не зря же еха-
лось-шлось так долго за сотни и сотни километров, все-таки ради
моря...
Вышла на крыльцо. Духота страшная. Подошла собака и сочувс-
твенно-понимающе посмотрела в глаза.
- Идти, Эльза?
Собака вильнула хвостом. Алена поймала себя на мысли, что
каждый поход к морю - будто обязанность, а не удовольствие. Отку-
да это? Потому что одиноко, что ли? Нет цели. Но ведь она стреми-
лась к освобождающему одиночеству, она же желала его всей душой!
На пляже никого уже не было: время купания давно прошло, иг-
ривый шарик, на фоне которого все фотографировались, закатился в
очередной раз за скалы, а бар на берегу только начинал работать.
Она скинула босоножки и стала намеренно пылить теплым песком.
Побрела к нефтебазе... Страшно не было. Да и она давно уже перес-
тала чего-либо бояться. Вызывала страх, а он не шел. Самое худ-
шее, что могло быть - уже было в ее жизни - все перемололось, да-
же некоторые струны души перемололись-порвались навсегда, на их
месте остался твердый вечный лед, и его уже ничем нельзя было
растопить. Так она считала. Теперь, на этом берегу, волновали
только вечерние всхлипы чаек...
Она остановилась. Впереди, на пляже Днепропетровской базы от-
дыха, осели чайки. Их было очень много. Шумные, суетливые, они
ходили, выклевывая скопившийся за день человеческий мусор, вспар-
хивали с ошметками креветок и фруктов в клювах, кричали, как
склочные бабы на рынке, не поделившие что-то. Над всем этим пиршест-
вом летали птицы поменьше, и они издавали такие тоскливые звуки,
что становилось не по себе.
- Вам нравятся эти птицы, Алена?
Вот теперь она вздрогнула от неожиданности.
- Вы следите за мной, Андрей?
- Да.
Она с тоской и обреченностью смотрела то на него, подтяну-
то-стройного, в джинсах и белоснежной рубашке, то на чаек, разди-
рающих очередную порцию чего-то жирного, завернутого в грязную
лохматую бумагу. Потом все-таки повернулась к Андрею.
- Мне нравятся они в небе над морем. А здесь - нет.
- Пойдемте отсюда. В баре сейчас довольно спокойно, а шашлыки
готовят очень прилично. Посидим?
- Хорошо.
Там было действительно гораздо уютнее, чем на берегу: теплый
оранжевый свет, тихая спокойная музыка, приятный аромат восточных
специй... Андрей заказал красного вина. После первого бокала
предложил:
- Давайте перейдем на "ты". Так будет гораздо удобнее общать-
ся.
- Да-да, точно по плану: сначала напоить, потом перейти на
"ты", а потом...
Ей немного замутило голову: от свежего воздуха, что ли, или
от вина на голодный желудок... А шашлыки были действительно вкус-
ные. Он мягко сдержанно улыбался, глядя, как она поглощает уже
второй шампур... Не реагировал на ее ехидство нисколько.
- Да ты просто голодная!
- Вобщем-то, да...
Ей было немного стыдно, но по этой жаре совсем не было иногда
сил идти в столовую, а готовить для себя одной тоже не хотелось,
вот и оставалась она не впервые без ужина.
- Значит, готовить ты не любишь?
- Не люблю. Пустая трата времени. Гораздо эффективнее сходить
в кафе или ресторан.
- Ого!
- Да, я могу себе это позволить. Кстати, это далеко не "Ка-
берне". У моей хозяйки самогонка из абрикосов и то лучше.
- А кто у нас хозяйка?
- Учитель английского языка.
- И гонит самогонку?
- И гордится этим. Это здесь валюта. Поскольку зарплату давно
не платят. Или платят черной импортной мукой из стратегических
запасов. - Она самозабвенно поглощала картофель фри. Андрей не
мог сдержать улыбки.
- Картошка тоже поддельная?
- Нет, ничего.
Он все-таки налил ей еще, она не отказывалась. Почему-то за-
хотелось чего-то необычного, каких-то новых ощущений.
- Так ты мне расскажешь о своей философии, Алена?
Она пристально вглядывалась в темноту; с моря освежающе под-
дувало, тянуло влагой и водорослями... Тихо прошептала: "Зачем?"
- Хочется чего-то необычного.
- Ты писатель? Или кинорежиссер?
- Я скучающий новый русский, у которого есть все и нет ничего.
- Так не бывает.
- А у тебя есть все?
- Пожалуй, да. Все, чего я хочу. Квартира, неплохая, интерес-
ная работа, интересные люди, которых можно приблизить в нужный
момент, а можно отдалить. По взаимному согласию. У меня есть сво-
бода. Есть независимость.
- Это важно для тебя?
- Важно. Я не связана никакими условностями, никакими обязан-
ностями. Даже работа позволяет мне выбирать такой режим, который
мне удобен на данный момент. Это только я и мой компьютер, кото-
рый может делать все, что угодно. Я работаю с частной редакцией:
компьютерный перевод, верстка, обработка книг - мне это интерес-
но, я окунаюсь в разные, неповторимые миры всего этого выдуманно-
го, красивого, чего никогда не бывает в жизни, чего нам всем не
хватает...
- Этот самообман действительно интересен. А потом не тяжело
выходить на улицу и подскальзываться в первой попавшейся грязной
луже?
- Для этого существует теплый и комфортабельный автомобиль.
- Логично...
- А грязные лужи меня давно уже не пугают. Я их прошла вдоль
и поперек. Теперь можно и помечтать, и пожить для себя, заслонив-
шись от плохой погоды стальной дверью и пластиковыми окнами.
- Очень интересно, - пробормотал Андрей. - А есть ли в этом
розовом мире место живому человеку?
Она не ответила. Опять смотрела в сторону моря. Светлые воло-
сы чуть шевелил ветер, чуть вздрагивали полураскрытые губы.
- И это все?
- Море пропало... - прошептала вместо ответа она, и он уди-
вился такому неожиданному переходу. "Нет, не все так просто в
этой независимой женщине, слишком она беззащитна, хотя не желает
такой казаться даже..."
- Нет, просто мы сидим на свету. Оно там, Алена.
Он налил ей еще вина, но она наотрез отказалась.
