1
П. Р.
И даже если это кажется уместным тебе сейчас, не открывай
двери, вообще, не лапай ручку, остановись в сомнении. Нелепо
улыбнись чужим родителям - ты голоден, я знаю, что ты голоден -
накормят жирной пищей и оставят спать, на улице мороз и ночь.
Все смерзлось напрочь, как остывший сон, как мертвая мечта,
припомни что-нибудь похожее - бессонницу, наркоз бессмысленности,
первый опыт боли. О как же, этот самый первый опыт.
Лакай свой чай, но в комнату не лезь. Не береди, потише разговаривай,
а лучше молчи совсем. Пусть обжигает чуждое тепло, нелепость
ситуации, попробуй разобраться в том, что надо сделать
в ближайшем будущем, ведь сделать нужно много,
чтобы нагнать то ощущение будущности, в общем, двинуть дальше,
делегировать себя на право быть частью этой третьей категории.
Ну что ты...? Совсем расклеился? сходи в сортир, умойся с мылом в ванной,
посмотри в заляпанное зеркало, обследуй зубы, и если очень надо
то пусти, не к слову, что ли, газы. Но, главное, забудь о помещении,
о планировке комнат - тот самый первый опыт боли.
Не греми столовыми приборами, совсем неймется, хрен с тобой,
кури, но только при открытой форточке, не надо, чтобы пахло.
В портфеле полно же книг, достань любую и начни читать
с какого хочешь места, да и хотя бы эту, с такой цитатой: "Безумие -
это самая чистая, самая всеобъемлющая форма quiproquo: оно
принимает ложь за истину, смерть за жизнь, мужчину за
женщину, влюбленную девушку - за Эринию, а жертву - за Миноса".
А потом, когда совсем-совсем устанешь, направляйся, обтирая все углы
В самый центр квартиры, и раздевшись, спать ложись с какой-то мамой.
2
M.C.
И это безразличие опять
Овладевает телом.
Предметы, обстановка ни на пядь
Не сдвинуты неделю
За неделей, только грозный
Своим раком свивается в петлю
Голубоватый дым. Морозный
Воздух рад бы осерчать
И завалиться, как нервозный
На пол, снегом. Если б знать,
Предчувствовать заранее,
Хотя бы научиться выбирать
Одежду по сезону и движенье
По невскрытому контексту,
Корежить человека, падать тенью
На чью-то жизнь по сказанному тексту.
Пускай не холодно по-зимнему,
Но явно хорошо и явно к месту,
И ко времени. А по сему красивого
Лица любовника не тронуть
Или не снять руки с осиплого,
Но трепетного горла. Долго мокнуть,
Сходивши под себя,
В постели старой и разбитой. Муть
Безадресной, подкладку теребя,
Бессвязной речи. Кожа
Зудит и ноет, запахи губя.
Один, как перст рояля приоткрытого, Сережа
Доходит до второго ля
Рапсодии на тему Паганини. Злая рожа
Коверкается и, остервенев, грызя
Картон обоев, начинает
Подниматься вверх - и в слепок челюстей стезя -
Под потолок. И там же оседает.
Кровоточащих десен -
Дабы не сробеть - молчаньем заполняет
Штукатурка рот. Пока несносен
Минус, белый цвет - цвет
Пустоты, проходит лето и наступит осень,
Сохраниться так. Демисезонный плед
Надевши, риторический вопрос
Проигнорировав, и в лиственный рассвет
Шагнув, почти нагой экономический колосс
Засыплет ассигнациями место
На время слез.
3
till C.R.
Как будто зелень в северной стране
Совсем необязательна, тем больше
Ее стремиться воссоздать, зане,
Картограф не дурак, начавши с Польши,
И дальше, чиркнув параллель,
Особо густо вымарал Канаду.
Пройдут года, мне стукнет сорокет,
И если будут деньги, и в награду
За честный труд расщедрятся на отпуск,
Я двину в кассу и возьму билет
Туда где данный цвет помимо бронзы
Распространен черезвычайно, как нигде,
Особенно в глазах. Там будет площадь
Устроенная с видом на лазурь.
Там будут местные орать на все лады,
И много кофе, черного как совесть.
Там у развалин возле вспененной воды
И сяду, обнаружив склонность
К сентиментальности. Не будет бурь,
Вообще волнений, катаклизмов, неполадок,
Лишь тромб в артерии и кариес во рту,
Как будто ты не скажешь "не могу",
А я не вздрогну, показавши складок
Ни на лице, ни на одежде, повернувшись в ту
Сторону, где глаз не видит арок,
И ничего вообще.
Декабрь - февраль 2005-2006 годов.