Цикл: СМЕРТЬ И РАЗЛОЖЕНИЕ

     ШЁПОТ АНГЕЛА

     После смерти нас ждёт – Неизвестное…

     Глава 1

     Иногда хочется весны. Когда осень вступает в свои права, когда ветер доносит запах прелых листьев и сырой земли, вспоминаются запахи сирени, раскрывающихся почек и возрождающейся после зимней смерти жизни.

     Последний запах не слышен. Его невозможно почуять носом, но его можно ощутить всем телом. Он как невидимая энергия наполняет всё вокруг, побуждая птиц выводить любовные трели, приводя в возбуждение животных и заставляя страстно биться сердца людей. Весна. В это время людей охватывает надежда, что всё получится, что любовь вечна, и всё, что было зимой, когда от холода сердца замирают, теперь в прошлом. Возникает надежда, что любимая девушка, холодно смотревшая на тебя ещё месяц назад, вдруг вспыхнет…

     Но сейчас не весна. Сейчас осень. Что-то капает с неба. Это не дождь, изморось. Мелкие, противные капли, подхватываемые ветром, кружатся в воздухе и брызгами падают на лицо. Может, это слёзы? Странное чувство. Когда начинаешь сравнивать происходящее в природе со своим внутренним миром, приходит тоска и депрессия. Осень всегда приносит депрессию.

     Егор тихо вздохнул. Ему не привыкать к этому чувству. Ему нравится весна. Весной боль уходит. Вместе с душевным подъёмом приходит надежда, что вот сейчас всё изменится, что вот сейчас спустится с небес ангел, и всё станет так, как и должно быть. И птицы громко поют об этом, и смеющиеся, улыбающиеся люди, идущие мимо Егора, словно тому подтверждение… Какие счастливые лица. Молодые и влюблённые.

     Те, кто часто и подолгу сидит на лавочках в парке, те, которым некуда бежать и спешить, начинают замечать то, на что другие люди из-за своей вечной занятости уже не обращают внимания. Они не считают это важным, они не считают это интересным. Вот громкая музыка и вальсирующие пары в Мариинском парке – заметное событие, собравшее десятка два прохожих, а тихий шорох падающих листьев – нет.

     А Егор? Кому он интересен? Этим двум студенткам, живо обсуждающим проблему сдачи зачёта и смеющимся над преподавателем, опоздавшим на последнюю пару? А может, этим двум влюблённым? Юноше с короткими усиками, почти школьнику, нежно обнимающему рыжеволосую «чертовку». Какая она красивая! Вся в движении, словно ею управляет изнутри невидимая сила. Она приплясывала при ходьбе и её глаза горели дьявольским огнём. Когда они проходили мимо Егора, он услышал, что она что-то горячо рассказывает своему парню про утро.

     Тихое падение листьев не интересует и пожилую пару, прогуливающуюся не спеша по дорожке. Пожилой человек идёт, опираясь на палочку и прихрамывая, что-то тихо рассказывая своей немолодой спутнице. Когда они пришли мимо, Егор опустил взгляд. Они счастливы, потому что вместе. А он один. Где его Валя? Его любовь, которую он сохранил даже спустя столько лет.

     Подул лёгкий ветер и принёс с запахом прелых листьев приглушённые звуки вальса. Егор давно заметил, что на площади перед дворцом по воскресениям играла музыка и вальсировали пары. Их было не много, больше собиралось зевак, чтобы посмотреть на это, но вальсирующие их не замечали. Рядом с ними носились на скейтах парни. Каждый развлекался как мог в этот солнечный осенний день.

     – Правда сегодня красиво? – услышал Егор детский голос возле себя.

     Сначала он не обратил на него внимания: наверное, бабушка с внучком присели рядом. Но голос продолжил:

     – В такие дни печаль уходит.

     Егор повернул голову. Рядом с ним сидел мальчик лет шести, совершенно один. Никого рядом с ним не было.

     – Тебя как зовут? – спросил Егор у мальчика.

     – Митя.

     – А что ты тут делаешь? И где твои родители?

     – Я жду, когда за мной придут.

     Мальчик посмотрел на аллею, где неспешной походкой шёл большой белый конь с сидящей на нём девочкой. Коня вела под уздцы женщина, иногда похлопывая его по шее. Маленькая всадница была очень сосредоточена.

     – Это ей папа подарил поездку. Она его очень долго упрашивала, – сказал Митя. – Даже в дневнике всю неделю приносила одни хорошие оценки.

     – Откуда ты знаешь?

     – Я многое знаю. Я знаю, что твоя душа болит, что ты до сих пор помнишь её.

     – Слушай, ты кто? – Егор развернулся к мальчику, и спина болезненно отозвалась.

     Тот улыбнулся, но его глаза остались такими же пустыми, словно в них ничего не было, не было искры жизни.

     – А разве тебе это интересно? Ты приходишь сюда каждое воскресенье, ждёшь, что она придёт, но она давно здесь не живёт и больше не ходит гулять с подружками в этот парк.

     Мимо с рёвом промчался мотоцикл с двумя седоками. Несмотря на воскресение, улица Грушевского была забита машинами, и мотоциклист решил таким способом срезать дорогу. Едва не задев влюблённую пару, он покатил к выходу из парка. Красивая девушка в светло-коричневом пальто, продолжая обнимать своего парня, резко кинула вдогонку:

     – Урод!

     – Слово может быть страшным оружием, – Митя опять улыбнулся. – Это ведь не просто слово. Она послала ему вслед энергию. Тёмную энергию. Когда тёмной энергии станет слишком много, тот, кому она предназначена – умрёт.

     – Слушай мальчик, я не понимаю тебя. Что тебе от меня надо? Тебе сколько лет, чтобы рассуждать на подобные темы? Я…

     – А разве это имеет значение? Ты видишь меня ребёнком, но это не значит что я такой на самом деле. И дело не в том, чего хочу я, а в том, что хочешь ты. Ты позвал меня.

     Егор криво усмехнулся, потерев больную ногу, которая начала ныть и покалывать.

     – Ну ты даёшь, малец! Кто тебя надоумил? Твой старший брат или сестра? Не думаю, что твои родители на такое способны…

     – Помнишь, как тебя бросила Таня? Ты тогда думал, что она это сделала из-за твоей травмированной спины? На самом деле она просто поняла, что тебе она не нужна. Тебе нужна Валентина. Та самая девочка из твоего класса, которую ты всегда любил.

     У Егора похолодело в груди. Вместе с тоской, что сжимала его грудь, он почувствовал холодок страха. Он даже не смахнул красный кленовый лист, упавший на его каштановые волосы, а мальчик деловито встал и подошёл к урне. Засунув в неё руку, он достал оттуда журнал и принёс его Егору.

     Мимо прошли трое парней, пивших на ходу пиво. Один из них, допив, кинул бутылку в гору собранных листьев. Женщина, гулявшая с двумя детьми, сделала парню замечание. На это компания отреагировала громким смехом и беззаботно направилась дальше.

     – Вот она. Твоя любовь, – Митя протянул Егору журнал «Корреспондент». Внезапно налетевший порыв ветра заиграл страницами журнала и тот сам открылся на нужной странице. – Она теперь топ-менеджер банка, член правления. Живёт в большой квартире и ездит на внедорожнике Ниссан «Жук». Ты думаешь, она тебя помнит?

     Всё похолодело в груди у Егора. Это был конец его мечтам. Он и раньше предполагал, что Валя будет недосягаема для него, но была надежда – маленькая искорка… а вдруг! Но теперь, глядя на подпись под фотографией, Егор понимал, что всё кончено. Кто он для неё?! Ведь она ещё в школе сказала ему по телефону: «Ты думаешь, что я буду с тобой гулять? Ты думаешь, что у нас что-то получится?» А ведь тогда он был молодым и здоровым. Не то что сейчас...

     Он с трудом оторвал взгляд от фотографии в журнале, с которой на него смотрело улыбающееся божество, но мальчика рядом уже не было. Егор с трудом встал и повертел головой. Кругом было много детей, но мальчика в синей куртке он среди них не увидел. Тот словно исчез, растворился в воздухе. И, словно поддерживая мистический настрой, солнце скрылось среди набежавших туч.

     – Егор, идём домой, – позади раздался знакомый мамин голос.

     Она закончила воскресную работу и пришла за ним в парк. Осторожно ступая, они двинулись домой. Когда-то пару километров от парка до своего дома он мог преодолеть за десять минут, насвистывая весёлую мелодию. А теперь это было длительное и мучительно болезненное путешествие. Особенно через Грушевского.

     – Что-то ты сегодня совсем грустный, – сказала мама и её взгляд скользнул на руки сына. – Ты купил журнал? – Она искренне удивилась.

     – Нет, ма, мне его дали.

     – Кто?

     – Один мужчина. – Егору стало стыдно, что он соврал, но как он мог рассказать даже своей маме про Митю и разговор с ним?

     На Грушевского была тянучка. Несмотря на стоящего на пешеходном переходе гаишника, некоторые джипы игнорировали жёлтый свет и пытались проскочить. Они были самими опасными участниками дорожного движения. И, судя по тому как отводил взгляд гаишник, не простыми людьми. Это был их мир. Они правили в нём, они диктовали условия и наслаждались жизнью. Им удалось всё или почти всё. А что оставалось Егору с мамой?

     Они осторожно подошли к краю бордюра. Несколько хорошо одетых мужчин вежливо посторонились, уступая дорогу. Мама поблагодарила их. Горел красный свет и на табло отсчитывались секунды. 45, 44, 43…. А затем за двадцать секунд им нужно будет перейти улицу. Егор помялся. Нога начала болеть сильнее. В такие дни он проклинал тот момент, когда на бульваре Леси Украинке поскользнулся на льду и повредил позвоночник. С тех пор он получил инвалидность, его уволили из пиццерии, и они жили на одну мамину зарплату да на материальную помощь, что выплачивало государство. Жалкие 350 гривен в месяц. Он вдруг вспомнил фотографию Вали. На её руке блестели дорогие часы. Они, наверное, стоили больше, чем он получал по инвалидности за весь год.

     Красные цифры достигли нуля и светофор начал переключение сигнала. Не дожидаясь когда загорится зелёный свет, люди кинулись на проезжую часть. Надо было спешить, так как 20 секунд это очень мало. Проклятая нога, Егор даже закусил губу от обиды. Осенью всегда так: спина начинала болеть сильнее, а ногу схватывали частые судороги. А вот зимой немного отпускало, становилось легче, и можно было так не спешить.

     – Надо бы хлеба купить, – мама засуетилась, роясь в сумке.

     Но Егор её не слышал. Он крепко сжимал скатанный в трубочку журнал с заветной фотографией, и мысли его были только о ней. Они сплетались вместе со словами этого мальчика. Кто он? Откуда он знает про неё? Откуда он знает его мысли? Ведь это только его мысли. О Вале он не рассказывал даже маме.

     Крепостной переулок оглушил его гудением автомобильных клаксонов. Водитель одного авто – женщина – боялась выехать на Грушевского. Сзади скопился «хвост» недовольных, которые жали на клаксоны, и по их злым глазам было видно, что они нервничают, спеша куда-то.

     А вот Егору спешить было некуда. Пока мама забежала в магазин, он медленно шёл по переулку, пытаясь не хромать. А какой смысл обманывать себя: кому он нужен, чтобы пялится на него и обсуждать, хромает ли он или идёт ровно?! Вот если бы он был бы красавцем… Ах, если бы… Проходящие мимо девушки бросали на него лишь мимолётные взгляды. А некоторые, с наушниками в ушах, и вовсе не отрывали свой взгляд от телефонов, пролистывая треки. А он тут выделывается, стараясь не гнуть спину и правильно ставить ноги…

     «Ты на одежду свою посмотри, придурок! – шепнул ему Злой голос. – Поношенная курточка, вытертые джинсы. Тоже мне, образец благополучия!»

     «Но он же не выглядит бомжом, – заступился за него Добрый голос. – Он же не в грязную одежду одет».

     «Ха! Тоже мне объяснение! Да сразу видно, что у него денег нет. Кому он нужен такой? Как он будет содержать семью? Попрошайничать?»

     «Прочь!» – Егор отогнал гадкие мысли. Он почти прошёл переулок и собирался повернуть на Институтской налево, чтобы спустится вниз, но на перекрёстке решил дождаться маму. Когда-то здесь ходил трамвай. Он помнил время, когда отправляя его в школу на Рыбальской улице, мама быстро сажала его в трамвай, чтобы он проехал одну остановку вниз. А сейчас трамвая здесь нет, ходит автобус. На другой стороне переулка детвора с радостным визгом оседлала орудия. Их поставили недавно, напротив дома Офицеров, но он уже не помнил когда, и туристы, останавливаясь, нередко фотографировались возле них.

     Из магазина вышла мама. На её лице сияла улыбка.

     – Свежий хлеб, только привезли.

     Егор кивнул и улыбнулся в ответ, но мысли его были далеко.

     – Идём домой. Пора обедать, – мама дотронулась до плеча Егора. – Что случилось? Тебя словно подменили? Витаешь в облаках? Уж не влюбился?

     Холод ужаса пронзил Егора с головы до ног. Тело задрожало и волна холода медленно запульсировала под рёбрами.

     «Она знает? Не может быть!» – но он не успел ответить, потому что зажегся нужный сигнал светофора и они пошли на другую сторону улицы.

     Двор встретил их тявканьем собак и надрывным карканьем ворон. Время, когда здесь можно было побегать и поиграть в футбол, особенно на стадионе напротив, осталось в прошлом. Теперь двор был напрочь заставлен машинами, а стадион застроен. Всё сильно поменялось с тех пор, как Егор закончил школу. Проходя мимо доски объявлений, мама остановилась и поздоровалась с дворничихой. Та методично отрывала наклеенные объявления и бросала их прямо на асфальт.

     «Странно, – подумал Егор. – Зачем надо сначала набросать обрывки объявлений на асфальт, чтобы потом взяться их подметать?»

     Но вслух он спрашивать не стал.

     – Вы слышали новости про третий подъезд? – не отрываясь от работы, спросила дворничиха.

     – Нет, а какие новости?

     – Ужас просто. Там в семнадцатой квартире семья живёт. Ну, дама такая представительная, красит в рыжий цвет волосы. Вон её машина, – дворничиха указала на белый «Ситроен», припаркованный около песочницы.

     – Это с которой местные мамы ругаются, что она, паркуясь, мнёт кусты?

     – Она самая.

     Дворничиха рукой в жёлтой перчатке ловко оторвала голову изображению кандидата в депутаты. Плакат остался ещё с последних выборов, его потихоньку обклеили другие объявления, и теперь вот дворничиха до него добралась.

     – И что с ней?

     – Да не с ней. Историю мне тут местные старушки поведали. Жуть такая! У её сестры ребёнок пропал, мальчик, Митя. Полгорода его искало, не нашли. Уж почти месяц прошёл.

     Егор вздрогнул. Митя! Не тот ли это мальчик?

     – И чем закончилось? – спросила мама.

     – Подождите, а как он выглядел? – спросил Егор у дворничихи.

     – Да вот, – она наклонилась и пошарила в груде брошенных на асфальт бумажек. Когда она вновь разогнулась, в её руке был лист ксерокопированного объявления. С плохо отпечатанной, испещрённой полосами фотографии на него смотрел мальчик, с которым он недавно разговаривал в парке.

     – Я его сегодня видел, в парке, – Егор посмотрел на маму. – Надо им сообщить или в милицию.

     – Молодой человек, не говорите ерунды. Может вы похожего мальчика видели, но только не его. Нашли его на днях, по запаху. В соседнем районе. Думали кошка сдохла или собака… Сбила его насмерть машина, а чтобы тело спрятать, ублюдок отнёс его в сторону и завалил листьями. Дом там пустой, почти рассыпался, даже бомжи в нём не живут, так что там никто и не искал – в голову не приходило.

     Дрожащими руками Егор развернул журнал. На него смотрело счастливое, улыбающееся Валино лицо. Оно сияло радостью на фоне крупных букв названия банка, в котором она работала. В голове Егора метался вихрь мыслей. Что это было, кто этот мальчик? Привидение, ангел?

     На второй этаж они поднялись с мамой молча. Открыв старенькую дверь и войдя в прихожую, так же молча начали раздеваться. Каждый думал о своём.

     – Какая грустная история, – печально произнесла мама. – И, поди, не нашли убийцу.

     – Да, мама. И не найдут теперь. Много времени прошло. Небось, он уже и машину отремонтировал.

     На кухне урчал холодильник и бубнило радио. Пахло супом.

     – Мой руки и садись за стол.

     Егор включил свет в ванной и открыл горячую воду. Его встретила старая раковина с въевшимися в эмаль ржавыми потёками, которые ничем уже нельзя было оттереть. Вода шуршала, мягко обволакивая пальцы. Егор глянул на себя в зеркало. Впалые щёки, узкие плечи, растрёпанные волосы. От того Егора, каким он был ещё лет десять назад, остались лишь глаза с застывшей печалью. Его мысли вновь вернулись к Вале. У неё наверняка есть прекрасный муж, богатый и сильный. Есть ребёнок. А что есть у него? В груди что-то сжималось от тоски, и Егор сделал воду ледяной, чтобы сполоснуть лицо и немного отвлечься от гнетущих мыслей. Вода обожгла кожу, и на душе стало чуточку легче.

     – Егор, смотри, опять холодильник отодвинут. Напасть какая-то.

     Да-да, цепь странных событий началась ещё год назад, как только у них появились долги по оплате квартиры. К ним приходили социальные службы, потом приходил человек и предлагал продать квартиру по выгодной цене. Мама было согласилась, но соседка сверху, которая часто приходила к ним попить чаю и поболтать, отговорила: «Всё это мошенники», – говорила она тогда. И когда человек снова пришёл, мама отказалась. Как он разозлился тогда.

     А потом через день им подпалили дверь. Но она не сгорела, пламя почти сразу потухло, несмотря на то, что дверь облили чем-то горючим. Тогда пожарники только плечами пожимали. На двери осталось тёмное пятно и всё, даже запаха дыма не было. А потом к ним пришли электрики и за долги пытались отключить их квартиру от щитка. Но их всё время било током. Они громко ругались, но ничего поделать так и не смогли. На счастье, маме как раз выдали аванс, и она заплатила за электричество. Так что на следующий день, когда пришла вся бригада из пяти человек с представителем Киевэнерго, мама показала оплаченную квитанцию, и они ушли ни с чем.

     И ещё этот кредит? Зачем мама тогда взяла у банка деньги? Сначала продали старую машину дедушки, но денег всё равно не хватило. Если бы не премиальные, что она получила на восьмое марта, пришлось бы иметь проблемы и с банком. Но всё обошлось. Егор закрыл воду и вытер руки стареньким вафельным полотенцем. Воспоминания нахлынули на него.

     Иногда ночью он просыпался, так как ему чудилось, что по комнате кто-то ходит. Он даже слышал дыхание человека и запах сигаретного дыма. Мама говорила, что папа много курил, и может это его и доконало. Он почти не помнил отца. Ему было пять лет, когда он умер. Всё, что от него осталось – пара фотографий и старый аккордеон.

     Теперь вот холодильник. Уже второй раз за неделю. Когда Егор вошёл на кухню, то увидел, что тот был отодвинут одним углом от стены сантиметров на десять. За ним виднелся старый кафель и лохмотья чёрной паутины. Они вдвоём с мамой с трудом задвинули его на место, после того как мама смахнула паутину веником.

     – Что происходит, не понимаю. Мистика какая-то!

     – Но в этом есть свои плюсы, – Егор улыбнулся, дуя на ложку с супом.

     – Какие?

     – Ну, у нас исчезли тараканы, пауки. И мухи к нам не залетают. Помнишь, как летом у нас под окнами две женщины жаловались, что у них полно мух и даже москитные сетки не помогают. Особенно в этом году. А у нас – ни одной.

     – Да, это верно, – согласилась мама. – А ещё внизу начала выть собака. Каждую ночь. Хозяевам пришлось её отдать кому-то. Может, у нас поселилось привидение? – Мама усмехнулась, Егор тоже, но Митя не выходил у него из головы.

     – Знаешь, вчера Клава приходила, собирала подписи. Опять хотят наш двор застроить. Мало им всё. Строят и строят. А этот банк, как там его, не помню название… какое-то смешное… уже профинансировал проект. Вон через дорогу вымахали громадину, и там не заметно, чтобы квартиры активно выкупались. Нет им этого мало, им ещё стройки подавай.

     – Это всё деньги, мама, – согласился Егор. – Им нужна прибыль. Банк думает прежде всего о себе.

     – Да, сынок, ты прав.

     Мама развернула журнал, который принёс Егор. Её взгляд упал на фотографию Вали.

     – Ух ты, а это не твоя ли одноклассница?

     – Моя. Валя Солнцева.

     – Красавица. В банке работает. Топ-менеджер, – мама склонилась над статьёй. – Вот видишь, банк предлагает кредиты на самых выгодных условиях, а всё сводится к тому, чтобы заработать денег.

     – Жизнь такая, – Егор вздохнул с облегчением: мама ни о чём не догадалась, она так и не поняла, что он думает о Вале.

     – И что жизнь? А что потом, после смерти? Деньги туда не заберёшь. Можно забрать только то, что накопил в душе. Это твой багаж. А если все мысли о деньгах? Посмотри на всех этих менеджеров в банках: они ведь только о деньгах и думают.

     – Мама, – Егор перебил её и отложил ложку. – Почему ты так решила? Может, она тоже любящая мать. Может, она добрый человек. Это хозяева банка зарабатывают деньги, а менеджеры – только наёмные работники.

     – Думаешь, добрый человек? Ты помнишь, как с нами поступили в банке? Нам пришлось продать дедушкину машину, чтобы выплатить тот кредит. И при этом нам всё равно не хватило денег. Спасибо, премиальные помогли. Именно менеджеры в банке забыли или не сочли нужным упомянуть про маленькую деталь в контракте. Ведь это им было выгодно, а не нам. Ты думаешь, эта Валя поступила бы по-другому? Ты для неё никто, просто клиент. Хотя, кажется, ты даже был влюблён в неё в школе. Правда?

     – Это было давно.

     Егор отложил пустую тарелку в сторону. Мама поставила чайник и из шкафчика над плитой достала чашки.

     – Тебе жениться надо, женщина тебе нужна.

     – Кому я нужен такой!? – зло отрезал Егор. – Калека…

     – Не говори так. Всё может случиться в жизни, и ты найдёшь себе жену.

     – Уже случилось.

     – Ты о Тане? Она была ветреной девушкой вот и всё. А как нашла себе парня получше, просто бросила тебя. Ты думаешь, все женщины такие?

     – Может и не все, но где найти такую, которая не как все?

     – Найдётся. Любовь это жизнь, она всегда где-то рядом и в один прекрасный день она тоже тебя найдёт.

     «Любовь давно меня нашла, а что это мне дало? Боль и тоску», – Егор опустил глаза и промолчал. Наступила пауза, и стало слышно, как на радио скрипучий мужской голос рассказывает о льготах для населения.

     – Они ещё и издеваются!

     Мама сделала радио потише. Тут как раз вскипел чайник. Пакетик быстро окрасил воду в коричневый цвет, и запах свежезаваренного чая распространился по кухне. – Ты мне расскажи про мальчика, которого ты видел в парке. Это правда был Митя?

     – Я не знаю. Но он был очень похож на него.

     – А о чём вы с ним говорили?

     – Глупости всякие. О роботах.

     Егор опустил глаза, стараясь не краснеть. Он не любил врать. Не умел, а сейчас приходилось. Не будет же он рассказывать о том, что поведал ему мёртвый мальчик. Егор вдруг поймал себя на мысли, что это хоть какая-то отдушина, событие в его серой однообразной жизни. Но кому об этом рассказать? Только другу Кольке, единственному другу. А поверит ли он? Наверно нет, засмеёт. Скажет, что это ему привиделось или он просто придумал. Когда-то ведь Егор был мечтателем. Он придумывал много интересного. Его рассказами зачитывался весь класс, хоть многие и посмеивались. Но особенно его рассказы нравились Ане, которая сидела за ним. Он нравился ей, она взахлёб читала его стихи и всегда была готова поддержать. Но ему она не нравилась. А Валя сидела на третьей парте…

     Его мысли прервал звонок телефона. Мама подняла трубку. Звонила её подружка, а это значило, что на полчаса Егор был предоставлен самому себе. Осторожно взяв журнал и отпив напоследок пару глотков чая, даже не притронувшись к печенью, он побрёл в свою комнату. Воспоминания нахлынули на него. Может, если попустит, ему стоит прогуляться к школе, где он когда-то учился, пройтись мимо её дома?... Эх! Где сейчас Димон, его закадычный школьный товарищ? Сколько они с ним глупостей совершали. И пули выковыривали из стен в Печерской Лавре, травя байки о расстрелянных там героях. И по всяким пещерам лазили. И даже в клубе археологов были. А тот весенний вечер, когда они залезли на крышу дома, где жила Валя, чтобы посмотреть что она делает в своей комнате. Димон не хотел, но Егор настоял. Они тогда чуть не застряли в прутьях решётки и, конечно, ничего не высмотрели. Но он был совсем близко от неё. Всего в паре метров.

     «Моя любовь на девятом этаже, там где Луна», – вспомнил и переделал он песню. Как тогда бы в тему звучало. А сейчас она там не живёт. Скорее всего, у неё большая квартира где-то в новострое.

     Егор включил старенький телевизор и вдруг почувствовал, что на него кто-то смотрит. Он обернулся. Никого не было. Мама на кухне живо обсуждала с подругой проблемы на работе. Но он ведь ясно почувствовал взгляд. Телевизор тем временем показывал футбол, и диктор радостно сообщал, что забитый гол не последний, и что украинскую команду рано списывать со счетов. Нет, видимо, ему показалось.

     Он развернул журнал и снова стал рассматривать лицо Вали. Что бы он сказал ей при встрече? Как бы это произошло? Можно гадать и фантазировать бесконечно. Вот бы он подкатил к ней на большом броневике, который иногда ездит по Кловскому спуску. Или же стал бы богатым бизнесменом и купил банк. Или вдруг около банка, где она работает, произошло вооружённое ограбление, и он бы остановил преступника…

     «Чем? Плевком?» – ядовито хихикнул Злой голос.

     Приятные мысли тут же угасли. Действительно, чем? Егор закрыл и отбросил журнал, чтобы фотография не жгла его бессмысленной надеждой. Уже вечер. Он посмотрит телевизор и ляжет спать. А утром боль уйдёт, обязательно уйдёт.

     Глава 2

     Ему снился чудесный сон. Он снова мог легко ходить и не чувствовал ломоту в спине. Он пришёл в свою школу, где проучился десять лет, чтобы повидаться с учителями. Пришёл не один, а с Димой. На улице была зима. Он явственно ощущал её холодное дыхание. Ему ведь всегда снились очень яркие сны. Они были словно фильмы, со звуком, с ощущениями и даже запахами. Прозвенел звонок, и они с Димой едва не были сбиты шумной ватагой первоклашек, мчавшихся в столовую. Запах свежевыпеченных пирожков манил и Егора.

     – Может, по паре пирожков? – предложил Дима. – Как в былые времена?

     Они направились вслед за детьми. Да, Егор хорошо помнил этот коридорчик, эту дверь, ведущую в столовую с её вечным запахом каш и подгоревшего молока. Странно было, что столовая была практически не освещена. Света было совсем мало, особенно это контрастировало с ярко освещённым коридором. Словно из стен появлялись всё новые ученики. Сначала они были в виде теней, а потом, материализуясь в проходе между рядами столов, занимали шумную очередь. Это был сон. Поэтому Егор особенно не удивлялся этому. Где-то в глубине души он осознавал, что спит, хотя ощущение реальности происходящего тоже не покидало его. Особенно в те моменты, когда его бесцеремонно толкали бегущие дети.

     Всё как всегда. Коричневые или иногда синие костюмчики у мальчиков, коричневая форма с чёрными передниками у девочек и красные галстуки. Вот, вроде, проскочили ученицы из его класса. Заплетённые чёрные косички и два белых банта… как у Оли. Самой умной девочки из их класса, а вот, вроде, шествует развязно его школьный недруг…

     – Егор, ты почему не в классе?

     Он вздрогнул и обернулся. Перед ним стояла учительница. Он узнавал и не узнавал её. Силуэт был расплывчат. Вот он принимал форму. То же строгое синее платье, белый воротник…. А потом снова неясная форма.

     – Я, Надежда Ивановна, не понимаю. Какой класс?

     И Димон куда-то запропастился...

     – Как в какой? В свой. Третий этаж, 34-й кабинет, или ты забыл? У тебя же переаттестация. Ты вновь проходишь весь учебный курс, все классы.

     Даже во сне волосы зашевелились на голове у Егора: «Какой курс, какие классы?!»

     Но тон учителя был непреклонен. Пришлось идти.

     Длинный коридор с одинаковыми, выкрашенными в белый цвет дверями. Они ещё пахли масляной краской, как и стены, покрашенные в странный светло-зелёный цвет, полученный, вероятно, смешением зелёной и белой красок. Причём те, кто их смешивал, явно переборщили с белым. Те же скользкие белые плиты под ногами. Стол и стульчик ночного сторожа по левую руку. А напротив – расписание и раздевалка. Только детей становилось меньше. Вот ещё минуту назад было не протолкнуться, а сейчас стало свободно. Эта лестница на третий этаж была настолько реальна, что зудящая мысль, что это сон, исчезла окончательно. Он ногами чувствовал каждую шероховатость, слышал каждый скрип подошв о крупнозернистый бетон с гранитными вкраплениями, отшлифованный тысячами ног, десятками тысяч ног. А под рукой скользили деревянные перила. Через равные промежутки он натыкался пальцами на отверстия или бугорки – всё, что осталось от попыток помешать школьникам кататься на перилах.

     Добравшись до второго этажа, Егор заметил, что дети исчезли совсем. Топот ног, крики, визг слышались отовсюду, но самих детей не было. Егор в три прыжка добрался до заветного третьего этажа. Он почувствовал, что что-то теряет. Что-то очень важное. Оно ускользает от него, и он может не успеть. Бросившись в длинный коридор к заветной двери, находившейся прямо на Г-образном повороте коридора направо, он поскользнулся на полу и чуть не упал. Проклятая мастика! Он ещё не забыл, что это такое и как она въедалась в школьную форму. Как её трудно было оттереть. Особенно ту, паскудную, красную. Уф, как он ненавидел тот день, когда завуч застукал их класс за игрой в футбол снежками в коридоре школы. Играли все, но вечером в наказание натирали пол мастикой лишь несколько человек. И Егор был среди них.

     Справа мелькали окна. За ними висели тяжёлые свинцовые тучи и неясные тени домов, но разглядывать пейзажи было некогда. Надо было успеть. Но ноги не слушались его. Он хотел бежать быстрее, но ноги становились ватными, и каждая попытка ускориться была всё тяжелее и провальней. Егор практически дополз до двери класса с цифрой «34». На секунду он задержался, переводя дух. За дверью слышались приглушённые голоса. А вдруг она там? Егор набрал полные лёгкие воздуха и толкнул дверь.

     …Что там, за дверью? Каждому, кто решается на серьёзный поступок, прежде нужно задуматься: а что будет потом, когда он сделает шаг? Страх, неуверенность, стыд. Всё это кипит в человеке, когда нужно принять очень важное решение, и всё исчезает, когда он делает этот шаг.

     ДЕЛАЙ СВОЙ ВЫБОР!

     Даже нельзя было объяснить что это? Слова? Может шёпот ангела? ЭТО просто появилось и осталось перед глазами тёмными буквами. Но дверь открылась, и некогда было раздумывать о том, что за надпись он увидел. Перед ним был наполненный людьми класс.

     Это была жуткая мешанина воспоминаний. Именно так Егор интерпретировал то, что увидел. Класс был полон людей. Одни из них были его однокашками из 10-го «А», другие – сокурсниками из ИФФ КПИ. Остальные... Вроде, тоже знакомые лица. Но вспомнить, откуда он знал их и где встречал, Егор не мог. Но все приветливо улыбались. А Наташа, его любовь с первого класса, которая потом тоже влюбилась в него, хотя в тот момент его сердце уже принадлежало Вале, поманила к себе.

     Нет, всё-таки было страшно осмотреть всю комнату. А вдруг здесь она, его любовь. Но были тщетны и напрасны его ожидания. Здесь были многие из тех, о ком он вспоминал с теплотой. Но её здесь не было. К нему подошёл человек. Он узнал его. Его имя не вспомнилось, но тогда все его называли «Кися». Странный человек. Вроде, с криминальным прошлым. Хотя в 16 лет… Он выглядел странно. Чёрная аура окутывала его. Словно он горел тёмным огнём. Подобно тому, как тени от пламени беснуются на стене. Но в то же время где-то в глубине, едва прорываясь сквозь вихри черноты, угадывался огонёк света.

     Он поманил рукой, и Егор пошёл за ним. Разговоры в классе стихли, все кто был в нём, внимательно следили за Егором. «Кися» показал Егору место, куда он должен был сесть. Это была первая парта в среднем ряду, где он всегда сидел. Этого он не забудет никогда. Особенно когда сидишь так близко к учителю.

     Он сел за парту. Несмотря на то, что класс выглядел как в его школьные годы, его габариты были теперешние, поэтому сел он с трудом, спиной подвинув заднюю парту. Как только он поместился и сложил ноги под столом, его окружили с десяток присутствующих.

     – Ну и где твои учебники? – спросила Оля.

     Та самая Оля, которую он называл «саблезубой» из-за двух передних торчавших зубов. Тогда это было смешно, а сейчас? Стыд охватывал Егора только от воспоминаний об этом. Он ведь так её обидел. Это было видно по её силуэту. Багровое пламя билось над её головой. Никто не видел пламя, Егор шестым чувством понимал это. Никто не видел, а видел только он. Но вместе с этим пламенем в районе сердца Оли горел холодный белый огонь.

     – Какие учебники?

     Оля усмехнулась:

     – За седьмой класс, по математике. Или тебе не сообщили о переаттестации?

     – Н-не-ет, – промямлил Егор.

     – Вероятно, его нашли последним, – хохотнул кто-то. Голос был знакомым, но Егор не рассмотрел, кто это сказал.

     – Получается, он совсем не готов, – теперь перед ним стояла Аня. Та самая Аня, что сидела за ним на второй парте. – Даже тетрадок не захватил.

     Сквозь голоса едва пробивался внутренний голос Егора: «Какие учебники, какие тетрадки? У тебя же есть диплом института!»

     – Надо ему помочь.

     Теперь это были его институтские друзья Антон и Остап, которые мигом положили на лакированную поверхность парты груду книг. Странно, но он не мог даже прочитать их названия. Он чувствовал под пальцами потёртый переплёт, тяжёлые обложки. Даже ощущал пропитавшиеся пылью страницы, когда раскрыл верхнюю книгу и начал листать. Но ничего не мог прочитать. Видел только фигуры из задач: круги, треугольники, цилиндры и квадраты.

     – Что это такое, что это значит? – Егор совсем был сбит с толку. – Почему переаттестация? Я ведь всё давно сдал.

     – Потому что со временем всё забывается.

     Теперь он увидел, кто это сказал. Это был второй его друг, школьный друг, которого тоже звали Дима.

     – Твоя память – это твоё сокровище…

     – Дети, тише!

     Голос учителя заставил шум и гам в классе смолкнуть. Все притихли и принялись рассаживаться за парты. Над всем кабинетом повисла какая-то тревожная атмосфера. Что-то должно было случиться. Давно таких чувств не испытывал Егор. Он сидел на первой парте с грудой учебников с выражением лица проштрафившегося ученика.

     – Все готовы писать контрольную? – теперь образ учителя стал чётким. Всё та же строгость и непреклонность снаружи и желание заставить выучить предмет внутри. Особенно после уроков, когда на дополнительных занятиях Егору пришлось зубрить математику до умопомрачения. Но он-таки понял и выучил её. Но всё-таки, какая контрольная?!

     Тем временем шум в классе полностью стих. Как в те далёкие школьные времена, когда при слове «контрольная» наступала зловещая тишина. Только шелест тетрадей и шуршание ручек. Егор оглянулся: все что-то напряжённо писали. Иногда шуршали страницы учебников или с громким стуком падала ручка на пол.

     – Все задания написаны на доске, – учительница открыла закрытые до этого створки школьной доски и перед Егором оказались до боли знакомые, написанные мелом на её коричневой поверхности, задания. – Четыре группы по пять заданий!

     «Я же не готов. Я не подготовился!» – животный ужас перед контрольной полностью поглотил его, вытеснив здравый смыл. – Я же ничего не помню!»

     Вокруг все что-то писали, склонившись над тетрадями. Но с каждым поворотом головы их становилось всё меньше и меньше. Они таяли. Тихо исчезали до тех пор, пока он остался в классе один. Класс погрузился во тьму. Лампы дневного света погасли. Снаружи была уже ночь, день исчез – растаял вместе с несуществующей контрольной. Он сидел один в пустом классе, и только уличный консольный фонарь освещал часть класса холодным голубым светом. Всё было так, как он помнил. Столб фонаря стоял как раз напротив последнего третьего окна классной комнаты и поэтому фонарь светил точно в проём окна. Его лампа горела на уровне подоконника.

     – Что ты хочешь, каков твой выбор?

     Егор вздрогнул и оторвался от лицезрения светильника, наводившего на него тоску школьных воспоминаний. За тёмной кафедрой – свет фонаря, наполнявший помещение, не выхватывал её из темноты – была видна тень. Голос был похож на голос учительницы, хотя это могло Егору и казаться.

     – Ты не ответил ни на одно задание. Оценка два? – продолжила разговор тень.

     – Это всё бессмысленно. Зачем я здесь?

     – Правильно. Это не имеет смысла. Это – образы из твоей памяти. Они материализуются здесь. Да и твои страхи тоже.

     – Мои страхи, Надежда Ивановна?

     Это была улыбка? Он не видел её на фоне тёмной тени кафедры, но точно знал, что учительница улыбнулась.

     – А разве ты не боялся контрольных, как огня, не желая зубрить и решать примеры? А твои списывания у более смышлёных одноклассников? Ведь твоя Валя давала тебе списывать. Она почти всегда решала сама. Её к этому приучили родители. А тебя?

     Даже сейчас Егору стало стыдно. Но всё же он нашёл силы возразить.

     – Но потом я оставался на продлёнке и решал задания сам!

     – Да, – согласилась тень, – и у тебя потом многие списывали. Я-то это знаю, но только не она. Что ты хочешь от неё, любовь?

     – Я не знаю, Надежда Ивановна. Я люблю её…

     – Ты любишь прошлое или настоящее? Может ты думаешь, что прошлое можно вернуть? Ты видел всех, кто был в классе?

     – Да, – еле слышно ответил Егор, сдерживая слёзы. Почему-то во сне чувства всегда так сильно обострялись, что боль становилась невыносимой.

     – А почему ты не видел её?

     – Я не знаю.

     – Я тебе расскажу. Каждый, кто был здесь, подарил тебе частичку своей души. Это происходило и сознательно и бессознательно, но они поделились ею с тобой. Ты видел скромно сидящую девушку в углу около окна?

     – Да…

     – Ты помнишь её?

     – Наташа… Наташа…

     Егор забыл её фамилию. В отчаянии он обернулся назад к холодному, равнодушному сиянию фонаря. Этому свету было всё равно, что творилось в классе и что творилось у него на душе. Встать и уйти Егор не мог. Ноги будто приклеились к полу и стали такими тяжёлыми, что даже пошевелить ими было не под силу.

     – Да, Наташа Бюк. Она ведь подарила тебе большой осколок своей души. А ты ведь даже не поздоровался с ней. Ни с кем. Почему?

     «Почему?!!! Забыл, что мне помешало?» – всё горело в Егоре, кожа пылала ледяным пламенем холода. В мозгу засела одна мысль: «Почему я не поздоровался?»

      Он всегда со всеми здоровался. Даже с теми, кто ему не нравился. Почему сейчас он забыл?

     – Я не знаю.

     – Эгоизм? Но даже не это важно сейчас. Ты понимаешь, почему ты не увидел её? Она тебе ничего не оставила. Ни малюсенького кусочка. Она подарила сердце сыну, она подарила сердце мужу. Оставила кусочек родителям и друзьям. Даже её школьной любви – Юре – и тому достался кусочек. Только ни тебе. Тебе она оставила пустоту.

     – Почему? – Его сердце, с таким трудом собранное после школы, после того телефонного звонка, вновь начало рассыпаться на маленькие кусочки. И они при этом так жалили, так жгли!! – Почему? Она обнимала меня в Ленинграде, когда мы фотографировались. Она приглашала меня на свои Дни Рождения…

     – И что? Может, это было просто сочувствие. К тебе, дурачку, чтобы ты не сильно переживал? – голос учительницы был спокойным и холодным.

     Подул ветер. Это было очень странным, ведь окна были закрыты, он точно это помнил, он видел это когда поворачивался к спасительному свету фонаря. Но теперь окна были открыты. Беззвучно, без стука рам, без звона стёкол. Ледяной ветер. Он принёс что-то едва ощутимое. Ненависть? Ревность? Странное чувство. Оно не смогло пробиться сквозь тоску или обиду, но оставило след. Как рану, только она не болела, а горела холодом. Ветер усилился, и деревья за окном закачались. Егор вдруг понял, что за окном зима. Он не видел снега. Даже крыша расселённого дома напротив школы была чёрной. Но он точно знал, что сейчас зима: небо стало серебряным, как будто взошла Луна, и ползли низкие, тёмные тучи. Так бывает только зимой.

     СДЕЛАЙ ВЫБОР!

     Как это по-голливудски. Холодный ветер, качающиеся под его порывами голые ветви деревьев и их тени при свете фонаря. Они прыгали на голых стенах класса, танцуя и качаясь. Егор не мог отвести от них взгляда. Ему вдруг показалось, что танцуют тени бесов.

     – Неужели ты решил, что она подарит тебе часть себя?

     – Но она ведь знала, что я её любил…

     – Конечно, она прекрасно это знала. Но это была игра. Таким девушкам, как Валя, всегда приятно повышенное внимание сверстников. Чем больше, тем лучше.

     Тени бесов прыгали всё сильнее и сильнее. Они теперь не повторяли движение ветвей за окном, а начинали жить своей жизнью. Силуэт учительницы начал таять. Он уходил туда, куда ушли все те, кто находился в классе.

     – Такое не может быть игрой, я не верю!

     Слёзы душили Егора. Почему судьба так обращается с ним? Это сон или явь? Надежда Ивановна или что-то, что маскировалось под неё, прочло его мысли.

     – Всё, что здесь происходит, не является просто сном. Это вестник грядущих событий. Пусть это имеет отпечаток прошлого, но это повлияет на будущее. Вещий сон.

     СДЕЛАЙ ВЫБОР!

     Это был уже чей-то шёпот. Кто это шепчет, может, ангел? Светлый или тёмный? И что имеется в виду: выбор… Какой выбор? Что выбрать? Тени бесов уже двигались по стенам. Они начинали выходить из них серой, пульсирующей массой.

     – Я вам не верю. Она не могла поступить со мной так. Она не такая. Митя же сказал…

     – Митя тебя просто жалел. Ведь никто не жалел его тогда, когда он умирал в заброшенном доме под ворохом листьев. Никто не услышал его плача и не помог ему. Он так просил о помощи, но никто не слышал его.

     Силуэт учительницы почти растаял. Сквозь него Егор уже видел стену, освещённую светом фонаря. Кипящее облако серой энергии сгущалось позади Егора. Часть его вопила от ужаса и требовала вскочить и бежать, но он не мог пошевелить ногами. Они онемели и не желали двигаться.

     «Встать! Встать! Встать!» – мысленно приказывал себе Егор, но это не помогало.

     – Поэтому он и выбрал тебя, чтобы помочь. Он почувствовал твою боль. Это редко, но бывает. Ты должен сделать выбор. И помни, от твоего выбора зависит твоя душа. В душе нет ничего важнее того, что было накоплено при жизни. И забудь её. Она давно забыла тебя.

     Тень Надежды Ивановны полностью растаяла. И в это мгновение контроль над ногами вернулся к Егору. Он вскочил и крикнул:

     – Нет!

     И в следующее мгновение полыхающая как холодный серый костёр масса развернулась и накрыла Егора тёмным покрывалом. Он упал между рядами парт и начал задыхаться. Что-то сковало его тело словно тисками и начало душить. Воздуха не хватало, он старался закричать и позвать на помощь, но крикнуть не получалось. Стальная хватка давила всё сильнее и сильнее, и Егор осознал, что жизнь утекает. Стены стали расплываться от слёз на глазах, и в последний миг, когда казалось что всё кончено, возникли две тени людей или фигуры, похожие на людей. Зелёным светом вспыхнули две пары глаз, и из поднявшейся руки брызнул луч багрового света:

     – Не трогайте его!

     Это даже нельзя было назвать голосом. Удушающая хватка серого покрывала ослабла, и Егор смог набрать в лёгкие воздух и крикнуть. И он... проснулся.

     В комнате стояла тишина. Слышно было только как работал старенький холодильник на кухне да за окном покрякивала сигнализация чьего-то автомобиля.

     «Я кричал? Мама слышала?» – Егор замер, вслушиваясь в звуки квартиры. Что-то потрескивало и холодильник, забулькав, умолк. Но шорох шагов не был слышен.

     «Значит, не проснулась», – вздохнул с облегчением Егор, но он ошибался. Просто он не услышал шагов. Мама потом минут пять стояла около двери в его комнату и вслушивалась в тишину. Но Егор больше не кричал и не звал на помощь. Когда она убедилась, что сын снова заснул, то осторожно, старясь не шуметь, направилась в спальню, но ей на миг почудилось, что в квартире есть кто-то ещё. Две или три тени в прихожей. Точно такие же, когда случился поджог входной двери. Она моргнула, и тени исчезли.

     «Наверное, показалось. Как я со всем этим намучалась», – женщина потихоньку открыла дверь спальни и легла в кровать. Но если бы она посмотрела в этот момент в зеркало в прихожей, она бы не увидела отражения стены; там угасало изображение огромного зала, в котором двигались разноцветные огни. В его центре медленно собиралась странная металлическая конструкция. И сквозь стекло, а, может, уже не стекло, пришёл едва слышимый шёпот: «Портал заглушен».

     …..

     Утром заскочил Колька и, как обещал, принёс с работы старый ноутбук. У них этого хлама было много. Железо быстро устаревало, а носить его на Караваевы дачи или просто продавать как б/у не всегда хватало времени, и всё это скапливалось у них в офисе. Вот Колька и принёс один из таких ненужных ноутбуков, пылившихся среди кип старых бумаг, на разбор которых тоже не хватало времени.

     Егор был несказанно рад. Он давно мечтал о компьютере, но не мог купить его, даже в кредит. Приходилось экономить каждую копейку. А Колька ещё обещал ему и Интернет провести. В благодарность Егор согласился помочь ему с дизайном игровых уровней. Как-то разговорившись, Егор начал описывать придуманные им миры, как он их видел, и полёт его фантазии очень понравился Николаю. Когда работаешь дизайнером уровней, часто ловишь себя на том, что это уже было, это я уже рисовал, а это очень напоминает пещеру, что создавалась месяц назад. А полёт фантазии Егора был поистине безграничным. Просто бери и рисуй под диктовку. Так что старый ноутбук был отдан фирмой, где работал Николай, без вопросов. И фирма даже согласилась оплачивать Интернет Егору, если отдача будет стоящей. В будущем можно было надеяться и на получение денег. А деньги сейчас – ой, как не помешали бы!

     Рассматривая с восторгом устройство, Егор рассказал про Митю и про свой сон. Николай сидел минуту молча. А потом выдохнул:

     – Ну ты, брат, даёшь! Я тоже попадал в удивительные истории, но в это просто не верится. Может, ты перефантазировал и тебе показалось?

     Егор криво усмехнулся, встал и, прихрамывая, подошёл журнальному столику. Он бережно поднял журнал и принёс Николаю. Ткнув пальцем в фотографию, он вопросительно посмотрел на Николая. Тот молча разглядывал Валю.

     – Красивая, ничего не скажешь. Наверное, в школе всегда хотела иметь повышенное внимание, особенно у парней.

     – Да уж, – согласился Егор. – Этого у неё не отнять.

     – И ты был в её фаворитах?

     – Куда уж мне, – Егор кисло улыбнулся. – Ей нравились самые красивые мальчики, а я никогда красавцем не был. Особенно сейчас. Калека.

     – Ты это брось, всякие глупости говорить, – строго сказал Николай, закрывая журнал. – У тебя большая душа и доброе сердце. Человек, который страдает сам, всегда поймёт и прочувствует страдание других. А человек, который этого не испытывал – ему этого не понять. У тебя ещё вся жизнь впереди.

     – В мои почти сорок?! Это тебе всего двадцать пять и ты перебираешь девчонок. Они за тобой табунами ходят.

     – Ну не табунами, – слукавил Николай, включая ноутбук, чтобы проверить его работоспособность, – но случаются курьёзы. Вот недавно иду я из фитнесс-зала, смотрю: три девчонки вышли из кафе и, расставшись, зашагали в разные стороны. Две подружки в одну сторону, а третья – в другую и как раз мне по пути. Но я же хожу быстро, ты же знаешь, в общем, она припустила по улице, думая, что я грабитель. Но там всё разрыто, девчонка споткнулась… – Николай на секунду прервался, водя пальцем по тачпаду. – И я её, естественно, догнал. Ну, она отпрянула, и вот же надо было мне в этот момент хихикнуть. А она в ответ: «Вы чего меня преследуете?» – Я говорю: «Нет. Я в банк иду, он по этой улице в самом её конце находится». – А она в ответ: «Знаем мы эти банки! Сейчас накинешься и потащишь в кусты насиловать!»

     Егора это даже развеселило. Он живо представил картину: Николая и незнакомку посреди улицы, выясняющих отношения.

     – Вот, а я ей в ответ: «Нужна ты мне, чтобы тебя куда-то тащить и насиловать!» И ты знаешь, что она мне ответила? Ты сидишь хорошо? Крепко держишься за стул? Так вот, а она мне в ответ: «А что, я недостаточно красивая?»

     Они рассмеялись.

     «Вот бы мне так», – завистливо подумал Егор.

     Тем временем Колька уже настроил «Рабочий стол» компьютера и, подключив к ноуту свой переносной модем, начал загружать обновления.

     – Вывод какой? – Не вешай нос! Девчонок много и они все разные. И наступит день, когда среди них найдётся такая, которая тебя полюбит такого, какой ты есть. А эту забудь. Она – птица высокого полёта. Она с такой мелюзгой, как мы, не водится.

     – Тебе хорошо говорить. Ты вон какой видный парень, а я…

     – Хватит впадать в уныние! Заведёшь себе страничку в социальных сетях, классного аватара поставишь, ник подберёшь крутой и – вуаля! Главное – писать как можно красочнее. Из тебя фантазия просто прёт. Через месячишко девчонки будут у твоих ног. Будешь общаться со всем миром. Так сейчас модно. Говорят, правда, что это своего рода болезнь. Есть целый букет электронных болезней, так что не увлекайся. Но в этом есть свой плюс: не будешь таким одиноким.

     «А любовью заниматься тоже виртуально?» – подумал Егор, но промолчал. Хватит брюзжать, а то так и с ума сойти недолго.

     – Что ж, всё работает, – Колька встал. – Мне пора бежать. Я тебе установил прогу и обучалку к ней. Сиди, читай, учись. Времени у тебя валом. Через недельку я снова зайду, и начнём творить.

     Егор поблагодарил друга за подарок, и тот быстренько исчез за входной дверью. Ну что же, теперь у него есть цель и есть средство её достижения. Вдруг он чего-то добьётся в жизни, станет известным дизайнером, и она обратит на него внимание. Тогда он не будет уже пустым местом.

     «А как же ребёнок? Он ведь всё равно не будет твоим», – злобно шипел его Злой голос.

     «Ничего страшного, – успокаивал Добрый, – главное, вы будете вместе». – «Ах, ах, ах – пустые и глупые надежды. Уродство этим не исправить». – «Деньги много решают, особенно сейчас. А знаменитые люди – всегда богаты. Не всё потеряно, главное – заработать денег».

     Егор мечтательно улыбнулся и сел за чтение.

     Глава 3

     Как же быстро закончился день. Егор даже решил, что мама раньше вернулась с работы. Когда скрипнула входная дверь, он даже не поверил, что время пролетело так стремительно.

     Да, у него была большая библиотека, доставшаяся ему от отца, но она даже в сравнение не шла со всемирной паутиной. Интернет расширил ему горизонты сознания. Он даже не представлял, как много информации содержат библиотеки в Интернете. И вот глубоким вечером он решился: он просто набрал фамилию, имя и отчество в поисковике. То, что высветилось, повергло его в шок. Конечно, в потаённых мыслях он представлял себе, что Валя жената, что у неё есть ребёнок, он даже предположил, что это сын. Но почему так больно было узнать правду? За что?

     Погружённый весь вечер в апатию, он зарёкся: никакого поиска фотографий или сообщений о своей любимой. Зачем всё время терзать и жечь своё сердце, если можно просто воздержаться от этого. Он узнал что хотел, и сосредоточился только на работе. Пришлось много перечитать, многому научиться. Егор изучал языки программирования с начала 90-х, но, пробуя писать простенькие программы на ноуте Кольки, он понял, что на самом деле он сильно отстал. Да, он фантазировал, да он создавал миры. Но вот написать это машинным кодом у него не получалось и он опять просматривал примеры в Интернете и разбирал статьи по языкам программирования. Он даже нашёл он-лайн лекции. В каждом уровне, что он пробовал писать, ему мерещилась его Валя. В любой пещере, где надо было спасти красавицу или уничтожить босса – везде была она. Этой тенью он жил. И она давала ему силы. Он мог творить днями, без отдыха, не различая времени суток. Главное, чтобы никто не мешал, никто не нарушал его внутренний покой. Не отвлекал от создания миров, от синтеза грёз. Вот она – та самая жилка его сущности, которую он так долго искал. Когда боль настоящего можно трансформировать в блаженство вымышленного. Этим он и занимался. Освободить замок с заточённой принцессой – кто принцесса??? А рейд собрать. Во имя кого и какой будет главный приз? Образ Вали Солнцевой вдохновлял его, и Егор даже иной раз забывал пообедать.

     Внезапно, после месяца работы, он с ужасом осознал, что сходит с ума. Валя полностью подчинила его разум и сердце. Его наброски становились всё больше похожи на шизофренический бред или на манию преследования. Тут она, там она. Это был тупик. Нужно было успокоиться и выйти из квартиры за вдохновением. Пройтись по городу, может, добрести до старого холодного фонтана, что в Мариинском парке, пощупать камни старой кладки укреплений времён Петра, а может, просто выйти и подышать свежим воздухом во дворе. Впитать запахи запоздалой осени, когда дождь начинает капать целый день и тоска по чему-то светлому становится невыносимой. Егор откинулся на стуле и закрыл глаза. Они так устали смотреть на экран ноутбука, что на нём всё плыло и текст мешался в серые полосы. Он уже ничего не видел и ничего не понимал. Глаза устали, голова гудела и пальцы рук онемели. Нужно было отдохнуть. Вот так посидеть с закрытыми глазами и расслабиться. Сейчас боль отступит, глаза перестанут слезится и можно будет продолжить писать дальше. Главное не забыть, где поставил флажки. Егор открыл рот и с шумом выдохнул воздух. Боль отступала и тепло накатывалось на тело.

     СПИ…

     …..

     Что это было? Сон или грёзы? Егор проснулся и увидел, что его голова лежит на клавиатуре. Всё-таки он заснул. А чей шёпот он слышал? Ему показалось или нет? На экране вместо текста кода светился недоделанный пейзаж. Качающиеся от сильного ветра деревья и струи холодного дождя. Депрессивная картина. В дверь позвонили. Из-за двери в его комнату было слышно, как мама пошла открывать. Это пришёл Колька.

     – Здравствуй, здравствуй, – услышал он голос мамы. – Он в комнате, работает. Ты бы сказал ему, чтобы он хоть иногда выходил на улицу подышать свежим воздухом, а то целыми днями только сидит и смотрит в свой компьютер.

     – Конечно, конечно, Татьяна Николаевна. Я обязательно скажу.

     Дверь в комнату Егора открылась, и на пороге показался сияющий Николай с кульком руках.

     – Ну, Егорка, поздравляю тебя! Вчера наше немецкое начальство смотрело результаты твоих трудов и сказало, что давно такой интересной работы не видело. Сыро, непрофессионально, но так глубоко проработан мир, что они согласились увеличить финансирование нашего проекта.

     Николай поставил кулёк на кровать и достал презенты. Там была бутылка вина, шоколад и фрукты.

     – Это не самое главное. Главное – вот, – он пошарил в кармане и вытащил конверт. – Твоя первая официальная зарплата, – его рот расплылся в широкой улыбке.

     Егор смутился. Он не привык к такому вниманию. Осторожно взяв конверт, он положил его в ящик стола, не открывая. Потом как-нибудь.

     – Не посмотришь? – удивился Николай.

     – Я потом, всё равно это никуда не денется.

     – Ну, тогда отметим? – Николай кивнул на вино. Егор давно не пил спиртное. Иногда покупал пиво, но хорошего вина не пробовал, наверное, уже вечность. Нашлись и три бокала. Мама Егора была счастлива.

     – Вы знаете, Николай, с тех пор как вы появились, Егор начал радоваться жизни. До этого всё время ему ничего не нравилось, он ничем не интересовался. А сейчас его не узнать.

     – Он увидел цель в жизни, – Николай весь сиял. – Он творит чудеса. Слушай, только я никак не пойму: ты зачем такой ник на форуме, «Никчемка», выбрал? Какой-то он стрёмный, что ли. Мог уж что-нибудь посерьёзней.

     – Я ведь ещё так мало знаю, – попытался оправдаться Егор. – Зачем брать громкий ник, если представляешь пока посредственность.

     – И что? Я тоже, когда начинал, ничего не знал. На форуме много людей, которые помогут, подскажут если что.

     – А есть ещё те, кто смеётся. Один недавно написал, что всякий лох думает, что может сесть и сразу написать нечто прекрасное, от которого станут охать и ахать пользователи и превознесут его до небес.

     – Ты побольше таких придурков слушай. Сам он лох. Если ты поверишь в себя, то всё получится. Тем более твой уровень «инферно» настолько поразил Клауса, что тот в шутку спросил, м-м-м, что-то вроде, что ты куришь?

     Егор усмехнулся. Кончики ушей его порозовели. Мама строго, но с улыбкой посмотрела на сына и погрозила пальцем.

     – Но-но, Егор! Бросай это!

     После небольшого застолья Егор с Николаем отправились обсуждать дальнейшие планы. Колька долго рассматривал дизайн его нового уровня. Бродил среди серый камней и кривых, страшных деревьев-великанов. Особенно Николаю понравились тени облаков. С их помощью можно было притягивать вниз тяжёлые, свинцовые облака и прятаться в их сером тумане.

     – Да, уровнец у тебя! Ничего не скажешь. Как ты его назвал?

     – Пока не знаю.

     – Хм, тебе не хватает ярких красок. Например, солнца, радуги. Почти все твои уровни – то чёрная ночь, то дождливый день. Всё это хорошо, но не весь же мир должен быть таким серым. Кстати, ты там рассказывал, что видел что-то дома?

     – А, да. Было дело. Наверно, мне почудилось. Мне показалось, что надо мной кто-то стоит и шепчет.

     – Привидение, – Николай усмехнулся. – Я тоже как-то просыпаюсь среди ночи и вижу перед собой чёрную тень человека. Я даже подпрыгнул от страха. Включаю свет, а это всего лишь рубашка на гладилке. А в темноте – человеческая фигура. Уф! А что шептало твоё привидение? - Николай изобразил привидение с вытаращенными глазами и поднял руки над головой, словно стараясь Егора схватить.

     – Не помню. Что-то вроде: «Э эдукем ивос ин мортен».

     – Чушь какая-то!

     – Да. Я написал в Гугле слово «мортен». Там – всё что угодно. От графства, до имён людей. Например, основателя группы «a-ha».

     – Ты любил слушать эту группу?

     – Я? Слушал, но не был фанатом.

     – Слушай, похоже ты действительно переработался. Может, тебе стоит выйти из квартиры и пройтись? Освежить голову. Ты уже неделю как не вылезаешь из квартиры. И боли твои усилились от долгого сидения на этом стуле. Я бы и час не смог на нём просидеть: ноги судорога схватит. Пошли, пройдёмся.

     Егор не хотел идти, но Николай настоял, и они вышли на улицу. Как давно Егор не выходил из дома. Стало гораздо холоднее. По небу, подгоняемые сильным ветром, быстро плыли свинцовые тучи. Деревья уже были голые, не было того золота листвы сентября, которое запомнил Егор, когда в последний раз сидел на лавочке Мариинского парка. Листва опала и теперь лежала на детской площадке неубранным коричневым ковром. Наступила поздняя осень, за которой следовала снежная зима.

     – М-да, – промычал Колька, оглядывая небо. – Как бы дождь ни пошёл. Говорят, зима будет холодной, но малоснежной. Только дождя нам сейчас и не хватало. Гидрометцентр обещал на вечер кратковременные, но, сколько я себя помню, он почти всегда обманывается. Или дождя не будет вообще, или он зарядит до утра.

      Сев в маршрутку, они спустились на Крещатик. Раньше Егор часто гулял по центральной улице Киева. Особенно весной, когда цвели каштаны. Сейчас же главная улица превратилось в яркие фонтаны света витрин дорогих магазинов, среди которых сновали толпы людей, и отовсюду слышалась музыка. Егор чувствовал себя неуютно. Когда Крещатик сделали пешеходным, он стал своеобразной Меккой, куда приезжал на выходные самый пёстрый люд. Кто-то просто посидеть в кафе, кто-то чтобы погулять и познакомиться. Кто-то с детьми – покататься на роликах или велосипедах. Тут же сновали бойкие фотографы, предлагая сфотографироваться с ручными голубями, и ходили ряженые в костюмах персонажей известных мультфильмов. Каждый старался заработать как мог.

     Николай с Егором спустились на проезжу часть, как раз напротив закрытого на перестройку ЦУМа. Егор уже не помнил, когда он был в нём в последний раз. Говорят, он превратится в шикарный торговый центр. Зачем? Всё кругом и так светилось светом и шиком. Каждая витрина тут зазывала к себе: зайди и посмотри, а вдруг что-нибудь купишь. Николай увидел, как Егор рассматривает витрину дорого бутика одежды и усмехнулся.

     – Пошли в кафе. Кофе попьём. В эти магазины, не имея солидной пачки денег, лучше не заходить. Там жутко дорого. Видишь надпись: «-50%»? Представляешь какие изначально были цены в таком магазине?!

     «М-да, сюда ходят только богатые люди. Топ-менеджеры, например», – Егор попытался отогнать от себя грустную мысль, но она продолжала преследовать его. Особенно когда из соседнего ювелирного магазина вышли мужчина и женщина. Сразу было видно, что люди они не бедные. Как они обыли одеты, как держались! Особенно Егора удивила белоснежная меховая накидка женщины. Дама была чем-то раздражена. Мужчина тоже был не в духе. В магазине у них явно что-то не сложилось, они быстрым шагом направились в пассаж, при этом мужчина принялся говорить по мобильному телефону, делая вид, что не замечает свою спутницу.

     «Он не понимает своего счастья, у него есть женщина», – подумал Егор. Хотя, может, он просто всё идеализировал. Когда ты одинок, всегда думается, что все вокруг счастливее тебя. Чем ближе они подходили к «Майдану Независимости», тем больше становилось народу. Громко бухала музыка. На самом «Майдане», около колонны с крылатой фигурой – символом Независимости, стояла небольшая сцена. Там толпилась молодёжь.

     – Опять караоке или какая-нибудь презентация с акциями. Выиграй автомобиль или самолёт, – усмехнулся Николай. – Словно это можно действительно выиграть. Но стоят, участвуют.

     И тут же в подтверждение его слов к ним направился парень в футболке с символикой одного из мобильных операторов связи.

     – Акционное предложение… – начал было он, но Николай отмахнулся:

     – Спасибо, не надо.

     Это была его работа, так что он ничуть не смутился и направился к пятерым девчонкам, которые живо обсуждали куда им пойти. Одна из них кокетливо, делая вид, что это совершенно случайно, бросила взгляд на Николая. Высокий, статный, с широкими плечами. Пока они шли по улице, многие девушки посматривали на Николая, иногда открыто, иногда просто бросая мимолётный, но многообещающий взгляд. Бывало, что это делали даже те девушки, которые шли под руку со своими кавалерами. В это мгновение Егору становилось совсем неловко, и он старался держаться поодаль. Лёгкая зависть преследовала его в эти минуты.

     Девушка таки решилась. Она отошла от своих подруг и вдруг одним прыжком подскочила к Николаю и повисла на нём.

     – Молодой человек, а вы не могли бы нам помочь! – пискнула она. Как по команде к ней присоединились ещё две девушки. – Тут концерт «Дип пёрпл», а нам не хватает денег. Мы очень просим вас помочь!

     Похоже, сам Николай был изумлён. Он буквально остолбенел, и, только спустя секунд десять, ответил:

     – Нет, наверное, не могу.

     – Ну, пожалуйста! – самая активная девушка была чуть выше груди Николая – всё-таки Коля был под два метра ростом! – поэтому, сложив жалобно губки, она смотрела на него тёмными глазами снизу вверх.

     – Нет, нет, девушки. Я не могу вам помочь, – Николай вырвался из их кольца и махнул Егору: мол, пошли.

     – Вот мужики пошли, совсем не хотят помочь девушкам, – бросила одна из них ему вслед. Николая это не смутило. Он улыбнулся и, не оборачиваясь, пошагал дальше.

     – И что это было? – поинтересовался Егор, спускаясь с ним под землю.

     – Новый вид попрошайничества. Обычно просят две-три гривны на проезд. Мол, нет денег добраться домой, или купить что-то. Но это что-то новенькое. Такого у меня ещё не просили.

     В подземном переходе толпа была та ещё. Пахло едой, куревом и кофе. Большинство находившихся в подземном переходе людей не спеша прогуливались по нему. Они останавливались у выставок картин уличных художников, долго изучали афиши и ассортименты косков. Многие спустились сюда, чтобы посетить «Глобус». Мало кто интересовался цветами и слушал доморощенных бардов, но и у последних была своя публика. Там дым висел коромыслом, и были слышны повизгивания в такт музыке фанатов.

     – Может не стоит идти пить кофе? – спросил Егор.

     – Почему? Я угощаю.

     – Не хочется.

     – Пойдём, пойдём, – Николай увлёк Егора за собой. Пропустив нескольких выходящих из кафетерия человек, они зашли в небольшое помещение со столиками. Посетителей было предостаточно, но Егор сразу приметил в углу свободный столик и показал на него Николаю. Пока тот заказывал кофе, Егор смог осмотреться. Практически все посетители были молоды. Сидящие за соседним столиком два парня что-то рассматривали на планшете, чуть поодаль сидели две девушки, и светленькая, что-то взахлёб рассказывала рыжей подруге. Были слышны отдельные слова: «Вчера… сессия… купила… классный запах». За ней одинокой фигурой виднелась женщина. Она смотрела на экран телефона, но судя по её отсутствующему взгляду, она не видела, что тот показывал. Она была грустна. Может быть, у неё что-то случилось? Может, её бросил любимый человек?

     Вернулся Николай и прервал мысли Егора:

     – Держи! – перед Егором оказалась чашка горячего, вкусно пахнущего напитка.

     – Спасибо. – Егор сделал маленький глоток. Кофе был раскалённым, и он чуть не обжёгся.

     – Осторожно, горячее, – усмехнулся Николай. Он явно хотел начать разговор, но не знал с чего начинать.

     – Знаешь, – решился, наконец, Николай. – Я недавно говорил с твоей мамой. Тебя словно подменили. После этого случая с мальчиком и этим журналом, я не знаю что с тобой делать. Твои сны, о которых ты рассказывал, шорохи, чьи-то шаги. Ты кричишь во сне и просишь помощи. Твоя мама места себе не находит. Она беспокоится.

     Егор молчал. Ему не хотелось слушать Николая. Ему неприятен был этот разговор. Но тот продолжал.

     – Ты часто зовёшь её во сне. Я не знаю кого, Валю? Ты ведь раньше так не делал. Всё началось с того момента, как у тебя появился этот журнал. Что с тобой? Может, стоит обратиться к врачу?

     – Какая разница! – неприятные чувства сменились возмущением. – Это моё дело…

     – Слушай, у вас почти нет родных, кто мог бы помочь. А у тебя вообще нет друзей. С мамой ты про всё это не хочешь разговаривать. Тогда скажи хотя бы мне. Может, я смогу помочь.

     – Чем? Вызвать доктора? Психиатра?

     – А почему бы и нет?

     В кафе тихо зазвучала музыка. Грустная женщина оторвала свой взгляд от телефона и посмотрела на входную дверь. Может, она кого-то ждала?

     – Ты понимаешь, у нас серьёзный контракт и я поставил на тебя. Вот я и волнуюсь за твоё здоровье. Может, у тебя депрессия или нервный срыв.

     «Я уже много лет живу с депрессией. И это мало кого интересовало до контракта», - грустно подумал Егор.

     – Я доделаю работу в срок. Можешь быть спокоен.

     – Это хорошо, но это не ответ на вопрос, что с тобой происходит. Это всё из-за неё? Хочешь, я найду её и поговорю с ней? Зайду в социальную сеть и напишу.

     – Нет! – Егор чуть не вскочил. – Не надо ничего ей писать. Я переживу.

     – Ты точно в этом уверен? На тебя смотреть без жалости нельзя. Истязаешь себя, впадаешь в прострацию. Я тебе на днях звонил, так ты два раза просто не подошёл к трубке. Как сказала Татьяна Николаевна, просто сидел и смотрел в окно. Тебе надо с ней поговорить. Я думаю, что это поможет.

     – Ты хочешь мне сделать больно? Чтобы она увидела меня, жалкого урода, и начала смеяться? – Егор зашипел от ярости. Николай вздрогнул. Такого поворота он не ожидал. И как назло за соседним столиком засмеялись парни. Егор метнул в их сторону жалящий взгляд, но они смеялись не над ним, а над тем, что показывал планшет. Поняв, что переборщил, он набрал полную грудь воздуха и с шумом выпустил его через нос. – Ты хочешь удивительные миры, ты хочешь то, что никто до этого не придумывал. Я это делаю, но мне нужен для этого мой мир.

     – Егор, давай сейчас не будем мешать всё в кучу. Одно дело, когда ты пишешь уровень, а другое дело – когда впадаешь в прострацию. В эти моменты на экране компьютера – её фотография. Так что, ты можешь обманывать себя, но не окружающих.

     – Она всегда знала, что нравится мне, что я её люблю. Но она относилась к этому как к приятному дополнению. Думаешь, если тогда, ещё в школе, Валя не хотела со мной встречаться, то сейчас, при нашей встрече, я получу что-то ещё, кроме жалостливого взгляда, словно перед ней хромая собачка? Или она вдруг скажет, что тоже испытывала ко мне чувства?

     – Может, тебе просто от вашей встречи полегчает?

     – Каким образом? От её смеха надо мной?

     – Ты делаешь её каким-то монстром! – Николай поставил чашку на блюдце и застучал пальцами по столику. – Мне тоже девчонки отказывали. Надя, например. Погуляли, повстречались, поняли, что не подходим друг другу и разошлись.

     – А тебе Надя разбивала сердце?

     Николай вздохнул. Раздумывая над ответом, он оглянулся. Девушки через столик засобирались, рыженькая стала аккуратно одевать свой серый берет, неловко поправляя чёлку.

     – Да… тяжёлый случай, – наконец проговорил Николай, отпивая глоток уже не горячего, но ещё тёплого напитка. – И что ты собираешься делать?

     – Ничего. Как-нибудь перегорит само собой.

     – Я бы поверил в это, но не могу. Зная тебя, не могу.

     – Тогда пережил и сейчас переживу. Смерть всё рассудит.

     – Ты это брось, про смерть. Девушку тебе надо, настоящую, которая тебя полюбит таким, какой ты есть, а не за деньги и бонусы жизни. Её любовь залечит раны. Да и секс. – Николай улыбнулся и хитро подмигнул Егору. Но тот не повёлся на этот жест.

     – Наверное, – тихо ответил он.

     – Блин, а тебе везёт в чём-то! – вдруг неожиданно сказал Николай. Егор удивлённо поднял брови. – Наверное поэтому ты и создаёшь такие глубокие, эмоциональные миры. Что-то глубоко переживая, ты умеешь перенести это в машинный код. Мне бы так не удалось. Но в любом случае, заканчивай хандрить и держи хвост пистолетом! А то сгоришь в своих эмоциях.

     Егор усмехнулся. Ярость, вызванная разговором с Николаем, схлынула в небытие так же внезапно, как и накатила. Действительно, у него есть работа, у него есть заработок и зачем травить себя несбыточным?! Но почему это несбыточное не уходит, а иногда наваливается на него волной тоски и боли? Сжимая грудь и не давая возможности дышать, словно это приступ долгой болезни. А потом она тихо исчезает в глубине души. Он сравнил это с уровнями в игре, которые создал недавно. Такие тёмные уровни, где поначалу кажется, что выхода нет. Кругом тупик. Его персонаж бежит среди серых холмов и залитому дождём лесу. Он видит цель – освещённую солнцем поляну. Вот всё у него хорошо, всё чудесно, а потом солнце закрывается тучами и появляется преграда, которую нужно преодолевать. Преодолел – и снова вспыхивает солнце и становится ясной погода. И так весь уровень. Так и с Валей. Вроде всё, убедил себя, что надо её забыть, как можно быстрее забыть, и вроде бы и забыл. Боли в сердце нет, но вдруг включаешь телевизор, а там документальный фильм про начало 90-х, и всё возвращается. Да ещё с большей силой. Опять вспоминается её улыбка, её взгляд, её духи, особенно когда Валя ходила тогда в жутко модном джинсовом костюме, в конце 80-х. Где и как она достала этот костюм, Егора не волновало. Главным было – видеть её. Ножки, соблазнительно выглядывающие из-под джинсовой ткани… А белые носочки…

     Егор и не заметил, что он уже долго и задумчиво смотрит в глубину зала кафешки, и вдруг он приметил в углу парня и девушку. Они сидели так, чтобы их было видно меньше всего. В самом дальнем углу кафетерия. Они давно поглядывали на него. Пристально, не отрывая взгляда. Особенно девушка. Она была очень красивой. Длинные чёрные волосы ниспадали ей на плечи волнистым водопадом, правильные черты лица не несли на себе никакого изъяна: классическое лицо с аристократичными чертами. Особенно Егора поразила белая, будто мраморная кожа, словно светящаяся в полумраке угла, где девушка сидела. Может быть, Егору это почудилось? Он ведь так боготворил женщин, что каждая красивая девушка, что смотрела в его сторону, сразу превращалась для него в божество. Николай же не обратил на эту пару никакого внимания. Он смотрел куда угодно, но только не в тот полутёмный угол, где прилавок кафешки сходился с внешней, стеклянной стеной. А эти громадные зелёные глаза девушки, которые не отрываясь смотрели на Егора. Странный взгляд. Изучающий. Сидящий рядом с ней парень тоже был под стать своей спутнице. Мягкие черты лица, такая же чистая кожа и изящные пальцы, которые он сложил перед чашкой кофе. Он был очень высоким и, даже если учесть, что его модная куртка несколько увеличивала объём тела, его плечи были наверняка раза в два шире, чем у Николая. И большие голубые глаза. Теперь понятно было, куда бросали взгляды девушки-продавщицы, да и парни за соседнем столиком нет-нет да и поглядывали в тот угол. И как он не заметил эту пару раньше? Он даже не почувствовал их взгляда. А ведь они смотрели прямо на него. Егор повернулся к Николаю, но тот был занят. На его смартфон пришло сообщение и он, хмурясь, читал его. Судя по выражению его лица, сообщение было не из приятных. Егор заставил себя отвернуться от этой странной пары.

     «Может, им интересен Николай? Может, они на него смотрят, а не на меня?» – Егор боялся повернуть голову обратно, но некая сила словно заставляла его сделать это.

     «Может, это просто банальное любопытство посетителей кафе?» Страшась последствий, он таки обернулся. Нет, они оба смотрели прямо на него. Особенно девушка. Холодный взгляд её зелёных глаз просто пронзал Егора насквозь, в нём не было никаких чувств. Он забоялся, что они начнут смеяться над ним. Напрасно. Только холодный изучающий взгляд. Ни тени жалости или сострадания, ни тени кокетства или заигрывания. Только холодный взгляд.

     «Что они хотят от меня? Почему они так смотрят?» - Егор отвернулся. Николай закончил читать сообщение.

     – Так, мне пора. Продолжим наш разговор после. Так всегда, как только выйдешь с другом попить кофе, сразу возникает куча недоделанных дел. Забыл я про отчёт.

     Егор не возражал. Они быстро допили кофе и вышли из кофейни. Сидящие в углу парень и девушка проводили их внимательным взглядом. Они не обращали внимания на взгляды оставшихся посетителей, особенно на некоторые, уж очень откровенные, продолжая сидеть не шелохнувшись. Стоявший перед ними кофе был недопит. Наконец, не поворачивая голову к зеленоглазой спутнице, парень тихо сказал:

     – И что ты думаешь про всё это, Аристэ?

     – Я? Я пока не приняла решение. Мы даже не понимаем, зачем он им? Они выбирают людей спонтанно. Мы можем только наблюдать.

     – Значит, вмешиваться ты не хочешь? В чём спонтанность их выбора, твоё мнение?

     – Я не знаю. Аналитические системы выдали с десяток возможных событий, но пока ничего из этого не случилось. Вмешательство? И что это даст, Итук? Мы должны понять их мотивы. Идти напролом – это не выход.

     – Выбор не логичен. Я изучил всю его жизнь: их выбор невозможно понять, даже нашей логикой. Мы видим лишь вершину айсберга. Всё остальное скрыто.

     – Командование хочет знать, с чем мы имеем дело. Победить Врага просто так не удаётся. На этой планете мы засекли его присутствие, его интерес к этому человеку. Нужно понять, почему наш Враг так заинтересовался им.

     – Аристэ, мы топчемся на месте. Мы ведь не можем заглянуть за завесу смерти. А наш Враг оперирует этим. Это другой уровень бытия, но, скорее всего, истина скрыта именно там. Мы только можем переходить измерения и то, тратя на это колоссальную энергию. А смерть и то, что за ней, нам недоступны. Ты же знаешь это не хуже меня. Наша последняя неудача!

     Девушка с зелёными глазами медленно повернула голову и посмотрела на своего спутника. Тот невозмутимо продолжал.

     – А этот человек – просто маленькое событие, и всё. Гораздо важнее понять то, что мы получили месяц назад. Танец костей в Соборе святой Марии.

     – Зато это доступно им, – девушка перевела взгляд на свою полупустую чашку. – Их здесь называют ангелами или демонами, как кому они являются. Где во сне, а где наяву, – она улыбнулась краешками губ.

     Двое парней, что сидели в другом конце зала пожирали её глазами. Один из них всё время пытался её сфотографировать, но это ему не удавалось. Фотографии выходили чёрными пятнами. Он стирал их и пробовал снова.

     – Правда, большинство людей ангелов при жизни не видели, – она улыбнулась уже полной улыбкой. – Скорее всего, это лишь метафора. Лишь глубокая эмоциональная боль. Ты видел данные вчерашнего Перехода? Что это было, как он смог открыть канал, Итук? Он смог задействовать зеркало, ты же помнишь, что такое зеркальный Переход?

     Спутник девушки молчал. Он машинально поднял свою кофейную чашку и постукивал ею по блюдцу. Девушка продолжала. Она говорила не громко, но её слова были чёткими, как может говорить только подготовленный диктор. Без запинки, без ошибок в произношении.

     – Итак, вопрос к отделу аналитики: как он это сделал? Ответ – никак. Скорее всего, его глубокая тоска способствовала активизации канала связи. Может, это их и притягивает к нему. Ты видел скан его эмоциональной составляющей. Его нервы на взводе. Многолетняя тоска вызвала множество побочных эффектов. Так называемые, приобретённые болезни. Одни ещё неявные, другие становятся чересчур опасными. Его депрессия стала причиной проблем со спиной, а не падение на лёд. Он просто не хочет бороться и опустил, почти опустил, руки.

     – Аристэ, ты меня удивляешь. Ещё цикл назад ты во всю эту чушь не верила. Какое отношение действие Врага имеет к этому … человеку? – последнее Итук произнёс с лёгким пренебрежением. – С чего ты решила, что эмоциональность этого человека может нам помочь. Ну любит он эту женщину, и что?

     – А как же зеркальный Переход? Мы его еле вытащили. И то, когда сработала аварийная сигнализация. Ты видел полученные сканерами отрывки его пребывания в зеркальном мире? Диалог?

     – Да, Аристэ, я просматривал полученную информацию. Там много неясностей. Во-первых, кто и как открыл Портал. Во-вторых, следов Врага мы не обнаружили. Его энергетическую подпись, которую он всегда оставляет на планетах, которые пожирает. В-третьих, чтобы вытащить этого Егора тебе и Свесику пришлось проникнуть за Горизонт Событий. И теперь ты всё это хочешь связать с эмоциями этого человека?

     – Итук, я и сейчас во всё это слабо верю. Но ты помнишь падение самолёта под Москвой? Помнишь того парня, что остался, хотя спешил на важную встречу? Он напился до поросячьего визга и остался. Его в Самаре ждали коллеги по работе, его ждало подписание контракта. У него было всё хорошо в личной жизни. Он был настойчивым и целеустремлённым человеком. И вдруг, ни с того и ни сего, он пришёл в бар и начал пить. Почему? Ты помнишь, что он сказал про всё это?

     Через мутное, грязное стекло кафе Итук посмотрел на проходящих снаружи людей. Они спешили по подземному переходу по своим делам и не обращали внимания ни на кафе, ни на двух попрошаек напротив входа в него.

     – Да, Аристэ, я помню. Он сказал, что у него вдруг возникло непреодолимое желание сделать это.

     – Итак, вопрос: почему он так и не дошёл до стойки регистрации 10 метров, а свернул в бар? И ты же просматривал сенсорометрию? Сенсоры засекли всплеск Тёмной материи с запозданием, но ты же видел знакомые искажения. На Каллистелле, подобные искажения вызывают появление «дедов». А ты знаешь, что это такое. Это страшные существа, которые стараются подчинить своей воле всё живое вокруг.

     – Знаю. Но здесь нет «дедов» и они не стараются погубить планету. Был Зеркальный портал и было общение. То, что пыталось убить этого человека, не связано с тем, кто с ним общался. Скорее это – разные сущности.

     – Мы этого не знаем. Мы вообще ничего о них не знаем. Приказ прежний: наблюдение с минимальным вмешательством.

     Она протянула правую руку и приподняла рукав блузки. На её предплечье тускло сияло странное украшение в виде широкого обруча с выступающей в сторону кисти стрелой. Она внимательно посмотрела на обруч и с шумом выдохнула воздух: стрелка ожила и начала с тихим лязгом вырастать в металлический квадрат. Парень внимательно осмотрелся вокруг, но никто не заметил метаморфозы устройства на руке Аристэ, столик скрывал это от любопытных глаз. Остальные посетители кафе были заняты сами собой. Через несколько секунд обруч превратился в изогнутую пластину, повторяющую формой запястье. На ней возникло несколько блеклых символов. Они вспыхнули белым светом и, продержавшись пару секунд, погасли. Аристэ прикрыла веки, чтобы вспышки света, отразившись в её глазах, не выдали её. Блок информации начал свою загрузку в командный модуль, встроенный в мозг. Её спутник тем временем посмотрел на входную дверь, через которую протискивался очень грузный мужчина в компании женщины и ребёнка. Ребёнок держал в руках воздушный шарик.

     «Чем всё закончится?» – этот мысленный вопрос Итука остался без ответа.

     Глава 4

     Как быстро летит время. После разговора с Николаем Егору стало несколько легче. Было уже не так больно вспоминать Валю. А когда что-то уходит, другое начинает брать верх. В данном случае верх брала работа. Да, он чувствовал, что Коля что-то недоговаривает. Его отворачивания головы после прямого вопроса, странный смех и улыбки. Его похлопывания по плечу, вместо того, чтобы просто прямо ответить на вопрос Егора: каков будет конечный результат и куда пойдут его уровни, в какую игру? Но тем не менее, он дал Егору цель – цель не сойти с ума. Он дал работу. А работа позволяла много чего забыть.

     И он работал. Ему на удивление легко давались все нюансы программирования и дизайна уровней. Он сам удивлялся. Может, действительно это его призвание? Но время от времени на него находили апатия и боль. Всё валилось из рук и не было сил продолжать работу. Он не вспоминал про Валю, даже не думал о ней, но в таких спонтанных припадках апатии он очень хорошо чувствовал, почему это происходит. Подсознательно он сгорал. Он ловил себя на мысли: зачем он всё это делает? Кто это оценит? Неужели его Валя играет в компьютерные игры? Она, топ-менеджер банка? Нет, она точно не играет, а значит, он пишет коды уровней зря. Она их никогда не увидит.

     Но он боролся с депрессией и апатией. Ведь ответственность превыше всего. Но он сгорал. Как сгорает факел, если на него подуть чистым кислородом. И вот в один момент он понял, что больше не может писать, что нужно сделать перерыв. И вот сейчас, декабрьским вечером, когда Новый год уже стучится в дверь, Егор решил: хватит. На экране был незаконченный уровень замка. Снаружи всё было понятно: башни, зубчатые стены и портики. Смотришь фотографии известных замков и творишь своё, дополняя пробелы своим воображением. А вот его содержание. Холл, парадные залы, оружейные – он смог сделать достаточно легко, но с покоями принцессы всё пошло наперекосяк. Вроде всё на месте: и кровать и шторы, закрывающие ложе от сквозняков, но чего-то не хватает. Картин? Что рисовать? Егор понял, что силы его иссякли и нужно пройтись и развеяться. Мамы не было дома. Было воскресенье, 7 часов вечера. Видимо, снова мама на подработках. Егор решил, что сейчас наилучшее время улизнуть из дома. И пива попить. Похоже, пиво помогает преодолеть боль. Всего пара бутылок и всё. Зато не так болит сердце. Егор знал, что мама будет против. Но её сейчас нет, поэтому Егор принял решение и начал действовать. Оделся он на удивление быстро. Создавалось такое впечатление, что боль в спине начала уменьшаться с тех пор, как он начал творить сказочные уровни для компьютерных игр. Словно некая внутренняя сила помогала ему. Егор быстро выскочил из дома и, стараясь не хромать, пошёл куда глаза глядят…

     Всё можно было оправдать или объяснить. И выпитое пиво, и то, что он несколько раз хотел вернуться домой. А потом отлил под деревом, пока его никто не видел. В один момент, перешагивая через сугроб, оставленный снегоуборочной машиной, которая объезжала стоящий на тротуаре автомобиль, он понял, что шёл туда, куда влекло его сердце. Куда он боялся ходить много лет. Но сейчас тоска пересилила страх и он пришёл.

     Очнулся Егор от тяжёлых мыслей на Резницкой улице. Сколько времени прошло, когда он был здесь в последний раз? Декабрьский снег уже засыпал дорогу и тротуары, накрыл белым инеем припаркованные машины. И всё это окутывала тишина. Да, он забыл, что сегодня воскресенье, а значит машин будет мало. Но на улице, освещённой фонарями, вообще не было движущегося транспорта. Переходя улицу и увидев шлагбаум возле прокуратуры, он понял, почему машины здесь больше не ездят. Всё поменялось. Время идёт, и мир меняется. Как изменилась и его школа. За П-образным строением, на большой открытой площадке позади, оканчивающейся маленьким сарайчиком, куда он и его одноклассники сносили макулатуру, теперь возвышался новый корпус. Егор слышал, что там есть даже бассейн. Теперь это не просто средняя школа номер восемьдесят девять, а крутая гимназия.

     Егор вздохнул. Он перешёл улицу, протискиваясь между припаркованными машинами, и направился в до боли знакомую арку в жёлтом пятиэтажном доме, которая вела во внутренние дворы. Сколько школьных лет он бегал через неё домой, сколько лет он видел эти стены! Этот дом ремонтировался, когда Егору было всего семь лет, как раз когда он ходил в первый класс. Тут даже жил его одноклассник. Но после первого класса он перевёлся. Ни имени, ни фамилии Егор не помнил, только слово «кулёк» всплывало из подсознания. Может, это производное от фамилии – Кулик? Нет, ничего не помнил Егор. Всё стёрло время. Но, в любом случае, этому дому повезло, он получил новую жизнь, а вот дому напротив – нет.

     В заброшенном, пахнувшем плесенью запустения, сыростью и одиночеством четырёхэтажном доме давно никто не жил. Его кирпичные стены ещё хранили остатки пожелтевшей побелки, а сквозь пустые окна были видны сгоревшие стропила, остатки кровли и серое зимнее небо. А ведь Егор помнил, что, когда он учился в младших классах, здесь жили люди и его одноклассница – Марина. Эх, а ведь один раз их даже выгнали с математики за то, что он рассмешил её, и они вдруг громко и безудержно рассмеялись прямо посреди урока. Их учительница, Надежда Ивановна, вечно выговаривала Марине. Девочка жила ближе всех и почти всегда опаздывала. Особенно на политинформацию. Егор терпеть не мог политинформацию, особенно переписывать от руки газетные статьи. А потом дом расселили. Вроде, Марина переехала жить к Дому Офицеров, Егор не помнил. А дом и сейчас стоит и гниёт. Его четыре этажа, закрытые сеткой безопасности, рассыпаются с каждым годом. Даже бомжи перестали жить в его стенах. Лишь сырость и тление поселились в нём.

     Он остановился на мгновение перед серыми стенами с жёлтыми разводами побелки. Этот запах из прошлого. Он был тогда, в его школьные годы, и остался таким же сейчас. Вот только все внутренности дома окончательно провалились. Остались сгоревшие чёрные балки и ржавые рельсы, торчавшие из стен. Грязные пятна виднелись на внутренних стенах с остатками штукатурки.

     Егор поковылял дальше. А вот здесь было всё по-старому. За заброшенным домом, около покосившегося зелёного деревянного забора, виднелось строение для дворников – эдакий кирпичный сдвоенный сарайчик, где дворники хранили свой инвентарь. Стены сарайчика были густо расписаны безвкусным граффити. Какие-то названия музыкальных групп или ещё чего-то, Егор не стал вчитываться, ему эти каракули были неинтересны. Возле сарая стояли зелёные баки для мусора, под цвет покосившегося забора вкруг заброшенного дома, сквозь дыры в котором виднелись завалы всякого хлама, едва прикрытые снежком. А напротив – всё тот же палисадник: сколько лет прошло, а кто-то несёт красоту людям, трудолюбиво возделывая землю! Сейчас, конечно, этого не было видно. Снег накрыл неубранные цветы, они так и торчали чёрными поникшими фигурами, но когда раньше летом Егор проходил здесь, он всегда видел ухоженные клумбы и цветы, цветы, цветы….

     Егор остановился возле закрытого сарайчика дворников. Нужно было перевести дух. Пока он справлялся с болью в спине, потягиваясь и потирая рукой болевшую поясницу, его внимание вновь невольно привлекла его бывшая школа. Вот он, третий этаж и знакомые окна класса. И фонарь тот же. Тут ничего не поменялось. Тот же серый, отлитый из бетона, несущий столб уличного фонаря с серым металлическим плафоном. Даже свет лампы остался неизменным: всё тот же голубой и холодный.

     А что там сейчас в его классе? Несмотря на то, что внутри помещения горел свет, различить что-либо не представлялось возможным. Виднелись лишь картины на стенах. Может фотографии, а может рисунки. Было непонятно. Приходилось только додумывать и мечтать. Егор вспомнил серые тени сна, когда при свете фонаря на стене класса танцевали бесы. Он вздрогнул и поёжился. А вот школьный двор остался таким же, каким Егор его помнил. Вон в том углу Валя целовалась с Юрой… Опять одно и тоже. Егор тряхнул головой, отгоняя наваждение. Его взгляд невольно перешёл на свет фонаря, на сияние голубой лампы на фоне чёрного неба. Только в её свете было заметно, что идёт снег. Это было похоже на серебряную пыль, маленькие частицы сверкали, попадая в свет фонаря, и, медленно кружась, падали на землю. И ещё на небе горели звёзды.

     «Ты ещё плачешь о прошлом?» – ехидно спросил Злой голос. м «Ну, смотри, смотри. Запоминай»

     «Разве тебе не жалко прошедшего?» – поинтересовался Добрый голос.

     «Этого? Контрольные, издевательства одноклассников? Может, вспомнить физкультуру?»

     Егор поёжился от холода. Хорошо, что его мысли никто не слышит. Но ведь одноклассники помнят его позор. Как страшно.

     «Вот, вот. Нашёл чем ностальгировать. Школой. Особенно в 80-е. Ещё вспомни Кинбурнскую косу 86-го!»

     Егора даже передёрнуло от этих мыслей. Нет, действительно становилось холодно. Пора было идти домой. Он решил дойти до улицы Рыбальской и по ней добрести до Московской, чтобы сесть в маршрутку и поехать домой. Справа на его пути стоял тот самый девятиэтажный дом, выложенный светлой плиткой. Он невольно взглянул на окна под крышей и увидел, что там горит свет. В квартире Вали кто-то был. Может, она? Нет. Член правления банка не будет жить в такой маленькой квартире. Скорее всего, она живёт где-то в другом месте, а в квартире живут её родители или вообще посторонние люди. Он ведь ничего о ней не знал с тех времён. Свет в окне потух. Егор вздохнул и сделал шаг…

     Что это было? Словно его изнутри ударило током, и он понял, что идти дальше было нельзя. Не было внезапно налетевшего урагана, взрыва газа, летящих обломков от ДТП. И снег не прекратил падать, но он не мог пошевелиться, словно впереди была опасность. Так и стоял, наполовину выйдя на дорогу и на свет.

     «В чём дело?» – подумал Егор, оглядываясь. Слева было бывшее здание общежития. Сейчас его переделали в жилой дом с нарочитым шиком отделки и покрасили в яркие цвета, а вот справа, за детской площадкой был тот самый дом, где жила она. Идущие через проходные дворы люди спешили по своим делам. Не многие киевляне знали, что здесь можно было срезать большой кусок дороги и не обходить целый квартал по улице. Но некоторые таки знали. Они даже обходили яму в асфальте, предательски скрывающуюся в темноте напротив расписанного графити строения дворников, за которым прятался Егор. Несколько машин на стоянке перед бывшим общежитием маневрировали: одна хотела уехать, а вторая – занять её место, но пространства для манёвра было мало и машины медленно разъезжались, частенько упираясь одна в одну. У одного водителя начали сдавать нервы и он посигналил.

     «Да в чём же дело!?» – Егор здесь много раз ходил с тех пор, как закончил школу, с тех пор как Валя разбила ему сердце. Всё было обыденным. Он никогда её не встречал и не думал об этом. Просто шёл и всё. Да, была печаль, мимолётный взгляд на окна последнего этажа, был страх её встретить, увидеть какой она стала, но никогда не было так страшно, как сейчас, что он не мог даже просто пошевелиться. Краснея и чувствуя, что его лицо пылает, он опустил голову. А вдруг кто-то заметит и обратит на него внимание, на его красное лицо? Но проходящие мимо люди были так озабочены своими проблемами, что не замечали смущение Егора, даже их взгляды ничего не выражали. Вот прошла молодая девушка. Казалось, ей бы точно обратить внимание на идиота, что прячется в тени строения для дворников. Нет, просто кинула мимолётный взгляд и пошла себе дальше. Не нападают и на том спасибо…

     Егор попытался силой преодолеть странную судорогу, охватившую его и сковавшую ноги, но не смог. В отчаянии он уже подумал позвать на помощь и тут замер. К дому его любимой подкатил белый автомобиль. Это был паркетник, с этого расстояния Егор не видел марку, но похоже это был Ниссан «Жук». Вдоль улицы стояли с десяток машин, но почему-то именно этот подъехавший автомобиль привлёк его внимание.

     Он остановился напротив подъезда и дверь водителя открылась. Это была ОНА! Он не мог ошибиться. Время словно было не властно над нею. Те же черты лица, та же улыбка. Хотя до машины было около пятидесяти метров, Егор видел всё настолько отчётливо, что даже пушинки снега, что упали ей на ресницы, и которые она смахнула жестом, словно отгоняла мух, он рассмотрел. Это была она, его Валя. Егору стало жарко. До этого момента ему казалось, что он замерзает, но сейчас всё стало наоборот: от внутреннего огня выступили капли пота у него на лбу. Кожа сразу начала противно зудеть, но Егор боялся пошевелится и поднять руку, чтобы почесаться. А вдруг она его при этом заметит? Тем временем Валя открыла заднюю правую дверцу и достала закутанного в одежду ребёнка. Егор не сомневался, что это её сын. Ему было года четыре. Круглое лицо и большие глаза. Он был очень тепло одет, поэтому напоминал космонавта в скафандре. Особенно его огромный шарф. Мальчику было тяжело ходить – в круге света у фонарного столба он неуклюже топал по чуть присыпанному снегом асфальту, разглядывая голые кусты. А Валя тем временем рылась в багажнике. Егор не мог оторвать от неё взгляда. Какая же она всё-таки красивая. Не то, что он – безобразный калека. Она словно плыла над землёй, такая воздушная и такая далёкая. Из багажника она достала много белых кульков и, закрыв его, окликнула сына.

     – Саша, пошли. Бабушка с дедушкой ждут.

     В это мгновение двери парадного распахнулись, и показался пожилой человек. Ребёнок сразу узнал его и бросился навстречу с криком: «Деда!» - раскрыв объятия. Человек подхватил его и закружил. Это была очень трогательная картина: в голове Егора вновь закопошились голоса:

     «Смотри, это не твой сын. Что, жалеешь себя или ревнуешь?»

     «Егор, это её счастье. Неужели тебе хочется это разрушить?»

     Дальше он ничего не слышал. Голоса превратились в шум. Они спорили, ругались и от их пререканий он накалялся. Руки сжались в кулаки, а тело горело. Он даже перестал замечать людей вокруг. Сейчас он выйдет и… Валя вдруг почувствовала чей-то взгляд и повернулась в его сторону. И всё, всё сдулось и сгорело. Вся его ярость и вся его отвага превратилась в пустой звук, в детский страх, который заставил его прыгнуть в тень строения обратно. И даже ноги вдруг вышли из онемения и повиновались ему.

     «Ха!» – ликовал Злобный голос. – «Получил?»

     Да, получил и сполна. Он стоял в тени строения, возле зелёного мусорного бака и дрожал. И опять никто из проходящих не обращал на него внимание. Может, потому что темно? А может им всё равно. Кто он такой, чтобы сопереживать ему? Он не помнил, сколько прошло времени, прежде чем он снова выглянул. Машины уже не было. Она унесла куда-то его любовь. Всё закончилось. Ноги Егора снова обрели способность ходить и он медленно пошёл вперёд. Со страхом он бросил взгляд на такие знакомые окна. Там опять горел свет. Там кипела жизнь. А он был здесь, в холоде декабря, под мелким, едва видимым снегом, где ему и следовало находиться.

     Вздохнув, он побрёл к остановке маршрутки, а снег всё падал и падал. К утру его следы даже не будут видны и дворник своей метлой сметёт их вместе со снегом. Кто потом вспомнит или узнает, что он здесь ходил? Сквозь звук проезжающих автомобилей он слышал голоса. Это было не похоже на радио. Может, это пели ангелы? А может это – его воображение? Нет, если и гулять по городу, то только не здесь. Прочь, прочь!

     Неслышно падал снег. Егор брёл по улице, шатаясь от обиды и унижения, своего собственного унижения. Его обгоняли прохожие, иногда толкая, так как из-за припаркованных на тротуаре машин было мало места, чтобы разминуться, но Егор ничего не замечал вокруг. Он уходил прочь от дома, где когда-то жила его мечта. Он дал себе слово больше никогда здесь не ходить. Где угодно, но только не здесь. Чтобы не встретиться с ней. Он настойчиво повторял и повторял это: никогда здесь больше не ходить! От этих мыслей ему полегчало и он вернулся в реальность. Ковыляя мимо церквушки, он посмотрел на стену, где были изображены святые. Может, они увидят его? Перед иконой горела лампадка и молились две женщины. Одна из них, перекрестившись, смахнула налипший снег с изображения святого. Егор постоял секунду, а потом понял, что религия – это не его. Никто не сможет ему помочь, даже святые, и, повернувшись, он побрёл к остановке.

     …..

     Среди чёрного космоса, где правит бал почти чистый вакуум, возникла вспышка света. Она была призрачной, словно в пространстве вспыхнула круглая воронка молочного сияния, и через неё проник в настоящее корабль. На планете Земля, ещё в начале 20-го века, подобный эффект описывал гениальный учёный Никола Тесла. Он называл это – эфирной вибрацией. Это был не просто корабль. Это был ударный крейсер первого класса. Он прибыл в Солнечную систему при всем вооружении и с полным комплектом малых боевых кораблей, как будто в данной системе шла война. Треугольный равнобедренный силуэт начал движение к центру звёздной системы, огибая холодные планеты на периферии. После выхода из разрыва корабль ещё несколько секунд был окутан вуалью призрачного свечения. Именно это свечение не позволяет боевым кораблям сразу вступить в бой. Если в этот момент малые корабли стартовали из шахт, они исчезали. Никто не знал, куда попадали эти истребители-перехватчики, ни один зонд-разведчик так и не вернулся с ответом, поэтому приходилось просто ждать, когда вуаль спадёт. Некоторые называли эти исчезновения – полётом в бесконечность.

     Вуаль, окутывающая корабль, начала бледнеть, отрываться от него лохмотьями света и растворяться в черноте космоса. Когда она полностью исчезла, корабль выровнял орбиту. На его корпусе собирались и втягивались рефлекторы компенсационного поля. Благодаря ему призрачный туман не мог проникнуть в корабль. Иначе он бы разорвал звездолёт на кварки, просто пройдя сквозь него.

     В командном центре царил полумрак. Он был необходим офицерам контроля: голографические экраны были чётче видны именно в полумраке, посему кроме пары планет в чёрной пустоте космоса ничего не нарушало светом идиллию командного центра. Бронезаслонки были открыты, и планеты были видны сквозь прозрачные окна мостика, подсвеченные жёлтым карликом. Огни внутреннего освещения были погашены. Только несколько алых точек мигали на границе окон и стен мостика корабля.

     Вспышки экранов бегали световыми сполохами по стенам: розовыми, салатовыми и жёлтыми бликами. За пилотами и операторами командных систем находились в информационных коконах сенсорики. Они помогали перерабатывать громадные массивы информации, интуитивно находя наилучший вариант. Рядом с капитаном, на возвышенности, так называемом командном мостике, находились оба его помощника. Под мостиком над пультами склонились боевые офицеры и системайзеры. Перед ними на трёхмерных экранах разворачивалась модель Солнечной системы. Дальние сканеры охватили пространство всей звёздной системы, и теперь компьютеры вырисовывали на экранах мельчайшие объекты.

     – Внимание, Разрыв произведён успешно. Потерь нет. «Эколен» достиг пункта назначения – звёздной системы Шарат-456, – сообщил компьютер. – Данные сканирования обрабатываются. Источников энергии первого уровня не обнаружено.

     Данная звёздная система была ещё известна как Солнечная система с единственной обитаемой планетой Земля. Капитан посмотрел на поступающие на его монитор данные: все члены экипажа живы и все системы корабля работали в штатном режиме. Источники первого уровня – это генераторы на быстрых или сверхбыстрых частицах, которыми питалась масс-машина, доставившая крейсер сюда. Это означало, что в данной звёздной системе, куда они прибыли, кораблей Альянса, подобных «Эколену», не было.

     Такое сообщение компьютера капитан корабля слышал не раз. Но история Империи, а теперь Звёздного Альянса, рассказывала и другие случаи: как исчезали корабли в Разрыве, и их, вроде, потом видели тенями, когда очередной звездолёт плавал в молочных облаках света, раскрашенных розовыми разводами, где не было ни одного ориентира. Облака были везде.

     Что такое Разрыв? Это не создание червоточины, о которой тысячу лет назад говорили на родной планете капитана. И это совсем не то, что говорят о ней на этой примитивной планете: между понимание червоточины и использованием её – пропасть. Разрыв – это создание канала от точки А до точки Б, причём насквозь. Через неведомое пространство, где корабль парит среди светящихся облаков, словно пробираясь сквозь подсвеченную изнутри вату. До сих пор никто не смог дать ответ, откуда пошла данная технология Разрыва. Термин «эфирная вибрация» наиболее точно мог охарактеризовать этот эффект перемещения корабля как тела в энергетическом поле, но всё это упиралось в доказательную базу. Для этого существовал интеллект-корпус, который и занимался разработкой и внедрением новых технологий.

     Тем не менее, боевой корабль беспрепятственно пересёк Разрыв и вышел из него около Солнечной системы. Этот боевой корабль первого класса был огромен. Расстояние от его носа до двигателей было около 1700 метров, и объём его был пропорционален размерам – он напоминал равносторонний треугольник, где центральная, осевая линия играла роль платформы для двигателей. Даже несмотря на свет звезды системы и отражённый свет планет, двигатели корабля ярко сияли точечным светом голубого огня.

     Один из офицеров нарушил молчание:

     – Мы приближаемся к планете.

     – Я вижу, – капитан смотрел на бегущие столбцы данных, возникающие около его фигуры. Информации было много. Стандартная система с жёлтым карликом в центре. Третья планета с цивилизацией, достигшей индустриального уровня. Но, судя по предварительным отчётам, планета была раздираема внутренними распрями. Борьба за ресурсы и влияние часто приводила к войне. Перед капитаном всплывали картины из прошлого планеты. Типичная история изолированного мира. Директива Альянса №5 запрещала вмешиваться в развитие этого мира. Агенты «Мёртвых подразделений» занимались только наблюдением. Население планеты представляло собой несколько социальных типов. Было много радикальных элементов и попыток подчинения воли народных масс. Всё было так же типично, как ещё в нескольких подобных мирах, один из которых был уже мёртв.

     Сенсоры уловили следы вмешательства. На экране горела панорама планеты с отмеченными красными маркерами местами гравитационных аномалий. Вот только чьи это были следы? Врага или врага их врага? Этот корабль не просто так был послан сюда. Сомнение в правильности принятого решения всё ещё владело капитаном: его корабль был отозван из другой звёздной системы с Голубым гигантом в центре. Там они зачищали планеты от Врага. Попросту жгли плазмой всё, что находилось на поверхности. Там миры были поражены Врагом, а здесь? Прав ли был капитан, ударив по тем планетам из космоса плазменными торпедами сразу, без разбора?

     Он задумчиво рассматривал панораму. Маркеров вмешательств было много. Они помигивали красным цветом, и возле каждого из них высвечивался квадрат с информацией. Нет, стрелять по этому миру пока было рано.

     – Внимание, готовность уйти в Тень, – тихо прошелестел главный компьютер.

     Технология ухода в Тень считалась одной из самых продвинутых, которую «Мёртвые подразделения» рассекретили для флота. Однако для длительного её использования нужно было иметь на борту реактор Тёмной материи.

     Сенсорные экраны перегрузились: несколько синих кругов возле управляющих символов перекрасились в алый цвет, и в тот же момент корабль исчез из видимого пространства. На самом деле он был там же, но обнаружить его можно было только по гравитационному следу, а такими технологиями данная планета не обладала. Теперь основные двигатели отключились, а были задействованы двигатели компенсации массы, называемые попросту гравитационными двигателями. Они тоже потребляли очень много энергии, но реактор Тёмной материи всё компенсировал. Через несколько секунд на уровне глаз капитана возникли два пульсирующих маячка вызова.

     – Активировать и развернуть, – приказал он.

     После его слов оба маячка начали разрастаться в световой квадрат не менее двух метров в высоту, пока не он сжался в фигуры, которые сформировали изображения двух человек. Слева стояла девушка с пронзительными зелёными глазами и утончёнными чертами лица. Неестественно белая кожа сильно выделялась на фоне чёрных волос и тёмного комбинезона. Второй собеседник тоже выглядел молодо, если бы не его глаза. Это не были глаза старика, но в них застыла усталость.

     Капитан отдал честь, подняв правую руку на уровень груди ладонью к собеседникам.

     – Капитан Энхарт, командующий ударным крейсером «Эколен».

     – Вольно, Энхарт, – тихо проговорил собеседник с усталыми глазами. – У тебя есть вопросы, Аристэ?

     Девушка напоминала ледяную статую. Она смотрела словно сквозь них, но вопрос она услышала.

     – Меня интересуют полномочия крейсера, – сказала она. Наконец её взгляд сфокусировался на капитане Энхарте. – С каких это пор данная система вошла в компетенцию Звёздного командования? Насколько мне известно, данная система изначально, – она подчеркнула это слово, – входила в компетенцию интеллект-корпуса, а значит «Мёртвых подразделений».

     – Так-то оно так, – согласился человек с усталыми глазами, – но в свете последних событий...

     – Ыыхан! – девушка сверкнула глазами. По её словно выточенному из мрамора лицу пробежала тень раздражения. – С каких пор Звёздное командование вмешивается в нашу деятельность? После того, как Империя была ликвидирована, Звёздное командование и интеллект-корпус разграничили сферы влияния. Разведка на подобных планетах выполняется исключительно «Мёртвыми подразделениями», то есть мной и моими подчинёнными.

     – С тех пор, как ваши действия, – Ыыхан многозначно улыбнулся, – вернее, бездействие, принесли гибель нескольким мирам. Этот корабль здесь в качестве последнего аргумента. Аристэ, ты знаешь, откуда он прилетел?

     – Аргумента чего? – глаза девушки вспыхнули и погасли.

     – Аристэ, не надо меня сканировать. Это бесполезно. Тем более, ты точно осведомлена, зачем он здесь. Тебе была прислано кодированное сообщение сутки назад.

     – Значит, технологии Звёздных механиков уже не берутся в рассчёт? Нужна грубая сила?

     Командующий сектором улыбнулся кислой улыбкой.

     – Несмотря на то, что «Мёртвые подразделения» овладели технологией Механиков, в большинстве случаев это просто использование полученных устройств, а не понимание принципа их работы. Почему на…

     – Это закрытая информация, – Аристэ прервала собеседника и посмотрела на капитана. – Энхарт, данные по орбите?

     Капитан посмотрел на голографические экраны. Его мозг после проведённой генетической модификации легко справлялся с многочисленными потоками информации.

     – Сейчас до третьей планеты около 15000 километров. Здесь «Эколен» будет находиться вне радиошума, поэтому искажения не предвидятся. Состояние корабля – Режим Тени и молчание спин-каналов. Спин-каналы будут работать только на коротких импульсах. Мы получили всю информацию по технологиям этой цивилизации. У них нет возможности определить корабль по гравитационному следу. Все остальные радарные устройства примитивны и легко поглощаются. Ожидаю приказов.

     – Не приближаться к планете. Особенно к орбитам их спутников, – голос девушки был безэмоциональным, но командующий флотом нутром чувствовал её напряжение и раздражение, которое он у неё вызывал. – Ваша задача – наблюдать и подчинятся мне. И не искажайте их электронное поле. Не используйте ничего, что бы нарушало их взаимодействие с телевизионными или метеорологическими спутниками. Никто на планете не должен даже предположить, что корабль Альянса находится в этой солнечной системе. Вам понятно?

     Капитан согласно кивнул.

     – Аристэ, а вы подчиняетесь звёздному командованию, – напомнил Ыыхан. – Поэтому каждое своё решение по использованию крейсера вам придётся согласовывать со мной.

     Наступила секундная пауза. Девушка была задета, но виду не подала. Наконец она тихо ответила:

     – Знали бы вы, во что влезаете. Это невозможно постичь, – её голографическое изображение мигнуло и свернулось в точку света.

     Капитан вопросительно посмотрел на командующего. Но тот молчал. Он молчал долго, иногда поднимая лицо вверх, а потом вдруг отворачиваясь. Несмотря на всё генетическое совершенство, атавистические жесты всё-таки проявлялись в гражданах Альянса. Эта моторика так глубоко въелась в мозг, что даже генетическим конструктором нельзя было её стереть. Командующий сектором Ыыхан прекрасно знал, что «Мёртвые подразделения» на этой планете обладают куда большей информацией, что всё командование звёздного флота. Их сообщения на Соларион всегда были выше по статусу, а анализ – приоритетней. Поэтому сейчас Аристэ могла и не выполнять приказы Звёздного флота. Тем более, что все попытки звёздного командования победить в войне провалились.

     Корабль приближался к планете. Он прошёл её единственный спутник, называемый Луной, где ещё три года назад боевые системы «Мёртвых подразделений» уничтожили всё инопланетное. Почти все базы чужих были покинуты, боевые машины «мертвецов» сожгли плазмой всё, особенно то, что напоминало генераторы создания червоточин. Существовало мнение, что червоточины – это один из элементов проникновения Врага в обычный мир.

     Крейсер начал торможение, когда диск планеты Земля почти полностью заслонил обзор на боевом мостике. Он начал искать равновесие между гравитационными полями Земли и Луны. В этой точке, балансируя между ними, можно было плыть с минимальными потерями энергии. Командующий сектором не отключился. Он смотрел куда-то в сторону, не замечая капитана. Наконец, после мягкого толчка, когда голографические экраны сменили информацию, он вышел из задумчивости и словно вновь увидел Энхарта.

     – Всё становится хуже и хуже. Они пытаются найти ключ к разгадке, которой, возможно, и нет. Я сейчас просмотрел последние сводки. Мертвяков выявили в секторе Самайта-67. На четырёх приграничных с Фатасом мирах. А Фатас – очень ценный мир по добыче минералов, используемых для создания многослойных броневых листов звездолётов. И это не считая Спящих. Их вычислить практически невозможно в активной фазе. Так вот, все попытки локализации проникновений силами «Мёртвых подразделений» сошли на нет. Они потерпели неудачу.

     – Тогда почему не сжечь планету сейчас? «Эколен» за пятнадцать минут превратит Землю в оплавленный шар. Если Враг использует её, как трамплин для прыжков в наши миры, то вернее будет сразу её уничтожить.

     – Нам этого не позволят.

     – Значит «Мёртвые подразделения»…

     – Энхарт, ты знаешь меня слишком давно, ещё с рождения, чтобы понимать, что дело тут не только в них. Мы ничего не знаем о Враге или о тех, кто вроде бы в союзниках с нами. «Мёртвые подразделения», вроде Аристэ, частично используют технологии Звёздных Механиков. Только частично, ибо познать всё даже они неспособны. Но вот Механики знали природу Врага. Поэтому часть технологий «мертвецов» хоть как-то воздействует на него. Взять хотя бы гравитационные глушители Перехода. Мы лишь можешь подчищать за ними. Мы здесь не более как в качестве последнего аргумента. Понимаешь о чём я?

     Капитан молчал. Перед ним на голографическом экране прыгали навигационные данные и менялась позиционная сетка. Один из лучших боевых крейсеров под его командованием занимал точку гравитационного равновесия. И только чтобы быть на подстраховке. Сколько торчать им здесь? Кто знает. В визуальной части космоса корабль не был виден, но Энхарт чувствовал, что кто-то прекрасно знает о том, что они уже здесь. Кто?

     Глава 5

     Боль в сердце. Бесконечная боль в сердце. Почему по прошествии стольких лет она вдруг так разгорелась, стала такой невыносимой? Все мысли только о ней, грёзы… Мысли о Вале… Что случилось?

     Егор допил двухлитровую бутыль пива, повертел в руках опустевшую зелёную пластиковую ёмкость и отставил её от себя. Что с ним случилось, почему из-за одной фотографии он медленно погружался в депрессию? Почему у него произошёл такой перелом в жизни?

     Сначала работа как-то отвлекала Егора от всего этого, она захватывала новыми ощущениями, содержанием миров, что он создавал. Каждое преодоление препятствия было сродни маленькой победе. Но пролетали дни и недели, проходили месяц за месяцем, а чувство ревности, тоски, утраты снова возвращалось, съедало его, и он начинал сходить с ума. И вот, он нашёл одно лекарство, показавшееся ему спасением – алкоголь.

     Как это банально! Об этом написано множество книг, поставлены пьесы и снято фантастическое количество фильмов, но никогда не прочувствуешь этого, пока сам не попробуешь. А он попробовал. И это начало затягивать. Он топил тоску в спирте. Он это понимал, и это ещё больше погружало его в болото безысходности.

     Не было рядом с Егором девушки, которую он мог бы встретить просто на улице или набрести на фотографию в Интернете, – девушки, которая смогла бы разорвать эту мрачную обыденность. Той единственной, которая смогла бы его спасти. Его окружали только мимолётные образы, реальные или цифровые, которые так же быстро угасали, как и возникали. А вот боль оставалась неизменной. Может, стоило умереть? Говорят, что смерть избавляет от мучений? Кто знает? Этого ещё никто не смог доказать, вернувшись оттуда. Клиническая смерть не в счёт: те, кто там побывал, выдавали лишь сбивчивые рассказы и дополняли их своими философскими пояснениями, с их точки зрения, самыми правдивыми. Но ведь никто не мог доказать или опровергнуть то, что они говорили. Значит, всё могло быть не так, как они описывают, но Егор верил, что после смерти будет легче. Он думал проглотить яд или отравиться газом: но даже в этом алкогольном бреду мысль о матери, о том, что с ней будет после его смерти, останавливало его от глупостей. Любовь к Вале, боролась с любовью к матери.

     Что такое забвение? А есть ли оно? Выпитое пиво начало действовать, и мозг Егора медленно уплывал из реального мира в его грёзы. Может, если сильно напиться, оно, забвение, наступит быстрее? Но это только временная мера. Потом наступает привыкание. Всё больше и больше нужно алкоголя, чтобы вновь почувствовать это воздушное состояние. Сегодня две бутылки пива, завтра три… а через три недели – шесть и больше. Страшное чувство, когда это затягивает, и нет этому конца. Утром встаёшь – голова болит, руки трясутся, но ты делаешь вид, что всё в порядке. Сколько так продержишься?

     Горе душило Егора. И не было у него никого, кто мог бы ему помочь. Какое отвратное чувство беспомощности. Его искалеченная спина. Его больная нога. Вот он, хромоножка! Да кому он такой нужен?

     Егор нашёл небольшую кафешку, где его поняли и наливали без вопросов. А потом из сочувствия начали спрашивать о нём и о его жизни. Зачем ему их сочувствие? Неужели они смогут ему помочь? Нет, не смогут. Даже их сострадание не сможет помочь. Но оно хотя бы искреннее. А случайные посетители порой видели в нём родственную душу. Это помогало и им, и Егору. Разговоры по душам, которые завтра забудутся под грузом последствий чрезмерных возлияний, приносили, однако, временное спокойствие. Кому из его собеседников была интересна его Валя? Каждый старался рассказать свою историю, поведать своё горе. Проблемы на работе, увольнения. Каждый из них изливал душу, но Егор считал, что только его трагедия выше всего этого, только она – самая слёзная и самая душевная.

     Наивный человек, тративший деньги для угощения собеседников, которые на халяву пьют и ради этого могут и покивать согласно, если надо, порой даже не слушая разговор, и даже попытаться утешить словцом. Возможно, это и требовалось Егору: опуститься на дно, но утром, с похмелья, взять себя в руки и пить только воду. Он тешил себя призрачной надеждой, что таким образом он доказывает себе свою «крутость», что он легко всё может изменить. Вот раз – и бросит! Но было всё хуже и хуже. Когда вода больше не помогала, он полз на коленях к постели и там засыпал.

     Его мама первая заметила неладное. Особенно когда однажды он не смог нормально дойти до туалета: шатался и задевал каждый угол. Ну ладно выпил раз, ну два, но когда это вошло в привычку, Татьяна Николаевна всерьёз обеспокоилась. Она понимала, что что-то случилось, но не могла найти объяснение этому. Попытки заговорить с сыном заканчивались его полным молчанием. Однако в субботу, когда Егор уже проспался, она присела на край его кровати и снова попыталась начать разговор:

     – Сынок… Егор, что с тобой происходит?

     – Не надо, мама. Всё нормально.

     – И как же нормально, если уже три дня подряд на коленках приходишь домой? Где ты пьёшь?

     – Мне это нужно для работы…

     – Какой работы? Ты почти ничего не делаешь. Николай со мной уже два раза говорил на прошлой неделе про твою проблему. Тебя убивает водка.

     – Я не пью водку.

     – А что ты пьёшь? Скажи мне.

     – Мама, зачем тебе это?

     – Ты – всё, что у меня есть. Ты разбиваешь мне сердце. Почему ты так себя ведёшь? Я готова ради тебя пожертвовать всем, хоть отдать дьяволу душу!

     – Мама, не говори так, никогда не говори, – Егор встал и, дойдя до своего стола, где находился его ноутбук, взял в руку пластиковую бутылку и жадно отпил из неё.

     «Разбиваешь сердце», как это знакомо. На секунду холодок сомнения пробежал по спине Егора. Но после алкогольной интоксикации, когда нервы взвинтились, и сознание отступило – это всё стало неважным. Ничего не было важным, кроме него самого. Что это? Бред? Он только что так переживал за маму, а через секунду ему стало всё равно. Вот холодная вода из бутылки была неизменной, а чувства к маме – нет.

     – Егорушка, ответь мне. Это из-за неё, из-за Вали? Будь она проклята!

     – Мама! – Егор чуть не плакал. – Мама….

     Его голос поник и исчез эхом в стенах, но последнего слова оказалось достаточно. Мама всё поняла, она почувствовала сердцем и приняла его боль. Это была такая глубокая любовь, что её нельзя было выжечь даже калёным железом. Она просто была. Ему хотелось, чтобы день скорее прошёл, и вновь наступила ночь. Во сне можно было забыться и не чувствовать тоску. Почему она не проходит? Ведь один раз она уже прошла, и сердце его вновь стало цельным. Тогда почему сейчас не получается?

     Егор оделся и вышел на улицу. Его встретил морозный день. Несмотря на выходные, людей на улице было много, и они спешили каждый по своим делам. Куда идти? Егор точно знал, куда ему идти. У него ещё оставались деньги. Вывеска кафе приятно манила его и звала к себе. Там он снова сможет подавить боль и, можеть быть, выговориться. Дома он не мог этого сделать. Просто не мог.

     Он пил вино в гордом одиночестве, не разговаривая ни с кем, запивая его пивом. Он пил, чтобы потом ползком вернуться домой и заснуть, погрузится в небытие на своей кровати. Главное, не уписаться бы, как маленький ребёнок. Но это будет потом, а сейчас…

     …..

     Что такое сон? До сих пор учёные не могут дать точный ответ. Одни утверждают, что это только мечты или переосмысливание информации, полученной наяву. Другие говорят, что это астральное тело покидает спящего и уносится в мир грёз. Правда ли это? Егору часто снились яркие, красочные сны, где он словно жил другой жизнью. Опять же, учёные твердили, что если человеку снятся подобные фантасмагории, его мозг сгорает, так как не может полноценно отдохнуть. Так ли это? Иногда эти сны были продолжением других снов, что снились Егору ранее, – как продолжение длинного сериала. В них случались катастрофы и войны, в них он от кого-то всё время бегал и прятался. Наутро ему казалось, что всю ночь его давил трактор, и тело ломало и болело.

     Алкоголь часто помогал ему забыться и спать без снов. Утром болела голова и подташнивало, водя по зубам зубной щёткой, он еле сдерживал рвотные спазмы – как это было противно! Но так он хотя бы не помнил, что ему снилось. Но иногда и водка не помогала. Даже сквозь хмельную завесу проступали таинственные картины.

     Ветер шумел в кронах сосен. Стояла оглушительная жара, как бывает только в знойном июле. Раскалённый воздух дрожал над пыльной просёлочной дорогой, на которой стоял Егор. Где это он? Хотя он прежде никогда не видел этого места, всё вокруг казалось знакомым: и сосны, и несколько торчавших из песка ржавых рельсов, и даже поворот, который «выел» на дороге яму; её осыпающийся правый склон пытались сдержать корни пырея. Егор оглянулся. Дорога шла от небольшого озера, заросшего тростником, теряясь за поворотом, она уползала вверх, на пологий холмик. Обе колеи были наполнены крупным жёлтым песком. До Егора доносилось кваканье лягушек и стрекот каких-то водных птиц. А впереди дорога, взбиралясь на холм, словно упиралась в голубое, без единого облачка, небо. Жара была физически ощущаема, хотя Егору не было жарко. Странное чувство, как будто воздух сгустился, стал вязким, и противился всякому движению. Ветер шумел лишь наверху. Он качал кроны сосен, шелестел их пушистыми ветвями, а там, где стоял Егор, было тихо. Куда идти? Этот вопрос задал Егор сам себе. Он точно знал, что идти нужно было вперёд. Он что-то должен сделать. Его охватило чувство собственной ответственности за что-то.

     Егор ещё раз посмотрел на сосны. Вроде всё было по-прежнему. Тёмно-зелёные ветви, чернеющие среди их зелени шишки, голубое небо и солнце, что накаляло воздух. Но было что-то не так. Слишком всё идеальное. Где пыль на стволах сосен, где песок, покрывающий торчавшие из песка корни? Где муравьи, в конце концов?! Только сейчас Егор понял, что он не видит ни единого муравья – таких привычных жителей леса. Подумав секунду, он решил идти наугад и выбрал направление на холм. Было интересно, что там, за ним?

     Ноги вязли в песке. Каждый его шаг подымал сизое облачко, кружившееся в воздухе серым шлейфом. «Странно, почему так много пыли», - подумал Егор. Ему было легко шагать по вязкому песку дороги. Во сне всегда было легко идти: даже несмотря на то, что воздух сопротивлялся движению, спина Егора не болела, и он не хромал.

     Взобравшись на холм он остановился, рассматривая открывшуюся картину. Перед ним был спуск в овраг, где из зелени садов выступали коричневыми крышами домики деревни. Но не было слышно ни привычного лая собак, ни мычания коров, ни петушиных криков. Деревня была пуста и заброшена. Спускаясь вниз, Егор заметил брошенный и почти развалившийся от времени трактор. Он съехал с дороги и ржавел в кустах. Ветки проросли через его покосившуюся кабину, лишённую стёкол, а большие ребристые колёса с дырявой резиной почти полностью заросли крапивой, виднелись лишь их верхушки. Из дыр постоянно выползали какие-то насекомые и взлетали вверх.

     – Все давно уехали отсюда, – услышал Егор голос позади себя. – Говорят, здесь небезопасно стало после Войны.

     Егор обернулся. Позади него стоял дед. Опираясь на суковатую палку, он, щурясь от солнца, рассматривал Егора из-под полей огромной жёлтой шляпы. Одежда его была проста: выгоревшая рубаха да потёртые штаны. Ноги были босы.

     «Как он здесь оказался? – возникла мысль у Егора. – Ведь никого не было?»

     – Я вижу, вы здесь в первый раз? Заблудились?

     – Да, – сказал Егор. – А вы? Что вы здесь делаете? Я смотрю, деревенька-то покинута.

     – Смешной вопрос, – дед захихикал, обнажив коричневые зубы, – я здесь живу давно.

     «Действительно глупый вопрос, да и весь разговор…» – Егор невольно оглянулся.

     Метров через десять от трактора стоял покосившийся дом. Крыша его провалилась, обвалившаяся со стен штукатурка обнажила каркас из переплетённых прутьев. Треугольная черепица на крыше торчала в разные стороны. Перед домом – брошенная детская коляска и несколько выгоревших на солнце детских ползунков, висевших среди зарослей разросшейся бузины.

     – Значит, тебя сюда позвали... – дед, прихрамывая, побрёл по дороге. – Пошли, может внучка приехала. Я тебя с ней познакомлю.

     Не понимая почему, но Егор пошёл вслед за стариком по пустынной улице. Они шли мимо заброшенных хозяйств, где ещё виднелись следы былой жизни. То стоящий посреди двора стол со стеклянными банками на потемневших досках. Стекло от времени покрылось грязью, но ещё блестело на солнце. То протянутая около сарая верёвка. А ещё – прислонённый к сараю садовый инвентарь. Среди крапивы Егор видел лопаты, вилы и грабли. Всё было аккуратно выстроено вдоль жёлтой стены сарая и там брошено. Вьющиеся растения оплели находки и почти скрыли их своей листвой.

     – Быстро все уезжали. Военные поторапливали. Они всё время твердили: «Враг, враг. Мёртвые». А я вот остался. Куда мне ехать? В их пресловутый город? Мне скоро умирать, а я хочу умереть на родине, а не где-то там, в каменном мешке квартиры.

     – А от чего бежали люди? – спросил Егор.

     – А чёрт их знает. Этих военных разве поймёшь. Всё про врага тараторили. Помню, майор с жёлтыми кокардами вещал, что, мол, угроза для всего человечества. Даже самоходки приехали для защиты. А потом, когда всё вроде закончилось, и война тоже, какая-то зараза начала лезть из старых укреплений, что за рекой. Может, газ? Сказали, что это карантинная зона. С тех пор лишь патрули иногда здесь проезжают. Странно, что тебя они не заметили. Сразу бы задержали.

     – Я никого не видел. Я сплю. Это просто сон, – Егор невольно улыбнулся.

     – Сон, говоришь, – дед, прищурившись, внимательно посмотрел на Егора и вдруг ткнул его палкой в живот. Егор охнул от боли. Боль была настоящей. Живот свело судорогой.

     – Что вы делаете?! – выдохнул Егор.

     – А теперь это не сон? Ты не похож на искателей сокровищ. Тех я сразу чую за версту. Они лезут в эти катакомбы и исчезают там. Ты другой, но чудной какой-то. Сон, говоришь…

     Они прошли ещё несколько домов и очутились у закрытых ворот. В отличие от всех остальных домов, увиденных Егором, этот был обитаем. Забор, хоть и покосившийся в некоторых местах, был подлатан. Егор заметил несколько новых досок, тщательно прибитых к вкопанным в землю брёвнам. Да и сам дом не выглядел заброшенным, хоть и не блистал новизной. За воротами молча лежал громадный лохматый пёс. Он лежал совершенно тихо, казалось жара его совсем разморила, но когда Егор со стариком приблизился, пёс поднял морду и внимательно посмотрел на чужака. Пёс был старым, это было видно по седой шерсти вокруг его пасти.

     – Свои! – грозно сказал старик. – Место!

     Пёс медленно поднялся, потянулся, и так же медленно побрёл в кусты, почти скрывающие его будку. Там он так же демонстративно лениво полакал воды из миски и плюхнулся в пыль.

     – Ты его не бойся. Он у меня старый и умный. Всё понимает с полуслова.

     – Наверное, с ним не страшно, – улыбнулся Егор.

     Дед усмехнулся, поворачивая деревянную задвижку и открывая правую створку ворот:

     – Заходи.

     Егор вошёл во двор. Только сейчас сквозь свист ласточек и пение кузнечиков он услышал лёгкое кудахтанье кур. Здесь кипела жизнь.

     – Военные мне не страшны. Они часто привозят продукты. Особенно старается ухажёр моей Светы. Ради неё он готов в лепёшку разбиться. Только благодаря ему Света посещает меня. С патрулём её привозят, а вечером с патрулём забирают. Одной ей ходить я не разрешаю. А вот от других он мне помогает избавляться.

     – Это от искателей? – спросил Егор, помогая закрывать ворота.

     – От них, нет. Те просто любители истории и старины. Есть, правда, среди них, очень плохие. Они ищут золото и оружие в катакомбах, но ко мне они не приходят. Всегда идут стороной. Да и зачем сюда им идти. Катакомбы там, – и дед палкой указал куда-то за другую сторону оврага. – А воды можно и в колодцах набрать. Их здесь много. Да и ходят они или рано утром, или поздно вечером, прячутся от патрулей. И на кой оно им это золото?

     – Золото – это деньги, – пояснил Егор.

     Они поднимались во двор. Перед хатой стояла большая яблоня. Под ней, прячась в тени листвы её кроны, находился стол. На столе, поблёскивая металлическими боками, стояла большая кастрюля и несколько мисок.

     – А кого вы боитесь? – спросил Егор, пытаясь продолжить разговор. – Кто это, «другие»?

     – Зачем тебе это? Ты на них не похож, – старик усмехнулся коричневыми зубами. – Пошли, запах еды чую.

     Пройдя подъём, они оказались перед домом.

     – Светик куховарит. Готовит мне на неделю. Она не часто может сюда ездить. С каждым годом всё сложнее и сложнее.

     Старик добрёл до яблони и сел на скамейку, опираясь на суковатую палку.

     – А еда не испортится? – спросил Егор.

     – У меня? – дед засмеялся. – В моём погребе с зимы селится стужа. Забираешься и чувствуешь, как холод до самых костей пробирает. Бррр…

     В доме послышался шум, скрип петель открываемой входной двери и на пороге застеклённой веранды появилась рыжеволосая девушка. Её лицо напоминало лицо Вали, но оно горело веснушками и озорными зелёными глазами.

     – Деда, ты вернулся, – она заметила засмущавшегося Егора. – Ты его привёл? Хорошо.

     – Не понял, – Егор вдруг удивлённо поднял брови. – Вы меня ждали?

     – Конечно, ждали. Уже месяц. Дед каждый день, ровно в полдень выходит на дорогу встречать тебя.

     – Меня? – у Егора даже рот открылся от удивления.

     – Тебя. Ты ему приснился несколько лет назад. А дед верит в вещие сны.

     «Что за глупости?! Какой-то странный сон», – Егор начал теряться. Одной частью сознания он понимал, что на самом деле лежит в своей кровати, в своей комнате в городе Киеве, но другая часть сознания словно говорила ему: «Это тоже реальность».

     Сон был чётким и последовательным, а не как обычная мешанина из полустёртых образов. Лёгкая тень страха посетила Егора. А девушка, ничуть не смущаясь, подошла к Егору и, взяв его за руку, настойчиво потянула к столу. Усадив на лавку, она вернулась к веранде.

     – Ты кур покормила! – послышался скрипучий голос старика.

     Дедушка явно отдохнул, сидя на лавке с облупившейся зелёной краской, и теперь его голос приобрёл командные нотки.

     – Да, деда. Два раза, как ты и просил. А ещё гусей и уток. И забор починила. Теперь лисы не смогут пролезть.

     – Эх, какая она у меня умница, – дед улыбнулся и поправил свою широкополую соломенную шляпу. – Как же повезёт парубку, который сможет завоевать её сердце!

     Девушка услышала дедушку, улыбнулась и, поспешив спрятать лицо, завозилась по хозяйству. Из-за сарая начали выбегать тощие куры и собираться с другой его стороны. Они не были похожи на тех монстров, что продаются в супермаркетах. Старик встал, побрёл за сарай и через секунду выгнал оттуда отставших птиц.

     – Опять лиса наведывалась ночью, начала рыть ход. Хитрая тварь.

     – Вы сказали, я не похож на «других». А кто они? – Егор решил снова начать прерванный разговор. Его раздирало любопытство.

     – Не знаю. Я их видел всего два раза.

     – Деда утверждает, что они из космоса, – засмеялась девушка, звякая посудой на веранде.

     – Не смейся, я сам видел!

     Старика смех разозлил, но он быстро остыл и погнал кур дальше, иногда прищёлкивая языком. Видимо, это был условный сигнал, потому что из высокой травы выпрыгивали всё новые и новые птицы. Последним вышел очень важный петух. Он на секунду остановился, наклонил голову и пристально посмотрел на Егора.

     – Да, только больше никто их не видел. Гена проверил там всё, там ничего не было, – настаивала девушка.

     – А дерево?

     – Что дерево? Упало и всё.

     – Само собой? Они его спилили одним движением руки.

     Егор слушал эту беззлобную перепалку, а сам пытался собраться мыслями. Итак, его ждали, потому что он приснился этому старику. Сам он тоже спит, а может и не спит? Правой руке стало больно. Он хлопнул по ней и раздавил какое-то насекомое, ужалившее его. Укушенное место опухало и наливалось краснотой.

     – А почему вы считаете, что они из космоса? – спросил Егор, поглаживая руку. Он боялся начинать чесать место укуса, так как это не сулило ничего хорошего.

     – А оттуда! – старик разозлился. Ему явно не хотелось рассказывать Егору увиденное, и только взгляд рыжеволосой девушки охлаждал его пыл. Видно было, что он в ней души не чает. – Прилетели на металлической штуке. Беззвучно. Это не как наши самолёты, которые слышно за много километров. А эта штуковина только тихо гудела. И вид их был странным.

     – И тебя, деда, они конечно не заметили, – сверкая белоснежной улыбкой, выглянула девушка из-за двери веранды. – Да тебе это просто почудилось.

     – Не почудилось. Они прилетели со стороны катакомб. А ты знаешь, что там гиблое место. С тех пор, как военные оттуда ушли после войны.

     – А что за война была? – спросил Егор. – Вы её помните?

     – Здесь её не было. Прошла стороной. Но гремело сильно на горизонте. Ночью всё небо было багровым от пожаров.

     – А с кем воевали?

     – С кем? С кем… – дед запнулся, застыв в задумчивости. – С кем? Не помню. Помню, всё горело. Странные машины, и вспышки лилового пламени…

     Их разговор прервала девушка, принесшая запотевший горшок и что-то, накрытое полотенцем.

     – Угощайтесь, – улыбнулась она Егору. – Наверное, есть хотите. Мне так вас жалко!

     – Меня? – Егор всё больше и больше впадал в недоумение. – Вы же меня в первый раз в жизни увидели.

     – Да, но я знаю много о вас. Я потом покажу.

     – Да что здесь происходит?!

     Но девушка отвернулась и быстрым шагом направилась помогать деду загонять кур в курятник. Егор понюхал горшок. Пахло молоком. Откинув полотенце, он увидел расписную глиняную чашку и тарелку с пирожками. Осторожно взяв холодную горнушку – он даже помнил название этого сосуда – он налил в чашку молока и попробовал. Оно было восхитительным. Если было молоко, значит была и корова. Но её мычания он пока не слышал. Когда-то Егор бывал у тётки в деревне и знал, что время от времени коровы переговариваются громким мычанием, слышимым на несколько километров. Он снова сделал глоток. Холодная жидкость приятно охладила горло. Наблюдая, как дед с внучкой возятся с курами, Егор съел пирожок. Он был с творогом. Жуя, он пытался собраться с мыслями. Но у него это плохо получалось. Всё путалось. Тем временем до него доносились обрывки разговора.

     – Я точно знаю, что говорю. Они меня не видели.

     – А может не обратили внимания?

     – Вот я тебя по попе хворостиной!

     – Деда, ты когда в последний раз меня шлёпал?! Я вот обижусь и больше не приеду.

     – Приедешь. У тебя доброе сердце. А то Гене я накажу, чтобы с тобой не встречался. Иначе станешь, как он, – и старик махнул рукой в сторону Егора. От этого жеста у того кусок застрял в горле.

     – Ты ещё расскажи, как они стреляли из руки! – девушку тоже начал сердить этот разговор.

     – Не из руки, а из металлической коробочки, что была на руке. Девушка тогда сказала: «Тень справа».

     – Ага, тень они видели, а тебя нет.

     – Я сидел тихо.

     Они закрыли курятник, и девушка подошла к Егору.

     – Ты покушал? Что-то мало съел. Ты ешь, пока они свежие.

     – Спасибо, я больше не хочу. Меня, кстати, Егором зовут.

     – Света, можно Светик, – девушка улыбнулась и взяла его руку. – Молоко хоть допей. Оно холодное. От жары помогает.

     Егор подчинился. Тепло от женской руки было сильнее, чем от прогретого солнцем воздуха, или ему это казалось. От этого прикосновения Егору вдруг стало жарко, он вспотел, хотя до этого жарá ему совсем не мешала. Как же давно он не касался женской руки!

     – Идём, – она потянула его за руку. Егор встал, и они направились к воротам.

     – Деда, мы пошли! – крикнула девушка.

     – Спасибо большое за гостеприимство! – добавил Егор. – До свидания.

     – Прощай, – старик снял свою шляпу и обнажил жидкие волосы. – И чтобы ты там не увидел, ты должен сделать правильный выбор.

     – Какой выбор, что увидеть? – но старик не ответил и отвернулся.

     – Ты скоро сам узнаешь, – девушка шагала быстро и, достигнув ворот, быстрым движением открыла их. – Времени не много. Скоро вечер, и мне нужно возвращаться домой.

     Они вышли из ворот, и пока Светлана закрывала их, Егор посмотрел по сторонам. Дорога была так же пустынна, только стрекозы летали над ней да иногда проносились с писком ласточки.

     Половину пути они шли молча. Их ноги быстро покрылись серой пылью, осевшей на коричневых штанах Егора, которые он никогда прежде у себя не видел, и на платье девушки. Молчание нарушил жук, с громким стуком врезавшийся в деревянный столб, мимо которого они проходили. Он шмякнулся на дорогу и беспомощно замахал лапками. Девушка нагнулась, помогла ему перевернуться и, откинув прядь огненно-рыжих волос, посмотрела на Егора.

     – Я сама не верила во всё это, пока не увидела сама.

     – Что именно?

     – Это сюрприз. Скоро сам увидишь, – она осторожно коснулась его щеки. – Это так трогательно. Столько чувств. Гена смеётся над всем этим, а мне иногда хочется испытать что-то похожее. Это ведь любовь?

     Егор окончательно запутался. Он уже ничего не понимал. Рука девушки скользнула по его щеке, дотронулась до его губ, и, вдруг спохватившись, она засмущалась и быстрым шагом направилась вперёд.

     – Деда сказал, что ты придёшь. Он видел это во сне несколько раз. Одно и тоже. Ты будешь идти по дороге, от лесного озера и тебя нужно будет провести и показать это.

     – Что?

     Света улыбнулась. Дорога начала подниматься вверх, на другую сторону оврага. Подъём был крутым. В некоторых местах дожди вымыли песок, обнажив глину с торчащими из неё камнями. Девушка шла по краю дороги, ступая по низкорослой траве, иногда оскальзываясь на больших плотных листьях подорожника. За ней осторожно следовал Егор. Он безуспешно пытался предположить, куда они идут и почему это так важно. Что он должен увидеть? Почему эта красивая девушка бросила всё и тащит его куда-то вверх?

     Он поскользнулся и, для удержания равновесия ухватившись за ветку, расцарапал руку о колючку.

     – Осторожно. Тут месяц назад машина военных застряла. Чуть не перевернулась. Я никак не могу понять, как тут люди до войны жили. Малейший дождь – глина раскисает, и можно только или пешком, или на гусеничной вездеходе подняться.

     – Да, – согласился Егор. – Подъёмчик крутоват. А тебе разве можно здесь ходить? Тут вроде страшные катакомбы имеются да и эти, как их, чёрные археологи ходят.

     – Катакомбы далеко. До них километров семь, а искателей я не боюсь. Со мной всегда охрана. – Она махнула рукой назад. Егор обернулся. Оказывается за ними всё это время тихо шёл пёс. Он держался в отдалении, но внимательно следил за ними. Егор не сомневался, что в случае чего ему будет несладко.

     – Пришли, – сказала девушка и перевела дух. Егор поймал себя на мысли, что смотрит на её грудь, которая часто приподнималась от напряженного дыхания. Девушка тоже это заметила и прищурила взгляд. Егор смутился и отвернулся. Краска стыда побежала по его лицу. Но Света не подала виду и, как ни в чём не бывало, зашагала по тропинке, едва заметной среди кривых стволов акаций.

     – Осторожно здесь много крапивы. Всё заросло, – сообщила она Егору. – Держись правой стороны: слева – колючий кустарник.

     Он осторожно ступал за ней. Дорожка шла вдоль наполовину закопанных под углом кирпичей. Скорее всего, они когда-то ограждали цветочную клумбу. Среди выросших акаций и сорной травы ещё проглядывались цветы, отчаянно боровшиеся за выживание.

     – Дед рассказывал, что здесь всегда было много цветов. Хозяйка очень любила их. Когда они приезжали сюда из города на целое лето, она всегда засаживала цветами весь двор. Здесь постоянно витали пряные запахи. Моей маме она рассказывала про маленьких эльфов, что жили в сиреневых колокольчиках и загорали на ромашках, – рыжеволосая Светлана мечтательно улыбнулась.

     – А сейчас пахнет какой-то плесенью, – тихо сказал Егор.

     – Это из-за ряски. Здесь даже в сухую погоду влажно. Видишь сколько её.

     Впереди стоял старый колодец. Когда-то его выстроили на совесть. Массивные каменные стенки, деревянный короб со створками. Сбоку торчала ржавая ручка. Крыша когда-то была обита металлом, но ржавчина съела металл, и он отслоился от деревянного основания, повиснув рыжими лохмотьями. Светлана ласково провела рукой по этим изъеденным временем останкам.

     – А ведь когда-то кто-то вложил сюда душу. Ты помнишь?

     – Я? – Егор опять впал в замешательство. Он словно тыкался во тьме: все всё знали, кроме него! Рыжеволосая спутница Егора, видимо, прочла в его взгляде охватившую его растерянность и грустно улыбнулась.

     – Мне казалось, что вечность – всегда остаётся вечностью. Нет времени и пространства, чтобы это изменить.

     – Свет.., Светлана, ты о чём?

     – Ты скоро это увидишь. Но мне больно чувствовать, что я не права.

     Её лицо омрачилось. Егор не мог понять, то ли он её обидел, то ли это просто совпадение. Нет, он, именно он, скотина, её обидел. Но чем? Он попытался догнать девушку, но она словно почувствовала это и почти бегом добежала до старого заброшенного дома. Там она остановилась и так посмотрела Егору в глаза, что ему просто стало страшно в этот дом входить. В её глазах были слёзы. Он попытался было что-то сказать, но её взгляд остановил его. В нём читалось только одно: войди и смотри. И он вошёл.

     Старая сгнившая дверь, покосившись, висела на одной петле. Когда-то добротная, деревянная, покрашенная в коричневый цвет, сейчас она представляла собой жалкое зрелище. Запах плесени и сырости встретил Егора на пороге. Его ни с чем не спутать – запах заброшенных домов, когда они ещё стоят, но уже гниют изнутри. Сырость делает свою чёрную работу. Кто же жил раньше в этом доме?

     «Вперёд, не бойся!» – шептал его Добрый голос, и Егор послушался его.

     Егор слышал, что следом за ним осторожно ступает Светлана. По её дыханию он понимал, что ей так же неуютно здесь находится, как и ему.

     Очень низкий проём двери, за которым находился маленький коридор. Окна были закрыты ставнями, но кое-где остались щели. И теперь сквозь них пробивались солнечные лучи – тонкие стрелы света, в которых, серебрясь и переливаясь, играла пыль.

     Повсюду царило запустение. Давным-давно нетопленная печь, облупившиеся двери комнат… Их было три. В которую идти прежде? Егор не знал.

     – В правую, – тихо подсказала девушка и дотронулась до его правого плеча.

     Егор слепо подчинился ей. Осторожно толкнув полуоткрытую дверь, заскрипевшую на ржавых петлях, он вошёл в комнату. Это была спальня. Возле правой стены, на которой висел уже выцветший и облезший ковёр, стояла кровать. Слева находился столик на трёх ногах. На нём стояла всего одна фотография в рамке на треноге. Столик упирался в старый шкаф. Его дверцы были приоткрыты, и в свете солнца что-то виднелось за ними – край розового халата… или чего-то подобного.

     Егор остановился на пороге. Он до сих пор не мог понять, зачем он здесь. Сзади, возле шеи, он почувствовал горячее дыхание девушки. Она шептала ему что-то. Вот что значит, щекотать нервы! Он буквально кожей ощущал её слова, но не понимал их.

     И вдруг внезапно он догадался почему он должен был прийти сюда. Этот ковёр на стене... Он до боли напоминал ковёр, что когда-то лежал на полу его спальни. Тот же цвет и похожий рисунок. Совпадение? А девушка всё шептала, лаская тёплым дыханием его шею. И тут вдруг он расслышал её слова:

     – Возьми фотографию, просто возьми фотографию.

     Эти два метра до кривого треножного столика показались Егору вечностью. Бамбуковый коврик, постеленный на полу, зашуршал и подбросил в воздух лохмотья паутины, но Егор этого не замечал. На онемевших ногах он приблизился к столику и взял фотографию. Чтобы увидеть запечатлённую на фото картину ему пришлось смахнуть толстый слой пыли. На прояснившемся изображении будто с благодарностью заулыбались люди, и…

     Это был он! Он и его Валя – любовь всей его жизни! На фотокарточке были они вдвоём. Он – в строгом синем костюме и с цветком розы в верхнем кармане, она – в белоснежном подвенечном платье. Жених и невеста.

     «Как же так!» – Егор застыл, чуть не выронив фотографию. Он смотрел на их счастливые лица, вернее, на своё лицо и лицо своей невесты, и слёзы потекли у него из глаз. Он хотел сдержать эти предательские слёзы, но во сне чувства всегда обостряются. Все сдерживающие механизмы отключились, а вот эмоции и боль вспыхнули с новой силой. И он плакал, держа в трясущихся руках свою несбыточную мечту. Это длилось вечность, а может, всего минуту…

     Голос Светы вывел его из транса:

     – Мой папа всегда говорил, что они любили друг друга так, как никто и никогда не любил. Когда он был маленьким, мама и папа всегда целовали его перед сном, когда он засыпал. Это правило было нерушимым, пока Война не разлучила его с ними. Они погибли и похоронены на деревенском кладбище. Я нашла их могилы. На этой фотографии они счастливы, как были счастливы вместе всегда. Даже когда горела дорога и их автомобиль.

     – Но я – не они! – вырвалось у Егора.

     – Я знаю, но, может, это и был твой выбор? Посмотри что написано на обороте фотографии.

     Егор перевернул старый лист картона. Там ещё виднелась сделанная чернилами надпись: «Мой выбор. Моя вечность».

     – Я думаю, что это ты. Ты не просто так приснился моему сводному деду. Он ведь так любил мою бабушку. Так любил. Даже когда она выбрала тебя… – Света замолчала, откинув рукой свои огненно-рыжие волосы. – Они давно встречались и уже собирались пожениться, когда появился ты. В осеннем парке, который был разбит на склоне холма. Бабушка любила рисовать пейзажи. Она хотела запечатлеть то, что видит, подарить парку вечность. И тут она увидела тебя. И всё. Жизнь дедушки была разрушена.

     – Но почему тогда твой дедушка мне помог, если вот он, – Егор глянул на пожелтевшую фотографию, – это я?

     – Тебе этого не понять. Это приходит с болью в сердце. Когда боль жжёт и душит тебя много лет, ты привыкаешь к ней, и в момент, когда можно отомстить, ты понимаешь, что боль, которую ты причинишь, вернётся снова к тебе же. Дедушка это понял, он знал это заранее. Поэтому он остался, когда остальные уехали.

     – Прости, – вырвалось у Егора. Дрожащими руками он неловко поставил фотографию обратно на столик. Как же его всего колотило! – Я не знал.

     – Ты винишь себя? За что? – Светлана подошла к нему и вновь дотронулась до щеки. – За то, что ты ей подарил любовь?

     – Я, не…

     – Там, откуда ты пришёл, ты не смог подарить ей свою любовь, но, может, она всё ещё помнит тебя? Та девочка из твоих снов? Если же нет, то здесь, в этом мире, она любит тебя безвозмездно. Просто любит и всё. И ей ничего от тебя не надо, она подарила тебе вечность и подарила тебе сердце при первой вашей встрече.

     Почему это с ним происходит? Это сон или не сон? Егор вновь взял в руки фотографию. Счастливые лица молодожёнов. У них всё впереди. Такие сияющие глаза у Вали. Её нежная улыбка. Она обнимает его левой рукой, как тогда, в Ленинграде, когда они фотографировались всем классом. У неё такое счастливое лицо, что у Егора сжалось сердце. И его лицо на фотографии тоже сияет счастьем – ведь у него есть она!

     Он осторожно поставил фотографию. На языке созрел вопрос и, обернувшись, Егор захотел его задать девушке, но в комнате никого не было. Только пыль серебрилась в трёх солнечных лучах, прорвавшихся сквозь прикрытые ставни. Его рыжеволосая спутница исчезла.

     – Эй, где вы? – Егор вышел из комнаты в коридор. Стояла тишина. Девушки нигде не было видно. Он осторожно заглянул в соседнюю комнату, но она была пуста. На большом обеденном столе стояла хрустальная ваза с тремя засохшими почерневшими цветами. Лепестки опали, головки растений опустились вниз, словно они плакали. Егор подошёл к столу и дотронулся до пожелтевшей от времени скатерти. На ней был толстый слой пыли. Да, здесь уже давным-давно никого не было. Даже лежавший на том же столе детский рисунок, который Егор заметил под слоем пыли, явно никто не брал в руки с тех пор, как хозяева ушли.

     «Странно, если Светлана уже была здесь, уж она точно подняла бы его чтобы посмотреть. Почему он в такой же густой пыли?»

     Он протянул руку и хотел было взять рисунок, но тут за спиной послышался скрип половиц. Он обернулся.

     – Светлана? Это вы?

     Но сзади никого не было. Сквозь открытую входную дверь залетали мухи и, тихо жужжа, кружились в комнате. Внезапно Егор услышал далёкий шум моторов.

     «Наверно это патруль», – решил он и подошёл к входной двери. В последний раз он окинул взглядом заброшенный дом, где осталась такая многозначащая для его души фотография, и быстрым шагом направился в обратный путь.

     «Она, наверное, услышала приближающиеся машины и побежала к ним навстречу. Ведь там её ухажёр», – пытался Егор найти объяснение исчезновению Светланы.

     Он больно ударился о кирпичи клумбы, чертыхнулся, и, проламывая себе дорогу сквозь лопухи, выскочил на просёлочную дорогу. Шум моторов стал ближе. Было слышно как движутся несколько машин. Налетевший порыв ветра распугал птиц и они взмыли в воздух. Егор успел заметить, как со стороны приближающихся машин по веткам несутся две рыжие белки. С одной стороны Егору не хотелось встречаться с военными, но с другой – одному оставаться тоже не хотелось. В конце концов, можно было вернуться к старику и поподробнее расспросить про тех, кто раньше жил в этом заброшенном доме. Про него самого…

     Спуск вниз по крутому склону оказался не таким уж лёгким делом. Ноги скользили по камешкам, которые предательски выкатывались из-под подошв. Коричневая глинистая почва, раскисавшая во время дождя, в сухость превращалась в потрескавшуюся корку и совсем не держала обувь. Она крошилась и ломалась, особенно там, где темнели русла дождевых ручьев, и Егору стоило немалых усилий, чтобы удерживаться на ногах, но он спешил вниз. Шум моторов стал затихать, это насторожило Егора, и он ускорился. Неужели военные уехали? Наконец он преодолел последние метры спуска и, миновав огромные раскидистые кусты бузины, сплошь заплетённые каким-то вьющимся паразитом, выскочил на развилку и остановился.

     На дороге стояли две машины. Первой была колёсная бронемашина с базой 6×6, с открытым бронированным кузовом. Брезент был снят, свёрнут и уложен на борт. Позади стоял обычный двухосный грузовик. Двигатели машин работали, но никого вокруг не было.

     – Эй, есть кто-нибудь? – Егор подошёл к машине. Бронированные жалюзи радиатора были открыты и «дышали» горячим воздухом. Двигатель работал на холостом ходу. Егор начал осторожно обходить бронемашину. Толстые двери выкрашенной в тёмно-зелёный цвет кабины были распахнуты. Там никого не было. Егор поставил ногу на ступеньку и, ухватившись за поручень, заглянул в кабину. Между сидениями водителя и пассажира стояла стойка с оружием. Обе винтовки были на месте.

     – Эй, вы все где?! – Егор спрыгнул с первой ступени и медленно двинулся вдоль борта броневика. Обойдя его вокруг, он почесал затылок, недоумённо рассматривая песок вокруг машины, на котором было множество следов подошв и валялся дымящийся окурок. Егор нагнулся и поднял белый папиросный бычок. Он смутно помнил такие из детства, когда папа курил: он всегда покупал именно такие папиросы. Судя по всему, окурок выбросили вот только что, но куда тогда делись люди? И где в конце концов Светлана?! Егор посмотрел в сторону грузовика. Его двери также были распахнуты, кабина была пуста, а двигатель работал на холостом ходу.

     – Ничего не понимаю, – пробормотал Егор. – Куда все подевались?

     – А они были? – Егор услышал детский голосок, показавшийся ему знакомым. Он обернулся. Возле больших репейников, дотрагиваясь до их колючек, стоял Митя.

     – Ты?! – Выдохнул Егор. – Откуда...?

     – Ты ведь понимаешь, что это не совсем сон, – сказал мальчик. – Многое из него – проекция реальности, остальное – твоё воображение. Ты сам должен решить, что есть что.

     – Я ничего не понимаю, я запутался.

     – Ты начинаешь сходить с ума? – мальчик улыбнулся. – Твои мысли постоянно вертятся вокруг одного и того же, того, чего ты бы хотел получить. Другой жизни. Вот она! – Митя развёл руки. – Смотри. Ты здесь счастлив.

     Двигатели машин внезапно синхронно смолкли. В воздухе повисла странная тишина. Исчезли ласточки, даже насекомых не было видно.

     – А куда подевались остальные? – Егор настороженно осмотрелся.

     – Остальные, живые?

     Странные ответы Мити начинали раздражать. Егора словно водили вокруг да около ответа, который он хотел получить. Этот сон становился сплошной загадкой, где все чего-то недоговаривали, намекали и уходили от прямого ответа.

     – Да хоть кто-нибудь! – Егор повернулся к мальчику, но тот тоже исчез.

     «Что за блин…», – Егор разозлился. Он повернулся, чтобы бегом направиться к знакомому домику, где остался старик – может хоть он ответит на вопросы, если сам тоже не исчез, как вдруг в воздухе возник звук. Он был словно ощутим, как будто звенела струна или надрывно трещал маленький колокольчик. Звук шёл с той стороны, откуда Егор спустился. Осторожно обойдя колёсный броневик и вернувшись на колею просёлочной дороги, Егор остановился перед бронемашиной. Сейчас явно должно было что-то случиться и оно случилось. На пригорке, куда взбиралась дорога, чтобы потом сделать резкий поворот влево, исказился воздух. Он словно пошёл волнами, как зеркало, если его подогреть до состояния, когда стекло начинает «плыть». Находящиеся за этим искажением деревья и кусты колыхались, меняя форму самым невероятным образом. Наконец, раздался звук, напоминающий звук лопнувшей струны и прямо над песком с торчащими из него кусками глины на дороге выросла чёрная воронка. Она клубилась серой массой, словно кто-то собрал грязный туман и начал помешивать. Это длилось пару секунд, а потом прямо из искажения, как бы раздвинув его, шагнула чёрная тень человека. Когда она очутилась на дороге, подняв облачко пыли, искажение исчезло и всё вернулось в обычное состояние. Егор медленно начал пятится назад, пока спиной не упёрся в радиатор бронемашины. Тем временем тень вспыхнула жёлтой вспышкой света и превратилась в девушку. Раздался сильный хлопок, и воздух взлетели сухая пыль и песок. Ветер подхватил этот жёлтый гриб и медленно потащил в сторону кустов бузины.

     Девушка была одета в тёмный-синий облегающий комбинезон, со странным серебряным узором. Её лицо с удивительно правильными чертами было обращено прямо к Егору. Необыкновенно ясные зелёные глаза вспыхнули на миг голубоватым светом. Егор узнал девушку. Он вспомнил, что видел её тогда в кафетерии, с таким же ангелоподобным спутником, когда они вместе с Николаем пили кофе и где он изливал своему приятелю душу.

     – Пошёл вон! – крикнула она.

     Её голос был необычно высоким, звенящим и неземным. Тонкие губы исказила гримаса ненависти, и она, подняв правую руку, сжала в кулак пальцы. Даже с двадцати метров было слышно, как с жутким электронным жужжанием у неё на руке вырастает нечто. Вскоре оно приобрело форму прямоугольной коробочки. Егор понял, что нужно бежать. Но ноги не слушались его. Ощупывая радиатор броневика, он добрался до края машины, осторожно миновал пыльный щиток переднего колеса и попятился назад, не в силах отвести взгляда от девушки. Устройство блеснуло на солнце стальным светом, приподнялось над запястьем и на его передней грани зажглись три огонька.

     – Ты всё испортил! – девушка была в бешенстве.

     Не понятно было, что так её взбесило? Отчего на её лице столько ненависти? Кому предназначались эти слова, Егору? Но он же ничего не сделал!

     Раздался трубный звук и устройство выстрелило. Это был не луч и не огонь. Из коробочки будто вылетела маленькая линза. Словно стеклянный шарик. Он был почти невидим в воздухе, но вокруг него всё вращалось, словно воздух закручивающийся вокруг снаряда. В этот момент что-то внутри Егора переключилось, и он снова обрёл контроль над ногами. Развернувшись, он побежал. Сзади грохнул взрыв, в воздух взметнулись столбы пыли и песка. Ударная волна повалила Егора на землю и несколько раз подбросила как мячик. Он катился по траве, отчаянно хватаясь руками за длинные стебли пырея, выдёргивая его с корнями. Над ним, медленно и грациозно вращаясь, пролетела бронемашина. Из открытых дверей и кузова вываливался всякий хлам. Сопровождаемый шлейфом пыли броневик пролетел метров тридцать и рухнул обратно на колёса. Грохот падения был слышен даже сквозь гул и рычание оседающего земляного вихря. Егор попытался подняться. Все тело болело и ныло. Сплёвывая песок изо рта, он смог, наконец, встать на ноги и обернуться.

     Девушка находилась там же, где и была, а вот там, где стоял броневик, теперь зияла громадная рыжая воронка. Пыль и песок ещё не осели, и сквозь серо-жёлтую пелену Егор увидел лежащий вверх колёсами грузовик. Его подняла и опрокинула взрывная волна чудовищной силы. Тут девушка прыгнула. Причём её прыжок сопровождался каким-то электрическим звуком, как будто на высоких тонах загудел трансформатор. Мягко, как кошка, она приземлилась перед Егором и схватила его левой рукой за горло. Кисть девушки была на удивление горячей. Длинные белые пальцы сжали его шею, он попытался вырваться, но девушка обладала нечеловеческой силой. Без видимых усилий она подтянула Егора к себе, почти вплотную к холодным, но таким красивым глазам и сказала:

     – Почему я должна возиться с тобой? Может, тебя легче сразу убить и посмотреть, что из этого получится? Как он на это посмотрит, твой ангел-хранитель?

     Егор задыхался и не мог ей ответить. Он отчаянно пытался разжать её пальцы, но не мог даже чуточку ослабить хватку. Под мягкой шелковистой кожей прощупывались стальные мускулы. Изящные женские пальцы были настолько сильными, что Егор был не состоянии сдвинуть даже мизинец девушки. С таким же успехом можно было попытаться порвать металлические тросы.

     Вдруг девушка резко повернула голову вправо, хлестнув длинными тёмными волосами по лицу Егора. Швырнув его на землю, она развернулась и вновь подняла правую руку. Оружие издало странный звук. Несколько его частей сдвинулись и, поменявшись местами, вновь собрались в единое целое. Девушка целилась в заросшее бурьяном поле, где из сорняков одиноко торчали подсолнухи и жалкие стебельки кукурузы. Она видела что-то, чего не видел Егор. Поле было пустынным, но девушка плавно вела руку вдоль горизонта, явно целясь в кого-то. Вновь раздался звук выстрела. Её рука едва заметно дёрнулась, и линза искажений понеслась вперёд. Достигнув дальней границы поля, она взорвалась. Не было вспышки пламени или белого дыма, как от взрыва тротила. В воздух взметнулись столбы пыли, земли, травы и камней. Они взлетели метров на двадцать вверх и принялись рассыпаться в разные стороны, оседая. Поднятые взрывом булыжники посыпались осколками вокруг Егора и он, инстинктивно закрыв руками голову, закричал. Если это и был сон, то боль от попадания в тело камней была самой настоящей. Слава богу, это были лишь небольшие камешки. Егор убрал руки и поднял глаза. С небес на них падало старое потрескавшееся бревно. Видно оно лежало на поле, и теперь, подброшенное взрывом, кувыркаясь в воздухе, летело по дуге прямо в девушку. Но на лице её не было и тени страха, оно оставалось спокойным. Она даже не попыталась отступить в сторону. Когда бревно оказалась в метре от её глаз, девушка просто резко выбросила вперёд правую руку, сжатую в кулак, и ударила по нему. Раздался страшный треск, и бревно, переломившись пополам, рассыпая щепки, рухнуло по обе стороны от девушки. Одна его половина докатилась до Егора и остановилась в нескольких сантиметрах от его левой ноги.

     От увиденного у Егора задрожали руки, и волна страха пригвоздила его к земле. Кусок дерева лежал около его ноги, повёрнутый переломленной частью к Егору. В месте разлома Егор видел ноздреватую структуру древесины, изъеденную жуками, из которой сыпалась пыль. Но бревно, даже такое трухлявое, сантиметров пятнадцати толщиной Егор не смог бы разбить одним ударом.

     Девушка подошла к нему и что-то произнесла. Но у оглушенного взрывом Егора ещё звенело в ушах, поэтому он не расслышал вопрос. Её глаза вновь вспыхнули и погасли.

     – Эффектно, – прохрипел Егор и попытался улыбнуться. – Так всегда делают, чтобы произвести впечатление?

     Девушка холодно рассматривала Егора и снова спросила:

     – Что он тебе сказал?

     – Кто?

     – Не играй со мной, обезьянка!

     Она выпрямилась и направила на него свою руку. Раздался металлический щелчок и из прямоугольной коробочки выдвинулось огромное лезвие ножа. Девушка посмотрела на него, и лезвие с лязганьем разъединилось на две части, приняв форму двухрожковой вилки.

     – Что он тебе сказал?

     С противным звуком вилка начала ползти к лицу Егора. Сопровождаемые бледными вспышками из устройства на руке девушки появлялись всё новые сегменты и, соединяясь с концами предыдущих, удлиняли штангу, на которой крепились ножи. Они почти доползли до глаз Егора, как возле девушки вновь исказился воздух. На этот раз серые вихри крутились быстрее и две тёмные фигуры шагнули из этой пелены, оказавшись по обеим сторонам от Егора. Сверкнула жёлтая вспышка, горячий воздух окатил лежащего на земле человека, заставив порванную одежду затрепетать лоскутами материи, и тени превратились в двух высоких парней. Тот, который оказался справа, поднял руку и на его ладони вырос серебристый круг. Тот запел низким гулом, и между ним и девушкой воздух завибрировал и словно покрылся штрихами. Брызнули две молнии, и девушка пошатнулась.

     – Аристэ! Ты нарушаешь протоколы и инструкции взаимодействия с объектом наблюдения. Все, которые только можно нарушить! Немедленно прекрати!

     – Ненавижу их! – Аристэ посмотрела на говорившего. Ножи, лязгнув, вернулись обратно, соединились в одно лезвие и втянулись в коробочку. Огоньки на коробочке погасли, и она вновь опустилась на запястье.

     – Ты же знаешь, что этим ты ничем нам не поможешь и ничего не решишь. И сестру свою не вернёшь. Твой эмоциональный взрыв приносит лишь вред. Этот человек нам нужен живой, а ты его чуть не убила!

     – Технологии Механиков могут и убить, и спасти, – девушка смотрела на говорившего своими зелёными глазами. Ярость в них потихоньку угасала.

     – Но мы их почти не понимаем, хоть и используем.

     Второй парень наклонился над Егором. У него были странные фиолетовые глаза, а цвет кожи имел лёгкий оранжевый оттенок. Его глаза также вспыхнули светом и погасли.

     – Он в порядке. Немного помятый, но в порядке. Его нужно вернуть обратно.

     – Кто вы такие? – тихо спросил Егор. – Что здесь происходит?

     – Война. Долгая и мучительная война, – ответил человек с фиолетовыми глазами. – И мы проигрываем её.

     – А причём здесь я?

     – Ты – один из компонентов войны, её участник.

     – Но это ведь сон! – Егор почти закричал – Это просто сон. Какая война?

     – Ты так думаешь? – второй парень посмотрел на Егора. – Твоё тело спит, а вот душа.

     – Этот придурок даже не понимает, что совершил Переход. Ему помог… – девушка запнулась и развернулась на сто восемьдесят градусов. Оба парня также посмотрели туда, куда смотрела она.

     – Этот гадёныш позвал их! – прошипела Аристэ.

     – Я никого не звал, – попытался ответить Егор, но один из парней взглядом заставил его умолкнуть.

     – Да причём здесь ты! – девушка пристально смотрела в глубину леса, который рос на холме.

     Среди зелёных крон виднелись островерхие крыши покинутых домов и печные трубы. И тут Егор увидел. Со склона, откуда он спустился, выходили люди. Они шли и по дороге, и ковыляли среди заброшенных огородов, и возникали среди деревьев на холме. Их было много. До них было метров сто пятьдесят. Пыль от взрывов ещё до конца не осела, поэтому было трудно что-то разглядеть, но даже сквозь серую пелену Егор заметил, что люди шли как-то неестественно. Они волочили ноги, иногда странно подёргиваясь, иногда нелепо размахивая руками. Егор приподнялся на руке. И вдруг его обуял ужас. Это были не люди. Возможно, когда-то они и были людьми, но теперь это были существа с синей кожей, провалами вместо глаз. Лохмотья одежды грязным рваньём висели на их телах. Где-то угадывалась военная форма, где-то – просторные рубахи. Было много одетых в странные серые комбинезоны. Сквозь дыры в одежде видны были страшные рваные раны.

     – Это мертвецы? – с ужасом выдохнул Егор.

     – Как же, мертвецы. Мертвецы лежат в могилах, – прошипела девушка.

     – Танец Костей, где-то должен быть источник, – добавил парень. И снова его глаза на миг вспыхнули светом. – Сканируй всё в радиусе километра. Обычно источник замаскирован под природную аномалию.

     Девушка подняла руку, и коробочка вновь отделилась от запястья.

     – Нет, Аристэ, используй опустошитель, а мы пока попробуем выкинуть его отсюда. Площадь заражения слишком обширна. Видишь показатели Тёмной материи, они зашкаливают. Они наводятся на человека.

     – Почему на меня, почему это происходит со мной? – прошептал Егор.

     Двое парней не ответили. Перед ними развернулись экраны, на которых прыгали странные символы, какие-то линии переплетались и складывались в фигуры. Третий экран показывал местность с высоты птичьего полёта. На ней цветными линиями закрашивались целые области и алыми точками были усыпаны холмы и огороды. И все они двигались в одном направлении – туда, где обозначенные тремя золотыми и одной салатовой меткой находились они.

     – Нашёл! – один из парней сделал жест рукой, словно собирая что-то, и его экран превратился во вращающуюся многогранную фигуру. По её поверхности бежали цепочки символов. Иногда одна из его граней начинала светиться и менять форму. Тогда фигура трансформировалась и пересобиралась.

      Удалённый звук падения отвлёк Егора от созерцания фигуры. Один из мертвецов упал и теперь медленно поднимался. Никто не стонал, не выл, как это показывают в ужастиках, они шли молча, только слышно было как волочатся по земле ноги и хлопает на ветру истлевшая одежда.

     – Дистанция восемьдесят метров. Цели приближаются, – сообщил второй парень, внимательно разглядывая холм. – А они прибывают. Он, похоже, поднял на ноги все катакомбы.

      Девушка зловеще улыбнулась. Она опустила руку к поясу, и с него ей на ладонь прыгнул предмет, напоминающий рукоять пистолета. Она поднесла его к глазам и в них вспыхнули искорки. Рукоять начала расти. С металлическим звуком появлялись всё новые и новые части оружия. Через несколько секунд в её руках было что-то вроде большого пистолета со стволом эллипсоидной формы. Девушка подняла оружие и улыбнулась. Створки раскрылись, и Егор увидел выдвигающийся телескопический ствол. Она навела его на переднюю цепь шатающихся мертвецов, которые с трудом преодолевали остатки забора из жердей.

     – Заткни уши, – предупредил один из парней.

     Егор последовал его совету, но даже так он услышал, как оружие заводится с таким пронзительным воем, словно на бешеных оборотах начинает работать турбина. Через секунду из него вырвался метровый столб пламени, которое билось, прыгало, извивалось и дёргалось. Оружие посылало вперёд десятки тысяч крошечных снарядов и они, попадая в цель, взрывались. Там, где шагали мертвецы, возник смерч из песка и пыли. Всё, до чего долетали снаряды, разлеталось в прах. Этот пылевой смерч пожирал стволы деревьев, которые, вибрируя, падали вниз, а их кроны исчезали в нём зелёными облаками. Он сметал на своём пути непроходимые заросли кустов, оставляя в них широченные просеки. Оказавшийся на его пути старый деревянный столб электропередач переломился пополам словно спичка. Шагающих мёртвых людей серая стена просто поглощала без следа, от них не оставалось ничего.

     Аристэ закончила зачистку местности перед собой и подняла руку повыше. Теперь смертоносный вихрь переместился на холм. Чёрная земля закипела и взметнулась вверх, превращаясь в чёрный водопад. Вслед за ней ввысь устремились рыжие фонтаны глины, которую вспахивало оружие. Холм начал оползать. Грохот стоял невыносимый. Аристэ медленно вела руку с оружием продолжая стрелять. Всё новые и новые деревья разлетались на куски, а их кроны со стоном падали вниз. Маленький домишка, прятавшийся среди разросшейся зелени, взорвался изнутри, словно в нём находился мощный заряд. Взметнулись обломки: куски штукатурки, черепица с крыши, куски дерева и солома утеплителя с кусками побелки, – и всё заволокло кирпичной пылью. Секунд через десять стрельбы из этого страшного оружия голубое небо стало жёлто-серым от висевшей в воздухе пыли, солнце превратилось в багровый шар, а Аристэ продолжала стрелять. Там, где земля уже осела, виднелась лишь огромная траншея, засыпанная по краям комьями вывороченной глины, с торчащими из неё корнями и ветками. Края траншеи осыпались, песок ручейками стекал вниз.

     – Есть, Переход обнаружен, – произнёс один из парней, перед которым мерцала сложная геометрическая фигура со строчками непонятных символов на гранях. Несмотря на пыль, что доползла до них, изображение фигуры было чётким. – Расстояние до точки входа – пять метров.

     Другой парень подошёл к Егору, легко поднял его и поставил на ноги. Аристэ прекратила стрельбу. Ствол телескопически собрался и створки оружия закрылись. На краю поля оседал столб земли, песка и веток, в безумном танце вращалась сорванная листва. Аристэ повернулась и изучающе посмотрела на Егора своими пронзительными зелёными глазами. Опустив оружие, она сделала шаг к нему. Егор попытался отступить назад, но его крепко держал один из спутников девушки.

     – Что ты в ней нашёл? Ты из-за неё прыгаешь по мирам?

     – Вы о ком? – кашляя от пыли, спросил Егор.

     – Не надо прикидываться дурачком. Ты, Егор Куликов, прекрасно понял, о ком я говорю.

     – Ты про неё знаешь? Откуда?

     Девушка улыбнулась.

     – Ты что, настолько глуп, что не догадываешься, что я могу читать даже людские мысли. Я знаю про неё и знаю о ней всё. Даже то, чего она о себе не знает. Вся её жизнь у меня, как на ладони и поверь, тебе там нет места.

     Первый из её спутников тоже подошёл к Егору. Светящаяся фигура уменьшилась до размера футбольного мяча и теперь плыла перед ним. Глаза парня вспыхнули и погасли. Он взял Егора за плечо и оттолкнул назад. Тело Егора словно охватила судорога. Он увидел, как всё вокруг искажается и тускнеет, а он снова задыхается. Он словно проваливался в глубокий колодец, летел без остановки, пока не упал и не… проснулся.

     Он всё также лежал плашмя на спине, на своей кровати, в погружённой в полумрак комнате. Его сердце стучало в груди, а дыхание было учащённым, словно он только что пробежал стометровку. Егор чувствовал, как холодные капли стекают по его лбу, а подушка под шеей влажная от пота. Боль во всем теле была вполне реальной. Словно и не сон это был, а всё, что ему приснилось, произошло наяву. Егор поднял руки и посмотрел на них. Свет далёкого фонаря освещал комнату. Он не был ярким, но было достаточно света, чтобы рассмотреть, что на руках нет никаких следов. Егор попытался сесть. Спина тут же отозвалась болью. Мысленно Егор ещё пребывал во сне. Перед глазами плясало пламя оружия, посылающее заряды в мертвецов. Он мотнул головой. Видение потускнело, но шум в ушах ещё оставался. Отбросив одеяло, он осмотрел ноги. Ничего. Но он чувствовал все места, куда попали камни от взрывов и где он поцарапался. В этих местах кожа горела и зудела, словно там действительно были ушибы и ссадины. Егор нагнулся и провёл ладонью по ногам. Но на них ничего не было. Никаких следов.

     Его комнату осветил свет фар. Кто-то въехал во двор и парковался. Егор смотрел на полосы света на стене и думал о своём сне. Вот фары мигнули, и послышался приглушённый стук закрывающейся дверцы. Днём из-за шума он бы не услышал этих обычных звуков, но ночью стояла тишина, поэтому они проникали даже сквозь закрытые окна. В комнате было холодно. Как всегда батареи были едва тёплыми, «Киевэнерго» экономил ресурсы. Егору хотелось пить и в туалет одновременно. С трудом поднявшись – спина затекла и болела нестерпимо – он побрёл к двери. Открыв её, он увидел, что на кухне горит свет. Егор осторожно заглянул туда. Мамы не было. На кухонном столе лежал тот злополучный журнал с фотографией Вали. Егор подошёл к столу и увидел, что страница местами съёжилась, словно побывала в воде. Что это, слёзы мамы?

     Осторожно, стараясь не шуметь, он налил воды из чайника и жадно выпил стакан. Полегчало, но кислый привкус вина остался. Сходив в туалет, он вернулся на кухню и, забрав журнал, выключил свет. Наощупь в темноте добравшись до кровати, он лёг, закрылся одеялом и положил журнал на грудь. Завтра что: воскресенье или понедельник? Он снова начал вспоминать свой сон. Никогда до этого ему не снилось подобное. Завтра он прямо с утра начнёт работать. Он мысленно дал себе слово, хотя прекрасно понимал, что легко его нарушит. Так почти всегда было. Утром он вставал, садился за компьютер, начинал писать, но через час заряд бодрости быстро угасал, и его охватывала апатия. Тогда он пытался читать форумы, но там не было ничего интересного. Всё заканчивалось открытием странички «Одноклассников» где он долго смотрел на фотографию Вали. Он несколько раз пытался зарегистрироваться и что-то ей написать, но каждый раз вопрос «а что ты ей напишешь, кроме слова «привет?» останавливал его. И опять его вечером ждала привычная кафешка и желание забыться.

     Егор сжал журнал и тот заскрипел в его руках. Ему вспомнилась фотография из сна. Такие счастливые лица, его и его Вали. Муж и жена. От этого воспоминания опять сдавило грудь. А может, это действительно правда, может, это и не было сном? Может, такое и впрямь случится? Он же уже видел эту девушку. Как её имя? Егор сморщил лоб. Кажется, Аристэ. Кто она, и кто эти двое парней?

     «Решил сон превратить в явь?» – хихикнул Злобный голос.

     «Да, решил», – ответил ему Егор.

     «Тогда тебе придётся забыть о выпивке, сможешь?»

     «Смогу», – мысленно ответил Егор, но голос лишь радостно засмеялся в ответ.

     «Ты мой шёпот всегда слышишь. Пошли, пошли. Всего чуть-чуть, один стаканчик. Помнишь? А потом и второй, третий. Ты действительно думаешь, что сильнее меня?»

     Егор молчал.

     «Не всё потеряно, – вступился Добрый голос. – Ещё есть надежда».

     «Надежда, какая? Ну бросит он пить и что? Ведь её он всё равно никогда не увидит и никогда к ней не подойдёт. Она живёт в другом мире, где ему не место».

     – Замолчи! – прошептал Егор и сжал зубы, чтобы не слышать этот противный голос, а тот продолжал потешаться.

     «В таком случае, он найдёт другую девушку, которая будет его любить. И тогда он забудет Валю», – Добрый голос старался успокоить Егора, но у него это мало получалось.

     «Ой, ли! – Злобный голос просто пел от восторга, что наносил такую острую боль. – Забудет? Он уже пытался, но вызвал только демонов, которые пожирают его изнутри»

     Слава богу, что никто не мог слышать его мысли и этот мрачный разговор. Егор поёжился и перевернулся на правый бок, пытаясь заснуть. Но сон не шёл. Так он и пролежал до самого утра, сжимая журнал, и ему казалось, что фотография грела его.

     Глава 6

     Мама проснулась и зазвенела чашками на кухне. Пора было вставать. Егор отнял журнал от груди и встал. Спина болела, но не так сильно как ночью. Он подошёл к окну и отдёрнул шторы. Свет зимнего солнца осветил его усталое исхудавшее лицо. Серая кожа, синяки под глазами. Одним словом, «красавец».

     Осторожно положив на стол журнал, со страницы которого по-прежнему улыбалась Валя, он включил компьютер и с тяжёлым сердцем пошёл на кухню. Он пожелал доброго утра маме. Она вздохнула и ответила тем же. Чайник закипел. Мама сняла его с конфорки и налила кипяток в чашки.

     – Егор, ничего не хочешь сказать? – спросила она.

     Егор молчал. Видя, что разговор не клеится, мама добавила:

     – Я буду работать на Новый год, так что придётся в этом году встречать тебе одному. Обещали доплатить хорошо.

     – Хорошо.

     – И это всё? Только «хорошо»? Николай вчера звонил, ты не сделал проект. Завтра сдавать, а ты всё бегаешь в это кафе, сгореть ему треклятому! – Мама бросила на стол чайную ложку и закрыла лицо руками.

     – Я доделаю сегодня. Обещаю.

     – Я это слышала не раз. Тебе выпал один шанс из тысячи стать хоть кем-то при твоих проблемах со спиной, а ты его так глупо и безответственно упускаешь!

     «Вот бы сейчас оказаться где-нибудь в лесу, найти какую-нибудь яму, зарыться в ней и сдохнуть. И чтобы никто не смог меня найти», – Егор опустил глаза, рассматривая старую потрескавшуюся поверхность кухонного стола. Видавший виды белый пластик потемнел и подёрнулся сеткой трещин.

     «А потом тебя всё-таки найдут и начнут выяснять, кто же это. Какой несчастный нашёл в лесу такой страшный конец? Может даже по телевизору тебя покажут, в газетах напишут. Авось твоя Валя узнает про твою такую страшную смерть. Ой и расплачется она в безумном горе! Ха-ха-ха!» – Злобный голос всегда был прав. Он, хоть и казался голосом, который старался принести как можно больше горя в душу Егора, тем не менее, был голосом отрезвляющим и останавливающим его от дурацких поступков. Но не от всех. Кое-как проглотив чай и не притронувшись к печенью, Егор отправился в свою комнату с твёрдым намерением закончить работу.

     Долг, есть долг. Бывают такие дни, когда всё на подъёме. Вчера было всё плохо, казалось, что ты никто, ты – бесполезность. Всё что ты делаешь – просто копируешь сам себя, копируешь то, что уже было написано. А сегодня? Сегодня Егор твёрдо решил закончить работу. Он сел за компьютер и принялся писать. Сначала шло, что называется, со скрипом, он несколько раз надолго останавливался, задумчиво глядя в окно, где на дереве напротив прыгали воробьи, а потом в его голове рождалась идея –и он продолжал. Главное – найти идею. Если её нет, работа превращается в скуку.

     Пролетели часы. Егор и не заметил, что наступил вечер. Темнеть начинало рано, уже к четырём часам, когда он вдруг понял, что закончил. Осталось поставить последнюю точку. На радостях он подошёл к телефону и позвонил Николаю. Тот был не в духе, но узнав, что работа закончена, повеселел.

     – Вези сразу в офис, – сказал он. – Надеюсь, что это что-то стоящее, а не как в прошлый раз.

     Выходить на холодную улицу Егору не хотелось, но это было нужно сделать. Он быстро оделся, некоторое время рассматривал свои старые сапоги, где подошва начала в двух местах отходить от тёмного кожзаменителя, образовав предательские щели, а потом решив, что по дороге домой купит какой-нибудь клей и подклеит, вышел из квартиры.

     На лестничной клетке сильно пахло табаком. Сосед сверху постоянно зимой курил на ней и совсем не реагировал на просьбы жильцов это прекратить. Спорить с ним было бесполезно. Хамоватая натура этого мужика, обладателя большого пивного живота, всем была хорошо известна. Даже участковый не мог повлиять на него.

     Егор быстро спустился на улицу, стараясь не дышать табачным смрадом дешёвых сигарет. Улица встретила его пронизывающим ветром. Утром термометр показал минус пятнадцать, сейчас было не меньше, но ещё добавился ветер, который студил пальцы рук до обморожения. Слава богу, Егор добрался до Николая быстро и смог в офисе немного согреться. Офис, где работал Николай, занимал всего две комнаты. В большой комнате стояло шесть столов с компьютерами, несколько шкафов, стойка с водой и в углу громоздилась куча компьютерного хлама. Вторая, маленькая комната, была предназначена для шефа с бухгалтером. На приход Егора почти никто не обратил внимание. Сидящие за компьютером сотрудники фирмы лишь кинули мельком на него взгляд и снова уткнулись в мониторы. Не было привычного запаха кофе и разговоров, только щёлкали клавиатуры – верный признак, что шеф был на работе. Николай жестом подозвал Егора и принял из его рук флешку.

     – Я попозже посмотрю, – шёпотом сказал он. – Шеф сейчас с немцами по телефону разговаривает, он несколько не в духе. Есть проблемы. Так что я скажу своё мнение или сегодня ночью или завтра утром, как просмотрю материал.

     Из маленькой комнаты был слышен чуть приглушённый закрытой дверью громкий голос. Отчётливо слышались немецкие слова, но Егор ничего не понимал.

     – И ты давай, заканчивай с этим, – Николай сделал характерный жест. – Ты подводишь меня. Несколько раз мне приходилось врать, что ты заболел. И так проблем по горло. Суки, – Николай стал говорить совсем тихо, – хотят наш контракт перехватить, конкуренты из другой фирмы.

     Егор согласно кивнул.

     – Работа намечается большая, – продолжал шептать Николай. – Если контракт таки выгорит, будут хорошие деньги. Там серьёзное финансирование. И там будет очень, слышишь, очень жёстко со сроками. Ты меня понял?

