Мария бродила по городу в ожидании сумерек. Облюбовав лавочку в уголке городского парка, она села, отведя рукой в сторону рябиновую гроздь. Ветка тут же вернулась на место, щекоча волосы и бросая на лицо ажурную тень. Мария смотрела вперёд. Краем глаза она замечала, что своей красотой и осанкой привлекает внимание прохожих, но чужие взгляды не волновали и не сердили её. Лицо Марии, холодное и отрешённое, ничего не выражало. Она обхватила пальцами левое запястье, чтобы чувствовать робкое подрагивание пульса под кожей. Сердце билось медленно и неровно. Мария ждала, когда наступит вечер.
Место, которое Тим выбрал для встречи, не особенно понравилось ей. Слишком многолюдно. Чтобы попасть в маленькое кафе на третьем этаже супермаркета, пришлось протиснуться через толпу на первом, где бойко шла распродажа, и со второго этажа подняться на эскалаторе наверх, в тесное апельсиново-красное заведение, пропитанное запахами табака и растворимого кофе. Тим сидел в углу, оперевшись локтями на стол. Его скрещенные пальцы прикрывали рот. Он смотрел вниз, на улицу. За стеклянной от пола до потолка стеной была видна дорога с оживлённым движением. На столе лежала серая кепка, когда-то принадлежавшая Клирику.
- Всё носишь её, не снимая? - Мария смахнула кепку на стул рядом с Тимом и села напротив.
- Уже год, - ответил Тим, не убирая рук от лица.
Мария заметила пепельную прядь в тёмных волосах старого знакомого. Она с сожалением покачала головой. Как он изменился, как повзрослел за это время! Такой молодой, а уже с сединой, с потухшими глазами... Тиму Мария тоже показалась немного другой. Она похудела, на острые скулы легли сероватые тени, пальцы стали восковыми, не гибкими. Мария не храбрилась, не старалась спрятать своё отчаяние. Оно всё было на виду, скользило в каждом взгляде, движении, в голосе. Ей досталось больше всех. Тим с головой ушёл в работу, забывал есть, засыпал на полу среди чертежей и проектов, а у Марии не было дела, которое поглотило бы её целиком, заставило отвлечься. Блестящая пианистка, она за один день - день смерти Клирика - потеряла свой дар, и потеряла навсегда. Клавиши не оживали от её прикосновений. Целый год она прожила как в дымке, не в состоянии принять и осмыслить ударов, сыпавшихся на неё один за другим. В Новой Гвинее, среди католических миссионеров, ни физический труд, ни работа в госпитале, ни Библия не дали ей вожделенного покоя. От последнего известия она слегла на неделю, беспомощная и одинокая, в тысячах километров от того места, где обитала её душа.
Официантка принесла дымящийся кофе и булочки с корицей. Знакомый запах остро полоснул по памяти. Тим грел ладони о кружку. Мария рассеянно поправила свои тяжёлые волосы. Ни у кого другого Тим никогда не видел такой причёски - две тугие косы стягивали гордо посаженную голову молодой женщины, на тонкую шею ложились пшеничные завитки, от которых Клирик когда-то не мог оторвать глаз. Мария молчала - она всегда больше слушала, чем говорила, а Тим всё никак не мог проглотить комок слёз, давным-давно застрявших в горле. Молчание не было тягостным, оно ни к чему не обязывало...Чувство близости вдруг обхватило обоих, словно на всём белом свете у них не было никого, кроме друг друга. Их роднила даже не общая печаль, а что-то более глубокое и смутное, чего не выразить словами. За это молчаливое понимание и чувство родства они были бесконечно благодарны друг другу.
Наконец Тим заговорил.
- Жаль, что ты не видела, какой она стала, - тихо сказал он. - Так выросла... так похорошела. Она была как свечечка. Вся светилась изнутри. Всё делала быстро, была в десяти местах одновременно. Она ведь младше нас всех, поэтому всегда торопилась, хотела нас нагнать... Всё время бежала вперёд... - Тим помолчал. - Там, на дороге... ей тоже показалось, что она успеет.
Губы Марии побледнели, поджались. Она вся окаменела.
- Как это случилось?
- Это я виноват.
Мария подняла глаза на Тима. Он говорил спокойно, вполголоса, и по его отрешённому лицу было видно, что он весь погрузился в воспоминания, переживает всё заново, прокручивает в памяти события, как киноплёнку. Рядом с Клириком Тим был гадким утёнком, но за год его черты утратили юношескую угловатость, смягчились и стали более привлекательными. Задумчивость шла ему.