- Не хочу. Сейчас не хочу.
- А чего хочу?
- К морю! - Она поднялась и не оглядываясь на него, вошла в
темноту, тут же пропала в ней, в своем темно-синем узком платье.
Он догнал ее уже на берегу.
- Вот так запросто и уйдешь?
- Захочу - уйду. Я тебя не звала. Ты сам хотел поговорить.
- Не отказываюсь. И все-таки... Расскажи еще что-нибудь.
- Что?
- Почему ты отдыхаешь... ну, например, не на Канарах?
- Не люблю чужую экзотику. Люблю Крым. И это захолустье.
Здесь можно посидеть в тишине и послушать море. А потом поесть у
хозяйки борща на свином бульоне, закусывая пирожком с ливером.
- Который еще час назад бегал по двору?
- Примерно так...
Она наклонилась, зачерпнула полную горсть мокрого песка с
осколками ракушек. Все это потекло у нее между пальцев.
- Я люблю собирать камни и ракушки. Я иногда делаю это вместе
с детьми. Попадаются, правда, редко, такие красивые, даже с ды-
рочками - дети называют их "куриный бог" и уверяют, что они при-
носят счастье.
- Ты в это веришь?
- Нет, конечно.
- А вообще что такое счастье?
- У каждого человека свое счастье. Для меня - свобода. Полная
свобода, понимаешь?
- Не совсем. Свобода от чего? Или от кого?
Они довольно далеко уже зашли. Впереди из воды торчал размах-
ренный нос перевернутой разбитой лодки, увитой водорослями и
смутно вырисовывался из тьмы громадный железобетонный скелет заб-
рошенного причала нефтебазы.
- Душно. - Проговорила Алена.
Она подошла к самой кромке воды и резким уверенным движением
сняла платье. Осталась в одних узеньких трусиках. Андрей не успел
и моргнуть, как на песок вслед за платьем полетели и трусики...
Она побежала к воде, шумно окунулась, поплыла, потерялась в
темной стихии, и некоторое время он слышал только едва приметный
плеск. Присел на песок, потирая стучавшие виски, стал ждать...
Лунная дорожка переместилась немного вправо, а она все плава-
ла там, в чернильной воде... Наконец она появилась в этой лунной
дорожке, и Андрей невольно зажмурился от нереальности этого виде-
ния: корона лунного света в длинных волосах, серебряное женское
обнаженное тело, красивое и совершенное... Она выходила из воды,
смеясь, блаженно потягиваясь, с небольшой упругой груди капала
вода... Она не обращала на него ни малейшего внимания. Постояла
несколько минут, обсыхая, потом оделась... У него не было сил
подняться с песка, и она опустилась рядом. От нее дурманно пахло
теплым морем.
- Это для меня спектакль? - Хрипло спросил он.
- И на это я ничуть не обижусь. Мне сейчас так хорошо... -
Она прикрыла глаза. - Это наглядная демонстрация того, чего ты не
понял. Я же говорила: я делаю то, что мне приятно. Почему тебя
это так удивило? Почему я должна сдерживать свои желания? Мы все
- часть природы, и только так можно испытать истинное блаженство
слияния с ней. Истинную свободу.
- А днем, на пляже?
- Там мне будет это неприятно, потому что слишком много наро-
ду и кто-то может не так понять, да еще дети...
- А я, по-твоему, пойму тебя так, как надо?
- Мне абсолютно все равно, как ты меня поймешь. Мне захоте-
лось искупаться и все!
Андрей тяжело вздохнул. "Она либо совсем наивная, либо чокну-
тая".
- А тебе не приходило в голову, что если тебя увидит в такой
момент мужчина, ему тоже может чего-то захотеться? Тоже какой-то
свободы действий?
- Ты хочешь меня напугать или обидеть?
- Отрезвить.
Она поднялась и быстро пошла прочь. Он догнал. Стало совсем
темно: луна скрылась в большой лохматой туче.
- Алена!
- Ну что еще? - Она резко повернулась. В темных глазах заме-
тался гнев.
- Ты... действительно не боишься?
- Нет! - отрезала она и побежала вдоль берега. И теперь он не
стал ее догонять...
Море, песок... С моря - накаленный асфальт... Вечер - давящая
духота и стук падающих абрикосов по крыше... Утро - море, песок...
Дни текли сквозь пальцы. Она ходила, как заведенная, и это
начало раздражать. Не было прежнего отрешения от всего и успокое-
ния души, не было! То ли лето выдалось слишком жаркое: днем пере-
валивало за сорок пять...
Пытались с хозяйкой ходить на лиман, о лечебных свойствах ко-
торого поговаривали, слагали чуть ли не легенды. Но там давящая
жара ложилась на корку соли, остающуюся на теле после парной ван-
ны. И десять-пятнадцать минут ходьбы растягивались на час, и ноги
уже совсем отказывались идти, и хотелось просто лечь посреди ули-
цы и совсем ничего не чувствовать...
Так и было: она все больше предавалась разлагающему ничегоне-
деланию, полудреме-полумечте поверх покрывала после обеда до са-
мого вечера, приносящего хоть капельку свежести...
Теперь она ходила то одна, то с хозяйкой купаться по ночам.
Растворялись в темноте, плавали долго, доводя себя до исступления
и озноба, пели песни. Голоса красивые, звучные поверх зеркала во-
ды...
А днем опять жгло и сжигало...
Она упорно гнала от себя навязчивые, как казалось сначала,
ненужные мысли, но через несколько дней сдалась и призналась сво-
ей независимой душе: вспоминался Андрей. Он не приходил больше
вечером посидеть на пляж. Она видела его несколько раз днем в ок-
ружении смазливых молоденьких девчонок, похоже, местных, на нее
он не обращал внимания, и это стало задевать самолюбие. "Да зачем
мне все это? Я сама по себе, я расслабляюсь, отдыхаю!" - воскли-
цала она, но продолжали преследовать внимательные темно-серые
глаза...
Этой ночью она купалась одна: хозяйка приболела. Темнота на
пляже была полная; перевернутый купол неба, усеянный близкими
блестящими звездами притягивал и завораживал своей мощью, непос-
тижимостью, недосягаемостью... Звезды плавали рядом в черной во-
де, мерцали у горизонта, Млечный путь рассекал небо, переходящее
опять в море - все казалось единым, живым, все это волновало до
дрожи, до озноба...