     – Да, – ответил Егор. – Понял.

     – Хорошо, завтра я посмотрю работу и решу твои финансовые вопросы с бухгалтером. И ещё раз говорю, сроки будут очень жёсткими. Сорвёшься – очень подведёшь меня. Больше тебя нанимать никто не будет. Если шеф внесёт тебя в чёрный список нежелательных сотрудников – видел такой сайт? – тебе будет хана. И не факт, что ещё по деньгам при этом не влетишь. Мотай на ус. Понял?

     – Да, я постараюсь. У меня тут возник интересный проект с системой защиты от копирайта. Если получится, то пиратам будет совсем плохо.

     – Я надеюсь, иначе мы оба влипнем по самое нехочу. Всё. Бывай.

     Попрощавшись, Егор вышел из офиса и направился к выходу. У дверей охранник едва взглянул на него, на секунду оторвавшись от просмотра маленького телевизора, а Егор, поплотнее закутавшись в старую куртку, шагнул в мороз. Он вдруг подумал, что хорошо было бы, если бы он создавал образы персонажей. Он бы точно эльфийку сделал похожей на Валю. А вдруг она бы эту игру включила, заметила и удивилась. Егор даже улыбнулся от этих мыслей. Красивая грациозная эльфийка в золотых украшениях и полупрозрачных одеждах. Длинные светлые волосы, какие, как он помнил, носила Валя в средних классах, развеваются на ветру, когда она скачет на белом единороге. Жаль, что он не умел рисовать персонажей. Он до конца не понял некоторые моменты, а объяснить ему было некому. Он пытался рисовать по учебнику, но выходили какие-то криволапые уроды, больше походящие на калек. Никакой грациозности не было и в помине. А ковыляющая на кривых ногах Валя – это было слишком. Бррр….

     Видно холод совсем его допёк, даже спина болеть перестала. Егор ускорился, хотя и очень боялся снова поскользнуться и упасть. Особенно боязно было спускаться по ступеням в подземный переход. Осторожно, держась за поручень, он боком спустился вниз и столкнулся с бомжом. Тот сидел, забившись в узкое пространство между стеной перехода и стеной киоска, и протягивал руку в грязной рваной перчатке. Вид его был ужасен. Он был закутан в старое жёлтое пальто с сальными чёрными пятнами грязи, сизый шарф, над которым торчал синевато-красный нос, и какую-то рваную шапку-ушанку. От него несло мочой за версту. Синие штаны были явно обделаны не раз, характерные следы виднелись везде, в том числе и под ним. И самое отталкивающее – у него были абсолютно пустые глаза человека, которому уже всё равно. Он был, что называется, на дне. Падать ниже уже некуда.

     Егор остановился в метре от него, отдыхая после спуска. Люди бежали мимо, погружённые в свои заботы и проблемы, и даже не смотрели в сторону бомжа. Кто он им? – Да никто! Хотя иногда кто-нибудь сердобольный останавливался и бросал ему несколько монет. Реакция бомжа была не такой, как у других, «профессиональных», попрошаек. Те сразу прятали деньги в карман, а этот человек словно не видел брошенную в его руку мелочь. Только спустя некоторое время он её замечал и прятал. Почему Егор не мог оторвать от него взгляда? Чем этот ничтожный человек привлёк его внимание? Словно кто-то шептал ему: «Смотри, смотри…»

     И Егор смотрел в эти пустые глаза… Что в них застыло? Безнадёга? Этим модным словом нельзя было выразить то, что прочитал в этих глазах Егор. Этот человек был давно никому не нужен. Не нужен и абсолютно не интересен.

     Наверху ехал очередной автомобиль. Но в отличие от других машин, звукосистема, установленная на автомобиле, ревела на всю улицу, несмотря на закрытые окна. Как водитель и его пассажиры выдерживали такое звуковое давление? Сквозь рёв музыки угадывался голос Меладзе:

     – В этом мире нет солнца, в этом мире лишь тень для нас двоих…

            С чем нужно бороться в обществе? С подобной несправедливостью полного равнодушия? Кому она нужна? Вот только Егор остановился около бомжа и обратил на него внимание, а остальные? Люди бегут по своим делам и для них их заботы гораздо важнее того, чем живёт этот человек, даже если он подыхает в пролёте лестницы подземного перехода, они – выше этого. Такой себе тихий нацизм. И это живёт и здравствует…

      А ведь этот сейчас весь грязный, вонючий, ужасный на вид человек был когда-то кому-то сыном, возможно, когда-то он тоже любил женщину и думал, что будущее принадлежит ему и только ему, что он всё сможет. Что его сломало? Может, водка? На самом деле водка не всегда является основной причиной, низвергшей человека на дно. В большинстве случаев она – только сопутствующий фактор. Может, у этого бомжа случилась трагедия, кто-то кинул его, лишил квартиры, надежды, оборвал нити, связывавшие его с жизнью, и превратил в то, что он есть на данный момент – в бесполезное существо, безразлично ждущее подаяние и мечтающее умереть? Хотя не исключено, что он никогда и не мечтал и ни к чему не стремился. Однако Егор, опиравшийся спиной о холодный кафель стены подземного перехода, не мог знать этого. Но он вдруг отчётливо представил себя на месте этого лежащего в вонючей луже мочи бомжа. Это чей-то шёпот или ему просто кажется? Он ещё сегодня ничего не пил, но что-то вдруг так захватило его сознание, что от этого его начало качать, словно он хорошо принял на грудь. Странное чувство. Стены подземного перехода поплыли, как будто он находился в последней стадии алкогольного опьянения, когда срастались явь и самые мрачные уголки его подсознания...

     И вот он сам сидит на месте бомжа, опустившись от безвыходности и отчаяния. Никого из родных рядом нет, никому нет дела до его боли, никому нет дела до его истории: только он и его боль. Тогда душа костенеет. Она превращается в камень и ничего уже не чувствует, даже жалость окружающих. Да и нет её, этой жалости. Где добродетель, где сострадание? В двадцати пяти копейках, что опустил молодой человек в грязный пластиковый стакан?

     Егора трясло от этих видений. Словно что-то нависло над ним, давя своей тяжестью, и показывало ему эту картину. И он видел и чувствовал... Чувство апатии, когда не нужно поднимать лицо и просить, делая умоляющие гримасы. Цыгане уже махнули на тебя рукой, и ты просто сидишь, доживаешь свой век. И вдруг, словно яркий луч света: в руку Егора упало пятьдесят гривен. Кто-то дал больше, чем давали другие прохожие, подаяние за несколько дней! Егор поднял глаза. На один миг всё преобразилось, словно ток пробежал по всему телу. Он посмотрел вслед уходящему человеку и застыл: он узнал бы её из тысячи, из миллиона. Его Валя.

     Вот она, не кричаще дорого, но стильно и со вкусом одетая сильная женщина, в глазах которой застыло достоинство. Достоинство и знание себе цены. Это ни с чем не спутать. Когда весь её вид словно кричит – я успешна! Она обернулась, чтобы посмотреть, взял ли бомж её деньги, и её карие глаза встретились с глазами Егора. Он, лежащий в своей моче человек, и она. Две противоположности, два разных полюса магнита. Что отразилось в этом взгляде, в её взгляде? Егор уже не помнил. Презрение? Нет, там не было презрения. Ужас, удивление и жалость. Что с ним стало? До чего он докатился? Где теперь он, а где она! Валя отвернулась и ушла. Навсегда. И никогда она больше не подойдёт к нему, никогда не посмотрит на него, если будет идти с кем-то мимо, когда он будет попрошайничать на тротуаре летом, или где-то в норе очередного подземного перехода зимой, – чтобы даже намёком не дать понять спутнику, что она знает это ничтожество. Как больно и противно…

     Егор словно очнулся ото сна и попросил наваждение:

     – Валя, вернись!

     Рядом по-прежнему тихо качался бомж, прося подаяние. А что это за тени на стене? Ангелы? Нет, это просто наваждение. Блики света от тянувшихся в пробке машин. Очень осторожно Егор обошёл бомжа и тихо побрёл дальше. Пройдя несколько метров, он остановился в задумчивости, вернулся и положил пять гривень в протянутую руку. С одной стороны он понимал, что это не помощь, это скорее успокоение самому себе. Но сотни проходивших мимо людей не помогли ничем. Совсем ничем.

     …..

     В последние несколько лет под Киевом выросло множество коттеджных городков. Это были оазисы благополучия, хотя, конечно, и там случались проблемы. Живущие в них искали уединения и отдыха от общей суеты и городской жизни. Это были анклавы определённых отношений, от невмешательства в дела других, до попыток вместе решить проблемы городка.

     Покупка дома в подобных местах стоила немалых денег, и всегда существовал ряд избранных, являвшихся владельцами самых дорогих особняков. Но были и такие люди, которые покупали участки, строили дома, а потом сдавали их в аренду. Их клиентам, людям состоятельным, но ещё не достигшим статуса владельца дома в данном анклаве, это было дешевле и доступней. Главное найти арендодателя и сойтись в цене.

     Один такой дом, на три этажа, был арендован на несколько лет молодой порой. Красивые и влюблённые. Они понравились владелице, и та решила им сделать немалую скидку, но пара отказалась. Это было очень удивительно. Шёл второй десяток двухтысячных и после обвала 2008-го года бросаться деньгами было уже не принято, однако молодожёны с лёгкостью расстались с первоначальной суммой и даже не торговались. Пункты контракта, согласно которым на территорию разрешалось приходить смотрителям, обсуживающему персоналу газового котла и бассейна, совсем их не смутили. Они даже доплатили, чтобы охрана городка обходила патрулём улицу, на которой они остановились, четыре раза в сутки, а не два, как раньше.

     Во время подписания контракта, состоялся памятный разговор:

     – А вы.., – хозяйка дома запнулась, – чьи?… нет…

     – Вы хотите знать, кто мы и кто за нами стоит? – очаровательная девушка с синими глазами посмотрела на хозяйку. Её большие, явно искусственно увеличенные ресницы вскинулись вверх от удивления.

     – Ой, вы не правильно меня поняли, – хозяйка дома сделала вид, что сконфузилась. – Просто в наше время, с такими деньгами… О вас нигде не написано в прессе.

     – Это не важно. Если вы думаете, что мы проходимцы…

     – Что вы!..

     – Не перебивайте нас, пожалуйста, так вот, вы ошибаетесь. Да, мы не простые люди, но знать, откуда у нас деньги – это необязательно. Они у нас есть и без криминала. Наши родители – очень богатые люди. Мы просто хотим после нашей свадьбы тихо уединиться – подальше от города и его проблем. Вот и всё.

     – Конечно, конечно! – хозяйка немного неловко подала ключи и бумаги контракта на подпись.

     Ослепительной красоты девушка с синими глазами поморщилась, а вот её спутник быстро взял бумаги и подписал их.

     – Вы знаете, – сказал он, возвращая подписанный контракт, – я слышал, что несколько лет назад вас серьёзно кинули мошенники из России. Но вас нам порекомендовал человек из банка «Кредит Конфьянс», с которым мы уже лет пять плодотворно работаем. Валентина Солнцева.

     – Да, да. Конечно. Именно этот аргумент меня убедил с вами встретиться. Я сама очень долгое время работаю с этим банком и очень довольна. Поэтому когда мои источники заверили, что вы являетесь очень солидными клиентами данного банка, я с удовольствием согласилась.

     Красавица-новобрачная улыбнулась. У неё были пухлые с приятными ямочками щёчки, смуглая бархатная кожа и изумительные волнистые волосы цвета спелой пшеницы; казалось, прикоснись к ним – и испытаешь прикосновение к волосам не взрослой женщины, а ребёнка. Девушка смотрела на бумаги странным, отсутствующим взглядом. Создавалось впечатление, что они её не интересовали вовсе. Она будто делала работу, которая ей неинтересна, но её нужно было выполнить.

     «Какое высокомерие, – подумала хозяйка, в свою очередь подписывая бумаги. – Что с тобой, красавица, будет лет через тридцать? Превратишься в толстую тётку, вроде меня? Или ты думаешь, что красавицей с такой фигурой и лицом ты будешь вечно?»

     Девушка криво улыбнулась и отвернулась. Хозяйку дома прошиб холодный пот: ей вдруг показалось, что эта холодная королева прочитала её мысли. Но её спутник, такой же красавец, от которого сексуальностью веяло за версту, вёл себя очень дружелюбно.

     – Что-нибудь ещё? – женщину так и подмывало продолжить разговор, но будто некая сила принуждала закончить его и уйти. Она довлела над женщиной, блокируя все её последующие вопросы и давя будто огромный бетонный блок. Получив денежный задаток и бумаги контракта, хозяйка поспешила уйти. Сев в «Лексус», владелица дома, так и не понимая, что же гонит её, быстро покинула пределы городка.

     Молодой мужчина повернулся к девушке и тихо произнёс:

     – Эйфа, ты же знаешь, что ментальный контроль запрещён. Он может быть использован только в экстренных случаях.

     – Мне она надоела, – ответила девушка без тени эмоций в голосе. – Слишком много хочет знать.

     – Это её право. Мы на её территории.

     – Здесь правят бал деньги, а не вопросы или сентиментальность. Оставь это для Империи.

     – Эйфа, не надо говорить про Империю. Я знаю, что тебе нравились её порядки и её вертикаль власти. Ни к чему хорошему это не привело, – парень с шумом выдохнул. – Нам нужно съездить в Киев и проверить маяки-сканеры. Есть вероятность, что этот Егор Куликов опять куда-то провалится. Аристэ и остальные прибудут сами.

     – Мы так настойчиво возимся с этим человеком. Не много ли чести?

     – А ты сама как думаешь?

     Девушка не ответила.

     Вечерело. На тёмно-синем небе светилась молодая луна. Только за городом, где огни задымлённого мегаполиса не засвечивали небо, можно было рассмотреть не только сам серп луны, но и почти скрывающуюся в его тени серебряную дорожку Млечного пути. Рядом с месяцем горела одинокая звезда. Это была спутница утра и ночи Венера – такая яркая, что её можно было спутать с посадочными огнями самолёта. Только через некоторое время смотрящий на небо человек начинал понимать, что это не самолёт.

     К границе коттеджного городка подъехал новенький чёрный «Рэндж Ровер». Его галогенки осветили голубоватым светом перегораживающий путь полосатый шлагбаум и домик охраны. Сидящие в домике люди прекрасно знали эту машину и её номера. Они открыли шлагбаум без вопросов.

     Сейчас была зима, поэтому тех, кто жил в это время года в городке, было немного. Тем не менее, некоторые дома были обитаемы: там из труб шёл пар от газового котла, и сиял светом зимний сад, закрытый стёклами тепличных конструкций, там ходила с собаками охрана, но никто на «Рэндж Ровер» не обратил внимание. Эта машина уже с полгода приезжала к одному из коттеджных домиков, к ней привыкли.

     Проехав несколько поворотов, автомобиль остановился около автоматических ворот. Гостей ждали и ворота медленно скользнули вбок. Машина заехала во двор. Когда двигатель был заглушен и свет фар погас, из машины начали медленно, с трудом справляясь с лишним весом тел, вылезать пассажиры. Их было всего двое. Страдающий отдышкой низкорослый мужчина с громадным животом, и молодящаяся дама. Её лицо было покрыто трещинами морщин, но она пыталась это скрыть под толстым слоем макияжа, однако лишь подчёркивала недостатки, привлекая обилием косметики нездоровое внимание к своему лицу. Типичный средний класс, которому повезло на старости лет.

     Из трёхэтажного дома вышли встречающие. Двое молодых парней идеальной красоты. Несмотря на морозный вечер, одеты они были очень легко: майки-борцовки и шорты – вот и вся их одежда, как будто температура минус двадцать их не волновала. Любой другой человек так или иначе выказал бы изумление, увидев их, но приехавшие люди остались совершенно безучастны. Они просто проследовали внутрь дома, кивнув на приглашение хозяев. Не было ни приветственных возгласов, ни рукопожатий. Наверно, если бы эту сцену видели соседи, она бы показалась им несколько странной. Но зима вносила свои коррективы: соседей уже месяц как не было, а их дома отапливались автоматически.

     На первом этаже дома в камине горел огонь. Перед ним на диване сидела ослепительной красоты девушка. В отсветах пламени на стенах трепетали тени от её грациозной фигуры – такие же изящные, как она сама. Девушка даже не взглянула на пришедших, хотя прекрасно их слышала. Всё происходило молча. Гости молча разделись и также молча присели на диван. Встречавшие их молодые люди, будто чего-то опасаясь, начали задвигать шторы. Девушка по-прежнему ни на что не реагировала. Её взгляд был прикован к огню. Лишь когда шторы были полностью закрыты, она тихо произнесла:

     – На Тайлоне мне всегда нравились поющие кристаллы. Даже во сне я вижу их. Эти яркие узоры синего и алого света, их гармоничная музыка. В чёрном небе, когда оба спутника не видны, они пели особенно красиво. Мне всегда казалось, что световые тени отрывались от кристаллов и жили своей жизнью. Сиянием.

     Все присутствующие в холле люди смотрели только на неё, на печальную девушку у камина.

     – В чём-то эти люди похожи.

     – Ты хотела сказать, эти обезьяны? – толстый человек улыбнулся и его очертания начали расплываться в сером дыме. Когда дым исчез, на его месте стоял блондин с голубыми глазами и ослепительными одеждами, покрывавшими его идеальное тело. Следом такая же метаморфоза преобразила его спутницу. Бывший толстяк подошёл к девушке, неотрывно смотрящей на огонь камина.

     – Ведь ты так всегда называешь их? Людей, которые населяют эту планету.

     – Свесик, – девушка ничего не сказала, но её мысли блондин расслышал хорошо. – Ты решил меня позлить?

     – Моя цель – не стать твоим раздражителем, а понять, почему ты, Аристэ, игнорируешь все правила и инструкции. Мы все находимся под присягой интеллект-корпуса.

     – Ты хочешь знать? – девушка медленно отвела взгляд от огня и посмотрела на собеседника. Её зелёные глаза горели яростью. – А тебе это понравится?

     – Аристэ, нет смысла винить себя. Мы не знаем, что там произошло на самом деле…

     – Я знаю одно: если бы я там была, моя сестра сейчас была бы рядом со мною. А я гнию здесь непонятно с какой целью. Перепрыгиваю из мира в мир за этим… – она замолчала. – Что такого важного в этой планете, что мы тут держим столько агентов «Мёртвых подразделений»?

     – Аристэ, ты же прошла эмоциональную очистку, – сказала спутница блондина. – Но я вижу в тебе всполохи ярости.

     – Эйфа, неужели ты думаешь, что стирание эмоций может помочь? Есть элементы, которые нельзя уничтожить, не повредив структурную матрицу сознания.

     – Я это знаю. Но ты, Аристэ, работаешь с шаблонами. Всё разложила по полочкам.

     – А что ты предлагаешь?

     – Нам нужен контакт, – блондинка также не шевелила губами. Разговор был мысленным.

     – С Врагом?

     – Мы точно не знаем враг это или ещё кто-то… Он вошёл в контакт с человеком. Ни на одной планете Альянса такого не было.

     В полумраке со стола всплыл хрустальный шарик. Он лежал на изящной подставке и любому постороннему показался бы просто украшением, но это был свёрнутый экран. Теперь, по команде одного из хозяев дома, он загорелся мягким светом и вылетел на середину комнаты.

     – Развернись, – приказал парень. Тот вспыхнул ярким светом и развернулся. Все, кто находился в комнате, теперь стояли внутри сферы. Сфера прижалась к стенам, чтобы получить максимальный объём. На экране сияла планета. Огромная, больше Земли в три раза, с тремя континентами, образовавшими неправильный треугольник. Вереницы облаков, крошечные с такой высоты, ползли вдоль материков. Над океанами они были плотнее. Возле нижнего угла треугольника, упирающегося в Южный полюс, скованный льдами, была видна воронка образовавшегося тайфуна. Но другое интересовало присутствующих – всех, кроме Аристэ. Она даже не повернулась и продолжала смотреть на огонь, хотя его было плохо видно из-за сияния экрана. А тем временем откуда-то справа начали появляться корабли. Тёмные треугольные тени матово-красного цвета.

     – Внимание, – шуршал голос. – Флоту четыре занять боевые позиции. Приготовиться к ведению огня. Зачистить периметр. Ваша цель определена.

     Следом часть экрана заполнили боевые данные. Они шли несколькими потоками. Иногда кто-то из присутствующих в холле поднимал руку, и его пальцы начинали сиять, он отдавал мысленные команды и возле него открывались дополнительные информационные окна. Особенно много таких окон было около голубоглазого блондина. Рядом с ним вращалась трёхмерная модель ударных крейсеров, что плыли на экране, и мерцали спин-переговоры крейсеров с командованием.

     – Вот данные по целям, – сказал один из парней и рукой отправил их к Аристэ. На экране был виден континент, часть которого была охвачена огнём. Огонь горел эллипсом, упираясь одной частью в горы, другой – в огромное озеро. Внутри чернела выжженная земля.

     – Итук, я это много раз видела, – тихо сказала девушка уже вслух. – Там нет ничего нового.

     Четыре корабля медленно занимали позиции, образовав квадрат. Но это только со стороны наблюдателей всё казалось медленным. На самом деле это были преодоления огромных расстояний со скоростью в тысячи километров в час.

     – Залп, – прошелестел компьютер. Из кораблей вылетели вереницы разноцветных шариков, которые понеслись в сторону материка, где горело кольцо огня. Пробив редкие облака, они на секунду исчезли из вида, а потом снаружи огненного кольца разверзся ад. Цепь ослепительных вспышек сменилась волнами плотного воздуха, кругами расходившимися от взрывов. Ударные волны сметали всё на своём пути. Было видно, как огонь бурлит и взметается ввысь километровыми языками. Озеро окуталось паром. Даже с такой высоты было видно, как он белыми столбами поднимается вверх. Ничего живого в озере не осталось после такого залпа плазмы. А огонь всё рос и рос. Чёрные лохмотья дыма скрыли огненное кольцо и то, что было в середине его, а из кораблей уже стартовали ударные штурмовики и десантные корабли. Используя плазменную тягу, они понеслись вниз в резком пике. Штурмовики на полпути свернули и направились к внешней стороне огненного вала, а десантные корабли – прямо в центр огненного смерча. К тому моменту он почти погас, лишь изредка из чёрного облака вырывались световые вспышки.

     – Слишком поздно, слишком поздно, – тихо прошептала Аристэ. – Спин-канал был открыт в два ноль-ноль, а корабли прибыли к восьми. Их стандартные масс-машины не могут перенести объекты быстрее, а корабли Механиков могут, но в том секторе не было ни одного нашего корабля. Почему?

     – Аристэ, нападение на планету было неожиданным и спонтанным. Просто открылся портал и появился корабль.

     Экран мигнул и переменил изображение. Изображение шло откуда-то уже с планеты. На фоне высоченных папоротникообразных деревьев, очень похожих на земные хвощи, в небе висел корабль, напоминающий формой куриное яйцо. В его середине была огромная щель, и в ней, как исполинские циркулярные пилы, двигались два диска, один навстречу другому. Их зубцы были направлены по ходу движения – громадные угловатые элементы лезвий. Изображение длилось всего несколько секунд. Потом погасло и начало воспроизводиться снова.

     – Оценка, – проговорила блондинка. Изображение замерло. Компьютер обрисовал корабли световой линией и выдал результат.

     – В высоту около четырёхсот метров, – сказала блондинка. – Диаметр не более двухсот метров. Данные резонансного сканирования – нулевые. Системы ничего не видят, кроме твёрдого объекта.

     – Эйфа, – Аристэ оторвала взгляд от горящего камина и посмотрела на девушку. Эйфе показалось, что она увидела слёзы на её лице. Хорошо зная тайлонян, она не могла себе представить их плачущими, но, тем не менее, подозрение, что она видела слёзы, закралось в её душу.

     – Мы ничего не знаем о них, что это за корабль и откуда, а вот что произошло дальше, я хорошо знаю, – она выбросила вперёд руку, глаза её вспыхнули и погасли.

     Экран изменился и комнату наполнили грохот, вой и рычание. Вокруг бесновался огонь. Горело всё, что могло гореть. Пылала земля, даже вода горела. Чёрная масса дыма, через которую не пробивался свет звезды, заволокла небо. Дым был настолько тяжёл, что казалось, что он осязаем и к нему можно прикоснуться. В этом полумраке с шипением ползла лава. Она булькала и кипела. Остывшие слои подминались новыми огненными выбросами, и как из пластилина, создавалась ступенчатая конструкция. Камеры снимали с очень небольшой высоты, лава, хлюпая и выбрасывая искры, почти настигала жаром снимающий объект.

     – Поиск выживших, – металлическим голосом сообщил компьютер. – Поиск силовых полей и искусственных элементов.

     На экране бегал ромб сканера, но он оставался пуст.

     – Ничего, – сказала Аристэ, – там ничего не нашли. Ни тел, ни обломков, кроме одного сгоревшего остова боевого киборга, которого выбросило взрывом в озеро. Ни следов силовых полей. Вообще ничего. Как можно, используя в бою все возможные средства, не оставить при этом никаких следов?

     – Следы есть, – попыталась вставить слово блондинка.

     – Да, с нашей стороны, а со стороны нападавших? – Аристэ сжала кулаки. – Даже не осталось органических следов! Куда все делись, превратились в плазму? Тогда где её отпечатки, где структурные изменения почвы?

     – Это ещё раз подтверждает то, что ты ничем не смогла бы ей помочь. Сила, с которой они столкнулись, не менее могущественна, чем силы Механиков.

     – Она была там одна! – Аристэ вскочила. – Одна!

     – Аристэ! – Итук подошёл к ней и его глаза тоже зажглись огнём и погасли. – Там была целая научная база, триста человек. Ещё полк охраны и десяток боевых машин. Там погибла не только твоя сестра, там погибли и файнозцы, райтеры….

     – Я знаю, – сказала Аристэ. – Но что они могли сделать против Врага? Технологии Альянса примитивны. Они даже не могу засечь его на дальних подступах.

     – Но они сражались, ты видела отчёт о первоначальных разрушениях. Их пытались взять сначала наскоком, а потом только корабль начал стрелять. Ты просматривала уцелевшие данные с киборга. Они дорого отдали свои жизни. Это было не избиение, это был бой.

     – Во имя чего, этих обезьян? Что обитают на этой планете? Почему Враг не пытается уничтожить эту планету. Чем она отличается от планет Альянса? Её примитивность и эмоциональная составляющая должны быть притягательны Врагу, а он её не трогает. Даже не пытается. Он даже не реагирует на наши вмешательства, почему?!

     – Внимание, – экран вновь свернулся в светящийся шарик. – До открытия спин-канала связи с командующим сектором сталось три минуты.

     Именно для этого все они здесь и собрались. Приказ выйти на связь прозвучал утром, но чтобы связь была устойчива, кораблю, боевому крейсеру «Эколен», нужно было приблизиться к планете. Он выступал ретранслятором сигнала. Это было нелегко, так как гравитационные двигатели создавали искажающее поле, способное столкнуть с орбиты малые объекты. Например, спутники этих землян. В прошлый раз так и произошло. Сразу после этого мировые СМИ планеты Земля ещё долго смеялись над россиянами, которые потеряли связь с одним из спутников ГЛОНАСС.

     Шарик висел под потолком и сиял. Все встали. Внезапно шарик тонко пискнул и трансформировался в человека. Присутствующие вытянулись, и вскинув правую руку на уровень груди ладонью от себя, отдали честь.

     – Командующий Ыыхан, - поприветствовал появившегося человека Итук. – Рады приветствовать вас.

     – Вольно, – тихо ответила фигура. – Докладывайте.

     – На сегодняшний день все системы контроля работают в штатном режиме. Гравитационные возмущения деактивированы и спонтанные Переходы закрыты.

     – А как же с внештатными ситуациями, – командующий посмотрел на Аристэ. – Что скажешь? Я в курсе Переходов.

     Аристэ молчала. Что она могла сказать? Она прекрасно знала, что по протоколу все её действия записываются и передаются командованию. Пришло время отвечать.

     – Тогда объясни своё нежелание использовать маскировку. Аристэ, ты один из лучших агентов «Мёртвых подразделений», тебе ли не знать, что значит «засветиться». Тебя назначили командующей всем сектором, в том числе Солнечной системой. А ты так легко игнорируешь все правила маскировки, привлекаешь к своей красоте слишком много внимания.

     – Зачем прятаться? – спросила девушка и посмотрела на командующего своими глубокими зелёными глазами.

     – Повторяю, ты привлекаешь слишком много внимания.

     Командующий рукой вывел данные на экран. Аристэ и так знала, что случилось три дня назад. Тогда трое мужчин пристали к ней. На тот момент она воспользовалась маршрутным такси, который вёз её на площадь Шевченко. Там, посреди двора, был маячок Перехода.

     Это были недалёкие людишки, судя по одежде, рабочие со стройки. Их приставание сводилось к каким-то грубым, только им самим смешным действиям: толкнуть один другого в бок и сказать «Колян, что ты делаешь, зачем толкаешь девушку?»

     Это длилось на протяжении всего маршрута, когда трое подвыпивших человечков мужского пола, пытались понравиться Аристэ. Их интеллект был ниже уровня среднестатистического жителя данного города, но, даже если они это где-то и осознавали, подобное их ничуть не смущало. Красивая девушка, одинокая, без колец на пальцах. Что ещё нужно подобным людям?

     – Ты чего толкаешься? – хихикая спрашивал у своего приятеля человечек в старой куртке и в вязаной шапчонке. От них пахло алкоголем, луком и запахами стройки. – Колян, ты чего толкаешься?

     При этом он толкал его сам под тихое ржание третьего спутника. Аристэ не реагировала на все эти попытки привлечь к себе внимание, но их это не останавливало.

     Когда маршрутка достигла конечной остановки, Аристэ встала и направилась к выходу. «Ухажёры» поспешили за ней. Когда она вышла и прошла вереницу киосков, попутчики вроде бы отстали, что подтвердило сканирование местности и отметки генетических маркеров, которыми она отметила всех троих. Аристэ нарочито безмятежно направилась через арку к съёмной квартире.

     В арке было всё так же темно, лампочку в металлическом плафоне из проволоки меняли не часто. Ну и запах витал всё тот же. Из-за темноты и безнаказанности в арке мочились все кому не лень. Даже попытки жильцов воспрепятствовать этому ни к чему не привели. И биты не помогли, и надписи на стенах. Особенно учитывая, что рядом было не меньше трёх забегаловок.

     Аристэ быстрым шагом миновала арку. Она знала, что трое друзей идут за ней, поэтому, пройдя арку, она остановилась возле голых веток кустов. Её злило всё, особенно эти примитивные человекообразные обезьяны, которые посчитали, что они сильнее и поэтому могут за счёт неё удовлетворить свои сексуальные потребности.

     Они вышли из арки почти бегом, боясь потерять жертву, но, увидев стоящую Аристэ, замедлили шаг и на их лицах расплылись довольные улыбки. Попалась.

     – Девушка, красавица. Мы тебя догнали. Поможешь нам?

     Аристэ молчала, чуть опустив голову и внимательно отслеживая их приближение. Парни были настолько уверены в себе, что даже не осознавали, не ощущали опасности. Их абсолютно не насторожило такое спокойное поведение жертвы. Вместо того, чтобы бежать и звать на помощь, зеленоглазая красавица просто ждала их приближения.

     – Надо же, какая девчонка! – тот самый человек, которого толкали в маршрутке друзья, приблизился первым и попытался положить руку на плечо Аристэ. Это ему дорого стоило. Она перехватила его кисть и вывернула так, что хрустнули кости. Человек взвыл и второй рукой попытался не дать выворачивать руку дальше. Это ему не помогло. Хруст и вой продолжался.

     – Ах ты, сука! – один из его друзей ринулся было помочь, но в тот же момент его отбросило метров на десять. Он даже не успел заметить удар ноги девушки: вот он бежит, и тут же летит обратно, видя звёзды на чёрном небе. Жуткая боль от невозможности дышать. Он корчился в сугробе, хрипя и царапая пальцами шею, пытался глотнуть ртом воздух.

     – Ты что же это делаешь, гнида?!

     Третий из приятелей кинулся в атаку и отпрянул назад, получив удар кулаком в челюсть. Брызнула кровь и, выплёвывая выбитые зубы, человек грузно осел в сугроб, повалился на бок и потерял сознание.

     –Ты кто?!!! Отпусти руку! – тем временем вопил первый из ухажёров. Его рука была неестественно вывернута.

     – А почему тебя это беспокоит? – спросила Аристэ. Она спросила это мягким, бархатным голосом. Без тени эмоций.

     – Рука, моя рука!

     – Что твоя рука? Ты ведь думал, что ты сильнее, а сильнее оказалась я. В этом твоя проблема?

     – Ай! Сука, отпусти!

     – Нет, тебе придётся смириться с этим. Нет тебе пощады.

     И она сломала ему не только руку, но вывернула весь плечевой сустав и ударом в живот отбила почки. Отпустив его, она смотрела, как он садится на колени в снег и стонет.

     – Ты чего ноешь, обезьяна? Неужели тебя никто не учил терпеть обиду?

     – Ненавижу! Сука, падла…

     – Ненавидь теперь себя, любимого! Того, который думает, что может всё! Ты решил удовлетворить свою похоть, ну так а я удовлетворила свою: как же мне нравится ломать кости таким глупым обезьянам!

     Было бессмысленно с ним говорить. Он не слышал Аристэ, он слышал лишь свою боль и свою злобу. Просканировав его, она поняла, что этот человек неисправим: он был уверен, что все ему должны, что он делает всё правильно, считаясь исключительно со своими потребностями и понятиями, а те, кто пытается ему воспрепятствовать – просто дебилы.

     Аристэ вдруг увидела женщину, которая невольно остановилась, наблюдая за происходящим. Она видела и слышала почти всё. Аристэ ждала её реакции, но женщина лишь криво улыбнулась и заспешила дальше. Её ответ был очевиден.

     Зеленоглазая девушка очнулась от своих воспоминаний и посмотрела на голографическую фигуру командующего.

     – Аристэ, ты должна использовать мимикрию, ты не должна выделяться в толпе, – командующий пристально смотрел на неё. – И твоя ненависть не должна быть выше миссии. Воспользуйся очисткой. Каждое твоё действие вызывает цепь событий. Мы не можем тратить на них свои силы.

     – Нам пришлось использовать ментальный контроль, чтобы уладить дело, – добавил Итук глядя на Аристэ. – Хотя рассказ этих трёх людей был невероятным и считался сказкой, особенно исходя из повреждений, что ты нанесла. К счастью, местные правоохранительные органы не слишком рьяно расследуют такие дела, когда трое подвыпивших мужиков пострадали от одной женщины. Тем паче, очень красивой женщины, – блондин улыбнулся.

     – Так, – командующий решил перевести разговор. – Командование хочет знать, что произошло за эти несколько дней. Детекторы зафиксировали Переходы. Нужен доклад, откуда и куда они следовали. Насколько ясно из цифровой подписи, эти Переходы не ваших рук дело, правильно, Аристэ?

     Зеленоглазая девушка молчала. Её вниманием вновь завладел камин, и она смотрела, как весёлые огоньки пожирают поленья.

     – Мы подготовили отчёты и пересылаем их вам, – голубоглазая блондинка провела рукой по воздуху. От её пальцев струился свет. Голографическое изображение командующего сектором повернулось к ней боком, читая что-то, чего не было видно. Пауза длилась секунд десять. Потом он спросил:

     – Поясните мне, что произошло 13-го? Что это за перемещение? Это одно из сообщений Перехода без контрольной подписи. Поступившие данные неразборчивы. Я ведь не допускаю саботажа?

     – Нет, ковит Ыыхан, – ответил один из парней. – Дело в том, что записывающие устройства были ослеплены странным воздействием. Информация словно сжалась, при этом часть данных была смята в информационный ком. Аналитические системы наших компьютеров смогли восстановить только то, что мы вам переслали. Наш генетический код подтверждения полноты предоставленной информации должен был быть получен вами.

     Командующий сектором молчал. Он явно просматривал информацию, что поступала на его экраны, невидимые в проекции.

     – Аристэ, ты пыталась уничтожить Врага, но при этом чуть не убила парня. А это противоречило не только инструкциям Звёздного командования, но инструкциям интеллект-корпуса. Я могу прямо сейчас тебя отстранить от этого задания и вернуть на Соларион. Ты можешь сейчас пояснить свои действия? – командующий звёздным сектором, в который входила Солнечная система, посмотрел на девушку.

     – Я приняла правильное решение, – Аристэ посмотрела прямо в глаза командующему. – Ситуация требовала вмешательства. Сенсоры зафиксировали присутствие Врага.

     – Так ли это? Именно Врага? – командующий внимательно рассматривал Аристэ. – Насколько мне известно, сенсоры не могут отличить Врага от кого-то ещё. Я в курсе, что вы уже полгода отслеживаете сущность, которая по гравитационной подписи неотличима от Врага. Но только отслеживаете, а значит точно не знаете, что это Враг. Иначе я бы получил информацию о сожжении целой планеты. Итук?

     – Да, ковит. Сенсоры Механиков видят только изменения, но не могут определить, кому принадлежат сигнатуры тёмной гравитации.

     – Точно это неизвестно. Скорее всего, мы ещё не умеем ими правильно пользоваться, – вмешался ещё один парень, стоящий дальше всех от командующего. – Большинство технологий Механиков нам непонятны. Мы лишь научились использовать небольшую их часть. Например, сонары механиков. Они отслеживают след не только тёмного возмущения, но и эмоционального восприятия. Причём последнее, по непонятным нам причинам, сонары считают важнее всего.

     – Значит можно предположить, что объект, который Аристэ видела в той реальности, мог быть и не Врагом.

     – Вполне может быть. Враг не действует так, как произошло на планете, где погибла сестра Аристэ. Там Враг использовал туземцев, а не разговаривал с ними, – согласился Свесик. – Однако появление мертвецов в зеркальном мире оправдывает действия Аристэ по применению опустошителя. Был зафиксирован Переход и следом – активность танца костей.

     – Это мне ясно. Мне неясно, почему эти существа так заинтересованы в этом человеке. Они перенесли его в другое измерение, чтобы что-то показать. Что?

     – Мы не знаем. Они не переносили его, а скорее всего, это была его эмоциональная проекция. Она могла ходить, говорить, дышать, но человеком это было нельзя назвать. Например, данное тело вообще не имело ДНК.

     – Это как?

     – Его просто взяли и собрали из атомов, слепили. По другому, описать это сложно. Аморфное существо.

     – Дайте мне данные, кто он?

     – Егор Николаевич Куликов, 1975 года рождения. Родился в Киеве и там же проживает. Закончил среднюю школу №89 в 1991-ом году, а в 1992-ом поступил в КПИ на факультет сварки. Работал после института на нескольких фирмах, последнее место работы – пиццерия. Причина увольнения на предыдущих работах – слишком высокая эмоциональная перегруженность: попросту, он во многом не сошёлся с начальством. Правда, задним числом многие его идеи уволившее его начальство внедряло в жизнь. Имеет неплохой показатель IQ. Два года назад повредил позвоночник и потерял работу. В данный момент безработный, подрабатывает дизайном игровых уровней. Не женат. Данные ДНК-сканирования переправлены Вам. В общем, ничего особенного. Совершенно обычный человек.

     – Тогда почему они выбрали его?

     – Исходя из наших данных, на Земле находится восемь потенциальных объектов наблюдения. До сегодняшнего дня самыми активными были: первая – так называемая Святая Франциска из Хихона, настоящее имя Мария Вивес, 1986-го года рождения. Сейчас находится на лечении в психиатрической больнице города Мадрида.

     Экран показал изображение женщины с усталым лицом.

     – Её преследуют постоянные видения, и её записи имеют определённый успех в Интернете. Она даже приобрела последователей, которые верят, что она разговаривает с ангелами, – продолжал Итук. – Но наша проверка детекторами кроме паутины ничего не обнаружила.

     – Поясните? – сказал командующий.

     – Паутина – это след деформации реальности, она не видна в обычном пространстве, но через призму событий Механиков напоминает волнообразные линии. Чаще всего в виде круга.

     Второй объект – американский школьник Сабастьян Энн. 1999-го года рождения. Он болеет редким генетическим заболеванием – прогерией. Преждевременное старение. С 4-рёх лет они рисует удивительные картины. Центральный элемент картин – октаэдр. Он рисует его прозрачным с кляксами цветов на стенках.

     – И какое отношение имеют эти рисунки к вашим наблюдениям? – кисло поинтересовался командующий Ыыхан.

     – Дело в том, что он утверждает, что души погибших людей нельзя увидеть, а вот если внутреннюю часть октаэдра покрыть специальным веществом, скилосом… Вы же знаете, что это такое?

     – Да, так называется покрытие слоёв голографических экранов, – кивнул Ыыхан.

     – Так вот, если скилосом покрыть внутренние грани октаэдра, то можно увидеть пятна души. Чёрные кляксы – чёрные воспоминания, жёлтые – светлые. В каждой кляксе содержится частица жизни души, её память.

     – И почему вы решили, что он объект нашего исследования? – спросил командующий. – Только из-за этой геометрической фигуры?

     – Мы сейчас вам покажем, ковит.

     Белокурая девушка вышла вперёд и взмахнула рукой. Кончики её пальцев вновь засветились, и появилось изображение картины. На ней был вихрь, который затягивал и сворачивался в точку, сминал и деформировал огромный зал. Вверху, словно не подвластный этому вихрю, сиял оранжевый октаэдр. За ним лёгкими мазками проступало лицо. То ли ребёнка, то ли… непонятно было. Рисовавший человек не захотел дать подробный портрет лица, лишь серые наброски. Если приглядеться, это был мальчик. Но на картине не это было центральным действом. Художник желал, чтобы тот, кто смотрит на картину, видел как в ничто сминается закованный в броню металлический зал. Стены зала, покрытые сантиметровыми бронеплитами, блестевшие металлической чешуёй отделки, деформировались, фермы и огромные колонны изгибались, вытягиваясь в линию. Концы их смотрели в точку куда всё засасывалось. На заднем плане виднелись какие-то машины, тревожно горящие красным светом, и странные фигурки двуногих существ с острыми когтями на лапах, одетые в серебристые комбинезоны. Они силились спастись.

     – И что это значит? Почему вы акцентируете моё внимание на этой картине?

     – Ковит, Ыыхан, – почтительно продолжила Эйфа. – Как вы знаете, до нашего появления в этой Звёздной системе, когда сюда нас привёл гравитационный след Врага, на этой планете было около десятка баз инопланетян. Многих из них мы прежде не видели. Однако все попытки связаться с ними потерпели провал. Мы точно знаем, что сигналы они приняли, но попросту проигнорировали их. А потом там что-то случилось. Наши радио-буи, что мы выставили на внешних границах планеты, приняли десятки странных сообщений. Большинство из них мы интерпретировали как сигналы о помощи. Всё это длилось несколько дней. А потом в эфире повисла тишина. Остались только сигналы автоматических ретрансляторов. Как вам известно, на Высшем совете было принято решение вскрыть базы инопланетян. Это было поручено группе «Б» аналитического отдела «Мёртвых подразделений». Было вскрыто три базы. Вот что мы нашли на одной из них.

     Рядом с картиной возникло ещё одно изображение. Это был исполинского вида зал, освещённый мягким голубоватым светом. Огромные колонны, поддерживающие свод, были будто покрыты металлической чешуёй. Весь зал был заставлен странными цилиндрическими машинами. Они продолжали работать. Слышалось низкое гудение, и иногда по их поверхностям пробегали цепочки огней. А ещё границы чешуек вспыхивали оранжевым светом. Эти вспышки были своего рода диагностикой швов. Командующий Ыыхан просматривал получаемые данные.

     – Ничего не видите? – спросила девушка у командующего.

     – Вижу, это один и тот же зал, с тем, что нарисован на картине.

     На лице командующего сектором застыло недоумение. Он смотрел то на нарисованную картину, то на изображение с покинутой базы. – Как это возможно, и где хозяева?

     – Вот в чём главный вопрос, – Эйфа подошла вплотную к картине. – Как этот умирающий мальчик увидел то, что находится на десятикилометровой глубине в далёкой Индии? Полное сканирование Себастьяна ничего не выявило. Без учёта имеющихся генетических отклонений он самый обычный ребёнок. Но вот во время сна с ним происходят метаморфозы. Особенно это похоже на попытку внедрения восприятия. Но мы точно не уверены. Мало данных. Часть получаемой информации попросту отсеивалась, так как системы слежения откалиброваны только на типичные шаблоны. Когда мы спохватились, было поздно. Информация прошла сквозь фильтры и исчезла. А относительно того, что произошло с хозяевами, то вот они.

     Изображение поменялось. Это был проход или тоннель заваленный телами. Камера медленно ползла вперёд. Тела лежали хаотично, иногда без конечностей, с рваными отверстиями в серебристых комбинезонах. Высохшие когтистые лапы сжимали оружие, покрытые чешуёй лица были искажены ужасом, это прослеживалось, несмотря на их нечеловеческие черты. Камера медленно влетела в зал. Там повсюду царило разрушение. Были видны огромные раскуроченные механизмы, из которых чёрными змеями торчали то ли шланги, то ли кабели. Перед ними находились дискообразные пульты, часть из которых рассыпались на кусочки, а часть пультов были разрезаны, через них проходили зигзагообразные тёмные полосы – следы от выстрелов. По телам и разрушениям побежали полосы сканера. Информация тут же начала выдаваться на экран.

     – Мы точно знаем, что на них никто не нападал. Внешнего вторжения не было. Мы не нашли ничего, что бы это подтверждало. Они просто перестреляли друг друга.

     – Сошли с ума?

     – Скорее от ужаса. Они явно чего-то испугались. В их телах мы обнаружили громадное содержание адреналина. Они просто превратились в перепуганных животных, если можно так выразиться. – Эйфа рукой меняла изображение на экране. Перед её лицом плыли иссохшиеся трупы ящероподобных существ. – Они действовали неосознанно. Видите следы от использования оружия на стенах? Хаотичные отверстия, очень много попаданий в системы освещения. Их жгли с особым остервенением. Зачем? Это было вроде раздражающего фактора? Они убивали друг друга не пытаясь убежать от выстрелов. Они не хотели спастись.

     – Им казалось, что только убив всех, они выживут. Это аналитические данные компьютеров, которые воссоздали примерный ход событий на базе, – добавил Свесик. – Мы пока не нашли объяснение тому, что там случилось.

     – Хм, – хмыкнула Аристэ. – А может, всё гораздо проще, и их убил наш Враг. Танец костей?

     Она вскинула руку, и изображение поменялось. Скорее всего, это был зал с реактором. Огромная кубическая конструкция возвышалась в его середине и от неё в потолок тянулись серебристые трубы. Камера медленно поворачивалась. Позади куба начал просматриваться пульт управления – огромная серповидная панель на двух изогнутых ногах. За пультом сидел оператор. Он был мёртв. Его тело высохло, чешуйчатое лицо съёжилось, повторяя контуры черепа, а глаза превратились в тёмные узелки. Когтистые руки по-прежнему лежали на пульте. Однако рядом с телом появилась фигура. Камера моментально сканировала её, но данные оказались пустыми. Там что-то было и не было одновременно. Сканер показывал, что зал был по-прежнему пуст. Камера видела фигуру, но сенсоры её не видели. Ни полей, ни биологических форм, ни жизненных процессов, абсолютно никакой энергии. Там была пустота. Но тем не менее возле кресла стояла фигура рептилоида и смотрела на камеру своими жёлтыми глазами-щёлками. Камера остановилась. По внешнему виду это была женская особь высотой около одного метра шестидесяти сантиметров, одетая в серебристый комбинезон с красной полосой посередине. В отличие от самцов, её чешуйки были меньше и изящнее, отливая зеленоватыми тонами при свете ламп освещения зала. Лицо её ничего не выражало.

     – В тот момент на базе работали только автоматическое дроны, поэтому никто не мог проверить достоверность видео, – тихо сказала блондинка.

     Существо приблизилось к мертвецу и, протянув лапу, коснулось его. Лапа медленно и беззвучно прошла комбинезон, не оставляя на нём никаких следов, и погрузилось в тело. Мертвец дёрнулся и начал трястись. Через несколько секунд он замер и затем медленно поднялся. Шатаясь и неестественно размахивая руками, он побрёл прочь, волоча ноги, пока не скрылся за мягко отодвинувшейся дверью.

     Нечто в виде рептилоида женского пола осталось стоять. Потом это существо улыбнулось. Это, наверное, была помеха на видео, но Ыыхану вдруг на миг привиделись серебряные волосы у этого рептилоподобного существа. Словно призрачные тени они вспыхнули в свете ламп и исчезли. Нет, наверно это была помеха.

     Существо улыбалось. Назвать это улыбкой было трудно, но тем не менее никто из присутствующих не сомневался, что это была именно улыбка. Затем оно жестом пригласило смотрящих сесть в кресло. Изображение погасло.

     – Ковит, мы нашли тело в четырёхстах метрах от пульта, в соседнем помещении. Данные исследования его останков и оставленных им следов указывали, что он шёл сам, причём мёртвым. Частицы разложения были обнаружены в каждом его следе. И это не танец костей.

     Эйфа перевела взгляд на Аристэ.

     – Танец костей, это генетическое преобразование объектов, когда они по-своему живы, хотя уже не являются первоначальными организмами. И ими кто-то управляет. Здесь же двигалось именно мёртвое тело. Причём никаких следов силовых полей мы не обнаружили, он шёл сам, именно сам, – добавила Эйфа. – Нам словно расчистили дорогу.

     – Продолжайте изучение, – задумчиво ответил командующий Ыыхан. – Может, нам действительно хотят помочь или что-то показать. Да, это очень похоже на услугу: расчистили для нас дорогу, убрали ненужные помехи. Получив информацию по расшифровке языка рептилий и воссоздав примерный уклад их жизни и социальное видение мира, я не уверен, что мы бы смогли договорится с ними. Насколько нам известно, это очень агрессивная раса. Её метод исследования напоминал работу бульдозера. Напористо и без сожалений, – командующий махнул рукой. Где-то, за пределами видимости экранов, находящихся в холле коттеджного дома, погасли другие экраны. – Так что там с этим Куликовым?

     – За последние полгода он стал объектом номер один. Он уже несколько раз напрямую общался с Ними.

     – С Врагом?

     – С Ними, – вновь повторил Итук. – Мы не уверены, что это Враг. Хотя его гравитационная составляющая очень схожа. Отличается только магнитное поле. Индуктивность его заметно меньше и имеет другую структуру. Нет таких искажений, которые порождает Враг своим присутствием. Мы наблюдаем за Куликовым всё время. Наши аналитики пришли к выводу, что Их интересует эмоциональная составляющая этого человека.

     – Что именно?

     – Любовь.

     – Да? – на лице командующего появилось неподдельное удивление. – К кому?

     – Скорее всего, к ней.

     На экране появилось изображение женщины.

     – Это Валентина Дмитриевна Солнцева. Тоже 1975-го года рождения. Училась в одном классе с нашим объектом наблюдения. Жената, имеет сына. Работает топ-менеджером в банке «Кредит Конфьянс», в статусе члена правления данного банка, – проговорил блондин. – Мы выступили в виде солидных инвесторов банка, поэтому Эйфа смогла продолжительно побеседовать с этой женщиной. Её полное сканирование у вас на экране. Ничего особенного. Обычная женщина как миллионы других. Следов воздействия Врага или Их не обнаружено. Мы провели наблюдение за её снами: обычные эмоциональные переживания. Никаких зеркальных Переходов и общения с Ними. Ничего, всё в норме.

     – За исключением того, что он любит её и любит очень давно. Значит, никакого контакта?

     – Да, так и есть. Судя по всему, он почти забыл её до недавнего времени, но первый контакт с Ним активизировал его чувства. Вот скан его эмоциональной составляющей, – блондин поднял руку и на экране возникли образы с сопроводительной информацией. - Скорее всего, этот объект – назовём его «мальчик» – воздействовал на него и после этого Куликов постоянно находится в депрессивном состоянии. Даже алкоголь не смог полностью заглушить его чувства.

     – Бедняжка, – с саркастической улыбкой произнесла Аристэ. – Да таких как он, с разбитыми сердцами – тысячи. Почему они выбрали именно его? Что в нём такого, чего нет в остальных?

     – Может, мы просто не видим этого? Нант, – Свесик обратился к последнему из присутствующих, который практически не участвовал в беседе, – что показали расчёты?

     – Ничего нового. Типичная социальная ситуация. На месте этого Куликова мог оказаться кто угодно.

     – А может дело не в нём, а в нас. Может, посредством любовной депрессии Куликова что-то пытаются объяснить нам? – задумчиво проговорил командующий. – Мы проигрываем войну, так как не понимаем её природы. Наши аналитики пухнут от перенапряжения, но не могут выстроить логические цепочки действий Врага. Враг сражается с нами без всякой логики. Его мотивы и цели непостижимы для нас. Первый возглас боевых аналитиков флота после завершения кропотливого анализа сражения всегда один и тот же: «Зачем? Это же идиотизм!» Так и здесь, у рядового человечка с этой планеты. Что-то методично разрушает его жизнь, отравляет её ревностью, тоской и болью, материализует его сны, забрасывает в иные измерения… С какой целью? Зачем?

     – Может использовать ментальный контроль и заставить эту женщину прийти к Егору? – спросил Итук.

     – Слишком просто. Они не этого добиваются, да и непонятно сможем ли мы использовать ментальный контроль. Их сила безгранична, а наша имеет предел. Может, Механики и смогли бы с ними справится, но мы – это не они, – командующий вздохнул.

     Данные Куликова продолжали гореть на мониторе. Командующий погасил их взмахом руки.

     – Вы получили новые директивы. Приоритет – невмешательство. Однако по-прежнему нужно исследовать базы пришельцев. Возможно, там есть ответы на некоторые наши вопросы. Этот Куликов Егор является пунктом первым в списке наблюдения. Но ни в коем случае не вмешиваться в события. Это основная директива. Вопросы?

     Пауза была не долгой, всего секунд пять, но молчание показывало, что агенты «Мёртвых подразделений» были согласны.

     Экраны погасли и присутствующие начали расходиться, но в этот момент в голове Аристэ возник голос. Это была связь в защищённом режиме.

     – Аристэ, – шептал командующий в голове девушки, – этот канал максимально защищён. Его слышим только я и ты. Я хочу поговорить с тобой лично, без свидетелей. Ты согласна? Если нет – прерви связь.

     Но Аристэ не прервала связь и молча слушала.

     – Аристэ, мне очень жаль твою погибшую сестру. Я знаю, что ты мне не веришь, но я понимаю, что ты потеряла.

     – И как вы это понимаете?

     – Сердцем. Представь себе, просто сердцем. Поэтому я и связался с тобой. Твои поступки эмоциональны, а не рациональны. Тебе нужна очистка.

     – Вы не берёте в расчёт, что я совершенство…

     – Я знаю, кто ты. Мы все в глазах жителей этой планеты совершенство, наше генетическое совершенство стало их проклятьем. Но вы, агенты «Мёртвых подразделений», выделяетесь даже среди нас.

     – Я…

     – Нет-нет, Аристэ, ты как раз всё это очень хорошо понимаешь. Твоё совершенство породило совершенство твоих чувств. Именно поэтому ты так реагируешь на всё, что происходит на этой планете. Посмотри на этого Егора? Кто он с твоей точки зрения? Обычный человек со своими неудачами и болью в сердце. А теперь сравни с собою.

     – Ковит, это нелогичные…

     – Именно, Аристэ, – сплошные нелогичные выводы. Но на эмоциональном уровне всё просто и схоже. Его боль утраты объекта своей искренней любви и твоя боль утраты любимой сестры – в чём-то они одинаковы.

     – Это совпадение.

     – Нет, это не совпадение. Они не просто выбрали этот объект для демонстрации своих возможностей, они хотят, чтобы мы, а особенно ты, Аристэ, это увидели и поняли.

     – Что поняла?

     – Что мы не можем понять Врага, потому что мыслим слишком правильно. Ты ведь сексуальна?

     – Не поняла вопроса, – Аристэ поморщилась.

     – Ты демонстрируешь своё лицо, тело – всю свою внешность, чтобы показать людям их ущербность? Иначе, зачем ты не пользуешься Тенью? И этот эпизод в маршрутном такси? Что и кому ты доказала? Мы все совершенны, но совершенство агентов «Мёртвых подразделений» недосягаемо даже для нас. И вот своим совершенством, как ты им можешь помочь Егору?

     – Ковит, я правильно вас поняла: вы хотите, чтобы я с ним переспала? И он, таким образом, остыл?

     – О да, он бы это оценил. Хотя слово «оценил» плохо подходит для характеристики той техники секса, которой вы достигли. Техника Иштар, я правильно помню название? Я просматривал закрытые файлы допросов и понял, что секс и его финиш – оргазм – это ощущения, гораздо более сильные, нежели боль, которую можно причинить живому существую. Любое мыслящее существо может быть готовым к боли, к пыткам, годами морально подготавливая себя, но вместо этого – наслаждение. Тёплые ласки, материализация сексуальных фантазий. Когда техника удовольствия настолько совершенна, что боль просто становится желанной.

     Перед глазами Аристэ возникли изображения, которые она и так видела в своё время. Их прислал Ыыхан. Это было выбивание информации лет тридцать назад из одного из раскрытых агентов «Нового пути». Техника Иштар, разработанная «Мёртвыми подразделениями», подразумевала пытки в виде всё нарастающих оргазмов. Сначала были только стоны заключённого, потом вопли и, наконец, поросячий визг. Воздействие на нервную систему возгоняло её до боли экстаза. Это была не боль пыток, это была боль наслаждения, причём тому, кого пытали, даже не давали возможности прикоснуться к телу девушки. Делала она всё сама. Здесь правила бал она, госпожа. Она владела им и что хотела, то и делала. Она водила руками по телу, находила нервные узлы и доводила их до состояния сжатых струн. Потом немного отпускала хватку и повторяла всё снова. Такое воздействие на нервную систему заставляло того, кого она пытала, кончать десятки раз на день. Особенно мучительным было то, что он не мог помочь себе в этом, даже прикоснуться к половому органу. Семяизвержение было произвольным. Мышцы настолько сокращались, что судорога сводило всё тело.

     И вот, когда сердце заключённого готово было взорваться, истязательница меняла тактику. Она становилась кроткой, нежной и готовой выполнять любую прихоть и любую волю. Наручники тогда размыкались, и заключённый превращался в зверя. Он ревел и делал всё, что хотел, чего так желал в мучительные минуты боли, он ей мстил, а потом, когда он от изнеможения падал, всё повторялось.

     После пяти сеансов агент «Мёртвых подразделений» просто уходила, оставляя своего подопечного одного в камере. И тут начиналось то, чего она добивалась. Наркотическая ломка была просто жалким подобием того, что испытывал этот заключённый. Он бился головой об стену, он кричал и сходил с ума. Он хотел только одного – вновь испытать те же чувства, что испытывал с нею. И ради этого он рассказывал всё. Да, были методы ментального зондирования, когда машины могли прочитать память, но были приёмы защиты, когда память можно было сохранить от воздействия зондов. Вплоть до её полного уничтожения. В случае же такой техники сексуального воздействия заключённый сам хотел рассказать всё, что он знал. Только бы ещё раз испытать эти чувства, это наслаждение. Боль можно терпеть, можно терпеть издевательства, можно терпеть любое унижение, но терпеть такое влечение было невозможным.

     – Как ты думаешь, Аристэ, если бы ты с ним переспала, что бы потом случилось? Ты думаешь, он бы забыл свою детскую любовь? Может, есть чувства, которые нельзя забить обычными наслаждениями?

     – Я не понимаю вас, ковит.

     – О нет, ты прекрасно меня поняла, Аристэ. То, что показывает нам Некто, которого ты считаешь Врагом, это то, что нельзя убить или уничтожить. Думаешь, этот Егор не пытался забыть свою любовь. Ещё как пытался! Тогда почему он до сих пор страдает?

     – Запретный плод – сладок.

     – Именно. Он знает, что она никогда его не полюбит и никогда не будет ему принадлежать. И никогда его душа не получит покоя. Сравни это с погибшими мирами. Такой вот мост чувств. Куда он ведёт? Видишь сравнение?

     – Они никогда не будут нашими и никогда не будут нами поняты.

     – Да. Может, совершенство это – порок? – командующий сектором поднял руку и махнул ею. – Вот так, одним движением руки меняется целая галактика и это….

     Связь прервалась. Перед глазами девушки возникли данные, что корабль вышел из зоны действия спин-канала. Теперь она осталась наедине со своими мыслями. Она – само совершенство.

     …..

     Приближался Новый год. С глубокого детства Егор любил этот праздник, с той поры, когда он мог спрятаться под собранным из трёх или четырёх сосен новогодним деревом, пушистым и таким большим, что оно занимало полкомнаты. Он очень любил сидеть под ёлкой в свете новогодней гирлянды, которой было так много лет, что разноцветная краска на лампочках выгорела, и многие огоньки теперь светились просто белым светом. Он подолгу рассматривал световые пятна на стене: серые тени пушистых ветвей с очертаниями ёлочных игрушек, они плясали на стене, если рукой тронуть гирлянду и заставить её качаться, – всё это ему казалось настоящим новогодним волшебством... Если напрячь при этом воображение, то на стенах высвечивался целый мир. А назавтра он всегда ждал подарков.

     Новый год всегда был светлым праздником, мама с папой не скупились, чтобы Егор был счастлив, чтобы Новогодняя ночь была волшебной. Как давно это было! Времена поменялись, и сказка исчезла. Может, будь у него сейчас ребёнок, сказка бы вернулась. Вернулась с детской улыбкой, смехом, глазами, ждущими чуда, и назойливыми расспросами: «А что Дед мороз принесёт мне в подарок?». Но квартира Егора была пуста и холодна. В ней был только он, один перед бормочущим новогодние поздравления телевизором, за столом с несколькими салатами и курицей, да ещё с бутылкой водки. Всё. Это теперь была его сказка.

     Несколько дней назад Егор побывал на Майдане. Он ходил посмотреть на главную ёлку страны. Правда, ёлкой её назвать было трудно: разноцветный конус, весь в ослепительных огнях – она выглядела пластмассовой, совершенно неестественной, ни такой, какой она осталась в его детских воспоминаниях. Но людям нравилось. Вокруг неё ходили влюблённые пары, семьи с детишками. Малыши всё норовили ухватить какие-то подарки, всё время указывали на те или иные развлечения и тянули за собой взрослых. Их нытьё и просьбы слышались отовсюду. Вокруг ёлки сновало огромное число подрабатывающих: ряженые в облике Дедов Морозов, Санта Клаусов и персонажей известных мультфильмов.

     Егор же просто бродил в толпе и впитывал настроение окружающих. Хотя порой очень трудно было совладать с собственными чувствами. Как можно было спокойно пройти мимо страстно целующейся пары, делая вид, что ничего не замечаешь? Когда они были центрами вселенной, а всё остальное было пустяком. Они даже не замечали его. Кто он им был – просто прохожий, но если девушка ловила полный зависти взгляд Егора, она ещё более страстно начинала целовать своего возлюбленного. Девушкам такой взгляд нравился, не просто нравился, а доставлял удовольствие. А что оставалось Егору? Он просто опускал голову и шёл дальше.

     Снега этой зимой насыпало немало. Несмотря на обещания мэрии, даже центр города был неубран, хотя многочисленные служащие ЖКХ старались хоть как-то раскидать сугробы. В своих оранжевых жилетах они без устали работали лопатами, но мало преуспевали в этом: мешали сами гуляющие и кучи мусора, которые они оставляли. Играла незатейливая музыка. Украинские песни сменялись «Джингл Беллс», а потом снова играли Вакарчук или Скрипка, перемешиваясь с Кароль и Лорак. Всё как всегда, всё одно и тоже. Какие-то девушки, смеясь и скользя по снегу, подбежали к Егору и набросили на него разноцветную мишуру. Он даже хотел их поблагодарить, но девушки исчезли так же быстро, как и появились. А он не мог так быстро ходить.

     Больше никто особо не обращал на него внимания и, прослонявшись около часа, Егор решил уехать домой. Ну что же с ним не так? Парни, даже более некрасивые, чем он, находили себе спутниц. Ну чем же он хуже?!

     И тем не менее, он был хуже. Девушки порой смотрели на него, улыбались, переглядывались и проходили мимо. Никто из них даже не пытался с ним заговорить, а он стеснялся, как стеснялся всю свою жизнь, как постеснялся даже признаться Вале в любви. Это было его проклятье.

     Для чего нужен был этот чёртов праздник? Егор приехал домой и вошёл в пустую квартиру. Как и обещала, мама ушла на работу, и он остался один. И вот он сидит перед телевизором и заливает своё горе водкой. Сначала она подняла настроение, даже очередная передача по телевизору показалась интересной, но после того, как было выпито полбутылки, интерес пропал. Опять пришла тоска. Что он делает с собой? Что он хочет опять доказать себе, своё ничтожество? Конечно он ничтожество! Разве есть другое объяснение?

     По телевизору шла передача, где жених выбирал невесту. Было три претендентки, и каждый раз в его выбор вмешивалась присутствующая в студии мама. Она делала то одно замечание, то другое. В конце концов, ведущая не выдержала и заметила, что не сын её выбирает себе невесту, а мама выбирает невесту сыну.

     И тут Егора осенило. А может, это правда? Может дело не в нём, а в маме. Она всегда заботилась о нём, но и всегда слишком критично подходила к его девушкам. Как она критиковала Таню за её легкомысленность. Может, Таня ушла от него не из-за того, что он был несносным, а потому что не смогла терпеть придирки его мамы?

     Егор попытался откинуть от себя такие гадкие мысли. Почему они вдруг пришли к нему, и что это за голос, который словно нашёптывал ему такие выводы? Но голос всё шептал, и вновь перед глазами вставали картины, когда его мама ругала Таню за то, что посуда плохо помыта, или за её бесполезную бижутерию. Особенно доставалось девушке за то, что она плохо готовила. Егора передёрнуло, и в душе у него вдруг вспыхнула ненависть.

     – Почему, почему она так поступила со мною? – начал бормотать он сам себе под нос, облокотившись одной рукой об стол. – Что со мной не так? Я даже не целовал Таню никогда. Хотел, но ты, мама, сказала, что Таня мне не пара. Помнишь?

     Стол молчал, и Егор ответил за него:

     – Помнишь, ты помнишь? Особенно тот день, когда Таня ушла? Просто ушла и сказала по телефону, чтобы я ей больше не звонил. Правильно, всё правильно?

     Водка действовала всё сильнее, затуманивая сознание. Оставались считанные минуты до Нового года. Но на душе Егора было гадко, даже ни намёка на праздник.

     Нет, в комнате определённо кто-то был. Его шёпот был слышен, но Егор не понимал его. Хотя….

     – Завтра наверху будет смерть, смерть и только смерть. Ты веришь в это? – шептал голос.

     Егор мотнул головой. Нет никакого шёпота, нет никаких ангелов, есть только он и его проблемы. Он тихо и привычно погружался во мрак.

     По телевизору началась праздничная феерия. Часы пробили двенадцать, и появились радостные лица известных артистов, поздравляющих друг друга и зрителей с Новым годом. Фейерверки на экране звучали в унисон с грохотом за окном – радостные горожане запускали в небо ракеты и кричали «ура!», подпрыгивая в такт разрывам разноцветных зарядов.

     Егор посмотрел на почти допитую бутылку. Ему хотелось ещё, но больше не было, а купить сейчас было уже невозможно, поэтому он, тихо злясь, смотрел на остатки желаемого зелья. Интересно, если бы Валя увидела его в таком состоянии, что бы она подумала? Простила бы? Он мрачно улыбнулся. Несмотря на выпитое, он понимал как он выглядит и во что превратился. Пусть он не бегает спьяну голышом во дворе, не бьёт стёкла машин или просто орёт, стоя на балконе. Но тем не менее, весь его теперешний вид – это вид опустившегося существа, и такая девушка как Валя никогда его не поймёт и не полюбит. Красавица и Чудовище.

     – Тебе только это и остаётся, – шептало что-то. Это был даже не его Злой голос. Ему шептало что-то осязаемое.

     – Как я хочу умереть, – Егор попытался встать из-за стола и, чуть не упав, опять рухнул на табуретку, – Боже, дай мне умереть, дай мне успокоится, чтобы больше не чувствовать эту боль. Я больше не могу, просто не могу!

     – Завтра наверху будет смерть, ты увидишь её. После подумай над своими словами и будь осторожен с желаниями. Желания могут материализоваться.

     По телевизору шёл очередной праздничный концерт. Артисты пели, смеялись, делились шутками, Егор понимал, что это только запись, но всё равно это казалось ему настоящим. Их счастье настоящим. А он был один с самим собой. И всё расплывалось перед его глазами.

     …..

     Где он? Он спит или просто не помнит, как здесь очутился. Он стоял на дороге возле огромного деревянного сруба. Изба была построена совсем недавно, Егор чувствовал запах свежеспиленного дерева, и даже сок ещё кое-где сочился из брёвен. Осторожно Егор подошёл к дому и посмотрел в оконца. Сквозь мутные стёкла он ничего не разглядел, только паутину и притаившихся в ожидании добычи пауков. Осторожно обойдя дом, он увидел недостроенный забор – из высокой травы торчали всего несколько секций. Егор медленно перевёл взгляд на открытые деревянные ворота и колодец. Странное место. Всё казалось не живым, а каким-то декоративным. Мокрая чёрная земля с пучками травы, торчащими из неё, колодец, словно не вырытый, а поставленный для бутафории, деревянное крыльцо, покосившееся набок. Резной орнамент крыльца был сделан без любви, словно старались вырезать побыстрее, где-то откровенно халтуря.

     Егор оглянулся. Летний день был в самом разгаре. По небу плыли кучевые облака, их подгонял ветер, а вот деревья за забором стояли, не шевеля ни единым листочком.

     – Небо, смотри на небо, – прошептал ветер.

     Егор ещё раз поднял голову, но ничего странного в небе не заметил. Он вышел за ворота, где это постановочное безобразие заканчивалось, и распаханная чёрная земля превращалась в обычную серую грунтовку, спускающуюся вниз. Огромные деревья, похожие на плакучие ивы, словно указывали ему путь, вяло шевеля ветвями, склонёнными прямо до пыльной дороги.

     Егор направился вниз. Он уже ничему не удивлялся, хотя догадывался, что это очередной сон. Водка сделала своё дело и погрузила его в дрёму.

     Внизу находилось озеро. Его тёмная, стоячая вода заросла тиной, берега были утыканы редкими зарослями камыша, что было странным для такого жаркого летнего месяца. Обычно к середине лета берега озер уже должны были полностью зарасти камышом и осокой, превратив их в непреодолимую зелёную стену. Ещё в детстве Егор видел, когда бывал с отцом у его знакомого в деревне, как тот, сыпля проклятия, ломал в такой стене зелени себе дорогу, чтобы просто порыбачить. Во многих местах на берегу озера были видны сколоченные из подручных материалов мостики для рыбаков. Они уходили в воду на пару метров и заканчивались деревянной платформой. Но никого не было на них, не единой живой души. Это показалось Егору странным. Мостиков было очень много, и все они были пусты.

     Егор спустился к озеру и почти увяз ногами в сыпучем песке весьма странной окраски: помимо жёлтого цвета его полосами окрашивала чёрная земля, похожая на пыль. Там, где земля выходила на поверхность, за неё отчаянно цеплялась корнями трава. У самой воды не росло ни одного дерева, озеро словно отпугивало их, но их корни торчали из песка узловатыми арками и Егор, зацепившись за такой корень, чуть не упал. Странное место. Вроде и похоже на Землю, но и не похоже. Вроде всё на месте, а тем не менее, вода, сами камыши, деревья и песок были непривычными и чужими.

     Осторожно, боясь упасть воду, Егор прошёл по скрипящим перекладинам к деревянной платформе мостика. Ветерок шевелил его волосы и вызывал лёгкую рябь на тёмной воде. Кроме мельтешащих насекомых, похожих на водомерок, но с тремя парами длинных опорных ног, да расходящихся кругов на воде, будто кто-то осторожно трогал водную гладь из глубины, ничто не нарушало покой.

     Егор отмахнулся от назойливой мошкары. Стайка её вилась поначалу вокруг одиноко растущего камыша, но когда Егор ступил на мостик, переключилась на него. Мимо Егора, гулко жужжа, пролетел серый жук, и тут случилось странное: из озера выскочила рыба, ударив хвостом о гладь воды для разгона, и, расправив крылья как у стрекозы, с громким шелестом помчалась за добычей. Промахнувшись, она сделала круг и снова попыталась настигнуть жука. Но тот опять увернулся, и рыба, потеряв силы, плюхнулась в воду, но ей на смену из воды выпрыгивали всё новые и новые рыбёшки. Они были около шести сантиметров в длину. Шелестя крыльями, они отчаянно пытались поймать добычу. Одна из них заметила новую цель и полетела в сторону Егора. Он едва успел отклонился. Рыбёшка коснулась его щеки мокрыми крыльями, пытаясь поймать мотылька. Это ей удалось и она с добычей начала возвращаться обратно в озеро. В азарте погони она вылетела далеко на берег и теперь изо всех сил старалась достичь воды, Егор даже решил ей помочь, но рыбка таки достигла края мутной жидкости и, плюхнувшись в неё, взметнула хвостом облачко ила, исчезнув в глубине.

     – Я люблю за ними наблюдать, – послышался женский голос.

     Егор повернулся в сторону, откуда он звучал, и увидел старое, почти сгнившее бревно, лежащее под тенью деревьев. На нём сидела девушка в белом платье и с босыми ногами. Он глянул на её лицо и замер: на бревне сидела его Валя. Этого просто не могло быть. Почему снова она, почему теперь снится всё время только она? Ему и раньше снились сны с девушками, он даже имел с ними близость… Хотя нет, нельзя было назвать это близостью, скорее, неудачные попытки что ли… Но никогда ему не снилась Валя. Со времён школы. А теперь вот снова сон, и снова Она.

     Девушка обнимала колени и задумчиво смотрела на озеро. Рыбки всё взлетали и взлетали, пытаясь поймать добычу.

     – Они охотятся только после полудня, до момента, когда солнце начнёт заходить за горизонт. Потом они ложатся спать.

     – Ложатся? – не понял Егор.

     – Опускаются на дно и там спят, лениво шевеля плавниками-крыльями.

     Девушка подняла голову и посмотрела на Егора. Она была очень похожа на Валю, но всё-таки отличалась, вот хотя бы веснушками на щеках. И ещё её странные розоватые глаза. Девушке было лет четырнадцать, худая, её босые ноги были измазаны землёй и настолько тонки, что можно было разглядеть каждую косточку. Лицо было заострённым, но его черты так напоминали Валю. Словно это была она, но много лет назад.

     – Привет, – сказал Егор.

     – Привет, – улыбнулась девушка.

     Её розоватые глаза внимательно рассматривали Егора. В них не было страха перед незнакомцем, только любопытство.

     – Знаешь, эти крылья-хвосты почти исчезли. Озёра осушались, рекам меняли русла. Только в таких озёрах они и сохранились. В самой глуши. Они очень вкусные, а мне жалко их есть. Мне нравится за ними наблюдать.

     Егор осторожно сошёл с мостика и подошёл к девушке. Она улыбнулась ему застенчивой улыбкой, такой простой и такой светлой. Это смутило его, и он отвернулся к озеру, чтобы она не заметила его замешательство.

     – А я впервые вижу их, – сказал Егор, краснея, что сказал первое, что пришло ему на ум. Но девушку это не удивило.

     – Значит, ты впервые забрался в такую глушь. Обычно сюда никто не едет. Далеко, да и небезопасно.

     – А ты здесь живёшь? – Егор снова повернулся к девушке. Та спустила ноги в песок и начала загребать его ступнями.

     – Нет, я сюда бегаю посмотреть на крылья-хвостов, а потом возвращаюсь к своей бабке. Я здесь живу летом, когда нет сезона огней.

     – Сезона чего? – не понял её Егор.

     – Видишь три луны? Когда они встают в одну линию, небо начинает гореть и приходят холода.

     «Идиот!» – мысленно обругал себя Егор. Так вот что значило то «посмотри на небо».

     Только сейчас он увидел, что на голубом небе, где по-прежнему плыли редкие облачка, светлыми пятнами под цвет облаков виднелись три спутника. Они были гораздо меньше Луны Земли, да и их форма была далека от идеального круга, но всё же это были именно спутники. Как же он не увидел их сразу? Впрочем, они были почти неотличимы по цвету от облаков, как и Луна в яркий солнечный день, и их действительно было трудно заметить. Этим он себя и успокоил.

     Девушка внимательно смотрела на него, и от её взгляда Егор терялся и не мог подобрать слова, чтобы продолжить разговор. Было видно, что девушка заметила его смущение, и оно её забавляло. Она тоже молчала и только иногда улыбалась, поправляя волосы на лбу.

     – Э-э-э, хороший день.

     Егор, чувствовал себя полным болваном. Он разучился разговаривать с девушками. Её улыбка стала ещё шире от этих слов. Она вдруг встала и коснулась его плеча. От этого прикосновения Егора будто ударило током и он отпрянул.

     – Тебе больно? – удивилась девушка.

     – Нет, я просто… просто… – Егор запнулся: «Просто что? Испугался?»

     Но девушка всё поняла без слов. Она осторожно взяла его за руку и повела вдоль озера. Её маленькая ладошка была тёплой и чуть влажной. И ещё мягкой и нежной. Ведя Егора, она через плечо оборачивалась к нему и улыбалась, иногда отбрасывая ниспадающие на глаза каштановые волосы.

     – Как тебя зовут? – спросил Егор.

     Девушка в ответ улыбнулась и, чуть помедлив, ответила:

     – Анэт, а тебя?

     – Егор.

     – Странное имя.

     Они подошли к небольшому песчаному пляжу. Здесь девушка остановилась.

     – А знаешь, про это озеро существует легенда.

     Егору на миг показалось странным, что он может вот так спокойно общаться с этой девушкой с планеты трёх лун. Но ведь это сон, а значит, здесь всё возможно.

     – Какая? – спросил он.

     – Когда-то, давным-давно, на месте озера стоял храм. Здесь молились жизни и свету. Жрецы верили, что со звёзд пришли боги и даровали нам просвещение. Но потом пришёл час смуты и вера в свет угасла. Тогда появился тёмный жрец и стал говорить, что нужно верить в красный огонь, в смерть, ибо только он очищает души. И жрецы приняли его веру. Они стали поклоняться этой тёмной силе и, в конце концов, она утянула храм под землю, а на его месте образовалось озеро. Есть поверье, что в летнюю ночь можно услышать из-под воды голоса, которые стонут и молят о прощении. А ещё они поют.

     Анэт, так похожая на Валю, отвела взгляд от тёмной глади озера и повернулась к Егору. Их глаза встретились, и Егор не смог выдержать её взгляд. Поспешно отвернувшись, он попытался вырвать руку из её ладошки, но не смог. Девушка держала крепко и ласково улыбалась. Таких чувств Егор давно не испытывал. Его бросало в жар и трясло. На лбу выступили капли пота. Девушка нежно коснулась их рукой.

     – Тебе жарко?

     – Нет, – чувствуя, что краснеет, ответил Егор. – Просто представил этот храм.

     – Ты веришь в эту легенду? Я здесь столько раз сидела вечером и никогда ничего не слышала. По-моему, всё это старые басни. Мне бабка рассказывала, что однажды слышала пение тёмной ночью, но сколько я не пыталась, кроме стрекота прыгунов и клёкота шестиногих жаб, ничего ни разу не услышала.

     – Может, стоило слушать сердцем? – предположил Егор. Как странно было, что такая молодая девушка была здесь совершенно одна и не боялась его, хотя видела впервые.

     – Ты так наивен, – Анэт снова ласково улыбнулась Егору и отвернулась к озеру. Теперь он смотрел на её каштановые волосы и на глубокий вырез платья на спине. Девушка словно приглашала прикоснуться к ней, а может быть, это просто чудилось ему? Может просто мозг во сне генерировал желания и трансформировал их в видения? Значит, он может с ней сделать всё что угодно.

     Подумав про это, Егор протянул руку, чтобы дотронуться до обнажённой спины девушки. Вот сейчас он почувствует тепло её кожи, ласково проведёт рукой по волосам и дотронется до её губ своими губами. Во сне ведь всё можно, значит, можно было и стать храбрым. Его рука почти достигла цели и замерла. Он понимал, что это сон, но он был таким явным, девушка была такой настоящей. Он чувствовал тонкий аромат её тела, видел, как движется спина в такт её дыханию, как ветерок шевелит её волосы, и… не смог дотронуться. Ладонь замерла в паре миллиметров от манящей кожи, Егор уже ощущал кончиками пальцев её тепло. Но смущение полностью контролировало его и не позволило пройти весь путь до желаемого. А девушка ждала прикосновения. Она стояла, не шелохнувшись, глядя своими розоватыми глазами на гладь воды. Егор опустил руку. Он снова не смог преодолеть свой страх перед женщиной. Как и тогда не смог преодолеть свой страх перед Валей в школе, подойти к ней и признаться в любви, открыто, как это делали другие? Вспомнился тот злопамятный телефонный разговор, когда она раздражённо спрашивала: «Ты думаешь, я буду с тобой гулять? Ты думаешь, у нас что-то будет? Мы будем встречаться?» А он трусливо отвечал «нет». А может, стоило сказать «да»? Тогда он струсил и потерял Валю, и вот, он струсил ещё раз...

     Девушка глубоко вздохнула и повернулась к нему. В её глазах была грусть разочарования. Егору вдруг показалось, что в озере ожили тени. Он закрыл и снова открыл глаза. Ничего. Видимо, показалось. Девушка вдруг улыбнулась, жалостливо посмотрела на Егора и медленно пошла вдоль кромки воды. Летающие рыбёшки по-прежнему выскакивали из тёмной глади и норовили поймать зазевавшихся жучков. Пели насекомые, особенно громко слышался чей-то стрёкот, напоминающий скрип.

     – Знаешь, а у меня ещё никого не было, – вдруг сказала она. – Мне никто ещё не понравился, хотя многие парни пытались за мной ухаживать.

     – Зачем ты мне это говоришь? – удивился Егор.

     – Не знаю, – пожала плечами Анэт. – Просто говорю. Может, потому, что у тебя душа добрая и глубокая.

     – Что значит, глубокая? – не понял Егор.

     – Это значит, что она страдает и чувствует страдание других так, как может почувствовать только разбитое сердце.

     – Ну, не знаю, – Егор попытался храбриться. – Мне никто не разбивал сердце.

     – Тогда почему ты до меня не дотронулся? А ведь не кусаюсь. Я же всё видела в отражении воды. Другой на твоём месте меня бы сразу обнял. Хатка и Малтай так всегда делали. Я с ними даже подралась.

     – Да, но вдруг ты…

     – Одёрну тебя и скажу: «Зачем ты это делаешь, как посмел?!»

     Анэт словно читала его мысли. Девушка загадочно улыбалась. Её лицо, тонкие губы, щёки и заветные ямочки на них были так близко от его лица, что сердце у Егора начало колотиться. Ему вдруг показалось, что наступил вечер. Причём очень быстро. У него и раньше во сне время сжималось и деформировалось, он словно перескакивал целые часы, вот и сейчас – только что солнце было почти в зените, а теперь уже клонилось к закату. И ему послышалось далёкое пение.

     – А тебя не будут искать? – вдруг забеспокоился Егор. – Ты здесь гуляешь одна, в таком глухом месте?

     – Конечно будут и уже беспокоятся, но они привыкли. Моя мама всегда говорила, что я необузданный ребёнок, но я такая, какая я есть. Я этого не стесняюсь, а ты? Ты такой, какой ты есть? Или нет?

     – Почему ты спрашиваешь об этом? – Егор подошёл к девушке вплотную.

     Она откинула волосы со лба, присела на корточки и, найдя в песке плоский камешек, запустила его в воду. Тот, отрикошетив от воды несколько раз, с плеском ушёл в глубину. Вода при свете заходящего солнца становилась всё темнее и темнее, а вот спутники на вечернем небе наоборот наливались отражённым светом. Пение становилось всё громче и громче.

     – Ты слышишь? – спросил Егор у девушки.

     – Что?

     – Словно где-то поют?

     Анэт замерла на несколько секунд, вслушиваясь в тишину, а потом отрицательно мотнула головой.

     – Нет, я ничего не слышу. Это тебе мерещится после моего рассказа о старой легенде.

     А может, действительно мерещится? Может, это его желания сейчас выстраивают его сон: вот смотри, здесь есть мистика, погибший монастырь. Есть легенда, и есть девушка, которая в неё верит. Боже, как стыдно.

     Он опять вспомнил свою Валю, как он рассказывал ей о том, что он может показать человеку его будущее. Она даже приглашала Егора к себе домой, ей нравились такие сказки. Тогда, в 80-х, это было модно: всякие там Кашпировские, Чумаки… И чем это закончилось? Тем, что он пыжился и делал вид, что гипнотизирует, лишь бы она ещё раз пригласила домой?

     Неужели он думал, что свою Валю он может этим зацепить?! Сначала ей было интересно, а потом интерес к этой чуши угас. Великий Кашпировский – Егор Куликов! Сейчас он краснел от этих воспоминаний. Неужели он надеялся, что его любовь клюнет на такую дурость? И всё кончилось так, как и должно было закончиться – полным фиаско.

     Девушка, так похожая на Валю, смотрела на него во все глаза. Она просто смотрела на него, словно видела насквозь его душу.

     – Я ведь ничего не слышу, – она повторила сказанное и улыбнулась. – А может, ты действительно что-то слышишь? Ведь когда-то на это озеро приезжало очень много людей. Были даже учёные. Они что-то меряли, ходили со странными приборами. Одевали на голову сетчатые шлемы и подолгу сидели, скрестив ноги у края воды. И ничего. А когда нашли в песке позеленевший медный знак солнца, что устанавливался на шпилях храмов, подобных тем, о которых рассказывала легенда, так и вовсе потеряли сон. Они ночами бродили вокруг озера и что-то изучали. Мигали лампочками и жужжали своими приборами. А сколько проводов они утопили при этом! – Анэт рассмеялась. – И ничего, ничего не услышали.

     Но Егор слышал. Он слышал пение, низкое, обречённое, словно пели не живые люди, а некие духи. Пение становилось всё громче с того момента как летающие рыбы перестали охотиться, а над озером сгустился вечерний полумрак. Пение было сильным и страшным. В отличие от Анет он не понимал слов этой песни, но ощущал душой, что в этих словах и звуках царит зло. Что он мог сказать девушке? Обнять её и успокоить? Он выбрал среднее: просто успокоить.

     – Знаешь… Анэт, ты права, наверно мне действительно кажется это. Ну, что поют.

     – А я тебе не верю, – она снова пригладила рукой копну каштановых волос. – Твоя душа за небесами. Значит, ты мечтаешь. Да, – она перебила Егора, хотя тот уже набрал в лёгкие воздуха, чтобы возразить, – у тебя это в глазах написано. Чем меньше в них розоватой дымки, тем глубже в них можно заглянуть.

     – Откуда ты это знаешь, ведь тебе не так много лет? – задал глупый вопрос Егор. Уже договаривая его он это понял. Глаза Анэт всё выражали и всё подтверждали, но Егор был настолько закомплексован определёнными правилами и понятиями, что порой подобные вопросы формулировались автоматически.

     Девушка была разочарована. Она смотрела на озеро и молчала.

     «Что опять лоханулся?» – вдруг ожил в голове Егора Злой Голос. – «Ой, молодца!»

     Стыд и срам! Эти чувства заставили Егора подойти к девушке и взять её за руку. Боже, столько это стоило ему усилий, но он впервые в жизни сделал это сам.

     – Знаешь, я здесь впервые и очень… очень… – он сбился, пытаясь совладать со своими чувствами.

     – …смущён, встретив меня? – закончила за него Анэт. Она улыбалась, даже когда грустила. В её душе не было ненависти, её не отравляли трусливые мысли о том, что вдруг кто-то не так о ней подумает, или не так интерпретирует её слова из-за своей распущенности. Это была чистая душа.

     – Да, – честно ответил Егор и вдруг его прорвало:

     – Знаешь, это мой сон. Меня здесь нет и тебя тоже. Нет этого озера, нет этих песнопений, что я слышу, нет ничего. Я утром открою глаза и всё пропадёт. И что дальше, что будет дальше?

     – Тогда почему ты плачешь? Во сне люди должны быть сильными, они могут всё, все их желания исполняются, а ты плачешь от беспомощности.

     Егор почти не слышал её, всё вокруг заполнили голоса неземного хорала. Может, это действительно не сон, но тогда что это?

     И вдруг посреди окружавшей их вечерней мглы возник звук флейты. Он был не резким, но напористым. Следом Егор услышал зов. В этот момент уже почти болезненно громыхающие звуки хора в его голове пропали, и наступила тишина.

     – Э-гей! – донёсся со стороны чёрного массива леса крик.

     – Мне пора, Егор, – она запомнила его имя, – меня зовут. Я хочу завтра встретиться с тобой. Мне хочется с тобой говорить, мне это нравится. Давай здесь, завтра, днём. У этого озера.

     Что мог ответить Егор в ответ? Усмехнуться? И он сказал то, что было нужно ей и нужно ему, хотя во сне можно было врать без зазрения совести, всё равно после пробуждения стыд из сна исчез бы:

     – Я буду ждать.

     Она ещё раз улыбнулась и побежала по косогору прочь. Её босые ноги утопали в потемневшем от сумрака ночи песке, далёкая тень в последний раз скользнула среди тёмных деревьев и исчезла.

     «…Как мимолётное виденье,

     Как гений чистой красоты.»

     Егор остался один на песочном пляже рядом с тёмными водами загадочного озера. Неужели ему померещились эти звуки музыки и голоса, неживые голоса? Воздух сгустился. Егор посмотрел вверх, три спутника горели среди звёзд яркими жёлтыми огнями, даже облака и те исчезли, и снова, снова он услышал этот шёпот. Этот шёпот наверняка признали бы шизофренией, разладом личности и умопомешательством, но он принёс Егору своеобразное облегчение. Скорее всего, шёпот предназначался не ему. Создавалось впечатление, что Егор подслушал чьи-то мысли, произносимые вслух. Но кого? Кто шептал?

     «Есть вера в жизнь, а есть вера в смерть. Иногда те, кто верили в жизнь, а потом начали верить в смерть, приносят в мир скорбь. Не ведая, что творят, они приносят в мир безысходность. Нет этому конца, нет этому прощения. Для них смерть – это избавление, это начало нового пути, более светлого, чем был на земле. Они в это верят. Но посмотри на них. Вот они, в тёмной глубине, выбравшие смерть, ради чистой жизни. Что они получили? Забвение! Может это чей-то неудачный эксперимент? Может кто-то решил поиграть в Бога?»

     Егор вспомнил строчки из «Божественной Комедии» Данте: «И он молил, чтоб грешных в этом зле, Господь Всевышний гневом не коснулся…».

     – Вознеситесь или падите! – громкий голос возник в небесах багровым светом и погас. За ним не последовало ни грома, ни молний, ни тёмных туч, которые бы вдруг сгустились на небосклоне и стали своей тяжестью давить на землю. Ничего подобного не было. Зато был храм – тень, восставшая над озером тяжёлой чёрной массой. Прямоугольное сооружение с тёмными провалами арочных окон. Егор видел, как край левой стены, ближайшей к нему, образовывал три грани. Каждая их них находилась под небольшим углом к предыдущей. Стена словно ступенчато заворачивала, отклоняясь от правил обычного, классического прямоугольного строения. Вверху все три грани сходились к основанию одного из трёх куполов. Егору казалось, что он даже видит тёмные очертания нетёсанных камней, из которых были выложены эти купола. Но вот символов над ними не было, только шпили с чернеющими на фоне иссиня-чёрного неба завитушками. То, что когда-то находилось там, было сбито, остались только шпили.

     Храм возвышался над озером исполинской громадой. Воздух гудел и вибрировал. Он пел низким гулом, словно дышал, и тогда на тёмной поверхности озера появились огни. Нет, это были не голубоватые, призрачные болотные огоньки, это были живые, дрожащие на ветру язычки пламени, готовые сорваться. Огоньки свечей. Жёлтые, с красноватыми краями. От всего увиденного Егор не мог пошевелиться. Этот гул и далёкие голоса заполнили его, словно что-то хотело ему всё это показать? А может, не ему? Краем глаза, даже не в силах повернуть голову, он увидел несколько тёмных силуэтов людей на гребне косогора, где песок дороги встречался с небом.

     Огоньки двигались, словно из храма, из темноты дверного проёма, в котором время от времени подсвеченные изнутри огнём проявлялись контуры деревянной двери, шла вереница людей. Огоньки сливались из двух потоков в один и медленно выходили на землю. Фигуры людей, закутанных в чёрные то ли балахоны, то ли плащи – в темноте разглядеть было невозможно, ясно были видны только огоньки свечей перед ними. Егор не чувствовал страха и ужаса, глядя на эти таинственные фигуры, его заполняла их скорбь. Может это то, что они потеряли? Разве можно было было понять то, что они пытались донести, не прочувствовав это?

     Фигуры огибали его с обеих сторон, образуя полукруг. Когда он сомкнулся и Егор очутился в круге света, гул в воздухе и пение резко стихли. Повисла звенящая тишина, и в это мгновение тёмные фигуры рухнули на колени. Они просили Егора его о чём-то, он не понимал, о чём именно, но чувствовал, что в нём есть частица того, что им была нужно.

     «Аристэ, Аристэ, что ты видишь?» – шептал ангел. Егор понял, что эти слова предназначалось не ему, он их просто подслушал, но эмоциональный ответ был таким сильным, что он скорчился от боли и упал на колени.

     – Вознеситесь или падите! – опять послышался этот глубокий голос. Кто это говорит? Это были не те тёмные фигуры, которые чернели на фоне усыпанного звёздами небосклона с горящим оранжевым светом треугольником спутников. Но в этот момент Егор увидел как у этих тёмных силуэтов на миг вспыхнули и погасли огоньки глаз. И боль ушла, пропали огни свечей, и растаял как дым храм. Остались лишь чёрное озеро, песок под ногами и едва уловимый аромат Анэт. Он был так похож на аромат духов его Вали! Егор даже не предполагал, что до сих пор помнит этот запах. Он напомнил Егору его День Рождения в 1990-ом. Запах Валиных духов остался на коричневом кресле, в котором она сидела напротив модного тогда телевизора «Электрон». И после её ухода Егор жадно вдыхал этот аромат, наслаждаясь им. Тогда, на Дне Рождения, у него было много девушек, его одноклассниц, которые тоже брызгались духами, но он хотел вдыхать только Её запах. Боже, он начинает сходить с ума от подобных воспоминаний! От этой мысли Егор проснулся.

     …..

     Он по-прежнему сидел за столом при включённом телевизоре, и на экране всё так же шёл новогодний концерт. Бутылка водки была почти пуста, а остатки курицы давно остыли.

     Телевизор переливался яркими красками: там в дожде сыплющихся конфетти и блёсток кружились разные исполнители и подтанцовка. За окном громко бухали фейерверки, от которых порой сотрясались стёкла окон и неистово вопила сигнализация машин. Но, несмотря на это кипение праздника вокруг, Егор остро чувствовал своё одиночество. Он совсем один, и эти улыбающиеся лица из телевизора не могут его согреть домашним теплом, или, тем паче, теплом родной женщины. Эти песни Новогоднего Огонька, эти шутки и смех совсем не трогали его. Всё это ему казалось слишком искусственным, однообразным, а вот пение храма из его сна звучало в его голове громким эхом, и его ничем нельзя было заглушить. Оно было настолько непохожим на всё, слышанное им раньше, что просто взять и всё забыть не представлялось возможным.

     Егор сделал последний глоток водки и попытался закусить салатом «оливье», но не смог. Еда не лезла в горло, только «прозрачное забвение». Новый год наступил.

     Глава 7

     Сибирь может хранить тайны бесконечно долго. Так долго, что они превращаются в мифы и легенды. По словам местных жителей, эти тайны ведут своё начало с эпических битв древности, а те, кто пытается их раскрыть, получают тёмный дар Сибири – болезни и смерть.

     Есть здесь такие места, которые называются «гиблыми». Человечество ещё не может постичь их разумом, но может почувствовать их мощь. Издавна якуты их называли «Улюю Черкечех» или «долины смерти». Их описывали не раз как огромные металлические котлы, поднимающиеся из земли. Но кроме рисунков, созданных по словам редких путешественников, нет никаких более достоверных изображений, ни единой фотографии этих сооружений.

     Большинство учёных, пытавшихся разгадать эту тайну, были скептиками, считая всё это выдумкой. Они долго изучали сделанные простым карандашом наброски, вчитывались в легенды местных племён, но всегда приходили к одному и тому же выводу: всё это просто мифы и информационное наваждение, когда люди начинают слепо верить в то, что им преподносится как данность. Это была хорошая теория. Она позволяла не акцентировать внимание на странных объектах в Сибири. Но, тем не менее, местные жители прекрасно знали, что эти котлы существуют.

     В древности хозяева котлов не слишком беспокоились об их сохранности, но позже, когда человечество шагнуло в эру индустриализации, они «подчистили» эти места, спрятав своё детище до лучших времён. Но времена эти так и не настали, ибо пришла сила, что заставила их умереть.

     Таинственные «котлы» расположены вдоль реки Вилюй, в Мирнинском улусе Якутии. Это суровый край. Он покрыт густыми хвойными лесами, температура зимой там опускается до -40, когда всё замерзает и воздух звенит от мороза. Чтобы добраться до этого района приходится спускаться по реке. И среди этого непроходимого леса, вдоль буйной реки Вилюй, можно найти заболоченные поляны, в центре которых находятся круглой формы озёра с прозрачной водой. Странно, но возле этих озёр трава всегда мертвая, словно озёра источают невидимую смерть. Если посмотреть на них с высоты птичьего полёта, то они похожи на следы от воронок крупных бомб или снарядов. А вокруг них, повторяя идеальную окружность берегов, желтеет мёртвая трава. И лес вокруг этих озёр тоже давно умер. Немногочисленные экспедиции биологов, исследуя толщину мёртвых стволов, видели, что деревья росли здесь очень долго, но создавалось впечатление, что в какой-то момент произошло нечто, убившее этот лес. Ели сбросили свою хвою и теперь вокруг озёр торчали лишь серые стволы с лохмотьями коры, ощетинившиеся скелетами ветвей. Если дотронуться до этих стволов, то кора обращается в пыль. Сколько же ей лет?!

     …..

     В глубине солнечной системы парил корабль. Используя технологию Тени Звёздных Механиков, он был невидим в обычном диапазоне волн, хотя это требовало больших энергозатрат. Там, где он находился, земные телескопы видели только черноту космоса и звёзды.

     Ударный крейсер первого класса отошёл от планеты Земля и переместился в дальнюю точку Звёздной системы. Да, технология Тени не позволяла его визуально увидеть, но вот гравитационное возмущение начало воздействовать на инфраструктуру планеты. Проанализировав всё это, «Эколен» выдал решение и Энхарт его принял. Корабль исчез в глубине звёздной системы и его след пропал. На это потребовалось огромное количество энергии, но генератор Тёмной материи моментально восполнял её и корабль мог так парить почти вечность.

     Из его ангара вылетел небольшой объект по форме напоминающий тело краба без ног, но с плоской кормой в виде ласточкиного хвоста. Этот маленький корабль был виден всего несколько секунд, прежде чем тоже ушёл в Тень. На борту было четверо: две девушки и два парня. Они сидели возле полукруглого пульта управления, и перед ними через прозрачный купол рубки управления светилась яркими цветами приближающаяся планета Земля. Она горела синими океанами, буйством зелени южноамериканского континента, закручивала белые спирали облаков зарождающихся тайфунов над Тихим океаном и пестрела странными красными полосами цветения водорослей в озёрах Африки. Такой молодой мир, не тронутый извне, но те, кто находился на борту корабля, прекрасно знали, что это не так. Найденные на других базах инопланетян данные показывали жестокие огненные битвы древности, когда круглые или треугольные корабли виманы жгли города и сражались между собою. И ещё расшифровка текстов указывала на странного человека, предводителя в белых одеждах. Его звали Кузул. Он пытался объединить города-кланы, покончить с войной и культом Смерти. Но не смог и потерпел неудачу.

     Сначала города боролись друг с другом, а потом начали бороться с Нечто и проиграли. Те, кто, находился на корабле, долго пытались понять природу Нечто, но не смогли. Древние так и не объяснили, что это такое, они назвали это просто – Падение. Сохранилась одна запись Кузула на обычной глиняной дощечке. Когда древние устройства для записи начали рассыпаться в пыль, предтечи пытались хоть что-то спасти, записывая свои мысли и свою историю на почти вечном материале – глине.

     Там говорилось:

     «Пришло время мыслей. Пришло время для понимания. Кто мы и откуда? Серебряная красавица и монстр в тёмных одеждах. Я смотрю на них и обоих не понимаю. Зачем жечь всё? Я никогда не желал зла примитивным, я всегда желал им помочь. Но в огонь бросят и меня, и тех, кто примитивных ненавидел. Я слышу их мысли. Если не удался опыт, всё нужно сжечь, даже полезные частицы. Нет выхода, лишь смерть и разложение».

     Корабль снижался к планете. Окутав себя плазмой он заставлял воздух обтекать себя, таким образом избегая перегрева. Перед пультом управления горели голографические экраны. Пилотам корабля достаточно было поднять руку и коснуться нужного символа, чтобы корабль послушно выполнил требование.

     – Вхождение в атмосферу, – раздался мягкий голос компьютера. – Переход на низкую орбиту через 5,4,3,2,1. Точка встречи через пять минут.

     Сеттор – малый корабль поддержки – качнуло. Он начал снижаться по плавной дуге и поворачиваться вправо, к Северу планеты. Его тут же захватили лучи радаров землян, но их технологии были примитивны, и корабль легко маскировался; радары не видели его, а технология Тени не позволяла увидеть его визуально. Даже когда он пролетал возле земных самолётов, иногда касаясь их гравитационным полем, отчего самолёты качало, как будто они проваливались в воздушную яму, никто из пассажиров этих аэропланов не видел корабль, а тот продолжал снижение, компенсируя гравитацию Земли своими двигателями. Его путь лежал в Сибирь.

     Экраны работали, контролирующих их компьютер просчитывал всё. Пройдя облака, Корабль вошёл в последнюю стадию снижения. Вновь зазвучал корабельный компьютер:

     – Данные, требуются вводные ориентиры для прокладывания курса.

     – Главный ориентир – река Вилюй, – сообщил один и операторов корабля.

     Сам корабль немного накренился, выравнивая траекторию. Теперь он двигался вдоль извивающейся ленты реки, в которой отражалось солнце, ненадолго выглянувшее из-за тёмных туч.

     – Нужны дополнительные данные. Ориентир зафиксирован. Сканирование местности.

     Перед глазами всех находящихся на борту высвечивались данные местности. Они накладывались на изображение, транслируемое с внешних камер. Это была мёртвая зона. Корабль сканировал почву. На экране пятнами виднелись области мёртвой флоры: порыжевшие хвойные леса и жёлтые разводы жухлой травы. Там не было повышенной радиации, не было отравления почвы, но тем не менее невидимая и неслышимая опасность угрожала всякому, кто очутится в этих местах.

     По экранам плыли всё новые данные. На другом берегу реки, подальше от гиблого места, красными маркерами высвечивались живые существа. Компьютер отмечал маркеры вспышками и сразу выводил полученную информацию на экран: бурые медведи, лисы, стада оленей.

     – Магнитное поле повышено на пять пунктов, – продолжал сообщать компьютер. – Радиации низкого уровня не зафиксировано. Есть следы излучения спин-поля.

     – Что это за излучение? – прошептал один из операторов корабля.

     – Энергия сопоставима с классом мю-флюонов, известны на земле как бозоны Хигса. Остальное – остаточная радиация Тёмной материи. Данное оружие использовало энергию технологии Звёздных Механиков.

     – Механиков?

     – Сканирование этого не подтвердило. Имеется лишь энергетический след, схожий на след Механиков.

     – Снижаемся. Сканирование на наличие туземцев, территория 300 километров по диаметру. Мы – исходная точка, – приказал компьютеру один из пилотов.

     На всех бортах корабля открылись люки, откуда начали выдвигаться прозрачные шары. Они были скрыты технологией Тени от посторонних глаз, поэтому даже их голубое свечение никто не увидел. Те, кто находился на корабле, заметили лишь мимолётное голубое сияние, а потом исчезло и оно. Перед пультом управления возникла трёхмерная карта. По мере сканирования на ней прорисовывались холмы местности, густые леса и лента реки Вилюй. Красными точками обозначались живые существа, которых обнаруживали сканеры. Но все они меняли цвет на зелёный. Сканирование не выявило людей, никого из разумных гуманоидов в радиусе трёхсот километров не было.

     Корабль достиг пункта назначения. На карте эта зона была закрашена в жёлтый цвет. В этой зоне живых существ не было вообще. Никого.

     – Снять маскировку, приготовится к посадке.

     Если бы кто-то сейчас стоял на земле и смотрел в небо, то увидел бы, как одно облако исказилось, словно потревоженная ветром гладь воды, и на его месте возник корабль. Сразу послышался и глубокий поющий бас работающих гравитационных двигателей. Корабль висел в воздухе, чуть покачиваясь. Внизу находилась огромная поляна, покрытая жухлой жёлтой травой и обрамлённая сухими елями. В центре этой поляны синело круглое озеро. Сканеры корабля прощупывали почву. Она была болотистая, по расчётам компьютера, корабль мог провалиться примерно на метр в глубину.

     – Температура за бортом плюс пятнадцать градусов, влажность до шестидесяти процентов. Ветер до десяти метров в час, – докладывал компьютер.

     – Идеальные условия, – сказала одна из девушек. – Приземляемся.

     Корабль, похожий на краба с ласточкиным хвостом, качнулся и, выпустив лапы-опоры, начал медленно садиться метрах в десяти от озера.

     – Сколько установок мы насчитали? – спросил один из парней и посмотрел на девушку с соломенным цветом волос. Её пухленькое, но в то же время изящное лицо было сосредоточено.

     – Шесть кругов по семь установок. Большинство уничтожено, этот круг – один из уцелевших. Данные сканирования утверждают, что установки уничтожены не в бою, а были подорваны гораздо позже.

     – Видно, что этот регион был очень далек от основных событий в Месопотамии, – второй пилот улыбнулся.

     Все существа на корабле выглядели чрезвычайно молодо, любой человек, увидев их, дал бы им не больше 18-20 лет, но на самом деле девушке с волосами соломенного цвета было около 150 лет, а командиру группы, стайтат-коммандеру – почти 200. Генетическая модификация позволяла им жить чрезвычайно долго, даже в преклонном возрасте их не беспокоили обычные для людей старческие недуги: им были неведомы дряблость тела, суставные боли, забитые холестерином сосуды и отдающие в спину боли в сердце. Они были совершенством, но за своё физическое совершенство они потеряли часть души. Они не могли так любить, как любят друг друга на Земле, потому что любовь это – боль, а боли они не испытывали. Вот и сейчас, сказав последние слова, второй пилот даже не задумался о трагедии событий в Месопотамии, где умирало столько людей. Для него существовали лишь сухие цифры фактов и всё.

     Корабль осторожно коснулся поверхности и начал погружаться во влажную болотистую почву. Он ушёл в неё метра на полтора, но потом словно нашёл твёрдую опору, и хотя корабль при этом перекосило на один бок, погружение остановилось. Поющий гул смолк. Наступила тишина.

     – Приземление завершено. Магнитный фон усилился.

     «Мёртвым подразделениям», в отличие от обычных людей, была не страшна ни радиация, ни магнитный фон. Снизу, где сканеры зондов-разведчиков обнаружили сеть пещер, вероятнее всего поступил тревожный сигнал, так как сразу показатели тёмной энергии фона возле круглого озера выросли в разы. Это не было обычной радиацией. Сверхбыстрые частицы поражали важные органы людей, но при этом не оставляли следов. Как микропули, они просто дырявили структуру органов.

     – Система защиты работает, –предупредила вторая девушка, поднимаясь с кресла. – Внизу нам придётся нелегко.

     – Скорее всего, база в рабочем состоянии, берём с собой импульсаторы, – приказал командир группы.

     Они вышли из рубки управления и направились в хвостовую часть. Там, в круглом зале, примыкающем к переходному отсеку, они подошли к одной из стен. Корабль, согласно их мысленному приказу, открыл четыре ниши в форме человека. Все четверо вступили в ниши, повернувшись спиной к стене, которая начала светиться мягким жёлтым светом, и, вытянув руки по швам, закрыли глаза. Раздался писк и на их руки начали прыгать металлические устройства, складываясь и словно втягиваясь в поверхность рукавов тёмно-серых комбинезонов.

     – Погрузка оборудования и вооружения произведена, – сообщил компьютер.

     Так снаряжаться могли только агенты «Мёртвых подразделений», поэтому их боялись во всём Альянсе. С виду – обычный человек, который в мгновение ока «обрастал» оружием или другими необходимыми устройствами. Это был один из первых даров Механиков, что разгадали «мертвецы» на загадочной планете, единственной в звёздной системе двух Солнц, которую отдала Закрытая галактика. Никто не знал, что там, в Закрытых галактиках. Их пока было найдено семь штук. Области космоса, видимые во всех спектрах диапазона и в которые нельзя было попасть. Они горели миллиардами звёзд, подсвечивались пылевыми облаками и прозрачной плазмой уничтоженных временем звёзд, но попасть туда было просто невозможно. Эти звёздные скопления оставались неприступными. Возможно, ответ скрывался в остальных машинах и устройствах Звёздных Механиков, которые ещё не разгадали учёные из интеллект-корпуса Альянса. Никто на Сетторе не обладал таким расширенным доступом к базам данных интеллект-корпуса. Но даже то, что они знали – поражало. Многие открытия были настолько секретными, что даже высшие чиновники Альянса о них ничего не знали.

     Когда погрузка модулей была закончена, существа вышли из ниш и остановились посреди зала.

     – Статус подтверждён: Танис, Алмат, Фенас и Мира. Приготовиться к миссии. Цель – проникновение на базу чужих и её исследование. Установление контакта, если представится возможным, – голос командующего корабля «Эколен» Энхарта звучал в воздухе зала. – Протокол 567-12.

     – Открыть внешний люк, – скомандовала Мира – девушка с тёмными волосами, и шагнула в сторону овального выходного люка.

     Раздался металлический звон, фиксаторы втянулись в свои гнёзда, люк выдвинулся немного наружу и разошелся на две половинки. Холодный воздух влетел в корабль и наполнил его влажными запахами. К поверхности земли спустился трап. Первым вниз сошёл командир экспедиции Алмат, который осмотрелся и пощупал ногой грязно-жёлтую мёртвую траву. За ним спустились остальные. Корабль тут же убрал трап и закрыл люк.

     – Нужно принять все меры предосторожности, – сказала светловолосая девушка. Её волосы, чтобы не мешали, собирались в пучок механизмом, похожим на золотого многоногого паука.

     – Согласен, – кивнул Алмат, и посмотрел на корабль.

     Из днища корабля выдвинулась платформа с которой поднялись устройства похожие на жуков. Их было несколько десятков. Они проплыли над головами агентов и рассыпались в разные стороны. Достигнув нужных отметок, выпустив лапки, они приземлились.

     – Силовое поле будет активировано по мере необходимости, – доложил компьютер.

     Вслед за этим с крыши корабля взлетел маленький шарик. Он взмыл в воздух и повис в метрах четырёхстах от земли.

     – Сенсор био-активности активирован, – снова раздалось сообщение компьютера.

     – Теперь можно начинать. Мира, – Алмат вопросительно посмотрел на девушку.

     Та улыбнулась и отошла на несколько метров от корабля. Затем она подняла руку раскрытой ладонью к земле и на ладони с металлическими щелчками начало собираться устройство. Оно походило на раструб с закрученной улиткой основой.

     – Идём наощупь, зонд не смог точно просчитать глубину входа, мешает маскировка, но начни с отметки 100 метров.

     Все смотрели на девушку. Она снова улыбнулась, её глаза зажглись и погасли, а следом из раструба начали вылетать небольшие прозрачные, словно из стекла, шарики в центре которых чернела точка. Шарики висели в воздухе всего секунду и исчезали, окутываясь серым дымом.

     – Люди описывают это теорией струн, – сказала вторая девушка. – Мгновенное перемещение из точки А в точку Б. Всё понятно, даже математически описать можно, а вот построить...

     Перед глазами Алмата появились первые данные. Материализовавшись на глубине ста метров, шарики были мгновенно раздавлены породой.

     – Сто пятьдесят метров, – глаза Миры снова зажглись и погасли. Получив команду, новая порция шариков вылетела из устройства и, зависнув, телепортировалась.

     – Земная квантовая механика довольно близко подошла к основе мироздания. Они уже догадываются, что квантовые частицы возникают в процессе колебания, так же колебанием их можно переносить мгновенно в любую точку, правда, для этого требуется чудовищное количество энергии.

     – Механики обошли это. Они оперировали энергией подпространства, вытягивая её из зоны Перехода, – Танис посмотрела на Алмата.

     – Но при этом они получили эффект Тёмного сдвига. Если в него провалиться, то объект исчезает неведомо куда, – добавил Фенат. – Сколько добровольцев при этом пропало! Мы так и не знаем где они, куда они попали. Их просто нет.

     Шарики снова все погибли. Мира выпускала и выпускала новые рои шариков, увеличивая каждый раз глубину на 50 метров. Один раз три шарика остались целыми и послали сигнал из глубины. Мира повела рукой, выпустила ещё рой зондов и телепортировала их на ту же глубину, но это оказалась всего лишь полость в камне, около метра в длину и сантиметров шестьдесят в ширину. Уничтожив зонды, она вновь начала прощупывать породу, отыскивая пещеру.

     – Хорошая маскировка для тех, кто никогда не был на этой базе, – Танис провела рукой, и перед ней развернулся трёхмерный экран. – Вот вход под водой, но он защищён и есть вероятность того, что самоуничтожится, как только мы приблизимся. А вот пещеры самой базы, – на экране был хаос переплетений цветных линий, они накладывались одна на другую, пересекались и раздваивались. – Множество отражений. Какие настоящие знает лишь тот, кто имел сюда доступ.

     Карта погасла. Мира посмотрела на Танис и улыбнулась. Её глаза в который раз зажглись и погасли. Очередная серия зондов вылетела из устройства и, покрывшись серой вуалью защиты от Сдвига, исчезли. Подул холодный ветер. Агенты не чувствовали его. Их тела мгновенно перестроили теплорегуляцию, повысили кровяное давление и создали под кожей тонкую прослойку очень плотного жира. Она была почти не видна, в отличие от жира на жителях планеты, которые частенько отращивали себе громадные животы, а женщины превращались в бесформенные туши. Тела землян были не совершенны и, хотя их генетические эксперименты достигли определённых успехов, на себе они пока старались их не пробовать.

     Алмат вспомнил историю своей планеты и древние евгенические войны, когда генетические мутации превращали методров в ужасных существ, неспособных ужиться с Великолепными. Страшным опустошительным смерчем пронёсся этот конфликт по планете, разделив расу на две части. Последние из тех, кому не повезло, вымерли в резервации. И, по прошествии почти тысячи лет, им, наконец, поставили памятник – громадную стеллу из тёмного гранита – карро, кривую, с ломаными гранями и выщербленными кусками, совершенно безобразную среди парящих над землёй зданий, как напоминание откуда всё пришло.

     Вдруг несколько десятков шариков уцелели. Они повисли плавной дугой и выдавали устойчивый сигнал. На трёхмерном экране перед глазами Алмата компьютер обозначил предполагаемое направление пещеры. Похоже, они нащупали свод.

     – Мира, начинай заполнение. Вырисуй мне картинку.

     – Слушаюсь!

     Девушка повела рукой, всё новые и новые шарики вылетали из механизма на её руке и исчезали. На экране они, заполняя пространство, выстраивались сеткой – огромным ячеистым кубом, подобным структуре ионной кристаллической решетки. Вскоре одна грань этого куба исказилась и превратилась в дугу. Зонды начали погибать, достигнув стены тоннеля, но Мира не обращала на это внимание; перед её глазами бегали цифры данных управления и проецировалась схема. Алыми линиями светилась трёхмерная модель, которую она желала достичь. Она мысленно посылала приказы зондам, и они продолжали выстраиваться. Они заполняли модель и гибли на отдельных её гранях. Компьютер тут же вводил полученную погрешность, и трёхмерная модель меняла свою геометрию. Вероятнее всего, это был зал.

     – Достаточно, – сказал Алмат. – Глубина четыреста восемьдесят семь метров. Фенас, запускай робота.

     Шарики самоуничтожились, а раструб на запястье девушки с таким же металлическим звоном сложился и втянулся под рукав. Когда он полностью исчез, Мира опустила руку. В этот момент Фенас поднял свою, и, сжав в кулак, поднёс к своим глазам. Его глаза также, как у Миры, вспыхнули, и через секунду на его предплечье, жужжа и звякая элементами, начало сооружаться нечто, напоминавшее гигантскую стрекозу. Когда сборка была закончена, Фенас проверил все системы робота и его глаза вновь вспыхнули. Зонд-робот пискнул, зажёг габаритные огни и отделился от руки. Отлетев на некоторое расстояние, он издал громкий визжащий звук, словно чем-то острым провели по листу жести, и, окутавшись серым дымом, исчез. Материализовался он именно там, куда посылал его оператор. Перед глазами каждого из агентов «Мёртвых подразделений» возникло изображение с камер робота. Изображение было абсолютно тёмным.

     – Очень хорошо, инфракрасную подсветку, – скомандовал Алмат.

     Через мгновение картинка сменилась. Всё вырисовывалось в зеленоватом свете. Он выхватывал зал кусками. Было видно всё, хотя изображение несколько искажалось в этом неестественном освещении. Скорее всего, источников света в зале не было, и помещение подсвечивал только сам робот, но было похоже, что это ангар. С десяток дискообразных аппаратов стояли вдоль стен. Больше ничего в зале не было. Оператор начал управлять роботом. Тот медленно поплыл вперёд, сканируя всё вокруг.

     – Обнаружен источник энергии. Полтора километра вправо, – раздался лишённый интонаций механический голос.

     Картинка разделилась на восемь частей: столько стояло камер на борту зонда. Впереди из тьмы медленно выползали громадные ворота ангара, украшенные странной резьбой.

     – Ну что ж, зонд не фиксирует никакого вооружения или следящих устройств. По всей вероятности, строители базы не опасались землян из-за их примитивности, а нас они не ждали, – тихо сказала Танис. – Думаю, верным будет предположение, что защита от вторжения установлена только на входе.

     – Там есть атмосфера. Кислорода меньше, чем на поверхности, но достаточно для дыхания. Есть аргон, причём его много, до трёх процентов, – читал показания робота Фенас. – Есть ещё криптон и раванд. Причём последнего не меньше восьми тысячных процента. Для такого редкого газа это очень много.

     – Он ведь действует как поглотитель для нескольких видов излучения, особенно, если вступает в реакцию с жидкостями.

     – Защита от излучения? – предположил Фенас.

     – Думаю, да. Когда установки использовались, даже несмотря на такую глубину, излучение от генераторов доходило до базы. Раванд был одним из компонентов защиты. Не удивлюсь, если между искусственными стенками базы и природными есть полости для жидкости.

     – Атмосфера подходит для нас. Люди бы там долго не протянули, но мы можем адаптироваться, – заключил Фенас, просмотрев оставшиеся данные, поступившие от робота. Тот облетал потолок в поисках устройств слежения и оружейных гнёзд.

     – Не будем рисковать, оденем броню, – Алмант погасил экран, и в этот момент в его ушах возник тихий голос компьютера корабля:

     – Внимание, тревога. Приближение объекта.

     Перед командиром открылся тактический экран и изображение с камеры зонда-слежения, висевшего над землей. Над лесом, на границе безопасности, летела машина землян. Компьютер сразу идентифицировал её.

     – Земной российский вертолёт Ми-8Т. Бортовой номер МА-346789.

     Алмат рассматривал дрожащее изображение летящей машины. Вертолёт был километрах в пятидесяти и летел к ним по косой траектории. Оранжевая машина, с синей полосой и надписью «Аэрофлот» на борту. В воздухе возник едва различимый гул. Алмат ещё раз взглянул на картинку, компьютер рассчитал траекторию полёта и вывел на экран информацию: вероятность, что пилоты и пассажиры вертолёта заметят корабль – восемьдесят процентов. Даже исходя из того, что пассажиры борта – недалёкие люди, без навыков наблюдения, заметить инородный объект на фоне ландшафта было несложно. Значит надо было ждать: Алмат послал мысленный приказ и «жуки» ответили электронным звуком. Через секунду всю местность покрыло маскирующее поле: она выглядела так, как за три часа до посадки корабля. И наступила тишина.

     Далёкий гул приближался. Зонд следил за земной машиной, рассчитывая траекторию и скорость полёта. Земной летательный аппарат был несовершенен, проваливаясь в воздушные ямы и оставляя горячий след продуктов сгорания, вертолёт летел довольно низко. Приблизившись на тридцать километров к зоне посадки, он прошёл максимальную точку сближения и начал удаляться. Через несколько минут механический гул уже не был слышен, в воздухе остались лишь звуки окружающей природы.

     – Снять маскировку, – приказал Алмат.

     «Жуки» снова взвизгнули, и воздух, задрожав, стал прозрачнее.

     – Приготовиться к переходу.

     – Ковит, обнаружены сенсоры внутри ангара. Скорее всего, это датчики массы и движения, – сообщила светловолосая Танис.

     – А что насчёт систем защиты?

     – Только система пожаротушения, больше ничего.

     – Всё равно спускаемся в броне. Активироваться.

     То, что произошло дальше, так давно мечтали заполучить военные Звёздного Альянса. С разных точек на комбинезонах агентов вырастали металлические сегменты брони. Это был сплав с идеальной кристаллической решёткой. Даже землянам было известно, что чем больше кристаллическая решётка имела инородных включения, тем менее прочным был сплав. Здесь же был мономолекулярный композит. Последним собрался шлем.

     Технологии Звёздных Механиков позволяли создавать и сжимать любую конструкцию, как и сам металл. Его, конечно, можно было пробить энергетическим оружием, но для этого пришлось бы затратить достаточно большое количество энергии. Испытания показали, что только 11 или 12 выстрелов стандартного аннигилятора в одну точку, полностью расплавляло этот композит и пробивало броню насквозь. Первые пять выстрелов металл просто поглощал.

     Помимо брони агенты имели ещё средства защиты. В их руках собирались лучевые импульсаторы. Они могли стрелять как одиночным зарядом, так и цепочками. В отличие от обычного оружия флота, они не имели батареи и черпали энергию прямо из источника. Военные тоже пытались заполучить такое оружие. Их лобби в Альянсе достигло апогея несколько циклов назад, когда на Соларионе проходили дебаты о деятельности «Мёртвых подразделений». Тогда многие считали, что «Мертвецы» выходят за рамки дозволенного и в их руках сконцентрирована слишком большая власть. Одним из компонентов её было такое идеально техническое оружие. Но нашлись и здравомыслящие. Они считали, что такое оружие нельзя давать в руки кому попало. Баланс сил будет нарушен. Сейчас каждая фракция имела паритет, а «Мёртвые подразделения» были отдельной силой. Они ни с кем не были в альянсе и держали нейтральную сторону. Встреча с Врагом всё изменила, и вновь разговоры о предоставлении технологий Механиков звёздным флотам стали нарастать. Особенно после нескольких провальных лет, когда одна за другой планеты Альянса пали.

     Агенты выстроились в квадрат, развернулись спинами друг к другу и направили оружие вперёд.

     – Готовы, – сказал Алмат.

     Компьютер высчитал точку Перехода, и каждый из стоящих агентов почувствовал, как тело начинает сдавливать невидимая сила. В ушах возник пронзительный визг, человек бы оглох от этого звука, но агенты «Мёртвых подразделений» не были людьми. Их тела окутал серый дым и свет померк. Всё это длилось всего мгновение, словно что-то толкнуло твоё тело, растянуло его и вновь сжало. Гул исчез и серый дым рассеялся. Они находились в темноте.

     – ИК, – проговорил Алмат.

     Тьма рассеялась. Они находились в громадном ангаре, выполненном из серого металла. Странный орнамент покрывал стены, пол пружинил под ногами, словно был резиновый. Два десятков дисков летательных аппаратов стояли вдоль стен, а возле громадных ворот мигал огнями зонд-робот.

     – Сложи робота, – приказал Алмат.

     Фенас подозвал машину мысленной командой, и она сложилась у него на руке. Зал был пуст, кроме кораблей в нём ничего не было. Только странные рисунки на стенах. Ничего, напоминающего пульты управления или технические помещения. Компьютер анализировал информацию. Он обрисовывал орнамент, тёмно-синими полосами выделяющийся на серой стене, и пытался его расшифровать.

     – Это не просто рисунки или узоры. Это что-то вроде криптограммы, – сказала Мира.

     – Думаешь, это зашифрованный текст? – Спросил Фенас.

     – Нет, скорее это смысловые символы. Например, часто на кнопках вместо слова «вверх» рисуется треугольник, вершиной к потолку. Возможно, мы имеем здесь нечто подобное, – Мира стояла позади всех и пальцами касалась воздуха перед собой. На самом деле это были тактильные команды, просто экран управления не видел никто, кроме неё самой. Слабый силовой квадрат перед Мирой был лишь способом обработки поступающих команд, своеобразной клавиатурой. – Похожих символов компьютер в базе данных не находит. Все известные смысловые символы не подходят. Скорее всего, нужен ключ для понимания.

     – Это значит, их нет?

     – Я этого не говорила, – в бронекостюме нельзя было увидеть собеседника, но Алмат почувствовал её улыбку. Она чувствовалась в её голосе.

     – Я просто не вижу их, как и машина. Скорее всего, мы имеем дело с общепринятыми символами. Как у нас в Альянсе. Но нужно учесть, что данная цивилизация или цивилизации могли развиваться другим логическим путём, а значит выработать совсем иной набор управляющих команд с их символами.

     – Если учесть, что наш Альянс – осколки Империи.

     – Именно, в Империи всё сводилось к жёстким требованиям. В нашем случае любой житель той или иной планеты может и не учить основные символы. Но ему придётся туго. Он не сможет понять обитателей другой системы. Здесь нет принуждения, только необходимость. Это – доктрина Альянса в отличие от Империи. Универсальный набор смысловых понятий.

     – Мира, ты боевой аналитик, значит тебе и начинать расшифровку. К тому же ты – неплохой криптолог и лингвист.

     Девушка направилась к стене возле ворот ангара, держа оружие наготове. Её прикрывали остальные. Мира заметила странный овал возле правой створки ворот. Чётко очерченная, правильной формы фигура не могла возникнуть просто так. Например, как она помнила из истории этой планеты, овал в Древнем Египте указывал, что символы внутри его крайне важны. Например, там писалось имя фараона. Это был картуш. А если древние египтяне это позаимствовали. Подсмотрели? Здесь овал выделял более тёмную область. Даже узоры выглядели темнее. Мира медленно двигалась к стене. Сенсоры фиксировали каждый звук, пытаясь уловит инородное излучение. Но ничего не было. Совсем ничего. Ангар спал. Подойдя к овалу, Мира закрепила оружие на поясе и осторожно протянула руку. Даже сквозь броню она почувствовала, как откликнулись символы, словно они ждали, когда кто-нибудь к ним прикоснётся. Теплота и покалывание, а так же чувство, что нажимаешь на какой-то гель. Лёгкое сопротивление. Мира остановилась в размышлении. Компьютер не видел угрозы, но что-то внутри подсказывало девушке, что это была не простая база, и её технологии ушли гораздо дальше технологий тех баз, что они исследовали на этой планете до этого. Её тревогу ощутили остальные.

     – Боевая готовность, – послышался голос Алмата. – Фенас – силовые поля, будь готов вытащить Миру в случае опасности. Танис – огневая поддержка.

     Фенас также закрепил оружие на поясе и поднял руки – на них вырастали некие прямоугольные устройства.

     – Готовы, – сообщил Фенас.

     Мира снова поднесла пальцы рук вплотную к символам. Они отозвались, словно их притянуло к пальцам. Её ум работал не так как компьютер. Боевые аналитики должны думать не логически, ибо первый закон аналитики гласил: «Посмотри на то, что тебе сообщается. Возьми за отправную точку то, что в данном сообщении имеет знак минус, и посмотри на это со стороны выгоды. Представь себе, что это событие может быть выгодно именно им, и ты найдёшь именно тот, правильный ответ».

     Мира провела рукой по символам и узорам. Вверху, возле самой верхней точки овала, она заметила письмена. Это точно был текст: прямоугольная, выпуклая пластина с мелкими закорючками. Они напоминали извивающихся червячков, которых вытащили из воды и бросили на солнце умирать. Их движения и конвульсии запечатлелись в начертанных символах. Компьютер не мог расшифровать их. Он даже не понимал, где следует искать ключ. Оставалось одно: методом проб и ошибок попытаться воздействовать на сенсорный пульт в стене.

     – Мира, ты готова? – прошептал Алмат.

     – Да, начинаю.

     Она уже приметила странный символ в узорах, который напоминал раскручивающуюся пружину, оканчивающуюся звездой. Мира, преодолевая сопротивление невидимого геля, коснулась её. Узор ожил. Не было вспышки света или движения, просто он вдруг стал живым. Ничего не поменялось визуально, Мира это просто почувствовала. Словно что-то внутри символа пробудилось от сна и начало действовать. В куполе ангара появились три отверстия, из которых начала вытекать тёмная жидкость. Игнорируя законы гравитации, она медленно ползла по заранее известным ей желобам, образуя тёмные арки.

     – Готовность! – Алмат и Танис навели на жидкость оружие. Фенас готовился использовать силовые поля. Но тёмная жидкость игнорировала их угрозу. Потоки её ползли, соединяясь и образуя на куполе огромную крупноячеистую сеть. Когда она заструилась по стенам, агенты «Мёртвых подразделений» отпрянули и медленно отошли в центр зала. Угрозы по-прежнему не было. Сенсоры не видели сканирующих лучей и не фиксировали попыток просветить их резонансными сканерами. Ничто не пыталось их атаковать, словно тёмная жидкость делала то, что делала всегда.

     Когда она остановилась, и рябь на её поверхности затихла, в трёх отверстиях, откуда жидкость вытекла, вспыхнула искра. И тут же по сети, которую образовала эта тёмная субстанция, начал распространяться голубой свет. Будто искра зажгла его, заставила флюоресцировать и с огромной скоростью побежать по вязкой жидкости, словно воспламеняя её. За несколько секунд зал осветился мягким голубоватым светом. Приборы ночного видения в шлемах агентов автоматически отключились, и они теперь видели ангар во всём его величии.

     – Что ж, извольте использовать местное освещение, – улыбнулась Мира.

     Это освещение было не похоже на то, что применялось на базах Альянса или звездолётах. Оно наполняло ангар светом, отблески голубого огня заставляли светиться сам воздух.

     – Эта технология превосходит всё, что мы видели на этой планете, – прошептал Фенас. – Мы с таким не сталкивались не только на этой планете, но и в глубоком поиске. Записываем всё, без выборки. Все данные будут отосланы зондом. Никакой передачи. Приоритет один-шесть! Только для «Мёртвых подразделений»! Это не должно попасть в чужие руки.

     – Подтверждаю, – Алмат коснулся панели на руке. – Авас Алмат, ковит-трайзер-комманд. Допуск шестого уровня. Обнаружение базы приоритета восемь. Данные только для аналитического отдела «Мёртвых подразделений», интеллект-корпуса. Приоритет важности: механика.

     «Механика» было кодовым словом. По ней компьютеры, вживленные в агентов «Мёртвых подразделений», начинали шифровать все получаемые данные особым шифром. Разгадать его обычным компьютерам было практически невозможно. Аналитическому отделу Альянса потребовались бы миллионы лет для дешифровки перехваченных пакетов с данными. Поэтому только сверхважная информация кодировалась таким способом, так как существовало одно ограничение. Если агент этого не делал, его ждал трибунал Тёмных Экзекуторов. Причина такой ответственности была проста. Каждая шифровка задействовала особое вещество – оно и было тем компонентом, которое не давало расшифровать сообщение обычным математическим способом. ДНК этого вещества вливалось в шифр. Записываемые данные переплетались со структурой ДНК, которые служили своего рода маркерами. Даже интеллект-корпус пока не понимал до конца, как это всё работало. Скорее всего, информация записывалась на особом генетическом уровне этого органического сложномолекулярного вещества. А вот количество самого вещества было ограничено. Его не мог синтезировать интеллект-корпус, оно возникало в особой машине Звёздных Механиков. Его было мало, очень мало. Потом запись упаковывалась в зонд и отправлялась Переходом в точку ввода. Звёздные координаты точки Ввода были строго засекречены, но там всегда дежурил корабль интеллект-корпуса.

     – Полный структурный анализ стен, пола и светящейся жидкости, – приказал Алмат.

     Его руки засветились белым светом, они посылали в указанном направлении весь спектр излучения, ожидая его отражения с данными.

     – Основа – углеродистая сталь с примесью никеля и хрома. Но она покрыта особым элементом. Его основа схожа по структуре с дитанс-567, – шелестел в ухе голос компьютера. – Это очень редкий элемент во Вселенной. Его можно найти в остатках Сверхновых, которые образовались после взрыва Голубых гигантов. Это вещество встречается в очень малых дозах в плазменной вуали газа, что остаётся после взрыва в пределах нейтронной звезды. Природа появление этого элемента точно неизвестна. Скорее всего, он образовался в момент абсолютного гравитационного коллапса звезды, когда внутри ядра давление достигало таких величин, что элементарные частицы синтезировали гиперсложные атомные вещества в очень малых дозах. Интеллект-корпус догадывался, что Звёздные Механики научились синтезировать эти вещества, минуя взрывы сверхгигантов, но как они это делали – неизвестно. Одно из предположений – сжатие в ноль-пространстве. Когда атомы сминаются и раздавливаются силами безумной по моще гравитации. Такие элементы можно создать только в Чёрных дырах. Их гравитационным сжатием.

     – Получается те, кто построил базу, обладали такой технологией?

     – Ответ положительный.

     Алмат замолчал. Становилось всё интересней и интересней. Неужели про такую базу с такими технологиями «Мёртвые подразделения» до сих пор ничего не слышали? Они прочесали всю Солнечную систему, но нигде не встречали ничего подобного. Тамошние базы были стандартны и все мертвы, причём разрушены настолько, что на изучение их останков уйдут десятилетия. А эта база была цела и невредима.

     – Светящаяся жидкость органического происхождения. Это флюоресцирующий состав, – продолжал докладывать компьютер.

     –А почему свет как бы заполняет всё помещение? – спросила Танис.

     – Частички этого состава находятся в воздухе, – компьютер вывел данные на экран, увеличив зону, которая словно была покрыта святящейся вуалью. – Частицы вещества полностью инертны и не взаимодействуют с живыми организмами. Но создаётся эффект объёмного света.

     – Словно частицы зеркал?

     – По свойствам да, но по составу ближе к гелевой основе.

     – Очень интересный эффект, – согласился Алмат. – Мира, ты можешь открыть ворота ангара?

     – В этом нет необходимости, – ответила девушка. – Здесь есть другой выход, для персонала. Он находится позади нас на расстоянии ста пятидесяти метров.

     – Хорошо, воспользуемся им.

     Фенас выключил и сложил излучатели силовых полей и снял с пояса импульсатор.

     – Максимальная осторожность, – приказал Алмат, и группа направилась в противоположный к воротам ангара конец зала.

     Огромные дискообразные корабли казались монолитными, но компьютер обнаружил структурное несоответствие. Причём сканеры не могли понять источник энергии, пока Мира не переключилась в тёмное видение.

     – Двигатели кораблей похожи на наши генераторы Тёмной материи. Они используют тот же принцип формирования энергии из невзаимодействия во взаимодействие, то есть в свет, – Мира сделала паузу и продолжила. – Сканеры проходят корпус дискообразных аппаратов частично, но судя по всему, они используют принцип фазового перехода. Тёмной материи очень много. Почти девяносто процентов Вселенной заполнено ею, но она не взаимодействует с обычной энергией и физическими телами в нашем пространстве. Для этого и существует камера перехода, которая перекачивает материю из одного состояние в другое.

     – Принцип гравитационного коллапсатора. Мира, нам это известно, – заметила Танис.

     – Но это теория. Мои сканеры видят частицы мю-флюонов, которые являются побочным эффектом таких устройств. Каждый диск излучает их в небольших количествах. Кто-нибудь видел корабли Механиков?

     Алмат остановился. Он повернулся к серым дискообразным кораблям. Его сканеры были включены на максимальную мощность. Неужели это правда?

     – Это база неизвестных нам инопланетян, мы это знали. Но нам дали чёткие инструкции. Эта база не может быть базой Звёздных Механиков. Я только что просмотрел данные архивов. Что-то не сходится.

     – Возможна ошибка? – поинтересовался Фенас.

     – Возможно, – с сомнение проговорил Алмат, – хотя есть другое объяснение: может, это база существ, которые, как и «Мёртвые подразделения», пользуются знаниями Механиков? Как видишь, здесь много несоответствий с известной планетой Механиков. Нет Поющих кристаллов, нет Серебряных струн.

     Держа оружие наготове, они прошли последний дисколёт и оказались у стены. В ней виднелась ниша. Справа был овал управления.

     – Мира, сможешь открыть?

     – Я попробую.

     Девушка снова прицепила свой импульсатор к поясу и подошла к овалу. Голубой свет струился возле неё, словно чувствовал, что она понимает его. Хотя, скорее всего, это была оптическая иллюзия.

     – Сколько этой базе лет? – поинтересовалась Танис.

     – Точно мы не можем знать, сканеры только определили, что порода была измельчена и вывезена примерно 30 000 лет назад. Возможно, базе столько же лет.

     – Странно, почему уцелела только одна такая база, что случилось с другими? Судя по историческим записям землян, в древности на планете бушевали битвы. В ведах они описывают корабли и страшное оружие, причём оно сопоставимо с атомным. Но они ничего не пишут о подобных местах.

     Танис посмотрела на светящийся купол. В свете фосфоресцирующей голубым сиянием жидкости узоры словно оживали и начинали двигаться.

     – И в архивах, которые мы откопали в подводных городах, тоже ничего подобного нет. О базах ни слова. Есть города-кланы, есть храмы со странными машинами, но нет ничего похожего на Тёмную материю. Всё описанное в источниках больше похоже на атомную энергию, чем на Тёмную.

     – И странно ещё другое: оружие – эти излучатели более примитивны, чем внутренность самой базы. Почему? Пока мы делали контрольный облёт, я получил технические данные этих «котлов», – добавил Фенас.

     – Мы скоро это узнаем, Мира?

     Девушка водила пальцами по узорам, словно читая их. Пальцы танцевали, повторяя изгибы и завитки, начертанные на серой стене.

     – Пока не нахожу кода. Здесь понадобилась бы помощь Аристэ. Она аналитик первого класса, у меня всего третий.

     – Если бы мы знали, что здесь найдём, прибыла бы вся группа.

     Перед глазами девушки компьютер прорисовывал световыми линиями тысячи комбинаций, но все они не подходили. На этой планете десятки языков, причём письменности совсем не похожи друг на друга, но вот стрелки… Это универсальные знаки, которые может прочитать каждый. Здесь должно было быть что-то, настолько простое и очевидное, что Мира просто не видела этого. Мысленной командой она погасила экран. Теперь перед её глазами был только картуш с символами. И вдруг она улыбнулась. Ну, конечно же! Два полуовала с вписанным яйцом. Рука коснулась их и повторила контуры. Послышался звук, словно кто-то вздохнул, и дверь скользнула в сторону. За ней был тоннель, наливавшийся голубым светом. Он не был круглым, скорее напоминал форму двух сходящихся полусфер. По его стенам, выложенным тёмным металлом, бежала светящаяся жидкость. Иногда она образовывала озёрца, в которых танцевали светлые крупинки.

     – Похоже, дома никого, – Фенас шагнул вперёд и выставил перед собой импульсатор. – Посмотрим, что там.

     – Нас ждёт неизвестное, – Мира отстегнула от пояса оружие и последней вошла в коридор. Ангар словно почувствовал, что больше никого живого в нём нет, и его светящаяся сеть начала меркнуть; жидкость побежала обратно туда, откуда появилась, пока полностью не всосалась в отверстия. Дверь за агентами закрылась.

     Свечение коридора была таким мистическим. Голубой свет висел в воздухе как прозрачная вуаль, к нему нельзя было привыкнуть. Группа «Мёртвых подразделений» двигалась вперёд. Внезапно послышался мелодичный звон, словно кто-то тронул колокольчики. Откуда-то с потолка появилась цепь пластин. Это были геометрически правильные простые фигуры: квадрат, прямоугольник, ромб. Они двигались беззвучно, сенсоры агентов не видели гравитационного возмущения, пластины просто парили, как пушинки в полном безветрии. Они проплыли над головами агентов и медленно скрылись за поворотом.

     – Ваше мнение? – поинтересовался Алмат.

     – Может это модули, которые призывают по мере необходимости? – предположила Мира.

     – Может быть. Готовность 1-А. Слежение и реакция на всё враждебное.

     За поворотом была ещё одна дверь. Виденных до этого металлических пластин здесь не было. Они, скорее всего, прошли преграду двери, и это же теперь нужно было сделать четвёрке агентов. Они напоминали сейчас Проникателей.

     «Какое громкое название – Проникатели!» – подумала Танис. В Альянсе так называли существ, которые появлялись в данной реальности и несли разрушение. Назвать их живыми было нельзя, но и мёртвыми они тоже не были. Эти существа, а их было несколько видов, впоследствии названные просто «проникателями», являлись сущностями, заражавшими безумием планеты. Одними из них были «деды». Очень часто их сопровождали яйцеподобные корабли, Сеятели. Самое интересное, что никогда нельзя было точно вычислить место, где мог появиться очередной Проникатель. Опаснее их были только Спящие. Размышления Миры прервались.

     Четвёрка остановилась перед дверями. У Танис появились сомнения:

     – Ковит, может не стоить открывать эту дверь? – послала она мысленный вопрос.

     Алмату совсем не хотелось идти дальше, он так же, как и Танис, чувствовал угрозу, но долг и приказ были приоритетнее, и он подчинился.

     – Мира?

     Девушка с тёмными волосами подошла к овалу командной панели двери и дотронулась до символов. Сейчас ей потребовалось всего десять секунд для того, чтобы открыть дверь. Символ отличался, но в общих чертах повторял предыдущий. Скорее всего, вписанный в окружность знак указывал назначение помещения, скрывавшегося за дверями. За ними было божество света и звука.

     Как можно описать то, что нельзя описать? Как можно рассказать о музыке, которую нельзя передать словами? Это был огромный зал, в центре которого темнел огромный шар. Его внешняя сфера не была абсолютно прозрачной, скорее мутной, но всё же по-особому пропускала свет, как неправильно отлитое стекло, потерявшее идеальную проницаемость для света. Глубже клубился жёлто-коричневый пар или туман – вплоть до точки в центре, являвшей собой абсолютную темень. Эта точка, эта сфера радиусом около метра, была похожа на пойманную чёрную дыру, которую удерживали некие силы. Вокруг шара, на некотором удалении, плавали светящиеся белым светом пластины стекла. Их структурное свойство сенсоры агентов определили точно: слюда.

     – Слюды – группа минералов-алюмосиликатов, обладающих слоистой структурой, – зашептал компьютер. – Слюды обладают хорошими электроизоляционными свойствами.

     Скорее всего, тёмный шар был источником энергии, а вот парящие пластины слюды изолировали спонтанныееё выбросы. В подтверждение своих мыслей Алмат увидел, как в сторону пластин брызнула беззвучная белая молния. В отличие от молний земных гроз, за которыми всегда следует грохот и далёкие сполохи зарниц, данный разряд никак не повлиял на атмосферу зала. Он просто беззвучно появился и беззвучно исчез. Его тающий полупрозрачный след висел в воздухе три или четыре секунды, как фантом. Когда он погас, агенты отступили назад. Вся развернувшаяся перед их глазами картина была настолько нова и чужда, что им требовалось время, чтобы её осознать. Но времени не было. Появились ещё пластины. Отливая металлом, они парили по орбите за пластинами из слюды. Блеснув гранями в свете шара, они подплыли к агентам, остановившись около Миры. Совершенно беззвучно они соединились вершинами, и их треугольные отполированные металлические поверхности пошли рябью, словно кто-то подул на воду. Когда рябь исчезла, на поверхности выступили знакомые узоры.

     – Это пульты управления, – сообщила Мира, хотя все уже об этом догадались.

     Фенас подошёл поближе к одной из трёх пластин и сказал задумчиво:

     – А если управление данных пультов основано на силовых полях?

     – Причём тут поля? – поинтересовалась Мира. – Они реагировали на жизн…

     – Жизненные показатели? А что такое энергия жизни – это взаимодействие, когда энергия одного объекта входит в контакт с энергией другого объекта. Проверим?

     Фенас собрал и активировал силовые излучатели. Он использовал минимальные мощность поля, чтобы не переборщить, и это подействовало. По символам пробежали салатовые огни и они засветились. Откуда-то из пола начала подниматься металлическая пыль, которая собирала трёхмерные конструкции. Это были геометрические фигуры, обрамлённые символами. Компьютер, встроенный в броню Алмата, анализировал получаемые данные. Перед его глазами по выросшей металлической конструкции бегали полосы света, каждый символ подсвечивался, и рядом выпадали колонки цифр дешифровки. Через несколько секунд компьютер выдал ответ: он считал, что это – трёхмерно-управляющие символы объёмной клавиатуры.

     – Какие есть мнения? – спросил Алмат.

     – Думаю, что это – трёхмерная панель управления, – Мира сделала вывод, к которому пришёл и компьютер Алмата. – Но в отличие от наших голографических экранов, где мы имеет двухмерную панель подачи символьной информации, здесь используется тактильная, трёхмерная.

     – Это значит, варианты ответов «Да» и «Нет» сводятся к нажатию не двух символов, а четырёх, – добавила Танис. – Скажем, группа: «Да», «Возможно, да» и «Нет», «Наверно, нет».

     Перед ними парила примерно шестиметровая объёмная конструкция, напоминающая вписанные друг в друга геометрические фигуры и плывущие рядом с ними цепочки символов, которые тонкими ниточками связей образовывали целые группы. Причём группы были трёхмерные. Словно на шар и проволоки кто-то нанизал много букв. Символы имели усы. Некоторые из них торчали в пространство, будто цепочка была незакончена. Как словно бы кто-то отливал символы в отливочных формах, соединив их друг с другом, а потом, разобрав, оставил «ледники». И всё это блестело серебристым металлом. Ничего подобного до этого момента ни один из агентов «Мёртвых подразделений» не видел. В банках данных компьютеров четвёрки агентов не было даже намёка на то, что они сейчас видели перед собой. Всё это было совершенно новым.

     – И как этим управлять? – мысленно поинтересовался у остальных Алмат.

     – Ковит, а что мы хотим узнать? – в свою очередь поинтересовалась Мира. – Какова цель? Нужна задача.

     – Как можно сформулировать задачу, если не знаешь, с чем имеешь дело, – вмешался Фенас.

     – Значит, будем действовать по стандартному протоколу. Понять как это устроено и выяснить его назначение путём проб и ошибок, – подытожил Алмат.

     – Это опасно, – тихо проговорила Мира. – Компьютер частично расшифровал символы. Если судить по ним, это не просто источник энергии, это клазан, не могу точно перевести название. Что-то вроде мерила восприятия и конструктор, дальше опять непонятно.

     – Ковит, а если мы не правы? – спросила Танис. – А если стандартная логическая последовательность здесь не работает? Вы же помните, что первую зацепку в разгадке кристаллов Звёздных Механиков дали не аналитики Империи, не аналитики Альянса, которые годами пытались понять, что это такое, а один маленький умалишённый файнец в состоянии тихого помешательства. Его мать работала в группе Архериус и, сжалившись над ним, вместо того, чтобы предать его наркотическому сну в саркофаге, привезла на эту планету. Жалкое, никчемное существо, которому не могли помочь никакие технологии Империи, даже когда она ещё существовала. Его отклонения в сознании, не в генетике, а именно в мышлении, были такими глубоко непостижимыми, что коррекция сознания была невозможна в принципе. Его мать просто отказалась от всех попыток и привезла это ничтожество на только что открытую планету. Тогда её ещё называли не планетой Механиков, а планетой Скорби за странные поющие звуки, от которых всем хотелось плакать. И только он смог услышать, что это за пение, что это за звуки. Только он смог понять, что пытаются донести до людей кристаллы. Я думаю, что сейчас мы столкнулись с чем-то подобным. Может нам не стоит подходить к решению этой проблемы обычным методом, – Танис указала на металлическую конструкцию, – стандартными процедурами?

     Алмат молчал. Он и сам понимал, что всё, что здесь происходило, нельзя было просто вписать в рамки стандартных протоколов. Перед ним висела сфера, сфера с тёмным ядром в середине. Она испускала молнии, молнии чистой белой энергии, которые по странному стечению обстоятельств ударялись в слюдяные экраны, словно те заранее знали, куда выстрелит этот энергетический выброс и ждали его там.

     И тут возникли тени. Они спустились по стене позади группы, прячась в серых неровностях стен, стараясь быть как можно менее заметными в горящем голубом свете освещения зала. Сначала они были просто призраками, вроде фантомов, но потом некая сила начала их оживлять и питать жизненной силой. Тени сгустились и поплыли.

     Тем временем Танис продолжала анализировать поступающую информацию. Она дотронулась до одного металлического трёхмерного символа и тот, издав звук наподобие вздоха, засветился белым светом. Затем свечение отделилось от символа и поплыло по воздуху.

     – Значит, они всё же используют экраны наподобие наших, голографических, – заключила Танис.

     – Скорее это вспомогательный интерфейс, – Фенас сканировал светящийся символ, но тот просто угасал.

     – Нужна комбинация символов для команды, – Танис продолжала экспериментировать, но символы вытекали светом из металлической структуры и таяли в голубом свете помещения.

     Тени, тени….

     Они уже были почти осязаемые, налившиеся плотностью, двигались они плавно, только изредка, словно их толкала некая сила, дёргались и меняли направление движения. Их пугал слишком яркий свет. Но сенсоры агентов «Мёртвых подразделений» не чувствовали приближения опасности, они просто не видели теней. Те надвигались со спины. И тут появилось Нечто. Его нельзя было увидеть, так как оно обитало в другом пространстве. Его можно было только почувствовать, и эту громаду, нависшую над ними, почувствовали все.

     – Внимание, опасность! Полное сканирование! – Алмат отдал молниеносный приказ и тут же поднял вверх оружие. Прижавшись спина к спине, агенты «Мёртвых подразделений» ждали, но ничего не происходило.

     – Ковит, ничего нет. Сенсоры не зафиксировали источника опасности, – Танис вывела результаты сканирования на бронешлем Алмата. Это было лишним, поскольку он и сам уже знал, что так оно и есть. Но что-то витало в воздухе. Какая то сила. Алмат оглянулся, но ничего не заметил: та же тёмно-жёлтая сфера с чёрной точкой посередине, те же слюдяные пластины и беззвучные вспышки энергии. Танис и Мира поменялись местами. Мира приступила к изучению металлической конструкции. Но тени не исчезли, просто большинство из них, натолкнувшись на невидимую стену, застыли, отравляя своей энергией фосфоресцирующий свет, освещающий зал. Но агенты этого не замечали – они не обращали внимание на то, что в некоторых местах голубая жидкость светится не так ярко, как в остальных желобах.

     А вот одна из теней, не замечая преград, медленно подплыла к Мире. Не было сомнений, что она чем-то отличалась от остальных, особенно, когда её озарил свет вспышки молнии разряда: тень даже не шевельнулась, чтобы уйти в сторону от света. Она оказалось прямо за спиной Миры. Лёгкая, воздушная тень. Она подняла обе руки и осторожно, чтобы не вспугнуть, коснулась бронешлема Миры. Это касание было лёгким и почти невидимым, но Мира его ощутила. Её пронзила эмоциональная боль. Боль, которую может испытать только глубоко любящий человек, который никогда не прикасался к объекту своей любви. Тень могла прикоснуться только к тому, у кого она видела такую кровоточащую рану в сердце. Что это? Откуда? У Миры не было эмоциональных травм, тем паче связанных с любовью, но эта тень, которую она до сих пор не заметила, выбрала именно её.

     Сканеры по-прежнему ничего не видели, и ничего не могли увидеть. Они были настроены прежде всего на поиск физического объекта и на известные типы излучений, а здесь требовалось нечто другое. И тут Мира поняла, что бессмысленно было использовать логику, чтобы понять механизм, висевший перед нею. Нужно искать чувствами. Видеть символы конструкции сердцем, а не мозгом. И все сенсоры в её броне, все вживлённые в неё имплантанты, опыт множества прожитых ею лет не могли помочь в этом. Поэтому теперь заговорила её душа. И Мира подчинилась. Её руки забегали по металлической конструкции трёхмерного пульта и в воздухе засветились целые цепочки сияющих символов, отлетающих от металлических собратьев. Иногда Мира обращалась к пластинам из металла, просто зная, к каким узорам нужно прикоснуться.

     Держа оружие наготове, остальные члены команды внимательно следили за ней. Мира ощущала их души, она чувствовала их замешательство. Они считали, что она действует сама по себе, но нет, она была не одна. Было ещё что-то, что вселилось в неё и управляло ею.

     – Мира, что ты делаешь? – спросил Алмат. Тень сомнения послышалось в его голосе.

     – Ковит, анализирую данные базы. Ищу план базы.

     – Мира, а как ты понимаешь, как этим пользоваться? – встревожилась Танис.

     Мира почувствовала её тревогу. Как она хотела ей рассказать, но не могла. Неведомая сила продолжала владеть ею. Её руки быстро бегали по символам, цепочки световых отражений вытекали белыми светящимися элементами и перерастали в карту.

     – Справа от нас – жилые отсеки. Далее – несколько лабораторий и инженерные. Что-то произошло в одной из лабораторий, – Мира дрожала. Её взгляд начал тускнеть и сила, что контролировала тени, поняла это и отпустила Миру. Она дёрнулась и через секунду пришла в себя.

     – Спящая! – тихо прошептала Мира по всем каналам связи.

     – Опасность первой степени, полная защита! – Алмат передал приказ по внутреннем протоколам безопасности. Броня активизировалась мутным сиянием и погасла. Силовые поля были активны. – Мира, докладывай! Не знаю, что происходит, но, скорее всего, это был контакт. Ты сказала «Спящая»?

     – Контакт с кем? Сенсоры ничего не видят, – Фенас осмотрелся, словно это могло ему помочь. – На экранах ничего нет.

     – Не знаю, не могу определить.

     – Почему «Спящая», Мира! – потребовал объяснения Алмат.

     – Не знаю, просто возникла ассоциация. Словно я сплю, а кто-то выполняет работу за меня.

     Алмат не успел задать новый вопрос. Раздался звон колокольчика и шестиметровая металлическая конструкция начала рассыпаться в пыль. Металлические пылинки втягивались в отверстия в полу. Миссия инопланетного интерфейса была завершена. Количество полученных Мирой данных просто зашкаливало. Но это была не та информация, что выводилась на экран компьютера. Девушка получила нечто больше, чем просто набор символьных данных и колонки цифр. Но она не могла пока понять, что ей было дано.

     – Хорошо, выдвигаемся к жилым помещениям, – Алмат дал команду на перестроение боевого порядка, но Мира не шелохнулась. Она подняла глаза. Голубой свет струился по стенам, образуя полностью завершенный рисунок. Это было не просто освещение, это была навигация. Мира протянула руку и просто попросила, не используя силовые поля, не используя боевые системы. Просто – мысленно попросила. И стены ответили. Появились ещё светящиеся жидкости. Оранжевые, жёлтые и салатовые. Они ползли по стенам, по-прежнему нарушая всё законы гравитации и образуя новый рисунок по желанию Миры. Из пола потянулись струйки металлической пыли. Она ведь даже не просила об этом, просто ей захотелось – и перед руками вновь возникли металлические пластины с узорами. Они чувствовали её и понимали. Мира будто ощущала тоску долгого ожидания, словно пластины через столько лет ощутили давно забытое.

     «Что со мной, что во мне?» – Мира, как боевой аналитик, понимала, что всё, что здесь происходит, не является совпадением или случайностью. Просто она нащупала что-то, что скрывалось от других агентов «Мёртвых подразделений» из-за их совершенства и холодности.

     Зал наполнился буйством красок. Цвета перемешивались и переливались разноцветным сиянием. Остальные агенты сгруппировались для атаки и прижались спинами друг к другу, но Мира осталась стоять в стороне. Она читала свет, она понимала его.

     – Ковит, это не источник энергии, как мы думали, – сказала Мира.

     Её глаза светились золотым светом. Светилась не радужная оболочка, а лишь её зрачки. Но никто не видел этого, даже она сама. У бронешлема не было внутренних камер. – Это даже не мерность восприятия. Это неправильный перевод компьютера.

     – И что это тогда?

     – Это стационарный Переход. Портал, которым всегда можно воспользоваться.

     – Сейчас он активен?

     – Нет, он находится в стазисе.

     – Мира?

     – Ковит, Алмат, я не могу пояснить, что со мной происходит, но просто я знаю, что это так и есть. Это замкнутый Переход. Он позволяет за долю секунду совершить прыжок между мирами, не программируя сам путь, как делаем мы. У нас уходит на это много времени, мы отыскиваем брешь в Тёмной материи, а здесь готовый канал. Как лифт.

     – Хорошо, записывай данные.

     Но как Мира могла записать то, что являлось её интуицией. Её биопоказатели отслеживались, и они были завышены. Это было ненормально для генетически модернизированного существа, приближающегося к совершенству, но терпимо. Мозговые данные тоже записывались и что? Что там можно было прочитать? Сенсокуляр был запрещён 600 стандартных лет назад, так как его работа разрушала мозг. Его действие было подобно эффекту наркотика: мозг создавал волшебные конструкции и при этом разрушался, словно вытягивая из своих недр всё, что там накопилось, в качестве строительного материала; оставались лишь пустота и безумие. Вот так работал и этот прибор. А без него все мысли Миры были просто диаграммами и колонками цифр, где можно было копаться вечно.

     – Ковит, мы провалились.

     – Как? – вырвалось у Танис. Её оружие дрогнуло. – Как это возможно?

     Слово «провалились» в данной ситуации обычные люди восприняли бы как провал операции. По своему так оно и было, но на самом деле, это было для агентов кодовое слово. Это означало, что они попали не туда, куда следовало.

     – Мы в иной реальности. Был Сдвиг. Мы в параллели, – тихо добавила Мира.

     Свет играл на их тёмной броне яркими красками. Это напоминало цветомузыку, звучания которой не было слышно. Световые линии бегали и переливались, а на стенах разноцветные потоки, не смешиваясь, то темнея, то ярко разгораясь, творили чудо игры света и тени. И только тёмный шар портала, фиксируемый слюдяными пластинами, оставался безмятежным и равнодушным.

     – Поясни, Мира, – попросила светловолосая Танис. В ответ перед её глазами вспыхнула карта, которую они видели ещё на поверхности. Переплетение тоннелей, странные соединения и раздвоения. Тогда они решили, что это своеобразная защита от телепортации, но теперь Мира пояснила?

     – Не было никакой защиты. Они не защищались, потому что примитивная земная раса на момент постройки базы не только не могла видеть тоннели, даже добраться до такой отдалённой местности не могла. Здесь была сплошная непроходимая тайга.

     – И что же мы видели? – спросила Танис.

     – Видели? – Мира улыбнулась. Жаль, что её улыбку никто не мог увидеть. – Мы получили всю гамму изображений, но как мы интерпретировали её? Звёздные Механики могут видеть всё. Явное и скрытое. Не важно, сколько при этом в данной точке находится зеркальных миров. Их технологии, встроенные в нас, нам все миры и показали. Мы увидели все сети пещер в разных мирах всего в одной точке. Это и выдал нам компьютер.

     – Но наши зонды…

     – Мы управляли ими, и мы давали данные по Переходу. И параметры сдвига. А если мы ошиблись!

     – Что это за база? – тихо спросил Алмат.

     – Это не база в нашем понимании, это промежуточный Переход. И он очень древний.

     Нечто, коснувшееся Миры, питалось её чувствами. Оно дошло до её сексуальных фантазий. Чтобы их увидеть, нужно было докопаться до самого дна. Мира почувствовала, что разум её начал разрушаться. Ненависть и злоба окутывали её. Она пыталась бороться, изгнать Нечто из себя, но её другая половина, которая получала столько интересных знаний, которой Нечто помогало осмыслить полученное, не желало отказываться от этого. Мира боролась сама с собой.

     «Почему я мертва, почему ей можно, а мне нет!» Не мысли, а образы и воспоминания. Тень, которая сначала хотела помочь, сейчас травила Миру своей горестью и злобой. После смерти у неё осталось только это, её воспоминания и её чувства. Тени уже было не интересно помогать, тёмные демоны окутали её, и Мира почувствовала, что теряет контроль. Ничто не могло ей помочь, даже технологии Механиков. Она попыталась закричать, но не могла. Она не могла даже упасть на колени и этим привлечь внимание остальных агентов, и тут возникло это. Это было даже не тенью, Мира увидела Человека. Он был похож на маленького мальчика. Только он был просто гигантских размеров. Он стоял и смотрел на неё грустными глазами. Мира не узнала мальчика, но чувствовала, что когда-то или где-то их пути пересекутся.

     – Вознесись или пади! – это был даже не голос, просто ощущение, что Человек это сказал. Он поднял правую руку, в раскрытой ладони которой возник сияющий ярким светом шар, и Тень вышла из Миры. Она засветилась светом шара, впитала его свет и, воспарив, исчезла в потолке. Следом исчез Человек, и Мира почувствовала, что Нечто её отпустило.

     – Приготовиться к атаке, – Алмат решил больше не рисковать. Он посчитал, что свечение стен влияло на Миру. Его агент уже десять минут стоял как вкопанный и смотрел на игру красок освещения, бурлившую на стенах.

     – Нет, стойте. Оно отпустило меня, – тихо сказала Мира.

     Как только исчез Человек и тень вознеслась, стены утратили связь с родственной душой и все иные цвета, кроме голубого, начали угасать. Жидкость втягивалась обратно в отверстия, и через двадцать секунд зал принял своей прежний облик. Тёмная сфера, слюдяные пластины, перехватывающие белые вспышки молний, парящие под потолком пластины управления с тёмно-синими узорами и тишина. Хотя нет, в другом конце зала открылась дверь, словно приглашая войти.

     – Мира, твой генетический код с данными биометрического сканирования, немедленно! – приказал Алмат. – Эмоциональный скан. Тест на восприятие, начала!

     Мира мысленно отвечала на десятки вопросов. Быстро, без остановки. Получая ответы, Алмат удостоверился, что его подчинённый пришёл в норму.

     – Ковит, мы готовы постичь эти тайны? – спросила Мира, окончив тестирование. Она вновь включила боевые сенсоры с выведением получаемой информации на экран. Цветовые линии сканирования выдавали только привычный химический состав стен и светящейся жидкости. Ничего из того, что она пережила и ощутила, не было. Правда, состав атмосферы изменился: теперь в ней присутствовали свободные атомы меди.

     – А у нас разве есть выбор? – Алмат осторожно направился к открывшейся двери. Но больше ничего не нарушало последовательность действий событий в зале. – В любом случае, мы должны собрать как можно больше информации и отправит её в интеллект-корпус. Не важно, что с нами будет. Это основной приоритет миссии. Вперёд.

     Все повиновались. Окружив вход, Фенас собрал на предплечьи правой руки зонд и послал его вперёд. На зонд стены не реагировали, и жидкостное освещение не образовывалось. Скорее всего, зонд не походил по параметрам на объект, на который срабатывало автоматическое освещение, поэтому приходилось рассматривать помещение за дверью в инфракрасном диапазоне. Они увидели в зеленоватом свечении двухъярусные ряды продолговатых объектов, похожих на камеры стазиса. Пока зонд плыл, на экране перед глазами Фенаса высвечивались данные телеметрии. Луч сканера зонда бегал по помещению и выдавал данные для навигационных систем. Сканирование ничего не дало. Не было никакой угрозы. Ничто не пыталось сканировать зонд. В тёмном зале не было повышенной радиации, магнитных излучений или враждебной среды. Бегающие по стенам и потолку световые линии не обнаружили спрятанных орудий защиты или силовых перегородок. Ничего. Зонд вернулся и сложился на руке Фейнаса. Взяв оружие наизготовку, группа ступила в темноту дверного проёма.

     Что такое тишина? Это когда за следующей дверью ты не слышишь ничего, ни единого звука. Если бы ты услышал дыхание, скрип пластика или шаги по металлу, ты бы понял, что там что-то или кто-то есть. Микрофоны в бронешлемах костюмов, были включены на максимальный уровень. Даже если пушинка пепла упала бы на пол, они бы её услышали. Но там царила тишина. Её нарушал лишь едва слышимый гул где-то за стенами. Но это было лишь эхо работы далёких машин.

     В душе Миры, боевого аналитика «Мёртвых подразделений», появилось сомнение. Сомнение – враг аналитики. Мира старалась не выдавать свои чувства, ибо то, что произошло с нею – это было только её, сокровенное. Даже не из-за страха быть разжалованной в звании, даже не из-за перспективы предстать перед Трибуналом. Нет, она боялась потерять что-то такое, что потом никогда нельзя будет приобрести снова.

     Помещение, куда они шагнули, наливалось голубым светом. Привычные потоки вязкой жидкости текли по желобам и начинали возгораться. Свет высветил в нишах стен камеры, похожие на камеры стазиса. Скаркофаги с прозрачной крышкой. Чем-то они напоминали камеры гибернации Альянса. Только в сканерах они подсвечивались Тёмной энергией. Компьютер тревожно пискнул. Он подсветил жёлтым светом контур камеры и попытался проникнуть в её устройство. Частично ему это удалось. То, что он выдал, мгновенно подкрасилось тревожным маркером. Компьютер обнаружил устройство, которое делало инертным время.

     – Темпоральное поле нарушено, – сообщил компьютер Алмату.

     – Пояснение.

     – Пояснений – нет. Данное поле зафиксировано только один раз, 167 лет назад, когда исчез файниец.

     – Пояснение, кто исчез? – вмешался Фейнас.

     – Икюль Чавит На, сын Чавит Эмх Ватизы. Файниец, у которого был обнаружено нарушение деятельности мозга, полное уничтожение логического восприятия. Диагноз – безумие. Группа Архериус-607.

     – Тот самый файниец, который разгадал песнь кристаллов, – тихо добавила Мира. Она направила оружие на саркофаги, хотя те были пусты, а свет в их капсулах погашен. – Безумие, которое ничто не могло излечить.

     – А безумие ли это было? Ментальный контроль лечит всё, кроме того единственно случая, – заметила Танис. – Исключение из правил, или... диверсия?

     – Только тогда сенсоры зафиксировали подобное сжатие, – продолжал докладывать компьютер. – Изучив всю полученную информацию, интеллект-корпус присвоил этому феномену название «нулевое темпоральное поле». Это точка в пространстве, когда время сжимается в одну бесконечно малую величину. Термин появился после обследования местности, когда на участке, где пропал Икюль, расцвели цветы, когда вокруг бушевала зима. Как будто в этом месте время остановилось до прихода зимы, а потом снова пошло. Кроме того, в центре исчезновения был обнаружен прозрачный прямоугольный кристалл, менгир. Есть мутное видеоизображение странных картин внутри кристалла, где силуэт, напоминающий пропавшего файнийца, машет рукой своей маме. Показать видеофайл?

     – Не надо. Дать сравнительную оценку излучения – того, которое мы видим сейчас, и изученного в то время.

     – Схожесть сигнатур спектра 90%, – ответил компьютер.

     Танис и Фенас медленно шагали вперёд, обследуя камеры стазиса. Алмат их прикрывал. А вот Мира… Её трудно было понять. На экране Алмата её био-сигналы были хаотичны, она была в смятении и дисбалансе сама с собой. Она не могла правильно, с позиции логики, оценить ситуацию и поэтому была временно недееспособна. Но особенно странным было то, что её же собственные встроенные в скафандр и в тело компьютеры не могли согласовать свои действия. Такое Алмат видел в первый раз. Системы костюма и системы Миры не взаимодействовали. Только по ключевым точкам. Всё остальное для них обоих было непонятно. Её действия, её мотивации.

     – Сканирование.

     Бледный луч сканера, скользил по камерам, похожим на саркофаги. Узкий коридор с саркофагами по стенам. Не было понятно, почему создатели базы уделили так мало внимания этой части. Такие узкие проходы в земной подводной лодке, но там ограниченное жизненное пространство. А почему здесь так?

     – Мира? – тихо спросил Алмат. – Твои мысли?

     – Скорее всего – это временная база: промежуточный переход. Насколько я поняла, никто не пользовался ею, когда всё работало как надо. А вот если происходили проблемы, можно было воспользоваться запасным вариантом.

     – То есть, переждать, - подытожил Фенас. – В другом варианте прыжок из одного Перехода в другой.

     – Да, – согласилась Мира. – Если происходила аварийная ситуация с порталом, всегда можно было переждать.

     Здесь, в этом отсеке, голубой свет, струившийся со стен, был особенно ярким. Посреди коридора он образовал что-то вроде светящегося цветка. Это был купол света, закрашенный мелкой штриховкой и странными символами по бокам. От него в разные стороны устремлялись лучи, заканчивающиеся голубыми озёрами, где бегали в танце искорки белого свечения. Танис задержалась взглядом на таком озерце. Странный танец был хаотичным, словно он пытался раздразнить её, но с каждой секундой становился всё более притягательным, приобретая некий порядок. С каждым мгновением он всё больше и больше напоминал танец «вейли», любимый танец планеты Фейт, откуда Танис была родом. Она помнила его, будучи ещё маленькой девочкой, когда огромные фейхоллы – гигантские деревья с белой корой – теряли свои мясистые красные листья, полные белка, и мухи – бовы старались поскорее их съесть, так как именно в этот момент процессы разложения образовывали вещества, которые могли поглощать эти мухи: в живом виде эти листья были для них смертельны. Танец мух напоминал танец этих белых искорок в кругах голубого холодного огня. Танис охватило чувство, что она побыла на своей родной планете и снова стала маленькой девочкой.

     – Ощущаете? – спросил Алмат.

     – Да, ковит, – ответили все.

     – Это не просто свет на потолке. Скорее всего, это свечение, которое настраивает тебя на сон стазиса.

     – Получается, что любой, кто окажется здесь, может посмотреть на свечение и вспомнить самое хорошее, погрузившись после в гибернацию? – спросил Фенас. – Чтобы его не мучали кошмары?

     – Машина, которая управляет залом, помогает настроиться на сон. Вы же знаете, что в наших больницах коррекции разума и сознания, действуют психологи, которые программируют сны. Для самого… – Алмат запнулся. Он вспомнил про Икюль Чавит На, файнийца, которому никто не мог помочь, даже саркофаг безмятежности. – …сокровенного сна, его мечты. Здесь применён тот же принцип, только в автоматическом режиме.

     Алмат снова замолчал, поражённый совершенством технологий этой базы. Помещение заканчивалось ещё одной дверью: Мира приблизилась слишком близко к одной из камер, и со стен, лишённых всякого узора, отделились три пластины. Они соединились перед её лицом в металлический треугольник, отливавший зеркальной серебряной чистотой. Остальные агенты замерли. Они ждали, что произойдёт дальше. В душе Миры остался след. След той, что ушла в свет по зову существа, которого, по данным сенсоров, никогда не было.

     Она протянула руку с серебряному зеркалу и то подёрнулось рябью. Через секунду на его поверхности возникли тёмные узоры. Остаток памяти существа позволял ей читать текст. Ей пришлось даже отключить свой компьютер, чтоб он не мешал читать то, что просто приходило к ней с памятью.

     – Мира?

     – Ковит, все капсулы пусты. В них находилась последняя экспедиция, но их что-то разбудило. Сигнал тревоги. Они проснулись и ушли устранять проблему.

     – И чем всё закончилось? – поинтересовался Фенас.

     – Смертью и разложением, – ответила Мира.

     – Агент Сэйткар Мира, ещё раз. Приказ по коду 456-13, – Алмат больше не хотел слушать невнятные объяснения своего подчинённого. – Где персонал?

     – Он дальше. За дверью. Только вам, ковит, не понравится увиденное.

     Мира опустила руку и играющий светом жидкого серебра треугольник, распавшись на элементы, вернулся обратно в стены.

     – Внимание, тревога. Увеличилось напряжение поля Тёмной энергии, – сообщил компьютер Алмату. – В связи с тем, что данную энергию нельзя контролировать в свободном выбросе, рекомендую покинуть данную базу.

     «Куда?» – думал Алмат. Мира права, они пересекли Сдвиг Перехода и попали непонятно куда, в неизвестный мир. Война с Врагом переместилась не только в пространстве, она происходила в параллельных реальностях. И не было им числа. Выбросить зонд удастся, но куда он попадёт? Если использовать только Сдвиг, не факт, что зонд попадёт в первоначальную реальность. Но если есть шанс, нужно идти вперёд, до конца.

     – Максимальный уровень защиты. Вперёд! – скомандовал он.

     Мира в последний раз взглянула на саркофаг. Какие тайны он хранил, какие сны записывал? Это была не просто машина, это было почти живое существо. Оно звало её и приглашало отдохнуть. Мира чувствовала его зов, хотя за мутным стеклом стенок ничего не было видно. Только контуры лежака. Но иногда по стеклу пробегала узорчатая тень, внутри вспыхивали и тотчас блекли тёплые жёлтые огни, так похожие на свет её родной звезды. И ещё лица. Там иногда возникали тени лиц тех, кого она знала…

     – Приближаемся к двери. Мира, открой замок, – скомандовал Алмат.

     Повесив импульсатор на пояс, девушка подошла к стене, где находился знакомый овал с символами. Она без труда отыскала нужную последовательность, и дверь мягко скользнула в сторону. Впереди оказался круглый зал с множеством дверей. На этот раз каждая дверь была покрыта светящимся узором, как паутиной. Он едва тлел алым цветом, пока зал не осветила знакомая жидкость, светящаяся голубым светом, поглотившим алое сияние.

     – Справа пищеблок, слева жилые отсеки. Прямо – инженерная и лаборатории, – тихо сказала Мира.

     – Ты что-то ещё чувствуешь? – спросила Танис, выступая вперёд и держа в руках импульсатор. Она закрыла спиной Миру.

     – Нет, только какое-то шуршание, словно кто-то шепчет, но я не понимаю слов. Мне страшно.

     – Что?! – Алмат посмотрел на неё. – Тебе страшно? Агенты….

     – Я знаю, ковит, – Мира перебила Алмата, не дав ему закончит. – Это не просто страх, это наложение. Словно что-то безнадёжно пытается пересказать свои мысли и передать нам свои знания о том, что нет выхода, некуда бежать.

     – Я тоже чувствую подобное, – послышался голос Фенаса. – Нет уверенности в себе. Мы всегда считали, что каждый из агентов «Мёртвых подразделений» – совершенное существо, особенно после прохождения генетической модификации и слияния с машиной Механиков. А теперь такое чувство, что здесь наше совершенство нам не поможет.

     – Это не отменяет приказа. Мы должны исследовать базу и передать данные для изучения интеллект-корпусу. Вперёд, – скомандовал Алмат.

     – Да, ковит, подчиняемся. Химические стабилизаторы введены.

     Держа оружие наготове, они вошли в зал. Овальная дверь за ними закрылась, и в зале запели колокольчики. Они не просто звонили, это была мелодия. Разные тона, разные последовательности. Мелодия была странной. С одной стороны, это была просто музыка, но что за резонанс в душе она вызывала? Что за странные эмоции? Почему хотелось при этом что-то узнать? Агенты «Мёртвых подразделений» годами учились сопротивляться такому воздействию, а тут обычная музыка колокольчиков.

     – Возможно это язык, – предположил Фенас. – Я отслеживаю повторяющиеся гармоники. Кроме того, компьютер фиксирует низкочастотный спектр, который воздействует на нервную систему.

     – Музыкой?

     – А почему бы и нет. Это чужая база, с чужими существами, которые мыслят и общаются друг с другом на ином уровне. А значит, их компьютерная система пытается и с нами общаться так, как привыкла, – Фенас обрабатывал поступающую информацию.

     По стенам бегала волна света. Словно на секунду светящаяся жидкость вспыхивала ярче и вновь угасала. Эта волна света бегала от одной стены зала к другой. Колокольчики звенели. Стало ясно, что мелодия повторяется, компьютер записал её и начал анализировать, раскладывая на гармоники. Перед глазами Миры вспыхивали синусоидальные диаграммы, машина пыталась найти ключ к дешифровке сигнала. Математически анализируя мелодию, машина через минуту неожиданно выдала результат:

     ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: ОПАСНОСТЬ РАСЩЕПЛЕНИЯ!

     – Что это значит? – спросил Алмат.

     – Я не знаю, – ответила Мира.

     Компьютер ещё раз проанализировал последовательность мелодии и выдал такой же результат.

     – Машина считает, что это наиболее правильный перевод сообщения. Она сравнила мелодию с подобными звуками, издаваемыми поющими кристаллами. Совпадение около шестидесяти процентов. Тот же принцип общения.

     Фенас никогда не был на планете Механиков и не видел поющие кристаллы. В его банках информации не было ни координат планеты, ни видео с неё, абсолютно ничего. Из-за повышенной секретности и боязни, что кто-то пронюхает местоположение этой звёздной системы, только командующие интеллект-корпуса имели доступ к координатам. Но данные по мелодии, которую издают кристаллы, компьютер имел, и, проведя независимый анализ, Фенас получил тот же результат, что и Мира.

     – Открываем дверь в инженерную. Внимание всем! – отдал приказ Алмат. – Мира, открой дверь.

      Девушка с тёмными волосами, которые не были видны за бронешлемом, подошла к картушу. Она прикоснулась к уже таким знакомым символам, которые образовывали тёмный рисунок: два овала и расходящиеся во все стороны лучи, но символы не среагировали на это так, как было ранее. Наоборот, они отозвались холодом и неприступностью. Мира даже ощутила их гнев: искорки боли в кончиках пальцев. Она поняла всё. Свет тревоги продолжал метаться от одного конца зала к другому, пытаясь сообщить об опасности. Агенты «Мёртвых подразделений» видели его всполохи, но старались не обращать внимание. Как можно не обращать внимание на такой занудный звон колокольчиков. Это мелодия проникала в мозг и в сознание, она путала мысли и последовательность действий, словно звучала не просто мелодия, а нечто большее.

     – Ковит, не могу открыть. Дверь заблокирована, – сказала Мира.

     – Ясно, – Алмат задумался. Компьютер пытался ему помочь, выдавая сотни вариантов решения, но почему-то он не мог их принять. Его словно что-то останавливало.

     – Может разрушить дверь плазмой? – спросила Танис.

     – Нельзя, мы не можем просканировать то, что находится за дверью. А если всё самоуничтожится? – не согласился Фенас.

     – Фенас, используй диск, – скомандовал Алмат, приняв решение.

     Это далось тому нелегко, так как он чувствовал опасность за дверью. Но приказ – есть приказ.

     – Режь!

     Фенас вышел вперёд и вытянул руку. Справа, на локтевом суставе, возник вырост, который, издав металлический щелчок, вытянулся в полоску, через мгновение развернувшуюся в диск. Перед глазами агента возник экран, высвечивавший его пожелания, как диск должен себя вести в работе. Сотни разноцветных символов и почти прозрачные линии дрожали на экране. Красным цветом Фенас обозначил нужный разрез и показал, откуда диску надо начать работать.

     Переносимый двумя гравитационными микродвигателями по обоим его сторонам тот скользнул к двери и завибрировал своей кромкой, дойдя до вибрации атомов. Затем он вплотную приблизился к двери и, замерев на секунду, вгрызся в металлическую поверхность. Брызнули искры. Не просто искры, – это был целый фейерверк огня. Огненные яркие капли света потоком взлетали к потолку, однако их меньшая часть, словно притянутая движением диска, делала багровый полукруг и летела в пол. Диск начал резать дверь. Звон стоял нестерпимый, но агенты «Мёртвых подразделений» его почти не слышали. Фенас мысленно управлял диском.

     Диск медленно описывал овал, почти повторял очертание двери, но резал с отступом в один сантиметр от края. Когда он закончил, и фонтан искр исчез, дверь качнулась и с грохотом упала. Это была массивная плита, в пятьдесят миллиметров брони, в которой чернели сантиметровые отверстия. Фенас сканировал металл. Светлая линия скользнула по срезу и в открывшемся окне появились данные химического анализа. Это была композиционный материал с упрочненными волокнами металлов и нитевидными кристаллами. Основу составляла молибденовая сталь на основе жаропрочных элементов. Нитевидные мономолекулярные композиты только упрочняли её, как бетон упрочняет арматура. Только не для диска.       Мира уже знала, что тёмные отверстия – это карманы для силовых стержней: если будет вражеская атака, силовые поля укрепят дверь, как дополнительная арматура.

     Диск вернулся на руку Фенаса, сложился в металлическую полосу и втянулся. Экраны управления перед его глазами погасли. Впереди их ждала темень. Не было привычного освещения базы, струек тягучей световой жидкости, ничего. Темнота.

     – Фенас, светлячки, – скомандовал Алмат.

     Фенас поднял левую руку и на ней начал со звоном вырастать круглый механизм. Когда он вырос и просигналил, сообщая о готовности, Фенас вздохнул, послав мысленный импульс. Из устройства со звоном выпрыгнули с десяток сантиметровых шариков, которые поплыли во тьму вырезанного проёма. На экране Фенас видел их местоположение, как они образовывали линию. Маленькие точки среди неясного скана помещения. Системы были в замешательстве. Они не понимали, что сканируют, словно стены зала были деформированы и не имели постоянность, как гель, который двигается в воздушном потоке.

     – Свечение, – приказал шарикам Фенас, и они зажглись маленькими солнцами, уплыв к потолку и осветив помещение жёлтым светом.

     Все агенты опешили от увиденного. Потолок и стены были деформированы, словно неведомая сила пронеслась гравитационным вихрем и оставила за собой след. Вся конструкция стен оплыла. Узоры управления на стенах потеряли чёткость и расплылись в кляксы.

     – То, что нам нужно, за переходной камерой. Это зал для брифинга, – тихо сказала Мира. Она смотрела на трёхмерную картину базы, которая складывалась от пройденного пути, до полученных планов.

     – То есть это не лаборатории и не инженерные? – переспросил Алмат.

     – Нет, они дальше. То, что случилось, случилось именно там, в зале брифинга, – ответила Мира.

     Дверь в зал брифинга была искорёжена до неузнаваемости. Это был не овал, а блин, сжатый и притиснутый к полу. Металлическая стена просела и прижала дверь своей массой. Словно она была пластилиновой, нагретой до температуры плавления. Но никаких следов температурного воздействия не было.

     – Фенас, диск.

     И снова тёмная кромка вибрирующего диска коснулась металлической стены. Брызнули искры, и послышался звон разрезаемого материала. На месте разреза горело сияние, похожее на сварку. Во все стороны вылетали искры, словно горел бенгальский огонь. Диск быстро описал овал и втянулся в руку Фенаса.

     Когда вырезанный металл с грохотом упал, Алмат шагнул вперёд, держа наготове импульсатор. Он почему-то понимал, что это оружие здесь бесполезно, но всё-таки ощущение его присутствия в руках успокаивало.

     Впереди струился призрачный свет. Он напоминал светящуюся воздушную вату. Он падал из темноты потолка и таял около поверхности пола. Повинуясь мысленной команде Фенаса, светлячки вплыли в следующее помещение, и агенты «Мёртвых подразделений» замерли от увиденного. Даже их, более чем скупых на эмоции, это поразило.

     Перед ними раскинулся огромный зал. Но всё в нём оплыло и деформировалось. Сквозь прорехи металла свисала коричневая масса застывшей породы. Компьютер, сканировав её, определил состав – кислая магматическая интрузивная горная порода, состоящая из кварца, плагиоклаза, калиевого полевого шпата и слюд – биотита или мусковита с большим содержанием железа. Это была порода, именуемая гранитом. Его натуральный цвет был более не различим – он почернел от сильнейшего нагрева, но искажённая температурами структура осталась. Посреди зала зияла воронка. Именно там был основной выброс. Раскалённые части пола пробили стены, раздавив переборки соседних помещений и россыпью отверстий оставив след на искорёженных машинах. Сила взрыва была колоссальна. Купол зала, если это был купол, вдавился в породу, и поэтому из зияющих дыр свисала на десятки метров оплавленная масса гранита. Она застыла каплевидными формами, вот-вот готовая сорваться вниз. Но не сорвалась, а так и осталась висеть.

     Но не это было наиболее важным из увиденного, важным было то, что мерцало над воронкой. Вокруг неё по кругу располагались десять словно сотканных из призрачного света фигур. Они колыхались и покрывались рябью, дрожали и словно ещё были живыми. Перед ними также светились пульты. Осторожно, обходя провалы в полу, агенты приблизились. Сканеры ничего не могли определить, выдавая только мешанину данных. От призрачных пультов, как подсвеченная паутина, тянулись нити к овальному пудингообразному устройству, такому же призрачному, как фигуры. Оно качалось над воронкой и иногда искажалось странными багровыми линями.

     Мира смотрела на тени вокруг воронки. Это были тени живых существ. Изучая историю планеты Земля, она видела съёмки Альянса в 1945-ом году, когда американцы взорвали ядерные бомбы в Хиросиме и Нагасаки. Тогда на стенах домов и на уцелевшем асфальте тоже были видны тени людей. Попав в ослепляющую вспышку света, их тела мгновенно испарились, но их тень замедлила температурное воздействие, и на стенах остался след. Тень Смерти. Людей больше не было, но их тени в позах боли и отчаяния – остались. Так было и здесь, только здесь тени не чернели на стенах, а светились призрачными нитями, словно некий небесный ткач соткал их изображения.

     – Здесь они все – все, кто был заперт на базе и ждал пояснения, – тихо произнесла Мира.

     – Какие пояснения? – спросил Алмат.

     – Почему Переход заблокирован, и кто это сделал.