- Знаешь, она однажды сказала это Клирику. Сказала: "ТЫ виноват". Прямо ему в лицо, сгорая от ненависти. - Мария сделала глоток и, обжёгшись, на несколько секунд прижала кончик языка к зубам. - Как-то мы втроём возвращались с концерта. В метро она чуть не толкнула его на пути. Мы стояли совсем близко к краю, Клирик смотрел ей прямо в глаза. Когда из тоннеля показался поезд, он прочитал в её взгляде что-то, что заставило его отшатнуться. Она готова была его толкнуть, понимаешь? Он понял это. Он считал её сумасшедшей, но письмо почему-то передал ей. Клирик думал, что она будет рада его смерти. Но знаешь, она не была рада.
- Знаю, - отозвался Тим. - Это очень мучило её. Кажется, даже больше, чем тебя или меня. Ей казалось, что это она подтолкнула его к такому шагу. Она себя винила. Удивительно, да? Мы все виним в произошедшем только себя самих. Обычно люди обвиняют друг друга.
Мария вытащила из сумочки мундштук и ментоловые сигареты. Она изящно закурила. Хотелось чем-то занять руки.
- Я всё время сравниваю нас четверых, - проговорила она. - По сравнению с ней мы всего лишь тени. Она была живее нас всех, вместе взятых. Ты прав, она как свечечка. Всё озаряла вокруг себя. Как же так вышло, Тим? Бог с ним, с Клириком. Он не стоил даже её мизинца, ты уж извини. Но это для меня совершенно невыносимо.
Они помолчали. Подошла официантка и сменила пепельницу. В какой-то момент Марии показалось, что она слышит гул проводов за окном. Конечно, в шумном кафе, где играет музыка и разговаривает десяток посетителей, не услышать, как бежит ток по паутине, расчертившей небо. Может быть, это просто кровь шумит в голове.
- Помнишь, она всегда пила молоко с мёдом и корицей? - спросил Тим.
Мария улыбнулась одними губами и кивнула.
- Ты удивилась, что я ношу кепку. Но я еще и пью это молоко. Каждый вечер.
Мария смотрела на руки Тима. Такие сильные, надёжные, загорелые. Но даже эти руки не смогли уберечь от беды.
Моё сердце было в её руках, но она не сумела им распорядиться, вспомнила Мария и ощутила предательскую дрожь в теле. Она со звоном поставила чашку на блюдечко, расплескав кофе. Не в силах шелохнуться, она смотрела, как Тим пальцем проводит по столу, превращая коричневые лужицы в галочки, какие оставляют птицы на снегу.
- Это случилась здесь, на этой дороге, - глухо сказал Тим.
Марию передёрнуло.
- Ты для этого позвал меня сюда? Чтобы показать?
- Я часто сюда прихожу. Меня на это место тянет, как магнитом. Однажды я видел здесь того мальчика. Он смотрел на дорогу. У него в руках была игрушка, которую я ему подарил. Знаешь, она увлеклась лепкой и по вечерам делала из глины всяких зверьков - кошек, лисиц, медведей. Я подарил мальчишке одну фигурку. Я думал, он быстро сломает её или потеряет, но нет. Носит её с собой, наверное.
- А его мать?
- Она пришла через неделю. Принесла цветы, конверт с деньгами. Умоляла, чтобы я их взял. Я чуть не придушил её голыми руками.
- Мать здесь ни при чём, - заметила Мария.
- Ворона. - Тим помрачнел. - Не смогла уберечь своего ребёнка.
- И ты не смог. И я.
Тим смешался, не зная, что ответить. Мария снова чётко различила протяжное гудение за окном. Она чувствовала, что её вот-вот вырвет всем этим.
По дороге без конца сновали машины. От пыли и выхлопных газов нечем было дышать. Она кашлянула и попросила купить яблочного сока.
- Я подожду тебя здесь, - сказала она, раскачиваясь на пятках.
Тим зашёл в супермаркет. Расплатившись за сок, он посмотрел сквозь затемнённые витрины на людей у дороги. Ему видно было знакомую джинсовую курточку, распущенные волосы. Загорелся зелёный свет, толпа двинулась вперёд по зебре. Она стояла, оттягивая руками карманы, и всё так же раскачиваясь взад-вперёд. Ни минуты не могла постоять спокойно.
Тим отошёл от кассы, отвинчивая крышечку на коробке. Он запрокинул голову и сделал глоток. Сок приятно освежил горло. Вкус яблока - это последнее, что Тим запомнил отчётливо.
Маленький мальчик, стоявший рядом с ней, вдруг закрутил головой. Что-то в стороне привлекло его внимание, и пока горел зелёный свет и его мать вместе со всеми переходила дорогу, он стоял на месте, погружённый в созерцание. И вот он спохватился, испуганно огляделся. Его мать уже была на той стороне и, повернувшись спиной к дороге, рылась в сумочке. Она даже не сомневалась, что её сын шёл с ней на зелёный свет.