Потягивал северный ветерок, и она действительно вскоре за-
мерзла, выбежала на берег, сойдя с дорожки света, льющейся по
песку из бара, сняла трусики, выжала воду, торопливо стала натя-
гивать сарафан на мокрое тело...
- Эй, гляди, русалка! Живая!
Парни, видно, шли из бара - нетвердая походка, несвязная, но
довольно образная речь... Она заметила их еще издалека, но не ду-
мала, что они прямиком направятся к ней. Подхватила босоножки и
мокрые трусики.
- А вот это кстати! - Тот, который был повыше, подскочил сбо-
ку, схватил крепко за локоть. - Ты, я вижу, уже готова?
- Я тебя хочу! - подхватил второй, который гораздо хуже свое-
го дружка держался на ногах. Однако, это не помешало ему в одно
мгновение повалить Алену на песок.
Это было слишком неожиданно. Думала, парни ограничатся бол-
товней. Если бы она сохранила равновесие, можно было бы хоть
как-то обороняться - основные приемы защиты от такого рода напа-
дений она знала, даже приходилось не раз применять. Но теперь, в
плену вязкого сырого песка и четырех сильных рук...
Она не привыкла кричать и звать на помощь. Отбивалась, как
могла: жестокий удар коленом в пах - и первый парень завыл, зама-
терился, согнувшись пополам... Зато второй мгновенно обозлился,
прижал всем своим грузным телом так, что противная сыпуче-гряз-
ная смесь песка и мелких камешков стала набиваться в рот. Он
словно протрезвел тут же, сильно перевернул ее, порвал подол са-
рафана, зарычал утробно, наваливаясь на шелковистое, нежное,
женское...
Внутри мгновенно захолодело. "Нет!" - кажется, она все-таки
вскрикнула... И вдруг все кончилось.
Его отбросил в самую воду сильный, очень сильный удар. Второй
любитель приключений все еще ползал на четвереньках, и теперь
уползал все дальше и дальше... Она перевернулась и увидела Анд-
рея. Он больше не трогал парней, только сказал тихо, сквозь зубы:
- Убирайтесь. Живо!
Потом вдруг сами по себе из глаз потекли слезы. Это было пол-
ной неожиданностью. Она не плакала так давно... Щеки щипало от
предательских теплых струек и от песка, она пыталась вытереть
слезы, но руки все еще дрожали, а слезы все текли и текли...
- Ну все, все, успокойся... - Она ненавидела сама себя, но он
порывисто опустился рядом на песок, и Алена все-таки не справи-
лась, прижалась, пряча слезы и страх в горячем, надежном, мужс-
ком... Он обнимал ее бережно и сильно.
Когда она перестала дрожать, когда наконец высохли слезы на
ее глазах, он тихо сказал:
- Пойдем.
- Куда?
Вместо ответа он помог ей подняться, повел к свету, теплому,
оранжевому свету.
- Но... - Она попыталась протестовать, держа в руках оторван-
ный кусок сарафана, потом бросила его. Подумаешь - просто юбка
стала короче.
В баре Андрей усадил ее за накрытый столик, там, видно уже
давно, сидели какие-то люди. Ей было это неприятно, она хотела
уйти, но он налил ей в бокал темную тягучую жидкость, почти силой
заставил выпить. Зажгло сильно, словно огонь разлился в горле.
Она задохнулась, прерывающимся шепотом спросила:
- Что это?
- Коньяк. И, между прочим, не поддельный, а очень дорогой.
- Андрей, что там случилось? - К ним подошел какой-то мужчи-
на, потный, сильно пьяный, в полурасстегнутой рубашке и золотым
крестом на груди. От него крепко пахло водкой вперемешку с сига-
ретным дымом и дорогим одеколоном. Она хорошо знала этот тип лю-
дей...
- Вадим, у меня к тебе большая просьба, - Андрей положил руку
ему на плечо, отвел в сторону, что-то очень тихо стал говорить.
У нее гул бушующего моря разлился в голове. Звезды и Млечный
путь совсем упали на крышу бара. Только музыка, приятная медлен-
ная музыка завораживала, будто обволакивала. Компания за соседним
столиком пошумела немного и быстро разошлась, будто их и не было.
Андрей налил ей еще коньяка.
- Ты меня хочешь споить? - Попыталась пошутить она. Но
коньяк выпила, чувствуя, что это как раз то, что ей сейчас надо.
Он угощал ее большими красными персиками, чем-то сладким, но
это было уже бесполезно: жар разлился по всему телу, измученному,
словно чужому сейчас, голова сильно кружилась и все так же шумело,
пенилось море...
- Ну почему вы все такие скоты...
- Все? - спокойно возразил Андрей.
- Не знаю... Во всяком случае, все вы хотите одного... Это
все такая грязь... - она отхлебнула газированной воды, поморщи-
лась.
- Кто тебя обидел, Алена? - Тихо спросил Андрей, пристально
глядя в глаза.
- Обидел? - истерически смеясь, воскликнула она. - Да меня
просто уничтожили, растоптали, душу и тело мое выпотрошили, вы-
вернули наизнанку!
- Тихо, успокойся, - он понял, что сейчас ее очень здорово
занесет. Но остановить уже не мог...
- Мне было четырнадцать лет! Я в куклы играла и о принце
прекрасном мечтала! А он все ходил вокруг, все высматривал, то у
ванной поджидал, то у спальни...
- Кто?
- Отчим. Мамаша отца похоронила, а на поминках нового мне па-
пу нашла. Хороший оказался папа! На всю жизнь урок преподал!
- Алена, может, не надо?
- И ты еще будешь утверждать, что не скоты? Я проснулась од-
нажды утром - понять ничего не могу: шепчет рядом, уговаривает,
потом - навалился всем телом, рот зажал лапищей и - боль! Только
боль, раздирающая на части!
- А мать?
- А что мать? Ей было наплевать на меня. Да и я бы никогда не
сказала. Как я не свихнулась после этого - не знаю... Че-е-рт,
почему я тебе все это говорю...