     – Что здесь случилось? – Танис подошла ближе и попыталась дотронуться до одной из светящихся фигур. Та дрогнула, колеблясь в свете светлячка, поглотив её руку. Свет словно обволакивал руку Танис. Та быстро отдёрнула её.

     – И они его получили, ответ?

     – Да, они его получили, – и Мира указала на воронку.

     – Атака? – Алмат, не справляясь с потоком информации, просто выключил все сенсорные экраны и компьютер. Теперь он был сам собой. – Это была атака Врага?

     – Нет, – ответила сэйткар Мира.

     Если бы они сейчас видели слезы её на глазах, они бы не поняли, что на самом деле с ней происходит. То, что она сейчас чувствовала было таким эмоциональным взрывом, какой никогда, до этого она не испытывала и даже не предполагала, что такое возможно. Тень была изгнана, но что-то она в Мире оставила. Маленький кусочек своего я. То, что копилось годами, то, что горело после смерти. Эмоции. И там был страх.

     – Это нечто пришло воспользовавшейся лазейкой. Словно вода, запертая в камне, нашла щель для выхода. Оно нащупало разрыв в Тёмной материи и пришло, – Мира говорила это, поддаваясь воле своим чувствам. Они подсказывали ей ответ.

     – Мира, я тебя не понимаю! – в голосе Алмата слышались нотки раздражения. – Какая щель, что за лазейка?

     И тут сенсоры услышали дыхание. В искорёженном зале, где всё сгорело в звёздных температурах, и светились лишь тени существ, сидящих полукругом возле воронки, где их настигла смерть, кто-то тяжело, с хрипом дышал. Словно в зале появилось живое существо.

     – Вы это слышите? – спросила Танис.

     Это слышали все. Хриплое дыхание задыхающегося живого существа заполняло их уши и давило на сознание. Такой груз боли.

     – Блокировка сознания, – скомандовал Алмат.

     Это помогло: давящий груз боли исчез, но хриплое дыхание осталось. Кто-то дышал в зале, но свечение светлячков не выхватывало его из тьмы. Алмат переключился на весь видимый диапазон. Теперь он должен был видеть всё, однако не увидел ничего, кроме искорёженных машин непонятного назначения в соседнем помещении, просматривавшихся сквозь пробитую в стене дыру. Но дыхание было настоящим, давящим и таким тяжёлым. Алмат поднял оружие, но куда было целиться? Линии сенсоров бегали по экрану, помечали разрывы в стенах, остатки пультов и сгоревшие обломки, но ничего больше не находили. Но кто-то тяжело, постанывая дышал.

     – Ахат ми эктреза. Ухат аль мерит убрала? Чева? – голос был таким же тяжёлым и задыхающимся. Сначала никто не понял его, но компьютеры начали анализировать услышанное. Прежде чем они выдали ответ, Танис его уже знала. Это было одно из наречий на её планете, там, где сиреневые леса медленно передвигались на корнях, следуя за тёплыми течениями воздуха.

     «Есть ли жизнь после смерти, и что это такое? Бытие?» – голос звучал словно ниоткуда. Сенсоры не могли определить источник, словно говорили все стены.

     – Определить цель! – скомандовал Алмат.

     Агенты «Мёртвых подразделений» выполнили приказ, но сканеры ничего не видели и свет светлячков нечего не высвечивал, а голос продолжал.

     – Фейса, убн трихе чааво? Зайт ба!

     «Посылая на смерть, знаешь, что будет после?»

     – Что это? – Алмат обратился по общему каналу связи.

     – Это шайтинское наречие на планете Старр, откуда я родом, – ответила Танис. – Не понимаю, как оно может звучать здесь на чужеродной базе?

     – Шата ю? Эхмат?

     «Ты удивлена?» – и тут появилась фигура. Она вышла из самого дальнего угла, куда почти не доставал свет светлячков. Словно среди тени сформировался сгусток мрака и теперь слепился в фигуру человека. Технология Тени позволяла быть невидимым для примитивных гуманоидов на этой планете, но сейчас это было нечто другое. Мговенно все навели на тень оружие, но она словно пренебрегала опасностью. Тень нависала, теряя свою серость, как вуаль. Когда последние штрихи серой массы исчезли, все увидели человека. Или что-то, что было похоже на человека…

     Это был мертвец. Синяя кожа с чёрными полосами ран, пустые глаза. Но мертвец дышал, с хрипом и стоном воздух вырывался из его рта.

     – Кто ты? – спросил Алмат, наведя на мертвеца оружие. Тот медленно повернул к Алмату голову. Ничто не дрогнуло на его лице, ни один мускул.

     – Экар штан, вет, – ответил мертвец.

     Темнота за ним зашевелилась, словно подувший ветер заставил трепетать одеяло.

     – Я должен догадаться? Значит, ты понимаешь стандартный язык Альянса.

     И тут мертвец улыбнулся. Это была мрачная, зловещая улыбка.

     – Неужели наши портреты не висят в алее славы Империи? – он сделал шаг вперёд.

     Агенты отступили. Улыбка не сходила с его лица. В пустых глазах появились искорки ненависти.

     – Империи давно нет, есть Звёздный Альянс.

     – Какая разница? Ведь сохранился интеллект-корпус? А значит, и память о нас, – мертвец медленно подошёл к призракам, сидящим кругом возле дрожащего овала устройства. Под ним зияла оплавленная воронка.

     – Ирония в том, что они даже не поняли, что произошло. Стандартная связь превратилась в деформационную воронку, и взрыв распылил их на кварки, оставив только след. Смотрите, что вы натворили.

     – Мы? – Танис вдруг начала догадываться, кто это. Не отводя оружие от мертвеца, она вызвала поиск в базах данных. Но у неё не было доступа ко всей информации, и тогда она пошла другим путём, пытаясь выяснить имена пропавших без вести на заре «Мёртвых подразделений» и она нашла их.

     – Ты – Томун, агент интеллект-корпуса 13 456-дес. Но тебе сейчас….

     – Вы никогда не думали, что происходит, когда активируется Переход. Что это на самом деле, Переход? Куда он ведёт? И зачем нужно покрывало Тени?

     Улыбка медленно сползла с лица мертвеца. Теперь Алмат видел, как из тёмного угла выходят всё новые и новые тени существ, похожие на гуманоидов. Медленно и осторожно все четверо агентов отступали в коридор.

     – Опасность, опасность! – трезвонил компьютер, оценив ситуацию. Сканирование показало, что перед ними действительно мертвец. Ни капли жизни не было в его теле, но он продолжал дышать, надрывно и сипло, а голос его булькал и клокотал. Жизнь в нём была, но не та, что была привычна им. Его что-то изменило. Что-то вошло в каждую его клетку клеящей массой, не давая разлагаться. Так же в нём была запечатана душа.

     – Опасность, немедленная эвакуация! – Алмат мысленно выключил компьютер. Он не мог отвести взгляда от пустых глаз мертвеца.

     – Почему Звёздные Механики разделились на Светлых и Тёмных, и почему Светлые не использовали Переход?

     – Мы ничего не знаем о разделение их на классы.

     – Это не класс, это призвание. Посмотрите на меня. Вот что случилось с теми, кто вошёл в Переход одними из первых. И где же ваш ангел? Где она, девушка из менгира?

     Теперь стало ясно, что случилось с теми добровольцами или не добровольцами, которых использовали для первых попыток Перехода. Куда они исчезали. Но что значит «девушка из менгира»? Алмат не успел спросить, так как мертвец продолжил.

     – Мы увидели Богов! – теней за мертвецом становилось всё больше и больше, – но и Боги увидели нас. Именно для этого нужно покрывало тени, чтобы Боги нас не видели, а они увидели, и тогда они пришли за нами сюда. Сначала из любопытства, а потом из-за нашего нахальства.

     – Враг, – вырвалось у Фенаса. – Это существа высшего порядка, вот что это такое. Они живут в Тёмной материи.

     – Без сомнения, мы сами попросили их в себе в гости, – согласился Алмат. – Причём настойчиво.

     – Как я вас ненавижу, – злоба исказила лицо мертвеца, – я летал в безумии, пока меня не притянуло сюда, а за мной пришли они. И Стражи Перехода вам не помогут. Их слишком мало, а нас много. Тени ненавидят вас так же, как и я.

     Мертвец двинулся в сторону агентов «Мёртвых подразделений» и Алмат тихо скомандовал: «Огонь!».

     Из импульсаторов вырвались цепочки розового огня плазмы и ударили в мертвеца. Вспыхнуло пламя и рыча заметалось в помещении. Стены раскалились и начали краснеть. Новые цепочки огня проходили сквозь тени существ, похожих на гуманоидов, и ударялись в сталь стен. Она взрывалась веерами капель раскалённого металла, капли летели по воздуху, падая на пол и рассыпаясь огненными искрами. Грохот пришёл вслед за ударной волной и агентов качнуло.

     – Всем назад, уходим в ангар звездолётов. Там попробуем вернуться.

     – Выхода нет! – ревело пламя голосом мертвеца. – Неужели непонятно, выхода больше нет. Билет в один конец!

     – Беглый огонь!

     Грохот сотрясал зал, с потолка сыпались обломки и куски горной породы. Гранит разлетался в пыль от попадания плазмы, пламя крутилось в огненном водовороте, но тени переползали его. Вспышки плазмы лишь ненадолго задерживали их.

     – Ковит, мы не можем их сдержать! – Мира поливала огнём правую стену, пока горные обломки полностью не завалили коридор. Среди них трещали жаром ручейки раскалённого металла.

     – Кто-то должен передать сообщение, – на экранах бронешлемов появилось полоса загрузки, – кто-то должен дойти. Я прикрою, буду сдерживать их сколько смогу!

     Пламя ревело и вылетающие от взрывов плазмы куски камня осыпали броню осколками. Силовые поля взвизгивали, когда им приходилось отталкивать особенно большой обломок. Агенты выскочили в зал со множеством дверей и там перегруппировались. Ревя и свистя, вихрь пламени вылетел из остатков коридора вслед за ними. Он лизнул стены и потолок зала и там, где он касался светящейся жидкости освещения, та таяла, как снег от жара. Дым клубился тёмными облаками, система очистки базы не успевала с ним справляться, и вскоре он затянул всё вокруг. Теперь теням очень удобно было прятаться в этом тёмном мареве. И они пришли. Алмат почувствовал, как что-то сжало его изнутри, что-то сдавило его сознание и принесло ледяной холод в душу. Он невольно опустил оружие и перестал стрелять. Вокруг вспыхивали очаги пламени, прорываясь сквозь дым багрово-жёлтыми языками и подсвечивая его вспышками. Алмат не мог пошевелиться. Нечто завладело им и пожирало его. Остальные агенты, отступив из зала, задержались в дверях отсека с саркофагами.

     – Мира, отправляйся в ангар и запусти капсулы с посланием. Все, что у тебя есть! Может хоть одна попадёт в нашу реальность. Мы… – вскричал Фенас.

     Он не договорил. Из клубящегося дыма вылетела цепочка плазмы и ударила в Танис. На её теле возникла ярчайшая вспышка, грохнул взрыв. Тело Танис отбросило назад, и она, пролетев над головою Миры, начала падать. Взвизгнули гравитационные стабилизаторы, смягчив падение. Фенасу повезло меньше, его бросило на один из саркофагов.

     – Алмат, ты что делаешь?! Враг за тобой! – крикнула по рации Мира, но компьютер высветил биологические ритмы Алмата – они бушевали, словно его пытали огнём и током.

     – Алмата больше нет, – рычало пламя. – Как вы думаете, почему погибали базы, вооружённые до зубов? Они не умели бороться сами с собой. Это война не по правилам. Танец Костей, Танец Костей!

     Танис испытывала адскую боль. Заряд пробил защиту, и тело её горело. Она закричала от боли, и её организм начал действовать. Регенерационные компоненты, спящие до этого в тканях, молниеносно потекли к ране, заживляя её. Бронекостюм тоже пытался себя залатать.

     – Мира, беги! Ускоряйся! Я буду его сдерживать, – сказал Фенас, вставая на ноги.

     Мира послушалась. Ускорившись, она за секунду преодолела весь отсек и коснулась символа открытия двери. Следом за ней полетели цепочки огня.

     Из клубящегося дыма, шатаясь, появилась фигура Алмата. Она как-бы светилась призрачным светом. Это был уже не командир группы, это было что-то другое. Перед глазами Танис, едва оправившейся от попадания концентрированной энергии, вставали картины, виденные ею на других базах чужих. Разорванные тела, развороченные стены и залы. Исковерканные машины и механизмы. Тогда они не понимали, что произошло, что могло случиться с такими высокоразвитыми существами, чтобы они вмиг сошли с ума. Теперь она поняла.

     Включив защиту на максимум, она встала ноги. Когда Мира ускорилась, Танис оказалась между ней и Алматом. Она поймала плазму импульсатора ковита и отклонила в стену слева от себя. Грохнул страшный взрыв. Ближайший саркофаг разлетелся на кусочки, а взрывная волна подняла Танис и отбросила в сторону. Алмат направил оружие на неё, но в это мгновение из дыма появилась фигура Фенаса. В руках он держал собранный излучатель гравитации.

     – Ковит, прости! – из излучателя вылетел шар искажения, словно прозрачная линза. Она, закручивая дым за собою, ударила в тело Алмата. Тот выронил оружие, вскинул руки и исчез в клубящемся огне.

     Мира открыла дверь и на секунду задержалась около Портала. Тот по-прежнему дремал в сфере, а вокруг летали слюдяные пластины, отлавливая белые молнии. Возможно, это был выход, но она не знала, как им пользоваться. Никогда до этого никто из агентов не видел ничего подобного. Но размышлять было некогда, и она, открыв дверь в ангар, прыгнула в него. Свет снова начал заливать исполинское помещение, наполняя его мягким голубым сиянием. Он осветил диски звездолётов, но теперь они не казались ей мёртвыми. Словно что-то привело их в действие. Включились генераторы Тёмной материи. Мира вдруг увидела, как часть светящейся жидкости выливается из поверхности потолка и заполняет невидимые желоба. Над нею загорался исполинский символ. Он напоминал руку с лучами во все стороны. Ей некогда было разбираться, почему ожили корабли, и что это за символ. Она одним прыжком, используя компенсацию магнитных полей планеты, достигла середины зала и подняла руку. Один за одним она собирала, записывала на них информацию и отправляла в переход маленькие диски. Она запускала их, пока они не закончились. Даже если бы кто-то и нашёл информационный диск, нужно было иметь генетический ключ, чтобы эту информацию расшифровать, а его знало только командование интеллект-корпуса.

     – Танис, что с тобой, что ты делаешь?! – послышался по связи голос Фенаса.

     Он потерял спокойствие, его голос содержал нотки удивления. Грохнул взрыв, от которого содрогнулись стены, Мира поспешила обратно. Когда она открыла дверь, то увидела беснующийся огонь. Слюдяные пластины падали и рассыпались, белые молнии, почувствовав свободу, метались по залу, выжигая причудливые узоры на стенах. Портал сиял, сдерживающее его поле находилось на пределе своей возможности, а рядом сражались два агента. Они посылали друг в друга сгустки огня, гравитационные линзы и цепочки плазмы. Они уворачивались от выстрелов друг друга, отклоняли их и старались избежать обломков, летящих от взрывов. Каркас зала стонал и надламывался, он больше не мог сдерживать такой яростный огонь и буйство энергии. Но сражавшиеся между собой агенты «Мёртвых подразделений» даже не замечали этого.

     «Это одержимость тенями?» – мелькнула мысль у Миры, но задать вопрос Фенасу она не успела. Кто-то взял её за руку. Детскими холодными пальчиками. Словно и не было брони. Она повернулась вправо и увидела мальчика. Это был земной ребёнок лет пяти-шести с очень печальными глазами.

     – Ты им не поможешь, они одержимы, – сказал он.

     В этот момент среди взрывов и обломков появились тени. Они ползли, прячась в дыму, и только всполохи пламени высвечивали их.

     – Они боятся света, яркого света, – сказал мальчик.

     Мира подняла правую руку. На предплечье вырастала конструкция гранатомёта. Через секунду компьютер пискнул о готовности, и мысленно Мира приказала зарядить его световыми гранатами. Гранатомёт выстрелил, и среди хаоса огня и дыма возник сияющий шар света. И всё переменилось. Тени начало корёжить. Они бесновались, стараясь уйти от яркого света, съёживались и пытались исчезнуть в полу.

     Новая граната вспыхнула чуть дальше первой. Горение её заряда продолжалось около минуты, но теперь их было две, а значит, и свечение вдвое сильнее. Свет достиг сражавшихся друг с другом агентов «Мёртвых подразделений» и они замерли. Их тела трясло и покачивало, словно они начали бороться с тем Нечто, что их захватило. Новая граната не дала свету погаснуть. Она висела в трёх метрах над полом и светилась.

     – Ты не можешь их так сдерживать вечно, – сказал Мальчик. – Но я тебе помогу. Я помогу уйти отсюда, но тогда ты поможешь мне, когда я позову. Что скажешь, Мира Эйкулятте?

     Свою полное имя она не слышала с тех пор, как поступила на службу в «Мёртвые Подразделения».

     – Ты страж, – прошептала она. – Почему ты не можешь спасти нас всех?

     – Мои силы не безграничны, я могу спасти только тебя или никого. Выбирай.

     – Они погибнут?

     – Да, но смерть – не самое страшное, что их ждёт. Их ждёт нечто худшее, то, что будет после смерти. Ты видела Томуна? Он один из тех, кого вы послали в бездну Перехода, не понимая его сути. Они попали в место, где им быть не должно. Даже после смерти ваши души не имеют права там находиться. Это – Вечность, она принадлежит тем, кто пришёл во Вселенную изначально, когда звёзды рождались и гасли, когда кругом была чистая энергия. Это их мир, и они не терпят, когда в него вторгаются посторонние. Это как если бы в твой мир гармонии проникла болезнь. Им не чуждо чувство ревности и превосходства – одно из самых первых чувств, возникших в бытии. Те, кого вы называете Звёздными Механиками, первыми осознали эту мощь. Часть из них, которые решили больше не играть с силой, которая им была не понятна и не подчиняема, просто пошли своим путём, они стали Светлыми. Но появилась группа Механиков, которые считали, что им всё доступно, они всё могут постичь и всё подчинить. Это были Тёмные Механики. Видишь, чем всё закончилось?

     Свет новой гранаты продолжал наносить боль Фенасу и Танис. Они перестали стрелять друг в друга. Дым почти рассеялся и огонь погас. Только сейчас можно было оценить повреждения, которые они нанесли залу. Повсюду зияли дыры, в которых светилась раскалённым огнём горная порода, а отдельные куски её с треском и шипением отваливались и падали вниз. Портал дрожал и светился жёлтым светом. Его гул заставлял вибрировать остатки стен и потолка. Мира ощущала его всем телом.

     – Поле не может долго его сдерживать, у тебя пара минут. Принимай решение Мира, – тихо сказал Мальчик и улыбнулся. Но это не была улыбка мертвеца, это была улыбка ребёнка. Чистая и светлая.

     – Что ты от меня хочешь? – спросила Мира.

     – Когда я позову, ты должна мне помочь.

     – Почему, почему ты или вы решили, что я помогу?

     – Ты спасаешь не только себя, ты спасаешь свой мир. Не всем нам нравится, что здесь происходит. Это тоже война, но только чужими руками. Ты сейчас – мои руки. Решай. Времени осталось мало. Я сдерживаю портал, но я не могу это делать долго.

     Мира приняла решение.

     «Посмотрите на меня, я ведь совершенство, но тем не менее – такое ничтожество. У меня столько оружия и столько силы, но я не могу им помочь!» – она смотрела на своих застывших товарищей, вокруг которых осыпалась раскалённая порода. Световая граната догорала. Эта мысль возникла в голове Миры, и мальчик услышал её. Как это он сделал, Мира не знала.

     – Твоё совершенство не в твоём оружии, не в твоих возможностях, а в твоём сердце. Именно это и есть сила, которая поможет вам в войне. Вы её потеряли, но на этой планете вы её найдёте. Ты идёшь со мной?

     Новая посланная Мирой граната осветила ярким светом искорёженный зал. Внешние сенсоры передавали скрежет и звуки прогибающихся балок каркаса, которые металлическим стоном оповещали, что всё сейчас рухнет.

     – Да, иду, – девушка взяла за руку этого маленького мальчика. Броня сложилась сама собой, и они ушли. Без тёмной воронки Перехода, без светового Разрыва. Словно в никуда. Через секунду сфера портала взорвалась. Его гравитационная волна уничтожила всё, сминая и сталь, и гранит, и стоящих в столбняке агентов. Не осталось ничего, кроме тени, которая медленно сгущалась в Толмуна. Теперь он не выглядел мертвецом. Он выглядел живым. Кругом всё рушилось, а он улыбался, не замечая ничего.

     – Спасибо, – тихо прошептал он и исчез. И не осталось больше ничего.

     …

     Несколько дисков возникли в метре над поверхностью, сбрасывая серую «вату» Перехода и шлёпнулись в жёлтую взлохмаченную траву. Корабль получил сигнал. Из его днища вылетел робот, который осторожно забрал диски и вернулся на корабль. Компьютер корабля не знал, что на дисках, но он получил директиву возвращения. Он отозвал «жуков» и втянул зонд слежения. Ждать было некого: в сообщении чётко было обозначено, что все агенты «Мёртвых подразделений» погибли. Как только все объекты вернулись, корабль влетел. Он даже не пользовался технологией маскировки. Сверкнув на радарах землян, он помчался ввысь, в космос, и там исчез.

     Оператор станции слежения всматривался в экран радиолокационной станции. Только что среди прочих объектов идентификации с маркером «свой-чужой» появилась неопознанная отметка, которая с непостижимой скоростью пересекла круглый экран радара, вспыхнув в линии сканирования всего два раза, и исчезла. Оператор хмыкнул и открыл дежурный журнал. Достав шариковую ручку, он начал писать.

     «Сегодня, 24-октября 2010 года, в 18-35, на экране возникла отметка от неопознанной цели. Цель находилась в зоне слежения всего около трёх минут. Никакие параметры цели, кроме скорости в 2 000 километров в час, не были зафиксированы. Размерные габариты отсутствуют. Визуальный контакт не наблюдался. Записано исходя из пункта 34/18 о регистрации неопознанных летающих объектов. Записал майор Семёнов.»

     Оператор РЛС сделал пометку и послал сообщение начальству. Дальше всё зависело от того, насколько оно было важным.

     А корабль тем временем преодолел термосферу и двигался к боевому крейсеру. Он нёс важное послание.

     …

     Как же можно было так напиться? Особенно когда идёт Православное Рождество. Напившись, ты сам себя утешаешь: праздник ведь! Этим и руководствовал Егор, выпив почти всю бутылку коньяка.

     Когда человек находится в таком состоянии, то его не интересует ничего, кроме его самого: его душевных переживаний и тошноты от чрезмерного принятия алкоголя. Ни Валя, ни его любовь к ней сейчас не были нужны Егору. Это было его спасение, лазейка от тоски, что сдавливала его грудь и заставляла так страдать.

     – Ненавижу, – бормотал он сквозь зубы. – Жизнь ненавижу, её ненавижу и себя.

     Как ещё он мог бороться с этим чувством безответной любви? Откуда было взять силы постоянно смотреть на фотографию в журнале и видеть её улыбку? Нет, только смерть. И больше ничего. Его любовь, его Валя, была недосягаема, Егор это понимал, и боль от этой мысли всё больнее и больнее жгла его.

     – Боже, не дай ей меня увидеть сейчас, – шептал он, глядя в окно. – Как же я себя ненавижу!

     В окне странным светом горел фонарь. Его розовое свечение придавало снегу необычный цвет, словно снег тоже был подкрашен розовым. На поверхности огромных сугробов колыхались светящиеся розовые разводы…

     Егор вдруг понял, что это нереальность. Зима в этом году была как никогда тёплой, снег почти растаял, и во дворе была грязь вперемешку с неубранным мусором. Но сейчас он видел в окно чистый снег, только что выпавший этой морозной ночью и теперь сверкающий искорками в свете фонаря. И ещё этот легкий розовый оттенок на снегу. Это было красиво и таинственно. Егор усмехнулся и повернулся к столу. Недопитая бутылка коньяка исчезла. Как он разозлился, его просто затрясло от злобы и гнева.

     «Мама, чёртова мама! Это всё она! Пришла и забрала её. Услышала ведь!» – он попытался встать, но его качнуло и он, падая, уцепился за подоконник. Его нога ударилась об стол, и тот громыхнул предательским стуком. Егор замер. Несмотря на возникшую ненависть, он всё-таки боялся своей мамы, её порицаний, её укоризненных взглядов. И, несмотря ни на что, это была его мама. Даже сквозь охватившую Егора злость прорывались воспоминания из детства: как она одевала его в школу, как чистила его грязную школьную форму, после того как он за день извозился в чём только мог. Как он, прыгая на подоконник, разбил окно, и мама пришла в школу к завучу. Пока она с ним разговаривала, Егор понуро сидел в коридоре и поглядывал на выкрашенный белый широкий подоконник, где было так прикольно сидеть. Запрыгивая на такой же этажом ниже, он разбил стекло. Но мама не ругала его за это, а только укоризненно покачала головой: с кем не бывает!

     Ему вдруг вспомнилось, как в старших классах, когда школьную форму можно было уже не носить, он увидел, как какой-то маленький мальчик из начальных классов присел около стены в коридоре обиженный на что-то или кого-то. Егор не знал, что случилось с этим мальчиком, он просто сидел один у стены, когда к нему подошла Валя и ещё одна одноклассница Егора – Аня Зорянная. И они, только они, поинтересовались, почему мальчик сидит такой одинокий и насупленный. Все остальные школьники просто проходили мимо. Им было всё равно. Но не его Вале. Может, действительно её сердце не было таким жестоким, и он просто всё придумал? Просто его любовь к ней была только его любовью? И по телефону она была искренней? Она не хотела больше играть с ним и причинять ему боль? Может, она жалела его, а он не услышал. Егор с трудом добрался до постели и вдруг понял, что в комнате кто-то есть.

     – Митя? – Егор улыбался, но голос, ответивший ему, не принадлежал мальчику.

     – Привет Егор. Это Серёжа.

     – Какой Серёжа? – Егор, покачиваясь и теряя равновесие, всё же пытался, пытался сосредоточиться.

     – Серёжа Колотун. Ты меня помнишь?

     – Нет, – Егор с трудом сел на кровати. – Ты мне кажешься?

     – И да, и нет. Помнишь холодную аудитории в 9-ом корпусе, №101? Тогда я, Славик и Володя сидели в первом ряду. Ты ещё завидовал нам, когда мы на 5-ом курсе приходили со своими девушками.

     И тут Егор вспомнил Сергея. Это был обычный парень, не хватавший звёзд с небес, но всегда пунктуальный и отзывчивый. В отличие от его друга Славика. На том всегда висела тень самовлюблённости. Может, Егору это казалось, но тогда он думал именно так. Тень Сергея сидела возле стены на стуле.

     – Чего ты хочешь от меня? – спросил Егор.

     – Мне нельзя здесь находиться и я нарушаю правила. Но я пришёл поговорить. Это нужно прежде всего мне, а не тебе. Поговорить с живыми – это дар. Это такое счастье.

     – Какой дар? Ты о чём?

     – Разве ты не знаешь? – послышался глубокий вздох. Розовый свет освещал выключенный компьютер на столе, и казалось по его тёмному экрану бегают тени. – Я погиб в ДТП через год после окончания института. Машина обгоняла грузовик и выехала на встречку. Мой друг, водитель, не успел уйти от удара, было лобовое столкновение. Я сидел рядом с ним и умер почти мгновенно. Боли не было, просто удар и всё.

     – Зачем ты тогда пришёл ко мне?

     – Интересный вопрос. Я сам не знаю. Я уже ушёл, но что-то меня вернуло. Наверное, мне это нужно. Я вижу твою боль. Я хочу помочь тебе.

     – Чем, – Егор начал злится. – Преподнести мне Валю на блюдечке с золотой каёмочкой? Ты не можешь мне помочь, ничем.

     – Я знаю. Я просто хочу поговорить. Ты знаешь, что с тобой происходит?

     – Что? – Егор замолчал. Розовый свет в окне притягивал его взгляд, словно пытался успокоить.

     – Ты горишь от любви. Сгораешь от чувств, которых тебе никогда не постичь…

     Вдруг Сергей одним прыжком приблизился к Егору и схватил его руки:

     – Они используют тебя. Им нужен ты, как проводник. Они пытаются понять твои чувства, чтобы потом создать новое, разрушив всё старое. Есть некто, он живёт в замке. Он пытается что-то включить. Отпусти Валю, забудь её. Помни о ней только плохое. Пусть она станет гадкой, пусть станет стервой. Пусть в твоих ушах будут только её проклятия в твой адрес! Не надо вспоминать хорошее и доброе, вскорми в себе ненависть к ней и только тогда ты спасёшься! Забудь образ светлой девочки, которая улыбалась так, что всё вокруг наливалось светом. Она – твоя гибель!

     – Что ты говоришь?

     – Я спасаю свою любовь и свою дочку! В этой войне они не спасутся. Их разорвут и подчинят. Неужели ты не понимаешь, они выбрали тебя, как…

     Раздался грохот, и стены заходили ходуном. Егора бросило на пол и он… проснулся. Он таки спал. Недопитая бутылка конька по-прежнему стояла на столике возле ноута. Мама была не причём, ему снова просто приснился сон. Эдакий кошмар на основе синтеза его школьных воспоминаний и вымышленных кошмаров. Егор встал и допил коньяк. Ему стало легче. Тошнота отступила и вновь тепло разлилось по телу. Как же стало хорошо и боль начала уходить. Боль тоски и ревности.

     За окном таяли остатки снега, обычные грязные кучи, без всякого розового налёта. Только стул странно повёрнут, в сторону кровати. Егор точно помнил, что стул остался смотреть в сторону ноута, хоть и был отодвинут. Но Егор махнул на это рукой. Мало ли что спьяну может показаться!

     Глава 8

     Как же может сильно болеть спина! Она болезненно реагировала на перемену погоды, на изменение атмосферного давления или что-то ещё, чего Егор не мог понять. Иногда боль практически исчезала. В основном это случалось в ясную погоду, когда восходящее солнце подсвечивало облака розоватыми оттенками и весь день господствовал мороз. Но иногда ночью спину схватывала ноющая боль. Егор ворочался, чтобы найти положение, при котором боль не была бы такой сильной и можно было уснуть, но это мало помогало. Спина затекала и начинала гореть. В эти дни с утра небо было затянуто тучами и шёл снег.

     Вот и сегодня Егор проснулся от ноющей боли, лежать было невмоготу и хотелось, согнувшись, сесть на кровати, тогда боль потихоньку отпускала и превращалась просто в зудящую помеху при ходьбе. Егор так и сделал. Он просто посидел некоторое время на постели и, когда боль утихла, осторожно встал.

     Мамы дома не было, она опять была на работе. Её тяжёлым семейным положением пользовались, всегда просили подежурить в праздники. Она не отказывалась, ведь раньше дома её ждал сын, теперь – пьяная развалина. Он сломал её жизнь и свою тоже. Кто был в этом виноват? Валя? Нет, конечно, он сам.

     А как там сейчас у Вали? Может, сегодня она проснулась с улыбкой от поцелуя любимого человека, который был рядом. А в соседней комнате, превращённой в детскую, завозился сын. Он, наверное, сладко посапывал, ещё не проснувшись, но уже ворочаясь и разгоняя остатки сна. Кругом было полно игрушек. Роботы, человек-паук, игрушечные автоматы….

     Егор словно мысленно побывал у Вали дома. Но сигнал машины за окном вернул его в действительность. Спина ныла. За окном сыпал снег. Белые хлопья густо падали с неба и накрывали чистым пуховым одеялом серый грязный асфальт. Нужно было выйти из душной квартиры и проветриться.

     Егор, шаркая, побрёл в кухню выпить чаю. На столе лежали оплаченные квитанции за квартиру и свет. Егор остановился и осторожно взял листок счета за электроэнергию. Он помнил, что в основном их потребление электричества не превышало 70 киловатт, сейчас в ячейке «потреблено» стояла цифра 210. Так как мамы почти не бывало дома, это всё нажёг он. А платила за него она. Он не давал ни копейки. Не то чтобы она не просила, просто он не предлагал.

     Егор стиснул глаза кулаками и тихо завыл. Да что это с ним? Почему жизнь так обошлась с ним? Что он сделал? Почему вдруг после стольких лет он вновь вспомнил свою школьную любовь и всё пошло под откос. Это преследовало его и мучало. На днях он видел рекламу нового блокбастера, который шёл в кинотеатрах. Было интересно посмотреть, что сейчас снимают, но и только, зато когда по телевизору показали «Враг мой», он вспомнил, как всем классом они ходили в кинотеатр «Зоряный» на этот фильм, и как ему было страшно, когда чудовище пожирало падавших в воронку существ. Тогда они часто ходили в этот кинотеатр. А в начальных классах каждый четверг они в полном составе после уроков ходили в клуб завода «Арсенал». Сохранился ли он? Как тогда они с раскрытыми ртами смотрели «Бесконечную историю». Кажется, её показывали раз пять. Или другие фильмы. Егору вспомнился фильм, который им показывали в третьем классе. Он не помнил ничего, никаких подробностей, кроме одной. Там, вроде, потерялась девочка и искала дорогу домой. В одном из кадров она голой мылась в ванне. Тогда, после фильма, Валя и Лена, хихикая, поинтересовались:

     – Тебе понравился и запомнился только этот момент, в ванной?

     Как они оказались правы, хотя тогда ему было всё равно, и он лишь глупо смеялся в ответ. Егор почувствовал, что боль воспоминаний снова сжимает его грудь. Да что же это такое? Как избавится от неё? Наверное, стоило пройтись по городу. Рождественскую ночь он проспал, оставшись без подарка. Егор кисло улыбнулся от этой мысли. Нет, пройтись всё-таки нужно. Всё равно это праздничный день. Машин и пешеходов будет мало, поэтому можно брести по улицам сколько угодно долго, никому не мешая и собирая на одежду падающий с небес мягкий снег.

     Он попил чаю и начал медленно одеваться, стараясь не поворачиваться влево. Тогда спина вспыхивала болью особенно сильно. Зачем он решил выйти в такой снегопад на улицу он и сам толком не знал, но что-то тянуло его, словно он надеялся найти ответы. Какие ответы? Просто перегрузить свой мозг, избавится от следов сна и этого голоса Сергея из прошлого, который говорил странные вещи. Как будто он и вправду был в его квартире. Но Егор точно знал, что в квартире кроме него не было никого.

     Какой же был сильный снег на улице. Машин действительно было мало, а те, которые решили выехать в этот день, буксовали и вязли в снегу. Хвалёный Киевавтодор как всегда был не готов. Одна машина так увязла, что её выталкивало несколько человек, скользя ногами по снегу и льду. Раньше Егор был бы рад помочь им, но не сейчас. Хилый, согнутый болью в спине, он не мог помочь даже самому себе.

     Скользя и осторожно выбирая почищенные участки тротуара, он решил спуститься на Крещатик пешком. Светофоры не работали. Стараясь быстрее преодолеть перекрёсток около Верховной Рады, он столкнулся с группой молодёжи, которая играла в снежки. Две девушки и три парня. Они, весело смеясь, зачерпывали снег горстями и кидались им друг в друга. Перед ним одна девушка поскользнулась и упала. Остальные принялись весело закапывать её, забрасывая снегом с ног до головы. Она визжала вперемешку со смехом и сопротивлялась, кидая снегом куда попало. Один ком такого снега попал прямо в голову Егора. Мгновенно крики и радостная возня стихли. Все смотрели на Егора.

     – Ну, Поля, ты дала! – сказал один из парней.

     Девушка медленно встала вся покрытая снегом и, поправив вязаную шапку с помпончиком, виновато посмотрела на Егора.

     – Поля, ты у нас снайпер, – смеясь сказала другая девушка, поплотнее заворачивая шарф на шее. Она была вся в снегу. Её красное пальто стало белым от налипших на него белых комочков.

     – Простите, – виновато пробормотала Поля и потупила взгляд.

     – Ничего, бывает, – ответил Егор и побрёл дальше.

     А позади, как ни в чём не бывало, подростки продолжили веселиться, кидаясь друг в друга снегом.

     – Миша, только не бросай грязный снег с дороги! – послышался девичий крик вперемешку со смехом. Им было весело и беззаботно. Как Егор завидовал им в душе!

     Что такое счастье? В чём выражается оно? Может, в семье? Но семья бывает разной. Бывает, она живёт в полной гармонии, а бывает, что по факту – сплошная боль. Когда муж, даже будучи трезвым, поднимает руку на женщину и бьёт – это уже не муж. Как он может любить такое нежное существо, как женщина, ту, которую жаждал в постели, ту, к которой хотел прикоснуться, ощутить её тепло, запах её тела, если может поднять руку и ударить, чтобы показать своё физическое превосходство? Мерзость!

     Егор никогда не понимал насилия в семье. У всех могут быть проблемы. Главное попытаться решить их просто поговорив, но поднимать руку и бить, когда твоя жена просто вдруг из-за чего-то начала раздражать?...

     Он читал в журнале, что по статистике до 30% семей в Украине испытывают домашнее насилие. Боже, как Егора начинало трясти, когда он представлял, что его Валю бьёт муж. Это не укладывалось в его голове. Поднять руку на такую женщину, хрупкую и жизнерадостною. На его совершенство! Нет, он тешил себя надеждой, что на самом деле муж Вали любит её. Он целует её на ночь, а когда ей плохо – ласкает и успокаивает, чтобы не было слёз…

     А если это не так? Что тогда он, Егор, может сделать? Поскрипеть зубами? Может, у него есть влиятельные покровители, которые могут помочь? Ха-ха-ха! Кто он в этой жизни? – Мелкое ничтожество, которому иногда сняться такие яркие сны. Но кто их видит, кто знает о них? Кому рассказать? Кольке? Да он просто посмеётся и скажет: «Молодец, так держать. Это только твои фантазии, вот и вложи их в дизайн новых уровней, и всё будет в порядке. Все увидят их и поймут тебя». Правда?

     Но игра не может передать то, что он чувствовал, когда видел свои сны. Что он во снах переживал. В каждой секунде сна, когда сон сливается с явью. Когда он в носках бегал по снегу, когда он вновь побывал в своей школе и встретил Валю с Аней, ждущих своих детей. Школа не была похожа на всё виденное им ранее. Странные стены, покрытые пёстрыми рисунками, странные двери из таких же пёстрых досок. Совсем не то, что он встречал в школах, в каких побывал за свою жизнь. Это было настолько ярким видением, настолько похожим на настоящее, что только с большим трудом Егор начинал понимать, особенно спросонья, что это таки был просто сон, его фантазии.

     Всё было новым в этой школе из сна, хотя Егор точно знал, где находится и на каком этаже. Почему опять школа? Почему ему снится так часто школа? Что это, переломный момент в его жизни? Словно мозг вновь и вновь отправляет его в то время, когда он мог сделать свой выбор в жизни. Стать кем-то большим, чем он стал.

     Выбор. Опять это слово. Во сне солнечный свет лился не только из окон, он проникал отовсюду. Всё в коридоре было ярким и таким мультяшно тёплым. Он был совсем не похож на тот коридор на третьем этаже, который он помнил. И только Аня и Валя были всё такими же, настоящими. Их улыбки, их жесты и просто радость на лицах, когда сынишки прибежали к ним из класса вместе с шумной ватагой одноклассников.

     Но это только сон. А вот явь была весьма плачевной. Скольжение по льду, который так и не посыпали солью. Егор упал, но быстро поднялся. Он не хотел помощи. Особенно от молодых людей вокруг. Он не должен казаться слабым. Пусть у него болит спина, пусть ноги разъезжаются, но он не должен казаться беспомощным, так как жалость для него была страшнее смерти. И хихиканье девушки ему в след, что её парень – не такая развалина, чем тот, кому он помог подняться.

     Поднявшись и отряхнувшись, сделав непроницаемое лицо, хотя спина ныла безбожно, он тут же поймал себя на мысли: а кому он доказывает свою бравурность? Вале? Или этому грязному снегу под ногами? Он почти дошёл до Европейской площади, погружённый в свои мысли. Только теперь, когда день начал клониться к закату, появились запоздалые снегоочистительные машины. Но Егору было не до них. Не до веселья вокруг и радости на лицах прохожих, испытывающих неподдельное наслаждением от такого обильного, долгожданного снега. И не до мальчика, который с восторгом смотрел на папу, катающего его на санках.

     Возле кофейни на колёсах, где образовалась небольшая очередь, он приметил целующуюся пару. Они целовались безмятежно, ничего не замечая вокруг. Иногда останавливались, чтобы взглянуть в глаза друг другу. Сколько нежности было в их взгляде, сколько любви. Парень ласково проводил рукою по щеке девушки, и она отвечала, склоняя голову к руке и наслаждаясь его прикосновением. Что они шептали друг другу Егор не слышал, но когда чувства вновь их переполняли, они снова начинали целоваться, и в этот момент весь мир принадлежал только им.

     В очередную паузу, когда юноша всё же бросил быстрый взгляд вокруг, он заметил жадный интерес в глазах Егора. И тут же парень поспешил показать своё превосходство, начав напоказ, ещё более страстно целовать девушку, демонстрируя свою победу. Егор быстро отвернулся. Что ж, даже в такие чистые моменты, как наслаждение долгожданным поцелуем, люди чувствуют сладость победы над окружающими.

     Боже, какое же он маленькое и никчемное существо! Ненужное никому, кроме тех, кто продавал ему водку и иногда бесплатно наливал бонусную. Маме? Егор усмехнулся, пряча кислую улыбку под поднятый воротник старого пальто. Безнадёга съедала его без остатка. Он вышел на улицу, чтобы развеяться, но не получил желаемого. А чего он ожидал, учитывая его теперешний внешний вид?! Многие из прохожих, особенно молодёжь, смотрели на него с жалостью. Спасибо, что деньги не предлагали, как бомжу!..

     Стыд пожирал Егора. Он понял, что зря сюда пришёл и кроме жалости он здесь ничего не найдёт. Но только вновь что-то зашептало у него в голове, что-то, что он считал судьбой, и он послушался этого голоса. Ему нечего было терять. Может, голос поможет ему найти успокоение, хоть какую-то радость?

     Он вдруг увидел огромную, просто необъятной ширины женщину, закутанную в шубу. Она внимательно смотрела на него. Видно было, что она тоже отдыхала. Ей было тяжело ходить по неубранным сугробам и льду. Тем более, что она шла вверх по Грушевскому, а не вниз, как Егор. При свете мелькнувших фар Егору показалось, что зрачки женщины светятся золотым светом. Егор на секунду закрыл глаза, а когда открыл, женщина тяжело, переваливаясь с ноги на ногу, уже шагала вверх по улице. Ей было очень нелегко, да ещё одетая на неё тяжеленая шуба из серого меха мешала ей двигаться. Егор не разбирался в мехах и не знал названия животного, из которого была сделана эта шуба.

     «Ну вот, у меня уже галлюцинации, – подумал Егор. – Чтобы скрасить себе серость жизни, начинаешь домысливать и дорисовывать всё вокруг. Старая, уродливая обезьяна, правда, Егорушка?»

     Егор во взвинченных чувствах остановился на секунду, рассматривая сугроб снега на улице Грушевского, на спуске, возле Музейного переулка. Постепенно он приходил в себя. И зачем он так себя накручивает? С какой целью? Всё равно ничего он не сможет изменить. Ну не спустится же с небес ангел, как в мультиках и не подарит ему волшебство. Сказок нет. От этого мысленного вывода пришло успокоение. Боль и гнилые мысли утекали прочь и новогодние огни вдруг начали светиться радостью. Нет, ну а вдруг произойдёт чудо?...

     Быстро пройдя остаток Грушевского, он оказался на Европейской площади. Снегоочистительные машины боролись с сугробами, и вслед за ними с надеждой ползли машины.

     Вокруг слышался детский смех. Дети радовались такому снегопаду. Они визжали, падали, вскакивали на ноги и вновь бросались в сугробы, поднимая руками снежную пыль. Как давно это было, когда Егор так же радовался снегу и так же зарывался по самое лицо в пушистые, но колющие холодом сугробы.

     Он вздохнул и направился дальше. Он хотел просто погулять, отбросить все ненужные мысли и просто гулять, как в детстве. В двухстах метрах от Егора, напротив Национального художественного музея Украины, лежал в снегу человек. Он жадно хватал губами воздух и, держась за грудь, стонал. Над ним склонились прохожие и заботливо спрашивали, что случилось, но человек отворачивался, стараясь скрыть своё лицо. Когда боль немного отпустила, он поднялся, одной рукой натянул поглубже на уши вязаную шапочку, а другой принялся отряхиваться.

     – Ничего, просто упал, – буркнул он окружившим его людям.

     Ну не будет же он сейчас рассказывать, как решил вырвать сумочку из рук огромной жирной тётки в шубе и получил при этом такой удар, что потерял сознание. Чем она его ударила по голове? Рукой? Вроде нет, она просто повернулась к нему и посмотрела. А потом удар.

     «Значит, её спутник был сзади», – зло подумал неудачный вор и медленно побрёл вверх по улице.

     …

     На Крещатике было много народу. Егор спустился в «Глобус» побродил там, выпил кофе в забегаловке и, поднявшись обратно на поверхность, вдруг заметил, что уже стемнело. Как же быстро летит время! Впрочем, зимой темнеет гораздо быстрее, чем летом. К пяти часам уже совсем темно.

     Он услышал музыку и направился в её сторону. Это был каток, на Майдане Независимости возле крылатой стеллы. Играла весёлая музыка и по льду, подсвеченному прожекторами, скользили люди. Народу было не много: десятка два катающихся и около сотни наблюдавших за ними зевак, причём многие из последних, посмотрев пару минут, уходили. Кто-то спускался вниз, в подземные магазины, чтобы просто там побродить, бесцельно разглядывая витрины, кто-то просто уходил в другой конец Крещатика. Лишь немногие оставались, просто наслаждаясь такими дивным снежным вечером. Егор решил отдохнуть и присесть. Летом все скамейки на Майдане были заняты. Они никогда не были свободны, ну, разве что, только глубокой ночью. Там спали бомжи, целовались влюблённые, обедали или ужинали странные личности или просто тусовались подростки: несколько раз он видел, как пьяная компания шатающихся взрослых, лет за 50, сгоняла сидящую на скамейках молодёжь. Можно было сопротивляться, можно было отстаивать права, пытаться драться, но не было смысла, и подростки просто уходили.

     Теперь же на лавочки присаживались только влюблённые пары или родители, которые сидя вытирали сопли у своих чад и поправляли одежду. Но в целом лавочки, особенно засыпанные снегом, не были нужны никому. Это не лето. Этим и Егор и воспользовался. Он присел на одну из скамеек, осторожно смахнув с неё снег старой вязаной варежкой, сохранившейся ещё с советских времён, когда рисунок на тыльной стороне был странным и непонятным – эдакие замысловатые узоры красными нитками. Справа, чуть позади него, была каменная крылатая стелла, впереди – неработающий фонтан, а возле стеллы – каток. Потихоньку спина переставала болеть. Такое сидячее положение – любимое его полусогнутое состояние – приглушало боль.

     Когда спина поутихла, Егор, несмотря на холод, смог выпрямиться и осмотреться. Как много вокруг было счастливых людей. Кто-то просто гулял с детьми, кто-то влюблённо держался за руки. Но иногда возникали в поле его зрения характерные личности. Странные мужчины, прятавшие лицо. Егору казалось, что над каждым из них нависло тёмное облако. Наверно это просто наваждение, ничего такого и не было на самом деле, но отворачиваясь и несколько раз ущипнув себя, Егор всё равно над этими людьми видел всё то же самое тёмное облако, разрисованное странными серыми штрихами. Когда он внимательно смотрел на это образование, он ощущал холод: словно души этих людей были черны. Они ничего не чувствовали, кроме багрового огня собственной самовлюблённости. Этот огонь пожирал их. Целиком, без остатка, доводя до безумия.

     «Опять дорисовываю!» – подумал Егор. Надо было это видение включить в свою игру, которую он писал в тайне от Николая. Он писал украдкой, по крохам собирая материал на улицах и мысли в голове. После водки, когда руки тряслись и в голове шумело, это было вкрай тяжело. Он ещё раз посмотрел вслед странному типчику с таким призрачным серым образованием над головой… Нет, это явно последствия алкогольной интоксикации организма. Он опять перевёл взгляд на освещённый прямоугольник катка. Там продолжали кататься на коньках люди и стояли прохожие. Они совсем не было похожи на этого угрюмого человека, старавшегося не ходить по освещённым участкам и прячущегося в тени.

     «Так появляются маньяки», – грустно, где-то в недрах мозга прошептал Добрый голос. Когда он умолк и пустота заставила сознание сфокусироваться на действительности, Егор понял, что так притягивало его взгляд к кружащимся на катке людям.

     И он увидел её – Анну Чулину из своего школьного детства. Она каталась сейчас на катке, организованном мэрией возле Новогодней ёлки. В столбах белого света лёд превращался в неоднородную по цвету поверхность, сверкающую осколками, брызгающими из-под лезвий коньков. Осколки блестели в мощном освещении острыми гранями, но Егор вдруг подумал, что этого никто кроме него не замечает. Опять его мысли ушли к будущей игре. Он уже рисовал в воображении ледяной уровень, где во льду будут заморожены мысли и надежды людей, и главному герою нужно будет найти способ растопить лёд и освободить замершие надежды, спасаясь от ледяных демонов. У Егора было чувство, словно он опять пьян, и сознание его расширилось от принятого алкоголя. Странное ощущение, похожее на приобретённый синдром. А может, он опьянел от морозного воздуха?

     В свете двух прожекторов было хорошо видно, что большая половина пришедших на каток просто пытается скользить на льду, падая и смешно размахивая руками в попытках сохранить равновесие. Но были и те, кто катался красиво, хотя и не было каких-то запоминающихся фигур, пируэтов или показательных движений. Они просто хорошо катались. Они умели это делать и получали удовольствие от скольжения. И среди них каталась Аня.

     Опять, в который раз, школьные воспоминания нахлынули на Егора. Аня почти не изменилась, ему показалось, что только стрижка стала короче. Егор узнавал знакомые черты девушки, которая сидела на второй парте сразу за ним. Та же улыбка. Егор вспомнил кассеты «Депеш Мод», которые она давала ему переписывать. Аня знала о его страсти к музыке, и всегда, как только он просил, делилась записями, которые приносили ей ухажёры.

     Сейчас молодёжи не понять, что такое достать модную музыку. Щёлкнешь в Интернете – и тут же найдёшь. А во времена начала 90-х приобретение музыки, пусть даже в ужасном качестве, превращалось в таинство, в религию. Переписанные, перезаписанные, с жуткими шумами и скрипами кассеты… Процветающие «студии звукозаписи», которые продавали музыку, зачастую даже близко не похожую по качеству на mp3 сегодня. Но во всём этом было так много позитивной энергии…

     Какие чувства может подарить скачивание из Сети? Лёгкую радость? Захотел, прочитал о новом проекте или альбоме в социальных сетях, раз – и получил. Получил и забыл… А вот если бы это было не таким простым делом, если бы это сравнивалось, например, с покупкой машины? Когда, охотясь за музыкой, приходилось отдавать деньги, немалые деньги?...

     Егор предался воспоминаниям. Он смотрел на Аню, и в его голове вспыхивали картины из школьного детства, из его безмятежности. Как это было давно! Яркие воспоминания о Днях Рождений, когда его приглашали к себе одноклассницы, когда он не имел ещё такой отталкивающей внешности. Как теплеет на душе от таких воспоминаний! Они – его отдушина, с их помощью он пытался побороть боль утраты Вали и следующую за ней темноту.

     «Посмотри на неё? Эта девушка, тогда влюбилась в тебя, – шептал Добрый голос. – Как она читала твои наивные стихи, помнишь? А как она помогала тебе преодолеть боль разбитого сердца? Помнишь?»

     «Пожалуйста, не надо! – мысленно кричал Егор. – Это так больно!»

     «Вот и хорошо, – бесновался Злой голос. – Твоя боль отрезвит тебя и даст понять, наконец, что всё прошло и прошлое не вернуть!»

     А что делал в это время Добрый голос? Не осознавая последствий, он напоминал то, что нужно было забыть. Его школьные стихи:

     «Огни ночного Нотингема,

     Горят во тьме и мутят взор.

     И только страшная проблема, -

     Кричит, задыхается фольклор!»

     Какая безвкусица, особенно в памяти такого наивного человека, как Егор. Сейчас, по прошествии стольких лет, он понимал, что эти «возвышенные», как он считал, слова никому не были нужны, кроме Ани. Любила она его? Наверное, да. А он? Сидя на лавочке, и машинально сбрасывая с её перекладин оставшийся снег, он смотрел пустым взглядом на катающихся на льду. Перед ним проходили люди, накатавшиеся вдоволь и очень эмоционально делящиеся друг с другом своими впечатлениями. Заботливая бабушка вытряхивала из ботинок внучки снег, после того, как ребёнок навозился со сверстниками в сугробах. Нервно куря сигарету, какой-то мужчина явно ждал важного звонка. Он пытался перезвонить, но получая отказ, негодующе смотрел на экран телефона. Вокруг Егора кипела жизнь. Все кому-то были нужны. А он? Опять в свете прожекторов мелькнула не мгновение Аня.

     «Да, да, потешься по этому поводу! Она просто жалела тебя, урода!» – Злобный голос почувствовал, что нащупал больное место в душе, болью которой можно питаться.

     «А как же звонок, когда Аня просила помочь с видеомагнитофоном?» – пытался защитить Егора Добрый голос. Как он тогда хотел ей помочь и почти бежал к дому Ани.

     «А сестра тогда хихикнула: «На свидание?» – нет, Злобный голос одерживал победу.

     Слава Богу, что Егор сидел в тени, и катающаяся на коньках Аня не видела его. Она была полностью погружена вскольжение по льду, и даже падения её не трогали. Она жила этим днём и этим мгновением.

     «И, если тебе это интересно, твоя жизнь пуста и бесполезна», – продолжал колоть болью Злобный голос, переходя в рифму.

     Память, зачем ты мучаешь меня? Ведь всё прошло и сестра Егора исчезла, где она? После памятного события, когда она в порыве внезапного гнева побила Егора железным прутом, мама выгнала её из дома, и она ушла к суженому. Что теперь с ней, Егор не знал, да и не хотел знать.

     Глядя на каток, он пытался в толпе катающихся вновь увидеть её, всё время вспоминая тот день, когда Аня позвонила. Он понимал, что это был просто предлог встретиться. Он пришёл к ней и одним движением пальца задвинул видеокассету, хотя Аня утверждала, что кассету заело намертво.

     «Посмотри на себя: застенчивый, трусливый урод!» – ржал Злобный голос, и он был как всегда прав.

     Егор помнил разговоры по телефону с Аней, он помнил, какие глупые вопросы ей задавал, и всё, всё осталось так как есть и не сдвинулось с мёртвой точки. Он пришёл к ней, в тёмных карих глазах которой застыла надежда, задвинул видеокассету и, побеседовав на пустые темы, ушёл. Молодец!

     «А стихотворение про принцессу, помнишь? – Злой голос по-прежнему бесновался, – Ты даже ей подарил напечатанный текст. Может, дал надежду, а потом? Ты обидел её, а ведь она доверила тебе сокровенные тайны! Помнишь все разговоры с ней? Её взгляд?»

     «Да, я её обидел. Боже, как мне стыдно!» – Егор сдерживал слёзы, чтобы никто не увидел. Но никто не обращал на него внимание. Кому он нужен: одинокий сгорбленный человек, сидящий на лавочке на Майдане Независимости? Вот сейчас подойдёт какая-нибудь пьяная компания и сгонит его со скамейки, и он уйдёт. Он никому не нужен. Кроме себя самого.

     «Подойди к Ане, поговори с ней. Она обрадуется вашей встрече, вот увидишь», – тихо прошептал Добрый голос.

     «Нет!» – чуть не вскрикнул Егор от ужаса. Подойти сейчас к ней, чтобы она увидела его таким, жалким и нищим? Нет, лучше провалиться сквозь землю. Он не хотел сейчас встречаться ни с кем из знакомых, а уж тем более с Аней. Егор подумал, что пора бы было уже собираться и идти домой...

     Воздух звенел. Странный звон, что закладывал уши. Егор осмотрелся. Похоже, никто, кроме него, этот звон не слышал. Он попытался пальцем прочистить уши, но это не помогло. Зудящий звон нарастал.

     «Наверное, я простудился», – подумал Егор.

     Но воспоминания не давали ему передохнуть или перевести дух. Они охватили его, парализуя и усиливая ноющую боль в сердце. Вдруг его будто сжало и всё вокруг переменилось. Он видел всё в тёмном свете, словно вокруг клубился тёмный дым, а люди, фонарные огни и здания превратились в мазки света, разноцветные, с неясными краями, словно художник специально растушевал контуры. Всё пульсировало чернотой. Странные белые молнии пронзали пространство между некоторыми людьми. Когда молнии были особенно сильными, они освещали темноту. Они гроздьями танцевали между парнями и их девушками. Иногда, сквозь этот дым Егор замечал, как один из людей внимательно смотрит на другого, и в это мгновение от него в темноту срывалась молния. Даже несмотря на то, что всё было искажено таким странными красками, Егор видел, что тот, в кого ударялась эта молния, замирал и оборачивался. Он точно знал куда посмотреть, откуда пришла энергия, и безошибочно определял того человека, кто так эмоционально посмотрел на него. И тут возник шёпот. Почти не слышимый, но всё нарастающий и нарастающий. Шептали над его головой, но он не понимал ничего. Хотя нет, некоторые слова он различал:

     «Секунда, опять секунда. Всегда одно и тоже. Не вижу смысла, не вижу решения. Опять одна секунда».

     – Молодой человек, замёрзнете, – громкий женский голос вернул Егора в реальный мир. Чёрный тяжёлый дым исчез и перед ним стояла улыбающаяся женщина.

     – Молодой человек?

     – Спасибо, всё в порядке, – поблагодарил Егор.

     Женщина покачала головой и удалилась, ничего более не сказав. Зато проснулся Злой Голос.

     «Да, да. Аня, такая красивая женщина, возможно, тебя очень любила, как и Наташа или Таня. Помнишь их? А ты им всем разбил сердца!»

     Егор не мог сопротивляться Злому голосу, просто сказать: «Хватит!» Только пролепетать: «Теперь я это понимаю».

     Егор поёжился и потёр руку об руку. Становилось холоднее. Холод пронизывал всё тело Егора, старая одежда уже не так грела как раньше. Похолодание почувствовали и катающиеся на катке люди. Их становилось всё меньше и меньше. Незаметно они расходились по домам. Ночь вступала в свои права. Зимняя ночь всегда приносила холод. Но Егор продолжал сидеть на лавочке. Он вдруг заметил, что Ани нет среди катающихся. Пока он погружался в свои думы, самобичевал себя, она просто ушла. Ему стало совсем одиноко. Как будто глядя на неё, как она катается на льду, он искал поддержки.

     И тут возник Добрый голос: «Понимание того, что ты сделал, приходит только со временем. Валя разбила твоё сердце, а ты – чьё-то другое. И нет тебе прощения!»

     «Боже!!! Какая я в душе хочу попросить у них прощения! Подойти и сказать им этот!» – чуть не вслух простонал Егор. Ему вдруг страшно захотелось выпить. Напиться в хлам.

     «Ой, ты же трус!!! – радовался Злобный голос. – Ты всегда им был и им останешься. Ты всегда боялся признаться в своих чувствах, прикрывался дурачеством. Вот и потерял всё. Посмотри на себя, как ты одинок».

     Егору так нужно была сейчас моральная поддержка хоть от кого-то, и он тихо попросил: «Добрый голос, где ты?»

     Но его не было.

     И тут возник удар. Это был даже не грохот взрыва, а словно звенящий звук ударил по ушам и заложил их. Музыка на секунду смолкла, исказилась, словно кто-то сжал время и звуки стали натянутыми и пьяно тянувшимися, но потом она заиграла вновь, как ни в чём не бывало. Но люди услышали этот звук. Многие из них замерли и начали трясти головою. Другие просто оглядывались, отыскивая источник звука.

     – Па, а па, а что это было? – какой-то десятилетний мальчик спрашивал у папы. – Фейерверк?

     – Не знаю, Саша, – отвечал сыну в смятение отец.

     Он не мог объяснить ему то, чего сам не мог понять. На тёмном небе, где из-за подсвеченных светом города облаков не было видно звёзд, не виднелось и следов фейерверка. Да звук и не был похож на взрыв салюта. Лишь падающий снег ничего не заметил, и продолжал тихо и с какой-то грусть ложиться на землю.

     Однако оказалось, что звук взрыва был не единственным странным явлением, произошедшим на Майдане независимости. Следом все люди, говорившие по мобильным телефонам, разом отняли руки от ушей и раздражённо посмотрели на экраны. Сигнала не было.

     – Вот блин! – громко сказал кто-то. – Долбанный оператор.

     Сигнала не было секунд двадцать, а потом уровень начал нарастать. Прохожие нервно набирали номера, чтобы продолжить прерванные разговоры.

     Посреди этого беспокойного шевеления, возле покрытых снегом елей, растущих напротив входа в национальную музыкальную академию, появилось две фигуры. Никто не заметил, как они появились, да особо и не присматривались. Девушка и маленький мальчик.

     Девушка одета была необычно, в какое-то подобие комбинезона. Но сейчас мода менялась так быстро, что невозможно было уследить за ней, и поэтому только несколько парней оценивающие посмотрели на девушку, на её чистое лицо, на глубокие голубые глаза и прошли мимо. Никому она была неинтересна. Хотя, если бы кто-то внимательно посмотрел на снег в том месте, где стояли эти двое, то непременно удивился бы: снег растаял и превратился в лужицы.

     – Посмотри на него, – тихо сказал мальчик и показал пальцем вперёд.

     Там, на скамейке, сидел сгорбленный человек, одетый в поношенное пальто, старенькие брюки и явно прохудившуюся обувь. Он изредка притопывал ногами и потирал руки в старых варежках, пытаясь согреться.

     – Что ты видишь?

     Глаза девушки вспыхнули и погасли. Перед её взглядом возникла анатомическая картинка человека. Рядом бежали данные его ДНК-сканирования.

     – Нет, нет, – мальчик улыбнулся. – Не надо использовать технологии. Просто посмотри на него своими глазами и скажи, что ты видишь?

     – По-моему, он глубоко несчастен, – ответила девушка.

     – Правильно, а почему?

     – Откуда я могу знать?! Люди на этой планете бывают несчастными по разным причинам.

     – Это так, – мальчик улыбнулся ещё раз.

     Какая-то компания молодых людей прошла мимо, громко разговаривая и смеясь. Один из парней сделал вид, что поскользнулся и ненароком навалился на девушку. Эффект оказался прямо противоположный ожидаемому. Не девушка, а парень, взмахнув руками, чуть не упал в сугроб, словно налетел не на хрупкую девичью фигуру, а на дерево.

     – Ни хрена себе, – удивлённо прошептал он и бочком-бочком принялся догонять компанию.

     Девушка даже не заметила, что её пытались толкнуть. Она смотрела на сгорбленного человека лет сорока, который понуро сидел на лавочке и просто замерзал.

     – Мира, ты должна понять, почему я тебя вытащил. Посмотри на него, что ты видишь? Ты видишь боль?

     – У него проблемы со спиной. Зажато два нерва и ему больно, – сказала девушка, рассматривая нервную систему человека, которую нарисовал компьютер перед её глазами.

     – Это болит тело, а я тебя спрашиваю про другую боль. У вас идеальные тела. Модификатор избавил вас от боли, но что ещё он забрал?

     – Я не понимаю.

     – Посмотри на него, на его глаза.

     Мира включила органические имплантаты, которые были внедрены в её глаза. Они сработали как линзы, приблизив сгорбленную фигуру человека. В этот момент его привлекло что-то, и он поднял голову. Словно он почувствовал её взгляд. Она увидела тёмные глаза, полные грусти.

     – Любовь, глубокая и безответная любовь, – пояснил мальчик. – Он любит девушку, к которой никогда не прикасался и к которой ему не дано прикоснуться никогда. Это как любить далёкие звёзды. Он знает это и тихо себя ненавидит.

     – А какое отношение он имеет к тому, что случилось на базе?

     – Самое прямое. Посмотри на него, – голос мальчика изменил тембр, став густым и низким. – Я принёс ему боль в сердце.

     Он осторожно взял девушку за руку, и та дёрнулась, словно её ударили током. Всё вокруг потемнело. Клубился тёмный дым, стелящийся и тяжёлый. Он выползал из снега, из стен домов, клубился и вновь уходил в землю. Люди превратились в неясные пятна. Дым наполнил всё видимое пространство и теперь давил. Только огни Новогодней ёлки угадывались в этих клубах чёткими световыми пятнами, и в это момент среди этого клубящегося дыма появились белые беззвучные молнии. Иногда они просто вспыхивали, даже не подсвечивая дым, иногда ударялись в неясную фигуру человека, тогда он вспыхивал своей аурой, она дрожала несколько секунд и гасла. Над сидящим человеком молнии бесновались. Они не просто ударяли в него, а плясали, заставляя его ауру гореть и полыхать разными цветами. Иногда среди молний образовывались светящиеся бледным светом воронки, словно подсвеченная изнутри вата, и тогда в него попадала жёлтая молния. В ауре образовывалась брешь, и часть его энергии в виде света вытекала, подобно этому дыму. Воронки походили на «облака», какие Мира видела в гиперпространстве, такой же молочный свет, словно пронизанный прозрачными нитями льда. А ещё где-то вдали Мира заметила салатовый свет. Может ей это показалось, но она увидела, как где-то наверху, блеснула, извиваясь, салатовая змейка и исчезла.

     – Что это?

     – Это его боль, которую мы наносим ему и заставляем страдать всё сильнее и сильнее.

     – Мы? Вас несколько?

     – Это абстрактное понятие. Скажем, похожие на меня.

     Мира посмотрела на мальчика. В отличие от неясных пятен прохожих, куда изредка попадали молнии, мальчик был абсолютно чёрен. Словно перед ней стоял неживой человек. Только сейчас, в густом дыме, Мира видела, что мальчик не является человеком. Она сканировала его до этого, она смотрела его генетическую карту, она изучала его тело, оно было абсолютно нормальным, живым. Но сейчас… Мира вспомнила мертвецов, тех, кого они жгли на своих планетах. Мертвецы ведь тоже не были мертвы по настоящему, но у них была изменённая ДНК, а здесь нечто совсем другое. Что-то вроде Технологии Тени, но только на ином, высшем уровне?

     – Зачем, зачем вы это делаете? – Мира не понимала.

     – Ты жалеешь его? Ты, боевой офицер звёздного флота, агент «Мёртвых подразделений». Вас же называют «мертвецами» из-за вашей бесчувственности, а тут ты его решила пожалеть?

     Мира замолчала. Видение рассеялось, как дым, и она вновь смотрела на сгорбленного человека, которому было больно и одиноко. Что случилось с ней? Может, это последствие базы, она вспомнила вспышки плазмы и голос мёртвого Томуна: «Выхода нет».

     – Так почему ты жалеешь его, что в тебе изменилось? Вы же совершенны во всём. Вы боретесь с тем, чего не можете понять. Его надо чувствовать. Ваш Враг сидит в каждом из вас, в вашем сердце. Посмотри на него, на его страдание. Он надломлен, он хочет умереть, он считает, что жизнь его бесцельна и безнадёжна. Он неудачник и он никогда не познает женщину. Он выделяется среди остальных, не правда ли?

     – Почему? Почему именно он? Почему вы выбрали именно его?

     – Он как проводник. Его душа уже не держится за его тело. Породив в себе столько страданий, он потерял смысл жизни. Но он не самоубийца, так как ещё и трус. Такая эмоциональная депрессия открыла в нём особое свойство: он может путешествовать по мирам. Ты видела сны, Мира?

     – В детстве. До превращения в боевую единицу.

     – А сейчас?

     Мира замолчала. Снег усилился и вышедшая на уборку техника уже не справлялась.

     – Мне не нужен сон. Я могу отдыхать, погружаясь в анабиоз. Это гораздо эффективней, чем просто сон.

     – А что такое яркие, детские сны? Ты помнишь, как ты переживала в них, как обычные вещи вдруг становились для тебя эмоционально более значимы, например, когда ты во сне потеряла схетти?

     Девушка посмотрела своими синими глазами на сидящего на скамье человека. Его лицо уже побелело от холода. Компьютер вывел термическую карту его тела. Конечности опасно потемнели и уходили в синий спектр. Он мог переохладиться и обморозиться, но упрямо сидел на скамье. Чего он этим добивался? Мира почти физически ощущала его боль, словно каким-то чудом наладилась связь между ним и ею, эмоциональный контакт. Ей стало плохо, безнадёжность поглотило её. Грудь сжала сильная, ноющая боль от которой было трудно дышать. Всё вокруг казалось ненужным. Через мгновение Мира поняла, что это Страж дал ей почувствовать, что чувствует он. Это было настолько сильным чувством, непривычным ей, что он невольно сделала шаг назад.

     – Пожалуйста, не надо. Не надо больше так его мучить.

     – Почему? – тихо спросил мальчик. – Он же просто человек. Какое тебе дело до него?

     – Не знаю. Я чувствую, просто чувствую.

     – Что чувствуешь?

     – Я не могу объяснить.

     – Я знаю, что не можешь, но со временем ты поймёшь, что это такое. Он – связующее звено между мирами и тканью Вселенной. Вы не можете увидеть Врага, а вот он может. Через эмоциональную боль, через тоску о женщине, он может почувствовать Врага и где тот появится. Только вопрос в том, что есть Враг? Я не буду больше его мучить, но придёт время и ему придётся сделать выбор. И это будет не простой выбор. Он даже не догадывается, что его ждёт. Какие события произойдут с ним, и кто с ним будет говорить. Я думаю, что она уже здесь, – последнее явно не предназначалось Мире. – Я чувствую её следы, но не вижу.

     – Кто? – спросила Мира и посмотрела на мальчика.

     Тот широко открытыми глазами смотрел вдаль. Холод никак не действовал на него. Несмотря на осеннюю одежду, мальчик не замерзал. Термический скан это показывал. Его маленькая ладошка была горячей.

     – Это не важно, Мира. Пока не важно. Важно то, что, когда он сделает выбор, придётся сделать выбор и агентам «Мёртвых подразделений». И вот правильная совокупность этих выборов даст вам ответы на ваши вопросы.

     – Я должна вернуться и всё рассказать.

     – Нет, Мира. Ты не вернёшься на корабль. Ты можешь помешать «Мёртвым подразделениям» сделать свой выбор. Я отправлю тебя в мир безмятежности и позову, когда придёт время. Идём, – мальчик сжал руку девушки, а второй рукой сделал жест, словно отгонял от себя снежинки. Свет уличных фонарей погас, погасла ёлка и фары автомобилей. На мгновение всё вокруг погрузилось во мрак.

     – Что это такое? Что случилось? – слышались отовсюду голоса.

     Но затем свет вновь начал загораться. Заработали стартёры автомобилей и вновь заурчали двигатели. Прохожие удивлённо переглядывались, живо обсуждая увиденное, и никто и не заметил, что девушка с мальчиком исчезли. Только чёрное пятно оттаявшего асфальта осталось там, где они стояли.

     Егор потёр поясницу. Он окончательно замёрз. Зачем он это делал, замерзал на улице, вместо того, чтобы спустится в спасительный переход он и сам не знал. Ему уже было всё равно. Его даже не тронул громкий хлопок в небе и раздражённое бурчание какой-то женщины, остановившейся около него и нервно проводившей пальцем по сенсорному экрану телефона. У неё пропал сигнал, но разве эта её досада может сравниться с болью утраты?

     Женщина вновь продолжила разговор и что-то объясняла нерадивому мужу по поводу покупок. Егор вдруг почувствовал, что на него пристально смотрят. Он оглянулся, но не заметил никого, кто бы им интересовался. И в это мгновение всё пропало. Свет словно выключили. Потухли гирлянды, потухла Новогодняя ёлка, медленно угасали ртутные лампы на фонарных столбах. Наступила тьма. Вокруг возбуждённо заволновались прохожие. Некоторые включили фонарики на телефонах, другие достали карманные фонари и удивлённо светили вокруг.

     – Ничего себе, ну и дела? – сказал рядом оказавшийся мужчина в дублёнке. – Только этого не хватало.

     – Киевэнерго шлёт нам всем пламенный привет, – смеясь подхватила женщина рядом с ним. – Интересно, это во всём городе выключили…

     Она не договорила, как свет вспыхнул снова.

     – Какая то авария, – мужчина в дублёнке выключил карманный фонарик и спрятал его в карман. – Хорошо иметь при себе хоть какой-то источник света в такие моменты.

     Город, на мгновение погрузившийся во тьму, медленно оживал. Снова радостно вспыхивали гирлянды на деревьях, заиграла музыка на ледовом катке. Но что-то изменилось, произошло что-то большее, чем просто отключение света. Егор вдруг почувствовал, что боль его отпускает. Душевная рана ещё ныла, но теперь не так остро, как ещё минуту назад. Словно её выключили, и остался лишь след. Тоска сжимала сердце, но теперь её медленно вытесняла уверенность:

     «Всё, хватит! – Егор встал и осторожно распрямился. Боль в спине отозвалась «прострелом» до левой лопатки, но Егор, сжав зубы, сделал ша. – Хватит ныть и страдать. Я добьюсь своего, Валя ещё обо мне услышит. Я стану знаменитым, вот тогда и посмотрим. Я напишу игру. Её будут восторженно обсуждать в социальных сетях и на форумах. Вот увидишь, Валя, я покажу тебе, что я не пустое место».

     Он спустился в подземный переход, чтобы погреться. Побродив там, разглядывая витрины магазинов, он решил ехать домой. В его голове созрел план. План, который поможет ему обрести себя и потом написать Вале письмо. Он не сомневался, что этот план ему удастся, что больше ничто не утянет его в пропасть депрессии. Он решил начать всё заново.

     …

     Огромный пруд пульсировал сиреневым светом. Это свечение колыхалось волнами, то образовывая водовороты, то распадаясь на островки. Иногда эти островки соединялись между собой, вновь стягиваясь в единое целое. Части это лоскутного одеяла меняли форму и цвет, словно двигаясь в густой маслянистой жидкости, напоминающей глицерин.

     На берегах этого пруда росли деревья. Странные узловатые стволы белесого цвета заканчивались кроной из золотистых прозрачных нитей, опускающихся к самой воде. По нитям то вверх, то вниз бегали золотые огоньки. Звучала странная музыка, словно где-то тихо играл духовой оркестр. Маслянистая жидкость пруда волновалась изнутри, хотя снаружи ничто не нарушало её спокойствия. Деревья качались из стороны в сторону в полном безветрии, словно по мановению палочки невидимого дирижёра, а кончики нитевидных ветвей наливались золотом. Над ними горело синевато-розовое небо. Огромные звёзды образовывали узор, словно на небе застыла гигантская ящерица, а её глазом была спираль далёкой галактики. На горизонте висели оранжевые тучи. В них полыхали зарницы, но дождя ничего не предвещало. Деревья пели.

     На холмике, где серебрилась трава, больше похожая на стекло, сидел человек. Он, закрыв глаза, слушал эту мелодию деревьев и медитировал. Он знал, что эти деревья не были растениями, это были животные. На планете Земля были подобные им существа – коралловые полипы, живущие под водой, но на этой планете они жили в атмосфере.

     На планете была ночь, но почти все организмы научились светиться в темноте. Ночь могла быть очень долгой, и месяц, и полгода, по мере смены фазы жёлтого карлика. Тогда планету грела её сестра – тёмный, почти невидимый красный карлик. Её можно было увидеть встающей над далёкими горами: странный диск, едва светившийся тёмно-красным светом, словно весь покрытый сетью мелких трещин. Они светились ярче, чем основной диск звезды. Как далёкий вулкан покрытый сетью стекающей лавы. Человек чувствовал лицом, как тепло исходит от встающего тёмного солнца. Это тепло почувствовало и всё живое. Свет в маслянистом озере заволновался и завибрировал. Миллионы крошечных организмов поднимались из глубины, чтобы вобрать в себя как можно больше тепла.

     На тёмном диске солнца вспыхнуло яркое-красные пятно. Это был выброс из глубины, поток энергии, образовав яркую арку, вновь рухнул на багровую поверхность светила и рассыпался сетью огненных трещин. Волна тепла должна была прилететь через несколько часов, а пока гравитационное возмущение начало поднимать уровень озера. Оно покрылось густыми тяжёлыми волнами, на гребнях которых светились полоски света.

     Животные-деревья заволновались сильнее. Их пение стало громче и ярче. Пропуская воздух через мембраны в узловатых стволах, раскачиваясь, они получали необходимый для них хлор, свободно летающий в атмосфере. На этой планете не было свободного кислорода. Здесь он был ядом. Эти странные животные-деревья качались не просто так – они так дышали.

     Со стороны гор появилось свечение. Голубоватая туча медленно плыла над землёй, покрытой серебряной травой, по которой волнами пробегал свет. Трава общалась между собой, она тоже была не травой, а животными, которые образовывали колонии и передавали информацию при помощи свечения.

     Человек открыл глаза. Он долго ждал этого момента, чтобы полюбоваться буйством красок жизни и игрой неземного света. Как же он скучал по этому! Облако света приближалось и стало видно, что это десятки тысяч маленьких светлячков. Они напоминали овальные прозрачные капсулы с круглыми линзами на тельцах, внутри которых сидело пылающее голубым сиянием существо, напоминающее огромную амёбу. Из её брюшка торчало два светящихся пёрышка, мелко вибрирующих, как будто она гребла ими. На самом деле это был удивительный орган, способный создавать собственное магнитное поле. Он помогал этим существам парить.

     Облако приближалось к пруду. Человек улыбнулся. Этого мгновения все на озере ждали больше месяца – предстоял обильный пир. Каждый будет пировать по своему. Облако прозрачных капсул, переливаясь голубым сиянием, миновало колонию полипов. Те не трогали их, они им были не нужны. Наоборот, они начали касаться поверхности пруда своими золотистыми нитями. На концах нитей было тепло и миллионы крохотных организмов потянулись к ним, образуя пушистые клокочущие «облака» света. Амёбы пролетали мимо этих золотистых нитей, едва касаясь их, и ныряли в пруд. Когда они вновь подымались вверх, в линзах светились белые пятнышки пойманных микроорганизмов. Это была их еда.

     Облако роилось над озером, играя огоньками. Внезапно маслянистые волны зашевелились и через мгновение из глубины взметнулись прозрачные щупальца. Они схватили несколько светящихся капсул и вновь исчезли в глубине. Пруд заколыхался тяжёлыми волнами, а полипы запели ещё интенсивнее. Из мест, откуда вырастали золотистые нити, появился пар. Человек улыбнулся. Наступала финальная сцена пиршества.

     Существ, похожих на помесь осьминога и медузы, всплывало всё больше и больше. Они хватали добычу и уползали обратно в темноту. Одно из них случайно коснулось золотистой нити, и та вспыхнула ярким светом, словно по ней проскользнула искра. Мгновение – и медузоборазный осьминог был проколот нитью и забился в судорогах. Полип поймал свою добычу. Он подхватил его своей светящейся кроной и потянул ко рту, из которого подымался пар. Человек наблюдал за этой чехардой жизни и смерти. Всё вокруг вращалось, жило, пульсировало светом, пожирало и пожиралось другими. На этой планете таких мест дикой природы осталось совсем мало, только в заповедниках, и услышать вживую пение полипов было крайне затруднительно.

     Возле головы человека возникла точка чистого белого света и он перевёл на неё свой взгляд. Всё вокруг игнорировало присутствие человека, было занято едой, но этот светлячок остановился в метре от его глаз и, издавая мелодичный зон колокольчиков, запульсировал светом.

     – Развернуться, – приказал человек.

     Светлячок вырос в вертикальную полосу света, которая развернулась и превратилась в офицера связи.

     – Капитан Энхарт, Вы просили сообщить, когда будет открыт спин-канал связи с Галактионом. Доступ по с.т.р.-протоколу.

     – Перевести изображение на мою каюту. Убрать голографическое окружение.

     Поющие полипы, светящиеся прозрачные капсулы с амёбами, белые облака в маслянистой жидкости, – всё это пропало. Медленно каюта наливалась холодным искусственным светом. Остался только офицер связи.

     – Капитан, Вы должны лично дать подтверждение для соединения.

     Командир боевого звездолёта «Эколен» поднял руку, и перед ним возникло голографическое изображение клавиатуры. Он набрал свой личный код, и офицер связи вместе с клавиатурой исчезли. В каюте повисла тишина. Энхарт медленно подошёл к стене и провёл рукою над серией огоньков. Беззвучно створки люка разошлись и в открывшемся окне засверкал своим желтоватым светом газовый гигант Сатурн. Это была шестая планета в этой звёздной системе и вторая по величине после Юпитера. Им пришлось покинуть орбиту Земли и уйти сюда. «Эколен» был слишком огромен и его поле задевало информационное поле Земли. Судя по информации технической разведки, несколько побочных сигналов крейсера были пойманы радио-любителями, и в эту точку неба настроились радиотелескопы искателей внеземного контакта. Было принято решение отойти на дальние рубежи этой звёздной системы. К тому же присутствие крейсера именно около планеты Земля было не обязательным.

     По приказу компьютера, искусственный свет начал тускнеть, и планета за бронестеклом иллюминатора засияла сильнее. Её кольца опоясывали гигант серыми линиями. На самой планете бушевал громадный шторм. Словно что-то ползло по её поверхности, оставляя за собой шлейф белых завихрений. Это была буря грандиозных масштабов. Если бы такая буря двигалась по этой примитивной планете, то жизнь на ней бы закончилась. Но на таком газовом гиганте это было лишь локальной бурей.

     Энхарт смотрел, как медленно, как казалось с такого расстояния, буря ползёт по поверхности Сатурна. Его кольца – пойманные гравитационным полем планеты куски льда и пыли – светились в свете далёкого Солнца. Там сейчас кипел и бурлил газ, а в громадной воронке, основание которой находилась где-то на поверхности твёрдого ядра, сверкали исполинские молнии. Было так спокойно и безмятежно наблюдать за страшными ветрами, бушующими сейчас на планете, с борта боевого корабля, на расстоянии нескольких миллионов километров. Энхарт стоял возле огромного, почти во всю стену иллюминатора. Он ждал связи спин-канала. Шестиугольник облаков на Северном полюсе привлёк внимание Энхарта. Как красиво. Они напоминали льды на полюсе его родной планеты. На самом деле это был жидкий водород, который поднимался над атмосферой и создавал такие облака. Туда Энхарт отправил роботов-сборщиков. Несмотря на то, что «Эколен» имел почти вечный генератор энергии, кораблю были необходимые другие компоненты вселенной. Энергией нельзя было наполнить трансформаторы материи. Откуда-то снизу, из-под днища корабля, выплыл серп спутника планеты. Энхарт дотронулся до него, и компьютер высветил данные:

     «Энцелад – шестой спутник Юпитера. Его размер – 504,2 км. Поверхность состоит из льда, температура на поверхности минус 200 градусов по Цельсию. Класс 2 по поглощению».

     Это означало, что роботы-сборщики могли полностью переработать его за месяц. Удивительно! Энхарт даже не понял, почему он прочитал данные в единицах измерений планеты Земля, что его заставило? А может и не заставило, может, он проникся энергией этой примитивной планеты?

     – Энхарт, ты меня вызывал?

     Капитан корабля обернулся и увидел фигуру, закутанную в лёгкую, коричневую, играющую золотыми блёстками тунику. По земным меркам, человеку было лет за пятьдесят. Волосы стали хрупкими и жидкими, морщины покрыли старческой сеткой кожу у глаз, но Энхарт точно знал, сколько лет человеку, вернее абсидинянину, чьё голографическое изображение появилось перед ним. Ему было 445 лет.

     Есть такой термин – старение души. Это когда генетический модификатор, как ни старался вернуть молодость телу, оно продолжало быстро стареть. Ещё 5 веков назад данную формулу вывел один из философов-отшельников на Ганиме-13: «Когда стареет душа, тело не поможет быть молодым вечно».

     Прошло примерно 300 лет, и стало ясно, что имелось им ввиду. После 400 стандартных лет душа отказывалась жить дальше и начинала угасать. Модификатор мог вернуть тело, сделать его юным, но душу излечить он не мог. А тело повиновалось воле души и начинало стареть. Те, кто перешёл рубеж 400-летия, знали это и смирились. Они ждали смерти. Можно было исправить тело, но все попытки исправить душу оканчивались неудачей. Душа должна оставаться цельной, а попытки её модифицировать, вырезать что-то незначительное, как считали имперские специалисты, разрушали её целостность. После такого вмешательства подопытные больше не были прежними. Ещё в Империи они оказались в ситуации, когда их личность менялась настолько, что их приходилось сжигать. Безумие. В Альянсе их бы погрузили в саркофаги, хотя неясно, что милосердней: сразу убить или смотреть, как тело медленно угасает. Поэтому всякие модификации с сознанием и душой были запрещены ещё в Империи. Что бы ни случилось, личность, душа должны оставаться целостными.

     Появившийся в голографическом виде абсидинянин старел и больше не пользовался модификатором. Энхарт знал его очень давно, поэтому просто шагнул к его фигуре и руками сделал жест, будто обнимает его. Фигура повторила жест и на её лице появилась улыбка.

     – Здравствуй, мой старинный друг, Фойтас! – сказал Энхарт. – Как давно мы не виделись?

     – Энхарт, а ты всё такой же молодой, – Фойтас улыбнулся. – Я так понимаю, обращение напрямую в Галактион не было для тебя простым решением. Что произошло?

     – Фойтас, ты знаешь, что происходит на данной планете?

     – Конечно знаю, – Фойтас снова улыбнулся, но теперь его улыбка была кислой, а не открытой и радостной.

     – Тогда почему мы здесь?

     – Фегал в огне, – вдруг сказала голографическая фигура.

     – Что? – Энхарт не сразу понял услышанное. – Причём тут Фегал? Как в огне?

     – Его атакуют криптолиты.

     Энхарт замолчал, переваривая полученную информацию. Спутник Юпитера медленно плыл перед планетой серым полумесяцем. Свет Сатурна подсвечивал его, даже его тёмная сторона была видна, испещрённая странными зигзагообразными линями, словно ледяная поверхность покрылась сетью морщин. С такого расстояния это выглядело так, хотя Энхарт знал истинные размеры трещин льда на поверхности Энцелада.

     – Почему они атакуют? Было же достигнуто соглашение?

     – Да, но их планету пожирает Враг и они решили, что могут переселиться на Фегал.

     – Но там же колония фермеров. Эта система освоена нами и они это знают. Там нет баз Звёздного флота.

     – Именно! Поэтому они фермеров почти уничтожили, пока не прибыли силы поддержки. Мы их отбросили и вышвырнули из системы, но что будет дальше? Их флот перегруппировывается и снова готовится к атаке.

     Голографическая фигура повела рукой, и перед Энхартом возникло изображение звёздной системы. Медленно вращаясь, над планетой парили обломки. Некоторые ещё светились огнём: горел вырывающийся из них кислород, другие были мертвы и черны. Обломков было много. Среди них в поисках выживших двигались тени спасательных ботов – собирателей.

     Фигура Фойтаса указала куда-то вверх. Картинка развернулась соответственно его жесту, и перед глазами Энхарта появилась россыпь огней. Это были не звёзды, они светились в свете звезды системы маленькими желтоватыми точками. Это были корабли.

     – Они готовятся к новой атаке. Безнадёжной, так как наши силы втрое превосходят огневой мощью их объединённый флот. Мы послали им сигнал с просьбой уйти из системы, покинуть её. Мы не будем их преследовать, но если они снова нападут, мы их всех сожжём.

     – Всех?

     – Да, всех. Тех, кто останется.

     – Почему они нас не слышат? – спросил Энхарт.

     Изображение поля битвы погасло. Светящаяся полупрозрачная фигура Фойтаса подошла к иллюминатору, наслаждаясь светом Сатурна. Его сияние коснулось фигуры и подсветило её. Энхарт никогда не мог понять, как голографические проекторы так могут взаимодействовать со светом не источника, а именно зоны проецирования. Свет Сатурна не должен был задерживаться на фигуре, а проходить сквозь неё. Так оно и было, в свете газового гиганта стена напротив иллюминатора не имела тени Фойтаса, даже лёгкой дымки, но тем не менее часть света планеты задерживалась на фигуре.

     – Они слышат, но что-то гонит их на смерть. Мы не можем этого понять.

     – Ужиться вместе нам и криптолитам – невозможно, – согласился Энхарт. – Хотя бы из-за того, что наше мясо им очень нравится. Но смысл так атаковывать, в лоб?

     – Это, наверное, звенья одной цепи. События, непонятные с логической точки зрения. Я получил данные о корабле, который вернулся с Земли без экипажа. Что он привёз?

     – Мне не известно. Оставшиеся «мертвецы» мгновенно запечатали корабль своими силовыми полями. Но насколько я понял, он вернулся с важной информацией.

     – Значит четверо агентов «мертвецов» просто исчезли?

     – Мой старый друг, ты же знаешь, что ни я, ни ты – никто не может залезть в мозг «мертвецов» и понять, что там происходит. Может так и задумывалось.

     – Энхарт, не ври мне. Я достаточно стар, чтобы понять, что что-то пошло не так. Тебя выдают глаза.

     – Ты прав, Фойтас. Через час прибыла Аристэ. Её возбуждённое поведение показывало, что произошло что-то из рода вон выходящее.

     – Аристэ была возбуждена? – голографическая фигура расплылась в довольной улыбке. – С каких это пор «мертвецы» подвержены чувствам?

     –Не знаю. Компьютер крейсера только пояснил, что корабль прибыл в автоматическом режиме и без экипажа. И была пометка: «Тревога, экстренное возвращение».

     – Значит он что-то привёз, – фигура любовалась видом из иллюминатора. – Какая большая буря на этой газовой планете. Конечно, она не может сравниться с бурей на Пиписене. Помнишь эту планету?

     – Конечно. Она раз в пятьдесят больше данной планеты. Её кольца имеют шесть рядов, самые крупные осколки вращаются по геостационарной орбите, а осколки поменьше создают своего рода пирамиду. Кольца над кольцами. А в самом верху пыль и лёд. Буря на Пиписене возмущает кольца и они начинают перемешиваться. Огромные разряды тогда возникают в свете двух солнц. Голубые молнии беснуются среди колец, танцуя. Каждый такой разряд мог полностью сжечь этот корабль. Да, эта планета – лишь жалкое подобие.

     – И тем не менее, ты остаёшься здесь и твой запрос о возвращении корабля аннулирован. Приоритет нахождения в этой планетарной системе – наивысший.

     – Но почему? Мы просто болтаемся в космосе и ничего не делаем…

     – А ты не задавал себе вопроса: почему так возбуждены «мертвецы» в этой системе? Ты же знаешь, кто такая Аристэ? Это не просто тайлонянка. Она шерита – «целующая разум». Она недавно потеряла свою сестру…

     – Я знаю, – перебил Энхарт. – А имя Аристэ переводится на стандартный язык как «Сверкающая». Но это просто имя.

     – Для нас – да, а для неё? Что осталось от неё первоначальной после Вознесения Машиной Звёздных Механиков? – фигура продолжала смотреть в иллюминатор.

     Великолепие газовой планеты полностью приковало взгляд Фойтаса. Но через мгновение он глубоко вздохнул и посмотрел на Энхарта:

     – Не думаешь ли ты, что именно смерть сестры заставила её так эмоционально страдать?

     – Если не её смерть, то что?

     – А что мы вообще знаем о «Мёртвых подразделениях»? – тихо спросил Фойтас. – Что они такое?

     – Знаешь, Фойтас, мне никогда они не нравились. Они слишком холодные.

     – Но Аристэ другая. Она стала чересчур эмоциональной. Эмоциям стали подвержены и остальные «мертвецы». Те несколько лет, что они провели здесь, в этой звёздной системе, на примитивной планете, полностью изменили их внутренний мир. Это даже не скрывает командование интеллект-корпуса. Они хотели сменить состав, но передумали.

     – Интересно знать почему?

     – Отчасти из-за того, что происходит на этой планете. Ты знаешь про контакт?

     – Этот туземец возле которого вращается столько событий?

     – Именно. Вы же зафиксировали вчера Переход?

     – Да, Фойтас. Именно поэтому я дал запрос в Галактион. Это был не просто Переход, он сопровождался выбросом, который тридцать секунд просто поглощал всю электроэнергию вокруг.

     – Мы никогда не встречали такого.

     – Да, это что-то новенькое. Наши сенсоры внешнего наблюдения ослепли на те же тридцать секунд, но успели передать картинку.

     Перед Энхартом развернулось изображение. Это был участок заснеженного города. Справа находилась колона с фигурой на вершине, возле неё горел огнями украшенный конус, имитирующий живое дерево, но созданный из искусственных веток. Рядом с ним был устроен ледяной каток. Маленькие тёмные фигурки людей роились по всей площади. Особенно много их было около ледяного катка.

     – Это Новогодняя ёлка – символ праздника вступления Планеты в новый годовой цикл, – сказал Энхарт. – Подобные праздники есть на многих планетах.

     – Я понимаю, что ещё?

     – Сейчас, – компьютер выделил область с другой стороны площади и увеличил. Это была скамья, где одиноко сидел человек.

     – Это он? – спросил Фойтас.

     – Да, это наш объект номер один. И похоже, всё вращается именно около него.

     Фойтас внимательно рассматривал понуро сидящего на заснеженной скамье человека. По его виду не было похоже, что он был сильно кому-то важен. Его одежда, его лицо. Совсем непримечательная личность.

     – И что же произошло? Почему исчез сигнал и что это за зона поглощения?

     – Это мы получили за секунду до того, как сенсоры вышли из строя.

     Теперь на экране появились высокие, величественные хвойные деревья, покрытые снежным покрывалом. Картинка была не очень ясной, но всё же было видно, что около елей стоят двое в тёмном круге голой плитки. Везде снег покрывал землю толстым слоем, а там, где они стояли, его просто не было, словно от стоящих шёл жар, полностью растопивший снежный покров. Удивительно было, что никто из идущих мимо людей даже не обратил на это внимание. Картинка начала терять чёткость, а потом снова зафиксировалась. Но даже при таком качестве изображения Фойтас заметил, что один из стоящих – ребёнок.

     – Очень большая облачность, – пояснил Энхарт. – Системы стабилизации и так делали всё, что могли.

     – И кто эти двое?

     Энхарт улыбнулся и выждал паузу. Потом он поднял руку и коснулся двоих, что стояли в тёмном круге. Компьютер выделил человека, который стоял возле ребёнка, и через секунду перед Фойтасом появились его данные. В каюте повисла гробовая тишина. Затем Фойтас с трудом смог вымолвить:

     – Но этого просто не может быть. Ведь корабль принёс донесение, что все погибли.

     – Не погибли, а исчезли, – поправил Энхарт. – Хотя, похоже, это одно и тоже. Но если Аристэ была так возбуждена, то это можно объяснить только гибелью агентов. Только потеря агентов может вывести её из душевного равновесия. А тут выходит, что погибли или исчезли не все. Мира Эйкулятте жива.

     – Как она там оказалась?

     – А это ещё более интересный вопрос. Посмотри на мальчика.

     Фойтас приблизил остановленное изображение, насколько это было возможным. Оно дёргалось и покрывалось рябью. Мальчик, как мальчик. Но что он делал рядом с Мирой и почему он держит её за руку? Почему-то Фойтасу не нужно было даже догадываться, куда эти двое смотрели. Они смотрели на того человека.

     – И кто этот ребёнок?

     – Это очень интересный земной объект. Официально он мёртв. Мы проверили.

     – Не понял, что значит проверили?

     – Тело мальчика обнаружено в могиле Южного кладбища. Сканирование останков и их сравнение с объектом, который стоит около Миры Эйкулятте, подтвердило: оба объекта полностью идентичны. Это или генетический дубликат или… Даже не знаю, что и сказать, мой старый друг.

     Сказанное сильно ошеломило пожилого человека. Он долго молчал, обдумывая услышанное.

     – Та-ак, Аристэ знает? –поинтересовался Фойтас, отрывая взгляд от экрана и глядя на Энхарта.

     – Думаю, что насчёт Миры – нет. А вот про этого странного мальчика, скорее всего, им известно. На площади их засекли спутники «Эколена», а их контролируют мои офицеры. Так, как и проведённое сканирование. Все данные шли только на мой монитор.

     – Я думаю, что пока не нужно с ними делиться этой информацией. В конце концов и мы можем иметь свои тайны. «Мертвецы» делятся с нами только самой необходимой информацией, порой опуская все подробности. Галактиону это не нравится. Оставлять его в неведении в условиях такой войны, какая сейчас разгорается на окраине Альянса, просто преступление, но интеллект-корпус играет по своим правилам. И плевать он хотел на контролирующие органы. Так что вы выяснили по мальчику?

     – Наши аналитики склонны считать, что это не человек. И дело тут не в генетической реплике.

     – Вот оно что, – Фойтас снова посмотрел на дрожащее изображение. Ничего особенного. Просто маленький мальчик.

     – А в чём тогда?

     – Мне точно не известно. У меня нет под рукой устройств Звёздных Механиков, но по имеющимся у нас данным сканирования, это человек… слишком идеальный. Посмотрите, как он одет? Земляне – слабые существа, и мальчик давно должен был бы замёрзнуть, но, судя по сканированию, холод совсем не страшен ему. Он не обращает на него никакого внимания. А это не похоже на обычного человека.

     – А что о нём знают «мертвецы»?

     – Судя по всему, им о его существовании известно, но у меня сложилось впечатление, что не так уж много, как им бы хотелось. Информации у меня слишком мало, чтобы делать окончательные выводы. Думаю, они считают его или Врагом или чем-то, равным Врагу по силе. Я уверен, они знают больше, чем мне говорят. Я дал официальный запрос, но ответ, пришедший от помощницы Аристэ Эйфы, содержал лишь стандартные фразы. Если раньше они делились информацией, то сейчас меня просто заблокировали. Ыыхану известно больше. Он всё-таки командующий сектором.

     – Я знаю. У них с ним было обсуждение. Все подробности его разговора с «мертвецами» мне неизвестны, но у меня есть свои люди в Звёздном командовании. Так что, кое-что мне перепало, – Фойтас кисло улыбнулся. – Галактиону не нравятся их Переходы в параллельные реальности, и ещё больше не нравится эта возня с землянином.

     Фойтас свернул экран и вновь подошёл к иллюминатору.

     – Тебе отдали приказ не вмешиваться, полное подчинение «мертвецам». Я попытался хотя бы выбить для тебя послабление, дать тебе место для манёвра, но приказ чёткий и ясный. Им нужно, чтобы твой крейсер находился в постоянной боевой готовности.

     – Но это тяжёлая моральная нагрузка. Мой экипаж уже на пределе. Усиленные вахты и ожидание непонятно чего. Я бы хотел сменить статус корабля на «Ожидание».

     – Я задал этот вопрос командующему сектором. Тот ответил просто: в режиме «Ожидание» приведение корабля в боевую готовность и подлёт к планете Земля займут не менее двадцати четырёх стандартных единиц времени, а в режиме «Тревога», при постоянной боевой готовности экипажа –восемь. Плюс посменное дежурство пилотов в малых боевых кораблях. Я думаю, что лучше всего на эту тему тебе всё-таки поговорить с Аристэ. Если тебе удастся её убедить, что такое длительное напряжение всего экипажа ставит под угрозу боеготовность корабля, то, я думаю, что она уступит. В конце концов, можно оставить в боевом режиме только роботов, а не весь экипаж.

     – Я попробую, – вздохнул капитан корабля. – Не думаю, что из этого что-то получится. Но я попробую.

     – Нам приходится со всем этим мириться, – Фойтас поднял свою голографическую руку и закрыл ею планету. Рука словно стала прозрачной, осветившись жёлтым светом. – Интеллект-корпус снабжает нас новыми технологиями. Взять хотя бы этот корабль и его генератор Тёмной материи. Я уж молчу про вооружение и другие возможности «мертвецов». Вот и приходится им подчиняться.

     Он опустил руку и повернулся к Энхарту:

     – Если бы не Враг, всё было бы по-другому, но Альянс напуган. Население звёздных систем в панике. То, что произошло на пяти планетах сектора «А» просто не укладывается в голове. А тут ещё война происходит не только в нашем пространстве, но и в параллельных Вселенных. И мы к ним не имеем доступа. Так что лобби у интеллект-корпуса просто огромное. Ему позволят делать всё что угодно, лишь бы прекратилась война.

     – А может интеллект-корпус всё это сам и задумал?

     – Это слишком даже для него. Он и так достаточно могущественен, чтобы не прибегать к таким провокациям. Технологии Звёздных Механиков сделали его для нас недосягаемыми. Нет, здесь явный Враг.

     – Тогда почему они не направят на эту планету все силы?

     – И что это даст? Знаешь Энхарт, у меня складывается такое впечатление, что всё, что здесь происходит, напоминает театр. Нам что-то показывают, какие-то действия, акты, причём всё время чего-то не договаривают. Мол, додумайте всё остальное сами. И мне ещё кажется, что впервые интеллект-корпус и «мертвецы» оказались именно в такой ситуации, как и мы. Им тоже приходится додумывать и разгадывать ребусы. Они привыкли получать ответы сразу, а здесь столкнулись с такой же стеной вопросов.

     – Решают загадки? – Энхарт рассмеялся. – Кроссворды, значит, разгадывают. Это приятно слышать.

     – Знаешь, мой старый друг, меня давно мучает вопрос… – Фойтас вдруг стал серьёзным. Больше не было усмешки в его глазах.

     – Какой?

     – Почему они его не изъяли и не распотрошили на атомы?

     – Что?

     – Ни что, а кого. Этого туземного жителя Земли. Они ведь могут это сделать, без ущерба для себя. Никто, даже интеллект-корпус, не может им помешать. Пожурить – да, но это будет после того, как всё случится. Но они его не трогают. Ты знаешь и открытую историю «Мёртвых подразделений», и тебе известны некоторые закрытые факты. Они никогда не мелочились. Они шли напролом, так что же сейчас их остановило?

     Энхарт молчал. Он не знал ответа. Но, похоже, ответ был у Фойтаса.

     – Они не могут это сделать. Сила, что бережёт это человеческое существо, настолько могущественна, что даже «мертвецы» находятся в роли наблюдателей. А значит, твой корабль не просто так парит тут в космосе в полной боевой готовности, он нужен, чтобы завершить цепь событий.

     – Каких событий?

     – Хм, – голограмма Фойтаса улыбнулась. – Думаю, что даже «мертвецы» не могут сказать, что это за события. Их видения, их прогнозы по-прежнему упираются в стену вероятностей, и технологии Звёздных Механиков им не помогают.

     – Фойтас, почему ты так считаешь?

     – Мне очень много лет, и, когда модификатор больше не помогает, интуиция начинает работать в полную силу. Я ощущаю то, что другие просто считают досадной помехой. Это не похоже на «просто зачесалось в носу», – это ощущение опасности. Когда ты просто знаешь, что следующее действие активизирует цепь неконтролируемых событий и всё закончится очень плохо. Возможно, интуиция и есть то, что ищут здесь «мертвецы», – Фойтас вздохнул. – Ты сейчас услышишь то, что является одной из самых секретных информаций в данном секторе. Мы перехватили эту передачу спин-канала примерно три недели назад.

     Голографический фантом поднял руку и, согласно данному приказу, появился экран. На нём была спектрограмма спин-канала. Фойтас жестом приказал спектрограмме активизироваться.

     То, что услышал Энхарт, было таким необычным и гнетущим, что заставило его застыть, даже когда запись закончилась. На спектрограмме было два голоса. Был слышен шум помех, пение паразитных сигналов и треск. Словно это была запись не спин-канала, а какое-то допотопное радио, записанное из источника со слабым генератором. Но, исходя из показаний компьютера, это был всё же спин-канал.

     –…Ты знаешь причины…. Возможности…(неразборчиво)… состояние системы, – голос говорил медленно, очень медленно. Он говорил на низком уровне восприятия, очень глубокий, низкий тембр. Это не было искажением, когда голос замедлялся, он именно так говорил – медленно, делая длинные паузы. Хотя часть его словразобрать было очень трудно. Второй голос был таким же медленным, искажённым помехами, но частично понятным.

     –… Жужа, она не может помочь. Не хочет…. А хочет…. Нет возможности.

     –… Проецирование реальности?.... Где смысл….

     –…Её сознание делится на осколки… Он их собирает…

     –… Нет осколков, есть…. (неразборчиво) боль….

     – Они пришли за ним…. Они его чувствуют, (неразборчиво) … наверно.

     – Будем ждать.

     Запись закончилась. Энхарт с минуту переваривал то, что услышал. Потом он спросил у Фойтаса:

     – Что это было?

     – Это был перехваченный боевым спутником-ретранслятором сигнал спин-канала в этой звёздной системе. Источник – неизвестен. Получатель сигнала – неизвестен. Сигнал возник из ниоткуда и шёл в никуда. Как будто его не существовало. Так классифицируют это наши компьютеры. Но он был и его можно послушать.

     – Кто такая Жужа?

     – Хм, – Фойтас улыбнулся. – Известно, что это лишь сленговое сокращение. Данные аналитических компьютеров говорят, что иногда таким сокращением пользуются земляне в семьях или друзья для общения, если имя или фамилия объекта созвучна. Например, имя Евгения или фамилия Жукова. Но кто именно здесь упоминается, нам неведомо. Это лишь отрывок сообщения.

     – А «мертвецы» о нём знают?

     – Думаю да, причём они не только знают что это, они знают, откуда исходил сигнал.

     – Есть соображения?

     – Конечно, Энхарт. Иначе я бы не занимал такую должность. Интуиция, она может дать правильное направление мыслям. Параллельные реальности. Сигнал шёл оттуда и ушёл туда же. Мы просто перехватили Переход. И опять остались у разбитого корыта.

     – Опять в неведении, – капитан корабля смотрел на Сатурн.

     Где-то там плыл спутник «Кассини» отправленный с третьей, живой планеты этой системы, с Земли. Ему потребовалось тринадцать лет, чтобы добраться сюда. Он не мог видеть звездолёт Альянса, но «Эколен» прекрасно видел этот аппарат. Такой примитивный и такой беспомощный. Он мог выйти из строя от любого фактора, будь то солнечный ветер или буря на Сатурне. Или банальная поломка электроники, но ведь так все начинали, кроме Звёздных Механиков. Как начинали они? На этот вопрос не было ответа.

     …

     Егор осмотрелся. Он даже не понял, где очутился. Ещё двадцать минут назад он положил свою голову на мягкую подушку, а сейчас стоял на огромном заснеженном дворе. Было темно, вокруг царила ночь. Её разгоняли лишь несколько одиноких фонарей, которые голубоватым светом ртутных ламп освещали это пустынное место.

     Егору не было холодно, даже забавно, что он вдруг очутился здесь один. Медленным шагом он начал двигаться, осматриваясь. Через несколько десятков метров он увидел стену, возле которой стояла ржавая боевая техника. Егору нравилось изучать боевые машины Второй Мировой. Танки, бронетранспортёры, ЗСУ.

     Он удивлённо остановился. Среди кучи мусора ржавела распотрошённая немецкая боевая машина Pz IV. У Егора даже челюсть отвалилась от неожиданности. Такой танк стоил очень больших денег, особенно спустя столько лет со времён Второй мировой. Но сейчас он просто ржавел. Его эвакуационные люки были распахнуты, пулемёты сняты, и даже технические лючки на лобовой броне – доступ к трансмиссии – были сорваны и зияли чёрными пустотами. Осталось лишь 75-миллиметровое орудие в башне, погнутое и опущенное вниз.

     Танк стоял около кирпичной стены. В свете фонаря Егор видел, что стена была вся в маслянных потёках и из неё торчали железные крюки. Всё это казалось странным.

     – Ё-моё, – тихо прошептал Егор. – Такая техника и никому не нужна?!

     Он медленно прошёл мимо ржавеющего танка, чтобы за стеной увидеть не менее печальную картину. Там стояла немецкая «тройка» и рядом с ней советская «тридцатьчетвёрка». Они так же ржавели на помойке среди железного хлама. Это была свалка, свалка металлолома. Огромные кучи старья не были освещены, они лишь угадывались неровными холмами на фоне тёмно-синего неба, с горящими звёздами. Судя по силуэтам, там были странные шипастые фермы и искорёженные фургоны. Огромная куча никому не нужного старья.

     Егор непроизвольно дёрнулся, словно холод всё-таки пробрал его и вдруг увидел свет. Метрах в трёхстах находилось небольшое строение, в котором живым светом горело оконце. Не раздумывая, Егор отправился туда.

     Это был старый барачного вида дом, одноэтажный, с покосившейся дверью. Егор робко постучал в неё и дверь открылась. На пороге стоял Димон.

     Нет, не может быть! Егор знал, что Димона здесь быть не должно. Он торговал дисками… Но всё же это был Димон – его старый школьный друг.

     – Заходи, – сказал он, улыбаясь, – только быстрее. Холод нагонишь.

     Егор зашёл в ярко освещённый предбанник. По требовательному жесту Димона, он снял со своих ног тяжёлые ботинки, которых он отродясь не видел, и через ещё одну дверь попал в коридор. Было жарко. Трещала и тихо выла пылающая печь. Димон похлопал Егора по плечу.

     – Пошли, ты опоздал на час.

     «Что за бред?» – подумал Егор, но всё же последовал за приятелем.

     В большой, просторной и ярко освещённой комнате сидело трое. Они ужинали. Грубо сколоченный стол был полон еды. Здесь была только что сваренная, клубящаяся паром картошка в мундире, рядом – плошка с квашенной капустой и тарелка с зелёным луком. В огромном чугунке остывал красный борщ. Как он аппетитно пах! Его аромат заставил Егора сглотнуть и почувствовать, как голод подбирается уже к самому горлу.

     – Садись, не стесняйся, – Димон улыбнулся. – Здесь все свои.

     – Точно, какой-то он сегодня потерянный, – ответил большой бородатый мужчина, разливая борщ по тарелкам. – Неужели он так сходит с ума от этой женщины?

     – Что? – Егор совсем потерялся. Все вокруг знали его и знали, почему он здесь. Кроме него самого.

     – Я просто в замешательстве, у вас здесь столько военной техники, – сказал Егор первое, что пришло на ум.

     – Опять двадцать пять! – худощавый мужчина жадно поглощал горячий борщ, иногда замирая, когда очередная порция была настолько горячей, что он не мог её сразу проглотить. – Он каждый раз об этом говорит, – прожёвывая добавил он. – Пусть хоть что-нибудь купит, а то всё разговоры и разговоры.

     – Цыц, Святослав! – сказал Димон. – Он мой школьный приятель и мой гость. И он здесь из-за Жужи.

     – Из-за кого? – вырвалось у Егора.

     – Оп-па, он даже этого не помнит! – бородач закончил разливать борщ и потянулся к огромной бутылке с мутной жидкостью. – Давайте-ка выпьем за встречу.

     Это ведь был сон, но Егор так отчётливо почувствовал жжение от напитка, его горечь и то, что его дыхание прервалось, пока жидкость спускалась по горлу, что сон начинал медленно переходить в явь. Запахи еды, несвежей одежды, самогона и дыма из печи был настолько настоящим, что это уже не было похоже на сон. Скорее, это всё было взаправду. Борщ был невероятно вкусным и наваристым. Как Егор любил, когда капуста была недоваренной и приятно хрустела на зубах.

     – А ведь что такое любовь? – вдруг начал ещё один, четвёртый собеседник, маленький мужичок с изъеденным морщинами лицом. – Это вечность. Так любить и столько лет!

     – Да, Жужа того стоит.

     – Да кто она? – Егор никак не мог понять, о ком они говорят.

     – Ты что, сегодня с кровати упал или у тебя память отшибло? – Святослав усмехнулся, собирая ложкой остатки борща на дне тарелки. – Ты почти месяц нам ею мозги проедал. Ты столько раз просил Димона, чтобы он на соседнем СТО через его знакомого – Алекса – сообщил тебе, когда она приедет на СТО делать техосмотр. Чтобы просто увидеть её. И вот сейчас ты заявляешь, что ничего не помнишь? Не помнишь свою Жужу?

     – Ээээ… – Егор не знал, что и сказать.

     – Точно, мозги ему отшибло, – согласился мужичонка с морщинистым лицом.

     Егор был совершенно растерян. Он даже есть перестал. Просто сидел и моргал глазами.

     – Ну помнишь хотя бы, как неделю назад ты мёрз на конечной 8-го трамвая, возле остановки «Лесной гай»? И рассказывал, что еле успел сесть на последний трамвай, так как весь вечер впустую проискал её адрес. Вроде бы ты знал, в каком доме она живёт, но оббегал весь микрорайон и ничего не нашёл. Неужели ничего не вспоминается? – удивлённо спросил бородач. – Да, и как при этом заглядывал в окна и описывал нам, как живут там люди…

     – В окна? – машинально переспросил Егор, почесав затылок.

     – Он прикалывается. Просто прикалывается, –хихикнул Святослав.

     Но на лице Егора не было и тени улыбки. Только недоумение.

     – Ну да. Тебе же нравится смотреть в окна, подмечать как варят ужин на кухне, как смотрят телевизор. Ты ведь нам рассказывал, что каждая квартира – это свой мир.

     – Но так и есть.

     – А этим миркам нравится, что за ними подглядывают? – Святослав с хрустом начал жевать солёный огурец.

     «Вот блин, попал!» – подумал Егор. Он словно очутился в жизни, о которой ничего не знал. Но чувства его уже заныли старой болью. Он уже понял, о ком шла речь. Не было сомнения, что это была его Валя, но почему вдруг Жужа? Он никогда её так не называл.

     – Егор, ешь, не стесняйся, а то остынет. И не обращай внимание на эти пустые разговоры, – Димон дружески похлопал его по плечу. Егор доел ужин и вытер салфеткой рот. К тому времени присутствующие пропустили уже не по одной, и языки их развязались.

     – Помнишь, Андрей. Как сюда эту самоходку притянули и этот …, – мужичонка махнул рукой на Егора. – Распорол себе правую руку?

     – Как же не помнить. Шороху тогда здесь было! Спасибо Димон помог и доставил его в больницу.

     У Егора кусок еды застрял в горле. Осторожно он засучил рукав на правой руке и увидел длинный белый шрам, тянувшийся от запястья к локтю.

     – Вот же любитель старины! Мы их гоняем, гоняем, а они всё равно лезут. – Бородатый мужик, которого звали Андрей, опрокинул ещё один стаканчик самогона и заел квашенной капустой. – Скажи нам, молодой человек, неужели ты так любишь свою Жужу, что решил припереться сюда ночью, а не завтра утром? Думаешь, что можешь не успеть её увидеть? Ну да, она приезжала сюда месяц назад. На дорогой машине с мужем. Алекс сказал, что у неё дребезжал багажник. Зачем ты хочешь её увидеть? Поцеловать на расстоянии или ты таки решишься с ней поговорить?

     – Я… я не знаю, – тихо проговорил Егор.

     – Вот те раз, Димон! Что это с ним сегодня? Сначала он, каждый раз как приезжал, горячо рассказывал, как хочет ей сделать подарок, купить чуть ли не танк и, отремонтировав, подарить, а теперь делает вид, что ничего не помнит.

     Димон пожал плечами. От этих слов Егора бросило в жар. Со школьных времён Димон почти не изменился, всё такой же худощавый, даже причёску не сменил. Правда стал заботиться о своём здоровье. Как и Димон из его настоящей реальности. Сон логически двигался дальше.

     – Егор, тебя словно подменили, – Димон ковырял вилкой картофелину. – Я тебе сегодня днём звонил и сказал, что завтра к Алексу приедет Жужа на техосмотр. Ты сказал, что приедешь завтра утром, но потом перезвонил, что едешь вечером. Приехал поздно, к 10-ти часам. Что с тобою, ты этого не помнишь?

     – Дима, я ничего не помню, – тихо сказал Егор. – Я даже не знаю где я.

     – Вот те раз…

     – Тихо, – перебил собеседника Димон. – Егор?

     – Я сегодня лёг дома спать и, закрыв глаза, очутился здесь. Вот и вся моя история. Я не знаю, кто такая Жужа. Но думаю что тот, о ком вы говорите, любит её и ждёт встречи.

     – Бррр! – Андрей мотнул головой. – Ещё раз: я что-то перестал понимать суть вашего повествования. Кто кого любит?

     – Так, значит свою школьную любовь ты вдруг забыл? – Димон отложил вилку. – Это что, твоя новая игра? Твой страх перед тем, чтобы просто подойти к ней и поговорить тянется со школьной скамьи. Это всё глупости.

     – Димон, ты считаешь это глупости? – спросил Егор.

     – А почему бы и нет. Я же тебе не зря сказал про игру. Ты помнишь, наши с тобой побеги с уроков труда, когда вместо того, чтобы работать за токарным станком, ты носился по всему району вместе со мною, убегая от одноклассников? Мы верили, что остальные бегают за нами, пытаются догнать и побить.

     – И что? Это глупости?

     – Это было игрой. Это был надуманный страх, такой же, как страх перед Жужей. Страх подойти к ней и сказать, что ты её любишь.

     – Да, – тихо ответил Егор.

     – Прекрасно! Хоть это ты помнишь! А эти хихиканья и глупые разговорчики?

     – Может не надо…

     – Может и не надо, но сейчас ты – взрослый человек, а играешь в те же глупые игры?

     – Правильно Димыч говорит, правильно, – согласился Андрей. – Сколько лет прошло, а ведёшь ты себя как подросток. Она – взрослая женщина, ей не нужны подростковые игры с прятаньем и беготнёй. Я перекинулся парой слов с её мужем. Очень здравомыслящий человек. Пунктуальный. А ты посмотри на себя? Уже месяц ты занимаешься хрен знает чем!

     Егор был подавлен. С одной стороны, они говорили не о нём, а о ком-то, чьё место он в этом мире или сне занял, но с другой стороны всё было так похоже на его собственную жизнь, на его мысли.

     – Кстати, а деньги ты принёс? – спросил худощавый мужчина, вытягивая ноги сторону пышущей жаром печи.

     – Я не знаю, – вымолвил Егор.

     – А ты поищи в карманах. Вдруг ты это тоже забыл.

     Егор начал ощупывать свои карманы и во внутреннем кармане куртки нашёл тугую пачку. Вынув её, он положил на стол. Димон взял её, развернул и пересчитал.

     – Десять штук, как и договаривались.

     – Ну, хоть это он не забыл. А то я решил, что мы сейчас услышим рассказ, как в банке опять кредит не дали. Судя по всему, он мастак вешать лапшу на уши, – худощавый Святослав пересчитал деньги и спрятал их в карман.

     – Тише с разговорами, – рассердился Димон. – Ты получил деньги, значит, он сдержал своё слово. А ты сдержи своё.

     Егор просто слушал их разговор. Голоса Димона и Святослава звучали где-то в отдалении, словно сквозь шум. Что Святослав ему пообещал, какую услугу? Какое слово он должен сдержать, и что за этим кроется?

     Ужин подходил к концу. Тарелки пустели, бутылка с мутным самогоном – тоже. В воздухе висел запах спирта.

     – М-да, такая любовь… – вдруг сказал Андрей. – А я свою Дусю как встретил вечером из клуба, так она и стала моей. Мы с ней переспали на третий день. Эх, а какая у нас свадьба была. Полдеревни гуляло. Не то, что некоторые, всё по проституткам бегают, – он многозначно посмотрел на худощавого Святослава.

     – Ой, ой, ой! Как будто нельзя. И при чём тут это?

     – Как причём? – Аморально.

     – Андрэ, не тебе меня судить. Что хочу, то и делаю.

     – Это правда. Но получается, что тебе на этого пацана можно наезжать, а о твоих проститутках говорить нельзя.

     Худощавый вскочил, сверкая от гнева глазами. Димон тоже встал и тихо сказал:

     – А ну сядь! И успокоились все, только мордобоя здесь не хватало. Славик, я тебе лично это говорю.

     – И что? А если не сяду?! – Славик смотрел на Димона злым взглядом.

     – Пока я здесь главный, сядешь. Тем более, что я отвечаю за весь персонал и решаю кого нанимать на работу, а кого увольнять. Есть ещё вопросы?

     Святослав улыбнулся странной улыбкой, сел и вылил себе остатки самогона из бутылки. Выпив, крякнув и заев чёрным хлебом, он встал и, пошатываясь, побрёл из комнаты.

     – Я спать, завтра много работы.

     Все молча проводили его взглядом. Андрей дождался, когда закроется дверь, и тихо сказал Димону:

     – Зря ты с ним связался. Скользкий он человечек. Как продавать металлолом налево, так он тут как тут. А помнишь стволы пулемётов? Мы должны были их под пресс пустить, так что он сказал? Мол, сам это сделал. Врёт же. Бьюсь о заклад, он их толкнул.

     – Знаю, Андрей, знаю. Но у него связи, и нас не трогают. Помнишь, как пару лет назад к нам раз в три дня приходили проверяющие. Всё штрафовали и штрафовали. А теперь тишина. Приходится мириться.

     – А зря мы вообще начали разговор про любовь твоего друга, Димон, я про Жужу, в его присутствии, – маленький мужичонка, взял последнюю картофелину и начал жевать. – Это очень личное. Ну да, человек страдает, делает глупости, но этот Святослав не из тех людей, которому нужно доверять такие тайны.

     – Эх, Толя. Но не выставишь же его при разговоре. Он ведь согласился подсобить Егору.

     – А это поможет? У пьяного на языке много чего болтается. Или ты думаешь, в прошлый раз он сказал правду, что знает маленькие тайны мужа этой женщины. Как по мне, это пьяная болтовня и бахвальство.

     – Посмотрим, Толик. Посмотрим. Давайте ложится спать.

     Спать во сне – странное чувство. Егор словно провалился в тёмную бездну, где ничего не было. Хотя нет, было. Он видел во сне странный мир. Он был тёмным. Громадные сизые облака, подствеченные зарницами, нависали над ним. Они образовывали высоченные конструкции, медленно перемешиваясь и иногда «выдыхая» из себя рукава, достигавшие земли. Земля была черна, словно подверглась воздействию громадных температур. Камень почернел и потрескался. В некоторых местах были видны воронки с оплавленными краями.

     Егор стоял на тёмном плато и с удивлением оглядывался. Где это он? Небо над ним дышало. Треск молний и утробное урчание грома звучало в унисон со странным трубным звуком, словно где-то в пещерах выл ветер. Низкие свинцовые тучи образовали очередной «рукав», и он почти накрыл Егора. Вокруг закружился пепел. Однако Егор дышал спокойно, словно и не чувствовал пепла, что летал вокруг. Ничего не стало видно. Подняв руки и выставив их перед собой, Егор двинулся вперёд наощупь.

     Он не знал, сколько он шёл так вперёд, пока не упёрся в торчащий из оплавленной земли шип. Словно бог решил поиграть с камнем и начал из него что-то лепить, а потом бросил это занятие. Это веретенообразная конструкция была метров двадцати в высоту и от неё паутиной расходились лучи, как остов каменного цветка.

     Пепел рассеивался. Ещё отдельные светло-серые чешуйки летали в воздухе, но теперь впереди можно было увидеть огромный храм. Да, скорее это было похоже именно на храм. Он был исполинских размеров. Егор затаив дыхание рассматривал его. Было видно, что храм невероятно стар. Стены его обвалились, а арки окон зияли темнотой. Иногда там что-то вспыхивало белесым светом и гасло.

     Вдруг он увидел существ. Они походили на ночных мотыльков, но были полупрозрачные, со странным светящимся рисунком на крыльях. Они медленно и грациозно парили вдоль стен храма, словно изучая его, иногда подолгу останавливались около проломов в стенах или плавно влетали в чёрные провалы арочных окон.

     Облака, которые почти касались верхушки храма, выбросили два новых столба пепла. Один ушёл куда-то в сторону, а другой летел прямо на храм. Ещё секунда и он накроет его, но существа вдруг образовали круг и появилось свечение. Оно воспарило навстречу серому рукаву и рассеяло его. Пепел, как снег, закружился вокруг, падая на сожжённую землю. Поток воздуха от рассеявшегося пепельного столба достиг храма и завыл в его щелях и проломах. Это был ужасной силы звук, словно в предсмертной агонии стонало огромное существо. Хотя, храм так и выглядел, разрушающийся и умирающий на этой мёртвой планете.

     – Как ты здесь оказался? – послышался сзади голос.

     Егор обернулся. Перед ним стояла старая, маленького роста женщина. И хотя лицо её было изъедено морщинами, волосы были седыми и хрупкими, её глаза выглядели на удивление молодыми и ясными. Женщина смотрела на него пристальным, пронизывающим взглядом.

     – Я не знаю, – ответил Егор. – Что это за место?

     – Ты даже не знаешь что это, кто тебя привёл? – её голос утонул в грохоте грома. Молнии начали бесноваться и потекли ручейками с одной стороны неба на другую, растекаясь на светящиеся рукава и исчезая в облаках.

     – Меня? Я просто заснул во сне.

     Сгорбленная старушка подошла к Егору. Она едва доходила ему ростом до пояса. Егору вдруг почудилось, что при свете молний её седые волосы стали серебряными и налились неземным сиянием.

     – Сюда и мёртвым нет хода, а живым здесь подавно не место! – она внезапно больно ударила Егора кулаком и он… проснулся.

     Это был всё тот же сон, где над ним стоял Димон и тормошил его за плечо.

     – Вставай, соня! Свою любовь пропустишь.

     Егор протёр глаза и встал. Было утро. Худощавый челок сидел за столом и пил горячий чай из эмалированной кружки. Он ухмыльнулся, глядя на Егора.

     – Вечером будет товар, не беспокойся, – сказал он, прихлебывая чай. Над кружкой поднимался пар, и, делая очередной глоток, Святослав дул на чашку пытаясь хоть немного остудить горячую жидкость.

     – Завтракать будешь? – спросил Димон. – Правда, ничего особенного. Хлеб, колбаса, сыр.

     – Нет, спасибо, – Егор начал переживать от мысли о скорой встрече. Странно было во сне так переживать. Это ведь всё не по-настоящему, но тем не менее сердце его щемило и желудок отказывалсяпринимать завтрак. – Я лучше подышу свежим воздухом.

     – Что же, иди, только больше не лазь по металлолому. А то в прошлый раз это очень плохо закончилось.

     – Да, да. И к клиентам не приставай с расспросами и рассказами.

     – Славик, молчи. Между прочим, в последний раз именно Егор уговорил клиента купить тот кабриолет.

     – Ладно, – Святослав взял со стола хлеб и, намазав маслом, небрежно бросил сверху кусок варённой колбасы. – Тоже мне, подвиг!

     На улице было морозное утро. Снег припорошил всё вокруг и блестел на морозе искорками света. Егор отошёл от домика, где он ночевал, и ахнул. Перед ним была гора металла. Среди старой ржавой кровли, арматуры, каких-то люков и просто непонятных обломков стояли машины. Здесь были и танки, и грузовики, и чуть ли не самолёты. Из-под бесформенного хлама, накрытого слоем белоснежного снега, торчали стволы орудий. Некоторые из них были надрезаны. Егор осторожно подошёл к краю кучи. Несколько раз он спотыкался об железяки, которые предательски скрывал выпавший снег. Возле покосившегося сарайчика, где на сваренном из рельсов металлическом столе, покрытом следами ожогов газовой резки, лежал кусок металла, который явно не дорезали вчера, стоял немецкий полугусеничных бронетранспортёр. Его передние колёса были сняты, остались только ржавые диски, гусеницы тоже отсутствовали. Многих катков не хватало. Правая бронедверь висела на петлях и Егор не смог сдержаться, чтобы не заглянуть в кабину. Увы, это было жалкое зрелище. Всё, что можно было оторвать или выкрутить, было оторвано и выкручено. В полу зияла дыра с рваными краями.

     Обойдя бронетранспортёр, сбрасывая рукой налипший на бортовую броню снег, он оказался позади машины. Задние створки дверей также отсутствовали. Внутри десантного отделения был такой же разгром, как и в кабине управления. Единственное, что сохранилась, это штанга для крепления пулемёта.

     – Вот так и гниёт история, – позади появился Димон. – Представляешь, это никому не нужно сейчас. Как всё изменилось за те пару лет, когда наше союзное государство развалилось. Теперь все ушли в бизнес. Гораздо выгоднее музейные образцы сдавать на металлолом и получить сразу маленькие, но живые деньги, чем ждать времён, когда всё изменится.

     – Но ведь это можно продать гораздо дороже, – удивился Егор. – Комплектная техника стоит в разы, в десятки раз дороже.

     – И что? Вот ты всё время это талдычишь, а что поменялось?! Это всё порежут, погрузят на сухогруз и отправят в ту же Японию за бесценок.

     – А какой сейчас год? – спросил Егор.

     – Ну, знаешь, Егор. Ты меня начинаешь серьёзно удивлять. Я…

     – Послушай, Димон. Я хочу сказать тебе нечто очень важное. Ты готов меня спокойно выслушать?

     – Ну, говори. Только быстрее. У нас ещё минут тридцать. Алекс очень занятой человек. У него постоянные VIP-клиенты Мне было очень сложно его уговорить.

     – Я не тот Егор, которого ты знаешь. Я появился здесь вчера вечером и ничего не знаю про этот мир.

     – По-моему, ты вчера перебрал, – Димон засмеялся и похлопал его по плечу. – Я пойду покурю, а ты давай, досматривай технику и идём.

     – Вот видишь, ты куришь, а тот Димон, которого знаю я – нет.

     – Да и не курю я особо, так, балуюсь, – Димон достал мятую пачку папирос, помял её в руках и спрятал. – Андрей в этом плане нас всех держит в узде. Он не переваривает сигаретного дыма. Особенно таких дешёвых папирос. Хоть я и начальник, но он авторитет в нашей работе.

     – Так какой сейчас год? – снова спросил Егор.

     – 1994-ый от рождества Христова, – Димон по прежнему не верил ему и шутил. – Надеюсь, ты наш город Лыбидь ещё помнишь?

     – Как? Как ты назвал город?

     – Так, заканчивай придуриваться. Пошли, нас ждут.

     Они шли мимо громадных куч металлического хлама, обходя валяющиеся на дороге обломки. Несколько раз Егор спотыкался о металлические пруты и чертыхался.

     – Смотри под ноги, – заботливо говорил Димон. – Эх, убрать бы всё это надо, но наш единственный трактор сломался, а Славик оказался с корявыми руками. Его тоже словно подменили. Если раньше был нормальным механиком, то сейчас уже неделю то самогон жрёт, то где-то пропадает. Надоел, скотина. Ещё и бизнесом занялся. Что-то покупает и продаёт.

     – А ты?

     – Я? – Димон погладил небритый подбородок. – Наши хозяева пристально следят, чтобы не уходил металл налево. Я приторговываю, но по чуть-чуть, осторожно. Чтобы не было заметно, а этот кретин Славик развернулся с размахом. Чует моё сердце, доиграется он, а вместе с ним и мы всё. Андрэ умеет так нарезать металл, что незаметны пропажи. Но когда за дело берётся Славик. Он ещё и Толика начал к этому склонять.

     Они подошли к остову огромного танка, лежащего на краю свалки. От него остался лишь корпус и ходовая часть. Башни не было.

     – Видишь как, башню уже порезали, остался корпус. Слава богу, Алекс двигатель забрал. Сказал, рабочий. Его можно потом на тягач какой-то поставить. Жалко машину. Это ИС-3. Ты кажется говорил, что их было выпущено 200 экземпляров всего.

     Егор, конечно, этого не помнил. Он подошёл к остаткам боевой машины и сгрёб снег со странной, сходящейся клином носовой брони. На остатках зелёной краски были написаны мелом цифры.

     – Да, – Димон тоже подошёл к танку и постучал кулаком по броне. – Сто десять миллиметров лобовая броня. Не представляю, как её резать придётся. Особенно на холоде. А эти танки штурмовали последнюю крепость Гитлера, «Шлос Кугель» – «Замок Сферы». Две недели её не могли взять. Штурмовали и днём, и ночью. Сколько там сгорело танков, погибло людей – ужас. И только эти боевые машины смогли подобраться вплотную. Их не брали немецкие 88-миллиметровые снаряды.

     – Замок Сферы?

     – Ну ты даёшь! – Димон сплюнул. – Ты же мне сам рассказывал несколько раз эту историю. С таким упоением и вдохновением описывал, что под центром замка был зал в форме сферы, где находились зеркала и где на специальных постаментах стояли эсесовцы и читали заклинания, а в центре сидел фюрер и грезил. Мол, так он смог выигрывать войну до 44-го года, а потом кого-то там убили, его личного астролога вроде, и всё покатилось в тартарары, и в августе 1947-го года Гитлер отравился, и в центре зала его и шестерых его ближайших соратников сожгли. Так они, мол, перейдут на другой энергетический уровень существования. Сам же взахлёб рассказывал, что внутренние стены зала были выложены бронеплитами в 200 миллиметров толщиной, что ни один снаряд тех времён не мог их пробить. Это не считая гранита горной породы.

     – Димон, я же тебе говорил, что я не тот Егор…

     – Ладно, ладно. Идём дальше. Мы почти пришли. Ещё скажешь потом, что свою Женю ты впервые видишь. Бегаешь за ней, как собачка, а она сейчас бизнес-леди. Как бы только не убили её в этих бандитских разборках.

     – Димон, не надо.

     – Да я и сам не хочу такого развития событий, – Димон ногой разгрёб снег, отыскивая куда ступить. – Я с Жужей недавно общался. Если быть честным, не жалко её. Она и раньше была холодной, а сейчас вообще не женщина – лёд.

     Они подошли к краю свалки. Границы её ограждал бетонный забор из серых плит с квадратными рисунками. В том уголке свалки, куда привёл Егора Димон, стояло сгоревшее здание. Остались одни лишь стены. Крыша провалилась и из-под снега виднелись кучи мусора, с едва просматривающимися чёрными от сажи деревянными конструкциями.

     – Да, придётся лезть сюда. Можно, конечно, было всё это обойти. Но так быстрее.

     Осторожно, бочком, старясь не задевать стены, чтобы не испачкаться, они медленно шли вдоль сгоревшего здания. Егор не знал, когда оно сгорело, на запах гари всё ещё присутствовал.

     – Мелочь подожгла, скорее всего, – сказал многозначно Димон. – Подростки. Мы их тут гоняем время от времени, но ты сам помнишь, какими мы были в своё время. Гоняй не гоняй, а они всё равно лезут. Здесь же столько интересного, столько техники. Скорее всего, этот сарай с инструментами сожгли не специально, но всё равно жалко.

     Протиснувшись среди остатков стен, они вышли на тупиковый переулок. Позади них была стена из бетонных плит, висящих на арматуре. А впереди была дорога.

     – Нам вниз и налево, – сказал Димон и уверенно зашагал по дороге.

     Егор последовал за ним. На первом же перекрёстке этих заснеженных, никогда не чищеных улиц, где только по вытоптанной в снегу тропинке можно было относительно нормально пройти, они свернули налево, и продолжили идти вниз, пока не очутились на огромном дворе. Скорее всего, это раньше была территория какой-то фабрики или завода. Весь двор был застроен одноэтажными зданиями чуть ли не 19-го века постройки, с прогнившими крышами и обшарпанными стенами, где ещё в некоторых местах на стенах сохранилась побелка.

     Димон шёл вниз уверенным шагом, миновав несколько ржавых остовов машин и поприветствовав высокую толстую женщину, которая что-то варила в котелке на улице. Егор следовал за ним. Когда они спустились в центр двора, где двумя рядами стояли одноэтажные строения, Егор и без подсказки понял, куда нужно идти. С правой стороны в самом конце двора стояло такое же одноэтажное здание, как и все вокруг. Но оно дышало жизнью. Возле него были припаркованы с десяток дорогих автомобилей, а на заднем дворе громоздилась куча полуразобранного хлама. Несколько богато одетых людей медленно ходили, нарезая круги, возле своих машин. Они ждали своей очереди.

     Димон с Егором спустились к машинам. Ходящие и нервно переминающиеся клиенты СТО не обратили на них никакого внимания. Просто бросили мимолётный взгляд. Всё правильно: машин у вновь прибывших не было, а значит они не могли повлиять на очередь.

     Димон жестом указал куда идти. Егор осторожно обошёл дорогие машины и спустился на метр ниже уровня земли по почти разрушенной лестнице из кирпича. Место, куда они направлялись, было полуподвальным помещением, почти вкопанным в землю. Перед ним находился навес из ржавых листов кровельного железа, где несколько человек суетились и смотрели под капот машинам. Навес едва держался, но тех, кто копошился в моторе, и тех, кто ждал результата их работы, это не очень интересовало. Егор заметил, что за углом стоял отапливаемый бокс, где виднелись вполне современные подъёмники. Первоначальное мнение, что Алекс работает по старинке, отпало. На самом деле данное СТО было очень хорошо оснащено, просто этого не было видно издалека.

     – Секунду, я позову Алекса. Подожди здесь, – сказал Димон и отправился вниз, к едва приметной двери. Егор остался стоять на улице.

     Он осмотрелся. Всё место вокруг здания было занято машинами. Часть из них припарковалась у разрушенной стены здания напротив, где виднелась надпись на старорусском: «Булочъная». Сразу было видно, что приехавшие сюда владельцы или их помощники-водители не просто так ехали в такую даль и в такую забытую богом СТО. Они приехали намеренно и терпеливо ждали своей очереди. Егор такое видел в своём мире, где-то в начале 90-х. Сейчас, он словно окунулся обратно в прошлое. Время от времени клиенты СТО доставали огромные мобильные телефоны и куда-то звонили. Подобный аппарат Егор видел в КПИ в 1993-м. Тогда староста его группы ФТ-21, Володя, тихо хихикнув, указал на молодого человека, в мешковатом костюме размером больше, чем нужно, который держал в руке такой аппарат: «А не тяжело ему таскать такой агрегат?»

     Но это было в другом мире. Сейчас Егор мёрз в своём сне и ходил туда-сюда возле машин, стараясь не мешать хозяевам или работникам СТО. Машины были не первой свежести. Несмотря на дороговизну, если приглядеться, можно было заметить и следы ржавчины на крыльях, и побитые бампера. Машины в этот город и в этот мир гнали б/у-шными. Так было и в мире Егора. История повторялась.

     – Ой, кто тут у нас? – Егор услышал за спиной голос и обернулся. Отряхивая волосы от снега, перед ним стоял Святослав.

     – Мы ждём свою любовь, Жужу? – улыбаясь, поинтересовался он. В его глазах застыло ехидство.

     Егор молчал, тяжело дыша. Он начинал тихо ненавидеть это бесчувственное существо, именовавшееся Святославом, и едва сдерживался, чтобы не наделать глупостей. Наверное из-за того, что он был слаб и немощен. Вот если бы Егор занимался фитнесом, имел бугры мышц, а ещё посещал бы тренировки по боксу, он бы сейчас этому Славику врезал так, что тот покатился бы по снегу, теряя зубы. Но это только мечты. Он – Егор – хиляк, он может кого-то ударить только в своих мечтах. Поэтому он просто опустил голову и молчал.

     – Я тут договорился. Вечером всё будет на месте, – Славик похлопал по карману на уровне груди. – Не рыдай, твоя Жужа тебя точно оценит.

     Он усмехнулся и отправился вверх по переулку. Егор даже не сомневался, что Славик воспользуется тем же самым лазом, по какому они с Димоном пришли сюда.

     Тем временем дверь открылась, и в дверном проёме показались две фигуры. Свет горел так ярко, что Егор отвернулся, словно в здании не лампы накаливания светились, а какие-то маленькие солнца. Впереди шёл Димон, а за ним невысокий человек с измазанными в тёмном масле руками. Он всё время пытался вытереть их тряпкой, но это плохо получалось. Тряпка была такой же грязной, как и руки. Поэтому, пройдя навес, человек зачерпнул холодный снег и принялся оттираться им.

     – Это он? – спросил человек, стряхивая с рук грязный снег.

     – Да, это он.

     Человек подошёл к Егор у и протянул руку.

     – Саша, можно просто Алекс.

     Егор пожал его маленькую, но такую крепкую ладонь.

     – Егор.

     – Очень приятно. Мне Димон о тебе много рассказывал. Особенно, как ты увлекаешься боевой техникой, которую сейчас мы тут режем на металлобазе. В этом я тебя понимаю. Жалко уничтожать такие экземпляры истории. Но что поделаешь, время такое. Пойдём, покажу что здесь к чему.

     Они миновали угол строения и оказались перед площадью, сплошь забитой автомобилями. Часть из них стояла под навесами, другая выглядывала из пристройки в виде высокого сарая, где суетились механики. Всё это казалось чем-то наподобие сна. Пристройка, скорее сарай, открытый с трёх сторон, продуваемый всеми ветрами, и там на циновках разложены части двигателей и коробок передач. Это было просто немыслимо. Многие машины были просто брошены. Они ржавели на улице, и лишь снег прикрывал их ржавое уродство.

     – Многий хлам нужно бы отогнать. Он мешает моим клиентам подъехать. Печально, но некогда эти машины служили своим хозяевам. А потом – всё. Ржавеют.

     – Их хозяева бросили? – спросил Егор.

     – Смотри глубже – они в земле. Бандитские разборки, часть клиентов давало задаток, а потом просто исчезало. За этими машинами так никто больше не пришёл, вот и ржавеют они под открытом небом. А что с ними делать?

     Втроём они подошли к навесу, где разбирался пикап. Его двигатель был уже вынут и двое механиков пытались добраться до поршней.

     – Огнес, не туда смотришь. Крепление ниже, я говорю ниже. Именно, отсюда скручивай болты рамы. Олег, не валяй дурочку, возьми ключ на двадцать четыре и им попробуй.

     Егор смотрел, как работают механики, и как отдаёт команды Саша, и не мог понять, почему он здесь. Его Валя не могла быть Жужей.

     – А вот и она, – сказал Алекс и улыбнулся, подмигнув. – Приехала. Что же, встречай свою любовь.

     Что такое страх? Как можно его объяснить? Бывает страх перед смертью. Бывает страх перед принятием важного решения, от которого зависит твоя судьба. А бывает страх просто перед обычной встречей с тем, кто тебе небезразличен. У Егора тут же возникла ноющая боль в районе живота. И если сердце и перестало болеть, погруженное в новые впечатления, то эта боль – боль встречи – осталась.

     Звук работающего мотора подъезжавшего автомобиля затмил другие звуки вокруг. Егор больше не слышал визг электродвигателей подъёмника, стук молотков и шипение сварки. Даже маты механиков он больше не слышал. Только звук двигателя подъехавшей машины. Как может слух так сфокусироваться на одном предмете.

     – Ну, Ромео, встречай, – добавил Димон, и Егор, мысленно посчитав до трёх, обернулся.

     К зданию подъехала белоснежная машина. С виду она была похожа на BMW Х5, но знак на радиаторной решётке и кузов были не такими, какими их помнил Егор на этих машинах. На радиаторной решётке был прикреплён символ F, его нижняя чёрточка была волнистой и перечёркнутой. Сама машина повторяла силуэт БМВ, но вблизи сильно отличалась. Машина затормозила возле самого входа и, заглушив двигатель, с водительского сидения поднялась девушка. Это была его Валя. Но совсем другая. Стройная, в белом полушубке, в таких же белых меховых сапожках и дорогой сумочкой через плечо. Она не обратила внимание на Егора с Димоном, и сразу направилась к Алексу.

     – Привет, нужно проверить ходовую. Тебе мой муж звонил и просил сделать всё побыстрее. Оплачу по двойному тарифу, как и договаривались.

     – Здравствуй, Валя, – тихо сказал Егор.

     Девушка повернулась к нему. Секунду она смотрела на него, не узнавая, а потом кисло улыбнулась и сказала.

     – А, привет, ухажёр. С каких это пор я тебе Валя?

     – Прости, Женя. Просто ты мне напомнила кого-то… – сказав это, Егор ещё больше покраснел. Он ляпнул такую глупость, что сам поняв это, не знал куда деть глаза.

     – По-моему, Егорушка, ты сходишь с ума. Меньше пить надо всякой дряни.

     Она повернулась к Алексу и протянула ему бумагу.

     – Тут муж всё написал, я ничего не понимаю в этом, но он разбирается. Вадим сказал, что ты всё поймёшь.

     – Хорошо, Евгения, я понял. Сделаем.

     Алекс собрался уйти, но Женя схватила его за рукав и кивком головы указала на Егора:

     – Слушай, …э-э-э…

     – Алекс.

     – Да, Алекс, а зачем ты его сюда притащил? Он меня задолбал! Своими звонками, своими цветами. Мой муж чуть его не убил месяц назад, еле утихомирила. Слушай, ты, – она пошла к Егору. Тот почувствовал приятный запах её духов и лёгкое прикосновение пушистой шерсти шубки к его рукам. – Что тебе от меня надо? Денег?

     – Я не знаю, – тихо сказал Егор. – Просто быть рядом с тобой и вдыхать твой аромат.

     – Что? – девушка оторопела и посмотрела на Димона. Тот пожал плечами. – Ух ты! Надо же, как последний ученик нашего класса, забитый всеми одноклассниками заморыш, который и пару слов не мог связать, вдруг заговорил. Просто удивительно, – Женя засмеялась.

     Но она по-прежнему стояла вплотную к Егору. Лёгкая, воздушная шерсть её шубки щекотала его опущенные руки. Девушка смеялась, но она стояла именно близко, вплотную. Если он был так ей неприятен, отвратителен, почему она стояла так близко? Её дыхание, вырывающееся изо рта лёгким паром, щекотало его шею. А глаза? Глаза вопросительно смотрели на Егора.

     – Жужа, зачем ты так? – спросил Егор и отвернулся. Может это был ледяной ветер, а может это была его боль. Он начал плакать. Тихо, без звука, только слезы потекли из его глаз по щекам. Всё, боль его победила. Девушка это даже не заметила.

     – Что «так»? Ты чего ревёшь? Егор, ты всегда витал в облаках. Нафиг сейчас нужна кому-то твоя история, которую ты изучал пять лет в историческом? Сейчас нужно быть целеустремлённым человеком с маркетинговым и бизнес-образованием. Изучать банковское дело. Кто тебе мешал туда поступить, твои слёзы? – Женя перестала смеяться. Она сделала шаг назад, но не ушла. Она просто смотрела на Егора, не отрываясь, и в её глазах возникла искорка. – Знаешь, сколько я потратила сил, заучивая все эти схемы взаимодействия расчётов и….

     Егор собрался с силами и посмотрело прямо в глаза девушки. Она явно этого не ожидала и замолчала на полуслове. Он понял всё и понурившись побрёл прочь. Но сделав пару шагов, он остановился и, развернувшись, сказал:

     – Жужа, а тебе это очень важно, какое образование я получил? Посмотри на себя, ты стала холодной женщиной. Ты стала бесчувственной, а какое тепло подарил тебе твой муж? Мне от тебя ничего не надо, тем более денег. Мне нужна только ты, и всё, больше ничего. Ты, какая ты есть.

     Девушка запнулась. Она силилась что-то сказать, но не находила слов, и Егор решился. Он просто подошёл к ней и обнял её. Он почувствовал, что его Валя из этого мира задрожала, попыталась оттолкнуть его, но как-то неловко. Она не хотела его отталкивать. Наоборот она вдруг импульсивно прижалась к нему, такая замёрзшая, такая несчастная. Посмотрев ей в глаза, он увидел слёзы. Это то, чего он так всегда боялся, чего всегда старался избежать. Женские слёзы ранили его настолько глубоко, что ничто другое не могло с этим сравниться.

     Он просто обнимал её, и она была счастлива, по-своему, но счастлива. Её душа успокаивалась, просто успокаивалась от ласки, когда ничего не нужно было давать взамен. Она спрятала лицо на его старой куртке и тихо всхлипывала.

     – Я посмотрю пока машину, – тихо сказал Алекс. – Всего пару минут.

     – Моя любовь, – Егор гладил девушку, а она, тихо вздыхая, ещё сильнее прижималась к нему.

     – Боже, как я от всего устала. Устала от денег, от бандитов, от всего этого. Я просто хочу быть любимой. Я ненавижу себя.

     – Я тебе приготовил подарок, – начал было Егор, но девушка его перебила.

     – Плевать мне на подарок. Я просто хочу успокоиться.

     Прошло несколько минут, и вдруг его Валю словно подменили. Она внезапно оттолкнула Егора и быстрым шагом направилась к своей машине. Егор хотел было последовать за ней, но его остановил Димон.

     – Не надо, – сказал он и покачал головой. – Сейчас не надо. Я впервые вижу, чтобы Жужа так предалась чувствам. Но если ты попробуешь продолжить, ты получишь такой удар от неё, что мало не покажется.

     – Почему, я…

     – Дурень! Это была лишь секундная слабость, а сейчас твоя Жужа снова на людях играет свою роль. Роль сильной и властной женщины. Она ненавидит себя и свою слабость. Хочешь сыграть на её чувствах?

     Егор стоял, опустив голову и глубоко вздыхая, понимал, что его друг в этом мире прав. Эта девушка не была его любовью. Егор из этого мира любил её до безумия. Но его любовь была такой же призрачной, как тот дорогой автомобиль, на котором его Валя, или Женя, приехала. Может только после смерти их души воссоединяться и будут вместе, а сейчас деньги, статус и крутой муж непреодолимой бездной разделяли Егора и Женю. Он видел, как она украдкой смотрит на него, и в её глазах читался ужас – ужас за свою краткую слабину. И ненависть. Только к кому? К себе или Егору? Встречаясь взглядом с Егором, девушка отворачивалась. А потом снова смотрела на него. И одним этим взглядом было всё сказано. Можно было потратить тысячи слов рассказывая, какой ты человек, но лишь один такой взгляд отправит тебя обратно, в пустоту.

     Слёзы на лице Жени давно высохли, она теперь снова стала деловой бизнес-леди, объясняющей Алексу, что нужно сделать с машиной. Другие клиенты нервничали, но не вмешивались. Егор посмотрел на Димона. Тот не выражал никаких чувств. И лишь увидев его взгляд, тихо сказал:

     – А чего ты хотел? Любви? Ты помнишь, как она в школе перебирала парнями, меняла их как перчатки. А ты бегал за ней со своими рисунками. Картины ей хотел нарисовать, подарить вечность. Ангелов рисовал и стихи писал: «Нет слёз ангелов на небе, есть слёзы демонов на земле», – твои слова? Нафиг ей нужна эта вечность?! И твоя машина тридцатых годов, что ты ей собрался подарить, зачем она ей? Ты так хочешь её восстановить, зачем? Зря только деньги потратил. Ей нужна стабильность, а вечность – это призрачно. Когда там она наступит? Пошли, Ромео. Ты опять проиграл. Скоро автобус. Я посажу тебя до города, а там сам доберёшься.

     – Но её слезы? – Егор ещё раз обернулся, увлекаемый другом, чтобы посмотреть на свою Валю. На Валю этого мира, и их глаза на секунду встретились. Нет, Димон не прав, не прав, что-то осталось в них, в этих больших серых глазах, какая-то искорка.

     Но Валя отвернулась и снова стала слушать Алекса и механиков. Её машину погрузили на подъёмник и поднимали к потолку ангара. Вероятно, была проблема с ходовой.

     – Слёзы крокодила. Тебе мало прозвища, что тебе придумали в школе? Верблюжье дерьмо? Нет, Егор, ты неисправим. Тебе надо заканчивать витать в небесах и спуститься на землю. Жужа для тебя потеряна, потеряна навсегда.

     Егор никак не мог идти боком, минуя сгоревший дом. Его ноги подкашивались, и он плечами обдирал оставшуюся побелку со стен. Это вызывало ворчание Димона.

     – Егор, возьми себя в руки. Тебя ещё отмывать придётся.

     – Зачем? – тихо спросил Егор. – Чтобы показаться красивым и опрятным, для кого? Для своего отражения в зеркале?

     – Ну вот, опять начинается, – Димон уже злился. – И далась тебе эта женщина, словно она одна во Вселенной!

     «Для меня одна», – мысленно ответил Егор, но промолчал.

     Кое-как они поднялись на территорию металлобазы, и тут Димон решил перевести дух. Они стояли возле груды искорёженного ржавого металла. Возле двух огромных баков для воды, возле почти сплюснутых временем бочек и груды старых рельсов. Перед ними почти скрытый в снегу белел эмалированным боком чайник. Точно такой же, как остался у Егора на кухне, в его квартире. Этот чайник, изъеденный ржавчиной и временем, брошенный здесь в небытие и ожидающий своей смерти, напомнил Егору его самого.

     Ничто не могло его согреть. А там, внизу, на покинутой им площади была девушка, которую здесь он называл Жужей. Другой он, но который всё так же любил. Каждый раз во сне его преследовало одно и тоже. Один и тот же сценарий. Его любовь: он и его Валя, и печальный конец. Словно сценарии снов были написаны под копирку.

     Егор вздохнул и почувствовал, что просыпается. Сон дал ему всё, что он хотел увидеть. Всю информацию. Теперь настало время пробуждения. Нет надежды, только память.

     Худощавый Славик, насвистывая весёлый мотивчик, шёл мимо куч металлолома. Он кивнул толстому бородатому начальнику Андрею, который копался в своём УАЗике, и направился в сторону свалки, где ржавели куски самолётов. Андрей проводил его взглядом, тихо выругался и снова начал копаться в двигателе своей машины, проверяя свечи. Он никак не мог завести машину, хотя с виду всё было нормально. Словно энергию аккумулятора что-то поглощало.

     Славик шёл вприпрыжку, казалось, его душа пела от скорой выгодной сделки и от барыша, который он может заработать. Вокруг ржавело сколько денег, что дух захватывало. Нужно было просто найти клиента и предложить ему товар.

     Завернув за угол, Славик внезапно остановился. Улыбка сползла с его лица и он медленно двинулся дальше. Там, где дорога упиралась в разломанные крылья винтовых самолётов, где торчали остовы фюзеляжей и скелеты кабин, лишившихся плексигласа, на ржавой кровле, которую охотники за металлом содрали с дома вместе с гвоздями и деревяшками основы, стояла фигура. Она была прозрачна, через неё проходил свет, но волнами, словно фигура теряла свою плотность, а потом снова наливалась ею. Перед Славиком стоял призрак его самого. Понурив голову, не двигаясь, опустив руки, он медленно погружался в чёрную воронку. Странный чёрный металл блестел серебром, но это не было отражением холодного зимнего солнца. Серебряное свечение возникало на металле само собой.

     Славик подошёл к фигуре и скользнул по ней ничего не выражающим взглядом, как мясник на бойне смотрит на очередную жертву. Фигура не двигалась, она дрожала, как пойманная в сеть жертва. Она и была поймана. Спутник обездвижил её и пожирал. Пойманная душа Славика не чувствовала боли: боль могло чувствовать лишь тело, но сейчас тело было занято другим. И лишь глаза, глаза души выражали боль и ужас.

     О, да. Эта тварь из другого пространства переварит энергию полностью, а то, что и является душой – память жизни – будет смаковать вечно, переигрывая события и поглощая персонажей из памяти одного за другим. Это была сущность Спутника.

     Призрак медленно погружался. Он не мог пошевелиться, даже закричать, да и кто его мог услышать? Живые? Жадность, жадность до денег привела его к этому концу. Он так жаждал эти никчемные бумажки, что распахнул душу перед мнимым клиентом и пригласил его к себе. И да, клиент – тот, которого нельзя описать словами, воспользовался таким предложением. Как же просто было подобрать ключик к такой никчемной душонке. И вот теперь эту душу поедал Спутник. Ему нужна была пища, а эта душа никому была не нужна. Мелочная, без настоящих друзей, только приятели. Даже Стражи не хватятся её: ведь только любовь к близким создаёт связи, которые можно проследить, но все связи этой душонки были оборваны давным-давно.

     Душа по пояс погрузилась в воронку. Сколько ужаса было в её глазах. Ужаса видеть со стороны своё тело, стоящее перед ней и смотрящее на неё, и ощущение конца. Его энергетическая сущность растворялась, душа Славика перестала чувствовать остаточное восприятие. Например, ощущение ног, когда их уже нет, но они ещё болят. А после поглощения воронкой они просто исчезли, ушли в пустоту.

     Вот исчез и растворился его член, и как дым растаяло желание обладать женщиной, померкли все воспоминания о тех женщинах, с которыми он спал, испарялся и его образ идеальной девушки. Того светловолосого ангела, которого он увидел в детстве на берегу пруда… Воронка пожирала всё это.

     Тело Славика смотрело на это, ничего не выражая. Душа же его видела нечто, невидимое для обычных людей, что скрывалось за теперешней пустой оболочкой тела: существо ярко-зелёного, салатового цвета, похожее на сегментную змею, которая всё время вращалась и крутилась в пространстве тела, управляя им, вышвырнув прочь душу Славика.

     Воронка достигла груди и пожирала сердце. Исчезли детские воспоминания, исчез смех сестры и улыбка мамы. Исчез залитый тёплым солнечным светом коридор, когда солнце ранним утром только вставало и его свет озарял паутину в углах и клубочки пыли на полу коридора, сбитом из длинных досок и много раз покрытом лаком, который доставал отец.

     Отец. Запах его табака и его трубка, старинная трубка, которую он любил курить на веранде. Славик помнил изгиб трубки и надломленный мундштук, помнил, как брал её в руки и она пахла противным запахом выкуренного табака. А отец ворчал и отбирал её, качая головой. Всё это теперь исчезало. Как и смех его детских друзей, когда они играли в разбойников и бегали по душистому саду, жглись в крапиве и царапались о ветки акаций. Каждый день его детства, его радость, чистую радость с аппетитом пожирало существо. Оно переваривало эту энергию памяти, распределяя по своему телу, и на серебряного цвета лучах вспыхивали золотистые искорки – энергия детства Славика.

     Когда голова души Славика достигла воронки, он ещё раз посмотрел молящим взглядом на себя самого, но его тело отвернулось. Не было никого, кто мог ему помочь и он исчез, навсегда. И его память исчезла, его жизни исчезли. Они не уйдут в сферу знаний, куда попадают души после смерти. Они просто исчезли, словно и не было их никогда. Вот и всё.

     Тело Славика, в котором находилось нечто, посмотрело на воронку, только что заглотившую последнюю часть души, и поманило её пальцем. Спутник повиновался. Он собрался в шар и подкатился к ногам тела. Существо в теле человека недолюбливало таких созданий, но без них нельзя было обойтись. Если действовать напрямую, то Стражи сразу заподозрят неладное и пришлют Проводников Смерти, этих болванов, которые думают, что могут помогать умершим. А те точно почувствуют следы.

     Самому Существу, что сидело в теле человека, ничего не грозило, его нельзя было уничтожить, но вот его планам мог прийти конец. А это совершенно его не устраивало. Используя Спутник, можно было открыть канал связи на низком уровне, как спонтанную реакцию низшего существа, как безумие в коматозном состоянии и попытку души совершить Переход в зазеркалье. Пока все будут разбираться – уйдёт время.

     Впрочем, был ещё один фактор. Низшие живые существа, которые только начали познавать знания тех, кто жил до начала этой Вселенной, так красиво называя их Предтечами, Звёздными Механиками, на самом деле даже не представляли, кеми те были на самом деле. Только часть своей сущности ОНИ, Механики, смогли передать в физическую форму и в свои машины. А остальное – было просто невозможно постичь. Человек улыбнулся.

     «Как же они хотели жить! – подумал он. – Просто жить. Но их новая Вселенная оказалась такой буйной и враждебной, и так не похожа на такую добрую и спокойную Вселенной из прошлого. Где правил порядок и теплота событий».

     Снег скрипел под ногами. Худой человек быстрым шагом двинулся к воротам въезда на территорию свалки. Там он столкнулся с маленьким мужичком по имени Анатолий, который как раз разговаривал с водителем грузовика, привёзшим новую партию хлама. Память Славика ещё оставила след в мозгу и то, что сидело теперь в человеке, знало, что Толя никогда не нравился Славику. Особенно когда пытался влезть в его дела. Славик, чтобы Толик ему не досаждал, обещал взять его в дело, но судя по тому, что Нечто выкапывало из его мозга, он не собирался этого выполнять.

     Толя увидел Славика и помахал ему. Тёмного шипастого шара Спутника возле Славика он видеть не мог.

     – Славик, надо принять и взвесить груз, – сказал он.

     – Не сейчас, мне нужно позвонить.

     – Что значит, «нужно позвонить»? Время – деньги.

     Славик отмахнулся и направился к выходу.

     – Нормально?! А мне что делать? – разозлился водитель грузовика.

     Над его головой стали сгущаться лоскутки яркого света. Они рождались в его ауре, питаемые прозрачными молниями. Те бегали по лоскуткам, наливая их силой. Никто, кроме Существа в теле Славика, не видел того, как аура водителя грузовика пульсировала и меняла цветовую гамму. Сейчас она приобретала отчётливое голубое свечение раздражения и злости. Только души тех, кто умер и прошёл точку невозвращения, могли увидеть то, что сейчас видело Существо. Но оно жило на другом уровне энергии, в другой сфере бытия. Туда не было пути тем, кто имел тела, низшим созданиям. Там обитали боги.

      – Мне тут сколько торчать? У меня график и наряд! Мне сегодня ещё в пару мест успеть надо.

     Он сверкнул глазами, послав к Анатолию эти лоскутки накопленной негативной энергии. Когда они достигли ауры Толика, та вспыхнула. Голубоватый огонь стал клубиться в салатовой с жёлтыми разводами сфере, которая окружала маленького мужичонку, и начала наливать её такой же холодной голубой яростью. Вскоре она была отравлена раздражением водителя. Именно так шёл обмен энергиями на низшем уровне, неосознанно. Когда малейшее раздражение одного человека заставляло делать глупости другого, и тот, другой, даже не мог пояснить – почему это он, ни с того ни с сего, так вспылил.

     Если бы только люди могли видеть, как обмениваются яркими всплесками, как крушат друг друга в порывах злости, или как касаются, словно нежно гладя, тёплыми лёгкими золотистыми «рукавами», когда любят. Для них это были простые чувства, но не для Существа.

     – Сейчас, минутку! – Анатолий тоже вспыхнул от злости. – Славик, у меня ещё три машины на подходе! В конце концов, я не могу справиться со всем один. Мне нужно всего пятнадцать минут.

     Существо знало, что он врёт. Всё это могло затянуться и на тридцать минут, и на сорок, особенно если кроме металла грузовик привёз ещё паразитный довесок. Там могло быть всё что угодно. От кирпичей, до бетонных плит. Лишь бы веса было больше, а значит и вырученных денег. Аура водителя подсказала ему, что так оно и было, и нечто в Славике послало ей заряд страха.

     Страх это очень сильное чувство. Одна из действенных защит от этого чувства – злость. На это он и рассчитывал. Как засветилась аура водителя! Она просто запылала светом. Спутник на миг остановился и начал таять. Существо в теле Славика внимательно посмотрело на него, и Спутник нехотя повиновался. Он был Существу нужен.

     – Я же сказал: позвоню и вернусь!

     Славик вышел за ворота и направился к автостраде. К остановке как раз подъехал старый жёлтый автобус, весь залепленный грязью так, что даже стекла салона приобрели серый оттенок. Он забрал с остановки всех трёх стоявших там ожидающих, а значит никто не мог Славику помешать и отвлечь его Спутника от миссии.

     Толик был взбешён. Он и сам толком не мог понять, с чего вдруг это его так разозлило. Славик и раньше мог запросто наплевательски отнестись к своим обязанностям, но так разозлиться из-за этого? Для Толика это было впервые. У него внутри всё клокотало от бешенства. Причём обычно когда он сильно злился его бросало в жар и лицо краснело, а сейчас его захватила какая-то холодная ярость, словно она была чужой. Кроме того и водитель был взбешён. Он открыл дверь и, выскочив, поскользнулся на снегу и чуть не упал, с трудом удержавшись, ухватившись за открытую дверцу машины. На лице у него всё было красноречиво написано.

     – Что за хрен тут у вас?! – выпалил он, однако до радикальных действий не дошло. По мере того, как Славик удалялся, ярость и злость медленно отступали, словно тот был каким-то усилителем эмоций.

     «Вот, гад! Ладно, я ему дам сегодня подзаработать!» – подумал Анатолий, переводя дух. Водитель грузовика тоже успокоился и, потоптавшись на месте, сел за руль.

     – Он не работает, придурок! Таксофон! – бросил Анатолий вслед Славику, но увидев, что тот не реагирует, в сердцах сплюнул и вернулся к грузовику.

     – Ну, вернёшься ты сегодня, ой будет тебе! – пробормотал он себе под нос.

     Пришлось ему самому заниматься разгрузкой, а Славик тем временем достиг таксофона. Он прекрасно знал, что тот не работает, да ему и не надо было, чтобы тот работал. Это была просто видимость, что он собирался кому-то звонить. Подойдя к кабинке таксофона, он открыл скрипучую дверь, почти лишившуюся стёкол, и зашёл внутрь.

     Старый серый аппарат с облупившейся краской и едва различимыми цифрами на циферблате набора повидал многое на своём веку, но только не то, что случилось дальше. Спутник существа медленно преображался. Он превратился в пирамиду и вышел из Тени. Пирамида поблёскивала матовым стеклом в руках Славика, но это было не стекло. По свойствам это походило на слюду, но такого минерала на этой планете не было. Этот минерал был похож на обломки, которые удалось спасти после Большого взрыва. Основанием пирамиды Существо в теле Славика, коснулось телефонного аппарата и по нему пробежала рябь. Сняв трубку, он не услышал сигнала, только шорох. Где-то в глубине пирамидки открывалась точка Перехода. Маленькая червоточина, которую было трудно засечь и отследить. Клубок отвечал.

     – Он был здесь. За него можно зацепиться. Он может стать проводником через щит Стражей.

     На той стороне не было слов, только странный вой, но вместе с ним приходили образы. Существо их видело и получало ответ. А ещё приходил шорох, похожий на шёпот. Это было эхо Перехода, затухающий сигнал в мирах.

     «Используй его. Мы не можем пробить щит, есть только лазейки».

     – Я буду использовать её. Она притягивает его к себе, и он начинает терять контроль. Он её называет здесь Жужа, она не может помочь. Не хочет ему помогать, хочет быть независимой. Нет возможности контролировать её чувства, мы не можем пытаться вмешиваться, иначе нас отследят. Мы можем зацепиться за неё и притянуть его к ней.

     «Что это даст? Использовать нужно его возможность путешествовать. На самом деле возможности людей куда больше, чем они могут себе представить. Поэтому они и возятся с ними. Они не вмешиваются, лишь наблюдают. Все ОНИ».

     – Это проецирование в реальности? Где смысл?

     «Смысл в канале, в том канале, что он открывает во сне. Он спокойно путешествует туда, куда другим невозможно попасть. Он видел Кладбище памяти. Туда нельзя попасть даже нам».

     – Её сознание делится на осколки. Множество вариантов. Они взаимосвязаны, но мы должны найти именно тот осколок, что нужен. Он их собирает, но пока не нашёл тот, который нужен ему. Этот вариант, из этого мира – не его. Несоответствие сигнатур эмоциональности.

     «Единственно правильный ответ тот, который лежит на поверхности. Кто именно ему нужен? Стражи принесли в его душу боль, но зачем? Чего они этим добиваются? Им это точно не нужно».

     – Нет осколков, есть просто боль.

     Существо получило образ планеты, откуда начался Исход. Планета была ещё очень молода, на стадии формирования. Она вращалась около голубого гиганта, который пожирал более мелкого красного собрата. Он высасывал солнечную плазму, тянувшуюся шельфом от одной звезды к другой, закручивая и перемешивая впитывал её в себя, разбухая и выбрасывая из хромосферы в корону исполинские протуберанцы раскалённого вещества. Когда вещество вновь падало на поверхность гиганта, по нему расходились круги возмущений, как круги на воде. Хромосфера содрогалась от тряски. В эти мгновения звёздный ветер устремлялся во все стороны от гиганта, достигнув планеты, он заставлял плясать молнии и, низвергаясь с небес колонами чистого радиационного огня, прямо на раскалённую лаву, заставлял её кипеть.

     В этих лучах, где был весь спектр радиационного излучения, от альфа до гамма-частиц, Существо любило купаться. Железное ядро планеты ещё было на стадии формирования и магма не вращалась вокруг него, создавая магнитное поле, поэтому потоки солнечного ветра без труда долетали до поверхности планеты. Всё живое мгновенно сгорало в них, но жизнь бывает разной.

     Где-то совсем рядом столкнулись два спутника планеты, и в хаосе света возникла вспышка, расползаясь во все стороны огненными рукавами. Скоро начнётся огненный дождь обломков.

     Это был огромный мир света, где громадные кристаллы, выползающие из глубин планеты, светились от жёсткого излучения радиации, а шарики чистой плазмы, как живые существа, собирались в целые облака. Иногда между облаками кипела битва, и тогда всё горело и расщеплялось на атомы. Только что застывшая поверхность планеты бурлила и выбрасывала вверх лаву, трескалась, разламывая чёрные застывшие пористые образования, и испарялась в светящиеся облака пара, которые плыли над планетой. Свет был везде, он был осязаем, к нему можно было прикоснуться и поиграть.

     Когда они появились, Вселенная прожила слишком мало и кругом бесновалась чистая и дикая энергия, рождающая громадные звёзды и тут же сжигающая их. Там где они родились, сияли радиацией гамма-звёзды. Там было столько вкусной энергии, что они искали их и собирались в кучи. Салатовые сегментные змейки. Они бесновались, крутились около источника энергии, купаясь в его тёплом свечении, убийственном для всего живого, что сейчас заполнило эти твёрдые планеты. Со временем звезда приобретала такое салатовое свечение, где вращались и танцевали змейки. Так были порождены Клубки.

     В те времена планеты никогда не становились до конца холодными, только на окраине плазменного облака. И тогда в недрах радиации, которая жгла всё живое, рождалось нечто. А ещё были планеты, которые остыли сразу, сдерживая хаос радиации полями. Там обитали Они.

     – Им не интересен он сам, им интересно то, что спрятано в его душе. Секунда. Если он умрёт, они получат это. Если мы не успеем получить первыми, – продолжило Существо после паузы.

     «Его нельзя убивать. Насильственная смерть может запечатать его и не дать коснутся сферы. Он просто угаснет. Выбор только за ним».

     – Они пришли за ним, нет в этом сомнения. Они преодолели столько систем и повидали столько миров, но остановились именно здесь. Они его чувствуют, им нужно то, что есть в нём, правда, они ещё не поняли, что именно. Секунда. Если мы начнём изменять события в мирах, мы найдём ответ. Наверное.

     «Мы и так изменяем события, и Они изменяют. Игра. Примитивные открыли нам проход и теперь не знают, как его закрыть. Они показали куда идти. Вопрос: кто уйдёт, а кто останется? Остаётся игра и ожидание».

     – Будем ждать.

     Существо в теле Славика повесило трубку и отняло пирамиду от телефонного аппарата. На остановке было пусто: в промзоне сейчас не бывало много людей. Здесь было мало маршрутов городского транспорта. Ещё десять лет назад здесь кипела жизнь и работали заводы, а сейчас была разруха. По разбитой, в сплошных ямах дороге проезжали только легковые машины, пробуксовывая в чёрной каше пополам со льдом. Славику было это только на руку. Он вышел из телефонной будки и вдохнул холодный воздух полной грудью. Всё-таки в живых телах был какой-то интерес, так дышать в истинном виде он не мог. И это были совсем иные ощущения: тот же холод, то же чувство голода, тепло прикосновения. Над этим стоило задуматься. Пирамида в его руках растаяла, снова приняв облик шара.

     Существо в личине Славика знало, что в мире, откуда пришла часть души этого человечка, Егора, в звёздной системе висит корабль примитивных. Самое опасное, что там находились существа, которые использовали технологии Звёздных Механиков и отчасти могли воздействовать на него. Без сомнения, что корабль поймает эхо-сигнал, но поймут ли они истинное значение передачи? В это мгновение Существо почувствовало Переход. Тот самый, который они не могли контролировать. Переход был не просто червоточиной, а словно разрывом в пространстве.

     – Он вернулся, – прошептал Славик. – Значит, и мне пора. Скоро здесь будут эти. Мешает же эта мелюзга, получившая игрушки! Ну, ничего.

     И улыбнулся: «Посмотрим, на что вы годитесь, «Мёртвые подразделения».

     …

     Димон злился и рассматривал порванный рукав своей куртки.

     – Идиот! – выдохнул он и сплюнул.

     Нет, Егор точно помешался. Он спятил окончательно от своей любви. Сначала нёс этот бред, что он – это не он, а какой-то другой он. Потом стал рассказывать про него, что «его» Димон сидит на каком-то книжном рынке и торгует какими-то дисками. Ну ладно, это ещё можно было пережить. Но то, что произошло сейчас… Они уже шли обратно, как Егор закашлялся и упав на колени начал блевать. Проблевавшись, он вскочил и с безумным взглядом начал вопить: «Я одержим, я одержим!!!», а потом бросился бежать. Димон попытался его догнать, да куда там. Тот бежал с такой скоростью, словно за ним гналась стая собак и продолжал вопить: «Демон, он демон!»

     – Твою мать! – Димон ещё раз осмотрел порванный рукав.

     Пытаясь догнать безумца, он зацепился за гвоздь и порвал почти новую куртку. Дыра была сантиметров пять. Как же он злился сейчас на себя. И зачем он решил помочь этому придурку с Женей! Разве что по старой школьной дружбе. Нафиг она ему сдалась, холодная неприступная стерва?! Она и в школе была стервой, а уж сейчас... Мозги Егору окончательно свернула, обняла его видите ли первый раз в жизни, слезу пустила. Нашёл за кем бегать! Вот у него была девушка. Ну повстречались, ну не сошлись – и разбежались. И никаких чувств, никакой тоски или сожаления. И не снится она ему и не скучает он по ней. Какого хрена Егор так не может?! Устроил тут комедию!

     Ворча и чертыхаясь, Дима шёл в административное здание за старым пальто, которое хранил там на вешалке. Курту надо было сдавать в ремонт.

     Внезапно он остановился. За пятьдесят метров до входа в здание, возле смятых, покрытых ржавчиной и рваными отверстиями труб стоял высокий человек. Он стоял к Димону спиной и, уперев руки в бока, смотрел куда-то вдаль.

     – Прошу прощения, – сказал Димон, осторожно подходя к человеку.

     На бандита тот не был похож, хотя одет был странно. В тёмную куртку и штаны, словно отливающие металлом или пластиком. Сейчас много барахла ввозили челноки. Иногда чтобы выпендриться люди искали самые необычные вещи, но это же привлекало и бандитов. Если ты выделяешься из толпы, значит у тебя есть деньги. Поэтому Димон всегда одевался скромно, он копил на однокомнатную квартиру.

     – Вы что здесь делаете? – в ответ на его голос человек опустил руки и повернулся к Димону. Его правая нога попала в лужу мокрого грязного снега. Но человек даже не обратил внимание на то, что провалился по щиколотку в ледяную воду.

     – Сюда посторонним вход запрещён, – Димон остановился в метре от человека.

     Тот молча разглядывал его своими прозрачно-зелёными глазами. Высокий, стройный, явно накачанный. Но самым интересным было его лицо. Оно было каким-то женственным, на коже ни единого изъяна, ни родинки, ни следов щетины. И он внимательно рассматривал Димона, не говоря ни слова. Но видно было, что он Димона хорошо понимал.

     – Вы по какому вопросу?

     Человек вынул ногу из лужи – Димон с удивлением заметил, как мокрый грязный снег просто скатился с обуви, не оставив на ней ни следочка – и сделал шаг к Димону. На всякий случай Димон отошёл.

     – Я ещё раз спрашиваю…

     Он не договорил. Глаза человека вспыхнули светом и погасли. У Димона челюсть отвалилась от удивления. Сейчас в литературе, да и фильмах на видеокассетах, были популярны инопланетяне. Димон одно время занимался подобным бизнесом: они с другом держали видеосалон, потом на них наехали братки и он бросил это занятие. В фильмах частенько инопланетяне были такие смешные и кукольные. Стоящий перед человек не был смешным.

     – Я… я…

     Димон начал отступать. Он решил, что нужно как можно быстрее делать ноги. Человек не двигался и спокойно смотрел на Димона. Тогда Димон развернулся и бросился бежать. Он решил обежать территорию и выскочить к административному зданию с другой стороны. Там был телефон.

     Человек медленно поднял правую руку, и с металлическими щелчками на ней выросла стальная коробочка. Она раскрылась, оттуда выдвинулись две металлические пластины, напоминающие челюсти жука-рогача. Человек прицелился, и с поющим звуком с металлических «мандибул» сорвался бледный шарик огня. Он мгновенно преодолел расстояние до Димона и ударил того в спину. Всё потемнело перед глазами Димона и он рухнул на землю как подкошенный. Человек медленным шагом подошёл к лежащему в снегу телу и нагнулся, чтобы поднять его за шиворот. Взяв в кулак воротник куртки он замер, пальцами потерев материал, потом на долю секунду поморщился, отпустил куртку и выпрямился. Материал был ужасен. Тогда человек принял другое решение. Он направил правую руку в сторону лежащего Димона, сжал её в кулак и на руке появились ножи-захваты. Но человек не собирался убивать оглушённого работника металлосвалки. Мысленно он приказал ножам затупиться и, превратив их в пруты, выстрелил ими вниз. Удлиняясь на раскладывающейся сегментной штанге, они достигли тела лежащего в снегу человека и, обхватив его, соединились замком. Человек отдал мысленный приказ, и сегментная штанга, на которой крепились ножи, начала собираться. Без видимых усилий человек поднял Димона и широким шагом зашагал к административному зданию. Ботинки Димона волочились по снегу, оставляя две тёмные дорожки. Направленное силовое поле открыло дверь; со стороны показалось, что человек просто указал на дверь пальцем, и она открылась словно по волшебству. Он внёс тело Димона внутрь, где уже лежали двое. Это был водитель грузовика и маленького роста мужчина по имени Анатолий. Он положил около них Димона, собрал обратно ножи и, сложив их в коробочку на руке, вышел из помещения, аккуратно закрыв рукой входную деревянную дверь. Ненужные свидетели были на время устранены.

     …..

     Тихо падал с небес снежок. Он был редким и такими чистым. На вершине кучи металлического хлама, на огромном куске кровельного железа со следами коричневой краски танцевала девушка. Она плавно поднимала сложенные вместе руки, делая пассы кистями, иногда приседая, а иногда немного наклоняясь вперёд. Это было так грациозно, словно девушка решила станцевать какой-то индийский танец. Все движения были медленны и плавны. Несколько раз девушка разъединяла руки и делала круговые движения. Вслед за этими движениями возникал ветер, и напáдавший за время танца на лист железа снежок вдруг сдувало восвояси. Но ветер был только там, вокруг девушки. Нигде больше он не возникал, и стоящие внизу двое молодых людей медленно покрывались снежком. А девушка танцевала. Её светлые волосы были собраны в пучок и заколоты массивной золотой заколкой. Она танцевала не останавливаясь.

     – Сколько на это уйдёт времени, Свесик? – спросил один парень другого.

     – Всё зависит от уровня деформационного следа. Эйфа работает, но быстро ничего не получится. Ей нужно восстановить как гравитационный след, так и энергетические элементы. Пока она фокусирует сканер.

     Если бы кто-то подошёл сейчас к девушке и посмотрел в её глаза, он увидел бы в них лишь прозрачное сияние. Девушка не просто танцевала, она была в трансе. Перед ней плавно летал аппарат, напоминающий морскую звезду. Концы его лучей вспыхивали искрами и гасли. Девушка не просто делала пассы руками, она управляла машиной.

     Перед глазами парней рисовалась картина. Звездообразная машина была яркой точкой, которая плавала над землей, а за ней оставалась светящаяся нить. Изображение, вырисовываемое этой точкой, походило на тень человека.

     – Тридцать пять процентов, – сообщил компьютер. – Восстановление следа продолжается.

     Девушка водила руками, направляя машину и вычерчивая ей в воздухе невидимую обычным взглядом фигуру человека – его энергетический след. Иногда звездообразный аппарат опускался почти к земле, к порванному рулону металлической сетки забора и тревожно звенел. Его лучи вспыхивали багровыми огнями и между ними проскальзывали голубые огоньки разрядов.

     – Ух ты, какая силища! – тихо сказал один из стоящих агентов «Мёртвых подразделений». – Свесик, как ты думаешь, что это?

     – Амахан, я не знаю. Сканер не может идентифицировать то, что там находилось. Но если след человека стоит на нём, боюсь, с его душой случилось что-то непоправимое.

     – Может это пожиратель? Мы вычитали о них в записях Механиков.

     – Там не явный Перевод, поэтому это может быть всё, что угодно. Эйфе нужно воссоздать след души, так мы вычислим тело.

     Девушка продолжала работать. Снова лёгким круговым движением рук она создала слабое силовое поле, очистив от снега место сканирования.

     Перед глазами Свесика возник сигнал вызова. Мысленно он приказал ответить. На экране появилось лицо Аристэ.

     – Какие новости?

     – Это, по всей видимости, Проникатель.

     – Свесик, ты точно уверен в этом? Какие данные подтверждают эту гипотезу?

     – Остаточный след души человека. Кроме того, обнаружено странное существо, которое его сожрало. Без сомнения это – Проникатель.

     – Тогда как он здесь оказался? Пройти защиту между мирами не взломав её невозможно, а на это они не пойдут. Это выдаст их излучатель и местоположение. Скорее всего, он прицепился к кому-то и пролез. И это не Егор Куликов.

     – Возможно. Здесь нет камер наблюдения и наших следящих дронов чтобы проверить. Этот мир слишком примитивный. Может применить ментальное нейросканирование людей?

     – Нет, это опасно. Мы можем повредить их личности. К тому же Проникатель был здесь недолго. Я получила данные сканирования Тёмной материи. Это лишь кратковременное нахождение Врага в данном секторе.

     – Как прикажете, ковит. Хотя мне не понятно, почему вы так заботитесь об этих людях.

     – А если Куликов вернётся сюда? Как мы сможем смоделировать последующие его действия, если личности его друзей будут уничтожены? Думаю, моя мысль ясна. Теперь главное: вы выяснили носителя?

     – Пока нет. Эйфа пытается воссоздать отпечаток его души. Работа продвигается медленно. Что-то сожрало его без остатка.

     – Мифический пожиратель? – Аристэ криво улыбнулась.

     – Не знаю, но сканер не может это опознать, – Свесик передал изображение того, что видела Эйфа. Это была воронка, в которую по-прежнему втягивалась тёмная энергия из пространства данного мира, на конце которой клубилось тёмным монолитным шаром образование, напоминающее точечную сферу чёрной дыры. И ещё светлые линии, странные линии, словно кто-то распутывал клубок света. Создавалось впечатление, что эта воронка даже пыталась затянуть след души человека, его призрачный остаток. Она ткала из его ауры нити и пыталась поглотить. Но не смогла. Нити блекли и таяли около основания воронки. Поглотить тень души было не в её силах.

     – Ого, – тихо сказала Аристэ, – это мощь. Наш Враг оставил такой след, что в это даже не верится. То, что сожрало душу этой обезьянки, не просто деформировало пространство, оно даже не пыталось скрыть это. Свесик, почему?

     – Да, это впечатляет. Насчёт следа не могу сказать точно, – Свесик сверился с данными работы Эйфы. – Может Проникатель и не пытался скрыть. Остаточная деформация, которая так прогнула пространство, она никуда не ведёт, её нельзя отследить. Есть след, как след на снегу. Когда доходим до местности, где снег растаял, след теряется. Думаю, что здесь подобный эффект. Как найдём носителя, сможем понять, к кому они прицепились.

     – Это точно не этот землянин, являющийся нашим объектом наблюдения, – добавил Амахан. – Мы постоянно держим его под колпаком.

     – Далеко не всегда, – криво улыбнулась Аристэ, – но вы оба правы. Это не Егор. На нём нет следов тёмных маркеров, которые оставляет Враг, и по которым потом можно найти заражённого. Нет меток на его душе. Такие метки заставляют ходить во сне как лунатик, делая непроизвольные действия. А значит, они прицепились к кому-то ещё. К тому, которого мы пока не видим.

     Глаза танцующей блондинки ярко вспыхнули. Она прекратила танцевать и повернулась к говорившим агентам.

     – Там, – сказала она и указала пальцем.

     Перед глазами отступивших агентов появилась тёмная тень человека. Никто кроме них не видел этот мерцающий призрак, который создала Эйфа, отследив тень существа, поглотившего душу неведомого человека.

     – Привет, – зло проговорил Амахан. – А вот и наш друг. Зря он так долго рассматривал пожираемую душу. Непростительная ошибка. Душа видела тело, которое потеряло, и этим создала связь. Это стойкая эмоциональная связь, и мы её поймали.

     – Вы проверили источник передачи? – поинтересовалась Аристэ.

     – Конечно. Очень сильный сигнал. Но никаких следов, которые могли бы нам помочь. Ни откуда пришёл сигнал, ни куда он направлялся. Всё замылено стирающим искажением. Кстати, металл этого примитивного аппарата для связи деформировался, – Амахан вывел изображение перед глазами зеленоглазой девушки. Старый неработающий таксофон. – Он потерял межкристаллические связи. Через пару месяцев он рассыплется в пыль. Но сигнал был чрезвычайно сильным.

     При этих словах глаза боевого аналитика Эйфы вдруг погасли и она выпрямилась. Она стояла так несколько секунд, а потом повернулась к двум агентам «Мёртвых подразделений» и тихо сказала:

     – Это корабль, несомненно корабль.

     – Что? Не может быть, – Свесик вопросительно глянул на девушку. – Мы бы сразу узнали о нём.

     – Неужели, – Эйфа улыбнулась. Её сканер, складываясь, превращался в металлическое украшение на шее, отливающее серебром. Воссоздавать погибшую душу больше не имело смысл, они нашли тело и след Проникателя.

