Аннотация: Полуфинал СНП-2008. Опубликован в журнале "УФО" Nr 2(8) 2009 г.
Рецензия
Профессор назначил для встречи странное место. За ржавыми решётками ворот виднелся запущенный парк, в глубине которого стоял старинный полуразрушенный особняк. Болтающаяся на одном гвозде табличка не врала, - это был тот самый адрес, который Савелий Петрович продиктовал мне по телефону. И всё же я сомневался. Посудите сами: даю на рецензию рукопись новой книги, а профессор, вместо того, чтобы объявить своё мнение о моём нетленном творении, назначает встречу в заброшенном пустынном местечке, которое так и просится в кадр голливудского триллера.
Профессор развеял мои сомнения минут через пять, когда его старенький "гольф" остановился у покосившихся ворот.
- Что за таинственность, Савелий Петрович? За нами охотятся спецслужбы?
- Послушайте, Алёша, - ответил профессор, взяв с пассажирского сидения папку с моей рукописью и пакет с продуктами. - В институте вы были моим любимым учеником, именно поэтому вы здесь. Поверьте, не каждому открываются такие тайны, какие откроются сегодня перед вами.
Я не придал значения заговорщическому тону Савелия Петровича. Речь, конечно, шла о тайнах писательского мастерства. Профессор протянул мне пакет, в котором оказались несколько упаковок молока и сметаны.
- Что это? - поинтересовался я.
- Не можем же мы идти в гости с пустыми руками.
Я кивнул головой в сторону развалин.
- Хотите сказать, здесь кто-то живёт?
- Скоро увидите, Алёша. Главное, ничему не удивляйтесь.
Мокрые, осенние сучья сада заслонили дорожку к дому. Испуганная воронья стая кружила над развалинами крикливую рябую карусель. Переступая через строительный хлам, профессор провёл меня через длинную дворцовую анфиладу.
Вскоре мы спустились по узкой винтовой лестнице в подвал. После дворцовых просторов, помещение показалось мне тесным, но здесь было чисто и уютно. Горела свеча; массивная мебель смутно выступала из тёмных углов.
--
Рад видеть тебя, Тимофей, - сказал профессор. - Принимай гостинцы.
Только тогда я заметил сидящего в кресле кота. Не лежащего клубочком, а именно сидящего в позе отдыхающего человека. Кот был так огромен, что мне сразу пришёл на ум булгаковский Бегемот.
- Не бойтесь, - успокоил профессор, забирая у меня пакет с гостинцами. - Это не проделки Воланда. Тимофей, знакомься, - мой ученик, Алексей.
Кот встал с кресла, подошёл ко мне на задних лапах, вежливо протянул лапу и промурлыкал:
- Рад знакомству.
Я ответил на это руко... то бишь лапопожатие с видом "поплывшего" от сокрушительного удара боксёра.
- Что это, Савелий Петрович? - едва выдохнул я.
- Вы хотели, чтобы я высказал своё мнение по поводу вашей новой книги. Извольте. Только для начала присядьте. Тимофей, у тебя кипяточек есть? Моему другу понадобиться порция двойного кофе, чтобы придти в себя.
Я плюхнулся в кресло, вяло промямлил:
- Закурить можно?
- Пепельница на столе, - промурлыкал в ответ Тимофей, позванивая где-то в тёмном углу крышкой чайника.
- О чём ваша книга, Алёша? - спросил профессор, и поскольку я вместо ответа дрожащей рукой пытался попасть пламенем зажигалки в скачущую в губах сигарету, он сам же и ответил. - Ни о чём.
- Но... Я думал... - бормотал я, так и не прикурив сигарету.
- У вас великолепный слог, вы безупречно владеете русским языком, но этого мало, чтобы стать писателем. Писателю нужен полёт мысли. А вы, Алёша, если и взлетаете, то лишь изредка, да и то, как в том анекдоте: "незенько, незенько..." Чаще, - извините за прямоту, - ползаете. Вы будто боитесь больших мыслей.
- Это точно, молодой человек, - раздался из сумрака мурлыкающий голос Тимофея, а вслед за голосом на пламя свечи потянулся дымок, несущий аромат кофе. - Замахивайтесь на большое, а по мелочам только кулак отобьёте.
Кот вышел в круг тусклого света, поставил передо мной дымящуюся чашку, а сам уселся в кресло с кружкой молока.
- Вы сетуете на то, что вся современная литература вторична, и все идеи давно уже расхватаны, - продолжил профессор. - Но почему вы не замечаете того, что вторичны только те идеи, которые витают возле вашего носа. А писатель, между тем, должен быть в сто, в тысячу раз смелее самого себя и видеть, так далеко, как не видит никто кроме него. Новые идеи и то, что называется полётом мысли, - там, впереди, куда заглядывают только смелые.
Я, наконец, прикурил сигарету.
- Знаете, откуда родом Тимофей? - пододвинул ко мне пепельницу профессор. - Из того самого далёка, о котором я говорю. Не буду читать лекции о параллельных мирах. Вы сами вон, сколько о них нагородили, - профессор большим пальцем небрежно пролистал мою объёмистую рукопись. - Вышло это у вас весьма вяло, потому, что вы сами не верите в то, что пишите.
- Но... это фантастика. Верить в неё?
- Конечно. Автор должен безоговорочно верить в каждую написанную им строчку, в каждую букву. Иначе - серость. Мир, в который вы не верите, между тем, существует.