Она замолчала, вздрагивая опять всем телом, и Андрей вдруг
увидел перед собой не красивую уверенную женщину, а маленькую
хрупкую испуганную и униженную девочку. Он интуитивно чувствовал
все это, а теперь по-настоящему испугался за нее. Надо было
что-то делать сейчас, как-то восстанавливать этот треснувший ве-
чер у моря, этот хоть обманчивый, но все-таки мир в ее душе. Но
вместо этого спросил тихо:
- Что же было дальше?
- Я... никогда никому этого не рассказывала... - прошептала
смущенно Алена, и он понял, что хмель стал понемногу отступать.
Но она хотела теперь пройти весь путь до конца. Сделала еще гло-
ток из бокала, уже спокойнее продолжила: - Я уехала к тетке на
другой конец Москвы. И начала жить сама. Сама пошла учиться в
другую школу, сама закончила ее, сама поступила в институт... Там
я нашла принца. Мне казалось, что все прошло, что я справилась...
Он был неплохим парнем, на курс старше, ухаживал по всем прави-
лам, дарил цветы, водил в кино, вобщем, все как положено в этом
возрасте. Однажды он привез меня на дачу, когда его родители уе-
хали отдыхать на юг...
Алена замолчала. Он не смел ее просить продолжить. Ветер уси-
лился, и море действительно начало шуметь, ворочаться недовольно.
- Я действительно не знаю, почему рассказываю тебе все это...
- Наверное потому, что тебе это необходимо.
- Или потому что я пьяная... Я не могла понять, что происхо-
дит. Теперь, спустя столько лет, я могу это объяснить. А тогда...
Все было так красиво, как в кино! Принц поднял меня на руки,
опустил на белое шелковое покрывало, стал нежно целовать и лас-
кать... А мне вдруг стало не по себе. Мне не хотелось этого. Мало
того, все во мне вдруг запротестовало! Я ничего не чувствовала,
кроме страха и отвращения. Я в ужасе прошептала: "Нет, не надо!"
Алена опять задохнулась. Темные глаза стали еще темней, в них
снова блеснуло, и она отвела взгляд. Потом посмотрела открыто, не
прячась, губы дрожали и кривились в горькой усмешке.
- Знаешь, как отреагировал на это мой принц? Успокоил? Пожа-
лел? Ничего подобного! Он сделал со мной все, что хотел... Я тог-
да еще не умела сопротивляться и защищаться.
Ветер опять рванул. Алена пожаловалась:
- Холодно. Надо идти.
- Я провожу тебя.
Теперь она не отказывалась...
Шли долго молча по темному пустынному шоссе в гору. Далеко
позади осталось море, здесь еще сильнее трепал ветки деревьев ве-
тер. Звезды на небе пропали, заметелило черную высь беспокойными
облаками. Алена опять заговорила.
- Ты, конечно, хочешь знать продолжение? А дальше уже не так
интересно. Я бросила институт. Умерла моя тетка, оставив мне в
наследство шикарную квартиру в сталинском доме, неделей позже я
узнала, что мать, в усмерть пьяная, попала под машину и через
сутки мучений скончалась в больнице. Отчим даже не пришел к ней
ни в больницу, ни на похороны... И с этого момента началась моя
самостоятельная, независимая жизнь. Я строила ее сама. По крохе,
по кирпичику. Распродала кое-какой теткин антиквариат, подработа-
ла на нескольких работах, поступила в институт... Постепенно
как-то все складывалось. Появились нужные люди, нужные связи, я
узнала, что для того, чтобы попасть в теплое местечко, надо пе-
респать с начальником... Но это меня уже не так трогало. Может, в
какой-то мере я хотела еще раз проверить... испытать себя. И еще
раз убедилась: я ничего не чувствовала. Ни радости, ни злости, ни
отвращения. Совсем ничего! Ты скажешь, это потому что я не любила
этих мужчин? Но что такое любовь? Условность! Были в моей жизни и
такие, которых я сама выбирала, которые были мне приятны... Они
восторгались мной: красавица, умница, какими только еще эпитетами
они меня не одаривали! Я эти ночи перевертывала, словно прочитан-
ные страницы, я проходила через это, как через что-то необходи-
мое, не более. И оставшись наутро одна, больше не плакала. Ну вот
и моя улица. Вот там, пятый дом...
- Я провожу до дома.
- Андрей, не бери в голову. Все то, что со мной произошло се-
годня на пляже - лишь случайность. Я после истории с принцем дол-
го занималась в разных секциях, даже в школе выживания для жен-
щин. Я умею постоять за себя теперь.
- Я так не думаю. Если пять качков затолкают тебя в "Джип" -
ты уже ничего не сможешь сделать.
- Значит, придется расслабиться и получить удовольствие, -
хмыкнула она, а Андрей вдруг порывисто, сильно развернул ее к се-
бе, так, что хрустнули тонкие плечи.
- Да что ты говоришь такое! Алена, опомнись!
Несколько секунд они молча боролись: с самими собою, со свои-
ми душами, эмоциями. Она не вырывалась, он не отпускал. Потом она
тихо сказала:
- Не надо, Андрей. Оставь меня. Это все напрасно... Это лишь
эффект случайного попутчика, которому вдруг с легкостью рассказы-
ваешь все. Я могла бы, наверное, даже привязаться к тебе, но тем
больнее будет. Тебе одному. Потому что все мои привязанности лишь
на очень короткое время, с пользой дела для себя и безо всяких
обязательств.
- Может, это потому, что ты не встречала в своей жизни муж-
чин? А встречала только самцов?
Вот теперь она настойчиво высвободилась из его рук. Подошла к
калитке, щелкнул засов, там, в темноте, зарычала грозно большая
серая собака.
- Иди, Андрей. Эльза тоже терпеть не может мужчин. Они били
ее, когда она выкармливала щенков. Моя хозяйка подобрала ее и
отогрела, но теперь в этот дом не может войти ни один мужчина.
Алена помолчала, потом повторила:
- Иди, Андрей. И... спасибо тебе за все.
*** 2 ***
Утро растянулось. Она проспала почти до десяти, потом с тру-
дом заставила заварить себе кофе: страшно болела голова. Даже шум
ветра неприятно отзывался в висках. И еще этот резкий звук сигна-
лящей машины на улице...
- Это тебя, - сообщила не очень-то довольная после ее вчераш-
него позднего возвращения хозяйка.