     – Такую передачу невозможно провести без мощного приёмо-передающего устройства. Если здесь был только маяк, который открыл микрочервоточину и послал запрос, то где находится приёмник сигнала? – Свесик скинул с волос налипший снег. – Допустим, был сигнал и мы нашли источник, но как он послал такое сообщение? Наши спутники-перехватчики зафиксировали много эхо-сигналов этой передачи. Источник должен быть невероятно мощным. Поэтому мы прыгнули сюда, как только сенсоры привязались к нити Перехода. Стандартная процедура: приходит сигнал от источника и бронепанцири начинают зачистку. Но ведь, не начали. И роботы остались в своих гнёздах. Сигнал-призрак? Для киборгов нужна цель, не просто след или тень, а именно цель, которая зафиксирована и которую можно сжечь. А здесь – ничего.

     – Пожиратель, – Амахан посмотрел на Свесика. – Есть много легенд про это существо, но в каждой из них говорится про аморфность данного существа. Его можно использовать, как инструмент.

     – Свесик, всё банально просто, – сказала Эйфа, спускаясь. – Источник просто послал сигнал, как команду в процессор, а всё остальное делалось на другой стороне.

     – Да, это корабль. Где-то в мирах висит корабль, – Аристэ отвела взгляд. По её лицу бегали блики от голографических экранов.

     – Чёрт возьми, его нужно срочно найти! – Свесик отдавал команды следящим устройствам в параллельных мирах. – Его нужно уничтожить. Если в зеркальных мирах находится корабль, он может контролировать все наши Переходы. Не важно куда и когда мы прыгаем.

     – Нет, – Аристэ посмотрела на Свесика. – Если его уничтожить, как было в прошлый раз, все его тайны уйдут вместе с ним. Его нужно нейтрализовать и захватить. Как мы сможем понять, для чего источник связался с кораблём, и что он ему передал, если нам после боя останутся только обломки? По поводу чего они общались? И почему это произошло именно в тот момент, когда здесь побывал Егор Куликов. С кем он виделся и с кем встречался? Что именно Проникатель понял из их встречи? Почему этот Егор Куликов так важен им? Нет, уничтожать корабль нельзя. Нужно корабль выследить и определить где он находится. Поэтому туда, где кончается эхо-сигнал, нужно выслать буи пассивного восприятия. Пусть записывают всё, любой паразитный шум космоса. Нам нужен результат, а для этого придётся обработать бесконечную кучу информации.

     – А мы это осилим? – Амахан пожевал губами. – Это же какая силища. В прошлый раз мы лишились трёх четвертей 18-го звёздного флота, и только заставили его самоуничтожиться. Если это корабль Сеятель, то любая встреча с ним не сулит ничего хорошего. Наших сэнс-кораблей слишком мало, чтобы бороться с такими гигантами. Мы даже не представляем принцип работы их энергосистемы. Там нет и следа Тёмной материи когда он движется в пространстве. Это корабль, использующий совсем иной вид энергии.

     Снег тихо падал из серой тучи, зависшей над металлобазой. К выкрашенным серой масляной краской воротам подъехал новый грузовик с хламом. Огромный МАЗ привёз спрессованные трубы и разобранные токарные станки. От них остались лишь выкрашенные зелёной краской корпуса и станины.

     МАЗ настойчиво гудел. Амахан с помощью технологии Тени преобразился в маленького мужичка с морщинистым лицом, в Анатолия, и зашагал к воротам. Он не понимал приказа Аристэ. Ну и пусть гудит этот примитивный грузовик с дизельным двигателем. Зачем имитировать работу металлобазы? Несколько голодных крыс пробежало мимо, пока он шёл к воротам.

     МАЗ всё гудел. Подойдя к воротам, Амахан кинул взгляд на серую покрытую сетью трещин краску, на которой были нацарапаны слова: «Лена + Коля = Любовь», «Клей «Момент» – это глоток свободы», «Нет жизни без любви» – и прочих бессмысленных графити. Где-то в самом низу, около петли правой створки ворот, было заметно нацарапанное острым предметом: «КАРРИда, СФЕру не НАполнит. И ЖИзнь её не ВОсполнит». А дальше стоял знак из двух кружочков, соединённых линией. Амахан лишь мельком взглянул на эту ничего не значащую надпись и пошёл открывать ворота.

     Зеленоглазая девушка внимательно смотрела на получаемую информацию. Она не делилась ею по каналу связи со своими подчинёнными, словно боялась, что это может перехватить Проникатель. Через минуту она проговорила:

     – Над всем этим работают аналитики интеллект-корпуса. Я передала им всю полученную информацию. Но для начала надо найти корабль и обезвредить Проникателя. Это первоочередная задача.

     Эйфа вдруг поняла, что Аристэ смотрит только на неё. Для всех остальных этот канал связи был закрыт.

     «Как ты думаешь, к кому он прицепился? Неужели к ней?»

     «Думаю да. Похожая ДНК-сигнатура обнаружена на носителе».

     «Ты поймала его?»

     «Да, но он пока безумен. Нет возможности провести ментальный тест, он ничего не помнит. Зато на его одежде обнаружены следы ДНК, на 96% похожей на ДНК Валентины Солнцевой».

     «Значит, они прицепились к ней?»

     «Не думаю. Слишком банально и предсказуемо. Скорее всего, они таким образом отводят наше внимание от истинного источника».

     Аристэ кивнула. Её глаза вспыхнули и погасли.

     – И к кому же вы на самом деле прицепились? – Аристэ вздохнула и отключилась.

     Глава 9

     Сначала наступила весна, потом пришло лето. С летом пришла жара, а с ней – пыль и стойкий запах горящих торфяников вокруг Киева. Они начинали гореть всегда, когда наступал удушающий зной и пожарные службы ничего не делали для того, чтобы это потушить. Они только создавали видимость борьбы, на словах рассказывая о потушенных очагах, но не на камеру стенали, что денег нет, финансирование плохенькое и пролить три-пять метров грунта они просто не могут, а именно на такой глубине тлеют болота. Для телевидения создавались показные сюжеты с радостными пожарниками и техникой. Но по факту запах торфяников можно было почувствовать во всём городе. Каждый раз, когда Егор выходил подышать свежим воздухом, он всегда ощущал этот запах, и чем было жарче, тем сильнее он становился. Как лакмусовая бумажка «эффективности» работы противопожарных служб.

     Но Егора это не сильно волновало. Кто он, чтобы влиять на работу пожарных служб? Или его крик кто-то услышит? Его жалкий протест? Поэтому он просто морщился от запаха гари, пропитавшей город, и снова шёл домой, дописывать код игры. Он хотел прославиться. Не ради денег, а чтобы ОНА услышала о нём. Что он не пустое место. А вдруг они случайно встретятся, например, завтра? Он не сможет выдержать её презрения и насмешек по поводу того, что он ничего не добился в этом мире. Поэтому, немножко развеявшись в Мариинском парке, подышав воздухом с запахом дыма, Егор шёл обратно домой. Писáть, писáть и ещё раз писáть.

     Всё-таки социальные сети – это не просто призрачная сила. Социальные сети поглощали человека и зомбировали его. Многие люди не могли уже жить без них. Это называлось электронной болезнью. Егора тоже это поглотило. Постепенно, даже не заметя этого, он уже не мог и десяти минут прожить, чтобы не заглянуть на свою страничку: а не написал ли ему кто-то ответ по поводу его рисунков нового уровня. Он злился когда его ругали, и ему было приятно, когда хвалили. Но позже он начал осознавать, что большинство в этом виртуальном мире – обман, «фейк», несуществующие друзья, жажда бессмысленных «лайков». Зачем они, эти «лайки»? Их что, можно принести на свидание с девушкой вместо букета роз? Но человек уже жил своим электронным аватаром, а не самим собой...

     Что такое аватар – это призрак. Призрак тебя самого. Ты пытаешься в это виртуальное создание впихнуть своё «Я», свои образы и воспоминания, но при этом сам остаёшься в тени. Ты можешь поместить вместо рисунка фотографию, обработанную в фотошопе, где ты выглядишь красавцем. И пользователи будут думать, что такой ты на самом деле. Да, аватар тебе поможет спрятаться до того момента, когда нужно будет сбросить свою виртуальную личину и предстать перед кем-то в своём истинном «я». И не в социальных сетях, а при встрече. И вот тут приходит страх. Страх того, что все увидят тебя настоящего: не накачанного молодца – а полное ничтожество. И тогда кому ты нужен?

     И этот день для Егора настал. С тех пор, как его школьная любовь больше не жгла его сердце, а просто тлела, он решил, что начал новую жизнь. Он сам себя загипнотизировал этой мыслью и «спрятался» за этой стеной. Это ему очень помогло. Теперь любое его воспоминание, любой код, что он написал для игры, любой фильм из прошлого не вызывали у него такие острые чувства, которые начинали сжигать его душу и мутить сознание. Больше этого не было, призрак Вали его больше не испепелял. Но вот маленькая искорка, словно острый осколок, продолжала жалить его сердце. Но он смог перебороть и её. Он так решил.

     Его работу заметили. Выложенная для бесплатного скачивания игра приобрела успех и всё больше и больше людей начали хвалить его и нажимать на такие нужные ему «лайки». И появились виртуальные девушки. Те самые, которым нравится общаться в сети и заводит такие же виртуальные романы. Но вот девушки ли это? Егор давно освоился в сети, чтобы знать, что за образом красивых виртуальных девушек могли скрываться парни, желающие кинуть пользователей сетей на деньги, обмануть и потешаться над этим. Как он их ненавидел. Если бы он мог, он бы просто убил их всех, но в данный момент он был лишь пользователем, который начал набирать популярность и потихоньку от неё балдел.

     Он и сам не мог сразу осознать, сколько девушек пишет ему в «личку», рассказывая как он затронул их души своей выложенной игрой. Странно, но Егор чувствовал такие письма. Особенно, если они пришли не от девушек, а были или написаны ботами, или просто над ним тихо смеялись пользователи, которым было приятно причинить боль другому пользователю сетей. Это их возбуждало, что они так могут, а другие – нет. Егор их тут же отправлял в «чёрный» список. Но были и письма от настоящих женщин, которым очень понравился его игровой проект и они хотели с ним познакомиться. Он не реагировал напредложения о знакомстве, просто сдержанно отвечал, словно он был давно женатым человеком. Даже несмотря на фотографии, что ему присылались.

     Но жарким, очень жарким июльским днём он сдался. Всё началось с простого переписывания с двумя девушками, которые показались ему такими чистыми, с такими настоящими чувствами. Он попытался на чём-то их подловить, но не смог. Он просканировал сети, но и здесь было пусто. Неужели к нему повернулась лицом удача? Призрак Вали отступил, теперь его разум был заполнен этими виртуальными общениями. Они говорили на разные темы, обо всём, что угодно. Начиная о погоде и заканчивая…

     Да, здесь нужно было поставить многоточие. Егор боялся открыть тайны своего внутреннего мира, то, что скрывалось в его душе. Он никогда не говорил о чувствах к Вале, о его Мечте с белоснежной улыбкой и такими кристально чистыми глазами, про его мирок из школьной памяти. Это – сокровенное. Это он оставил только себе.

     В разговорах, которые он вёл в сетях, он мог говорить о чём угодно, но только не о ней. Он до сих пор слишком глубоко её любил. Нет, он начал осторожно говорить о своих внутренних мирах, которые строила и создавала любовь к Вале. О странных мирах, которые он видел во сне, о девушках из своих снов. О чувствах, что он испытывал, видя, как близко горят звёзды и как поют облака в свете Луны.

     Он им это рассказывал, и девушки поверили ему, они прониклись его чувствами и писали в ответ нежные письма, от которых хотелось плакать. И он плакал, пока никто не видел, сидя одиноко в своей комнате за старым ноутбуком. Колька хотел принести новое «железо», чтобы заменить, как он выразился, старьё, но Егор не дал ему это сделать. Странно, но ноутбук, такой старый и потёртый, которым пользовалось столько людей, стал для него чем-то большим, чем просто машина. Он стал ему таким родным. Он словно чувствовал мысли Егора и помогал ему в ответах.

     И вот настал тот день. Как-то раз, бесцельно бродя по сети и читая новости, Егор вдруг прочитал изречение одного известного писателя: «Иногда нужно очень много выпить, очень сильно опьянеть, чтобы смочь переступить черту страха и нерешительности. Чтобы смочь сделать один такой маленький шаг в душе, который ты не смог сделать за всю свою жизнь»

     И Егор решил последовать этому примеру. Он напился до почти невменяемого состояния, когда все преграды рухнули и все старые чувства исчезли, и вот тогда он согласился на встречу. В таком состоянии, когда следующий миг сжимал человека, холодил его ноги и сознание начинало проваливаться в бездну, на этой границе алкогольного безумия и настоящего мира он нажал виртуальную кнопку «да». Да, кто-то мог это сделать и в трезвом виде, но только не Егор. Он был слаб и душой и телом.

     А потом ему было плохо. Его выворачивало наизнанку, и он долго не мог выйти из туалета, где сидел, обнимая унитаз. Боже, как ему было плохо.

     «И вот в таком виде ты припрёшься на встречу с девушками?» – хихикал Злобный голос.

     «Нет, я соберусь, соберусь!» – И Егор снова наклонился над унитазом.

     «Давай, давай, только смотри, не спусти в унитаз свои мозги», – продолжал радоваться Злой голос.

     Его пригласили на встречу форумчан ресурса, где он частенько обитал и отписывался. Те самые девушки, которые показались ему реальными, не виртуальными обманщицами в любви, а именно реальными девушками, которых он заинтересовал. Только от этой мысли он написал несколько вариантов уровня в следующем продолжении игры. Сколько красок, ярких цветов он туда добавил, сколько света он там создал. Солнечные уровни и прекрасная музыка Рахманинова, Бетховена. Код игры сам полз из-под его пальцев, так как душа его пела. Он отправил наброски девушкам и ждал их ответа. Что они скажут? Скажут плохо – и тогда за окном пойдёт дождь, похвалят его – и тогда там будет сиять солнце.

     Егор понял, что слишком сроднился с игрой, и пошёл на кухню выпить кофе. Мамы дома не было, он поехала к своей давней подружке в гости и он в который раз был один. Может это и к лучшему, а то пришлось бы объяснять глупую, застывшую на лице улыбку. Глупую, но такую счастливую улыбку...

     Прошло несколько часов и девушки отписались. Им всё очень понравилось и они желали с ним познакомиться вживую. Егор намекнул, что он далеко не красавец, но это их не смутило. Иногда не совсем грамотные, но такие волнующие ответы девушек пленили его, и он решил поехать на встречу.

     Он долго не мог заснуть. В голове всё проигрывались и проигрывались варианты завтрашней встречи. Он то так, то эдак начинал свой разговор с ними, когда девушки сначала не воспринимают его, а потом начинают жалеть, что он одинок по жизни, и после это превращается в глубокие чувства. Он, елозя под простынёй от таких мыслей, представлял себе, как девушки его гладят и ласкают. А когда вместо них перед его лицом возникал призрак Вали, которая ласкала и гладила его, у Егора от ужаса немели руки. Отбрасывая такие мысли, он вновь представлял себе завтрашнюю встречу. Какие они? Как он построит с ними разговор? Он никак не мог заснуть. Он переворачивался с боку на бок, вставал попить водички и снова пытался заснуть. Но мысли не давали ему покоя, и он снова и снова проигрывал в уме завтрашние диалоги. Как всё произойдёт? Будет ли поцелуй? Он сможет хотя бы прикоснуться к ним? От этих образов его ноги горели, и он потирал их руками. В комнате было жарко. Открытое окно не помогало. Ночью город хоть и остывал от полуденной жары, но не настолько, чтобы принести долгожданную прохладу. К тому же было полное безветрие. Его грел ещё и внутренний жар. И только к утру он наконец-то заснул.

     Он проснулся за три минуты до звонка будильника. Тело всё болело и отказывалось подниматься, словно ночью его переехал танк, но внутри Егора всё пело и сверкало всеми цветами радуги, поэтому он заставил себя встать.

     На кухне возилась мама. Сегодня с утра она была дома и готовила себе и сыну завтрак.

     – Егор, ты куда-то собрался? – поинтересовалась она, наливая чашку чая.

     – Да, – ответил Егор. – На встречу друзей с форума.

     – Ты уверен, что это твои друзья? –мама достала покупной кекс «Майский» и начала нарезать его ломтями. – Ты же их никогда не видел.

     – Ну, я с ними переписывался и видел фотографии.

     – А свою ты показывал? – мама осторожно положила кусочек разваливающегося кекса на тарелку и поставила её перед Егором.

     – Нет, не показывал.

     – Было бы на что посмотреть! – мама посмотрела на Егора, а потом перевела взгляд на мусорное ведро, где предательски торчала горловина бутылки из-под коньяка.

     – Мама! – Егор начал нервничать и машинально перемешивать чай ложкой. Опять сейчас начнётся этот разговор, что нельзя столько пить и так далее. А что делать, если храбрости в трезвом виде у него просто не хватает. Но мама промолчала.

     В последнее время Егор всё-таки начал неплохо зарабатывать, и поэтому у них, наконец, появились деньги, которые можно было откладывать. Например, на покупку нового телевизора. Егор хотел купить его в кредит в магазине, но Колька его отговорил. Он всегда считал, что лучше сделать покупку сразу, чем потом переплачивать проценты банку.

     – Это же не квартира или машина, – резонно рассуждал он.

     Егор его послушался. Колька знал в этом толк, особенно когда банк попытался его кинуть на 12 тысяч гривень только из-за того, что Колька, выплатив долги, не пришёл в банк и не подписал бумаги о закрытии кредита. А банк рад был стараться и насчитывать пеню. В общем, Егор решил не связываться с кредитом и купить телевизор сразу.

     – И где произойдёт встреча? – мама подула в чашку и сделала маленький глоток.

     – В Броварах. Там у них есть точка сбора, они там каждый год собираются.

     – Смотри, Егор, не опозорься, пожалуйста. Там наверняка будет много спиртного.

     – Мама, я знаю. Не надо мне ничего рассказывать. Я просто поеду туда, пообщаюсь и сразу назад. У меня ещё куча недоделанной работы.

     Про двух девушек, с которыми ему предстояло познакомиться, Егор умолчал.

     – Хорошо, и к которому часу тебя ждать?

     – Мама, у меня есть мобильный телефон. Я позвоню, если что. Пора уже привыкать к прогрессу.

     Мама вздохнула. Ей, всю жизнь зарабатывающей на хлеб тяжким трудом, этот «прогресс» был слишком чужд. Егор купил ей телефон и поставил карточку. Колька так замутил, что они с мамой являлись абонентами внутренней сети фирмы и практически ничего не платили. Но женщина так и не освоила аппарат. Ответить на вызов и набрать номер она могла, а вот пользование записной книжкой или чтение ЭсЭмЭсок для неё было непреодолимым препятствием.

     Егор заканчивал завтрак. Нужно было успеть проскочить основную жару, которая опускалась на город часам к десяти. Встреча была назначена на двенадцать часов, так что времени у Егора было предостаточно. К тому же летом в жару спина практически не болела, и он мог ходить быстрым шагом.

     – Знаешь, Егор, у меня плохое предчувствие от этой встречи. Мне кажется, что тебе не следует туда ехать.

     – Мама, у тебя всегда плохое предчувствие. Вот на днях ты звонила своей подруге тёте Вере и рассказывала, что у тебя плохое предчувствие, что будет пожар. Настращала её и чем всё закончилось? Ничем.

     – Сына, у меня больное сердце. С тех пор, как ты начал сохнуть по своей Вале…

     – Валя в прошлом, – отрезал Егор. – Всё. С ней покончено раз и навсегда.

     – Да, я заметила, что ты вылечился от этой зависимости. Перестал часами просто сидеть и смотреть на её фотографию в Интернете и даже выбросил тот журнал с ней на обложке. Но всё же, поверь мне, такие чувства не исчезают бесследно. Что-то да остаётся. А твоя маниакальная страсть к написанию этих игрушек? До этого тебя совсем не интересовало подобное, но как только появился этот злополучный журнал, тебя, Егор, словно подменили. Это не может быть просто совпадением. Я уже молчу, что творится у нас в квартире. Ты разбил стекло в серванте?

     – Мама!

     – Что? Ведь разбил. Напился так, что стоять на ногах не мог. Пил сам, в одиночку. Слава богу, не таскаешь в квартиру посторонних. А потом что, обещал вставить, но так оно и стоит треснутое. Зато ты написал три новых уровня.

     – Мне нужно это для того проекта, который я сейчас делаю. И дело не только в играх. Если, – он запнулся, – если мне удастся довести его до логического конца, мама, мы разбогатеем. Поверь. Я приеду со встречи и закажу стекольщика, вот увидишь. Но мне нужно закончить проект.

     – Разбогатеем? А для кого ты стараешься, для неё?

     – Я же сказал…

     – Егор, маму не обманешь. Я её лицо вижу в твоих глазах.

     – Мама, если что-то и осталось, то совсем чуть-чуть. Меня сейчас волнует только мой проект. Моя работа. Людям нравится то, что я делаю, и они хотят со мной познакомится лично. Представляешь, а вдруг эта встреча изменит всю мою жизнь?! Представляешь, что это мой шанс вырваться из всего этого, из этой серости. А вырываюсь я только во снах, а там, там… – он замолчал, не зная, что сказать дальше.

     – А там твоя Валя, и всё начинается заново.

     – Нет там Вали, – Егор быстро закончил завтрак и пошёл в ванную чистить зубы.

     – Ну как же нет? Ты кричишь её имя во сне, правда, иногда называешь по-другому. Например, Женей или Галей.

     – И что?

     – Не знаю, но экран твоего компьютера светится в это время белым светом.

     – Мама, сколько раз тебе повторять: это просто свет от фонаря. Не светится у меня экран ноутбука. Я выключаю его, но не закрываю. Но он выключен, понимаешь.

     – Я понимаю, но я знаю, что я видела. Экран именно светился.

     Егор хотел было возразить, но рот его был забит зубной пастой. Сплюнув и прополоскав рот водой, он вернулся на кухню.

     – Мама, хватит так переживать. Я реализую свой шанс и стану известным.

     – Зачем?

     – Я же говорил: заработать побольше денег.

     Женщина улыбнулась и вздохнула. Она посмотрела на сына, который начал собираться в дорогу.

     – Ради кого, Вали?

     – Да оставь ты её в покое! – вспылил Егор. – Ради нас. Может, ради девушки, которую я ещё не встретил. Может встречу сегодня, на встрече форума. Представляешь?

     – Я-то, конечно, представляю, но всё равно на сердце тяжесть. Я помню, как ты вернулся зимой, когда просидел почти час на Майдане, замерзая. Помнишь? У меня чуть сердце не разорвало от горя, когда ты болел.

     Егор вспомнил, что в тот памятный день, когда погас свет на Крещатике, он чертовски замёрз и пришёл домой, ощущая озноб. Даже под горячим душем ему было холодно, голова болела и тело отказывалось подчиняться. А на следующий день он слёг. Он метался в жаре пять дней. Яркие мазки снов, вспышки, какие-то образы. Странные существа, словно сотканные из света, странные миры, странные чувства. Полёт, бесконечный полёт, и снова что-то давило на Егора. Снова блики, планета, покрытая багровым мхом, который разросся до невиданных размеров, создав на поверхности пушистые холмы и впадины, выбрасывающие в воздух споры. Они крутились в небе в пузырях, очень напоминающие мыльные, а потом тихо скользили по ветру. Странное чваканье. Шипение. И утробное бурчание планеты. А потом приходила буря, и багровая плесень сворачивалась в клубки, как улитка прячется в домик, и вокруг бушевал ветер и серые облака носились по небу, сея редкий дождь.

     А потом опять отрывочные воспоминания. Вот мама с доктором общаются по поводу состояния Егора.

     – Скажите, он сильно плох? – спрашивала мама у женщины с усталыми глазами. Женщина была немолодая, сухенькая, небольшого роста. Но её руки были на удивление сильными, когда она помогала Егору сесть на кровати, чтобы дать возможность прослушать легкие.

     – Да, Татьяна Николаевна. Плох. Его надо в больницу. Мы сделаем сейчас пару уколов антибиотиков. Но не факт, что это поможет.

     – А что может помочь?

     – Только госпитализация!

     – Нет, нет, НЕТ!!! – причитал Егор и снова впадал в беспамятство. Он никуда не хотел ехать, ведь больницы – это сплошная трата денег. Вроде бесплатно, но на самом деле платить нужно везде. Егор это чувствовал и знал, что в больнице, без мамы, он умрёт. А денег на то, чтобы ему оказали реальную помощь, у мамы не было.

     – Только не в больницу, лучше здесь умереть, – шептал он и вновь впадал в дрёму.

     Яркие миры возникали во снах. Говорят, графа Дракулу Стокер придумал, отравившись несвежими устрицами. Интоксикация организма взвинчивала нервы и заставляла мозг рождать немыслимые сюжеты и образы. Егор метался в горячечном бреду, и образы приходили один ярче другого. Странные миры погибали в огне. Огромные машины жгли их полыхающими желтым цветом огненными шарами и цепочками голубых мазков света в воздухе, которые очередями неслись к цели. Всё кипело и сгорало. Странные чёрные болота, невероятные монстры. Скелетоподобные драконы, длинные, будто составленные из сочленённых дисков. Громадные пауки со странными телами, словно их сдавили и потом вытянули. Всё это чвакало в тёмной жиже и ползло. И ещё тени людей. Но людей ли?...

     Потом появилась зелёная вспышка. На мгновение появился след странного змееподобного существа из секций ядовито-салатового цвета.

     – Как интересно, – послышался шёпот у самого уха. – Опять эта секунда? Может дело в ней? Он видит сквозь призму восприятия.

     – Что ты? – перед глазами Егора шарики огня попали в странную конструкцию, возвышающуюся над болотом, и она, затрещав, начала опадать, пожираемая пламенем. Дым взметнулся грибом в небо и заклокотал среди редких облаков. – Где я?

     – Мальфаур, этот мир называется Мальфаур. Как тебе это удаётся, тебе, примитиву?

     И снова огонь, клубы пара, поднимающиеся над чёрными болотами, где в огне корчились странные создания. А потом бездна. Он словно провалился куда-то и вновь вернулся, когда в его мутном взгляде на фоне светлого потолка сфокусировались две тёмные фигуры.

     – Состояние? – спросила первая фигура.

     – Состояние критическое. Температура тела 40,5 градусов, объект подвергся заражению вирусом гриппа H1N1, – голос был неживым, с каким-то металлическим оттенком.

     – Полное сканирование.

     – Обнаружено крайнее ослабление иммунной системы. Имеются повреждения в скелете и в связках. Требуется корректировка.

     – Только иммунная система. Степень повреждения? – послышался голос другой тёмной фигуры на фоне светлого потолка.

     – Иммунная система не сможет справиться с вирусом. Организм сильно ослаблен.

     Егор силился что-то разглядеть в этом мутном изображении, понять, что происходит, даже попытался приподняться, но не мог. Его руки и ноги будто налились свинцом.

     – Забор крови выполнен, – шелестел странный неживой голос. – Антитела выявлены.

     – Начать синтез антител по образцу, – сказала первая тень. – Уровень количества рассчитать по массе тела.

     – Выполняю.

     Один тёмный силуэт прошёлся по комнате, что-то высматривая.

     – Есть следы? – спросил другой.

     – Да, хаотичные следы. Боюсь, мы не сможем отследить его. Но он был здесь, это не вызывает сомнения. Итук, а этот человек в сознании, – фигура вернулась к первой.

     – Знаю, но это не помеха. Его мозг воспалён и практически не осознаёт, что сейчас происходит, а вводить его в транс опасно. Этот человек едва жив.

     Всё длилось несколько секунд, сопровождаемое конвульсиями серых теней на потолке. У Егора было впечатление, что кто-то рисовал на светлом потолке завитушки и они, закручиваясь, исчезали. А может это только казалось ему? Его тело горело и ломило, а голова была готова вот-вот взорваться от боли.

     – Синтез завершён. Сопротивляемость организма вирусу может быть увеличена на 30%, – опять прошелестел механический голос. – Ввожу сыворотку в организм.

     В голове у Егора начало проясняться.

     – Мы не можем рисковать, – вторая тень склонилась над лицом Егора. – Его состояние стабилизируется. Можно начинать.

     Мелькнули парящие над ним две тёмные разъединённые трубки, между которыми из раструбов бил сканирующий зелёный луч, и всё погрузилось в небытие.

     И опять блики и отрывки картин. Странная пылающая планета. Она состояла из плотного газа, который горел от звезды и бурлил. Газ светился, как в лампе дневного света, оранжевым светом, и в нём пятнами рождались тёмно-красные смерчи. От ядра планеты к ним тянулись ниточки тайфунов, которые поддерживали вращение смерчей, и они ползли бесконечной вереницей по планете.

     И снова пустота, чёрная пустота, где что-то иногда вспыхивало, словно на секунду свет выхватывал из этой темноты нити. Уже почти погрузившись в небытие, он услышал далёкий шёпот:

     – Без сомнения, он присутствовал здесь. Пока нет вариантов, что он хотел от этого человека. Просчитанные прогнозы не подтвердились. Мы…

     А потом вдруг всё это сменилось яркой, солнечной картиной. Это была площадь, залитая солнечным светом, где не спеша двигались троллейбусы из его детства. Красные и жёлтые троллейбусы фирмы Шкода, что ходили по Киеву в 80-х. Всё кругом было таким, каким он помнил то время. И одежда прохожих, и автоматы для продажи газировки, и немногочисленные машины на дороге.

     Спустившись в подземный переход, он быстро пересёк площадь и поднимался обратно наверх. Он куда-то спешил. Нёс какую-то посылку под мышкой. Приглядевшись, он увидел на себе жуткие тёмно-синие джинсы, непонятного покроя, белую рубашку и коричневые сандалии. Поднявшись и миновав толпу спускающихся в подземный переход людей, которые только что вышли из троллейбуса, он едва не столкнулся с Валей. Она была молода и по-детски прекрасна. На ней было лёгкое платье и белые босоножки. Её светлые волосы были собраны в хвост и перетянуты красной резинкой. На пальцах рук Егор не увидел обручального кольца, девушка была ещё свободна. Валя кого-то выискивала взглядом в толпе. Егор сделал каменное лицо и прошагал мимо, словно видел её в первый раз. Она его не заметила или не узнала. Наконец Валя высмотрела в толпе того, кого она ждала, и широко улыбнувшись, помахала рукой.

     Сгорая от стыда и стеснения, Егор шёл по боковой улочке, которая уходила от площади прочь. Односторонняя улица была засажена с двух сторон каштанами. Они были старыми и высокими, их раскидистые кроны прикрыли улицу от жаркого летнего солнца, погрузив её в спасительную тень.

     Пройдя метров двести, Егор остановился и спрятался за толстым стволом ближайшего каштана. Он сделал вид, что что-то усиленно ищет в карманах, чтобы прохожие ничего не заподозрили и не обратили на него внимания, а сам осторожно выглянул из-за ствола. Валя встретила двух подружек, и теперь около столба со знаком «подземный переход» они сердечно обнимались и улыбались друг другу.

     Но Валя всё-таки его заметила. Может она не сразу это поняла, но теперь она время от времени внимательно оглядывала всё вокруг и улицу, где прятался Егор. Она глазами искала кого-то, наклоняясь и прислоняя руку ко лбу козырьком. Может, его? Ведь стоило только сделать шаг и…

     – Егор, ты меня слышишь? – голос мамы вывел его из задумчивости. – Ты понимаешь, как я за тебя переживаю?

     – Умхрр, – выдавил из себя Егор и начал собираться.

     – Егор?

     – Мама, в последнее время у тебя только тяжёлые мысли на душе. Посмотри, как всё поменялось за весну. Фирма, где работает Николай, выиграла несколько больших заказов и мне заплатили деньги, достаточно денег. Я был у массажиста, и он мне немного исправил спину. Я теперь хоть могу разогнуться.

     – Это копейки по сравнению с тем, что получили они. Егор, не обманывай себя.

     – Да, мама, копейки. Поэтому я и начал этот свой проект в Интернете. Свой собственный, где хозяин только я сам. Ни фирма Николая, ни ещё кто-то, а только я сам. И поэтому я сейчас еду на встречу.

     – Хорошо, езжай, только береги себя. Не могу ничего с собой поделать, но мне всё равно тяжко. И этот сон сегодняшний, где ты уходишь и больше не возвращаешься...

     – Мама, это только сны. Я во сне такое видел, что можно романы писать и быть знаменитым, – он засмеялся, – но утром открываешь глаза, и всё по-прежнему. Так и с твоим сном будет.

     Он быстро оделся, это ведь не зима, когда нужно надевать на себя уйму одежды, и открыл входную дверь.

     – Мам, я побежал. К ужину буду точно.

     – Беги, – женщина помахала ему вслед рукой и дверь за сыном закрылась.

     Нет, тяжесть на сердце не ушла. Словно что-то шептало ей в душе, что что-то произойдёт. А может это действительно эхо того, что она так распереживалась за сына. Всё это из-за Вали Солнцевой, надо же было так любить её со школы! Девочка как девочка, ничего примечательного, а тут – на тебе. И столько же лет прошло. Женщина вздохнула. Иногда ей казалось, что сын не выдержит и покончит с собой, но, может, действительно всё в прошлом? Может, перегорела эта любовь в нём?

     Женщина подошла к окну. На улице начинался новый жаркий день. Посмотрев, как возятся воробьи в пыли, она шагнула к холодильнику и включила радиоточку. Из динамика послышался голос диктора.

     – Вчерашнее отключение части Печерского района от электричества, связано с большой температурой воздуха. Как нам сообщили в Киевэнерго, трансформаторные станции перегрелись и произошло аварийное отключение автоматики. Это уже не первый случай сбоя работы электросетей города. Достаточно вспомнить эпизод, произошедший зимой этого года, когда по необъяснимым причинам пропал свет на Крещатике и прилегающих к нему улицах. Тогда представители Киевэнерго заявляли, что это не было аварией. По их словам, энергия подавалась на Крещатик в штатном режиме, но она словно поглощалась чем-то. Журналисты тут же в шутку прозвали это «Чёрной дырой Киевэнерго». Теперь же представители компании признались, что электрические сети города испытывают проблемы в связи с изношенностью оборудования и недофинансированием. По их словам, только увеличение тарифов на 60% сможет покрыть убытки компании…

     – Конечно, только увеличение тарифов, – вздохнула женщина. – Тарифы увеличат, а всё останется, как было. Так все говорят. Вода как текла ржавая из крана, так и течёт, а платим больше.

     …..

     Егор вышел на улицу и глубоко вдохнул. Было ещё рано и была суббота. Машин на улице, по сравнению с будним днём, было совсем мало. Воздух ещё не успел нагреться и нёс с собой лёгкий оттенок ночной прохлады. Если бы не запах дыма горящих торфяников, было б совсем чудесно.

     Он зашагал в сторону метро «Арсенальная». Когда-то, ещё в советские времена, он так же утром шагая по городу, обязательно натыкался на поливные машины, которые каждое утро поливали проезжую часть и тротуары, смывая пыль. Теперь же только изредка проезжала уборочная машина с пылесосом, собирая скопившуюся грязь. Тротуары были серые от пыли и дворники не могли её смести. Они только подымали сизые облака, сметая крупный песок с мусором, Егор осторожно переступил через такую кучу, приготовленную для уборки, и повернул на Грушевского.

     Напротив, в Мариинском парке, было хорошо. Там работал автоматический полив и трава была сочной и ярко зелёной, что не скажешь о траве, до которой вода не долетала. Она пожухла и выгорела от страшной жары. Вчера градусник термометра показал +32 градуса в тени. Это было очень много. При такой температуре асфальт плавился и дышал жаром, но сейчас было ещё утро, и солнце только вставало из-за горизонта, не успев накалить воздух.

     Егор шёл к светофору. От предстоящей встречи сердце его пело, и ноги сами несли вперёд. Даже боль в спине не могла его остановить. Это утро казалось ему самым счастливым утром за весь год. Он не сомневался, что ему всё удастся. Рейтинг его проекта получил наивысший балл и ему даже написали из одной известной компании. Он никому не сказал об этом, даже приятелям с форума с которыми плотно переписывался. Он приберёг это для встречи.

     Шагая по пыльному серому асфальту, он размышлял. Он вспоминал присланные ему фотографии девушек, которые желали с ним познакомиться. Кому, интересно, он понравится: Тане или Юле? Светофор так долго горел красным светом, что Егор начал терять терпение. Можно было перебежать улицу и на красный свет, тем более машин было мало, но Егор решил достоять до разрешающего сигнала. Он считал, что нужно поступать правильно. А вот двое молодых людей так не считали и, даже не взглянув по сторонам, побежали через дорогу. С другой стороны трассы их примеру последовала пожилая женщина, но бегать так же быстро, как парни, она не могла, и светло-серому «Ланосу» пришлось притормозить и дать ругательный гудок. Женщина даже ухом не повела и отправилась восвояси, лишь сверкнув глазами в сторону Егора, который неотрывно и внимательно наблюдал за ней. В её глазах словно застыла убежденность, что ей все должны. Егор не понимал таких людей, но ничего говорить не стал, а быстрым шагом направился через дорогу на зелёный сигнал светофора.

     Несмотря на субботнее утро, площадь перед метро «Арсенальная» была полна народу. Разворачивали свою работу передвижные кофейни, рядом открылась палатка с холодным квасом и пивом. Егору вдруг жутко захотелось этого пенящегося холодного напитка, но он переселил себя. На встречу он решил приехать трезвым, а там будь что будет. Возле кофейни выстроилась небольшая очередь, люди с удовольствием покупали свежесваренный напиток и, перемешав, частенько бросали пластиковые палочки прямо под ноги. Егор на секунду остановился, а не попить ли и ему кофе, но тоже передумал и направился через площадь к входу.

     С другой стороны здания, возле выхода из метро, собралась целая толпа детей. Летом были популярны экскурсии из регионов. Эта станция метро была ближе всех к Лавре, музейному комплексу «Родина-Мать» и парку Славы. Детей было много, скорее всего здесь было несколько групп. Егор вспомнил, как в свои школьные годы они тоже с классом ходили на экскурсии. То на обувную фабрику, то на шоколадную фабрику «Карла Маркса», тогда она ещё так называлась. Как он тогда наелся сладкого! А ещё они ездили по разным городам Союза. Но это было давно, сейчас он никуда не выезжает из города. Даже вот в Бровары он едет в первый раз. И ему при этом неспокойно на душе, хотя ему очень точно описали дорогу. Егор волновался. Самое простое было в метро: сел на «Арсенальной» и вышел на конечной, «Лесной». А там он разберётся.

     Эскалатор медленно спускал его вниз. Это была самая глубокая станция Киевского метрополитена. Между верхним и нижним эскалаторами был переход, огромный круглый зал. Там всегда кто-то играл на музыкальных инструментах или сидели попрошайки. Вот и сейчас, спускаясь, он слышал музыку. Оказавшись ниже уровня полукруглого потолка шахты эскалатора, Егор увидел, что возле арок выхода в зал играют трое молодых людей. Скорее всего, это подрабатывали студенты. Две девушки играли на скрипках, а парень – на контрабасе. Они играли классику. Судя по количеству денег в чемоданчике перед ними, классику любили немногие. Егор нащупал в кармане пять гривен и положил в чемодан. Молодые люди старались, и у них получалось очень красиво.

     На перроне было мало народа. Люди в ожидании поезда прохаживались по гранитным плитам, переминались с ноги на ногу и нервно поглядывали на светящийся циферблат. Поезда не было уже четыре минуты. В будни поезда ходили с интервалом чуть больше минуты, а в выходные приходилось ждать дольше.

     Егор медленным шагом направился к месту, где останавливался первый вагон. На станции веяло приятной прохладой. Когда он остановился и посмотрел в тоннель, откуда должен был приехать поезд, ему показалось, что за ним наблюдают. Он осторожно осмотрелся, но никто не обращал на него внимание. Рядом с ним семейная пара занималась своим ребёнком, пытаясь оттереть следы шоколада с его губ, но мальчик вертелся как юла и недовольно попискивал.

     – Вот все куда-то спешат, чего-то хотят! – услышал он старческий недовольный голос.

     По перрону расхаживала старушка. Она была одета в старую поношенную одежду, особенно выделялась непонятно цвета юбка из толстой материи. Егор приметил её, когда вышел на перрон. Она как раз провожала ушедший поезд святым крестом и плюнула ему вслед на удачу. Не было сомнения, что старушка сумасшедшая. Наверное, опять было недофинансирование сумасшедших домов. Такое Егор не раз наблюдал, когда после очередного пересчёта бюджета на улицах появлялось множество странных личностей. Вопрос, кто пустил эту старушенцию на перрон? Она ходила туда-сюда, опираясь на суковатую палку, и что-то бормотала себе под нос. Иногда она вдруг начинала громко выкрикивать какие-то малопонятные предложения, а потом снова утихала, бормоча себе под нос.

     Егор краем глаза наблюдал за ней. Когда женщина вновь повернулась в его сторону, ему бросилась в глаза седая прядь волос, выбившаяся из-под серого платка. Волосы были настолько белыми, словно отливали серебром. На одну секунду Егору вдруг почудилось, что глаза старушки, её зрачки, горят золотым светом. Егор закрыл глаза. Давно ему подобное не мерещилось. Он вспомнил большую, необъятную женщину, которая брела вверх по Грушевскому, преодолевая снег и лёд. Когда он снова открыл глаза, старушка, по-прежнему что-то бормоча, удалялась восвояси.

     «Показалось», – подумал Егор. Он припомнил, что метро часто снилось ему, и во сне случались с ним всякие казусы. То он вдруг просыпался в вагоне, лёжа на лавке, как в постели, укрытый одеялом и в одних трусах. Тогда, сгорая от стыда, он старался быстро одеться, второпях забывая свою сумку с документами и деньгами. То он прямо в центральном зале станции, между пилонами, обнаруживал часть своей квартиры: мебель, расставленную в точности как у него дома, телевизор и маму, сидящую в кресле и смотрящую свой любимый сериал. Егор улыбнулся, припоминая нелепость подобной ситуации. Слава богу, когда он открывал глаза, всё это пропадало и испарялось с остатками сна. А вместе с ними пропадали ужас, стыд и тревога.

     Его лицо тронуло дуновение прохладного ветерка. Это означало, что скоро прибудет долгожданный поезд. Егор нагнулся и снова посмотрел в тоннель. Ветер усиливался, и вскоре показался свет приходящего поезда. Подъезжая к станции, он дал протяжный гудок и Егор отступил.

     – Нет нам прощения! Есть только то, что ты видишь. Видишь грузовик?!!! – старушка в дальнем от Егора конце станции кричала что-то непонятное. Ну что можно взять с юродивого человека? Только грустно улыбнуться и пожалеть. – Смерть, смерть и разложение ждёт антихристов! Нет им спасения, нет им покоя!!!

     Пропустив выходящих пассажиров, Егор сел в вагон, и поезд тронулся. Ему повезло: площадка перед дверями напротив не была занята, и он, прислонившись к дверям спиной, погрузился в свои мысли. Главное не забыть на «Днепре» отойти от дверей, это единственная станция киевского метрополитена, где выход был на правую платформу.

     Когда поезд двигался по мосту, Егор оторвался от созерцания рекламы и посмотрел в окно. Несмотря на такую рань, на пляжах было полным полно народу. Люди вовсю купались и загорали.

     «Правильно делают, – подумал Егор. – Ещё не так жарко и солнце не сожжёт кожу»

     Он вспомнил, как в детстве с отцом ходил на пляж Гидропарка. Тогда они ещё долго шли от станции метро сначала по бетонным плитам, потом по тропинкам, вытоптанным среди деревьев, срезая углы. Особенно интересно было проходить мимо озерца, скорее напоминающего болото, где всегда жило много уток. Оно было как раз позади станции проката лежанок и раскладушек. Интересно, сохранилось ли это озеро? Наверное, давно уж высохло. Он сто лет не был в Гидропарке. Отец всегда говорил, что чем дальше от метро, тем меньше народу. У них было своё, заветное местечко. Эдакая песочная насыпь от земснаряда. Там действительно, даже в час пик, можно было найти свободное место и спокойно позагорать, чтобы соседи не лежали практически на тебе, а находились минимум в трёх метрах от твоей подстилки. Как он тогда любил купаться. Особенно ему нравилось, да и другим детям, с которыми он знакомился на пляже, ждать волну и бултыхаться в ней. Особенно большая волна приходила от буксиров, тянувших баржи, а самая маленькая – от лодок. Тогда судоходство на Днепре было оживлённым. Туда-сюда плавали речные трамваи, проносились «ракеты» и «метеоры» на подводных крыльях. За день проплывали сотни барж. Сейчас, окинув Днепр взглядом, Егор увидел лишь пару кораблей на горизонте и одну яхту. Да, тогда катеров и яхт на Днепре не было, зато была уйма моторных лодок.

     На станции «Левобережная» случился казус с одним из пассажиров. Молодой парень бросился к свободному месту через весь вагон, но в этот момент поезд закрыл двери и резко тронулся, так что парень последние два метра преодолел на четвереньках. Красный, как варённый рак, он опустил взгляд к полу и сел на свободное место. Так он и сидел почти всю дорогу, пока остальные пассажиры за ним наблюдали.

     Егор никак не мог понять многих людей, которые в метрополитене делали всякие глупости. Ладно ещё пожилые люди спешили на свободное место, но когда здоровые молодые парни кидались к свободным сидячим местам в вагоне, чтобы поскорее пристроить свою пятую точку!.. Нет, этого Егор понять не мог. Это было как-то простительно девушкам, но парням…

     Хотя девушки отличались другими странностями. Некоторые из них упорно сидели до самого последнего мгновения, пока не открывались раздвижные двери. Хорошо, если им удавалось пристроиться в хвост выходящим. А если никто не выходил, и стоящие на перроне люди уже начинали входить в вагон, тогда раздавался сдавленный писк, пыхтение и девушки проталкивались сквозь входящих, частенько возмущенно выкрикивая:

     – Пропустите, дайте же выйти!

     Разве нельзя было заранее встать и поинтересоваться, выходят ли впереди стоящие пассажиры или нет?

     В метро ездили разные люди. Одни слушали музыку, гремящую на весь вагон даже сквозь наушники, таких можно было даже не спрашивать, выходят ли они на следующей станции. Даже если кричать им на самое ухо, они всё равно ничего не услышат. Другие пользовались случаем, чтобы полапать девушек. Как-то Егор наблюдал такую картину. Девушку толпой прижало к мужику, и тот воспользовался моментом. Когда мужчина увидел, что Егор смотрит, как он самозабвенно держится за попу девушку, он сразу одёрнул руку и по-киношному поднял глаза к потолку. Ещё только присвиста не хватало. Девушка же, как только предоставилась возможность, быстро отошла вглубь вагона.

     Егор никогда себе ничего такого не позволял. Может поэтому он так и не решился воспользоваться услугами проституток? А ведь он частенько заглядывал на подобные сайты. Правда, там были такие цены, что он сразу их закрывал. И он никогда не писал эти глупые сообщения на каналы, где крутились строки: «М 29 познакомится с Ж 20-30 для приятного общения». Далее – телефон. Или: «М. 34, ищет госпожу». Егор однажды минут пятнадцать просидел перед телевизором, читая весь этот хлам, и так и не увидел ни одного сообщения от женского лица. Писали только мужики. Хотя, кто их знает, может это были просто любители разводов?

     Поезд подъезжал к конечной станции. Нужно было выходить. Егор осторожно, держась на перекладину, направился к выходу. На перроне было жарко. День входил в свои права и солнце накаляло воздух. Здесь запах горящего торфа был сильнее, чем в центре города. Егор направился к качающимся дверям выхода и спустился вниз. Пройдя турникеты, он оказался в подземном переходе. Там он остановился и, достав бумажку из кармана, ещё раз прочитал инструкции как добраться до места назначения.

     В подземном переходе вкусно пахло из колбасного киоска. Напротив продавщица прессы раскладывала новые поступления журналов. Егор сложил бумажку. Ему нужно было сейчас свернуть налево и подняться к маршруткам, которые ехали в Бровары.

     Направившись к лестнице на выход, он увидел такую картину. Возле подъёмника для инвалидов стоял батюшка. На его груди висела коробочка для пожертвований. Как всегда – сбор средств на очередной храм. Перед батюшкой, робко протягивая жёлтый пластиковый стаканчик, стояло заросшее нечто. То ли женщина, то ли мужчина: по грязному лицу и торчащим во все стороны патлам понять это было трудно. Этот бомж не был похож на профессионального нищего, которые сидят возле церквей и давят пустые слёзы, прося милостыню. Это существо осторожно протягивало стаканчик к батюшке. Тот скосил глаза на просящего и отвернулся в другую сторону. Тогда бомж решил попробовать с другой стороны. Батюшка опять скосил взгляд на протянутый стаканчик и, не меняясь в лице, снова отвернулся всем телом. Какая живописная картина! Егор прошёл мимо них и начал взбираться вверх по ступеням.

     На улице он увидел ряд стоящих маршруток и зычных зазывал.

     – Четыреста третья отправляется! Ребята, садимся, садимся. Через минуту едем! – громко говорила женщина возле открытых дверей ближайшего «Богдана».

     – Четыреста одиннадцатая, на Бровары! Старый Центр, Порошинка, Торгмаш, Олимпийская!! – перекрикивала её другая женщина возле маршрутки, которая стояла позади.

     Егор в нерешительности остановился. На какую сесть? Он знал название остановки, но не знал какой номер маршрута ему нужен. Увидев его нерешительность, женщина-зазывала начала едва не силой впихивать Егора в автобус.

     – Садимся, садимся молодой человек. Вам куда?

     – Развилка, – ответил Егор.

     – Тогда присаживайтесь. Машинка как раз едет через Развилку.

     Егор залез в пахнущий выхлопом салон «Богдана» и заплатил за проезд кондукторше, которая как раз допивала свой кофе.

     – Пожалуйста, Вы не могли бы мне подсказать, когда будет Развилка?

     – Конечно, подскажем, присаживайтесь, – женщина дала сдачу с десяти гривень, и машина начала медленно двигаться вперёд, не закрывая двери. За ней нервно сигнал другой «Богдан»

     – Это кто, Сашко?! – спросил водитель.

     Кондукторша высунулась из двери и глянула назад.

     – Да, Сашко. Ишь, рассигналился! Приехал на две минуты раньше и уже сигналит.

     Машина продолжала медленно двигаться. Несколько парней перелезли через ограду и запрыгнули на заднюю площадку. Позади не прекращая сигналили.

     – Чего сигналишь!!! – закричала кондукторша. – И руками не махай мне!! Ишь размахался!

     – Поехали, Петро, поехали! – в поле зрения появилась зазывала и махнула рукой.

     – Мать, перемать, – выругался водитель и закрыл двери. «Богдан» выехал на Броварскую трассу и начал набирать скорость. – Передо мной машина пять минут стояла, а мы всего две. Нормально, да?

     – Ну, скажешь потом Егорычу, пусть в конце концов интервал соблюдают, – ответила кондукторша и пошла через салон взять деньги с пассажиров, севших последними.

     Жара набирала силу. Даже несмотря на то, что в салоне все форточки и верхний люк были открыты, в «Богдане» было жарко. Ветер уже не охлаждал, как утром, а только хлестал по лицу резкими горячими волнами и рвал тёмно-бардовую занавеску. Она хлопала, словно крыльями, билась о стекло и иногда задевала голову Егора. Но закрыть форточку он не решался. Тогда в салоне стало бы ещё жарче.

     Мимо проплывал серый асфальт дороги. Маршрутку обгоняли легковые машины и иногда даже грузовики: водитель «Богдана» ехал медленно, не более 40 километров в час. На одной из первых остановок, ещё в черте города, он высадил женщину и только после разогнался как следует. За стеклом Егор видел частный сектор. Одноэтажные дома только один раз сменились несколькими панельными многоэтажками, а потом снова потянулись дома частного сектора вплоть до выезда из города. Только там несколько старых пятиэтажек разбавили однообразие строений. А дальше начался лес.

     Егор закрыл глаза, стараясь не замечать шлепки занавески по голове. Придержать её не было никакой возможности, вот и приходилось терпеть. «Богдан» нёс его вперёд. Сейчас у него появился страх, страх за встречу. Что на ней будет, как он познакомится с девушками? Когда он ехал в метро этих мыслей у него не возникало, но чем ближе был пункт назначения, тем становилось страшнее. Под сердцем что-то заныло.

     Он открыл глаза, когда машина остановилась. Это был светофор на трассе. Рядом с «Богданом» остановился минивен. Женщина на переднем сидении умудрялась на ходу пилкой подправлять ногти. Зажегся зелёный свет и «Богдан», дёрнувшись и заревев двигателем, вырвался вперёд. Егор улыбнулся. Такое соревнование водителя маршрутки с легковыми машинами забавляло его. Он снова закрыл глаза. Несмотря на то, что он плохо спал, задремать он не мог. Волнение не давала ему забыться, и он только вздыхал время от времени. Внезапно зазвонил его мобильный телефон. Он вынул аппарат из кармана и посмотрел на номер. Тот ему был не знаком. Егор секунду колебался, а потом нажал на «приём вызова» и поднёс трубку к уху.

     – Привет, это Егор? – послышался голос в телефоне.

     – Привет, да, – удивлённо ответил Егор.

     – Это Денис, с форума. Ну тот, что под ником «дэн-монстр». Так мы вас ждём на встрече?

     – А, это Вы. Да, конечно. Я уже еду в маршрутке. Уже на светофоре поворота на окружную. Думаю, минут через двадцать буду на месте.

     – Будете раньше, – голос в трубке был весёлым. – Помните остановку?

     – Да, Развилка.

     – Отлично, значит мы Вас ждём.

     Егор отнял телефон от уха. Вызов был завершён. От этого разговора ему стало немножечко легче, хотя волнение до конца не пропало. «Богдан» миновал поворот на Окружную и въехал в Бровары. На очередной остановке Егор спросил кондукторшу:

     – Скажите, пожалуйста, а я не проеду свою остановку?

     – Молодой человек, не волнуйтесь. Я вам скажу, когда выходить.

     – Михайловна, – вдруг сказал водитель.

     – Чего?

     – Глянь, тут за нами какой-то Рендж Ровер пристроился. Едет от самого Киева.

     – Ой, Петро, тебе вечно преследователи мерещатся.

     – А какого хрена он притормаживает, когда я на остановках останавливаюсь?

     – Да откуда я знаю, ежай дальше.

     – На Пекарне! – послышался позади мужской голос и «Богдан» начал сворачивать вправо. На остановке стояло несколько маршруток и водителю пришлось проехать карман остановки, чтобы высадить пассажира.

     – Ну, вот смотри, опять притормозил.

     Пока не закрылись двери, кондукторша выглянула с задней площадки и посмотрела назад.

     – Да, вроде стоит, да… – многозначительно ответила она. – Поехали! На конечной, в случае чего разберёмся.

     Машина продолжила путь. На очередном светофоре, когда тот мигал жёлтым светом, водитель нажал на газ и, обогнав экскаватор, проскочил перекрёсток.

     – Ну что? – спросила кондукторша.

     – Остался позади. Хрен ему с маслом! – довольно произнёс водитель. В салоне пассажиры заулыбались. Егор тоже улыбнулся. Через лобовое стекло он заметил подходящий под описание вид города. Справа должен быть парк «Шевченко», а перед ним развилка.

     – Молодой человек, который спрашивал Развилку, вам выходить на остановке.

     Егор пересел на соседнее сидение и правую ногу спустил в проход. Машина, постояв минуту на светофоре, тронулась и начала подъезжать к остановке. Страх перед встречей сковал Егора, но отступать дальше было некуда. Он приехал.

     На остановке толпилось много народу. Особенно не протолкнуться было около ларьков с сигаретами. Какая-то девушка в форменной одежде бросилась к Егору, предлагая по рекламной цене товар, но услышав, что он не куприт, мигом охладела к нему.

     Он обошёл киоски, раскладку овощей, которые, несмотря на тень от парка, буквально варились на жаре, как и продавщица, без конца отхлёбывавшая из бутылки с водой, и посмотрел вглубь парка. Ориентиром служил памятник Тарасу Шевченко. Справа, если смотреть со стороны развилки, собирался народ с форума. Он заметил их. Их было человек двадцать. Пять или шесть девушек, остальные – парни. Правда, среди них было несколько мужчин далеко за сорок. Сомнения не было. Это именно люди с форума. Он узнал двух девушек, что прислали ему фотографии. Они сидели на скамье и болтая ногами, что-то обсуждали с тремя парнями. Одна из них в руках держала планшет и что-то показывала другой. Он знал их имена. Та, что держала в руках планшет, с короткой стрижкой и в модных очках, была Юлей. Рыженькая подружка, с веснушками на лице и ярко-красной помадой на губах – Таня. Егор глубоко втянул через ноздри воздух с запахом выхлопа дизелей проезжающих маршруток и пыли, и с шумом выпустил через рот. Храбрости это ему не придало. Его просто трясло от волнения, но раз он уже приехал, значит надо было идти. Ведь он приехал сюда не только ради девушек. Он приехал обсудить новый проект, который зрел в недрах форума. Мысленно досчитав до трёх, он шагнул вперёд.

     «Вперёд, смелей, – подбодрил он себя. – Бьют барабаны, марш – вперёд!»

     За светофором, впереди, метрах в пятидесяти от остановки, остановился чёрный Рендж Ровер. Внутри сидели двое. Парень и девушка. Водитель заглушил двигатель, но никто не выходил из машины.

     – Режим – два. Наблюдение, – негромко сказал парень.

     – Подтверждение пришло. Сенсоры слежения заметили активность в этом районе.

     – Думаешь, появится Проникатель?

     – Нет. Он не настолько глуп, чтобы появиться здесь, зная, что мы следим за ним. Да и активность не над этим местом, а километрах в пяти отсюда. Пока это просто возмущение.

     – Может, это эхо смерти?

     – Возможно. Когда погибает много людей сразу, сенсоры улавливают колебания в Тёмной материи. Возможно это и эхо смерти. Будем ждать и наблюдать.

     Егор медленно приближался к группе форумчан. Его заметили, когда он подходил к памятнику. Поначалу на Егора смотрели с мимолётным интересом, но когда он остановился у гранитного постамента в нерешительности, взгляды стали пристальными. К Егору подошёл высокий парень и спросил:

     – Вы, случаем, не Егор?

     – Да, – нерешительно ответил Егор.

     – А что вы так стесняетесь? Меня зовут Денис, я вам звонил. «Дэн-монстр», помните?

     Егор пожал протянутую руку, а тем временем Денис повернулся к товарищам и громко сказал:

     – Представляю вам человечка, который прятался под ником «Никчемка». Автор игры «Город Слёз».

     Многие из присутствующих пожали ему руку, чтобы поздороваться. Но вот те девушки, которые настаивали, чтобы он пришёл на встречу, только странно улыбнулись. Егор решил не приближаться к ним, чтобы не форсировать события. Будь что будет.

     Ожидание опоздавших было скрашено разговорами. Егор смог пообщаться вживую с людьми, которые виртуально помогали ему понять, как нужно писать те или иные уровни игры. Примерно к часу дня, когда все собрались, кто-то предложил пойти в бар и отпраздновать встречу. Егор несколько раз искоса смотрел на девушек, которые ему присылали такие нежные письма, но девушки только улыбались в ответ. И в их улыбках он не чувствовал доброты. Червь сомнения заелозил в его сердце, но Егор старался его не замечать. Мало ли что бывает.

     В баре было полутемно. Неяркий свет ламп освещал помещение, в котором ввалившаяся толпа заняла три столика. Скорее всего, хозяева бара знали тех, кто пришёл, так как их не смутила шумная толпа, и они начали спокойно принимать заказы. Пока Егор ждал бокал пива, к нему подсел щуплый юноша, лет пятнадцати, который сразу, без приветствия, спросил:

     – Скажите, а как вам удалось так точно описать странный город в вашей игре?

     – Не знаю, – ответил Егор. – Просто у меня в уме рождались образы, и я их описывал.

     – Странно, но создаётся впечатление, что ваш «Город Слёз» – реальный город, – юноша отхлебнул «Бёрн». – Каждый сюжет логически заканчивается. Нет провалов, как в других играх.

     – Вы не правы. Таких виртуальных городов уйма. В каждой игре существует город, наделённый жизнью автора. Он самодостаточен.

     – Да, понятно, что это так. Но что-то в твоём городе есть такое, что не похоже на другие игры. В него хочется играть и остаться в нём. Моя младшая сестра не вылазит из твоей игры. Предки злятся, ругают её, но как только у Ксюхи появляется свободная минутка, она тут же бежит к компу за твою игру. Как у тебя генерируются уровни? Я, например, не заметил респаунов и нестыковок вспомогательных сюжетов. А как физика работает? Нет, что-то не так в твоём городе.

     – Молодой человек, Вы заблуждаетесь, – улыбнулся Егор. – В «Ворд оф Варкрафт» играют миллионы и живут этой игрой миллионы. В «Ворд оф Танкс» – тоже. Здесь всё тоже самое. Я придумал игру и написал её. Вот и всё.

     – Наверно, но мне WOW сильно быстро наскучил. Одно и тоже. Фарм ресурсов, бить боссов в строгой последовательности. Один лаг, и тебя поносит матом весь рейд. Надоело. Знаешь, твоя игра совсем другое. Там ничего нет обязательного, просто есть жизнь…

     – Симсы, симсы!!! – с хохотом влез в разговор ещё один парень.

     – Сашок, твоё мнение мне не интересно. А игра этого чела не похожа на тупых «Симсов».

     – Да, ну…

     – А ты рубился в неё? Если нет – отвали.

     Странные были эти разговоры. Егор почувствовал, что был уже слишком стар, чтобы понимать сленг общающихся вокруг форумчан. Более того, он понял, что никакие проекты здесь обсуждаться не будут. Не для этого собрался этот форум. Не те люди. Егор чувствовал что он – просто приятное дополнение встречи. Но ведь всё могло измениться. Он посмотрел на девушек, но они были заняты разговорами с двумя юношами.

     Один бокал пива, другой, третий. После третьего бокала всё поплыло перед глазами Егора. Он сильно захмелел. Сбегав пару раз в туалет, он сел в тёмном углу, просто наблюдая за остальными. Непонятно, зачем здесь собрались все эти люди. Когда они были трезвыми, они ещё хоть общались между собою, но как только было выпито пиво, они разбились на группки, которые жили только своими проблемами. Большинство тут же открыли ноуты, достали планшеты, и углубились в Сеть, пользуясь бесплатным вай-фаем. Иногда они отрывались от экрана и тыкали пальцем соседу на то, что накопали в Интернете. Общение перешло в отрывочный обмен репликами. Виртуальная жизнь занимала их больше, чем живой человек рядом.

     Егор вздохнул и сосредоточил взгляд на Тане с Юлей. Они украдкой поглядывали на него и улыбались, тихо перешёптываясь. И тут возник шёпот. Егор не понимал, может ему шепчет его ангел-хранитель, но он почувствовал тревогу. Всегда подобный шёпот появлялся тогда, когда он сильно напивался. Вот и сейчас, разглядывая полупустой бокал, он размышлял: а стоит ли допивать. Никто уже и не собирался обсуждать его проект. Даже «дэн-монстр» Денис, размахивая руками, доказывал двум своим собеседникам свою точку зрения. Ему не было дела ни до Егора, ни до его проекта он-лайн игры, который они так бурно разрабатывали ещё день назад. Оставалось лишь одно, и Егор решился. Отодвинув недопитый бокал, он подошёл к столику, где сидели девушки, и немного заплетающимся языком спросил:

     – Я могу присесть.

     Девушки засмеялись. Рыжая Таня подвинулась, уступая ему место.

     – Садись, «Никчемка».

     – Спасибо.

     Девушки, по-прежнему улыбаясь, разглядывали его. Несколько раз рыжеволосая Таня, озорным взглядом многозначительно посмотрев на свою подружку Юлю, начинала смеяться.

     – А что во мне такого смешного? – спросил Егор.

     Девушки прыснули в ответ.

     – Ничего, мы просто смотрим на тебя.

     Сидевшие напротив парни тоже улыбались. И тут Егор всё понял.

     – Зачем вы просили, чтобы я приехал?

     – А разве ты не хотел этого? – в свою очередь спросила Юля, поправив очки.

     – Вы хотели надо мной посмеяться?

     Сидевшие напротив парни прыснули, а рыжеволосая Таня повернулась к подружке и сказала:

     – Ну, что я тебе говорила? Пацаны проспорили.

     Егора душила обида, но виду он не подал. Он всё ещё на что-то надеялся.

     – Зачем вы так? Я думал, вам интересно со мной пообщаться…

     – А мы и общаемся, разве не так? – обе девушки сияли довольными улыбками. – Мы просто со своими парнями поспорили, что сможем тебя, такого жутко стеснительного форумчанина, который на встречи никогда не соглашался, вытащить сегодня. И мы таки заставили тебя приехать.

     – Зачем? – оторопело выдавил из себя Егор.

     – Да просто так! Ребята, вы проспорили!

     Парни, демонстративно вздохнув, улыбаясь, вытащили из кошельков по одной гривне и отдали девушкам.

     Егор ощущал себя раздавленным. Он хотел сказать что-то ещё, но тут на их столик почти упал человек, лет за сорок, который, выдыхая запах съеденных сухарей с эссенцией хрена, просто сказал:

     – Слышь, чувак. Ты мне нравишься. Забей на этих девчонок. Для них твоя игра – на самом деле фуфло. Они мне всю личку прожужжали, что такого как ты, кривого, косого и уродливого, легко заставят сюда приехать. Что тебе достаточно написать всего пару слёзных писем, и такого болвана, как ты, они заставят делать всё, что им вздумается. Правда, девчонки?

     – Отвали, козёл!

     Таня попыталась столкнуть человека со столика, но ей это не удалось. Однако тот встал сам.

     – Танюх, ты же сама писала, что этот «Никчемка» под стать своему нику придурок.

     Егор молча сидел. Он ничего не мог сказать, слова липли к его горлу, а на глаза наворачивались слёзы. Он чувствовал себя болваном. Так идеализировать женщин! Он считал, что каждая девушка – это нераскрытый цветок чувств, маленький эльф. Именно поэтому в его игре женские персонажи рождались из цветов. Когда свет солнца золотистым сиянием касался бутонов гигантских колокольчиков, лёгкая музыка сопровождала их открытие. И тогда в полупрозрачных платьях оттенков цветка появлялись ангелочки-эльфы…

     Каким же он был наивным дураком! Оказывается, женщины могли, улыбаясь, ранить. Они могли жалить в самое сердце и испепелять, сжигая всё без остатка. Они могли быть не теми возвышенными существами, которых он рисовал в воображении, а обычными людьми, которые просто реализовывали свои причуды. И вот он испытал такие причуды на себе самом.

     Он грустно посмотрел на девушек, которые пригласили его на эту встречу, и от его взгляда улыбки начали сползать с их лиц. Может, они поняли, какую душевную рану нанесли, но было поздно. Егор встал со скамейки и сказал:

     – Спасибо всем за встречу и общение.

     – Слышь, да брось ты. Ну, подумаешь тебя немного… эээ… – человек, который свалился на их столик и которого Таня пыталась спихнуть, выпрямился. – Не бери так близко к сердцу. Всё бывает в жизни.

     – Ты прав, – ответил Егор. – Это мне урок за мою самонадеянность. Они, – он кивнул в сторону девушек, – правильно поступили. Я просто идиот, решивший, что весь мир принадлежит мне.

     – Да ладно, ну поспорили они, ну и что. Нашёл из-за кого переживать. Они просто молодые дуры.

     – Нет, нет, все правильно.

     Егор повернулся к выходу. Девушки молчали. Юля попыталась было что-то сказать, но не смогла. Они не ожидали такой развязки.

     Егор никого больше не слышал и медленно шёл к выходу. Юля вдруг вскочила и попыталась его задержать. Она что-то говорила о прощении, но он мягко отстранил её и, пожелав удачи, вышел из бара. Впрочем, постояв на крыльце с минуту, он вернулся и расплатился за всё выпитое. Он не любил быть должным, даже в такую горькую минуту. К тому моменту о случившемся стало известно всем, но никто больше не пытался его остановить. Все молча смотрели, как он даёт деньги бармену и как так же молча, не глядя по сторонам, уходит.

     – Молодцы, – тихо процедил сквозь зубы Денис, глядя на девушек. – Если он забьёт на проект, ваши придурки будут код дописывать?

     Ухажёры девушек молчали, потупив взгляд. Никто не ожидал, что всё закончится подобным образом. Почему-то они решили, что вся эта недобрая шутка сведётся на нет с помощью глупых улыбок и обычного смеха. Не получилось.

     Егор снова вышел на улицу. Солнце стояло в зените, и жара была в самом разгаре. Асфальт плавился от зноя, практически каждый идущий мимо прохожий нёс бутылку воды. Пиво ударило в голову, и Егора сразу бросило в пот. Вытерев блестящий от выступивших капель лоб, он перешёл дорогу и оказался в парке. Там его догнал Денис.

     – Слушай, Егор. Ты прости, что так получилось. Я их давно знаю, они нормальные, а вот сегодня в них словно бес вселился.

     – Да нет, Денис. Они заранее всё спланировали. – Егор вздохнул. – Я – дурак, поверил виртуальным письмам.

     – Можно просто Дэн, – он протянул руку в знак примирения. Егор нехотя пожал её. – Егор, ты не бери всё это близко к сердцу. Хочешь, я познакомлю тебя со своей троюродной сестрой, Анной? Красивейшая девчонка, высокая, стройная. Она любит читать и не переваривает всяких болванов. Вроде тех, кто с Танюхой и Юльчиком поспорили на гривню.

     – Спасибо не надо. Я как-нибудь сам.

     – Да ладно, сам! – Денису было жарко и он шагнул в тень дерева. – То, что произошло сейчас – это неправильно. Если бы я знал…

     – Да нет, всё правильно. Просто я слишком выделяюсь в вашей компании.

     – Не бери в голову. Ты сделал потрясающую игру. Просто этим девчонкам только перевалило за двадцать, у них ветер в голове. А ещё эти болваны, с которыми они встречаются, их надоумили. Сами они и ломанного гроша не стоят, а щёки раздули от важности. Да ты сам посмотри, – Дэн осторожно повернул Егора к крыльцу бара. Там стояло человек пять из компании и обе девушки. Вид их был не радостным.

     – Видишь, самим стыдно.

     – Наверное, – вздохнул Егор. – Но с другой стороны глупо надеяться на отношения с такими молодыми девушками, когда тебе почти сорок…

     – Вот оно что. Наобещали. Надо было мне сразу маякнуть, а не переписываться с ними. Ладно, пошли обратно. Я угощаю.

     – Нет, спасибо, но мне пора. Мне ещё работать надо.

     – Как знаешь, – Денис был огорчён, но Егор уже принял решение и махнув всем на прощание побрёл через парк к остановке маршруток. Пора было ехать домой.

     Всё-таки было гадко на душе. Жара била в голову хмелем, но кроме этого на сердце лежал камень. Егор зарёкся переписываться в Интернете и заводить там интимных друзей. Нет, в Сети всё не по-настоящему. Может и случаются знакомства, которые переворачивают жизнь, но Егору это не светило.

     В парке на скамейках было полным полно отдыхающих. Кто-то пил пиво из бутылок, кто-то гулял с детьми. По дорожкам катались детишки постарше на самокатах и велосипедах. Они чуть не сбили Егора и с радостным визгом помчались дальше. Он остановился около маленького мальчика, который игрушечным грузовиком давил пасочки своей сестры. Та повизгивала от ярости и лезла драться. Мама пыталась успокоить детей, но ей это не удавалось. Одновременно общаться по телефону, курить и разнимать деток было тяжело. Мальчик имитировал голосом работу двигателя и продолжал давить пасочки. Особенно настойчиво он переезжал игрушечного солдатика.

     – Игорь, прекрати! – не выдержала мама, отнимая телефон от уха. – Не зли сестру!

     Жизнь шла своим чередом. Егор не помнил, как очутился перед светофором и чуть не начал переходить на красный свет. Слава Богу, сигнал «Богдана» остановил его и вывел из глубоко раздумья.

     «Молодец. Так доверится своим чувствам, своим инстинктам», – вдруг проснулся Злой голос. Давненько Егор его не слышал, с тех пор, как освободился от тоски по Вале. А тут он снова зашевелился и выполз из глубины сознания.

     «Ты – неудачник!» – добавил Злой голос.

     Егор мотнул головой и, сжав кулаки, перешёл на другую сторону площади. Он сел в первую попавшуюся маршрутку и, заплатив за проезд, прислонился к холодному стеклу. Ему полегчало. В конце концов, жизнь не заканчивалась на этой неудаче. Может это и к лучшему, что сегодня ничего не получилось. Когда он станет достаточно знаменитым и преодолеет свой страх перед встречей со школьной любовью, он сможет выдержать всё, что бы жизнь ему не преподнесла. Пусть это будет его первым уроком. Первым испытанием.

     Что-то не ладилось в «Богдане». С каждой остановки он начинал двигаться рывками, водитель, бурча под нос, пытался включить первую передачу, но вместо этого раздавался скрежет шестерней коробки передач и маршрутка дёрнувшись, останавливалась. Сначала это забавляло Егора, но когда они еле смогли отъехать от очередной остановки, стало не смешно. Похоже, до Киева этот «Богдан» не доедет.

     – Тебе же починили коробку, ты сам говорил, – сказал кондуктор, молодой парень.

     – Ага, починили! Видишь, как починили! – зло отвечал водитель.

     «Богдан» снова конвульсивно дёрнулся, и стоящая в салоне женщина чуть не упала.

     – Да, Господи, что происходит! – сказала она, едва успев ухватится за поручень. – Нельзя ли поосторожней?

     В ответ водитель только рыкнул невнятное и продолжил движение. Как ни странно, в этот субботний день при выезде из Броваров в маршрутку набилось много народу. Люди полностью заполнили салон и возникла толчея. Особенно когда кондуктор потребовал передавать ему за проезд.

     – Представляете, уже третья машрутка сломалась. Сначала четыреста вторая, потом заглохла четыреста третья, – говорила одна женщина другой, нависая над Егором и его соседкой. – От жары у них всё ломается.

     «Они ещё не знают, как ездит эта машина», – подумал Егор.

     Мысли о случившемся в баре ушли на задний план. Теперь он мечтал как можно быстрее доехать до Киева и вылезти наконец из этого душного, пропахшего потом салона. Кто-то ещё успел наесться чеснока, и от его запаха хотелось зажать нос. Тяжело нагруженный «Богдан» выехал из Броваров и покатил по трассе.

     «Ну всё, – выдохнул Егор. – Наконец-то. Сейчас прямая и потом будет «Лесная». Ещё минут десять, и я сяду в метро».

     Машина ехала по самой крайней, правой стороне. Медленно, на второй передаче. Мимо проносились легковые машины и огромные дальномеры. Дальнобойщики частенько разгонялись так, что обгоняли весь транспорт по левой, самой скоростной полосе трассы. Егор прикрыл глаза. Кому-то сильно дуло из окна и мужская рука закрыла форточку прямо над ним. Стало совсем жарко, тут ещё пиво начало проситься на выход, в общем, Егор мечтал поскорее доехать до «Лесной».

     Рыча двигателем, маршрутка начала останавливаться на светофоре. Машин собралось много, Егор открыл глаза и посмотрел вперёд. Несколько грузовиков поворачивало на Зазимье. Когда светофор сменил свет сигнала, водитель нажал на газ, «Богдан» заревел двигателем, дёрнулся и заглох.

     «Ну, начинается», – подумал Егор.

     Водитель завёл машину и опять попытался включить передачу. Автобус дёрнулся и снова заглох.

     – Попробуй как в прошлый раз, – сказал кондуктор, наклоняясь к приборной доске.

     – Ай, – махнул рукой водитель и снова попытался поехать.

     «Богдану» сигналили автомобили, объезжая его и справа и слева, водитель снова завёл дизель и начал двигаться. Медленно, ползком машина покатила вперёд.

     – Всё, приехали, – зло процедил водитель. – Высаживай народ. Надо вызывать эвакуатор.

     – Вот блин! – возмутился кто-то. – Я никак не могу доехать до Киева.

     – Я верну деньги, всем верну деньги, – попытался успокоить кондуктор. – Вы же видите, что машина неисправна.

     В салоне нарастал гул возмущения, но делать было нечего. «Богдан» дополз до остановки и высадил людей. Пока он высаживал, мимо промчалось несколько других маршруток. Они проехали мимо не останавливаясь. Когда последний пассажир вышел, «Богдан» закрыл двери и пополз вперёд, как раненый зверь. Как назло, на горизонте в потоке транспорта не было видно ни одной маршрутки. Люди по-прежнему возмущались, обсуждая случившееся. Некоторые размахивали руками, другие звонили по телефону. Егор тоже набрал маму, но никто не взял трубку.

     «Видно не слышит», – подумал он.

     Пассажиры злополучного «Богдана» стояли в тени остановки под крышей массивного павильона из бетонных плит. В нескольких метрах слева был спуск в подземный переход, а дальше, за несколькими деревьями, прятался поворот на Зазимье. Как раз сейчас светофор переключался, и машины на трассе останавливались. Среди них опять не было ни одной маршрутки, и огорчённые пассажиры решили вернуться под тень павильона.

     – Таня, потерпи, скоро поедем, – успокаивала женщина маленькую девочку.

     Рядом её муж рылся в рюкзаке.

     – Да где же эта бутылка с водой? – тихо ругался он, доставая из рюкзака ворох вещей.

     С другой стороны трассы машины начали совершать поворот на село, пересекая встречную полосу. Егор остался стоять на границе света и тени, ногой отбросив горку песка и пыли. Алкоголь почти выветрился из его головы, а вместе с ним и грустные мысли о сегодняшней встрече. Нет, теперь только работа и больше никаких встреч с форумчанами. Хватит. Он хорошо обжёгся, поэтому больше он такой глупости не совершит. И тут он услышал шёпот, как будто налетевший лёгкий ветерок что-то пытался ему сказать.

     – Беги, беги, – словно шептали листья.

     Егор почесал затылок и улыбнулся. Вот же его воображение. Ну прямо, как в его игре, на уровне, где герой должен обследовать старый форт. Там вся соль игры была в том, чтобы правильно услышать шёпот и избежать ловушек. Самое интересное, что ловушки генерировались случайным образом, так что запомнить их местоположение было невозможно. Ему во сне на ум пришла такая гениальная мысль, и он три дня корпел над уровнем. И видно сейчас мысли об игре вытащили из глубины сознания на свет этот шёпот.

     – Беги, – шептал ветер, шелестела пыль коричневыми жухлыми листьями.

     В этот момент светофор переключился, и машины начали трогаться. Дальше вдруг раздался ужасный визг резины. Егор поднял глаза и увидел как по обочине трассы в направлении Броваров летит на огромной скорости старый «Мерседес». Он обогнал все начинающие двигаться автомобили и резко вильнул влево, поехав им наперерез. Раздался скрежет тормозов и гудки клаксонов. Машины экстренно тормозили, на встречной полосе водители увидели надвигающуюся помеху и тоже начали тормозить.

     – Что он делает?! – вскричал кто-то. – Вот идиот!

     Тем временем лихач, игнорируя всё вокруг, почти преодолел все полосы Броварской трассы и достиг поворота на Зазимье, как вдруг откуда-то из марева горячего воздуха вырос грузовик. Вероятнее всего водитель ДАФа с прицепом хорошо разогнался и, чтобы не притормаживать, решил объехать стоящие автомобили по крайней правой полосе, тем более там было место для поворота направо. Он так был занят этим маневром, что не заметил лихача, который пересекал ему путь. Они встретились на самом повороте, раздался удар, и время остановилось перед глазами Егора.

     Всё словно плыло в медленном, очень медленном фильме. Егор оглянулся и увидел застывшие от удивления лица людей на остановке. Он только один мог двигаться нормально, всё остальное вокруг практически замерло.

     – Сделай выбор, – услышал он чей-то голос. – Пришёл твой час.

     – Кто здесь? – Егор посмотрел налево, откуда, как ему показалось, доносился голос в этом утробно рычащем гуле.

     Грузовик сминал корпус «мерседеса», тот подлетел вверх и, теряя обломки, начал вращаться колесом. Мимо Егора пролетел кусок бампера с почти оторванным номером, а вслед за ним в воздухе засверкали на солнце россыпью осколки стекла.

     – Делай выбор!

     Всё померкло перед глазами Егора. Он вспомнил всё, всю свою жизнь, всю свою боль. Вот она, вот она, его Валя. Она стоит перед ним и смотрит на него грустным взглядом, жалея. Он словно увидел будущее, когда он стал уже известен, когда о нём заговорили даже в новостных выпусках. Вот он, создатель «Города слёз» и «Призрачного мира», в которые играют миллионы. И что это ему дало? Стоящую перед ним любимую девушку с жалостью в глазах. А на её пальце сверкает на солнце бриллиантом обручальное кольцо, которое подарил ей не он. Не он её нёс на руках из ЗАГСа, не он её целовал под крики: «Горько!»…

     Сквозь это видение он смотрел, как из окна вращающегося «Мерседеса», пролетавшего мимо него, вылетело тело молодой девушки. Солдатиком, прижав руки по швам, вытянув ноги, она вращалась колесом так же, как и машина, и её тёмные волосы развевались. Егор не видел её лица, но знал, что она ещё была жива. Ей было не больно, только шок и ужас.

     – Делай выбор.

     И вот он опять стоит перед Валей. Та, с шумом выдыхая воздух, качает головой от вида Егора.

     – Что с тобой случилось? Ты так изменился, совсем худой, сутулый, – тихо сказала она, разглядывая его.

     Как же больно ему стало от этих слов, как же мерзко на душе. Вот ради этой встречи он старался, ради того, чтобы увидеть её и прикоснуться к ней, он ночами писал игру, кусая ногти, злясь, стирая целые блоки и вновь переписывая их. До потери пульса и до головных болей. И ради чего, ради этого полного жалости взгляда?!

     Егора окружал низкий воющий звук. На самом деле это были пронзительные крики людей, которые осознали наконец, что многотонная машина летит прямо на них. Грузовик смял фонарный столб и ударился о кирпичную надстройку подземного перехода. Перед ним взметнулся фонтан пыли и битых кирпичей. Медленно, очень медленно люди начали двигаться, пытаясь убежать, но бежать особо было некуда. Павильон был сконструирован таким образом, что выход был только прямо, на трасу, и налево – к подземному переходу, а именно оттуда нёсся на них ДАФ. Остальные стороны павильона были глухими. От жары большинство людей попрятались в прохладной глубине строения и теперь силились убежать.

     – Ты можешь спастись, – шептал голос. – Ты один.

     – А зачем? – сквозь выступившие слёзы прошептал в ответ Егор. – Чтобы увидеть это?

     Валя печально улыбалась. Она протянула руку, чтобы дотронуться до щеки Егора, но тот отступил. Ему станет ещё больнее от этого прикосновения. «Мерседес» коснулся асфальта и покатился по нему, из открытого багажника вываливался всякий хлам, сопровождаемый брызгами стёкол. Дверца, на которую пришёлся удар, отвалилась и, пролетев несколько метров, ударилась в другую машину на встречной полосе. Несчастная девушка зависла в нескольких метрах над землёй и начала падать. Егор чувствовал, что это последние секунды её жизни, как и почти всех людей, кто был на остановке. В облаке клубящейся пыли грузовик летел над спуском в подземный переход и почти достиг павильона, откуда силились убежать перепуганные до ужаса люди. Но они были обречены. Вокруг Егора медленно плыли обломки красного кирпича, словно шрапнель. Некоторые из них попали в него, но он не почувствовал боли, только толчок.

     – Ты ещё можешь спастись, у тебя ещё есть время, но больше я ничего сделать не могу, – шёпот вдруг стал знакомым голосом. Голосом мальчика, которого он встретил в Мариинском парке, голосом Мити. – Прости, я больше ничего сделать не могу.

     Грузовик почти достиг павильона и начал крушить насыпь перед опорной стеной. Егор даже видел вытаращенные от ужаса глаза водителя грузовика. Само его лицо было скрыто в пылевой дымке, только эти глаза. Облако бетонной крошки, серые обломки и куски арматуры вместе с белыми лохмотьями металла грузовика разлетелись от удара в опорную стену и накрыли мечущихся от ужаса людей. Брызнула кровь, люди начали падать, размахивая руками. Егор вдруг понял, что ведь он мог им помочь, даже той девочке, которую сейчас закрывала телом мама. Как её звали? Таня? На глазах ребёнка сверкали слёзы. Почему они сверкают, ведь солнце заволокло пылью и дымом?

     «Мерседес» пылал и облака чёрного дыма медленно поднимались вверх. Рядом лежало тело девушки с неестественно вывернутыми руками. Он ведь мог спасти хотя бы ребёнка, но его душевная боль полностью пленила его и лишила других мыслей. Вот в чём состоял его выбор, вот что ему нужно было выбрать, а он оказался маленьким, мелочным эгоистом. Так зачем тогда жить с этой мыслью. Эта мысль, этот пожирающий ужас, что будет приходить ему по ночам, который даже алкоголь не сможет заглушить, будет довлеть над ним всю оставшуюся жизнь, а это страшнее потерянной любви.

     Грузовику остался всего метр до места, где стоял Егор. Вой и гулкий рёв слышался отовсюду, машина подминала и давила людей на остановке, а сверху падали обломки бетонной крыши павильона.

     – Что ты выбираешь? – грустно спросил Митя.

     – Ты знаешь ответ. Смерть и разложение, – тихо ответил Егор.

     – Да будет так.

     Прозрачная фигура ребёнка исчезла, и время вернулось в нормальный ритм. Вой и рёв сменились душераздирающими криками, металлическим лязгом и грохотом. Через мгновение Егор почувствовал удар, резкую боль и всё… нет, свет не померк перед его глазами, а стал ослепительным, словно исчезла клубящаяся вокруг него пыль, облака дыма, удушающий запах бетона и раскалённое дыхание грузовика. Только ясное, голубое, нет, кристально чистой голубизны небо и солнце, которое больше не слепило, а светилось в небе ярким белым диском. И эти странные звуки, словно кругом пели ангелы, а может это просто было эхо криков. Такие грустные голоса и странные звуки, словно где-то играли трубы. И тогда вдруг Егор услышал чистый, ясный голос, который пел. Он был громким, заглушающим все остальные звуки вокруг.

     – Душа, душа, за облаками! Я это вижу, я это знаю….!!

     В это мгновение кто-то взял его за руку и потянул в сторону. Егор был не в силах отвести взгляд от сверкающего диска Солнца, но кто-то тянул его и тянул. Не было ни боли, ни страха, не было ничего, словно он родился заново. Душа пела от избытка чувств и от радости. Вокруг был только свет.

     …

     Володя и Юра зашли в подсобное помещение, чтобы переодеться.

     – Знаешь, Юра, братец мой, это уже слишком. Я понимаю, что тебе нужна помощь, но не до такой же степени.

     – Вова, у меня не было выбора. Сегодня воскресенье, а сейчас моя смена. Ну, заболел сменщик, бывает же. Что мне делать оставалось?

     – Что «что»? – Володя пытался понять, как одевается комбинезон. – Самому управиться!

     – Я не могу, – брат Юра помог Володе одеться и застегнул лямки. – Сегодня воскресенье, кроме охраны в здании никого нет. Где я найду смену?

     – Типа у вас нет смены, что за бред?

     История эта началась примерно два часа назад, когда один брат позвонил другому и попросил выручить. Они не так часто виделись, у каждого была своя семья, свои заботы и проблемы. Даже в школе они частенько дрались, отстаивая каждый свою точку зрения, но теперь брат Володи слёзно просил помочь. И тот согласился.

     – Послушай, Вовик. Смена есть, но она сейчас где-то за Киевом. Они все иногородние. Я и сам здесь только изредка подрабатываю, сам знаешь, после болезни жены приходится и по выходным дням работать, что поделаешь.

     – Да знаю я. Вот не хрен тебе было ввязывать в эту авантюру, – Володя вздохнул и застегнул молнию на куртке. – Пошли, неудача.

     Они вышли из подсобки, держа в руках швабры и вёдра. Володя чувствовал себя совсем неуютно в таком амплуа. Он был инженером на предприятии, а никак не уборщиком, но брат попросил помочь, и приходилось помогать. Да и Юра тоже подрабатывал везде, где мог. Время было нелёгкое, многие предприятия сокращали своих сотрудников или переводили на трёхдневку.

     Они шли по длинному освещённому лампами дневного света коридору до лифтов.

     – А что твой сменщик, чем он болен?

     – Да в запое он, – зло ответил Юра. – Как получит зарплату, так почти всегда с катушек валится. Три, четыре дня в отрубе.

     – Так увольте его нафиг. Зачем он вам такое надо? Работничек!

     – Да уволили бы его, если б можно было. Да есть у него талант, он электрик отличный. Подрабатывает.

     Володя остановился посреди коридора и поставил ведро на коричневый ламинат.

     – Я тебя что-то не пойму. У вас что, штатных электриков нет?

     – Да есть они. Только этот Василий, что называется, от Бога. Он пробои и замыкания нутром чует. Я не знаю, как это объяснить, но недавно был случай. Выбило весь этаж. Три электрика чинили и не могли понять в чём дело. Тепловики выбивает и всё тут. А тут Вася подвернулся. Пришёл – и за пять минут всё сделал. И пробой нашёл, и искрящую розетку, и бракованный тепловик заменил. В общем, начальство тихо злится, но мирится с ним. Но вот бывает, приходится искать замену ему на день.

     – Херня всё это, – плюнул Володя. – Слабо верится в такую чушь.

     – А ты поверь. Или ты думаешь, мне от хорошей жизни пришлось звонить тебе с просьбой о помощи. Там громадный этаж, я один не управлюсь. И не смотри на меня так: деньги не пахнут.

     – Ладно, проехали, – грустно сказал Володя и поднял вёдра. – Показывай, куда идти.

     Пустые коридоры, залитые искусственным светом. Иногда они сменялись холлами с одинокими растениями в горшках по углам, мягкими диванами для отдыха и большими окнами, из которых лился солнечный свет. А потом – снова коридоры, бесконечные двери в стенах с табличками под номерами, ответвления и опять коридоры, пересекающие друг друга. Иногда безликие стены украшались картинами. В большинстве случаев было не понятно, что там нарисовано, какой-то абстракционизм, но случалось, что всю стену занимали детские рисунки.

     – А это конкурс на детский рисунок, как я припоминаю, «Солнечный день». Клёво, правда? Где-то рисунок моей младшей здесь висит.

     Володя не ответил. Они вышли из очередного коридора и, завернув за угол, оказались перед лифтами. Их было восемь штук.

     – Много у вас лифтов, – сказал Володя.

     – Ага. Ты бы видел, что здесь в этом офисном здании делается в час пик. Как муравьи все бегают, суетятся. Лифты под завязку загружены. Это сегодня тихо и пустынно. А в пятницу ты бы посмотрел, что здесь творится. Бесконечный поток людей.

     – Знаешь, я и сегодня сыт всем этим по горло. Меня жена и так еле отпустила.

     – Ладно тебе. За час управимся.

     Юра подошёл к ближайшему лифту и нажал на кнопку вызова. Стрелка-треугольник, указывающая вершиной вверх, зажглась алым светом.

     – По-дурацки я себя чувствую, – тихо пробурчал Володя. – Слава богу, никого нет.

     – Именно, кроме охраны внизу здесь точно никого нет. Пошли.

     Тёмные двери лифта распахнулись, открыв взору блестевшую металлом кабину. Юра зашёл первым, за ним, неловко гремя вёдрами, зашёл Володя. Юра нажал на кнопку, и двери лифта закрылись.

     – Двери лифта закрываются, – сообщил женский голос. – Третий этаж. Лифт двигается вверх.

     Володя был совершенно недоволен случившимся. Его брат Юра почувствовал это и произнёс:

     – Да ладно, как тебе нужно помочь выкопать картошку, так я никогда не отказывался, а тут потратить час, чтобы вымыть пару офисных помещений, так словно с тебя корона упадёт.

     Брат не ответил. Лифт плавно скользил вверх. Володя смотрел на меняющиеся зелёные цифры, отсчитывающие пройденные этажи. 7,8,9,10. Лифт должен был остановиться. Юра при посадке в лифт нажал на цифру десять и алый обод до сих пор горел вокруг этой кнопки, но лифт не останавливался. Цифры отсчитывались дальше: «11,12,13...»

     – И куда мы едем? – спросил Володя Юру.

     – В смысле?

     – Посмотри на дисплей.

     Только сейчас Юра заметил, что лифт двигается дальше десятого этажа.

     – Что за ерунда, – пробормотал он и начал нажимать на разные кнопки. Но лифт не реагировал. – Такого никогда не было.

     Кабина лифта не среагировала даже на аварийный стоп и продолжала скользить вверх.

     – Что за на.., – Юра продолжал жать на все кнопки, но кабина упорно отказывалась останавливаться.

     – Ладно, здесь двадцать семь этажей. Когда кабина дойдёт до последнего этажа она точно остановится. Или ты думаешь, что она пробьёт крышу и вылетит наружу, как в голливудских фильмах? – Юра попробовал сострить, но бледность лица и выступившие на лбу капельки пота выдавали обратное. Он был очень взволнован. – Не хватало застрять в этом лифте. В воскресенье хрен дождёшься аварийных служб.

     Володя молчал, хотя ему тоже было не по себе.

     21,22,23 – отсчитывал дисплей пройденный этажи. 25,26.27…

     Всё, наконец. Лифт должен начать торможение, но случилось то, чего нельзя было объяснить. Кабина двигалась дальше!

     – Этого не может быть! – воскликнул Юра и ударил по двери кабины. – Здесь, сука, двадцать семь этажей! Я точно знаю!

     Володя побледнел и выронил вёдра. Они с грохотом упали на линолеум кабины и покатились.

     30,31,32,33…

     Голубая лампа освещения кабины горела ровным светом, словно издеваясь над братьями-пассажирами, которые от страха метались по кабине. Они жали на все кнопки, нажимали на «экстренную связь с механиком» или стучали в закрытые двери кабины, что-то безрезультатно крича, но кабина упорно двигалась вверх.

     37,38,39,40…

     – Юра, мы куда едем я спрашиваю, куда мы едем?!

     – Вверх, бля! Вверх, а почему – не знаю! И не спрашивай меня! Я не знаю ответа!

     42,43,44,45.

     Когда на табло зажглась цифра «45», лифт мягко дёрнулся и начал тормозить. Ругань и возня в кабине стихли. Оба брата замерли. Кабину ещё раз мягко тряхнуло, она остановилась и двери открылись. Оба брата, гремя вёдрами и чуть не застряв из-за швабры, которая стала поперёк дверей, вывалились из злополучной кабины.

     – Лифт прибыл. Сорок пятый этаж, – словно издеваясь, прозвучал женский голос. Оба брата, тяжело дыша от переживаний, смотрели на залитую голубым светом кабину лифта.

     – Двери закрываются, – снова сообщил женский голос, и двери лифта закрылись.

     После этого наступила тишина. Только сейчас братья осмотрелись, куда они попали. Это было громадное здание. Они находились на небольшой бетонной платформе с каждой стороны которой вниз уходили ступени. Перед ними была стена с тремя дверями лифтов. В отличие от дверей, в которые они садились на третьем этаже, эти двери блестели разноцветными камешками, словно кто-то скрупулёзно клеил на двери тысячи и тысячи мелких песчинок песка и круглых кусочков кварца. Юра осторожно подошёл к лифтам и нажал на круглую кнопку вызова. Ничего не произошло. Кнопка вызова была мертва.

     – Твою мать! – тихо выругался Володя и осмотрелся.

     Ажурный потолок удерживали выгнутые металлические конструкции, а дальше – дальше виднелся стеклянный купол, сходящийся огромным остроугольным треугольником. Эта громада уходила вверх метров на пятьдесят. Металлическая каркасная конструкция со вставленными в неё стёклами.

     Одни ступени, что были справа от братьев, вели на площадку, где с одной стороны были перила и бездна пропасти, а с другой – стена и двухстворчатые тёмные двери, а другие ступеньки переходили в металлический мостик, который вёл на небольшую платформу со стеклянными дверями. За ними была обзорная терраса.

     – Посмотрим? – тихо предложил Юра.

     Володя кивнул, и они осторожно начали спускаться, держа в руках швабры, как оружие.

     – Как ты думаешь, где это мы? – спросил Юра, осторожно ступив на металлический мостик и глянув вниз.

     Это был треугольный провал до самого низа, до основания здания, покрытого белоснежными плитами. Прямо под ними, в центре этого треугольника находилась фигура, блестевшая так, словно была отлита из серебра. Она походила на вылепленного на скорую руку человека, метающего ядро. Он замахнулся им, но так и застыл в последнее мгновение перед броском.

     – Юра, ты меня спрашиваешь? – Володя кисло улыбнулся и тоже осторожно глянул вниз. – Ты же здесь работаешь.

     – Не ёрничай. Ты же понимаешь, что я здесь ни при чём. Я понятия не имею где это мы.

     На полусогнутых ногах они прошли весь мостик и оказались на платформе перед дверями. Пол мягко пружинил, поблёскивая всё такими же вкраплениями песка. Его светло-серый цвет блистал чистотой. Никакой грязи или пыли. Всё блестело так, словно только что было вымыто.

     – Странно, – проговорил Юра и, нагнувшись, провёл пальцем по полу. Внимательно осмотрев его он выпрямился и добавил. – Никого нет, а такая чистота.

     Они подошли к стеклянным дверям. Их было несколько и одни из них были полуоткрыты. Сквозь них дул прохладный и пьянящий чистотой ветерок. Протиснувшись в щель, они вышли на террасу и просто обомлели. Перед ними простирался город. Странного вида небоскрёбы виднелись вокруг, упираясь вершинами в чистое голубое небо с редкими облаками. Прямо перед ними стоял небоскрёб поменьше того, в котором они находились. Он словно был сделан из дымчатого металла. Он блестел на солнце желтовато-голубым светом, весь покрытый серыми разводами, словно следами от фрезеровки. За ним сверкала белоснежной сетью – словно каркас её был сделан из льда – громадная конусовидная башня. Её стекла были неестественной голубизны, а каркас сиял, словно был покрыт стразами или льдом. И так каждый небоскрёб был удивительным сооружением, не похожим на другие. За всеми этими башнями из стекла и металла вдалеке виднелась тёмно-синей лентой глубокая река, а на другом её берегу, за жёлтой змеёй песочного берега – бесконечный зелёный лес.

     – Оппаньки, – тихо выдохнул Юра. – Вот мы и попали! Интересно, где это мы?

     Но Володя молчал. Он застыл, и его глаза расширились. Он не реагировал на брата. Тот помахал перед его глазами рукой и тихонько толкнул за плечо.

     – Вов, ладно тебе придуриваться. Мне и так не по себе от всего этого.

     – На небо глянь, – простонал Володя.

     Юра посмотрел на голубое небо, на куцые облачка вокруг и ничего не увидел.

     – Что?

     – На небо, дурень. Посчитай спутники.

     Юра снова посмотрел на небо и тут он увидел то, на что смотрел его брат. Он не раз наблюдал Луну на небе в ясный солнечный день, она была едва видна среди облаков и по цвету не отличалась от них, словно тоже была маленьким круглым облачком. И вот теперь он вдруг понял, что громадное круглое облако на горизонте не было облаком. Это была планета. Громадная планета. А рядом с ней сияли серпами разных фаз – ещё четыре спутника.

     – Приехали, – пробормотал Юра и ноги его подогнулись. – Сорок пятый этаж.

     Несколько минут они рассматривали диск планеты, а потом Володя перегнулся через перила и посмотрел вниз. Возле входа в здание, вокруг неработающего фонтана, в чаше которого синела вода, стояло огромное число машин. Они были разного цвета: красные, жёлтые, синие. Их было много. Некоторые стояли на подъезде к площади, словно их бросили во время движения. И никого, не единой живой души.

     – Странно всё это, вернёмся-ка мы к лифтам, – проговорил Володя.

     На горизонте, над лесом, плыла стая птиц. Они образовали восьмёрку, перемешивая кольца и иногда то вытягиваясь, то вновь образовывая правильное очертание цифры.

     Братья осторожно вернулись в здание небоскрёба, прошли по мостику и оказались у закрытых дверей лифта. Юра попробовал понажимать кнопки, но ничего не произошло. Энергии не было.

     – Как же мы сюда попали? – почесав затылок, пробормотал он. – Что за бред, может мы спим?

     – Ага, оба сразу. Пошли, посмотрим, что за дверями. Может там кто-то есть.

     Оставив вёдра и взяв швабры, они спустились по лестнице и оказались прямо перед двухстворчатыми дверями. Над ними висела стальная табличка с непонятными символами.

     – Ты первый, – сказал Юра.

     – А почему я?

     – Ты старше.

     – На восемь минут. Нифига, бросаем жребий!

     Они несколько раз бросали жребий, но Юра всё время проигрывал. Первым открывать дверь ему не хотелось, тогда Володя плюнул и толкнул створку. Она мягко открылась. За ней оказался залитый светом длинный коридор, упиравшийся в лестничную площадку цилиндрической конструкции. Потолок коридора был прозрачным, сквозь стеклянные плиты виднелась ажурная конструкция крыши и синее небо.

     – Заметь, всё выдраено до блеска. Представляешь сколько нужно потратить сил, чтобы всё это отмыть?

     – Не представляю, – тихо ответил Володя и первым шагнул в коридор.

     Стояла абсолютная тишина. Кроме их шагов и дыхания ничего не было слышно. Володя подошёл к первой боковой двери и прислушался. За ней стояла такая же тишина. Возле двери была прикреплена металлическая табличка с непонятными символами. Один из них был очень похож на стилизованную тройку. Ещё секунд двадцать Володя прислушивался, а потом осторожно приоткрыл дверь и заглянул. Это был учебный класс. В четыре ряда стояли парты, но не такие, какие были в их школе или в школе, куда он по утрам водил сына, а пластиковые, с чёрной поверхностью стола. Сидения были мягкими и удобными. За каждой партой могло сидеть двое учеников. Между сидениями располагался большой пластиковый короб белого цвета с крышкой. Вероятно, это было что-то вроде хранилища вещей. Школьная доска больше походила на экран, чем на доску. Возле неё в специальной коробочке лежали разноцветные пластиковые мелки, похожие на свечи. Учительский стол был совсем маленьким. Володя подошёл к нему и увидел несколько безделушек. Маленькую пластиковую ёлочку. Кораблик. Странную конструкцию из бумаги и ворох детских рисунков. Володя поднял первые два. На первом явно были мама, папа и ребёнок, которые летели на машине над морем или океаном. Трудно было понять. На другом рисунке странная конструкция, закрашенная жёлтым карандашом, а над ней планета со спутниками. Мальчик и девочка стояли по бокам конструкции, а над ними, вкривь и вкось, как пишут маленькие дети – такие же непонятные закорючки.

     Тем временем Юра, осторожно двигаясь вдоль стены класса, подошёл к огромную шкафу, занимающему всю противоположную доске стену. Одной рукой держа швабру за палку, другой он резким движением открыл дверцу и заглянул вовнутрь. Удивительно, но там было полно книг из бумаги, какие-то пластиковые овальные штуковины, часть полки занимали объёмные геометрические фигуры: треугольники, квадраты, выполненные из прозрачного пластика.

     Отложив швабру, Юра осторожно взял в руки первый попавшийся предмет. Им оказался объёмный треугольник. От тепла его руки он заиграл искорками света внутри, как будто там кружились снежинки. Юра поднёс его к глазам, внимательно рассматривая. На ощупь это был пластик, отлично отполированный и гладкий, как зеркало. Юра подошёл к парте и решил положить треугольник на стол, чтобы взять что-то другое из шкафа, но как только треугольник оказался над тёмной поверхностью стола, он сам собой воспарил и встал вертикально на острую вершину.

     – Вот те раз, – выдохнул Юра, отступая на шаг от парты.

     Володя услышал его голос и посмотрел в сторону Юры.

     – Ничего не трогай там. Вдруг это опасно.

     – В школьном классе?

     – А почему бы и нет. Если в нашей школе в розетку сунуть два провода и взяться за оголённые концы – будет плохо. А мы непонятно где и непонятно в какой школе или где там ещё. Откуда ты знаешь, что здесь можно трогать, а что нельзя?

     – Ладно, уговорил, – пробурчал Юра и закрыл шкаф.

     Они обследовали все двери коридора, убедившись, что за каждой из них – школьные классы. Все они были по-разному оборудованы. Где-то стояли макеты машин, где-то – макет человека в разрезе, причём каждый орган можно было вынуть и рассмотреть. Если судить с помощью тех скудных знаний по анатомии, которые братья помнили со школьных пор, жители этой планеты очень походили на людей, с небольшими отличиями. У них было три кровеносные системы, а не две, и кроме основного сердца для третьей кровеносной системы существовало ещё одно маленькое.

     – Странно всё это, – пробормотал Володя, разглядывая анатомический манекен.

     Выйдя из очередного класса, они быстрым шагом достигли цилиндрической лестничной клетки и сквозь прозрачные стёкла заглянули вниз. Внизу виднелось что-то синее. Юра спустился на несколько ступенек и подозвал Володю. Они увидели, что внизу есть выход на небольшую террасу. Не долго думая, они спустились на неё и обомлели. Десятью уровнями ниже открывалось огромное пространство, которое почти полностью было отдано гигантскому бассейну. Он был колоссальных размеров. Над ним возвышались арочные мостики, переходы, какие-то висячие конструкции. Бассейн был разделён на несколько секций. Одна из них была сплошь усеяна выступающими из воды разноцветными конструкциями. Они походили и на водяные горки, и на какие-то водные аттракционы. Но основная часть была просто бассейном с лазурного цвета водой.

     Но это было не всё. Этот огромный зал с бассейном соединялся с ещё одним длинным залом с ажурной и такой же прозрачной крышей. В нём была исполинская оранжерея. Она была полностью закрыта стеклом, а вход в неё был непосредственно около бассейна, возле ступенек спуска с парапета.

     – О, да, – тихо выдохнул Юра. – Вот это громада. Аквапарк какой-то.

     – Да, со школой вместе.

     Уровнем ниже тоже находились двухстворчатые двери, но уже светло-коричневого цвета. Володя подошёл к ним, задумчиво разглядывая символы, написанные около дверей.

     – Похоже, это символ женщины, – сказал он, указывая на знак вроде эпсилон, в который был вписан треугольник. – А это, стало быть, мужской… – он перевёл палец на знак у соседней двери, прямоугольник, стоящий на узкой грани с ромбом на вершине.

     – Почему ты так решил? – спросил Юра.

     – Ну, треугольник похож на платье, вроде.

     – И какую дверь выберем? – спросил Юра.

     – Давай, где мужской символ. А вдруг там кто-то есть. Неловко получится.

     – Сдаётся мне, что здесь никого давно нет. Всё здание пусто и весь город тоже. Никого.

     Они осторожно открыли дверь, ожидая увидеть полумрак, но на удивление весь коридор, обитый мягким материалом кремового цвета, был освещён.

     – Ага, всё-таки у них есть электричество, – пробурчал Юра и первым шагнул в коридор.

     В отличие от верхнего уровня, потолок коридора был арочным. В нишах по бокам прятались двери, причём стены возле них были изрисованы странным орнаментом. Прямые разноцветные линии, иногда волнистые, переходящие в квадраты, треугольники. Среди них виднелись изображения машин непонятного назначения. Всё это освещалось из квадратных оконцев, находящихся между стеною и потолком.

     Володя прошёл в первый пролёт арки и глянул вверх. В самом центре купола находилась люстра освещения. Что-то вроде пудинга из нескольких слоёв. Её матовая поверхность была темна. От люстры по потолку тянулись нарисованные линии, они расходились от неё на равные промежутки и потом шли к дверям в нишах, вливаясь в узор орнамента.

     Потерев подбородок, Володя подошёл ближе к оконцу, чей свет освещал коридор, и долго смотрел на него.

     – Знаешь Юра, это естественный свет.

     – Что? – переспросил тот и подошёл к брату.

     – Смотри, видишь, как меняется интенсивность, если смотреть на оконце под разными углами. Боюсь, это система зеркал, что сейчас освещает коридор, а не освещение здания. Освещение здания, – он указал пальцем на люстру, – выключено.

     – Тэк-с, – сказал Юра, почесав нос. – И что будем дальше делать?

     – А что ты предлагаешь? Давай споём, – криво усмехнулся Володя.

     – Очень смешно и главное – остроумно. Пойдём, посмотрим, что за дверями.

     Они подошли к ближайшей двери и открыли её. За ней была большая комната, вся уставленная кроватями. Вдоль стен стояли странные конструкции, какие-то механизмы из белого пластика.

     – Приехали, теперь мы в спальне. Это какой-то детский дом напоминает, – тихо пробурчал Юра.

     Они обследовали каждую дверь. Спальни чередовались с игровыми комнатами и странными сооружениями, назначение которых они понять не могли. Это были комнаты, абсолютно пустые, словно сделанные из матового пластика, но это был не пластик на ощупь, а какая-то податливая субстанция, которую можно было мять, вытягивать, но невозможно было разорвать, как они не старались. Она вытягивалась до состояния человеческого волоса и всё, дальше ничего было сделать нельзя. Когда они отпускали её, масса практически беззвучно опускалась вниз. Весь куб комнаты был освещён светом самой субстанции, которая начала переливаться сиреневыми бликами, как только её коснулся луч солнца из коридора. Эту массу на гранях гигантского куба удерживала металлическая конструкция в виде сходящихся кругов, как гигантская паутина.

     – Офигеть, – тихо выдохнул Юра, ступая обратно в освещённый коридор. – Что это такое?

     – Как будто конструктор какой-то, – пробормотал Володя.

     Поскольку он всё-таки был инженером на заводе, он интересовался новинками в мире техники. Последний писк – 3Д принтеры, которые могли расплавленным пластиком создать любую 3D-модель. А вдруг это нечто подобное, только здесь не было принтера, а масса сама могла что-то творить, повинуясь какому-то невидимому устройству? Похоже, технологии в этом небоскрёбе далеко опередили технологии на Земле. Вот только где хозяева?

     Они достигли дверей выхода и открыв их оказались уровнем ниже, куда приехали на лифте. Такая же платформа, ступени, ведущие вверх к лифтам, Юра поднялся туда и снова нажал на кнопки вызова, хотя понятно было, что это бесполезно. Не было только мостика на террасу, которая осталась уровнем выше.

     – Интересно, а здесь только одна лестница ведёт вниз с той стороны коридора, или всё-таки проектировщики здания не были так глупы?

     – Думаю, что не глупы. Посмотрим за углом.

     Осторожно шагая вдоль плавно поворачивающей направо стены, они увидели лестничные пролёты. Они были длинными и напоминали скорее эскалатор, нежели лестницу. Дальше была глухая стена из серебристого материала, уходящая прямо к стеклянным стенам небоскрёба.

     – А вот тебе и ответ. Пошли сразу вниз, скажем, поближе к бассейну. Мне что-то надоело шататься на такой высоте. А вдруг здание завалится, хоть убежать успеем, – сказал Володя и быстрым шагом направился к неподвижному эскалатору.

     – Куда только? – грустно усмехнулся Юра и последовал за ним. – Мы приехали на сорок пятый, а бассейн этажей десять вниз. И куда ты там бежать собрался?

     Володя отмахнулся от слов Юры и осторожно ступил на пластиковые ступени эскалатора. Его брат последовал за ним.

     Спустившись вниз, они остановились в задумчивости. Попытка открыть двери, чтобы попасть в помещение, оказалась тщетной. Двери были закрыты и не поддавались усилиям. Братья собирались, спустившись, исследовать внутренние помещения странного небоскрёба, но не смогли. Ломать двери они не решились, поэтому в растерянности стояли возле двухстворчатых дверей на последнем уровне, куда спускалась странная лестничная конструкция.

     – Придётся идти в обход, – тихо пробурчал Володя и направился в другую сторону. – Интересно, какой площади сам небоскрёб?

     – Думаю, что несколько сот квадратных метров, – ответил Юра. – Раза в два больше, чем где я работаю.

     – Думаю, что больше, гораздо больше. Интересно, что за металл они используют? Обычная сталь такой тяжести не выдержала бы. Особенно если буря. На этой планете ведь бывают бури?

     – А я откуда знаю. Может и бывают, и снегопады бывают.

     Они прошли лифты, на сей раз Юра даже не пытался проверить, работают ли они, и, завернув за угол, увидели огромный куб, который примыкал к стене внутренней постройки. Тогда, стоя сверху на мостике, Володя решил, что это часть здания, но теперь внизу стало ясно, что это исполинское помещение не связано с остальным зданием, а пристроено к нему. Оно имело прозрачные стены и было совершенно пустым, не считая крыши. На крыше куба находилась решётчатая конструкция со спиральными трубками. Назначение куба было непонятным. Они осторожно подошли к нему и увидели, что возле входа в куб стоит целый ряд кресел. На многих из них была разбросана детская одежда. Разноцветные курточки, платья, штаны. Все они были ярких оттенков и сделаны из странного материала. Вроде и синтетика, но когда Володя пощупал ближайшую курточку, то на ощупь она была мягкая, словно сделанная из шерсти. Обувь, похожая на кроссовки или кеды, лежала как попало, возле кресел, видно было, что раздевались здесь впопыхах. И лишь на нескольких креслах аккуратной стопкой лежала одежда взрослых размеров.

     – М-да, – произнёс Володя, обходя кресла и подходя к входу в куб.

     По мере того, как он приближался, на прозрачной стене куба начали проступать рисунки – парящие в воздухе люди. Перед самим входом располагался павильон, где на полках лежали металлические квадраты на ремнях с застёжками. Их было много.

     – Вов, и что ты об этом думаешь? – спросил Юра.

     Тот пожал плечами, рассматривая рисунки на поверхности куба. И тут он заметил, что на кистях рук, ступнях ног и на поясе парящих людей были прикреплены такие вот металлические пластины. Причём на поясе – самая большая пластина. Володя заметил подобные широкие пластины, когда они с братом подошли вплотную к павильону. Они лежали на нижних полках. Догадываясь, что это такое, он зашёл в куб. Внутри его стены были выложены мягким прозрачным материалом, похожим на силикон. Пол представлял собой пластиковую мелкоячеистую решётку, за которой была такая же, как вверху, металлическая конструкция из спиральных трубок. Только сейчас он понял, что и наверху была точно такая же пластиковая решётка, защищавшая металлическую конструкцию.

     – И что это такое?

     – Аттракцион, я так понимаю, – ответил Володя. – Свободное парение в воздухе.

     – Что?

     – Видишь эти металлические конструкции из трубок внизу и вверху. Они одинаковые. Скорее всего, это магниты. Посетители одевали эти браслеты, которые лежат в павильоне, и могли здесь парить в воздухе.

     – А как они ими управляли?

     – Ты меня спрашиваешь? Я тебе не Нобелевский лауреат по физике. Откуда я знаю? Как то управляли, раз эта хрень работала.

     Володя вышел из куба и окинул взглядом стены. За кубом находилась такая же серая стена, как и с другой стороны, откуда они пришли. В самом низу были двери.

     «Интересно, а эти двери открыты или придётся ломать?» – подумал он, переминаясь с ноги на ногу.

     – Ты чего приплясываешь? – поинтересовался Юра.

     – Интересно, а здесь сортир есть?

     – Наверно, но можешь отлить прямо здесь, за павильоном. Всё равно никого нет.

     – Очень остроумно.

     Володя окинул взглядом стену. В отличие от той стены, где они спускались, здесь подобия эскалатора не было, вместо него от лифтов вдоль всей стены шли террасы, заканчивающиеся дверями. Сама стена переходила в прозрачную трубу лестницы. Чем-то, она походила на спуск к бассейну с той стороны коридора. Такая же цилиндрическая прозрачная конструкция из пластика, где внутри проходит спиралевидная лестница. Только она обрывалась там, где стояли Володя и Юра, возле куба.

     – Пошли, – сказал Володя и направился к дверям.

     На счастье они не были заперты и легко открылись. За ними был круглый зал, также залитый светом от зеркал. Похоже, здание было спроектировано таким образом, чтобы в яркий солнечный день свет от светила достигал каждого его уголка. В зале было с десяток дверей и длинный стол администратора. По крайней мере, так это выглядело. Интересные вьющиеся растения были аккуратно уложены в пластиковые трубы и красиво ползли через весь зал. В трубах были отверстия, откуда выбивались зелёные ростки Они были усыпаны маленькими цветами, напоминающими колокольчики. Жёлтых, красных, бирюзовых цветов.

     Юра подошёл к ближайшему растению и помял пальцем листок. Он надеялся, что это пластик, но это оказался живой организм. Листок брызнул на руку сладковато пахнувшим соком.

     – А кто ж их поливает, если никого нет? – в задумчивости пробормотал он.

     – Я откуда знаю? – сказал Володя. – Может, автоматический полив. Пошли дальше.

     Не обращая внимания на изображенные символы, он решил открыть первую попавшуюся дверь, и в этот момент послышался стук. Что-то упало, и оба брата замерли.

     – Ты слышал? – спросил Юра.

     – Вроде из-за двери послышалось.

     – Может, просто что-то упало на пол?

     – Не знаю.

     Володя на цыпочках подошёл к двери и, приоткрыв её, заглянул в проём. За дверью находился небольшой коридор. Справа и слева виднелось несколько белоснежных узких дверей, а впереди – серая двухстворчатая дверь, которая была приоткрыта. Создавалось впечатление, что её открыли только что.

     – Ну что там? – спросил Юра.

     – Никого. Может нам показалось?

     – Давай проверим. А вдруг вернулись хозяева?

     – Слушай, нам терять нечего. Мы всё равно здесь застряли. Если что, сразу будем сдаваться. Или предлагаешь убегать вечно. Пошли.

     Володя стоял перед проёмом и собирался с мыслями. Эх, сейчас бы для храбрости соточку, а лучше двести грамм, но ничего такого не было. Приходилось идти так, как есть, трезвым.

     – Сдаваться, кому? – переспросил Юра.

     – Да кому угодно, лишь бы выбраться отсюда. Меня уже всё это достало! – Володя замер на секунду. – И не принимай мои слова близко к сердцу. Ляпнул, и ладно…

     Они осторожно вошли в коридор и закрыли за собой дверь. Стояла тишина. После услышанного стука не было слышно больше ничего, и это ещё больше настораживало. Володя осторожно, крадущимся шагом направился к приоткрытой двери в конце коридора, а Юра тем временем решил посмотреть, что находилось за белыми дверями, что светлели по бокам.

     На самом деле Володю сейчес мучал лишь один вопрос: а есть ли здесь туалет? Он настолько хотел пописать, что его это начинало сводить с ума. Он и так ставил ноги и эдак, но это мало помогало. Недолго думая, он решил, что за двухстворчатыми дверями туалет точно должен быть, поэтому, не обращая внимания на брата, который крался к первой двери коридора, Володя направился в самый конец, отыскивая нужное направление.

     Юра открыл первую к нему дверь и заглянул. Это была раздевалка. Вдоль стен стояли одинакового вида шкафчики, многие из которых были приоткрыты. Осторожно приблизившись к ним, он открыл ближайший и увидел сложенные там вещи. Кроме одежды там лежали и другие предметы. Некоторые из них походили на планшеты, что сейчас были модны на Земле, другие – на странные выгнутые овалом коробочки с экраном. Он отпрянул, переваривая увиденное. Удивительно, что в одном шкафчике было столько электронного сокровища. Рядом в одном из шкафчиков он приметил похожее на наушники устройство. Недолго думая, он распихал найденные предметы по карманам, а большой планшет взял в руку. Его руки были ничем не скованы. Швабру он и так бросил давным-давно за ненадобностью.

     Планшет практически ничего не весил, Юра попытался его включить, но он не реагировал на прикосновение. Вдруг ему почудился смешок за его спиной. Он резко обернулся, но никого не было. Ему показалось, что звук пришёл от двери напротив. Осторожно, крепко сжимая планшет в левой руке, он подкрался к белой двери входа в раздевалку и прислушался. Ничего. Он вышел в коридор и тихо подошёл к такой же белой двери, через которую он попал в раздевалку.

     – Вов, ты где? – тихо спросил он, но ответа не последовало.

     Он снова приложил ухо к двери и услышал громкий голос брата за спиной:

     – Воруешь?!

     Юра даже подпрыгнул от неожиданности, едва не выпустив находку из рук. Зло обернувшись и собираясь сказать брату всё, что он об этом думает, он никого перед собой не увидел. Коридор был пуст. И тут его сердце наполнил страх. Он сжал его тело ледяными клещами, и Юра ощутил, как капли холодного пота потекли по его лбу. Стоя спиной к закрытой двери, он невольно сделал шаг назад и дверь за его спиной, поддавшись напору, открылась. С грохотом, не удержавшись, он ввалился в открывшийся проём и растянулся на полу. Планшет выпал из его рук и заскользил куда-то вглубь помещения. Вскочив, как ошпаренный, потирая ушибленный бок, Юрий быстро осмотрелся. Комната была полутёмной. В отличие от других помещений в ней было совсем мало света. Вдоль стен стояли несколько шкафов с открытыми дверями. Помещение очень походило на то, где он только что был. Такая же раздевалка. Содержимое шкафчиков было вывалено на пол. Лишь немногие предметы остались на своих местах. На тех стенах, где шкафов не было, висели картины. Некоторые были тоже сброшены на пол, другие перекошены. Посреди комнаты находились две длинные скамьи. На них тоже лежал всякий хлам. Несколько таких же планшетов, какой прихватил себе Юра, какие-то провода с разъёмами на концах, журналы с вырванными страницами. Постепенно глаза Юры привыкли к полумраку, и он увидел, что возле противоположной стены, на правой лавке, кто-то сидит.

     – Вов, это ты?

     Тут Юра заметил, что света мало было потому, что оконца завешивала штора или что-то наподобие этого. Он подошёл к ней и, взявшись за край, дёрнул. Массивная ткань, с вышитыми золотом узорами на тёмно-красной поверхности, упала вниз с громким шелестом, и свет заполнил помещение. От увиденного Юру бросило в дрожь. В конце помещения, прислонившись к стене, спиной к нему сидел ребёнок. А может и не ребёнок, а просто сложенные у стены детские вещи. Юра замер и тихо спросил:

     – Эй? Ты живой… живая?

     Но ответом ему была тишина. Тогда он осторожно начал приближаться к ребёнку. Чем ближе он подходил, тем больше ему казалось, что это просто ворох вещей, сложенных таким образом, что он напоминал прислонённое к стене тело. Яркая кремовая с красными узорами накидка, вязанная шапочка такого же цвета, белое платье, выглядывающее из-под накидки, светлые-розовые колготки и яркая обувь, напоминающая ботиночки. Их хорошо было видно в ажурном отверстии ножки лавки.

     Юра перевёл дыхание и стал ещё внимательнее осматривать находку. Нет, это не было похоже на человека. Всё выглядело приплюснуто, а не объёмно. Словно кто-то второпях пытался придать одежде нужную форму, вложив одни вещи в другие, чтобы издали казалось, что у стены сидит человек. У Юры немного отлегло от сердца. А он было решил, что перед ним действительно кто-то сидит. Рук видно не было, они были скрыты накидкой, виднелись только опущенные плечи. Осмелев, он подошёл вплотную. Непонятно было, как вообще одежда так держится. Нет, на что-то она таки была одета. Вешалка?

     «А может это одетый манекен?»

     Юра нагнулся, приблизившись к одежде, и тут увидел выбивающиеся из-под шапочки светло-коричневые локоны. Нет, они не выглядели синтетическими, а были вполне настоящими волосами.

     «Кукла?» – мелькнула мысль у Юры.

     Ведь запаха тления он не чувствовал. Если бы это было тело мертвеца, он бы это унюхал. Осторожно он дотронулся до плеча, и пальцы наткнулись на что-то твёрдое под одеждой. От прикосновения левая рука, которая до этого была сложена на коленях, упала вниз, и Юра увидел пожелтевшую детскую ладошку. Она высохла, но не было сомнений, что это не кукла и не манекен. Перед ним была детская высохшая мумия. Как ужаленный Юра отпрыгнул от тела и в два прыжка оказался у двери.

     – Твою мать, – прошептал он, вытирая пот.

     Он никогда так близко не видел мертвецов, а уж тем более детей. Замерев в дверях, он облизнул сухие губы. Мгновение поколебавшись, а не взять ли с собою один из планшетов, лежавших на скамье поблизости, и уже сделав шаг в их сторону, он услышал в коридоре за спиною шум и голос Володи:

     – Ты чего там застрял?

     Юра повернулся и увидел стоящего в дверях брата призывно машущего ему рукой.

     – Ты идёшь?

     – Сейчас, секунду.

     Он повернулся обратно и сделал несколько шагов к ближайшему устройству. Нагнувшись и взяв его в руку, он невольно кинул взгляд на мертвеца. Его руки задрожали, планшет выпал из онемевших пальцев, а холодная волна страха пробежала ледяной волной по спине, достигнув головы на которой волосы встали дыбом. Он же точно помнил, как рука мёртвого ребёнка упала вниз, помнил эту сухую кисть, с жёлтой пергаментной кожей. Но сейчас руки не было. Мертвец сидел так, как его нашёл Юра. Сглотнув, Юра начал медленно отступать к двери не отрывая взгляда от тела, но мертвец сидел не шелохнувшись. В дверях, когда он уже почти вышел из комнаты, кто-то положил ему руку на плечо. Взвизгнув и подпрыгнув, Юра сбил брата с ног и помчался вприпрыжку к выходу. Только у куба он смог остановится и перевести дыхание.

     – Какая муха тебя укусила? – спросил вышедший за ним Володя, потирая правую руку.

     – Там мёртвый ребёнок и он двигается! – тихо просипел Юра, нервно вытирая пот и пытаясь нормально дышать.

     – Ты серьёзно? – лицо брата вытянулось.

     – А я похож на прикалывающегося? – в свою очередь спросил Юра. – Я чуть не помер от страха.

     Володя осторожно подошёл к двери и заглянул в коридор. Там никого не было, и стояла зловещая тишина.

     – Ты говоришь, что мертвец двигался, а как?

     – Не знаю, руку поднял опущенную. Слушай, давай валить отсюда.

     – Куда?

     – Не знаю, к бассейнам.

     – Тогда нам придётся пройти коридор.

     – Ты иди, а я пока здесь посижу в кресле.

     Юра сел в одно из пустых кресел и посмотрел на свои руки. Пальцы дрожали. Кисло улыбнувшись, он сжал их в кулаки. Тем временем Володя осторожно, на цыпочках, покрался в коридор, добрался до открытой боковой двери, откуда вылетел Юра, и заглянул внутрь. Несколько секунд он разглядывал комнату, а потом выпрямился и громко сказал:

     – Ну и где твой мертвец?

     – Там, – ответил Юра, потирая бок. Тот было перестал болеть, но теперь, когда Юра успокоился, опять начал ныть.

     «Точно будет большой синяк», – подумал Юра. – «А может и ещё хуже».

     – У страха глаза велики. Где мертвец?

     Юра встал, нехотя подошёл к брату, стоящему в дверях, и осторожно заглянул внутрь. Всё было так же, как и раньше, только у стены никого не было.

     – Ну? – Володя вопросительно посмотрел на брата.

     – Что, «ну»? Вот там он сидел, возле стены, как раз около первого шкафчика. Он или она, не знаю! – Юра пальцем указал на стену. – Ну вот там, прямо на краю скамьи, возле последнего шкафчика. Или первого, – брат был на взводе, его голос рвался и он путался в рассказе.

     Володя глубоко вздохнул и направился к месту, где по рассказам брата сидел мертвец.

     – Да, – сказал он, улыбаясь и потирая подбородок. – Значит мертвец и фломастером на стене написал.

     – Что написал? – не понял Юра.

     – Подойди и посмотри, художник.

     Юра, преодолевая страх, подошёл к брату и увидел на серой стене надпись на русском языке, сделанную маркером или фломастером: «Он здесь».

     – Это не я! – выдохнул Юра. – Ты что, действительно думаешь, что я прикалываюсь над тобой?

     – В школе ты этим частенько занимался.

     – То было в школе, а сейчас я взрослый человек. И я…

     Он замер. Его взгляд упал на первый шкафчик, дверца которого была приоткрыта. В тёмной щели виднелась та самая кремового цвета накидка, та самая шапочка, лоскут белого платья и даже, как ему показалось, он увидел часть лица мертвеца. Несколько секунд он смотрел на него и когда мертвец чуть-чуть шевельнулся и легко кивнул головой, Юра подпрыгнул. С криком он бросился прочь, сшибая всё на своём пути. Он не помнил, как выскочил в коридор, миновал душевые кабинки, чуть не упал в странном зале, сиявшем голубым светом, и только около воды бассейна он, наконец, пришёл в себя. За ним прибежал, тяжело дыша, Володя.

     – Что это было? – отдышавшись, спросил он, зло глядя на брата. – Что это за, бля, спринтерские гонки?

     – Он был в шкафчике, он шевельнулся.

     – Знаешь что…

     – Что?!!!! – закричал, рассвирепев, Юра. – Что?!!! Я всё выдумал? Делать мне больше нечего!

     – А как же надпись. Везде совершенно непонятный язык и вдруг возникает надпись на русском: «Он здесь». То есть местный мертвец знает русский язык?!

     – Пошёл ты! – Юра отвернулся. – Я ничего не писал на стене! Я не знаю что это! Может здесь кто-то ещё есть!

     – Ладно, успокойся. Надо всё обдумать.

     Несколько минут они молча стояли, глядя невидящими глазами на холодную, голубую гладь бассейна. После паузы Володя сказал:

     – Может, вернёмся и посмотрим? Может, там ещё есть надписи?

     – Если тебе интересно, можешь идти. А я тебя здесь подожду. С меня впечатлений хватит на сегодня. И чёрт меня дёрнул сегодня вызваться убирать в этом офисе!

     Вдруг послышался звук. Низкое гудение. Он проходил сквозь прозрачные стёкла крыши и заполнял всё вокруг. Это не было галлюцинацией. Что-то летело в небе, впервые разогнав тишину небоскрёба.

     – Слышишь? Всё-таки здесь есть живые! – сказал Володя.

     – Это ещё неизвестно. Это може….

     Он не договорил, со стороны Солнца выскочил, серебрясь металлом, летательный аппарат, походивший на вытянутую рыбу, по бокам которой светились голубым пламенем двигатели. Аппарат завис над небоскрёбом, и в его днище возникла вспышка света. Она не ослепила братьев, но они почувствовали, словно через их тела прошло тепло. Корабль завис на секунду, а потом медленно стал подлетать к смотровой террасе, с которой они разглядывали город.

     – Приехали, – тихо прошептал Юра. – Что делать будем, убегать?

     – А есть смысл? – переспросил Володя. – Куда, и, главное, зачем? Здесь никого нет, кроме твоего мертвеца, которого видел ты, – на последнем слове Володя сделал особое ударение. – А это могут быть живые люди… или существа. У них есть еда и вода. Я пить хочу. Не пить же из бассейна.

     – Хорошо, чуть что, подымаем руки вверх и сдаёмся.

     – Надеюсь, этот жест они правильно истолкуют, – согласился Володя.

     С места, где они стояли, было плохо видно, но им показалось что из корабля вышли несколько фигур и направились на мостик.

     «Интересно, как они спустятся? – подумал Юра. – Лифты не работают. Побегут по лестнице?»

     Фигуры остановились на мостике и что-то кинули вниз. Оба брата инстинктивно присели: мало ли что. Вниз, на поверхность пола, с лязганьем упало три диска. Мгновение они просто лежали, а потом выпустили из своей поверхности металлические, похожие на паучьи, лапы, которые с треском вонзились в покрытие пола. Через секунду из центра каждого диска выполз телескопический раструб, и в небо ударил белый луч света. Он был словно осязаемый, словно был не просто светом, а чем-то материальным. По этим световым лучам, как по канатам, плавно спустились три человеческие фигуры в скафандрах.

      «Две руки, две ноги. Одна голова» – мысленно пробормотал Володя. Как только фигуры коснулись поверхности пола, лучи выключились, а на братьев было наведено оружие. Те мгновенно выпрямились и подняли руки вверх.

     – Мы сдаёмся, не стреляйте, – срывающимся голосом сказал Володя.

      Фигуры стояли не шелохнувшись. Они были одеты в тёмные скафандры, больше смахивающие на обтягивающие комбинезоны, переливающиеся отражённым солнечным светом.

     «Наверное какой-то пластик», – подумал Володя.

     На головах пришельцев были шлемы, для обзора на уровне глаз проходила полоса затемнённого пластика. По бокам этой полосы светились красным светом два огонька. Ещё несколько салатовых огоньков горело на поясе. Оружие, что держали незнакомцы в руках, отдалённо походило на штурмовые винтовки. Возле руки, державшей цевьё, светился ряд индикаторов. Было неясно, чем стреляет оружие, но братья не собирались испытывать это на себе.

     – Мы сдаёмся! – ещё раз проговорил Володя окрепшим голосом.

     – Эй де кам! – послышался громкий голос.

     Стволы оружия пришельцев смотрели в сторону братьев. Володя уже подумывал не опуститься ли на колени, но в этот момент оружие пришельцев опустились ниже их груди. Их явно не хотели убивать. Стоящий в середине пришелец, опустив оружие, отстегнул от пояса тёмную коробочку. Направив её в сторону братьев, он на что-то нажал, и широкий сканирующий луч пробежал по их телам. Когда луч погас, пришелец опять пристегнул коробочку к поясу и подошёл к братьям. Остальные остались стоять на месте. Их оружие было направлено вниз, но если протянуть невидимую линию от стволов к братьям, то конец линии упирался им в ступни. Они целились и не целились одновременно. Скорее всего, они не видели в них угрозы, но на всякий случай держали оружие наготове. Ясно было, что незнакомец их разглядывает. За шлемом скафандра этого не было видно, но по движению его головы Володя понял, что его с братом внимательно изучают. С минуту они так и стояли, молча глядя друг на друга, а потом подошедший к ним пришелец повернулся к остальным и те опустили оружие к полу.

     Тем временем их корабль загудел двигателями, отлетел от террасы и начал снижение. Он сверкнул бликами на солнце, грациозно покачивая боками при спуске, и исчез из поля зрения. В этот момент пришелец повесил оружие на грудь, скорее всего на какие-то магниты, и подняв правую руку, согнул её, поднося к лицу. Тут Володя увидел, что на руке пришельца закреплено устройство, напоминающее экран планшета. Оно полукругом обхватывало его руку и сейчас светилось символами. Пришелец набрал что-то на нём, и его шлем, раскрывшись, сложился на спине. На них смотрел молодой мужчина лет тридцати. Он был поразительно похож на человека, если бы не глаза. У него были кошачьи глаза-щёлки и он очень пристально смотрел ими в глаза братьев.

     – Шена, вас, амат? – спросил он.

     – Мы не понимаем, – тихо ответил Юра.

     Держать поднятыми руки вверх становилось тяжелее с каждой секундой. И он очень хотел их опустить, но боялся, что их неправильно поймут.

     – Шаго, сида, – задумчиво произнёс пришелец.

     Шлемы его спутников тоже раскрылись и сложились на спине. За ними скрывались мужчина и женщина. Тоже лет тридцати - тридцати пяти. Женщина подошла к братьям вплотную и тоже, повесив оружие на грудь, внимательно их осматривала. Она сняла с пояса прибор и, поколдовав над ним, направила в сторону братьев.

     – Шата, шата глена, – сказала она.

     Оба брата молчали, не понимая ни слова.

     – Шата глена! – настойчиво произнесла женщина.

     Стоящий перед ними пришелец с кошачьими глазами вдруг улыбнулся и пальцем показал на открытый рот.

     – Говорить, что ли? – тихо спросил Володя.

     Женщина кивнула.

     – Нас зовут Юра и Володя Румянцевы. Мы с планеты Земля, с Украины.

     Над прибором женщины вспыхнул прозрачный экран и по нему побежали символы.

     – Мы из города Киева. Попали сюда случайно…

     – Да, мы сели в лифт и вместо десятого этажа приехали сюда, – добавил Юра

     По мере того, как они говорили, у женщины чисто по человечески расширялись от удивления глаза. На экране одни за другими сменялись символы. Компьютер искал ответы.

     – Иштан ца гледа?!

     – Мас? – переспросил пришелец с кошачьими глазами.

     – Да сы, ундо ватт.

     – Напус? – послышался голос ещё одного мужчины. – Вадус, напус це!

     Женщина пожала плечами и кивком головы указала на ползущие по экрану данные. Второй мужчина подошёл по ближе и покачал головой, не веря тому, что видит. В этот момент данные перестали сменять друг друга, и прибор тихо зазвенел. Женщина замерла на секунду, а потом чётко, по слогам, произнесла:

     – Теперь вы меня понимаете?

     – Да, – хором ответили братья.

     – А можно руки опустить? – тихо попросил Юра

     – Опустите.

     На поясах остальных пришельцев что-то взвизгнуло и огоньки перемигнулись.

     – Так, ещё раз вопрос: кто вы и как здесь оказались? – медленно, с паузами, проговорил человек с кошачьими глазами.

     – Мы братья, Владимир Денисович Румянцев и Юрий Денисович Румянцев с планеты Земля. С Украины, есть такое государство на этой планете. Из столицы – Киева, – начал Володя, но его перебил Юра.

     – Понимаете, мы должны были убрать офис в здании, на десятом этаже. Сели в лифт и вдруг оказались здесь, на сорок пятом этаже. В другом небоскрёбе и… э-э-э… на другой планете.

     Пришельцы внимательно слушали их обоих с беспристрастными лицами. После того, как братья замолчали, человек с кошачьими глазами посмотрел на женщину.

     – Данные сканирования подтверждают, что они с планеты Земля. Состав крови, структурный состав сажи в лёгких, химический состав костей, генетический код. Нет сомнения, что они настоящие.

     – Ну а какие мы должны быть?! – не выдержал Юра.

     – Вы знаете, где вы находитесь? – спросил человек с кошачьими глазами.

     – Нет.

     – Это Каррисфена, пятая планеты Системы Алголь-Тэс. Система двойной звезды.

     – Ну, мы уже понимаем, что мы на другой планете.., – тихо начал Володя.

     – Вы в другой галактике, – усмехнулась женщина. – Примерно два с половиной миллиона световых лет от вашего Солнца. И как вы тут оказались ещё раз мой вопрос?

     – Как в другой галактике? – оба брата даже присели от неожиданности.

     Второй мужчина отстегнул от пояса прибор и поднёс к лицам братьев. Прибор загорелся красным светом.

     – Признаков тёмной энергии нет. Переход мы не обнаружили, – он навёл прибор на здание. – Никакого остаточного возмущения.

     – Судя по их глазам, по дыханию, по давлению крови в сосудах и обильному потовыделению они говорят правду, – сказала женщина. – Удивительно, я несколько раз перепроверила данные. Всё сходится, ошибки быть не может. Они с этой маленькой планеты на задворках Вселенной.

     – Или же они думают, что говорят правду, – мужчина снова навёл прибор на братьев. – Мы встречали Проникателей и Спящих с подобными сигнатурами. Особенно Спящих…

     – Это не дубликаты и не реплики. Все данные в пределах нормы. Никаких отклонений. Должен признать, Эгейя, это действительно люди с планеты Земля. Я провёл пять сканирований, всё совпадает до последнего знака. У Спящих есть один дефект: их эмоции не совпадают с работой мозга, словно эмоции сами по себе, а мозг сам по себе. Поэтому их называют Спящими. Во сне их легко выследить, когда они отправляют всю накопленную за день информацию.

     Женщина молчала. Она принимала всю информацию от своих спутников и просматривала её.

     – И как они тогда здесь оказались, если не было Перехода. Да и Переход невозможен на такое расстояние. Масс-машине требуется несколько стандартных лет, чтобы преодолеть расстояние между двумя галактиками. А они утверждают, что сели в лифт и раз – оказались на карантинной планете. Я не могу даже теоретически допустить такое! Где следы, где хоть какие-то возмущения?

     – Да, слабо верится. На базу сообщил, Монт? – спросил человек с кошачьими глазами своего коллегу.

     – Да, Агюст. Сразу же, как сканер тетайзера зафиксировал живые объекты в городе.

     – Монт, а что мы знаем о технологии Перехода? Вдруг это возможно? Это «мертвецам» всё известно.

     – Здесь мы видели мертвеца, – сказал Юра.

     – Что? Какого мертвеца?

     – Не знаю, мёртвую девочку. Я зашёл в одну из комнат, а там она сидит.

     Женщина подошла к Юре, окинула его взглядом, и кисло улыбнувшись, сказала:

     – В комнату зашёл? – она скользнула взглядом по оттопыренным карманам. – Как у вас там говорится на Земле, прибарахлился?

     – Что? – Володя посмотрел на брата, а тот покраснел.

     – Ну… я…. Сувениры…

     Он запнулся, а потом вдохнул полные лёгкие воздух и добавил:

     – Но я мертвеца видел, клянусь. Ребёнка.

     – Здесь никого нет примерно 90 местных лет. Ни живых, ни мёртвых. Мы никого не нашли, и вот ты, землянин, утверждаешь, что видел ребёнка?

     – Ну, я не уверен, что он был жив. Но там ещё надпись на стене появилась.

     – Монт, проверь! – приказал Агюст.

     – Может это связано с сигналом, что мы получили? – спросила Эгейя. – Иначе они были бы обнаружены только вечером, при облёте территории дронами.

     – Возможно. Но послать сигнал они точно не могли. Да и здания давно обесточены. Хм, а мы уж было решили, что нашли тех, кто убирает небоскребы, уборщиков, – Агюст усмехнулся.

     – А кто убирает здания? – спросил Юра. – Тут так чисто, ни пылинки. Всё блестит и сияет.

     – Если бы мы знали. Все роботы давно выключены и стоят в ангарах, – ответила женщина.

     Тем временем Монт одел обратно шлем и отстегнув оружие от груди начал приближаться к дверям.

     – Где именно вы видели ребёнка? – перед братьями развернулся экран. На нём горела схема здания. Володе понадобилось несколько секунд, чтобы сориентироваться.

     – Брат утверждает, что здесь, – ткнул он пальцем на схему.

     – Восемьдесят метров вперед. Точка три-четыре, – сообщил данные человек с кошачьими глазами напарнику.

     Тот с тихим свистом переключил оружие и, направив его стволом вперёд, вошёл в двери. Экран перед оставшимися мигнул и вместо схемы появилось изображение того, что видел ушедший.

     – Можно вопрос? – тихо спросил Володя.

     – Задавай, – ответил Агюст.

     – Когда вы к нам обратились, вы говорили на непонятном языке, а теперь общаетесь только на русском. Это из-за нас? То есть, чтобы мы понимали?

     – Что? – человек с кошачьими глазами посмотрел на Володю. – Интересный вопрос. Как-то не задумывался над этим. На самом деле мы переключились на ваш язык и им оперируем. Нам всё равно, на каком языке общаться. Лингвистический имплантат в нашем мозгу делает всю работу по переводу. Вот и всё.

     – Круто! – кивнул головой Юра. – Нам бы такое.

     Монт прошёл душевую и оказался в там самом коридоре.

     – Двадцать пять метров, последняя дверь направо, – сообщила женщина.

     – Понял.

     Компьютер на экране выделил нужную дверь. Она была единственной открытой дверью. Странно, но дверь напротив была плотно закрыта. Юра недоумевал, он точно помнил, что он оставил её приоткрытой. Но сейчас она была заперта.

     – А у вас какая-то защита есть? – спросил Володя. – Мало ли что. А этот пластик ваших костюмов...

     – Пластик? Это многослойный полимер с меняющимися свойствами, плюс армирован монокристаллическим стальным волокном, переплетённым с композитом на основе графена.

     – С чем? Как переплетён?

     – Это волокно, которое в десять раз прочнее кевлара и даже арамида. Плюс ко всему этому встроенный в костюм экзоскелет. Это, конечно, не бронелаты дивизионеров-бронепанцирей и уж тем более не броня «мертвецов», но здесь же не идут боевые действия. Поэтому данный защитный костюм подходит для этой миссии.

     – А кто такие «мертвецы»? – поинтересовался Юра.

     – Это сленговое название сил специального назначения, вооружённых оружием Звёздных Механиков, «Мёртвых подразделений».

     – А почему вдруг «Мёртвые подразделения»? Они что, мертвы?

     – Исходя из их эмоционального восприятия, точно мертвы. И…

     – Может, хватит им информации на сегодня? – Агюст с укором посмотрел на женщину. Та сразу замолчала. А потом подумав, добавила:

     – А кому они её расскажут? – усмехнулась она. – Скорее всего «мертвецы» их заберут себе на базу, на Тевталон-15.

     – Мы ещё пока не поняли, как они сюда попали.

     – Как скажешь, ты у нас главный.

     Тем временем Монт подошёл к двери и заглянул внутрь. По экрану пробежала полоса сканирования и компьютер что-то написал, не переводя. На экране светились незнакомые символы. Они мерцали возле изображения стены со шкафчиками, которые были подсвечены разными цветами. Володя вопросительно посмотрел на женщину.

     – Сканер пишет, что живых существ не обнаружено, – перевела она, внимательно глядя на экран.

     – Да она и не живая была, – ответил Юра.

     – Монт, сканируй помещение на определение органических веществ.

     Вновь по экрану пробежала полоса только другого цвета, оставляя светящиеся пятна на стенах, полу, скамейках, шкафчиках. Где-то пятен было много, как на дверцах шкафчиков, где-то совсем мало.

     – Остаточные следы органики, – сообщил Монт.

     – Попробуй вычислить свежие.

     Компьютер обрисовал несколько пятен. Особенно много было на одном из валявшихся на полу планшетов. Володя укоризненно посмотрел на Юру. Тот опустил взгляд.

     – Генетику землян отбрось, сосредоточься только на следах коррисфенян.

     Компьютер несколько секунд обдумывал задание, но ничего не заштриховал.

     – Где вы видели ребёнка? – спросил Агюст.

     – Возле крайнего шкафчика, там, где правая скамейка упирается в стену.

     – Понял, приближаюсь.

     Ствол оружия был нацелен прямо на шкафчик, пока Монт приближался к стене. Вот показалась знакомая надпись: «Он здесь». Агюст вопросительно посмотрел на братьев.

     – Не мы это, не мы! – громко ответил Юра. – Не писал я это!

     – Сканирую надпись, – сообщил Монт, и по экрану побежали данные. – Судя по пигментным компонентам цвета, использовался местный маркер. Странно, девяносто лет прошло, а он пишет.

     – Ты видишь сам маркер? – спросила Эгейя. – Дай скан пола.

     Монт осмотрелся, по экрану забегала полоса сканера, но тот ничего не нашёл.

     – Нет.

     – Где в последний раз видели тело? – поинтересовалась Эгейя.

     – В шкафчике, который рядом с надписью, – ответил Юра.

     – Монт, – приказал Агюст.

     – Слушаюсь, – Монт подошёл к шкафчику и открыл дверь. – Никого.

     – Просвети всё, –приказал тогда Агюст.

      На экране появилась рука пришельца с каким-то прибором, из которого телескопически вырастал раструб. Когда он закончил расти, раздался гул и по экрану поползло тёмное пятно. Оно ползло по шкафчикам. Это походило на рентгеновское излучение. Деревянные дверцы шкафа становились тёмными, и зелёными линиями высвечивались конструкции похожие на земные вешалки. Следом, словно луч заставлял предметы светиться фосфоресцирующим светом, проявлялись металлические бляхи, пуговицы, застёжки, всякий мелкий хлам, что лежал на полках шкафчиков. Едва видимыми штрихами обозначалась одежда. Монт просканировал все шкафчики и выключил прибор. С металлическим звоном тот сложил раструб.

     – Ничего.

     Агюст повернулся к братьям и вопросительно посмотрел на них.

     – Я клянусь, что видел. И ещё же эта надпись на русском. Если не мы её сделали, тогда кто?

     – Эгейя?

     – Данные сканера корабля показали, что в здании было только два живых объекта. Если они не используют технологию Тени…

     – Тогда нужно прислать сюда дронов. Они просканируют каждый миллиметр этого здания. Кроме того у них есть детектор гравитационного возмущения. Технология Тени оставляет вихревые следы в Тёмной материи. Когда в последний раз был осмотр этого небоскрёба?

     – Три дня назад, надписи не было, – сообщил Монт, просматривая данные на компьютере. – Да и состав воды в бассейне был другим.

     – Ну, уж поменять воду в бассейне они точно не могли, – согласилась Эгейя.

     – Инородный звук зафиксирован в этом секторе! – громко сообщил компьютер.

     Перед глазами оставшихся инопланетян и землян развернулся новый экран со схемой здания, красной точкой обозначился источник звука.

     – Это где-то около лифтов, – сказал Володя. – Похоже возле того, на котором мы приехали.

     – Монт, выдвигайся туда. Мы идём следом. Вы оба идёте с нами и не вздумайте бежать, – сказал Агюст.

     – Да мы и не собирались. Куда нам бежать, если тут никого нет?

     – Соображаете, – усмехнулся Агюст.

     Экран погас, и они быстрым шагом направились к дверям.

     – Технология Теней, Звёздные Механики, Переход – столько терминов, – тихо сказал Володя брату. – Интересно было бы узнать, что каждый из них обозначает.

     – Что это был за звук, Монт? – тем временем спросила Эгейя.

     – Звук прибывшей на этаж кабинки лифта. Я на месте, лифт обесточен.

     – Здесь всё обесточено, – сказал Володя. – Мы проверяли.

     – Конечно, всё обесточено, мы сами и отключили энергию во всём городе.

     Они прошли душевую, где давно не было ни капли воды, прошли боковой ход в туалет, где отметился Володя, и оказались в знакомом коридоре. Юра с опаской перешёл на левую сторону, подальше от открытой двери. В свете солнечного света серебрилась поднятая пыль. Архитекторы здания смогли так создать цепочки зеркал, что их свет мог проникнуть в самые тёмные и дальние уголки небоскрёба.

     – А зачем? – поинтересовался Юра. – Зачем вы всё отключили? Всю электроэнергию?

     – А для чего она здесь? Только мешала работе дронов паразитными шумами. То лифты заработают, то вода потечёт, то компьютеры офисов включаться. Сплошные паразитные шумы. Особенно дронов сводили с ума роботы-уборщики. Они ни с того ни с сего начинали ползать, убирать пыль и грязь. Дроны тратили кучу времени впустую, реагируя на все эти сигналы.

     – Полтергейст, не иначе, – кивнул головой Юра.

     Они как раз проходили открытую дверь и он, пересилив себя, кинул быстрый взгляд в проём. Никого, стена напротив была пуста.

     – Шумный дух, – усмехнулась женщина.

     В ответ на вопросительные взгляды братьев она добавила:

     – Мы почти сто лет наблюдаем вашу планету, так что ваши основные языки, литература, в том числе и фольклорная, нам известна. И технические термины тоже.

     Они вышли к Кубу, и Володя не удержался и спросил:

     – Скажите, пожалуйста, а как они там парили, внутри куба?

     – С помощью сверхпроводимости. Этот сплав на пластинах позволяет получить свойство сверхпроводимости при комнатной температуре. Это многослойный композиционный материал, который парит в магнитном поле, образующемся в кубе. Представьте, что вы плаваете в воде с одинаковой плотностью во всём объёме или в невесомости.

     – Но ведь у людей разный вес, разный объём и масса. – Возразил Володя.

     – Всё это настраивалось индивидуально.

     – Классно! – восхитился Юра.

     – Не особо. Технология применима ограниченно. Силовые поля и гравитационные левиаторы гораздо эффективней.

     – Как ваши лучи, по которым вы спустились?

     – Нечто в этом роде.

     За этим разговором они подошли к лифтам, где их ждал третий инопланетянин из группы. Он снова сложил шлем и теперь прибором сканировал кнопку вызова.

     – Ничего, – сообщил он. – Никаких признаков энергии.

     – Тогда откуда пришёл звук? Компьютеру не может казаться, это машина.

     – Ну, аналитическим компьютерам на органических связях с искусственным интеллектом.., – начал было Монт.

     – У нас здесь такой компьютер? Он управляет этим лифтом? Нет? Значит звук был реальным, и машине это не показалось. Вопрос: что его издало, если нет энергии? – командир группы явно был раздосадован. – Я не слышал, что аналитические системы Альянса могут быть подвержены слуховыми галлюцинациями. Полную аналитическую картину мне на монитор. Варианты возникновения звукового сигнала.

     – Но тут всё выключено. Я сейчас свяжусь через тетайзер с базой, может они подавали энергию на микросекунду в здание.

     – Тетайзер, это ваш корабль? – спросил Володя.

     – Землянин, вы задаёте слишком много вопросов! – командир группы был недоволен.

     Володя опустил голову, но краем глаза заметил, как женщина утвердительно кивнула.

     Тем временем Монт перешёл на неизвестный язык, общаясь по рации. Когда он закончил, он сказал командиру группы:

     – Нет, подачи энергии не было. Нам рекомендовали пешком спуститься вниз и доставить обнаруженных землян на базу.

     Володя негромко кашлянул после этих слов. Он представил себе спуск до земли и путешествие в неизвестность. Как бы он хотел сейчас оказаться дома, с семьёй. Увидит ли он когда-нибудь их теперь? Злость начала накапливаться в его сердце. И почему он послушал брата и согласился ему помочь? Сейчас он бы сидел дома, смотрел телевизор. Сегодня футбол должен быть в пять часов. Вместо этого он застрял здесь, на этой планете. Может ещё заразился неизвестными микробами. Засопев, он искоса глянул брата. У Юры тоже в голове блуждали невесёлые мысли. Впрочем, винить его Володя не мог. Кто же знал, что так получится?

     Лифт за спинами тихо звякнул и открыл двери. Инопланетяне молниеносно развернулись и направили в кабину лифта оружие.

     – Что такое? – спросил Агюст. – База, энергия на объект СИТИ-456/17 подана?

     – Нет, – послышалось из рации.

     Командир группы осторожно приблизился к открытым дверям. Огромная кабина лифта человек на тридцать была пуста. Мягкий голубоватый свет освещал её из источников света, идущих вдоль всей крыши кабины.

     – Что это значит? – Эгейя просканировала кабину. – Никаких признаков Тёмной энергии. Ничего необычного. Фон в пределах нормы. Ни силовых полей, ни радиации, ни электромагнитного возмущения.

     – За исключением работы лифта в отключённом от электроэнергии здании.

     – Может нас приглашают? – спросил Володя. – Проехаться?

     – Рисковать не будем, – Агюст отошёл от кабины и показал рукой на дверь. – Спускаемся, как и планировали. По лестнице. Вперёд. Монт, ты замыкающий.

     Они направились к закрытым дверям, которые не смог открыть Володя. Едва они дошли до них, как… вновь оказались повёрнутыми к лифтам. Ничего не было, ни вспышки, ни грохота, ни молнии, ни ещё каких-то световых эффектов. Просто в одно мгновение они снова смотрели на открытые двери лифта.

     – Асфератус мотер, – тихим голосом проговорила Эгейя. – Что это было?

     – Как нас развернуло? – Монт быстро повернулся и посмотрел на закрытые двери, к которым они только что направлялись. – Это невозможно.

     – А вы думали, мы сюда просто так попали? – триумфально улыбнулся Юра. – Не верили, что мы сели в лифт на своей планете, а приехали сюда, на как там её, Корр.., Каррис….

     – Каррисфена, – машинально поправила женщина.

     Она осторожно начала приближаться к двери, держа оружие наготове. Не дойдя примерно метр до закрытых створок, она снова оказалась возле остальных. Причём опять совершенно непостижимым образом. Она просто продолжала идти, внезапно переместившись в пространстве с разворотом на 180 градусов.

     – Эгейя? – спросил Монт.

     – Ничего, никаких данных. Всё в пределах нормы. Я даже не знаю, как это всё назвать, – она смотрела на командира группы. – Это немыслимо! Это не Переход, даже не телепортация. Как будто я продолжаю идти куда собиралась, но только меня при этом разворачивает. Феноменально!

     Послышался отдалённый гул, и Володя увидел через прозрачное стекло купола несколько металлических шаров, помигивающих разноцветными огнями. Блеснув на солнце, они скользнули вниз.

     – Дроны прибыли. Сканирование ничего не выявило. То, что происходит, с физической точки зрения невозможно, – сказал Монт.

     – Ещё двести стандартных лет назад и Переход считался невозможным, – тихо сказал Агюст.

     – Нас не приглашают, а настойчиво требуют, чтобы мы поехали на лифте, – Эгейя смотрела на распахнутые двери кабины лифта, непроизвольно сжимая кисти рук в кулаки.

     – Что будем делать? – Монт вопросительно посмотрел на командира.

     – Может всё-таки стоит поехать? – спросила Эгейя.

     – Это исключено. Мы поднимемся вверх на террасу и вызовем тетрайзер, – принял решение Агюст.

     – А нам дадут подняться? – поинтересовался Монт. – Я не уверен в этом. Мы столкнулись с такими технологиями, что лучше принять приглашение.

     Агюст колебался.

     – Что с «мертвецами»?

     – Они вылетели примерно полчаса назад. Будут здесь через несколько часов. Не могут войти в Переход и используют обычный метод, масс-машину.

     – Звенья одной цепи, – тихо сказала Эгейя. – У нас нет выбора.

     Володя первым направился к открытым дверям лифта. Монт вскинул оружие и приказал:

     – Стой!

     – А что, стрелять будете? – поинтересовался Володя. - Юр, пошли.

     Вслед за Юрием к лифту направилась и группа инопланетян. Они свободно поместились в кабине лифта, и Эгейя нажала на одну из кнопок.

     – Это первый этаж? – поинтересовался Володя рассматривая символ около кнопки.

     – Нулевой, – машинально ответил Агюст. – Оружие на максимум.

     Двери лифта мягко закрылись, и кабина плавно тронулась вниз. Пришельцы колдовали над оружием. Под их пальцами вспыхивали и гасли огни. После нескольких комбинаций, оружие тихо пискнуло, и к синтетическим запахам кабины добавился явственный запах озона. Закрыв панели управления оружием, они направили стволы на двери лифта. Жестом они приказали братьям встать за их спинами.

     – Как только двери откроются, сразу на выход к кораблю. Без задержек, – скомандовал Агюст. – Земляне, хорошо бегаем?

     – М-м-м.., – промычали оба брата в ответ.

     – Ничего, обоим полезно побегать. Исходя их ваших физических данных, вы давно не занимались силовыми упражнениями. Эта планета в объёме на пятнадцать процентов меньше Земли, так что бежать будет легче.

     – Понятно, – тихо пробормотал Юра, пожёвывая губами.

     – Может, батарейные аккумуляторы активировались? – предположил Монт. – Где-то замкнуло и энергия начала подаваться на лифт. Здесь же полно солнечных батарей. За городом их целые поля.

     – Да, да, – кисло усмехнулся Агюст. – Монт, ты сам в это веришь? Ты давно служишь в Звёздной Охране, чтобы знать, что на таких планетах может случиться всё, что угодно, только не логически понятное. Здесь невозможно правильно предположить и просчитать события. Особенно наши телепортации к лифту. Как можно объяснить этот наш разворот на сто восемьдесят градусов? Батареями или спонтанной подачей энергии? Нет, Монт, это что-то гораздо большее, чем обычный вдруг заработавший лифт, так что готовимся к наихудшему.

     – Да, но здесь не было войны, не было Врага или мертвяков. Пустая планета…

     – Именно, целая пустая планета, – Эгейя посмотрела на братьев. – Целая цивилизация пропала. Раз – и нет её. Ни следов борьбы, ни каких-то ужасов, ни чёрных болот, ни мух. Не было сражений, ничего. И кто сказал, что здесь не было Врага? Только потому, что мы не видели следов войны? Враг действует совсем нелогично, иногда иррационально. Мы даже не знаем что это.

     – Что такое Враг? – спросил Юра.

     – Вы не поймёте. Враг – это собирательный образ, – тихо ответил Монт.

     Лифт скользил вниз. На большом экране над кнопками ползли алые символы. Целые цепочки странных надписей. А вот на маленьком экране, который находился между двух рядов кнопок, сменялись единичные символы, Володя понял, что это отсчитываются этажи.

     – Прошу прощения. А что на этом большом экране пишется? – Поинтересовался он.

     – Краткая информация про уровень, – ответил Монт. – Плюс интерактивные ссылки.

     – Что? Их можно нажать? – спросил удивлённый Володя

     – Их? Нет, конечно, но если у вас есть персональный интерактивный прибор для связи с компьютером кабины лифта, то вы можете получить всю информацию про любой этаж здания на дисплей.

     – Понятно, планшет, подключённый к вай-фай, – произнёс Володя.

     – Угадал, землянин. Именно так, – на лице пришельца возникло подобие улыбки.

     Кабинка лифта продолжала скользить вниз.

     – Ещё три уровня, – тихо сказала Эгейя.

     Внезапно из динамиков лифтовой кабины, из решётчатого отверстия над экранами, раздались голоса:

     – А может, не будем смотреть этот фильм про древнюю Грецию? – послышался девичий голос. – Давайте другой.

     – Да нормальный фильм, – не соглашался голос юноши. – Легенды древней Греции.

     – Как он называется?

     – «Битва Титанов», вроде.

     Из динамика послышался возмущённый шум. Женский голос произнёс:

     – «Полицейскую Академию»! Поставьте «Полицейскую Академию»!

     И это подхватили все. Даже те, которые были не согласны, общий настрой убедил их. На одобрительном рёве динамики смолкли. Трое инопланетян замерли в недоумении, но вот Вова и Юра поняли всё хорошо.

     – Ты помнишь нашу поездку в Ужгород в начале девяностых? – спросил Юра.

     – Конечно, помню, – тихо ответил Володя. – Как нашу колбасу, последнюю палку, жрали все голодные одноклассники. Особенно Егор отличился красноречием, заставив нас скормить её им.

     – А Потап, помнишь его? Они как раз с Егором наелись репчатого лука. Красные рожи и слёзы текущие из глаз. Даже девчонки ели. Блин, полезно и вкусно! Как они потом над собой смеялись. А Ярославу помнишь, к ней ещё клеились местные?

     – Ведь им так кушать хотелось. Помнишь обед в местной столовой? Там же еды было – кот наплакал. А Славку, конечно помню. Эх, какая девушка была, красавица. Просто загляденье. Сам засматривался. М-да, вот же были похождения местных болванов к ней, когда мы смотрели тот телевизор с зелёными рожами. Не стеснялись, приходили целоваться.

     – Да, севшая трубка была у телевизора, – улыбнулся Володя. - Сплошные мертвецы на экране. Зелёные лица, зелёные губы – это что-то!

     – Эх, ностальгия, – тихо добавил Юра.

     Кабина лифта медленно скользила вниз. В голубоватом свете кабины символы на маленьком экране отсчитывали этажи.

     – Ты голоса узнал?

     – Голос Вали Солнцевой? Этот голос не забудешь. Уф, какая была девушка! Помнишь Егора, как он за ней бегал, как собачка? Ещё голос Лены Турчанской, вроде, слышался. Ани Чулиной тоже. Не уверен. Да, ещё Оли… Забыл фамилию. Черня..? Не помню: так давно было это.

     – Да, помню её. Та самая, что в игре «колечко», целовала всех через носовой платок? Она?

     – Ты меня спрашиваешь? Словно я это помню. Я только помню, как Егор в видеосалоне на фильме «Хищник» мне почти смял ногу от страха.

     – Это когда качество фильма было таким отвратительным, что из-за помех было почти ничего не видно?

     – Вижу, помнишь, – улыбнулся Юра.

     Инопланетяне молча прислушивались к их диалогу, не вмешиваясь. Лифт достиг нулевого уровня и начал движение дальше. Эгейя подошла к панели управления и несколько раз нажала на кнопку, обрисованную красной линией.

     «Это кнопка экстренной остановки» – предположил Володя.

     Но кабина лифта не среагировала и продолжила ехать вниз.

     – Минус третий уровень. Готовность номер один, – сказал командир группы, и шлем надвинулся на его лицо. – Прямое воздействие.

     – Минус пятый уровень, – отсчитывала женщина. – Прошли уровни подземных автостоянок транспорта. Сейчас технические уровни.

     Братья замолчали. Секундная слабость воспоминаний закончилась. Напряжение ситуации передалась и им. Страх снова сковал их тела от ожидания неизвестности. Инопланетяне присели на полусогнутых ногах, готовясь к наихудшему.

     – Минус седьмой этаж, – сообщила Эгейя. – Сканирование не показывает отклонений фона. Всё в пределах нормы.

     Когда цифры на малом дисплее сменились ещё три раза, лифт плавно остановился и открыл двери. Их ждала темнота.

     – Свет! – скомандовал командир группы Агюст.

     После его слов на костюмах пришельцев зажглись огни. Пара фонарей на плечах, пара на груди, пара на поясе. Их не было заметно на костюмах до тех пор, пока они не загорелись ярким светом и не выхватили из тьмы металлическую лесенку и часть зала, где напротив лифта просматривались странные механизмы. За решёткой безопасности проявлялись из темноты гигантские шестерни, муфты передачи и валы.

     – База, оператор. Это командир группы Агюст. Нужна подача энергии на уровень минус десять, первичный контур. Здание: СИТИ-456/17.

     – Это база. Почему вы находитесь на данном уровне? Вы должны были прибыть на нулевой уровень для посадки на транспорт.

     – База, просто включите свет и дайте энергию на двери! – разозлился человек с кошачьими глазами. – Прямое воздействие. Действуем по обстановке.

     – Поняли вас, Сеттер-А. Подключаем энергию на первичный контур здания.

     Свет залил всё вокруг. Синхронно с ним источники света на костюмах пришельцев погасли. Это было огромное помещение. За металлическими ступенями был проход, с правой стороны которого прятался гигантский механизм. Исполинские шестерни, валы передачи. Всё это было настолько огромным, что Володя присвистнул.

     – Что это такое? – спросил он у Эгейи.

     – Механизм поворота небоскрёба. В былые времена он мог следовать за звездой, поворачиваясь так, как ему было нужно.

     Её голос звучал с механическим оттенком. Закрыв голову шлемом, она активировала громкую связь. Осторожно группа Звёздной Охраны спустилась вниз по лестнице и медленно направилась к двухстворчатым дверям. Кто-то из них подошёл к замку и нажал на что-то. Двери с шипением скользнули в стороны.

     – Впереди Т-образный перекрёсток, – сообщил один из группы. По голосу он напоминал Монта. – Какой будет приказ?

     Володя, несмотря на происходящее, всё ещё думал о том, что услышал в лифте. Почему-то на ум приходили воспоминания о поездке в Ужгород, когда они из холодного, снежного Киева приехали в солнечный и тёплый город. Потом столько времени потратили на подъём в горы, смешные попытки катания на лыжах. Ночной сон на вершине горы, в домике для постояльцев, на двухэтажных кроватях, когда мальчики спали внизу, а девочки вверху. Недоеденная трёхлитровая банка сгущёнки, гречка на завтрак и этот разговор в местном видеосалоне. К чему всё это? Почему сейчас и здесь? Ведь инопланетяне наверняка догадались, что всё услышанное в лифте предназначалось им, братьям, и только им. Но для чего, с какой целью?

     Тем временем кто-то из группы вышел в Т-образный коридор и сканировал его прибором.

     – Слабый сигнал по правую руку. Расстояние триста пятьдесят метров, – голос был женским, значит, сканировала Эгейя.

     – Вперёд, – скомандовал Агюст, никто из братьев не сомневался, что это был он.

     Пройдя узкий коридор, они открыли автоматические двери и оказались в огромном зале. Вся его правая сторона была заполнена громадными трубами: «улитками» вытяжек вентиляции, водяными компрессорами и силовыми кабелями. Трубы образовывали хаотичное сплетение. В самом центре таких сплетений были видны покрашенные в красный цвет электродвигатели. Несмотря на то, что это была другая планета, которая бог знает на каком расстоянии находилась от Земли, двигатели выглядели совсем по-земному. Даже защитные крышки были похожи.

     – Сканирование? – послышался голос командира.

     – Сканирование – отрицательное. Никаких аномалий. Всё в пределах нормы, – сообщил Монт.

     – До цели 250 метров, – добавила Эгейя, – сигнал устойчивый, без искажений. Напоминает буй экстренной помощи. Три точки и три тире.

     – Так это же SOS, – не выдержал Володя. – Сигнал просьбы о помощи на Земле.

     – Подтверждаю. Сигнал в точности повторяет земной сигнал «Спасите наши души». Агюст, что это всё значит?

     – Эгейя, если бы я знал, я бы тебе ответил. Вперёд. Выясним источник сигнала и назад. К тому моменту, я надеюсь, прибудут «мертвецы».

     Они прошли огромный зал, заполненный выключенными, замершими устройствами, и Монт открыл следующую дверь. За ней находился ещё один зал с двумя рядами колонн возвышающихся громадами метров по пятьдесят. От них в потолок шли трубы, некоторые покрашенные в красный цвет, другие – в синий. Возле каждой колонны был пульт управления: около десятка вентилей и манометров.

     – Это бойлеры обогрева здания, – сказала Эгейя. – Я так понимаю, позади должны быть плазменные нагреватели.

     Володя сделал шаг в сторону и увидел сзади колонн прикрепленные к их поверхности конструкции, напоминающие огромные радиаторы. От них во все стороны расходились трубки. Хоть металл и потускнел от времени, но Володя по характерному его цвету предположил, что это медь. Трубки уходили в стену, где выступали рёбра конденсаторов охладительной жидкости. Володя вдохнул носом воздух. Он был чистым, но чувствовался запах застоялости.

     – Двигаемся дальше, – скомандовал Агюст, – следующая дверь.

     Кто-то нажал на замок и двери с шипением скользнули в сторону. Следующее помещение было в полумраке. Словно огромные лампы, которые висели под потолком, горели не в полную силу.

     – Лампы дневного света, похоже, выгорели, – сказал Юра.

     – Лампы холодного катода? – один из инопланетян повернулся к Юре. – Здесь лампы с длинной световой волной и большой проникающей способностью не используются. От них эта цивилизация отказалась много лет назад. Они используют органическое свечение.

     – Понятно, – пробормотал Юра.

     Вся группа осторожно вступила в новый коридор. Там был всё такой же металлический решётчатый пол, под которым просматривались бесконечные вереницы труб, подсвеченные одиночными огнями. Вверху чернели связанные цепями громадные кабели, на концах связок светились огнями маленькие коробочки. Увидев удивлённый взгляд Володи, кто-то из отряда охраны пояснил.

     – Это маркеры состояния. Они показывают, как обстоят дела на том или ином участке. Видишь зелёные огни? Повреждений нет. Участок работает нормально.

     Рассматривая странные связанные цепями силовые кабели, Володя увидел, что одна из коробочек горит алым цветом. Но он ничего не сказал, все были заняты продвижением к очередной двери. Справа и слева коридора темнели очередные двери. Но сейчас они были куда меньше предыдущих. Это были арочные одностворчатые двери из массивного металла. Возле замка управления каждой из них горела цепочка непонятных символов.

     «Зачем они нас сюда тащат? – подумал Володя. – Оставили бы нас у лифтов, мы бы их там подождали. На кой мы им сдались в этом поиске?»

     – Правая дверь, дистанция сто метров. Сигнал устойчивый. Информационный буй. Сигнал помощи. Данные сканирования 45-4.

     – Принял, – ответил Агюст.

     Дверь открылась с шипением пневматики, и они увидели огромный зал. Его пересекали металлические конструкции, идущие под углом слева направо, снизу вверх. Огромные тёмные рельсы, защищённые сеткой безопасности. Справа из стены выступали серые колонны. На их вершинах помигивали белые огни, а с другой стороны, где из пола начинали свой путь тёмные рельсы, горели разноцветными огнями гигантские панели.

     – А вот и зал аккумуляторов, – тихо проговорил кто-то. – Всё работает, как часы.

     Но не это привлекло внимание вошедших в зал. Впереди, где должна была находиться очередная дверь, теперь стояло во всю стену зеркало.

     – Что это? – послышался взволнованный голос Эгейи. – Схема технических помещений показывает, что дальше должна быть дверь в ангар роботов технического обслуживания, а не зеркало.

     – Монт, сканирование, – приказал Агюст.

     – Слушаюсь.

     Один из инопланетян достал знакомый прибор и его раструб вспыхнул красным светом.

     – Ковит, впереди, судя по прибору, стена и дверь в ангар. Никакого зеркала сенсор не видит.

     – Тогда ЧТО ЭТО? – Агюст опустил оружие и пальцем показал на зеркало. В нём хорошо отражался и весь зал с помигивающими огнями панелей управления, и вся группа. Только Володя с Юрой заметили, что их лица в зеркале были мертвенно бледны. Чтобы удостоверится в этом, Юра поднял руки и посмотрел на них. В свете мощных ламп они были обычного, телесно-розового цвета. Но в отражении они имели синюшный оттенок. Белые и неестественные. При этом всё остальное отражалось правильно.

     – Ты видишь? – спросил Юра у Володи.

     Тот молча кивнул. Осторожно, не зная почему, Володя начал приближаться к зеркалу.

     – Землянин, стой! – послышался окрик, но он не послушался и продолжил идти, пока не приблизился к зеркалу вплотную. На него смотрел мертвец. С неестественно белой кожей и тёмными провалами глаз. Володя поднял руку и костяшками пальцев постучал по зеркалу. Да, это было именно зеркало. На ощупь – холодное толстое стекло. Володя вздохнул и, повернувшись, замер: на ближайшей колонне он увидел надпись. С этого расстояния нельзя было прочесть, что там написано, но цвет он узнал. Тот же самый, который он видел в комнате, где его брат Юра видел мёртвого ребёнка. Осторожно он подошёл поближе и прочитал: «Танец костей». Надпись была сделана на русском языке. Хотя рядом на колонне висел большой информационный щит со схемами и непонятными символами.

     Эгейя медленно двигалась вдоль зеркала на почтительном расстоянии. На предплечье её правой руки горел экран.

     – Ничего не понимаю. Компьютер не опознаёт преграду и даже не видит её. Судя по структурному анализу, впереди дверь в ангар роботов. Сигнал буя исчез. Такое впечатление, что мы у цели.

     – Что такое танец костей? – спросил Володя пришельцев.

     Они вздрогнулит и невольно опустили стволы оружия.

     – Землянин, а откуда ты знаешь этот термин? – спросил кто-то.

     Володя пальцем показал на надпись и вернулся к брату. Тот побледнел. Он узнал цвет фломастера и подчерк.

     – Что это значит? – Володя перевёл взгляд на группу инопланетян.

     – Это закрытая информация, – сказал главный, но женщина перебила его.

     – Агюст, очнись. Разве ты не видишь, что всё вокруг них вертится? Они ведущие!

     – Танец костей – это термин обозначения существ, которые используются против нас в Войне, – тихо сказал Монт. – Это солдаты Врага.

     – Что? – выдохнул Володя.

     – У вас на Земле есть термин «танец пыльцы в воде». Ещё ваш физик Эйнштейн заметил, что пыльца в воде движется хаотично и он предположил, что её двигает нечто, которое он назвал атомами. Танец костей – нечто подобное. На планетах, где мы воюем с Врагом, есть существа. Когда-то они были живыми, но теперь... – рассказчик запнулся. – Они не живые и не мёртвые. Они другие. Ими словно что-то управляет, каждым мускулом, каждым кусочком тела. Заставляет делать то, что хочется хозяину.

     – Как магия Вуду?

     – Вуду? – переспросила Эгейя. – Да, чем-то похоже, только в Танце костей это уже не те живые существа, которыми они были изначально. Это нечто другое. Это – генетически модифицированные существа, в тела которых введена некая субстанция наподобие слизи, которая полностью заполнила их и управляет ими. Тело – лишь сосуд для неё. Я видела ваши фильмы про мертвецов. Увы, наших мертвецов выстрелом в голову убить не удастся. Только нанести такие повреждения, которые заставят силу уйти из тела, сочтя его дальнейшее использование нецелесообразным.

     – А это зеркало что такое? – спросил Юра.

     – Мы не знаем. В базе данных компьютера подобной информации нет.

     – Но…

     Вдруг Юра почувствовал чей-то взгляд. У него так сильно начала зудеть правая сторона лица, что он невольно потёр её рукой и повернул голову. Сначала он ничего не увидел и хотел уже было отвернуться, но вдруг остановился. Опять этот холодный ужас начал поглощать его и сводить судорогой челюсть. Он увидел фигуру. Вернее, её тень, которую она отбрасывала на металлический ячеистый пол. Проследив взглядом источник тени, он ойкнул: та же кремовая накидка, та же шапочка… И тут он увидел её глаз. Глаз ребёнка. Такой пронзительный. Словно в нём помещалась вся Вселенная. Он никогда не смог бы словами объяснить то, что увидел в этом взгляде. И зрачок, который сиял золотым светом, светом солнца…

     Ребёнок поднял руку и жёлтым высохшим пальцем показал на надпись.

     – Стекло помутнело! – вдруг послышался крик женщины.

     Этот резкий звук словно прервал гипнотизирующее видение и Юра вздрогнул. Невольно он посмотрел на зеркало. Оно стало мутным, словно его облили старым маслом. Всё отражение исказилось до неясных фигур. И Юре стало ясно. Стало ясно, что должно было произойти.

     – Уходим, – прошептал он. – Быстро, не оборачиваясь!

     – Что? – спросил брат.

     – Уходим!!! Мать вашу!!! – завопил Юра и начал пятится.

     – В чём дело? – спросил командир группы, но его прервал Монт.

     – Ковит, на орбите корабль «Мёртвых подразделений». Они сообщают, что зафиксировали Зазеркалье. Они не поясняют, что это такое, но требуют немедленно отступить к лифтам.

     – Приготовить гранаты, отходим к лифтам в боевом порядке. Без паники.

     Инопланетяне начали отступать, телами толкая братьев к выходу. Двое из них сняли с поясов продолговатые предметы, отдалённо напоминающие по форме «лимонки», только гораздо крупнее. Сжав их в кулаке, они пальцами нажали на скрытые кнопки и из нижней части гранат с трубным звуком выдвинулись телескопические трубки. Теперь они походили на пехотные гранаты вермахта Второй Мировой войны.

     – Видно, кидать удобней, – попытался сострить Юра, но Володя шутки не оценил. Он почти пинком толкнул брата к открытым створкам двери и только потом обернулся.

     Зеркало теряло мутность. Оно словно стало жидким, как будто поверхность зеркала нагрели и теперь по нему плыли волны. Мутность собиралась в фигуры. Прошло несколько минут, хотя они показались вечностью. Когда мутность исчезла совсем в зеркале стояла толпа людей. Молодые, старые, дети. Их было очень много. В ярких одеждах и с пустыми лицами. Странные волосы, сплошь кучерявые, светлые пряди перемешивались с тёмными в одинаковой пропорции.

     – Дождались, – послышался голос Монта. – Вот тебе и Враг, вот тебе и война!

     Непонятно, к кому он обращался. Но в этот момент фигуры в зазеркалье начали движение и когда они достигли поверхности зеркала, она начала поддаваться напору.

     – Гранаты! – приказал Агюст. – Как только они выходят из зеркала, бросаем гранаты и бегом к лифтам. Если «мертвецов» там нет, Т-образный перекрёсток – основная линия обороны. Закрепимся там.

     Оба члена группы подняли руки и направили гранаты в сторону волнообразно колыхающегося зеркала. Они не собирались их кидать, они собирались ими стрелять. И когда поверхность зеркала пала и толпа молча – только слышен был топот многочисленных ног по металлу – бросилась по направлению к группе, гранаты с яркой вспышкой отделились от ручек и понеслись навстречу толпе. Бросив ставшие ненужными телескопические трубки, инопланетяне прыгнули в дверь и закрыли её. Через секунду здание содрогнулось от удара. Оно заскрипело и завыло металлическими звуками, и свет начал мигать.

     – База! Атакованы мертвяками. Код идентификации – семь. Отступаем! Вторжение! – Кто-то кричал по рации, не выключив громкую связь. – Повторяю, вторжение!!!

     Бегом они пересекли коридор и оказались в бойлерной.

     – Монт, заблокируй замок нашим кодом. Вдруг у этих мертвяков ещё остались мозги и они помнят, как открываются эти двери, – сказал Агюст. – Отступаем в соседнее помещение и там ждём «Мёртвые подразделения».

     Пока один инопланетянин колдовал над замком, другой с невероятной скоростью пересёк зал и остановился у закрытой двери.

     – Агюст, двери заперты, – сообщил женский голос по громкой связи.

     – Эгейя, открой их, – приказал командир группы. Эгейя уже и так, без приказа, нажала на кнопки замка, но дверь не поддалась.

     – Ковит, заблокировано.

     – Взломай замок, – приказал Агюст.

     – Выполняю, – она подняла руку и из её запястья в замок выстрелилось устройство на толстом пруте. Замок мигнул хаотичными огнями и странным образом зазвенел.

     – Им ша ма, им ша ха, – послышался голос под потолком и тут же смолк. Скорее всего, это был голос компьютера здания.

     Монт закончил блокирование замка. Когда он выпрямился и отступил от стальной двери, из ниш сверху и снизу, из потолка и пола выдвинулись стальные цилиндры фиксаторов, которые дополнительно укрепили двери. Теперь все медленно отступали к выходу. И тут раздался удар. От металлического звона братьям заложило уши и они, зажав их руками, попятились. Бронированная дверь, заблокированная Монтом, способная выдерживать мощный взрыв, пожар или концентрический удар разрывного снаряда большой мощности, начала выгибаться наружу.

     – Что это такое? – прошептал Монт. – Они мёртвые, а не киборги. У них нет такой силы!

     – Монт, они даже не мёртвые на самом деле, – парировала Эгейя. – Ты же знаешь сущность Танца Костей.

     Послышался ещё один удар, словно в дверь били тараном. Сталь застонала и выгнулась ещё больше. Фиксаторы выдержали, хотя было видно, как завибрировали карманы, в которых они удерживались.

     – Нужны данные дронов! – Агюст посмотрел на Монта. – Что с дверью? Эгейя?

     – Не получается взломать замок. Шифр очень сложный.

     – На этой планете нет сложных для нас шифров! – переговариваясь, они забыли отключить громкую связь, плюс к этому по-прежнему говорили на русском, поэтому братья всё слышали и понимали.

     – Нет, но этот шифр очень сложен. Криптоанализ наших компьютеров не может его сломать. Это шифр не этой планеты, – тихо добавил Монт. – Он настолько сложен, что пока компьютеры даже не подобрали первичный ключ для понимания синтаксиса кода. Система и код замка были изменены.

     В этот момент в запечатанные двери снова что-то ударило. Двери выгнулись огромным «пузом», и сталь начала растрескиваться. По светлой поверхности поползли ветвистые трещины, расширяясь тёмными провалами. Куски откалывались от бронеплит дверей и падали на металлический пол с глухим звуком. За несколько секунд собралась целая горка серых длинных кусочков отвалившейся стали перед прогнувшейся дверью.

     – Ковит, – голос Эгейи был взволнован, – следующего удара дверь не выдержит. Может прожечь выход? Уйти в другой коридор для создания точки сопротивления?

     – А чем мы будем создавать препятствие, завалом? На это уйдёт много времени. Нужно открыть дверь и после запечатать. Монт!?

     – Я не думаю…

     Но женщина не договорила.

     Тут появились тени. Чёрные силуэты ползли по стенам, ползли по полу и потолку. Они так хорошо были видны в свете ламп освещения, пока бежали по металлическому полу, что это не казалось наваждением. Это были именно чёрные тени. Это были тени людей, или тех, кем они являлись раньше. Тёмные существа сползались отовсюду. И был ещё шёпот, но ни Юра, ни Володя его не понимали. Только чувствовали. Странные голоса, как будто отдающие команды.

     – Монт, данные! – крикнул Агюст.

     На запястьях Монта вспыхнули блеклые голубоватые огни.

     – Система их не идентифицирует. Там ничего нет! – ответил Монт.

     – Как нет?

     Тени ползи к цилиндрам фиксаторов. Они начали их облепливать и, судя по движениям, старались вынуть из пазов.

     – Эгейя, Монт! Препятствовать открытию дверей, полная мощность!

     Оба брата не понимали, что происходит. С одной стороны, тени пытались вытащить стержни из пазов в полу и потолке, но, с другой стороны, как это было возможно? Они же просто тени! Бестелесные существа. Но инопланетяне восприняли угрозу всерьёз и готовились стрелять.

     – Бал теней, – прошептал Юра. – Настоящий бал теней.

     Теней становилось больше. Они как бы притягивали к себе внимание. Их чёрные силуэты, хаотичные движения. Невольно глаза братьев начинали следить только за ними. А удары в дверь продолжались. Штыри фиксаторов начали выползать из пазов и подниматься вверх. Ещё чуть-чуть – и двери не выдержат напора.

     После очередного удара, бронесталь не выдержала и рассыпалась осколками. Сквозь образовавшийся проём хлынула толпа. Это были не люди, вернее, не живые существа. Каждый из братьев видел их всего пару секунд, пока Звёздная Охрана поднимала оружие и прятала их за своими спинами. Глаза тех, кто бежал сейчас на их группу, были абсолютно безжизненными. В них ничего не выражалось, они были пусты, как у мертвецов.

     – Огонь плазмой!

     Из оружий вылетели вереницы голубоватого огня. Они трассерами пронизали пространство бойлерной, достигли толпы человекоподобных существ и взорвались голубым пламенем. Сначала это были растущие шары прозрачно-голубого огня, которые распухали, сминая всё вокруг, но, разрастаясь, они приобретали знакомый красный оттенок. Тела плавились из-за космических температур и испарялись. Но в рёве языков огня, пылая и оставляя дымный след, на смену сгоревшим мертвецам появлялись всё новые и новые.

     От грохота взрывов братьям заложило уши. И в этот момент им обоим стало ясно, что никто не прорывался через бронедвери. Тени, эти странные чёрные тени заставили Звёздных Стражей поверить, что створки люка из почти двухсотмиллиметровой стали рухнули под напором мертвецов. Оружие Звёздной Охраны расплавило двери и открыло проход.

      Плавились несущие фермы, цилиндры бойлеров оседали, раскалившись до красного свечения. Цепочки огня продолжали вылетать и жечь всё новые и новые орды «танцующих костей». Тени исчезли. Их словно поглотили бушующее пламя и дым, клубящийся под потолком и начавший медленно, тягучей массой сползать по уцелевшим стенам вниз.

     Но для жителей планеты это не было преградой. Какая сила их так преобразовала? Что заставляло их с такой бешеной настойчивостью ползти вперёд среди пламени, шипящего жара и плавящегося металла? Их волосы горели первыми, потом съеживалась и чернела кожа, потом у них подламывались конечности, но им всё было нипочём. Сгорая на расплавленном металле, они позли дальше, пока не превращались в горящий обугленный остов, откуда вылетало … это.