Профессор поманил меня за собой в угол комнаты, потряс указательным пальцем, указывая в чёрное отверстие колодца, которое я только сейчас заметил на уровне пола.
- Не знаю, как эта штука действует, но здесь находится портал, через который можно попасть в мир Тимофея.
Кот хлебнул из кружки, обернул ко мне белую от молока морду, пожал плечами:
- Неплохой вид транспорта. Грязновато правда, но это не беда для тех, кто умеет работать языком.
- Сначала ты просто летишь вниз, - продолжил профессор, - а когда начинает казаться, что падение будет бесконечным, ты вдруг вылетаешь из темноты в дневной свет и катишься с горы прямо к дубу, у которого тебя встречает Тимофей. Ну, вы помните: "У Лукоморья дуб зелёный..." Полно вам, не смотрите на меня, как на выжившего из ума старика. Тимофей, ну хоть ты скажи ему.
- Н-да... - промурлыкал кот, иронично глядя на меня вертикально поставленными зрачками. - Когда Александр Сергеевич пожаловал к нам, я ему и сказки говорил, и к Черномору его водил, и с богатырями знакомил.
Словно опасаясь, что я не поверю ему, кот поставил на стол кружку и снял со спинки кресла блестящую цепь с кожаным ошейником.
- А потом он сам, без провожатых ходил, - продолжил кот, вытягивая шею и застёгивая на ней ошейник. - Мои сказки ему были уже ни к чему, потому, как они - кошачий лепет в сравнении с гением Александра Сергеевича. Но свежих идей у нас он набрался достаточно.
Профессор кивал головой, подтверждая слова кота, потом спросил:
- Теперь, Алёша, понимаете, зачем вы здесь? Вы вернётесь оттуда с багажом новых идей. Поверьте, не каждому писателю предоставляется такой случай.
Я заглянул в пугающую черноту колодца.
- А если не сработает? Это очень напоминает самоубийство.
- Я был там, Алексей. С чего вы взяли, что это не сработает? Работало же до сих пор.
Я уронил в колодец окурок, - огонёк осветил выщербленную кирпичную кладку, и вскоре растворился в темноте. На мои губы просилась непроизвольная кривая усмешка... Чёрт возьми! Я психически здоровый человек, а мне предлагают прыгнуть головой вниз в бездонный тёмный колодец. Нет, нужно быть больным, чтобы решиться на это.
Я вопросительно обернулся к Тимофею, - развалившись в кресле, кот небрежно крутил перед собой конец золотой цепи.
- А Гоголь? - спросил я. - Он тоже прыгал в эту яму?
- Спросите, тоже! - кот фыркнул и перестал крутить цепь, глядя на меня таким взглядом, будто пытался выяснить, откуда в моей голове столько глупых вопросов. - Как же без Николая Васильевича. Да он, едва ли не самый смелый из всех. Заставил меня страху натерпеться, когда понесла его нелёгкая к Вию и всей его компании. С трудом отбил его от этой нечисти. Откупаться пришлось.
Тяжело вздохнув, Тимофей хлебнул молока.
- И чем откупились? - поинтересовался я, потянувшись за чашечкой кофе и, начиная потихоньку приходить в себя.
- Пришлось предоставить им право пользования колодцем. Просили одну ночь каждую неделю. Я торговался до последнего, и отстоял, что мог. В итоге, они могут воспользоваться колодцем только в пятницу тринадцатого числа. Но уж в этот день, - кот досадливо развёл в стороны лапы. - Лезут оттуда скопищем.
В темноте что-то тренькнуло и хриплый голос кукушки раздался из старинных настенных часов.
- Однако, пора, - Тимофей взял со стола пакет с гостинцами, подмигнул мне. - Не прощаюсь, Алексей, жду у дуба.
С этими словами он обыденно шагнул в колодец. Я склонил ухо, ожидая услышать какой нибудь всплеск, или другой звук, но темнота ответила полной тишиной, - колодец бесследно поглотил Тимофея. Я залпом допил кофе, прикурил новую сигарету, и впервые в жизни ощутил острую потребность в глотке коньяка.
- Ну, что? - спросил профессор. - Вы готовы к путешествию?
Посмотрев в колодец, я с великим сомнением покачал головой.
- Это не колодец, - понял мои сомнения профессор. - Это грань между посредственностью и гением.
- Скорее уж грань между гениальностью и безумием, - заметил я.
- Возможно, вы правы. В конце концов, каждый сам делает выбор. Кто-то прыгает не задумываясь, кто-то делает это после усилия над собой, кто-то попросту разворачивается и уходит.
С замиранием сердца я подступил к самому краю. От колен шла мелкая противная дрожь, распространяясь по всему телу и отдаваясь в самых мелких капиллярах. Взгляд вниз с самой высокой точки Останкинской башни пугает не так сильно, как эта неизвестная чернота колодца. Воображение в этот раз играло против меня, красочно рисуя усыпанное битым кирпичом и человеческими костями дно колодца. Около минуты я стоял, хмуря брови, и собирая в кулак всю свою волю. Потом, вдруг, схватил со стола рукопись, швырнул её в колодец. Когда чернота поглотила рой рябых, исписанных листов бумаги, я развернулся и размашисто пошёл к выходу из подвала. Вздыхая, Савелий Петрович последовал за мной.
Всю обратную дорогу до города мы молчали. Возвращаться к разговору о рецензии на мою рукопись не имело смысла. Теперь мы оба знали, - настоящего писателя из меня не получится.