Она как была - в халате, босиком - вышла замедленно-заведенно
через вторую дверь на кухне, увидела за калиткой бодрого, весело-
го, как будто и не было бессонной ночи, Андрея.
- Собирайся. - Приказал он. - Я покажу тебе настоящее море.
Она стояла у калитки, теребя замок... Хотелось завернуться в
одеяло с головой и - спать, спать, спать...
- Зачем?
- И оденься потеплее - там ветер.
Пока натягивала на себя белые бриджи, кофту и завязывала уз-
лом сзади платок ( как она любила шляпы! Но в Крымских водоворо-
тах ветра это невозможно! ) - все время прислушивалась к голосу
внутри. Он молчал упрямо, но она почему-то собиралась, размерен-
но, механически.
Крикнула хозяйке, что будет нескоро, отвлекла собаку...
- Ого! Это на таких машинах ездят нынче новые русские?
Поперек улицы громоздился пыльный далеко не новый "Ауди" с
помятым крылом.
- Это длинная история, насчет нового русского, - пробормотал
Андрей, помогая ей устроиться. Заурчал мотор, и машина довольно
резко тронулась. Посмотрел искоса. - Когда-нибудь расскажу. Когда
тоже напьюсь, что ли...
- А это случается?
- Редко. Теперь редко...
В опущенное стекло врывался ветер. Недолго ехали по шоссе,
потом свернули на серо-красную степную дорогу. Взвихрилась пыль.
- Закрывай окно!
- Куда мы? В скалы? Я там была.
- Небось, дальше "баньки" не ходила?
- А ты и про это знаешь? Откуда?
- Слышал, как местные называют эту первую расщелину.
- Это дети придумали.
- Мы поедем дальше, в "Скалистое".
- Хочешь меня чем-то удивить? Зачем?
- Посмотрим. Ты же ищещь новых ощущений.
Ее разморило, укачало, дорога пылила, однообразная, тряская.
За мутными стеклами плыло бесконечно скучное серое небо; моря не
было еще видно, оно глухо гудело где-то там, под крутыми обрыва-
ми, внизу... Ехали долго. Действительно, без машины она вряд ли
добралась бы сюда. Когда он резко затормозил, она чуть не удари-
лась о лобовое стекло.
- Пристегиваться надо. Не только для ГАИ.
- Учту.
Хлопнула недовольно дверью. Тут же подхватил и словно припод-
нял над землей сильный властный ветер. Перехватило дыхание: она
стояла на краю бездны! Отпрянула от неожиданности. Под ногой рас-
сыпался кусок высушенной красноватой земли, ошметки полетели
вниз, летели долго, разлетаясь в мелкую пыль, дробясь, улетая
вбок в воронке взбешенного ветра. Прямо перед ней, насколько хва-
тало взгляда, простиралось море. Но не то, к которому она так
привыкла там, в поселке: серое, ласковое, миролюбивое... Оно было
огромным, беспредельным, могущественным и непостижимым. Оно было
везде: внизу, под ногами - билось о красновато-желтую неприступ-
ную скалу, сбоку - налетало лохматыми мотающимися волнами, впере-
ди - до предела, до горизонта - каталось беснующейся громадой,
серо-синей, в фиолетовых прожилках, с белыми накатами брызг,
взвихренных ветром, сверху - ломало границы неба, стараясь дос-
тать своей разбушевавшейся злобой и его.
Властвовал и покрывал все монотонный рокот, прерывающийся
грохотом стальной воды о скалы; горько-соленая пена долетала до
самого верха, слезами скатывалась с ресниц, порывы ветра трепали
волосы, желая унести туда, в потусторонюю беспредельность...
Она была не против. Завороженность сменилась каким-то живот-
ным возбуждением, не признающим страха.
- Я хочу туда!
Она уже приметила зыбкую тропинку, сбегающую по расщелине
вниз к каменным подошвам, о которые бились тупо и упрямо волны.
- Нет! Сейчас нельзя! Собьет волной! - Но Андрей не успел:
она стремительно бросилась вниз, ни о чем не думая, влекомая
только своим желанием, бредовым, сиюминутным порывом.
Довольно ловко скользила по ползущему песку. Летели из-под
ног камни, но как они падали, не было слышно: все покрывал глухой
дикий рокот моря. Вот она уже ступила на мокрый камень, вот ее
обдало рваной лохматой пеной, сильным порывом сорвало с головы
платок и бросило в мутную воду...
- Сумасшедшая... - у него ноги разъезжались, он чувствовал,
что если что - не успеет, ничего не сможет сделать.
- Эй! Море! - она двигалась по скользкому камню, повисшему
над водой, протягивая вперед руки. - Возьми меня! Ну же!
Ее резко обдала волна, чуть не сбила. Алена устояла, это
возбудило ее еще сильней.
- Вот так! Еще!
Море грохнуло снова. Водопад крутанул сбоку, она пошатнулась,
но опять засмеялась. И тут же, без перерыва, ударила прямая вол-
на, рассыпая по камню хлесткую очередь брызг. Он успел-таки пой-
мать ее за руку, дернуть на себя, чуть ближе к отвесу скалы, к
самому подножию... Волна слизнула с камня все, что могла, претен-
дуя и на сам монолит: могла бы, сдвинула и его.
- Поднимайся живо! Сейчас снова ударит! - приказал он.
- Оставь меня! Я хочу туда!
Темные глаза горели неуправляемым упрямством, граничащим с
безумием.
- Поднимайся, - сказал Андрей и грубо толкнул ее.
Их тут же окатило леденящей водой. На сей раз это немного от-
резвило ее. Чуть помешкав, она стала карабкаться вверх по извива-
ющейся тропинке...
Наверху было гораздо спокойнее, только немного гудело и выло,
да еще отдаленно грохотало под ногами, казалось, где-то в самых
недрах земных. Небо стало заволакивать: черная туча быстро наплы-
вала на самый край скал.
- Гроза идет, - сказал Андрей, - некстати...
- Еще и гроза! Восторг! - блаженно подхватила Алена, снова
заводясь.- Сколько раз здесь была - ни разу не видела грозы на
море. А мне все равно: я и так мокрая.
- Да уж, - он старался не смотреть на ее ставшую совершенно
прозрачной тонкую кофточку.
- Я действительно такого не видела!