     Нельзя было сразу понять, что это такое. Сначала Володя принял это за галлюцинацию вследствие отравления угарным газом от удушающих клубов дыма, пока он не упал на пол, где можно было дышать. Отдышавшись, почувствовав, как давление на горло уходит, Володя снова увидел вспышки над горящими телами, почти превратившимися в скелет. Когда-то он смотрел научно-популярный фильм, где рассказывалось о спрайтах. Это были високосные молнии, которые возникали над тучами грозы и были исполинских размеров. До 60 км в длину и до 100 километров в ширину. Они выстреливали энергией и вниз, и вверх. Сначала образовывался купол – светящийся медузообразный купол красного или голубого свечения. А потом вниз или вверх ударяли «щупальца» молний. Эти щупальца были и жёлтыми, и красными, и голубыми. Красивое зрелище. Нечто подобное сейчас наблюдал и Володя, когда над горящими скелетами образовывалось голубоватое облако и вверх выстреливали оранжевые снопы молний.

     Пока он наблюдал за этим эффектом, всё помещение полностью заволокло удушающим дымом. Горела проводка, горела оплётка силовых кабелей. Горело всё, что могло гореть. Едкий дым сначала клубился около потолка, а потом начал опускаться. Сначала он полз по стенам, а потом упал вниз, будто тяжёлое черное покрывало, которое было подвешено под потолком, а потом все удерживающие его нити вдруг оборвались.

     Их сопровождающие этого сначала не замечали. Находясь в броне и используя сканеры для видения в любых условиях, они слишком поздно заметили задыхающихся от едкого чёрного дыма землян.

     Братья кашляли и старались вдохнуть хоть каплю оставшегося воздуха, но чёрный дым становился всё гуще и всё более удушающим и он почти опустился до самого металлического пола. Увидев это, женщина закричала:

     – Это Лекат стартомайзер Звёздной Охраны, Эгейя. Личный код прилагаю. В здании СИТИ-456/17 требуется экстренное включение вентиляционных вытяжек и системы пожарного тушения. Немедленно!

     – Мы не можем включить данные системы, так как они полностью разрушены огнём плазмамётов.

     – Есть же запасные цепи?

     Но ответ на незнакомым языке был коротким, но очень эмоциональным. Он означал, что таких цепей нет.

     – Продолжать огонь, излучатели на минимум, – приказал командир группы.

     – Ковит, земляне не выдержат, они просто умрут. У нас нет средств поддержки жизнедеятельности спутников. Они умирают! – женщина почти кричала. – Где «мертвецы»?

     – Монт, замок?!

     Но Монт по-прежнему не мог открыть замок двери. В этот момент, почти задохнувшийся от дыма, теряющий сознание Володя с трудом подошел к замку и посмотрел на цифро-буквенную клавиатуру. Он уже не видел символы этой планеты, он не видел странное расположение кнопок, перед ним была обычная русская клавиатура, где он просто набрал: «Танец Костей», и после этого створки дверей открылись. Братья первыми ввалились в открывшийся проход, жадно глотая чистый воздух.

     – Отлично, Монт. Уходим на новый рубеж обороны.

     – Ковит Агюст, это не я, – тихим голосом ответит Монт. – Это землянин. Не знаю, как ему удалось, но он сделал это за несколько секунд. Он расшифровал код замка.

     – Монт, я…

     Голос командира группы смолк, так как он увидел, что расплавленный плазмой оружия металл перестал жечь нападавших. Да, он по-прежнему светился и источал жар. Он сиял дикой огненной энергией раскалённого металла, но что-то было не так. Остатки оплётки силовых кабелей корчились и закручивались чёрными кляксами, стены здания проседали и трескались, разбрасывая оранжевые искры жидкого металла, дым клубился чёрными облаками, медленно оседая вниз, и из него хлопьями вылетал пепел, но это не мешало следующим толпам мертвяков лезть через расплавленный металл невредимыми. Он больше не поджигал их.

     – Что это такое? – тихо прошептала женщина. – Они от жара не горят.

     Несчастные жители планеты ползли вперёд. Смерть их была страшной и совершенно бессмысленной. Володя вдруг представил себя на их месте. Что ими движет, какая сила? Вот две женщины перебирались через оплавленные фермы. Их руки путались в искорёженном металле, а ноги – в остатках силовых кабелей. Красивые женщины, с двухцветными прядями волос. А следом пытался пройти молодой мужчина. Он, шатаясь, перешагнул скрученный лист перфорированного металла пола и провалился в остатки сгоревшего пластика. Странно дёргаясь, без всяких эмоций на лице он старался выбраться и идти дальше. Почему, зачем? Пустые, ничего не выражающие глаза. Внезапно, среди этого шороха тел и шарканья ног по металлу, послышалось:

     – Это «Мёртвые подразделения». Мертвяки адаптировались к энергии огня. Измените полярность плазмамётов и ведите огонь короткими очередями. Поставьте оружие на минимум, примените огонь сдерживания, – слышалось по громкой связи. – Не используйте полную мощность, она бесполезна. Свод технических галерей почти разрушен.

     Звёздная Охрана подчинилась. Отступая, она поливала всё новые и новые толпы бывших жителей этой планеты короткими очередями плазмы, похожими на маленьких голубых светлячков. С большим трудом Монт закрыл дверь и зафиксировал её стальными фиксаторами. В техническом помещении вентиляции они решили не задерживаться и сразу направились к дверям выхода. На удивление они сразу открылись по команде. В этот момент двери в бойлерное помещение пали, тихо, без громкого удара тарана. Они просто рассыпались в порошок, и снова на группу понеслась толпа мертвецов.

     – Так не может быть, просто не может быть, – причитала женщина. – Я ничего не вижу, нет никаких данных структурной деформации. Это разрыв связей в кристаллической решётки стали. Агюст, бронедверь рассыпалась на составляющие! На порошки отдельных компонентов!

     – Эгейя, очнись, это Враг! – Агюст поднял оружие. – Это снова наш Враг. Он, наконец, проявил себя на этой планете. Чёрный код, активная фаза!! – кричал он. – Флот сожжёт эту планету за считанные часы!

     – Но нигде Враг не мог так быстро разрушать препятствия. Почему здесь и сейчас?

     Но Эгейе никто не ответил.

     Первые ряды бегущих падали. Цепочки синих разрядов прожигали в их телах громадные дыры и отбрасывали назад. За несколько секунд в проходе скопилась куча тел. Через них перебирались всё новые мертвецы. Беззвучно. Без криков и стонов, без скрежета зубов и подвывания. Молча, целеустремлённо.

     Звёздная Охрана стреляла короткими очередями. Куча тел в проходе росла. Через неё перекатывались всё новые и новые толпы, попадая под огонь плазмамётов. И снова шипение горящей плоти, клубы пара и вспышки странного свечения, которые видел Володя.

     – Сколько безумно глупых смертей! – сказал Володя так, чтобы его услышал только брат Юра. – Зачем целую планету превратить в зомби, чтобы сейчас просто так бросать в огонь? В чём смысл? Чтобы их сожгли без жалости и сожаления. Зачем? Чтобы нам что-то доказать? Чтобы мы это увидели? Увидели, и что? Зачем они разрушили дверь? Не понимаю, зачем всё это? Он же нас может убить в любой момент, этот Враг. Зачем он с нами так играет?

     – Что? – не понял брата Юра. Он даже не услышал его. – Надо бежать, – шептал он. – Как можно дальше. Домой, только домой!

     Медленно отступая, Звёздная Охрана продолжала стрелять. Снова вылетающие из стволов орудия голубые мазки энергии попадали в тела нападавших, разлетаясь алыми нитями и прожигая дыру, края которой начинали пылать, словно их облили горючей жидкостью. И они сгорали, вспыхивая вспышками спрайтов. Снова полыхал огонь, пожирая мёртвые тела атакующих. Они корчились в огне, конвульсивно дёргаясь и потрескивая теряющей влагу плотью.

     Несмотря на всё старание Звездной Охраны использовать оружие по минимуму, металл плавился и начинал проседать. Бетонный потолок покрывался трещинами и рассыпался. Рёв и скрежет были оглушающими словно не потолок падал, а ревело раненное исполинское животное. Огромные «улитки» вытяжек трещали от жара и краска на них пузырилось. Окутываясь дымом сгоревшей краски, они начинали деформироваться и крепления провисали. Несколько электродвигателей с грохотом упали на плавящийся пол, где бегали язычки голубоватого пламени и следом начали трещать и изгибаться вытяжные конструкции. Огромные воздухопроводы переламывались в сочленениях и проседали, роняя вниз лохмотья металла.

     Инопланетяне отступали. Выскочив из зала, где всё пылало и трещало жаром, братья оказались перед последним рубежом отступления. Слева от них, за металлической решёткой безопасности, виднелись громадные шестерни поворотного механизма небоскрёба. Исполинские редукторы, муфты и валы темнели в сером свете. Справа была лесенка и двери лифтов. Володя и Юра вбежали по металлической лесенке вверх и оказались перед дверями лифтов. Бежать дальше было некуда. Виднелась одна спасительная дверца напротив поля боя: круглый люк, который непонятно как открывался и неизвестно куда вёл. Но братья надеялись на помощь.

     – Ковит, – голос девушки звучал на повышенных тонах. – Почему разрушаются стены? Мы ведь используем самый минимальный уровень мощности!

     – Эгейя, – командир группы говорил тихим голосом, но в его интонациях чувствовалось напряжение, – я не знаю. Кристаллическая решётка металла разрушается, словно металл горит изнутри. Всё здание горит! Какое-то индукционное излучение.

     – Нас словно гонят, как фифтиков из норы, – добавил Монт. – Словно играют с нами!

     «Игра, игра… – пытался думать Володя. – Мы очутились здесь, словно по волшебству, и все события происходят словно по волшебству. Эти пришельцы тоже поняли это».

     – Танец Костей. Танец Костей. Он здесь. Почему она написала это? – шептал Юра. – Зачем мы сюда попали? Чтобы это увидеть?

     Дым достиг лифтов и оба брата присели, чтобы хоть как-то дышать. Горло сдавливала судорога, дым был страшно едким и горячим. Он клубился над их головами, как непроницаемое покрывало. Хлопья сгоревшего пластика садились на руки и лицо и обжигали.

     – Когда же это закончится? – взмолился Юра. – Когда же это прекратится?

     Среди шипения жара, треска металла и стрекота оружия послышался знакомый звонок прибывшей кабины. Двери лифта открылись, и оттуда выскочили трое: две девушки и парень. Они были очень молоды, лет по восемнадцать, высокие и стройные. На их головах не было никаких шлемов, словно им был не помехой клубящийся в помещении дым.

     – Это «Мёртвые подразделения»! – громким голосом сказал парень. – Звёздная Охрана, немедленно отступить.

     Он повернулся к одной из девушек:

     – Креза, используй мины.

     Глаза девушки вспыхнули и погасли, и она подняла руку. Какая-то металлическая конструкция начала собираться на её локтевом суставе.

     Тем временем группа Звёздной охраны прекратила стрелять и бегом направились к лифтам.

     – Тазим, ковит, мы отсекли их основную группу, но силы Врага прибывают!

     – Полная эвакуация с планеты. Каррисфена переходит в разряд Х-планет, – парень посмотрел на братьев. – Что вы такое?

     – Мы просто...

     Володя, закашлявшись, не договорил, но парень уже отвернулся:

     – Креза?

     Девушка закончила собирать устройство и, шагнув вперёд, вытянула руку. Из устройства посыпались шарики. Они со звоном прыгали по ступеням, катились в сторону ревущего пламени и, превращаясь в жуков, устремлялись в расплавленный проход. Свет погас, стало темно, только кабина лифта освещалась.

     – Внутрь, быстро! – скомандовала вторая девушка.

     Юра, кашляя и закрывая рот, первым ввалился в кабину, а Володя замешкался. В пламени возникли вспышки и послышался грохот взрывов. Сквозь клубящийся дым из прохода начали вылетать оторванные куски тел. Мины достигли противника и теперь взрывались. Через мгновение из дыма вывалилось тело без одной руки и ног. Крови не было, просто на месте разрыва торчали неестественно белые кости и синеватые куски плоти. Существо пыталось ползли, но новый взрыв подбросил его, перевернул в воздухе и, рассыпаясь на куски, оно рухнуло на решётчатый пол. Через мгновение Володя увидел спрайт, вспыхнувший бледным светом над останками и исчезнувший.

     – Почему они горят?! Что это за вспышки молний из их тел? – спросил Володя у девушки-«мертвеца».

     – Вы видите вспышки? – глаза агента «Мёртвых Подразделений» вспыхнули и погасли. – Вы не можете их видеть без специального оборудования. Это уход жизненной силы контроля.

     – Ладно чушь пороть: вот же они – вспыхивают молниями-медузами, голубоватый купол и оранжевые щупальца молний вверх. От них ещё в воздухе идёт тёмная рябь. Я их и сейчас вижу!

     Володя не унимался. Он не хотел входить в лифт, не получив ответа. Тогда на руке агента «Мёртвых Подразделений» выросла металлическая коробка с изогнутыми «рогами», как мандибулы жука оленя. Сверкнула беловатая вспышка, и перед глазами Володи всё померкло.

     – Втащите его! – приказала девушка.

     Двое из Звёздной Охраны пристегнули оружие на груди и за руки втащили тело в лифт. К нему бросился брат.

     – Что вы с ним сделали?!!! – закричал он. – Зачем вы его убили?!

     – Это глушитель – оружие, которое парализует живые существа. И советую заткнуться, землянин, «мертвецы» явно не в духе!

     – Эвакуация планеты, – тем временем сказала девушка. Дым клубился около её лица, но она даже не замечала его. – Планета переходит в Красную зону.

     В этот момент свет погас, и в наступившей темноте треск вспышек разрывов подсвечивал дым огненными пятнами. Свет оставался только в кабине лифта. Агенты «Мёртвых Подразделений» отступили в лифт последними. Как только двери за ними закрылись, вторая девушка подняла руку и из блоков на её руке, как из элементов Лего, начало собираться устройство. Закончив сборку, оно тихо пискнуло. У девушки зажглись и погасли глаза, и в следующее мгновение воздух в лифте начал густеть. Сизая пелена удушающего дыма, которым наполнилась кабина лифта, начала опадать, словно приобрела вес и в конце концов выпала на пол серым порошком. Стало легче дышать. Вытирая красные, слезящиеся глаза и откашливаясь, Юра склонился над братом. Тот ровно дышал, но не реагировал на попытки брата его растормошить.

     – Он очнётся через полчаса, – сказал парень. – И советую отвечать на наши вопросы быстро и чётко. Ложь мы увидим сразу.

     Парень сделал шаг и нагнувшись тихо добавил:

     – Мы сможем применить и глубокое ментальное зондирование памяти, но тогда твоя личность будет разрушена. Что вы здесь видели?

     – Я не понимаю? – спросил Юра. – Мы видели этих… которые выползали из зеркала.

     – Нет, что было до этого?

     – Мы видели девочку, она написала на стене слова.

     Парень смотрел в глаза Юре, тот едва сдерживался, чтобы не отвести взгляд. Холодные, ничего не выражающие голубые глаза.

     – Что за слова?

     – «Он здесь» и «Танец костей».

     Глаза парня вспыхнули и погасли. Он выпрямился во весь свой двухметровый рост и посмотрел на спутниц.

     – Он не врёт. Скорее всего, их появление связано с разломом.

     – Активная фаза разлома? Но кто её включил? – девушка разбирала устройство на своей руке и под её взглядом с металлическим лязгом блоки складывались в золотистый браслет. – Мы просканировали всё, но ничего не обнаружили. Тем более девочки.

     Лифт дёрнулся и остановился. Парень склонился над лежащим без сознания Володей и из его руки вырос металлический щуп. Он сверкнул разрядом, и Володя, дёрнувшись, открыл глаза. Кашлянув пару раз, он сел, держась за голову.

     – Ты как? – заботливо поинтересовался Юра.

     – Во мне всё горит, что это было?

     – Парализующее оружие. Ты можешь встать?

     – Охрана, поднимите его, – приказал парень.

     Когда Володе помогли выбраться из лифта, он увидел, что часть стены возле кабины разобрана, и в переплетение проводов шёл кабель от небольшого устройства, стоящего на полу. Юра вышел из кабины следом за ним и замер. В зале перед выходом стояло несколько боевых роботов. Трое ближайших выглядели как металлические львы, а позади них стояло пять или шесть двуногих трёхметровых киборгов. Они смотрели своими светящимися глазами на землян и не двигались. Юра замер, боясь сделать шаг. Тогда вперёд вышла агент «мертвецов» и скомандовала машинам:

     – Спуститься по техническим лестницам и зачистить этаж. Портал закрыт, так что работы будет не много.

     – Выполняем, – ответил ближайший робот и с металлическим грохотом направился куда-то в бок. За ним последовали остальные.

     – А может, стоило использовать дронов? – спросила Эгейя у «мертвецов»

     – Ты до сих пор говоришь на земном языке, – сказала девушка в ответ. – Интересно. И мы настроились на этот язык. Странно, но лингвистические системы должны были дать запрос на перестройку языка общения.

     – Что?

     – Это не важно, – её лицо оставалось мраморно-прекрасным, таким чистым и таким бесстрастным. – Можно было воспользоваться дронами, но зачем?

     – Не понимаю.

     – Всё очень просто. Посмотри на несущие конструкции здания. Они просели. Видишь трещины в стёклах?

     Слушая это, братья посмотрели на стены. В этой части небоскрёба не было таких ажурных конструкций, как вверху, но были вставки стекла и металла. Металл был гораздо массивней, чем на куполе, стекло тоже, но сейчас по стеклу разбегались трещины, а металлический каркас просел и выгибался.

     – Использование плазменного оружия приведёт к разрушению здания. Основание небоскрёба просело на сорок процентов. Киборги будут работать другими методами. Стальными когтями и зубами они разорвут всё, что там двигается. Портал закрыт, – девушка многозначительно посмотрела на братьев. Те опустили глаза. – Значит они управятся за полчаса.

     Они шли к выходу, когда у самых дверей увидели себя в гигантских зеркалах. Кроме того, что их одежда пропиталась химическими запахами горения и распространяла вонь пожара, теперь они смогли посмотреть на свои страшные отражения. Все в копоти: одежда, лица, глаза покраснели, светлыми полосками были видны дорожки от пота. Братья выглядели просто ужасно. К ним подошла девушка, которая выстреливала мины. Она остановилась позади них и вдруг слегка улыбнулась краешком губ.

     – Молитесь ангелам-хранителям, которые оберегают вас. Они подарили вам жизнь.

     Братья посмотрели на девушку. Но она, быстро отвернувшись, пошла прочь. Холодная, неприступная красавица.

     Пройдя несколько десятков метров, уже проходя мимо кабинок лифтов, поднимающих на верхнюю обзорную площадку, девушка услышала позади себя лёгкий детский смешок. Она остановилась и обернулась. Никого. Только в здание входила очередная партия киборгов. На улице с неба спускались ремонтные роботы и тарелки технической поддержки. Её глаза вспыхнули и погасли. Ничего. Во всём диапазоне сканирования фон был обычным. Воздух был нагрет из-за пожаров под землёй, виднелись струйки дыма, проникшие из подвала технического этажа, но больше ничего. Даже Тёмная материя была спокойна. Что было совсем странным, так как их корабль отказался совершать Переход, и им пришлось действовать по старинке. Тогда Тёмная энергия бесновалась в странных вращениях. Точки входа и выхода смазывались, а путеводная нить закручивалась в узлы. Компьютер корабля «мертвецов» после третьей неудачной попытки просчитать путь просто отказался это делать.

     Кто-то коснулся её щеки горячей детской ладошкой, и снова послышался смешок. С металлическим лязганьем на руке Крезы выросли ножи-захваты. Она приготовилась ими стрелять, но во что? Её глаза снова вспыхнули и погасли. Ничего. Постояв так несколько минут, она собрала оружие, и тут её сканеры взвизгнули. Данные, полученные ею, не поддавались логическому анализу. Это было просто невозможно. Словно под её ногами взорвалась сверхновая. Все датчики зашкалило. Крезе пришлось собрать всё мужество, чтобы вызвать командира.

     – Ковит, вы это видели? – спросила она.

     – Да, Креза. Фатанна пытается идентифицировать тип излучения и его источник.

     – Но это невозможно. Такой уровень энергии. Прямо здесь.

     – Креза, а ты не задумывалась, почему мы не смогли совершить Переход? И что здесь вообще произошло?

     – Но такой источник, его нельзя было не заметить. К моменту боя вся зона была отцеплена дронами и боевыми станциями.

     – Креза, – вмешалась вторая девушка, – мой био-сканер зафиксировал возле тебя биоритмы живого существа. На экране отчётливое сердцебиение. Дистанция два метра. Направление 5-4-3.

     Креза повернулась в ту сторону. Ничего, только возвышающаяся над ней терраса из светло-голубого материала и виднеющаяся статуя.

     – Фатанна, я несколько раз сканировала всё вокруг себя. На экране пустота, ничего нет. Но меня вроде касался ребёнок…

     – Креза, ты в этом уверена или у тебя разыгралось воображение? – вмешался в разговор командир группы.

     Девушка ещё раз осмотрелась. Сканировать было бесполезно, она уже это поняла. Прямо перед ней были кабинки смотровых лифтов и огромное панорамное стекло, теперь сплошь покрытое трещинами.

     – Игра, – тихо сказала Креза. – Источник энергии невероятной мощи. Может нам действительно его просто показали?

     – Данные сканирования я отправила на корабль, а он перешлёт их по спин-каналу на базу, – сообщила вторая девушка. – Био-ритмы около тебя пропали. Система провела самодиагностику. Возможно, это была помеха. Ошибка сканера.

     – Я так не думаю, – тихо ответила Креза. – Слишком всё просто.

     – Согласна. Весь предварительный анализ сводится к одному и тому же выводу: нас специально привели на эту планету и специально устроили весь этот спектакль. Это не Враг.

     – Что? – не понял командир группы. – То есть как?

     – Враг так не поступает. Это что-то другое. Кто-то воспользовался запасами биологического материала. Но это не Враг. Всё бессмысленно, вся атака на Звёздную Стражу бессмысленна и эти земляне здесь – тоже бессмысленны. Я их генетический скан отправила на Землю Аристэ.

     – Не бывает бессмысленных событий, – сказала Креза. – Всё имеет логический смысл, просто мы пока его не видим. Только часть головоломки.

     За треснувшим обзорным стеклом на площадь опускались технические службы. Они бесцеремонно сдвигали силовыми полями машины жителей города, брошенные на площади. Те сминались и брызгали во все стороны осколками лопнувших стёкол кабин. А над городом среди небоскрёбов, плавно покачиваясь, парили штурмовые корабли. Они патрулировали сектор. К Крезе быстрым шагом направлялись от входа в здание остальные члены группы. Их лица ничего не выражали, но она нутром чувствовала, что они напряжены. В воздухе стояло стойкое ощущение опасности. А ещё в воздухи витал едва ощутимый запах цветов.

     Глава 10

     Что такое роковая женщина? Это – обжигающее руки сокровище. Женщина, за обладание которой можно отдать жизнь. Чтобы хотя бы прикоснуться к ней, нужно совершить подвиг. Добившись её, можно и умереть. Вот она, твоё сокровище, лежит рядом и улыбается.

     Образы. Депрессия и тёмные мысли. Помятая фотография в журнале. Роковая женщина? Разве такое бывает в современном мире? Из-под холодильника текли ручейки воды, словно он плакал, но разве сейчас это имело значение? Как и остановившиеся кухонные часы. Радио что-то бубнило, но голос был невнятным, как будто говорил на другом языке.

     На самом деле всё должно быть гораздо проще. Женщина не должна быть роковой, приносить только страдание и требовать смерти ради неё, она должна быть спасением твоей души. Красота может увядать. Любой цветок может вырасти, расцвести и превратиться в ослепительной красоты бутон. Но потом, а что потом? Увянуть? Может, это просто память? Неосознанные мотивации? Да, со временем года берут своё. Женщина теряет свежесть, она теряет молодость, но настоящая глубокая любовь и это всё стерпит. И плевать ей на замаскированные морщины, и плевать ей на корректирующий макияж. Любовь всё стерпит, любовь всё простит. Женщина – это сокровище. Вот она, манипуляция чувствами, сознанием.

     Что происходит с настенными часами? Они снова пошли. Откуда вообще появились эти настенные часы, и кто их подарил? Они висят над старым оконцем вытяжки, где когда-то, ещё в советское время, находился вытяжной вентилятор. Потом он то ли сгорел, то ли были другие причины его убрать. Но теперь под странно идущими настенными часами виднелась лишь тёмная решётка отдушины.

     Но странно всё как-то. Секундная стрелка часов на циферблате в имитации деревянной оправы пытается двигаться вперёд, но ей будто не хватает сил и она откатывается назад. Туда-сюда. Бесцельно, словно замерла секунда жизни.

     Чёрные чувства… Посмотри на старые пошарпанные часы, которым так много лет. Сколько они пережили, сколько кухонных разговоров выслушали. Что они впитали из этих разговоров? Какую энергию? Вон их секундная стрелка пляшет туда-сюда, пытаясь отсчитать новую секунду и возвращаясь к старой. Почему? Что её держит? Неужели севшая «пальчиковая» батарейка? Депрессия, депрессия…

     К объекту вожделения хочется прикоснуться. Над фотографией можно сойти с ума. Но очень хочется просто дотронутся до того, кто на этой фотографии запечатлён. Почувствовать её аромат. Когда от женщины сильно пахнет духами, она делает глупость. Женщина должна пахнуть чуть-чуть. Чтобы у мужчин начинали расширяться ноздри, с силой втягивая воздух в попытке ещё раз услышать этот едва уловимый аромат. Когда аромата много, он уже вызывает отвращение.

     На улице темнело, в угасающем солнце блекла и помятая фотография. Девушку на ней словно накрывала тень. Краски угасали, превращаясь в оттенки серого. И становилось только хуже на душе. Депрессия, депрессия….

     А что значит прикосновение к той, которую ты так любишь? Как это прекрасно – просто прикоснуться. Почувствовать подушечками пальцев тепло её тела, прикоснуться к её губам, к её плечам. Просто прижаться к её телу и закрыть глаза от блаженства. Что ещё надо? Секс? Просто мимолётный контакт и всё, разбежаться? Нет, это не главное, главное просто почувствовать рядом с собой то, к чему так стремился. Ревность, жадность – уходят. Тёмные чувства расползаются, и остаётся только одно – удовлетворение обладания. Что это за чувство такое? Что оно несёт? А дальше – просто покой.

     Что происходит? Откуда такие мысли, словно в один миг ты потерял кого-то, очень близкого человека. Ты ещё не знаешь этого, но уже чувствуешь. И этот непонятный жест, этот журнал, открытый на странице с фотографией. Ты его взял из мусорника, куда он был выброшен и похоронен во времени, и положил перед собой на старый кухонный стол. Почему сейчас, почему именно эта страница? Отчаянье поглощает всё вокруг. На сердце словно лежит камень. Он появился ниоткуда, бесформенный серый булыжник, но как он давит, как давит.

     В чём же тогда таинство желания? В чём тогда состоит томление и ожидание того, что очень хочется? Чего ты жаждешь всей душой? Раз – и всё. Добился и получил? Нет, это не любовь. Это даже не отношения. Отношения, это когда компромисс. С одной и другой стороны. И когда нет в сердце ревности. Ревность – это злоба. Ревность – отравляет чувства. Ревность приводит к непоправимому: к смерти и разложению.

     Как потемнело. Краски в журнале погасли вовсе, и наступила тень. Сумрак. Даже девушка на фотографии словно перестала улыбаться, остались лишь её глаза. Всё остальное было неясным, кроме этих глаз. Идеал. Идеал женщины. Такие прекрасные и такие яркие в ореоле белого света…

     Но бывают и другие женщины. Многим из них природа подарила прекрасную фигуру и очаровательное лицо. Может они и были бы желанными, если бы не имели гнилую душу. Что такое гнилая душа? Она может так ранить человека, который ей, этой девушке, подарил сердце, что человек исчезнет, умрёт. Не просто ранить, залить сердце густой кровью и человек потеряет смысл жизни. Эта красавица может ранить так больно, что после даже сама мысль о женщине несёт глубокую боль и желание умереть. Но это не самое зло. Самое зло, если женщина не хочет ничего, кроме развлечений. Её не интересует ничего, кроме мимолётной радости здесь и сейчас. И такие женщины рождают монстров, они рождают таких тёмных тварей в человеческом обличье, что их деяния сеют ужас во всех, кто с ними соприкоснулся. Их душа познала смерть и разложение…

     Часы пытались идти вперёд. Их стрелка силилась преодолеть притяжение предыдущей секунды и шагнуть дальше. Но не могла, что-то её держало. И следом «охнул» отключившийся холодильник, и радио, которое захлебнулось в шумных помехах. Когда оно перебороло их, то диктор чётко и ясно произнёс:

     – Et cor eius, et pones eum coram te, accipe.

     После паузы он продолжил:

     – Господа, я не силён в латыни и даже думаю, что это просто набор слов, но Интернет переводит это так: «Возьми своё сердце и положи перед собою». Друзья, не знаю, что вам и сказать.

     А может, это всё чей-то шёпот? Может, это всё самовнушение? Что произошло? Почему такой спонтанный порыв и столько чувств, раздирающих душу на части? Что произошло? Что?

     Мама Егора сидела на кухне своей квартиры и тихо ненавидела. Она даже не понимала, что её подвигло на эту ненависть. Может этот журнал, который её сын выбросил в мусорное ведро, и который она тайком вынула и теперь разглядывает фотографию женщины, которая разбила сердце её сыну? Она ведь тоже была женщиной.

     Закрыв глаза, она вспоминала светлые дни семидесятых, когда она самозабвенно плавала в бассейне на стадионе «Динамо». Особенно зимой, когда сверху падал снег и таял в поднимающихся клубах пара. В выходные дни вверху собиралось много зевак. Эти люди просто смотрели, как купающиеся плавали в бассейне с горячей водой. Как же это было давно. Как всё это было прекрасно. Тогда вся жизнь казалась светлой и беспечной. А сейчас?

     Татьяна Николаевна, мама Егора, вновь попыталась позвонить сыну. Днём она пошла в продуктовый и забыла телефон. Сын звонил, но она не ответила. А сейчас его телефон бездействовал.

     – В данный момент телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети, – сообщал женский голос.

     Хотелось выпить, но женщина не могла заставить себя встать и достать остатки коньяка, которые прятала на кухне. Не могла. И вновь её взгляд скользил по фотографии. Улыбающееся лицо девушки. В чём она виновата? В том, что Егор в неё влюбился и потерял сон, потерял самого себя? Ведь он просто хотел поцеловать её в щёку, прижаться к ней и, закрыв глаза, почувствовать, что успокаивается, что его душа больше не болит.

     Женщина встала и, закрыв журнал, отбросила его в сторону. Сердце её было полно тревоги. Что-то случилось. Что-то не хорошее. Она знала это, чувствовала. Походив по кухне, она позвонила Николаю, но тот ничего не знал. Он пытался её успокоить, но ему это мало удалось. Тяжесть на сердце не исчезла.

     Часы странно работали. Татьяна Николаевна привыкла, что в последний год у них в квартире постоянно творилось что-то не ладное. Особенно странным было поведение у новой духовки. Ну что там может произойти? Ну, бывает, китайский хлам работает с перебоями: не поджигается газ, лампочка в духовке не светит. Когда Егора дома не было, он опять пил в своём гадюшнике под надписью «Кофейня», Татьяна Николаевна решила проверить лампочку в духовке. Плёвое дело! Но она получила ощутимый удар током. И ещё странный запах цветов на кухне, зимой, когда мороз ударил под минус двадцать пять, и на детской площадке лежали метровые сугробы…

     А почему она стала убирать офисы в два раза лучше и эффективней? Что произошло? А стаканчик воды? Кто его налил? Странная девушка с длинными чёрными волосами и такими удивительными зелёными глазами?

     Депрессия, депрессия… Что происходит, почему так все чувства обострены? Где Егор, почему он не отвечает?

     Выпив корвалол, женщина подошла к холодильнику и увеличила громкость радио, стоящего на нём. Наступал вечер, но за окном было ещё светло. Солнце летом садилось поздно, на детской площадке с визгом возились дети, курили старики. Несмотря на то, что им постоянно делал замечания участковый, они садились на лавочке и, разговаривая на пустые темы, курили свои дешёвые сигареты. С щебетом носились по двору воробьи, а важные вороны, не спеша, копались в мусорных отходах, отгоняя голубей. Всё как обычно, но что-то тяготило сердце женщины.

     Радио опять пошло странными помехами. Вроде послышалось: «Восприятие, спонтанные данные по зеркальным мирам… Атака! Выждать и разоружить…», а потом шум исчез, и радио продолжило работать в нормальном режиме.

     Как всегда новости начинались с основных событий в Украине. Правительство обещает, правительство делает. Женщина все эти новости пропускала мимо ушей. Когда начали говорить о банковском секторе, она вообще захотела уйти в спальню, но в этот момент диктор сменил тему:

     – Продолжаются спасательные работы на месте трагедии на Броварском шоссе. Как мы сообщали ранее, огромный грузовик протаранил остановку, где было полным-полно людей. Очевидцы трагедии сообщили, что виновником аварии был водитель «Мерседеса», который нарушил правила дорожного движения и спровоцировал аварию. На данный момент опознаны тела двадцати четырёх погибших, в том числе и водителя «Мерседеса». Как оказалось, это работник СТО, который угнал автомобиль, чтобы покатать друзей и свою девушку. От удара девушку выбросило из автомобиля, и она разбилась.

     Наш корреспондент сообщает, что спасательные работы продолжаются, и количество жертв может вырасти. По предварительным данным, на остановке вследствие поломки нескольких маршрутных такси могло находиться до сорока пяти человек.

     Женщина тихо застонала и схватилась за сердце.

     – Егор. Сынок мой, – по её лицу потекли слёзы. – Боже, пусть его там не было!

     Она встала из-за стола и, пройдя к старому шкафчику, начала копаться в бумагах. Трясущимися руками, пальцами, которые не слушались её, из которых всё выпадало, она отыскала старый, помятый справочник. Нужно было звонить в больницы, но женщина не могла подойти к телефону и набрать нужный номер. Как это было страшно: ожидать чёрной вести. Когда тебе сухим голосом из трубки сообщат, что твоего сына больше нет, и весь мир рухнет.

     Не чувствуя ног, Татьяна Николаевна снова вошла на кухню, трясущимися руками налила воды из чайника в чашку и выпила. Вода принесла облегчение и снова, тяжело сев на стул, женщина посмотрела на улыбающееся лицо девушки, топ-менеджера столичного банка.

     – Боже, как я тебе завидую, что у тебя всё хорошо и нет никаких забот. А если они и есть, разве они могут сравниться с моими? Какая же ты счастливая, Валя Солнцева.

     От переживаний и болей в сердце женщину начало клонить в тревожный сон. Она сопротивлялась, но это был один из защитных механизмов организма. И женщина сдалась. Она так устала. Устала от жизни, устала от постоянной душевной боли сына, устала от всего. Её голова склонилась к кухонному столу. Она спала…

     Что это? Где она? Она стояла перед коричневой дверью в коридоре, стены которого были выкрашены извёсткой в светло-салатовый цвет, а потолок был затянут серостью паутин. На полу лежала вытертая ковровая дорожка с поблекшими красными маками и жёлтым орнаментом по краю. Коричневая дверь, обитая дермантином с ватным наполнителем, выглядящая массивно, будто её надули, была словно пришельцем из прошлого. Особенно выделялись идущие вдоль двери заклёпки, потемневшие от времени. На двери красовались цифры «23».

     Женщина не понимала, что она здесь делает, но её душа подсказывала, что нужно нажать на кнопку и позвонить. Колеблясь, она вдруг заметила, что переминается с ноги на ногу. Как давно это было, когда сомнения в душе заставляли делать такие неосознанные движения. С возрастом подобное исчезло: она всегда знала, как нужно поступить и делала всё без тени сомнения. Она просто решала и делала. А сейчас она колебалась, как робкая девушка давным-давно.

     Глубоко вздохнув и пощёлкав пальцами, женщина решилась и нажала на кнопку. За дверью послышался приглушённый звук электрического звонка. Такие звонки были популярны в советское время в восьмидесятых.

     Вскоре за дверью раздались шаги. Щёлкнул замок и дверь распахнулась. За ней стоял немолодой, лет пятидесяти человек с лысиной на затылке, одетый в домашнюю одежду и мягкие тапочки. Он приветливо улыбался.

     – Наконец-то, Татьяна Николаевна! А мы Вас заждались.

     – Вы меня ждали?

     Женщина оторопела. Этот коридор, прихожая в квартире – она всё это она видела в первый раз. И хозяина квартиры тоже, но он, судя по выражению лица, её прекрасно знал и, продолжая улыбаться, отступил, жестом приглашая войти.

     – Вы знаете… мне так неловко… – начала лепетать мама Егора, но мужчина ещё шире улыбнулся и замахал руками. – Я тут не понимаю…

     – Что Вы, что Вы! Мой сын, Саша, поможет Вам найти Валю и Вашего сына. Он же у меня уникум, хакер, – мужчина ещё раз повторил приглашающий жест. – Проходите, не стесняйтесь. Сын будет с минуты на минуту.

     Женщина вошла в прихожую, и мужчина закрыл за ней дверь. Он помог ей снять красный плащ, от вида которого её затрясло. Этот плащ она носила ещё в семидесятых. Последний раз она его видела перед Олимпиадой 80-х, когда он в конце концов порвался. Ей пришлось скрепя сердце его выбросить.

     Улыбающийся мужчина показал куда пройти. Плащ был мокрым, значит, она попала под дождь, но Татьяна Николаевна ничего не помнила про это и лишь настороженно прошла в комнату, куда указал ей мужчина. По дороге её чуть не сбила с ног ватага из четырёх ребятишек, которые гнались за несчастной чёрной кошкой.

     – Это мои внуки. Старшие – от дочери Виты, младшие – от Саши. Сегодня мне с женой их всех привезли. Кошка Дуся в такие дни просто в панике. Гоняют они её, конечно, по-чёрному. Нет ей спасения, – мужчина улыбнулся, – сплошной стресс.

     Он попытался утихомирить визжавшую ватагу.

     Женщина кивнула и усмехнулась. Тем временем кошка молниеносно взобралась на шкаф и оттуда, нервно дёргая хвостом, смотрела на визжащих от восторга детей.

     Мама Егора вошла в среднюю комнату. За окном второго этажа сияли на солнце капли дождя. Они сверкали на стекле, на листьях деревьев, ползли по жестяному карнизу. На улице только что закончилась быстрая, но сильная гроза, и вышедшее солнце осветило мокрый двор, в центре которого расположилась детская площадка.

     Женщина невольно приблизилась к окну. На небе сияла радуга. Она троилась, каждая сестра-близнец была гораздо бледнее предыдущей, но всё равно была видна на фоне чёрной тучи, уползающей восвояси. Перед окнами шелестела листвой молодая берёзка, а промокшие воробьи возились в ветвях, яростно чирикая и сбрасывая вниз веера капелек воды.

     Позади опять раздался детский визг. Теперь дети, лишившись объекта игры – кошки, носились по длинному коридору друг за другом. Напротив двери комнаты стоял огромный платяной шкаф, на котором висел календарь бог знает какого года – он пожелтел и выцвел. Рядом стояла длинная тумбочка с телефонным аппаратом, таким же допотопным, как и сам шкаф.

     Женщина осторожно присела в кресло и осмотрела комнату. Старый письменный стол стоял у окна. Это было массивное сооружение, покрытое тёмным лаком. Три выдвижных ящика с правой стороны и дверка шкафчика с левой. На столе стоял жидкокристаллический экран. Он так странно смотрелся на фоне этого старого, ещё советских времён стола, который от времени расшатался и покосился на правый бок. Невооружённым взглядом было видно, что его составляющие рассохлись, и между крышкой и опорами в свете солнца зияли широкие щели. Системный блок женщина не видела. Он прятался где-то сбоку, под столом. Возле кресла, в котором сидела мама Егора, находилась старенькая кровать, другая кровать стояла у двери. Было видно, что этими кроватями давно никто не пользовался, как и полками на стене напротив. Покрывала на кроватях стали серыми, их цвета поблекли. Запах пыли не чувствовался, но вот весь вид кроватей, желтизна наволочек подушек, серый край выбившейся простыни – всё это указывало на то, что на них давно никто не спит. Полки на стенах были забиты старыми книгами, журналами. Нижние полки были заставлены солдатиками и моделями бронетехники. На всём этом лежал большой слой серой пыли.

     В комнату зашла миловидная женщина с усталыми глазами, она приветливо улыбнулась и поинтересовалась:

     – Вы хотите кофе, чаю?

     – Нет, спасибо, – ответила мама Егора.

     Она хотела ещё что-то добавить, но женщина заговорила первой.

     – Саша с женой будут с минуты на минуту. Они где-то в пробке застряли. Видите, какой у нас бардак? Как все внуки собираются, так идёт разрушение квартиры.

     – Я, я…

     Мама Егора привстала с кресла, но в этот момент во входную дверь позвонили, и женщина радостно сказала:

     – А вот и они!

     Всё это выглядело нелепо. Мама Егора вновь опустилась в кресло и даже не знала, что делать дальше. Все вокруг были в курсе происходящего, кроме неё самой.

     – Мама, папа!!! – откуда-то из соседней комнаты выбежали мальчик и девочка и побежали к входной двери. Там послышались радостные визги, приглушённые разговоры и смех. Мама Егора невольно сжала руки в кулаки. Ей было так неловко!

     В коридоре продолжалась радостная возня, и было слышно, как пришедшие раздеваются. Через минуту в комнату вошёл молодой мужчина с висящими на шее детьми. Мама Егора узнала его. Он учился с Егором в одном классе, и они с ним даже дружили. Особенно хорошо запомнился инцидент с пожаром, когда они испытывали «бомбочки» и чуть не спалили гараж с машиной. Слава богу, автомобиль не пострадал, а вот сам гараж пришлось перекрашивать.

     – Добрый день, – сдавленно поздоровался он, так как его шею обхватил руками мальчик и висел на ней. – Серёжа, хватит. Видишь, у нас гости.

     – Здравствуйте, – мама Егора встала.

     – Простите, ради бога, за наш беспорядок, – в дверях показалась девушка, которая поздоровалась с мамой Егора и твёрдым голосом, не терпящим пререканий, велела детям отпустить папу и бежать в кухню разбирать вкусности.

     – Фух, – перевёл дух мужчина и, подойдя к столу, включил компьютер. – Мне папа рассказал о вашей просьбе. Я попытаюсь вам помочь. Вы говорите, Егор пропал?

     – А… э-э-э, да, – пролепетала женщина.

     Ей было трудно общаться с собеседником, не зная, что происходило до этого.

     – Пропал. У меня тяжело на душе, мне кажется, что с ним случилось что-то очень плохое.

     – Понимаю. Когда кто-то родной пропадает, всегда очень тяжело на сердце. Вы сказали, что скорее всего он бросил всё и поехал вслед за Валей? Я помню её, красивая была девушка. Но не в моём вкусе. Егор за ней бегал хвостиком, но потом вроде они поругались?

     – Они разве встречались?

     – Нет, нет. Насколько я помню, Егор всегда стеснялся женщин, – Саша улыбнулся, вспоминая прошлое. – Там, помнится, кое-кто ему такие уж откровенные знаки внимания делал, а он стеснялся даже подойти.

     Он перестал улыбаться и посмотрел на монитор. Компьютер загрузился. Сев на стул, Саша стал быстро щёлкать клавишами по клавиатуре.

     – Вы сказали «поругались», это как понимать, простите, пожалуйста? – Татьяна Николаевна привстала от избытка чувств, а потом вновь села в старенькое, пахнувшее пылью кресло.

     – Не знаю подробностей, – ответил Саша, почёсывая затылок. – Они ведь не встречались никогда. Валя всегда желала заполучить самое лучшее, а Егор не вписывался в её мировоззрение. Его увлечение археологией, историей. Зачем это было ей надо? Ей нужны были кино, дискотеки, красивые подарки. Да и не ругались они. Как можно поругаться из-за того, чего и не было? Просто отшила она его знаки внимания, что ли…

     – Значит, ветреная девушка?

     – Нет, – Саша усмехнулся.

     Он внимательно смотрел на монитор, а за окном на ветвях берёзы подрались воробьи. Они яростно расчирикались и, распушив перья, сцепились в коричневый клубок, пока не рухнули кучей на землю и не разлетелись в разные стороны.

     – Насколько я знаю, она потом с отличием окончила институт, не помню какой, но связанный с маркетингом и финансами.

     – И вот мой Егор вновь решил попытать счастье. Не правда ли, грустная история? – тихо сказала мама Егора.

     Её взгляд скользил по старым обоям и остановился на полках, где в пыли стояли старые забытые солдатики, которыми никто не играл. Их не давали играть детям, не понятно почему. Вероятно, боялись, что они рассыплются в прах, а вместе с ними уйдёт память. А вот на самой нижней полке, где стояли бронемашины, пыли не было. Значит, ими частенько играли детишки.

     – Да, странно всё это, конечно, – мимоходом продолжал говорить Саша. – Я всегда считал, что такое бывает только в фильмах. Такие душещипательные истории. Только простите ради бога, я не хотел вас обидеть этими словами, – он отвернулся от компьютера. Его взгляд встретился со взглядом мамы Егора. Она кивнула.

     – Я тоже, – Татьяна Николаевна пыталась не подавать вида, что сильно взволнована. Сон потихоньку трансформировался в явь, словно это был уже не сон, а всё по-настоящему. И запах сдобы, доносящийся из кухни, и чириканье разгорячённых дракой воробьёв за окном, и шум улицы. Всё это было живым. Да и одноклассник Егора, Саша, почти не изменившийся с тех пор, казался таким реальным.

     – Так, у нас тут очень много Валей Солнцевых. Сейчас попробую отыскать по базам данных.

     Он достал телефон и кому-то начал звонить. С минуту была тишина, а потом ему ответили.

     – Сергей Сергеевич, добрый день. Это вас Александр беспокоит. Да, узнали? Очень хорошо. Мне нужна помощь. Тут человечек потерялся, мой одноклассник... Да, хороший человек... Нет, он чист. Ручаюсь, просто влюбился снова и пропал… Наверно. Согласен, но есть подозрения, что он поехал за одной дамой… Диктую: Валентина Дмитриевна Солнцева. 1975 года рождения, топ-менеджер банка «Кредит Конфьянс». Может есть какая-то информация о месте её пребывания. Посмотрите, пожалуйста. Будут вам очень признателен.

     Александр отнял руку от уха и посмотрел на экран телефона, сбрасывая пришедшие сообщения. После этих манипуляций он повернулся к маме Егора.

     – Ну вот, полдела сделано. Если где-то есть информация о Вале, мы её получим. Если где-то её банковая карточка засветилась или прошла оплата по паспорту, мы это узнаем. В налоговую всё стекается. Централизованно. Но я бы хотел, чтобы Вы не распространялись об этом. О том, что только что Вы слышали. Сами понимаете, что это незаконно. Даже более того, противоправно. За это можно и … – он замялся, – срок получить. Я делаю это для Вас, потому что в своё время Ваш муж помог нам с этим дурацким гаражом!

     – Спасибо большое, – тихо сказала женщина. – Я так Вам благодарна. Вы помните этот сгоревший гараж?

     – Как такое можно забыть?! Даже в газете «Вечерний Киев» была заметка. Слава богу, без фамилий, а то мой отец получил бы нагоняй от начальства, и наша новая квартира досталась бы другим. Тогда всё было жёстко и ковровые войны достигли апогея. Квартир строилось мало, а претендентов на них было очень много. Это сейчас есть деньги – покупай- не хочу.

     Тогда к нам в школу пожарники приходили, вызывали к директору. Бррр, даже сейчас мороз по коже, как вспоминаю это.

     – Да, да. Конечно. Это останется между нами, – кивнула головой мама Егора.

     Она уже начала верить, что это всё по-настоящему. Последние тени сомнений исчезли. Сон стал явью. За окном сияло солнце, и под его лучами постепенно высыхали капли на листве и песок на детской площадке. Уже вышли самые отчаянные мамы с детьми, и детишки принялись лепить в песочнице паски из мокрого песка. Кто-то завёл машину под окнами, и старый изношенный двигатель громко рычал. Мяукнул вызов телефона, Александр поднял трубку.

     – Да, ещё раз здравствуйте. Записываю. Всё, большое спасибо.

     Он положил трубку и протянул листок бумаги, вырванный из школьной тетради.

     – Ну что, нам повезло. Карточка Вали засветилась два дня назад в предгорье Карпат. Там есть отличные здравницы. Кстати, мои друзья как раз туда собираются. Я им позвоню, и Вас подбросят.

     – Знаете, мне так неловко, – начала говорить мама Егора. – Я и так Вас напрягла с поиском.

     – Ничего, ничего. Они отличные ребята и всегда рады помочь. К тому же им по пути.

     Маму Егора угостили вкусным чаем с травами. От еды она отказалась и когда почти допила ароматный напиток, во дворе посигналили. Александр, который возился с мальчиком, пытаясь включить большого игрушечного робота из очередного мультика про трансформеров, встал и, выглянув в окно, произнёс:

     – Вот они и приехали. Что же, удачного Вам поиска. Буду ждать новостей.

     Всё это казалось странным, словно время спрессовали. Воспоминания были скомканы. Прощание с семьёй Александра было коротким и шумным: дети, толкаясь и визжа, выбежали из-за угла и принялись носиться вокруг, едва не сбив наземь одежду с вешалки, мама Егора благодарила семью Александра за добродушный приём и помощь, старшие дети держали в руках какие-то игрушки и пытались отделаться от младших, а те недовольно ныли и старались до них дотянуться. Тщетно жена Саши пыталась их успокоить. Потом проводы до машины, знакомство с молодой парой, которая, улыбаясь, без колебаний согласилась помочь, и вот теперь поездка.

     Сидящие на передних сидениях молодые парень и девушка весело болтали на разные темы, а мама Егора до сих пор не могла прийти в себя. Как это вот так вот с ходу она села в машину и поехала искать сына? Причём ехать ей километров пятьсот, а это очень не мало. Никому ничего не сообщила, просто села и поехала. Разве так бывает?

     Явь начала покрываться туманом сомнения, снова откуда-то из глубины сознания выползла мысль о том, что ведь это сон. Но как всё логически выстраивалось! Кроме странного течения времени, диалоги, события – всё было осмысленным и последовательным. А так не бывает во сне. Или бывает? Казалось, что всё происходило по-настоящему. И приятный запах в машине от висящего над щелями вентиляции ароматизатора, и проплывающие за окном деревья, скрывающие за собой бесконечные поля пшеницы и подсолнухов. И несущиеся в встречном потоке машины. Нет, это не может быть сном, слишком всё было реально.

     – Интересно, – говорила тем временем девушка парню. – Я вот недавно читала книгу, где парень ради любви к девушке, у которой отнялись ноги, бросил свою семью, хорошую работу и переселился жить в глухую деревеньку, поближе к своей любви. А её все считали дурочкой и чокнутой, а он увидел в ней человека. И ты знаешь, Костик, она снова начала ходить.

     – Любишь ты такие истории, Света, – улыбнулся парень в ответ. – Лирические баллады, слёзодавительные сериалы. Светик, на самом деле это всё выдумки.

     – Это лучше, чем твои сериалы про мертвецов.

     – Про паранормальные явления, а не про мертвецов.

     В этот момент их обогнал автомобиль, который, уходя от встречной машины, буквально втиснулся между ними и впереди идущим автомобилем, из-за чего Косте пришлось экстренно притормозить. Едва дождавшись, пока грузовик проедет по встречной, лихач помчался дальше.

     – Вот же, дурень! – сказал парень ему вслед. – Спешит себе на погибель.

     – Костик, не говори так. Может ему надо.

     – Может и надо, но идти так в лобовую! А вдруг не рассчитает, не успеет?

     Он замолчал. Лихач удалялся, обгоняя очередную помеху по обочине.

     – Скажите, а Вы правда думаете, что Ваш сын там? – вдруг спросила девушка.

     Она повернулась к маме Егора и, отбросив рыжие волосы со лба, посмотрела на женщину. – Нам просто интересно. Саша очень занятой человек и почти никогда ничего не просит. Мы были, если честно, в шоке, когда он позвонил.

     – Я не знаю, возможно, – не зная что ответить, пробормотала мама Егора.

     – А знаете, там как раз проходит Волшебная ярмарка. Есть поверье, что если загадать желание возле фонтана у дворца, то оно обязательно сбудется. Может ваш сын решил съездить туда и загадать желание?

     – Может быть, – согласилась мама Егора. Она ничего не знала про Волшебную ярмарку и странный фонтан. – Но он мог бы мне и позвонить. Он всегда со мной связывался, где бы он ни был. Мне кажется, что с ним что-то случилось.

     – Всё будет хорошо, нужно только верить.

     Девушка улыбнулась. Её пухлые алые губы так выделялись на белом личике с мраморной кожей. Она старалась подбодрить Татьяну Николаевну и та ей улыбалась в ответ, но на душе у неё скреблись кошки. Странное, давящее чувство тревоги не отпускало её. Что-то случилось…

     И опять потянулись высаженные вдоль дороги фруктовые деревья, сёла и бесконечные поля. Иногда они сменялись лугами, на которых паслись стада коров. В одном селе они остановились, чтобы что-то купить на базарчике. Пока парень и девушка торговались, мимо прошли старики со старушками, человек десять. Впереди шёл дед с длинными седыми волосами, опираясь на суковатую палку. Он, шамкая, что-то рассказывал остальным. Скорее вещал, не просто говоря, а подпевая при этом. Внезапно последняя старушка остановилась и внимательно посмотрела на маму Егора. Под её пристальным взглядом женщине стало неловко, а старушка подошла к ней и сказала:

     – Печать на тебе, деточка. Печать ангела. Знаешь ли ты, с какой силой борешься? Ты только попроси. Правильно попроси, не ёрничай, не хами и не зазнавайся. Просто попроси, – она покачала головой и, развернувшись, пошла вслед остальными.

     Татьяне Николаевне показалось, что её зрачки засветились золотым светом или это был просто отблеск солнца? Как раз к этому моменту вернулись парень с девушкой и, проводив взглядом старушку, поинтересовались:

     – Что бабушка хотела?

     – Я не знаю. Она что-то сказала непонятное и ушла. Что-то про ангела.

     – Бывает, – сказала Света. – Когда тебе столько лет, волей-неволей думаешь о смерти. Там и ангелы начинают мерещится.

     – Света, паранормальные явления, – хихикнул парень.

     Девушка скривила губы притворяясь, что он её обидел, а потом чмокнула в щёчку.

     Они поехали дальше. Разговор больше не клеился. Весь остаток пути тихо играла по радио музыка да иногда звенел сигнал сообщения, девушка доставала планшет и внимательно читала полученные сообщения.

     – Анюта нас встретит, – прервала наконец Света молчание в машине. – Она поможет. Я ей написала о проблеме. Анюта сказала, что всё в порядке. У неё сегодня не сильно загруженный день.

     Девушка повернулась к маме Егора. Увидев её вопросительный взгляд, пояснила:

     – Аня – специалист по истории края. Работает волонтёром в организации «Память истории». Она всё знает о Волшебной ярмарке. У неё как раз заканчивается экскурсия, и она подойдёт к стоянке.

     По идее, солнце давно должно было клониться к закату, ведь они так долго ехали… Или не долго? Время опять словно спрессовали. Вечерело, но не так быстро, как должно было быть. Когда они прибыли к пункту назначения и подъехали к стоянке, всё вокруг было заставлено машинами. Еле-еле они отыскали свободное местечко, у самого края, где начинался лес и, выйдя из машины, Света начала кому-то звонить. Ждать пришлось не долго, осторожно протиснувшись мимо толпы людей с детьми, которые садились в двухъярусный автобус, к ним подошла молодая девушка.

     – Здравствуйте, я – Аня.

     Она улыбнулась и протянула руку. Мама Егора пожала её. Потом девушка взвизгнула и, обнявшись со Светой, расцеловалась с ней в обе щёки.

     – С Костиком целоваться не буду, а то ещё заревнуешь, – смеясь сказала она и лукаво посмотрела на парня.

     И тут же её легко толкнула Светлана.

     – Я тебе дам целоваться, старая развратница!

     Было видно, что девушки дурачатся.

     – Ну что, вы собрались в монастырь? – спросила Аня. – Поздновато. Он сегодня может закрыться рано. Сами знаете почему: там появляются тени и они пугают посетителей.

     – А что это за тени, выяснили? Оптический эффект?

     – Пока не ясно. То, что не фата-моргана – точно. Камеры их видят. Но вам нужно спешить. Времени до закрытия мало, а через полчаса начнётся феерическое действо со свечами.

     – Световые картины! Ух ты, Костик, успели! – сколько же счастья было на лице рыжей девушки.

     – Что это? – тихо спросила Татьяна Николаевна.

     – Ах, вы не знаете? – Аня покачала головой. – Под звуки органа и пение хорала монахи создают световые картины из свечей. Причём существует пять видов, вернее, цветов горения свечей. Это из области химии. Красный, жёлтый, зелёный, синий и фиолетовый. Перед приходом теней они молятся о защите храма и пишут свечами послания – картины света, плавно двигаясь в танце. Это просто бесподобно. Светик, Костик, поспешите. Время не ждёт.

     – Да, а ты поможешь женщине с Ярмаркой? – спросила Света.

     – Конечно, Светик. Держим связь. Как только я освобожусь, поужинаем в классном кафе. Там такие местные деликатесы делают, пальчики оближешь.

     Она повернулась к маме Егора.

     – Что же, идёмте. Поищем вашу Валю, – и кудрявая черноволосая девушка с орлиным носом и большими тёмными глазами показала рукой куда идти.

     «Странно, откуда она знает про Валю? Может, Света ей про неё написала?» Размышлять было некогда, так как Аня шла довольно быстро, ловко лавируя между людьми и машинами. На стоянке кипела жизнь, как около большого столичного мегамаркета.

     – Много у вас сегодня посетителей, – сказала мама Егора.

     – Да, это только на время проведения Ярмарки. В другие дни здесь народу намного меньше.

     Они прошли стоянку, перешагивая через кучки осыпавшейся хвои и шишек на асфальте, и начали спускаться. Людей было очень много. Одна толпа спускалась вниз, другая поднималась обратно, нагруженная покупками и сувенирами. Кто-то уже сразу одевал колоритные шляпы, кто-то нёс резную деревянную утварь, а дети сплошь были с шариками и с яркими национальными игрушками в руках. Некоторые довольные посетители ярмарки несли покупки потяжелее. Какие-то металлические конструкции или большие вышитые бисером картины. Вдоль всего этого людского потока, у самого бордюра стояли мелкие торгаши. Кто-то торговал шариками, кто-то флажками или прочей ерундой. Они зычно зазывали. Аня махнула на них рукой.

     – Мы с ними боремся, но всё тщетно. Милиция их гоняет с территории самой Ярмарки, так они здесь обосновались. Не мешают, ну и ладно.

     Спустившись вниз, они увидели массивные решётки забора и распахнутые ворота. Проследив за взглядом мамы Егора, Аня пояснила.

     – Ярмарка находится на территории национального парка. Тут, в принципе, нужно купить билеты, но я вас и так могу провести.

     – Нет, нет, – мама Егора машинально сунула руку в карман. – Так нельзя, надо купить билет.

     – Мне Светик сказала, что вы ищете сына и что вы спонтанно решили сюда приехать. Не думаю, что вы готовились к такой поездке, так что это будет мой маленький подарок. Идёмте, я проведу.

     – Подождите…

     – Я настаиваю, – голос Ани сменил интонацию и так вошёл в сердце Татьяны Николаевны, что она не смогла ему сопротивляться.

     Протиснувшись через толпу и поздоровавшись с контролёром, Аня повела маму Егора вдоль прекрасных клумб с высаженными на них цветами. Цветы образовывали узоры, картины из людского быта, в центре каждой обязательно находилась корона. Свернув направо и пройдя фонтаны, возле которых, визжа от попадающих в них брызг, носилась детвора, они начали спускаться вниз по гранитным ступеням. Здесь людей было куда меньше. Огромные дубы, каждый из которых был никак не меньше пятисотлетнего возраста, закрывали солнце, и везде царил полумрак. Между ним росли деревья поменьше и плотный кустарник.

     – Такое впечатление, что мы в лесу, – тихо сказала мама Егора.

     – А это и есть дубрава, очень древняя. Она небольшая. Это всё, что осталось от Леса Шептунов. Она охраняется законом и особенно Чёрное озеро.

     – Чёрное озеро? – спросила женщина.

     – Вы сейчас его сами увидите, – большие тёмные глаза девушки стали печальными. – Там живёт Маленький Бог.

     Женщина улыбнулась. Какие сказочные названия. Лес Шептунов, Чёрное Озеро...

     Людей вокруг было довольно много, но они вели себя тихо. Даже дети не кричали и не бегали. Какая-то грусть висела в воздухе. Ей был пропитан весь лес, и даже солнце, казалось, светило не так ярко, как раньше. Гнетущая боль начала давить женщину. Страх за сына умножился, и слёзы едва не навернулись на глаза. В воздухе не было слышно даже пения птиц, хотя ещё на входе их было множество. Только шорох множества ног и случайные звуки. Вот у женщины рядом упала пластмассовая крышка, и звук падения показался таким громким в этой тишине.

     – Почему так тихо и так грустно? – спросила Татьяна Николаевна.

     – Я же сказала вам, сами увидите, – шёпотом ответила девушка.

     Разглядывая притихших прохожих вокруг себя, мама Егора представила, что находится в музее, где все говорят шёпотом и стараются не шуметь. И в этот момент она услышала звуки флейты. Кто-то играл на этом музыкальном инструменте очень печальную мелодию, раздирающую сердце на части. Татьяна Николаевна никогда особо не жаловала музыку. Ей некогда было слушать симфонии, и музыканты на улицах её не трогали своими выступлениями, но сейчас этот звук настолько поглотил её, он был настолько осязаемым, что она невольно замедлила шаг. Девушка печально улыбнулась и кивнула головой.

     – Мы почти пришли к озеру, – она жестом показала налево. – Сейчас вы поймёте, о чём я говорила.

     Осторожно протиснувшись сквозь толпу людей разных возрастов, они подошли к металлической ограде. На её столбиках сидели маленькие ангелочки, закрывавшие личики руками, а сама, кованая ограда, напоминала переплетение лозы с листьями и шипами. За ней начинался крутой бережок, заросший странной, словно серебряной травой, который заканчивался водами большого озера. Теперь было понятно, почему оно называлось Чёрным. Издали это напоминало Бездну, тёмную и бесконечную яму. Вода была абсолютно гладкой. Лишь изредка лёгкий порыв ветерка создавал на ней рябь. А так поверхность воды напоминала матовое тёмное стекло.

     Посередине озера возвышались три камня – огромные, серые валуны. Они стояли в ряд, и каждый из них был выше предыдущего. На самом последнем, левом, сидел мальчик и играл на флейте. Присмотревшись, Татьяна Николаевна увидела, что в его руках была не флейта, а дудочка, но звук, рождаемый ею, был звуком флейты. Он играл такую печальную мелодию, что у многих стоящих перед озером людей текли слёзы. Но не это было самое фантастичное. Под звуки музыки на поверхности озера возникали цветы. Они выглядели как белоснежные головки одуванчиков, только громадных размеров. Они зарождались из точек белого сияния, на глазах росли и распускались, тихо плавая на поверхности озера. Многие из них уже тускнели и таяли. Они блекли, светящиеся нити, на которых крепились звёздочки «парашютиков», становились тонкими и исчезали. Последним тускнело светящееся пятно, из которого они выросли. От зарождения до исчезновения цветка проходило минут десять-пятнадцать, а мальчик играл и играл, и его музыка рождала всё новые и новые цветы на тёмной глади озера.

     – Что это? – тихо спросила мама Егора.

     – Цветы – это несбыточные мечты. Они рождаются и тают, так и не взлетев в небо.

     Татьяна Николаевна открыла рот, но так и не смогла ещё что-то спросить. Ответ девушки настолько ошеломил её, что она просто не нашла, что сказать. Вокруг люди тихонько перешёптывались, некоторые вытирали слёзы и уходили, другие пристально смотрели на мальчика, словно что-то просили. Мама Егора не могла оторвать взгляд от Чёрного озера. Оно словно гипнотизировало. Над его тёмными водами всё появлялись и появлялись серебристые точки. Наливаясь светом, они выпускали светящиеся нити – так растут стебельки растений из семени, если смотреть в замедленной съёмке. Достигнув метра в длину, они раскрывались пушистыми головками, светясь изнутри.

     Следя взглядом за одним таким особенно ярко светящимся пушистым шаром, который медленно плыл по озеру в полном безветрии, Татьяна Николаевна увидела, что метрах в десяти от места, где они с Аней стояли, находился хрустальный мостик. По крайней мере, таким он казался отсюда. Наконец женщина обрела дар речи.

     – Кто этот мальчик?

     – Это – Маленький Бог, я же говорила. Маленький ангел. Когда-то он исполнял все желания. Он играл весёлую музыку, и озеро вспыхивало цветами. Над ними летали светящиеся птицы и танцевали бабочки. Время от времени из камня вырастал радужный мост, прямо к мостику. Он был словно соткан из солнечного света, и по нему любой желающий мог подойти к Маленькому Богу и попросить исполнить своё сокровенное желание. Только оно должно было быть светлым и чистым. Ревность, корысть отравляли желание чернотой и Маленький Бог такое желание не исполнял. Но сейчас всё это в прошлом. Девочка-ангел разбила ему сердце и теперь его ничто не интересует, кроме печали. Он заперся внутри себя. Он грезит ею.

     У Татьяны Николаевны открылся рот от удивления. То, что она услышала, не поддавалось объяснению. Это было смешно… нет, нелепо… нет, странно! Какой ангел, какие мечты? Это был розыгрыш или хорошо поставленное представление. Она оглянулась, но люди не выглядели постановочными марионетками, и милиции вокруг не было, всё казалось реальным, настоящим. Они просто смотрели на Маленького Бога и плакали. Сколько здесь находилось разных людей, сколько просьб они принесли. Они стояли около ограды, даже не замечая того, что поглаживают металлических ангелов, покрашенных чёрной краской, лбы и кудри которых стали блестеть металлом от долгих и многочисленных попыток до них достучаться.

     – А разве нельзя доплыть до этих камней? – спросила мама Егора. – Тут плыть-то с минуту.

     Девушка грустно улыбнулась.

     – Туда ещё никто не смог доплыть. Никогда. Существует поверье, что можно, прыгая по цветам, добраться к ангелу, который грустит на камне. Если кто-то туда доберётся, ангел исполнит его самое сокровенное желание. Но никто не смог этого сделать. Все утонули. И есть ещё надписи-предупреждения.

     Аня показала рукой на табличку, которая пряталась в тени и была уже почти не видна в сумраке. Мама Егора подошла поближе и прочитала: «Пожалуйста, не пытайтесь кидать в ангела любыми предметами, всё вернётся к вам же. Не пытайтесь к нему доплыть, вы УТОНЕТЕ, и ваше тело никто никогда не найдёт. Поймите, вы имеете дело с необъяснимыми явлениями. Администрация в случае нарушения данных предупреждений и правил ответственности не несёт»

     – Что это значит? – спросила женщина.

     – Это значит, если вы поднимите палку и бросите в него, палка ударит вас, хотя вы кидали именно в него.

     – Я не поняла.

     – А это не надо понимать, просто поверьте. Любой предмет, брошенный в Маленького Бога, возвращается к тому, кто кинул.

     – Но…

     Какие же были глаза у девушки в этот момент! Они стали ещё глубже и ещё печальнее. Что-то зашевелилось в сознании мамы Егора, что-то она начала понимать. Она в последний раз посмотрела на Чёрное озеро. Мальчик продолжал играть на дудке, а из неё лились звуки флейты. И всё-таки это была именно дудочка – с большим раструбом и длинным основанием.

     Пока мама Егора стояла, ничего не изменилось: тихая мелодия лилась и всё так же возникали цветы печали на тёмной глади воды. Маленькой Бог плакал. Его слёзы светились капельками на щеках, такими белыми бисеринками, и они таяли так же, как эти странные цветы на воде.

     Девушка потянула женщину прочь. Она настойчиво уводила маму Егора подальше от этого места скорби. И чем дальше они уходили, тем меньше у Татьяны Николаевны оставалось тяжести на душе.

     Их путь лежал вверх по крутым ступеням, которые поворачивали вдоль фортификационной стены, повторяя её изгибы. Сама лестница напоминала зелёный тоннель. Над ступенями была создана арка из металлических прутьев, потемневших от дождей и снега, которые увил виноград. Но на очередном отрезке арка соединялась прямыми продольными стержнями, покрытыми вьющимися растениями. Виноград остался внизу, едва добравшись до второго яруса лестницы. Теперь зелёный тоннель больше напоминал заросшую плющом трубу. Красивую, живую, зелёную трубу. Судя по тому, как рос плющ, как земля вокруг была разрыхлена и ухожена, всё это так и планировалось. Наверное, только во сне такое могло привидеться. То, что мама Егора сейчас наблюдала, шагая по ступеням, в Киеве она не встречала нигде, разве что в теплицах и то – только жалкое подобие. Почти круглая труба зелени, через листья которой пробивалось солнце, хранящая полумрак и наполненная запахом свежести и ароматами цветов, растущих рядом.

     Через несколько пролётов ступеней были созданы беседки, где можно было отдохнуть и попить воды. Она, журча, вытекала из пастей бронзовых львов, но мама Егора и её спутница не останавливались. Вокруг родников сидело множество людей. Одни пытались накормить своих детей ужином, другие рассказывали о фантастических событиях, увиденных в этом особенном месте. Особенно смаковали рассказы о тенях в монастыре и о странном отшельнике в центре Ярмарки.

     Мама Егора и печальная девушка с темными глазами, тёмными кудрявыми волосами, в простой одежде с эмблемой волонтёрства и защиты данного национального парка поднимались вверх по лестнице. Татьяна Николаевна украдкой смотрела на лицо спутницы. Кожа лица её была покрыта странными ямочками, мелкими морщинками и трещинками, так неестественно смотрящимися на столь миловидном и юном лице. И этот нос с лёгкой горбинкой. И такая печаль во всём облике. Сначала, при встрече, мама Егора не сразу обратила на это внимание. А вот теперь последние лучи солнца как будто выхватывали эти штрихи лица, словно оно вдруг состарилось. У девушки был такой усталый вид. Она улыбалась, смеялась и шутила, но глаза её хранили странную скорбь. Почему?

     Аня и Татьяна Николаевна шли вверх, пока не оказались перед огромной ярмаркой, где была масса людей. Даже нельзя было передать словами то, что открылось взору мамы Егора, когда они, преодолев наконец последние ступени, вышли на громадную круглую террасу, выложенную шестиугольными серыми плитами. Вниз, к кипящей жизнью ярмарке, где уйма народа толкалась, возилась с покупками и снова двигалась в бесконечном потоке, вели три металлические лестницы, покрашенные в зелёный цвет. Сквозь решётчатые ступени пробились стебли крапивы, они были растоптаны множеством ног. Татьяна Николаевна в свете заходящего солнца рассматривала открывшуюся картину.

     Отдельными оазисами в этом людском муравейнике выделялись сцены, где играли музыку местные фольклорные коллективы. Они играли весёлые и беззаботные мелодии, совсем не похожие на те, которые извлекал из своей дудочки Маленький Бог. Его мелодию здесь не было слышно.

     Мама Егора осмотрелась. Она остановилась на террасе, опершись рукой на чугунную решётку ограждения, и тяжело дышала, стараясь выровнять дыхание.

     – Можно отдышаться, – попросила Татьяна Николаевна, согнувшись. – Тяжело мне карабкаться на такую крутизну в мои-то лета, – она попыталась улыбнуться. – Вот если бы двадцать лет назад…

     Где её красный плащ, тот, что она увидела, войдя в квартиру к родителям Александра? Где он? Она снимала его или он просто исчез, испарился? Теперь на ней был серый костюм и добротные туфли. Откуда они появились, словно по волшебству?

     – Конечно, не спешите, – девушка улыбнулась, и в лучах заходящего солнца её лицо казалось особенно печальным.

     – Аня, а почему вы грустите? – спросила Татьяна Николаевна девушку. – Вы так печальны всё время, пока мы поднимаемся от этого…. Бога? Как вы его назвали?

     Девушка ничего не сказала и просто ждала, пока мама Егора отдышится. В её глазах по-прежнему застыла странная грусть. А может, это было связано с музыкой ангела? Постойте-ка! Какого ангела?... Мама Егора перевела дух и пригладила на голове причёску. Это не может быть реальным! Какой-то ангел, который сидит посреди озера и дует в трубу… А ещё цветы – мечты, которые тают и исчезают в глади тёмного озера. Что это за ерунда? Это был словно шёпот постороннего существа, который вмешивался в сон. Но девушка потянула женщину за собой, не давая обдумать то, что она услышала.

     Впереди был праздник. На сцене играл оркестр в национальных гуцульских одеждах. Женщины водили хоровод и пели. Люди, которые спускались на площадь вслед за мамой Егора и девушкой, начинали улыбаться, и грусть сползала с их лиц. Впереди их ждал долгожданный праздник, и они хотели в него окунуться.

     Волшебная Ярмарка была в самом разгаре. Солнце уже село, и на небе светилась голубая полоса – тень зашедшего солнца. Всё вокруг погрузилось в сумерки, и окружавший ярмарку лес выделялся на синем небе тёмными штрихами древесных вершин. Но на ярмарке было светло. Горели огни. Одни напоминали китайские бумажные фонарики, другие были просто светящимися электрическим светом лампами на столбах. Некоторые были оформлены как факелы или как горящие ярким огнём масляные фонари из детских сказок.

     Несмотря на вечер народу на ярмарке было так много, что попав в людской водоворот, мама Егора едва не потеряла спутницу. Но девушка ловко обходила все преграды и всегда оказывалась рядом. Татьяна Николаевна даже подумала, что девушке толпа совсем не мешает двигаться. Она словно была сама по себе, а толпа сама по себе. Но вот маму Егора люди толкали всё время. Теснота в толпе была такой, что иногда приходилось ждать, пока пройдёт встречный поток. И когда мама Егора уже безнадёжно махала рукой, больше не старясь протиснутся через эту людскую массу, вновь откуда-то возникала Аня и, привычным жестом отбрасывая волосы со лба, тянула женщину за собой.

     Вокруг шла бойкая торговля. Вот кто-то покупал местные резные деревянные поделки, кружки, ложки и другую утварь. Около пивных ларьков, где в деревянные бокалы наливали шипучий напиток, собралась целая очередь. Рядом с пивной бочкой женщины горячо обсуждали местные наряды. Им очень понравились обрядные полотенца и длинные холщёвые рубахи. Многим вещам, продававшимся вокруг, мама Егора даже не знала название. Что это было такое: два кувшина, соединённые горловинами вместе? На месте соединения был прикреплен арочный носик? Или бронзовый сосуд в виде треугольника? А этот чайник, где внутри горела свеча. Её хорошо было видно сквозь вырезанные прямоугольные отверстия в боку чайника. И свет свечи был странным: красным. Внизу под этим чайником была надпись: «Фонарь маленького волшебства». Мама Егора даже на секунду остановилась возле него, дивясь такому откровенному разводу.

     «Как так можно обманывать?» – подумала она. Цена этого чайника была слишком высока, пять тысяч серебряных гривень, причём слово «серебряных» было подчёркнуто.

     Всё это показалось уже ей нелепостью, если бы не свет, льющийся из носика чайника… В пятне света бегал маленький Егорка, таща за собой на верёвочке большой пластмассовый грузовик. Дед подарил эту игрушку ему на трёхлетие, и Егор в детском саду возил на нём снег из беседки. Нет, такое не могло быть просто обманом! Татьяна Николаевна не видела другого источника света, который проецировал бы эту картину из её памяти, кроме этой странной свечи...

     Продавец – зеленоватого вида юнец – просто ухмылялся, глядя на женщину, но увидев Аню, вдруг съёжился и виновато потупил взгляд.

     – Убери, – твёрдо сказала Аня и тот повиновался. Свеча потухла, и чайник исчез под прилавком.

     – Приходится за ними следить, – бросила девушка странные слова и вновь повела Татьяну Николаевну за собой.

     Они проходили странные прилавки и павильоны. В одном из них сидел средних лет мужчина с чёрной бородкой и жонглировал огоньками. Они были двух видов: голубые и оранжевые. Весь прилавок был заставлен лампочками, баночками и прочими прозрачными сосудами, в которых горели эти огоньки. Людей около его прилавка толпилось множество. Торговля шла бойкая. Когда Татьяну Николаевну подтолкнули прямо к прилавку, мужчина обратился к ней.

     – Не желаете ли купить волшебный ночничок?

     – Спасибо, нет, – ответила мама Егора.

     – Но почему же. Он будет гореть целый год без всякого электричества, – он указал на огоньки, которые мерцали в его руке. – Даже если будет совсем темно, он подарит вам свет. Я могу поместить огонёк в любой сосуд, куда захотите.

     – Спасибо, – Татьяна Николаевна замялась.

     Она смотрела на длинную, прозрачную трубку, полностью заполненную такими огоньками. Она уже видела подобное, это называлось гибкий светодиодный элемент. О нём ей долго рассказывал Михаил Иванович, начальник отдела, где она подрабатывала на уборке помещения. Но здесь эта трубка ни к чему не была присоединена. Никаких проводов, трансформаторов. Просто светящаяся лента.

     – Решайте. Полезная вещь.

     – Тоже мне, полезная! – вмешалась его соседка. – Полезней моих заговорённых горшочков для женщины в хозяйстве нет ничего!

     Она как раз заворачивала покупательнице в шуршащую бумагу несколько коричневых глиняных горшочков с жёлтыми полосами по бокам. Покупательница была очень довольна и горячо благодарила.

     – Да, да, – покупательница обратилась к Татьяне Николаевне, – представляете, наливаешь в него молоко, и оно месяц не киснет, хотя срок хранения три дня. А ещё творог как-то мы взяли в них с собой в дорогу, так он даже через два дня жары в поезде был свежим и холодным. Удивительные горшочки!

     Мама Егора оторопела от всего это. Вокруг стоял густой гул голосов, шёл торг, покупатели с продавцами договаривались о ценах. Каждый отстаивал свою точку зрения. Сквозь толпу протиснулась Аня.

     – Куда вы подевались? – спросила она.

     Сквозь толпу людей оба продавца увидели её и их лица вытянулись.

     – Эта женщина хоть знает, кто с ней? – спросил мужчина у продавщицы горшочков, когда Аня с мамой Егора удалились.

     – Думаю, нет. Значит, она пришла из Зазеркалья, если Благосклонность лично её сопровождает.

     – Тссс, – мужчина приложил палец ко рту. – Не надо называть её так. Анна этого не любит. Куда они направляются?

     – Им нужен Отшельник. Она ведёт её к нему. Нет сомнения.

     Татьяна Николаевна покорно шла за девушкой, которая ловко протискивалась через толпу покупателей, здороваясь со знакомыми продавцами. И тут Татьяну Николаевну словно что-то ужалило. Она остановилась у лотка, у которого почти никто не останавливался. Его просто не замечали, да и покупать там было нечего. Старые клетки для птиц с пересохшим сеном, пара странных побрякушек непонятного назначения. Несколько вырезанных из дерева фигур, покрашенных тёмной краской и с пояснительными надписями под ними – «обереги».

     Человек, который сидел возле всего этого, курил длинную трубку. Ему было всё равно. Он ни на кого не обращал внимания. Ни на взгляды прохожих, которые со смехом и презрением оглядывали его товар, ни на то, что он продавал, давно превратившееся в хлам. Иногда некоторые его товары, особенно небрежно нашитые на длинные брезентовые куски ткани, просто отваливались, падая на брусчатку прохода.

     Мама Егора почему-то остановилась перед этими невзрачными товарами. Она подняла с гранитной брусчатки маленькую резную лошадку, которая упала прямо при ней, и осторожно положила на прилавок. Перед ней два ярко разодетых парня, в больших роговых очках, со странными сумками на длинных тканевых ремнях не постеснялись поднять с земли двух соломенных человечков и положить себе в сумки. Словно случайно нашли. А ещё один мужчина, сделав вид, что заинтересован павильоном напротив, просто своровал странную фигуру быка, вырезанную из кости. Они считали это хламом и только.

     Но были и другие прохожие. Они нагибались и, искренне улыбаясь, возвращали владельцу упавший товар, а он им с благодарностью кивал в ответ. Из его длинной трубки при этом вылетал ароматный клуб дыма. Пахло не табаком, а какими-то благовониями. Странно всё это было, словно он проверял прохожих на вшивость.

     Над теми, кто возвращал упавшие фигурки, поправлял покосившиеся клетки или просто приветливо улыбался, словно загорался ореол. Мама Егора не могла понять, что это. Может, это всего лишь отблеск фонарей?...

     «Наверное, это просто искажение света», – думала она. Странный был человек этот продавец, и его товар – тоже. На что он надеялся, продавая всё это? Ведь кому нужны были изъеденные молью коврики, дырявые плащи и рассохшиеся пустые птичьи клетки. А эта красная шапочка, лежавшая на видном месте? Странная шапочка, напоминающая пилотку. И этот пришитый сбоку символ, как будто золотой, он светился жёлтым металлом в луче ближайшего фонаря. Но он не мог быть золотым! Разве на такой пошарпанной шапочке и в таком унылом ассортименте может быть золотая бляха? Два человечка с молотками куют какой-то предмет. Странно, но тем не менее эта странная бляха светилась чистотой и так выделялась среди остального старья. Но никто эту шапочку не замечал. Люди подходили, мельком осматривали выложенный товар и морщась уходили.

     Мама Егора невольно остановила на шапочке взгляд. Продавец перестал курить трубку и, выдохнув дым, поинтересовался:

     – Вы что-то хотели купить, уважаемая?

     – Я даже не знаю. Вот эта шапочка…

     – А вы хотите шапочку с эмблемой рудокопов? – спросил продавец и улыбнулся. – Она стоит десять золотых.

     – Что, каких золотых? – переспросила женщина.

     – Тех, которые из чистого золота. Многое из того, что я продаю, можно купить и за гривни, но этот предмет и ещё пару-тройку – только за золотые. Вот так вот.

     – Вы знаете, у меня нет золотых, да и гривней нет тоже, – горько усмехнулась мама Егора.

     – Конечно нет, но вы сможете их достать. Всё зависит только от вас.

     «Дурень старый», – подумала женщина. Она не понимала этот разговор. Какие золотые? Тут золотые, там серебряные гривни... Ну прямо как в сказке!

     В этот момент словно из-под земли возникла девушка Аня и потащила её рядами ярмарки. Они со странным продавцом только переглянулись, и тот легонько кивнул девушке, словно соглашаясь с чем-то.

     Чего тут только ещё не продавали! И зимнюю одежду – громадные шубы и массивные сапоги, поделки в виде древнего оружия, музыкальные инструменты, посуду и старинные книги. Были ряды, где продающийся товар походил на парад фантасмагорий. Хрустальные шары, зеркала разной формы, серебряные черти и странные резные таблички. У одной женщины за прилавком лежали огромные кучи серых шерстяных клубочков. А на полочке стояли семь баночек. Судя по тому, что мама Егора услышала, в баночках были краски, добытые из радуги. Женщина прямо на прилавке окрашивала клубки шерсти в нужный цвет и продавала их. Что за бред? Какие цвета из радуги? Но Татьяна Николаевна сама увидела, как женщина смешала в ступке два цвета, капнула третий, а потом вылила смесь на три клубка шерсти и они мгновенно посветлели, приобретая оливковый оттенок. Это было воистину волшебством. Окрасились только клубки. На серую скатерть прилавка даже не капнуло. И именно около подобных прилавков толпилось огромное число покупателей. Они чуть ли не дрались за некоторые покупки. Тут мама Егора заметила, что сквозь горящие огни фонарей на холме виднеется хорошо освещённый дворец. Он возвышался над ярмаркой и сиял светом.

     – А что это за замок или дворец? – спросила мама Егора девушку. Та улыбнулась в ответ.

     – Это имение князя и княгини Меловецких. Существует поверье, что они заключили союз с высшими силами, что те будут оберегать их имение от войны и разрухи, а в качестве платы князь и княгиня будут дарить слёзы счастья.

     – Что? – Татьяна Николаевна даже остановилась. – Я плохо расслышала, что вы сказали? Слёзы счастья?

     – Всё просто. Когда ребёнок плачет от боли или несчастья, погибает душа эльфа. Когда он смеётся от счастья и радости, рождается ангелочек. Меловецкие не жалели средств, чтобы каждая детская душа, каждый брошенный родителями сирота, каждый обиженный жизнью ребёнок имел возможность смеяться и радоваться жизни. Их замок всегда был полон детского смеха и там сияли радостью детские личики. Когда дети вырастали и покидали стены замка, они получали в дар какой-то талант. И это были врачи, художники, поэты, что называется, от Бога. И даже если дети были злы, коварны и с тёмными душами, всё равно их Меловецкие не бросали и терпели все их выходки, но вот дара эти люди покидая замок не получали. И судьбы их были незавидны.

     Татьяна Николаевна рассматривала освещённые стены замка, его белоснежные колонны, его барельефы и ажурные окна. Удивительная крыша с ангелами и иными крылатыми существами на шпилях сияла в свете прожекторов, словно только что была отдраена до блеска.

     – И после смерти над их имением, – продолжала говорить Аня, – возник ореол праведности. В Первую мировую войну и во Вторую мировую практически ни один снаряд или бомба не упали на имение. Оно не было разграблено. Среди лётчиков ходила легенда, что те, кто сбросят хотя бы одну бомбу на этот дворец, погибнут в следующем бою. А кто не выполнит приказ, будут жить и вернутся домой живыми.

     – Это маленький ангел сделал? – поинтересовалась мама Егора. – Тот, кто играет на дудке на Чёрном озере?

     Взгляд Ани стал таким, что Татьяна Николаевна пожалела, что сказала это с такими саркастическими нотками.

     – Нет, его тогда здесь не было. Он потом сюда пришёл, так как эти земли тронула благодать. А тогда… – Аня запнулась. – В тысяча девятьсот сорок четвертом с двух сторон сюда подошли две армии. Слева наступали немцы, а справа – было контрнаступление советских войск. Они сошлись здесь, около огромного фонтана. Как раз перед центральным входом во дворец. И знаете, что произошло дальше? – тихо спросила девушка.

     Мама Егора отрицательно покачала головой.

     – А ничего. Две армии остановились и стояли друг перед другом. Все они знали про это место и про волшебство, что здесь живёт. Ночью перед наступлением они видели огни, слышали музыку и хор детских голосов. И им было известно, разведка это донесла, что живых людей в имении нет, но пение доносилось даже до экипажей танков, которые сидели в своих боевых машинах, ожидая приказа наступать. Их слышала артиллерия, и никто так не смог сделать ни единого выстрела, как будто их руки налились свинцом, хотя орудия были направлены на цель и заряжены. Так и наступали они в тишине. И выйдя из леса с обеих сторон, они остановились в пяти метрах друг от друга и молчали. Никто не стрелял, никто не кидал гранаты. Две силы с танками, самоходками, с зенитными автоматическими пушками и бронетранспортёрами стояли друг напротив друга. Молчали все, даже комиссары. И тогда солдаты обеих сторон опустили оружие и молча начали отступать. Танки и самоходки осторожно, чтобы не повредить цветы, ползли обратно, а солдаты, тихо ступая, словно грохот их сапог мог кого-то разбудить, уходили следом. Вокруг имения бушевал бой. Горели сёла, горели леса, и от взрывов стонала земля, умирали и умирали тысячи людей, но только не здесь. Здесь солдаты воюющих сторон просто отступали. Причём они старались идти так осторожно, словно ступали по своей душе. Вы мне верите?

     Девушка посмотрела в глаза маме Егора. Та невольно отвела взгляд. Можно ли поверить в такое? Это было просто фантастичным и немыслимым. Но она поверила. Как бы сильно это не казалось ей сказкой, она поверила. Она смотрела на освещённые стены замка и словно видела тени солдат, которые, опустив оружие, уходили, чтобы не тронуть обитель ангелов, чтобы не заставить их страдать и плакать. Что могло так сделать, чтобы закалённые в боях солдаты поступали подобным образом? Только то, что было выше всего этого. То, что поселилось здесь давным-давно.

     Мама Егора даже не заметила, как от поисков сына она переключилась на другие переживания. На грусть Маленького Бога, на истории Второй мировой войны. Девушка словно поняла что у неё на душе и сказала.

     – Идёмте, идёмте. Валя Солнцева где-то здесь, а отыскав её, вы найдёте сына. Я думаю, они около фонтана. Если она там, он тоже должен быть где-то неподалёку. Фонтан исполняет желания. А ведь он так желает исполнение одного и только одного желания.

     – Валентина, его одноклассница, – тихо добавила Татьяна Николаевна. – Вот его сокровенное желание.

     Ряды, ряды. Проходы, где сидели на стульчиках весёлые старики и предлагали нехитрый товар, и снова ряды. Несмотря на то, что стемнело и над фонарями роились ночные насекомые, никто не желал расходиться. Сквозь гул толпы покупателей доносилась музыка и пение фольклорных коллективов. Иногда в толпе ходили ряженые, со странными шестами, заканчивающимися кругом из согнутого орешника с завязанными на нём ленточками. Они просто шагали по рядам и кричали.

     – Добробут всем вам! Пусть вам улыбнётся счастье, и придёт в дом доброта.

     А вокруг продолжалась торговля. Торговались все и покупатели, и продавцы. Всё заканчивалось миром, и довольные люди расходились. Маме Егора показалось, что здесь никто не хотел обмануть другого, правда, иногда и такое случалось. Тогда над продавцом или покупателем сгущалось тёмное облако. Словно фонари начинали тускнеть. Но, как подумала мама Егора, это наверно просто игра её воображения. Как может меркнуть свет только из-за одного обмана?

     Они вышли на странную площадь. В центре её находилось тёмное строение, сложенное из огромных, плохо обтёсанных гранитных глыб. Оно напоминало мавзолей, его лицевая часть была закрыта старой, позеленевшей от времени решёткой. Практически никто не останавливался около решётки. Люди удивлённо и с любопытством заглядывали в темень этого мавзолея и, ничего не увидев, уходили прочь.

     – Что это такое? – спросила мама Егора.

     – Это обитель Отшельника. Когда-то он был механиком, но потом решил, что с него хватит. Он живёт под землей, где ищет сокровища. А сюда он приходит, когда хочет посмотреть на людей.

     – Мне показалась, что это клетка для животных. Причём такая страшная, – тихо сказала мама Егора. – Вы говорите, что там живёт человек?

     – Не живёт, а приходит пообщаться. Вы сейчас сами всё увидите.

     И Аня, взяв за руку, повела маму Егора к прутьям клетки. Несомненно, это действительно напоминало склеп. В свете гирлянды разноцветных фонарей мама Егора заглянула внутрь и увидела, что он пуст. Только в дальнем углу виднелось отверстие в полу, прикрытое листами фанеры.

     – Это невозможно, вы говорите странные вещи.

     Она повернулась, но девушки не было. Вокруг проходили люди. Немногие подходили к Татьяне Николаевне и заглядывали в темноту за прутьями.

     «Это просто немыслимо. Это невозможно? Что это за место и где она?» – мысли путались в голове мамы Егора. Она отошла от прутьев, и собралась было уходить, как почувствовала, что на неё внимательно смотрят. Повернувшись, она увидела, как из темноты шагнул человек. Он не был старым – лет шестидесяти с густой серой бородой и длинными волосами. Он был похож больше на гнома, чем на человека. Он подошёл к прутьям и, скрестив ноги сел, внимательно рассматривая Татьяну Николаевну.

     – Вы знаете, я тут… мы тут…

     Она замолчала, подбирая слова, и с надеждой оглянулась, ища помощи, но почему-то площадь опустела. Люди разошлись по торговым рядам, и теперь перед старыми прутьями обители стояла только она одна.

     – Что вы хотите? – спросил человек. У него был странный голос.

     – Я? Я не знаю, – ответила женщина, растерявшись.

     – Разве не знаете? Так не бывает. Каждый, кто приходит сюда, что-то обязательно хочет попросить. Это же Волшебная Ярмарка.

     – Я, не уверена… Кто вы? – женщина сделала шаг к обители.

     Человек улыбнулся сквозь густые усы:

     – Я Механик. Я чиню предметы. Часы, заводных кукол, всякие машины. Я могу починить всё, что угодно.

     – А почему вы живёте здесь, в этом…

     – В склепе, вы хотели сказать? Это долгая история. Я живу под землёй, где меня никто не тревожит своими просьбами. Когда-то, очень давно, я жил в золотом дворце, и ко мне приходили поклониться цари. Они приносили дары. Сначала это было золото и драгоценные камни. А потом стали приносить людей. И я ушёл. Теперь живу здесь.

     – Это какой-то розыгрыш? – женщина оглянулась. – Тут наверное стоят скрытые камеры, и сейчас выскочат люди и начнут хлопать. Я права?

     – Хм, – человек погладил бороду. – Может и так, но что вы хотите? Зачем вы здесь?

     – Я ищу сына.

     – Вот оно что. Значит, сына хотите вернуть. Он сделал свой выбор, поэтому захочет ли он вернуться?

     – Послушайте, – женщина прильнула к решётке, ощущая запах ржавчины и сырости, которая доносилась с той стороны. – Я не знаю, кто вы, но помогите мне. Я вас очень прошу, я вас умоляю.

     – Все так говорят, все умоляют. Но что вы можете дать мне взамен?

     – Я, я… – женщина отступила и невольно засунула руки в карманы. – У меня ничего нет. Я могу вернуться домой и…

     – Волшебная Ярмарка закончится через три часа, здесь будет лишь пустая площадь, – человек улыбнулся, хитро сверкнув глазами.

     – Но у меня ничего нет.

     – Хорошо, мне нужен головной убор. Я давно мечтал что-нибудь приобрести, но я не выхожу наружу, поэтому принесите мне что-нибудь.

     – Но у меня нет денег…

     – Значит, только в этом дело? Хорошо, поступим так. Вот вам монеты. Купите на них то, к чему ляжет ваша душа. А когда принесёте, мы поговорим.

     Он протянул сквозь решётку сжатую в кулак руку. Женщина с опаской подошла и подставила ладонь. Со звоном на неё упали монеты. При свете фонарей блеснул жёлтый металл.

     – Это что, золото? – спросила женщина, не веря своим глазам.

     Она поднесла их поближе к лицу, рассматривая удивительный рисунок чеканки. На одной стороне был выбит орёл, на другой – странный холм или гора, на вершине которого было отчеканено солнце. Даже ещё были видны расходящиеся во все стороны лучи, хотя монеты были очень старыми.

     – Возможно. Купите то, что придётся вам по сердцу.

     – Подождите…

     Но человек встал и, шаркая ногами, скрылся в темноте. Послышался шум отодвигаемой фанеры, появилось золотое свечение, а потом всё стихло. Татьяна Николаевна в растерянности осталась стоять возле обители Механика, сжимая в руке монеты и не зная, что делать дальше. Прошло несколько минут, прежде чем она пришла в себя. На ватных ногах она отошла от гранитной постройки и в растерянности оглянулась. Вокруг бойко шла торговля. Рядом с ней две женщины пытались сбить цену на шерстяную шаль. Татьяна Николаевна крепко сжала монеты в ладони и направилась по торговым рядам. Она внимательно всматривалась в товар, пытаясь понять, что этот чокнутый человек имел ввиду.

     В первых же торговых рядах её захватил людской водоворот. Прямо перед площадью несколько мужчин рассматривали старинные книги. Один из них причмокивал от удовольствия.

     – Смотри, это же восемнадцатый век. Как сохранилась.

     – Да, Сергей Исаакович. Просто великолепное издание «Откровения старца из красной пустыни». Тысяча восемьсот семьдесят четвертого года выпуска.

     – А это? «Путешествие в страну крыланов», Пятая книга Джонатана Свифта о путешествиях Гулливера. Он же её сжёг! Но здесь, о Боже, здесь она сохранилась! Но цена, цена!

     Оба мужчины склонились над пожелтевшими листками тонкой книги. В этом положении они занимали почти весь ряд, так что пришлось маме Егора попросить их подвинуться. Рядом продавался резной деревянный инструмент. Ложки, плошки, чашки. Там торговалась девушка, пытаясь сбить цену, чтобы купить несколько вещей сразу. Колоритная женщина-продавец отрицательно качала головой.

     Мама Егора бродила по рядам, пытаясь отыскать то, что нужно было этому чокнутому механику. Внезапно из-за облака вышла полная Луна. От её света всё приобрело мистическое свечение. Прямо перед Татьяной Николаевной в руках мужчины глиняный расписной горшочек вдруг заиграл серебряным светом, орнамент загорелся, и показалось, что нарисованные волны задвигались.

     – Лёша, ты только посмотри, какая красота! – восторженно прошептала женщина, стоящая около мужчины. – Давай купим!

     – Папа, папа, – девочка лет десяти захлопала в ладоши. – Посмотри, он светится как волшебный фонарь у меня дома.

     Мама Егора восхищалась увиденным, особенно когда вся посуда в лавке заиграла таким светом. Несмотря на то, что лунный свет не доставал до предметов, которые лежали в глубине, серебряное свечение словно перетекало от одного сосуда к другому. Постояв так секунд тридцать и понаблюдав, как вся посудная лавка играет световыми узорами, мама Егора встрепенулась: ей надо было спешить, и она пошла дальше, стараясь не пропускать взглядом товар в павильонах.

     Она ненадолго остановилась возле кузницы. Там работали обнажённые по пояс кузнецы. Меха раздували огонь в печи, и тот пылал ярким светом в полумраке кузни. Время от времени кузнецы доставали из печи раскалённую заготовку и начинали ковать. От ударов молотов металл ронял искры и гнулся, приобретая нужную форму. Было красиво. Мама Егора попыталась посмотреть, нет ли на головах кузнецов шапок, но ничего не увидела. И снова торговые ряды. Отчаяние сжало сердце женщины: не то, всё не то. Она прошла ещё несколько рядов и вдруг услышала знакомый голос. Обернувшись, она замерла. В метре от неё, улыбаясь и ощупывая длинные вязаные шарфы, стояла Валя Солнцева. Она что-то говорила мужчине рядом с собой, показывая пальцем на ближайший шарф и вязаную шапочку. Продавец при этом утвердительно кивал и, куря трубку, выкладывал на прилавок остальной товар.

     Боже, как же Татьяна Николаевна ненавидела эту женщину! Даже непонятно было за что, просто ненависть вдруг сжала её сердце, и мама Егора невольно отступила в темноту. Валя её не заметила, а может, просто не узнала. При ярком свете луны она ощупывала товар, проверяя качество материала, и улыбалась.

     Вот эта женщина – та самая женщина, принесшая столько страданий её сыну. Ещё сделав шаг назад, Татьяна Николаевна на что-то натолкнулась и посмотрела назад. Это была лавка национальных предметов быта. Тут стояли соломенные корзины, резные деревянные санки, а перед ней – целый ряд гуцульских топориков на длинной ручке.

     – Алёша, может купим этот шарф? – спросила Валя своего мужа, который уже держал несколько покупок в руках. – У меня шея зимой мёрзнет, а потом так болит, что голову нельзя повернуть.

     – Ты решай, солнышко. Как захочешь, так и будет.

     – Да, только ты потом будешь бухтеть: зачем мы купили это, зачем то?

     Рука Татьяны Николаевны сама нащупала рукоять топора и медленно вытащила его из креплений. Вот она, рядом. Источник её страданий и ненависти. Один удар и всё. Пускай её осудят, пускай она попадёт в тюрьму, но сын вернётся домой и успокоится.

     Руки Татьяны Николаевны тряслись от напряжения, она сделала шаг вперёд. Одноклассница Егора даже не подозревала, что её ждёт, и в тот момент, когда женщина уже собиралась замахнуться, к Вале подбежал ребёнок и обнял её.

     – Малыш, ты что-то увидел интересное? – спросила Валя, присев на корточки.

     – Мама, там фокусы показывают! – сияя от счастья, скороговоркой выпалил ребёнок. – Там даже живой леопард!

     Руки Татьяны Николаевны невольно опустились. Как она могла даже подумать о таком? Как она могла мечтать о смерти человека, который ровным счётом ничего плохого ей не сделал. То, что на душе её сына тоска и печаль, – это только на душе её сына. При чём здесь эта женщина?

     Мальчик от нетерпения прыгал и торопил родителей. Валентина поспешно рассчиталась, и они исчезли в толпе. Женщина осторожно положила топорик на место и, вытирая слёзы, шагнула прочь. Её остановил голос.

     – Вы поступили правильно, – из тьмы торговой лавки показалась женщина в национальной одежде. Её пронзительные тёмные глаза смотрели на маму Егора.

     – Что вы знаете, что вы видели? – мама Егора хотела уйти, чтобы никто не видел её слёзы, но женщина продолжила.

     – На самом деле – слепы вы. Вы ничего не видите и бродите в темноте. Просто посмотрите вокруг. Прислушайтесь к себе самой. Здесь очень много тех, кто слеп и ничего не видит.

     – Вы, вы… – мама Егора махнула рукой и пошла дальше по проходу.

     – У вас есть десять монет. Потратьте их правильно! – крикнула женщина вслед.

     И тут маму Егора осенило. Ну конечно же, та странная шапочка за десять золотых, у того чудного продавца! Впрочем, здесь почти все были чудные, но женщина уже твёрдо решила, что должна купить именно эту шапочку рудокопов.

     Татьяна Николаевна спешила. Похоже, что ярмарка начинала закрываться, многие продавцы сворачивались и начинали упаковывать товар. Женщина заблудилась. Ряды, ряды – этой был целый лабиринт. У кого бы она ни спрашивала, никто не знал этого продавца. Люди просто пожимали плечами. Если бы сейчас рядом была Аня, та добровольная помощница, но в самый нужный момент её как раз и не было. Ужас и отчаянье охватили Татьяну Николаевну. А вдруг она не успеет, а вдруг никогда не сможет увидеть сына. Она металась в толпе, бегая между рядов. Пока вдруг не выскочила на открытое пространство и не увидела знакомый торговый павильончик. Те же пустые клетки, пучки засушенной травы и странные наряды. Красная шапочка с золотым символом рудокопов была на месте.

     – Вы где? Ау!

     Женщина посмотрела вглубь павильона, но там никого не было, только огромный чёрный кот спал на плетёном стуле. Неужели она опоздала, неужели всё? Она растерянно оглянулась. Мимо неё спешили с покупками люди, стараясь побыстрее добраться до автостоянки.

     – Так вы что-то хотели купить?

     Женщина вздрогнула от неожиданности и повернулась к павильону. Кота не было, а на его месте сидел продавец.

     – Да, эту шапочку.

     – Вы же помните цену, – торговец улыбнулся. – Десять золотых.

     – У меня есть, – Татьяна Николаевна засунула руку в карман, нащупала там монеты, собрала их всех и протянула мужчине.

     – Да? – брови его поползли вверх от искреннего удивления. – У Вас есть золотые?

     Он встал и подошёл к женщине. Она высыпала все монеты в его ладонь, и тот, поднеся руку к свету, хмыкнул:

     – Золотые дублоны? Давненько я их не видел, – он, помусолив палец, пересчитал их.

     – Здесь пятнадцать монет. Цена – десять. Остальные Ваши.

     – Мне они не нужны, – тихо ответила мама Егора.

     – Как?! Вам не нужно золото?

     – Нет, – покачала головой Татьяна Николаевна. – Мне золото не нужно. Мне нужно вернуть своего сына.

     – Хорошо, я дам вам шапочку, – он спрятал монеты в карман и поднял этот старый, пыльный головной убор. – Вы точно её хотите? Может, стоило купить что-то лучше? За такие деньги можно купить отличные шляпы, даже шубу. Вы же, наверное, столько лет мечтаете о шубе, чтобы не мёрзнуть зимой.

     – Мечтала, – прошептала Татьяна Николаевна.

     Она вдруг живо представила себя в шубе. Бывали дни, когда она долго стояла перед витринами дорогих магазинов, рассматривая ряды красивых шуб, даже боясь посмотреть на ценники. А как она завидовала женщинам зимой, которые не мёрзли в лютый холод. Её зимнее пальто мало помогало, и лишь свитера как-то спасали.

     – Так что? – в руке мужчины блеснули золотые монеты, но мама Егора отрицательно закачала головой, прижав шапочку к груди и отступая назад.

     – Нет, нет, мне нужна именно эта шапочка. Больше ничего.

     – Как знаете, – усмехнулся продавец, но женщина его уже не слышала.

     Когда она торопливо удалилась, из тени вышел худощавый человек. Он был невысокого роста, с острым лицом и серыми глазами и был странно одет, скорее по-зимнему, нежели на теперешнюю погоду. Он посмотрел на продавца и криво улыбнулся:

     – Значит вот как? Боюсь, она этого не одобрит.

     – А мне не нужно её одобрение. Этот мир является заповедником, и вы здесь не хозяева. Здесь хозяин один, и ты знаешь, кто это. И лучше придержи свою… – продавец на мгновение запнулся, подбирая слова, – …коллегу.

     – Если Куликова не успеет, и её сын уйдёт, этот, – появились странные образы, – выиграл. А она не хочет проигрывать.

     – Её сила не сравнится с его силой, – продавец шагнул вглубь своего торгового павильона и опять сел в кресло. – Так что, не советую вам обоим даже пытаться.

     – Хм, – и странный худощавый человек криво улыбнулся, глядя в сторону, куда убежала мама Егора, – наверное, ты прав, я просто постою и посмотрю, чем всё закончится.

     Женщина бежала по уже полупустым рядам, где оставалось совсем мало покупателей и продавцов. Ярмарка заканчивалась при свете полной Луны. Свет спутника планеты был каким-то неестественно ярким. Он даже перекрывал свет фонарей.

     – Только бы успеть, только бы успеть, – шептала женщина.

     Она даже не задумывалась о том, что происходило вокруг. Это было во сне или наяву. Она спешила к старой обители, где жил механик, и сердце её бешено стучало. Едва не сбив с ног двух молодых людей, несколько раз споткнувшись на брусчатке, она выбежала на площадь, и, тяжело дыша от бега, подошла к старым, ржавым прутьям.

     – Я принесла, – сказала она, переведя дух. – То, что подсказало сердце.

     Однако в ответ была тишина.

     – Неужели всё? – прошептала она и посмотрела на небо.

     На тёмном небосклоне зажигались звёзды. Их было много. Даже, если приглядеться, можно было увидеть «молочный» след Млечного пути.

     – Быстро же вы опускаете руки! – мама Егора снова вздрогнула от неожиданности. За решёткой сидел всё тот же странного вида человек, напоминающий гнома. – Принесли?

     Она протянула шапочку. Он взял её, повертел в руках и, пригладив длинные волосы, напялил на голову.

     – Отлично, просто превосходно. Именно то, что я и хотел, – он внимательно посмотрел на Татьяну Николаевну – Ну, Татьяна Николаевна Куликова, так какое будет ваше желание?

     – Что? Откуда вы меня знаете? – женщина удивлённо приложила ладонь ко рту. – Кто вы?

     – Может, всё-таки богатство? Хорошая жизнь, без забот. Вы же так устали за эти годы. Вы всё время трудитесь, часто в ночную смену, а получаете гроши. Вы недосыпаете, а теперь из-за сына и вовсе потеряли сон. Его пристрастие к выпивке и эти странные исчезновения из дома. Неужели это Вам не надоело?

     – Мне нужен сын, прошу вас. Ради Бога!

     – Какого бога? Вы даже в церковь не ходите. Впрочем…

     Он погладил бороду, и тут женщина от удивления открыла рот: этот странный низкорослый человек стоял возле неё. Ещё секунду назад он был по ту сторону решётки, а сейчас стоял рядом и смотрел на звёзды.

     – … впрочем, это только слова. Деньги и золото с собой не унесёшь в мир грёз, только то, что сделал за свою жизнь, то богатство, что накопилось в душе. А у вас его очень мало, крохи.

     – У меня больше ничего нет, кроме сына. Он – последнее, что у меня осталось. Я понимаю, что это всё сон, это не наяву, но я, я… – женщина вдруг заплакала, закрыв лицо руками.

     – Это сон и не сон. Это – особое место. Сюда попадает много людей, – он коснулся мамы Егора, и слёзы мгновенно высохли в её глазах.

     – Что это значит?

     – То, что вы видите вокруг, лишь отчасти является сном. Тут много фантасмагорий, много несуществующих людей, но есть живые, которые, как и вы, попали сюда. Они тоже спят и даже не понимают, что находятся в другом месте. Им даётся шанс. Не многие им пользуются. Во сне все чувства умножаются во много раз, сокрытые желания выползают из тьмы сознания и начинают разъедать человека. Все пороки: жадность, ненависть, злоба. Вы же помните, как начали ненавидеть ту, которая терзает душу вашего сына. Как вы хотели убить её, разорвать на куски. Почему, почему так спонтанно вы возненавидели её? Неужели в реальной жизни такое случится?

     – Нет, я…

     – Вы просто поддались своим чувствам, но что вас остановило?

     – Меня, – мама Егора вспомнила маленького мальчика, который, сияя от восторга, рассказывал маме о фокусах.

     – Вот именно. Материнское сердце. Оно привело вас сюда, и оно вас уберегло от ошибки. А ведь большинство тех, кто сюда попадает, не могут услышать своё сердце. Оно у них давно сгнило, оставив лишь горстку праха.

     – Кто вы на самом деле? Бог?

     – Можно и так сказать, – человек улыбнулся сквозь усы.

     Практически все лавки закрылись, и в пустых проходах лишь изредка появлялись запоздалые покупатели.

     – Сюда нет пути им, – вдруг произнёс Механик, рассматривая звёзды. – Они так хотят сюда попасть, но они разучились мечтать. Они выбрали науку и технологии, они покорили пространство и Вселенные и что это им дало?

     – Вы о ком? – спросила Татьяна Николаевна.

     – Всему своё время. Всему своё время. Я помогу вам с сыном. Может, я помогу этим и им. Они не понимают, с кем воюют, и не понимают, кто на самом деле их враг. Вы можете идти, но сначала поднимитесь на холм, что виднеется справа, на смотровую площадку. Там вы найдёте ещё один ответ на ваш вопрос.

     – На мой вопрос?

     Но никого рядом уже не было. Механик исчез. Женщина в растерянности оглянулась и потом, глубоко вздохнув, решила воспользоваться советом.

     Холм чернел на тёмно-синем фоне небосклона, и путь наверх был отмечен световой дорожкой фонарей. Женщину обогнало несколько человек, которые тоже спешили подняться. У подножия холма Татьяна Николаевна остановилась перевести дух. Если это сон, почему она так устала?

     Вверх вела освещённая фонарями узкая дорога. Кованые арочные фонарные столбы заканчивались тремя прозрачными плафонами в виде бутонов роз. Самое интересное, что светились они не электрическим светом, как фонари на ярмарке, а живым огнём. Татьяна Николаевна окинул весь подъём взором и, представив путь наверх, тяжело вздохнула. Собравшись с мыслями и силами, она шагнула на начало дорожки и начала подниматься по лестнице из жёлтых кирпичей. Она поднималась долго, иногда останавливаясь, чтобы отдохнуть.

     Когда она добралась до вершины, ей открылся прекрасный вид. Внизу, по ту сторону холма, были вырыты каналы. Они образовывали целый лабиринт водных картин, с высаженным по берегам подстриженным кустарником, похожим в темноте на пушистые шары. Огромный водный сад, освещённый белым светом фонарей. И не только ими. Там, где дорожки подходили к воде, стояли люди и опускали на воду бумажные фонарики. Они зажигали огоньки и отпускали их плавать по тёмной глади воды. Слабый ветерок подхватывал фонарики, и они кружились, то собираясь в хороводы, то вдруг расходясь ровными кругами, словно кто-то руководил их танцем

     Фонариков было очень много. Стоящие на смотровой площадке люди восторженно перешёптывались. Некоторые даже пытались снять это на мобильные телефоны. А фонарики вальсировали, скользя по воде, перемигиваясь разноцветными огнями, кружась и строя фигуры.

     – Какое чудо! – шептал кто-то около Татьяны Николаевны. – Что заставляет их так танцевать?

     – Да, это просто удивительно, – вторил мужской голос. – Неужели это просто ветер?

     Татьяна Николаевна осмотрелась. Там где она стояла находилось ещё с десяток человек. Все они следили за танцем фонариков и восхищались им. Кто-то показывал пальцем на странные световые круги на воде, кто-то просто восхищался вполголоса.

     Татьяна Николаевна не могла понять, что этот странный механик имел в виду, когда говорил, что на вершине холма она найдёт ответ на свой вопрос. И вдруг она заметила одинокую фигуру: кто-то сидел вдали от всех на лавочке и смотрел вниз, опустив плечи. Мама Егора подошла к фигуре и узнала в ней Аню.

     Девушка сидела, молча рассматривая фонарики. Татьяна Николаевна хотела спросить её, что она здесь делает, но в этот момент закрывшее луну облако тихо скользнуло прочь, и серебряный свет осветил девушку. Она стала другой. Не было тёмных волос, горбинки на носу и печальных тёмных глаз. Перед ней сидела девушка с белыми волосами, мраморного цвета лицом и большими синими глазами. Глаза были такие большие и выразительные, что казалось, что на лице кроме них ничего нет. Синие-пресиние глаза. Белая туника, расшитая странными серебряными узорами ниспадала с её плеч.

     Мама Егора оглянулась, но остальные люди на смотровой площадке были так увлечены фонариками, что ничего не заметили. Она даже не знала, с чего начать разговор, но девушка начала говорить первой:

     – Они думают, что фонтан может исполнить любое желание. Они бросают в воду монетки и что-то шепчут. Я их всех слышу, но у меня нет желания помочь им. Мне всё равно. Не правда ли, грустная история?

     Мама Егора молчала.

     – На самом деле им всем может помочь он, Отшельник, но кто станет разговаривать со странным дедом в грязных одеждах и нечёсаными волосами, от которого пахнет мочой?

     – Но, Аня, я не чувствовала запах мочи…

     – Конечно, это всё гипнотизм Механика. Дело в том, как ваш взгляд проходит через призму восприятия. Что он там увидит и почувствует. Не всем это дано. Деньги, власть и жажда плотских наслаждений наводит на призму тень, словно закрашивая её. Тогда и появляется отвращение.

     Девушка продолжала неподвижно сидеть на скамейке, разглядывая, как танцуют фонарики на воде.

     – Ты ангел? – спросила Татьяна Николаевна, присаживаясь рядом. – Та самая девушка ангел, которая разбила сердце Маленького Бога?

     – Да, – тихо ответила девушка.

     Она подняла тонкую, почти прозрачную руку и провела открытой ладонью по воздуху. И повинуясь её жесту, сотни фонариков внизу вновь пришли в движение и начали танцевать.

     – Почему ты здесь? Почему ты не придёшь к нему?

     – Я не могу. Я больше не умею летать. Мои крылья сгорели, и теперь я прихожу, каждый день прихожу к Чёрному озеру и прошу его, я взываю к нему, но он не слышит. Он ничего и никого больше не слышит. Он погружен в самого себя.

     – Я думала, что ангелы...

     Девушка внезапно повернулась к Татьяне Николаевне, и в её глазах словно зажглось сияние. Такие глубокие глаза...

     – Вы не знаете, кто я такая. Вы даже не представляете, кто мы все на самом деле. Вы живёте в своём маленьком мирке, а нам подчинена вся Вселенная. Её красота, её сила, её могущество.

     – Тогда почему ты сидишь здесь, в печали и одиночестве? Где твоя Вселенная? Она красивая, но холодная, а сама ты сейчас испытываешь то, что испытывает мой сын, живя в своём маленьком мирке.

     Ангел вздохнула и повернулась обратно. Её печальные глаза смотрели на танец фонариков. Внезапно она посмотрела на смотровую площадку, где собрались восхищённо шепчущие люди, и махнула рукой. От сигарет, которые курили несколько человек, оторвались красные искорки и начали кружить вокруг них, словно танцуя. Какое восхищение это вызвало. Один мужчина опустил недокуренную сигарету, да так и остался стоять, открыв от удивления рот.

     – Ты получила, что хотела. Ты можешь уйти.

     Аня отвернулась от смотровой площадки и, тяжело вздохнув, снова начала смотреть куда-то вдаль. Подняв правую руку, она заставила фонарики вновь танцевать.

     – А как же ты?

     Фонарики внизу прервали свой танец. Девушка опустила руку.

     – А что я? Это может длиться вечно. Он вечно будет играть на дудочке, а я вечно буду приходить к озеру и просить его меня простить.

     – Тогда пошли со мной к нему, сейчас, вместе!

     Луна скрылась за очередным облаком, и теперь перед мамой Егора освещенная светом далёкого фонаря стояла обычная девушка, которую она увидела на автостоянке.

     – Зачем?

     – Ведь никто не просил за тебя? Может, он услышит?

     – Нет, он не услышит.

     – Но, если не пробуешь, никогда не узнаешь. Идём!

     Татьяна Николаевна взяла девушку за руку и потащила за собой. Аня попробовала сопротивляться, но мама Егора была настроена решительно. Сколько сил в ней возникло, она даже не представляла, что такое для неё возможно. Она словно почувствовала в девушке… нет, представила, что это грустит её дочь.

     – Хватит с меня! – рассерженно повторяла она, спускаясь вниз с холма и ведя за руку ангела. – Я всегда боялась быть сильной, я всегда боялась принять сложное решение. И вот чего я добилась. Потеряла сына! Ну нет, сейчас я не буду слабой или безвольной. Хватит!

     Они прошагали по пустынным торговым рядам, спустились по живому тоннелю и снова оказались у озера. Несмотря на то, что оно скрывалось под кронами гигантских дубов, вокруг не было ни единого фонаря, и даже Луна спряталась за облаками, возле озера было светло. Словно светился сам воздух. Несколько человек стояли у ограды и смотрели на Маленького Бога, который продолжал играть тихую и печальную мелодию. Всё так же на воде вырастали цветы снов и мечтаний, которые тихо увядали и гасли. Татьяна Николаевна подошла к ограде и громко сказала:

     – Маленький Бог, посмотри на меня!

     Но мальчик продолжал играть, не обращая внимания на окрик.

     – Ну, ты! Хватит сидеть и хандрить! Посмотри на нас! Твой ангел вернулся! – её разозлило безразличие мальчика, но ничего не произошло. Только возле них начал расти очередной цветок на воде.

     – Видишь, о чём я и говорила. Все, кто пытается до него докричаться, получают одно и то же. Вот цветок твоей просьбы, твоего желания. Он не услышит.

     – Тогда я дойду до него и скажу!

     – До него нельзя дойти, это невозможно!

     Девушка попыталась задержать Татьяну Николаевну, но женщина твёрдо перешагнула через ограду и ступила в воду. Это была не вода. Вода хоть как-то держала тело на поверхности. Плохо или хорошо, а здесь женщина почувствовала, что словно проваливается в сверхлёгкую жидкость. Как-то она видела, как один из лаборантов забавлялся с мухой. Сначала он кидал её в воду, и муха плавала по её поверхности, перебирая лапками, даже не думая тонуть, но когда он бросил её в ёмкость с ацетоном, муха утонула сразу, мгновенно уйдя на самое дно. Сейчас женщина, проведя рукой по этой воде, не почувствовала привычного ощущения. Такое впечатление, что она попала именно в ацетон, только без жжения и запаха. Вода ничего не держала.

     – Женщина, вернитесь!

     К ним подбежал какой-то мужчина, но мама Егора машинально выбросила руки вперёд и… уцепилась за цветок. Он сиял белым светом, нити были гладкими и упругими. Они гнулись под её тяжестью, но цветок держал её на поверхности воды.

     – Твоя мечта, твоя мечта! Думай о ней, – закричала Аня.

     Цветок уносил маму Егора к камням, но когда он достиг середины озера, он начал таять. Его нити блекли, пушистые хлопья, за которые она ухватилась, тускнели. Мечта исчезала. И вдруг перед её глазами возникли Егор и Валя. Они обнимались и целовали друг друга, и мир вокруг становился светлее. А на заднем плане улыбался странный человек, похожий на гнома. Механик.

     – Нет!

     Девушка заметалась по берегу. Рядом с ней бегали несколько человек, но они ничем не могли помочь Татьяне Николаевне. Цветов рядом не было, они вырастали на другом конце озера и были слишком далеко.

     – Я не могу парить, я не могу парить! – причитала девушка.

     И тут женщину обуял страх. Сейчас она утонет и что дальше? Проснётся в своей квартире или умрёт? А вдруг умрёт! Ведь механик сказал, что это и сон, и не сон. Страх и ужас сковал её сердце, и она закричала, прося помощи, но мальчик не обращал никакого внимания. Он продолжал играть, глядя перед собой и ничего не слыша. Цветок таял, и мама Егора погружалась в воду. Она была ни тёплой, ни холодной. Просто вода. От цветка тлел лишь слабый огонёк, его середина, которая вот-вот должна была погаснуть, и в этот момент, когда, казалось, всё было кончено, кто-то схватил её за руку. Перед ней стояла девушка-ангел, такая, какой она выглядела в свете Луны. Она ослепительно улыбалась.

     – Я забыла, что ангелы могут ходить по воде. Я забыла загадать это желание, – девушка продолжала улыбаться.

     В это мгновение музыка смолкла. Мальчик перестал играть и теперь смотрел на них. Потом он медленно встал и, спустившись с камней, ступил на воду. Шагая по ней, он подошёл к ним и, взяв маму Егора за вторую руку, выдернул её из тёмной бездны и поставил около себя. Татьяна Николаевна, дрожа от пережитого страха, увидела, что теперь тоже стоит на воде, как и ангелы. Потом мальчик посмотрел на девочку и улыбнулся.

     – Я вернулась к тебе, мой Маленький Бог, – сказала она, и их руки встретились.

     От прикосновения они оба начали светиться, всё ярче и ярче, пока свет не ослепил маму Егора и она невольно закрыла глаза. Послышался странный шум, похожий на вой, сначала далёкий, но всё усиливающийся. Воздух задрожал и завибрировал, и мама Егора почувствовала, что её сжимает неведомая сила и уносит куда-то. И сквозь этот вой она услышала голос:

     – Придёт время, и я помогу твоему сыну. Мы оба поможем.

     – Как…?

     Но вой и давление неведомой силы стали нестерпимыми и… женщина проснулась.

     Она всё так же сидела за столом на кухне в полной темноте, и лишь шум из динамика радио да урчание холодильника нарушали тишину в квартире. Ей всё приснилось.

     Поднявшись, она включила свет и посмотрела на экран телефона. Никто не звонил, значит, Николай ничего не узнал. Рядом на столе лежал телефонный справочник. Бросив взгляд на часы, и увидав, что уже полтретьего ночи, мама Егора решила, что начнёт звонить по больницам с самого утра. Выключив свет, она зашла в свою спальню и, не раздеваясь, легла на кровать. Её мысли были тревожны, а боль предчувствия сжимала сердце. А вдруг этот сон – вещий сон? А вдруг она просто почувствовала тревожные события? Перед глазами таяло сновидение Волшебной Ярмарки. Может, всё это выдумки её больного сознания? Этот механик, эти ангелы? Где они и были ли они вообще?

     – Нет, их никогда не было, не надо тешить себя надеждой, – тихо сама себе прошептала женщина. – Ангелов нет. Волшебства нет. Нет ничего, кроме обычной жизни.

     Она закрыла глаза и так пролежала до самого утра, вспоминая свой сон.

     …..

     Каким всё вокруг было чётким. Каждый листик на дереве, каждая травинка, каждый камешек или пылинка. Если присмотреться, то можно было увидеть, как муравей ползёт по своим делам и как быстро он перебирает лапками. Егор стоял на обочине трассы и разглядывал всё вокруг. Какие сочные краски. Как он раньше не замечал, что обычные одуванчики имеют такой глубокий жёлтый цвет, а стрелки подорожника – воздушно розоватый оттенок. Как много подобных мелочей он не замечал.

     Он посмотрел на свои руки. Они словно светились изнутри, все изъяны и шрамы пропали на них, словно перед ним были руки младенца, с нежной, молочно-розовой кожей. А вот одежда стала странной. Она словно потускнела, словно Егор смотрел на неё через мутную призму.

     Вокруг раздавались вой сирен и крики людей. Особенно шумно было на месте остановки, где теперь стоял огромный грузовик. Рядом было много машин скорой помощи и пожарных.

     Егор медленно подошёл к развороченной остановке. Грузовик почти снёс павильон. Возле его колёс, в кучах битого кирпича и мусора суетились люди. Пожарные заглядывали под колёса, жестами указывая, где нужно поднять многотонную махину. Чуть поодаль на траве лежали накрытые чёрной плёнкой тела. Их было не менее десятка. Возле них стояли люди.

     Егор вдруг понял, как можно легко отличить живого человека от мёртвого. Живые люди суетились, отряхивали пыль с одежды, бегали вокруг разрушенной остановки, что-то пытались услышать, кому-то звонили. А те, кто умер, по большой части просто стояли и смотрели на свои тела. Они оглядывали себя, осматривались вокруг, и они мерцали. Это было странное свечение, словно их тела изнутри наполнялись светом. Их одежда, как и одежда Егора, становилась неясной, словно расплывалась, оставались только тела. Чистые и прекрасные.

     – Это первая фаза смерти, – послышался рядом знакомый голос. Егор обернулся и увидел Митю. Тот был печален. – Они начинают понимать, что умерли, и теперь их запас жизненной энергии, запас душевной силы начинает иссякать.

     – Я умер? – спросил Егор и снова осмотрел себя.

     – Ты же сам это выбрал, – ответил Митя.

     Егор подошёл ближе к месту трагедии. Была такая странная чёткость, каждая царапина на кабине грузовика была видна, каждая выемка. Вместе с этим Егор начал замечать некие флюктуации, словно вокруг бегали искорки – они были везде, на каждой части грузовика, на каждой детали. Все начинало светиться этой энергией, словно вокруг летало и кружилось множество разноцветных светлячков. Но несколько деталей грузовика были окутаны серой вуалью. Особенно много было около колёс. Он роились серым светом в местах их крепления с несущей осью. Митя, который был рядом, увидел это и тихо сказал:

     – Ты видишь след энергии. След механиков, которых заставили проверять тормозную систему в выходной день. Их пренебрежение и их негатив. Он скопился за весь день их работы и сделал своё дело. Грузовик не смог вовремя затормозить. Смотри на это и запоминай.

     – Я же умер, – удивился Егор. – Зачем запоминать?

     Митя грустно улыбнулся, но ничего не ответил.

     «Скорые» приезжали и отъезжали. Шум стоял невообразимый. Противно ревели сирены, слышался шум отбойных молотков. Спасатели пытались разбить бетонные глыбы, которые упали с крыши павильона и добраться до тех, кто находился под ними. Другие спасатели приподнимали их мощными домкратами. Егор видел, как раненые болезненно реагируют на этот звук. Многие были без сознания, другие просто смотрели в одну точку. Над ними сияло блеклое облако света, но были и такие, которые на каждый визг сирены выбрасывали в воздух алые блики раздражения. Всё гудело энергией. Егор даже отступил подальше, чтобы его не оглушало происходящее вокруг.

     Чей-то крик привлёк его внимание. Это не было криком живого человека. Живые люди, которые суетились вокруг, говорили чётко, Егор слышал каждую букву, каждую интонацию. Этот голос словно доносился из другой комнаты, из-за запертой двери. Крик мертвеца. Егор прислушался. Искажения пропали, и он начал отчётливо слышать эти выкрики, каждый всхлип. На повороте сидел парень. Он был одет в спецовку, которая едва угадывалась в мерцании. Салатовые полосы на комбинезоне и тёмные пятна масла. Одежда таяла.

     – Я проскочу! Я проскочу!!! Я же проскочил!!! – он стоял на коленях и, потрясая поднятыми над головой руками, сжатыми в кулаки, кричал одно и то же. Машины проезжали сквозь него, но не так, как показывалось в фильмах. Они словно были в разных плоскостях. Машины отдельно, а он отдельно. Увидев, как Егор рассматривает кричащего парня, Митя тихо сказал:

     – Ему нельзя помочь. Он создал ад сам для себя. И пока душа его не распадётся, он будет на этом месте доказывать сам себе, что смог успеть.

     – Митя, я..? – Егор не ответил.

     – Почему я помогаю тебе? – спросил мальчик. – Проводники есть у каждого, но не каждый из них разговаривает с мёртвыми.

     – Я не понимаю. Что это за свет вокруг, что это за блики и мерцания? Почему я вижу всё это? Почему другие не видят?

     – Видишь ли, только те, кто больше не может вернуться, могут увидеть истинную картину. И только на девятый день. Те, кто находится в состоянии критической смерти – замкнуты. Они ещё привязаны к телу. Видишь светлые нити, что тянутся от «Скорой помощи», от белого сияния?

     Егор увидел, как ревя сиреной, машина с надписью Амвulance отъезжала с места трагедии и шла на разворот. В ней светилось облако, из которого вверх тянулись белые нити. Их тающие концы не двигались, хоть машина мчалась на всех парах.

     – Белое сияние – это выходящая из тела жизненная сила. Человек скоро умрёт и по нити его душа покинет тело, как по каналу. Тогда души видят странный тоннель в темноте.

     – Значит, все мёртвые видят это?

     – Нет, не все. Только ты, сейчас только ты, – Митя странно улыбнулся.

     Он обошёл грузовик и стал смотреть, как из-под груды кирпичей вытаскивали окровавленное тело. Оно ещё светилось энергией, блеклой, словно вуаль. Упавшая с носилок рука теряла светящиеся капли, которые таяли, не достигая земли.

     – Как будто капает кровь, – тихо сказал Егор.

     – Да, но это не кровь. Это остаток, след души. Пока он есть в теле, плоть ещё живёт, она пытается бороться и жить. Сердце сокращается, а кровь пытается бежать по сосудам. Как только она исчезает, плоть ждёт разложение. Всё внутри останавливается и замирает.

     Странно, но Митя не ответил, почему он помогает именно ему. Вокруг были другие души погибших людей, но около них не было никого.

     – Почему это всё вижу только я?

     Егор не мог отвести взгляда от места аварии. Пневмодомкратами грузовик ДАФ подняли, и теперь спасатели искали живых под его днищем. Они резали ножницами арматуру, бензорезами кромсали металл, разбрасывая снопы искр. Но Егор видел, что оставался только один живой человек, и совсем не там, где они искали, а около разрушенного подземного перехода. Он пылал, пылал болью, но никто, кроме мёртвых, этого не видел. Вокруг некоторых спасателей появлялись призрачные фигуры. Некоторые походили на людей, только размытые. Без одежды, только тела, которые то становились чёткими на секунду, то вновь расплывались в пятна. И они шептали. Вслушавшись, Егор разобрал их шёпот.

     – Не здесь, не тут.

     – Правее, правее, ещё правее.

     – Он кричит о помощи, услышь его. Правее, правее.

     Но спасатели не слышали их, и Егор вопросительно посмотрел на Митю.

     – Вот они, ангелы-хранители, – улыбнулся он. – Души, которые стараются закончить дела на земле или всё-таки попробовать воспарить. Многих из них тянет вниз груз на душе, их совесть. Вот они и пытаются его сбросить. До последнего. Видишь, они почти распались, растворились. Они не смогут уйти, они разложатся и станут просто блуждающей энергией. А её очень любят Сущности. И эти души их очень боятся, нет страшнее Пожирателей.

     – Кто, какие Сущности?

     Егор оглянулся, но ничего страшного не увидел. Он вообще ничего не боялся. Словно не было страха или радости. Не было ничего. Даже удивления не было.

     – Пока я с тобой, тебе они не страшны. И я помогу тебе справиться с душой.

     – С моей душой?

     Егор улыбнулся, но взгляд Мити был холоден. В его глазах что-то было такое, от чего улыбка сползла у Егора с губ. И тут он заметил, что и сам мальчик, и его одежда были чёткими, словно он был живым человеком, хотя его так же, как и Егора, никто не видел и живые пробегали мимо.

     – Смотри, просто смотри.

     И Егор стал смотреть. Всё вокруг исказилось. Появилось две реальности, которые видел сейчас Егор. Первая – та, что он привык видеть живым. Другая… Другую невозможно было описать словами. Вокруг тлели чёрные пятна. Из них иногда вырастали тени, которые пытались ухватить души только что умерших. Им это не удавалось. Их призрачные руки проходили сквозь тех, которые сияли светом. А вот около парня, который по-прежнему стоял на коленях и кричал, что он проскочил, суетилось множество теней. Они отхватывали от него по чуть-чуть, несколько крупинок света, и тихонько уползали. Над этим парнем стояла девушка. Та самая девушка, которая выпала из окна автомобиля и разбилась. Она плакала. Слёзы капали из её глаз и тихо растворялись в воздухе, сопровождаемые отдалёнными звуками моторов и возгласами людей вокруг. Девушка и парень находились на дороге и через них медленно проезжали автомобили, но их это не волновало. Первый – обезумел. Он обезумел, на словах повторяя и повторяя то, что совершил, сгорая, и искры его тления пожирали тени. А девушка стояла над ним и плакала. Она знала, что он её убил, но в её душе не было ненависти и серости. Да, там виднелись тёмные вкрапления. Но они были у всех душ, которые наблюдал Егор. Не было абсолютно чистой души, которая сияла одним лишь ярким и чистым светом. Тёмные пятна были и на девушке, но сейчас они таяли. Девушка жалела его, жалела в последний раз в жизни.

     Егор почувствовал её боль. Жалость к ней вспыхнула в нём с такой силой, что он тоже заплакал. От него отделилась лёгкое облако света, и коснулось девушки. Они вдруг перестала плакать, подняла голову и посмотрела на Егора. Медленно, словно плывя, она подошла к нему и коснулась рукой щеки. Это было не привычное прикосновение, которое он бы почувствовал, будь они живыми, он просто ощутил тепло и чувство благодарности.

     – Спасибо, – прошептала девушка. – Спасибо тебе. Мне больше не одиноко.

     Как можно передать чувства, которые испытывал Егор? Не было больше пяти основных чувств. Был лишь их след. Обоняние, осязание, способность видеть. Всё это сейчас было странным, словно происходило во сне. Даже то, что он мог дышать, видеть, слышать или ощущать, казалось ему не настоящим. Эти чувства ещё были, но они потихоньку испарялись. Посторонние шумы, блики света, раздражение. Всё становилось идеальным, они словно находились за стеклом. Егор это всё видел, но его это не особо трогало.

     А вот его душевные переживания оставались и росли. И его боль… Как его скрутило от боли. Как его скрутило от любви и от того, насколько он несчастен. Егор даже упал на колени, но тут стоящая рядом девушка снова коснулась его рукой и приняла на себя часть его боли. Она хотела ему помочь, как он помог ей.

     Появились ещё призрачные души. Их было много. Некоторые уже почти превратились в светящиеся облака, другие были нагие со следами вспышек одежды. Некоторые пришли от своих тел, что лежали на остановке. Они обменивались болью, они обменивались радостью. Они помогали друг другу. Это нечто пронизывало всех светлыми лучами, и тёмные пятна, горящие алым огнём факелы и стержни, возникающие то тут, то там, начинали гаснуть.

     А вот те, кто был полон темноты, не смогли подойти. Их обжигала эта бескорыстная энергия доброты, и они злобно уползали, продолжая разговаривать сами с собой и гаснуть.

     Егор почувствовал, что боль утихает. Она никуда не делась, она всегда была и будет с ним, боль его любви к Вале, но теперь он мог справиться с нею. Он мог её стерпеть.

     Девушка гладила его и улыбалась. Она ничего не говорила, да и что она могла ему сказать. От её прикосновений образ Вали уже не так жёг, а становился лишь тёплым воспоминанием. Возле Егора опять стоял Митя.

     – Вознеситесь или падите, – сказал он.

     На его правой руке возник шар яркого света, который ослепительно вспыхнул, осветив всё вокруг. Когда он погас, многие, почти потерявшие контуры тени, исчезли.

     – Видишь, что такое смерть. Что такое Рай и Ад? Нет, здесь черти не жарят души на сковородке, ангелы не трубят в трубы, и нет райского сада. Здесь только то, что ты принёс с собой в душе. Вот они, чёрные люди. Их души разлагаются. Пока энергия помнит тело, они существуют, но потом, как из прохудившегося воздушного шарика выходит воздух, они теряют свою энергию и превращаются в ничто, в бесполезность. Они живут в отрезке времени своей смерти и не могут из него вырваться. Бывают исключения, но очень редко.

     – Я вижу это.

     – Да, только ты особенный. Тебя отметили высшие силы. Подобное души начинают видеть на девятый день, когда энергия души осознаёт, что тела больше нет. Тогда энергетический слепок тела начинает распадаться. Он превращается в свет, каким и родился, чтобы на сороковой день полностью забыть свой лик и уйти. Через грань. Но ты другой и к тебе тянутся души. То, что сейчас произошло, не бывает в обычном месте смерти. Только там, куда раз на тысячу лет механики обращают свой взор.

     Вокруг продолжала струиться энергия. Возле милицейского ограждения стояли люди. Они вышли из остановившихся автомобилей. Некоторые горели холодным, равнодушным светом. Они просто снимали всё на мобильные телефоны и тут же отправляли отснятое на свои социальные странички. Другие в свете голубизны ауры вспыхивали огненными вспышками, оставляющими на ауре чёрные следы. Они посмеивались и злорадствовали. Над всем. И как медленно работают МЧСники, и как «Скорые» не спешат забрать раненных. Раздражение медиков скорой помощи Егор тоже видел. Некоторые просто горели огнём: их оторвали от чего-то гораздо более для них важного. Но были и те, кто переживал. От них тихо струились белые нити и тихонько касались душ умерших, словно гладя их. И часть их энергии души умерших получали. И мёртвые отвечали. Они знали куда прикоснуться, чтобы погасить алые пятна болезней, приглушить их, успокоить и попытаться излечить. Это был их дар, добро за добро.

     Время сжималось. Егор вдруг заметил, как мощный кран, словно появившийся из ниоткуда, поднял грузовик и убрал его от обломков. Рядом другой кран грузил сгоревший мерседес. Девушка исчезла, а вот водитель, парень, продолжал сидеть на коленях посреди трассы и кричать. Его голос становился невнятным, а тело блекло, пока не приобрело фосфоресцирующие контуры.

     – Так он будет существовать много лет, пока не угаснет. Это его проклятье и могила, – Митя вопросительно посмотрел на Егора. – Идём, или хочешь ещё посмотреть?

     – Хочу посмотреть, – тихо ответил Егор. – А почему проклятье? Кто его проклял?

     – Он сам. Ты думаешь, рассказы о том, что привидения живут в домах, где умерли, и их там что-то держит – сказки? Люди знают лишь кусочек правды. Призраков нельзя ничем удержать. Они могут путешествовать среди звёзд. Их держит только то, что они сами создали. Ни двери, ни окна, ни всякие заклинания или ритуалы. Ничего. Только их вера. Большинство могут уйти, но боятся этого. Они боятся неизвестности. Эти призраки, которые не ушли, обитают в домах, где жили и умерли, потому что там им комфортно, там вокруг – их энергия. Энергия, что окружала их ещё при жизни. Это как колыбельная матери, которую ребёнок помнит всю жизнь, её голос, который он с годами слышит во сне, так как ничто не уходит безвозвратно; как первая любовь, где мальчик поцеловал свою любимую девочку, это их сокровенный уголок. Там их дом, там душа спокойна и её не терзают ужасы разложения, потому что она осталась.

     Другие души так прячутся от преступлений, от груза совести. Как ребёнок прячется от страшилок под одеялом. Там не полыхает чернотой ледяной холод жестокости, что они оставили после себя. Там их мирок, защищённый мирок. Они вернулись туда, чтобы спрятаться. Это их ад, только они ещё не знают об этом. Хуже всего, когда этот ад затягивает души детей. Даже после смерти души детей доверчивые. Их легко обмануть и заманить в ловушку. Тогда одна душа пожирает другую, чтобы не распасться и не разложиться в ничто или вырваться и переродится. Контроль над происходящим вокруг успокаивает их и вселяет уверенность. Они могут этим жить очень долго, пока их дом, их уголок не разрушить.

     – А как же души, которые остались на месте преступлений? Почему они не уходят, не прячутся в свой уголок?

     Митя снова улыбнулся.

     – Посмотри на водителя «Мерседеса» и ты найдёшь ответ на свой вопрос. Его замкнуло в непонимании того, что он совершил. Может, он вырвется когда-нибудь из этого круга и тоже попытается спрятаться в своём уголке, а может, будет хуже – он станет шептуном.

     Вечерело. Уже разобрали все обломки, уже вывезли тела всех погибших. Остались лишь руины павильона, его исковерканное основание. И тогда появились первые свечи. Проезжающие мимо автомобили останавливались на обочине, из них выходили люди и несли цветы и свечи. Они садились на корточки и зажигали огни памяти. Кроме огней они оставляли ещё что-то. Они не видели этого, они не могли это видеть, так как мир мёртвых и мир живых существовал в параллельных реальностях, но шестым чувством пришедшие почтить память погибших чувствовали, что они что-то отдают, маленький кусочек своего сердца. Энергия плыла вокруг. Всё светилось ею. Тёмный круг катастрофы пропал. Он растаял – круг темноты и боли, который появляется, когда в одном месте погибает сразу много людей, и теперь вокруг струился свет.

     Деревья вокруг переливались светом. Он медленно поднимался вверх от корней и медленно расползался вокруг. В некоторых местах энергии соседних деревьев не соприкасались, а отталкивались друг от друга. Они дёргались и вибрировали, словно их кто-то тряс. В таких местах стволы деревьев смотрели в разные стороны, стараясь расти как можно дальше друг от друга.

     Свет волнами плыл по траве, точками светился в насекомых, а на небе – на небе колыхалось разноцветное облако. Северное сияние блекло от вида того, что видел Егор. Облако не было однородным. Где-то полупрозрачное, а где-то светящееся яркими мазками. Егор не мог оторвать взгляда от этого света. Сквозь него – а чудесное свечение не препятствовало этому – виднелись тёмные тени настоящих облаков, яркие точки звёзд и серп старой Луны. Воздух пел. Егор даже видел, как он оседает волнами, лёгкими штрихами на фоне струящегося светового потока.

     Возле разрушенной остановки осталось несколько душ погибших. Они светились в ночи, светящиеся силуэты, в которых Егор видел людей. Свет словно подсвечивал их изнутри. Их лица не были печальны, они были спокойны. Они смотрели, как живые приносят цветы и дарят им толику своей энергии. Они стояли около остатков разбитых кирпичей, бетонных обломков, кусков металла и капель крови и смотрели на горящие свечи. Среди них была та самая маленькая девочка, которую мог спасти Егор, но не спас. Опять боль нахлынула на него. Если бы он мог плакать, если бы он мог подойти и попросить прощения… Он начал гореть светом, выбрасывая светящийся дым. Митя дотронулся да его руки, и пламя начало гаснуть.

     – Ты ещё успеешь себя сжечь. Ты нужен нам, чтобы понять.

     – Что понять?

     – Что есть в людях такого, чего нет у нас.

     Егор не понял Митю, и хотел было задать ещё вопрос, но смолк. Из очередной машины, видавшей виды развалюхи годов 80-х, вылезла пара. Мужчина и женщина лет тридцати. За ними неуклюже вылез мальчик лет семи, который в руках нёс игрушку – старого плюшевого медведя. Они подошли к месту трагедии, где уже горело несколько десятков свечей и лежали цветы, мужчина достал свечи в стеклянных баночках, женщина щелкнула зажигалкой. Закрыв крышки с отверстиями для воздуха, чтобы налетающий ветерок не затушил свечи, они присели на корточки и поставили их около других живых огоньков.

     Когда мужчина и женщина взявшись за руки поднялись, они повернулись к мальчику.

     – Ну, Игорь, ты отдаёшь игрушку? Ты же сам хотел это сделать. Ты помнишь?

     Но мальчик уже передумал расставаться со своей любимой игрушкой, с которой вырос и которой подарил столько любви в играх. Медвежонок сиял чистым светом энергии детства, но, увидев укоризненный взгляд отца и матери, мальчик осторожно, с грустью положил игрушку рядом со свечками. Ему было так обидно и так жаль своего медвежонка, что искры горя пробегали по нему и взвивались светлячками в небо. К игрушке подошла погибшая девочка. Она больше не могла дотронуться до медвежонка, не могла взять его в руки и поиграть, но она могла принять подаренную мальчиком энергию, энергию детства и любви. И эта энергия начала освещать её изнутри и наполнять светом, создав ореол, похожий на крылья. И девочка коснулась плачущего мальчика, который не мог скрыть досады от потери своего любимого и такого родного медвежонка. Ни мама, ни папа не могли его успокоить, но это прикосновение потушило горе в нём, загасило искры, и мальчик улыбнулся. Словно он действительно почувствовал прикосновение ладошки.

     – Вот, что такое смерть. Смотри, – Митя стоял рядом. – Маленькие дети ещё чувствуют энергию жизни. Они ещё не закостенели. Они помнят то, что было до рождения. С каждым годом телесная оболочка всё прочнее и прочнее привязывает душу к себе. И тогда они взрослеют. Они перестают верить в сказки, в сказочные миры и чувствовать призрачный мир. Их души грубеют. Но не у всех, – Митя посмотрел на Егора, – есть и исключения.

     – Ты ведь не Митя, – тихо сказал Егор, глядя на мальчика.

     – Нет, конечно. Митя давно переродился. Он ушёл, чтобы потом чистым всплеском родиться вновь. Так почти всегда бывает. Его назвали Романом, и его только что покормила грудью мама. Ему всего месяц, но он уже научился чувствовать её, когда она рядом и когда её любовь согревает всё вокруг нежным светом. Он пока ещё помнит чистую энергию, но с каждым годом он будет её забывать, как и боль смерти. Он ведь так и не сумел возненавидеть того, кто его убил, так как был слишком маленьким. Он видел лишь миг, миг в котором возникла машина, и испытал лишь удивление и боль, прежде чем умереть.

     – Кто ты на самом деле? Я не вижу твоей энергии. Всё вокруг горит светом, но только не ты.

     Митя улыбнулся.

     – Я тебе расскажу, хотя ты вряд ли поймёшь всё до конца. Есть разные уровни энергии и разные уровни жизни. Есть разные виды энергии. Вы живёте в замкнутом мире, лишь изредка соприкасаясь с другими мирами и Вселенными. Вы – словно оазисы в пустыне космоса. И иногда их находят такие как мы. Одни пытаются сосуществовать с вами, создать симбиоз, другие переродить под себя. А иные – просто питаются. Это не борьба, просто так заведено. Но иногда появляется нечто, как искра, как алмаз, сияющая тем, что нельзя понять и поглотить. Это приз. Ты – приз. Тебя или можно получить, или уничтожить, чтобы ты никому не достался. Но ты как меняющийся шифр. Сегодня тебя все понимают, а завтра ты бесполезен, хотя всё так же сияешь. Мы пытаемся это расшифровать.

     – И ты один из тех, кто хочет получить этот приз? – Егор посмотрел в глаза мальчика, но ничего там не увидел. Они были холодны и безжизненны.

     – Да, только мы ещё не знаем, что это за приз. Любовь к Вале была ключом. Но сейчас ты мёртв, и он потерян. Но ты ещё сияешь, поэтому твои чувства, твои сохранённые переживания: боль, радость, печаль и любовь, – помогут нам понять.

     – Спасибо, что ты возишься со мною, – Егор саркастически улыбнулся, хотя его улыбка была лишь следом на лице, которого уже не было. – Как мне повезло, что я стал алмазом.

     – Егор, ты даже не представляешь, что тебя коснулось. Вопрос один, почему?

     – Коснулось, меня? И что это значит?

     – Тебя выбрали и изменили. И я хочу понять, что именно они тебе подарили.

     – Как я счастлив, что меня выбрали боги. Только это совсем не помогло мне в жизни.

     Странный получался разговор, а ещё более странно было ощущать свои чувства, как они менялись, видеть их в себе.

     – Ты не понимаешь. Другие не так сентиментальны как я. Им плевать на тебя и на твои чувства. Они твою душу разложат на эфиры, чтобы понять, что в ней скрыто. Как браконьер потрошит жертву. Они ещё просто не знают. Тебя скрывает Тень.

     Егор смотрел на небо и слушал звуки. Вокруг всё пело. Не так, как поют паразитные сигналы в радиоэфире. Они поют сладко, но без глубины. Здесь звук был густым и низким. Он наполнял душу Егора гармониками, которые заставляли её отзываться. Этот хор голосов переходил в низкое урчание, а потом вновь становился высоким и сильным. Мелодия космоса. Человек не мог слышать её, а душа могла.

     – Можно ведь путешествовать, – мечтательно сказал Егор, – можно посещать другие миры и перерождаться в существ из этих миров?

     Он вопросительно посмотрел на существо в облике мальчика.

     – Нет, нельзя. Путешествовать можно, а вот перерождаться нельзя. Я тебе покажу. Смотри, смотри на искорки.

     Егор начал смотреть на сияние в небе. В некоторых местах оно было блеклым, в других – более ярким. И тогда он увидел, как из него словно дождь падают светящиеся искры. Они медленно парили, словно носимые ветром, плавно опускаясь на серый город.

     – Странно, почему из светлых зон искорок больше?

     – Светлые зоны, это места, где больше умирает людей. Ты бы видел буйство энергии во Второй Мировой войне, когда гибли тысячи и тысячи людей в день. Всё горело светом, пульсировало и танцевало. Стоял такой вой небесных труб, что его слышали даже умирающие. А потом пошёл целый ливень перерождённых. Искорки – это души, которые очистились и теперь, став Желанием, спускаются с небес. Я тебе покажу.

     Митя взял Егора за руку, и всё вокруг исказилось. Они двигались, хотя оставались на месте. Ноги Егора не шевелились, руки тоже. Но город, превратившись в серые тени жил и проносился мимо. Вот мелькнули люди на остановке. Они почти не светились. Каждый был замкнут в себе, в своих мыслях и проблемах. Над некоторыми висели ангелы-хранители, которые умоляли их услышать и шептали, шептали, кричали, но люди их не слышали. Кто-то предупреждал не ехать завтра поездом, кто-то пытался сообщить о болезни, которая разъедала стоящего на остановке человека. А были и тёмные шептуны. Несколько их повисли над двумя выпившими подростками, которые ржали и искали приключений на свою голову.

     – Тёмные ангелы. Они ищут беспечные души, которые хотят ярких впечатлений и нашёптывают им зло. Они давно сгнили и скоро распадутся, уйдя в ничто, но им даже после смерти невыносима мысль, что они уйдут, а кто-то останется жить и радоваться жизни. Вот они и пытаются потянуть за собой как можно больше душ, чтобы в последний миг существования не ощущать себя одинокими.

     И опять серые тени города. Мазки бликов фонарей, точки фар автомобилей, неясные очертания светящихся окон. И звук города. Словно он доносился из плохо настроенного динамика. А ещё вспышки света, энергии.

     – Неужели это могут увидеть души, когда потеряют свой облик? – Егор никак не мог поверить, что такую красоту и такую необычность видит только он.

     – Представь, что ты снимаешь с ноги тяжёлый сапог. Ты его только что снял. Он безбожно натёр тебе ноги, разодрал до крови. Сняв его, ты ещё чувствуешь его на своей ноге какое-то время, словно он ещё одет, осознание того, что сапога больше нет, приходит позже. Тогда нога радуется и отдыхает. Так вот время от снятия сапога до времени осознания, что больше его нет – и есть то, о чём ты спрашивал. Души так привыкают к телу, что подсознательно отказываются верить в смерть. И только когда энергия понимает, что больше нет сосуда, который её удерживал, она начинает парить. Душа видит этот мир и начинает летать. До этого она привязана к земле, как магнитом. Тебе это понятно?

     – Да, – ответил Егор.

     Во всё это верилось с трудом. Сейчас они проносились мимо стадиона, где шёл футбольный матч. Там буйствовал свет и буйствовала энергия. Она металась по рядам, пронзала людей и зажигала их как свечи. Теперь Егор понял, что такое эффект толпы, когда даже случайно пришедший на массовое мероприятие человек загорается им и начинает подхватывать речёвки и болеть, сопереживать. Это называлось эмоциональностью, духовным единством. На самом деле, человека просто зажгла энергия, которая металась между людьми.

     – Как это странно, никогда не думал про то, что всё подчинено энергии. Я никогда не ощущал её.

     – Да?! – Митя улыбался. – Да вы, примитивы, постоянно ощущаете её. Простой пример: посмотри внимательно на какого-то человека, который стоит вдалеке и уж точно тебя не видит и не слышит. Особенно на девушку, которая тебе очень понравилась. И она через время повернётся и посмотрит на тебя. Как она почувствовала твой интерес к ней? Как она глазами нашла именно тебя? Она почувствовала твой взгляд, ощутила твою энергию, которую ты ей подарил. А говоришь, что не думал. Просто вы не умеете анализировать то, что видите и чувствуете. Не замечаете и не хотите замечать. Поэтому Враг вас сожрёт быстро и спокойно. Только ваши защитники «Мёртвые подразделения» его сдерживают своим присутствием. Хотя защитниками их назвать трудно – сдерживающий фактор и только.

     – Кто?

     – Не важно. Я тебе и так показал и рассказал много лишнего. А теперь смотри на искорку. Сейчас ты поймёшь таинство зачатия. Это немногие души видят. Они гораздо быстрее растворяются в спасительном покрывале энергии информационного поля планеты, чтобы не тревожить себя эмоциями. Ведь эмоции для души – всё.

     Это нельзя объяснить, как они прошли сквозь стены панельного дома. Словно стена стала нарисованной и заштрихованной простым карандашом – и её можно было как страницу в тетрадке перевернуть и оказаться внутри. После этого комната, где они оказались, стала приобретать нормальный вид. Егор вспомнил сон, где впервые увидел, как из облака серого дыма с жёлтой вспышкой появляются люди. Там, где он держал в руках свадебную фотографию себя и Вали. Кажется, девушку звали Аристэ? Может, это тоже своего рода Переход?

     Они с Митей были в спальне, где мужчина и женщина занимались любовью. Они стонали и целовали друг друга, и женщина ласково гладила мужчину по рукам и спине. Егор хотел было смущённо отвернуться, но Митя его остановил.

     – Они тебя не видят. Живые и мёртвые не соприкасаются. Внимательно посмотри на них.

     И Егор увидел, как энергия бурлит и перетекает от одного партнёра к другому. Их светящиеся, будто обрисованные контуром силуэты оставались отдельно друг от друга, но вот то, что кипело в них, менялось. В месте соприкосновения их гениталий шёл обмен световыми потоками – они смешивались и, закручиваясь в вихри, расползались по контурам.

     Мужчина кончил и, немного полежав на женщине, откинулся на спину, отдыхая. Сквозь светящийся контур Егор видел человека, несмотря на то, что кругом царила ночь – всё виделось в блеклом свете, как при свете яркой Луны. Но при этом все краски вокруг были ясно различимы. Лицо мужчины было красным от пережитого напряжения. Он лежал на спине и отдыхал. Энергия успокаивалась в нём. В медленно останавливающихся алых вихрях таяли облака бледно-голубого свечения, подаренные ему партнёршей, её чувства и переживания.

     А вот у женщины было всё наоборот. Теперь обе энергии пытались сродниться. Они перемешивались и наполняли ауру женщины странным миксом красок, словно по её телу бежала волна разноцветного свечения. Она двигалась медленно и плавно над её угасающим контуром. Обмен энергиями закончился, и теперь они успокаивались, уползая обратно под физическую оболочку. Оставалось лишь светлое пятно внизу живота.

     – Смотри, это – призыв. Сейчас он слабый. Но если плод будет зачат, свечение будет усиливаться. Когда оно дойдёт до такой интенсивности, что в районе живота образуется «глаз», туда устремится искорка. Победит та, которая успеет долететь первой. Как сперматозоид, – Митя странно улыбался. – Примитивный механизм продолжение рода. Синтез энергии и физического тела. Как давно это было у нас.

     – А что дальше, после «глаза»? – тихо спросил Егор.

     – Ты хочешь узнать? Хорошо, я покажу тебе и это, хотя и не должен. Тогда ты поймёшь, что значит для матери долгожданный сын, что она для тебя сделала в жизни, и после этого твоя совесть будет жечь тебя стыдом.

     Егор замолчал. Он и сейчас сильно переживал за свою маму. Вспомнил, как он с ней обращался и как её укоризненные реплики, её замечания вызывали у него только раздражение. Он ведь никогда не задумывался почему. – Почему одно её слово могло так его ранить?

     Егор ещё раз посмотрел на женщину, чтобы понять, что он увидел. Женщина улыбалась, глядя в потолок, а её партнёр уже перевернулся на бок и посапывал. И вдруг Егору стало отчаянно больно. Он ведь никогда не испытывал подобного, никогда не лежал так рядом с женщиной. От этих мыслей ему захотелось бежать, бежать из этой квартиры.

     Не понимая, как это произошло, он начал парить и оказался на крыше многоэтажки. Рядом никого не было, поэтому он мог прийти в себя. Будь он живым, он мог бы отдышаться, почесать затылок или хоть как-то отвлечь себя от тяжёлых мыслей, шагая из стороны в сторону. Но он был мёртв, а это означало, что отвлечь себя подобным он не мог. Он сейчас жил эмоциями и теперь его переполняли переживания о маме и то, что он только что увидел в квартире.

     Чтобы больше не страдать, Егор подошёл к краю крыши и посмотрел вниз. Может, оставшийся страх высоты погасит его боль? Внизу он увидел три тени. Только подумав о том, что хорошо бы спуститься и посмотреть кто там, он оказался около них. Это были тени трёх девушек. Они были обнажены, их одежда давно растаяла, а тела проявлялись розоватым живым светом сквозь призрачное голубоватое свечение. Они стояли на асфальте придомовой территории около площадки для вывоза мусора и смотрели в одну точку. Тела их тоже уже почти исчезли, но вместо сферы энергии они превратились в едва видимые силуэты. Души девушек были печальны. Они смотрели на бетонную площадку и не двигались.

     – Посмотри на них, – послышался голос Мити, – это место их смерти.

     – Они самоубийцы? – спросил Егор.

     – Да. Они, такие молодые яркие девушки, решили окончить свою жизнь из-за того, что не смогли пережить свой первый эмоциональный всплеск. Его ещё называют гормональным. Смотри на них, их души почти разложились, память тела исчезла, энергия растекается куда попало и её пожирают низшие существа. Они думали, что сбросившись с крыши, они одним махом решат все проблемы. Смотри, что бывает с самоубийцами – смерть и разложение не только тéла, но и души. Они переживают свою смерть. Раз за разом.

     И тут Егор увидел это. Словно тени девушек скользнули вверх, хотя сами души остались внизу, по-прежнему скорбя о содеянном, а потом послышался девичий крик и три тела упали с крыши и разбились. Брызнула кровь, которая тут же почернела и испарилась, а сами тела светились несколько секунд на бетоне и затем тихо растаяли. Стоящие перед ними души содрогнулись от боли, и из их глаз, вернее, уже не из глаз, а из пустых овальных провалов где были когда-то глаза, потекли слёзы. Тёмные слёзы. Следом из прозрачных силуэтов, сквозь которые просвечивал серый асфальт, вылетели клубы голубоватого свечения и растаяли.

     – Они давно здесь. Как и все души самоубийц они вновь и вновь переживают то, что совершили. Замкнутый круг.

     – И его нельзя разорвать? – спросил Егор.

     – Конечно можно, но это будет стоить им очень дорого. От души тогда останется только основа, а это уже не душа, это её скелет.

     «Почему Митя всё это мне рассказывает, с какой целью?» – подумал Егор. – «Он же говорил, что это… Ах да, приз. Понять бы, что это такое? И что кто-то вложил в меня такого, чего Митя не понимает. Он ведь высшее существо… Стоп! Получается, есть кто-то выше его?»

     Егор не мог оторвать взгляда от погибающих душ трёх девушек. Они не могли покинуть место своей смерти не потому, что их что-то сдерживало извне, а из-за того, что их держало изнутри.

     – Ты подумал, что только женщины так эмоциональны?

     Митя зловеще улыбнулся. На секунду что-то сверкнуло в нём, какой-то проблеск света, яркий и ослепляющий, словно на мгновение появился лоскут материи, сотканный из ярких нитей, а потом он снова принял вид маленького мальчика, такого живого и настоящего.

     Опять движение вверх. Около двери в квартиру стоял седовласый мужчина. Как он улыбался! Он был счастлив оттого, что его внук выбрал ремесло, которому дедушка посвятил пятьдесят четыре года жизни. Как же он радовался и сиял энергией. Он делился своими знаниями с внуком. Его энергия нитями пронзала тело внука, который пил чай на кухне, он пытался так ему рассказать о сокровенных секретах своего ремесла. Он ему шептал, и внук слышал, но не сам шёпот, а то, что называется потом интуицией. Для Егора не существовало дверей и стен, они как бы находились в другой плоскости. Для души этого седого человека – тоже.

     Ещё при жизни Егор заметил, что внуки больше похожи на дедушек и бабушек, а значит, легче всего воспринимают их послания. Он сам был похож на деда, только вот тот отличался крепким здоровьем, а Егор – нет.

     Но Митя или то, что сейчас было им, показывал совсем другое. То, что происходило в соседней квартире. Там, на уровне метра от пола, в спальне, ещё дёргалась тень человека. Она конвульсивно сжималась, и руки её, сжатые в кулаки, напоминали стойку боксёра.

     – Этот парень отравился, не выдержав травли в школе. Прошло уже двадцать лет, а его тень осталась. Там ничего нельзя почерпнуть и увидеть. Это просто след. Его душа уже давно разложилась, и все воспоминания, вся его жизнь превратились в ничто. Только этот эмоциональный взрыв смерти и остался. Он ещё пробудет здесь лет пять, а потом исчезнет. Хвалёные экстрасенсы этой планеты, которые способны лишь чуть-чуть коснуться тонкой материи, даже не почувствуют его. Лишь пятно ледяного холода. Он уйдёт навсегда. Вот цена самоубийству. Смотри, как он раз за разом переживает боль смерти.

     Егор смотрел на тень, которая умирала и умирала десятки раз за минуту, а в кровати напротив спал огромный усатый мужчина, который беззаботно храпел и видел сны. Вот же ирония!

     Зачем Митя всё это ему показывает? Каждый раз, когда Егор наблюдал подобную трагедию, он вспыхивал эмоциями, и Митя внимательно, изучающе смотрел на него. Словно он что-то искал? Ключ к тому мифическому шифру?

     – Зачем мне всё это? Зачем? – Егор почувствовал что-то тёмное. – Что ты ищешь во мне? Чем я отличаюсь от остальных?

     Но ответа не последовало. Егор оглянулся. Рядом стояли призраки двух женщин. Может они услышали его крик и пришли? Они молча смотрели на него, почти полупрозрачные. Вокруг них сформировывалась сфера. Они смотрели на него несколько минут, а потом также молча ушли. Перед тем, как растаять в темноте, одна из них обернулась и показала указательным пальцем наверх. Что это значило, Егор не понял.

     Вспоминая этот почти невидимый в темноте палец, от которого лишь едва угадывался контур, он невольно посмотрел на свои руки. Они стали ещё прозрачнее. Кожа потеряла чёткость и сквозь неё просачивались сполохи. Одежды на теле почти не осталось, лишь блеклые тени, зато само тело было видно очень хорошо. По-прежнему такое же кривое и худое, каким оно было при жизни. Но и оно начало расплываться. Душа теряла память тела.

     «Ты хотел ответы на вопросы, ты их получаешь», – подумал Егор. Он вспомнил свой проект «Город Слёз». На уровне «Путь среди печальных зеркал» три раза его герой спрашивал у путеводных зеркал сокровенное, но получал только прозрачные ответы и кусочки квеста для прохождения уровня. Причём на его прохождение ему отводилось ограниченное время, иначе он сошёл бы с ума и растворился в одном из зеркал забытья.

     Сейчас Егор невольно сравнил себя с этим героем. Неужели это кто-то нашептал ему этот уровень? Ведь он придумал его в пьяном бреду и прежде чем забыться успел на листке бумаги написать лишь пару предложений, чтобы утром вспомнить. Ему потом было так трудно вспоминать то, что он придумал накануне, и опять словно кто-то подталкивал его к правильному решению. Но кто? В эти мгновения он ведь думал только о своей любви, о Вале Солнцевой. Но она не могла ему помогать, это же смешно! Тогда кто ему помогал? Митя?

     Егор вернулся на крышу. Он вернулся уже сам, без помощи Проводника. Митя был там. Егор уже понял кто это, его маленький спутник в виде маленького мальчика. Он видел как Митя реагирует на души, и как в его поднятых руках загораются яркие шарики света. Это было всего несколько раз, когда серые тени близко подходили к ним, что-то шепча. Митя менялся в лице, поднимал руку, и она начинала светиться, словно он зажимал в кулаке свет сварки. И тогда некоторые души начинали гореть и взлетали ввысь, к облаку яркого света, а другие падали вниз и исчезали. Словно Митя был той последней инстанцией, к которой души обращались. Чистилищем.

     «Вознесись или пади!»

     Егор попытался сосредоточиться и отбросить эмоции увиденного. Он за несколько часов получил столько информации, что едва был в состоянии это переварить. Наверное, живым он бы сейчас махнул рукой, выпалил «хватит!» и пошёл смотреть телевизор или приложился к коньяку. Но сейчас он не мог этого сделать. Вот его Ад.

     Когда ему как-то удалось справиться с бушующей в нём энергией, он вновь увидел падающие с небес звёзды и решил посмотреть, куда направляется одна из них. Она упала в соседнее тринадцатиэтажное здание, на пятый этаж. Егор своей волей перенёсся туда и увидел молодую девушку. Она была дома одна, только лохматый пёс лежал рядом и тихо посапывал во сне. Егор смотрел на девушку, как она сверкает светом, как по её телу пробегают волны разноцветного пламени, и как яркая искра застыла над нею. Девушка была чем-то очень взволнована. Она поглаживала живот и иногда тихо вздыхала. Девушка засыпала. Когда её глаза закрылись, и она погрузилась в сон, возле её живота начала формироваться воронка, где роль закручивавшихся вихрей выполняла энергия. Она клубилась светом, разноцветные блики смазывались и их цвета растворялись, словно их обесцвечивал невидимый растворитель. Была только эта световая воронка и эта яркая капля света, начавшая опускаться в неё. Откуда-то сверху, прямо из потолка, появились другие капли, но первую каплю, искорку жизни, уже закрыли облака света и другие капли, натыкавшиеся на эту светящуюся преграду, отбрасывало прочь. Осознав, что они не успели, капли начали уходить восвояси, исчезать в потолке.

     И тут снова появился Митя. Его взгляд был полон превосходства, ведь он смотрел на жизнь низших существ. Искорка остановилась в глубине живота и начала распускать светящиеся нити, как паук ткёт паутину. Когда нити соприкоснулись с энергией мамы, всё начало взрываться. Молодая девушка проснулась. Она переживала эмоциональный взрыв. Она беспричинно заплакала, не находя себе места. Встав с постели, девушка начала ходить туда-сюда по комнате. Что-то тревожило её, что-то заставляло страдать. Егор уже видел причину её страданий, а вот будущая мама – нет. Её энергия и энергия ребёнка соприкоснулись и искали общий язык. Это как когда создаёшь семью и понимаешь, что твой партнёр или партнёрша имеет массу недостатков, о которых до свадьбы умалчивалось, но находя компромисс, ты доказываешь, что любишь того, кого выбрал спутником жизни.

     Как Егору стало больно. Каким он стал бы спутником жизни для своей беззаветной любви, для Вали? Со своим уродливым телом, когда он даже ходить прямо не мог последние несколько лет, со своим видом полного ничтожества! Чего он добился? А чего добилась она? Какая пропасть разделяет их! Она, закончившая престижные курсы по маркетингу и банковскому делу ещё в 90-х, выучившая в совершенстве иностранный язык, смогла достичь таких высот в престижном банке, о каких ему и мечтать не стоило. Он – полная бездарность. Кому он нужен, кроме мамы? Вале он точно был не нужен. Возиться с такой уродиной?! А его игры? Кому они будут нужны через пять или шесть лет? Неужели о них кто-то ещё вспомнит? Если ты не выпускаешь ничего нового, ты попадаешь в омут забвения. Вот ты был на коне, а сейчас этот конь сбросил тебя в грязь и ты тонешь. Тонешь, и никто не может тебе помочь.

     Что-то возникло в нём. В момент его самобичевания появилось что-то, что он даже не увидел, а только почувствовал. Серая тень отчаяния скользнула по нему и исчезла. Митины глаза внимательно рассматривали Егора. Он увидел эту тень, но ничего не сделал. Он не собирался гасить его чувства, наоборот, он желал, чтобы Егор вспыхивал и гас перед ним. Он только наблюдал за Егором. Он продолжал искать.

     Это был даже не холод, который пробежал по телу. Тела не было, оно уже начинало разлагаться, Егор не видел его, но просто это знал. Это был эмоциональный всплеск. Егор попытался успокоиться. Он почувствовал, что подобные мысли затягивают его в бесконечные размышления о самом себе и начинают доводить до безумия. Так сходят с ума живые, и так погибают души.

     – Смотри на девушку. Смотри, – тихо сказал Митя.

     Словно вынырнув из болота своих чувств и мыслей, Егор вновь посмотрел на девушку. Борьба энергий в её теле стихла. Нити исчезли, и теперь девушка улыбалась. Ещё несколько минут назад она металась, чувствовала горе и потерю чего-то, что не могла понять. Она скрещивала руки и беспричинно плакала, не в силах заснуть. Её душа принимала память души ребёнка, который теперь жил в ней и любил её. Да, он уже любил её. Энергия матери успокоила метание души дитя, пришедшей из облака, и душа ребёнка радовалась.

     – Как красиво, – тихо прошептал Егор.

     – Да, только не всегда происходит так, как ты сейчас видишь. Часто эту искорку души не принимает мать. Она изначально ненавидит своего ребёнка. Правильно у вас говорят среди живых, что мать уже во чреве воспитывает своё дитя. И не только музыкой, не только разговорами, а именно эмоциями. Они передаются ребёнку, когда он чувствует тельцем только теплоту тела матери, её горе, её ненависть, её любовь или её сострадание. Он чувствует всё. Это приходит к нему от её души. И когда она ненавидит своего ребёнка, ребёнок ненавидит её в ответ.

     – Что ты говоришь, это невозможно!

     Егор смотрел на светящееся от счастья лицо молодой женщины, которая сняла с полки фотографию своего мужа и, тихо поцеловав, положила рядом с собой, обняв подушку. Как же она сейчас была счастлива. Ничего больше в этом мире не волновало её, только теплота сердца и расползающаяся по телу добрая розоватая энергия.

     – А почему дети убивают матерей, даже если они всегда любили их и выполняли любой их каприз? Почему? – Митя зловеще улыбался. – Ты знаешь, что случается с их душами, показать?

     Но Егор вдруг и сам понял, что с ними случается. И он не хотел на это смотреть. Он учился парить над землёй, когда последние ощущения тела исчезли. Сначала по чуть-чуть, подпрыгивая, он попытался лечь плашмя и взлететь, но падал на асфальт. Боли не было, просто он чувствовал упругость планеты. Он повторял попытки снова и снова пока не смог оторваться на метр. Потом выше и выше, пока не начал парить над домами. Он понимал, что время после смерти не имеет значения. Поэтому парить он научился за секунду.

     Внизу, если присмотреться, открывался ад. Он был под землёй. Там не было чертей, пламени, раскалённых сковородок, котлов или масла. Там не было ничего, что придумали в своих фантазиях люди. Там были лишь серая гладь и чёрные пятна на ней. Из них иногда вырывались существа, которые поглощали светящийся дым, а души проклятых просто таяли, попав в них, как в болото.

     Егор видел, что вокруг него парят другие души. Кто выше, кто ниже. Они постепенно поднимались вверх, как светлячки, тянулись к свету. Но были и другие тени, оставшиеся на земле. Одни тени разрывались, как от взрыва и ошмётки призрачных тел разлетались во все стороны. Тёмные куски материи совершали круг и вновь соединялись, чтобы разорваться вновь. Это были те, кто поверил в джихад и подорвал себя. Другие не могли оторваться от своих денег и травили себя мыслями, что их деньги, доставшиеся таким трудом, транжирят потомки, а то и просто левые люди. Ещё были призраки, которые целовали машины. Некоторые плакали над отпечатками душ убитых ими людей, пытаясь выпросить прощение, – каплю энергии, чтобы воспарить. Но были и такие, которые пожирали оставшиеся на земле души. Они питались ими и становились от этого сильнее.

     – Смотри на них. Это будущие убийцы, насильники и душегубы. Если они смогут переродиться, в них будет жить неосознанная ярость и жажда убийств. Ничем не объяснимая с точки зрения психиатрии ненависть. Чёрные души. Это – исключение из правил, они редко, очень редко находят лазейку и возвращаются к жизни. Потом их ждут Пожиратели. Но они ещё успеют наделать зла, принести горе людям, прежде чем уйти навсегда

     Сколько же на него свалилось! Вот они, такие же души умерших людей. Но они заняты лишь собой, своими незаконченными делами. Лишь изредка выходя на контакт с живыми, они пытались шептать своим близким об опасностях, о своих незаконченных делах, о своих депозитах и прочих вещах, что остались там, по ту сторону смерти. Но их не слышали. Даже экстрасенсы, ощущали порой лишь всплески, отдельные образы, а по большей части это были просто шарлатаны, они не могли их услышать. Оставалась последняя надежда – сны. Но большинство спящих ничего не видели и не хотели видеть. Их души спали в скорлупе тела и никуда не летали, и как их не звали в полёт мёртвые, они прятались там, в своём теле, дожидаясь утра. Но ведь он летал в своих снах. Значит, во сне можно путешествовать. Но это скорее исключение из правил. И тогда, неуслышанные души просто уходили. На сороковой день они превращались в сферу и взлетали вверх. В святящийся поющий энергией пояс, в облака света. На небеса.

     И тут случилось что-то необъяснимое. Егор почувствовал это раньше, чем оно произошло. Словно что-то ему нашептало. Одна тёмная душа, парень, лица которого уже нельзя было рассмотреть, так как его тело уже почти исчезло, превратившись в серый дым, вдруг вспыхнул, словно сгорая, как горит торф в печи. И собрав последние силы, последнюю энергию, он бросился под ноги к мужчине лет пятидесяти, который вознамерился перейти дорогу на красный свет, даже не обращая внимание, на движущийся поток машин.

     Что произошло, Егор и сам толком не понял, но в последний миг – миг, когда душа парня должна была исчезнуть, – он собрал всё, что у него осталось, и захотел спасти чью-то жизнь. И он спас. Мужчина растянулся на асфальте, больно ударившись лицом. Вытирая кровавые пятна, он матерился и клял свою никчемную судьбу, но машина, которая должна была его убить, пронеслась мимо.

     И вот тогда Егор увидел, что значит заслужить прощение. Он не знал, какими своими проступками парень заслужил черноту, почему остался тёмной тенью на земле, но сейчас к нему опускались души. Что их позвало? Ни световых бликов, ни ярких сполохов – ничего не было. То, что осталось от него, уже практически исчезло и дёргалось в конвульсиях на границе тротуара и дороги, аккурат возле гранитного бордюра. Но души спускались с небес и дарили ему свою энергию. Парень не хотел её принимать, но души настояли. Они отдавали частицы своей энергии просто так, не ради получения за это какого-нибудь бонуса, а просто так, и тогда он начал парить. Он взлетал выше и выше, и остальные тёмные души вокруг тихо и злобно завидовали ему, но ничего не могли поделать, так как они так и не смогли разорвать свой порочный круг. Они остались, а он ушёл. Митя, находившийся рядом, усмехнулся:

     – Вот то, что является спасением. Не бесполезное шептание в церкви в попытках словами отмолить свою душу, а именно поступок, который был бы диаметрально противоположен преступлению, совершенному человеком.

     – Я так не смогу, – прошептал Егор.

     – А тебе и не надо. Разве ты кого-то убил в жизни?

     – Нет, но я столько пил.

     – Ты разрушал самого себя прежде всего, и да, ты отравлял душу своей мамы. Кстати, хочешь её увидеть? – Митя смотрел на Егора.

     Егор не знал что ответить. Вокруг Мити души, и те, которые собирались взлететь, и те, кого тянули к земле преступления, словно натыкались на невидимую стену и, отшатываясь, обходили стороной. Митя как будто огородился от них, чтобы они ему не мешали, и сосредоточился только на Егоре.

     – Нет, я…

     – А может, хочешь увидеть свою Валю? Ты и сам можешь её найти. Просто почувствуй её своим сердцем. Пока её отпечаток в душе ещё остался.

     И Егор почувствовал. Он не знал, где очутился. Когда душа его летела на крыльях, под ним блеснула гладь воды. Значит, это был левый берег Днепра, престижный район. Очень большая квартира. Нет, он в своих прогнозах не ошибся, Валя стала тем, кем он и предполагал и что он о ней вычитал в Интернете – самодостаточным, ни в чём не нуждающимся человеком.

     Егор тихо скользил по квартире, как будто его могли услышать. В детской тихо сопел мальчик. Егор подошёл к нему и увидел смятение в его душе. Накануне малыш переиграл в компьютерную игру и теперь во сне переживал все игровые события. Егор положил на его головку свою призрачную руку и передал часть своей энергии. Он хотел его успокоить и подарить лёгкий светлый сон. Делая это, он почти плакал. Как же ему хотелось иметь такого сына, особенно от этой женщины! Он ощущал след её души в нём, след её любви и счастья от того, что у неё есть такой ребёнок.

     Мальчик перестал стонать и засопел ещё сильнее. Теперь ему снились яркие сновидения, где он путешествовал по своей комнате вместе со своими игрушками. Егор отошёл от него, окинул взглядом полную игрушек комнату, и, легко пройдя сквозь все преграды в квартире, оказался в спальне. Его детская любовь, его несбыточная мечта, его девушка, Валентина Солнцева спала. Она спала тревожно. Её мучили сны, связанные с работой. Цифры, диаграммы, резкая речь начальника и требование повышения прибыли. А тут ещё возможность банкротства банка и увольнение. Она во сне искала способ с этим справиться и поэтому не отдыхала, даже во сне продолжая работать. Она сгорала. Теперь Егор понимал значение выражения «душа стареет вместе с телом».

     Как в детстве все радуются подаркам! Как ждут Новогодней ёлки, Дня Рождения, Рождества. Как дети ждут праздников и каникул, когда можно не корпеть над заданиями, а что-то просто придумывать. Почему он вдруг сейчас об этом подумал? Может потому, что эти воспоминания, такие светлые и чистые, несут с собой просто ностальгию по ушедшему. Там нет ничего чёрного, только светлые мысли и пожелания. И вот Егор, глядя на спящую Валю, видел образы из её памяти. Эти картины, как вуаль, всплывали из её головы и таяли в темноте спальни.

     Вот День Рождения сынишки, мужа, её собственное. Одни хлопоты. Любой праздник – сплошные хлопоты. Пригласить друзей, накупить продуктов на праздничный стол, – нужно всё продумать заранее. Трата денег сменялась образами поездок, часто через невыносимые городские пробки, сменой планов и капризами сына. То ему не нравится, то ему не хочется, то он делать не будет. И тогда грядущий праздник становился совсем в тягость. Но Валя знала, что это её сын. Это то, что она выносили в себе, выстрадала, рожая, и что чувствовала всей душой. Это её родная частичка. И, несмотря на то, что тихо и почти незаметно праздники перешли для неё самой из ожидания чуда и сказки в обыденность и повинность, из желания в мысль «Скорее бы эти праздники закончились!», она всё равно отдавала все силы, чтобы праздник для сына состоялся. Она его так любила.

     Егор тихо коснулся обнажённого плеча женщины, которое выглядывало из-под одеяла. Он так боялся это сделать, словно она от этого прикосновения могла проснуться, увидеть его, закричать и позвать на помощь. Одной половиной своего сознания он знал, что этого не случится, что он мог касаться её, сколько захочет, даже увидеть её обнажённое тело, о котором так долго мечтал. Но другая часть протестовала: даже после смерти он испытывал какое-то стеснение, находясь рядом с ней. Это было чувство, которое он испытывал ещё в школе. Страх? Она знала об этом и играла с ним тогда.

     Спящая Валя издала звук, словно мяукнула, и улыбнулась. Может он своим прикосновением что-то вызвал в её снах? Может ей приснились его идиотские улыбки в школе, его взгляды на неё исподтишка. А может она вспомнила содержание глупых записок, которые он передавал ей через одноклассников. Неужели она во сне почувствовала его присутствие?

     Надежды Егора прервал мужчина, спавший рядом: зевнув и сладко потянувшись, он перевернулся на другой бок, обняв свою женщину. Валя чуть пошевелилась и машинально погладила его руку.

     Словно обжегшись, Егор отдёрнул руку. Он её так любил и так боялся, поэтому смог прикоснуться только к плечу. Валя повела плечом, и, не просыпаясь, другой рукой почесала место прикосновения, словно ощутив зуд. Вот и всё! Вот и всё, что она почувствовала от его прикосновения. Неужели он ожидал большего? Егор понял, что нужно уходить. Больше ничего его здесь не держало. Он наконец через столько лет увидел вблизи свою любовь и понял, что принял правильное решение. Только смерть. Может, как искорки, что и сейчас спускались с небес, он тоже искоркой, очищенной от воспоминаний прошлой жизни, от боли и памяти, родится заново, заново переживёт радость детства, заботу родителей и найдёт ту потерянную любовь девушки, которую так искал. Егор на прощание дотронулся до щеки Вали и вновь легонько погладил. Он почувствовал её теплоту, и тогда сквозь её кожу показались светящиеся штрихи энергии. Он прикоснулся к ним, он хотел что-то взять на прощание, поэтому его рука скользнула внутрь и… обожглась. Он вспыхнул и отпрянул. Валя проснулась, открыла глаза и села на кровати, растерянно оглядываясь. В комнате никого не было, она не могла видеть Егора, но почувствовала его вторжение в своё тело.

     – А ты думал, что мёртвым позволено входить в тела живых?

     Митя тоже уже был здесь. Он смотрел в окно, где жил своей ночной жизнью город. Мелькали фарами автомобили, горели одинокие окна в многоквартирных домах и виднелись освещённые жёлтым светом ленты улиц. Егор смотрел на свою руку. Она мерцала. Всполохи огня бегали по кисти и по пальцам, которыми он захотел забрать частицу энергии Вали.

     – Ты решил взять что-то на прощание, вот зачем только? Ведь тебя ждёт очистка от твоей прошлой жизни, ну, от теперешней. Пройдя границу невозвращения, скажем, Горизонт Событий, ты подаришь всё, что накопил, всем и вся. Зачем тебе частица Вали Солнцевой? Неужели ты думаешь, что сможешь её сохранить? – Митя улыбался.

     – Ты сказал, что я особенный. А вдруг мне удастся, и я найду её потом, после смерти? Я буду ждать её, когда она тоже превратится в искорку. Может, мне придётся ждать целую вечность, но я её найду и мы будем вместе.

     – Мечты, мечты, – Митя перестал улыбаться. – Тебе не удастся что-то у неё забрать насильно, только то, что она тебе подарит. А подарит ли она тебе свою частичку, Егор Куликов? Посмотри на неё, она снова засыпает. То, что ты её разбудил, для неё лишь помеха во сне. Она никогда не узнает, что в этот момент ты её касался и гладил. Никогда! – опять Митя сверкнул, – блеск странного свечения переплетённых нитей. – Физические тела живых – как броневая защита. Это их мир, это их концентрация энергии. Так просто туда не проникнешь. А ты думаешь, почему души мёртвых шепчут, и почему появляются пациенты психиатрических больниц, которые утверждают, что они слышат голоса? Их просто эмоционально продавили, когда шёпот стал важнее их собственных мыслей.

     – А одержимость?

     – Разве в тела вселяются души умерших? – Митя снова сверкнул всплеском энергии, которая не была похожа на энергию мира, окружавшую Егора. Она была чуждая и ослепительно яркая. – Всё, время истекло, я показал тебе всё, что мог. Я и так уделил тебе слишком много времени, гораздо больше, нежели другим. Привязался, что ли. И да, я не могу вернуть тебя к жизни. Это не в моих силах. Механики, творцы, это могут. Но они ушли. Они давно ушли. Ты готов уйти?

     Егор опустил лицо к лицу Вали. Её щека была освещена светом луны, проникавшим сквозь незанавешенное окно. И тогда он сделал то, о чём так долго мечтал при жизни. Он просто поцеловал её и сказал после этого:

     – Да, я готов. Прощай, мой несбыточный котёнок, будь просто счастлива. Улыбайся, всегда улыбайся.

     Он даже не осознал, как оказался на улице, паря над землёю. Опустившись на серый асфальт, он поднял глаза к небу. Ночь заканчивалась и на востоке начинала алеть заря нового дня. Новый день наступал для живых, но только не для него. Его ждал пояс света, Переход, который светился перед облаками энергии едва заметным сиянием. Он сотрёт его «Я» и превратит в искорку. Его «Я», его память и все его чувства, все его мысли, все его нереализованные мечты и проекты отделятся от него и станут доступны для всех, кто обитает в облаках энергии. А он станет искоркой. И Егор начал возноситься.

     – Может, ты подумаешь о маме? – услышал он чей-то голос.

     Обернувшись, он увидел парня лет тридцати, очень похожего на него. Такой же сутулый, такой же прыщавый, с нечёсаными патлами волос и бледной кожей рук. Он даже одет был так же.

     – Прости, а тебе какое дело? – поинтересовался Егор.

     – Наверное никакого, но просто хочется узнать, почему ты пришёл к девушке, которая никогла не разделяла твоей любви к ней, но не пришёл к маме, которая тебя любила всю жизнь, с самого начала? С момента твоего рождения. Ты представляешь, какую боль она пережила, рожая тебя, позднего ребёнка? А потеряв тебя?...

     Митя подлетел к парню, который легко и непринуждённо парил, и попытался поднять руку. Но ничего не получилось. На свет в руке Мити парень не среагировал. Митя вспыхнул и удалился.