Всё случилось в считанные секунды. Мальчик вдруг пружинисто сорвался с места и в несколько прыжков оказался посреди дороги. Засигналили машины. Мальчишка запаниковал и встал как вкопанный, побелевшими от страха глазами глядя на мать, которая обернулась и завизжала, увидев своего ребёнка в гудящем потоке.
Коробка выпала из рук, сок потёк по полу. От толчка в стеклянные двери заныли ладони. Когда завизжали шины, мороз с такой силой хлестнул Тима по позвоночнику, что чуть не переломил пополам. Всё потонуло в страшном звуке удара.
- Там, на дороге... ей тоже показалось, что она успеет.
Девять часов в реанимации. Тим скулил под дверями, то падал на колченогий стул, обхватив голову руками, то мерил шагами больничный коридор. Медсёстры ругались на него, гнали домой, отпаивали крепким чаем. Тим ничего не слышал и не чувствовал. Он словно обезумел. К ночи в его волосах пробилась седая прядь.
- Это был совсем чужой ребёнок. Она даже не знала, как его зовут. Она никогда прежде не видела его. Грузовик мчался на большой скорости, но ей показалось, что она успеет проскочить. Она толкнула мальчика вперёд. Его немного задела машина со встречной полосы, но не сильно. Только ушибы и шок. А она за девять часов ни разу не пришла в себя. Я видел, как водитель грузовика мешком вывалился из кабины и забился в истерике прямо на асфальте. Женщины закрывали лица руками. Мария, я думал, что сойду с ума.
Мария беззвучно плакала. Она наклонилась вперёд, опустив плечи, и от её гордой осанки не осталось и следа. Тим потирал большим пальцем следы ожогов на изувеченной кисти. В бессонные ночи он потушил о себя десяток сигарет.
На них оглядывались посетители. Официантка хотела снова сменить полную пепельницу, но передумала и, цокая каблуками, вернулась к стойке.
- Мне хочется узнать, кто вырастет из этого мальчишки. Ведь не может быть, чтобы такое было зря? Не может же быть, что вырастет моральный урод, ничтожество? Я хочу знать, почему и зачем это случилось, Мария. Я хочу знать, чем это кончится.
- Ты не понимаешь, - слабо улыбнулась Мария. - Это конец. Больше ничего не будет. В письме ты просил меня остаться. Но зачем? Зачем жить среди призраков? Зачем носить эту кепку, пить молоко? Это ничего не изменит, ничего не вернёт. Всё кончено, Тим.
- Нет, это ты не понимаешь! - горячо замотал головой Тим. - Всё еще впереди. Наши с тобой переживания не уникальны. Люди живут с еще большей болью. Но они надеются, видят в жизни какой-то свет, какой-то смысл. Мы тоже увидим это, Мария. Нас снова будет четверо. Оставайся здесь. Я прошу.
- Если мы друг друга ни на секунду не сделали счастливыми, то никого больше не сделаем и нас не сделают. - Мария поднялась, поправила складки плаща. - Дай мне время, Тим. Может быть, я загляну к тебе в гости. Она писала, что вы завели котёнка. Хочу на него посмотреть.
Мария подошла к Тиму. Помедлив, она легонько коснулась его лба побледневшими губами.
- Большей боли быть не может, Тим, - прошептала она. - Я знаю, о чём ты думаешь. Не бойся, я ничего с собой не сделаю. Пиши мне на старый адрес. Прощай.
Мария шла, не оглядываясь. На первом этаже она остановилась у прилавка с соками и выбрала маленькую коробочку яблочного. Она постояла у выхода, глядя на дорогу впереди. Вывески, провода, пешеходы, фары, лужи. Как будто здесь ничего не случилось.
Она вышла на улицу, глубоко вдыхая холодный осенний воздух. Тим в кафе наверняка следил за ней взглядом, но Марии не хотелось смотреть вверх. Её пугали провода. Она подошла к дороге, рассматривая полосы краски на асфальте. Она стояла вот здесь, подумала Мария, а мальчик выбежал вон туда...
Рядом с Марией остановился мальчишка с рюкзачком за плечами, по виду первоклассник. Мария рассеянно посмотрела на него, подумав, почему такой маленький идёт куда-то так поздно один. На одном ботинке у него развязался шнурок. Мальчик сжимал что-то в кулачке и очень серьёзно смотрел на светофор. Загорелся оранжевый свет. Мария протянула мальчику руку. Мальчик смело взглянул на неё умными тёмными глазами и молча сжал пальчиками ладонь.
- Запомни, - сказала ему Мария, когда они переходили дорогу. - Любимых всегда нужно держать за руку. Тогда ничего не случится.