Небо раскололось, над мраморным морем ослепительно сверкнуло.
- Боги! Вот это стихия!
- Садись в машину, - прервал он.
- Зачем? Давай посмотрим грозу!
- Только не забудь, где мы находимся: в степи. На ровном мес-
те. И самое высокое, что здесь есть - это мы. Я надеюсь, что ты
не станешь цитировать классику про то, как прекрасно умирать на
скале, когда тебя убьет гроза?
- Умереть? - глаза ее вдруг как-то едва улавливаемо измени-
лись. Она стала сразу серьезной и снова слишком красивой. - Я об
этом не задумывалась... Во всяком случае, последнее время.
Он подошел совсем близко. Она так странно смотрела... Завор-
чал еще далекий гром, но она словно не слышала его.
- Поехали, Алена, - мягко проговорил Андрей. - Я привезу тебя
сюда еще. Когда не будет грозы.
Назад ехали молча. За ними гналась гроза, но так и не догна-
ла, застряв лохмотьями черноты где-то в корявых сучьях старого
миндального сада...
Когда подъезжали к ее улице, Андрей посмотрел на Алену и по-
нял, что ехать туда она не хочет. Погнал машину вниз...
- Так вот как отдыхают новые русские! - она обходила его не-
большую комнату в отдельном пансионатском домике, критически все
оглядывая.
- Прекрати. Лучше сними мокрую одежду, - он вызывающе смотрел
на ее смущенное лицо. - Ты же делаешь всегда то, чего тебе хочет-
ся! Разве тебе не хочется сейчас согреться?
Она молчала. Он бросил большое полотенце, усмехнулся.
- Пойду принесу чего-нибудь горячего.
Когда он вернулся, Алена спала на его кровати, завернувшись в
полотенце, поджав ноги и по-детски положив под щеку ладонь...
Она проснулась от холода. Полотенце сбилось, заботливо наб-
рошенное одеяло тоже съехало, и ее стало знобить. Натянула одеяло
на подбородок, непонимающе-отрешенно взглянула в совершенно тем-
ное окно.
- Который час?
- Это так важно? - Андрей сидел напротив на стуле и присталь-
но смотрел. Ей, давно уже разучившейся бояться чего-либо, захоте-
лось вдруг убежать от этого многозначительного мужского взгляда
на край света. На ту самую грозовую скалу.
- Я... проспала бог знает сколько...
- Чайник только что вскипел. Выпьешь горячего? - И, не дожи-
даясь ответа, стал наливать, колдуя с бутылками и какими-то фрук-
тами. Принес дымящуюся чашку на блюдце. - О, да ты вся ледяная!
Похоже, водные процедуры в "Скалистом" не пошли на пользу.
- Что это? - она обожгла сразу же губы. Нечто сладко-притор-
ное, необыкновенно ароматное потекло внутрь, грея и дурманя.
- Лекарство.
- А все-таки? - еще глоток - и разгораются ярко щеки, комната
начинает медленно кружиться.
- Чай с травами, ликером и апельсиново-лимонным соком.
Он садится рядом, на кровать, и она понимает, что произойдет
дальше. Залпом допивает до дна, поспешно ставит чашку на тумбочку.
- Андрей...
- Ты замерзла...
- Только не говори, что просто погреешь меня.
Он наклоняется и целует ее в горячие губы.
- Андрей...
- Только не говори, что тебе неприятно.
Она прижимается к нему, замирает, хочется просто спрятаться и
забыть про все... Хочется надежного тепла и защиты от чего-то...
Неважно, от чего. Пожалуй, такое впервые с ней. До сих пор все
отношения с мужчинами сводились к некоей обязанности, необходи-
мости. А тут... Надежное тепло. Поймет ли? Ведь мужчине этого ма-
ло.
Он обнимает, тихо шепчет:
- Не бойся ничего. Я не обижу тебя. Никогда не обижу.
- Я не боюсь, - сердце застывает. Так ли это?
Он тихо целует в висок, словно маленького ребенка.
- А теперь спи. Тебе ведь тепло?
- Да... - веки тяжелеют, и это уже не в ее власти. - А ты...
не уйдешь?
- Нет.
Она просыпается от прикосновения яркого солнечного света и
чувствует, что ей очень хорошо. Забывшись, приподнимается на лок-
те и осторожно дотрагивается пальчиком до плотно сжатых губ Анд-
рея. Он медленно открывает глаза, и в них четко читается, что ему
очень плохо. Она поспешно соскальзывает с кровати, нисколько
опять не скрываясь, натягивает почти высохшие, но пропитанные
крепкой солью бриджи, кофту... Он спокойно следит за ней.
- Ты думаешь, если уйдешь - будет легче?
- Не... не знаю. Я говорила...
- Я помню все, что ты говорила. Останься, Алена. Ведь ничего
страшного не произошло.
- Ты так считаешь? - она горько усмехается. Поворачивается,
подходит...
- Какое необычное сочетание: карие глаза и светлые волосы...
И в этих темных глазах сейчас так разбушевалось море. Почему,
Алена? - он будто опять испытывает ее.
- Я... не могу поступить с тобой так, как поступала сотни раз
с другими мужчинами. Я не могу обманывать тебя, притворяться.
- И не надо.
- Но ты же не сможешь вот так спать со мной каждую ночь, не
дотрагиваясь до меня! Ты же за одну эту измучился до предела! О,
боже, давай оставим этот разговор!
Она резко разворачивается, бежит к двери. Он, сорвавшись, до-
гоняет. Некоторое время они пытаются бороться каждый за свои эмо-
ции, потом Алена сдается, снова прячет заплаканные глаза-вишни на
его груди, полностью обессиленная, шепчет оттуда:
- Отпусти меня, пожалуйста!
- И ты опять пойдешь к своим нужным знакомым, опять будешь
притворяться? - он встряхивает ее за плечи. - Посмотри на меня,
Алена, и ответь на один-единственный вопрос: зачем?
- Я привыкла. Смирилась. Я так живу.
- А если попробовать все изменить?
- Я ничего не хочу, Андрей, я устала. Меня это устраивает.
- Неправда. Может, устраивало раньше? Там, на скале, ты хоте-
ла спорить с самим штормом! А если поспорить с самой собой?