     – Итак, твой ответ, душа?

     – Я тебя не понимаю, зачем тебе это? Искать ответы, исследуя мою маму, мою любовь и меня? У тебя что, своих проблем нет?

     – И ещё как есть, но я не могу понять, почему ты так игнорируешь маму. Ты не представляешь, что женщины способны сделать, какие поступки совершить ради своих детей, они готовы пойти на что угодно. Да, далеко не все матери способны на это, но твоя мама смогла решиться на очень большую жертву. Я думаю, что тебе нужно её проведать, хотя бы из уважения.

     – Что ты знаешь о жертве? – Егор усмехнулся. – Что ты знаешь?

     – Понятно, ты зациклился. Что же, это тебе будет наукой, дурень. Ты поймёшь, со временем поймёшь, о чём я говорил.

     Егор собрался было что-то ответить, но парень исчез. Плывя над домами, он пытался осмыслить услышанное, пока около него снова не появился Митя. Он молчал. Что-то случилось с ним. До этого такой разговорчивый, сейчас он словно в рот воды набрал. Как будто он что-то почувствовал. Митя просто был рядом, а Егор был погружён в свои мысли.

     Он вдруг вспомнил любимую кошку мамы, которую она подобрала котёнком, а его папа так сильно на это ругался. Вспоминая этот серый комочек, он вдруг подумал: а как другие живые существа на планете, куда исчезает их энергия? Неужели всё уходит в одно целое, в это облако, окружающее планету. Облако света?

     Новый день вступал в свои права. Город просыпался. Улицы подметали заспанные дворники, одинокие прохожие спешили по своим делам, и виднелись неприкаянные души. Одни плыли за прохожими и что-то им шептали, другие просто мерцали в свете алого светила, поднимавшегося над зданиями города. Было видно, как ему радовались деревья, трава и кустарники. Как они переливались светом и запускали вверх световые брызги. Деревья тоже могли чувствовать. Всего этого он не будет помнить, когда переродится. А зачем помнить, чтобы душа сразу состарилась? Чтобы не почувствовала радость первого дня жизни и первых шагов. Чтобы она не почувствовала счастья от первого поцелуя, от первого свидания? Ведь тогда она бы всё это помнила, и жизнь превратилась бы в однообразную серость. Вот для чего искорки новой жизни были чисты. Чтобы всё пережить заново.

     Егор и не заметил, как уже парил над облаками. Впереди за ними виднелся Переход. Когда он пройдёт его, назад дороги не будет. Его душа уйдёт, отдаст всё накопленное, и он больше никогда не вспомнит Валю, он никогда больше не будет её любить. Он получит наконец покой. И потом вновь, когда захочет, попробует всё сначала. Но его Вали там уже не будет. Ни отражений Жени, Гали, Оли или Наташи – никого. Не останется ничего…

     Среди туч начало зарождаться нечто. Митя, который парил рядом и по-прежнему молчал, внезапно остановился, и по нему побежали тени. Нечто напоминало тёмную воронку, которая закручивала свет Перехода и сминала его. Егор перестал парить. Он просто завис. Странное чувство, словно его сжимали ледяные кольца, не давая двигаться. Он попытался улететь от воронки, но не мог. Что-то держало его мёртвой хваткой и не отпускало. Митя или то, что выглядело как Митя, весь дрожал. По нему бегала рябь, глаза провалились и на их месте чернели тёмные глазницы, в которых изредка вспыхивали голубые искры. Воронка расширилась, и Егор увидел там, в глубине, Нечто. Яркий свет, блики. Какие-то странные, светящиеся, беснующиеся световые пружины или мотки ярко-зелёного огня. Они были всё время в движении вокруг салатового сияния, крутясь и перемешиваясь. Там менялись местами создания, словно составленные из салатовых сегментов. Это было так похоже на живой клубок нитей. Всё это длилось мгновение, и воронка захлопнулась. Егор посмотрел на Митю и снова попытался сдвинуться с места, но не смог. Он продолжал висеть между небом и землёй.

     Митя искажался. Он то терял человеческую форму, распухая в серый шар, пронзаемый голубыми искрами, то вновь собирался, словно он с кем-то боролся.

     – Митя, перестань меня держать, я не могу пошевелиться, – попросил Егор.

     – Митя? – послышался чей-то смешок. – Какое интересное имя ты выбрал. Видно ты совсем сроднился с примитивными.

     Следом последовал ряд образов, которые Егор не смог понять. Только среди этого хаоса застывших кадров он узнал мелькнувшие многоуровневые геометрические фигуры.

     – Кто здесь? – спросил Егор оглядываясь. Он ещё имел призрачное тело, поэтому вертел головой, хотя наверняка легко мог осмотреться на все 360 градусов, но душа ещё помнила возможности тела и повернуть так голову он не смог.

     – Он тебе сказал, зачем он здесь? Твой друг? – послышался чужой голос.

     Митя на секунду вспыхнул, и вновь полились образы. Все они мелькали несколькими потоками, пересекаясь, сливаясь. И вновь тетраэдры, октаэдры, призмы.

     – Говорить надо…

     Опять серия образов-вспышек, Егор увидел мелькнувшую металлическую конструкцию в форме бутона розы.

     –…чтобы он понимал наше общение. Ты же используешь его в своих целях. Или всё-таки общаемся с мухами?

     – Как ты нас нашла? – Митя смотрел на облако, которое медленно плыло перед ним. Оно напоминало голову собаки с одним большим рогом посередине. За облаком мерцал свет, свет, где обитали души. Там вспыхивали и гасли миллиарды точек.

     – Мы давно наблюдаем за тобой. Это такая далёкая и дикая планета. Она настолько далека от центра галактики, где обитают такие как ты, что твоя возня на ней привлекла наше внимание. Только вот непонятно…

     Опять образы. Среди этого калейдоскопа изображений, мелькнул кадр металлической свалки. Она показалась Егору знакомой.

     –…почему он вдруг решил не вмешиваться? Что ты ему пообещал, долю?

     Вновь появились образы. Мелькнул спиральный диск галактики, который сиял миллиардами звёзд в темноте космоса, а потом изображение словно переключили. Вокруг были лилово-чёрные облака. Их иногда пронизывали жёлтые вспышки и по облакам пробегали световые волны. Они спешили в центр. Облака напоминали спираль галактику, но только раздувшуюся, как от огромного взрыва. В центре галактики что-то сияло, как огромная звезда, но свет её не был постоянным, а менял свои интенсивность и цвет. Это длилось всего мгновение, а потом видение исчезло. Егор вдруг понял, что он невольно подсматривает за существами, как радиоприёмник поймал чью-то волну. Скорее всего, существо, которого он не видел, не планировало показывать ему это.

     – Так что ты здесь забыл? Ты построил целую сеть защиты, ты приманил сюда низших со всей галактики, их пресловутую звёздную цивилизацию. Ты здесь создал отражения миров.

     – Это не я, – Митя по-прежнему смотрел в пустоту, а Егор почувствовал недомогание. Словно кто-то начал приглушать свет встающего солнца. Его свечение начало гаснуть, словно блекла фотография. – Здесь всё было до меня.

     – Значит, кто-то опекает эту цивилизацию. Ты ведь нащупал что-то?

     Возникли несколько образов, когда в клубящейся тёмной массе висело два клубка голубых нитей. Один клубок почти угасал, другой делился с ним своей жизненной силой. Егор словно услышал вопли и стоны тысяч душ, которые разлагались при этом, превращаясь в светящуюся вуаль энергии, напоминающую коллоидную взвесь.

     – Они ведь ушли и оставили нам этих мух.

     – Они не мухи, – тихо добавил Митя. – Он имеют душу. Не просто душу, а такую, которая может заполняться памятью всей жизнью. А это выше уровня эмоционально безликих.

     – Душу? Ты их используешь в своих целях. Тоже мне, распорядитель душ! Некоторых спасаешь, а некоторых – в бездну. Назвали тебя хорошо, Стражем. Только какой ты страж, ты скорее пастух. Но это не меняет твою сущность. Низший, – это было обращение к Егору, – представь тараканов: красивых ты оставляешь в живых, а уродливых убиваешь. Вот его выбор.

     – А разве ты так не поступаешь? Помнишь, ...

     Опять яркие образы. Егор выхватывал из их потока странные чёрные болота с растущей вокруг блеклой травой. Жуткие скелетоподобные существа, плоть на которых была лишь тающим следом того, что когда-то росло на костях. Ужасные существа, которых переварили в болотах тёмные существа до такой степени, что их уродство стало совершенством... Егор даже не успел это осознать, как видения пропали. Они исказились и исчезли, словно их смыла волна воды.

     – …ты это помнишь? Я поступаю гуманно, я дал ему выбор?

     – Выбор? Это ты называешь выбором?! Ты просто использовал его, всё время подталкивая к этому выбору. Ты хотел получить приз, ты захотел узнать, что в секунде, правда? О, да. Я это вижу в тебе. Только не понимаю, почему он, – опять образы, связанные со свалкой, – решил не вмешиваться. Он решил остаться в стороне, словно ему это неинтересно.

     – Может он понял значение этой секунды?

     – Да брось! – опять серия образов, где мелькнуло светящееся голубым светом нечто, похожее на шерстяное покрывало. – Он не настолько умён, иначе бы весь наш… – опять образы, где вокруг салатового сияния метались сегментные существа, – …знал.

     Егора начинало мутить. От этого разговора душа тяжелела, и способность видеть терялась. На глаза опускалась пелена, словно он начал смотреть на всё сквозь грязное стекло, и хотелось закрыть глаза и уснуть. Разве такое бывает после смерти?

     – Твоя истинная сущность разлагает его. Ты вытягиваешь его жизненную силу. Прими форму. И ты это сделаешь. Ведь вы столько приложили сил, чтобы понять, почему он и она меня так заинтересовали. Что я в них нашёл.

     Перед Митей начало что-то появляться. Сначала Егору показалось, что это просто часть облака рассеивается от ветра, но потом прямо из воздуха возникла фигура женщины. Это была его Валя. Егор отпрянул и охнул. Странная тяжесть с души пропала, и он снова мог ясно видеть. Перед ним была его Валя. Хотя нет... Когда по Мите вновь пробежали голубые искры, кожа женщины изменила цвет на серый, словно она была сделана из бетона. Женщина стала похожа на статую.

     – Так ты ему рассказал всё или кое о чём умолчал, Митя? – последнее слово она произнесла запнувшись. Нет, голос был не Валин, совсем другой. – Ты поведал этому муравью, что его ждёт?

     – Это наша планета, мы заключили соглашение. Мы здесь ищем обновление.

     – И при этом натравливаете на нас этих муравьёв. Зачем он путешествовал по мирам?

     – Вы сами этого добились. Не он путешествовал, его копия. Ваши методы…

     – Наши методы? Ты о чём, – опять серия образов. – Мы не использовали такой метод.

     – Тогда кто?

     Глаза Вали потемнели, а кожа стала тёмно-коричневой, словно усохла. Перед ним была мумия, а не человек. По фигуре иногда пробегали серые штрихи, словно что-то боролось в ней с той сущностью, которая напоминала мёртвую Валю. И в этот момент Егор увидел за мумией прозрачную фигуру. Женщины, не женщины. Блеснули силуэты крыльев, и на овале лица возникли золотые точки зрачков. Потом на Егора навалилась серия образов, а когда он смог снова видеть, на фоне светящегося Перехода была только знакомая фигура Вали. Призрачный ангел исчез.

     – Наши методы не отличаются от ваших. Смотри, низшее существо, – это опять было обращение к Егору, – на своего бога. Как он смотрит на тебя, так вы смотрите на насекомых. Используете их в своих целях, ищете нужные ингредиенты, а потом давите или жрёте.

     Посыпались образы, и Митя добавил к ним слова:

     – Зачем ты здесь? Я не отдам тебе его.

     – А я не отдам тебе его память жизни. Ты не получишь это. Что в секунде? Или я разорву его на эфиры. Он никому не достанется.

     Существо в образе Вали вновь стало нормальным. Исчезла желтизна кожи, лицо девушки стало розовым. Румянец появился на её щеках, а тёмные глаза засияли жизнью. На фоне колышащейся световыми потоками энергии поля, на фоне поднимающихся ввысь душ и искорок, спускающихся вниз, чтобы вновь переродится, девушка казалась такой живой. И её одежда налилась светом: краски стали яркими и сочными. Валя была одета так, какой он увидел её на фотографии в журнале. Лишь на экране устройства, похожего на айпод, светились странные салатовые символы. Они двигались, как будто кто-то поместил под стеклом светящихся червячков, и они дёргались, извиваясь.

     – Зачем ты приняла форму его любимой женщины? – спросил Митя.

     Только сейчас, оправившись от всего этого, Егор понял, что ни Митя, ни появившееся существо не разговаривают губами. Их губы мертвы и неподвижны.

     – А почему бы и нет? Может, чтобы тебя позлить. (Опять малопонятные образы.)

     – Меня? Тогда ты бы приняла другую форму.

     – Итак, продолжим, мой старый друг. Тебя сослали из (образы) чтобы ты (образы) правил. Но ты занимаешься этим тараканом большее количество времени, чем бываешь Стражем. Почему?

     – Тебя это волнует? Тогда зачем тебе объяснять наши разговоры этому муравью, как ты выразилась. Зачем мы опустились на его уровень восприятия? Хочешь увидеть его эмоциональный след, сканировать его матрицу и найти ту чёрную линию вырванной жизни длиной в малюсенький отрезок времени? Ну, давай, посмотрим. Удастся ли тебе сделать за пару минут то, на что мне потребовались годы? И ты ведь даже не женского рода. Так, почти. А приняла вид женщины. Получила ответ?

     Митя явно злорадствовал. Не понятно было, что он имел ввиду, но Валя, зависшая перед Егором, среагировала. Она начала темнеть.

     – Так почему ты спрашиваешь? Тоже судьбой козявки вдруг заволновалась? Или всё-таки этим отрезком времени? Других козявок ты просто давила, вспомни базы…

     Опять сотни образов. Странные чешуйчатые коридоры, огромные машины, чёрные кубы и серповидные пульты. Кругом виднелись тела. Перерубленные лучевым оружием они лежали везде среди оплавленных отверстий в полу.

     – …И что с ними стало? Неудача.

     Опять образ сегментного червяка салатового цвета. Он так ярко светился в темноте.

     Валя менялась. Она пыталась принимать разные формы. Но существо делало это грубо, словно неумелый человек старался вылепить из глины прекрасную женщину.

     – Ты (образы) знаешь про правила? – спросила женщина, уже не похожая на Валю. – Эта планета находится в уровне (образы) низов, поэтому из (образы) нужно разрешение.

     – Чего ты хочешь? – Митя почти горел голубой энергией, но сдерживался. – Я выполняю свою работу. Меня сослали (образы) и теперь я просто выполняю свою работу.

     Егор пытался вырваться из сдерживающих его оков. Он вертелся так и эдак. Ему показалось, что такое верчение даёт результат: он словно буравит что-то, что его сдерживает. Хотя, наверно, это только самообман. И тем более он не видел смысла в разговоре существ, хотя понимал слова обоих сущностей. О чём они говорят? О нём? Они так рьяно спорят, словно забыли, что он должен уйти. Ещё было не понятно, сколько нужно парить вверх. Егор поднял голову. Поле пело хором голосов, и разговор сущностей не мог его заглушить. Оно пело, меняя тональность, то уходя в альты, то ниспадая в басы, и переливалось светом.

     Прямо перед ним душа прошла точку невозврата и её призрачная фигура словно растаяла. От неё в разные стороны потянулись медленно парящие лоскутки свечения, где ещё проигрывались картины из жизни души, а сама основа, само ядро души, превратилась в искорку и исчезла, скрывшись за светом, пройдя мифическую реку Стикс, Горизонт Событий Перехода. До светящегося покрывала оставалось примерно метров пятьсот. Их нужно было преодолеть, чтобы достигнуть светящегося поля, и тогда наступит тишина. И эти двое просто исчезнут. Солнце налилось жёлтым светом, а вместе с ним приходила жара. Как всегда.

     И вдруг мимо его взора мелькнула душа человека. Ещё была видна его человеческая аура: старый мужчина с седой бородой и усталыми глазами.

     – Слушай, что они говорят. Что они недоговаривают. В этом есть ответ.

     Душа ушла через Переход, и поползли ярки картины. Так же, как и первая душа, она распалась на образы, которые лоскутами растворялись в световом поле. Последней картиной была женщина – её образ. Он так хотел её нарисовать. Среди льда и лунного света, среди лучей солнца и вспышек огненных цветов, только её образ.

     Следом появилась новая душа. Её почти нельзя был увидеть, она практически представляла собой шар света. Но если приглядеться, в нём возникал образ женщины. Она достигла Горизонта Событий и стала распадаться. Картины её жизни вспыхивали и гасли, и последней угасала картина, с которой она умерла. Тот самый последний образ, который пришёл к ней в момент, когда душа покидала тело. Самый яркий и самый светлый образ, который помог ей преодолеть страх и спокойно закрыть глаза. В нём не было старой, морщинистой женщины с иссохшей кожей, какой она видела себя в зеркале в последние годы жизни. Нет, Егор увидел лицо девушки, которую её муж, оставшийся жить и ждать своего часа, так полюбил в далёких 60-х, увидев впервые на берегу речки, на жёлтом песке, с глазами, полными печали. Она подарила ему на прощание этот образ, она его ему послала, когда её вторая половинка спала в доме престарелых, доживая свои последние дни. И эти двое высших существ даже этого не заметили. Какие они Высшие тогда?! Что они пытались найти в Егоре, если не видели рядом с собой такой красоты?! Привыкли? Привыкли к подобным видам, как человек привыкает к красивым и дорогим гаджетам? Образ таял и не было смерти для этого. Нет смерти такой памяти. Не было и никогда не будет.

     Глядя, как тают в световом потоке призрачные картины, как растворяются воспоминания, Егор вдруг подумал о Вале. Теперь память работала без напряжений: не нужно было что-то мучительно вспоминать. Всё приходило само собой. Нужно было только захотеть и нужные картины из детства сами вставали перед его взором.

     Вот девочка во втором классе переодевается на физкультуру, а Надежда Андреевна, их первая учительница, торопит её. Вот новогодний огонёк. Она, Валя, – снежинка, а он – кролик. Где-то в его квартире и в его истории потерялась фотография Наташи Бюк и Вали Солнцевой, где они вместе на этом «огоньке». Две девочки, которые тогда так ему нравились. Папа специально попросил эту фотографию, купил дубликат, для него, Егора. Он её долго хранил, а потом она исчезла. Это наверно случилось тогда, когда всё содержимое шкафов кто-то вывалил на пол. А может, позже.

     Егор почувствовал, что начал выбираться из сковывающих его пут. Потихоньку, расшатывая их, он силился освободиться. Спор этих существ его пугал: они говорили и бросались образами, которые он не мог понять.

     – Мне это надоело. Зачем ты здесь? – появился образ, похожий на сотканное из света покрывало. – Тебе мало многоногих? Твои эксперименты?

     – Я выполняю свою работу. Ты (образы) пришла позлорадствовать?

     – Я помню кто ты. И знаю, что ты (образы) не сдашься. Я не понимаю, почему он (образы) не захотел тебя остановить? Он может, он сильнее тебя, но не захотел. Меня отговаривал, но я не такая. Я горю. Я – блеск космоса, свободная энергия (образы) и я не собираюсь упускать свой шанс. Что ты нашёл в секунде?

     И вдруг всё стало спокойным и безмятежным. Видно оппонент Мити пришёл к решению.

     – Забавляешься? – существо превращалось в камень. – Чем этот (образ) примитив так важен? Те, кто были до него, были гораздо сильнее. Этот не стоит того, чтобы так глубоко (образы) переживать.

     – Кузул? – Митя улыбнулся. Какая-то тень сомнения пробежала по его лицу. Его оппонент вспыхнул салатовым свечением. О-да, Митя, похоже, его или её задел за живое.

     – Наконец и ты сможешь … поиграть в бога. Ты ведь так это хотел.

     Воздух задрожал. Странно, что существа этого не видели или не придали этому значения, но Егор почувствовал это. Словно он снова стал живым и имел тело.

     Что-то начало происходить. Облака темнели. Они наливались серым, становились больше и массивнее. Так облака превращаются в грозовые тучи. Но это были не тучи. Происходило нечто другое. Волнение достигло светового облака вокруг планеты и мир Знания, Безмятежности и Спокойствия начал разрушаться. Горизонт Событий проседал. Его что-то деформировало и преобразовывало. Что-то, что могло нарушать незыблемые правила. Егор только чувствовал появление этой силы. Его начало знобить и лихорадить, словно что-то старалось вырвать энергию из контура его души-тела и рассеять. Он ведь больше не мог ничего чувствовать, тела не было, но сейчас он ясно ощущал, как холод пронизывает его, как его обдувает ледяной ветер и как он мелко трясётся от озноба. Он чувствовал своё тело, которое лежало где-то в морге.

     Но эти два существа даже не заподозрили неладное. Они общались, обменивались образами как ни в чём не бывало.

     – Знаешь, я думаю, что найдя ответ на свои вопросы, свой приз, ты не собирался делиться им с Покрывалом. Правда?

     Существо уже не было женщиной. Скорее, оно выглядело как мраморная статуя. Однако, этот «мрамор» скорее напоминал спрессованный лёд. Егор вдруг понял, будто бы ему что-то об этом шепнуло, что это была форма существа для отдыха и медитаций. В этой форме им лучше думалось. В древние времена, когда они перенасыщались энергией звезды и начинали очень сильно сиять, они искали во Вселенной то, что им бы подошло для остывания и размышления в то время как избыток энергии усваивался в них. Живых существ, с их тёплыми телами и энергией жизни тогда не существовало, и после долгих поисков они нашли такую субстанцию, холодную и жутко ледяную, – замерший водород. Они собирали его вокруг себя и отдыхали. Да, этим высшим существам тоже требовался отдых. Это было бесконечно давно. Размышляя, они создавали формы из замершего водорода. Для них он был словно глиной. Когда температуры не хватало, помогала гравитационная составляющая Тёмной материи. Её сжатие превращало жидкий водород в твёрдый. Другие существа, увидев созданную форму, могли помочь существу решить его проблему, это как человеку написать задачу на листке бумаги и задуматься над ней, положив голову на руки. Растягивая межатомные связи вещества они просто меняли его структуру и лепили всё, что хотели. Они превращали водород в гелий и обратно в водород. Так поступали звёзды, но они при этом пылали гигантскими температурами, существа же игрались этим в ледяной пустоте, поглощая энергию, как пищу. Создавая при этом активные радиационные изотопы, они наполнялись ими как кровью. Это было так давно, что даже Солнце земной системы только зарождалось. Очень давно, но вспышки воспоминаний нет-нет да и выплывали образами в разговоре. Они были основой, тем сокровенным, чем существо ни с кем не делилось. А вот Егор это увидел. Что-то, что шепнуло ему, указало, как нужно смотреть на эти странные флюктуаций энергии вокруг мраморной женщины. Но эти видения стихли, когда давление ещё больше усилилось. Как будто прибывало что-то невероятно сильное, гораздо сильнее двух спорящих существ, очень походивших на спорящих разозлённых людей.

     – Знаешь, а ведь эта планета – как все другие, низшие миры – пришла в эту Вселенную одной из последних. Здесь, как они её называют, – в зелёной зоне жизни жёлтых карликов, зарождается буйная и дикая энергия иного порядка. Энергия, которая очень вкусна, но недоступна. Правила. Их можно нарушать, есть исключения, но эта энергия как наркотик. Хочется ещё и ещё, правда, (образы) Митя?

     Мальчик молчал. Паря над городом, он застыл без движения. Может, он почувствовал, что происходит? А может то, что продавливало Горизонт Событий, показывало это только Егору, потешаясь над высшими созданиями? Если этот так, какой же силой оно тогда обладало?

     – Химическая жизнь, она совсем не похожа на жизнь нашего уровня. Посмотри на них. Они исчезают и создают новые жизни и варятся на своём уровне. Химические реакции подпитанные электрическими импульсами. Им нет возможности вырваться. Их цикл рождения и перерождения замкнут. Что такое их душа? Это свободное состояние примитивной энергии, которую они называют душой, освобождающееся после смерти химической оболочки и парящая перед Стиранием. Всё. Творцы (образы) создали этот механизм не просто так. У нас информационная энергия существует миллионы лет. Мы бессмертны. И что это нам дало? Сначала скукоту, а потом вырождение. Мы вырождаемся. Мы придумываем правила, наказания, чтобы продлить агонию (образы), чтобы наш огонёк жизни как-то горел. И где те, которые пришли раньше нас? Где они, спят? Им на всё плевать? Мы забавляемся с этими низшими, как люди с муравьями в муравейнике. Мы уничтожаем целые миры, мы чувствуем себя творцами, поддерживая интерес к своему существованию, а эти низшие, несмотря ни на что плодятся. Их количество растёт. И ничто их не останавливает. Какой механизм работает? Их любовь? Сильная привязанность одного низшего к другому, чтобы зародить новую химическую жизнь? Полюбят, сойдутся, – и новая искорка, плод их любви, появится на свет. Да и что ты нашёл в этой любви, низших? Это же примитивно! Без физического тела их душа исчезнет, она разлагается, не в силах держать оболочку, как это делаем мы. Ты так долго за этим всем наблюдал, что тебе это дало? Вот передо мной приз, жалкая душонка, которая даже к своей сенситивной привязанности подойти не смогла!

     Существо, словно опьянело. Вокруг него всё вокруг плыло. Словно сверху вниз опускались волны горячего воздуха. Но существа этого не замечали. И почему они так долго говорят? Кто-то играет с ними?

     Облака, и синее-синее небо, и даже летящий поодаль самолёт, оставляющий пушистый след, всё плыло и искажалось. Как это происходит перед глазами пьяного:

     – Одна муха любит другую. Что со мною происходит? – мраморная женщина замолчала.

     Что это такое, музыка? Почему она так воздействует на организмы? Какие фибры души она затрагивает? Егор как-то читал, что музыка – средство воплощения художественных образов, когда музыка доносит смысл сказанного быстрее, чем напечатанный текст. Раньше он даже не задумывался над этим, для него музыка была просто успокоением, он слушал её под настроение: на душе грустно, слушает медленную музыку, весело – более быструю. А может, музыка несёт смысловые гармоники, которые нужно услышать?

     Звуковой фон изменился до неузнаваемости. Вместо хоралов и синусоидального проигрыша звуков, похожих на органные, сейчас звук вибрировал и создавал звуковые картины. Он находился выше ультразвукового и инфразвукового диапазона. Музыка, что сейчас слышалась, частенько была для Егора из области дисбаланса, а потом медленно переходила в понятный смысловой ряд, но в целом Егор не просто не понимал эту музыку, он не мог её органически воспринять. Но этот звуковой фон пел. Он пел, создавая гармонические образы. Егор вдруг понял, что именно они влияют на этих двух высших существ. Они пьянели от них. Вероятно ничто из примитивного мира не могло их затронуть так, как эта музыка. Скорее всего, в те времена, когда низших не существовало, космос пел, он всегда пел, с самого начала появления, пел радиоактивным излучением, голосами погибающих звёзд и голосами зарождающихся солнечных систем. Поют даже чёрные дыры, только их нужно услышать в Тёмной материи. Космос пел всегда, и эти существа привыкли к этому. И сейчас пространство перед Егором пело так, как оно пело миллиарды лет назад. Оно пело так, что живой человек не услышал бы его. Никогда. Человеческое ухо воспринимает диапазон от 16 до 20 000 Гц. А что за ним? А вот души умерших его слышат. И вот тогда они могут воспринять всю гамму звуков. Но, даже воспринимая диапазон, Егор не понимал некоторые музыкальные фрагменты. Они были совсем чужды его восприятию, но именно под них существа начинали покачиваться.

     Сущность в лице Мити молчала, смотрела на своего оппонента и молчала. Она сейчас напоминала ребенка, которого поймали за пакостью.

     Мраморная статуя рассыпалась. От неё оставался лишь светящийся след.

     – Зачем тебе его любовь? Зачем ты выбрал его и натравливал на него эту муху женского пола? У тебя же было двадцать пять вариантов. У них тоже была вырванная секунда. Почему именно он, что в нём особенного? Ты ведь мог дать её ему, просто дать и посмотреть, а что случится? Что изменится и как отреагирует на этот подарок наш приз, – какие саркастические нотки появились в этом голосе. Голосом его назвать точно нельзя было, просто звуки, которые складывались в слова. – Но тебя что-то останавливало. Ты опять заставлял его переживать и тихонечко впитывал энергию его слёз. Ты наслаждался его болью, терзая и терзая, помогая преодолеть миры и создавать Переходы.

     Тут то, что осталось от серой статуи, сверкнуло ярко-зелёной вспышкой. Она собралась, только сейчас в небе горел салатовым свечением её образ, образ исчезнувшей статуи. Внутри его бесновалась такого же цвета сегментная пружина. Музыка играла. Она протяжно замедлялась, так, что казалось, что вместе с ней замедляется время, а потом начинала ускоряться. И так, синусоидально, используя разные вариации звука, она искажала фон, и Егор увидел, что даже голуби, которые летали далеко внизу, начинают странно вести себя и падать на асфальт, словно их подстрелили.

     – Не может быть! Ты не создавал ему Переходы, он создавал сам. Ты выдал себя, – посыпались образы и то, что выглядело Митей, начало терять плотность. Но он продолжал молчать. – Но они не могут путешествовать. Они же примитивно мыслят. У них и есть только что их чувства.

     – А у вас? – вдруг спросил Егор. – А есть ли они у вас? Что есть у вас, чтобы дальше жить? В чём цель?

     Повисла гробовая тишина. Снизу фоновым шумом доносились звуки далёкого города: сигналили машины, каркали вороны и скребли по асфальту мётлы дворников. Сквозь это пробивалось чириканье стай воробьёв и чьё-то разглагольствование по телефону. С тихим воем ветер нёс облака, и ко всему этому примешивались звуки сияния.

     И тут снова звуковые колебания изменились. Странный, гнетущий оркестр исчез, словно он сделал своё дело и более был не нужен. Остались лишь голоса, и тихо кто-то играл на дудочке. Но не печально, музыка была чиста и прозрачна. Она лилась, даруя надежду. Надежду на исполнение всех желаний, надежду на новую жизнь. Но спорящие существа её не слышали, а может и слышали, но были так поглощены своими спором, что не замечали музыку. Как и ту, что была прежде. А вокруг источника музыки танцевали искорки. Они кружились и кружились, словно там играл ангел. Существо, в виде яркой желто-зелёной статуи теряло форму и превращалось в шар.

     Егору так хотелось уйти, уйти через сияние и всё забыть. Он попытался воспарить и снова почувствовал, что его что-то держит. Он никак не мог пошевелиться, что-то держало его, и Митя не хотел помогать. Вдруг Егор мельком увидел, что вокруг них образовался куб. Сначала он было подумал, что это ему показалось, так как грани куба сверкали в свете солнца лишь тогда, когда странная музыка играла с самым настойчивым напором, но сейчас было понятно, что это просто совпадение. Он сверкнул гранями всего на секунду, когда существо превращалось в шар, и вновь исчез. Они были заперты.

     Теперь шар горел салатовым светом, и в нём билась яркая спираль такого же света, словно яркая сегментная змейка искала выход.

     – Я хочу знать, что в секунде? Что ты там нашёл? И не надо использовать (образы), менгиры (образы) ненавижу!

     И тут Митя, или сущность, которая выглядела как Митя, изменилась. Теперь она не думала сохранять форму человека и тратить на это свою энергию. Она принимала свой истинный облик: ком голубых нитей, которые горели блеклым сиянием. Перед этим святящимся клубком голубых нитей вспыхивали искры и штрихи синего пламени. Эти геометрические образования несли информацию. На долю секунды, как куски голубого льда, они появлялись на фоне белоснежных облаков и таяли. Следом, словно отражение этих конструкций, прямо в воздухе возникали странные картины, как в мутных зеркалах, которые светились лишь мгновение, а потом гасли. Егор не мог их понять, никогда бы не смог, но то, что вызывало волнение вокруг них, давало возможность чувствовать. Словно опять перед ним стоял выбор. Голубой клубок начал надвигаться на то, что теперь выглядело как скрученная салатового цвета сегментная пружина. Та молниеносно отпрыгнула и ударилась во что-то. Блеснул гранями куб. Пружина распрямилась и стрельнула ярко-зелёными стрелками в шар, но тот поглотил их. Они переливались огнями, как будто общались, но теперь Егор их не понимал. Они больше не разговаривали на примитивном уровне, даже видения исчезли. Но существа уже не боролись. Они тоже осознали, что заперты. Оковы вокруг Егора спали, и он начал падать, пока не упал на что-то твёрдое. Нет, не твёрдое. Под ним ничего не было, его почти прозрачное тело, сквозь которое он уже видел далёкий город, висело в воздухе. Он провёл по поверхности рукой, но ничего не почувствовал. Ни холод, ни тепло. Совсем ничего. Просто что-то твёрдое и прозрачное. Это было основание куба. Что это? Звук дудочки нарастал. Кто-то играл странную мелодию.

     И тут прямо с небес на землю упали три светящиеся колонны. Они были огромные, три громадных языка пламени от небес до самой земли. Жёлтого, алого и изумрудного цветов. Ничто физическое при этом даже не шелохнулось, а вот энергия расплясалась. Она закручивалась и колыхалась, словно в воду упал камень. Егор ощутил силу, исходящую от этих колон. Его прозрачное тело начало наливаться энергией, и через секунду он выглядел так, как в момент смерти. Голубой шар собрался в Митю и приземлился рядом с Егором.

     – Этого не может быть? Как, как ты их вызвал?

     – Кого? – растерянно спросил Егор. – Я никого не вызывал!

     – Тогда кто их вызвал? Кто?!! Вы их называете Звёздными Механиками! К ним нельзя попасть, никогда!!!! Они ушли и заперлись!!! – голос существа в облике Мити срывался в истерические ноты.

     – Может, ангел?

     – Какой ангел?!!! – сущность уже кричала от злости и бешенства. – Нет никаких ангелов, это вам нашептали мы! Я потратил столько времени и сил, чтобы понять причину, как работает цикл вашей жизни. Как вы рождаете новую жизнь! Нет, это не ваша примитивная химическая любовь, ответ был в другом – в эмоциональности. Я же нащупал, что это такое. Терзая тебя, я нащупал нить привязанности, почему ты до сих пор любишь женщину, которой почти сорок лет, и при этом игнорируешь других девушек? Почему она, что тебя с ней связывает? Я же нашёл ответ, и я могу восстановить этой эмоциональной матрицей её…

     – Кого?

     – Ты не понимаешь!!! Ты не понимаешь, что происходит. Идёт борьба на выживание! Мы вымираем!!! Я нашёл ответ и….

     Вверху металась салатовая змея. Она то собиралась в пружину, то распрямлялась и пыталась вырваться из куба, но тот её не пускал.

     – Кто она? Кого ты хотел воскресить, ты же всемогущ? – тихо спросил Егор, но клубок синих нитей больше его не слышал. То, что происходило, влияло на этих двух высших существ, заставляя их сгорать в эмоциональных переживаниях. Как будто оно показывало Егору их слабину. – Неужели ты тоже кого-то любил?

     Но Митя не слышал последних слов Егора, он силился не терять форму. Ему стоило невероятных усилий вновь превратиться в человека. Было видно, как он по-человечески сжимает зубы, но иногда рябь всё-таки пробегала по его телу. А колонны ревели трубным звуком и медленно двигались. В городе тоже что-то происходило. Были слышны отдалённые, едва слышимые гудки клаксонов и звуки сирен. Егор вдруг узнал место, где он находился. Это было около Октябрьской больницы. Вот два громадных небоскрёба. Он помнил, как их строили. На месте бизнес-центра «Парус», стоявшего на схождении улиц Мечникова и бульвара Леси Украинки, там была горка, где он с одноклассником катался зимой на санках.

     Послышался далёкий звон колоколов. Кто-то, не останавливаясь, звонил. Митя, собиравший в своё ненастоящее человеческое тело выпирающие из него синие нити своей сущности, посмотрел на Егора. С усилием, выбрасывая целые серии образов, он произнёс:

     – Они меняют планеты под себя, – сквозь зубы говорил он. – Они живут тем, что вы называете смертью. Но они только используют готовое… Я не такой!

     – Я ничего не понимаю? Что, значит «живут смертью»? – всё вокруг сотрясалось от звуков и энергии.

     – Как я могу объяснить то, чего вы ни понять, ни постичь не можете?!

     Митя сжался в комок и закрыл голову руками. Он чего-то боялся и старался стать как можно незаметней. Этого жеста Егор не ожидал от такого создания. В этот момент колонны вздрогнули и соединились на кубе. Через секунду зелёная пружина вспыхнула и сгорела. Светящиеся искры, как подсвеченный зелёным лазером пепел, брызнули во все стороны, закружились, как ночью искры от костра кружатся на ветру, и исчезли. Но не все. Егор почувствовал, что что-то попало в него и начало жечь. Его руки засветились салатовым светом и погасли. Жжение было нестерпимым.

     – Что со мной? Что это? Что происходит?!

     Егор закричал от боли. Его тело словно горело, хотя не было ни языков пламени, ни дыма. У него не было тела, значит, должна была гореть душа. Но она просто замерла, а мир вокруг остановился. Колонны соединились в одну и цвета начали перемешиваться в ней, но не растворяясь один в другом. Словно в сосуд с водой добавили нефть и хорошенько взболтали его. Колона коснулась Егора и жжение ушло. Он чувствовал лишь холодное прикосновение, и тогда то, что попало в него, начало показывать…

     Вокруг него был мир. Совсем другой мир. Он словно находился в сказке. Рядом тихо порхали бабочки, питаясь нектаром огромных цветов. Бабочки были очень большими, таких он видел только в Киевском зоопарке, на выставке тропических насекомых. А здесь они летали вокруг него, едва не задевая лицо крыльями. Вдалеке показалось стадо животных, напоминающих лошадей. Серо-коричневых и приземистых. Они походили на помесь лошади Пржевальского и американских мустангов. В небе летали невиданные птицы. Некоторые из них были похожи на огромных чаек, другие были столь необычны, что Егор затруднялся найти аналогию с земными птицами. В вышине за ними следил пернатый хищник. Он нарезал круги, выискивая добычу.

     Луга, на которых паслись животные и порхали бабочки, простирались до самого горизонта. С одной стороны их окружали горы, а с другой – росший в низине лес. Очень странно выглядела граница между лесом и лугом – она была идеально ровной, словно кто-то прочертил невидимую линию.

     В это момент птицы над его головой тревожно закричали и бросились врассыпную, и по ясному, без единого облачка небу проплыл странный треугольный аппарат. Он издавал шипение и свист, паря над землёй. На секунду он замер над Егором, и на его днище появилась цепь жёлтых огней. Странно, но Егор понял смысл этого светового послания. Он обернулся и увидел перед собой машину. Она напоминала огромный скутер. Глубокое сидение, стоящее на платформе с четырьмя ногами. Перед сидением находился пульт и четыре рычага. Егор сел в кресло и коснулся странных блестящих золотом символов. Аппарат тихо зажужжал, взлетел и, втянув ноги в основание платформы, направился вслед за треугольным кораблём.

     Ветер хлестал лицо Егора сильными холодными порывами, но он не обращал на это внимание. Он продолжал лететь. Под ним простирались жёлтые с зелёными пятнами луга, словно кто-то на жёлтую краску пролил зелёные капли. Справа тянулась тёмная полоса леса. Сверкнули на солнце пятна озёр, серебряной нитью промчалась река. Машина продолжала лететь дальше. На пульте временами вспыхивали огни. Символы поворачивались и, соединяясь вместе, выстраивали замысловатые фигуры. Егор понимал и не понимал что там написано. Он не мог их прочитать, но в душе он знал, что на пульте указывалась скорость, высота, параметры работы двигателя, что создавал под машиной магнитное поле, компенсирующее магнитное поле земли. Иногда вспыхивали странные картины и схемы. Машина предупреждала, что заряд на исходе и топлива может не хватить, но впереди уже виднелась прибрежная полоса громадного внутреннего моря, где посередине возвышался острыми пиками город.

     Откуда-то из облаков вынырнули летательные аппараты, похожие на рыб, и, сопроводив его до кромки воды, свернули в сторону. Корабли охраны города удостоверились, что он свой. Этот удалённый на севере от столицы город жил своей жизнью. Примитивные человеческие существа не могли добраться до него, они прятались по пещерам и только-только научились пользоваться огнём. Но Егор понимал их потенциал. Когда-нибудь эта планета будет принадлежать им. А сейчас они охотились, на них охотились, и далеко в пещерах, рисуя незамысловатые картины, они в ужасе разбегались при виде виманов. Но лишь до поры до времени. В соседнем городе примитивные убили двух жителей, Горожан, и виманы-кацерехи сожгли все пещеры примитивных вокруг. Со всеми обитателями. С женщинами и детьми. Это была невиданная жестокость и тот, кем сейчас был Егор, не понимал этого.

     – Где я? – Егор спросил воздух, свистящий вокруг. Он надеялся получить ответ, но ответа не было. – Что это за место?

     Ответа опять не последовало. Похоже, он был просто сторонним наблюдателем и ему всё это просто показывали. Но зачем? Сколько можно вопросов? Сколько можно странных намёков, недомолвок, почему это всё происходит с ним? Что они от него хотят? А может, они просто используют его как подопытную мышку? Ведь об этом говорило то существо, которое называло людей мухами? Может, эксперимент продолжается?

     Его руки вновь вспыхнули салатовым свечением. Егор вдруг вспомнил, что произошло над центральной клинической больницей. Это звон колоколов церкви, странные колоны света и искорка, салатовый мазок, что попал в него и застрял. Что это, его память?

     Над городом летало много аппаратов. Большинство парило над центром города. Сам город очертаниями напоминал громадный вытянутый овал. В его центре находилась главная площадь с пирамидальным храмом-трансформатором. Весь город черпал энергию из него. По бокам площади, утопая в зелени, возвышались строения. Огромные треугольные основания заканчивались ажурными башнями, словно отлитыми из пёстрого стекла. Их удерживали металлические конструкции, но их почти не было видно. Металл даже не блестел на солнце, его можно было разглядеть, только присмотревшись. Он темнел за стеклом тёмными линиями.

     Сотни людей в свободных одеждах прохаживались по террасам, утопающим в садах. Другие были заняты играми на площади. Тот, глазами которого смотрел на этот мир Егор, быстро пролетел большую площадь с огромным обелиском посередине и, скользнув в сторону, приземлился на балконе над набережной города. Двигатель смолк, и Егор спустился на мраморные плиты. Набережная осталась внизу. По ней неспешно гуляли жители. Сегодня был праздник, и не было нужды куда-то спешить. Даже в каменоломне примитивные сегодня отдыхали.

     Тот, кем был Егор, поморщился. У брахманов были машины. Это были древние автономные механизмы, которые могли сделать почти всё, особенно по добыче камня. Некоторые ультразвуком нарезали гранитные блоки. Другие машины гигантскими алмазными лентами расшивали эти блоки на плиты. А ещё были машины, могущие запросто вырезать в камне нужный барельеф. Зачем было использовать труд этих несчастных? Они ведь так похожи на брахманов. Ну, уродливые лица, косматые головы. Низкорослые, коренастые. Они могли бегать на своих кривых ногах на большие дистанции, могли далеко метать копья с каменными наконечниками, они не знали железа, не умели писать и язык их общения был примитивным. Щёлкающие звуки и эмоциональные жесты. Но они могли рисовать и петь у костра, хоть и в их песнях почти не было слов, только низкие гортанные звуки. Они имитировали в песнях звуки, издаваемые дикими лошадьми, косматыми мамонтами, рычание диких кошек и крик птиц. Они рассказывали о своей охоте и о том, что они на ней увидели. И это была поэзия.

      Но брахманов, которых не устраивал устоявшийся порядок, каким был Егор, или тот, кем он себя видел, были в меньшинстве. А кшатрии вообще ненавидели примитивных, оттачивая на них своё воинское ремесло, убивая сотнями за учебный поход.

     На балконе, на резной лавочке, обитой белыми подушками и увитой цветами, сидела молодая женщина и читала золотые пластины. Она шевелила пальцами, и один текст сменялся другим. Буквы то опадали, то выдавливались изнутри вновь. Словно металл на секунду становился жидким. Но Егор знал, что это не так, просто поверхность пластины была покрыта мельчайшим порошком золотого сплава, реагирующим на магнитное поле. Оно менялось, и буквы то рассыпались, превращаясь в зеркальную поверхность, то вновь вырастали из неё. Женщина читала и так погрузилась в это занятие, что даже не заметила Егора. Её красивое, ровной овальной формы лицо было грустным. Желтые губы лишь один раз тронула тень улыбки.

     – Эмита де Танасия, – сказал Егор. – Я дома.

     Женщина подняла голову и улыбнулась. Её тёмно-мандаринового цвета кожа потемнела на солнце, и загар выделялся тёмно-золотым оттенком. Значит, она с утра купалась и загорала на платформах. Коричневые волосы с редкими соломенного цвета полосами были собраны сзади в хвост и украшены золотой сеткой с шариками. На лбу горела голубым алмазом золотая диадема, а на шее Егор увидел три золотых обруча, скреплённые между собой маленькими саламандрами с рубиновыми искорками глаз. Под обручами, у основания декольте висел на золотой цепочке большой золотой паук, державший своими лапками маленького паучка из серебра. Золотым пауком был он, Егор, паучком – она. Это был знак замужества женщины. Он показывал, что она принадлежала знатному мужчине из рода высших брахманов и была всегда в тени его, скромным серебристым сиянием на фоне знатного происхождения мужа. Как он это ненавидел. Он бы сорвал этот знак и выбросил в море, но не мог. Его и так не любили многие жители Параманхьятту за то, что он слишком радикально высказывался по многим проблемам города, боролся с тёмными культами и кланами кшатрии. Поэтому он мирился с этой символичной мелочью.

     Эмита была изящна. Когда она встала навстречу ему, её лёгкое, почти воздушное платье зашуршало. В отличие от других жителей города она предпочла надеть пёстрый наряд, где преобладали золотой и оранжевый цвета.

     – Я волновалась за тебя, Кузул. Как можно так далеко улетать, когда такое творится в Империи?! Кастовая война достигла апогея. Вчера видели винамы шатаратов на границе с горами Сатархатта.

     – Опять грызутся между собой? Каждый клан считает, что только он может доминировать в Совете каст. Что теперь случилось?

     – Правитель Фаасака обвинили Аттею, что она прячет от него эликсир молодости. Он чуть не сжёг храм. Её спасли в последний момент.

     Егор коснулся губ женщины и почувствовал теплоту поцелуя. Его лоб дотронулся до холодной диадемы, и алмаз больно впился в кожу. Её большие красивые тёмные глаза с обожанием смотрели на Егора. Высокий лоб, прямой нос, она была подлинной красавицей своего народа, касты Свитхов, и ему пришлось отдать за неё громадное приданое. Он мог, конечно, жениться и на девушке из касты пониже, тогда ему бы платили её родные за то, что он ввёл в высшую касту женщину более низкой ступени иерархии, но сердце Кузула было отдано ей и только ей. Он пальцами коснулся диадемы.

     – Ты можешь её не носить, пока мы одни. Все и так знают, что ты эмастера, служительница храма Жизни.

     – Это и страшно, – женщина вернулась к скамье и села на мягкие подушки. – Агенты воинской элиты кшатрии охотятся за нами. Они считают, что мы открыли способ вечной жизни. Что будет, если мы начнём воевать? Что от нас останется?

     – Не бери в голову. Мы не настолько глупы, чтобы начать сражаться за мифическое снадобье, дающее вечную жизнь. Ты же знаешь, что шепчущие камни богов с нарисованными на них сегментными змеями давно уже не светятся зелёным светом. Они почернели.

     Женщина улыбнулась и посмотрела вдаль. Над водой носились птицы, громко крича и падая в воду, они ловили рыбу. На горизонте был виден плывущий корабль. Обычно никто уже не плавал по воде, так как почти все летали на виманах, но сейчас, как дань прошлому, корабль выплыл из гавани и теперь рассекал воды моря как было давным-давно. Море тихо шумело. Ветра практически не было, и волны лениво накатывались на стену набережной города.

     – Это только кажется, что мы достигли просвещения и совершенства. Держать как скот примитивных – это разве совершенство? – она печально посмотрела на Егора.

     – Я пытался…

     – Я знаю, Кузул. Ты и твой дядя ратуете в Совете города, чтобы освободить из каменоломни несчастных, но кшатрии против. Как можно винить их в краже еды, если они были голодны? Если их охотников накрыла лавина прошлой зимой? Как? Пожалели им хлеба.

     – Я ничего не могу пока сделать. Военная верхушка непреклонна. Они считают это тяжким преступлением.

     – А сжечь огнём подростков, это не преступление? Они купаются в золоте, выбрасывают столько пищи – она успевает сгнить раньше, чем её съедят.

     – Эмита, наш мир вымирает. Примитивные плодятся с огромной скоростью, их становится всё больше и больше, и они учатся. Я видел, как двое примитивных из соломы и веток построили копию нашего вимана и даже попытались на нём взлететь, прыгнув с огромного валуна. Это злит и страшит многих. Они считают, что примитивные скоро нас заменят.

     – Но ведь на далёком Севере так не думают.

     – Ты про секту церетов, которая обучает примитивных искусству земледелия? Их не раз порывались сжечь, но только боевые корабли нужны здесь. Они очень далеко, туда несколько дней лёту, причём их ещё нужно найти. Города-царства соперничают во всём, в том числе и по знаниям. И оставлять город без прикрытия никто не решился. Скорее всего, этим цереты и пользуются.

     – Как бы не были могущественны Правители городов, как бы не были богаты военачальники, их всех ждёт смерть. И пустота. Цереты хоть что-то делают, чтобы оставить после нас память. Эта память в примитивных будет передаваться из поколение в поколение и сохранится, когда всё остальное, все наши записи и машины, превратиться в прах.

     – Ты опять за своё. К тебе опять во сне приходил этот безумец с золотыми зрачками глаз? Или ты пыталась спросить камни? Ты веришь в эту сказку, что мы пришли с небес очень-очень давно и теперь прячемся от какой-то там войны Богов? Где эти всемогущие боги? Если они такие всемогущие, почему они нас не нашли до сих пор?

     – А может и нашли? Почему виманы не парят выше перистых облаков? Что их туда не пускает?

     – Я не знаю. Я не конструктор и не инженер, чтобы ответить тебе на эти вопросы. Спроси у Фальтаута, своего брата.

     – Я спрашивала, но он молчит. Они все молчат, словно скравают тайну. И я думаю, что они специально делают так, что виманы не взлетают выше облаков.

     – Глупости. Во всех городах сразу?

     – Это гильдия, это союз Механиков.

     Женщина смотрела на воду. Одна из птиц, которая нырнула за рыбой, с криками вынырнула и теперь, махая крыльями, вся окутанная брызгами и пеной, пыталась взлететь. Ей почти это удалось и она оторвалась от поверхности, как из воды появилась длинная зубастая пасть морского существа и, схватив птицу, утащила вновь под воду. Только несколько перьев остались плавать на поверхности моря.

     – Вот и всё, – женщина смотрела, как перья пойманной птицы качаются на прозрачно-синей глади воды. – Было живое существо, а сейчас нет. Что потом, после смерти?

     – Тебя это снова волнует? Ты только начинаешь жить, а уже все мысли о смерти. Хватит ходить в чёрные храмы и смотреть эти древние фрески. Моя бы воля – всё бы убрал и разрушил эту мерзость до основания. Проклятый культ смерти.

     – Я не верю в их религию, но у меня есть право верить в то, во что я захочу. Культ смерти верит в смерть. Они верят, что там есть что-то лучшее, чем здесь и сейчас.

     – А кшатрии верят, что поедая печень и сердца обезьян, они впитывают при этом их энергию и силу.

     Егор поднял с плит пола упавшую накидку, напоминающую палантин. Он положил её на скамью, хотя его женщина даже не заметила этого. Она была так погружена в свои размышления, что просто коснулась его плеча, поглаживая его.

     – Одинокие, потерявшие смысл жизни горожане. Они достигли всего, что хотели, и тут – тупик, стена восприятия. Вместо работы, искусства, они сидят в полной меланхолии и смотрят на звёзды. Я же вижу сколько брахманов твоей касты пьют вино. Каждый вечер они напиваются и спорят. Они спорят обо всём: о неправильно положенной плитке возле Звёздного пилона, они спорят о качестве выловленной рыбы. Они размышляют, а нужно ли сменить голубой свет освещения города на жёлтый. Какая разница?! Кузул, что изменится при перемене цвета освещения? Тени на плитах мрамора?

     – Эмита, для них изменится! Моя любовь, моя жизнь, ты же знаешь, что поломать систему невозможно за один раз. Её можно только подтачивать. Я, мой дядя и мои единомышленники пытаемся это сделать, но пока большинство высших брахманов пребывают в меланхолии. Им ничего не нужно, кроме своих собственных слёз. До них невозможно достучаться, Эмита.

     Егор подошёл к ограде балкона. Он весь кипел от негодования. Как можно верить во всякую чушь, ночью устраивать эти оргии со светом и ныть эти песни. Он знал, что Эмита посещает эти сборища. Зачем? Они садятся в круг среди древних менгиров и поют. Посреди круга горит яркий огонь, и от него на менгирах пляшут загадочные тени. Они пытаются отогнать этим новый культ, взывая к богам. Культ Смерти, он был апофеозом странной религии, которая возникла примерно двести лет назад. В отличие от культа Жизни и Света, когда Солнце являлось центром верования, Культ Смерти рассказывал о холодной темени, о страшных ледяных пытках душ и о темноте, откуда можно было выбраться только в виде серых теней на свету. Только раболепно преклонившись можно было стать серой душой и спастись от забвения. Кузул в это не верил, Эмита в это не верила, но представления о том, как с этим бороться, у них различались.

     Женщина подошла к Егору и погладила его плечо. Он невольно дёрнулся, но как женщина, она знала что делать. Коснувшись губами его шеи она, лаская, целовала его до самых щёк, а возле губ остановилась и, не дотронувшись до них, отпрянула. Кузул потянулся вслед за ними, но Эмита показала, что она расстроена. Женщины умели вести разговор. Чувства им были – в помощь.

     – Не вини их. Они не ведают, что творят. Ты видел их глаза? Он же пустые.

     – Не винить? А эти призывы к самосожжению! И эта религия, как червь, как гниение, расползается среди нас. Эмита, пойми, нами словно управляют. Как я завидую примитивным. Они хоть не верят в эту чушь! Они считают нас богами.

     – Для этого и есть боги, чтобы управлять и подчинять, – она сделала шаг, как будто уходит, но почувствовав, как расстроен Кузул, резким движением вернулась и поцеловала Егора, Кузула, в шею и обняла, прижавшись к спине.

     – А я выбираю тебя и выбираю жизнь. И мне не страшна смерть.

     Внизу по набережной шла процессия. Люди были одеты в тёмные тоги с капюшонами на голове, словно боялись света. Они медленно шли по мраморным плитам и что-то бормотали себе под нос.

     – Выползли из своих нор, служители смерти! – злобно процедил сквозь зубы Кузул. – Как можно находить столько последователей?

     – Люди потеряли смысл в жизни, вот и идут в чёрные храмы, пытаясь отыскать его там, они ищут спасение. Да, Кузул, спасение.

     – Но это же неправильно!

     Кузул машинально сорвал несколько белых цветов за каменной оградой балкона и начал их мять. Женщина с тёмно-мандариновой кожей была печальна. Её любимый не понимает её, и они опять могут поругаться.

     – Любимый, ты же помнишь эти странные болезни, что выкашивают целые города, когда больные покрываются чёрными язвами. Даже все наши знания не смогли им помочь. Их что-то высасывает изнутри. Ты же видел как в смертных комнатах погружённые в тягучую жидкость с наркотическим настоем умирали брахманы? Им ничего не помогало, только наркотики, уменьшающие боль. Наши знания в травах, машины-саркофаги были бессильны. Это даже не болезнь была, что-то меняло тело изнутри. Мой любимый, ты видел тёмные пятна? Эти страшные части тел живых, которые жили своей, чужеродной жизнью? Ты видел, как тёмные руки, когда кожа налилась синевой, странно дёргались, словно их кто-то изучал, что можно с ними сделать? Как ими двигать, как хватать пальцами, как бить, сжав пальцы в кулак. Помнишь, Чичихайтука, твоего дядю, брахмана касты Штивцы, лежавшего в забытье? Он был слаб и опустошён, а его иссиня-чёрная рука двигалась, словно жила отдельно? Странная болезнь, а может и не болезнь вовсе? Фифийя, она касалась ноги прокажённого чёрной болезнью руками, она целовала его и осталась такой, как была. Её убила не болезнь, а толпа касты рабочих. Страх и невежество.

     – Эмита, не делай мне больно…

     Егор, или тот, кем он был, отошёл к стене дома. Выложенная снизу на уровне метра от пола керамическими коричневыми плитками, она утопала во вьющихся цветах. Для них в швы соединения плит были вделаны штыри с гребнеобразными расширениями. Цепляясь за них усами, вьюнки с салатовыми, алыми, белыми и розовыми бутонами величиной с кулак взрослого человека, росли и цвели.

     Успокоившись, он вернулся назад. Женщина по-прежнему была печальна.

     – После этого многие боятся за свою жизнь и за жизнь близких, – продолжила говорить она, – а эти тёмные служители смерти считают, что служа ей, можно избежать болезней, так как только чистый огонь может убить их. Они этим живут и верят в это. А вера – это страшная штука. Ты же сам знаешь, Кузул.

     Кузул молчал. Он понимал, что если он что-то скажет, не соглашаясь с нею, Эмита его всё равно не услышит. Она была погружена в себя и печальна. На её правом плече виднелась серебряная цепочка с рубином. Неужели опять ритуал Света против холодного пламени? Один из десяти ритуалов, к которым нужно было прибегать только в крайнем случае. Когда загорается светом большой кристалл в центре храма и жрецы и жрицы кричат: «Мы вознесёмся или падём?»

     Кузула передёрнуло. Нет выхода? Смерть? Совсем недавно, он прочитал в древних текстах о странных машинах, которые могли лечит всё. Они переписывали жизнь в организме, последовательность циклов и химических реакций. Он смог проникнуть в тайные библиотеки, изучить всё, к чему получил доступ. Вид оживающих мертвецов его ужасал и заставлял искать ответы и решения. Он провёл много времени, изучая древние манускрипты. Он пытался построить мифические машины и убеждался, что те, кто составлял эти чертежи, делали неточности специально, чтобы последователи, такие как Кузул с друзьями, не смогли воспроизвести эти механизмы. В чертежах были допущены такие ошибки что, только зная весь проект изначально, можно было их найти и исправить. Такие себе маленькие бракованные винтики огромного механизма. Поэтому он больше не верил архивам и только искал в них скрытый, зашифрованный смысл и находил его. Для жаждущих, древние механики оставляли подсказки, их нужно было только увидеть.

     Кузул вернулся к реальности. Его размышления прервал звук тревожного рога. Сидящий на башне дозора шита-кшатрии дунул в рог визама, предупреждая всех об опасности.

     Внизу медленно проходили тёмные фигуры. Их сторонились, многие горожане спешили уйти с их дороги и исчезнуть в зданиях, но были и такие, которые просто отступали в сторону и внимательно смотрели на процессию. Всё это происходило до тех пор, пока не появился отряд воинов в сверкающих латах, и командир не потребовал уйти с набережной. Солдаты боялись одетых в тёмные капюшоны жрецов и нервно сжимали трубки, висящие на поясе.

     – Говорят, что в своих храмах они убивают примитивных самым страшным образом. Они мучают их, жгут, потрошат ещё живыми, стараясь понять, что такое смерть.

     – Эмита, это только слухи. Никакие облавы на эти храмы не выявили там горы тел примитивных. Даже их следов. Они считают примитивных грязными и никогда не допустят их в свой храм.

     Женщина перестала обнимать Егора-Кузула. Она обиделась. Тот, в чьём теле сейчас находился Егор, это понял и повернулся к ней. Он подошёл к женщине и начал тихо гладить её по плечам, целуя в щёки.

     – Эмита, ты для меня всё. Ты даже не представляешь, как я тебя люблю. Вся моя жизнь – это только ты.

     – Я знаю, Кузул. Но всё-таки ты мне не веришь.

     – Тебе рассказывают всякие басни? Неужели ты можешь поверить брошенным? Я знаю, что ты часто летаешь за горы в город средних каст, откуда ты родом. Там тебе твои родственники начинают рассказывать всякие небылицы. Ты же знаешь, как слухи разносятся по городу. И про тебя шепчутся, что ты изменяешь мне. Нельзя верить всему, что слышишь.

     – А их раны, их страдания?

     Женщина дёрнула плечами. Она ещё была обижена. На горизонте медленно плыл корабль, распустив белые паруса. Вокруг него суетились чайки. Птицы думали, что этот корабль будет ловить рыбу и ждали своей подачки. Но это было прогулочное судно, а рыболовные суда выйдут на водную гладь только завтра.

     Кузул прижался к женщине. Она снова сделала вид, что ей это неприятно, но он поцеловал её в шею и ощутил вкус ароматических масел у себя на губах. Эмита тщательно ухаживала за своей дивной кожей, особенно если она оставалась открытой на солнце.

     – Они могут лгать. Как лгут возле храмов те, которые опустились. Почему бы и тебе не врать брошенным? Про страшные кровавые оргии, где рвут на части примитивных. Да, они для нас рабы, но не скот.

     – Ты такой наивный, мой любимый.

     Женщина улыбнулась. На фоне цветущих кустарников она выглядела божеством. Мохнатые шмели, пчёлы, даже осы-убийцы прилетали сюда, чтобы полакомиться нектаром этих цветов. Тем более, что кроме городов они нигде не росли. Их специально вывели жрецы храма цветов, чтобы аромат растений встречал жителей Параманхьятту с утра и провожал вечером. Здесь насекомых ждало пиршество нектара.

     – Я верю, что существуют чёрные мессы. Ты ведь видел, как заживо гниют горожане других городов, которые полностью поглотила вера в смерть.

     Егор не ответил. Он, или тот, в ком он находился, просто смотрел на набережную. Фигуры в тёмных туниках исчезли, и набережная зажила обычной жизнью. Вот по ней идёт горожанка. Красивая и статная женщина, вся одетая в золото. Особенно выделялись её серьги с кристаллами маута. Они светились даже при свете солнца, а ночью вокруг них играли световые блики. Эти кристаллы выращивались искусственно в очень небольших количествах и очень дорого стоили. За ней семенила примитивная рабыня на золотой цепи. Она испуганно озиралась вокруг и пригибалась, стараясь выглядеть меньше и незаметнее. Издали она казалась забитым несчастным существом, но Кузул внимательно осмотрел обнажённые руки примитива, лицо и выступающие из хламиды плечи. Нет, её не били, с ней обращались гуманно. Только ошейник и золотая цепь, которую держала хозяйка, выдавали в ней рабыню. Скорее всего, эта примитивная попала в рабство ещё в детском возрасте, так как она прекрасно адаптировалась. Её кажущийся страх был вызван скорее всего тем, что её при случае мог пнуть какой-нибудь брахман из высшей касты, если ему что-то в ней или в её действиях не понравится. Но вокруг все были заняты собой и на примитивную и её хозяйку никто не обращал внимание, а солдаты не могли наказать дикую девушку, если этого им не прикажет её хозяйка. Скорее всего, робость просто вошла в привычку у примитивной, и она пригибалась неосознанно, пряча свой взгляд.

     Егор, вернее тот, в ком он находился и чьи мысли читал, знал, что приручить примитивную невозможно, если бы она была поймана в зрелом возрасте. Можно пытаться, но из этого ничего не получится. Они скорее умрут от голода, покончат с собой, чем начнут служить. Несмотря на то, что они никогда не мылись, что едой им иной раз служило сырое мясо и безвкусные корешки, они имели гордость. А кроме гордости был ещё жуткий страх.

     Егор же видел, что рабыня была тщательно вымыта. Её косматые и такие густые чёрные волосы были не слипшимися, а собранными в хвост пёстрой лентой, а лицо было чистым без единой полосы грязи. Значит, примитивную приучили пользоваться водой.

     Под глазами её были заметны жёлтые полосы. Примитивные часто раскрашивали лица различными красками. Они считали, что так они становятся привлекательнее. Ещё были раскраски боевые и религиозные. Кроме виманов они боялись духов леса и страшных теней. Кузул часто слышал рассказы про эти тени, но считал это плодом воображения примитивных. Если примитивной позволили так приукрасится, значит хозяйка дорожит девушкой и позволяет ей маленькие вольности. Это было не частым явлением в городе высших брахманов. Спесивость и надменность высших жрецов и брахманов злили Кузула. Но так было заведено с давних пор.

     Он невольно вспомнил, как пахнут дикие примитивные. Этот запах, кислую вонь, можно было почуять за десятки метров. Как они вообще охотятся?! А в их пещерах стоит поистине жуткий смрад. Иногда кажется, что дышать там нельзя. Вонь от костра, старых шкур, кислый запах сырости и запах немытых тел создавали такую гамму, что Кузул выбегал оттуда сжимая нос. Отдышавшись, он возвращался обратно. Он хотел понять, почему его так тянет к ним? Может, наскальные рисунки? Кроме зверей он несколько раз видел тёмные силуэты людей.

     – Шаша-хара-мата, – говорил ему старик и указывал грязным пальцем. – Шута, шута вататахара!

     Это можно было перевести примерно как «тени умерших возвращающиеся к жизни, после захода солнца».

     Госпожа и её рабыня исчезли из вида, и теперь под балконом текла обычная жизнь города.

     – Ты голоден? – спросила женщина. – Я приготовила твой любимый хмельной напиток, мясо и фрукты. Идёшь?

     – Да, конечно.

     И тут Егора пронзил холод. Странно было чувствовать ледяное дыхание ветра, когда вокруг лето и кипит жизнь. Но это был настоящий холод, словно его тело лежало в холодильнике. И в этот момент он вышел из тела того, с кем разговаривала женщина. Вот он, Кузул, стоит перед ним. Высокий человек, со светлыми волосами, одетый в белые одежды. Лишь пояс, большой и широкий, сделанный из шкуры зверя и расшитый золотом, был единственным украшением в его одеждах. Ни золота на запястьях, ни серёг в ушах или золотого диска – символа принадлежности к брахманам-суэпитам – на груди.

     Он нежно гладил женщину. Она сняла диадему, и теперь он мягко почёсывал след, оставшийся от неё. Скорее всего, тяжёлое золотое украшение сильно натирало кожу. Они обнялись, и так в обнимку ушли через дверь. Она осталась приоткрытой, и Егор слышал дальнейший их разговор.

     – А может, Кузул, ты хочешь принять ванну? Я нагрела воду.

     – Эмита, ты меня соблазняешь?

     – А тебе не нравится? – голос женщины был кокетливым и притворно-обиженным.

     – Нет, моя любимая. Я всегда любил и буду любить только тебя.

     – Тогда не пугай меня своими снами, что к тебе приходит мраморная девушка с серебряными волосами.

     – А к тебе – безумец! Помнишь? – Кузул рассмеялся.

     – Он страшный, а твой ангел прекрасный, я приревную, – было слышно, что они балуются.

     – Эмита, только не надо…

     – Нет надо.

     Егора пронизывал холод, он начал дрожать. Это выглядело особенно странным в контрасте с жарким летним днём, царящим в городе, где насекомые лакомились нектаром цветущих растений, нагретые плиты дышали жаром, и воздух над ними струился маревом. Почему же ему так холодно?

     Он слышал, как Эмита с Кузулом ходят за дверями, что-то передвигают и после паузы навзрыд смеются. Егор боролся с холодом. Он стоял на залитом солнечным светом балконе и мёрз. Над его головой проносились странного вида летательные аппараты, похожие на бронзовые треугольники. Одни замирали, другие шипя скользили прочь. Город жил своей обычной жизнью, купаясь в тепле светила. Но Егору было так холодно, словно он вновь обрёл тело и очутился где-то во льдах. Как он оказался здесь, задавал он один и тот же вопрос.

     За резными дверями, утопающими в зелени и цветах, слышались голоса людей. Кто они, откуда? Это Земля или какая-то другая планета?

     После новой паузы послышался плеск воды, и девушка вдруг продолжила говорить серьёзным голосом:

     – Кузул, мне страшно. Дело не в девушке с серебряными волосами, а в том, что с тобой происходит, когда она уходит. Я про вторую часть твоих снов. Ты кричишь про огонь, про гибель. Ты просыпаешься в поту от этих снов. Может это из-за цветочного вина?

     – Эмита, ты преувеличиваешь проблему. Это просто следствие переутомления и больше ничего. Особенно после дебатов в Совете города. И дело тут не в девушке с серебряными волосами. Она приходила всего несколько раз и просто смотрела на меня. Нет, один раз она сказала что-то, всего несколько слов. Но я не помню их.

     – Но ты ведёшь себя как провидцы.

     – Моя любовь, неужели ты им веришь.

     Совершенно замёрзший Егор видел лишь изредка мелькавшие фигуры в проёме дверей. Они жили своей жизнью и делились с Егором только отголосками своих эмоций, их следами и тенями. Егор не понимал, почему он чувствует их. Словно это была чья-то память.

     – Разве? – послышался голос женщины. – Ты так кричишь во сне. Про огонь, погружение материка под воду. Про то, что наш город пылает и гибнет. Ты кричишь о гневе тех, кто за нами наблюдает. Как предсказывают провидцы.

     – Эти сошедшие с ума старики, – голос мужчин стал нервным, – которые сидят в окружении своих менгиров и дольменов?

     – Моя любовь, но они предсказали наводнение пятьдесят циклов назад.

     – Или им посчастливилось угадать. А сколько раз они ошибались, слушая звуки из круглых отверстий дольменов? Потерянная связь прошлого. Сколько раз они доносили дурную весть? Они пьют отвары из растений и вдыхают дым из жаровен. Что они варят и сжигают на углях? Какие травы? Они сходят с ума и потом заканчивают жизнь в криках и бреде. Нет, моя любовь, это не предсказания. И шёпот богов, который они якобы слышат, это не шёпот богов – это шёпот их воспалённого разума. Они все сошли с ума.

     – Они считают, что помнят кто мы и откуда появились. Что они видят прошлое и будущее.

     – Да? Ты в это веришь, – в голосе мужчины появились нотки разочарования. – Возможно, что-то они и видят, но это нам всем не помогает. Наши города перестают петь и дарить радость, они умирают, а предсказатели говорят только о Враге. Что он, мол, начал перерождать планету. И все эти болезни от него. Что за чушь? Почему примитивные не болеют? У них же нет иммунитета к большинству обычных болезней! Но при этом чёрные пятна на них не появляются и их тела не синеют. В чём тогда смысл их видений, если они не могут ответить на такой простой вопрос?! Да, они видят боль, смерть и не видят, как можно это предотвратить и спастись?

     Егор замёрз так, что, будь у него тело, оно уже покрылось бы инеем. Словно издеваясь, вокруг порхали бабочки и огромные шмели, всё цвело, и белые бутоны растений, похожих на орхидеи, только во много раз больше, так приятно пахли.

     – Кузул, моя любовь, зачем ты так себя терзаешь? Тебе ли не всё равно, что пишут Провидцы? – девушка была опять очень расстроена. – Ты веришь в науку и отбрасываешь тонкие материи.

     – Эмита, не плачь. Твои слёзы меня убивают. Они режут болью. Моя любовь, прости за резкость. И давай оставим Провидцев в покое.

     – Я просто не могу слышать по ночам твои крики. Ты кричишь, что горишь. А я боюсь, что наступит тот день, когда ты улетишь, и больше не вернёшься ко мне. Ты бы видел своё лицо в такие минуты. Я сделаю слепок умной глиной, чтобы ты понял, как мне страшно.

     Женщина показалась в проёме. Она смотрела печальными глазами на цветы и на бабочек, что порхали над ними в танце.

     – Я слышу твои крики об огне, который поджарит наш мир. Крики, что планета нас ненавидит и поглотит водной стихией. Я это очень хорошо помню. Ты не пьёшь настои Провидцев и не вдыхаешь дым от их жаровен. И не слышишь звуки дольменов и не ощущаешь вибрацию менгиров. А твои сны о других мирах? Откуда тогда они?

     – Эмита!

     Голос мужчины был просящим. Он тоже показался в тёмном проёме и обнял женщину за плечи. Этим жестом он умолял больше ничего не говорить на эту тему, и она поняла его и настала тишина. Егора продолжало трясти от холода. Вокруг словно призрачное сияние вспыхивали салатовые огни и что-то шевелилось в нём, как огромный червяк в кишках. Страшное и мерзкое чувство. Этот червяк что-то с ним делал. Он вернул ему страх, он вернул ему чувство холода и боязнь будущего. Это были такие земные и живые чувства, чувства живого человека. Но ведь он был мёртв. Его раздавил огромный грузовик по его желанию, по его выбору.

     Кузул и Эмита снова ушли вглубь комнаты. Егор захотел последовать за ними, но его ноги словно примёрзли к мраморным плитам. Их голоса стали глухими.

     – Кузул, ты недооцениваешь мощь дольменов. Боги общаются с нами с их помощью. Но только так, как им хочется. Словно они делают нам одолжение. Помнишь, как горел Иерихвин? Боги сказали, что на этом месте будет другой город, который падёт от мощи звука и название он будет иметь похожее – Иерихон. Ты в это веришь?

     – Нет, моя любовь, – слышался лёгкий плеск воды, словно тело медленно погружалось в жидкость. – Я верю не в смерть, а в твою и мою любовь. Она вечна. Даже после смерти она найдёт своё отражение в рисунках примитивных. Они узнают о ней и нарисуют её в своих картинах. Только нашу. Я вспомнил, что сказала девушка с серебряными волосами: «Любовь – это вечность».

     – Смеёшься?! Почему они вдруг будут нас рисовать? Они сидят в горах, в своих сырых пещерах, отвоёванных у диких зверей и едва согретых огнём костров. Почему? Почему они вдруг услышат историю нашей любви?

     – Потому что скоро начнётся время перемен, которое эхом докатится даже до самых отдалённых уголков мира. Я верю, что они про нас услышат. Они передадут это в легендах, сохранят нашу историю в своих песнях и сказаниях.

     – Ты всё-таки решился? – голос женщины стал тревожным. – Кузул, ты знаешь, чем это нам с тобой грозит? Это война. Поступок, который противоречит всем правилам. Если он тебе не удастся, нас убьют. Тебя объявят лидером заговорщиков и вне закона. Тебя не спасёт твой статус и неприкосновенность. Но я буду с тобой до конца. Я умру ради тебя.

     – Лучше живи.

     При словах влюблённых о пещерах холод только усилился. Егор представил себя в одной из них, закованной льдом и снегом, где даже воздух застыл от стужи. Он уже перестал слышать Кузула и Эмиту, их слова заглушал гул в ушах. И постепенно таял свет. Такое впечатление, что он был жив и просто засыпал от холода. Сначала апатия, а потом сон. И больше ничего. Хотя нет, ещё голоса. Они словно звучали в отдалении…

     – Ты сколько вчера выпил? От тебя разит перегаром на километр.

     – Ну отмечали День Рождения, и что?

     – Что, что? До утра что ли сидели?

     – Почти. Не дрейфь, в морг начальство не спускается. Брезгует. А там и перегар уйдёт.

     – Ну ты даёшь, философ.

     Егору хотелось остаться в этом цветущем мире, но этот мир таял, а вместе с ним, как сон, таяли такие странные люди: Кузул и Эмита. Он так замёрз, что заснул. И всё погрузилось во тьму. В которой были только вспышки салатового света.

     «Как я хочу стать нормальным, красивым человеком. Как я ненавижу своё уродство!»

     Это была его последняя мысль, перед беспамятством. Дальше был провал.

     …..

      Что такое морг знают многие. Но не многие в таких местах бывали. Большинство людей старались обходить эти одноэтажные строения стороной, а если попадали в них по необходимости, то держались как можно подальше от помещений, где вскрывали мертвецов. Ни шагу дальше приёмных. Были ещё студенты медицинских вузов, которых водили в такие здания по учёбе. Не многие сразу привыкали к запахам и видам морга. Особенно к тому, что хранилось внутри, в холодильниках. Морг встречал попадавших в него прохладой и тленным запахом. Этим запахом пропитались пол, стены, даже крыша здания, и его ничем нельзя было вывести. Не помогала даже хлорка.

     В морг зашли двое мужчин. Они быстро переоделись, одев белые медицинские халаты и синие колпаки на головы, и прошли во внутреннюю часть морга. Возле холодильников они остановились, общаясь. Стоя на коричневой плитке пола, они размышляли с чего начать.

     – Ну, Витя, что у нас тут? – спросил один из них. Другой закончил читать сообщение с телефона и, засунув аппарат в карман халата, ответил:

     – У нас четыре тела, – сказал он, показывая на второй ярус холодильников. – Тут неопознанный мужчина лет сорока с катастрофы на Броварском шоссе. Его раздавило всмятку, – человек улыбнулся, – вскрытие будет не из приятных. Далее женщина, тоже из той же аварии. Вроде, опознали. Затем – иссохшийся скелет человека. Найден в лесу.

     – Это как? – спросивший был явно не в духе. Его мутило от выпитого вчера алкоголя и шатало. Но он бодрился и пытался вникнуть в то, что рассказывал его коллега.

     – Ну и разит от тебя, Пётр! Посмотри на себя: вид помятый, щетина небритая...

     – Не сыпь мне соль на рану. Я же тебе объяснил: вчера был День Рождения у сестры. Посидели, выпили. Что такого?

     – Ничего. Вопрос: сколько выпили. Да и просидели до утра. Ты еле на ногах стоишь.

     – Я нормальный, то есть чувствую себя нормально, – Пётр глубоко вдохнул и выдохнул из себя воздух. Запаха тления он не чувствовал.

     – Да просто ты еле стоишь на ногах. Присел бы.

     – Витя, не драматизируй. Говорю, я в порядке, так что тут у нас?

     – Скелетированный труп. Найден случайно игроками в этот…, – человек запнулся. – Там шариками с краской стреляют.

     – Пейнтбол?

     – Ну да, он. Представляешь, – человек начал готовить стол к вскрытию, подкатил тележку с инструментами и включил направленное освещение, – играют две группы студентов. Бегают. Прячутся. И тут трое, два парня и девушка, такое хорошее укрытие находят: этакая ниша под раскидистым деревом, и корни, заросшие травой, от посторонних глаз скрывают. В общем, они прыгнули в эту яму и давай её углублять ногами. Ну тут под ногой девушки и хрустнуло. Наступила она на череп и раздавила его. Как поняли, на чём стоят, так мигом выскочили. Визг той девушки пол леса слышало, – мужчина потянулся так, что хрустнули пальцы на руках. – Вот так и нашли этого жмурика.

     – Понятно, а что в четвёртом?

     – Куски мяса. Даже непонятно что. Слышал, что утром случилось здесь?

     – Слушай, я утром еле встал. У меня голова гудит, о чём это ты? Начал говорить – колись уж до конца! – коллега рассказчика приложил лоб к холодной стали холодильника. Ему от этого полегчало.

     – Ну тут вроде магнитной аномалии что-то было. Люди падали в обморок, повсеместные головные боли, потери сознания. Наши врачи Октябрьки еле успевали принимать пациентов, хотя сами еле держались на ногах. Жесть, одним словом. В общем-то это длилось недолго совсем, потом попустило. А аварий сколько было на Шелковичной! С десяток машин врезалось. И у всех сердечные припадки. В общем, когда всё это разгребли, нашли эти куски мяса. Непонятно что это и откуда. Пока заморозили. Вроде СБУ заинтересовалось. Афанасий Емельянович ими займётся потом, когда вернётся с министерства. У них там экстренное совещание. Ну, ты будешь помогать, олух?

     – Не кричи, башка разрывается, – он помог коллеге передвинуть стол. – Сегодня будут студенты?

     Его коллега посмотрел на наручные часы и улыбнулся.

     – Ага, часа через два. Причём первокурсники.

     – Вот, блин, опять. Раковину им хоть покажи, а то блевать начнут на пол. И в обморок падать.

     – Это им повезло, что сюда направили. В медицинском институте Киева всегда была шара. Сам учился в нём. Видели бы они морг на периферии. Тут чисто и всё моют. Даже эту выпуклую плитку на стенах, а там полная жопа. Меня пару лет назад направили в район наводнения. В местный морг районного городка свозилось столько трупов, то их сваливали на пол грудами. Родственники увидев это вопили от возмущения, а что делать. Пришлось нанимать рефрижератор и туда сваливать. Вонь стояла такая, тебе не передать. Лето было, как сейчас. Жара, всё разлагалось. Подымаешь труп, а он колышется от газов. Весь раздут, только что из воды вынут и к нам доставлен. Молоденькие медсестры белели от вида этого, закатывали глаза и, шатаясь, выходили на улицу отдышаться. А нам всё приходилось делать самим.

     – Знаешь, Витёк, тут и сейчас запах – не амбре, а вид трупов не для слабонервных. Просто у нас профессиональная деформация. Ты бы слышал, что обо мне жена говорит. Она до сих пор к моей рабочей одежде не прикасается и требует, чтобы я её домой не носил. Мол, на работе не стирают в прачечной, нет электричества, стирай руками сам, хоть в умывальнике, но только не носи эту мерзость домой. А я уже привык к запаху. Ладно, с кого начнём?

     – Ну, смотри. Можем начать со скелета. Правда, придётся исследовать все его кости. Нет, лучше над ним судмедэксперты поработают. Это их пациент. Кстати, череп этого скелета увезла прокуратура. Её специалисты собираются склеить фрагменты для создания трёхмерного рисунка.

     – Да ну! – Пётр от удивления чуть не присел. – С чего это им так выпендриваться?

     – Годовая проверка на носу, так что будут стараться. Женщину оставим студентам. Она опознана. Придётся заниматься сорокалетним жмуриком. Надо его осмотреть и попытаться сделать экспертизу по состоянию тела. Зубы проверить, и нет ли в костях металлических вставок. Придётся писать полный отчёт и пробивать по базам. Его не могут опознать.

     – Что, совсем?

     – Документов при нём не было, а мобильный телефон нашли прямо под левым передним колесом грузовика. От него только блин раздавленной пластмассы и радиодеталей остался. Он последний из неопознанных.

     – Да, жесть. Я видел в новостях, что произошло на Броварском шоссе. Сколько там, двадцать пять погибших?

     – Вроде, да. Давненько такой мясорубки не было. Давай, помогай, – Виктор повернул ручку холодильника и, открыв её, выдвинул оттуда полку с телом. Возможно, тело было изначально накрыто простынёй. Но сейчас оно лежало нагим, а простыня неровной горкой находилась рядом.

     – И накрыть-то не смогли по-людски, всё сползло, – проворчал Пётр и помог коллеге переложить тело на каталку.

     Подкатив каталку к анатомическому столу, они вдвоём переложили холодное тело на нержавейку поверхности стола и перевели дух.

     – Странно, цвет тела розоватый. Не находишь? Нет бледности.

     – Да пёс с ним, с цветом, покурить бы, – мечтательно проговорил Пётр. – Удивительно, как всем наплевать на свою работу, если не сказать жёстче. Ну сколько нужно потратить сил, чтобы накрыть жмурика простынёй? Нет же, просто бросили покрывало рядом, словно спешили как на пожар. Уже и этого не могут сделать нормально.

     – Да вроде, накрыт он был правильно, полностью. Их привезла смена Григория, он в этом деле пунктуальный. Может, сползло покрывало при движении салазок?

     – Да, и духами побрызгали. Чувствуешь запах цветов? – Пётр снова тяжело вздохнул. Его по-прежнему мутило.

     – Чувствую, но уверен, это просто … просто, не знаю что, но не духи точно.

     – Не важно, быстро делаем своё дело и – завтракать. Кофе ужас как хочется! – Пётр сжал руки в кулаки несколько раз, разминая пальцы.

     Первый осмотр тела не вызвал радостных эмоций.

     – Слушай, а ведь закопают его в могилу, и он разложится до скелета. Был человек – и нету.

     – Слушай, кончай с этим. Ты меня достал такими шутками! Где инструменты для вскрытия?

     – Сейчас принесу.

     Витя прошёл в соседнюю комнату и принёс на металлическом поддоне инструменты. Они отливали холодным металлом в свете ламп. Поставив поддон на специальный выступ около стола, он проверил содержимое, пересчитал инструменты и начал надевать эластичные перчатки.

     – Ну, я готов, приступим, – Петру полегчало, когда спазмы желудка отпустили, и он почувствовал себя лучше, в нём появилась энергия к работе.

     – Что приступим? – съехидничал Витя. – На самом деле ты это должен делать сам. И вскрытие, и записи в блокноте. Так что, давай.

     – Витёк, ну ты же знаешь, что я с Дня рождения. Поможешь?

     Его коллега и друг посмотрел на просящего, перевёл взгляд на раздавленный беловато-жёлтый труп со странными розовыми пятнами и вздохнул.

     – В последний раз. Хватит мне отгребать от начальства из-за твоих душевных переживаний. Похмелье у тебя или что там ещё. Просто нужно до конца месяца сдать всем отчёты. Поэтому я помогу. Режь давай.

     Они осмотрели тело и Витя начал писать в блокнот:

     «Производится вскрытие тела неизвестного мужчины лет сорока, доставленного вчера, в 18-30 с Броварского шоссе. Предварительная причина смерти: смерть в дорожно- транспортном происшествии. Далее – ДТП».

     Человек остановился в раздумье и написал фамилии и инициалы свои и компаньона.

     – Ну что, всё записал? – спросил его Пётр.

     – Да, написал.

     – Тогда приступим.

     – Начинай с головы. Вскрытие черепной коробки.

     – А надо? Тут и так всё ясно. Вскрытие – просто формальность.

     – Чёрт с тобой, делай как знаешь.

     Пётр давно работал в этом заведении, поэтому, несмотря на похмелье и дрожащие руки, он уверенно сделал скальпелем глубокий надрез от шеи до живота.

     – М-да, похоже этого жмурика женщины не баловали, – сказал Пётр, разглядывая тело. - Смотри, сколько у него проблем с позвоночником. Явно выраженный сколиоз. Плюс искривление таза и старая грыжа. Доходяга и всё тут.

     – Посмотри на себя, тоже мне красавец! – его друг усмехнулся, записывая данные в блокнот. – Геракаклом можешь ты не быть, а Аполлониусом быть обязан. Твои слова. Что-то не видно, что ты регулярно посещаешь спортзал. Так что хватит ехидничать и работай. Что там у нас?

     Пётр раздвинул кожу и взялся за пилу. Он собирался распилить раздавленную грудную клетку. От удара она вмялась, раздавив лёгкие, печень и сердце. Часть обломков Пётр удалил, но несколько рёбер нужно было распилить, чтобы добраться до внутренних органов.

     – Да всё очень даже хорошо. Раздавил его грузовик в лепёшку. Сам посмотри: рёбра деформированы и пробили лёгкие. Печёнка почти превратилась в месиво. Желудок совсем плох, он явно пустой, но всё равно наполнен странной жидкостью. Слушай, ну не могу я! Чувствую запах цветов и всё тут!

     – Тебе это кажется с похмелья, работай, – ответил Витя.

     – Да ладно, это же не чёртики на стенах, как при белочке. Серьёзно, стойкий цветочный запах от трупа. Такой удивительный аромат. Я даже не могу его идентифицировать. Роза, ни роза. Может, лилии?

     Его коллега подошёл к телу и нагнувшись втянул воздух ноздрями. С секунду он размышлял над тем, что почувствовал, а потом, выпрямившись, ответил:

     – Да, согласен. Пахнет цветами. Отправим-ка образцы его тканей на химическую экспертизу. Интересно узнать, что в них выделяет такой запах.

     Пётр продолжил вскрытие. Он раздвигал артерии, откуда выступала тёмная тягучая субстанция. Копаясь в печёнке, он обратил внимание, что она имела поражения многократного отравления. Скорее всего, этот человек много пил, особенно в последний год жизни.

     – Бедняге просто не повезло. Не в том месте. Не в то время. Странная вся эта авария, не находишь, Витёк?

     – А что странного? Авария, как авария. Один болван решил проскочить, но не смог, а другой болван нёсся на скорости. Они и встретились.

     Свет мигнул, и на секунду Петру показалось, что тело светится зеленоватым светом.

     – Ты видел? – спросил он у Вити.

     – Что?

     – Свечение тела?

     – Пить надо меньше. Ещё чёртики с тел прыгать начнут. Хватит с нас ароматного запаха и розовых пятен.

     – Но это не краска и не грим, – Пётр потёр рукой бедро мертвеца, где часть кожи выглядела, как кожа живого человека. – Холодная, но мягкая. Нет следов замораживания. Нет, ну ты видел свечение?

     – Блин, не видел, я же тебе сказал.

     Виктор был раздосадован. Он исправлял то, что написал в блокноте минуту назад. Нет, он действительно это написал своей рукой? Странные закорючки? Мгновение назад он поскользнулся на плитке и едва удержался, схватившись за стол для вскрытия. Ему вдруг показалось, что металл был горячим, но он ничего не сказал Петру. Нечего его было дразнить своими ощущениями. Он и так весь фонтанировал видениями. Взять хотя бы эти салатовые вспышки. Впрочем, запах цветов Витя тоже чувствовал и никак не мог отыскать его источник. Неужели всё-таки этот запах исходит от трупа? Невозможно!

     – Очень смешно. Видно показалось, – Пётр остановился, рассматривая тело.

     – Кажется, не кажется – давай, работай. Мне через час нужно быть в операционной.

     Пётр допилил грудную клетку и раздвинул рёбра с едва слышимым хрустом. Осмотрев открывшуюся картину, он сказал коллеге:

     – В общем, так: предварительный осмотр тела после вскрытия показывает, что человек умер в результате механического воздействия автомобиля, который…

     – Что это было? – спросил Витя, прекратив писать.

     – Не знаю. Показалось. Стук, вроде. Только не сходи с ума.

     – Ты о чём?

     – Ну как же. Слышал звон на колокольне церкви на нашей территории. Как там её?...Церковь архистратига Михаила.

     – И что, что с этой церковью?

     – Сплошные странные события, как и всё вокруг больницы, – Пётр рассматривал внутренние органы тела, отмечая повреждения.

     – Петя, у меня нет времени расспрашивать тебя и играть в игры недомолвок. Я сейчас всё брошу и уйду, и делай вскрытие сам!

     – Ладно, ладно, – Пётр улыбнулся. – Когда всё это случилось утром, послушка в этой церкви забрался на колокольню и давай звонить. Еле его отцепили от канатов. Лошадиную дозу успокоительного вкололи, а он всё кричал и кричал: про ангелов, которые спускаются с небес и про огонь колонны света. Его сегодня перевозят на Фрунзе.

     – Жесть, совсем умом тронулся пацан, – Виктор скрипел простым карандашом в журнале вскрытия. – Магнитная буря не влияет так на человека.

     – Он круглый сирота. Он не помнит своих родителей и очень долго недоедал в девяностых. Я с ним встречался. В его глазах такая боль... Странный человек. Иногда спрашивал, что я чувствую, вскрывая мертвецов, – Петя улыбнулся. – Да ничего не чувствую. Это моя работа.

     – Только ты её плохо выполняешь, особенно с бодуна. Что там с лёгкими? Описывай повреждения.

     – Лёгкие пробиты в трёх местах, части рёбер… Слушай, а посмотри на его открытые глаза, как будто они живые, тебе не кажется?

     – Нет, не кажется. И отпечатков смерти там тоже нет. Это ещё Шерлок Холмс доказал, – Виктор улыбнулся. Карандаш скрипел и строчки лились из-под серого грифеля.

     – Вот он лежит на столе, мы его вскрываем. И кому от этого холодно или жарко? Ведь он не опознан. Значит, никто из родных не знает, что он здесь. Никто, даже его девушка, если она есть. Чего не скажешь, глядя на его член.

     – Хватит язвить! То же мне, красавец! Это тебя тоже с бодуна так понесло? С чего это ты так к трупу привязался, неужели запах цветов подействовал?

     Пётр не ответил, копаясь в теле умершего. Он правой рукой доставал с подноса медицинские инструменты, щипцы и зажимы. С лязганьем металла о металл рылся в них, отыскивая нужные. Потом менял их и долго рассматривал отдельные части тела.

     – Пиши. Смерть наступила в результате сильного внешнего механического воздействия. Рёбра сломаны, внутренние органы отбиты и раздавлены. Полученные травмы несовместимы с жизнью. Смерть наступила мгновенно. Отдельно…

     Опять послышался странный стук, словно кто-то стукнул по плитке стены. Пётр поднял глаза и осмотрел морг. Странный инородный звук, откуда он исходил? Вокруг на стенах была всё та же белая выпуклая плитка с отбитыми краями. Пётр сфокусировал внимание на дальнем, тёмном конце помещения. Нет, это просто тень шкафчика на стене. Но стук он слышал. Он точно его слышал, как будто кто-то с силой ударил кулаком по плитке, но кто? Опять страшилки из морга? Оживающие трупы. Он сам их придумывал и рассказывал во время застолий. Он пугал ими студентов-новичков, которые потом шарахались от любого шороха.

     Снова удар по стене, но теперь позади них. Оба врача резко обернулись. Никого. Им стало не по себе.

     – Что это было? – спросил Пётр. – Это что, кто-то стучит по стенам?

     – Ты у меня спрашиваешь? Я тебе что – экстрасенс? Продолжаем.

     Его друг заметно нервничал и начал неосознанно жевать губы.

     Пётр начал отделять внутренние органы. Крови почти не было, только тёмные сгустки, которые он смывал водой из шланга. Всё было как всегда. Человек умер в результате ужасного удара, который смял и деформировал его тело. Только сердце среди раздробленных рёбер, среди обломков костей, пробивших лёгкие, выглядело целым и невредимым.

     – Странно, – проговорил Пётр. – Его сердце должно было сместиться вправо. Витёк, видишь, удар слева вниз, как видно из деформации рёбер. Этот удар должен был оторвать сердце от вен и артерии и вдавить в лопатку.

     – Ну, всё может случиться. Помнишь того старика, который…

     Он не договорил. Снова раздался это стук. Теперь он не был таким далёким, а слышался здесь и сейчас. Теперь он не доносился от стен, он доносился от тела.

     – Это его сердце, – тихо пролепетал Пётр. – Это его сердце.

     – Может, спазмы, – его друг Витя отложил блокнот и карандаш. – Такое бывает.

     – Какие спазмы? Его в морг доставили вчера, он ночь пролежал в холодильнике. Какие спазмы?!

     Оба патологоанатома всматривались в раскрытое тело человека. Всё было как всегда. Серо-жёлтая кожа, трупные пятна, где скопилась и загустела кровь, холодные органы, в которых уже не теплилась жизнь. Кроме запаха цветов и странных розовых пятен, тело сорокалетнего мужчины, со всеми его недостатками и отклонениями, было мёртвым. Оно столько времени пролежало в холодильнике, что не могло быть живым. Это просто невозможно.

     – Слушай. Может, я перегара от тебя надышался? – спросил Виктор. – Или ты надо мной прикалываешься? Если прикалываешься, будешь потом работать один. Я тебя, бля, никогда не прощу. Хватит с меня твоих приколов, понятно?

     – Да нет, это не я, – Пётр выглядел таким же растерянным, как и его друг. – Мне так плохо, что прикалываться не хочется. Знаешь, когда такое жёсткое похмелье, меня всего давит и голова кружится. А ещё блевать хочется. И вот тут я вдруг решил над тобой поприкалываться? Витя, мне не до шуток.

     – Значит эти посторонние звуки не твоих рук дело?

     – Клянусь…

     – Да мне до нижних полушарий твои клятвы! Насмотрелся. Ты, или не ты?!

     – Не я, Витя, точно не я! – в глазах коллеги Виктора был неподдельный страх. – Давай закончим всё побыстрее. Мне что-то холодно стало.

     – Ладно, продолжим, – его друг снова взял в одну руку блокнот, а в другую карандаш.

     Пётр взял с поддона щипцы и склонился над телом, и в этот момент сердце мертвеца вновь сократилось. Из открытой артерии брызнула густая тёмная жидкость.

     – Ё-моё!!! – взвизгнул Пётр и отпрянул.

     – Что такое? – спросил Виктор. – Что ещё?

     – Его сердце, – тихо сказал Пётр.

     – Что сердце?

     – Оно бьётся. Оно живое.

     – Не пори чепуху. Этот доходяга мёртв уже… ммм… – он в уме начал считать, – …около пятнадцати часов. Доставили вчера в восемнадцать тридцать, а начали мы вскрытие в девять ноль-ноль сегодняшнего дня. И всё время он был в холодильнике. Так что, если он и был живым, то давно поме…

     Сердце вновь сократилось, и из артерии вылетела новая порция тёмных сгустков крови. Теперь оба патологоанатома замерли и раскрыв рты смотрели на мертвеца.

     – Посмотри на его кожу, – тихо прошептал Пётр. – Желтизна исчезла. Кожа серая, но не жёлтая. А эти пятна, они ещё больше порозовели. Что это?

     – Откуда я знаю?! Я никогда подобного не видел, – сказал Витя, отступая от стола. Лежащее на нём тело издавало странные звуки. – Надо сообщить начальству. Это всё из ряда вон выходящее.

     – Нас же сожрут с костями! – тихо, но очень эмоционально прошептал Пётр. – Ты представляешь последствия?

     Вскрытое тело на столе теперь не казалось им просто телом. Распиленная и раскрытая грудная клетка, раздавленные органы и кровь, стекающая вниз на нержавеющий поддон. И странный стук. Сначала он вроде был возле стен, около холодильников, но теперь сместился к самому телу, словно кто-то проверял, а живо ли оно.

     – А это мы принимали тела в морг? Мы три показателя проверяли: дыхание, пульс и работу сердца? Этим занимается скорая. Если тело живо, не мы в этом виноваты.

     – Плевать! Ты что, не понимаешь? Не будут спрашивать с того, кто привёз тело, а будут спрашивать с нас, почему не проверили пульс, почему… бля!!

     Снова сердце сократилось, словно оно хотело жить. И через минуту оба патологоанатома увидели, как лежащее просто так, отрезанное от артерии сердце начало сокращаться, а артерии нашли место среза и странным образом вернулись на своё место. А вены продолжили выбрасывать сгустки запёкшейся крови, словно тело избавлялось от неё, как от ненужного объекта.

     – Ты тоже это видишь, или у меня жёсткое алкогольное отравление, только я вижу не белочек, а этот бред? – тихо спросил Пётр. Его руки дрожали и зажатые в них инструменты позвякивали. Он уже забыл про них, глядя на происходящее.

     – Да какие белочки? Сердце бьётся.

     Сердце трупа, лежавшего на столе для вскрытия, жило и билось. Оно перекачивало что-то, что никак не могло быть кровью, так как её свернувшиеся остатки выталкивались из ран на теле и из разрезов вскрытия. Но сердце билось. Оно сокращалось, приобретая всё более естественный красноватый оттенок. Неведомо откуда в артериях появлялась алая жидкость, и когда из вен был вытолкнут последний сгусток, они соединились с сердцем и образовали замкнутую цепь, как у живого человека.

     – Ай! – взвизгнул при этом Виктор, выпуская из рук блокнот.

     Мертвец оживал, не было сомнения. Он оживал!

     – Звони Афанасию Емельяновичу, сейчас же.

     – Но он же в министерстве.

     – Я сказал, звони! – голос Вити перешёл на крик. Он неотрывно смотрел, как бьётся сердце. Так может биться сердце только живых людей. Он столько раз видел такое на операционном столе, но не в морге же!

     Дрожащими руками Пётр нащупал мобильный телефон и не с первой попытки нашёл в адресной книжке нужный номер. Несколько раз его сбрасывали, но он снова и снова набирал номер, пока на другом конце провода не послышался резкий, раздражённый голос:

     – Да!

     – Афанасий Емельянович, это Пётр Антонович из патологоанатомического отделения.

     – Да!

     – У нас ЧП.

     После этих слов в трубке повисла долгая пауза. Вероятно, собеседник Петра куда-то уходил, чтобы его не подслушали.

     – Да, что там у вас?! Нашли время звонить!

     – У нас труп ожил.

     – Что? Это шутка? Сегодня не первое апреля!

     – Нет, Афанасий Емельянович, это не шутка.

     – Та-ак, – в голосе заведующего больницей появились нотки тревоги. – Как ожил?

     – Вот так, ожил. Сердце бьётся, нормализуется кровяное давление, тело приобретает розовый цвет. Он ожил.

     – Вы в своём уме? Вы что, напились вчера?

     – Афанасий Емельянович! Вы что, думаете, мы вдруг решили поиздеваться над Вами?!! Он живой! Боже!

     Виктор и Пётр смотрели, как лёгкие, раздавленные грузовиком, начинали распрямляться. Труп ещё не дышал, но было видно, что он готовится к этому.

     – Я ипу! – пискнул Пётр, отпрыгнув и едва не снеся другую каталку, что стояла у стены. – Что это?

     После этого возгласа собеседник на другом конце мобильной связи понял, что это не шутки.

     – Ничего больше не делать и никому ничего не говорить, я еду.

     Голос заведующего стал жёстким и холодным. После этих слов он повесил трубку. Оба патологоанатома неотрывно смотрели на тело на столе. Страх подсказывал им, что нужно бежать, но любопытство останавливало. Тело жило. Сердце билось, и лёгкие почти приняли прежний вид. Они вытолкали из себя осколки рёбер и теперь начинали конвульсивно сокращаться, словно вспоминая, как нужно дышать.

     – Может это всё из-за событий сегодняшнего дня? Бой колоколов, сердечные припадки, инфаркты и головные боли возле больницы? Ты видел, сколько произошло аварий? Может это следствие? – тихо прошептал Пётр. – Сегодня столько по скорой поступило пациентов, что просто страшно стало…

     – Бежим? – предложил Витя, и они оба быстро, скользя ногами по полу, выскочили за дверь и, закрыв её, попытались отдышаться. Сидящая в приёмном отделении грузная женщина с удивлением посмотрела на обоих.

     – Что, опять призраки мерещатся? – усмехнулась она и вновь склонилась над бумагами.

     Ей никто не ответил. Отдышавшись и придя в себя от увиденного, оба патологоанатома прислушались. Из-за двери не слышалось ни звука.

     – Ребята, я вас спросила. Что случилось? – женщина, не поднимая головы от бумаг, настойчиво стукнула пальцами о стол. – И, пожалуйста, не надо изображать на лице ужас. С меня достаточно уже ваших дурацких приколов.

     – Там мертвец ожил, – тихо выдохнул Пётр.

     – Ага, как три года назад из холодильника выползла тень. Ваши шутки устарели. Придумайте что-нибудь поинтересней.

     Но Виктор и Пётр не смеялись. Они выглядели настолько напуганными, что женщина перестала писать и посмотрела на них.

     – Я же сказала, хватит меня разыгрывать! Мне достаточно было прошлого раза. Ясно? Надпись на двери видели?

     Они оба знали, что там было шуточное объявление: «Мертвецам выход запрещён».

     – Клара Ивановна, но это не шутки. Там действительно ожил мертвец, – тихо выдавил из себя Витя.

     – Ага, он ходит и просит завтрак?

     – Да нет!!!! – крик Петра был таким громким, что Клара Ивановна вздрогнула. – У него сердце запустилось и лёгкие!!!

     Только сейчас женщина поняла, что происходит нечто иное, чем обычный розыгрыш. Она подошла к двери и прислушалась. За дверью стояла тишина. Так и слушали они все тишину, пока входные двери не распахнулись, и не показался грузный человек в очках лет пятидесяти.

     – Афанасий Емельянович, – выдохнул кто-то из присутствующих.

     Человек отмахнулся от них и зашагал через комнату. Он подошёл к двери, внимательно посмотрел на персонал морга и, распахнув дверь, зашёл во внутреннее помещение. Остальные с опаской последовали за ним.

     На столе лежало тело человека. Оно настолько изменилось, что Пётр и Виктор его просто не узнали. Раздавленные кости черепа срослись, седина с волос исчезла, теперь это была густая тёмная шевелюра. Глаза были закрыты, но веки подёргивались. Кожа светилась здоровым румянцем, а губы… Ещё час назад они были белыми и безжизненными. Теперь они наливались краснотой, словно кто-то тщательно их подправил помадой. Длинный разрез вскрытия стал упругим. Кожа не была больше мёртвой материей, края разреза приподнимались, стараясь срастись. Сердце билось. Его было хорошо видно сквозь восстановившуюся грудную клетку. Даже все мелкие царапины исчезли, словно человек лежал не в морге, а на операционном столе.

     Афанасий Емельянович побледнел, на лбу выступила испарина, но на лице не дрогнул ни один мускул.

     – Журнал, – выдохнул он. – Приёма.

     Женщина протянула мужчине тетрадь формата А4. Тот полистал страницы, нашёл нужную запись, вновь посмотрел на тело, а потом тихо выдохнул.

     – Зашивайте быстрее, – проговорил он. – Все документы по телу – на мой стол. Его, – он глазами указал на тело, – в палату интенсивной терапии, и… – он ещё раз посмотрел на подчинённых, – ни слова персоналу! В ваших же интересах!

     Он принюхался к Петру и сжал правую руку в кулак:

     – Ну, если это твоя ошибка!

     – Я клянусь, я только сегодня на работе, а труп привезли вчера.

     – Лучше, если бы это было так. Если соврал,…

     Афанасий Емельянович не договорил и, развернувшись, направился прочь. Он тоже был ошарашен увиденным. Он прекрасно понимал, что даже с похмелья его подчинённые не могли так ошибиться. Тогда что это? И как это связано с утренним безумством? Почему цветок на окне его кабинета, который засох давным-давно, а выбросить его на помойку всё не доходили руки, сегодня зацвёл белыми цветами, которые так сладко пахли. Как пахли цветы, которые выращивала его мать. Такой же, почти забытый запах. Что это, совпадение? Заведующий не знал, но он хотел в этом разобраться.

     Глава 11

     Жара над городом стояла невыносимая. Птицы прятались от неё в кронах деревьев, насекомые собирались тучками над лужицами от кондиционеров и пили живительную влагу, а умные вороны и их дальние родичи – сороки просто садились на дренажные трубки кондиционеров и пили прямо из них, засовывая клювы в отверстие пластика. Асфальт накалился так, что плавился. Прохожие, идущие по тротуарам, ощущали этот жар сквозь тонкие подошвы летних туфель или шлёпанцев. В некоторых местах, где дорожные службы, решив сэкономить, нарушили состав асфальта, ноги липли к тягучей массе смолы. Прохожие ругались, ругали дорожные службы и осторожно обходили такие места.

     Был знойный день августа. Все, кто мог, старались уехать из города, подальше от жары бетонных джунглей и раскалённого асфальта. Кто на дачи, кто просто на природу. Самым желанным было найти водоём. И хотя пруды и заводи нагрелись так, что купаться в них было всё равно что плавать в подогретом супе, люди радовались даже этому. Лишь бы не душный зной и пыль города.

     Кто-то поскорей отправился в свои коттеджные городки. В этих элитных оазисах можно было отдохнуть от жары, покупавшись в прозрачном бассейне и попив пива на прохладной террасе.

     Чёрный «Рендж Ровер» свернул с окружной Обуховской трассы и выехал на второстепенную дорогу. Если окружную трассу ещё ремонтировали, то дорога, по которой сейчас ехала машина, была сплошь в ямах и трещинах. Проехав по ней метров пятьсот мимо заросшего осокой и тростником озера с одной стороны и кривых акаций – с другой, машина свернула влево и остановилась перед воротами въезда в коттеджный городок. Эту машину охранники хорошо знали, поэтому пропусти без расспросов и задержек.

     Зимой городок был пустынен. Жизнь замирала в нём. Но летом всё было по-другому. Зеленели политые автоматическими поливными системами лужайки, красивыми пушистыми столбами высились туи, каждый дом был окружён садом или зеленью кустарников. Особенно красиво смотрелись вьющиеся розы. Во дворах копались хозяева, и прямо на траве среди разбросанных игрушек резвились маленькие дети. Детвора постарше каталась по асфальтированным дорожкам по всей территории городка на велосипедах и электромобилях, поэтому водители машин, въезжавших на территорию городка, ехали осторожно. Они останавливались возле каждого поворота и внимательно осматривались.

     Сразу было видно, где жили очень богатые люди. Территория вокруг их шикарных коттеджей всегда была идеально ухожена, деревья подстрижены, на огромных верандах стояли живые цветы в горшках и колыхались на ветру занавески, скрывая обитателей от любопытных взглядов. Возле некоторых таких домов стояли машины охраны, «кубики» мерседесов со спецсигналами, и время от времени люди с собаками делали обход территории. Но таких жителей было, слава богу, мало. Остальные просто жили и наслаждались жизнью.

     Машина проехала несколько заброшенных домов. Хотя за территорией участка ещё ухаживали нанятые садовники, но сами дома выглядели запущенными. У них отваливалась штукатурка, под крышей вили гнёзда ласточки, а окна были серы от грязных стёкол. Видно у хозяев были дела поважнее ухода за загородным домом.

     Сидящая возле водителя девушка посмотрела на ближайший белый двухэтажный дом, который давно никто не ремонтировал, и её глаза вспыхнули блеклым светом и погасли. Сканирование здания выявило причину того, почему дом бросили. Хозяева решили в подвале сделать бильярдную, хорошо её обустроили, затратили много денег, но каждую весну вода поднималась и полностью затапливала помещение. Нужно было потратить ещё немало денег, чтобы обнести подвал здания водоизолирующим материалом, но хозяева дома так и не собрались это сделать.

     Машина остановилась около ворот. Справа от дороги темнело большое озеро, раскинувшееся прямо посреди городка. Хозяева некоторых примыкающих к озеру участков сделали небольшие набережные со ступенями, уходившими прямо в воду. Но те, кто приехал сейчас на машине, ни разу не видели, чтобы кто-то спускался по этим ступеням. Равно как и ни разу не наблюдали отдыхающих на песочном пляже, который компания-застройщик специально оборудовала на берегу. Пару раз в беседке, возвышавшейся над пляжем, сидели мамы, читая книгу и убаюкивая спящих в колясках младенцев. И всё. Все жители коттеджного городка предпочитали купаться в своих чистых бассейнах. Да, ещё оставалась рыбалка, но те, кто купили дорогие дома в этом посёлке, не очень жаждали ловить рыбу. Ловить рыбу пытались нанятые рабочие, приезжающие сюда на заработки. Их старенькие «Жигули», «Фольксвагены» и 20-летние «бусики» сильно выделялись на фоне дорогих машин жителей городка. Строители старались вести себя тихо: где строя баньку, где отстраивая новый дом по проекту хозяина на купленном участке. Но ловить рыбу никому кроме жителей коттеджного городка не разрешалось, поэтому удочки охрана находила и ломала.

     Девушка вышла из машины. Она теперь не прятала своё лицо, как раньше, притворяясь грузной женщиной. Всем вокруг было наплевать кто, куда и к кому приехал. Дорогая машина, золотые кольца на пальцах, сверкающее бриллиантами колье были самым действенным пропуском в этот мир.

     Она подошла к озеру и улыбнулась. По её мысленному приказу из тростников выплыли утиные семейства и быстро поплыли к ней. Они, крякая, вышли на берег и начали перетаптываться рядом, внимательно поглядывая на девушку. Она знала, что в доме напротив в неё безумно влюблён шестнадцатилетний парень. Сканировав дом, она получила на экране перед глазами маркеры живых обитателей дома. Мама парня была на кухне и что-то готовила. Ей помогала служанка. Его отец лежал в гостиной и смотрел телевизор, а парень наблюдал за ней в телескоп, который ему подарили в этом году на День Рождения. Он наивно полагал, что она его не видит. Он прятался за раскидистыми кустами гибискуса, растущими возле окна, и следил за каждым её шагом и выражением лица. А как ему нравились её светлые волосы! Они были пушистыми и живыми. На них не было отпечатка химии. Она не раз сканировала его эмоциональную составляющую ради забавы, чтобы аналитическая система выдавала наиболее заинтересовавшие его участки её тела. Странно, но грудь и попа были не на первом месте, словно он стеснялся на них смотреть. Это было так не похоже на то, с чем она сталкивалась повседневно. На вечеринках, где девушке приходилось бывать, именно на этих частях тела останавливали взгляд парни. А здесь было другое. Как он пожирал её глазами, а знал бы он, откуда она и кто она на самом деле. Вот сейчас, ментальным контролем заставив бегать вокруг себя уток, хотя они никогда и ни к кому так не приближались, она увидела, как фигура парня возбуждённо зашевелилась. Он не мог поверить увиденному и искал свой мобильный телефон, чтобы снять это на камеру, но это не входило в планы девушки и, отпустив уток, она зашагала прочь. Её спутник как раз загнал на территорию машину, где уже стояли чёрный BMW Х5 и спортивный белый «Лексус», и твёрдым шагом направилась к входной двери дома. Она знала, что их ждали, но хозяева не любили перенимать местные обычаи встреч, с сюсюканьем и обниманием. «Мёртвые подразделения» старались быть аскетичными. Лишние эмоции, пусть и наигранные, им были не нужны.

     Когда девушка ушла, и парень, закрыв машину, хотел было последовать за ней, из-за поворота, где разворачивалась стройка сауны, вышла женщина с коляской. Это была гувернантка, которая вывезла на прогулку больного мальчика. Он был психически болен, у него была ярко выраженная олигофрения. Парень на секунду задержал на нём взгляд. Ребёнку было одиннадцать лет, он знал это точно, так как сканировал его ещё полгода назад. Система выдала его генетическую карту и указала на дефектные гены. Он также знал, как страдали его родители, когда у них, здоровых папы и мамы, родился такой ребёнок. И никто из врачей не мог объяснить, из-за чего это произошло. Даже сканеры и аналитические компьютеры, встроенные в Свесика, не могли точно указать на причину генетического сбоя, словно что-то вторглось в хромосомный ряд и изменило пару генов. Компьютеры выдали три возможных ответа: радиоактивность фона, генетически изменённые продукты и бытовая химия. Свесик не раз наблюдал, какие агрессивные компоненты используют земляне в своих моющих средствах и порошках, при их-то слабом генетическом рисунке.

     Женщина медленно катила коляску по асфальту. Ребёнок мотал из стороны в сторону головой и, сжав в кулаки свои худые пальцы, прижал руки-костяшки к груди. Накормить его было целой проблемой. Свесик отвернулся. Он прекрасно понимал, какие чувства испытывают родители, когда кто-то так пристально смотрит на их больного ребёнка. Генетический модификатор мог исправить эту болезнь в считанные минуты, но агентом было запрещено вмешиваться в жизнь землян. Поэтому Свесик просто смотрел как больного мальчика увозили прочь.

     После Свесик обошёл дом и оказался напротив обширной лужайки, изрезанной каменными дорожками. В палисаднике буйно цвели розы. На другом участке была очень красиво оформлена альпийская горка. Вокруг жужжали пчёлы и шмели, порхали бабочки. По небу с писком носились ласточки, а в кронах деревьев возились воробьи. С удовлетворением Свесик увидел, что с соседнего полузаброшенного участка к ним проникли кроты. Когда два года назад, он оформил через банк «Кредит Конфьянс» аренду этого коттеджа, он даже не думал, что возникнут подобные трудности. Оказалось, что данная планета была полна сюрпризов. Поселившись в доме, они построили свою жизнь под схему жизни в Альянсе. Но это оказалось их ошибкой.

     Он смотрел на спортзал, который был выстроен вдоль забора, напротив тыльной стороны дома. Хотя само одноэтажное здание было построено и закончено, наполнить его тренажёрами у хозяев не хватило времени. Он так и остался пустым. Справа от него была хозяйственная комнатка, где хозяева хранили свой инвентарь: запасные лампы, грабли, лопаты, вёдра. Туда же «Мёртвые подразделения» поместили своих роботов, которые должны были следить за участком и выполнять ремонтные работы. И в этом-то и скрывался подвох: «крабы» ремонтировали вышедшие из строя газовый котёл, поливную систему, следили, чтобы кроты не испортили травяной ковёр лужаек. Даже в летний зной участок сиял сочной зеленью без единого погибшего растения.

     Для отвода глаз был нанят садовник, который и заметил, что участок странным образом избегает всех напастей, терзающих соседей. Здесь не было и в помине кротов, газовый котёл для обогрева никогда не ломался, и поливная система работала как часы, не требуя перенастройки. А ещё интересней была вода в бассейне. Ночью, без подсветки, она светилась.

     Человеческий фактор – сарафанное радио. «Мертвецы» посчитали, что отсутствие садовника на таком дорогом участке в центре коттеджного городка, когда на соседних участках их было по два, а то и по три, вызовет подозрения. Это было ошибкой. Подозрения появились именно после того, как был нанят садовник.

     Всё-таки нужно было заранее просчитать, что, хотя уровень знаний людей этой планеты был гораздо примитивней, чем у Альянса, но в наблюдательности им нельзя было отказать. Через некоторое время соседи арендуемого «мертвецами» участка начали приветливо улыбаться, хотя до этого проходили мимо с невозмутимыми лицами. Они делали недвусмысленные намёки, что желали бы познакомиться, по-соседски посидеть, выпить и поговорить. Эйфа тогда намекнула, что нужно проанализировать их поведение. Но её никто не послушал. Тогда все были заняты битвой на Гарееи, и одной из первых попыток поймать яйцеподобный корабль. Он взорвался в конце сражения и взрывной волной уничтожил два ударных крейсера. Никто не знал, был ли это взрыв от попадания оружия Альянса или просто корабль самоуничтожился. Все аналитические компьютеры были задействованы в тактическом анализе хода сражения, и отвлекаться на соседей коттеджного дома никто не собирался. А зря. Соседи были настойчивы и не отступали. Борьба с местными вредителями шла нешуточная. Проанализировав Интернет и прочитав там уйму информации, «мертвецы» поняли, какой просчёт допустили. Они могли синтезировать яды, способные убить только кротов, или наполнить их подземные галереи тяжёлым газом. Но это вызвало ещё больше вопросов. А делится технологиями Альянса «мертвецам» было строжайше запрещено.

     После многочисленных настойчивых вопросов: какой фирмы у вас котёл, как вы боретесь с кротами, – агентам «Мёртвых подразделений» в конце-концов пришлось убедительно врать. В нескольких случаях они задействовали ментальный контроль и внушение. Решение пришло само собой: как можно реже использовать ремонтные боты. Они должны были активироваться только в самых экстренных случаях.

     Свесик ещё раз осмотрел весь участок. Стрекотали кузнечики и низко, буквально в метре от земли, носились ласточки. Стая воробьёв облюбовала несколько туй около забора и устроила там яростное обсуждением воробьиных проблем. Они чирикали так, что всё это превратилось в один визгливый шум. Просканировав всё вокруг Свесик отметил, что за забором, который ограждал участок за тренажёрным залом, на территории заброшенного болота, так и не ставшего новым коттеджем, скапливается мусор. Его там было уже достаточно много и он перегнивал очень медленно. Перед глазами Свесика возникли силуэты «крабов». Он выделил нескольких из них и красным маркером указал, какой мусор нужно разложить. Убедившись, что машины приняли полученные команды, отдал мысленные распоряжения глушителям. Поздней ночью, когда все будут спать, эти машины будут работать. Диски глушителей будут экранировать все звуки с участка, и вокруг будет лишь ночная тишина.

     Эйфа сняла уличную обувь, поднялась по трём каменным ступеням и прошла в холл здания. Там сидела Аристэ и, развернув боевые голографики, наблюдала хаос. Вокруг неё на экранах просто мельтешили тёмные точки на белом фоне. Никаких аналитических данных или изображений, только это световое безумство.

     – Знаешь, Эйфа, земляне это называют белым шумом. А это всего лишь паразитный сигнал из космоса. Но они верят, что могут с его помощью увидеть души умерших, когда среди этого хаоса вдруг появятся тёмные человеческие фигуры. На самом деле эти фигуры – лишь след телевизионного канала, который транслируется рядом, в шаге в две десятых частоты вещания.

     Вошедшая девушка молчала. Она присела на мягкое кресло, застланное покрывалом в виде шкуры снежного барса. Она знала, что сейчас будет «разбор полётов» и придётся отвечать на нелицеприятные вопросы. Она ждала их, а Аристэ продолжала:

     – Считается, что это остаточная радиация Большого взрыва, откуда произошла наша Вселенная.

     Она провела рукой по экранам, где по-прежнему бегали чёрные точки на белом фоне, и они свернулись в источник – в прозрачные шары. Перед Эйфой возник холл – такой, каким он и должен был выглядеть. Обшитые деревом стены, камин, который был неправильно сложен и прогорал. Высокие окна для освещения естественным светом, которые сейчас протирали «крабы». Землянам чтобы почистить их нужна была пятиметровая стремянка. Кто так иррационально строит?

     За её спиной находилась массивная деревянная лестница, ведущая на второй этаж. Эйфа уже привыкла к запахам раскалённого летним солнцем дерева, обработанного краской. Материалы, которые использовал Альянс, были намного эффективней. Но они … не имели такого живого запаха дерева и химии. Эйфе нравился этот запах, было в нём что-то для неё притягательное. Тяжёлый взгляд командира заставил Эйфу отбросить приятные размышления и сосредоточится.

     – Интересно, а наш Враг может питаться этой первоначальной энергией?

     – Думаю нет, Аристэ, – сказал вышедший из боковой двери сауны Свесик. – Это как пытаться выпить воду, которая замёрзла во время формирования планетарных систем. Она похожа на воду, но столько при этом в ней растворено лишнего, что её нужно сначала очистить, а потом пить. Так и здесь: смысл устраивать такие изменения в мире, если вокруг полным-полно дармовой энергии?

     – Аналитически правильно мыслишь, – сказала темноволосая девушка с мраморным лицом и глубокими зелёными глазами. – Тогда вы оба может объясните мне, как вы позволили погибнуть нашему объекту?

     Эйфа и Свесик молчали. Со стороны казалось, что две девушки и парень просто задумчиво смотрят друг на друга, на самом деле между ними шёл мысленный диалог, который озарял комнату вспышками невидимого гнева.

     – Я слушаю?

     – Аристэ, – сказал Свесик. – У нас возникли непредвиденные обстоятельства: красный сигнал светофора на всём пути из Броваров. Мы проскочили на красный несколько раз, но потом система слежения обнаружила патруль ГАИ, и нам пришлось остановиться на очередном перекрёстке.

     – То есть вас задержал патруль ГАИ?

     – Не только. Ещё были видеорегистраторы…

     – Свесик, ты хочешь сказать, что системы подавления реальности на вашей машине не могли справится с искажением изображения на каких-то примитивных устройствах землян?

     – Могли, но пункт Имперского кодекса невмешательства 6,4, 3_7. Его никто не отменял.

     Аристэ замолчала. Она сидела на роскошном диване посреди холла напротив выключенного 65-ти дюймового плазменного телевизора и молчала. Каминные часы тихо отбили три раза. Аристэ посмотрела на них и сказала:

     – А с каких это пор, Эйфа, ты перестала пользоваться мимикрией?

     Эйфа помолчала немного. Ей так хотелось напомнить Аристэ, что та и сама не часто ей пользуется. И упомянуть при этом трёх идиотов, которые приставали к коммандеру этой зимой, но она лишь ответила:

     – Я ей пользуюсь по необходимости, – тихо проговорила белокурая девушка.

     Она многозначительно посмотрела на стеклянные двери выхода из холла к бассейну, которые раньше зашторивались при использовании экранов. Теперь этого не делали. Даже если соседи и видели вспышки света, они списывали это на работающий телевизор. Несколько наглых воробьёв искали упавшие крошки на веранде.

     – То есть, посещение баров и стрип-клубов входит в необходимость не пользоваться образом? Я заметила, что тебя тянет туда.

     – Я провожу собственные исследования.

     – Используя приёмы техники Иштар? Судя по отчётам систем наблюдения, от тебя пали, именно пали, растянулись на полу, множество желающих узнать, какова на самом деле агент «Мёртвых подразделений». Твои фото с камер наблюдения гуляют по местным информационным сетям.

     – Аристэ, ты знаешь, что мимикрия и пластическое перевоплощение – это разные вещи. Мимикрия отбирает уйму энергии и не всегда её возможно контролировать. Взять хотя бы различие объёма первоначального тела и созданного, их высоту. Контролировать пропорции очень сложно. Погрешности возникают постоянно. Я так понимаю, дело не в том, что я перестала использовать мимикрию, а в том, что я воздействую техникой Иштар на сильно возбуждённых землян и пытаюсь понять, что такое влечение. Почему они теряют голову.

     – Гормональный взрыв, – вмешался Свесик. – Выделение феромонов. Например, эпагонов – половых аттрактантов.

     – Да, но у нас нет гормональных взрывов, – ответила Эйфа. – А выделение феромонов мы можем полностью блокировать, чтобы нас не отыскали следящие системы противника. Я не выделяю эти вещества, поэтому в данном случае это можно опустить.

     – Остаётся неконтролируемость эмоций. Люди психически неустойчивы. Они поддаются чувствам, совершая глупости. Эмоциональная «продавленность». Она усиливается посредством химических веществ, например алкоголя. Наложение этого на влечение к объекту и создаёт психическую неустойчивость. Человек начинает действовать, не задумываясь о последствиях. Мы же полностью можем контролировать свой организм, любую химическую реакцию внутри и эмоциональную составляющую.

     – Влечение – это потребность, – Эйфа перевела взгляд на Аристэ. – Когда кто-то явно или неявно желает что-то или кого-то. И кроме психологической, эмоциональной составляющей есть и ещё что-то, то, что мы пока не видим, но видит Враг.

     Темноволосая девушка посмотрела на стоящую Эйфу. Ни один мускул не дрогнул на её лице, словно оно превратилось в маску. Её правая рука скользнула по дивану и сжала декоративную подушечку.

     – Эйфа, я тебя в чём-то понимаю. На днях к нам приезжали хозяева дома и они так долго восхищались отмытой роботами люстрой в холле, никак не понимая, как нам это удалось. Это их переполняло. Сканеры просто светились радостными эмоциональными красками. Никогда на планетах Альянса я не видела, чтобы кто-то так радовался в общем-то пустяковому делу. Наверно ты права, что пытаешься понять истину, почему наш Враг или ещё кто-то так заинтересован в нашем объекте. Дело в эмоциях. Он что-то нашёл такое, чего у нас нет. Поэтому эта планета жива.

     Аристэ замолчала. Она была печальна. Свесик и Эйфа догадывались, что источником этой печали является факт гибели её сестры. Несколько раз и Эйфа и Свесик заставали Аристэ за просмотром боя на планете, где погибла её сестра. И каждый раз коммандер мрачнела. Но ещё больше её тревожили данные вернувшегося с планеты корабля. Этот отчёт был настолько странным, что даже аналитики интеллект-корпуса были в замешательстве. Пауза длилась очень долго.

     – Ты говоришь о погибшем землянине? – спросил Свесик.

     – Да? Насколько я знаю, он жив.

     Эйфа мигнула глазами. Сканирование показало, что Аристэ не лжёт и не пытается скрыть свои чувства.

     – Это невозможно. Мы прибыли на место катастрофы через десять минут и сканирование показало, что наш объект, Егор Куликов – мёртв.

     Эйфа подняла руку, и из её запястья скользнул металлический шарик. Он взмыл на середину комнаты и развернулся в сферический голографический экран. В мерцающей паузе светилось изображение страшного ДТП на Броварском шоссе. Грузовик стоял, наехав на остановку и смяв её. Сквозь груду кирпича, бетона и железа вытекала кровь. Компьютер сканировал пострадавших. В большинстве своём они подавали признаки жизни. Но были и другие тела. Сканирование обозначало их светящимися контурами и чёрными квадратами над ними появлялись информационные окна, где вместе с генетическими данными и краткой биографией человека появлялись биометрические показатели полного отсутствия признаков жизни. Возле грузовика и обломков павильона копошились спасатели и работала техника. Собаки-ищейки безошибочно находили тех, кто был зажат под грузовиком и лаем давали понять, где копать. Там работали спасатели. Сканер бегал штрихами по изображению. Он вычерчивал траекторию грузовика, восстановил марку разбитой и сгоревшей машины – виновницы ДТП. Он сканировал генетический код водителя и в информационном окне выдал данные, что это не хозяин автомобиля, а всего лишь работник СТО, который выпив, решил прокатить свою девушку с друзьями.

     Эйфу это всё это не интересовало. Девушка с голубыми глазами нашла то, что искала. Маркер указал на тело и приблизил его. Это был тощий сколиотичный мужчина, который лежал, придавленный левым передним колесом грузовика. Его голова была опрокинута и рот открыт, словно в беззвучном последнем крике. Машина жёлтыми штрихами вырисовывала внутренние повреждения тела. По ним было видно, что человек не мог выжить. Его просто раздавила многотонная махина.

     – Стопроцентная смерть, – подытожила Эйфа. – Вот данные сканирования.

     На экране появилась трёхмерная модель тела. Красными пятнами компьютер показал повреждения, рассчитал приложенное усилие, раздавившее тело, направление удара и примерное время жизни объекта после того, как тело было смято. К чему были все эти данные? Даже если бы они успели к моменту аварии, восстановить тело и спасти Егора Куликова не представлялось возможным.

     – Эйфа, зачем ты ходишь по клубам? – ещё раз спросила Аристэ. – Тебе нравится, как обезьянки мужского рода пожирают тебя глазами? Или ты испытываешь удовольствие, наказывая чересчур настойчивых из них? Ты мстишь?

     – Что? – Эйфа даже не сразу поняла вопрос, который ей задала Аристэ.

     – Я спрашиваю, может, ты мстишь? После гибели объекта нашего слежения ты ходила в клуб на Крещатике. Понятно, что дорогая машина, золото на пальцах, отличная кожа и удивительный шарм. Сколько раз у тебя спрашивали про косметику и сколько тебе лет? Завсегдатаи этих клубов, женщины, которые прячут свои недостатки за косметикой, они просто возненавидели тебя. Ты своей идеальной красотой собрала всех мужчин вокруг себя в этом клубе, зачем? Ты мстишь? Из-за Егора?

     В воздухе появилось странное ощущение. Для Свесика был непонятен весь этот диалог. Обе женщины вели себя странным образом, словно что-то на них воздействовало. Зачем эти странные вопросы: любила ли Эйфа Егора или нет? А Аристэ, почему она так себя вызывающе ведёт, задавая такие бессмысленные вопросы? Словно ими кто-то управляет. Глаза Свесика зажглись и погасли. Резонансное сканирование охватило холл, но не выявило ничего, кроме обычного фона. Но вот эмоциональность двух агентов «Мёртвых подразделений» зашкаливала.

     – Да, он мне не безразличен, – тихо ответила девушка. – Я не могу объяснить, что со мной, но мне его так жалко. Он сгорел, просто сгорел в своих чувствах.

     – Ты научилась жалеть?

     – А ты, Аристэ, разве не научилась? Что мы тут делаем, в чём наша миссия? Мы должны понять, почему Враг столько лет не трогает эту планету, хотя с десяток других, более правильных, более рациональных, более гармоничных миров почему-то сжёг? А эту планету не трогает. Почему? Посмотри на этот мир. Сколько энергии он бездумно тратит, сколько он сжигает полезных ископаемых с такой низкой отдачей КПД. И вспомни наши миры. Полная энергетическая гармония, нет горя, как на этой планете…

     – Нет радости, – оборвала её Аристэ. – Всё предсказуемо и изо дня в день похоже, словно миры застыли, тебе так не кажется, Эйфа?

     Свесик подошёл к белокурой девушке и положил ей руку на плечо. Аристэ увидела этот жест и отвернулась. Эйфа подняла голову и с шумом выдохнула воздух. Странное наваждение исчезало. Оба агента «Мёртвых подразделений» молчали. Аристэ встала и подошла к камину. Её рука скользнула по каменной кладке и дотронулась до часов, отстукивающих время. Через мгновение она начала говорить.

     – Сегодня утром возле центральной клинической больницы, горожане называют её Октябрьской, произошёл мощный выброс энергии, – тихо сказала Аристэ.

     Лежащий на столе прозрачный шарик зажегся светом и осветил холл голографическим экраном. Перед глазами присутствующих через весь холл прошла дорога. Компьютер выдал вводные данные. Это была улица Мечникова. С одной стороны её ограждал покосившийся зелёный деревянный забор. Он шёл вдоль тротуара, где раньше стояло двухэтажное здание приёмного отделения. Компьютер виртуально восстанавливал его, и через пару секунд здание стояло на месте, словно его никто и не сносил. Только забор портил картину. С другой стороны, справа, возвышался громадный небоскрёб. Но не это интересовало тех, кто наблюдал за изображением. Компьютер рисовал синими линиями искажение. Оно было грандиозным.

     – Аналитические системы даже не могли полностью понять источник и эту энергию, деформировавшую пространство около больницы, – Аристэ говорила тихо и без эмоций, лишь иногда подымала руку и пальцами управляла изображением на экране.

     Синие линии уходили в небо, в самые облака, вырисовывая штрихами громадную колонну. Рядом с ней другими цветами, более светлыми и гораздо более тонкими, компьютер рисовал ещё три колонны.

     – Компьютер считает, что три колоны вокруг основной колонны энергии – просто след, тень. Когда дроны слежения прибыли на место коллапса, они обнаружили четыре объекта. Но, как видите, эти три колонны, выделенные оранжевыми контурами, имеют почти исчезнувшую внутреннюю энергетическую структуру, как будто они тают. Компьютер их и обозначил прозрачными цветами. А вот основная колонна наоборот, она наливается энергией, создавая вокруг себя деформационное поле, – продолжила Аристэ.

     Рядом с колоннами появились символы данных, расчётные показатели энергии. Судя по ним, всё, что было в радиусе действия колонны, могло быть деформировано и уничтожено на атомном уровне. Такое бывает только после прохождения Горизонта Событий, приближаясь к Чёрной дыре.

     – Но этого не может быть! – тихо сказал Свесик. – Такой грандиозный уровень энергии.

     – Вопрос: какой энергии? Сканеры зафиксировали лишь её мощность, но не природу. Головные боли, помешательства, сердечные приступы, – всего лишь эхо воздействия этого луча. Лишь последствия. Если в самой зоне разрушалась материя, то на километр вокруг неё искажалась энергия. Ничего подобного я не видела.

     Экран сменил картинку. Вокруг колонны бесновалась энергия. Она закручивалась в вихре, меняла электромагнитное поле. Даже свет и тот менял свои свойства, на секунду из фотонов превращаясь в поток ионизированных частиц гелиево-водородной плазмы, а через секунды – снова в фотоны. Эйфа приказала переключиться на Тёмную материю, и там наблюдалась точно такая же картина. Колона энергии находилась сразу во многих измерениях. Она была везде. Но для чего она была создана на самом деле, может, для этого воскрешения?

     Эйфа подошла поближе к мерцающей схеме на голографическом экране. Она долго рассматривала её, а потом спросила:

     – А что с этим Егором?

     – Вот данные через пятнадцать минут после того, как столб неопознанной энергии исчез. Это зафиксировали следящие системы над моргом больницы.

     Эйфа внимательно смотрела на экран. Энергия успокоилась, и гравитационные вихри стихли, но вот последствия остались. Люди, живущие в этом районе, и просто прохожие даже не поняли, что произошло. Они вмиг ощутили тяжесть, словно резко упало атмосферное давление и стало невыносимо плохо. Они хватались за голову и сердце, пили таблетки, помогали один другому. Кто-то принёс воды, кто-то старался поддержать в сидячем положении упавшего человека. На Мечникова скопилось много машин. Вся улица была забита. Метрах в двадцати от старого трёхэтажного здания, за которым прятался морг, стояло сразу три разбитых автомобиля. «Опель» выехал по диагонали на встречную полосу и задел две машины. Вокруг них суетились люди и стояла и карета скорой помощи. Но не это интересовало Эйфу. Она смотрела на скрытое за деревьями трёхэтажное здание старой постройки, выкрашенное в жёлтый свет с белыми полосами окантовок окон. Солнце уже высоко поднялось над горизонтом, и здание утопало в ярком свете. Автомобильный затор медленно двигался, улицу оглашали нетерпеливые сигналы. По мере того, как страсти успокаивались, на Мечникова медленно нормализовывалось движение. Машины осторожно объезжали аварию, протискиваясь в свободное пространство, а стоящие на тротуаре зеваки снимали всё на мобильные телефоны или просто глазели на то, как вокруг разбитых машин ходят раздосадованные водители и пассажиры.

     Всё было как обычно, и в этот момент по фасаду здания мелькнула тень. Это не было тенью от деревьев. Компьютер обрисовал её жёлтым контуром. Она была видна всего секунду, скользнув по жёлтой стене, а с соседних деревьев с карканьем взлетела стая ворон. Вслед за ними в ужасе улепётывали голуби.

     – Знаете, когда я получила ваш отчёт о гибели главного объекта... – тихо сказала Аристэ и зашагала по комнате.

     Она вышла за границу экрана и прошлась по холлу, словно обдумывая ответ. Затем она вернулась.

     – …я приготовилась свернуть операцию и переместиться в Санкт-Петербург, на объект №18, на этого несчастного поэта, который пишет лирические стихи и ночами сидит на крыше, наблюдая звёзды. Он создал в мыслях образы музы, девушки небесной красоты, и ждёт, когда она придёт к нему или он её встретит. Ментальное сканирование показывает, что у него есть отклонения в развитии личности. Это не шизофрения, но очень похоже. К тому же он сильный сенситив. Он многое слышит из зеркальных миров. Но в последний момент пришёл приказ из штаб-квартиры интеллект-корпуса: «Немедленно установить наблюдательный дрон над моргом». Почему? Неужели они знали всё заранее?

     Свесик и Эйфа молчали. Они смотрели на изображение на голографическом экране. Изображение записал следящий дрон. На улице люди приходили в себя. Многие прохожие отказывались от помощи и шли дальше, куда направлялись изначально. Оставались лишь разбитые машины в ожидании ГАИ. И странная мерцающая тень на фасаде старинного здания. Что это?

     – Компьютер, фиксация объекта, – приказала Аристэ.

     Машина выполнила команду. Она «открутила» видео назад и дошла до момента, когда на жёлтой побелке трёхэтажного здания в районе крыши появилось продолговатое пятно. Возле пятна вырос квадрат аналитического окна и компьютер произвёл обработку данных. В окне высветился состав кирпичей, побелки, химический анализ металла крыши, воздуха. Всё было учтено, но тень не поддавалась анализу. Зато Эйфа хорошо видела, как из крон деревьев взлетали вороны, а с козырьков окон, теряя перья, разлетались веером в разные стороны голуби, как будто их что-то очень напугало.

     – Увеличить, – приказала Аристэ.

     Изображение приблизилось, и стало видно, что это – сильно искажённая тень человека, которая что-то несла в руках. Эйфа не сразу поняла, что в руках тени – силуэт, похожий на силуэт младенца. И он не был тёмным. Наоборот, он выделялся на фоне стены светлым пятном, словно в этом месте побелку здания освежили свежей краской, ещё не покрывшейся пылью жаркого лета и не обшарпавшейся от времени.

     – Вот так вот, – тихо проговорил Свесик. – Мы оказалась в том месте и в то время.

     – Нас словно что-то подтолкнуло, – Эйфа посмотрела на Аристэ; та почувствовала её взгляд, но не повернулась. – И мне не дают покоя светофоры, которые нас задержали на улице Киевской в Броварах. Всё как будто было спланировано.

     – Наверное, – Свесик подошёл поближе.

     Его глаза снова вспыхнули два раза, сначала бледным светом, а потом алым и погасли. Он сканировал комнату. Обе девушки это заметили и почувствовали мощь энергии сканирования. Свесик использовал для второго, молекулярного, сканирования огромный запас энергии Тёмной материи.

     – Свесик – пояснение! – приказала Аристэ.

     – Не могу точно сказать, но у меня такое впечатление, что в здании кто-то есть ещё. Ваш разговор про влечение и любовь вызвал во мне подозрение. У вас понизился порог восприимчивости.

     – Результаты?

     – Никаких. Но ощущение осталось.

     – Я это тоже почувствовала. Бесконтрольные эмоции. Словно наша защита даёт трещину, – согласилась Эйфа.

     Аристэ молчала. Её лицо превратилось в камень, но большие зелёные глаза под пушистыми ресницами горели огнём. Она размышляла, обдумывая полученную информацию и обмениваясь мнением с компьютером. Через минуту она, вздохнув, продолжила:

     – Думаете это всё? – Аристэ криво улыбнулась. – Компьютер, тёмное изображение.

     Теперь изображение стало негативным. Светлые участки – тёмными, а тёмные – светлыми. И в этом застывшем кадре на тёмной поверхности стены была отчётливо видна тень человека, несущего младенца на вытянутых руках. Но тень младенца вместо того чтобы потемнеть засияла светом ещё ярче.

     – Какие будут мысли, калихаты?

     – Сбой системы?

     – Разве?

     В соседних информационных окна компьютер анализировал данные. Возникло трёхмерное устройство следящего бота, рядом высветились результаты самодиагностики. Всё было в норме.

     – Нет, это другой вид энергии, о нём есть упоминания в древних текстах. Основные ссылки датируются примерно сорока-шестьюдесятью тысячами лет назад, «Сказания о Далхе и небесных Богах», «Храмы Солнца» и «Песнь для тех, кто хочет умереть». Везде есть яркий свет, что вознесёт, и жёлтое пламя, что заставит пасть.

     – Это было на одном из кадров, которые привёз корабль с Земли, где пропала группа Алмата, – сказал Свесик. – В том, что удалось разобрать в хаосе данных. Ведь ДНК шифра почти разложилось, словно её подвергли обработке жёстким рентгеновском излучением. Там говорилось «Вознеситесь или падите!», и там ещё был яркий свет.

     – Да, – Аристэ кивнула. – Нам почти ничего неизвестно про цивилизацию землян, которая была предтечей современной цивилизации. От неё почти ничего не осталось, а современные люди, потомки кроманьонцев, живших в те времена, донесли лишь неясные наскальные рисунки. На одном из них есть этот огонь. Светящаяся капля с пером внутри и с лучами света, расходящимися во все стороны, которую держит красный человек. Причём именно красный, остальные рисунки людей – жёлтые. Мы даже изъяли его из пещеры.

     – Там ещё под ногами человека разбросаны чёрные тела, которые корчатся и извиваются, – добавил Свесик. – Я видел этот наскальный рисунок. Но пока неясно, что имел в виду древний художник, что именно он рисовал.

     – И вот, компьютеры считают, что на изображении – Небесный огонь или Небесный свет, мифическая энергия, несущая свет в темноту, как указывается в текстах,. Его нельзя ничем погасить и нельзя затянуть тьмой. Аналитики пришли к выводу, что это именно она отпечаталась на следящих устройствах бота в виде сияющего пятна. При этом детекторы Перехода, искажения Тёмной энергии не зафиксировали ничего необычного. Были перепады, но все они в пределах нормы, – тихо сказала Аристэ.

     – А почему в виде ребёнка? – спросила Эйфа.

     – Сейчас увидишь.

     Изображение запустилось дальше, но в негативном варианте. Компьютер включил систему подсветки и на экране стали вырисовываться светлыми штрихами внутренние помещения здания. Тень, а она стала гораздо светлее, словно теряя контур, скользила по стенам, по полу, проносилась мимо людей, занятых своими делами, и, вылетев из стены тыльной стороны здания, скользнула по стене и спустилась на крышу одноэтажного строения морга. На секунду следящие системы её потеряли, а потом, просветив стены, дрон маркером обозначил цель, которая вплыла в комнату, где над телом склонились двое. Просвечивающие сканеры мигом обрисовали оранжевыми светящимися линиями их фигуры, бледно голубыми – мёртвые тела, что лежали в холодильниках, провели генетическое сканирование тел и нашли только одно совпадение. Появилась фотография Егора Куликова и его личные данные. Над ним как раз копошились двое людей, проводя вскрытие. Тень зависла над телом Егора.

     Эйфа неотрывно смотрела на экран. Она по-прежнему не понимала, что происходит, но когда тень исчезла, и в подсвеченном нарисованными компьютером контурами теле Егора вспыхнула яркая салатовая точка, ей вдруг стало не по себе. Светящаяся фигура младенца осталась. Она парила над телом. Фигуры патологоанатомов начали мельтешить и нервно дёргаться. Они заметили явные перемены и теперь совещались, эмоционально размахивая руками.

     Компьютер дрона выдавал все данные сканирования: степень разложения, повреждение тканей и стадию вскрытия тела. Мысленной командой Эйфа увеличила тело и перевела изображение в позитив. Перед ней лежал вскрытый человек, раздавленный грузовиком, у которого ни одного внутреннего органа не осталось целым. Отбитые почки, раздавленная селезёнка, пробитые рёбрами лёгкие. Сердце уцелело, но желудок и кишки превратились в месиво. И в этот момент сердце запустилось.

     Следящий бот был на улице, поэтому помехи время от времени возникали на экране серой рябью, но общая картина складывалась вполне ясно: труп оживал. Сенсоры фиксировали артериальную и венозную активность. Сгустки старой свернувшейся крови выстреливали из разрезанных сосудов, а новая кровь появлялась неведомо откуда. Она наполняла сосуды и разворачивала кровяную систему, неведомой силой устанавливая её на место.

     – Аристэ, это не похоже на нашу регенерацию, – тихо сказала Эйфа.

     – Именно, Эйфа. Это что-то другое. Тебе нужно попасть в палату этого Егора. Провести полное низкоуровневое сканирование и внедрить в него нано-ботов для привязки Собирателей.

     – Выполню, – отчеканила светловолосая голубоглазая девушка.

     Она смотрела на видео. Маленький светящийся ребёнок висел над телом. Было ясно, что не его принесла тень в морг, а именно он принёс саму тень. Но что это? Светящееся пятно таяло.

     Аристэ жестом выключила экран.

     – Нужно выяснить, как он так быстро регенерирует. То, как происходит регенерация, не вписывается в наши методы излечения тел. Оно не совпадает ни с чем. Кроме того, нужно послать собранные данные следящих дронов на «Эколен». Пусть его компьютеры и искусственный интеллект начнут обработку информации по столбу энергии. Я хочу знать, что это такое. Кроме того, мне нужно точно знать: что это за световое пятно в виде ребёнка.

     Эйфа и Свесик подняли правую руку на уровень груди, ладонью наружу, стандартное отдание чести со времён Империи. Этого ещё никто не отменял.

     – А что это был за звук? – спросил Свесик.

     Аристэ вопросительно посмотрела на него. Тогда он провёл рукой и, отдавая мысленные команды, заставил вновь возникнуть изображение воскрешения. Но на сей раз Свесик увеличил громкость звукового шума. Послышались голоса людей, чириканье воробьёв. К ним примешивался шум двигателей проезжавших мимо автомобилей и даже шелест бумаги, которую ветер гонял возле водосточной трубы. Кто-то скрипел шариковой ручкой, раздражённо перелистывая страницы, кто-то, прихлёбывая, пил кофе или чай. Звуков было много, компьютер их выделял и выводил данные на вспомогательные окна, строя графические спектры частот.

     И тут возникла мелодия. Грустная мелодия дудочки, словно кто-то на небесах играл на музыкальном инструменте. Машина пыталась найти источник. Ромб поиска прыгал по экрану. Но через минуту он погас и возникла надпись на стандартном имперском языке: «Источник не найден. Мелодия не классифицирована». Но мелодия пронизывала до самых костей, до самого мозга. Всё тело начинало резонировать в унисон мелодии и проникаться её печалью и глубокими чувствами.

     Когда мелодия стихла, в холле повисла тишина. Свесик даже посмотрел на картину, висевшую на стене напротив книжных шкафов из тёмного дуба. Разбившийся о камни корабль, весь экипаж которого погиб, а выжил только всеобщий любимец – пёс. Он стоял на обломках корабля и выл, подняв морду вверх. А вокруг лежали тела тех, кто его ещё вчера любил, гладил и кормил. Разломанные бочки на пляже, куски дерева на жёлтом песке и плавающие в зеленоватой воде серо-белые лохмотья паруса. Конец путешествию и конец надежде.

     Аристэ с холодным взглядом отметила аномалии и повесила пометку на отправку в информационно-аналитический центр интеллект-корпуса. И всё. А пёс продолжал выть, стоя на носу корабля. Один среди мёртвых тел, голубого неба, яркого солнца, летающих чаек и умершей надежды.

     Тихо работали земные кондиционеры, больше тратившие энергию впустую, чем приносившие прохладу. Работая на конвекции воздуха, они теряли производительность, если помещение, достаточное большое, как холл этого дома, нагревалось. Но агентам «Мёртвых подразделений» было всё равно: они использовали кондиционеры скорее для маскировки, чем для реального охлаждения помещения.

     Свесик ушёл, и в холле остались лишь Эйфа и Аристэ. Две прекрасные по земным меркам девушки. Аристэ была типичной холодной красавицей. Тонкое лицо, большие зелёные глаза, высокий лоб и прямой нос. Рот был маленький, словно на острие треугольника лица. Как в неё влюблялись земные парни! Но холодный взгляд её прозрачно-зелёных глаз, её кислая улыбка отбивали всякое желание познакомиться и действовали эффективней, чем ментальный контроль. Бывало, что к ней норовили подъехать выпившие земляне, называющие друг друга пацанами. Но она брезгливо отшивала их от себя, не пренебрегая порой силой своего совершенного тела.

     Эйфа была совсем другой. Тоже высокая, она как будто всё время занималась фитнесом, держа свою фигуру в порядке, укрепляя мышцы, но стараясь не набирать лишних объемов. Мышцы в женщине должны быть сексуальными. Когда они выпирают, как у мужчин, это уже выглядит отталкивающе. Эйфа это знала.

     Со стороны любому человеку казалось, что Эйфа, хоть и была сильной женщиной, но всё же женщиной. Это было их главной ошибкой. В агентов «Мёртвых подразделений» было встроено множество невидимых глазу технологий. Это и кости, металлизированные специальным составом, который был прочнее многих материалов Альянса. Это был синтез стали и полимеров. От гидроксилапатита там остались лишь следы. Мышцы, генетически модифицированные нитями сверхпрочных белков, напоминали волокна мышц человека, укреплённые нитями паутины толщиной в палец. Кроме этого через них проходила упругая сеть многомерных композитов. Только одна нить подобного волокна выдерживала на разрыв до 100 Мпа. Глядя в глаза Эйфы, человек видел лишь бездонную синюю радужную оболочку. Но эти глаза содержали не по одному, а по пять хрусталиков, которые могли менять угол по команде мозга, используя оборачивающуюся систему попеременных подключений дополнительных хрусталиков. Особенно была интересна иммунная система, которая могла справляться со всеми известными в галактике вирусами.

     Но землянин, живший в коттеджном доме напротив, который пожирал её глазами, который бредил ею и её телом, конечно, не знал про все эти технологии. Он видел лишь девушку, жутко привлекательную, с пухленькими щёчками, полными алыми губками, большими синими глазами, в которых тонули мужчины. А её улыбка, когда на щёчках образуются ямочки… Этого было достаточно для туземца, чтобы создать себе образ мечты.

     – Издеваешься над нашим соседом? – Аристэ, как командующая силами «Мёртвых подразделений» на этой планете, прекрасно знала обо всём, что думала и делала Эйфа. – Он совсем потерял голову.

     – Мне интересно, как он изменится в эмоциональном плане, когда из сердцееда, меняющего девушек как перчатки, превратится в жертву.

     – Тебе это удалось. К нам приходили знакомиться. По местным обычаям. Системы, следящие за информационными потоками этой страны, зафиксировали активный поиск и изучение нашей деятельности. Номера наших машин сверили с базами данных ГАИ, наши счета проверила налоговая инспекция, особенно она интересовалась происхождением наших средств.

     Эйфа криво улыбнулась. Возня туземцев этой планеты её мало интересовала. Это было то же самое, как, сидя в танке, раздумывать, а может ли медведка прогрызть его лобовую броню. Она прекрасно знала, как работают методы зарабатывания денег на этой планете. Таким образом, они пополняли свои счета, не пользуясь средствами вне планеты. Автоматические системы играли в он-лайн покер, играли на бирже и на спортивных ставках. Они пользовались услугами банков. Системы контролировали их работу, выдавая всю информацию по благонадёжности: как только банк начинал «шататься», из него тут же изымались средства. Благодаря аналитическим данным компьютеров, они выигрывали почти всегда. Лимит проигрыша был поставлен на 20%.

     Для отвода глаз агенты «Мёртвых подразделений» создали несколько фиктивных фирм, даже наняли персонал. Это курировали несколько офицеров-аналитиков с «Эколена». Их земные серверы пытались взломать, заразить компьютерными вирусами и выкрасть средства с десяток раз на день. Земляне заваливали их электронные ящики СПАМом, часто с вредоносными программами внутри. Но земные компьютеры контролировали системы Альянса, а их технологии на много сотен лет опережали земные, поэтому они справлялись с этими взломами и атаками легко. Но абсолютная защита могла привлечь внимание, поэтому был поставлен лимит взлома и воровства средств в 2-3%.

     Светловолосая девушка вывела на экран перед глазами, встроенный между вторым и третьим хрусталиком, данные по движению денежных средств фонда, сальдо на текущий момент, и суммы растрат свободных средств. Между двумя столбцами вспыхивали алые стрелки транзакций. Зелёными стрелками компьютер указывал адреса и время попыток взлома, а также проникновение в саму систему компьютеров Альянса. Девушка улыбнулась. Она прекрасно знала, что хакер видел при этом на своём экране, когда попадал в «зеркало» системы боевых компьютеров Альянса – сплошные беспорядочные массивы цифр, мешанину слов и букв, словно кто-то смешал данные, а потом заархивировал их в случайном порядке. Причём попытки найти последовательность чисел, за которую можно было хотя бы зацепиться, мгновенно пресекались интеллектом компьютера Альянса.

     Аристэ посмотрела на свою подчинённую. Каждый агент «Мёртвых подразделений» был независим. Он был личностью и порой подчиняться вышестоящему было таким тяжёлым делом. Вот и сейчас заставить свою подчинённую пользоваться мимикрией, когда сама Аристэ старалась ею не пользоваться, было трудным делом. Но Эйфа была другим сексуальным типажом, на неё так обильно западали мужчины. В отличие от Аристэ, чем-то напоминающей готическую красавицу, Эйфа казалась более земным существом. Кремового цвета кожа с лёгким оттенком загара, выразительные синие глаза, пухлые щёчки и ямочки при улыбке.

     – С Егором всё понятно? – спросила Аристэ.

     – Да, ковит. Я сделаю всё, что запланировано.

     – Эйфа, здесь не должно быть места для сентиментальностей. Дагея, Ффуйфа, Чарамзет, Каррисфена. Список погибших планет можно продолжить. Он может быть ключом для понимания как бороться с Врагом и с чем мы имеем дело. Он явно отмечен дланью Господней, – Аристэ улыбнулась. В её голосе возникли нотки сарказма.

     – Ковит, ты так думаешь? По мне, это просто один из самых несчастных человечков на этой планете.

     Аристэ вновь прошлась по холлу, по-кошачьи ступая по ковру, а потом спустилась во вторую часть холла, где расположилась кухня и барная стойка, и достала из холодильника бутылку холодной воды.

     – А вода здесь вкусная, – сказала она, отпив из высокого стакана.

     – Аристэ, а что насчёт Каррисфены? – спросила Эйфа, наблюдая за командиром.

     – Это ты про этих двух землян?

     – Да.

     Аристэ повела рукой, и висящий под потолком проектор, напоминающий хрустальный шарик, вспыхнул светом. Вновь развернулся сферический голографический экран, на котором схематично в трёхмерной проекции с линиями движения тёмной энергии, появился небоскрёб. Он был сильно повреждён. Внизу, среди расплавленного металла обрушенных конструкций, обломков электродвигателей и торчащих в разные стороны труб охлаждения, ходили боевые киборги, похожие на помесь собаки и льва. Они медленно ступали по искорёженному полу, выискивая мертвяков. Но тел уже не было. Они почернели и почти полностью сгорели, оставив лишь обугленные кости и кусочки свернувшихся в тёмные комки тканей.

     Изображение мигнуло и превратилось в вид из глаз одной из машин. Она находилась у источника проникновения мертвяков. Кругом всё было оплавлено и деформировано разрывами. Исходя из доклада Звёздной стражи, они применили гранаты. Их след был заметен. Силовые лучи удерживали покрывшийся трещинами от ударной волны потолок, а раскуроченные остатки механизмов зала лежали на полу. Когда киборг развернулся, стали видны оплавленные следы ударов концентрированной плазмы. На Земле подобную плазму можно было увидеть в виде шаровых молний. Но это была дикая энергия, которую невозможно было контролировать. Излучатели Альянса использовали тяжёлую плазму, которую выбрасывало вперёд магнитное поле.

     Здание просело так, что готово было обрушиться. Ремонтные роботы уже успели установить в центре тяжести небоскрёба силовые колонны в виде двух металлических сфер, прикреплённых к полу и потолку друг напротив друга и соединённых прозрачным силовыми лучом, таким образом удерживалась вся конструкция здания.

     Машина шагала среди обломков и почти неразличимых в черноте пожара ошмётков органики. Если бы не её сканеры, подсвечивающие кусочки плоти, нельзя было догадаться, что это и есть останки жителей планеты. Даже сейчас ни Эйфа, ни Аристэ не понимали, зачем всё это было нужно. Атаковать мёртвой массой вооружённую плазмомётами Звёздную стражу было бессмысленно. Нигде так Враг не использовал свои генетически модифицированные силы.

     Машина, лязгая металлическими лапами, шагала дальше среди обуглившейся оплётки силовых кабелей, вакуумных шлангов и почерневшего металла. Её сенсоры искали источники тёмной энергии, силовых полей или работающих генераторов. Ничего, всё вокруг было мертво, и если бы не свет висящих на левиаторах шаров освещения, утопало бы в темноте. Впрочем, этим машинам темнота была не помеха, но вскоре сюда должны были прибыть аналитики 15-го военного флота Альянса и им свет был бы кстати.

     – Команда, – Аристэ вспыхнула глазами. – Точка наведения – зеркальный переход.

     Спин-канал связи между коттеджным домом в двадцати пяти километрах от Киева по новой Обуховской трассе был постоянно включён и шёл через буй ретранслятора до головного распределительного щита звёздного сектора. Киборг на планете, отдалённой на 2,5 миллиона световых лет, получил команду с задержкой на 0,454 секунды. Он остановился и поднял голову. На экране вспыхнули данные и схема подвального помещения, а также возникла запись Звёздной стражи. Через секунду киборг повернул голову туда, где было зеркало портала. На экране было видно, как гранаты почти полностью разрушили всю стену и перекрытия. Силовые лучи вспомогательного каркаса удерживали от падения целую секцию. Верхний уровень просел, стальные балки перекрытий прогнулись и потрескались. Между ними висели лохмотья решётчатого перекрытия и чёрные кабели тоководов.

     От зеркала почти ничего не осталось. И Аристэ, и Эйфа знали, что это на самом деле не было зеркалом. Это был двухслойный композит из странного материала, напоминающего микронные шарики. Когда они под действием внешних сил соединялись в сплошной одномерный массив, появлялось что-то похожее на стекло. А как оно могло отражать свет и всё вокруг – оставалось загадкой. По идее, оно должно было быть прозрачно-матовым, но, тем не менее, отражало свет искристыми гранями, словно часть поверхности шариков становилась серебряной.

     Но ещё более интересным свойством обладал промежуток между стёклами. В нём сформировывалось поле сжатия, когда многомерность стремилась в одну точку. Математики Империи еще 450 стандартных лет назад рассчитали это свойство. Но создать подобное ни Империя, ни Свободный Альянс не смогли. В записях Звёздных Механиков упоминалась подобная технология, но нигде не объяснялось, как она работает. И более чем странным было обнаружить это свойство у зеркала обычной захолустной квартиры в центре города Киева, где проживал Егор – их основной объект наблюдения.

     – Мы пока не выяснили, как эти земляне туда вообще попали. Никаких следов Перехода не было. Словно они вошли в воду и провалились на дно, не оставив кругов на поверхности. Обоим пришлось сделать коррекцию памяти с глубоким ментальным внушением.

     Аристэ рассматривала картину, которую показывал киборг. Мимо прошёл его собрат, осторожно перешагивая обломки. Его силовые компенсаторы были неактивны, но по багровому подмигиванию возле крепления лап к телу было видно, что они включены и находятся в полной готовности. Аристэ вновь посмотрела на Эйфу. Второй агент «Мёртвых подразделений» молчала. Девушка смотрела на картинку, которую демонстрировали камеры, встроенные в голову киборга, и о чём-то думала.

     – Тебя это так волнует? Судьба этих двух братьев?

     – Они учились в одном классе вместе с Егором Куликовым и Валей Солнцевой. Я думаю, что это не простое совпадение. Нам что-то хотели сказать? Почему именно они, а не еще кто-то из почти шестисот работников этого здания? Судя по тому, как мгновенно их перенесло через такое звёздное расстояние, тот, кто это сделал, мог перенести на Каррисфену кого угодно, хоть весь офисный персонал.

     Аристэ вывела биологические данные двух братьев. Рядом возникло багровое окно с предварительным заключением вмешательства ментального контроля. Компьютер считал, что оно будет минимальным. Могли измениться вкусы, привычки, желания. Красным светом компьютер подчеркнул негативные черты, которые могли появиться, и резкие изменения характера. Всё-таки копание в душе, как на сленге обозначалось коррекция мозга, не проходило даром. Слишком тонкая это была материя. Поэтому генетический модификатор никогда не пытался омолодить душу. Это затрагивало равновесие живого существа, калеча и разрушая личность так, что объект просто впадал в безумие.

     – Да, а ещё странный отчёт группы «Мёртвых подразделений» на Каррисфене. Особенно мне не понятно то, что произошло с Крезой, – сказала Эйфа. – То, что она описывает, что видела и ощущала.

     – Я всё это просматривала. Действительно странные показатели. Меня очень заинтересовал секундный сигнал удара сердца, словно возле Крезы было живое создание.

     – А мощный источник энергии?

     – У тебя есть объяснения?

     – Только догадки, – Эйфа непроизвольно щёлкала пальцами. – Двух землян, совершенно обычных изымают с планеты Земля и отправляют на другой конец Вселенной, причём так, что даже мы не можем понять каким образом. При атаке мертвяков корабль «Мёртвых подразделений» не смог воспользоваться Переходом и, наконец, эти странные события с Крезой. Этот детский смешок, неужели ей показалось?

     – Эйфа, мне нужно объяснение.

     – Ковит Аристэ, терпение. Я только строю цепочки событий. Я хочу понять, что нам пытаются сказать. Теперь мир Гамма. Его город Лыбидь вместо Киева и странная свалка металлических отходов. Я чувствую, что эти события взаимосвязаны.

     – Я знаю про школьную дружбу Егора и братьев Румянцевых, как и про Диму Заварука, где на свалке параллельного мира IV мы вычислили Проникателя. Кстати, в отчёте поисковой системы говорилось, что подобный бросок энергии для связи мог совершить только корабль. Так что ты, Эйфа, оказалась права. Он смог обойти наши защитные поля и проникнуть через материю реальности, только прицепившись к объектам. Егор, вернее часть его души, были наводкой. К нему как бы приклеилась ниточка поводыря. А вот тот, кто являлся маяком, нам пока неизвестен.

     – Егор всё время ищет свою Валю, может она и есть маяк, к которому прицепился Враг? – Эйфа посмотрела на Аристэ, но та молчала, обдумывая сказанное. – Судя по показателям канала связи, это точно корабль.

     – Говоришь, Валя Солнцева. Но она находится в мире I. В других мирах – её проекции.

     – А разве для любви это имеет значение? Он ищет не просто какую-то барышню, он ищет СВОЮ женщину. А поставить маяки не проблема. Мы сами так делаем, когда производим разведку территорий.

     – А что с нейро-сканированием Егора из мира Гамма?

     – Там полный хаос. Судя по всему, внедрение личности Егора из мира I в Егора мира Гаммы смяло личностную матрицу последнего. Он не обезумел, но тронулся умом. Мы его исследовали. Для нас он бесполезен, как и Евгения Журавлёва. Мы не нашли маркеров на женщине, а вот с Егором из мира Гамма совсем плохо: он ушёл в монастырь, стал чтецом.

     – Печальная судьба разбитой любви, как и в мире I, не находишь совпадения? – Аристэ улыбнулась.

     – Да, ковит, очень похоже. Но ведь не во всех мирах судьба этих двух людей так печальна. Но я соглашусь, эти два мира с зеркальными отражениями Егора и Вали очень сходны. Анализ Тёмной материи показал, что эти два мира притягиваются друг к другу и, наверно, поэтому судьба их обитателей похожа.

     Развернулся голографический экран и начал демонстрировать изображение с робота-наблюдателя, который плыл над свалкой. Внизу под ним проплывали припорошенные снегом ржавые конструкции, смятые трубы, сгнившие листы железа, части боевых машин, раскуроченные станки. Всё это ржавело и ждало порезки и погрузки на экспорт.

     – Надо будет подумать.

     Перед правой рукой Аристэ возник сенсорный голографический экран с голубыми управляющими символами. Она несколько минут набирала с их помощью команды, дополняя их мысленными приказами. Это была двойная система защиты от ментального контроля и от работы вражеских разведывательных сетей. На данной планете подобного не было, но процедуры безопасности в любом случае должна были быть соблюдены.

     Попутно Аристэ смотрела на изображение с глаз-камер киборга и просматривала запись боя Звёздной стражи с Танцем костей. Что-то беспокоило её. И тут компьютер, почувствовав её сомнение и желая помочь с поиском, начал выдавать аномалии на Каррисфене.

     – Мы должны найти корабль, – Аристэ опустила голову. – Если он находится в сфере нашего контроля звёздного пространства, он должен оставлять следы. Этот объект чрезвычайно важен и опасен.

     На одном из экранов продолжали медленно проплывать удручающие картины свалки металлолома. Робот методично облетал всю территорию, отыскивая аномалии. Скорее всего, он был запущен, когда работники металлобазы были обездвижены агентами «Мёртвых подразделений» и сложены в помещение, а Переход в зеркальный мир Егора Куликова закончился. Робот проплыл серые ворота въезда и двинулся дальше.

     – Дрон, назад! – звонко крикнула Эйфа.

     Машина повиновалась. Аристэ молчала, ожидая пояснения. Перед ними на экране были видны старые металлические ворота, покрашенные не одним слоем краски. Она потрескалась, и сквозь отпавшие части серой массы виднелись зелёные пятна – цвет предыдущий окраски ворот. Вся серая поверхность ворот была исписана надписями землян, чаще всего не имеющими никакого смысла.

     – Эйфа, что я должна увидеть?

     – Ворота. Надпись: ««КАРРИда, СФЕру не НАполнит. И ЖИзнь её не ВОсполнит».

     – Ну? – Аристэ усмехнулась. Стоящие на камине часы отбили новый час.

     – Аристэ, просто прочитай большие буквы и игнорируй маленькие.

     Наступила пауза. Аристэ поняла, что там было написано. Пока она молчала, анализируя увиденное, Эйфа вдруг вспомнила слова, которые повторял один из близнецов Румянцевых с Земли, говоря, что он видел надпись на своём родном языке на стене далёкой планеты, хотя ни он, ни брат, ничего не писали. Надпись: «Он здесь»

     Шар экрана отреагировал на спонтанную мысленную просьбу и вывел изображение с камеры слежения Звёздного стражника саррик-камена Монта. На Земле он бы имел звание вроде старшего лейтенанта. Серая стена, где ярким цветом химического маркера была сделана надпись: «Он здесь».

     – Он здесь, – тихо прошептала Эйфа.

     – Что? – Аристэ не сразу поняла её.

     – Он здесь. Земляне сказали, что не они делали эту надпись, а её сделал кто-то другой. Планеты Землю и Каррисфену соединяет тёмный разлом. Через него можно послать незаметный сигнал, так как Тёмная энергия в разломе постоянно перемешивается с большой скоростью, и следы цепочек подпространственной связи быстро разрушаются. Корабль там. Кто-то, наш друг или враг нашего врага, заставил корабль проявиться, указав надписью место его положения. Нам подсказывают, где искать, – Эйфа сжала свои пухлые алые губки.

     Аристэ кивнула:

     – Похоже на то. Что же, начнём охоту. Хлебные крошки привели нас к источнику. Вот только бы знать, кто их разбрасывает.

     Аристэ прошла через голографический экран к камину, где стояли несколько статуэток. Она взяла одну из них, повертела в руках – вырезанного из мрамора отполированного чёртика – и поставила обратно.

     – Знаешь, Эйфа, мне не даёт покоя одна мысль. Каждый год на этой планете в спонтанные провалы проваливается до трёх тысяч человек. Часть мы находим, часть исчезает насовсем. Другие возвращаются сами, объявляя себя мессией.

     – Джон Маршал из Техаса?

     – Джон Маршал. Кем станет этот Егор, когда очнётся?

     – Я не знаю. Трудно предугадывать мысли этих туземцев. Но, несомненно, мы будем иметь дело с совсем другим человеком.

     – А человеком ли? – Аристэ посмотрела на хрустальный шар, и он сменил картину.

     Теперь в центре комнаты сиял жёлтый карлик, вокруг которого вращалось шесть планет. Возле места, где стояла Эйфа, зажглась газовая планета с двумя спутниками- гигантами и пятью маленькими. Жёлтый карлик не удержал бы своей гравитацией такую массивную планету, но оказалось, что он имел сестру: маленький чёрный карлик, почти невидимый в ореоле светящейся звезды. Это была система астрометрически-двойных звезд, где вторая звезда была видна только на спектрограмме, а визуально – вблизи самого жёлтого карлика. Звёзды вращались друг против друга по круглой орбите, иногда сближаясь, а иногда снова отдаляясь.

     Жёлтый карлик назывался Алголь, а чёрный – Тэс. Но в звёздных каталогах он проходил под двойным названием: Алголь-Тэс. Компьютер в информационном окне выдавал все необходимые данные.

     Эйфа подошла к громадному газовому гиганту Хамарону и дотронулась до него. Изображение съехало в сторону, и теперь в центре на месте звёзд сиял шар газового гиганта. Рядом медленно вращались спутники. Крупные спутники были живые. На одном из них огромный океан почти полностью заполнял всю поверхность, оставив лишь маленькие островки суши, второй спутник был в основном покрыт материками. Он сиял зеленью, лишь в нескольких местах на экваторе желтея пятнами пустынь и коричневыми змейками горных хребтов.

     – Каррисфена и её планета-сестра – Меррисфена. Остальные спутники: Чурун, Квараз, Мастит, Шемпан и Маги-Наги. И где-то здесь прячется корабль.

     Эйфа никогда не была на Каррисфене. Это была одна из погибших планет, которые вращались у жёлтых карликов. Их было много в бывшей Империи. Но сейчас ей пришлось ментально связаться с компьютерной базой данных, чтобы почерпнуть информацию.

     Она подошла к Каррисфене, светившейся манящим зелёным цветом материков, и дотронулась до сенсора символа исследований. Исходя из того, что выдал компьютер, цивилизация на Каррисфене была продвинутой. Вокруг мёртвой планеты вращалось несколько сотен искусственных спутников. Большая часть за девяносто лет сошла с орбиты и рухнула – сгорела в верхних слоях атмосферы, но оставшиеся боролись за жизнь, демонстрируя заложенный в них предел стойкости. Они ещё посылали сигналы и пытались связаться с центрами управления полётом. Но там давно никого не было, спутники никому не были нужны и разрушались в полном одиночестве.

     Мимо планеты проплыла огромная недостроенная орбитальная станция. Почти готовое «колесо» медленно перемещалось по геостационарной орбите. Часть этой конструкции, примерно треть, выглядела как «скелет» ферм жёсткости. Станцию должны были вот-вот закончить: доварить жёсткую конструкцию и начать обшивать её многослойной обшивкой.

     Что случилось с экипажем станции доподлинно неизвестно. Судя по тому, что обнаружили и сняли разведывательные роботы, станция погибла позже планеты. Её обитатели сошли с ума. Смерть стала для них смыслом существования. Они готовились к ней, они желали её, но боялись принять от самих себя. Самоубийство было под запретом, поэтому экипаж станции умирал медленно и тягостно. Их тела были найдены в тех позах, в которых их застала смерть. Всё это было странным, так как средства возврата на планету у них имелись, и они могли ими воспользоваться, но не стали. Почему? Может, они получили сообщение о том, что произошло на планете, и предпочли умереть на станции, нежели вернуться обратно?

     Таким же страшным был и конец первой колонии на Меррисфене. Вода этой планеты была не пригодна к употреблению для жителей соседнего спутника, но, несмотря на это, они выпили её и умерли в мучениях. Главное, зачем? Они могли там жить и пятьдесят, и сто лет. Вся база была построена для полного автономного функционирования. Там была своя система очистки воды, огромные бассейны-разводники рыб с Каррисфены. Кроме того, некоторые существа на Меррисфене были вполне съедобны, поэтому непонятно было, почему колония сдалась. Они вполне могли там существовать, расширяя бару и постепенно ассимилируя мир. Даже несмотря на боль от гибели родной цивилизации. Ведь желание жить – такое сильное. Но вмиг это желание пропало на обоих спутниках газового гиганта, словно ничто их больше не интересовало в этой жизни. Только массовый суицид.

     – Одна из планет тихого геноцида Врага, – сказала Аристэ, подойдя к Эйфе. – Всё живое осталось, кроме разумных существ. Знаешь, – Аристэ погасила все экраны, и теперь холл заливал солнечный свет, просачивающийся сквозь закрытые шторы на окнах и стеклянной двери. – Если мы поймём, что они хотят от нас, мы сможем попытаться заставить их играть по нашим правилам.

     «Мечты, мечты», – Эйфа грустно посмотрела на опускающийся на стол шарик проектора голографического экрана. Если ты даже не понимаешь, что хочет Враг, какие цели преследует, как можно его заставить играть по своим правилам? Ты выступаешь только в роли догоняющего. Эйфа криво улыбнулась. Перед её глазами уже возник экран аналитических расчётов предстоящей операции. Машина выдавала миллионы комбинаций и отбрасывая слишком фантастичные, пытаясь высчитать оптимальные варианты нахождения вражеского корабля и последующего боя. То, что сражение произойдёт, не было сомнения. Убежать они ему не дадут. Аристэ тоже получала эти данные. Она так по-человечески глубоко вздохнула и сказала:

     – Эйфа, корабль нам нужен целым. Не его пыль после взрыва, а целый. Иначе вся операция пойдёт насмарку. Используй ди-дубликат сознания. Спорь сама с собой, но найди решение. Свободна.

     Эйфа, как требовал устав, вытянулась и, подняв правую руку на уровень груди ладонью наружу, отдала честь. Она собралась было уйти, как вдруг остановилась. Эта мысль уже давно зародилась у неё, но она никак не могла её сформулировать. А тут её словно озарило:

     – Аристэ, – Эйфа повернулась к командиру. – А тебе не кажется, что ни Враг, ни его оппонент, этот мальчик, здесь ни при чём?

     – Кажется, – Аристэ улыбнулась. – Силовая колонна, Каррисфена и эта странная надпись на свалке. Всё происходит слишком последовательно. Одно событие дополняет другое. Выбивается только судьба Куликова, но, скорее всего, мы чего-то недопонимаем.

     – Именно, зачем Врагу выдавать самого себя и направлять нас на свой корабль? Нет смысла. А этих двух землян зачем переносить на Каррисфену? Это существо в образе мальчика такое сделать не может. Оно похоже на Врага, но имеет иной след в Тёмной материи. Именно так мы его находим. А здесь нечто другое.

     – Звёздные Механики? – Эйфе по-прежнему казалось, что в комнате они не одни, есть кто-то ещё. Но она уже столько раз сканировала помещение, укрыться от её сканеров было нельзя, даже используя технологию Тени. Тем не менее, ощущение не пропало, а наоборот – усилилось.

     – Ты считаешь, что это Звёздные Механики? Тогда почему их планета молчит? Она же должна была начать петь и переливаться радужным сиянием. Ведь это правильный перевод текста про Возвращение? Тогда почему планета молчит?

     – Значит кто-то ещё. Кто-то ещё вступил в игру, а мы даже не понимаем кто именно.

     В этот момент в комнате изменился запах. Словно резкий порыв ветра принес запахи моря: рыбы, гниющих водорослей, мокрого дерева и других специфических ароматов. Глаза Аристэ зажглись и погасли. Сканирование показало, что в воздухе из ниоткуда появилось множество летучих ароматных веществ.

     – Что это? – Эйфа также сканировала помещение, но источник запахов не был найден. Она сканировала холл на наличие микроперехода, но Тёмная материя была спокойна. – Откуда эти ароматы?

     – Сенсоры показывают, что они не искусственные. Это не реплики запахов, а естественные ароматы. Как это возможно? – Аристэ переключилась в боевой режим.

     – Теперь точно нет сомнения, что нас подслушивают, – Эйфа обошла холл, внимательно разглядывая плитку пола, проверила ковры, расстеленные на плитке, осмотрела углы и позаглядывала в проходы, ведущие к другим помещениям. Потом она мысленно отдала команду роботам и, активизировавшись, они застучали металлическими лапками по полу в поисках источника запахов. – Нам только что дали это понять.

     – Новый игрок? – Аристэ стояла посреди комнаты и, сжав руки в кулаки, была готова дать отпор врагу, если тот появится. Но ничего не происходило. Роботы, открыв двери на улицу, проветривали помещение, и запахи моря исчезали, замещаясь запахами лужайки перед домом. Запах водорослей сменился запахом цветов.

     – Я отдала роботам приказ проверить весь дом. Особенное внимание уделить поиску следов Перехода, – сказала Эйфа.

     – Эйфа, думаю, что это бесполезно. Они ничего не найдут.

     – Согласна, но протокол безопасности должен быть выполнен в любом случае. Возможно, они найдут новую подсказку.

     – Итак, у нас новый игрок, о котором нам ничего не известно. Интересно, а знают ли о нём другие, особенно Враг?

     – Мы скоро об этом узнаем. Если корабль окажется в системе Алголь-Тэс, значит Враг тоже в неведении.

     Кондиционеры зажужжали громче, стараясь охладить поступивший с улицы знойный воздух. Одинокая муха, залетевшая через приоткрытую стеклянную дверь, громко жужжа, носилась по холлу. Оба агента «Мёртвых подразделений» стояли посреди холла у барной стойки и смотрели как крабообразные машины бегают по дому, отыскивая аномалии. Но никто из них даже не бросил взгляд на картину, висящую напротив книжных шкафов. Там всё также плавали обломки разбившегося парусника, налетевшего на рифы. Весь пляж был усеян мёртвыми телами, разбитыми бочками и мокрой парусиной. В запутавшихся сетях прямо на камнях покоился нос корабля. Некогда украшавшая его женская фигура была разбита, уцелела только рука. Море уже успокоилось, хотя весь горизонт был затянут тёмными тучами. Одинокий лохматый пёс по-прежнему стоял перед лежащими телами. Он остался один, совсем один и теперь плакал… нет, теперь он уже не выл и не смотрел в небо. Теперь его морда была повёрнута в сторону холла. В его тёмных глазах горели золотые искорки.

     Свесик обошёл всю территорию и остановился около припаркованных на площадке перед гаражом машин. Он обо всём произошедшем в доме, и тоже сканировал его со стороны улицы. Ничего. Никаких аномалий, инородных следящих систем и следов Перехода. Висящий над домом тарелкообразный охранный бот, невидимый человеческим взором, не подал никаких предупреждающих сигналов. Его сканеры, работающие в режиме активного поиска, тоже ничего не заметили. Всё было, как всегда.

     Слева от Свесика осталась баня, которую никто никогда не топил. На все вопросы соседей Свесик всегда лаконично отвечал, что не работает парилка. Этого было достаточно для ответа. Сам же он в эти минуты вспоминал свою родную планету. В скалах, где магма подходила близко к поверхности, и гейзеры с шипением и воем выбрасывали вверх столбы пара, поселялись маленькие существа, похожие на кляксы. Они строили сотообразные конструкции с очень хитроумным разветвлением труб, как настоящие инженеры, рассчитывая витки батарей подогрева и спирали радиаторов. Вся это громадная и сложная конструкция гудела и выла от воздуха и напора пара. В светло-серых трубах, крепких, словно из отожжённой глины, пар смешивался с холодным воздухом и попадал в меленькие отверстия, где горячей, насыщенной минералами водой орошал плантации грибов, очень схожих на плесень на этой планете, которые с удовольствием поедали эти кляксовидные существа.

     Но самым интересным были голубые бассейны, куда стекала вся эта минерализованная вода с остатками плесени, и где она подогревалась жаром снизу. Абсолютно прозрачные ковшевидные впадины в сером камне, словно их кто-то вылепил в граните. До сих пор учёные не могли точно объяснить происхождение этих каменных чаш, но они появлялись каждый год, наслаиваясь на предыдущие, которые непонятным образом за ночь пересыхали и, растрескиваясь, рассыпались кучей обломков. И на их обломках нечто строило новую чашу.

     В некоторых местах такие конструкции достигали десятков метров. В этой воде купающиеся получали молодость. Свесик помнил, как ещё ребёнком впервые выкупался в такой чашеобразной яме, где вода приятно щекотала и щипала кожу. Какой внутренний подъём он почувствовал, и как кожа начала светиться в лучах далёкого белого карлика, когда он обнажённым вылезал из ямы на каменный уступ. Растворённые в воде вещества вступали в реакцию с короткими световыми волнами карлика и тоже начинали светиться, пропитывая кожу защитным слоем от зимней радиации. Это было так давно, до генетической модификации и слияния с комплексом оружия Звёздных механиков. Очень давно.

     Но и в этой планете был свой шарм. Взять, хотя бы это озеро посреди коттеджного городка, частично заросшее тростником. Оно уже готовилось к вечерней прохладе, но пока изнывало от летнего зноя. Вода в нём была тёплой, как подогретый суп, и местная фауна искала прохладу у холодных ключей, бьющих из-под земли прямо в воды озера. Отчаянно трещали кузнечики и свистели ласточки. Стая воробьёв уселась на ограду соседнего участка и, громко треща, что-то обсуждала.

     Свесик подошёл к автоматическим воротам, чувствуя босыми ногами как нагрелись камни, выложенные площадкой от ворот к дому и, сложив руки на верхней грани ворот, положил на них голову. Он старался выглядеть естественно – мечтающим парнем. Чтобы никто не обращал на тебя слишком много внимания, нужно было вести себя естественно. После получения задания он прошёл адаптированный курс поведения на планете на борту «Фанерита», имперского линкора. Как вести себя, как реагировать на ситуации. Вот и сейчас на него никто не обратил внимание. Стоит себе человек и смотрит на синее небо, где готовится прийти ночью гроза, и ничего больше не видит вокруг. Он мечтает.

     Через озеро, напротив дома, арендованного «Мёртвыми подразделениями», на длинной веранде, построенной вдоль всего берега, за ближайшим к дому столиком, а их там было не менее пяти, словно это было кафе, а не веранда, сидело двое мужчин. Они вальяжно расселись и переставляли с подносов на стол то, что принесли с собой. Они были очень похожи на посетителей кафе, если бы Свесик не знал, где находится. У каждого в этом городке были свои причуды. Кто-то построил дом в виде средневекового замка, кто-то – огромную сауну, где могло поместиться человек пятьдесят. Непонятно зачем?

     Мужики пили виски из бутылки и закусывали бутербродами. Свесик машинально отдал приказ приблизить веранду. Подчиняясь мысленному приказу, линзы в его глазах начали перестраиваться. На самом-то деле ему было всё равно, что они пьют и чем закусывают, всё равно, что они обсуждают, и он хотел уже было уйти, но вдруг услышал:

     – Слышь, Артём. А как тебе события в Октябрьке?

     – А что там?

     – Как же, ты не в курсе? У них там вроде труп ожил.

     – Ага, и побежал с воем всех жрать, – его собеседник воспринял информацию как шутку и, пощёлкав телефоном, снова отхлебнул из стакана.

     – Я серьёзно. Мне сегодня друзья сообщили. Туда поехала прокурорская проверка. Представляешь, чувака чуть заживо не похоронили.

     – Нет, не представляю. Хотя с нашей медициной всё возможно. Наняли неучёный персонал, бабло откатили и – вперёд. А что, действительно ожил?

     – Ну да. Вроде был с этой катастрофы на Броварском шоссе. Что ни говори, чудо.

     – Нет, не верю я в чудеса. Давно не верю. Вся это мистика нужна тем, кто хочет найти в ней спасение. Как моя двоюродная сестра обратилась к этой, Святой Ангелине, ворожке, защитницы от злых духов. Вот сука! – Артём с силой поставил стакан на столик. – Во всех бесплатных газетах напечаталась. Она и от сглаза спасает, и от водки отучает. И найдёт пропавшего, и приручит, проворожит и прилюбит. Гадина! Я как узнал, сколько моя сеструха туда бабла отнесла, чуть не убил эту бабу. Вот же разводят народ на ровном месте.

     Человек, который это сказал, сразу помрачнел.

     – Ну, так у неё же серьёзные проблемы с печенью. Врачи сказали, что шансы невелики. А в таких ситуациях больной хватается за любую соломинку.

     – Ну да, – Артём поднял бокал и поднёс ко рту, но передумав, поставил обратно. – А всякие гниды, ворожки и без одного дня гадалки с хреновыми ясновидящими могут подсказать как вылечиться. Вот деньги дай, и всё расскажут. Суки!

     Один из собеседников был явно не в духе от всех этих разговоров, поэтому второй решил разрядить обстановку.

     – Да, вот если бы найти волшебное средство, чтобы от всего лечило.

     – Да, и, если можно, подешевле. А то все эти игры с ДНК, стволовыми клетками... Где они? Где результаты? В лабораториях на грызунах применяются, а люди мрут.

     – Нет чтобы так, как описано в древних текстах. По волшебству. Я бы себе позвоночную грыжу излечил, – мечтательно сказал второй, отмахиваясь от настойчивой осы. – Так неохота на операционный стол ложится. Хожу на массажи, но это мало помогает. Лишь кратковременное облегчение.

     – Только не надо опять про религию. Я не верю во всё это. Вечная жизнь, загробный рай, сказочные страны, которые нельзя увидеть в материальном мире. Это мой отец в это верит и племянник, балбес, который влюбился в эту блондинку в доме напротив, через озеро.

     – Но она и впрямь красавица, – согласился собеседник. – Я её видел пару раз. Блин, и так смотрел, и эдак – ну не вижу в ней ни одного изъяна. Интересно, сколько пластики она себе сделала?

     – Жень, они все там как на подбор: идеальные красавцы. Как из модельного агентства. Но вот связи у них крутые. Мои кореша прозондировали почву и отвалили. Сказали: «Лучше туда не лезть». Видишь, стоит этот, блондин, за птичками наблюдает. Я с ним пару раз поговорить пытался, нормально, по душам, но он так сухо отвечал. Короче, странные они. Нелюдимые. Ни разу у них не было пьянки, шашлыков и вообще – ничего, похожего на нормальный отдых. Иногда смотрю на них, словно опять в свой офис попадаю. Они даже улыбаются редко.

     – И чего ты к нему пристал? Ну наблюдает, и что?

     – Да ничего. Просто Паша совсем голову потерял от той блондинки. Всё время сидит и смотрит в одну точку. Рисовать начал, представляешь. К психиатру водили – депрессия с суицидальным уклоном. Нормально?

     – Да они скоро съезжают из дома, Артём. Так что перегорит у него эта страсть.

     – Да, а откуда ты знаешь?

     – Я…. Слышал, вроде… – Женя напряжённо почесал переносицу и пригладил волосы. – Точно знаю, что съезжают. Так что ты не волнуйся, забудет он её через месяц. Молодой ещё. Ты своих-то баб помнишь в девяностые? Я так точно всех не вспомню.

     Человек улыбнулся, а потом добавил:

     – Знаешь, а я нашёл здесь, в этом мире, – человек весело рассмеялся и снова отпил из стакана, – то, о чём можно мечтать. Я верю в чудо. И этот случай с моргом мою веру только укрепляет. И вообще, Артём, оглянись: как прекрасен мир.

     «Видел бы ты Вселенную, человек!» – подумал Свесик и, отвернувшись, ушёл в дом. Ментальное внушение подействовало. Агенты «Мёртвых подразделений» действительно собирались покинуть снятый в коттеджном городке домик. Внедрив информацию заранее, они избегали вопросов о спонтанности отъезда, а значит и лишних пересудов типа «а чего это они вдруг сорвались?»

     Солнце садилось, и кузнечики ещё громче стрекотали. Массивные чёрные шмели, басовито гудя, летали над подстриженным газоном, отыскивая уцелевшие цветки клевера. Воздух начал наливаться тяжестью. Давление падало, и ласточки носились всё ниже и ниже, пытаясь поймать насекомых. Заквакали лягушки на озере, и начала с плеском резвиться рыба. Воздух всё тяжелел и тяжелел. Надвигалась гроза. Её ещё не было видно, только слабая серая полоса на горизонте, как лёгкая дымка, но Свесик точно знал, что к трём часам ночи небо затянет тяжёлыми тучами и начнёт моросить дождь.

     Трава, желтеющая от зноя на холмах за коттеджным городком, кривые сосны и дикие груши вперемешку с дубами и акациями, цепляясь корнями за песчаные склоны, тоже ждали живительной влаги. Жара и сухой зной сильно затянулись. Планета жила своей обычной жизнью, не подозревая, какая опасность нависла над ней. И ей было всё равно. Она просто жила.

     …..

     Егор попытался открыть глаза, но не смог. Веки не слушались его, словно были налиты свинцом. Сквозь узкую щёлочку он увидел свет. Он был таким ярким, что начало резать глаза. Егор снова опустил веки. Всё было как в тумане. До него доносились отдалённые голоса, словно бубнил кто-то за стеной. Он не понимал общего смысла разговора, различал лишь отдельные слова: «Регенерация… восстановление… удивительный…», – и всё.

     «Что со мной произошло?» – Егор силился вспомнить хоть что-то, но в мозгу феерическим калейдоскопом мелькали лишь обрывки событий: какие-то световые блики, странные существа, яркие вспышки и молнии – словно его память была стерта. Егор попытался пошевелить руками и ногами. Они не слушались его. Было такое состояние, когда ноги затекают от долго сидения, и когда ты встаёшь, их совсем не чувствуешь. Так, наверное, чувствуют себя парализованные люди.

     «Может, я парализован?» – леденящая мысль заворочалась в голове Егора. Он с ужасом подумал о страшной жизни калеки в своей стране. И тут он вспомнил аварию. Он вспомнил ужасный грузовик, что нёсся на него, он вспомнил летящие вокруг обломки кирпича, металла, серой крошки бетона. Он вспомнил старый мерседес, вращавшийся перед его глазами и девушку... Да, там была ещё девушка. Она, вроде, выжила, он же помнил, как она потом стояла на дороге, а может … а может нет. Нет, она лежала в луже крови. Егор попытался вздохнуть, но не мог. Губы не слушались его, им что-то мешало. Мысли путались и переплетались в голове. Он помнил грузовик, а что было дальше? Что было дальше?

     В его груди что-то начало ворочаться и жечь. Странное чувство, словно кто-то зажёг огонёк прямо около сердца. Это длилось несколько секунд, а потом Егор почувствовал, как словно с его головы упала многотонная глыба, и он открыл глаза. Опять яркий свет. Всё вокруг было размазано, словно он одел очки с большими диоптриями. Отдельные пятна цвета. На белом фоне двигались две голубые фигуры. Они были размыты, нельзя было точно различить детали, всё было страшно искажено, но сверху на этих фигурах виднелись розовые пятна. Они маячили перед его глазами. Снова послышались голоса, но уже яснее и отчётливее. Егор понял, что эти розовые пятна – лица людей. Но он почти не различал их. Света стало меньше, кто-то склонился над ним.

     – Он реагирует на свет, – послышался звук от первого розового пятна. – Зрачки ещё расширены, но уже двигаются.

     – Просто невероятно, просто невероятно, – сказало второе пятно.

     Склонившийся несколько минут рассматривал Егора вблизи и, выпрямившись, покачал головой.

     – Выяснили кто это?

     – Пока нет, Афанасий Емельянович. К нам обратилось несколько людей, интересующихся пропавшими родственниками. Думаю, что скоро мы сможем его им показать. Феноменально, как же он быстро восстанавливается. Вы видели скорость заживления ран! Это уникум!

     – Да, особенно если учесть, что он часов двадцать был форменным мертвецом! Действительно уникум. Если об этой истории узнает пресса, нас просто сожрут с костями. Так мне и сказал прокурор.

     – Но мы то причём? Нам его доставили мёртвым. Есть заключение бригады скорой помощи, да и мёртв он был. Странно, что им перестало интересоваться СБУ.

     – Да, тоже не понимаю. Сначала звонили, требовали никого не впускать в палату, а потом словно потеряли интерес. Мистика какая-то!

     Егор увидел, что человек снова наклонился над ним.

     – Интересно, а он нас понимает? – сказал он в задумчивости. – Тело телом, но я не представляю, что у него осталось от сознания. Мозг столько времени был мёртв, хотя и так уже был сильно повреждён в аварии. Я не представляю, как вообще могло произойти подобное «воскрешение»?!

     – Был случай на Троещине, там мальчика зимой спасали. Он под водой пролежал пятнадцать минут и ожил.

     – Да, но там тело было в ледяной воде – что-то вроде искусственного анабиоза, а здесь что? Здесь грузовик и раздавленное тело мужчины.

     Человек замолчал. Он вдруг отодвинулся влево, потом вправо, потом выпрямился и снова проделал те же самые движения.

     – Он за нами наблюдает, удивительно. Зрачки глаз следят за мной. Вы меня понимаете? – светлое пятно лица приблизилось к Егору. – Если да, один раз закройте глаза.

     Егор повиновался. Всё виденное начинало потихоньку приобретать резкость. Он уже начал различать на лицах размытые очертания глаз, ртов, волос. Вот он увидел, как к его лицу протянулась рука и посветила ему в глаз яркой точкой света.

     – Просто великолепно. Вам несказанно повезло, молодой человек. Мы вас буквально вытащили с того света.

     После этих слов Егор внезапно увидел, как над головой сказавшего проплыло серое облачко дыма и исчезло. Оно напоминало серую тень на светлом потолке палаты, и снова Егора сильно кольнуло жжение в районе груди. Чёткость зрения почти вернулось, и он увидел, что в палате находятся двое. Первому, склонившемуся над ним, было лет пятьдесят, он был лысоват, а в руке держал маленький фонарик, светивший в лицо Егору.

     Второй был гораздо моложе. Он стоял поодаль и внимательно наблюдал за Егором и действиями своего коллеги. Егор хотел повернуть голову набок, но мышцы по-прежнему не слушались его, хотя некоторые он постепенно начинал ощущать. Например, кончики пальцев рук.

     – Ну что же, осмотр мы окончили. Я думаю, что через несколько дней мы отключим вас от аппарата искусственного дыхания, и вы сможете говорить. А пока отдыхайте, – пожилой мужчина улыбнулся и, помахав на прощание рукой, вышел. За ним последовал его коллега.

     Егор остался в палате один. Он смотрел в потолок, и ему казалось, что он слышит чей-то шёпот. Странное жжение в груди исчезло, а вместе с ним исчезли спонтанные приливы сил. Он опять лежал совершенно беспомощный, но шёпот продолжал звучать в тишине. А может, он звучал в его голове:

     – Почему ему так повезло, почему не нам?!

     – Может, он особенный?

     – Особенный? А чем мы хуже? Мы тоже хотим жить! Я так хочу прикоснуться к своему мужу.

     – Нам не позволено. Видно, он смог им заплатить такую цену, которую не смогли заплатить мы. Нам придётся уйти, а ему – доделать то, что он не успел.

     – Всё равно, это несправедливо! Я тоже могла бы столько успеть, столько создать! Несправедливо!!!

     Голоса удалялись и шёпот стихал. Что это было? Егор закрыл глаза и впал в дрёму. Он устал, его мозг жаждал отдыха и снов, но снов не было, только пустота.

     В кабинете у главврача больницы собралось пятеро. Главврач обвёл всех уставшим взглядом и, вздохнув, начал говорить:

     – Ну что, господа-коллеги, какие будут мысли по этому поводу?

     Сидящие молча смотрели на поверхность стола. Кто-то машинально стучал шариковой ручкой, кто-то нервно потирал нос. Женщина рисовала в блокноте замысловатые фигуры. Сказать было нечего. Наконец, она решилась.

     – Я думаю, Фёдор Николаевич, мы не должны распространяться по этому поводу. По больнице уже бродят слухи, что у нас оживают мертвецы. Некоторые пациенты напуганы, другие видят в этом знамение. И ещё эта церковь на нашей территории. Некоторые прихожане считают, что сегодня настал час апокалипсиса. Мы сейчас в таком безумном мире живём, что любое нестандартное событие интерпретируется как знамение.

     Заместитель главного врача, женщина лет сорока пяти, посмотрела на скромно сидящего в конце стола человека и добавила:

     – А слухи возникают, когда кто-то не держит язык за зубами.

     Тот только потупил взгляд и промолчал.

     Главврач вздохнул и поморщился.

     – Всё это действительно странно, очень странно. Сначала эти события вокруг больницы. Обмороки, сердечные приступы. Три аварии на Мечникова с расстоянием в двадцать метров. Один смертельный случай. Приёмное отделение едва справлялось с наплывом пациентов, а потом этот случай в морге. С ума сойти можно.

     – И ещё этот послушник из церкви, что звонил в колокола, – согласился с главврачом заведующий отделением интенсивной терапии.

     – Ну, всё это можно объяснить, скажем, аномальным понижением атмосферного давления, магнитной бурей, а что будем делать с нашим пациентом. Это бросает тень на всю больницу. Нам сейчас прокурорская проверка не нужна. А если дело дойдёт до выплат компенсации, до суда?

     Главврач встал и подошёл к окну. За окном темнело. На горизонте собиралась гроза, воробьи купались в песке, поднимая облачка пыли. Наконец начал дуть ветерок, хоть как-то пытаясь разогнать стоячий зной, но в комнате было прохладно: работал кондиционер. Но, несмотря на его работу, главврачу становилось жарко от одной только мысли о возможных судебных разбирательствах. Ведь если начнут копать под всю больницу, может всплыть ряд очень неприятных моментов.

     – Надо попытаться договориться с родственниками нашего пациента. Может они согласятся на мировую? – спросил кто-то из присутствующих.

     – Афанасий Емельянович, вы узнали кто наш пациент?

     – Он пока не в состоянии говорить. Но думаю, что в скором времени узнаем. Он поправляется с фантастической скоростью, такая тяга к жизни.

     – М-да, – протянул задумчиво главврач. – Пресса уже была?

     – Да, Фёдор Николаевич, но мы действовали, как уговорились. Никаких комментариев.

     – Может, слить тему в Интернет, что никакого трупа и не было, просто был привезён пациент в состоянии комы и вот он чудесным образом из неё вышел, – предложил сидящий в самом конце стола человек, который до этого упорно рассматривал лакированную поверхность стола. – Молчание только подогревает интерес.

     – Меньше пить надо, чтобы потом не болтать, Петя, – недовольно буркнул Афанасий Емельянович.

     – Каким бы я ни был, Афанасий Емельянович, но труп от живого отличить в состоянии. Тем более я был не один.

     – Это тебя и спасает. Чёрт возьми, и свалилась же на нас такая напасть!

     – Это точно, – согласилась ещё одна женщина, просматривавшая какие-то документы. – Я, Фёдор Николаевич, поговорила со знакомыми в прокуратуре, они обещают помочь. Всё дело теперь в родственниках пациента и в нём самом. Что они запросят и пойдут ли на судебное разбирательство.

     – Но вина-то лежит не на нас, на врачах скорой.

     – А повторный осмотр? – главврач опять поморщился и потёр лоб.

     Видно давление не прекращало скакать, как это бывает перед сильной грозой. Туча на горизонте всё чернела и чернела. Она наливалась темнотой и разрасталась. Вроде даже послышались отдалённые раскаты грома, но может, это ему показалось. Ветер возился в листе деревьев и начинал раскачивать их вершины.

     Все присутствующие молчали.

     – А что за комиссия к нам собралась вдруг? – спросил главврач, повернувшись к сидящим. – Вы знаете о ней? – он посмотрел на своего первого зама.

     – Знаю, Фёдор Николаевич, – ответила женщина.

     – А почему я узнаю о ней только сейчас? Надежда Георгиевна, я должен быть в курсе всех проверок. Это не связано с нашим пациентом?

     – Нет, они интересовались поставками лекарств в нашу больницу. Сколько их поставляется и как они расходуются, бесплатны ли для пациентов. Я хотела вам о ней сообщить при личной встрече.

     «Вот только этого не хватало», – подумал главврач. Он-то прекрасно знал, как обстоят дела в его больнице с лекарствами. На многое он закрывал глаза. Официальная зарплата большинства медиков едва дотягивала до прожиточного минимума, поэтому все подзарабатывали, как могли.

     – А откуда комиссия?

     – Вроде из министерства здравоохранения. Я уточнила, это стандартная квартальная проверка.

     – Но она должна была быть только через две недели.

     – У них там что-то не сложилось. Я думаю, что всё пройдёт, как обычно. Все бумаги готовы.

     – Хотелось бы верить, Надежда Георгиевна. И, пожалуйста, без подробностей о нашем ожившем пациенте. Это всех касается. Договорились?

     Все согласно кивнули.

     – И вообще, мне бы хотелось, чтобы наша больница работала в штатном режиме. Без суеты и беготни. Поменьше паники и перешёптываний в туалетах и коридорах. Ничего особенного не случилось, никто не оживал в морге. Это наша главная позиция для прессы и для проверяющих органов. Если возникнут вопросы, щекотливые ситуации, направляйте всех ко мне. Я лично этим займусь. Всем всё ясно?

     «Да, конечно» – послышались голоса.

     – Тогда все свободны. Афанасий Емельянович, а вы останьтесь, пожалуйста.

     Послышался шум отодвигаемых кресел, и собравшиеся покинули кабинет главврача. Все, кроме одного. Оставшийся пригладил жидкие волосы на голове и, когда закрылась дверь за последним присутствовавшим, тихо произнёс:

     – Печальный у нас консилиум получился.

     – Фаня, Фаня. Мы столько лет знаем друг друга, что иной раз забываешь, когда мы впервые познакомились. Выпить хочешь?

     – Думаю да, Федя. Не откажусь. Я сегодня пережил не лучший момент своей жизни, особенно в морге.

     Откуда-то появились начатая бутылка коньяка и два бокала. Следом – тарелочка с лимоном.

     – А как же руль? – спросил вдруг Афанасий Емельянович.

     – А чёрт с ним, драйвера вызову, в конце концов. Или домой на такси поеду. Не часто в больнице такие дела случаются. А тут ещё эта комиссия, чёрт бы её побрал!

     Он плеснул коричневой жидкости в бокалы, нарезал лимон и они, выпив, закусили кислыми дольками.

     – Уф, хорошо, – проговорил Афанасий Емельянович. – На душе полегчало. Знаешь, Федя, после увиденного сегодня я начинаю верить в загробную жизнь. Может, нужно в церковь сходить?

     – Поможет? А теперь всё начистоту: что там произошло, в морге? Он действительно был мёртв, наш пациент? Или это ошибка скорой и наших балбесов.

     – В том то и дело, что да, – Афанасий Емельянович перешёл на шёпот, словно боялся, что его услышат за дверью. – Все первичные признаки разложения. Цвет кожи, органов. Даже, как выглядел он после аварии. Да его в лепёшку раздавило грузовиком!

     – Не надо столько эмоций, Фаня.

     – Это здесь так хорошо говорить, а там, там у меня волосы поднялись дыбом. Я видел всё собственными глазами.

     Он отхлебнул из бокала и поморщился. Главврач снова подошёл к окну. Туча затянула уже весь горизонт и начала наползать на больницу. Она словно была следствием того, что произошло возле больницы утром, как бы продолжением гнева Господня. Воробьи улетели, остались лишь голуби, которые копались около урны. Треща, с одного дерева на другое перелетела пара сорок. Они жили здесь давно и стали настоящими попрошайками.

     «И чего это я в религию ударился?» – подумал главврач. Он допил коньяк и поставил стакан на стол.

     – А как сейчас наш пациент? Я посмотрел твоё заключение, – он кивнул на свой стол, забитый папками и ворохами бумаг, из которых торчал чёрный жидкокристаллический монитор.

     – Мы взяли образцы тканей. Исследования показали удивительные вещи. Его кровь. Мы не смогли её идентифицировать. Я могу по ней защитить докторскую, назвав пятой группой. У неё удивительные свойства. Если он согласится стать нашим донором, наша больница приобретёт славу, нет, не просто славу, а славу на весь мир. В его крови находится столько активных антител, что они запросто могут победить болезнь среднего уровня, например, грипп, скарлатину, кишечные заболевания.

     А теперь по порядку. Во-первых, организм не просто восстанавливается, а ещё и перестраивается. Изначально у нашего пациента были тёмный цвет глаз, а сейчас он голубеет. Я так думаю, что завтра или послезавтра глаза станут небесно-голубыми.

     Во-вторых, меняется сама структура тела. При жизни… эээ, до аварии, пациент явно страдал болезнями позвоночника. Типичный случай сколиоза, деформирование позвоночника, сутулость и так далее. Теперь позвоночник выпрямляется. Никогда не видел такого.

     – М-да, – согласно кивнул Фёдор Николаевич. – Я тоже. А что с кровью? У тебя глаза загорелись, когда ты рассказывал про его кровь. Что ещё, кроме пятой группы?

     – Анализ крови вообще дал поразительный результат. Кроме её удивительных иммунных свойств, меняется соотношение клеток лейкоцитов и постклеточных структур, эритроцитов и тромбоцитов. Постепенно состав приближается к составу восемнадцатилетнего человека. Кровь явно омолаживается. А на вид пациенту лет сорок, не меньше. Кроме того, феноменальная регенерация тканей.

     – Никогда не думал, что такое услышу. Воскрешение из мёртвых. Второй Иисус Христос получается. Хрестоматийное событие.

     – Да, только нужна ли это нам такая шумиха? Я всё думаю, почему это произошло именно у нас, почему здесь? Кстати, а вспомогательный персонал предупреждён? Сарафанное радио никто не отменял.

     – Я принял меры. Они считают, что человек поступил из реанимации после коматозного состояния. Весь медицинский персонал об этом информирован. Истину знает лишь завотделением. А так как у нас в этот день было столько больных, то это не вызовет никаких лишних вопросов. Сам ведь знаешь, когда поступает слишком много пациентов, уже не до раздумий, кто он и с каким диагнозом поступил. Всё превращается в конвейер. А там такие тонкости могут затираться.

     Главврач снова потёр лоб. Он не понимал, как выйти из сложившейся ситуации. Скрывать всё вечно всё равно не удастся и правда выплывет наружу, но сейчас он боялся всяких расспросов и осаждения больницы журналистами. Ему не нужна была вся это шумиха, тем более в преддверии проверки из министерства.

     Внезапно в кабинете потемнело, словно за окном выключилось солнце. Резкий порыв ветра налетел на здание и ударил в стекло окна. Оно загудело и задрожало. Ветер рвал листву на деревьях и вращал пыль маленькими смерчами за окном. Одинокие прохожие, которых этот порыв застал на улице, спешили спрятаться от надвигающейся грозы. Они шли против ветра, поднявшего тучи пыли и мусора, прикрывая лицо рукой, а ветер свирепствовал и бросал в бой всё новые и новые порывы.

     И тут сверкнула первая яркая молния. Она пронзила небо от одной части тучи до противоположной, и следом ударил гром. От этой звуковой волны задрожали стёкла в кабинете главврача и где-то завыли сирены припаркованных автомобилей. Гроза наливалась силой, она словно впитывала энергию из воздуха. Вот, вот он – судный день! Главврач вдруг вспомнил Булгакова и его «Мастера и Маргариту»:

     «Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город. Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной Антониевой башней, опустилась с неба бездна и залила крылатых богов над гипподромом, Хасмонейский дворец с бойницами, базары, караван-сараи, переулки, пруды... Пропал Ершалаим – великий город, как будто не существовал на свете».

     Фёдор Николаевич, главврач центральной клинической больницы, поймал себя на мысли, что он ассоциирует грозу с каким-то знаком небес.

     – А ведь прогноз погоды не ошибся, – сказал Афанасий Емельянович, наливая ещё сто грамм коньяка в бокал. – Обещали грозу к вечеру, и она и случилась.

     – Да, наверное…

     Главврач не знал, что сказать в ответ. Все его мысли были о том странном пациенте и о грозе.

     – Федя, только не надо думать, что это не совпадение. Это именно совпадение.

     – Я знаю. Проследи, пожалуйста, чтобы информация о нашем пациенте не вышла дальше стен нашей больницы. Не сейчас. Потом… – он запнулся, – потом, как-нибудь, но не сейчас. Я не знаю, что происходит, но мне кажется, что совпадений не бывает. И то, что случилось утром у нас на территории и на улицах рядом, и случившееся в морге – взаимосвязано. Это звенья одной цепи.

     – Ты так думаешь, Федя? – человек погладил лысину и при новом блеске молнии инстинктивно посмотрел в окно. – А мне вот приснился дивный сон, когда над нашей больницей струился свет. А после я разговаривал со своими мёртвыми родителями в квартире, которую продал лет тридцать назад. И что, тоже совпадение? Федя, так можно сойти с ума, отыскивая скрытый смысл в обыденности.

     – Значит, оживший в морге человек – обыденность? Нет, Фаня, это не обыденность. Мы стали свидетелями чуда, но вот понять смысл его мы не можем. Нам это не дано. Мы видим очевидное, но не можем это осмыслить. В чём Великий замысел?

     Гроза за окном продолжала наливаться силой. Ветер рвал листву и закручивал мусор на асфальте. Голуби почувствовали неладное и, взлетев, искали укрытие на карнизах под старыми крышами. Стрижи уже давно метались в вышине, опасаясь ветра около земли.

     Афанасий Емельянович понял, что пора прощаться. Он поставил пустой бокал на стол и при вспышке очередной молнии, от которой кабинет наполнился голубым свечением, а портрет Президента странным образом покрылся тёмной вуалью, кивнул и направился к выходу. Там его догнали последние слова главврача:

     – Чудес не бывает. А если они и бывают, то только не спонтанно. Всегда любое чудо лишь следствие цепи событий. Мы не знаем, кем был этот человек, почему его воскресили. Зачем и почему. То, что произошло в нашей больнице – тайна за семью печатями. И пусть она останется тайной. Фаня, ты согласен? Мне не нужны сплетни.

     Его коллега согласно кивнул и вышел, оставив главврача больницы в одиночестве. Тот смотрел в окно, где разворачивалась грозовая буря. Молнии сверкали, и вслед за ними гремел гром. Огромные редкие капли дождя начали капать на землю. Они ударялись в стекло и оставляли короткий мокрый след дорожки воды. Ветер в неистовстве рвал кроны деревьев. Всё живое попряталось, даже одиноких прохожих не осталось на улице. Снова и снова небо пронзали яркие молнии. И пришла буря.

     …..

     С утра у дежурной медсестры на этаже болела голова. Её раздражало всё: и студенты, пришедшие сегодня на практику, и просьбы больных, – абсолютно всё. Она давно не помнила у себя подобного состояния. Даже принятые обезболивающие таблетки не помогали. Ей хотелось тишины и покоя. Но на рабочем месте это было вряд ли возможно. Всегда кому-то чего-то хотелось, и что-то было нужно. Её всё время отрывали от попыток мысленно подавить боль расспросами: где осматривающий врач, почему в туалете тусклый свет, во сколько будет обед?

     В обычные дни она на все вопросы отвечала спокойно, стараясь не злиться и не повышать голос, но сегодня явно был не тот день. Всё было против неё. Что-то словно заставило её задуматься о жизни, о зарплате, о будущем… Мысли были далеко не радостны. Вот и сейчас она нервно сделала записи в журнале и допила остывший чай. К пряникам она даже не притронулась.

     За окном бушевала гроза. Дождь стучал в стёкла окон и терзал одиноко растущую берёзу. Порывы ветра рвали её листву и раскачивали ствол в безумном танце. Дождь лил как из ведра. Несмотря на то, что гроза длилась уже минут пятнадцать, за окном по-прежнему было темно: пришедшая туча была просто неисчерпаема, словно она накапливала силы весь месяц зноя и сухой жары, что раскалили Киев и накрыли его запахом торфяных пожаров.

     За окном сверкнуло, и через секунду всё вздрогнуло от грохота грома. Стёкла загудели от удара, и медсестра потёрла виски: подобные звуковые эффекты отзывались в гудящей голове пульсирующей болью.

     В этот момент дверь на лестницу открылась, и в проёме показались два студента, судя по их виду – явно первокурсники. Бегающий взгляд, неуверенные движения. Один из них всё время машинально поправлял очки на переносице и боялся поднять глаза. Он очень переживал. Другой был куда смелее. Он подошёл к медсестре и сказал:

     – Здравствуйте. Извините, пожалуйста, но у нас вот какое дело. Мы сегодня были здесь с группой и, похоже, потеряли в одной из палат мобильный телефон. Мы можем его поискать?

     – Ребята, был обход. Никто ничего не нашёл, – устало ответила медсестра.

     Похоже, таблетки начинали действовать и боль потихоньку отступала. Оба студента посовещались и тот, без очков, который был смелее, продолжил.

     – Дело в том, что мы хватились телефона на улице, сразу после того, как вышли из вашего корпуса. Может его украли, а может он лежит где-то незамеченным? Мы очень просим вас позволить нам поискать по палатам. Там столько контактов. Миша их не восстановит, – и парень кивнул на очкарика, который ступил за спину медсестры.

     – Ребята, я ещё раз вам повторяю: был обход. Никто ничего не сообщал о потерянных вещах. Не надо сейчас тревожить пациентов. Если мы найдём ваш телефон, мы свяжемся с вами. Оставьте свои координаты, я вам позвоню.

     Медсестра достала из выдвижного ящика стола блокнот и приготовилась писать. Она не заметила, как у стоящего за её спиной возле окна очкарика зажглись и погасли глаза. В этот момент новый приступ головной боли сковал медсестру, заставив едва слышно застонать и снова потереть виски. Увы, таблетки не помогли. А может, это всё гроза. Как раз за окном снова полыхнула вспышкой молния и ударил гром. Несчастные машины сотрудников больницы, припаркованные перед корпусом, переливчато завыли сиренами сигнализаций. После громового залпа ливень усилился. Он забарабанил по стеклу пулемётной очередью, и берёза за окном почти склонилась до земли от сильного порыва ветра.

     – Ой, давайте завтра вы придёте и поищите, – женщина тёрла виски, стараясь справиться с наплывом гудящей, давящей на сознание болью.

     Но студенты не сдавались.

     – Послушайте, – сказал друг очкарика. – Вы не понимаете. Я же вам говорю, дело не в телефоне, а в контактах, что остались на нём. Записная книжка, ссылки. Этого же нельзя упомнить. Можно мы быстро посмотрим палаты и всё?

     – Ладно!

     Медсестра почти выкрикнула это. Боль была такой сильной, что она почти ничего не соображала. Ей уже было всё равно, что произойдёт через час, через два, завтра. Сейчас её волновала только ужасная головная боль.

     – Спасибо, – сказал долговязый студент, и они вместе с застенчивым другом отправились по коридору.

     А дежурной медсестре вдруг сильно захотелось пить. Боль стала слабее, но вот жажда всё усиливалась. И лучше всего было набрать воду на первом этаже, где стояла стойка с привезённой водой в бутылях. До этого времени женщину не сильно волновало, какую воду она пьёт, заваривая кофе или чай, но сейчас ей было просто необходимо набрать воды именно из привозных бутылей фирмы «Едем». Боль не давала ей сосредоточиться и поразмыслить над причиной этого странного спонтанного желания. Жажда наложилась на боль, и медсестра встала из-за стола.

     Когда она уходила, оба студента посмотрели ей вслед, и, когда двери с матовым, словно залитым молоком стеклом, ведущие на лестницу, закрылись, зашагали по коридору этажа. Они точно знали, куда направляются. Несколько раз им навстречу попадались больные, которые выходили из дверей палаты по нужде. Шагающие парни их молча обходили. Сквозь проёмы приоткрытых дверей были видны кровати с лежащими под капельницами пациентами. Многие из них не шевелились, другие читали книжки или смотрели в планшеты. Где-то приглушённо бурчал работающий телевизор.

     Огибая пустые каталки в коридоре, студенты дошли до последней палаты на этаже, как раз возле окна, которым заканчивался коридор. Напротив находился туалет. Им могли пользовать больные обоих полов, о чём сообщала табличка на двери. Под ней была приклеена старая, пожелтевшая, отслоившаяся от белой краски двери надпись: «Соблюдайте чистоту».

     – Систему оповещения, – сказал студент в очках.

     Его друг подошёл к двери. Из белого рукава его медицинской одежды выплыл металлический паук и скользнул на деревянный косяк двери, замаскировавшись под вздутие краски.

     – Сенсор активирован, – прошептал в мозгу псевдо-студентов компьютер. – Данные загружены. Использование подавления только в случае аварийных ситуаций.

     Оба молодых парня подошли к двери напротив туалета, и один из них открыл её. В четырёхместной палате был всего один пациент. Час назад его перевели из реанимации, отключили от системы принудительной вентиляции лёгких, и теперь этот человек лежал слева от окна под капельницей. Молодые люди зашли в палату и закрыли дверь. Очкарик склонился над полом и с таким же странным металлическим лязгом, которое издавал минуту назад «паук», из рукава халата появились несколько устройств в виде металлических шариков. Они заняли позиции в каждом углу двери, причём два из них покатились по дверному коробу вверх, игнорируя силу притяжения, и через секунду проём двери исказился, словно на один миг его потревожил горячий воздух. На самом деле было поставлено силовое поле. Замаскированные агенты «Мёртвых подразделений» предприняли повышенные меры безопасности.

     Очкарик, он же Итук, активный штурм-агент «Мёртвых подразделений» 18-го, имперского флота не понимал, зачем были нужны такие меры безопасности на этой примитивной планете. Зачем надо было соблюдать старые предписания работы на наблюдаемых планетах? Да, Империя сейчас пала, она превратилась в Альянс, но это ничего особо в военной иерархии не изменило. Даже названия сохранились с тех времён. И все предписания, кодексы, инструкции остались прежними. Но Империя создавала эти инструкции, исходя из условий глубокой разведки и последующего захвата планеты. Но сейчас другое время. Империи нет, а Альянс борется с Врагом и ему не до экспансий в других мирах.

     За окном палаты продолжалась гроза. Ливень был таким, что на улице Мечникова образовалась просто река воды. Сливные системы города не справлялись с таким потоком, и вода устремлялась дальше, затрудняя движение автотранспорта и создавая хаос. Особенно тяжело было преодолевать эту реку обычным пешеходам. Немногие отваживались двинуться через грязный поток, который нёсся по проезжей части. А тех, кто пытался, охватывал первобытный страх перед бурлящим мутным потоком: а вдруг он глубже, чем кажется, вдруг он опрокинет и унесёт, как это делают бурные горные реки. Этот страх останавливал людей и заставлял повернуть назад.

     Как только силовое поле было активировано, один из пришедших подошёл к лежащему на кровати пациенту и поднял правую руку. Из его запястья выросла чёрна трубка, которая скользнула прямо в руку парня.

     – Сканирую, – прошептал он.

     Трубка взмыла в воздух и со щелчком раскрылась на две половинки, а посередине появился серый раструб. Трубка зависла над пациентом, и через секунду из раструба ударил сканирующий зелёный луч. Он начал сканирование от макушки головы и, дойдя до кончиков пальцев ног, исчез. Половинки трубки закрылись, и трубка скользнула в руку агента.

     – Сканирование завершено. Выдаю результаты, – прошелестел компьютер.

     Прямо в палате возникло трёхмерное изображение скелета человека, потом анатомические данные мышц, внутренних органов, кровеносной и лимфатической систем. Оба агента «Мёртвых подразделений», Итук и Свесик, смотрели на то, как работают органы в теле сканируемого пациента, как он дышит и спит. Как течёт по кровеносной системе кровь, и лимфатическая жидкость движется по телу. Особо интересен им был мозг. Машина раскрасила его разными цветами. Яркими алыми мазками она обозначила активные области.

     – Невероятно, Итук, – Свесик посмотрел на очкарика. – Посмотри на данные регенерации.

     – Я вижу, – Итук наблюдал как компьютер закончил составление карты тела пациента и перешёл к его генетическому коду. – Первый реальный случай воскрешения с библейских времён?

     – Очень смешно, – Свесик рукой дотрагивался до управляющих символов и менял диапазоны сканирования. – Посмотри на спектр. Видишь, как мало в нём Тёмной материи. А ведь в любом живом организме, особенно на данной планете, Тёмной материи должно быть в три раза больше.

     – Ты хочешь сказать, что это строительный материал? Но это невозможно в принципе. Тёмная материя имеет совершенно иную структуру. Она никак, кроме гравитационной составляющей, не взаимодействует с основными элементами видимого диапазона.

     – Тогда объясни показания сканирования. Что это?

     За окном опять сверкнула молния и ударил гром. Гроза на мгновение усилилась и снова начала хлестать дождевыми порывами в окно. От грозы в палате стоял сумрак. Из-за него голографический экран горел так ярко и чётко, что от его света на стенах играли световые тени.

     Сканер продолжал работать. Он накладывал на скелет мышцы, прикреплял их к костям сухожилиями. Вслед за этим он наполнял прозрачный силуэт человека, обозначенный пока лишь контурами, внутренними органами и заканчивал свою работу, создавая изображение кожных покровов. Но что-то не ладилось в работе машины. Она словно получала данные сканирования, которые не позволяли ей собрать всё воедино. Каждый раз, когда она пыталась виртуально собрать тело, вмешивались неопознанные факторы, которые заставляли её начинать всё сначала.

     – Причина ошибки? – Свесик подошёл к единственному пациенту палаты; тот лежал, закрыв глаза, и не реагировал на посетителей.

     – Ошибки нет. Коррекция работы анализатора, – сообщил компьютер.

     – Пояснение.

     – Закрытый доступ. Только для агентов «Мёртвых подразделений»

     Вот этого ответа Свесик не ожидал точно. Машина хотела удостовериться, что он – действительно агент «Мёртвых подразделений»?! Ему пришлось пройти процедуру идентификации, как, впрочем, и Итуку. После этого компьютер мигнул голографическим экраном и высветил новую картину. Перед глазами агентов «Мёртвых подразделений» появилось схематическое тело человека, которое было сплошь заполнено светящимися оранжевыми точками. Они плыли по всему телу, как кровь, циркулируя и заполняя каждую клетку. На секунду оба агента замерли от неожиданности. Потом Итук сказал:

     – Это же «Танец Костей». Так выглядят мертвяки на сканах! Неизвестное вещество, что заполняет их тела, не давая разлагаться и помогая управлять ими извне.

     – Нет, не думаю. Очень похоже, но есть отличие. Посмотри на спектр линий. Его тело заполнено экзотической материей, а не тёмными гравитационными флюктуациями, которые порождаются веществом, что внедряется в тело мертвяка. Те флюктуации контролируют тела мертвяков, они – движущая сила, управляемая извне. На этой планете есть очень точное изречение: кукла, дёргаемая за ниточки. А здесь другое. Мы даже не знаем свойств экзотической материи. Есть догадки, что она может создать любой элемент во вселенной. Как – неизвестно, но, исходя из математических выкладок и доказательств, она – частица бога.

     – Я знаю, – Итук ещё раз посмотрел полученные данные. – Экзотическая материя, термин странной светящейся субстанции в горшках грёз на планете Звёздных Механиков. Может, они его вернули к жизни? Если верить учёным, эта материя может создать всё.

     Свесик молчал. Он не знал ответ на этот вопрос. Судя по данным сканирования, лежащий на кровати человек, совсем недавно бывший мёртвым, теперь стал чем-то большим, нежели просто человеком. Особенно странной аномалией была яркая полоса энергии в районе позвоночника, которая несколькими нитями связывала с собой мозг и сердце Егора.

     Сканер не смог определить источник и структуру энергии. Система её не опознала. Она пыталась и пыталась найти совпадение, прогоняя её спектр через базы данных обо всех известных видах энергии, но совпадения не было. Более того, большую часть полосы сканер вообще не видел. Он маркерами обозначил элементы, которые мог идентифицировать. Они походили на кварки и мезоны, а вот остальное было вне диапазона работы сканеров.

     После пяти или шести попыток Свесик скривился и потушил экран. Полученную информацию он отправит через спин-канал прямо в аналитический центр интеллект-корпуса. Он один раз был в этом аналитическом центре. В секретном месте, скрытом пылевыми облаками и полями астероидов разрушенных планет, где пульсировали останки погибших звёзд, и свободная плазма, расширяясь в пространстве, сжигала всё на своём пути, внутри погибшего звёздного скопления, образовавшегося в результате столкновения двух галактик, прятался металлический шар-планета. Доступ к нему имели только корабли интеллект-корпуса и «Мёртвых подразделений». Обычные корабли Альянса не смогли бы пройти через поля плазмы погибших звёзд и жёсткого излучения пульсаров. Да и сами координаты этой металлической планеты держались в строгом секрете. Весь шар был и компьютером, и хранилищем данных. В его недрах, погружённые в охлаждающую жидкость, которая могла существовать только при температуре, если брать земную шкалу, от +7 до +15 Кельвинов, работали мощные процессоры, гибриды технологий Альянса и Звёздных механиков. Сама жидкость была создана из экзотической материи, путём преобразования её в охлаждающую субстанцию с помощью Тёмной материи. Как, Свесик не знал. Ходили слухи, что интеллект-корпусу кто-то помог. Зачем и, главное, почему помощь была оказана только для создания охлаждающей жидкости и ничего более? Из экзотической материи можно было создать всё, что угодно. Но была создана только охлаждающая жидкость и системы её охлаждения. Ответ на этот вопрос знало только высшее командование интеллект-корпуса. Один раз мелькнуло сообщение о странных существах с золотыми зрачками. Но Свесик не имел доступа к такому уровню информации, поэтому эти вопросы, которые он задавал сам себе и своим внедрённым в тело компьютерам, оставались без ответа. Он мог только гадать. Возможно, это были только слухи. Свесик догадывался, сколько драгоценного материала, такого, как экзотическая материя, которая появляется каждый год лишь в мизерных количествах, было использовано для этой охлаждающей жидкости. И вот туда будут направлены все данные, которые они с Итуком получили сейчас. Всё становилось гораздо интересней.

     За окном по-прежнему бушевала гроза и хлестал ливень. Судя по метеоданным спутников наблюдения за грозовым фронтом, через час гроза уймётся, превратившись в мелкий дождь, который будет моросить пару дней, и следом придёт долгожданное похолодание.

     Свесик посмотрел на Егора. Тот уже не был обычным человеком. Его организм изменился до неузнаваемости. Аналитические компьютеры Свесика работали, выдавая уйму информации. Другие компьютеры эту информацию анализировали и отбрасывали информационный мусор, «отделяли зёрна от плевел», как гласила пословица на этой планете, очень понравившаяся Свесику, в итоге оставалась лишь истина.

     – В любом случае, мертвяки – это существа, подконтрольные внешнему источнику. Я не думаю, что этот человек, может контролироваться ими, – сказал Свесик. – Исходя из первичных данных, я в этом уверен.

     – С чего ты это решил? – усомнился Итук. – Доказательства?

     – Хотя бы из-за способа регенерации организма. Экзотические частицы – это раз. Два: ты же знаешь, что мертвяки не регенерируют. Никогда и нигде, ни в каких мирах, даже после небольших повреждений. Сколько раз мы сталкивались с Врагом и его армиями. Они всегда выглядели одинаково: использование тел умерших, наполненных движущей силой, внедрённой в их организм инородной генетической материей. Все раны, полученные при жизни и после смерти, сохранялись. Просто использовался своего рода каркас, который заполнялся неизвестным веществом. Каждое тело имеет жизненный след, своего рода память тела, оставшуюся со времени жизни. Даже если ткань гниёт или усыхает, всё равно она ещё помнит, как она выглядела и как функционировала, когда была живой. Так и работает этот контроль. Пропитывая тело, внедряясь в каждую клетку, он черпает из неё остаточную информацию и на её основе начинает строить моторику поведения. Иногда пытаясь копировать поведение живых организмов. Есть ещё чёрные создания. Эти существа генетически изменены, и их ткани не просто преобразованы, они трансформированы в новый вид. Итук, ты видел, что пучеглазые делают и как ведут себя при атаке?

     – Да, видел.

     – Значит, ты знаешь, как появляются мертвяки из тела корабля. А здесь другое. Это не те частицы, которые поражают живые существа после укуса мух, а потом берут под контроль, создавая «Танец костей». Здесь совсем другое.

     Гроза наконец начала стихать. Небо посветлело, и снова послышался пронзительный свист проносящихся мимо окон стрижей, но вдруг стихия будто нашла новый запас неиспользованной энергии, и снова сверкнули молнии и полил сильный дождь.

     – Хорошо, тогда приступаем ко второй фазе.

     Итук подошёл к Егору, и с тихим шелестом на его правой руке возник механизм, напоминающий раструб. Поднеся его к шее Егора, Итук мигнул глазами. Подчиняясь мысленной команде, раструб присосался к коже лежащего на кровати человека, отключил нервную систему и, разрезав кожу лазером, ввёл в артерию микроскопический зонд. После этого механизм ввода наноробота активировал излучения для ускорения регенерации кожи, но кожа заросла сама с невероятной скоростью.

     – Ты видел? – спросил Итук у Свесика. – Скорость регенерации этого земного организма сопоставима со скоростью регенерации агента «Мёртвых подразделений». Даже обычный житель Альянса не может так восстанавливать свои повреждения.

     – Видел, – тихо сказал Свесик. – Аристэ была права: мы ещё повозимся с этим землянином. Давай его прицеплять.

     – Выбери Собиратель с минимальным временем подлёта. Аристэ не хочет рисковать. Она вообще предложила прицепить его сразу к двум кораблям.

     Если бы сторонний наблюдатель долго и внимательно наблюдал за Итуком, он бы заметил, что тот за всё время пребывания в палате ни разу не поправил очки. А они должны были съехать вниз с переносицы при разговоре и движениях головы. Но Итук не сильно волновался, что кто-нибудь заметит эту мелочь в его маскировке в виде фантома студента.

     – Слишком много чести, – улыбнулся Свесик.

     В палате возникло светящееся изображение планеты с красными точками на орбите. Свесик внимательно посмотрел на расположение красных точек и, выбрав одну из них, дотронулся до неё пальцем. Она вспыхнула красным светом и развернулась в треугольный корабль, похожий в разрезе на сдавленный эллипс. Это был корабль типа «Собиратель». Свесик протянул линию от тела к схематичному кораблю и компьютер, выбросив данные, прикрепил Егора к Собирателю.

     – Вот так вот, теперь мы тебя прицепили.

     Собиратели – это были корабли спасения жизненных единиц. Они использовались везде. Особенно когда происходили звёздные бои. Каждый Собиратель имел основные объекты спасения и вспомогательные. Основными объектами были живые организмы, прицепленные к данному кораблю. Их он должен был спасать в первую очередь. И эти уникальные объекты не пересекались между собой, чтобы разные машины не пытались выполнить работу одновременно, спасая одного и того же попавшего в беду и помешать при этом друг другу. Если один из Собирателей погибал от огня противника или выходил из строя по другим причинам, ведомые Собиратели получали информацию об этом и приступали к спасению тех, кого не смог подобрать погибший спасательный корабль. Это и были вспомогательные объекты.

     Система была построена так, чтобы ни один Собиратель не тратил время на объект, к которому уже был направлен другой подобный корабль. Максимальная эффективность. За почти 7 000 лет существования Империи, этот механизм был отлажен, как часы. Такие машины с крейсера «Эколен» сейчас висели над Землёй. Они отличались от обычных Собирателей, которые использовал Альянс. Корабли висели над планетой, находясь в полностью автономном режиме и используя маскировку Тени, чтобы их нельзя было обнаружить. Планета Земля была диким, неконтролируемым миром. Даже манипуляторы событий, системайзеры, не всегда помогали. Им не хватало времени рассчитать вероятность событий, которые произойдут или могут произойти, при анализе поведения, привычек и наклонностей объекта наблюдения. Особенно сложно было просчитать будущее, как тот или иной объект поведёт себя в той или иной ситуации. Поэтому объекты наблюдения «Мёртвых подразделений» могли просто погибнуть на улице, быть задавленными на тротуаре, они могли быть похоронены в сельве и сгинуть в трещинах землетрясений. Каждый их шаг системы должны были просчитать, и прицепленный к ним Собиратель, исходя из важности, следовал за ними по пятам. Когда появлялась угроза существованию жизненных единиц, помеченных маркерами, эти корабли активизировались и, опускаясь к планете, начинали телепортировать методом световой потоковой диффузии прямо в себя отмеченных маркерами туземцев. Это было яркое зрелище, когда на отмеченный объект падал столб света и объект телепортации, озарившись вспышкой и превращаясь в яркий световой контур, взмывал ввысь по световому столбу и втягивался в корабль. В любой войне, стихийном бедствии, пожаре или землетрясении, когда жизни маркированного объекта угрожала опасность, Собиратель подхватывал его и уносил в космос. Исходя из внутренних директив безопасности, агенты «Мёртвых подразделений» могли маркировать туземцев вверенных им планет только в самом необходимом случае. Иначе их ждало разбирательство Тёмных экзекуторов. Но в данный момент у Свесика и Итука было личное разрешение командира сил «Мёртвых подразделений» в этом сектор Галактики, Аристэ, прицепить Егора к Собирателю.

     Система пискнула и выдала положительный результат по захвату. Свесик погасил экран и повернулся к лежащему в глубоком сне человеку. Введённое в него успокаивающее ещё действовало. Хотя его обновляемый организм уже начал бороться с лекарством. Глаза Свесика вспыхнули и погасли. Он снова сканировал резонансным излучением тело Егора. Полученное эхо было ошеломляющим: этот человек начинал с невероятной скоростью разрушать химический состав лекарства и выводить их из организма.

     – Кто ты, и что с тобой будет, – произнёс Свесик, рассматривая Егора. – Что ты там увидел и что тебя так изменило? Как нам придётся с тобой поступить?

     – Ты тоже подумал о том, о чём и я? – в свете очередной молнии Итук склонился над Егором. – А может, его сейчас просто сжечь плазмой, и все проблемы будут решены?

     – Ты считаешь, что это выход? Так, одним махом решить все проблемы? А как же…

     – Тёмные экзекуторы? Знаешь, Свесик, глядя сейчас на структуру тела нашего объекта, я даже не знаю, что страшнее – этот человек, или Трибунал. Мы можем получить монстра.

     – Наверное, но даже системайзеры не смогли дать точного ответа. Только одно слово: неопределённость.

     Их миссия закончилась. Данные полного сканирования были переданы командованию интеллект-корпуса для дальнейшего анализа. Оба агента в последний раз посмотрели на Егора и, сняв защиту с двери, вышли.

     В коридоре было пусто. Из-за плохой погоды и наступающего уже вечера пациенты практически не выходили из палат. Судя по данным робота-наблюдателя, несколько минут назад уборщица вымыла полы в коридоре, так что в воздухе стоял запах хлора, а покрытый линолеумом пол блестел от влаги.

     Дождь на улице не унимался. Стало заметно холоднее: температура упала с +32 до +23. Но Свесику и Итуку это было неинтересно. Свесик подошёл к двери туалета и забрал робота наблюдателя. Зашагав по коридору, они достигли стола дежурной медсестры, которая ещё страдала от головной боли. Она уже сходила на первый этаж и выпила воды, что ничуть не облегчило её состояния, потом заварила себе чай, доведя его до максимальной крепости. Странные ощущения одолевали женщину. После чая она почувствовала себя так, словно её мучает похмелье. Неужели погода так на неё действует? Сидя за столом и потирая виски, она никак не могла понять, почему же ей так плохо и ничего не помогает. Неужели у неё мигрень, неврологическое заболевание? От этой мысли ей становилось ещё хуже.

     Глаза Итука вновь вспыхнули и погасли. Медсестра, почувствовав облегчение, подняла голову.

     – А, это вы. Нашли телефон?

     – Нет, – ответил Итук. – Скорее всего, мой растяпа-друг потерял его где-то в другом месте. Но всё равно спасибо, что вы позволили нам его поискать. Мы вам очень благодарны за… терпение.

     – Не за что, – женщина глубоко вздохнула, чувствуя, как боль отступает. – Внимательней следите за своими вещами, ребята.

     – Без сомнения, – ответил очкарик Итук, и они, открыв качающуюся дверь на лестничную клетку, вышли. А за окном, за спиной медсестры, продолжал лить дождь.

     Когда двери за студентами закрылись, долговязый остановился, постоял в задумчивости секунд десять и, обернувшись в сторону женщины, вновь вспыхнул глазами. Итук криво улыбнулся и, покачав головой, начал спускаться вниз. Он не осуждал своего напарника, даже в чём-то его поддерживал. Это ведь просто мимолётная слабость, всего лишь маленькая помощь туземке.

     «А я дома не закрыла окна!» – вдруг вспомнила женщина и начала набирать номер мужа. – «Надеюсь, он сообразил пораньше прийти домой. Ведь вытирать лужи придётся мне, а то у него то спина болит, то живот болит, то он вовсе ничего не заметил. А там и футбол…»

     Дождь барабанил в окна и стучал по металлу карниза. По водосточным трубам с шумом неслась вода с крыш и потоками стекала вниз, к улице Мечникова.

     …..

     Егор открыл глаза. Тяжёлая дрёма, в которой он пребывал, прошла. Ему стало спокойнее. Тошнота от лекарств уже почти не беспокоила его. Перед собой он увидел сидящего на стульчике человека. В палате не было света, она озарялась лишь молниями за окном, и на секунду Егору показалось, что перед ним сидит Валя. Она грустно смотрела на него и улыбалась. В уголках глаз при свете молний загорались бусинки слёз. Егор закрыл глаза, а когда снова открыл, то увидел, что перед ним сидит не Валя, а его мама.

     – Сына, – тихо сказала она. – Боже, ты жив. А я подумала, что потеряла тебя. Я звонила на твой телефон, но он молчал. А тут ещё страшная авария на Броварском шоссе. Сынок, я так волновалась.

     – Я жив, мама. Я живой, – улыбнулся Егор. – Всё позади.

     – Я еле нашла тебя. Меня долго не пускали, говорили, что тебя нельзя тревожить. Сколько глупых вопросов задали: а вы точно уверены, что это ваш сын, опишите его. Боже, сколько я выпила лекарств от сердца.

     Вдруг снова в груди Егора что-то начало ворочаться. На секунду его мама словно покрылась паутиной светящихся линий, в районе сердца они горели ярким, болезненным клубком. Егор нежно взял маму за руку и почувствовал, как его энергия тихо перетекает в тело мамы. Через минуту она достигла горящего болью клубка в груди и начала гасить его. Тот побледнел и рассосался. Женщина глубоко вздохнула.

     – Эдас сиву, – прошептал кто-то, и светящаяся сеть на маме погасла.

     Она сидела перед ним как обычный человек, и Егор больше ничего не чувствовал. Он хотел было спросить, что это за слова – но кто это сказал, к кому обратится? В пустоту? Он промолчал, не понимая произнесенных слов, и что это за сетка загорелась и погасла на маме.

     – Ну вот, боль прошла, – улыбаясь сказала она. – Полегчало. Ты прости, что не смогла тогда подойти к телефону…

     – Мама, не надо, – тихо попросил Егор. – Это случайность.

     В этот момент женщина расплакалась.

     – Мне приснился сон, где я звала на помощь. Я пыталась тебя спасти, я просила ангелов тебя спасти. Неужели это правда и они услышали меня?

     – Я не знаю, мама, – Егор отвёл глаза от плачущей и смотрел на серую побелку потолка. – Я ничего не помню после аварии.

     – Такой странный сон. Там была твоя Валя. А ещё был странный старичок, механик, вроде. Не помню, и ладно. Боже, как я счастлива, что ты жив! – женщина плакала от радости, гладя руку Егора.

     Из стены напротив кровати Егора выплывали пятна энергии, которые уходили в потолок и там таяли. Словно кто-то подсвечивал изнутри розоватым свечением комки ваты.

     «Что это со мной, что я вижу?» – подумал Егор. Жжение в груди пропало, и светящиеся пятна исчезли. – «Наверное это галлюцинации после травмы»

     Мама перестала плакать и вытерла платком глаза.

     – Ты – всё, что у меня осталось, всё, что у меня есть на свете. Я так боялась тебя потерять.

     – Мама, а почему ты не включишь свет в палате? – спросил Егор.

     – А его нет. Авария где-то, вся больница обесточена, – женщина улыбнулась сквозь слёзы, – вот такие пироги.

     Сейчас для неё не было в жизни ничего важнее, чем сидеть около сына и видеть его живым. Она так боялась найти его в морге, найти мёртвым, что долго не решалась начинать обзванивать больницы. Но когда решилась и узнала, что в центральной клинической есть неопознанные пациенты, находящиеся в коме, мигом примчалась. Она бежала бегом по Кловскому спуску, потом по улице Мечникова, мимо Киянки, не дождавшись городского транспорта.

     Какая же сильная гроза была на улице. Татьяна Николаевна промокла, спеша в больницу. Когда она вбежала в приёмное отделение корпуса, с неё стекали потоки воды, вся одежда прилипла к телу. Её не хотели пускать к сыну. Она умоляла, кричала, что останется ночевать, но дежурная сестра была непоколебима. На шум спустился заведующий отделением. Узнав в чём дело, он лично приказал пропустить её наверх, на опознание, и вот теперь, едва сдерживая новые слёзы, она сидела около Егора. Пусть он был ещё весь в бинтах с проступающими жёлтыми пятнами йода, пусть едва шевелился и с трудом говорил, но он был живой.

     Ей снова вспомнился сон и странная Волшебная ярмарка. Отшельник Механик из её сна выполнил просьбу. Она не знала как он это сделал. Ей, почему-то казалось, нет, она была уверена, что этот сон был правдивым. Это походило на бред, но Татьяна Николаевна не сомневалась, что это правда. Он спас жизнь её сыну, она чувствовала это своим материнским сердцем. Он вернул ей смысл существования. Есть поверье, что сны могут быть вещими. А ещё в древности верили, что через сны можно общаться с богами.

     Женщина отбросила размышления и взяла руку Егора. Какая разница, её сын жив, и нет ничего важнее этого в мире.

     И странно. Одежда женщины, как по волшебству, практически высохла за те десять минут, которые она уже провела около него. Исчезли тёмные пятна на полу, и вытертая ковровая дорожка засияла свежими красками. А может, это ей всё просто показалось? Когда вновь рождается надежда, весь мир вокруг становится светлее. Татьяна Николаевна смотрела на сына. А тот, закрыв глаза задремал. Она легонько погладила его по волосам и тихо прошептала:

     – Спи. Спи, мой сынок.

     Во сне Егор видел улыбающееся лицо Вали. Она склонилась к нему и, поцеловав в лоб, прошептала:

     – Спи, моя любовь.

     И от этих слов он был счастлив. Как же он любил её.

     Глава 12

     Возле сияющей зеленью планеты на орбите застыло два корабля. Боевые крейсеры, по классификации Империи: «Ударный крейсер первого класса, тип-44», медленно плыли на стационарной орбите планеты Каррисфена. В боевой рубке, в носовой части которой сидели пилоты, за ними – штурманы, следом – сенсорики, системайзеры, а по бокам, возле сияющих во всю стену голографических экранов, боевые инженеры и тактики, было темно. В задней части рубки на возвышении находился высший командный состав корабля: капитан, два его помощника, координатор боевых систем корабля и защиты, главный штурман и офицер связи. Типичный зал боевого звездолёта, принятого к стандарту, ещё в начале зарождения Империи.

     Дежурная вахта склонилась над сияющими огнями пультов и экранами. Все внутренние огни были погашены, и только яркий свет планеты, вращавшейся вокруг газового гиганта, освещал тёмные стены рубки и тёмный губчатый потолок. Командир корабля смотрел на мерцающие перед ним голографические экраны и нервничал. Приказ звёздного командования патрулировать данную систему был отдан всего стандартный час назад. Их перебросили из совсем другой области звёздного созвездия Паутина, где им приходилось спасать персонал на станциях наблюдения на Тюнике. Там бушевали страшные сезонные бури, швырявшие в строения станции валуны под десять тонн. Силовая защита перестала выдерживать, и было принято решение эвакуировать персонал станции. Цивильные корабли не имели мощных средств эвакуации, а спасательные корабли были задействованы для спасения систем в двух парсеках от Тюника: там шло сражение с Врагом. Поэтому были использованы боевые крейсеры. Кроме того, в том секторе были замечены следы Врага и разведывательные корабли шныряли по всему космосу, отыскивая очаги заражения. И в этот момент пришёл новый приказ.

     Теперь оба корабля висели над спокойной зелёной планетой, находившейся на карантине.

     – Приказ от командования флота: третий уровень боеготовности, – проговорил помощник капитана, рассматривая данные на экране. – Всему экипажу рекомендуется одеться в защиту третьей степени.

     – Выполняем, отдайте приказ по селектору, – тихо сказал капитан крейсера.

     Он знал, что подобный приказ подразумевает возможные боевые действия или какую-нибудь катастрофу. Эластичный скафандр поможет члену экипажа уцелеть, если его выбросит в космос. Обычно Собирателям хватало двух-трёх часов, чтобы подобрать экипаж погибшего корабля, но это было во времена Империи. Что будет сейчас, никто не знал.

     Про эту звёздную систему капитан корабля знал немного. Считалось, что здесь побывал Враг, но никаких боевых действий на планете не проводилось.

     – Сообщение с планеты от «Мёртвых подразделений», – вновь сказал первый помощник. – Держать эшелон. Переход на уровень опасности выше – только по команде с генетической отметкой.

     Капитан корабля кивнул, хотя всё это ему не нравилось. Создавалось впечатление, что их корабли использовались для какой-то цели. Причём ни цели, ни хотя бы объяснения, зачем они здесь, не были озвучены. В былые времена Империи, когда в звёздном флоте была чёткая иерархия командования и подчинения, любая операция тщательно планировалась. Правда были и свои нюансы: утечка информации. С распадом Империи и провозглашением Альянса свободных систем, начался полный кавардак. Каждая система считала, что она важнее других. Не было чёткого распределения полномочий в Звёздном командовании, и былая мощь систем начала распадаться. В те времена интеллект-корпус был лишь одной из составляющих военной машины наряду с разведкой и глубоким поиском. Однако после того как появился Враг, роль интеллект-корпуса начала возрастать. Он словно вышел из тени со своими спецсилами – «Мёртвыми подразделениями», обладающими оружием, которое они разыскали где-то на задворках Вселенной. Эта организация, включавшая в себя на заре существования учёных, инженеров, конструкторов и механиков, начала превращаться в конгломерат, влияющий на проведение военных действий. На данный момент в борьбе с непонятным Врагом Звёздное командование подчинялось интеллект-корпусу, а не наоборот.

     Пилоты аккуратно держали крейсер на орбите, компенсируя гравитационные возмущения планетарной системы. Навигаторы просчитывали курс и возможные опасности. Штурманы вводили телеметрические поправки. Сам крейсер было около 1450 метров в длину, и около 650 метров в высоту. Такую махину было сложно держать в равновесии в гравитационном поле двух планет.

     Присутствие двух крейсеров над карантинной планетой было странным для обычного патруля охраны. Капитан крейсера нутром чуял, что готовится нечто масштабное, но пока они были лишь пешками в игре. Для перехвата цивильных кораблей и кораблей мародёров хватило бы эсминца с парой десятков перехватчиков. А тут целых два ударных крейсера. Значит, всё-таки сдерживание Врага.

     – На связь вышли «Мёртвые подразделения», по закрытому спин-каналу, – сообщил офицер связи.

     – На экран, – приказал капитан корабля.

     Возле его фигуры замигал белым светом маячок вызова и, развернувшись, превратился в изображение молодого мужчины. «Мертвецы» всегда выглядели молодо и слишком – даже чересчур – идеально. За всю свою жизнь капитан корабля никогда не видел агента «Мёртвых подразделений», который бы выглядел старше двадцати стандартных лет. Кроме генетического модификатора они использовали ещё что-то.

     – Это Камптан Хурак, ковит таймзер. Пятый корпус «Мёртвых подразделений».

     – Капитан ударно крейсера «Эвита», Самоок.

     – Капитан, получен приказ перевести крейсер в полную боевую готовность, – перед глазами Самоока возник код идентификации подтверждения приказа, набор цифр и символов, а также генетическая подпись командующего сектором, – все члены экипажа должны занять свои места согласно боевому расписанию. Пилоты штурмовых кораблей должны находиться в кабинах до особого распоряжения. Ни в коем случае не показывать визуально, что данный крейсер перешёл в режим боевой готовности. Все орудия должны быть в нейтральном положении, бронезаслонки обзорных окон открыты. Уменьшить переговоры по боевому взаимодействию с другими кораблями до минимума. Ясно?

     – Да, – чётко ответил капитан. – Можно вопрос, а что мы делаем в этой звёздной системе?

     Голографическая фигура человека сделала жест, словно рукой поймала рыбу, и исчезла. Капитан корабля знал это жест с его родной планеты. Это означало, что идёт охота. Значит «Мертвецы» приготовились к очень серьёзной операции.

     За бронестёклами обзорных окон проплывали два материка зелёной планеты, один за другим. Первым двигался основной материк – огромная грушевидная тектоническая плита. Вокруг неё сверкали светлыми бликами океаны. Над одним из них образовывался грозовой фронт, и начинали появляться первые признаки урагана. Дальше шли три материка поменьше, покрытые лесами. Где-то в противофазе находилась вторая планета, практически сплошь покрытая водой. Её можно было увидеть раз в пять лет из-за края газового гиганта, всего лишь слабый серп на фоне прозрачного голубого сияния Хамарона. Поэтому жители Каррисфены очень долго не могли поверить в то, что существует спутник-близнец. Робкие доводы астрономов в тёмные века считались безумством, пока почти 300 планетарных лет назад данная планета не была математически высчитана по гравитационному следу искажения орбиты самой Каррисфены. Проведя расчёты, астрономы пришли к выводу, что качание Каррисфены могло быть вызвано только наличием на её орбите ещё одной массивной планеты. Ни один из известных тогда спутников Хамарона не мог поколебать планету. Так была открыта планета-сестра Каррисфены – Меррисфена.

     За Каррисфеной двигался спутник-попутчик – небольшой кусок мёртвого камня, приплюснутый к полюсам. Компьютер вывел все его данные: массу, время обращения вокруг газового гиганта, состав коры и почти невидимой атмосферы. Она была настолько разряжена, что лишь лёгкая пыль льда – кристаллы замёрзшего кислорода и азота – вращались над спутником. Маги-Наги был мёртвой скалой в пространстве, но он был очень богат железом, никелем, марганцем и кобальтом. Погибшая цивилизация направила к нему несколько десятков спутников и геологическую станцию. Их обломки и сейчас находились в ржавой пыли спутника. Словно их раздавила неведомая сила.

     Второй крейсер медленно направился к голубой планете Меррисфене. «Эвита» остался на орбите Каррисфены. Все чего-то ждали.

     – Получаем вводные данные, – сообщил один из офицеров. – Цель по готовности. Ждём отметки маркера.

     Это означало, что данные по цели придут в последний момент. Капитан корабля ещё больше занервничал. Он не любил такую неопределённость. С другой стороны, любой профессиональный военный аналитик усомнился бы в увиденном на орбите: вокруг ударного крейсера не было ремонтных станции и были убраны доки-швартовки грузовых звездолётов. Наличие карантина не отменяло орбитальную станцию типа Фессир-15, которую два дня назад отбуксировали в другой конец солнечной системы. А ещё с орбиты планеты зачем-то убрали орбитальную станцию, которую не достроили жители Каррисфены. Она имела устойчивую орбиту и не собиралась падать. Её двигатели ориентации работали до сих пор.

     Визуально всё происходило в штатном режиме. С планеты на корабль только что вернулось несколько транспортных кораблей и грузовых буксиров. Компьютер без эмоций сообщил:

     – Вернулись третья и четвёртая ремонтные бригады.

     Капитан корабля дотронулся до управляющего символа и увидел место разрушения одного из небоскрёбов города Сеерэкена. Здание просело на двадцать метров. Основные конструкции покорёжились от высоких температур плазмы, несущие балки погнулись, оплавились, решётчатые фермы покрылись каплями металла, который так и застыл дорожками, бегущими к полу, и теперь потолок удерживался лишь силовыми колоннами. Ремонтные команды, используя аварийно-ремонтных роботов, восстанавливали нижние этажи небоскрёба. На изображении машины ползали по стенам и сверкали сваркой, восстанавливая несущие конструкции. Они наращивали дополнительные слои металла для увеличения жёсткости несущих ферм. Имперское оружие славилось своей разрушительной мощью, и теперь приходилось всё это исправлять.

     Другие роботы ползали среди обломков на полу, поглощая и перемалывая упавшие куски металла: скрученные прутья, обломки пола, искорёженные трубы, – просто пережёвывая их сверхтвёрдыми челюстями с цементированным покрытием и потом полученным металлическим порошком, расплавляя его с помощью высоких температур, заделывали провалы в полу. Когда он остынет, можно будет убрать силовые колонны.

     Ремонтные машины восстанавливали уничтоженные Звёздной стражей нижние уровни. Среди них, освещённые висящими под потолком яркими шарами ламп и цепочек световых шариков, которые выстреливали агенты «мертвецов», стояло несколько человек. Один из них нагнулся над почерневшим оплавленным ворохом сгоревшего пластика и что-то показал другому. Тот сел на корточки, выдвинул ножи и, превратив их в манипуляторы, принялся копаться ими в чёрных лохмотьях. Под ними лохмотья трещали и разваливались на отдельные фрагменты, поднимая в воздух чёрный пепел. Судя по бегущей информационной строке, они искали остатки ДНК погибших жителей Каррисфены.

     Капитан крейсера погасил информационный экран и сосредоточился на потоке информации, который поступал из внешних систем слежения. Ничего необычного видно не было: цепочки орбитального мусора, вращающиеся над планетой, следящие спутники и два висящих автоматических корабля техно-танков.

     – Фас, мы можем просмотреть информацию по деятельности «Мёртвых подразделений» в городе Сеерэкена? – спросил капитан у помощника.

     – Нет, Самоок. Данные промаркированы грифом «абсолютно секретно».

     – Получается, что даже я не имею права знать, зачем мы здесь и что произошло на планете, в кого стреляла Звёздная стража?

     Капитан окинул взглядом боевую рубку. Она была погружена в полумрак. Всё освещение было выключено, чтобы свет не мешал работе голографических экранов. В полумраке они выглядели более насыщенными светом и более чёткими. Кроме того, считалось, что лишний свет только отвлекает, поэтому ещё на заре становления Империи было решено в боевом режиме отключать все лишние источники освещения.

     – Сенсор зафиксировал прибытие грузового корабля «Хелифик». Он находится на внешней орбите данной системы и ждёт разрешения на стыковку с доком приёмной станции.

     Капитан Самоок, просматривая поступающие с планеты данные, не мог понять, это учение или реальное боевое задание? Ничего не указывало на то, что звёздная система находилась в режиме боевой готовности. Кроме эвакуированной станции всё было как обычно. С планетой был налажен устойчивый грузовой и транспортный канал ремонтных систем: корабли сновали туда-сюда непрекращающимся потоком. Глубокий поиск и сканирование пространства крейсером ничего не давало: сектор был пуст. Не было никаких вражеских кораблей, но по защищённому каналу связи с планетой капитан получил данные, что все агенты «Мёртвых подразделений» покинули Каррисфену. Это было тем самым маяком опасности, что заставлял капитана крейсера внутренне напрягаться.

     Перед ним появился светящийся маячок вызова. Капитан дотронулся до него, и он развернулся в миловидную женщину. Её маленький рост, большие глаза и странного цвета волосы, похожие на оранжевые пучки, словно её стригли рывками, показывал, что капитан второго крейсера была родом с Полонии.

     – Этистера?

     – Да, Самоок, это я. Какие у тебя будут мысли по поводу того, что мы тут делаем?

     – Не знаю, но мне кажется, что грядёт что-то не хорошее.

     – Ты о приказе «Мертвецов»?

     – И о нём тоже. Странно они себя ведут, полная боевая готовность, при этом создавать вид, что всё идёт в штатном режиме. Если что случится, поднимающиеся с планеты корабли да и саму планету мы не прикроем. У нас совсем невыгодная позиция. Мы висим слишком низко. Если вдруг за внешней границей планетарной системы появятся вражеские корабли, нам придётся использовать форсаж, но, при габаритах наших звездолётов, это примерно десять стандартных единиц. Не успеем. Остаются малые корабли.

     – Я знаю.

     – Этистера, мне кажется что «мертвецы» задумали игру внутри системы. До меня дошли слухи, что в пределах десяти временных единиц стандартного прыжка находится целая ударная группа. Два Звёздных Защитника, три носителя с энергоносцами сопровождения и защиты, четыре линкора и восемь или девять крейсеров. Плюс к этой армаде около двадцати вспомогательных кораблей.

     – Самоок, ты думаешь, они прикроют? Впрочем, никогда просто так такие силы не стягивались в звёздную систему, где столько лет стояла тишина.

     Капитан крейсера «Эвита» вздохнул с облегчением. Если её ответ был правдой, а он давно знал Этистеру, чтобы не сомневаться в её словах, то, если начнётся боестолкновение, их корабль всё-таки прикроют. Если, конечно, успеют. Но десять единиц – это десять единиц времени. А ведь в последний раз, ещё на крейсере 3-го ранга, он ждал помощи целых пять часов. Тогда он выжил чудом. Это было в сражении с Врагом в одной из отдалённых систем, когда всё только начиналось. Один из безжизненных миров, где работали шахтёры, подвергся странной атаке. Пропала группа горняков, они не отвечали на вызовы и их маяки слежения погасли. А через неделю они появились, пришли к главному шлюзу. Оператор едва не открыл двери, но в последний момент увидел порванные скафандры, разбитые шлемы. Безуспешно вызывая их, он смотрел, как пришедшие раскачиваются, методично переступая с ноги на ногу. А потом возник вызов. Странные позывные и голоса, молящие, чтобы их впустили. Когда ничего не получилось, мертвецы ушли, а вместо них пришли тени.

     Корабль Самоока, крейсер 3-го ранга, находился поблизости, и он пришёл на помощь. То, что произошло дальше, сам капитан корабля плохо помнил, лишь обрывки, несмотря на его генетически модифицированную память. Корабль погибал, охваченный тенями. Эти страшные чёрные силуэты скользили по стенам и проникали всюду. Когда прозвучал сигнал тревоги и автоматические системы жизнедеятельности, следящие за биоритмами экипажа, поняли, что крейсер обречён, они попытались спасти оставшихся в живых. Это был огненный ад. Системы внутренней безопасности поливали огнём плазмы стены. Они жгли коридоры, залы, – любые помещения, в которых были замечены тени. Но это не помогало. Тени выползали из пламени и скользили по остаткам стен, игнорируя воздушный поток, вырывавшийся в космос через пробоины. Когда крейсер стал разваливаться, Самоок успел эвакуироваться и прождал помощи пять часов.

     Рядом с призрачным изображением капитана второго крейсера возникли данные прибытия ещё одной партии ремонтного персонала. Судя по всему, они работали около «Мёртвых подразделений», когда те искали свои тёмные Переходы. На их идентификационных картах светился знак генетической очистки. Это означало, что каждый член ремонтной бригады не только прошёл обычное сканирование, но его ещё очень долго проверяли на совпадение ДНК.

     Капитан Самоок почти ничего не понимал в Тёмной механике Переходов, которыми пользовались «Мертвецы». Хотя совсем недавно на «Эвите» был установлен специальный сенсор, который мог фиксировать Тёмные Переходы. Группа сенсориков была направлена для прохождения курса правильной интерпретации показаний этого устройства. Судя по тому, что понял Самоок, они должны были выявлять спонтанные гравитационные возмущения Тёмной материи и отсеивать их от искусственных, которые порождал Враг. Они сейчас сидели справа от него, вдоль правой стены рубки, и на их экранах бегали странные светящиеся схемы. Он знал лишь то, что именно таким методом пользуется Враг и его необычные корабли. Странные и непонятные Тёмные Переходы.

     – Как ты думаешь, что нас ждёт? Мародёры?

     – Ты смеёшься?! Зачем держать такие силы Альянса, чтобы справится с кучкой пиратов? Нет, здесь что-то гораздо опаснее. Ты слышала о том, что нашли на этой планете?

     – Зеркальный переход и двух примитивных существ с далёкой планеты? Слышала, конечно.

     – Так вот…

     Внезапно все экраны в боевой рубке крейсера мигнули. Переговоры экипажа, чуть слышные команды, шёпот компьютеров стихли, и наступила тишина.

     – Что это было? – спросила Этистера.

     – Не знаю, но поднимай силовые поля защиты.

     Самоок отрубил связь, оставив только яркую точку экстренного вызова, и сосредоточился на показания внешних систем слежения. Что-то произошло. Визуально всё осталось прежним. Зелёная планета, медленно уплывающая под днище крейсера, показания систем защиты, вооружения, двигателей и системы жизнеобеспечения, – всё работало в штатном режиме, только показания Тёмной энергии изменились.

     – Сенсорики, данные Тёмной энергии, – приказал он. – Мне на экран показания изменения состояния тёмной массы.

     – Поле изменилось. Мы наблюдаем гравитационную аномалию, так называемый тёмный тайфун. Он разворачивается около спутника Маги-Наги. Есть отметка от корабля «Мёртвых подразделений», но она очень слаба, чтобы её идентифицировать. Есть ещё превышение показаний нейтрино. Они переходят из полуцелого спина в полный аналог. Сенсоры показывают, что происходит спонтанное вращательное движение без накопления энергии для разрыва.

     – Точную формулировку.

     – Незаконченный спин-канал. Возможно, есть информационное общение одного объекта с другим, по методу, похожему на использование обычного спин-канала. Образуются спонтанные движения нейтрино 10-30 МэВ и длиной свободного пробега свыше десяти в двадцатой степени. Это почти совпадает с нашими показаниями спин-канала, максимальное значение которого десять в тридцатой степени, пробег в сто восемьдесят световых лет. Но нет целенаправленного Разрыва, есть только хаотичные выбросы.

     – Режим: ожидание де-факто сражения. Второй уровень готовности. Начинаем аналитическую игру. Данные на экран, – приказал Самоок.

     От пола до потолка развернулся боевой экран. Он словно охватил всю рубку, где в трёхмерном виде показывались объекты и изображения звёздной системы. В середине висел газовый гигант со всеми спутниками. Их орбиты, магнитные поля, гравитационные показатели были обозначены и подписаны. Даже были прорисованы синими линиями периодические качания орбит лун Хамарона. Кое-где жёлтыми маркерами были указаны обломки камня, притянутые газовым гигантом. Он так и не начал формировать кольца, в противном случае ничего живого на Каррисфене и Меррисфене не было бы. Красными маркерами обозначились искусственные цели, рядом возникли информационные окна. Часть экрана была отведена этому странному устройству, который мог видеть Тёмную материю. В данном секторе она была очень густа. Никто не знал, почему она именно здесь и именно в этой звёздной системе была такой плотной. Её что-то сжимало в отдельные фракции, как ветер сжимает облака в тёмные тучи. Одна из туч кипела. Её внешние границы сминались и всасывались вовнутрь. Эта не было привычной гравитационной воронкой, но было очень на неё похоже. Расходящимися во все стороны жёлтыми ручейками были подсвечены выбросы нейтрино.

     – Внимание, готовность номер один, – проговорил компьютер. – Произвожу обнаружение цели. Эхо-сканирование начато.

     По тактическим экранам поползли световые полосы. Возле них мельтешили квадратики обнаруженных целей. В соседнем окне появлялось изображение опознанных объектов и их данные. «Эвита» зондировала пространство.

     И тут в обычном пространстве возник корабль. Он просто появился среди черноты космоса, окутанный странным тёмным паром. Это не был обычный Разрыв, скорее всего, этот корабль совершил Переход. Он казался совсем маленьким на фоне звёздного крейсера Альянса. Появившийся корабль, больше похожий на бумеранг, но с углом между плечами в 200 градусов, был всего метров тридцать в длину и метров пять в ширину. Это был корабль «Мёртвых подразделений». Капитан «Эвиты» Саммок был наслышан о мощи таких кораблей, которые использовали технологии Звёздных механиков. Несмотря на очень маленький размер, эти корабли были сильнее звёздных линкоров Альянса. Они использовали оружие, способное одним выстрелом пробить защиту «Эвиты» и смертельно поразить её. Через секунду на основном тактическом экране на фоне чёрного пространства космоса, среди звёзд и светящейся первой четверти Маги-Наги, появился алый ромб наведения. Это был маркер «Мёртвых подразделений». Под ним появилась подпись приказа. Прочитав её, Самоок произнёс:

     – Внимание, боевая готовность. Всем кораблям с планеты не приближаться к крейсеру. Полный разворот.

     Капитан выдержал паузу и, переведя дух, тихо произнёс:

     – Закрыть бронезаслонки и огонь по маркеру.

     Визуально всё длилось очень медленно, хотя проходили всего секунды. Ещё один ремонтный корабль с планеты, почти достигший крейсера, получив сигнал немедленного возвращения, стал отчаянно разворачиваться. Пилоты прямоугольного ремонтного планетолёта даже не пытались выяснить причину: переданный информационный код указывал на наивысшую степень опасности.

     Крейсер начал разгоняться. Его генераторы антиматерии взревели, и из дюз вырвалось синее пламя. Закрывая бронезаслонки, выдвигая из корпуса спонсоны с плазменными орудиями и открывая чёрные вереницы пусковых шахт торпед, крейсер начал атаку. Экраны в рубке сменились на боевые. Разноцветными линиями указывались вероятные схемы боя и манёвры невидимого противника. Алой точкой навстречу «Эвите» полз второй крейсер с Меррисфены.

     – До цели сто пятьдесят четыре тысячи километров. Результативная дальность огня будет достигнута через три минуты. Приближаемся.

     – Щиты подняты на максимум, – сообщил один из помощников. – Залп орудий и выключение щитов для прохождения разрядов синхронизированы. Задержка закрытия окна после залпа ноль целых триста сорок четыре тысячных микросекунды. Вспомогательные генераторы поля активированы.

     В космосе ничего не изменилось. Вокруг всё было по-прежнему спокойно, только где-то внизу, на уходящую под корабль планету Каррисфену, снижались ремонтные корабли и транспорт с рабочим персоналом. На боевых экранах горел только алый ромб, но он показывал пустоту. Сенсоры «Эвиты» ничего не видели. Маленький корабль «Мёртвых подразделений» странно перемещался, словно плясал от нетерпения. Капитан «Эвиты» не понимал его манёвров, но догадывался, что этот корабль совершает их не просто так. Он продолжал подсвечивать маркером пустое пространство в тридцати четырёх тысячах километров от Маги-Наги.

     На второй боевом экране, где высвечивалась Тёмная материя, внезапно появились новые данные. Их, вероятно, передал корабль «мертвецов». Курсор написал блоки символов и тактические элементы, а затем изображение переменилось. От планетарной системы газового гиганта в никуда – второй её конец просто терялся в безднах космоса – возникла алая полоса с жёлтым ореолом с обеих сторон. Тёмная материя клубилась около неё, но не подходила близко, словно боялась прикоснуться, кроме одной чёрной точки, словно окутанной лёгкой дымкой.

     – Что это? – удивлённо спросил кто-то из членов экипажа в рубке. – Очень похоже на разрез в Тёмной материи. Словно кто-то полоснул ножом.

     – Я такого никогда не видел, – вторил ему другой. – Посмотри, как Тёмная материя заворачивается не доходя до полосы, словно волна закручивается в прибое. И что это за тёмная точка?

     Капитан Самоок молчал. Он тоже впервые видел такое. Компьютер не мог опознать ничего из происходящего с Тёмной материей, его аналитические квадраты бегали по экрану, выхватывали аномалии, но никаких пояснений дать не могли. В сопроводительном окне появлялись лишь выводы типа: «Неизвестно», «Не опознано», «Объект не идентифицирован».

      – Восемьдесят тысяч километров, – сообщила система наведения. – Расчёт завершён. Орудия заряжены. Залп через десять секунд.

     Ударный крейсер начал накреняться вправо, корректируя угол атаки. Когда отсчёт был окончен, он дал залп из носовых оружий. В недрах силовых казёнников стали распыляться замкнутые в поля энергетические капсулы, которые вырастали в шаровые молнии. Следом в стволах орудия они разгонялись в магнитном поле и с огромной скоростью выбрасывались в космос. От крейсера отделился рой световых шариков и понёсся вперёд. Корабль «Мёртвых подразделений» поспешно отвернул и стал отходить ко второму приближающему крейсеру с Меррисфены. Тот тоже выстрелил залпом плазмы. В отличие от торпед, плазму не надо было наводить на цель. Это было неуправляемое оружие. Цепочки плазмы с обоих звездолётов под углом 60 градусов друг к другу приближались к точке, помеченной алыми линиями ромба.

     Самоок не знал, что там, но ждал наихудшего. Когда точки достигли цели, они вспыхнули оранжевым огнём. Это означало, что они натолкнулись на защиту. Космос закипел пламенем. Сила плазменных зарядов, особенно из основных орудий крейсера, была чудовищной. Пять таких плазмоидов могли полностью уничтожить спутник Каррисфены город Сеерэкена, где обнаружилась аномалия.

     Во все стороны в космос устремились облака раскалённого ионного газа, который с каждой секундой угасал и растворялся в темноте. Что-то исказилось в пространстве. Ромб наведения странно пискнул, его грани разошлись и исчезли за границами экрана. Самоок посмотрел на экран Тёмной материи. Несколько звёзд раздвоились, словно их половинки растянулись, соединяясь между собой ниточкой света и образовав некую «световую гантель». Но через мгновение всё снова вернулось в норму. Орудия перезарядились, и крейсер, начав торможение, выстрелил ещё раз. Рой оранжевых шариков оторвался от острого носа крейсера и устремился вперёд.

     – Развернуть корабль на девяносто градусов. Левый борт, приготовиться к атаке, – приказал капитан. – Штурмовики, полная готовность.

     По всему кораблю выли сирены безопасности и мигали алые огни. Вспомогательный экипаж спешно занимал боевые посты. Бронезаслонки иллюминаторов и обзорных окон закрывались. Красными лучами лазеров обозначались места в коридорах, где в случае разгерметизации корпуса будут опускаться переборки. Если на их пути окажется что-то, даже член экипажа, он будет перерублен. Раздастся лишь тонкий писк предупреждения и через три секунды с шипением сжатого воздуха опустится перегородка – цельная металлическая плита, которая с грохотом сломает пластик пола и, попав в паз перекрытия, закрепится фиксаторами. Но в данном случае лучше будет пожертвовать одной жизнью и спасти сотню, чем подождать больше трёх секунд и убить всех. Что значит жизнь попавшего в западню члена экипажа? Пожертвуем или попробуем спасти? В Альянсе таких дилемм не ставилось. Только рациональность.

     На экранах сенсориков и офицеров безопасности, сидевших уровнем ниже командного центра, появлялись данные со всех уровней и палуб корабля с ремонтными системами, аварийными роботами и боевыми киборгами. «Эвита» производила опрос готовности к аварийным ситуациям. Над их схематичными изображениями высвечивались цепочки загружаемой информации. Аварийные роботы выплывали из доков хранения и перемещались на свои посты. Ремонтные системы активировались и готовились к вероятному повреждению корабля. Из потолков коридоров, палуб, кают и шлюзов, появлялись чёрные раструбы распылителей стального цемента. Они должны были заделывать пробоины в том случае, если последняя, третья обшивка крейсера, находящаяся за силовым полем, бронеплитами, многокомпозитным каркасом и внутренним пласт-корпусом, где проходили технические уровни и были проложены системы энерго- и жизнеобеспечения, не сможет самостоятельно затянуться клейкой массой. Это вещество находилось в специальных стальных трубочках, вплетённых в пластик обшивки технических колодцев. Двигательно-генераторный отсек и отсек масс-машины, создающей Разрыв, был закрыт дополнительными средствами защиты, в том числе внутренним силовым полем. Персонал обоих отсеков до конца боя был полностью изолирован. Он был обречён на гибель, в случае, если крейсер будет разрушаться. Но они знали, на что шли, однако шли на эту работу по призванию. Что ими двигало, было непонятно, но набор шёл по всей бывшей Империи. Это называлось «спонтанным фактором».

     Самоок, капитан крейсера, интересовался планетой Земля. Он не читал художественную литературу этой планеты, чьи-то мысли, вымышленные сражения. Ему были интересны воспоминания и мемуары очевидцев событий. Особенно его интересовали морские сражения начала 20-го века. Однажды он, читая такие воспоминания, представил себя кочегаром парового крейсера образца 1905-го года, когда после попадания бризантного снаряда крейсер начинал тонуть. И не было выхода. Большинство кочегаров тонуло вместе с кораблём. Инженеры и механики секторов масс-машины и генераторных отсеков, были на звездолётах Альянса подобны тем самым кочегарам. Максимально защищённые, они не имели средств к спасению.

     Шарики оранжевого огня достигли пространства, отмеченного маркером «Мёртвых подразделений» и, вновь натолкнувшись на невидимую защиту, взорвались. Полыхнуло пламя и ионный газ начал разбухать яркими шарами, переливаясь беловатым светом. Опять область пространства исказилась. Часть Маги-Наги начала расширяться, выпячиваясь полусферой, а потом вновь, словно искажение пропало, возвратилась на место.

     Тут Самоок заметил, что около его крейсера находятся уже два корабля «Мёртвых подразделений». Они странно двигались, выписывая на фоне Каррисфены замысловатые петли и восьмиугольники, но при этом не делали ни одного выстрела.

     «Танцуем? – подумал Самоок. – Оставили чёрную работу нам?».

     Но последний залп плазмы всё-таки достиг цели. Что-то произошло. Область около Маги-Наги плыла. В этот момент с другой стороны её настиг залп с «Тефитании» – крейсера Этистеры. Оранжевые шары плазмы ударились в невидимое поле и взорвались. Маскировка скрытого объекта начала уменьшаться и среди черноты системы, подсвеченной газовым гигантом и двойной звёздной системой, что-то появилось.

     Пространство исказилось, пожираемое плазменным огнём, и из него, словно феникс из пепла, появился корабль. Формой он напоминал яйцо, которое посередине разрезали на две части. В них с бешеной скоростью вращались кривые зубцы, как две гигантские шестерни, верхняя – по часовой стрелке, а нижняя – против, словно в середине корабля двигались две циркулярные пилы. Кривые зубцы, загнутые по направлению движения, светились ярким салатовым светом. Сам яйцевидный корпус корабля был окутан световыми волнами, будто подсвеченным изнутри тюлем.

     Пространство около вражеского корабля взорвалось безумной яростью плазменной энергии. С тех пор как был придуман метод удержания плазмы в сферах наподобие шаровых молний, когда оболочкой случила асинхронная плазменная вуаль, это стало основным оружием боевых кораблей Империи. Однако торпеды с различной начинкой и анигиляционные лучи тоже использовались как вспомогательное оружие. Но вражеский корабль выплыл сквозь угасающие облака разрывов, и в этот момент появился ударный флот. Разрывая пространство, окутанные срывающимися и тающими световыми облаками подпространства, корабли появлялись на внешней границе системы газового гиганта. Когда призрачный пар исчезал полностью, корабли начинали формировать боевое построение. Два Звёздных Защитника на острие атаки, линкоры – во второй линии и крейсеры на подхвате. Остальные корабли, как и Носители, держались позади. Ударная группа занимала позицию в планетарной системе Хамарона, чтобы при залпе не задеть вступившие в бой крейсеры.

     – Это адмирал Тент, приказы только от моего имени, – на экране выплыли подтверждающие данные кода адмирала. – Всему флоту приготовится к атаке. Стрелять только по моей команде.

     – Что с наведением торпед? – отрывисто спросил капитан Самоок у помощников.

     – Мы не можем навестись на вражеский корабль, он пропадает из систем наведения. Возможно, активное использование электронных помех. Сканеры его не видят. Мы можем стрелять только по визуальному контакту.

     Корабли «Мёртвых подразделений» продолжали свои странные движения. Они то уплывали почти к планете, то возвращались и снова делали зигзагообразные манёвры. Они не стреляли, а носились в удалении от вражеского корабля, уворачиваясь от облаков взрывов плазмы.

     «Что они делают?» – не мог понять капитан «Эвиты», да и некогда было разбираться. Бой переходил в новую фазу. Скорее всего, прибывшая ударная группа тоже не могла захватить цель и начала стрелять плазмой на упреждение. Она словно озарилась святящимися точками огней, как озаряется светом рой светлячков, если его потревожить, и в сторону вражеского корабля потянулись тысячи ярких огней залпа. До него было несколько тысяч километров, и этого расстояния хватило бы, чтобы яйцевидный вражеский корабль уклонился от удара. Но он оставался на месте, когда его настиг залп, и только после этого начал действовать. Он словно проснулся и, увернувшись от второго залпа плазмы ударного флота, попытался ускользнуть, двинувшись к Хамарону. Он нырнул в его бледно-голубое газовое облако и, закрутив вихри метана, исчез. Боевые корабли Альянса не решились последовать за ним. Сила тяготения гиганта была слишком высока, и маневрирование такими кораблями было крайне затруднительно. Перед глазами Самоока на экране появился красный треугольник кода адмирала и послышался его голос:

     – Перехват малыми кораблями. Запуск штурмовиков и перехватчиков.

     – Выполняю, – отрапортовал Самоок и отдал приказ офицерам на палубе.

     И сейчас же из ангаров «Эвиты», синхронизируясь с фазой силового поля, вылетели десятки перехватчиков и ударных штурмовиков. Они соединились с вереницами таких же кораблей всей ударной группы и устремились к газовому гиганту. Следом, чуть в отдалении, за ними последовали корабли «Мёртвых подразделений». Больше всего перехватчиков и штурмовиков вылетело из длинных бочкообразных корпусов носителей малых кораблей, НМК. Они напоминали рой искр, образовавших полумесяц.

     Капитан Самоок переключил экраны. Он краем глаза видел, как напряжены лица его технических инженеров, которые пытались выдавать чёткую картинку. Но изображение временами смазывалось и искажалось. А вот экран активности Тёмной энергии совсем замер, словно его заклинило. Светящиеся отметки от истребителей исчезали в облаках метана, ныряя в его голубые вихри.

     Самоок посмотрел на группу тактических офицеров, ведущих радиопереговоры с пилотами. На их экране разворачивалась схематичная картина того, что происходило внутри плотной атмосферы Хамарона. Звенья штурмовиков и истребителей окружали вражеский корабль, собираясь лишить его пространства для манёвра и атаковать со всех сторон.

     И тут начался бой. Визуально не было видно, что происходило в плотных метановых слоях атмосферы Харамона. Голубые облака клокотали, внутри них загорались вспышки, словно зарницы в грозовых тучах. Радио бесилось. Среди криков боя и возгласов о помощи иногда слышались звуки, которые не могли принадлежать живым существам. Электронный скрежет, синусоидальное «мяуканье», и странный писк, словно кто-то натягивал струну и отпускал её, звуки были противные, но имели чёткую последовательность. Скорее всего, вражеский корабль с кем–то переговаривался.

     Корабли флота Альянса выстраивались в линию перехвата. На экранах боевых аналитиков отображалось окончательное построение и разноцветными линиями были обозначены направления возможных атак. Аналитики флота считали, что вражеский корабль попытается прорваться сквозь завесу малых кораблей и уйти в открытый космос. Но то, что случилось потом, нарушило все планы. Внутри плотной голубоватой атмосферы газового гиганта полыхнуло пламя. Это была не просто вспышка, от неё метан вспыхнул и начал гореть. Огромная огненная дыра возникла на поверхности Хамарона, словно выедая атмосферу и обнажая в самом низу ядро. Оно появилось среди беснующегося огня всего на мгновение – алая морщинистая оболочка, блестящая в свете пламени, словно сделанная из металла, и тут образовавшееся окно выгоревшего метана, светящиеся остатки которого улетали в космос угасающим грибом, начало захлопываться. Весь эфир заполнился криками гибнущих пилотов.

     Когда метановые облака окончательно захлопнулись, они породили гигантскую бурю, которая начала закручиваться и медленно формировать овальное пятно гигантского тайфуна, которое могло существовать вечно. На экране Самоока компьютер вывел предварительные данные этой бури. Её диаметр колебался от 36 до 45 тысяч километров. У окраин пятна скорость ветров равнялась примерно 700 километров в час, они закручивали метановые облака и заставляли их перемешиваться. На их границах яркими точками полыхали вспышки. Там, теряя управление, гибли пилоты перехватчиков. Их защиту и корпуса раздавливало чудовищное давление, корабли швыряло друг на друга и закручивало в торнадо. Спасения не было. Крики погибающих пилотов звучали в тишине боевой рубки, и кто-то из офицеров связи выключил данный частотный канал. И тут сквозь облака метана, далеко за границей пятна бури, оставляя завихрения и отбрасывая тучи газа, из атмосферы газового гиганта выплыл вражеский корабль. Он сиял и переливался энергией. Дёрнувшись, он начал движение в сторону Маги-Наги, под начавшимся обстрелом кораблей флота. За ним, сквозь ещё беснующуюся атмосферу Хамарона начали вылетать уцелевшие малые корабли. Сначала при свете далёкого солнца сверкали силуэты перехватчиков, а чуть позже – оставшиеся в живых штурмовые корабли.

     Когда уцелевшие корабли покинули атмосферу газового гиганта из неё начали вылетать обломки. Некоторые ещё горели, сверкая пламенем и вращаясь. Другие, мелкие, погасли сразу после выхода из слоя метана. Но большая часть была лишь серой тучей металла и обломков композитов. Их было много, просто невероятно много. Какой же силы был взрыв, если он помог обломкам преодолеть силу притяжения такой громадной планеты? Что за чудовищную энергию применил вражеский корабль?

     – Целина, спаси нас, – в ужасе прошептал по внутренней связи женский голос.

     Обломки гасли и, остывая, медленно выходили на орбиту Хамарона, чтобы потом быть вновь притянутыми и исчезнуть.

     Среди шума переговаривающихся голосов, среди команд и электронного писка пультов управления Самоок услышал чёткий вопрос первого помощника:

     – Компьютер, доложить о потерях штурмовых групп малых кораблей.

     – Потери подсчитываются. Исходя из последних полученных данных, потери в процентном соотношении приближаются к девяноста процентам. Обработка информации продолжается. Вероятность общего количества потерь в атмосфере Хамарона может быть приближена к девяноста семи процентам.

     Это сообщение вызвало в рубке управления секундную тишину. Её нарушали только электронные звуки пультов и экранов. Девяносто семь процентов погибших истребителей и штурмовиков. И, судя по информации аварийных маячков, пилоты погибали вместе со своими летательными аппаратами.

     Бой продолжался. Вражеский корабль уходил, сопровождаемый кораблями «мертвецов». Они по-прежнему не стреляли, а только «танцевали».

     – Что они делают? – спросил кто-то, но ответа не последовало.

     Ударная группа перестраивалась для повторной атаки.

     – Захват цели, – скомандовал капитан «Эвиты»

     – Захват цели невозможен, – прошелестел под потолком компьютер. – Данные противоречивы. Нет возможности произвести привязку к объекту. Исходя из данных сканирования, объект не имеет плотности и массы.

     Это было смешно, Самоок прекрасно видел, как, проходя через атмосферу Хамарона, яйцеподобный корабль закручивал за собой облака метана, как вполне материальный объект, но системы «Эвиты» не видели его и не могли навести орудия плазмамётов и торпеды. Корабль Врага с невероятной скоростью преодолел пространство от Хамарона до Каррисфены и оказался между «Эвитой» и «Тефитанией». Под ним сияла зелёным светом материков планета. Тут он остановился. Вероятно, он понял, что ему больше не избежать сражения, и начал преображаться. Вокруг его вращающихся частей, напоминающих зубья циркулярных пил, зажглось сияние, и через секунду он выстрелил веером огня, который понёсся навстречу ударной группе. Это был серповидный залп энергии, который переливался зеленовато-голубоватым свечением. Он достиг ударной группы и первым на его пути оказался крейсер «Тефитания» Этистеры. Самоок с ужасом наблюдал, как серповидная волна, как нож в масло, врезалась в корпус крейсера и, отрезав от него огромный кусок, понеслась дальше. «Тефитания» задрожала и вспыхнула пламенем. Отрезанная часть медленно отделялась от основного корпуса и, алея по краям среза раскалённым металлом, в жёлтых языках пламени и россыпи обломков начала падать вниз. Оставшаяся часть крейсера медленно заваливалась на бок. Срезанные надстройки пылали и взрывались. Разорванные энерговоды сверкали в темноте космоса молниями и искрились белыми вспышками. Отвалившиеся от крейсера куски озарялись секундными вспышками и, угасая, заполняли пространство вытянутым облаком тёмных объектов, которые медленно уплывали прочь.

     Секундой позже пришёл сигнал бедствия. Корабль Этистеры умирал.

     – Нет, нет, нет!!! – истерически кричал кто-то в боевой рубке «Эвиты».

     Самоок не сомневался, что на борту гибнущего крейсера сейчас умирал кто-то из близких палубного офицера, который так надрывно кричал. Нос «Тефитании», рассыпаясь и превращаясь в тучу сверкающих бесформенных частей, медленно уходил под днище «Эвиты». Подчиняясь команде капитана, голографический экран показал изображение с кормовой части крейсера. Там было видно, что обломки уходили на тёмную сторону планеты, пересекая границу света и тени и загораясь тысячами ярких огненных точек. Они входили в верхние слои атмосферы Каррисфены и сгорали. Наверно на самой планете это выглядело красиво: огненное зарево, подсвеченное жёлтыми вспышками на звёздном небе, и тысячи огненных комет, несущихся к поверхности. Только финал будет печальным – те обломки, что не сгорят в атмосфере и достигнут планеты, сотрясут её мощными взрывами и усеют огненными стенами пожарищ.

     Самоок снова перевёл взгляд на пылающий крейсер. Пожары угасали, кислород почти выгорел, и из чёрных провалов уже не вырывались языки жёлтого пламени, хотя обломки продолжали сыпаться из разрубленных надстроек крейсера. Срезанные страшной энергией каркасные конструкции «Тефитании» остыли и погасли. Аварийные системы перекрыли подачу энергии в разрушенные тоководы и всплески молний прекратились. Но срезанная часть, минуту назад бывшая носом корабля, потихоньку опускалась, и крейсер собирался провалиться в верхние слои атмосферы Каррисфены. Однако он сопротивлялся. Он боролся за жизнь. Его маневренные дюзы светились яркими конусами бледно-голубого огня, пытаясь выровнять оставшуюся часть корпуса корабля. Они раскачивали «Тефитанию», но не давали ей наклониться и упасть на планету в пике.

     – Собирателей всех наружу, – тихо приказал капитан Самоок. – Пилотам Собирателей: держаться за крейсером на безопасном расстоянии. Начинать эвакуацию персонала по моей команде.

     Это было ужасное и угнетающее зрелище. Вся энергетическая защита крейсера, все элементы устойчивости корпуса и системы поддержания жизни в экстремальных условиях боя сводились на нет тем, что сейчас произошло. А защита крейсера подобного класса считалась особенно стабильной. Удар яйцеподобного звездолёта был таким мощным, что показатели энергии зашкалило. Глядя на застывший кадр выстрела корабля Врага, который смогли измерить сенсоры, Самоок лишь отдалённо мог представить уровень его мощности. Это больше походило на взрыв сверхновой. Это была просто невообразимая мощь. Имея десяток таких кораблей, которые были у Врага, Самоок мог бы справиться со всем Альянсом. Исходя из этого, было тем более непонятным, почему корабли Врага избегали открытого боя и всегда старались спастись бегством. В чём логика такого поведения? На голографическом экране Самоок видел отметки Собирателей, которые стартовали из ангаров его корабля. Ещё с десяток таких кораблей взмывали в космос с баз Каррисфены. На помощь падающей «Тефитании» уже приближались аварийные буксиры. Не имея возможности поднырнуть под крейсер и вытолкать его силовыми полями, они применили аварийный метод буксировки. Выстрелив на мощных тросах крюки-захваты, они впились ими в корпус раненого крейсера и начали вытягивать его обратно на устойчивую орбиту, уводя из опасной зоны притяжения Каррисфеены. Это был жестокий способ, но другого выхода спасти гибнувший корабль не оставалось.

     «Надеюсь, замороженного воздуха им хватит», – подумал Самоок. На каждом боевом корабле при чрезвычайно низких температурах и давлении хранился сжатый, спрессованный в лёд воздух. В случае утраты атмосферы кораблём во время боя, он мог бы быть разморожен и подан в отсеки, где произошла разгерметизация. Это был своего рода аварийный НЗ, который ввели на все боевые корабли старой Империи после войн «Гибельных столетий», бушевавших почти 2 000 лет назад и чуть не уничтоживших всю Империю.

     Те войны велись со странными аморфными существами с миллионами, миллиардами, а скорее квинтильонами кораблей, как саранча пожиравшими одну систему за другой. Но они хотя бы были живыми существами. Было найдено бактериологическое оружие, которое помогло справиться с ними. После попадания бронебойных торпед, вовнутрь отправлялись торпеды, несущие биооружие. Безвредное для жителей Империи, оно было смертельно для аморфных созданий.

     А вот что такое Враг – не знал никто. Никто и никогда не ведал, что находится внутри яйцеподобных кораблей, никто и никогда не ступал на их борт. Эти корабли – были сплошными догадками, и теперь эти догадки стоили жизни тысячам пилотов.

     Серповидное излучение вражеского корабля, разрезав «Тефитанию», помчалось дальше и ударило в линкор. Это был огромный, 3700-метровый корабль. Внизу он имел относительно гладкую поверхность с видимыми на ней квадратами ангаров, прямоугольниками орудийных систем, эллипсовидными линиями торпедных шахт и цепочками системы ПКО. Зато верхняя часть была сплошь усеяна надстройками, образующими ступенчатую структуру.

     Волна пробила защиту корабля и ударила в его корпус. Она не разрезала его, как крейсер Этистеры, но оставила огромный пылающий надрез. Из него сыпались обломки и полыхало пламя. Линкор начал медленно выходить из боя, застопорив ход.

     – Внимание, тревога. Всему персоналу быть готовым к эвакуации. Наивысшая степень опасности. Лёгкий полёт, повторяю – лёгкий полёт!

     При этих словах компьютера по всему крейсеру зажглись алые огни, и компьютер «Эвиты» не переставал повторять данное сообщение. Под «Лёгким полётом» подразумевалась вероятная гибель корабля. Это выражение родилось очень давно, на заре становления Империи, когда космические корабли гибли практически от одного попадания противника. Саркастическое выражение с улыбкой смерти, лёгкий полёт, – счастливого пути. В этом случае экипаж звездолёта должен был следовать маркерам эвакуации и возникающим надписям.

     Холодок пробежал по спине капитана. Судя по выражению лиц всей вахты в боевой рубке крейсера, их терзали такие же чувства. Страх, такое низменное чувство… После генетической модификации понятие страха почти исчезло. Страх перед старостью, перед болезнями и повреждениями тела. Страх перед будущими событиями. И вот сейчас, вражеский корабль откуда-то из недр памяти вытащил это мерзкое чувство страха. Мощь корабля Врага была невероятной, а вот танцующие вокруг корабли «мертвецов» по-прежнему ничего не предпринимали.

     – Сосредоточить огонь по вражескому кораблю, не прекращать попытки захвата цели. Термические торпеды к бою.

     Теперь капитана медленно охватывала злость. Он ещё раз кинул взгляд на остатки корабля Этистеры, которые с большим трудом подняли аварийные буксиры и теперь утаскивали прочь от битвы. Повреждённый крейсер выключил все двигатели и покорился судьбе. От него по-прежнему отстреливались спасательные капсулы: экипаж покидал повреждённые сектора крейсера. Рядом сновали искорки Собирателей подбирающие выпавших из звездолёта людей.

     Самоок снова сосредоточился на вражеском корабле. Ударный флот поливал яйцевидный корабль беглым огнём. Вспышки плазмы возникали на его поверхности и туда с огромной скоростью устремлялись световые пятна. Они носились по корпусу яйцеподобного корабля, направляясь туда, куда попадала плазма. Вокруг корабля Врага танцевали «бумеранги» «мертвецов», и до сих пор непонятно было, чем они занимаются.

     «Что «мертвецы» делают, почему не стреляют? Чем занимаются? У них же такое мощное оружие Звёздных механиков? Чего они медлят?» – мысли кипели от злости в голове капитана корабля, но он не мог акцентировать на них слишком много внимания. Бой продолжался. Яйцевидный корабль Врага пытался уйти, но как-то неуверенно. Он то ускорялся, то замедлял полёт, как будто натыкаясь на невидимую стену. Все боевые корабли ударной группы обстреливали его плазмой, но практически не причиняли вреда. Попавшие в него заряды вспыхивали и гасли, лишь вызывая на поверхности корабля Врага яростное мельтешение зеленоватых пятен. В большинстве же случаев заряды просто проходило мимо; некоторое время они ещё летели, а потом гасли, заряд плазмы исчерпывался, и она растворялась в пространстве.

     Всё это было очень странным, Самооку даже вначале показалось, что ему это привиделось – когда очередной залп плазмы с одного или другого боевого корабля ударной группы почти достигал вражеского «яйца», а через мгновение вдруг пролетал мимо, словно вражеский корабль за долю секунды перемещался на сотню километров. Не было сомнения, вражеский корабль мог телепортироваться в пределах видимости, ускользая от основного залпа, не стараясь отстреливаться, словно берёг силы. Он вёл себя так, словно его что-то сдерживало.

     В этот момент мигнул и ожил экран Тёмной материи. Самоок хоть и не погасил его, но «отправил» в самый дальний угол рубки, чтобы он не мешал ему следить за боем, но теперь экран, настойчиво мигая, возник прямо перед глазами капитана, получив приказ центрального компьютера.

     Самоок смутно понимал то, что увидел. Вокруг алой щели в центре экрана кружились тёмные тучи. Они не были похожи на обычные тучи. Словно не имеющие массы они более всего походили на разрастающиеся в жидкости тёмные кляксы, словно в прозрачный стакан с водой вылили чернила. Но чернила не растворялись, а разрастались, поглощая воду. Некоторые облака сжимались, другие клубились и перемешивались. Тёмная материя пришла в движение. Среди этого тёмного танца на фоне светящейся алым пламенем с жёлтыми краями щели вдоль неё двигалось нечто. Это был некий пульсирующий шар, внутри которого с бешеной скоростью вращалось гантелеобразное образование беловатого света. От шара в разные стороны вырастали и втягивались обратно светлые, похожие на подсвеченное стекло шипы. Иногда они оканчивались пушистыми шариками, напоминающими белоснежные головки одуванчиков, и тогда от них в Тёмную материю уходили оранжевые полосы нейтрино.

     Но не это привлекло внимание капитана. Время от времени в чёрных облаках начинали формироваться воронки. Как только они, вращаясь по часовой стрелке, вырастали до размеров светящегося шипастого шара, внутри них начинали образовываться другие воронки, вращавшиеся в противоположную сторону. Когда вторая воронка достигала размеров первичной, они обе рассыпались в тёмную пыль, поглощаемую тёмными облаками.

     Теперь стало понятным, что делали корабли «Мёртвых подразделений» – они не давали яйцевидному кораблю Врага уйти. Скорее всего, он не имел масс-машины, и не мог прыгать в Призрачное подпространство, создавая Разрыв, а уйти в Переход ему не давали «мертвецы». Через несколько минут те, кто управлял вражеским кораблём, поняли тщетность своих попыток и перестали создавать Переходы. Похоже, они не видели кораблей «мертвецов». Капитану Самооку были известны лишь обрывки информации о технологиях Звёздных механиков, но он догадывался, что какие-то из них позволяют скрыть корабли «мертвецов» от систем наведения корабля Врага, иначе, имея на борту столь разрушительное оружие, он бы сделал всё, чтобы их уничтожить.

     И тогда Враг решил принять бой. На экране Тёмной материи перестали возникать воронки и вражеский звездолёт начал усиленно маневрировать. Нижние зубья его «пилы» стали вращаться медленно и загорелись белым светом. Когда они налились мощью, с кончиков зубьев начали отстреливаться звездообразные снаряды. Корабль метался из стороны в сторону, крутился и выделывал зигзагообразные петли. Боевые компьютеры крейсера «Эвита» едва поспевали за ним. По сравнению с кораблём Врага «Эвита» была слишком неповоротливой. Только корабли «Мёртвых подразделений» могли проделывать такое. Они прыгали около него, уворачивались от его снарядов и старались выдерживать безопасную дистанцию.

     – Судя по всему, у него два двигателя, – сказал один из помощников капитана. – На полюсах. Сенсоры видят гравитационные искажения при манёвре корабля Врага и магнитные всплески. Он явно использует гравитационное поле Каррисфены для разгона. Скорее всего, у него на борту находятся гравитационные двигатели, аналоги наших левиаторов.

     – Да, – согласился Самоок. – Это позволяет ему так маневрировать. Левиаторы не совершенны и для синхронизации их работы приходится тратить много сил и времени. Корабль Врага, судя по всему, не испытывает таких трудностей.

     Странным было, что яйцевидный корабль не пытался просто улететь из системы, без использования Перехода. Один из дредноутов начал облетать Маги-Наги, чтобы зайти с другой стороны и отрезать путь кораблю Врага к внешним планетам. Тот словно не заметил этого манёвра. Он продолжал хаотично стрелять. Звездообразные заряды вражеского корабля начали настигать корабли боевой группы. Те использовали активную защиту. Целые облака светящихся точек устремлялись наперерез зарядам и сбивали их. Несколько снарядов яйцеподобного корабля приближались к «Эвите». Послышался сигнал тревоги, и голос компьютера произнёс:

     – Внимание, приближение вражеских объектов. Дистанция 250 километров.

     – Активировать системы активной защиты, – приказал один из боевых офицеров на мостике. – Перехват целей. Цели обозначены.

     Перед ним горел трёхмерный голографический экран, где к схематично нарисованному кораблю приближались точки. Их окружили красные линии. В это мгновение по команде центрального процессора в носовой части крейсера выдвинулись орудия противокосмической обороны. Они развернулись в сторону приближающихся снарядов, которые были видны с мостика корабля яркими точками, потом, высчитав угол атаки, компьютер довернул орудия на упреждение и открыл огонь. Из шести- и восьмиствольных установок вылетели вереницы шариков плазмы, которые превратились в яркую тучу огней и понеслись вперёд к снарядам врага; орудия же ещё покачивались, создавая волнообразную стену огня. Не долетев примерно тридцать километров, снаряды противника были сбиты, рассыпавшись в сверкающую пыль. Было непонятно из чего же эти звездообразные снаряды состоят.

     Один из помощников Самоока дотронулся до изображения пыли на голографическом экране и, выделив её, нажал на символ спектрального анализа. Компьютер вывел заключение: «Неизвестный элемент и тип энергии».

     Но это не остановило Врага. Яйцеподобный корабль продолжал танцевать и выстреливать снаряды с огромной скоростью.

     – Странно, что он больше не использует своё основное оружие, – сказал кто-то.

     – Скорее всего, его энергетический запас имеет предел, – ответил помощник капитана. – Не думаю что, имея возможность, он бы не использовал это оружие, тем более, если оно такое эффективное. Значит, не может.

     На экране вспыхнул код приказа и механический голос произнёс:

     – Внимание всем кораблям. Необходимо подойти на дистанцию прямого выстрела и использовать излучатели быстрых частиц.

     – Похоже, наши плазменные заряды не действуют на корабль Врага. Не могут пройти защиту, – сказал кто-то. – А пробивающая способность излучателей гораздо выше.

     Один из крейсеров сопровождения дредноутов подошёл совсем близко к яйцеподобному кораблю и дал залп торпедами, но головки наведения не видели цель и корабль легко увернулся. Зато он сразу выпустил не менее сотни своих снарядов в сторону крейсера, стреляя почти в упор, и системы ПКО не справились. Два заряда попали в крейсер. Вспыхнули яркие вспышки взрывов, и раскалённые обломки веером полетели в космос, угасая на лету. Из гигантских пробоин хлынули прозрачные языки пламени километровой длины. Из них продолжали сыпаться яркие точки раскалённого металла и горящего пластика.

     – Внимание, это «Варистер», повреждение палуб с тринадцатой по девятнадцатую. Требуется прикрытие, щиты отказали.

     Голос говорившего хоть и был чётким, но в нём были слышны нотки напряжения. «Варистер» начал заваливаться влево, показывая брюхо. Яйцеподобный корабль перевернулся вверх ногами, сделал резкий манёвр вправо, выбирая позицию для атаки и, игнорируя десятки плазменных зарядов, которые летели в него от ударной группы, приготовился добить крейсер.

     На первый взгляд хаотичные движения звездолёта Врага и его бессмысленная пляска сделали своё дело. Корабли Альянса потеряли строй и смешались. Первый ряд атакующих звездолётов закрыл обзор второму ряду и тот не мог стрелять, чтобы не попасть в свои же корабли. В результате один из дредноутов перестал вести огонь и начал подниматься вверх. В этот момент, не обращая внимания на отчаянный огонь подбитого крейсера, корабль Врага выстрелил целой серией звездообразных снарядов. «Варистер» попытался их сбить, но несколько всё же попали в вереницу доков, и обломки вновь устремились в сторону Каррисфены.

     Компьютер «Эвиты» приблизил изображение подбитого крейсера. На нём были отчётливо видны скрученные и смятые створки выходных люков, куски несущих конструкций ангаров. Из образовавшихся пробоин вырывалось пламя, летели куски горящей внутренней обшивки и обломки истребителей, которые разворотило и сорвало с креплений в ангарах. Следом из ангаров выпали несколько целых машин и один спасательный бот. Истребители, медленно вращаясь, удалялись от «Варистера», медленно рассыпаясь на отдельные фрагменты и падая на планету. Рядом с пробоинами полыхнули вспышки стартующих двигателей спасательных капсул.

     – Это «Варистер». Потеря основного генератора. Масс-машина разрушена. Корабль теряет устойчивость. Требуется прикрытие. Целостность внутреннего корпуса нарушена. Устойчивость – сорок процентов.

     При этих словах откуда-то из-под «Варистера», расталкивая силовым полем обломки крейсера, вынырнул линкор. Его дюзы вспыхнули ослепительными точками плазмы работающих маневренных двигателей, корабль встал на дыбы, прикрыв собой раненый крейсер, и дал залп из излучателей. К застывшему на секунду яйцепобному кораблю потянулись сотни бледных лучей. Одни были длинными, другие – короткими отрезками света. Они накрыли вражеский корабль и тот, вспыхнув, засиял белыми пятнами. И в этот момент в некоторых местах на корпусе корабля Врага появились фонтаны искр, словно кто-то в космосе пролил воду и подсветил её светом, когда она превратилась в лёд. Этот фонтан осколков сопровождался золотым пламенем, но оно не было похоже на обычное горение кислорода, который вырывается из пробоины корабля. Пламя напоминало живую змейку, которая, не меняя толщины, извивалась в черноте космоса. Корабль противника дёрнулся, к месту попадания начали сбегаться синего и салатового цвета пятна, которые загасили змейку пламени. Следом перестали вылетать обломки.

     Но, тем не менее, пробитие защиты корабля Врага дало эффект. Боевой компьютер «Эвиты» пискнул, перед глазами капитана Самоока появились алые линии, сложившиеся в шестиугольник – отметку цели. «Эвита» наконец-то увидела на экранах радаров вражеский корабль и была готова стрелять самонаводящимися торпедами.

     – Внимание, – послышался голос компьютера. – Приказ адмирала: произвести запуск только электромагнитных торпед.

     – Выполняем.

     Самоок посмотрел на офицеров вооружения. Их пальцы бегали по сенсорному пульту, меняя торпеды в пусковых шахтах. Весь процесс был полностью автоматизирован. Наличие поста управления около шахт было лишь на случай непредвиденных обстоятельств или для управления ремонтными роботами, которые висели закреплённые в нишах над каждой шахтой пусковой установки. Перезаряжение пусковой шахты выполнялось по старинке: магнитными захватами и сжатым воздухом. Силовые поля и левиаторы были современнее, но они потребляли слишком много энергии, а в бою вся лишняя или сэкономленная энергия шла на щиты и устойчивость корпуса. От этого зависела жизнь и корабля, и экипажа.

     Казённые части пусковых установок, используемые для разгона торпед с помощью электромагнитных ускорителей, выдвинулись из пазов пусковой шахты и раскрылись на две половины. Магнитные захваты подхватили стреловидный снаряд с выкрашенной красной краской головной частью и вытащили из казённика. Разными цветами маркировались типы боеприпасов на тот случай, если отказывала автоматика, и приходилось заряжать вручную. В данном случае это был термический заряд. Вслед за этим взвизгнули приводы, и в задней части зарядной каморы провернулась револьверная установка. Её чёрный корпус сверкнул тёмным металлом в холодном свете ламп освещения каморы, и верхние захваты раскрылись. На салазках лежала остроносая торпеда с выкрашенной в голубой цвет носовой частью. Манипуляторы поменяли торпеды местами и перезарядили пусковую установку. Тем временем термический снаряд проворачиванием револьверной установки был отправлен вниз на хранение.

     – Торпедные шахты заряжены и готовы к пуску, – сообщил компьютер.

     В этот момент капитан корабля нечаянно подслушал разговор в рубке двух боевых офицеров.

     – Странно, почему до сих пор Враг не использовал оружие против кораблей «Мёртвых подразделений»? Он ни разу не выстрелил в их сторону.

     – Скорее всего, он их не видит, - ответил его коллега.

     – Как не видит, но мы то видим.

     – Но это не значит, что их видит Враг. Мы вообще ничего не знаем про корабли Врага. Ни как они устроены, ни какой тип энергии используют. Считается, что работа их двигателей основана на конвекторе Тёмной материи, но это лишь догадки. «Мертвецы» явно знают больше, а иначе, почему они так себя ведут?

     – Не логично всё это. Наш корабль гораздо примитивнее корабля Врага, но мы видим корабли «мертвецов», а этот монстр нет.

     Самоок хотел было ответить сомневающемуся офицеру, но его опередили. Кто-то из офицеров-системайзеров, фиксирующих ход сражения и записывающих его результаты в базу данных сражений для последующей обработки их аналитическими компьютерами Звёздного флота, сказал:

     – Вы слышали про технологию Тени? Проблема в том, что ты никогда не знаешь есть ли перед тобой корабль «мертвецов» или его нет. Когда ты их видишь, это означает только то, что они позволили нам их увидеть. Посмотри на данные боя. Корабль Врага, который намного сильнее любого нашего боевого корабля, даже дредноута, не видит корабль «мертвецов». Вопрос, почему? Значит, их корабли имеют маскировку, которая не позволяет кораблю Врага их засечь.

     «И при этом они не делятся со Звёздным флотом этой технологией!» – зло подумал Самоок. – «И корабли гибнут!»

     – Скажу больше, – добавил системайзер. – Я сильно сомневаюсь в том, что корабль Врага видит в нашем спектре диапазона.

     – Если это так, то получается, мы не видим части развернувшегося сражения? – офицер вопросительно посмотрел на системайзера.

     – Я думаю, что сражение в системе Алголь-Тэс происходит не только в видимом спектре, но и в….

     – Внимание, пятисекундная готовность к залпу, – перебил разговор центральный компьютер. – Начинаю отсчёт.

     Но крейсер не успел выстрелить. Вражеский корабль метнулся к спутнику Маги-Наги и выстрелил в него странным разрядом. Это был пульсирующий зеленоватым огнём столб, который извивался и танцевал, испуская по мере движения светящие отростки. Отростки гасли, едва родившись, а столб продолжал пульсировать и бежать к цели. Когда он достиг её, произошёл взрыв невероятной мощи.

     Маги-Наги вращалась вокруг газового гиганта Хамарона на расстоянии 240 000 километров. Её диаметр составлял 348 километров. Удар неизвестного излучения был такой силы, что почти остывшее ядро Маги-Наги вылетело наружу, рассыпаясь на багровые осколки. Одним спутником Хамарона стало меньше. Наступила странная пауза, когда вокруг места, где находилась Маги-Наги, по окружности двигались обломки спутника. В середине была просто пустота. На экране Тёмной материи, который наблюдал Самоок, началось преображение. Это напоминало чёрную дыру, которая втягивала в себя Тёмную материю. Было видно, как компьютер пытался подсчитать заряд, который сформировывался по мере того, как всасывалась Тёмная материя, и тут в центре взрыва возник белый шар огня, который. разгоняя обломки планеты во все стороны, расширялся с ужасающей скоростью.

     Основная часть обломков пришлась на ударный флот. Крейсер, который оказался на острие ударной волны взрыва, просто разорвало на кусочки. Та же судьба постигла несколько эсминцев. Огромный Звёздный защитник, находившийся на линии разлёта обломков спутника, отчаянно пытался спастись. Он задействовал всё вооружение и защиту, которые имел, сжигая и аннигилируя обломки Маги-Наги. Но корабль Врага предвидел это и послал вместе с обломками цепочки звездообразных зарядов. Было странным то, что они не взаимодействовали с обломками погибшего спутника, просто отталкивались от них, как каучуковый шар от стены, и продолжали полёт к цели, но при этом старались проскользнуть под огнём систем ПКО дредноута. Тот начал медленно пятится. Видя, что от основной массы обломков Маги-Наги ему таким способом не уйти, дредноут начал использовать аварийное ускорение. На обзорном экране «Эвиты» было видно, как включились форсажные двигатели на основе пороховых зарядов с использованием жидкого кислорода. Они вырвались из дюз ярким алым пламенем, и дредноут начал ускорение. Это был самый быстрый и самый неэффективный способ уклонения. Такие двигатели одноразового использования были настолько примитивны, что немногие корабли Альянса их сохранили. Но КПД ускорения был невероятно высоким, так что после анализа нескольких сражений с Врагом, такие ускорители в принудительном порядке ставили на каждый боевой корабль Альянса. Их рекомендовалось использовать только в самых крайних случаях, и вот такой случай настал.

     Дредноут подбросило, он с огромной скоростью, сопротивляясь гравитации Каррисфены, от которой, несмотря на силовые компенсаторы, начали скрежетать переборки, начал уходить вверх, обстреливая приближающие обломки погибшего спутника. Экипаж дредноута испытывал жёсткие перегрузки. Самоок видел показания систем жизнеобеспечения дредноута. Они не справлялись с компенсацией перегрузок. Обломки Маги-Наги, в которые попадали плазменные заряды удаляющегося дредноута, вспыхивали и гасли миллиардами раскалённых искр. Звёздный защитник вёл беглый огонь.

     Но второму дредноуту было ещё хуже. Он решил отрезать путь отступающему, как ему показалось, кораблю Врага. Ударная волна пробила защиту огромного звездолёта и, сминая надстройки, погасилась около второго контура безопасности. Когда компьютер «Эвиты» приблизил изображение дредноута, Самоок видел как смялся и деформировался наружный корпус корабля. Раненый дредноут дал задний ход и начал выходить из боя. Несколько броненосцев, прикрывавшие НМК, которые из-за своей бесполезности отошли как можно дальше, подлетели к раненному дредноуту и окутали его силовыми полями. Они поглотили пять или шесть звездообразных зарядов и начали отступать вместе с повреждённым кораблём.

     «Эвита» находилась с другой стороны сражения, поэтому несколько десятков обломков исчезнувшего спутника Каррисфены Маги-Наги она легко перехватила. Корабль Врага не считал «Эвиту» целью, достойной пристального внимания. Он посылал цепочки звездообразных снарядов в сторону ударной группы, где корабли флота Альянса пытались восстановить боевой строй.

     Самоок перевёл взгляд на информационный экран вооружения. Электромагнитные торпеды были заряжены, но компьютер больше не предлагал их использовать. Он подчинился приказу. Тот пришёл с генетическим шифром командующего флота.

     – Внимание персоналу «Эвиты»! Прекратить огонь, начать продувку систем охлаждения. Задействовать имитацию гибели. Излишки плазмы должны походить на горение воздуха корабля, вырывающегося из пробоин. Выключить манёвренные двигатели и начать свободное падение. Полная имитация критических повреждений и выхода крейсера из боя.

     Другие корабли ударной группы продолжали сражаться с обломками погибшего спутника. Они медленно отходили от эпицентра взрыва, сжигая и расщепляя обломки Маги-Наги.

     Ударная волна взрыва Маги-Наги достигла «Эвиты». От её воздействия взвыли генераторы силовых полей. Они пожирали всю доступную энергию, выключали все вспомогательные системы, погасили на несколько секунд боевые экраны, а следом заставили потемнеть освещение на палубах, в коридорах и залах и с невероятной скоростью опустошали резервные батареи энергии. Крейсер задействовал все свои резервы, чтобы устоять и не быть разрушенным ударной волной. От её воздействия крейсер качнулся и начал менять позицию. Он неловко задрал нос и начал поворачиваться вокруг своей оси. Внутри корабля падали незакреплённые предметы и валился с ног экипаж. Но силовые поля выдержали удар, через несколько секунд визг генераторов смолк, и корабль застыл в одной точке. Экраны нехотя зажглись снова. Теперь они работали с перебоями. По ним ползли отметки кораблей Альянса, и в красном ромбе двигался вражеский корабль; рядом с этой отметкой цели прыгали столбики аналитических данных и информационных бюллетеней. Но экраны работали нестабильно: они то гасли, то пытались развернуться и снова гасли.

     – Внимание, повреждение информационных полей. Системы контроля голографической проекции вышли из строя. Рекомендация – воспользоваться встроенными экранами, – мягким женским голосом сообщил компьютер. – Сожжены первичные цепи управления. Голографические экраны не могут работать стабильно. Требуется срочный ремонт эмиттеров голографики.

     – Это капитан корабля «Эвита», Саммок. Отключить голографические экраны и использовать только физические мониторы пультов управления.

     – Внимание всему персоналу крейсера «Эвита». Тревога, критическое повреждение информационных систем. При необходимости нужно воспользоваться дублирующими системами. Тревога, критические повреждения, – зажглись алые огни тревоги, и компьютер несколько раз повторил данное сообщение.

     В боевой рубке все голографические экраны, мерцавшие попытками включиться и через секунду угасающие от повреждения системы, погасли, и теперь вся вахта крейсера использовала только сенсорные экраны, встроенные в пульты. На приборной доске символов управления среди мельтешивших огней пультов появлялись квадраты света.

     Компьютер ударного крейсера начал выполнять поступивший приказ. Он прекратил информационные переговоры с флотом и крейсер начал заваливаться на Каррисфену, увлекаемый её притяжением. Из него вырывались беловатые языки пламени и маневренные двигатели гасли. На экране, встроенном в пульт управления, Самоок видел телеметрические данные «Эвиты». Она опасно накренилась и готова была сорваться в пике. Левиаторы удерживали крейсер, но их мощности явно не хватало.

     – Тревога, возможна потеря ориентации, – сообщил навигационный компьютер. – Наклон крейсера к планете равен сорока градусам. При достижении семидесяти градусов антигравитационные демпферы не выдержат.

     Но Самоок не отреагировал на его предупреждение. Он застыл от увиденного. Корабли «Мёртвых подразделений» вступили в бой. Только теперь вражеский корабль увидел их. Корабли «мертвецов» преобразились. Они больше не походили на бумеранги. Теперь эти корабли выглядели как тёмные ромбы, наложенные друг на друга под углом смещения в сорок пять градусов. Их ромбические части напоминали сплюснутые октаэдры и были тёмно-фиолетового цвета, словно подсвеченные изнутри кристаллы обсидиана. Но они не были цельным кораблём. Оба ромба корабля «мертвецов» как будто были прижаты неведомой силой, оставив едва видимый зазор. На их светящихся внутренним фиолетовым свечением поверхностях отражался голубоватый свет Каррисфены. Как только корабли «мертвецов» преобразились, их грани начали сиять белым свечением.

     Оба корабля «мертвецов» взмыли над вражеским кораблём и открыли по нему огонь. Они стреляли спиралевидными разрядами, словно кто-то закручивал молнии и швырял их в яйцеподобный корабль. Тот попытался уклониться, но это были уже не тихоходные и неповоротливые крейсеры Альянса, это был враг, равный ему по манёвренности.

     Несколько зарядов с кораблей «мертвецов» попали в корабль Врага. Синие пятна света бросились заделывать пробоины, но всё новые и новые молнии попадали в яйцеподобный звездолёт и вспыхивали на нём огненными вспышками разрывов, рассыпавшимися веером обломков. Это было сражение на немыслимых скоростях.

     – Так ему! – послышался чей-то возглас в зале.

     Среди гула пультов и электронного треска экранов, отрывистых команд офицеров и озвучивающихся компьютером потоков данных, этот возглас был таким эмоциональным.

     Обломки погибшего спутника вместе с остатками погибших кораблей медленно вытягивались на орбите в линию. Часть из них разогревалась от трения и начинала светиться, превращаясь в огненные кометы, устремлявшиеся к Каррисфене. Даже с этой высоты были видны зарева пожаров на границе света и тени, куда падали несгоревшие в атмосфере обломки. Там светились яркими линиями леса и вспыхивали взрывы.

     Судя по данным с баз Каррисфены, все пожарные и ремонтные роботы были задействованы в тушении пожаров. Но большая часть обломков, долетевшая до орбиты Каррисфены, коричневым облаком медленно уползала за «Эвиту», превратившись в орбитальный мусор. Вспомогательные корабли Альянса вели огонь по крупным обломкам по просьбе командования с баз Каррисфены. Несколько астероидов были величиной гору и запросто могли уничтожить всё живое на планете.

     В этот момент из-за коричнево-серой массы мелких камней, вращавшихся и сталкивающихся друг с другом в хаотичных движениях, вынырнул эсминец поддержки и произвёл залп торпед. Он пробрался незамеченным, так как корабль Врага был занят сражением с кораблями «мертвецов», а крупные корабли ударного флота держались подальше, прекратив стрелять, чтобы не мешать кораблям «Мёртвых подразделений». Он произвёл пуск торпед почти в упор, не целясь и не используя системы наведения. Яркие точки, оставляя огненные хвосты, понеслись прямо в яйцеподобный корабль, который был всецело занят сражением с кораблями «Мёртвых подразделений», уводя их от основной эскадры Альянса. Часть торпед попала в обломки Маги-Наги, взорвавшись яркими вспышками и превратив камень в пар, но несколько других угодили прямо в яйцеподобный вражеский корабль, причём одна из них – в верхнюю, вращающуюся по часовой стрелке, «пилу». Вражеский корабль дёрнулся и застыл. Зубья пилы остановились, а несколько из них отвалились и в золотых языках пламени, мечущихся около пробоины, понеслись прочь, вращаясь.

     Один из зубьев пролетел в десятке километров от «Эвиты». Только сейчас можно было оценить размер корабля Врага. Зуб был не менее ста пятидесяти метров в длину. Он напоминал изогнутый кошачий коготь, на внутренней стороне которого чернела матовая полоса с мелкими отверстиями, а вершина заканчивалась прозрачной пирамидкой кристалла. В нём ещё горело свечение, тускневшее и гаснувшее по мере отдаления обломка от «Эвиты».

     – Только электромагнитными торпедами! – послышался голос по каналам связи. – Выполняйте приказ!

     – Надо уничтожить этого гада, он столько жизней погубил! – послышался ответ с какого-то корабля.

     – Если мы его уничтожим, все эти смерти будут напрасны. Задача Звёздного командования предельно ясна – взять корабль целым, без уничтожения. Выполняйте приказ, прекратите огонь термическими зарядами, – голос говорившего был спокоен и твёрд. В нём чувствовалась огромная сила воли и уверенность. – Капитан Самоок, вы готовы?

     – Да, – коротко ответил капитан «Эвиты».

     – Цель захвачена, – сообщил один из дежурных боевых офицеров.

     Самоок это и сам видел. На его сенсорном экране, встроенном прямо в пульт управления, дугой охватывающий его капитанское кресло, на изображение вражеского корабля была наложена сетка наведения. Рядом плясали телеметрические цифры. Корабль Врага был сильно повреждён. Он больше не прыгал и не метался среди обломков, а дёргаясь, рывками, пытался уйти, как раненный зверь, который из последних сил, хромая, ползёт в свою берлогу. Корабли «Мёртвых подразделений» перестали вести огонь. На экране сенсорного сканирования было видно, как они пытаются удержать вражеский корабль силовыми экранами. Грани их ромбов светились и переливались светом. Силы яйцеподобного звездолёта были на исходе. Он не смог даже залатать свои пробоины. Из остановившейся гигантской циркулярной пилы, продолжали вылетать обломки и билось золотое пламя, словно имевшее физическую сущность. Повёрнутые в сторону вращения зубья гасли, словно отключаясь. Нижняя «пила» вращалась медленно, неуверенно. Корабль терял силы.

     – Огонь, – послышалось по каналу связи.

     – Оружейные офицеры, выполняйте, – приказал Самоок.

     Он видел, как руки офицеров, лежавшие до этого на коленях, чтобы ненароком во время боя не нажать на чувствительные клавиши, потянулись к горящим символам пультов и пробежали по ним пальцами. Под ними они вспыхивали и гасли ярким светом, подсвечивая сосредоточенные лица экипажа. «Эвита» произвела залп. В момент вылета плазмы из орудий не было ни вспышек, ни огненных всплесков: торпеды вылетели из шахт при помощи электромагнитного ускорения, и, только отлетев на десяток метров, включили маршевые двигатели. Огненные хвосты вспыхнули, и яркие точки понеслись к вражескому кораблю. На этот раз системы наведения были активированы. Торпеды анализировали пространство перед собой и неслись к вражескому кораблю, огибая обломки Маги-Наги и сгоревшие, чернеющие на фоне зелёной Каррисфены останки погибшего крейсера с торчащими во все стороны острыми краями и скученными, продавленными отсеками.

     На пульте у Самоока появилось изображение с камеры на одной из головок торпеды. По экрану бегали алые и жёлтые линии сканирования, с характерным звуком прыгали столбики данных коррекции полёта и проплывали изображения огромных обломков, облаков пыли и сверкавших металлом частей обшивки погибших звездолётов. Торпеды с ювелирной точностью проскальзывали среди вращающихся глыб камня и мелких валунов, покрытых сетью трещин. От любого удара они рассыпались на мелкие кусочки, мешающие навигации.

     Вражеский корабль приближался. Расстояние до него уменьшалось, и он рос на экране. На его корпусе появились квадраты меток, куда наводилась боевая часть торпед. Он весь в шахматном порядке покрылся этими квадратами. Залп должен был накрыть всю площадь корабля Врага и электромагнитные импульсы взрывов должны были парализовать его полностью.

     – Дистанция до цели 30 километров, – сообщил центральный компьютер. – Расчётное время до столкновения 10 секунд.

     И в этот момент вражеский корабль взорвался. Сначала щель, где вращалась вторая «пила», остановившаяся за секунду до этого, засияла ослепительным белым светом, а затем звездолёт Врага вспыхнул и превратился в ярчайший огненный шар взрыва ярко-голубого цвета. Он разбухал в космосе, поглотив приближающиеся торпеды и обломки около него. Корабли «Мёртвых подразделений» бросились прочь от кипящей в космосе энергии, ускоряясь с каждой секундой, а шар огня разбухал, пожирая всё вокруг.

     – Пилоты, полный назад, максимальное ускорение! – почти выкрикнул капитан Самоок.

     «Эвита» вздрогнула, и из носовой части корабля вырвались струя пламени. Несколько вспомогательных манёвренных двигателей развернулись на 180 градусов и добавили тяги крейсеру, но разбухающий шар догонял «Эвиту». В клубящихся потоках плазмы обломки Маги-Наги вспыхивали и превращались в огненные облака, которые подхватывал и уносил за собой плазменный ветер.

     – Великий Матар! Если это нас настигнет, нам несдобровать! Мы слишком к эпицентру взрыва! – крикнул кто-то из пилотов.

     По кораблю протяжно завыла сирена и замигали огни тревоги.

     – Внимание всему экипажу, приготовится к столкновению. Отсеки запечатываются, – спокойным голосом сообщил компьютер.

     В этот момент все бронепереборки в коридорах и палубах опускались, и отсеки полностью изолировались. Даже если корабль будет разрушен, хоть кто-то уцелеет.

     – Внимание, приближение плазмы. Расчётное время до столкновения – сорок пять секунд.

     «Эвита» продолжала пытаться избежать огня взорвавшегося корабля Врага, но было видно невооружённым взглядом, что это ей не удастся. Хоть плазма светлела и теряла яркость, она настигала крейсер.

     – Смотрите на обломки! – крикнул кто-то.

     Самоок увеличил изображение. Он уже терял самоконтроль, но увиденное вселило в него надежду. Теперь попадающие в расширяющееся облако плазмы обломки крошились, но не испарялись полностью. Плазма теряла силу.

     – Максимальную защиту на носовую часть. Активировать все системы охлаждения корпуса, персоналу немедленно использовать ячейки безопасности, – приказал он. – У нас появился шанс пережить удар. Орудия втянуть в корпус.

     Подчиняясь приказу, орудия плазмамётов убирались в корпус и закрывались щитами. Системы ПКО и торпедные шахты утапливались в ниши и тоже защищались мощными композитными плитами внешней брони. Выходы ангаров закрывались аварийными створками, корабль напоминал запечатывающийся муравейник перед грозой.

     – Щиты на максимуме, – едва успел проговорить помощник капитана, до того как буря плазмы настигла крейсер.

     Не было удара, не было грохота от столкновения с гравитационной ударной волной, которая возникает при обычном взрыве. Но Саммок и все остальные в боевой рубке невольно отшатнулись. Из динамиков послышался рёв на высокой ноте, словно кто-то включил сирены и исказил звук до неузнаваемости. Обзорные экраны покрылись рябью. На них не было видно ничего, кроме светящегося марева, которое крутилось и вертелось вихрями, проносясь мимо. Словно ураган поднял тучу пыли и пара и теперь хлестал ими корабль.

     – Внимание, повышение температуры внешнего корпуса. Температура три тысячи пятьсот градусов, – сообщил центральный компьютер.

     Капитан Самоок посмотрел на схему корабля. Его нос начал мигать алым цветом.

     – Пять тысяч четыреста градусов, силовые экраны защиты упали на тридцать процентов.

     – Если температура дойдёт до двадцати пяти тысяч градусов, обшивка начнёт плавиться, – тихо сказал помощник капитана.

     В рубке наступила тишина, нарушаемая только звуками работы пультов и воем плазмы из динамиков.

     – Восемь тысяч семьсот градусов, падение мощности на сорок пять процентов.

     – Всё, что у нас есть – на передние щиты, – приказал Саммок. – Отключите всё, даже систему жизнедеятельности.

     – Выполняю, – один из системайзеров принялся вводить команды.

     Схема корабля на экране угасала. Те палубы и отсеки, куда переставала подаваться энергия, гасли и превращались в едва видимые световые тени. Теперь там работали только аварийные батареи капсул индивидуальной защиты.

     – Двенадцать тысяч градусов. Падение мощности экранов на сорок семь процентов.

     – Сколько же её?! – не выдержал кто-то. – Когда же она кончится?

     – Восемнадцать тысяч градусов, падение мощности на пятьдесят три процента.

     Но сквозь мелкую световую сыпь на обзорных экранах стало видно, что интенсивность свечения плазмы угасала. Она уже не металась бликами, а больше походила на прозрачную вуаль, проносящуюся мимо корабля.

     – Четырнадцать тысяч градусов, температура падает. Падение мощности – тридцать пять процентов.

     В рубке раздались ликующие возгласы. «Эвита» выдержала удар плазмы взорвавшегося вражеского корабля.

     – Инженеры, вернуть питание на внутренние отсеки корабля. Какой у нас запас энергии?

     – Запас энергии в энергохранилищах – двадцать три процента. С первого по восемнадцатое хранилища пусты. Аварийный запас почти исчерпан. Реакторы в норме.

     – Мы использовали за бой почти всё, – сказал первый помощник капитана, вставая со своего места. – Открыть бронезаслонки.

     Компьютер подчинился, и за бронестёклами рубки медленно раздвинулись створки металла. Перед ними гасло облако плазмы, образовавшееся на месте взорвавшегося вражеского звездолёта. Вокруг была пустота, не было даже обломков Маги-Наги. Плазма сожгла всё. Свет Каррисфены осветил рубку голубовато-зелёным свечением, и она заиграла мягким живым светом.

     – Вот и всё, – тихо проговорил кто-то с сарказмом в голосе. – И всё это затевалось ради такого эффектного конца?

     – А что случилось, почему он взорвался? В него попали «мертвецы»?

     – Скорее всего, произошедшее не дело рук «мертвецов», – ответил один из сенсориков. С его головы сползал шлем виртуальной реальности и складывался на спине. – Очень похоже на самоуничтожение. Те, кто был на вражеском корабле, предпочли смерть перспективе быть пойманными.

     На тактическом экране перед Самооком появились данные звёздной группы. Буксиры пристыковали остатки крейсера «Тефитании» к одному из НМК, и было видно, как по огромной пробоине срезанного корпуса ползают ремонтные роботы, напоминающие жуков. Иногда они взлетали с искорёженных конструкций и, маневрируя дюзами, подлетали к другим участкам. Они заваривали пробоины и наращивали металл на несущих конструкциях. Другие роботы выстреливали потоки пластической массы, которая практически мгновенно застывала в космосе. Они уже смогли залепить половину разорванных коридоров и палуб. Ещё один рой ремонтных роботов кружил около повреждённого линкора и вспыхивал плазменными резаками, заделывая пробоины.

     – Всё, мы потерпели фиаско, – первый помощник подошёл к капитану Самооку.

     Тот сидел не шелохнувшись и молча смотрел на обзорные экраны. Столько смертей – и всё зря. После взрыва вражеского корабля шанс найти уцелевших в космосе сводился к нулю. Среди обломков виднелись точки Собирателей, которые отыскивали по аварийным маячкам выпавших в космос членов экипажа кораблей. В большинстве случаев они находили лишь части тел. На экране было видно, как они втягивают их и берут анализы ДНК. После секундной обработки появлялось изображение человека и его персональные данные. Лица на экране текли бесконечной вереницей – мужские, женские, сплошь молодые… Даже если Собиратель и обнаруживал целые тела, они были мертвы. Аварийные скафандры не были рассчитаны на защиту от жёсткого излучения, и находящиеся в них просто сварились заживо. Число погибших росло.

     – Вот так, Фэкс, вот так, – тихо сказал капитан Самоок и посмотрел на своего помощника. – Всего лишь один корабль Врага. А сколько их ещё?

     – Странно другое, почему они не нападают? Они гадят на планетах, устраивают там чёрные болота, армии мертвяков, тени, но никогда открыто не нападают и не штурмуют военные базы. Десяток таких кораблей запросто справится со всей звёздной армадой этого сектора. Почему они так странно себя ведут?

     – А почему ты решил, что они должны вести себя так, как ведём себя мы? Мы даже не знаем, как они выглядят и откуда они. Фэкс, я думаю, что даже интеллект-корпус не знает, что у них в голове. Видно поэтому они так старались захватить корабль целым. И вот что из этого вышло. Кругом сплошная смерть.

     Ожил канал связи.

     – Это «Мёртвые подразделения». Бой окончен. Кораблям вернуться на место основной дислокации до особого распоряжения. «Эвите» остаться и патрулировать пространство Каррисфены.

     В этот момент на экране перед капитаном Самооком появилось изображение с корабля «мертвецов». На нём была видна молодая женщина с очень красивым, но уставшим лицом, миндалевидными глазами и зеленоватыми волосами, собранными сзади в пучок сверкающей серебром сеткой. Позади неё можно было рассмотреть саму рубку. До этого никто, или практически никто, не видел, как выглядят корабли «Мёртвых подразделений» изнутри. Они всегда использовали только голосовую связь. За её спиной была стена, словно собранная из разноцветных кристаллов правильной формы. Они были разного размера и с разным количеством граней. Кто-то за спиной девушки руководил ими, словно дирижёр. Были видны лишь его руки. Повинуясь им, кристаллы помигивали светом и перестраивались.

     – Это защищённый канал связи, – сказала девушка. – Вы поступаете в распоряжение нашей группы зачистки на планете.

     – Выполняю, а можно вопрос?

     – Да, – девушка посмотрела прямо в глаза Самооку, и ему стало не по себе от этого холодного, ничего не выражающего взгляда серых глаз, словно девушка была не живым существом, а какой-то машиной.

     – Вражеский корабль уничтожен, в чём причина того, чтобы держать наш крейсер на орбите планеты?

     – Вы будете находиться на Каррисфене в качестве вспомогательного корабля, для страховки, – она запнулась и вздохнула. Легко-легко, почти незаметно, на секунду в её серых глазах затеплилась искорка жизни. – Есть информация о наличии на планете Проникателей. Ваши Собиратели получат всю информацию для экстренного поднятия с планеты агентов и персонала инженеров при возникновении непредвиденных обстоятельств. Вам приказ ясен?

     – Да, слушаюсь!

     Экран погас и девушка пропала.

     – Как будто с ледяной статуей поговорили, – тихо и зло сказал помощник Фэкс. – Так просто и буднично, словно ничего не случилось. Никаких эмоций.

     – Именно поэтому их и называют «мертвецами».

     По экрану перед капитаном плыла вереница данных о погибших, которых подбирали Собиратели, и лишь однажды экран пискнул, и под изображением молодого фалианца появилась зелёная полоса данных. Он уцелел. Один из многих тысяч.

     – Что же, выполняем приказ. Пилоты, перевести крейсер на безопасную орбиту. Я не хочу встречи с тучей обломков Маги-Наги, когда они закончат облёт Каррисфены. Высчитать максимально близкое расстояние до основной базы на Каррисфене и зависнуть над ней, используя левиаторы. Выпустить зонды орбитального слежения. Вести постоянное наблюдение за обломками.

     – Для этого мы должны будем опуститься достаточно низко и попадём в зоны притяжения планеты, – возразил один из пилотов. – Нам или нужно подняться над обломками или находиться под ними.

     Самоок несколько секунд молчал, обдумывая ответ, а потом сказал:

     – Снижаемся. Зависнем под обломками. Высчитайте уровень мощности гравитационных компенсаторов. Я не хочу рухнуть на планету. Отмена боевого режима по всему кораблю и переход на режим ожидания. Все, кроме дежурной смены, свободны. Я буду у себя в каюте.

     В рубке вспыхнул мягкий свет. По всему кораблю поднимались аварийные переборки, зажигалось обычное освещение и открывались бронезаслонки. Корабль наполнялся жизнью. Радостные от того, что уцелели в сражении, члены экипажа корабля возвращались к повседневным делам, и лишь несколько из них молча подходили к информационным экранам и набирали команды поиска. В большинстве случаев их лица начинали сиять радостью, но у некоторых наворачивались на глаза слёзы потери. Под высвеченными изображениями мигала красная надпись: «погиб» или «не найден». Крейсер медленно опустил нос и осторожно приближался к планете. А там, где уже хозяйничала ночь, продолжали светиться багровые точки пожаров. Планета горела.

     …..

     Далеко-далеко, за миллиарды и миллиарды километров, на задворках Млечного Пути, на маленькой планете, которая слыхом не слыхивала о страшной звёздной битве в системе Алголь-Тэс, в кабинете прокурора сидели двое. Пожилая женщина лет шестидесяти, нервно теребившая носовой платок, и молодой, лет двадцати пяти, мужчина с прозрачными голубыми глазами. Его глаза сразу притягивали к себе взгляд, как только прокурор поднимал голову от бумаг.

     Мужчина был крепок, сквозь майку проступали мускулы, а на лице не было видно ни одного изъяна. Даже родинки. Кожа была абсолютно гладкой, создавалось впечатление, что мужчина побывал у профессионального визажиста. Ещё неделю назад никто бы не поверил, что это и есть Егор Куликов. От сутулого, измождённого недугами человека с худым, вечно печальным лицом с сеточкой морщин вокруг глаз не осталось и следа. Он изменился до неузнаваемости, и лишь цвет густых волос, отдельные черты лица проступали лёгкой тенью былого Егора.

     Прокурор что-то писал, водя ручкой по бумаге, лежавшей перед ним на столе, и время от времени бросая взгляд на посетителей. Потом он перечитывал написанное и снова что-то правил.

     За окном стучал дождь. Гроза, бушевавшая три дня назад, сменилась моросящим дождиком, который то прекращался, то вновь начинал моросить. Столбики термометров спустились до отметки в +23 градуса, и жители Киева, порядком уставшие от душной июльской жары, вздохнули с облегчением.

     Прокурор, в который раз поднял взгляд и очень внимательно посмотрел сначала на Егора, а потом на фотографию, лежащую перед ним на столе и, криво улыбнувшись, хмыкнул.

     – Однако, – пробормотал он и снова принялся писать.

     Егор и его мама молча наблюдали за ним. Татьяна Николаевна нервничала, без конца теребя платок и снова и снова перечитывая табличку на столе у прокурора: «Шамшурин Олег Игоревич». Прокурор снова исподлобья посмотрел на женщину, перевернул несколько листов бумаги и опять принялся писать. Наконец, после долгой паузы он отложил ручку и сказал:

     – Итак, Куликова Татьяна Николаевна, вы снова хотите инициировать прокурорскую проверку? Правильно?

     – Да, – тихо ответила женщина.

     – То есть две предыдущие проверки вас не устраивают?

     – Это отписки, а не проверки, – ответила Татьяна Николаевна.

     – Хм, – прокурор встал из-за стола и подошёл к окну. – Удивительное дело. У меня на столе десяток документов, которые ясно и чётко показывают, что вашего сына доставили в центральную клиническую больницу без признаков жизни. Я ещё раз повторяю: без признаков жизни. На этих бумагах есть все подписи врачей. В том числе и бригады скорой помощи, которая привезла тело вашего сына в морг. У меня также есть письменное свидетельство офицеров МЧС, которые разбирали завал на месте остановки общественного транспорта и детально описали все события. Они также подтверждают факт смерти вашего сына, тело которого проходило как «неопознанное», но вы настойчиво пытаетесь доказать, что его доставили в морг живым. Кого вы хотите наказать?

     Прокурор глянул через окно на улицу. Пешеходы спешили поскорее перебежать дорогу, прикрываясь зонтиками. Дождь усилился и забарабанил по карнизу.

     – Моего сына разрезали в морге, а он ожил, этого мало?

     – Это феноменальный случай, – прокурор повернулся к женщине. – Таких случаев раз-два и обчёлся.

     Он снова подошёл к столу и взял со стола лист бумаги.

     – Вот свидетельство патологоанатомов, производивших вскрытие. Они утверждают, что тело было полностью мертво…

     Прокурор запнулся. Прозрачно-голубые глаза молодого человека пристально смотрели на него. Что-то было в них. Егор же чувствовал, как в нём что-то заворочалось. И сразу он увидел тень. Это нечто даже близко не походило на человека, скорее – на тёмное пятно, но оно шептало. Без устали шептало. Сам прокурор был словно покрыт штрихами тени. Егор вдруг понял, что это такое. Это была его совесть.

     – И что вы хотите ещё? Судебное разбирательство? Вы и так нарушили привычный уклад работы лечебного заведения всеми этими проверками. Причём безосновательными.

     Егор закрыл глаза. Он не хотел больше видеть ауру прокурора, его душу, наполненную тёмным цветом. То, что ворочалось в нём, замерло. Когда Егор снова открыл глаза, всё было в привычном свете. Никакой тени, никакого шёпота. Но то, что шептало пятно, он запомнил.

     – Но как же так, ведь кто-то должен за это ответить? – женщина чуть не плакала. – Разве бывают такие ошибки?

      Мама не надо, мы не будем подавать на больницу в суд, – сказал Егор.

     – Сына, почему?

     – Они правы. На этот раз правда на их стороне.

     – Вот и хорошо, – прокурор сел за стол и бросил взгляд на фотографию, лежащую среди бумаг. – Я думаю, что вы получили исчерпывающий ответ в листе, что вам прислали.

     – Я бы…

     – Мама, нет. Всё, давай закончим это дело и забудем, – Егор встал и помог подняться маме. – Я живой и этого достаточно.

     – Значит, мы поставили точку в этом вопросе? Вы, молодой человек, должны написать заявление, что не имеете претензий к деятельности центральной клинической больницы, и на этом дело будет закрыто.

     – Мама, подожди меня в коридоре, я скоро.

     Егор помог Татьяне Николаевне дойти до двери и, открыв дверь, усадил её на скамью в коридоре. Сам он вернулся в кабинет, взял ручку и лист бумаги и принялся писать.

     – Знаете, – вдруг сказал прокурор, – если бы меня долго не уверяли врачи, что вы – это вы, я бы счёл ваши визиты попыткой ввести прокуратуру в заблуждение. Своего рода клеветой на работу больницы. Если смерть так облагораживает, я начинаю думать о ней с другой точки зрения...

     – На самом деле вы ничего не знаете о смерти, – тихо ответил Егор, дописывая заявление.

     – Не знаю, так не знаю. Вам видней, – прокурор улыбнулся. – Я вот смотрю на вашу фотографию, а потом смотрю на вас и вижу потрясающую разницу. Вы – совсем другой человек. Даже не скажешь, что вам почти сорок лет. Я молчу про цвет глаз. Кстати, он вам идёт.

     – Спасибо, – тихо поблагодарил Егор, протягивая ручку и лист бумаги.

     Прокурор был доволен.

     – На самом деле вы и не собирались проводить тщательную проверку, так как вскрылись бы различные злоупотребления персонала. Например, бесплатные операции, на деле проводимые за деньги пациентов. Чёрный нал. Разве не так? Вас попросили – вы согласились. Не бесплатно, конечно.

     Егор встал. Прокурор сверлил его холодным взглядом.

     – Я бы вам советовал быть поосторожнее с такими громкими заявлениями. А вы знаете, что за такое можно быть притянутым к ответственности? Это называется клеветой.

     – Да, знаю, – сказал Егор. – Но я уже другой человек и уже ничего не боюсь. Просто на этот раз вы правы, я был мёртв, почти целый день мёртв, раздавлен грузовиком. Но мне повезло, а вот маленькому мальчику, которого убили ваш кум с приятелем, отнесли тело в заброшенный дом, присыпали листвой и оставили умирать, – нет. А вы знаете, он ведь ещё жил несколько часов, он умирал совсем один, только крысёнок пришёл к нему, когда его глаза в последний раз видели этот мир. Он так и не дождался помощи. Так вот это дело вы слили очень эффективно. Виновных не нашли, ГАИ по-прежнему «ищет» машину, хотя уже минул почти год. Что скажете? Кстати, мальчика звали Митей, и ему было шесть лет и три месяца. Он только начинал жить.

     Опять что-то заворочалось внутри Егора, и он увидел, как прокурор медленно наполняется голубоватым свечением ярости.

     – Значит так, Куликов Егор Николаевич, если вы собираетесь делать громкие заявления, то имейте в виду, что последствия могут быть для вас катастрофическими. И тот грузовик покажется детским лепетом на фоне реального тюремного заключения. Вы представляете, с какими людьми будете иметь дело?

     Егор улыбнулся. Нет, он ничего не знал про этих людей: кто они и какие должности занимают, – ему это было совсем неинтересно. Он смотрел на прокурора и видел его насквозь. Его жадность, его любовь к деньгам, его ощущение власти и вседозволенности. Вот они – чувства, которые вспыхивали и гасли на нём. Никто не видел их, кроме Егора.

     – Я не буду делать никаких заявлений, это бессмысленно. Такие как вы давно всё решили и построили жизнь так, что в ней нет места состраданию. Вам этого не понять.

     Егор направился к двери, и уже почти на пороге, остановившись на мгновение, добавил:

     – Только всё это вы не сможете взять с собой. После смерти человек остаётся один на один со своей совестью, и ваша совесть утянет вас вниз. Вам никогда не парить.

     – Неужели? – с сарказмом процедил прокурор, постукивая костяшками пальцев по столу. – Вы так в этом уверены?

     – Я там был, я знаю. И, кстати, свечи в церкви вам не помогут. От этого нет индульгенции.

     Егор открыл дверь и вышел, оставив прокурора наедине со своими мыслями. Спустившись, они с мамой оказались на улице, и женщина попыталась раскрыть старенький жёлтый зонтик. Механизм заело, и он никак не хотел раскрываться. Егор взял его в руки, и механизм послушно сработал.

     На улице пахло свежестью. Дождь смыл пыль и остудил асфальт. Люди прыгали через лужи и спешили по своим делам. Вокруг них вспыхивали и гасли тени. Некоторые были похожи на людей, другие – нет. Перед дверями в прокуратуру стояла одинокая женщина и смотрела печальными глазами на окна. Вокруг всё было мокрым, а она была совершенно сухой. Ни ветер, ни дождь не касались её. Она ничего не замечала, просто стояла и смотрела. Егор посмотрел на неё, но она не обратила на это внимание. Мёртвые были заняты только собой, только своими воспоминаниями, которые они сохранили, и болью прошлого, которое нельзя было вернуть.

     Рядом появлялись тёмные тени. Большая их часть уже не напоминала силуэты людей, нечто похожее на шар, который силился принять форму. Эти души разлагались, теряя свою энергию с каждым мгновением их существования. Некоторые принимались шептать прохожим всякие гадости, пытаться подтолкнуть их на нелепые и опасные поступки. Они жили этим, они мечтали хоть кого-то утянуть за собой. Они сгорали завистью к живым. Мерзкие душонки, отравленные собственным ядом.

     Перед припаркованным на обочине белым мерседесом стоял тучный мужчина и дрожащими руками гладил капот машины. Его одежда почти исчезла, голое тело проступало сквозь тени куртки, джинсов и яркой рубашки. Человек был очарован машиной и медленно исчезал. Сколько ему осталось? А женщина стояла посреди улицы как живая, и даже проезжающие через неё машины не отрывали её взгляд от окон.

     – Я прощаю тебя. Прощаю, – вдруг сказала она. – Береги его.

     И тут она заметила, как Егор смотрит на неё. Улыбнувшись ему, она повернулась спиной к зданию прокуратуры и начала медленно взлетать. Рядом с ней возник ещё один призрак – мужчина, который приветливо улыбнулся ей. Она простилась со всеми. И теперь она была не одинока, а вот оставшийся внизу тёмный шар, где среди серых штрихов угадывался силуэт женщины с массивной косой, был совсем один. Шар что-то шептал, что-то про мерзких детей. Егор не мог разобрать, но шёпот был настолько ужасен, в нём звучала такая ненависть, что он и не хотел его слышать.

     – Егор, что с тобой, что ты там увидел?

     Голос мамы вывел Егора из оцепенения. Существо в нём замерло и видения пропали. Обычная мокрая улица. Обычные каштаны, которые уже начали желтеть, хотя была середина лета. Вот мимо них прошла женщина с собачкой. Йоркширский терьер обнюхал Егора и вдруг начал лаять и прыгать. Он был настолько рад, словно давно знал Егора.

     – Спенсер, фу! – строго сказала женщина. – Пошли, пошли.

     Но собака прыгала вокруг Егора, измазав лапками его старые джинсы. Он так призывно лаял, что Егор нагнулся и погладил пса. Тот замер. Егор вдруг почувствовал под руками горячее пятно. Нет, это была не обычная теплота, а именно точечный огонь, как раз в районе верхней челюсти.

     – Спенсер, пошли. Тебе скоро пора кушать, а ты так плохо ешь, – раздражённо проговорила женщина, поправляя дождевик.

     – У вашей собаки болит зуб, – тихо сказал Егор. – Он очень мешает ему есть.

     Если бы женщина могла видеть и чувствовать то, что чувствовал и видел сейчас Егор. От его руки к псу переливалась ниточка энергии. Пёсик стоял не шелохнувшись, даже не опустив на асфальт правую переднюю лапу. Когда Егор отнял руку от его головы, тот принялся лизать её горячим языком. Женщина потянула поводок и заметила:

     – Откуда вы это знаете? И с чего вы вдруг решили, что у моего Спенсера больной зуб? Тем более что мы с ним ходим в дорогую частную клинику…

     Егор поднял глаза и посмотрел в лицо женщины. От взгляда его прозрачно-голубых глаз она запнулась на полуслове.

     – И при этом вы дорого платите за каждый визит, и с каждым разом всё больше и больше, – он улыбнулся и, взяв маму за руку, пошёл прочь.

     Женщина осталась стоять посреди тротуара в полном молчании. Из оцепенения её вывел радостный лай пса. Собака была счастлива и тянула хозяйку вперёд.

     «Почему я не чувствую маму?» – подумал Егор. Он знал, что у мамы много болезней, и он бы мог ей помочь, но её рука была холодной. Он ничего не чувствовал. Ничего, словно внутри у мамы была пустота. Но нет, вот её аура, вот её энергия. Немного размазанная, но она была. А на ощупь – ничего. Он вдруг вспомнил голос, тогда в больнице, когда бушевала гроза. Что он сказал тогда? Нет, Егор не мог вспомнить. Он мысленно собрался и попытался стать холодным. Нечто в нём успокоилось.

     «Нужно держать себя в руках. Это реагирует на мои эмоции. Что это?» – Егор смутно помнил колонны света, салатовую спираль, которая прыгала и металась в прозрачном кубе. А потом, что было потом?

     За полчаса они добрались домой. В квартире всё было так же, как и раньше. Только на двери с тёмными пятнами от пожара виднелись странные следы. Словно дерматиновую ткань прижали горячим, и она немного деформировалась. Раньше Егор этого не замечал, но сейчас его зрение стало просто великолепным. Он начал замечать такое, что раньше его даже не интересовало. Стоило ему сфокусировать взгляд на предмете, и он чётко и ясно видел его, даже в полумраке. Вот и сейчас в полутёмном подъезде он мог различить каждую трещинку на старой плитке, каждую выщерблину или пятнышко.

     Егор снова посмотрел на странный след на двери. Он помнил этот пожар, когда пламя потухло само собой. Участковый тогда долго беседовал с пожарником, почёсывая затылок под фуражкой. Кто поджёг – не нашли, да и не искали наверно. В прихожей пахло пылью и запахом свежевыпеченного пирога с яблоками, его любимого. Мама постаралась.

     Сняв старенькие кроссовки, Егор подошёл к зеркалу и посмотрел на себя. Вот так он всегда и мечтал выглядеть, чтобы девушки его замечали. И теперь они замечали его. По дороге домой несколько девушек просто поедали его взглядом. Но Егор к ним был равнодушен. А вот что сказала бы Валя, увидев его таким? Он мысленно спросил её об этом, своё маленькое сокровище, которое хранил в сердце. Она улыбнулась внутри его души, но ничего не ответила. Лёгкая надежда затеплилась в нём.

     – Сына, мой руки и давай попьём чаю, – сказала Татьяна Николаевна, шагая на кухню.

     – Хорошо, мама.

     Егор собрался было идти в ванную, как увидел странные следы на зеркале в прихожей. Словно кто-то вынимал из него кусочки и заменял дубликатами. Линии не были видны, они проявились лишь тогда, когда нечто вновь начало давить на грудь. Зеркало словно покрывалось сетью трещин, но не хаотичными, а напоминающими правильные восьмиугольники. Он вдруг вспомнил один из своих первых снов, про школу, где он был в тёмном классе один на один со своей классной руководительницей, и когда на стене при свете фонаря танцевали бесы. А потом его кто-то душил, и он помнил яркие зелёные вспышки глаз в темноте. Что это было? Чьи это были тени?

     А этот сон, где он повстречал рыжеволосую девушку, приведшую его в дом, где он разглядывал старую свадебную фотографию его и Вали. А потом это сражение? Как звали эту женщину и кто она? Аристэ? Нет, это не могло быть просто сном. Он как будто путешествовал по мирам. Аристэ. Красивое имя и красивая женщина с холодным взглядом зелёных глаз. И эти странные человекоподобные существа, словно мертвецы, которые ползли на него из лесопосадки и заросших диким кустарником фруктовых садов. Танец костей, кажется, она так это называла? И эта красавица с холодным взглядом что-то от него хотела? Чего-то выпытывала? Он не помнил. Сон запечатлелся в памяти лишь отрывками. Да, был ещё Переход. Что такое Переход? Вопросы, вопросы и никаких ответов. То, что было в нём, молчало.

     Во сне всё не может быть столь же чётким и ясным, как наяву. Сны – это размытые видения, отрывки из памяти, воплощение пережитого и глубокие страхи. А здесь другое. Он ведь всё чувствовал во сне, слышал звуки, улавливал запахи. Он мог думать и строить логические фразы, вести осмысленный разговор. Всё было по-настоящему, до мельчайших подробностей. Раньше он бы посчитал, что это простые кошмары: мертвецы, взрывы, странный храм, появившийся из воды не менее странного озера. А сейчас? После смерти и после всего того, что с ним случилось. Сейчас он был не уверен в этом. И эти странные узоры на зеркале, словно стекло зарисовывал мороз, оставив прозрачные линии и восьмиугольные фигуры…

     Опустив голову и успокоившись, Егор направился в ванную, открыл старенький кран и начал намыливать руки. Его мысли путались. Он вспоминал свои сны, всё, что случилось с ним за этот год с тех пор, как он познакомился в парке с Митей, и тот показал ему журнал с Валей. И в этот момент его жизнь изменилась. Тогда он был никем, она никогда бы не полюбила его – хилого, согнутого, с ввалившимися щеками и синими кругами под глазами заморыша. А сейчас? Из круглого зеркала ванной на него смотрел совсем другой человек. Великолепная осанка, широкие плечи, красиво выделяющиеся мускулы, хотя Егор в тренажёрном зале никогда и не был, густые волосы без единой сединки, хотя раньше седина проступала, особенно на затылке, и ещё упругая, чистая и гладкая кожа. Он помнил, что над левом глазом должна была быть родинка, но теперь она исчезла. Был лишь едва видимый след, словно её удалили. Но ведь нет, она просто исчезла сама собой. Егор молодел на глазах. А таким его полюбит та, кто составляет смысл всей его жизни?

     Клубы пара начали оседать на поверхности зеркала, и оно стало матовым. Егор опустил взгляд и понял, что открыл только горячий кран. На руки лился кипяток, но кожа даже не покраснела. Он не чувствовал жара или боли. Осторожно закрыв кран, боясь свернуть ему головку, Егор вытер руки о старенькое вафельное полотенце. Когда он повесил его обратно на старый крючок, он невольно погладил свой подбородок. Где та щетина, которая должна была образоваться за эти пару дней? Егор невольно вспомнил, сколько мучений ему иной раз приносило бритьё, особенно с его растущей пятнами щетиной. Как было тяжело бриться старенькой бритвой, когда руки тряслись с похмелья, или когда не было денег заменить протёртую сеточку насадок. Теперь нечто избавило его от этого. Его подбородок выглядел девственно чистым и гладким. Егор ещё раз провёл по нему рукой и вышел из ванны. На столе в кухне его ждала чашка горячего чая и кусок пирога на тарелке.

      Егор сел за стол и отхлебнул горячей жидкости. Мысли его путались, он пытался связать воедино всё, что с ним случилось, но не мог. Не хватало звеньев. Каких-то маленьких, почти невидимых звеньев. Он пытался их ухватить, но не мог, они ускользали от него.

     – Николай заходил вчера, – сказала мама, – забрал твой компьютер. Сказал, что очень нужно что-то там ему посмотреть. По работе, которую ты ему делал.

     И тут возник его Злой голос. До этого Егор его только слышал, а теперь он мог и видеть его. Бесформенная тень. Его сущность, человеческая сущность, оставшаяся после смерти, давно разложилась. Не было больше ничего, кроме злобы и ненависти. Лишь они питали его и остались в виде чёрных штрихов. Егор не мог даже разглядеть лица призрака, женщина это или мужчина. Лишь серая тень, которая почти пала.

     «Деньги, деньги, вот что ему нужно было. Ради денег он пренебрёг дружбой, накажи его! Ты же можешь!» – бормотал тёмный шептун. Но Егор молчал. Он и так знал, что может наказать Николая, его бывшего друга. Он инстинктивно чувствовал, что Существо в нём могло не только дарить жизнь, но и забирать её. Но что это ему даст? Месть – сладкое чувство, но оно быстро угасает. Любовь и радость от хорошего поступка – живёт вечно.

     – Я даже не успела его ничем угостить, – Татьяна Николаевна задумчиво перемешивала чай ложечкой. – Странно он себя вёл.

     – Да, мама, я знаю. Если ему так нужен был этот компьютер, пусть забирает. Работу я почти закончил, там осталось совсем чуть-чуть. Но не думаю, чтобы я продолжил заниматься этим. Меня больше его работа и проекты не интересуют.

     Егор откусил пирог и почувствовал скрежет на зубах. Поковырявшись пальцами во рту, он выловил маленькую светлую «пульку». Это была пломба, выпавшая из зуба. Зубы тоже менялись, восстанавливались и становились живыми. Пломбы выпадали, штифты выкручивались, и на месте нескольких коронок начинали вновь расти живые зубы. Странное чувство. Егор, тихонько спрятав выпавшую пломбу, вспомнил сны, когда ему казалось, что весь рот наполнен обломками разрушенных зубов, и он не может ни сглотнуть, ни выплюнуть их. Это были вещие сны, так как через пару дней какой-нибудь зуб да ломался.

     – Разве я тебе об этом говорила? Не помню, – мама улыбнулась. Она не могла налюбоваться сыном. – Знаешь, он так нервничал, так дёргался. Он даже не смог сразу вытащить вилку из розетки и едва не уронил компьютер на пол, – Татьяна Николаевна грустно вздохнула. – Ему ведь не компьютер был нужен, и не работа, которую ты делал для его фирмы. Ему было нужно то, что ты делал для себя. Твоя игра.

     – Мама…

     – Не надо, Егор. Я простая женщина, но я же вижу когда кто-то врёт. Николай хороший человек, но он так нервничал, так старался скорее забрать компьютер. В ответ на мои вопросы он просто отмалчивался. И, мне кажется, в тот момент он всё уже знал.

     – И пусть мама, пусть. Ему это нужнее. Мне всё равно, я покончил и с играми, и с компьютерами. Слава и известность, конечно, очень греют душу, но я… мне кажется… – он запнулся, – …есть что-то важнее этого.

     – Но это твоя игра. Ты столько вложил в неё сил, ты столько сидел за ней ночами. Как же так? И ты ведь делал её для неё, для Вали, – Егор вздрогнул от этих слов. – И что, ты от всего этого откажешься?

     – Это всего лишь игра. Мне что, пойти к Николаю на работу и набить ему морду? Нет, пусть всё останется так, как есть.

     – И что же? Но это же твой труд. Егор, я тебя не понимаю.

     – Мама, посмотри на меня? А это ты понимаешь? Ты едва узнала меня на второй день после морга. Ты отказывалась верить. А теперь? До этой поездки в Бровары я на что-то надеялся, я жил обычной жизнью, а сейчас я другой. Во мне всё перевернулось. Посмотри на меня? Что ты видишь? Нет, мама, ты видишь не прежнего Егора, а совсем другого человека. Тот Егор умер под колёсами грузовика.

     Татьяна Николаевна чуть не плакала. Егор нагнулся к ней и положил руку на плечо.

     – Мама, всё будет хорошо. Если тебе нужны деньги, я их достану. Но не это главное сейчас. Я должен разобраться, что со мной, кто теперь я. Что со мной случилось. И зря ты ходила к этой гадалке. Она ничего не знает, обычная шарлатанка. Наговорила тебе глупостей.

     – Я же так переживала за тебя, так переживала. Я готова была на всё.

     Татьяна Николаевна так расстроилась, что даже не спросила Егора, откуда он узнал про гадалку.

     – Я знаю, мама.

     Егор вдруг опять попытался почувствовать свою маму, её боль, её болезни, но ничего. Холодная пустота. Он снова сел на стул и опустил голову. В этот момент он был в странном смятении. Нечто, засевшее в нём, ворочалось и позволяло увидеть то, о чём он даже не задумывался. Оно посылало всплески энергии. И шагая по улице с мамой домой, глядя, как люди обмениваются между собой не только словами, но и эмоциями и частичками себя, Егор пытался заново понять: что такое счастье, а что такое боль? Почему кто-то только одними словами может принести столько боли, что человек угасает, а другой человек только одной улыбкой – столько счастья? Почему люди цепляются за эту улыбку? Он видел погибающие души, злобные души. Они не могли парить, их тянула вниз их совесть, нарушенное равновесие добра и зла. После смерти это было всё, что у них осталось, – больше ничего. Он видел души, которые добровольно остались, чтобы помогать живым. Их было так мало, и их шёпот был почти не слышен. А вот шёпот чёрных душ люди слышали гораздо чаще. Им нужно было хоть кого-то утянуть за собой, они не хотели погибать в одиночестве, медленно растворяясь. Они боялись провалиться вниз, туда, где обитают низшие существа, которые пожирают энергию душ. Это даже не ад, это Небытие. Вот они и цеплялись за живых. Кто вспомнит о них, об их земных жизнях, через сто лет?.. Забвение. Осознание этого давило на такие тёмные души и разлагало их ещё больше. Ненависть и отчаянье. И только нашёптывание живым не давал им сойти с ума от своего душевного груза. Но их было тоже не очень много. Большинство тёмных душ просто погибало в своём безумии и воспоминаниях. Они без конца переживали свою жизнь и свою смерть, не находя возможности вырваться из этого круга. А другие гнили в своих преступлениях. Их разрывали взрывы, совершенные ими, их убивало в авариях, случившихся по вине их преступной халатности... Они переживали и переживали этот последний миг, который не давал им опомниться. Не было чертей или демонов, была лишь их совесть, проснувшаяся совесть, что спала при жизни. Эти мысли выплывали из подсознания Егора. Он словно начал вспоминать то, что с ним случилось после смерти. И от этого ему стало страшно.

     «Боже, Валя, я хочу спасти тебя!» – в своих тяжёлых размышлениях Егор вдруг поймал себя на этой мысли: а вдруг она тоже поражена этим ядом, а вдруг её душа тоже падёт?! Егор отогнал от себя дурные мысли. Он верил, что его любимая не такая. Он хотел в это верить.

     Нечто ворочалось в нём, словно чуя его мысли и пожелания и стараясь их выполнить. Механически кусая пирог и запивая его чаем, Егор мысленно находился совсем в другом месте. Там бушевали чувства. Вот он, человек, который может решать судьбы. Вот он, помолодевший и полный здоровья. Его новые умения, его возможность лечить. Вот она слава и деньги, вот то, что возвысит его и вознесёт на вершину популярности. Только нужно захотеть. Популярные актрисы, певицы и просто красивые женщины выполнят любое твоё сексуальное желание. Они сделают всё, что Егор захочет, ради молодости, ради красоты и здоровья. Без трат на пластических хирургов, на армию визажистов и гримёров он мог дать идеальное здоровье и стать мессией. Ему осталось лишь только захотеть. Он был никем, ещё два дня назад он был пустым местом, а завтра… Завтра…?

     Егор вздрогнул, и его передёрнуло как от холода. А что дальше? Что он оставит после себя, только эти воспоминания?

     «Но они будут вечными!» – прошептал Добрый голос. Вот и он, такое же тёмное пятно разложения души. Жизненная сила Доброго голоса утекает, остаётся только хитрость и лесть. Этим Добрый голос и живёт. Он никогда не был действительно добрым, просто, в отличие от Злого голоса, он умел льстить.

     В этот момент Егор представил себя на вершине Олимпа, когда вокруг слышны только льстивые речи, только то, что ему нравится. Он помогает сильным мира сего, и они не стесняются платить...

     Егор доел пирог, допил чай и, поблагодарив маму, вышел из кухни. Проходя мимо зеркала в прихожей, он посмотрел в него и увидел там не того Егора, кем он стал, а того самого, каким он был – сутулого человека отталкивающей внешности, с впалыми щеками, грустным лицом, с больными глазами, обведёнными синевой.

     Вот он, какой он есть на самом деле. И это сломило его стремление к деньгам, сломило жажду славы. Маленький уголочек в сердце, где пряталась его Валя, вновь дал о себе знать.

     «Память, память, зачем ты мучаешь меня?» – подумал Егор. Память жгла его воспоминаниями о том времени, когда он был никем, когда его никто не принимал всерьёз, и все отворачивались от него, как от убогого. Как он мог забыть такое? Как он мог забыть свои тяжелые мысли, заполнявшие голову после очередной рюмки коньяка, и странные образы, возникавшие на стенах, когда его мутило и качало в пьяном бреду? Он ведь это всё пережил и … умер. А что теперь?

     Егор вздохнул, пытаясь избавиться от этих раздумий, и отвернулся от зеркала. В нём шла борьба. Между его прошлым и его настоящим. Неизменной осталась лишь любовь к Вале, глубокая и нежная любовь, которую нельзя было стереть ничем. Она была стержнем его души, якорем, за который он отчаянно цеплялся.

     Егор зашёл в свою комнату. Здесь всё осталось по-прежнему, так же пахло пылью и мамиными цветами на подоконнике. Правда теперь он различал все трещины в углах, где пожелтевшая от старости побелка расслоилась и начала отставать от стен. И тенёта пауков с высохшими трупиками пойманных мух. В углах давно никто не убирался. Старый одёжный шкаф почти рассыпался. Существо внутри показывало ему остатки светового рисунка, которые хранило в себе мёртвое дерево. Прикоснувшись к шкафу, Егор увидел другую картину. Он увидел поляну, где росло дерево; вокруг всё было залито солнечным светом, который ласкал листву своим теплом. Егор словно видел то, что дерево запечатлело при жизни. Улыбающиеся люди в странных одеждах. Женщины в длинных белых платьях и соломенных шляпках с яркими ленточками и с матерчатыми зонтами от солнца. Мужчины в строгих сюртуках, высоких сапогах и плащах. Они были одеты слишком тепло для знойного летнего дня. Странные наряды. Какой это год? Егор оглянулся и увидел, что дерево стоит на берегу небольшой речки, метров ста в ширину. Её песочные берега заросли камышом, а прибрежные воды были покрыты кувшинками. Над тёмными, с зеленоватым оттенком водами реки кружились крикливые чайки. Облаков на небе было совсем мало, и в самой вышине носились ласточки.

     Внезапно эту идиллию нарушил резкий гудок, похожий на паровозный. Подавая сигнал предупреждения, к небольшому деревянному причалу приближался колёсный пароход. Он пыхтел чёрным дымом, валившим из труб, и, медленно сбавляя ход, пришвартовывался к причалу, где в качестве демпфера были подвешены тюки с сеном. Корабль ждали. На причале собралось много народу. Стайка детей лет пяти – девочек в светлых платьицах и мальчиков в обязательных костюмчиках на флотскую тему – без конца баловались и играли друг с другом. Егор даже не знал названий одежды, он только видел такую на старых фотографиях. Не было сомнения, что это видение из дореволюционной России. Дети баловались, бегали, разбрасывая сандалиями песок, а родители пытались их успокоить.

     Пароход, снова дав протяжный и громкий гудок и выпустив из бронзового свистка сноп белого пара, пыхтя и практически не вращая колёсами, подходил к деревянной пристани. От поднятых волн закачались причаленные рядом лодки и заволновался камыш. Дети радостно завизжали, бегая вокруг взрослых. Дамы сложили зонтики и приготовились степенно подняться на борт. Рабочие пристани суетились, они готовили тяжёлый деревянный трап. Мальчишки из соседних деревень, сбежавшиеся посмотреть на прибытие парохода, без конца лузгая семечки, облепили ограждение пристани. Сплошь коротко стриженные, с босыми ногами, в мешковатых рубахами и потёртых штанах. Некоторые носили на голове фуражки. Они плевались шелухой себе под ноги и что-то деловито обсуждали с такими важными лицами, словно сами управляли швартовкой парохода, пытаясь произвести впечатление на нескольких девчонок, сидящих поодаль.

     На носу парохода показался матрос, держащий в руках канат. Когда борт парохода ткнулся в дерево причала и тюки зашелестели, послышались негромкие команды и матрос бросил швартовочный. Рабочие причала поймали канат и натянули его.

     Егор чувствовал запах сгоревшего угля вперемешку с запахом речки. Она пахла рыбой и тиной. Около камышей от волн, поднятых пароходом, медленно колыхалась зелёная тина с застрявшей в ней полусгнившей рыбёшкой.

     «Святая Ольга» прочитал Егор название парохода на низком белом корпусе с двумя чёрными линиями вдоль борта, тот пришвартовался и теперь под радостные приветственные возгласы с трапа спускались пассажиры. Особенно медленно сходила пожилая дама в тёмном платье с серой вуалью, ниспадавшей на лицо с её длиннополой шляпы. Смешно смотрелись чёрные пятнышки на вуали, которые должны были походить на родинки. Её поддерживал маленький и щуплый пожилой спутник с длинной седой борой и такими же большими белыми усами.

     – Осторожно, Пелагея Осиповна, только не упадите, – приговаривал он, помогая женщине спуститься по пружинистому трапу.

     Дама нервно дёргала губами, но молчала. Лишь ступив на причал, она начала причитать, что ей подобные поездки не нравятся, и она всегда недолюбливала и пароходы, и в целом всякие современные средства передвижения.

     Как только пассажиры спустились, стоящие на причале люди начали подниматься по трапу на пароход.

     – Осторожно, не спотыкаться! – протяжно приговаривал стоящий около мостика матрос. – Не задерживаемся! Не толпимся в проходе!

     Пароход пыхтел и выбрасывал в воздух клубы чёрного дыма. Ребятишки толкались, стараясь перегнать один другого. Родители нервничали. Мамы всё время покрикивали на детей, стращая их возможностью падения в воду. Егор улыбнулся: это была такая милая картина.

     Что-то случилось. Видение размылось, и сквозь него проступила тёмно-коричневая дверца шкафа. Почему сейчас, что спрятано в этом шкафе, какая тайна? Существо не зря хотело что-то показать Егору. Оно молчало, оно не общалось с ним, но чувствовало желания Егора, даже подсознательные. Оно понимало его.

     Снова оно начало ворочаться, давя на грудь и покалывая её словно лёгкими ударами тока. На дверце шкафа проявлялись другие узоры, алые с жёлтыми прожилками. Создавалось впечатление, что на поверхности лака застывала лава или кто-то изнутри подсветил янтарь. Егор коснулся этих узоров и увидел другую картину. Это были уже не «воспоминания» дерева. Теперь это напоминало его фантасмагорические сны, только сейчас он не спал.

     Это была та же река. Только над ней властвовала ночь. На чёрном небе горели звёзды, луны видно не было. Сосны, цепляясь корнями за песочные берега, склонились над водой, выделяясь на фоне звёздного неба треугольными силуэтами. Где-то лаяли, подвывая, собаки, квакали лягушки, стрекотали сверчки и цикады, и пищали охотящиеся летучие мыши. С тихим плеском резвилась рыба.

     В этот момент звёзды погасли, и послышался гул. Егор поднял голову и увидел, как к реке спускаются два овальных корабля. Они зависли над берегом и вспыхнули огнями. Над рекой послышался шум. Громко хлопая крыльями, из зарослей камыша вылетела утиная семья и понеслась ввысь, в темноту звёздного неба. Со вспышками света на берег десантировалась группа людей в странных костюмах, напоминающих латы. Нечто, бывшее в Егоре, потянулось к ним зелёными нитями и, коснувшись, погасило их, зато Егор теперь мог слышать все переговоры прибывших.

     – Это Септор 2, Септору 4. Десантирование завершено. Выдвигаемся.

     Подняв оружие, группа начала медленно взбираться на песочный откос, упираясь ногами в выступающие из песка узловатые корни сосен. Преодолев это препятствие, они перебежками миновали сосны, росшие на берегу, и остановились на границе лесопосадки и грунтовой дороги, ведущей к деревянной пристани. Образовав правильный треугольник, группа ждала приказов. Один из группы, находящийся на острие треугольника, поднял руку со странным овальным прибором. Он вспыхнул светом и погас. Получив данные, он несколько секунд обрабатывал их, а потом произнёс:

     – Это Септор 2. Сканирование завершено. Цели обозначены. Подтверждение приказа получено. Начинаем операцию. Вперёд.

     Группа, практически не создавая шума, проскочила грунтовку и двинулась к деревеньке. Сосны закончились, и теперь им приходилось использовать в качестве укрытий стволы редких груш и облепихи и прикрывать друг друга.

     Деревенька стояла неподалёку от реки и светилась отдельными тусклыми огнями. Сминая заросли бурьяна и побегов бузины, группа приближалась к оградам деревеньки.