- Я могу поспорить со своим рассудком, даже со своими эмоция-
ми и чувствами, но не с физиологией и не с психикой. Ты что, не
понимаешь, что волею судьбы я психически ненормальная женщина?
- Ни один псих еще не говорил, что он псих. Да, в некотором
роде ты больна, но тогда тебе нужно лечиться, тебе нужен врач! И
еще ни один человек не брал на себя такую ответственность - побо-
роть твой недуг. Хочешь, я попробую сделать это? Лишь бы ты ниче-
го не боялась и верила мне.
- Ничего не получится...
- О, боги! Это же замкнутый круг!
- Пожалуй. Он меня устраивал до сих пор. И не надо было пы-
таться переступить через него. - Она высвободилась наконец из его
рук. Села на стул возле стола. - Ты просто захотел чего-то нео-
бычного, тебе просто все надоело, а тут я...
- Ты неискренна сейчас.
Тогда она спокойно сказала, не поднимая глаз:
- Да, что-то изменилось. Да, ты стал мне нужен, Андрей. Но,
боюсь, это далеко не то, что нужно тебе. С тобой я чувствую себя
спокойно и надежно. Мне интересно говорить с тобой, спорить.
Но...
- Давай все-таки позавтракаем, - прервал он. - Пойду поставлю
чайник. Ты ведь раздумала пока убегать от меня?
- Не знаю... - она поражена была таким поворотом. Но внезапно
сдалась. Будто бы. Он сам от чего-то убежал пока... И когда Анд-
рей вышел, сделала нечто дурацкое и невозможное: распахнула окно,
забралась на подоконник, прыгнула и изо всех сил побежала в сто-
рону моря, откуда вырывался уже не столь буйный, но такой свежий,
пьянящий ветер.
Несколько дней она не появлялась на пляже. А из дома уходила
чуть свет. Уходила в самые дальние уголки поселка, туда, где ник-
то не найдет и никто не увидит.
Земля, серая, высохшая, неприглядная и неприветливая, колючая
тропинка мимо свалки, заброшенного пустыря с грудами ржавого ме-
талла, бывшего некогда гордой совхозной техникой: тракторами,
комбайнами, прицепами... Мимо пустынного сельского кладбища, неп-
рикрытого, со свистящим ветром по гранитным растрескавшимся надг-
робиям... Мимо вытоптанного пастбища с унылыми тощими рыжими ко-
ровами, покорно жующими колючки и жидкую красную солончаковую
травку... Мимо кукурузного поля, жухло и сухо шелестящего...
Она выматывала себя, она загорела до черноты, выцвели волосы,
мутилось в голове от палящего пекла, влекла пропасть пустоты.
И снова - полное отсутствие желаний. Полное отсутствие мыслей.
Она не желала даже думать о том, что произошло, что нарушило при-
вычный ход ее такой благополучной и уверенно-размеренной жизни.
Потом осталось несколько дней до отъезда. И она поздно вече-
ром пошла к морю. На дальнем пляже с блаженством искупалась, пла-
вая в темноте, старалась зачерпнуть ладонями звездный свет. Но не
смогла поймать увертливый зыбкий лучик. Выбралась на холодящий
песок, села и впервые за все эти дни заплакала. Седая полоса
Млечного пути задрожала и исказилась. Где-то вскрикнула еще не
заснувшая чайка. На самом кончике скалы у горизонта зажегся и
сразу же погас маяк. Потом опять зажегся.
Она вспомнила, что завтра опять зажжется солнечный луч в ок-
не, и придется что-то решать. Снова прятаться? А зачем? Если ни-
чего не чувствуешь, то зачем чего-то бояться? А потом солнце сно-
ва погаснет. И ничего иного уже не случится. Она вернется в душ-
ную и тесную Москву...
Там не будет уже никогда свежевымытых "поливалками" улиц нес-
пешного и красивого Арбата и Ленинского проспекта. Не будет гордо
блестящего метромоста и розового тумана на Воробьевых горах. Не
будет просторной и величавой Красной площади и широкой улицы
Горького с разноцветной иллюминацией 7 ноября...
Она приедет на переполненный суетной Курский, будет долго и
тяжело волочить сумку по вонючему переходу с тускло светящимися
лампочками, в душном метро проглотит пыль и выйдет на Семеновс-
кой, где вечером уже свернется торг и останутся по всей площади
валяться грубые и грязные скелеты ящиков вперемешку с гнилыми
овощами, засаленной бумагой и птичьим пометом, во всем этом будут
рыться бомжи... Она поймает машину и механически станет всю доро-
гу отвечать на вопросы надеющегося на что-то большее, нежели
"сотня", водителя.
Потом она запрется в своей уютной камере одиночного заключе-
ния и с головой погрузится в виртуальный мир, пока не загудит те-
лефон с непременным "номер не определен" и придется гадать, Вита-
лик или вежливый до тошноты Эдуард Львович...
Алена снова бросилась в море. Била его кулаками. Но все равно
быстро замерзла.
- Не утонете, русалка?
Рядом плеснуло, и она вздрогнула. Поспешно выбралась на бе-
рег. Говорящий тоже. Она узнала Вадима. По блестящему кресту на
могучей груди. Моментально пронеслось: "И этот туда же?"
- Да не волнуйтесь вы так, не собираюсь я к вам приставать.
- Я не волнуюсь. Я вообще не способна волноваться.
- Заносчиво. Эффектно. Только такая эффектная женщина могла
сломить нашего несгибаемого закаленного в боях Андрея Сергеи-
ча.
Алена медленно растиралась полотенцем. Внутри немного дрожа-
ло, но наружу рвалось дерзить во что бы то ни стало.
- Что, напился? Или руки на себя наложил?
- Знаешь, если бы ты была мужиком, я бы за такое...
- Я тоже иногда жалею, что не мужик. Я бы тоже с вашим братом
поговорила по-другому.
Она наконец оделась и повернулась к Вадиму спиной.
- Что же ты такая злая.... - он говорил уже совсем мягко. Это
удивило.
- Что с ним? - помедлив, прошептала все-таки.
- Ничего особенного, он искал тебя. Он никогда не искал жен-
щин, они его сами находили.
- А вы тут при чем?
- Совершенно ни при чем.
- Какой-то бредовый разговор... - пробормотала. - Прощайте.
- Не торопитесь с решениями, Алена. - отчетливо понеслось
вслед. Шуршал и скрипел, словно резиновый, мокрый песок под нога-
ми, поспешно убегала она от чего-то, очень хотелось убежать... Но
не смогла...
Днем, в самую жару, она пошла на пляж. Купалась, ела абрикосы
и косточки бросала варварски в воду. Дети у кромки воды строили
песочный замок. Она старалась не смотреть на них. Запустила руку
в песок и порезалась об осколок ракушки. Потом подняла глаза и
увидела Андрея.
Он неверно шел по воде с какими-то двумя девицами. Он бук-
вально повис на них. Они хохотали и визжали. Пошли к фотографу,
расположившемуся неподалеку, стали сниматься с обезьяной, верхом
на резиновых крокодилах... Он все время падал с этого дурацкого
крокодила, а они пытались поднять его, снова визжали и громко
смеялись.
У Алены по ладони потекла кровь. Она совершенно забыла о боли
в руке, настолько остро почувствовала другую боль.
- Да брось ты его, Алка! Он уже совсем никуда! - закричала
крашеная блондинка в желтом купальнике. - Он даже трахаться не
сможет!
Подружка засмеялась, подхватила ее под руку, и они умчались
от фотографа, который беспомощно кричал: "А платить кто будет?"
Она не раз видела такие плохие фильмы: красивый пляж, голубое
море, несчастная любовь, кто-то даже пытался топиться, предвари-
тельно напившись, кто-то пытался отвлечься с девочками...
Она ни о чем не думала, когда, сунув фотографу смятые гривны,
помогла Андрею подняться с серо-грязного песка и стала умолять,
словно маленького ребенка: "Ну пошли же, пошли, ну же"...
Один раз в жизни ей пришлось пройти через это. Она была на
банкете своего заклятого врага, они напоили ее, еще слишком наив-
ную и доверчивую, потом куда-то волокли... Спасибо Виталику - вы-
тащил из такого дерьма... В памяти словно образовалась большая
дыра - ничего-то она не помнила, только страшно болела голова.
Виталик взялся лечить и по-своему вылечил... Она не противилась,
вот только сейчас вспомнилось некстати все это и стало еще хуже...
У домика ей пришлось на глазах удивленных отдыхающих обшарить
все его карманы, пока не нашелся ключ. Как она втащила его туда?
И чего только он напился, чтобы так отключиться? Или жара подейс-
твовала? Пытался что-то говорить, она не слушала.
Потом бессильно опустилась на стул возле стола и просидела
там несколько часов, пока он спал. Сказал бы кто раньше, что так
будет - не поверила бы.
- Только скажи - я уйду.
Он смотрел несколько отрешенно. Потом застонал.
- Я тебе очень противен?
- Ужасно.
- Тогда уходи.
- Если только поэтому - нет.
Она подошла, села на край кровати.
- Тогда я с тобой сейчас что-нибудь сделаю.
- Делай что хочешь.
Он внимательно посмотрел. Пожалуй, теперь это был уже его
прежний взгляд. Как долго не было рядом этих глаз! А что, если
она их никогда больше не увидит?
- Ты... с этими... девицами спал?
Он ухмыльнулся. Потом поднялся, шатаясь, прошлепал босыми но-
гами к столу, стал жадно пить из носика чайника. Она поморщилась.
Это тоже было в каком-то фильме про опустившегося нового русско-
го.
- Ничтожество!
- Угу.
- Слабохарактерный нытик.
- Угу!
- Дурак...
- Ну уж нет! - Он подскочил, сильно схватил в охапку, в один
момент распластал на смятой, еще теплой простыне.
Она изо всех сил зажмурилась и почувствовала на губах пьяня-
щее тепло.
- От тебя водкой несет, как от ямщика!
- Ямщики не пили водку. Денег не хватило бы. И я не пил вод-
ку. Я пил абрикосовую самогонку твоей хозяйки.
- Что? - она попыталась вырваться, он не отпускал. - Как ты
туда попал?
- Я искал тебя. А ты где была этой ночью?
- А тебе какая разница?
Он вдруг отпустил ее.
- Что-то мы не то говорим и делаем, Аленушка... Почему?
- Наверное, потому что мы захотели невозможного. Шли, шли и
вдруг уткнулись носом в глухую стену. - Она тяжело дышала. - Но
я... не хочу, чтобы так было...
- Как?
- Не знаю! - ее уже душили слезы. - Я ночью была в баре. С
твоими друзьями. На берегу, в "Бочке". Вадим мне все рассказал.
- Что именно?
- Как на тебя наехали, как фирму твою разгромили, как ты в
больнице лежал, в реанимации...
- Зачем... Ты меня пожалела? - хрипло, сквозь зубы, почти зло.
- А ты меня? - в упор, карие глаза темнеют, как грозовая туча
над скалами. Нет, просто их переполняют слезы, вырываются наружу,
текут по щекам. Он обнимает, она сильно-сильно, изо всех возмож-
ных сил обхватывает его руками.
- Ничего больше не говори, не надо, я не знаю, как это будет,
но я хочу быть с тобой!
- Аленушка. Я только это буду говорить, ладно? Аленушка. Але-
нушка. Аленушка...
Алена стоит в полной темноте на пустынном берегу. Перед ноч-
ным черным морем. Оттуда, из неприветливых вод веет гибельным хо-
лодом. Но она не чувствует этого холода. Как всегда, ничего не
чувствует. Только видит прямо перед собой близко-близко, почти
внутри себя - это море: непостижимое, загадочное, почти потусто-
ронее...
Непостижимое.
=====================================================================
От автора:
Вот вам моё "Море". Море чувств, вопросов без ответа, эмоций, выходя-
щих из-под контроля, надломов, противоречий... Сперва - прочитайте.
Идея ясна? Конфликт не разрешён. Проблема остаётся. Задача - найти
несоответствия в каких-то сценах, в ключевых словах и (если надо)
переиграть, предложить своё решение. Где я ошиблась? Тогда мой финал
(на мой взгляд, он открыт) - единственное разрешение проблемы?
Проблема есть, она достаточно сложная. Итак - финал открыт. Герои не
могут найти выхода. Кто сумеет разорвать "замкнутый круг"?