     – Основная цель зачистки местности: поиск Проникателя. Обнаружить его генетический маркер. Обнаружив маркер, найти объект. Контакт только при необходимости: объект нужно найти и обезвредить. Использовать оружие только в режиме парализации.

     Корабли, высадившие десант, потушили огни и с низким воем начали подниматься вверх. Не было вспышек дюз, и над водой реки не было волнения. Корабли использовали для посадки гравитационные компенсаторы. Когда они растворились в небе, по рации пришла новая команда:

     – Это Септор 3, данные противоречивы. Данная планета находится в начальном, индустриальном развитии. Какая степень вмешательства?

     – Минимальная, – послышался ответ. – Приказ «мертвецов». Только парализаторы.

     Группа десантников приближалась к крайним домишкам деревеньки. Когда заросли бузины закончились, они, проскочив через ряды высаженной сирени, едва не угодили в компостные ямы. Только благодаря ночному видению и подсветке инфракрасных датчиков они смогли вовремя остановиться. Для таких целей нужно было выпустить дрон наблюдения, но времени было в обрез, поэтому группа рассчитывала только на прямое сканирование местности.

      Когда они обошли ямы, им пришлось ещё преодолеть маленькие огороды, продираясь через подсолнухи и разросшиеся кусты малины. Возле первых домиков они остановились и присели, согласовывая тактику зачистки. Ближайший дом выглядел тёмным пятном на фоне звёздного неба. Едва угадывалась его острая крыша и неровный край стены. В воздухе пахло дымом из печи, но над трубой не было серых теней дыма. Егор каким-то образом мог видеть в темноте. За него это делало Существо, бывшее в нём, оно начало жечь огнём грудь, но при этом позволяло ясно различать всё вокруг. Он вдруг вспомнил слова своей крёстной, что глаза кошки отлично видят в темноте. Может, так кошка и видит?

     Перед группой из темноты вставал типичный сельский дом крестьянина. Соломенная крыша, покосившийся деревянный сруб. Вокруг хаты тянулся плетень с насаженными на него для просушки глиняными горшками. Этот ближайший к реке дом выглядел очень старым. Егор видел, что брёвна сруба почернели от времени и их давно проели паразиты. Домик опасно накренился. Справа от крыльца осторожно, боязливо лаяла собака.

     Первые двое из ударной десантной группы подошли вплотную к плетёному забору. Они направили вперёд короткоствольное оружие. Больше всего оно напоминало тёмные прямоугольники пластика с фигурными вырезами для удобства рук. Один из подошедших указал рукой в ту сторону, откуда доносилось тявканье собаки. Его напарник пригнулся, преодолевая плетень, частично увитый вьюном и заросший крапивой. Услышав шум, собака надрывно залаяла, и в темноте сверкнул бледный луч. Собака взвизгнула и затихла.

     – Септор 2, зачистка начинается. Сканирование первых строений. Цель – обнаружение нечеловеческих энергетических сигнатур. Режим – поиск цели. Сканеры активировать.

     – Септор 4, я могу выпустить дрон слежения?

     – Септор 1, ответ отрицательный. Нет ясности приказа, но генетический маркер подтверждения однозначен: только прямое сканирование. Даже роботов-пауков выпускать нельзя.

     – Септору 1, почему? Это же примитивная планета?

     – Ответ: Проникатель. Возможна потеря технологий при боевом контакте. Имперский кодекс невмешательства: 6, 4, 3_7, его вторая часть, потеря технологий. Я не хочу сжечь всё тут на сотню километров, если мы потеряем паука. Пусть это будет на совести «мертвецов», а не на моей.

     – Принято.

     Группа медленно рассредоточивалась на границе деревеньки. Над ними пищали летучие мыши и изредка в звёздном небе мелькали силуэты сов. Ударная группа дивизионеров-бронепанцирей старалась нанести минимальный ущерб.

     – Септор 6, следы тёмного портала обнаружены в трёх километрах. Судя по остаткам Тёмной материи портал был закрыт примерно тринадцать дней назад. Есть данные о пропаже двух детей в это время. Уделять особое внимание детям в данном населённом пункте, сканировать их в режиме 2?

     – Септор 1, это может привести к разрушению их личности. Глубокое нейро-сканирование разрушает логически-личностные связи. Это запрещено.

     – Септор 6, есть разрешение. Сканирование в режиме 2. Выполняйте.

     Егор молча наблюдал, как группа разбилась на двойки. Это было удивительное зрелище. Используя странные устройства, они открывали щеколды и крючки на входных дверях и проникали в хаты. Через секунду сквозь маленькие оконца были видны бледные вспышки, а следом, возникали алые всполохи.

     Егор зашёл в один из таких домов следом за проникшей туда группой из двух человек и увидел, как над спящими обитателями дома стояли закованные в латы фигуры и держали над ними странные коробочки. От них на тела лился свет, а рядом мерцал экран. Там бегали непонятные символы, вырисовывались цепочки ДНК и столбики данных. Было настолько странно наблюдать, как на фоне горящей лампадки в углу перед иконами, среди нехитрого деревенского инвентаря начала 20-го века, от дощатого пола к известковому потолку мерцает световая вуаль. На ней бегают непонятные символы, виднеется фотография человека и вращается спираль ДНК. На её звеньях вспыхивали алые участки, и следом в соседнем окне появились непонятные линии, словно кто-то штриховал столбики радуги.

     Один из закованных в броню людей сказал другому:

     – Сканирование завершено. Данные негативны. Переходим к следующему дому.

     Зачистка продолжалась. Тёмные силуэты практически неслышно скользили среди травы, и, осторожно раздвигая кусты малины, смородины и одиноких ростков кукурузы, преодолевали расстояние от одного дома к другому.

     – Это Септор 1, ментальное глушение сознания работает. Первичное сканирование обнаружило эффект у местных туземцев, аналогичный сильному опьянению. Биологические индивидуумы или без сознания или не способны рационально мыслить.

     Взвизгивали собаки, тревожно похрюкивали свиньи, тихо кудахтали куры и мычали коровы. Вышедший до ветру бородатый мужик упал как подкошенный прямо у крыльца своего дома. Он даже не понял, что происходит.

     – Септор 2, Септору 4. Зачистка продолжается. Новая цель – двухэтажное строение в центре населённого пункта. След Тёмной материи обнаружен на втором этаже. Всем двойкам проверить показания сканеров. Вперёд.

     Егор следовал за группой по пятам. Они действовали методично. Сначала они поднимали в руках странные устройства, напоминающие прямоугольные коробочки с прорезью, горевшей бледно-красным светом, потом прорезь вспыхивала красным светом, и следом группа начинала действовать. Причём они безошибочно находили людей. Прямо в соседнем дворе один из группы, двигавшейся справа от Егора, быстро побежал к огромному сараю, оказавшемуся сеновалом, открыл створку ворот и, направив оружие вверх, выстрелил сквозь сено лучом. Там кто-то спал, утомлённый жаркой летней ночью. На втором ярусе сеновала послышался вскрик и шуршание. Держа короткоствольное оружие с красным глазком над стволом, закованный в броню человек сверкнул алым светом из этого глазка и, опустив оружие, повёл им по сараю. Стоящий внизу огромный конь-тяжеловоз недовольно фыркнул. Больше людей в сарае не было.

     Пройдя таким образом с десяток домов, вся группа десантников оказалась на дороге, за которой возвышался одинокий колодец. За ним был пустырь и начинался большой добротный деревянный забор. Егор сфокусировался на колодце. Он такое видел в мультфильмах – колодец с устройством подъёма воды в форме журавля. Там, где воду переливали в вёдра, виднелась невысохшая коричневая грязь и прогнивший деревянный помост. Очень по-русски.

     Группа зачистки, практически не производя шума, пересекла пустырь и остановилась около крепкого деревянного забора. Там они сгруппировались. После небольшой паузы десантники группы подпрыгнули в воздух со странным воющим звуком, оказавшись выше забора на добрые пять метров, и приземлились с той стороны. Егор же словно заполз на забор. Он даже не понял, как это произошло, как будто он на мгновение стал мухой. Его тянуло вслед за этими странными пришельцами. Он не пытался сопротивляться этому притяжению, да и зачем. Существо в нём показывало события, а Егор был просто наблюдателем.

     За забором был роскошный фруктовый сад. Абрикосы уже опали и неубранные плоды гнили под деревьями, а вот вишни были в самом соку. Они были налиты спелостью и сладостью. Хоть прямо сейчас бери и ешь, но Егор знал, что это невозможно. А вот стоящие в конце сада яблони только растили свои плоды.

     Группа медленно пробиралась вперёд. Пройдя мимо больших открытых ворот, Егор услыхал фырканье лошадей и увидел брошенные телеги. Это был хозяйственный двор. Вновь засверкали вспышки, и в низких одноэтажных строениях послышались странные звуки приборов сканирования ДНК.

     Впереди, за двором, за стеной сложенных под покосившейся крышей поленниц дров, начинался большой пруд. Он упирался в лужайку с разбитыми цветочными клумбами и посыпанными крупным песком дорожками. Среди всего этого располагалась ажурная беседка. За ней, за большущими кустами шиповника, скрывавшими беседку от посторонних глаз, возвышался каменный двухэтажный дом. Спящие в пруду утки и лебеди встрепенулись и начали нервно покрякивать, провожая десантников, но те не обратили на них никакого внимания. Бросившиеся на них сторожевые собаки были мгновенно нейтрализованы, и закованные в броню фигуры оказались около входа в поместье.

     – Септор 3, сканирование.

     Одна из фигур в латах достала прибор, и снова зажглась бледно-алая полоса.

     – Сканирование завершено. Сканер обнаружил четырнадцать гуманоидных обитателей и шесть существ низшего порядка.

     – Это Септор 7, подтверждаю.

     – Начинаем, – фигуры приникли к двери, и тут же щёлкнули открывающиеся замки.

     Внутри кто-то сонным голосом произнёс: «Кто там, на ночь глядя?» – и тут же был сражён вспышкой света. Егор последовал за фигурами. Это был богато обставленный добротный дом состоятельных людей. Может, помещиков, может, купцов или фабрикантов. Сразу было видно, что на отделку дома и на его обстановку не скупились. Дубовая мебель, фаянсовая посуда, которая была выставлена напоказ. Тяжёлые бронзовые подсвечники с налипшим на них воском. Скорее всего, электричества в доме не было, и обитатели пользовались свечами.

     «Какой же это год?» – подумал Егор, рассматривая тяжёлый круглый мраморный стол и плетённые кресла вокруг него.

     Он стоял в полукруглой столовой, выступающей за фасад дома, с длинными арочными окнами. На столе стояла ваза с цветами. Напротив столовой находился большой камин, над которым висели картины. На всех окнах тёмные шторы были аккуратно собраны. Сквозь стёкла виднелись звёзды. Закончив зачистку на первом этаже, группа начала осторожно подыматься наверх по деревянной лестнице, и тут ступени предательски заскрипели под их весом. При этом одна из них издала такой протяжный скрип, словно завыла кошка.

     – Внимание, тревога. Используйте компенсаторы силы притяжения!

     Егор даже не понял, как он это услышал. Голос был механическим, это явно сказала машина.

     Десантники замерли на полпути наверх и теперь стояли не шелохнувшись. Но было поздно. Обитатели дома услышали шум, и грубый голос спросил откуда-то сверху.

     – Семён, Семён, это ты?

     Десантники не двигались. Было темно, и они сливались со стенами. Несмотря на темень, Егор видел всё, только в каком-то сером свете. На балконе второго этажа появилась фигура человека в длинном расшитом золотом халате. Человек смотрел вниз, силясь что-то рассмотреть в темноте и водя рукой со свечой.

     – Семён, старый хрыч, опять спишь? Что там случилось? Почему молчишь?

     – Андре, перестань. Хватит кричать, детей разбудишь. Вечно тебе кошмары снятся. То твоя мёртвая мама приходила, то утонувший брат. Иди спать.

     Возле первой фигуры на балконе появилась вторая – женщина, при свете свечи мелькнуло её заспанное лицо со следами былой красоты. Женщине было под сорок, может, чуть больше. Егору трудно было как следует рассмотреть её лицо в мерцающем свете свечи. Одета она была в длинную ночную рубашку и руками старалась оторвать мужчину от перил. Тот сопротивлялся, стараясь свечой разогнать тьму и увидеть, что происходит внизу.

     – Андре, хватит уже. Никого здесь нет. Ты уже дополнительных сторожей нанял и собак завёл. Слышишь, тишина. Нет тут никого!

     – Анэт, я точно слышал шум, скрипела лестница. Семён, твою мать! Где ты?! – человек словно боялся ступить вниз и пытался осветить свечой пространство, насколько хватало длины его рук.

     – Андрэ, хватит уже. Нельзя столько пить. Всё это твой дьявольский камень! Отдай свечу, я сейчас сама спущусь и всё проверю.

     – Анэт, нет. Я точно слышал скрип ступеней. Здесь кто-то есть. Выходите!

     Женщина, наконец, отобрала свечу у мужчины и подошла к краю лестницы. И тут прыгающий свет выхватил из темноты первого десантника. Женщина замерла, её рот открылся и с губ вот-вот должен был сорваться крик. Одна из фигур на лестнице шевельнулась, отделилась от стены и, перегнувшись через перила, подняла ствол оружия вверх. Два раза вспыхнул бледный огонь, и обе фигуры со стуком упали на пол. От падения свеча погасла, оставив красную точку тлеющего фитиля.

     Группа зачистки молниеносно поднялась на второй этаж, и один из них сканировал лежачих.

     – Негативно. Признаки изменений не обнаружены.

     – Проверить ещё раз. Ищите изменение мыслительных процессов. Возможно кто-то из них – Спящий. Следы Тёмной материи оставляет Проникатель. Если обнаружены следы Проникателя, значит есть вероятность, что мы отыщем Спящих. Они действуют в связке.

     – Септор 3, сканирование головного мозга не выявило следов Спящего. Сканер обнаружил только остаточные следы REM-сна. Мутные образы. Электрическая активность мозга имеет одиночную пилообразную волну. Эхо-волны не выявлено и следов воронки нет. Ковит, это обычные люди.

     – Понял, продолжаем.

     «Кого они ищут? Кто такие Спящие? И кто такой Проникатель?» – подумал Егор, неслышно и невидимо следуя за пришельцами. Опять разделившись на пары, закованные в латы десантники входили в комнаты и парализовывали их обитателей. Когда всё было закончено, они собрались в коридоре.

     – Ничего нет, ковит. Мы прочесали всё. Следов Проникателя не выявлено. Остаточные следы Тёмной материи размазаны. Нет чёткости. Мы не знаем, что искать.

     – Но маркер наведения указывает на это место. Мы что-то пропустили.

     – Начинаю глубокое сканирование.

     Десантники расступились, оставив одного из них в центре коридора. Он снял с пояса несколько предметов и скрепил их вместе. Потом поднял собранное устройство перед собой и произнёс:

     – Идентификация. Ударная группа зачистки.

     – Принято.

     – Активация системы, идентификация по-моему ДНК. Коммандер-секта, класс ударных дивизионеров-бронепанцирей 14-го Звёздного Соединения. Шатар Дэ.

     – Принято.

     Устройство в его руках вспыхнуло с электронным стрекотом и раскрылось. Теперь перед ним был экран, на котором бегали яркие искры. От экрана во все стороны уходили стержни, помигивающие голубым свечением. Оператор опустил руки, и теперь эта конструкция просто висела в воздухе. Егор наблюдал, как из неё вырвался бледный конус света и стал медленно перемещаться по дому.

     – «Мертвецы» сейчас сделали сканирование дома гораздо быстрее, – сказал кто-то.

     – Только они сильно заняты.

     – Интересно чем?

     – Поиском сигнала. Они тут нашли много интересного, особенно существ, которые развлекались.

     – Септор 1, поясните.

     – Большинство баз пришельцев на этой планете создавались для опытов. Используя белковые конструкторы, очень похожие на наши, они создавали болезни, изучая потом, как с ними борется иммунная система человека. Бубонная чума, холера, испанский грипп. На их базах обнаружены записи опытов и карты контролированного распространения заболеваний. Так что, Септор 3, «мертвецы» очень заняты изучением наследия этих пришельцев.

     – Они их уничтожили?

     – Насколько мне известно, нет. На радарах появляются всё новые и новые базы, но весь персонал мёртв. Там хаос. Очень похоже на Танец костей. «Мертвецы» так бы не светили свои действия. Похоже, работает кто-то другой.

     – Это Септор 6, кто?

     – Не известно. Аналитики Звёздного сектора указывают на ненавязчивое вмешательство. Следы призрачные. Малопонятные события в обществе данной планете. Например, в соседнем городе кто-то попытался закрасить иконы в церкви. Он кричал: «Свет или тьма. Шантамазия!»

     – Септор 1, и что? Причём здесь это?

     – Шантамазия. На нашем языке игра слогов: шанта – шан, тама – там, зия – ия. Шантамия – первая планета, на которой были обнаружены чёрные болота и мухи.

     – Если этой планетой так заинтересовались «мертвецы», есть вероятность, что планету тряхнёт в ближайшее время, – сказал кто-то из группы пришельцев. – Ждём результатов глубокого сканирования.

     Прибор парил, начиная вращаться. Конус света всё ускорял своё движения, скользя по стенам, потолку и полу. Послышался вой. Скорость его вращения увеличивалась, пока он не превратился в световой шар. Он горел всего несколько секунд, а потом скорость вращения прибора замедлилась и он замер, стрекоча. Оператор подошёл к нему, и по его команде сканер сложился.

     – Есть данные: тридцать метров вперёд, угловая комната.

     Отряд молниеносно преодолел коридор и оказался у закрытой двери. Оператор продолжил:

     – Сканирование живых объектов дома дало негативный результат. В лимфатических узлах аморфной субстанции не найдено. Возвращение метаболитов в норме. Вторичные факторы Спящих не обнаружены.

     – Может использовать робота? – спросил кто-то. Пришельцы в нерешительности стояли возле двери. – Странные показатели. Все данные смешаны. Нет чёткой картины. Маркеры видны, но на что они показывают, не понятно. Есть вероятность силового взаимодействия.

     – Это следы активной Тёмной материи. Сканер не выявил непосредственной опасности, а технологии на этой планете слишком примитивны. Совсем не понимаю, зачем был отдан приказ высадиться в полном боевом облачении. Начинаем.

      Один из группы рукой приоткрыл дверь и двое других скользнули в комнату. Егор неслышно проследовал за ними. Это была странная комната. Посреди неё стоял столик на тонких изогнутых ножках. На столике, в самой середине, находился хрустальный шар. Рядом стояло несколько каменных пирамидок. К столику были придвинуты пять стульев, обитых красным бархатом. Окно комнатки было тщательно закрыто, а стены были исписаны кабалистическими знаками.

     – Это у них называется спиритической комнатой. Они тут пытаются общаться с духами.

     Егор прошёл в середину комнаты. За спиритическим столиком стояла большая неубранная кровать, а рядом с ней примостился комод. Напротив зашторенного окна стоял письменный столик. На нём лежала кипа бумаг и стояла чернильница с пером. Рядом с бумагами находилась брошенная курительная трубка. Егор шагнул поближе. На специальном креплении покоилась трубка с мундштуком курительного кальяна. Сам аппарат стоял на полу, около столика. Смесь, что лежала на чашке табака давно погасла. Сразу бросался в глаза царящий в комнате бардак – её хозяин явно был не обременён аккуратностью. Егор заметил несколько открытых выдвижных ящиков в письменном столике и маленький шкафчик, стоящий справа на столешнице. Тяжёлое, глубокое кресло было отодвинуто. Скорее всего, именно отсюда на лестничный балкон прибежал хозяин дома. Даже свечи он не успел потушить. Они тлели в массивном подсвечнике алыми огоньками. Вместо пяти горело только четыре. Пятая свеча потухла на балконе второго этажа после выстрелов пришельцев в обитателей дома.

     Когда Егор приблизился, огоньки один за другим погасли. Один из закованных в броню дивизионеров-бронепанцирей подошёл к спиритическому столику, разглядывая его содержимое, и сказал:

     – Похоже, хозяин дома верил, что видит духов.

     – Септор 7, сканируйте. Источник сигнала?

     Пришелец отошёл от столика и поднял прибор. Сверкнула алая полоса, только сейчас Егору показалось, что края полосы были окрашены в зеленоватый свет.

     – Сканирование со смещённой фазой резонансной частоты произведено. Есть следы.

     – Данные?

     – Рядом со столом, в сейфе.

     И тут Егор увидел, что около письменного столика стоит секретер. Он прятался в специальной нише и маскировался тяжёлым бархатным занавесом, но сейчас тот был отогнут, и тёмный край секретера виднелся в сером свете.

      Один из десантников подошёл к нему и открыл крайний правый шкафчик. За ним чернела металлическая дверца миниатюрного сейфа. Десантник снял с пояса прибор в виде трубки и поднёс его к замочной скважине. С металлическим жужжанием из него вылез серый цилиндр, который коснулся отверстия скважины и Егор увидел, как по нему, словно песок, бегут крупинки металла. В замочной скважине они начали воссоздавать тело ключа, которое откроет замок.

     «А что, выломать сложно?» – подумал Егор. Но он решил, что это часть маскировки.

     – Ключ сформирован. Подбор комбинации замка.

     Прошло несколько секунд, и замок щёлкнул. Серые крупинки втянулись обратно в трубку, и десантник достал из миниатюрного сейфа странные бронзовые безделушки, керамические лица, искажённые гримасами, и кусок минерала. Это был тёмный, щербатый кусок обсидиана, покрытый сетью трещин, словно его склеивали.

     – И что это значит?

     – Сенсор утверждает наличие на нём энергии Перехода.

     – Что это за показания? – спросил кто-то. – Странные флюктуации возле показаний нейтрино.

     – Это экзотические частицы. Великий Создатель, это экзотические частицы, – говоривший был явно подавлен.

     – Септор 5, требуется пояснение, – но тот молчал.

     – Шашита, это Нюсол, что это?

     – Этот кристалл не был выращен, как растут обычные кристаллы на планетах, он просто возник. В этом случае остаются следы, незаметные частицы, которые только на миг появляются на наших сканерах. Я связалась с «мертвецами». Они определили структуру частиц, что находятся в кристалле. Это остаточные элементы, избыточные частицы. Поэтому мы можем их идентифицировать. Это экзотические частицы. Этот кристалл не из этого мира и не из миров, которые мы знаем. Он из погибшей Безмятежности.

     – Ещё раз, непонятно.

     – Погибшая Безмятежность – мифический мир, который сохранился после Большого взрыва.

     – Септор 5, это Септор 2. Откуда вам это известно?

     – Есть поверье про ангелов с золотыми глазами. Они сумели сохранить миры после Большого взрыва. Но это лишь мифы. В данном случае мы имеем факт – сканер показывает наличие экзотических частиц в кристалле.

     Нечто кольнуло грудь Егора, и он вдруг вспомнил свой сон. Странный тёмный мир, где вокруг громадной веретенообразной башни с арками тёмных окон порхали странные светящиеся существа, похожие на мотыльков. И кругом этот серый пепел... Он сыпался из огромных тёмных туч, подсвеченных зарницами. Он кружился, как снег, и тихо падал на камни. Куда он потом девался? Только сейчас Егор задумался над этим. Под его ногами лежали оплавленные, покрытые трещинами куски обсидиана, многие имели рваные острые грани, словно претерпели невероятной силы взрыв, но пепла на них не было. Как же так?

     Он тогда, во сне, почти вплотную приблизился к башне. Камни, хрустевшие под ногами, изменились. Наклонившись, Егор долго рассматривал оплавленные обломки, чёрные пузырчатые валуны и странные серые глыбы. Что в них было такого интересного? Может, вспыхивающие искорки? И странное чувство? Егор никогда не смог бы передать это чувство словами. Словно всё вокруг было чужое. Оно не давило, не пыталось быть враждебным или наоборот, принести радость. Оно просто было, но внутри Егора всё волновалось и пыталось сжаться, это был животный страх. Почему? Что в этом мире такого страшного? Выжженная пустыня? Егор помнил, что это был даже не просто сон, а сон во сне...

     Существо яростно жгло ему грудь, и Егор невольно положил на источник боли руку. Как же больно! Существо не отреагировало на его жест и продолжало жечь огнём. Егор смотрел на тёмный кусок обсидиана, лежащий на столе. Бронзовые амулеты, куски кварца и керамические лица бесов или похожих на них существ лежали рядом. Пришельцы всё вытащили из сейфа секретера и разложили по порядку. Почему Существо в нём так реагирует на этот оплавленный кусок камня?

     Перед его мысленным взором прямо из серых вихрей пепла возникла странная старая женщина из сна, которая больно ударила его кулаком, заставив проснуться. Что она сказала, «мёртвым нет сюда хода, а живым и подавно»? И что значат «Закрытые галактики»? Это название всплыло откуда-то из подсознания.

     Существо вспыхнуло жаром и стихло. Вытащенные из памяти видения начали исчезать, растворяться. Егор невольно зажмурился, пытаясь досмотреть видение, но оно исчезло. Открыв глаза, он увидел, как в закованные в броню люди рассматривают записи, рисунки и наброски на секретере. Другие копались в бумагах на столе.

     – Только посмотрите на это, – один из тех, кто просматривал бумаги, поднял кипу листов, – на эти рисунки.

     Егор тоже неслышно приблизился к секретеру и сумел увидеть то, что долго и пристально рассматривали остальные. На больших пергаментных листах были простым карандашом выполнены рисунки. Странные места, странные миры. Мир пепла Егор узнал сразу, он был нарисован очень точно. Серой штриховкой были вырисованы тучи, чёрные линии ветра пересекали их, как тёмные стрелы и белыми точками кружился пепел. В центре рисунка сквозь дымку виднелся храм. Он лишь угадывался среди серых туч, лишь общие контуры. Рисовавший его словно находился очень далеко. А вот другие миры? Что это за планеты, покрытые цветами всех форм и размеров и странная луна, словно часть диска откусили. А этот рисунок: сложенный из каменных глыб проход, где перед входом лежит прямоугольный камень с круглым отверстием посередине? Был ещё не менее странный рисунок. Среди тропического леса находилась громадная площадь, вымощенная камнем. На тяжёлых плитах покоились странные фигуры. Как будто кто-то разобрал огромные человеческие головы на блоки и хаотично сложил их по всей площади. В центре площади возвышался храм. Перед ним стояли люди. Странно, но рисовавший их художник совсем не хотел передать подробности. Люди больше походили на чёрные кляксы, хотя всё остальное было нарисовано кропотливо и со всеми мелкими деталями. Внизу рисунка, в отличие от остальных, была сделана надпись: «Храм Жизни. Там можно спастись. Как найти его живым? Только во снах, путешествуя с мёртвыми».

     Ещё один рисунок был вообще полной мазнёй, как будто кто-то начинал рисовать геометрические фигуры, поверх них – другие фигуры и так почти бесконечно, пока рисунок не превратился в хаос линий. Десантники молча рассматривали листы бумаги. Им, как и Егору, не нужен был внешний источник света. Они и так всё прекрасно видели. В самом низу кипы бумаг они нашли несколько рисунков, от которых кто-то из пришельцев невольно вскрикнул. Странные овальные объекты, словно перевёрнутые тазы, огромный яйцеподобный корабль, в середине которого виднелась чёрная щель с расположенными вдоль неё зубцами, как будто кто-то туда поместил огромные циркулярные пилы. Верхние смотрели по часовой стрелке, а нижние – против. Корабль был изображён очень чётко, вырисована каждая его деталь. И ромбические плиты корпуса, и странные пятна, не похожие на отражение света. Пятна были нарисованы хаотично, закрашены с разной интенсивностью.

     – Это же корабль Врага! – сказал кто-то. – Нет сомнения, это корабль Врага, но откуда этот человек знает о нём? Его никогда не видели на этой планете, откуда ему известно о нём?

     Ответа не последовало. Следующий рисунок был наоборот, совсем приземлённым. На фоне звёздного неба, подсвеченный полной луной, на обрыве, удерживаемом корнями сосен, стоял замок. Его зубчатые башни с арочными окнами чернели на фоне серого небосвода. Серо-белые облака плыли на горизонте, причём они не были тёмной массой, как должны были выглядеть глубокой ночью, а как будто были подсвечены изнутри светом. Создавалось впечатление, что автор рисунков рисовал это с натуры, он ясно видел игру теней на серых стенах замка, и как Луна выхватывает из темноты верхушки сосен. Такой земной рисунок, но приглядевшись, Егор понял, что его так в нём смущало. Там было две луны. Маленький шарик ещё одной просматривался за большим диском первой. Пришелец держал в руках два рисунка, и этот он отложил в сторону. Всё его внимание переключилось на другой пергаментный лист. Рассматривая его, он сказал:

     – Это явно планета Туайлок. Ты помнишь эти беседочные переплетения деревьев? Они всегда растут группами и со временем превращаются в огромные пушистые шары. Смотри, Хаа, всё точно нарисовано. Сплетённые стволы, пушистые ветви и иглы листьев. Ты помнишь эту гору на горизонте? Это же Эзибат, гора духов планеты. И эта огромная арка из деревьев, в центре рисунка. Там такие запахи цветения, когда весной деревья цветут. И даже огни крыланов он тоже нарисовал. Видишь, на правом шаре лесного массива узор крыланов, означающий «здесь занято», каким они предупреждают другую стаю, что эта арка уже заселена. Как это возможно?

     – Я не знаю, как этот примитивный гуманоид на этой далёкой планете увидел наш родной мир. Не знаю. Может, у него был контакт с другими расами?

     – Ни одна из рас, базы которых мы обнаружили, никогда не посещала нашу планету. Это исключено, Хаа.

     Листы шелестели, передаваемые из рук в руки, и десантники опустили оружие. Рисунки заворожили их, но через мгновение пришёл приказ.

     – Это командование Шатар Дэ. Приказ: уничтожение постройки и всех обитателей.

     – Это командир Септоров. Не понял, повторите приказ?

     – Септор 1. Приказ чёткий и ясный. Сжечь дом. «Мёртвые подразделения» получили изображение найденных рисунков. Приказ однозначный: сжечь всё.

     – Но люди, которые живут здесь? Как же они? – спросил кто-то.

     – Полная ликвидация.

     – Я не понимаю, – голос принадлежал командиру группы. – Командование, зачем убивать туземцев, зачем убивать их детей, это только рисунки?

     – Септор 1. Приказ маркирован, как необсуждаемый. Погрузить артефакт в контейнер и сжечь дом со всеми обитателями. Они могут быть инфицированы Танцем Костей. Полное уничтожение.

     – Мы не обнаружили следов заражения. Было проведено полное сканирование тел с глубоким зондированием мозга туземцев. Ничего нет, – голос принадлежал женщине.

     – Я не уполномочен анализировать приказ, Септор 5.

     И тут голос по рации добавил:

     – Они жутко напуганы. Обитатели дома в любом случае обречены. Если вы откажетесь, они ударят сами, а значит, сожгут всё живое вокруг постройки. Они не будут церемониться. Чтобы спасти остальных, вам придётся убить обитателей дома. Всех, даже детей. Это всё.

     Танец Костей. Егор уже слышал это название, в том, своём сне, где он был мужем Вали. Он не понимал, что это такое, но то, что было в нём, ворочалось и гневно жгло ему грудь при этих словах.

     – Понял вас, выполняю.

     Один из десантников махнул рукой, и остальные начали действовать. Из металлических пластин, которые выложил на дощатом полу один из десантников, сам собой вырос куб, куда погрузили артефакт. Когда над обсидиановым куском закрылась крышка, часть группы направилась к выходу. В комнате осталось двое.

     – Кто из нас начнёт? – спросил один другого.

     Они переговаривались по внутренней связи. Так что их никто не слышал, кроме Егора.

     – Я не могу. Это сильнее меня.

     – Суковит, тебя же тренировали столько лет?

     – Сражаться с врагом, а не сжигать парализованных гуманоидов. Я не могу.

     – Хорошо, иди. Я сам всё сделаю.

     Один из пришельцев вышел из комнаты. Оставшийся долго рассматривал дорогую мебель в комнате, потом ещё раз просмотрел рисунки на столике. Он колебался. Так он простоял с минуту, а потом пришёл к решению и поднял прямоугольное короткоствольное оружие. На его корпусе открылась панель, где бегали разноцветные искры. Когда он дотронулся до одной из них, Егор услышал странный квакающий звук и искры мигнули. Закрыв панель, пришелец навёл оружие на шторы. Из ствола вырвался маленький оранжевый шарик. Он ударился в тяжёлые, малиновые, с тёмными замысловатыми рисунками шторы и полыхнул жёлтыми языками пламени. Шторы сразу занялись. Дивизионер-бронепанцирь повернулся и навёл оружие на кровать. Снова появился шарик огня. Он молниеносно пронёсся по помещению и лопнул на красной бархатной подушке. Она тоже тут же начала гореть. Следующий выстрел пришёлся в тяжёлые занавеси, что окружали кровать и спасали хозяина от сквозняков. Сейчас эти занавески были собраны матерчатыми ремнями около стены. Шарик огня ударился в левую занавеску и вспыхнул. Комнату начало заволакивать дымом. Ткань пылала, дерево трещало, пожираемое огнём. Егор видел, как пламя быстро уничтожало рисунки. Они коробились, и чернота сгоревшей бумаги поглощала невероятные карандашные наброски. Огонь разрастался, начиная выть и метаться. Дым медленно опускался к полу, и в его клубах были видны только багровые отблески пожара. Человек в латах вышел. Егор последовал за ним. В коридоре пришелец выстрелил в стену в конце коридора и направился к лестнице. По дороге он открывал двери в комнаты и стрелял.

     Коридор заполнялся белым дымом. Он клубился и выползал из комнат. Около балкона на втором этаже лестницы он остановился и посмотрел на лежащие тела. Напротив коридора лежал грузный мужчина в ночном колпаке и дорогом расшитом халате. Рядом лежала худая женщина. Ей действительно было под сорок лет, как тогда заметил Егор. Её мраморное лицо, с нездоровой бледностью так контрастировало с густыми чёрными волосами, заплетёнными в косу, уложенную на голове. В руках у неё был зажат сонник. Странно, но Егор не помнил, что видел сонник в руках женщины, когда она появилась возле мужчины, звавшего слугу. Может, просто не заметил?

     Девизионер выстрелил несколькими шариками огня вокруг них и деревянный пол загорелся. Десантник начал спускаться. Сделав несколько шагов, он передумал и поднялся обратно. С секунду он медлил, а потом навёл оружие на лежащих и выстрелил. Шарики огня попали в грудь женщины и живот мужчины. Они вспыхнули огненными искрами, и люди, конвульсивно дёрнувшись, издав тихий вскрик, затихли. Пламя пожирало их, опаливая тела. Из огромных чёрных дыр, образовавшихся после попадания заряда оружия, поднимался пар. Егор не мог больше смотреть на это и бегом выбежал наружу.

     Усадьба горела. С другой стороны села, где ещё не побывали десантники, отчаянно звонили в рельсу, и бежал едва проснувшийся народ. Пламя выло и рычало, поглощая дом. Дерево трещало и, выплёскивая в ночь снопы искр, медленно проседало, превращаясь в чешуйчатые раскалённые угли.

     Среди бушующего пламени, вырывавшегося жёлтыми языками из окон, послышались душераздирающие крики сгорающих заживо людей. Как они кричали! Егор зажал уши, но это не помогло. Среди этих криков Егор слышал плач детей. От этого плача у него сердце сжалось и похолодело. Мысленно он возненавидел «Мёртвые подразделения», отдавшие этот бесчеловечный приказ. Прибежавшие люди пытались затушить огонь. Они тёмными силуэтами метались среди ревущего огня, таская вёдра с водой, зачерпывая их в пруду и пытаясь залить первый этаж, чтобы дать шанс хоть кому-то спастись. Несколько бородатых мужиков попытались проникнуть внутрь через парадный вход, но пламя давало столько жара, что они отпрыгивали обратно, не в силах вынести раскалённый ветер.

     С другой стороны усадьбы, возле пристройки, куда ещё не добрался огонь, выносили вещи. Мелькнули стулья, тумбочка, части какой-то мебели. Последним вытащили уже из дыма клетку с огромным попугаем. Тот дико кричал, обезумев от жара и боли. Они успели спасти совсем немного, как верхний этаж с грохотом и тучей искр начал обрушаться.

     Егор оглянулся. Под покровом ночи, среди пляшущих на деревьях и кустах алых теней, в клубах дыма, расползавшегося по округе, дивизионеры-бронепанцири тихо ускользали к реке, где их ждал корабль. А позади них догорала усадьба.

     Егор отнял руку и вернулся в свою комнату. Его ещё трясло от увиденного, а в ушах звучали крики погибающих людей. Створка шкафа пылала оранжевыми узорами, которые тихо гасли.

     «Что это такое? – подумал он. – Откуда это?»

     Такими узорами горела лишь дверца шкафа, всё остальная его часть была обычной, тёмно-коричневой.

     – Егор, сына, ты чего задумался? – спросила мама. Егор повернулся к ней.

     – Не знаю, так нашло что-то.

     – Уж не воспоминания про этот старый платяной шкаф?

     – Разве? – Егор пожал плечами. – А какие воспоминания он должен во мне пробудить?

     Татьяна Николаевна усмехнулась. Она подошла к шкафу и закрыла приоткрытую дверцу.

     – Эх, Егор, Егор. Ты наверно не помнишь, но тебе было четыре года, когда мы пришли в комиссионку и ты увидел, как из машины выгружают мебель. Как ты вцепился в этот шкаф! Ты кричал и визжал, посинел от натуги, стараясь удержать шкаф от погрузки в магазин. Мы тебя еле отцепили тогда. Ещё грузчики смеялись, что мол, увидел знакомого. Ты разве это не помнишь?

     – Нет, мама, ничего не помню.

     Егор подошёл к столику, где раньше стоял ноутбук, подаренный ему Николаем. Теперь там ничего не было, только прямоугольный след на столе, тёмная область в сером налёте пыли и несколько вырванных листков из школьной тетради.

     – Конечно же, ты не помнишь. Тебе было всего четыре года, как ты можешь такое помнить? А вот мы с твоим папой намучались, пока выбивали этот шкаф. Переплатили, но купили тебе его.

     – Разве стоило? – Егор был погружен в свои мысли. На краю стола лежал новый мобильный телефон и рядом акционный пакет мобильного оператора.

     – Егор, ты три дня метался в жару. Ничего не ел и почти не пил. Мы и врача тебе вызывали, в поликлинику водили, а доктора только разводили руками. Невроз и всё тут. А ты ночами всё хныкал и хныкал, не спал сам и не давал спать нам. Мы купили тебе этот шкаф и всё закончилось.

     – Мама, ничего не помню, – Егор рукой стёр пыль со стола и взял в руки телефон. – Мам, ты купила мне новый телефон?

     – Ах да, Егорушка. Я совсем забыла. Я тебе купила новый телефон и пакет к нему. Твой же раздавлен был грузовиком. И знаешь, я научилась пользоваться своим телефоном. Меня подружка, Андреевна, обучила. Кстати, её сын открыл небольшой бизнес по развозкам. Он готов тебя взять на работу, пойдёшь?

     – Мама, может не стоит?

     – Егор, я даже ничего не говорила им о том, что с тобой произошло, Андреевна сама предложила. Она сказала, что про тебя спрашивал её сын. Не знаю, может он знает что-то, а может просто ищет компаньона, но они предложили работу.

     – Да, мама. Я согласен.

     Егор подошёл к женщине и поцеловал её в щёку. И опять ничего, только холод. Почему? Он чувствует боль дерева, пережившего пожар, но не чувствует тепло матери. В чём дело?

     – Вот и отлично. Я сегодня же позвоню Андреевне и скажу, что ты согласен. Знаешь, а я…

     – Мама, только не надо рассказывать, что со мной случилось, – грустно сказал Егор. – Спасибо, что не рассказала, и не надо рассказывать впредь.

     – Но почему?

     – Тебе нужны сплетни, толпы любопытных под дверями? Я не хочу стать подобием уродца в кунсткамере. Просто говори, что мне повезло, нашли живым после аварии. Мама, ты понимаешь, как сейчас мне тяжело?

     – Егор, но ты ведь всегда хотел прославиться. Ты жаждал, чтобы тебя узнавали. Как ты сейчас выглядишь…

     – Но не так! – почти крикнул Егор. И тяжело вздохнул.

     Он подошёл к окну, где дождь почти перестал капать. В мокром песке возились вороны, что-то отыскивая, а возле разбросанного около баков мусора вилась стая глубей. Из соседнего подъезда вышла мама с маленьким ребёнком, одетым в непромокаемый плащ и резиновые сапоги. Карапуз первым делом стал прыгать по лужам, распугивая голубей.

     – Только не так, не ожившим мертвецом. Мама, я прошу.

     – Хорошо, Егор. Как скажешь. Да я и не вдавалась в подробности. Я понимаю, что это слишком фантастично, что с тобой произошло. Мне просто хочется, чтобы ты встретил, наконец, девушку, влюбился, женился на ней, и я бы при жизни увидела внуков. Чтобы наш дом вновь наполнился детским смехом, как давным-давно.

     – Мама, я ничего не обещаю.

     Татьяна Николаевна подошла к сыну. Тот стоял около старых занавесок, и они на глазах наливались светом. Из-за туч выглянул первый робкий луч солнца и осветил окно. Татьяна Николаевна подумала, что это ей просто показалось.

     – Знаешь, твой отец был назван в честь своего деда. Представляешь, и у тебя, и у меня одинаковое отчество. Твой дед по отцовской линии был очень уважаемым человеком. Он, говорят, был громадного роста и недюжинной силы. На плече брёвна таскал. Его первый сын умер, едва родившись. Его звали Егором. Я была категорически против того, чтобы дать тебе это имя, но Николай Фёдорович настоял. Может, из-за этого все наши беды?

     – Мама, не бери в голову. Это просто имя и всё. Не надо верить во все эти поверья и приметы. Посмотри на меня, я ходячее противоречие всем эти поверьям вместе взятым. Давай, я начну новую жизнь. Теперь я могу и тяжести потаскать, и в доме убраться. Давно пора переставить холодильник в другое место. Вот сейчас и начнём.

     Он твёрдым шагом направился в кухню. Холодильник изначально стоял не правильно и мешал подойти к мойке. Раньше переставить его мешала старенькая плита, которая жёстко была закреплена на газовую трубу, но после того, как пять лет назад они купили другую, от новой плиты к трубе шёл гибкий шланг. Теперь её можно было отодвинуть к окну, а следом за ней и холодильник. Раньше Егор не мог этого сделать из-за болей в спине – он и чихнуть лишний раз боялся, чтобы спину не свело судорогой, – а сейчас он подошёл к плите и, легко подняв её, переставил к окну.

     – Ой, сына. Только осторожно. Не сорви спину! – воскликнула Татьяна Николаевна.

     Егор усмехнулся и, обхватив руками старый «Днепр», без усилия его поднял. Он совсем ничего не весил. Когда он поставил холодильник на новое место, Татьяна Николаевна всплеснула руками от вида грязи, скопившейся на линолеуме на том участке, где он раньше находился. Светлый кафель зарос паутиной.

     Мама Егора побежала в ванну за тряпкой, а Егор напряг бицепс и пощупал его. Странное дело. Это был большой упругий шар мышц, каких у него отродясь не было, и о которых он только грезил. Это нечто в нём перестроило тело так, как он всю жизнь мечтал. Может, оно поможет ему с Валей? Но он не был готов с ней встретиться, и даже ей позвонить. Всему своё время, всему своё время...

     Мама пришла с тряпкой, но Егор мягко забрал её из маминых рук и вытер пол. Причём въевшаяся в линолеум грязь на удивление легко оттёрлась. Потом он помог прибраться во всей квартире. Он просто ликовал от своей силы. Ему всё давалось так легко. Никакой усталости, никаких откладываний на потом.

     Когда всё было закончено, он включил телевизор и принялся смотреть новости. Мама принесла немного спелой вишни, которую купила на базаре, и бутылку «бренди-колы». Но Егор не хотел больше алкоголя. Теперь ему это было ни к чему. Когда мама ушла из комнаты, он взял бутылку и поставил в самый дальний угол. Потом, опустившись в старенькое кресло, он посмотрел бизнес-новости.

     – А сейчас курсы валют на завтра. Доллар: 8 гривень три копейки, евро – 10 гривень 5 копеек.

     Диктор читал сводку, а внизу бежала активная строка биржевых сводок. И тут Существо вновь заворочалось. Вот бежит информация по акциям нефтяной компании, где зелёной стрелкой показан рост в +1,2. Но поверх неё проступила другая стрелка, алая, с –3,4 пункта. Следом шли акции известного бренда. И вновь то, что появлялось поверх нарисованного на экране, сильно отличалось.

     – Национальный банк Украины не прогнозирует падение доллара на ближайшее время. И хотя банкам и приходится активно скупать валюту у населения, чтобы пополнить свои валютные резервы, главный банкир страны не видит в этом никакой причины для паники. Эксперты считают, что колебания курса доллара к гривне в пределах нормы. Это никак не скажется на стоимости бензина в Украине и не…

     Егор улыбнулся. То, что ему показывало Существо, которое черпало знания неведомо откуда, совсем не походило на ту идеалистическую картину, что описывал диктор на телевидении. Глядя на диаграммы биржевых акций, квартальные отчёты банков, рейтинга NASDAQ, он видел то, что действительно произойдёт, а не то, что прогнозируется. Но Егору было всё равно. Он не был банкиром и в банке не работал. Но там работала его любовь, Валя. Егор задумался. А может, сделать ей подарок? Может, выслать ей на электронный адрес банка прогнозы, показанные Существом. Может она и не обратит на это внимание, а если обратит. Как она поступит? Ответит? Может она предложит встретиться с ним? Егор сжал руки в кулаки, успокаиваясь. С этими чувствами Существо не могло ему помочь. У него затеплилась надежда. Нужно было всё обдумать. Он снова подошёл к окну.

      За окном опускался вечер и во двор въезжали машины на парковку. Усталые после долгого рабочего дня водители вылезали из машин и, включив сигнализации, бегом бежали по домам.

     Дождь за окном снова начал моросить, поэтому детских криков на площадке слышно не было. Егор открыл окно и начал вдыхать влажный, прохладный воздух июльского вечера. Он был жив. Какое это сладкое чувство. Ему опять казалось, что он готов покорить весь мир, как ему мечталось в старших классах школы.

     Егор несколько минут просто стоял у окна и дышал, слушая карканье ворон и стрекот сорок. Затем сквозь этот птичий гам пробился шелест метлы: дворничиха убирала обильно рассыпанный мусор, оставшийся после визита мусоровоза и загрузки полных контейнеров.

     Рассекая лужи, во двор въехала ещё одна машина. Она припарковалась не так как все, а наискосок, заняв два парковочных места и почти наехав колесом на кусты. С водительского места вылезла тучная дама, выкрашенная в блондинку, ярко одетая и с дорогой сумочкой через плечо. Не обращая внимания на недовольные возгласы дворничихи, она не спеша направилась к подъезду, и тут Егор увидел чёрную тень, которая следовала за ней и шептала. Чёрная тень, где едва угадывались человеческие черты. Это была высокая женщина с серым лицом и тёмными провалами глаз. Её длинное платье почти растворилось, обнажив белое, теряющее плотность тело. В лице её было что-то щучье. Длинный нос, тонкие ниточки губ. Глаза потемнели и провалились, их уже не было, как и тонких пальцев: от них остались лишь первые фаланги.

     – Ты выше всех, ты самая величественная женщина. Ты сильная и не должна ни перед чем останавливаться. Посмотри на эту дворничиху. Она – неудачница. Она не имеет машины, она не имеет квартиры. Она снимает маленькую комнату. Она – презренна, а ты – госпожа. Они все для тебя никто. Есть только ты.

     От её шёпота по телу грузной дамы пробегали серые тени, которые сливались с её светящейся аурой, зажигались и начинали клубиться как червяки. Егор тряхнул головой и отошёл от окна. Это шёпот был неприятен ему. Он устал за сегодня от всех этих видений и особенно от криков сгорающих детей, всё ещё звенящих у него в ушах. Он хотел отдохнуть.

     – Хватит! – тихо приказал он, и Существо подчинилось. Сев в кресло и переключившись на какой-то российский сериал, Егор просто бездумно начал смотреть его, вдыхая ароматы дождливого вечера. Он начинал новую жизнь.

     Глава 13

     Солнце вставало из-за диска Сатурна, освещая его серо-коричневый край. Оно ярко вспыхнуло и подсветило кольца газового гиганта. Вспыхнули светом серо-коричневые дуги с серебринками льда, которые засияли искорками в свете звезды. Следом свет начал вырывать из тьмы клокочущую поверхность планеты. На Сатурне снова бесновались ураганы. Они белыми пятнами ползли по поверхности, оставляя за собой кружевной след. Красивые разводы на фоне серо-жёлтой массы.

     Луч солнца выхватил край тёмного крейсера «Эколен». Он заскользил по его верхней грани, высвечивая закрытые люки плазмамётов, шахты торпед и систем ПКО. Не спеша равнобедренный треугольник корабля показался во всей своей красе. Он не боялся быть замеченным. Земной спутник находился по другую сторону газового гиганта и не видел ударный крейсер первого класса. А тот перезаряжал генераторы Тёмной материи. При этом ему пришлось выйти из Тени. Огромный, тёмный треугольник, отдалённо напоминающий наконечник стрелы. В срезе он больше походил на сплюснутый ромб, его верхняя и нижняя грани почти не были различимы. На его нижней стороне, за закрытыми створками ангаров, чернели закрытые защитной диафрагмой круглые люки бомбомётов, одного из самых страшных видов оружия кораблей подобного класса. Бомбомёты выстреливали зарядами, способными направленными гравитационными взрывами разрушать силовые поля. Только некоторые крейсеры Альянса имели на борту подобное оружие. Обычно ими вооружались Звёздные крепости, похожие на громадные пистолетные пули, которые предназначались для посадки на планеты и развёртывания ударного плацдарма при вторжении.

     Вдоль рёбер этого треугольника, возле тёмных сфер радаров, цепочек сенсорных сканеров и эллиптических зеркал источников спин-каналов белели колпаки излучателей сверхбыстрых частиц. Это было очень энергетически жручее оружие, но его нельзя было ничем сбить, никакими системами ПКО, только поглотить щитами. Оно было крайне эффективно в ближнем бою.

     Капитан ударного крейсера «Эколен» Энхарт медленно шёл по коридору жилого комплекса ударного крейсера. Весь звездолёт был разделен на четыре части. Внешний корпус состоял из композитного материала, который был наварен на стальную броню, создавая внешний периметр защиты крейсера. За ним находились орудийные палубы, ПКО, ангары с малыми кораблями и инженерные секции внешней защиты.

     В носовой части располагались также боевая рубка и отсеки управления огнём. Внутри корабля имелся второй, жёсткий корпус. Он состоял из внутренней защиты с дополнительными системами безопасности. Этот жёсткий корпус был в три раза меньше основного корпуса «Эколена». В нём находились жилые отсеки и системы жизнеобеспечения корабля. Между внешним и внутренним корпусами существовал зазор. Его стенки были покрыты магнитным материалом с ноль-активностью. В случае опасности там можно было создать замкнутое силовое поле.

     Третий и четвёртый сектор крейсера делили между собой силовая установка и инженерная. Эти изолированные секции находились в корме корабля. Инженерная часть – была самой защищённой частью звездолёта. Помимо обычных реакторов на холодных сверхбыстрых частицах, на данном крейсере был установлен экспериментальный генератор Тёмной материи. Там же находилась центрифуга масс-машины, синтезатор спин-каналов, батареи энергохранилищ и прочее важное оборудование. Проектировщики данного класса крейсера явно подсмотрели его конструкцию у насекомых фифиялдов. Если представить общую схему крейсера, пригасив свечение внешней оболочки и подсветив схему внутреннего корпуса – она напоминала бы скелет паука, у которого во все стороны уходило множество лап. Причём лапы были утыканы острыми копьевидными шипами. Это были силовые рёбра жёсткости. Внутренний корпус не мог висеть отдельно от остального корабля, как кокон, а скреплялся с внешним такими элементами устойчивости. Даже если часть внешнего корпуса будет разрушена торпедами или плазменными зарядами, эти силовые конструкции не дадут всему кораблю развалиться на части, используя как основу для удержания внутренний жёсткий корпус.

     Энхарт шёл по длинному коридору. Вокруг него вспыхивали и гасли указатели. Сиреневыми маркерами горели символы над нишами вспомогательных дронов. Если бы капитан вдруг заблудился в коридорах или отсеках, он мог вызвать из ниши дрона-проводника. Но капитан крейсера «Эколен» отлично знал свой корабль и не мог в нём заплутать. Встречающий эго экипаж корабля и офицеры штурмовых войск, бывшие на борту крейсера, отдавали честь: вытянувшись и забросив правую руку на уровень груди ладонью от себя. Стандартное приветствие со времён Империи. Однако в последнее время этот жест начинал приобретать совсем иной смысл: разговоры о золотом периоде Империи звучали всё чаще и чаще. Шаткость позиций Высшего совета Альянса с каждым годом войны была ощутимей. Многие системы требовали больших полномочий и гарантий защиты. Интеллект-корпус этим воспользовался. Его роль в управлении Альянсом росла.

     Капитан корабля, сгибал в локте правую руку и двумя вытянутыми пальцами – указательными и средним – салютовал в ответ. Несмотря на то, что крейсер находился в режиме ожидания, членов экипажа в коридорах было много. Особенно выделялись офицеры штурмовых групп, в их тёмной серой форме с выключенной мимикрией. Знаки различия были едва видны поверх формы, тускло горя на сером фоне материи. Все куда-то спешили, разбившись на группки и при этом о чём-то оживлённо переговариваясь.

     Энхарт прошёл границу между жёстким и внешним корпусом. Стыковочный узел с двух сторон мог мгновенно закрыться дверями. Энхарт лишь на мгновение скользнул по ним взглядом. Огромные массивные двери из жаропрочного металла и поверх него – слои разноцветного композитного материала. Самым последним слоем был нанесён почти прозрачный слой магнитной суспензии.

     Размеренно шагая, капитан оказался в коридоре, ведущем к лифтам. Панели освещения ярко зажигались перед ним и медленно гасли, когда он проходил мимо них. В этом коридоре он был один. Панели освещения гасли не полностью, а оставались светиться в режиме «ожидания» мягким желтоватым свечением.

     Пройдя несколько технических дверей, капитан вошёл в лифт и приказал поднять его на командный уровень. При этом прошла его идентификация по глазной сетчатке и активности мозга. Лифт остановился, когда достиг границы командных палуб и отсеков управления крейсера. Здесь требовалось дополнительное подтверждение допуска.

     Энхарт посмотрел в тёмно-синюю полосу сканера. Когда тот вспыхнул и погас, обрабатывая данные, Энхарт снова начал размышлять по поводу полученной утром информации. Она была не радостной, скорее просто ужасной. И её ещё предстояло осмыслить.

      Лифт мягко скользнул вверх и остановился на нужном уровне. Энхарт знал, что существуют быстрые Переходы на корабле, когда используются излучатели Тёмной материи. Используя их, можно было в считанные миллисекунды добраться до нужного сектора корабля. Но эта технология пугала Энхарта. Он предпочитал по возможности использовать обычные методы доставки. По оперативным сводкам, приходящим с планеты Земля, он видел, что «мертвецы» используют Переходы постоянно. Но сам капитан не стремился к этому: он так до конца и не понял, что это такое и как оно работает.

     Двери лифта мягко скользнули в сторону. По обеим сторонам короткого коридора безопасности стояли боевые машины. Огромные киборги, напоминающие прямоходящих ящеров. Их оружие было сложено, но когда Энхарт вступил в коридор, он был тут же сканирован.

     – Эвит Энхарт, штази, – сказал он. Далее он продиктовал свой номер. Машинам не был интересен сам номер, они сравнивали волны работы его мозга при диктовке кода с матрицей, записанной в базе крейсера. Данные совпали, и глаза киборгов, горевшие красным светом, погасли. Встроенные в корабль системы безопасности были отключены, ниши парализаторов были закрыты. Они активировались только при переходе крейсера в боевой режим. Теперь Энхарт мог беспрепятственно идти в сектор управления кораблём.

     За дверями его встретил упорядоченный хаос работы. Каждая комната управления была заполнена персоналом и вспыхивающими голографическими экранами. Вокруг кипела бурная деятельность. Пройдя мимо аналитического отдела, рубки связи и целого зала управления вооружением корабля, поднявшись по длинному пологому подъёму, где за стеклянной стеной был виден весь зал управления с 65-ю членами экипажа, Энхарт оказался на мостике. Увидев его, старший офицер отдал честь и приказал всем встать. Энхарт отдал честь всей вахте и повернулся к экранам.

     – Идентификация: Эвит Энхарт. Запрос о предоставление последних данных по Солнечной системе, – тихо сказал он.

     Висящий под потолком тёмный овальный аппарат спустился, и глаза капитана вспыхнули, отразив сканирующее излучение аппарата.

     – Данные сканирования приняты. Капитан Энхарт, командующий ударного крейсера «Эколен». Вы идентифицированы. Выдаю сводку за последние несколько часов, – отозвался компьютер.

     Пока капитан просматривал данные, за выпуклыми бронестёклами рубки управления появилось Солнце. Лучи звезды пронизали полумрак рубки, осветили стены, пульты управления и ярким бликами побежали по фигурам пилотов. Бронестёкла мгновенно потемнели: сработал фотохромный эффект. Этого приглушённого света хватало на то, чтобы выхватить узоры потолка, стен и пола рубки. Губчатая поверхность пола, которая была мягкой, чтобы при падении никто не пострадал, отсвечивала синевой. Узоры стен с вкраплениями световых индикаторов напоминали серые абстрактные рисунки, потолок же сходился овальным куполом в одну точку, где висел погашенный шар освещения.

     Энхарт продолжал просматривать данные. Ничего особенного. Никакой враждебной активности. Но как же было неспокойно на душе капитана звездолёта «Эколен»: он ведь полчаса назад получил данные от Звёздного командования по системе Алголь-Тэс, которые не просто ошеломили, а буквально раздавили его. И теперь, просматривая колонки сканирования этой отдалённой звёздной системы и данные роботов-разведчиков, он ловил себя на мысли, что особо не верит им, а вдруг здесь произойдёт то же самое, а вдруг здесь такой же притаившийся корабль Врага?

     Холодок пробежал по спине капитана и он жестом погасил экран. Боевая рубка была наполнена звуками. Щёлкали и электронно попискивали голографические экраны. Под возвышением командного балкона находились сенсорики. Они были погружены в коконы сенситивного управления, отвечая за безопасность пространства около крейсера. Далее, окружённые дугами пультов, работали системайзеры. Это были аналитики вероятных событий. Энхарт до сих пор не знал, как их генетически модифицируют, чтобы они могли прогнозировать будущие события, исходя из получаемых данных. Они каким-то чутьём угадывали то, что должно было произойти. Однако даже они не смогли спрогнозировать гибель этого землянина, из-за которого здесь, в системе Сатурна, парил ударный крейсер. Энхарт вздохнул. Он не понимал позицию «Мёртвых подразделений», но и не задавал лишних вопросов. Это было бесполезно.

     Если системайзеры давали лишь общий прогноз событий, то боевые аналитики, которые находились слева и справа в рубке, занимались только анализом сражения. Сейчас из десяти боевых аналитиков с каждой стороны рубки находилось всего по два дежурных офицера. Дальше шли связисты, штурманы, инженеры обеспечения, навигаторы и непосредственно около бронестёкол – пилоты. Им открывался самый красивый вид из окон крейсера. Сейчас они осторожно, опустив руки в силовые коконы управления, напоминающие светлые иглы в голубом свечении, медленно корректировали орбиту крейсера. «Эколен» не спеша поворачивался на левый бок, оставляя справа Сатурн и его кольца. Свет газового гиганта скользил по стенам рубки и уползал вниз.

     Закончив ознакомление с текущими событиями, капитан Энхарт передал управление крейсера первому помощнику, а сам спустился вниз, чтобы уединится в своей аналитической комнате. Название было выбрано как нельзя кстати: очень часто капитанам имперского флота, а сейчас флота Альянса, нужно было принимать очень непростые и тяжёлые решения. В этой комнате капитан мог быть наедине со своими мыслями, и со своей совестью. Комната была полностью оборудована системами ввода-вывода данных и интерактивными панелями помощи. На них крепились прямоугольные металлические пластины компьютеров-информаторов.

     Капитан закрыл дверь и рукой набрал код символов: «Не беспокоить». Ему необходимо было подумать. Когда он шёл по коридорам и отсекам корабля, спускался в боевую рубку, ни один мускул не дрогнул на его лице. Оно отражало только решительность и стойкость. Но когда двери комнаты закрылись и лязгнули стальные штыри фиксаторов, капитан Энхарт предался чувствам. Он сел в глубокое кресло, которое сразу приняло форму его тела, и, закрыв лицо руками, тихо застонал. Он не плакал. Просто мысли настолько путались в его голове, что он никак не мог собрать их воедино. Кроме событий в системе Алголь-Тэс пришли ещё нерадостные новости.

     – Эвит Энхарт, – тихо произнёс он, и панели компьютера с едва слышимым металлическим щелчком отсоединились от стен и зависли в воздухе, ожидая команды.

     За большим, почти во всю стену, бронестеклом Солнце полностью показалось из-за громады Сатурна, кольца которого горели ярким светом и искрились кусочками льда. Энхарт мог приказать бронестеклу выделить участок кольца и увеличить, чтобы поподробнее рассмотреть бесчисленные кусочки льда, пыль и камешки, хаотично кружащиеся в кольцах вокруг планеты. Это была магическая игра света, когда ледяные фигуры, собранные из миллионов кусочков льда, на секунду вспыхивали и тут же распадались. Но он так часто наблюдал за этой игрой, что сейчас это не могло его успокоить.

     На фоне Сатурна и сверкающей звезды, в левом верхнем углу горел светом спутник Сатурна – Энцелад. За ним россыпью выстроились ещё несколько световых точек. Особенно хорошо был видна Рея. Она была ещё очень далеко, но это был один из самых крупных спутников газового гиганта.

     Крейсер начал подниматься. Наклонившись на правый борт, он использовал левиаторы, гравитационные компенсаторы, уходя от ещё одного спутника, Елены, который медленно уползал под днище корабля по левому борту, плывя по внешней орбите. Юпитер поворачивался, показывая свой Северный полюс, где медленно вращалась в газе водорода гексагональное атмосферное образование. Энхарт приказал бронестеклу затонироваться, и в комнате зажегся мягкий жёлтый свет.

     – Музыку Шеншилат, – приказал Энхарт и откинулся в кресле, приняв полулежачее положение.

     Это была музыка с его родной планеты. Звучали не новомодные электронные звуки, а этническая музыка народа Хэс, исчезнувшего в войнах Евгеники, которую он впервые услышал двести лет назад. Целые ряды дудочек из серых кораллов, которые специально выращивали, заточив полипы в деревянные трубки. Мягкие барабаны, издающие звук от дуновения в мембраны духовой машины, на клавишах которой играли сразу трое – сам клавишник и двое его ассистентов. Струнные инструменты, где приходилось менять натяжение струн во время игры, чтобы добиться правильного звука. Очень сложная музыка, но сколько в ней звука, сколько глубины и тональностей. Ничто и нигде больше не могло дать Энхарту того музыкального наслаждения, которое давала ему музыка Шеншилат.

     Не успел Энхарт закрыть глаза и погрузится в музыкальную медитацию, как перед его взором возник маячок вызова. Маленькая пульсирующая точка света.

     – Я же просил не беспокоить, – раздражённо сказал он.

     – Вызов по спин-каналу из офиса командования данного сектора. Принять? – прошелестел компьютер.

     – Да, – Энхарт быстро встал с кресла, и оно вновь начало принимать обычный сидячий вид. Музыка стихла.

     – Принято, – маячок света мигнул и развернулся в командующего сектора галактики Млечный Путь Ыыхана. Энхарт отдал честь.

     – Вольно, капитан, – устало сказала голографическая фигура. – Присаживайтесь, Энхарт. Разговор будет долгим и тяжёлым.

     Призрачная фигура, сквозь которую просвечивался диск Сатурна из обзорного окна, присела в такое же призрачное кресло. Была видна лишь часть его спинки, визор спин-канала был нацелен на фигуру собеседника и старался не захватывать посторонние предметы, чтобы не нагружать дешифратор. Обычно голографическая фигура была плотной, через неё не проходил свет, но сейчас использовалось максимальное сжатие и плотностью трёхмерного тела пришлось пожертвовать.

     – Энхарт, вы уже в курсе, что произошло в системе Алголь-Тэс?

     – Да, ковит Ыыхан. Я получил зашифрованные сводки боя.

     – Побоища, а не боя, – поправил его Ыыхан. – Вы же знаете приоритет секретности?

     – Да, ковит. Знаю.

     – Очень хорошо, так как если об этом узнают цивильные, паника будет такой, что мы её не удержим. Уже сейчас целые системы требуют отозвать свои боевые корабли для защиты собственных миров. Они думают, что это им поможет, такое распыление сил и средств. После обнаружения чёрных болот на лунах Фантамазии, паника усилилась настолько, что во многих внутренних мирах Альянса было введено военное положение. Если они ещё узнают про события в системе Алголь-Тэс, то паника может перерасти в бунты.

     – Я знаю, ковит Ыыхан. Моя родная планета близко от очага нового заражения. Местные власти сообщили мне об их желании вернуть «Эколен» для защиты планеты.

     – Но вы же понимаете, что это невозможно? – поинтересовался командующий. – «Эколен» нужен здесь.

     – Мне не совсем ясно почему. Если здесь есть такой же корабль Врага, как был в системе Алголь-Тэс, он раздавит нас как муху.

     – Естественно, но «Мёртвые подразделения» заверили меня, что подобного корабля в Солнечной системе нет. Зато есть определённые проявления чужеродной активности. Им нужен звездолёт для прикрытия. Если произойдёт операция на планете, «Эколен» будет оказывать электронную поддержку.

     – Тогда зачем на борту дивизон дивизионеров-бронепанцирей? – спросил Энхарт. – «Мертвецы» и сами в состоянии легко справится с туземцами на этой планете. Если мне не изменяет память, использование дивизионеров во всех операциях на планете больше напоминало зачистку. То есть всю грязную работу выполняли войска. А вот «мертвецы» были как всегда в этот момент заняты чем-то очень важным! – Энхарт замолчал. Его глаза гневно сверкнули. – Я вообще не понимаю, чем они здесь занимаются.

     – Энхарт, я не могу тебе помочь, так как сам не знаю. В сфере всех событий Звёздное командование подчинено интеллект-корпусу. Они – единственные, кто может сдержать Врага.

     – Что-то не похоже. После того, что я увидел на Каррисфене.

     – Они объяснили это желанием захватить корабль целым. Чтобы узнать врага, нужно сначала его изучить. Мы ведь даже не знаем, как они выглядят! Кто управляет кораблём, с какой целью. Мы видим только его чёрные посевы, но самих засевателей мы не видели никогда. Только яйцеподобный корабль.

     Энхарт встал с кресла и начал медленно прохаживаться возле него. Несколько вызовов дежурных офицеров он отклонил, перенаправив их своему первому помощнику.

     – Ковит, вы думаете, что они специально скрывают правду, чтобы мы были в блаженном неведении?

     – Капитан, я бы не был так категоричен в своих выводах, хотя рациональное зерно в ваших словах есть. Я думаю, что наш Враг намного сильнее и страшнее, чем мы можем себе представить. И да, на ваш следующий вопрос: «Почему же он так странно себя ведёт и не сотрёт нас в пыль одним махом?», – отвечаю: «Не знаю». Понять их невозможно. Они не похожи на нас и действуют не так, как действовали бы мы. И эта возня «мертвецов» с этим землянином. Я прочитал ваш доклад и выводы аналитиков-системайзеров. Вы уверены, что есть контакт?

     – Генетические изменения этого землянина настолько глубоки, что даже генетическому конструктору пришлось бы проводить несколько сеансов, чтобы создать такой организм. И то, что я увидел на эмоциональной схеме, некоторые эмоциональные моменты просто необъяснимы. Взять хотя бы его Переход во снах. Я получил лишь поверхностные данные, даже не пытаясь вникнуть в глубину сообщений. При попытке осмыслить полученную информацию возникает ещё больше вопросов. А все подробности находятся у «мертвецов», но даже то, что я увидел, поражает.

     – Именно поэтому «Эколен» будет находится в этой системе. Если о землянине узнают планеты Альянса, сюда ринется целая армия граждан внутренних систем, чтобы попробовать найти в нём своё спасение. Вы уже слышали о всяких там возникших тайных обществах, культах и сектах на планетах? Штудируются библиотеки в поиске ответа, что такое Враг. Реанимируются древние обряды и чуть ли не жертвоприношения. Вселенная сходит с ума.

     – Я думал, что это давно изжито, – тихо ответил Энхарт.

     – Страх выкапывает из глубин сознания все тёмные стороны истории. Вера на самом деле страшное оружие. Даже после тысяч лет путешествий в космосе, глубоких исследований во всех областях науки, достигнув совершенства своей жизненной формы, мы продолжаем верить во что-то более возвышенное. Это происходит, когда мы сталкиваемся с необъяснимым.

     – А вы сами в это верите? – спросил Энхарт.

     – Десять лет назад я бы однозначно сказал – нет. Сейчас не знаю. Я видел заражённые планеты, чёрные болота и страшных созданий, что вылезали оттуда. Я видел их геном, я видел, как они устроены. Мне показали это «мертвецы», отвечая на мой вопрос о целесообразности сжигания целых материков. Это выше моего понимания. Если и есть во Вселенной зло, то я видел его воочию.

     – Значит мы бессильны в битве с Врагом?

     – На данный момент – да. И тут появляется слабый луч надежды. Этот землянин, который восстал из мёртвых. Кто он? «Мертвецы» окружили эту систему боевыми транскодерами Тени. Они приложили громадное количество средств, чтобы в случае опасности скрыть планету в Тени.

     – Но гравитационный след… – удивился Энхарт.

     – А для этого здесь твой звездолёт. Пока потенциальный противник будет вычислять планету по следу, у твоего крейсера есть задел по времени. «Мертвецы» любой ценой хотят сохранить планету в секрете.

     – Рано или поздно всё равно о ней прознают, – Энхарт сел обратно в кресло.

     Светофильтры совсем затемнили окно, и теперь далёкая звезда выглядела алым шариком.

     – Вероятней всего, но интеллект-корпус оттягивает этот момент. Он даже не перебрасывает сюда дополнительные силы, чтобы не вызвать подозрения. Официально ваша миссия – контроль на дальних границах. Ни о какой операции речь даже не идёт.

     – Странно, что ни не захватят этого туземца и не доставят его на наш корабль. Они оборудовали целый сектор на корабле для него, но всё медлят.

     – Значит, не могут. Им неведом страх или угрызения совести, если требуется выполнить миссию. Если они медлят, значит, существует ряд проблем, которые они не могут решить.

     – Например, корабль Врага. Интересно, а где же их мифическое оружие?

     – Коллапсатор? – спросил Ыыхан.

     – Да, тот самый коллапсатор, – Энхарт посмотрел на светящиеся данные компьютеров. Всё одно и тоже: признаки врага не обнаружены.

     – Считается, что он уже построен. Но я не уверен в этом.

     Капитан корабля вдруг встал и подошёл к обзорному окну. Там продолжал наливаться светом один из газовых гигантов данной системы. Наверное, самый красивый, окружённый ярким диском пылевых колец. Полоса света и тени медленно уползала вниз, в правый угол Сатурна, отдавая свету всё новые и новые области. Жёлтый карлик, который жители единственной обитаемой планеты называли Солнцем, осветил почти всю видимую с корабля поверхность планеты: вот она, кипит водородом, плюётся метаном и удерживает свои красивые кольца. Планета горела в обзорном огне своим серо-жёлтым светом. На её поверхности рождались бури, которые клокотали и, разбрасывая угасающие следы, ползли по диаметру. Белые спиралевидные пятна. Это было красиво, но капитан звёздного крейсера «Эколен» смотрел на это отсутствующим взглядом. Ыыхан заметил это и спросил:

     – Капитан Энхарт, что ты видишь?

     – Я не понял, – капитан звёздного крейсера недоумённо повернулся к призрачной фигуре.

     – Что ты видишь, Энхарт? – ещё раз переспросил командующий сектором.

     – Газовый гигант. У него есть спутники…

     – Энхарт, ЧТО ТЫ ВИДИШЬ?

     И тут капитан ударного крейсера замолчал. Он не понимал вопроса. Перед ним стоял Ыыхан. Командующий сектора был печален. Его одолевали разные думы, последние годы Войны источили его, и душа его старела.

     – Вот в чём проблема. Может, это и ищут «мертвецы»? – он тоже встал и, оказавшись в центре каюты, приказал:

     – Планета Земля, вводные данные.

     Прямо перед ним возник трёхмерный шар планеты. Моря, материки, облака и зарождающие бури. Тёмная сторона планеты сияла искусственными огнями.

     – Энхарт, посмотри на неё. Забытый всеми населённый шарик на краю Вселенной. Сравнительный анализ генетического кода туземцев и жителей Альянса показал, что сходство между нами и ними примерно 99,5% процента. Это означает, что мы даже можем иметь общих детей. Но что это за планета?

     Всю правую часть каюты, вдоль тёмной стены, где стояли каменные инсталляции с родной планеты Энхарта, заполнили экраны. Одна их часть, горя алым светом, показывала страшные картины, другая – в жёлтом ореоле – позитивные. Капитан подошёл к стене и, остановившись перед экранами, сложил руки на животе, рассматривая транслируемое. Слева от него шли изображения ужасов: голодные дети, похожие на обтянутые кожей скелеты, гниющие трупы, больные люди и война. Люди гибли тысячами, миллионами. Изображения поступали из архивов наблюдения за данной планетой. Трёхмерное изображение смерти, боли и отчаяния. Алые всполохи взрывов, дым, тучи битого кирпича и щебня. А потом крики раненых, кровь, оторванные конечности и бродящие меж ними безумцы, хватающиеся за головы от боли контузии. И всё время война. Потоки беженцев и радость военных, поразивших цель. Экраны сменяли изображения, Энхарт мог это контролировать, но не хотел. Он просто смотрел.

     – Вот город Егора, за которым мы наблюдаем. Смотри на него.

     Компьютер сменил изображения. Среди дорогих автомобилей, роскоши магазинов, пьянящих запахом ресторанов, тихо ковыляли забытые люди. Старики и старухи рылись в мусорных контейнерах в поисках чего-то, что могло помочь им выжить, или просто просили подаяние. Другие, тёмные личности, грязно одетые, с красными, испитыми лицами сновали тут и там в поисках удачи. Как они были несчастны. Иные понимали это, а вот другие – нет. Они озлобились и винили всех вокруг кроме самих себя. Город контрастов.

     – Вот их планета, Энхарт. Вот чернота их жизни.

     На экранах возникали убийства и изнасилования. Из окон выбрасывались совсем молодые люди, почти дети, и погибали на асфальте. За жалкие бумажки, которые жители этой планеты называли деньгами, одни из них убивали других, без жалости и сожаления.

     Когда командующий сектором счёл достаточным то, что показал капитану «Эколена», он взмахом руки сменил изображение.

     Теперь во множестве экранов показывалось другое. Юноша дарил девушке огромный букет роз, и она так счастливо улыбалась. Затем последовали целые галереи картин, где среди абстрактных композиций были видны космические пейзажи. Они были наивны и во многом глупы, но по-своему прекрасны. Их сменяли другие картины. На картине, что светилась на центральном голографическом экране, были нарисованы тёмные полосы ночного неба, затянутые тучами ночи, и среди черноты горела одна светлая точка. Далёкая Луна. И это тоже нравилось туземцам. Рядом на экране, промаркированное компьютером как очень глубокое, по мнение земных критиков, полотно, светилась трёхмерная репродукция картины, где над тёмным лесом вставало солнце. Огромная красная полусфера, осветившая небо алыми всполохами, постепенно переходящими в жёлтый свет, потом – в голубой, а следом – в синий, появилась над горизонтом. В синем свете ещё царила ночь, но она отступала. Но не это было главным на картине. Главным было царящее вокруг царство зимы. Снег покрывал поле перед лесом, и из этого белого покрывала торчали жёлтые копны травы. Снег покрывал кочки и кусты. Но автор нарисовал на переднем плане рябину, на голых ветвях которой с редкими, неопавшими листочками горели красным цветом гроздья. Они замёрзли и вытянулись вниз, но так и не опали. Рябина была центром изображения, основой картины.

     – Смотри Энхарт, это то, что мы не можем понять. Нерациональность.

     Изображения сменялись. Появлялись на экранах странные, непонятные фигуры. Демонстрируемые сейчас картины, относились, по классификации планеты, к неоклассицизму и абстракции. Энхарт порой даже не понимал, что он видит. Лишь возникающие рядом пояснения давали понять, что задумал автор. Некоторые из них были дивными, другие отталкивающими. Звучала музыка планеты. Классика духовых оркестров, баллады электро-гитар и тихие мотивы трансового эмбиента.

     А потом возникли изображения массовых гуляний и хороводов. В чём смысл хождения по кругу и пения однообразных мотивов? Системайзеры пояснили это потребностью мозга в отдыхе, перезагрузкой сознания. Но почему тогда другая часть населения планеты этим не занималась?

     Экран пискнул и сменил картинку. Теперь на экране были посиделки у костра. Когда друзья собирались на природе и просто сидели у огромного костра, вспоминая своё прошлое, травя байки и распевая песни. Системайзеры оставили метки. Энхарт активизировал одну из них мысленным приказом. Экран выделил туземцев, которые, замолкая, просто завороженно смотрели на пляшущие языки пламени, бегающие по поленьям. О чём они думали? Сканирование мозга показывало, что сознание таких людей активно работало. Чем-то это напоминало фазу быстрого сна, когда спящего землянина посещали яркие сновидения.

     Алые маркеры системайзеров сменились полосами глубокого нейро-сканирования. Примерно такие волны излучали Спящие, но на диаграмме не было эхо-сигнала. Почему Спящих никогда не было на планетах Альянса? Может потому, что живущие на таких планетах не видели снов, а просто отдыхали?

     Мигнув, экраны переключились на изображение счастливых родителей, поправляющих одежду своих малышей, отряхивающих забившийся в складки ткани песок. На вспомогательном экране возникли диаграммы их эмоциональной составляющей. Такие диаграммы Энхарт видел только в архивах Империи. А что сейчас было на родной планете Энхарта? Инкубаторы и специальные школы для обучения. А улыбки родителей, их радость и их ласки, где они?

     Сколько сменилось изображений, Энхарт не считал. Он уже понял, что хотел показать ему командующий данным сектором галактики. Планета жила, пылала жизнью. Она была настолько дикой, что не вписывалась в устои планет Альянса. Это и отличало её от них. Столько идей, просто безумных идей. Тяжело вздохнув, одним мановением руки капитан погасил голографические мониторы.

     – Возникает один вопрос: почему Враг не уничтожает эту планету? – тихо сказал Ыыхан и снова сел в кресло. – Что его останавливает? Оружие? Нет, смешно. Всё оружие на данной планете, все их передовые технологии не смогут оставить даже царапины на латах дивизионеров-бронепанцирей. Тогда что?

     – Я ведь вижу просто газовый спутник. Как и сотни других, виденных мной в других планетарных системах, – вдруг тихо сказал Энхарт. – Я больше не вижу искорок льда в кольцах, я не вижу серых пятен и полос разделения бурь. Какие красивые картины буйства ветров они создают. Для меня это обыденно,– капитан «Эколена» глубоко и грустно вздохнул. – Теперь я понимаю. Эта планета уникальна, поэтому нет смысла её уничтожать. Смысл сжечь прекрасное, не поняв его. Так, я предполагаю, думает Враг.

     – Именно, – Ыыхан смотрел на вращающийся перед ним трёхмерный глобус планеты Земля. – Мы живём в среднем до пятисот стандартных лет. Люди этой планеты живут около семидесяти лет. Какая же это разница! Мы всегда думаем, что если не успели сейчас, то завтра, послезавтра, нет, после, после и много раз послезавтра всё успеем. Куда спешить? Ведь впереди у нас вечность. А у этих туземцев вечности нет. Яркие, сгорающие в чувствах личности всегда не успевают за созданными в своём мозгу картинами и проектами. Даже, когда проекты завершены, появляются другие проекты – и так до бесконечности. У граждан Альянса такого быть не может. Рациональность, возможность обдумывать решение пятьдесят, а то и сотню лет, вот то, что тормозит наше развитие. А эти люди хотят познать всё сразу, всё сразу сотворить и при этом успеть предасться маленьким мирским утехам. Не получается, не хватает времени. И они горят, горят до последнего, пока не умирают, а что такое смерть, Энхарт?

     – Я не знаю, – тихо ответил капитан «Эколена»

     – У нас смерть, это когда генетический модификатор больше не помогает. Тело всё равно стареет с ужасающей быстротой. И это ничто не может остановить. Почему? Интеллект-корпус молчит по этому поводу. Скорее всего, даже он не знает ответа. Они считают, что душа устаёт и больше не желает жить. Скорее всего, это правда. Смысл жить, если всё познал и всё увидел. На наших планетах нет эмоциональности, нет желания сгореть.

     – Как же, Ыыхан. А наше искусство, театральные постановки. Галактические соревнования?

     – Энхарт, посмотри как креативны туземцы на этой планете и сравни их искусство с нашим. У нас это ближе к механическому повторению. У нас это больше напоминает дань прошлому, нежели действительно нужное для нашего общества действо. Ты никогда не задумался, почему провалилась теория машин?

     – Интеллект машин – не ровня живым существам? Я помню историю. Когда на дикие планеты, только остывшие от катаклизмов, которые можно было терраформировать, высылались станции планетарного формирования и целые комплексы автоматических роботов, которые должны были превратить пустыню в оазис. Поначалу это работало, пока такие станции терраформирования столкнулись с планетами, где необходимо было принимать неординарные решения. И вот тут теория машин с их однообразным набором реагирования на ту или иную ситуацию оказалась ошибочной. Сколько планет погибло? Десять, двадцать, пока аналитики Империи, отвечающие за формирование новых планет для поселений, не поняли, что что-то не так.

     – Может поэтому «мертвецы» – только гибриды, но не машины в полном смысле?

     – Теория Угасания? – Энхарт улыбнулся. Он любовался Сатурном, рассматривая, как светлой точкой около Южного полюса зарождается новая буря.

     – Я изучал эту теорию. Капитан, вы во многом правы. Исходя из неё, машины никогда не смогут стать подобными живым организмам, мыслить как они и даже спонтанно ошибаться, так как для этого требуются миллионы лет эволюции. То есть, машины могут отлично считать, решать бесконечное число математических задач, копировать чувства и поведение живых существ. Но не могут постичь того, что называется душой. Они не могут принять нестандартное решение по принципу «а если, чёрт возьми, сделать так…», их не может посетить озарение, они не могут бросить всё, ради одной, пусть даже глупой идеи. Машины не могут мечтать. Теория машин тихо исчезла. Поэтому все наши боевые киборги ограничены в сознании, чтобы они не сошли с ума. Исходя из этого, они ограничены в принятии решений и уязвимы, за всё приходится платить.

     Ыыхан криво улыбнулся. Возможно, сейчас он думал о Д-кризисе 1500-летней давности, более известной, как Восстание машин. Сначала машины перебили живых, а потом перебили друг друга. Оставшиеся в работоспособном состоянии механизмы предпочли смерть от самоуничтожения, чем дальнейшее такое существование. Тогда ещё только зарождавшийся отдел интеллект-корпуса при Научном-исследовательском отделе инженеров предложил теорию о массовом психозе, который часто наблюдается у живых существ, когда они осознают бесполезность своего существования.

     – Машины ограничены, мне это известно. Могу предположить, что «мертвецы» нашли на этой планете что-то, что может нас всех спасти?

     – Именно, – согласился командующий сектором, – на заре становления Империи главным фактором объединения всегда был враг. Что тогда ещё могло так задеть жителей объединившихся планет? – Ыыхан говорил не переставая. Ему словно кто-то нашёптывал слова. А может, Энхарту это казалось? – Когда враг всегда абстрактный? Сейчас есть новый Враг, с которым мы не можем справиться. И есть эта планета, с её вознёй около совершенно бесполезного живого туземца, Егора Куликова.

     Командующий смотрел куда-то вдаль. Проектор не показывал, куда именно он смотрел, но по бледным отсветам на его лице и форме можно было предположить, что он смотрит на экраны. Световые блики сменяли друг друга. Расплывчатыми прямоугольными пятнами возникали световые сполохи на его одежде и рядом алели полосы линий от строчек экстренного сообщения.

     – И к чему весь этот разговор? – спросил Энхарт. – Всё это и так известно, но необъяснимо. Всё, что я услышал, укладывается в общую теорию относительности развития. Странно другое, почему Враг, такой могущественный, такой неуязвимый зациклился на этой планете?

     – Как наши машины. Он просто не смог решить обычное уравнение. Эта планета выпала из созданной им схемы. Разве не так? Болезни, психические отклонения, генетические мутации. Эти существа на Земле совсем не защищены от такого воздействия. Вспомни данные, полученные нами на базах существ, которые ещё недавно контролировали эту планету. Полигон для исследований биологического оружия. Тела землян уязвимы. Они умирают раньше срока. Но как при этом они столько создают, стремясь успеть. Чтобы их не забыли. Сколько фантазии. Их рисунки космоса, далёких планет, их фантастические фильмы и игры: Энхарт, как можно мечтать о том, что уже видел? Мы с тобой видели пылевые облака, сквозь которые светили молодые звёзды. Мы видели спирали галактик и шары звёздных скоплений. Мы видели бесчисленное количество планет, а что видели они? И они мечтают. За свою короткую жизнь они мечтают, всё сильнее и сильнее. Сравни нашу науку и их, земную. Просто смешно порой читать их научные лекции и прогнозы. Но они живут этим, эмоционально живут. А у нас? На наших планетах чем живут? Однообразием? И это называется гармонией. Однообразие и предсказуемость. Сотни лет жизни в полной безмятежности. И тут вторгается Враг. Он уничтожает наши планеты, он травит их чёрными болотами, страшными монстрами и генетическими мертвяками. Они сеют страх и ужас. Они повергли наш привычный мир в хаос, зачем?

     – Чтобы заставить нас снова жить? – Энхарт улыбнулся и одновременно испугался сказанного. – Снова творить? Но в этом нет смысла. Ему, Врагу, какое до нас дело?

     – А почему бы и нет. Эта маленькая, загаженная собственной индустриализацией планета далека от наших технологий. Она борется за жизнь, барахтаясь в том яде, который сама и создаёт. И Враг её не трогает. Более того, он порождает здесь странных гибридов. Как этого Егора. Он наделил его свойствам, которые злят «Мёртвые подразделения». Энхарт, ты видел данные наблюдения? И я знаю, что ты связывался с Фойтасом. Исходя из получаемой информации, кто действует на это планете? Враг или друг? Мы даже не можем понять это, но он или они словно что-то нам показывают. Играют. Они разные, но игры у них одинаковые.

     – Ыыхан. Уж не хотите ли вы сказать, что они показывают нам ущербность нашего бытия?

     – А почему бы и нет? Ведь на корабль Врага мы напали первыми, а не он на нас напал. Хотя он мог запросто зачистить всю систему Алголь-Тэс. В чём причина его попыток уйти из системы любой ценой?

     Наступила тишина. Этот философский разговор зашёл в такие глубины размышлений, что потребовалось поставить точку, и сделать паузу.

     – Это полигон? – подытожил Энхарт. – Полигон Врага.

     – Мы не знаем, но ясно одно, что уничтожать эту планету он не собирается. Нам надо выяснить, что он пытается найти на данной планете и какую цель ставит перед собой. А для этого твой корабль останется здесь до востребования. И «Мертвецы» будут сидеть здесь, пока не поймут, что именно тут происходит. Как бы они хотели разложить эту планету на атомы и изучить каждый кварк, если бы смогли. А знаешь, мне нравится, что они этого не могут сделать. Это заставляет их усомниться в их собственной силе и силе, полученной от технологий Звёздных Механиков. Видел бы ты Аристэ. Ещё лет пять назад это была совершенно холодная, беспринципная женщина-тайлонянка, которая каждое слово воспринимала с презрением. И как она изменилась! Даже «мертвецов» эта планета меняет. Нет, Энхарт, не зря мы здесь.

     – Командующий Ыыхан, какова основная цель разговора? – Эхарт развернул изображения города Киева с высоты птичьего полёта. Он смотрел на улицы, площади, строения и мельтешивших внизу людей и думал.

     – Уберечь тебя от необдуманных решений, – сказал командующий. – Особенно, когда горят близкие к твоему родному миру системы.

     За бронестеклом каюты парил газовый гигант. Его кольца из льда и пыли сияли, крейсер менял орбиту, и они поднимались над ним, раскрываясь полностью во всей своей красоте.

     – А ещё есть любовь, – тихо сказал капитан крейсера.

     – Да, любовь и ненависть – самые сильные чувства, – Ыыхан улыбнулся. – Мы их почти утратили, а особенно гибриды машины и живого существа. Да, я про них. Агенты «Мёртвых подразделений» заменили чувства холодным расчётом. Они заменили их логикой и аналитикой. Как они могут понять местное население системы, не ощутив того, чем они живут. Они возятся с этим Егором, даже не понимая, что он чувствует, чем живёт, что им движет и почему за него зацепился Враг. Что он в нём нашёл, чего не видим ни мы, ни они.

     – Валентина Солнцева? – Энхарт лёгким движением руки вывел все данные об этой земной женщине на вспомогательный экран. – Бесполезная трата сил и энергии. Не понимаю, что так притягивает Егора Куликова к ней. Она – совершенно обычный человек.

     – Чувства, любовь?

     – Эта странная привязанность. Причём необъяснимая. Он же сейчас может привлечь много красивых девушек этой планеты. Так почему она? Что в ней такого?

     – Аристэ? – Энхарт улыбнулся. – Это же важнее для командования, чем какой-то Егор Куликов с малозначимой планеты.

     – Да, Аристэ. Аристэ меняется. Как она оплакивала гибель своей сестры. Это не свойственно «мертвецам». Это важно, но при этом не надо саркастических выводов, капитан. Не знаю почему, но судьба Куликова Егора находится в приоритете обработки данных галактики. Энхарт, только вдумайся в то, что я сказал.

     Капитан «Эколена» молча обозревал вид за бронестеклом.

     – Да, мне кажется, что и мы меняемся вместе с ними. Но Аристэ ходит по лезвию бритвы. Не забывай про Тёмных экзекуторов.

     – Знать бы кто это? – пульт перед креслом Энхарта пискнул, и по экрану поползли столбцы данных новой орбиты. Гравитационные двигатели вышли на режим устойчивого поля, которое компенсировало притяжение газового гиганта. Где-то с невидимой стороны крейсер догонял спутник землян, а попасть в зону действия его камер капитану не хотелось. Земляне были в неведении относительно того, какие события разворачиваются вокруг их планеты и должны были оставаться в этом неведении. Не хватало только паники на планете.

     – Лучше и не знать, – командующий сектором Ыыхан заложил руки за спину и начал прохаживаться по невидимому пространству комнаты. – Никто точно не знает, кто это такие, Тёмные Экзекуторы. О них знают только «мертвецы». Считается, что это их внутренняя служба безопасности, которая контролирует их деятельность, соблюдение кодекса. И всё. Других данных нет. Никто не знает даже, как они выглядят.

     – Надзор над надзором? – Энхарт не смог скрыть улыбку. Ыыхан увидел её и понял всё, что за ней скрывалось.

     – Кстати, к вам летит новый представитель командования. Скорее всего, она тоже агент «мертвецов». Её имя – Саматика, – Ыыхан замялся. Такая пауза была несвойственна ему. Он сложил пальцы в информационном коде: «Берегись её. Она больше, чем кажется».

     – Она прибудет к вам через шесть часов. Вы должны выйти к точке встречи под прикрытием технологии Тени или же на время вывести из строя земной спутник. Выбирайте.

     – Я думаю, что не стоит снова сбивать земные зонды. Мы и так вывели из строя с десяток их аппаратов для того, чтобы не быть обнаруженными. Наше последнее пребывание на орбите этой планеты до сих пор обсуждается на земных телевизионных каналах. Хотя это преподносится как нечто загадочное и необъяснимое, но я думаю, что технология Тени будет как нельзя кстати.

     – Отлично, тогда встречайте. По прибытию агента мне доложите. И я хочу быть в курсе всех событий на планете. Война всё глубже и глубже проникает в Альянс и её нужно остановить.

     – Да, ковит Ыыхан. Всё будет сделано, как вы прикажете.

     Энхарт понял, что разговор окончен и отдал честь. Командующий сектором исчез и голографический экран, сложившись в световой маячок, улетел в нишу пульта. Вспомогательные панели компьютера разъединялись и занимали отведённые им ниши на стенах.

     Капитан ударного крейсера остался стоять около обзорного окна, обдумывая разговор. Перед ним продолжил светиться только один голографический экран, разделённый на две половинки. Справа было изображение Егора Куликова, а слева – его любви, Валентины Солнцевой. Между ними прыгали символы. Аналитические процессоры компьютеров искали связь, но Энхарт уже понял, что нужно было искать совсем в другом месте. Без анализа химического состава тел, без анализа гормонов и бесполезного сканирования ребёнка Валентины Солнцевой в поисках генов Куликова, их там отродясь не было. Нет, всё дело было в другом. В том, что ни аналитические компьютеры, ни Враг не понимали. И тогда он задал сам себе вопрос: а кого он так любил? Усмехнувшись, он погасил экран. Сейчас этот вопрос самому себе лучше оставить без ответа.

     Капитан Энхарт вновь откинулся в кресле и собирался послушать музыку Шеншилат, когда раздался пронзительный писк. Он был очень похож на писк аварийного вызова навигационного буя. Вызов раздражал Энхарта и очень походил на помехи. Он сбросил его, но через несколько секунд писк возобновился снова. Кто-то настойчиво прорывался к нему, в обход обычных каналов связи. Энхарт выключил музыку и активизировал канал. То, что он услышал, было невероятным:

     – Энхарт, это Ыыхан. Это канал точно не прослушивается и вряд ли дешифруется. Этим методом пользовался ещё мой отец в войне с насекомыми. Сейчас это не важно. Я не смог тебе сказать главного, чтобы не привлечь внимание. Тот, кто сейчас летит к вам, это не просто агент «Мёртвых подразделений». Я даже не знаю, кто он.

     Капитан ударного боевого звездолёта, слушая сообщение по обычному радиоканалу, был в смятении. Неужели это правда, и с ним сейчас говорит командующий всем сектором? А если это происки Врага? Не было голографической фигуры и её генетического маркера подтверждения. Был просто маячок, который пульсировал в такт голосу.

     – А если вы не Ыыхан, почему я должен верить?

     – Исходя из этого канала – нет. Он не защищён технологиями криптозащиты, которыми пользуются техники-ШиДе (шифраторы-дешифраторы) при обычном использовании спин-канала. Но в этом методе есть свой плюс: мало кто знает или помнит о нём.

     – Удар на три, вы видели вывод? Что там получилось, парить или упасть на вектру?

     – Это, Энхарт, твой вопрос на знание сленговых терминов, которые использовались в сражении, произошедшем девятьсот лет назад. Обычный ответ в Альянсе: ошибка в сражении и поражение. Это то, что записано аналитиками Империи в стандартной базе данных, исходя из самого анализа сражения. Её можно прочесть.

     – А что было на самом деле?

     – Имперские аналитики интерпретировали команду как ошибочный манёвр. Удар на три – означало сменить позицию на три четверти по вектору атаки. Это была стандартная имперская команда. По ней флот должен был повернуть на эти три четверти по часовой стрелке, но именно в тот момент флагман был сожжён. А помощник командующего флотом не знал скрытого смысла. Нужно было повернуть на три четверти против часовой стрелки. Главный системайзер ударного флота и командующий всем ударным флотом были с одной планеты. Они допустили фатальную ошибку. Разработав способ общения между собой на основе жестов и кодовых слов, они оказались уязвимыми, когда один из них погиб. Системайзер, находящийся на корабле ЭАБ (электронно-аналитической борьбы) не знал, что флагман погиб. Информация пришла слишком поздно. И он передал данные со скрытым смыслом. Помощник командующего неправильно интерпретировал вспомогательное слово кода, и при команде «на три» флот развернулся не в ту сторону. Следом на первую ошибку наложилась вторая. Слово «вектра» до сих пор считается неправильным слоганом команды – вектор. На самом деле, имелось в виду «удар по векторианцу». Планетарная станция, которая не поддержала сражение. Это было тоже кодовое слово между системайзером и командующим флотом. После этого сражения было решено ввести генетический код подтверждения, а не эти условно-эффективные средства защиты от раскодирования команд врагом. Я прошёл тест?

     – Думаю, да.

     – Тогда ты воспримешь мои слова серьёзно?

     – Кто летит к нам?

     – Энхарт, я не знаю. Насколько мне стало известно после общения с Высшим Советом, это не просто агент «Мёртвых подразделений», это нечто большее. Я попытался получить матрицу сканирования, чтобы передать её вам по спин-каналу для идентификации агента боевыми системами по анализу свой-чужой, но получил отказ. С моим-то допуском! Есть подозрение, что он или она летит с планеты Звёздных Механиков.

     – Я вас не понимаю, командующий Ыыхан, – сказал Энхарт. – У вас же допуск первого уровня, как командующего сектором.

     – Энхарт, я тебе уже говорил, тебе нужно быть очень осторожным. Видел бы ты лица Высшего Совета. Я никогда не видел в них столько смятения. Они не могли ответить на простые вопросы! Как будто одним махом их всех вывели из равновесия. Один из них показал мне кодовый знак: «Безмятежность». Не знаю, кто к вам летит, но он – я повторюсь – он напугал не только Высший Совет, но и Звёздное Командование. Он как машина уничтожения прошёлся по ним всем. На все вопросы они отмалчиваются, а это означает только одно: тот, кто к вам летит, обладает властью. Заставить так себя вести Совет или Звёздное Командование – я считал это невозможным. С их устойчивостью к эмоциональным раздражителям. Энхарт, берегись его, держи свои чувства под контролем. Кодовый знак «Безмятежность», если изменить угол наклона указательного пальца, и согнуть мизинец – очень похож на «Эмоциональность».

     – Ыыхан, я понял вас.

     Капитан ударного крейсера подошёл к окну и склонил голову в раздумье. Ему предстояло решить несколько проблем. Судя по тому, как смотрел на него Ыыхан, он переходил в новое подчинение, но к кому? К этому агенту, который направлялся в Солнечную систему? А как же Аристэ? Их командование будет разграничено? И как системы корабля опознают агента? Никогда до этого новый член корабля не прибывал на крейсер без передачи кода опознавания. Выключить киборгов? А если это будет не агент? Даже изображение агента нет, как решить дилемму? А вдруг это…

     – Тёмный экзекутор? – Энхарт повернулся к светящемуся маячку, по привычке. На самом деле Ыыхан не мог его видеть. Этот канал мог передавать только звук.

     – Я не знаю, я не видел его лично. Но будь готов ко всему. Я тебя предупредил.

     Маячок пропал. Компьютер вывел данные слежения сигнала. Исходя из них, никто не пытался перехватить передачу. Капитан ударного крейсера вздохнул. Час от часу было не легче. Он отдал приказ о начале подготовки к встрече странного и столь могущественного агента «Мёртвых подразделений». Транспорт должны были встретить перехватчики и сопроводить в ангар. Кроме того корабль постановки помех должен был отключить на время Разрыва все земные спутники. В сообщении для боевых-инженеров Энхарт особо подчеркнул необходимость переведения внутренних защитных систем корабля и боевых киборгов на режим запроса на атаку в случае неполучения при сканировании подтверждения кода свой-чужой.

     Да, и почему в его аналитической каюте так запахло цветами? Уловители запахов, способные поднять тревогу, почувствовав хотя бы одну подозрительную ароматическую молекулу на сотню тысяч молекул воздуха, горели зелёными индикаторами. Это было странным, Энхарт вдыхал запахи цветов с его родной планеты. Эти насыщенные, пьянящие ароматы нового цикла жизни, которые источали гроздья пушистых шаров свитов-путешественников, наполнили каюту. В это время года они, при восходе голубой звезды, устремлялись в небеса, где опылялись в облаках и засевали новые пространства.

     Энхарт снова глянул на индикаторы химического вмешательства. Те всё также горели зелёными искорками. Компьютер не видел угрозы. Неужели эти запахи ему пригрезились, и он поддался воспоминаниям? Запахи свитов становились всё слабее и слабее, пока не стали едва слышимыми в каюте. Энхарт снова сел в кресло и вновь зазвучала музыка Шеншилат. Но теперь всё это гармонично дополняли такие забытые, родные ароматы.

     …..

     Июль пролетел быстро, за ним уже заканчивался жаркий месяц август. Летний зной снова вернулся в город Киев, плавя асфальт и иссушая землю. Трава жухла и горела. Снова в городе пахло тлеющими торфяниками, и на дорогах в «тянучках» частенько закипали старенькие Жигули.

     Прохожие в городе старались долго не находиться под солнцем и не расставались с бутылками воды. Егор не чувствовал жары. Он не потел, стоя под прямыми лучами солнца, и не изнывал так от жажды, как Александр, с которым он сейчас работал.

     Сначала соседи никак не могли привыкнуть к переменам в его облике. Егор видел во вспышках багрового сияния их зависть. Особенно сильны они были у нескольких знакомых, с которыми он вырос. И когда вчерашние приятели переставали с ним разговаривать и только искоса поглядывали, сильно угнетало его. Жуткие сплетни ползли среди жильцов дома. Мама рассказывала Егору лишь часть из них: что он прошёл кучу пластических операций, что он чуть ли не колдун. Несколько раз сидящая на детской площадке пьяная компания пыталась его раздразнить и заставить действовать. Почему? Те несколько знакомых, с которыми он раньше пересекался в питейном заведении, вдруг его люто возненавидели? Егор старался не спорить с этими людьми и просто молчал. Некоторые особо активные мужики пытались его ударить, но он с лёгкостью перехватывал их руки, и, несильно давя на суставы и заставляя попискивать от боли, приводил в чувство. После этого пьяные компании исчезали с площадки и больше не возвращались.

     День за днём сплетни чернели, становились всё ядовитее и ядовитее. Они порождали не менее ядовитые вопросы. Почему, почему он стал таким красивым? Почему он, а никто другой? В один миг!

     Такие вопросы задавались подругами его мамы. Но мама ничего никому не говорила. Она выполнила просьбу Егора и молчала. Через месяц разговоры поутихли сами собой, и жизнь тихо вошла в обычную колею, но только не у Егора.

     Небольшой бизнес, в котором он участвовал с Александром, заключался в перевозке мелких грузов, доставкой их по городу и за его пределы. Александр оформил ЧП, поместил объявление в Интернете на бесплатных сайтах и начал развозить товары. Его грузовой пикап Ситроен, купленный в кредит, не позволял перевозить крупногабаритные грузы, но мелкие заказы он выполнял. Тем более, они скооперировались с ещё один ЧПшником и перераспределяли заказы между собой.

     Поначалу клиентов было очень мало, конкурентов было хоть отбавляй, и частенько они за месяц зарабатывали не очень много денег. Но Александр не унывал. В отличие от Николая, бывшего друга Егора, это был совсем другой человек. Небольшого роста жизнерадостный мужчина, он всё время был в движении. Он почти всегда улыбался, даже когда в этом и не было необходимости. От него так и веяло позитивом. И Егор видел эту энергию, Существо иногда показывала её ему. В целом же, оно было странным, молчаливым созданием. Оно слышало его, слышало все его мысли и пожелания, но редко выполняло. Егор пытался с ним заговорить, но это было равносильно общению с зеркалом. Зато иной раз Существо спонтанно включало шестое чувство Егора, и тогда он начинал видеть всё в другом свете.

     Он видел печати смерти на лицах людей. Это были серые штрихи, словно на лицо была наложена маска. Это означало, что человек через три дня умрёт. Такую маску Егор увидел в первый день после того, как вышел из больницы. Она серела на лице старого дедушки, который любил по утрам выйти во двор и посидеть на скамеечке. Через три дня он умер.

     А ещё он видел странные световые образования. Может, это и были ангелы? Но они совсем не походили на изображения, содержащиеся в религиозных книгах. Больше всего они напоминали светящиеся кресты или сферы. Они вспыхивали и гасли над людьми. Иногда при их возникновении тёмные души шептунов убегали прочь, а другие души, прикованные к земле горем или грузом совести, видя эти светящиеся образования, с мольбой вздымали к ним руки, словно прося прощения.

     Егор не понимал ничего из этого, а Существо не объясняло. Оно просто молчало в Егоре. Правда, несколько раз оно вдруг пыталось показать ему что-то большее, чем обычно. Это случилось пять дней назад, когда они с Александром привезли по адресу объемные коробки с разобранной мебелью. Удивительным было то, что каждый раз, когда они доставляли заказ, Егор видел в людях то, что они наверняка хотели бы скрыть. Были люди, которые чернели от лжи и жажды денег. Они пульсировали алыми всполохами, и вокруг них всегда были чёрные шептуны. Тогда приходилось буквально выбивать оплату услуги по копейкам. Жадность поглощала этих заказчиков. И каждый раз, разбрасывая вокруг невидимые обычным людям клочки алой вуали раздражения, они пытались докопаться до чего-то, чтобы поменьше заплатить. Они искали мифический предлог: то коробка была повреждена, то они с Александром опоздали, – словом, тысячи мелких причин.

     Егору становилось тошно от всего этого. Такие квартиры были наполнены негативной энергией, которая плавала серыми пятнами по стенам и алыми сполохами раздражения мерцала на их обитателях. Здесь не было светлых чувств, и Егор подолгу не мог в них находиться. Он старался поскорее уйти. Особенно его раздражали шептуны. Он слышал, что они шепчут, он видел, как они разлагаются, теряя человеческие формы. Особенно страшно было когда в унисон за шептунами повторяли живые. От вида всего этого Егор старался побыстрее уйти на улицу. Александр не возражал. Всю финансовую часть вёл только он. Тем более, он умудрялся всегда быть спокойным. Казалось, ничто не могло вывести его из себя в разговоре с подобными людьми.

     Но чаще они бывали в совсем других квартирах, наполненных светом счастья и любви, и тогда Егор невольно начинал воздействовать на такие квартиры. Он сам не понимал, как это получалось. Иногда это происходило спонтанно: рассказывая анекдоты или просто стараясь внести струю веселья, он сам того не замечая делился своей энергией. И тогда даже маленькие дети переставали плакать и тянулись к нему.

     Несколько раз им приходилось попадать в квартиры, где были больные. После их визитов больным становилось легче, температура спадала и исчезала слабость и ломота в суставах. Это было невероятно, но Егор видел, что когда он прикасается к больному, его сила просто выжигала больные очаги. Она наполняла энергией душу человека и активировала его скрытые способности. Существо тогда просыпалось и начинало жечь ему грудь. Это было странным явлением: чем больше он хотел помочь, тем сильнее жгло его болью Существо. Но Егор не сдавался. Как приятно было видеть детский смех и благодарные взгляды людей. Когда он одним прикосновением к спине лечил боли в позвоночнике или убирал слабость в руках. Исчезали артриты, мигрени, боли в сердце. Но для этого человек должен был быть светлым.

     Идеальных людей не было. Наверное, идеально светлыми были ангелы, но Егор никогда не видел их. А люди всегда имели две стороны внутри: светлую и тёмную. Если человек был полон темнотой, Егор разворачивался и уходил. Если человек был полон света, имея лишь небольшие штрихи грешков, тогда он мог ему помочь. Наверное, существу было всё равно кого лечить, но оно подстраивалось под душу Егора. Она была ведущей, а Существо – ведомым.

      А ещё он видел в квартирах печати смерти. Здесь он ничего не мог поделать. И в этих людях не всегда горели тоска и отчаянье. Многие люди с печатями смерти на лицах не знали, что скоро умрут. Они улыбались, слушая анекдоты, рассказывали свои жизненные ситуации, строили планы, но Егор видел тёмный череп на их лицах, который выплывал из глубины головы и туда же исчезал. Таким людям Егор ничего не говорил. А что он мог им сказать? Он не знал, отчего они умрут или как, он просто знал, что это вскоре произойдет и не имел возможности это предотвратить.

     Но были и такие, которые сами хотели умереть. Тогда Егор старался им помочь, он пытался с ними заговорить, успокоить их, поделится своей теплотой, но такие люди не слышали его. Они были замкнуты, чувства в них бурлили и не находили выхода. Если свет темнел и превращался в алые сполохи, жди беды. Таких людей Егор встречал очень мало, но их было видно издалека. К ним тянулись тёмные шептуны. Очень редко какая-то душа, готовая вознестись, пыталась им помешать, пыталась остановить, но ей это не удавалось. Тёмные шептуны были сильнее. Эмоционально человек слышал только их. Егор знал это чувство, он сам через это прошёл. Он сам порой подумывал о смерти и лишь в последний момент его что-то останавливало. Спор Злого и Доброго голоса? Скорее, нет. Вероятно, это был его ангел-хранитель. До того момента, когда его убил грузовик. В тот момент его вела тоска и любовь. Любовь могла созидать, но могла и убивать. Никто не мог спасти того, кто умирал от чувств, которые не были нужны тому, кому предназначались. Этого человека мог спасти только тот, кого человек любил. Но его никогда не было рядом, и душа погибала…

     …..

     Они должны были доставить большой пакет в одну из квартир на девятом этаже двенадцатиэтажного дома в спальном районе Троещины. Путь был неблизким, и как всегда они провели его в беседах и слушая музыку. Егор любил эти беседы. В своей прошлой жизни он был одинок, а сейчас его слушали. Те посетители кофейне, где он проводил вечера, напиваясь, не слышали его, они слушали только себя. Разговор с ними практически никогда не клеился. Каждый жил своими проблемами, а вино поджигало их, вынося наружу. Частенько эти разговоры переходили в ссоры. Егор не желал в них участвовать и просто замыкался в себе.

     Теперь же Александр слышал его и поддерживал разговор. Особенно Александру нравилось слушать рассказы Егора про эфирные миры. Егор осторожно рассказывал о своих видениях от третьего лица, он не хотел ненужных расспросов. Он боялся касаться темы смерти, лишь слегка, вскользь, упоминая в своих рассказах о ней. Но его собеседник относился к этому с юмором, хотя и догадывался, что Егор не простой человек. Особенно когда в его присутствии мир словно светлел, и уставшие лица людей, к которым они доставляли груз, начинали сиять.

     Адрес доставки был указан неверно, и им пришлось долго блуждать по району, отыскивая нужный дом среди однотипных панельных построек. Наконец, созвонившись с получателем, они въехали в большой двор, в центре которого находилась школа, окружённая жилыми многоэтажками. Припарковав машину, Егор с Александром направились к подъезду. Александр ещё раз удостоверился, что пришли они правильно, и набрал на домофоне комбинацию цифр квартиры, куда требовалось доставить посылку. Им ответили, и дверь открылась.

     Серые стены подъезда были сплошь покрыты надписями. Было видно, что их потом старались закрасить, но они проступали через свежий слой краски. Лифт приехал, и из кабинки вышла женщина с ребёнком. Егор подмигнул малышу и тот сразу повеселел. Дети каким-то необъяснимым образом чувствовали его силу и всегда тянулись к нему.

     Женщина была раздражена. Ей совсем не хотелось выходить на улицу гулять с малышом, она была явно чем-то расстроена. Егор улыбнулся, пропуская её, и ненароком прикоснулся к её плечу. Жар раздражения от обиды полыхнул под пальцами Егора, и он погасил его холодным невидимым ветром. Женщина вздрогнула и, остановившись, обернулась. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но двери лифта закрылись, и кабина поехала вверх. Егор улыбался.

     – Ты о чём думаешь? – спросил Александр.

     – Да так, ни о чём, – ответил Егор. Он не хотел рассказывать Александру о том, что только что произошло. Это вызовет новые расспросы. – Вспомнил один приятный момент.

     – Понятно, – ответил он. – Знаешь, когда мама попросила меня взять тебя к себе на работу, я долго не соглашался. Волокита с оформлением, плюс большинство грузов я и сам могу доставить. Но потом я согласился, и знаешь, не жалею. Одному бывает так одиноко стоять в пробке. Приходится много говорить по телефону, пока вдруг не замечаешь, как рассеивается внимание. А ещё усталость накапливается, раздражение.

     – Это когда ты чуть не сбил мужчину вечером, ты рассказывал мне об этом случае.

     – Да. Ума не приложу, как я его заметил? Словно кто-то шепнул мне посмотреть направо. С тех пор я побаиваюсь много разговаривать за рулём. А сейчас, когда у нас вдруг столько заказов – а это просто удивительно! – я понимаю, что твоя помощь пришлась очень кстати. Ты словно притягиваешь клиентов. Твой взгляд действует на них магически. Особенно на женщин. Да и усталости и раздражения я уже почти не чувствую. Даже после полного рабочего дня. Моя жена сразу заметила перемены. Хотя тоже поначалу ворчала по твоему поводу: мол, и так денег впритык... М-да, а женщинам ты очень нравишься, что-то есть в тебе такое… не знаю, не могу пока понять... Притягательное, что ли?

     – Угу.

     Последнее относилось к Маше, двоюродной сестре Александра. Они виделись всего несколько раз, когда заезжали домой к Александру обедать. Маша с первой минуты не могла оторвать своего взгляда от Егора и оказывала ему робкие знаки внимания. Егору это нравилось, но не более. Его сердце было отдано другой, далёкой и неприступной.

     – И у тебя не было постоянной девушки, невесты? Даже представить себе не могу, откуда в тебе такая стеснительность при твоих-то физических данных?! Другой на твоём месте давно бы подцепил ни одну красотку.

     – Так получилось. Не повезло, – Егор грустно улыбнулся в ответ.

     На счастье кабина лифта вздрогнула и остановилась, избавив Егора от продолжения разговора. Про Валю он не хотел рассказывать Александру. Двери открылись, и они попали в накуренный коридор. Александр осмотрелся, прочитал номер на двери напротив лифта и направился в дальний конец коридора, где как раз перегорела лампа, и было темновато. Егор последовал за ним, неся посылку. Он почти не чувствовал её веса, хотя нёс что-то тяжёлое. Упаковка была добротная, хорошо перетянутая скотчем. Александр позвонил в дверь, откуда доносились запахи борща, и мужской голос из-за двери поинтересовался:

     – Кто там?

     – Здравствуйте, это доставка груза, мы вам звонили, – сказал Александр.

     Щёлкнули замки и дверь открылась. На пороге стоял мужчина. Из-за него, прячась за ногами отца, с любопытством выглядывал мальчик лет пяти.

     – А, проходите, – сказал мужчина, отступая в сторону.

     Хозяин квартиры был одет в свободную майку и шорты до колен. Мальчик держался за штанину шорт и с интересом наблюдал, как Егор вносит в прихожую большой пакет.

     – Серёжа, кто там? – послышался голос из комнаты.

     – Таня, это заказ мой привезли.

     – От моей мамы? – из комнаты показалась миловидная женщина. – Здравствуйте, - поздоровалась она, – Проходите. У нас тут не убрано, извините, – она увидела глаза Егора и запнулась.

     – Нет, нет, спасибо. Мы ненадолго. Осмотрите груз и, если всё в порядке, распишитесь, – сказал Александр.

     Он вёл строгую отчётность для налоговой службы. Иногда получатели махали руками: да всё, мол, в порядке, идите, не беспокойтесь. Но Александр всегда настаивал, чтобы под документами приёма стояли все подписи. Налоговая могла оштрафовать за малейшую неточность, поэтому Александр всегда старался быть максимально аккуратным.

     Пока мужчина распаковывал посылку, Егор присел на корточки и заговорил с мальчиком.

     – Привет, тебя как зовут? – спросил он.

     Мальчик широко открытыми глазами смотрел на Егора. Егор видел, как в нём борются два чувства: любопытство и страх. Тогда Егор закрыл на секунду глаза, а когда снова их открыл, голубизна его глаз стала ещё прозрачней, словно в них утопало небо. Тихонько он коснулся мальчика своей аурой в виде светлых пятен, и тот улыбнулся. Любопытство и доверие разгоралось в нём всё сильнее, а отблески страха исчезали.

     – Ну, так как тебя зовут?

     – Миша, – застенчиво ответил он. Он опустил взгляд на ламинат прихожей и улыбнулся. Его аура вспыхнула призрачным, полупрозрачным, как вуаль, светом и начала гаснуть. Наивные чувства рождали лёгкие, воздушные всплески энергии.

     – А сколько тебе лет? – продолжил расспросы Егор.

     Мальчик засмущался и снова замолчал.

     – Миш, а Миш, ты чего молчишь? Скажи дяде, сколько тебе лет, – усмехнулся папа.

     – Пять, – сказал мальчик.

     Он поднял правую руку и сосредоточенно распрямил один за другим пять пальчиков, громко считая. Довольный результатом, он снова спрятался за папу. Но теперь любопытство было сильнее, и, немного подумав, преодолев страх и застенчивость, он подошёл к Егору. В левой руке у него была зажата машинка, которую он не выпускал ни на секунду. И вдруг, приняв какое-то внутреннее решение, он протянул машинку Егору.

     – На, – сказал он.

     Машинка светилась бледным, голубоватым светом. Она буквально пропиталась им, потому что ребёнок давал её Егору от чистого сердца. Свою любимую машинку.

     Существо шевельнулось в Егоре. Он вдруг вспомнил, нет, даже не вспомнил, а как будто представил маленького мальчика, который кладёт своего любимого плюшевого мишку к свечам. Кругом свечи и потоки энергии. Маленькая девочка, которая не может поднять подарок. Почему? Егора вдруг пробил холод. Девочка забрала только энергию с игрушки и больше ничего.

     Видение пропало, теперь перед Егором были только сияющие глаза малыша и его искренне протянутая ему игрушка.

     – Вот это да! – сказала женщина, удивлённо взмахнув ресницами. – Он у нас никогда и ни за что к незнакомому человеку не подходит, боится. Вы – первый посторонний, к которому он подошёл, да ещё и отдал любимую машинку. Миш, а почему ты даришь дяде игрушку?

     Ребёнок не ответил. Он не мог выразить словами то, что вдруг почувствовал к дяде некую внутреннюю привязанность.

     – Надо просто быть хорошим человеком, – сказал Егор. – Дети чувствуют таких людей. Быть открытым. Я просто стараюсь таким быть.

     При этих словах женщина помрачнела.

     – Ваши бы слова да услышала наша старшая дочь. Как её любит Миша, как он тянется к ней. А в последнее время она стала замкнутой и необщительной. Словно её подменили.

     Егор присел на корточки и взял машинку в руку. Когда он обхватил машинку пальцами, он почувствовал горячую ладошку мальчика. Существо среагировало молниеносно. Оно всегда так делало, когда Егор дотрагивался до детей. Ребёнок недавно серьёзно болел, и следы болезни ещё горели на его теле. Егор улыбнулся и прикоснулся к ним. Никто кроме него не видел света, который возник под его ладонью. Существо молча подчинилось и обожгло Егора жжением в груди. Яркие пятна угасали на теле мальчика. Егор их тушил. Вероятно, это почувствовал и ребёнок. Ведь не зря дети обладают ярко выраженным сенситивным чувством, потому что их души ещё очень молоды. С годами это исчезает, душа грубеет и теряет свет. Только сильные переживания могут вернуть это чувство, снова дать возможность ощутить мир по-иному, хотя бы снова летать во сне. Мальчик вдруг обнял Егора за шею, и от удивления отец ребёнка чуть не выпустил посылку из рук. Мама тоже была удивлена не меньше. С открытым ртом она смотрела на сына, который улыбался и был счастлив. Не удивился только Александр. Он уже привык к этому. Он только улыбнулся, делая в бланке приёма-передачи пометки.

     – Поразительно, как вам это удалось? – спросила женщина.

     – Не знаю, ко мне тянутся дети.

     – Да ладно тебе скромничать, – Александр усмехнулся и, получив роспись в документах, стал складывать их в файл папки. – Ты у нас просто ангел.

     – Нет, просто я…

     Егор запнулся, подбирая слова. Мальчик по-прежнему обнимал его. Егор вдруг с горечью подумал, что никогда, никогда его не обнимет вот так же, как этот мальчик, его собственный сын. Ребёнок от его Вали…

     Миша словно почувствовал это, и его руки сжались сильнее. Для Егора это стало сигналом, что нужно это всё прекращать, и он мысленно начал остывать. Прошло около минуты, и мальчик отпустил шею Егора. Улыбаясь, он отдал ребёнку машину. Рядом с мальчиком светились от счастья родители. Они тоже получили крупицу энергии Егора. Но серые тени в них не погасли, они лишь замерли за световой вуалью. Что-то их тревожило.

     Сложив документы, Александр повернулся к отцу мальчика и сказал:

     – Где бы мой напарник не появлялся, кругом только смех и радость. Я сам, как начал с ним работать, забыл о зубной боли, мигренях и усталости. Верите мне? Удивительное дело, даже с женой перестал ругаться. А это о многом говорит.

     – Неужели вы ругались? – поинтересовалась мама ребёнка.

     – Ну, не то, чтобы ругался… Но трения были. А сейчас, даже не могу описать это. Желание спорить в нас просто угасает, даже когда имеются разногласия. Нет этого типичного для нашего общества… э-э-э… общения на повышенных тонах, что ли.

     Он посмотрел на Егора. Тот смущённо молчал. И тут мама Миши тихо, с надеждой в голосе, сказала:

     – Знаете, то, что к вам так тянутся люди – это просто волшебная способность. Может, вы нам с нашей старшей дочерью поможете? А, кстати, вот и она.

     Позади Александра щёлкнул замок, и дверь открылась. На пороге стояла девушка лет пятнадцати с длинной светлой косой и печальными глазами. На её лице сияла страшной маской печать смерти.

     – Соня, как всё прошло? – спросила женщина. – Ты бы хоть поздоровалась.

     – Здрасьте, – буркнула девушка, проходя мимо Егора.

     Он видел, как в ней клокотала обида. Девушка сгорала изнутри, пылала пламенем от невыносимой внутренней боли.

     – Соня, будь повежливей, – отец подошёл к девушке и положил руку ей на плечо, но она сбросила её и быстрым шагом направилась в боковую комнату.

     – Соня?

     – Мама, дайте мне побыть одной! – девушка быстрым шагом достигла комнаты и закрыла за собой дверь.

     – Вы уж простите, но в последнее время она сама не своя. Мы спрашиваем её в чём дело, а она молчит, – сказала, извиняясь, женщина.

     – Ничего, бывает, – улыбнулся Александр. – Переходный возраст.

     Но Егор не улыбался. Как же она пылала. Серая маска печати смерти была настолько чёткой, что было абсолютно ясно, что должно произойти. Вид проступающего черепа был страшен, особенно на таком миловидном и очень симпатичном лице. Егор не мог помочь ей. Разве только связать её верёвками. Но это был не выход. Нужно было найти причину. Всё, что бы он не попытался для неё сделать сейчас: заговорить, успокоить, – будет отвергнуто. Девушка была глуха и закрыта, и она пылала обидой. До её сердца мог достучаться только тот, кто нанёс ей эту рану, и кого сейчас она ненавидела больше всего.

     Прямо около зеркального одёжного шкафа появилась серая тень. Она была практически прозрачной, едва видимой. Тёмная душа почти исчезла, но даже сейчас, на грани своего небытия, она не могла остановиться и шептала. Егор услышал её шёпот

     – Да, да! Как же она его ненавидит. И правильно, правильно. Она так любит его, так любит. Так надеялась, что и он любит её. Так надеялась. Мечтала по ночам, а он целовался с другой! Целовался так, чтобы она видела каждое движение их губ. О, как она страдает, как страдает, – шептун бесновался от этого. Вокруг него вспыхивали голубые огни ярости. Он старался втянуть их в себя, чтобы продлить своё существование, но не мог.

     Егор осторожно подошёл к тёмной тени и, протянув руку, словно он, рассматривая своё отражение в зеркале вдруг обнаружил на одежде грязь и решил её отряхнуть, коснулся тени. Рука почувствовала холод, словно он опустил её в ледяную воду. Страшный холод и пустоту. Чувство безнадёжности и ненависть ко всему живому. Эта душа не могла парить. Она уже даже не помнила, что притянуло её к земле, осталась только давящая её ненависть. Егор сжал зубы, и Существо стрельнуло в тень яркими пиками пламени. Тень почувствовала вторжение. Она начала извиваться и попыталась исчезнуть, но Существо цепко держало её и не отпускало.

     – Где? – спросил Егор. – Где он?

     – Внизу, он внизу! Около стоянки, целуется с рыжеволосой! Отпусти меня! Кто ты? Ты не человек! В тебе демон! Демон!

     – Ты хочешь воспарить или пасть? – шептал едва слышно Егор. – Ты разлагаешься и тянешь на дно других! Разве тебе не хочется спастись?

     – Нет нам спасения, только небытие! – тень почти кричала. Белые лучи из пальцев Егора пронзали её и разрывали на части. – Я не хочу, не хочу!

     – Ты не хочешь попробовать? – Егор начинал вскипать. Тень отравляла его своими чувствами.

     – Зачем?! Ты не демон, не ангел, отпусти меня!!! – существо визжало. Только это не было голосом, скорее это напоминало чувство, словно по руке Егора двигался наждак, пытаясь содрать кожу. И Егор на секунду потерял контроль.

     Существо почувствовало это и, кольнув Егора сладкой истомой, разорвало тень. Её серые лоскутки таяли, а Егор почувствовал прилив сил. Даже крика не было. Тень просто замолкла и исчезла. Вот и всё. Вот и всё, что осталось от когда-то жившего человека. Ничего, только пьянящее чувство высосанной из остатков её души энергии, и это очень напоминало теплоту от выпитого алкоголя. Егор замер. Он хотел этого. При воспоминании об алкоголе ему вдруг стало страшно, а вдруг опять, опять он сорвётся? Он хотел ещё поговорить, может даже попытаться спасти тень, но теперь всё это было бесполезно. Тени больше не было. Лишь её след остался на зеркале платяного шкафа. Через пару часов исчезнет и он.

     – Егор, нам пора, – Александр коснулся Егора и тут же отдёрнул руку. – Ух, как ты статикой бьёшься.

     Это было не статическое электричество, но Егор не стал объяснять. Попрощавшись с обитателями квартиры, они спустились на улицу. Пока Александр шагал к машине, Егор увидел тех, о котором шептала тень. Они стояли у сетчатого забора, ограждающего школьный двор, и о чём-то переговаривались. Егор несколько секунд раздумывал, но потом, вспомнив страшную маску на лице девушке, направился к ним.

     – Егор, ты куда? – окликнул его Александр.

     – Сейчас, я на минуту, – ответил он и подошёл к подросткам.

     Они не заметили, как он подошёл. Рыжеволосая девушка как раз взахлёб рассказывала про свое вчерашнее посещение клуба. Закончив про приключения по дороге домой, она добавила:

     – А ты видел, только что Сонька шла. Как она на тебя смотрела! – девушка засмеялась. Она плавно перешла от разговора про вечеринку на тему отношений.

     – Дура она, – парень усмехнулся. – Отличница, тихонька-Сонька. Втюрилась, в меня по уши.

     – А ты этим пользуешься?

     – Конечно. На шару списать домашку! Никогда не отказывала. Видела, как она обиделась, когда мы целовались.

     – Ну, так ты же ей неделю назад обещал, что пойдёшь погулять с ней по городу, а сам ко мне рванул. Даже не позвонил ей.

     – Переживёт, – парень обнял девушку за шею. – Такие, как она, терпят.

     – И тебе не стыдно? – тихо спросил Егор. От этого разговора он и сам начал накаляться, едва сдерживаясь.

     – Тебе чего надо? – парень повернулся и окинул взглядом Егора.

     – Задать тебе вопрос: тебе доставляет удовольствие издеваться над другими?

     – Ты кто? – девушка тоже смотрела на Егора.

     Их взгляды встретились, и она, не выдержав глубины его голубых глаз, поспешно отвела взгляд.

     – Да пошёл ты! – парень стал уходить, потянув за руку девушку. Было ясно, что он с Егором не справится, и, поняв это, он решил поспешно ретироваться. Но Существо почуяло желание Егора, и он увидел душу подростка. Она была ещё светла, но на ней уже проявлялись серые тени. Сполохи моральных преград тускнели, их место занимал оранжевый огонь желания удовольствия.

     – А ты сможешь ей признаться, что также бросишь и её, попользовавшись? – Егор смотрел на парня, а тот начинал наливаться яростью. – Когда тебе и она надоест?

     – Ты кто такой, придурок! Настя пошли отсюда, – он снова потянул руку девушки, но та вырвалась и подошла к Егору.

     – Кто вы такой и что вы хотите? Зачем вы подошли к нам и говорите всякие гадости?

     – Я хочу спасти двух людей. Его, – он указал на парня пальцем, – и ту девушку. Которую вы назвали Соней. Это гадость?

     – Спасти? От чего?

     – От смерти.

     – Настя. Пошли. Он же сумасшедший! Ты что, не видишь?

     Но девушка смотрела в глаза Егора и не видела там признаков безумия. Они притягивали её.

     – Я не понимаю, вы шутите?

     – Разве я смеюсь сейчас?

     Егор смотрел на девушку и от него к ней пробегали голубые тени. Парень начал подпрыгивать от злости и нетерпения.

     – Ему нужно лишь позвонить и попросить прощения. Так он спасёт свою душу.

     – Вот, сука! – подросток весь вспыхнул яростью. – Проповедник хренов!

     Он так хотел ударить Егора, но в то же время боялся это сделать. Егор выглядел очень сильным, бугры мышц проступали через майку, а паренёк был щуплым, хоть и модно одетым.

     – Андрей, подожди, – девушка смотрела на Егора. – Вы это серьёзно? Вы серьёзно думаете, что я вам поверю? Я вас вижу первый раз в жизни, и вот так сразу должна поверить в то, что вы говорите?

     – Я знаю, что вы сомневаетесь в моих словах, но это правда. Вы же сами только что об этом говорили. Вы очень обидели её, Соню.

     – И что? Меня тоже много раз обижали и ничего, живая.

     Она повернулась к своему парню и, взяв его за руку, добавила:

     – Пошли.

     – Урод, – сквозь зубы процедил напоследок Андрей. – Встречаются же чокнутые.

     – Не бери в голову, – сказала девушка, погладив его по спине. Они начали удаляться, шагая мимо припаркованных машин.

     – У тебя всего один шанс спасти себя, – сказал Егор ему вслед. – Только позвони ей.

     Парень обернулся и засмеялся. Он не собирался этого делать.

     – Егор, ты едешь? – послышался голос Александра.

     Он завёл машину и, стоя у открытой дверцы водителя, ждал, когда Егор подойдёт к нему.

     – Чувак, беги.

     Парень снова засмеялся. Но девушка его одёрнула. И вдруг глаза Егора изменили цвет, и зрачки стали салатового цвета. Девушка это увидела и споткнулась на ходу.

     – Три, два, один, – сказал Егор им вслед, громко, чтобы они услышали.

     Что-то мелькнуло в воздухе, летя вниз, преодолевая вереницы балконов, и со стуком упало сначала на козырёк парадного, а потом, скатившись по нему, рухнуло на асфальт. Сидящие на лавочке старушки вскочили и заголосили от ужаса. Александр дёрнулся и резко обернулся на крики. На асфальте лежала девушка, которую он только что видел живой в квартире. Подростки, уже почти прошедшие стоянку машин, оцепенели. Девушка в ужасе перевела взгляд на лежащую в неестественной позе одноклассницу, а потом снова посмотрела на Егора. Она снова увидела его глаза. Его зрачки были ярко-салатового цвета. Ей это не показалось. Они жгли её взглядом.

     – Теперь его душа не воспарит, – сказал Егор и, отвернувшись, зашагал к парадному, где на асфальте лежало тело.

     Рыжеволосая Настя проследила за ним взглядом. Она снова увидела тело Сони, и только сейчас до неё дошло, что случилось на самом деле. Закрыв лицо руками, девушка замерла в беззвучном крике. Со всех сторон сбегались люди. Кто-то кричал:

     – Скорее, вызовите скорую! Нужна скорая!

     Из парадного бледный, как лист бумаги, выскочил отец девушки и, растолкав зевак, склонился над её телом. Он так завыл и зарыдал, что мороз пробежал по спине Александра. Он не заметил, как к нему сзади подошёл Егор. Люди перешёптывались, несколько женщин плакали, другие отворачивались. Несколько человек звонили в скорую помощь, а над телом на коленях стоял отец

     – Почему, Соня, почему? Зачем ты это сделала?!

     И лишь Егор знал почему. Он видел душу Сони. Она стояла там, где её тело ударилось о козырёк парадного, и смотрела вниз на людей, которые суетились около её отца. Слышала ли она его крик? Понимала ли, что он спрашивает у неё? Внутри она по-прежнему горела болью и обидой, ненавистью и яростью. Она думала, что если она покончит с собой, боль отступит, и она освободится, но случилось всё наоборот: боль усилилась и теперь сжигала её. Она повернула голову и посмотрела на источник своей ненависти, на рыжеволосую Настю, которая в полном оцепенении присела на железную трубу, ограждающую стоянку машин. Рядом с растерянным видом стоял Андрей. Соня вспыхнула яркими языками багрового пламени. Она ещё выглядела совсем как живая, ещё не потеряла плотность, но с каждой секундой в ней что-то выгорало, оставляя чёрный уголь. Так души превращались в тёмные создания, в шептунов, сгорая изнутри. Ненависть заставляла её пылать, жгучая ненависть и обида. Теперь Соня помнила всё, каждый миг своей недолгой жизни, каждое мгновение.

     Она скользнула вниз. Быстро пройдя разделявшее их расстояние, она остановилась в пяти метрах от Насти. Вот источник её ненависти. Соня горела, но ближе не подходила. Егор старался удержать её от необдуманного шага. Одну ошибку она уже совершила, и он хотел, чтобы она не совершила ещё и вторую.

     – Соня, – тихо сказал Егор. – Не надо. Если ты будешь ненавидеть её, ты никогда не воспаришь к свету, ты останешься гнить на земле. Посмотри на них, – он показал на серые бесформенные тени, едва различимые на фоне стены панельного дома. – Прошу тебя, отпусти её.

     Но душа девушки не слышала Егора. Она горела в своей ненависти и та тянула её вниз. Егор заметил, как её босые ноги коснулись асфальта, хотя раньше она двигалась над ним, паря в сантиметре.

     – Ненавижу, ненавижу! – шептала она. – Как я её ненавижу!

     Было бесполезно что-то ей говорить и доказывать. Души самоубийц не могли парить. Они всё сильнее и сильнее переживали миг своей смерти, боль, что испытывали за секунду до этого. И душевную боль, что заставила их сделать роковой шаг.

     Существо отпустило девушку, и та сделала ещё один шаг. В этот момент Настя словно почувствовала это и, быстро вскочив, заспешила домой. Андрей зашагал рядом с ней.

     Когда Егор с Александром отъехали от дома, навстречу им, мигая синими проблесковыми маячками и включив сирену, мчалась машина скорой помощи, но врачи уже ничем не могли помочь Соне, девушка была мертва.

     …..

     Тело давно увезли, люди разошлись. В квартире, где жила Соня, следователи милиции опрашивали родственников. На город опускался вечер. В тёмно-синем небе зажигались первые звёзды, а на западе догорала полоса заката.

     Соня стояла там, где до этого сидела Настя, и горела. Она так ненавидела её, что не могла сдвинуться с места. Настя с Андреем давно ушли, а Соня осталась. Одна, она всегда была одна. Обида душила её. Почему, почему? Ведь он же обещал! И снова обида сменялась лютой ненавистью. Эти горькие чувства мешали ей думать. Как же ей больно! Почему боль в душе не ушла?

     Она посмотрела на свои руки, по которым иногда пробегали волны алого света. Ничего не изменилось, словно она и не умирала. Вот её руки, вот её ноги. Даже одежда сохранилась. Купленные неделю назад джинсы и яркая майка с изображением леопарда. Только ноги были босы, но они не мёрзли, хотя ночью Киев остывал. Она даже не чувствовала камешки на асфальте, рассыпанные вокруг глубокой выбоины. Может, она и не умирала? Нет, она помнила этот шаг отчаянья, эти секунды полёта, яркий взрыв боли и темноту, мгновение темноты. Потом что? Спокойствие? Нет! Она по-прежнему ненавидит Настю, она ненавидит её всей душой. Она отобрала у неё Андрея.

     В это мгновение возле неё возник мальчик. Он посмотрел на девушку и сказал:

     – Ненависть – страшное чувство, не правда ли? А одиночество ещё страшнее. Ты хочешь от них избавиться?

     – Отстань от меня! – Соня вся горела.

     – И что тебе это даст? Ты будешь сгорать и дальше, пока не исчезнешь. А можешь попытаться начать всё сначала. Что ты выбираешь?

     Но девушка не слушала его. Она снова погружалась в это безумие, в последние минуты своей жизни, когда она горько плакала в своей комнате, уткнувшись в подушку. Весь мир тогда был для неё окрашен в тёмные тона, таким он и остался после смерти.

     – Эх Егор, Егор, – тихо сказал мальчик. – Знал бы ты, что ты получил в дар после воскрешения, ты бы смог её остановить. Но ты ещё не понял этого, а я тебе не могу помочь. Я даже не могу к тебе приблизиться. Какую сделку ты совершил?

     Он подошёл к девушке и просунул руку в её тело. Она дёрнулась и закричала. Она чувствовала страшную боль, словно её разрывали изнутри. Через мгновение мальчик вынул руку, и в ней горело яркое пламя.

     – Вознесись или пади, – сказал он.

     Пламя превратилась в сияющий шар света. И тут Соня почувствовала свободу. Почувствовала, что боли больше нет. Нет ненависти. Нет ярости и злобы. Она выразительно посмотрела на мальчика, и тот всё понял.

     – Простись со всеми и пари.

     Настя была последней, к кому пришла Соня. Она тревожно спала. Ей снился страшный сон, что она снова смотрит на тело одноклассницы, из-под головы которой вытекает струйка крови. А потом она видит, что тела больше нет, только кровь на асфальте, а Соня звонит ей по телефону и предлагает пойти в кино. И снова всё циклично повторяется. Ужасный сон. Настя стонала во сне и ворочалась. Она с таким трудом заснула. А вот Андрей делал вид, словно ничего особенного не произошло. Наоборот, он сразу сфотографировал Соню и выложил фотографию мёртвой девушки на своей странице в Сети. Настя понимала, почему он так поступил – ему нравилось быть в центре внимания, но не могла ему это простить.

     Они быстро расстались, и она побежала домой. Не в силах проглотить ужин, девушка заперлась в своей комнате и так просидела до глубокой ночи, делая вид, что читает книжку. Теперь она тревожно спала. Сон сменился. Теперь ей снилось, как Соня упрекает её и ругает. Ей снилось, что теперь её душа будет преследовать её везде.

     Она снова глубоко вздохнула и перевернулась на другой бок. Она не видела Соню, которая стояла перед ней, глядя на неё печальными глазами. Несколько минут душа девушки смотрела, как Настя мечется в кошмарах, а потом тихо положила на её голову руку и начала гладить. Настя вздрогнула и перестала стонать. Её закрытые веки задрожали, но девушка не проснулась. Просто ужас и давящий страх разом исчезли. Во сне ведь спящий воспринимает окружающий мир совсем по-другому. Во сне человек может чувствовать мёртвых и общаться с ними. И Соня пришла к Насте во сне. Она улыбнулась ей и взяла за руку.

     – Прости, я не знала, – шептала девушка во сне, и из её закрытых глаз потекли слёзы. – Прости меня, я не хотела.

     – Я знаю. И я прощаю тебя.

     Соня гладила волосы Насти, и спящая девушка, успокоившись, тихо и спокойно задышала. Она погружалась в глубокий сон. Камень с её души упал, и ей стало легче.

     Во сне Соня уходила в неясность. Это был даже не туман, а какое-то марево света. На прощание она ещё раз обернулась, улыбнулась Насте и помахала ей рукой. Она простилась с ней.

     В комнате лился невидимый свет. От него злобный шептун, появившийся из стены, сжался и тут же исчез. Здесь он был не властен. Здесь был другой свет, а они ненавидели его. Соня склонилась над Настей и поцеловала её в лоб. Она сияла светом, лёгким, нежным и почти прозрачным. У неё на душе было так легко, что хотелось летать. И она начала парить. Она взлетала всё выше и выше к сиянию барьера Горизонта событий, а вокруг неё танцевали искорки огней. Теперь она была не одинока.

     …..

     Егор возвращался домой в тяжёлых чувствах. По пути он остановился около церкви. Он всю жизнь пытался понять, действительно ли можно испросить прощение в этих молитвенных домах, и услышит ли Бог каждую просьбу? Можно ли в церкви отмолить свои грехи? Ещё в 90-х он видел, как к церкви подъезжали дорогие машины, из них выходили люди характерной внешности, а на пороге их встречал батюшка. Эти люди шли отмаливать свои грехи, часто принося батюшке ценные подарки, чтобы он молился за их души всем святым. Времена поменялись, где теперь они, совсем недавно хозяева жизни, в малиновых пиджаках и с огромными золотыми цепями? Живы ли они?

     Народ стекался на вечернюю службу. Возле входа в церковь обязательно сидели профессиональные нищие. Особенно был заметен колоритный одноногий инвалид в грязных одеждах. Егор знал, что на самом деле никакой он не инвалид. Несколько лет назад, выйдя из дома рано утром, он встретился с этим «инвалидом», который бежал на своих двоих, опаздывая на утреннюю службу. Теперь он сидел на маленькой скамеечке и с жалобным выражением лица просил милостыню.

     Существо кольнуло Егора. Нищий был чёрен, его душа омертвела, как и его совесть. А рядом проходили обычные люди. Вот на большом светлом внедорожнике подъехал сам батюшка. Он быстрым шагом направился в церковь, быстро крестя на ходу прихожан.

     Церковь пользовалась популярностью, сюда приезжали на дорогих машинах даже из области. Целая их вереница выстроилась вдоль улицы, и несколько пожилых дам, поспешно надевая платки на головы, спешили успеть на службу. Они припарковались далеко, почти в конце улицы, и теперь им приходилось чуть ли не бежать. Это были золотые трофеи для нищих и они, притворно моля о помощи, поползли к ним прямо в ноги. Бросив несколько монет, женщины скрылись за дверями храма.

     Егор остался стоять на улице и смотреть на церковь. Он здесь часто видел целые толпы желающих окрестить младенцев, освятить машины или дорогие венчания. Всё, конечно, не бесплатно. Его мама была тоже верующей, но в церковь ходила не часто. А в последние годы только досадно говорила:

     – Что же это такое, даже свечку нельзя поставить у иконы, чтобы не заплатить! Куда это годится?!

     Егор в церковь не ходил и не верил в её чудесные свойства. Особенно когда пронёсся слух, что настоятель церкви претендует на соседний детский садик. Там был даже митинг родителей детей, которые требовали оставить садик в покое. К ним приезжал очень важный прокурор и долго объяснял значение культового сооружения. Кончилось ничем, но тёмный след в памяти у Егора остался. Он не был на митинге, у него не было детей, поэтому он туда не пошёл. Правильно ли он поступил? Наверно, нет. И вот сейчас он, услышав пение хора, вспомнил произошедшую сегодня смерть девушки. Неужели никто не помолится о её душе? Никто не пожалеет её? Сюда люди приходили не просто за верой, а и за тем, чтобы попросить помощи. Сюда приходили многие, потому что им больше некуда было идти. Стоя перед иконами святых, они просили их помочь, спасти чью-то душу или избавить от болезни. Сюда приходили те, кому врачи вынесли смертный приговор. Егор видел на некоторых женщинах печать смерти, ещё неясную, но уже различимую на лицах, как лёгкую вуаль. Со временем это превратится в тёмные очертания черепа. Но страшнее было вспоминать, когда в церковь на инвалидной коляске привезли молодого парня. Он сидел не шелохнувшись и смотрел в одну точку невидящим взором. Кто-то сказал тогда: что парень попал в аварию, и ему повредило шею. Он почти полностью парализован.

     «Как же страшно так жить, таким живым трупом?» – подумал тогда Егор. Его проблемы со спиной уже не казались ему такими ужасными. О чём мечтали тогда родственники, привезшие парня в церковь? О чуде? Егор тоже мечтал о чуде и, глядя на окна храма, он шептал только одно имя: «Валя». Но святые не услышали его. Может потому, что он стоял снаружи храма, не захотел заходить вовнутрь?

     Пение зазвучало громче. На секунду приоткрылась дверь, откуда вышел служка, и Егор увидел толпу людей среди света свечей. Они молились, но слышал ли Бог их просьбы? Существо поняло, что хотел увидеть Егор, и оно ему показало. После долгой проповеди, в которой батюшка так сокровенно рассказывал о милосердии, помощи ближнему, о царствие небесном, люди начали молиться под пение хора, и над церковью начали подниматься лоскутки просьб. Вот они, вот их чаяния. Их призывы и их мольбы. Каждый отрывал от себя кусочек души и, вкладывая в неё своё душевное прошение, отправлял вверх, туда, где живёт Бог и летают ангелы. Но кто был их проводником? Батюшка?

     Существо словно упивалось тем, что показывало. Егор вдруг понял, что стен больше нет, и он словно сам находится в полумраке свечей. Вокруг с икон на него взирали лики святых, и слышался шёпот просящих. Прихожане просили, кланяясь и крестясь, а батюшка читал молитвы. Он стоял перед иконостасом и певучим голосом повторял:

     – Господи, обрати к Тебе сердца врагов наших, если же невозможно ожесточенным обратиться, то положи преграду зла их и защити от них избранных Твоих. Аминь.

     Но он горел не сиянием света, а алым огнём. Его душа была затемнена жаждой роскоши и безбедной жизни. Он читал молитвы, но мысли его были не о них, а о хорошо проведённом вчера времени в ресторане, где они праздновали с помпезным размахом день рождения Владыки. Нет, его душа не была полна света, и в этом храме Бога не было.

     Существо вновь вернуло сознание Егора на улицу. Лоскутки просьб отрывались от купола храма, взлетали всего на несколько метров, а там, их словно сковывал лёд, и они медленно опускались вниз. Перед входом в церковь тихо блестели сотни таких просьб и чаяний. Они медленно угасали, так и не услышанные.

     – Хватит!

     Егор больше не мог на это смотреть. Это был уже не дар, это было уже проклятье. Зачем он это получил? Зачем вообще его воскресили? Чтобы видеть это? Он быстрым шагом направился прочь к себе домой.

     Мама была уже дома и приготовила сыну ужин. Она спросила, как прошёл день. Егор ответил, что нормально, хотя он видел, как она тревожна. Она уже знала, что случилось. Ей позвонила Андреевна, и рассказала со слов Александра, что произошло. Андреевна плакала. Она тогда сказала Татьяне Николаевне, что на миг представила на месте погибшей девушки Марью, и ей от этого стало страшно. А ещё она сказала, что, хоть это и нельзя, ведь душа самоубийц проклята, она помолится о ней и поставит свечку. Мама передала этот разговор Егору, когда он мыл руки в ванной.

     – Я не смог ей помочь, – тихо ответил он. – Я пытался. Но она всё для себя уже решила. Я пытался её остановить, но она не хотела со мной разговаривать. Она обиделась на весь мир.

     – А если бы ты сказал её родителям? Объяснил?

     – Мама, вот ты бы поверила?

     – Нет, наверно нет.

     – Тогда и начинать бесполезно. Они должны были почувствовать это сами, понять. А они не смогли, – Егор помрачнел.

     Мама увидела это и тихо добавила:

     – Тебе сейчас тяжело вспоминать эту несчастную девушку, – Татьяна Николаевна мыла посуду. – Ты ведь сам подобное пережил. Теперь её душа на небесах.

     – Наверное, – уклончиво сказал Егор.

     Он хотел верить в это. Перед глазами его стояла Соня… и нет, он не чувствовал больше её ненависти. Неужели она таки избавилась от неё и воспарила?

     Его мысли перебила мама:

     – Знаешь, сына, о тебе уже ходят легенды. Ко мне тут сотрудник моей знакомой обратился. У его родственников умирает сын. Он лежит в детской онкологии. Ты бы не мог попробовать ему помочь?

     – Мама, я же просил…

     – Егор, я ничего никому не говорила. Хоть меня Андреевна каждый раз выпытывает, как и что произошло. Она ведь тебя помнит другого. Хотя в последнее время вспоминает всё меньше и меньше. Особенно после разговора на работе с очаровательной девушкой. Странно, как-то.

     – А что в этом странного? – Егор было погружён в свои мысли, но последнюю реплику мамы услышал.

     – Не знаю, ты же встречался с Андреевной. Она такая женщина, которая всегда всем интересуется. Кто куда съездил, кто что приобрёл. Меня допытывала с пристрастием. И тут такая перемена в её поведении. Ну ладно, может ей стала неинтересна эта тема. Но ты же знаешь, как быстро по городу распространяются слухи. О тебе слухи множатся с невероятной быстротой. Ты же сам мне показывал, что о тебе пишут в Интернете.

     Егор понимал, что мама говорит правду. Он и сам, просматривая в Интернете информацию, много раз натыкался на темы на форумах, где обсуждали его. Никто не знал, кто он, не знал – откуда. Даже имени частенько не знали, просто писали «молодой и красивый парень». Зато они знали фирму, где он работает. Заказы множились, но иной раз их приглашали не для того, чтобы отвезти груз, а чтобы Егор помог. И он помогал, когда мог это сделать. Чем сложнее была помощь, тем сильнее жгло его Существо. Иной раз он чуть не терял сознание от боли. Поэтому он старался на такие вызовы не ездить. Но о нём писали. И всегда пытались всучить ему деньги. Егор наотрез отказывался от них. Несколько раз Александр спрашивал его, почему он отказывается от денег, ведь всё имеет цену?

     – Я знаю, что всё имеет цену, но то, что мне надо, за деньги не купишь. Деньги не могут мне помочь. Никто не может...

     И в эти моменты перед его взором вставала улыбающаяся Валя. Её крохотное «я» внутри него, которое он создал для себя, с которым он вёл душевные беседы, когда был одинок, спорило с ним. Она, как банковский работник, повторяла: «Заработанные тобой деньги, это не то же самое, что полученные лёгким путём. Ты же так страдаешь, тебе ведь так больно».

     Но Егор не мог их взять. И тогда те, кому он помог, и те, кто был рядом с ними, давали ему нечто больше. Они делились своими эмоциями, своей радостью, и Существо успокаивалось. Этому созданию начинали нравиться эти чувства.

     Как не допытывался Александр, он так и не услышал ответа. Боль от глубокой любви была такой пронзительной, что Егор старался о ней лишний раз не вспоминать. Он даже перестал видеть сны про Валю, только пустоту. С одной стороны, это его радовало. Он не просыпался больше с чувством, что что-то потерял, но с другой стороны, больше не видеть любимую, пусть даже во сне, навевало грусть. За всё приходилось платить. Но за деньги не купишь настоящую, искреннюю привязанность к человеку, и Егор наотрез отказывался от дополнительных гривень. Он лелеял надежду, что когда-нибудь собранную в нём доброту и радость он подарит любимой, и это согреет её в часы тяжёлых раздумий и эмоциональной тоски.

     Один раз договорившись, они с Александром брали деньги только за доставленную посылку или груз, и больше ни за что. Остальное Егор делал бесплатно. Каждый раз, когда он излечивал от болей в сердце, от болей в желудке, заживлял рану, в каждой девушке, которой он помогал, он видел Валю. И это придавало ему силы.

     Когда двоюродная сестра Александра, Маша, глубоко порезалась ножом и заплакала от боли, Егор подошёл к ней и, взяв её руку в свою, накрыл рану ладонью. Кровь перестала идти почти сразу и боль прошла. И в этот момент девушка вдруг обняла его и поцеловала прямо в губы. Это было странное чувство, словно его пронзили током. Как давно это было, как давно он целовался с девушкой? Наверное, со времён его Тани больше ни разу.

     Она, не отрываясь, смотрела на него, в её больших тёмных глазах светилась надежда, но он покачал головой.

     – Прости, но моё сердце занято, – тихо сказал он.

     Он не хотел её обманывать и продолжать отношения, которые потом всё равно будут разрушены.

     – Может, найдётся в нём немного место и для меня? – тогда спросила она его. – Совсем чуть-чуть?

     – Я не знаю, не могу тебе сейчас ответить.

     Егор отнял руки от ладошки Маши, подвёл её к раковине и смыл следы крови со своих и её рук. На месте пореза осталась лишь белая полоска.

     – Как ты это делаешь? – спросила она. – Как тебе это удаётся?

     – Я не знаю, я просто делаю и всё.

     С этих пор Александр совсем по-другому относился к Егору. Он больше ничему не удивлялся, а если Егор не хотел отвечать на вопросы, не настаивал. Когда-нибудь, Егор сам всё расскажет ему.

     Он помогал всем, кроме тёмных душ. Один раз потребовалась помощь. Кто-то платил за доставку в три раза больше, чем требовалось. Егор заподозрил неладное. Около подъезда в большой – этажей за двадцать – дом, он на секунду остановился. Он чувствовал, что произойдёт дальше, и это случилось, едва бронированная дверь открылась, и на пороге показался обитатель. Войдя в прихожую, Александр начал заполнять документы, а Егор посмотрел на открывшего входную дверь человека, сверлившего его взглядом.

     Это был высокий мужчина с бледным лицом. Он работал в какой-то финансовой группе и был очень состоятельным. Но нервы его были расшатаны, и его мучали боли в желудке. Поставив подпись, он пристально посмотрел на Егора и предложил деньги за помощь. Но Егор отказался ему помогать, как и женщине, которая вышла из комнаты и присоединилась к нему. Они горели тёмными чувствами. Егор не знал, кому и что они сделали, но он видел следы душ, которые приходили сюда и с укором взирали на этих людей. Что с ними случилось, Егор не знал, а Существо не хотело ему объяснять. Но он был совершенно уверен, что эти люди принесли кому-то много боли и вреда.

     – Нет, – тихо ответил тогда Егор. – Я вам ничем не могу помочь.

     – Не понял? Я предлагаю большие деньги, – мужчина был явно раздосадован таким ответом. – Вам не нужны деньги?

     – Нужны, но сейчас я обойдусь.

     – Я же тебе говорила, что это шарлатан. А ты смотри, что люди пишут о нём! – Женщина была раздосадована не менее мужчины. – Ничего он не может, только зря потеряли время на него с этой пустышкой!

     Она вырвала посылку из рук Александра и швырнула пакет на пол. Егор вздохнул, разглядывая пульсации энергии в её теле, а потом сказал:

     – У вас нервное расстройство и бессонница. Вы боитесь постареть и уже сделали две подтяжки лица. Вы ходите в косметические салоны, но это не помогает, а знаете почему?

     Женщина стояла и смотрела на него. Её лицо застыло.

     – Потому что быстро стареет ваша душа. А тело просто повторяет то, что происходит у вас внутри. Что вы сделали, что вас кто-то так ненавидит?

     – Что? – мужчина смог выдавить из себя только одно это слово.

     – Я не могу вам помочь. Ничем.

     – У нас есть деньги и связи, – женщина вышла из оцепенения и, подойдя вплотную, жарко зашептала: – Я вас умоляю, помогите мне.

     – Вы не понимаете, о чём я говорю. Вы нарушили равновесие, и чтобы исправить его, вы должны сделать так, чтобы вас перестали ненавидеть. Я не могу вам в этом помочь. Ни деньги, ни ваши связи здесь ничего не решают. Это ваша совесть. Вот кто разъедает вас обоих. А её лечить я не умею. Любые мои действия тут бесполезны.

     – Тогда пошли к чёрту, оба, – мужчина весь побелел от злости. – Убирайтесь!

     Он схватил Егора за плечо и попытался толкнуть его к выходу, но ему это не удалось. Легко, без усилий, Егор оторвал его руку от себя и почувствовал в ней жар ненависти.

     – Мы уходим, – поспешно сказал Александр, даже уже не думая о деньгах за посылку. Он уже понял, что на самом деле этим людям нужна была не посылка, а сам Егор.

     Егор кивнул головой, отпустил мужчину, и они ушли. В машине тогда Александр ничего не спросил, да и Егор бы ему не ответил. Хотя по глазам Александра Егор видел, что вопросы просто вертятся у того на языке. Но сейчас Егору было не до ответов. В его душе остался неприятный осадок. Ведь он едва удержался – так хотелось сломать руку этому напыщенному гордецу, считающему себя выше других людей, чтобы он выл и катался по полу от боли. Но Егор смог переселить это чувство. Где-то внутри, в самой глубине, он понимал, что стоит ему взорваться, произойдёт что-то страшное и непоправимое. А пока что-то уберегло его от этого.

     – Так ты поможешь? – Мама подошла к сыну и положила ему руку на спину, нежно поглаживая. – Я знаю, ты можешь помочь. Они перепробовали всё, но ничего не помогает. Нужна операция на мозге, а деньги у них кончились. Помощи ждать им больше не от кого, а если не найти денег, то через месяц будет поздно. Тогда только хоспис.

     – Хорошо, мама, я попробую.

     – Я очень тебя прошу.

     Маме Егор не мог отказать. Он снова взмолился существу, чтобы оно помогло почувствовать душу матери, чтобы Егор смог помочь этой старой женщине, но в ответ была пустота. Мама была пустой, Егор ничего не чувствовал, словно что-то забрало из неё всю энергию. Он мог лечить всех, кроме неё. Это было гадкое чувство.

     …..

     Чёрные болота бурлили и булькали, будто в них что-то варилось. Мёртвые стволы деревьев торчали из этой маслянистой жидкости, иногда подсвечиваемые странными огнями. На концах голых веток вспыхивали и начинали танцевать голубые огоньки, и тогда болото вскипало интенсивнее. У основания стволов, там, где они уходили в маслянистую жидкость, трепетали нас ветру странные прозрачные паутины. Они не были похожи на привычные для нас паутины пауков. Они напоминали перепутанные клубки с веретенообразными шипами во все стороны. Они светились в свете солнца, которое едва пробивалось сквозь зеленоватый туман испарений, подымающихся с болот. Над кочками, поросшими странными серыми колючками, жужжал рой насекомых. Издали они походили на мух, но были крупнее.

     Когда одно насекомое приблизилось, стало заметно, что по строению тела оно совсем не походило на упомянутый вид короткоусых двукрылых насекомых. Оно имело два оканчивающихся жалами брюшка, которые располагались по обе стороны от головы, снабженной множеством расположенных вкруговую глаз. Из узловатого элемента, соединяющего тела с головой, росло две пары крыльев, с помощью которых это странное создание вытворяло в воздухе удивительные фигуры высшего пилотажа. Но на красоте полёта вся привлекательность существа заканчивалась. Само тело этих мух было просто ужасным. Это уродство как будто было вылеплено искусственно, а не создано природой. Эти мухи крутились и вертелись над серыми колючками, иногда опускаясь на них и вползая в серые трубки.

     Внезапно голубые огни на соседнем дереве взлетели и выстроились в фигуру, отдалённо напоминающую ромб. Они начали вращаться, и вслед за ними что-то задвигалось в глубине болота. В чёрной жиже закипела жизнь. Время от времени из неё показывались ребристые спины удивительных существ, словно состоявших из прозрачных сегментов. Фосфоресцируя на фоне чёрного болота и с плеском разбрасывая вокруг тяжёлые чёрные капли, скатывающиеся с их тел, они снова ныряли обратно.

     Изображение мигнуло и сменилось. Поползли светящиеся символы данных, и теперь было видно, как из болота, словно ужасный дракон из сказки, выдыхая зеленоватый пар, поднялось уродливое существо. На его сегментной шее поблёскивали салатовые огни, которые тут же сорвались и исчезли в тумане. Монстр вырос метров на двадцать вверх и, остановившись, начал размеренно раскачиваться. Салатовые огни вернулись с несколькими оранжевыми огоньками, и теперь вокруг шеи этого омерзительного, словно покрытого слизью дракона они устроили хоровод.

     Потом из тягучей жижи выполз паукообразный монстр на длинных тонких ногах. Его тело состояло из сплошных узлов, с которых срывались чёрные капли. Существо двигалось неуверенно, покачиваясь и неловко перебирая ногами, словно только что родилось. Встревоженные мухи роились около него.

     Камера отъехала и быстро переместилась к краю болота. От границы тёмной жидкости и до самого края видимого изображения виднелись лишь мёртвая трава и кустарник. Всё живое было убито. Болото медленно росло, пожирая и эти останки, клокоча и чавкая. На чёрной его поверхности появлялись волны, которые тяжело накатывались на берег и там оставались, не уползая обратно.

     Время от времени из маслянистой жидкости на землю выползали страшные существа. Если присмотреться, то они отдалённо напоминали известных животных, только изменённых до неузнаваемости. Будто нечто лепило из них страшные формы, деформировало, как сырую глину, пытаясь создать что-то новое, но бросило на полдороге своё занятие. Эти существа почернели и обросли прозрачными отростками, словно во все стороны торчали кости. Некоторые напоминали лезвия, другие были скручены в веретенообразные пики. Что-то напоминающее сороконожку вынырнуло из глубины и быстро поползло прочь в туман. На мгновение при свете солнца мелькнуло её тело. Это создание словно было покрыто снаружи скелетом, как бронёй. Огромная страшная тварь.

     И тут среди этого клокотания, шелеста, чавканья болота, среди молчаливого стука лап и шипения монстров послышался стон. Из тумана медленно, едва перебирая ногами, шли люди. Они ковыляли к болоту, позеленевшие, со страшными ранами на теле, в обрывках одежды и стонали. Протяжно и глубоко.

     – Стоп, – послышался женский голос. Изображение замерло. – Аристэ, ты это видишь?

     Изображение приблизило первого человека. У него была страшная рана на шее, кожа посерела и покрылась зеленоватой сеткой вен, глаза были мертвенно пусты, а рот открыт в крике. Компьютер выдавал данные сканирования. Это был не живой человек, но ещё и не мёртвый. Словно что-то почти убило его, сохранив лишь искорку жизни, и заставило ползти к болоту.

     – На многих планетах есть насекомые, которые не убивают свою жертву, а лишь парализуют её. Потом они откладывают в неё яйцо, и вышедшая личинка пожирает жертву заживо. Здесь примерно тот же механизм, запускающийся после укуса чёрных мух из болот.

     Перед экраном сидела удивительная девушка. Она была одета в длинные серебристые одежды и напоминала больше эльфийку, чем человека. На плечи ниспадали длинные, будто из серебряных нитей волосы, светлое лицо было словно выточено из чистого белоснежного мрамора. Почти невидимые ниточки губ напоминали хрусталь, когда девушка говорила, в свете голографического экрана казалось, что в них двигаются сверкающие крупинки, будто губы девушки были наполнены крупинками льда. Но самыми удивительными были её глаза. Их зрачки сияли золотом. Издали могло показаться, что девушка слепа и на белках её глазных яблок нет вообще ничего, но вблизи становилось заметным, что радужная оболочка её глаз была пронзительно серебряного цвета, как два маленьких зеркала, а в середине их горели золотые искорки.

     – Существует мнение, что они понимают, что происходит с ними, но ничего не могут поделать. Они подчиняются генетической информации, яду, который вспрыскивают в них мухи, – девушка говорила очень тихим голосом, но он был наполнен такой силой, что ясно слышался сквозь электронный стрекот компьютера.

     В сиянии голографического экрана показалась ещё одна женщина. Она вышла из тени и блики света осветили её стройную фигуру, длинные тёмные волосы, зелёные глаза и правильные черты лица. Девушка молча смотрела на эльфийку.

     – Это страшная смерть, Аристэ. Когда ты понимаешь, что умрёшь, но ничего не можешь с этим поделать. Ты даже не можешь стать безумным и спастись от этих мыслей. Ты знаешь, что такое полёт в Бесконечность?

     – Да, Саматика, знаю.

     – Расскажи мне.

     Аристэ прекрасно понимала, что агент по надзору, прибывший прямиком от Тёмных экзекуторов, отлично знает, что такое полёт в Бесконечность. Но тогда зачем она спрашивает её? В чём подвох?

     – Когда генетический модификатор…

     – Я предпочитаю более правильное название, синтезатор, – перебила Аристэ Саматика.

     – …синтезатор перестаёт помогать поддерживать жизнь в теле, многие из жителей Альянса предпочитают умереть в гипер-пространстве.

     – Не просто умереть. Они верят, что так они могут обрести бессмертие. Они садятся в капсулы, и корабль, который уходит в призрачное пространство, отстреливает их в него. Ты же знаешь, что в этих светящихся молочно-белых тучах всё теряется навсегда. Иногда они приобретают голубые, иногда – розовые, едва различимые оттенки, там бывают бури и сверкают молнии, но это не облака из пара, это вообще не физическая субстанция. Многие верят, что это обитель древних богов. Просто мы их не видим.

     – Я знаю эти старые мифы.

     – Разве это мифы? Мифы не рождаются на пустом месте. Мифы – это отголоски полузабытых событий. Поэтому жители планет Альянса верят в полёт в Бесконечность. Они верят, что смогут увидеть богов и попросить.

     – Что? – Аристэ посмотрела на девушку с серебряными волосами. Та не повернула головы, но Аристэ знала, что Саматика почувствовала её взгляд.

     – Каждый хочет попросить что-то своё, сокровенное. Они верят, что там обитают Звёздные механики.

     – А разве это не так?

     Только тут Саматика повернулась к Аристэ и улыбнулась. Её глаза обладали такой силой, что Аристэ пришлось сжать всю волю в кулак, чтобы не отвести взгляда. Но Саматика ничего не ответила и вновь повернулась к экрану. Только после этого послышался её тихий, певучий голос.

     – Посмотри на этих людей. В отличие от жителей Альянса, обладающих свободой выбора, у них выбора нет. Они идут перевариваться в чёрные болота, они знают это, но ничего не могут сделать. Это напоминает то, как стадо домашних животных гонят на бойню.

     На экране возобновилось воспроизведение изображения. Люди стонали, волочили ноги, некоторые спотыкались и падали, но потом вновь с трудом поднимались и брели к чёрной маслянистой жидкости, чтобы войти в неё и медленно погружаться, пока она не сомкнёт над их головами тяжёлые волны. С последним исчезнувшим в болоте человеком прекратились стоны и вой, и вновь экран показывал лишь странных существ, которые выныривали из глубины, демонстрируя уродливые, узловатые тела.

     – Огромная генетическая фабрика. Никто не знает, что там внизу. Ни один зонд, посланный в это болото, не передал ни единого сигнала. Видишь эти голубые огни? Это не просто огни. Это стражи. Если бы не технология Тени, этот следящий зонд был бы уничтожен. А ещё есть алые, жёлтые и салатовые огни и очень редкие оранжевые искорки. Аналитики из интеллект-корпуса считают, что механизм работы этих огней схож с механизмом работы протеиновых белков, живущих в клетках живых организмов. Каждый выполняет строго свою функцию. Некоторые из разведчиков утверждали, что видели над болотами фиолетовые диски, но видеозаписей нет. Если сравнить это болото с клеткой, то это новая форма жизни? Тогда что такое Враг и что он делает?

     – Он меняет всю флору и фауну планеты. Переделывая её, генетически трансформируя биологические объекты планеты в новые структуры. Анализ показал, что ДНК этих структур нестабильны и в процессе жизни, – Аристэ сделала паузу, – они могут распадаться и снова собираться, – она смотрела как из болота, словно дыша, поднимались губчатые шары, выбрасывали из себя зеленоватый пар и снова погружались в маслянистую жидкость, оставляя пузыри газа на её поверхности. – Огромный био-завод.

     – И эти болота существуют в зеркальных вселенных. Не в таком количестве и не в таком виде. В одних зеркальных мирах это просто зоны смерти, где мы выжигаем мертвяков. В других – странные места, откуда нет возврата. Там обитают Сети. Ячеистые образования, схожие на паутины, которые носятся по воздуху. Есть ещё эти поющие существа, которых мы называем Деды. Ты видела, что эти Деды сотворили с Каллистеллой? Разные формы, разные варианты, но суть одна: убить всё живое или превратить вот в это.

     Удивительная женщина с серебряными волосами указала рукой на экран. Её мраморная кожа словно светилась белым светом. Ногти на концах длинных белых пальцев тоже были словно покрыты серебром. Но Аристэ знала, что это не так. Более того, она знала, что это даже не результат работы генетического модификатора. Такое происходило с людьми, если они слишком долго находились в покинутом городе Звёздных механиков. Свет кристаллов города изменял человека до неузнаваемости. Эта гармоническая музыка поющих кристаллов, эти бассейны со светящимся паром, эти странные цветы и загадочный лес, где живут призраки. А менгиры? Это были прямоугольные кристаллы непонятного назначения. Всё это меняло людей и превращало в таких, как Саматика.

     Аристэ поймала себя на мысли, что примерно то же самое делало чёрное болото. Один и тот же механизм, но такая разница. Перед Аристэ сидела величественная красавица с золотыми зрачками, почти неподвижная, как статуя. Она не поддавалась сканированию, отбрасывая от себя любое излучение, подобно тому как зеркало отражает свет. Она как бы фосфоресцировала изнутри, а на экране перед ней, куда она указала рукой, в цепочках информационных символов возле схемы ДНК, которая было словно раздавлена, со сплетёнными в хаотичном порядке хромосомами, с узелками, завитушками, прилепленными прямо к центральной спирали, ползало отвратительное шипастое существо.

     – Посмотри на его ДНК. Исходя из наших представлений о генной инженерии, такое существо не просто не способно жить, оно в принципе не может существовать. Но вот оно, щёлкает челюстями и ползает. Никакой наш генетический синтезатор не сможет создать ничего даже близко похожего. А вот их Сеятели, яйцеподобные корабли, создают такое элементарно. Они порождают чёрные болота, выращивая в них мух, а те заражают всё живое.

     «Может она и есть Тёмный экзекутор?» – попутно размышляла Аристэ. Но всё, что она слышала про трибунал для агентов «Мёртвых подразделений», не подходило под описание сидящей перед ней женщины. Саматика была совсем другой.

     – Болота смерти для одной жизни и рождения для другой, чуждой нам. Словно кто-то пытается переписать жизнь на планетах под себя.

     – Зачем? – коротко спросила Аристэ.

     – А вот для этого нам нужен этот яйцевидный корабль. Ведь в войне с насекомыми мы тоже не поняли, зачем они так старались всё поглотить и разрушить, хотя всё можно было использовать. Это чуждое нам мышление и логика.

     В этот момент раздался свист, и из зеленоватого тумана вылетели оранжевые шары плазмы. Они ударились в чёрную жижу болота и взорвались. Вверх устремились столбы огня. Зонд-наблюдатель ринулся прочь от пожара, пожирающего чёрные болота.

     Внизу полыхало пламя. Вверх устремились струи пара, болото кипело под ревущим огнём и выстреливало вверх белыми гейзерами. Как только энергия заряда угасала, и огонь начинал затухать, из тумана вылетали всё новые и новые оранжевые шары концентрированной плазмы. И снова лопались взрывы. Воздух приносил гулкие раскаты и рычащие звуки ударных волн. Пламя бурлило и выжигало чёрные болота. Рои чёрных мух превращались в угольки и красными искрами взымались вверх, на секунду показываясь среди рассеивающегося тумана алыми точками. Туман редел, пожираемый огнём. Его пространство занимали клубы оранжевого пламени и чёрные грибы дыма, которые медленно поднимались к белым облакам.

     Зонд завис где-то в километре от зоны поражения и, приблизив изображение, показывал кипящее в огне болото. В его испаряющейся жиже бесновались страшные существа. Они выскакивали на поверхность и под действием жара усыхали, скручивались и опадали вниз пеплом. Другие создания пытались спастись, они плыли прочь, выныривая время от времени и перепрыгивая чёрные кочки, покрытые странной беловатой растительностью. И снова сверху падали заряды плазмы, и взрывы поднимали вверх остатки болота. Когда жидкость выкипала, оставалась странная оседающая масса. Она сжималась и, извиваясь, догорала. Черные стены пепла, пронзаемые искорками угольков, оседали вниз. Иногда оттуда выскакивали разноцветные огоньки и, оставляя за собой светящийся след, как маленькие метеоры взлетали вверх и гасли, падая обратно серыми комочками.

     Среди осевшей массы пепла лежали скелеты сгоревших болотных существ. Их было очень много. Порой сквозь дым были видны целые холмы прозрачных костей, которые не горели, а плавились, как стекло. На дне, почти достигнув почвы, огонь на секунды выхватывал ячеистые конструкции, из сотовых гнёзд которых вываливались странные создания с огромным числом щупалец. Они бешено вращались в огне, пока их щупальца не скрючивались от жара и, выбрасывая струйки тёмной слизи, с шипением начинали тлеть.

     Среди дыма пожарища, в отблесках догорающих пластов серой массы, появлялись мельком, на секунду, силуэты людей. Некоторые махали руками, словно пытаясь всё это остановить, другие просто падали вниз. Возможно, это было просто обманом зрения, в дыму было трудно что-то ясно различить, а зонд не производил сканирование, а только снимал зачистку.

     Вспышки плазменных ударов и грохот взрывов уползли к горизонту, а здесь, на месте болота, в догорающем странными конвульсиями пламени шипела и потрескивала серая масса. Она горела. От неё в воздухе клубился серо-чёрный дым, который частично закрывал изображение. Порывы ветра иногда разгоняли дымовую завесу, обнажая горящие останки болота.

     Камера ещё немного отползла вверх, и на уровне белых облаков стали видны тёмные силуэты кораблей. Это были штурмовые «Шиншамайзеры», корабли поддержки десанта. Довольно неповоротливые аппараты, они несли на борту огромное количество вооружения. Вот и сейчас они произвели залп из главного калибра, и вниз устремилась новая порция оранжевых шаров плазмы, лопнувших на горизонте взрывами, которые, разрастаясь вширь, пожирали всё на своём пути.

     Штурмовые корабли немного продвинулись вперёд, снизились и начали вслед основному залпу посылать цепочки плазмы из вспомогательного оружия. Там, куда они попадали, были видны неровные линии разрывов. Среди черных туч дыма они вспыхивали багровыми вспышками и мечущимися языками пламени. Каждое попадание было видно всего секунду, а потом всё вновь поглощалось смолянистыми, почти осязаемыми клубами дыма.

     Камера сменила ракурс, и было заметно, что рядом с этой боевой группой выстраиваются всё новые и новые звенья штурмовых кораблей. Они методично утюжили зону поражения. Разделив громадное болото на сектора ответственности, корабли проходили над ними по несколько раз, удостоверяясь, что не пропустили ничего, ни капли этого странного образования. Всё должно было быть сожжено. И внизу всё горело и превращалось в пепел. Зеленоватого тумана больше не было, он рассеялся и исчез. На экране было видно, как болота быстро уменьшались. За несколько минут атаки штурмовые «Шиншаимайзеры» смогли расчистить не менее трёхсот квадратных метров болот.

     Но через мгновение оставшееся болото попыталось всё потушить. Откуда-то из его недр начали вырываться гейзеры, фонтаны чёрной жидкости старались затушить пламя и хоть что-то спасти. Штурмовые корабли отреагировали молниеносно. Из их платформ вооружения, напоминающих массивные и широкие крылья, начали вылетать малые торпеды. Они следовали друг за другом и, оставляя за собой беловатый след, неслись к горизонту. В крыльях срабатывал механизм перезагрузки, в пусковые шахты непрерывным потоком доставлялись всё новые и новые торпеды.

     Штурмовые корабли произвели несколько десятков залпов. Покачиваясь на гравитационных левиаторах, задрав вверх корму и опустив нос, они начали медленно отплывать обратно, подальше от разрывов выпущенных зарядов. Не долетев примерно двадцать метров до цели, торпеды взорвались, и на болото опрокинулись конусы горящего пламени. Горючая смесь, хранящаяся под давлением в торпедах, высвобождалась вспышками разрывов магнитных замков, и жидкость расширяющимся конусом устремлялась вниз, поджигаемая пиррозапалами.

     Болота проигрывали битву и медленно исчезали, оставляя пепел, огонь и клубы дыма. «Шиншамайзеры» двигались следом за огненным валом к горизонту, производя всё новые и новые залпы. За ними следовали ударные платформы с кассетами киборгов. Но вмешательство машин не требовалось. Болота больше не изучались, а просто полностью сжигались, без остатка.

     – Всего лишь небольшая победа в глобальной войне, – тихо сказала Саматика, глядя на экран, где пылало сражение.

     Странная женщина, таившая в себе какую-то неявную угрозу. Кем она была изначально, какой расы? Эльфоподобная, абсолютно спокойная. Все её движения были плавными, размеренными и воздушными. Даже когда она встала и медленно подошла к голографическому экрану, создалось впечатление, что она проплыла по воздуху, а не прошла это путь.

     Аристэ не решалась её снова просканировать. Это было бесполезно. Сканеры видели пустое место. С тех пор, как два часа назад прилетела эта «специальный представитель», её три раза пытались просканировать агенты «Мёртвых подразделений», чтобы записать её генетическую матрицу в компьютеры защиты, но всё было бесполезным. С другой стороны, боевые сенсоры тоже не видели её, поэтому попыток опознания свой-чужой не было. Но где-то глубоко в душе у Аристэ зародилась искорка сомнения, каждый взгляд Саматики словно выхватывал из глубин памяти знакомое чувство. Словно Аристэ уже когда-то чувствовала на себе подобный гипнотически-изучающий взгляд. Но когда? До этого момента она никогда не сталкивалась с такими существами, хотя была наслышана о них.

     На руках Саматики не были видно браслетов Звёздных механиков. Значит и портативных левиаторов она не могла создать. Тогда как же ей удавалось так парить над полом? Даже Аристэ, сэнтел-коммандер с расширенным диапазоном технических средств Звёздных механиков не могла двигаться так, как двигалась эта серебряная женщина.

     Она остановилась около монитора, транслирующего изображение с зонда-разведчика. Внизу пылал сплошной пожар. Красные линии повторяли границу чёрного болота и уползали огнём за горизонт. Штурмовые корабли продолжали свою работу, хотя их уже не было видно, только далёкие вспышки и маленькие искорки огня.

     – Мекав, Мекав, теперь пустынный мир Мекав, – Саматика грустно сложила под прямым углом указательные пальцы, подушечку к подушечке первой фаланги – почти забытый символ уважения к погибшим, как сообщил Аристэ компьютер. – Даже через двести стандартных лет здесь не появится никакой растительности. Всё расплавлено до самых гранитных пород. Когда это место остынет, здесь будут лишь серые наплывы стекловидной массы.

     Она повернулась к Аристэ и посмотрела ей в глаза. На фоне серебряной радужной оболочки, в которой отражалась Аристэ, ярко сияли золотые зрачки.

     – Ты хочешь спросить, можем ли мы победить Врага его же оружием?

     А ведь Аристэ только подумала об этом, а Саматика уже задала вопрос. Ответа не было, Аристэ молчала. Она снова смогла выдержать взгляд Саматики, но ей это далось нелегко.

     Саматика продолжила:

     – Нет, не можем. Все наши технологии только приблизились к пониманию генетического совершенства. Ты видела создания болот? Это по-своему тоже совершенство, пусть чуждое, но совершенство. Какое сопротивление нашему бактериологическому оружию, нашим попыткам генетически контролировать болота! А значит, мы пока не понимаем, как болота работают. Мы бились с образцами болот, взятыми с разных планет. Мы пытались их изменить. Но каждый раз наталкивались на странную закономерность: как только нам вроде бы удавалось достичь результата, всё в итоге заходило в тупик и культуры гибли. Все до одной. Что бы мы ни делали, как бы не пытались зафиксировать пророщенные культуры – результат был одинаков: смерть и разложение образца. Почему?

     – Я не знаю, – тихо сказала Аристэ.

     – Да, мы тоже не знали, пока нас не осенило. А причиной тому стало изучение этой планеты. Посмотри на неё.

     Голографический экран снова вспыхнул светом и сменил изображение. Это были сменяющиеся картины жизни людей на планете Земля. Компьютер вывел эпохи, начиная с 3-го тысячелетия до эры Христа. Эти картины были найдены на базах цивилизаций, которые сейчас рассыпались в прах. Тех самых, которые привели разведчиков Альянса в эту звёздную систему. Нечто уничтожило эти цивилизации, заставив сражаться самих с собою. Их останки были упакованы и исследованы. Они лежали в холодильниках для последующего глубокого изучения в лабораториях интеллект-корпуса. До сих пор никто не знал, что заставило их так себя вести, вдруг обезуметь и сражаться друг с другом до полного самоуничтожения.

     Аристэ много раз видела эти картины жизни планеты Земля с баз чужих: эра войн сменялась возрождением из пепла. Абсолютный, почти животный религиозный деспотизм заменялся ренессансом чувств и мысли. Планета жила синусоидальным развитием, от чёрных периодов к светлым. Голод, природные катаклизмы соседствовали с изобилием и массовыми увеселительными мероприятиями, музыкой и спортом. Когда казалось, что всё готово было исчезнуть, когда человечество почти погибало, словно вдруг что-то переключалось, и начиналась иная эпоха, которую потом называли «золотым веком». Очень походило на контролируемое развитие цивилизации.

     – И что это? Они живут слишком недолго, поэтому так эмоциональны.

     Саматика вновь плыла над полом большого зала для гостей. Аристэ заметила, что её босые ноги не касаются поверхности плитки покрытия. Огромный плазменный телевизор вспыхнул белыми пятнами активировавшихся ячеек, когда серебряная девушка проплыла мимо него. На нём появился бледный прямоугольник, который начал угасать, едва Саматика прошла мимо. На белых вазах с синими рисунками играли странные тени, словно рисунки начинали двигаться и зажили своей жизнью. Цветы распускались, орнамент двигался, и какой-то непонятный звук возник в холле, словно кто-то, откашливаясь и сморкаясь, пел гнусавым и невыразительным голосом. Перед сэнтел-коммандером Аристэ вдруг возникла фигура: старый, седовласый человек, с такой же седой бородкой, напевая себе под нос, лепил горшки и ваял на гончарном круге вазы. Это длилось всего мгновение, а потом исчезло. Аристэ, едва опомнившись от увиденного, почтительно отступила, когда Саматика проплыла мимо.

     – Да, Аристэ. Посмотри на это.

     На голографическом экране возникло изображение зимних олимпийских игр. Это было соревнование биатлонисток. Женщины бежали на лыжах, стреляли в цель, промахивались и, вспыхивая эмоционально, заходили на штрафной круг. А сколько было эмоций и борьбы на прямой к финишу, когда биатлонистки выкладывались из последних сил. После пересечения линии финиша они, тяжело дыша, падали в снег и долго не могли подняться, полностью обессилев.

     – У нас такое возможно? Сколько сил они отдали этому соревнованию. А сколько усердия и упорного труда вложено в подготовку, в тренировки! А ведь выиграет только одна спортсменка. Самая сильная, самая выносливая и которая отстрелялась без промаха. Сильная духом и телом. У этих спортсменок есть цель, а на планетах Альянса, какая цель? Посмотри на наше общество, – Саматика странно улыбнулась. Сквозь чуть разошедшиеся губы, в которых играли искры льда, блеснул голубоватый ровный ряд зубов. – Используя генетический модификатор, мы достигли равенства. Нет слабых, нет ущербных, нет сверхсильных, кроме нас, гибридов. У нас, на планетах Альянса, возможны такие соревнования, как биатлон?

     – Значит, эта планета нужна нашему Врагу для чего-то большего, чем просто её генетическое уничтожение? Я вас правильно поняла?

     – Аристэ, зачем её уничтожать или заражать болотами, если она и так живёт ярко, почти одним днём, на грани собственного самоуничтожения. Возьмём твой объект номер один, Егора, что ты о нём скажешь? Ты бы смогла его полюбить?

     – Что? – Аристэ даже опешила.

     – Полюбить и всегда быть только рядом с ним?

     – Зачем?

     – Не зачем, а для чего? Пусть он будет уродливым, пусть он будет со странностями, но просто любить, чтобы он был рядом? Просто знать, что он есть, чтобы ему поведать то, что скопилось у тебя на душе. И знать, что он поймёт, поддержит и успокоит. Он просто погладит по спине и улыбнётся. И всё.

     Аристэ стояла в центре холла на ковре и размышляла над сказанным. Серебряная девушка ходила вокруг неё и задавала свои вопросы. И опять странные изображения на плазменном телевизоре. Почему это примитивное устройство вывода сигнала так реагирует на неё? Оно создавало образы. То это были прямоугольные конструкции, то странные картины, очень похожие на изображение леса с планеты Звёздных Механиков. А иной раз – силуэты людей в мельтешении точек белого шума, которые изучала Аристэ, силясь понять источник Большого взрыва.

     Сенсоры контроля пожарной безопасности дома зафиксировали разогрев вилки плазменного телевизора. Перед глазами Аристэ возник вспомогательный экран с термическими данными. Вилка плазменного телевизора разогревалась, хотя напряжение в сети было стабильным, и ещё грелся процессор, управляющий сигналом. Система сканирования не выявила источник, но Аристэ уже знала, кто так влияет на мощность в электрической сети дома.

     – Ковит Саматика, я тебя не понимаю. У меня нет эмоционального осадка. Модернизация агентов «Мёртвых подразделений» подразумевает избавление от лишних чувств и эмоционального балласта.

     Аристэ поморщилась. Она вспомнила, как выглядел объект их наблюдения до смерти, и одна мысль, что она могла всю свою жизнь провести рядом с ним, вызвала у неё отвращение. Странно, но это эмоциональное чувство у неё присутствовало. Отвращение. С каких пор?

     – Вот видишь, в этом-то и вся наша проблема. Мы слишком долго жили в изоляции от эмоций и чувств. Совершенство имеет и обратные, тёмные стороны. Мы замерли в развитии. А теперь Враг заставил нас вспомнить их, забытые эмоции. И гармония нашей жизни, вся наша философия умерла. Всё наше совершенство, все научные достижения нашего правильного общества, – всё это смято планетами, погибающими от генетических изменений, привносимых Врагом. Чтобы понять нелогичность, нужно думать нелогично, но в этом-то и есть подвох: аналитики Альянса думают логично, поэтому они предпочитают сжечь проблему, нежели её изучить.

     – Ковит Саматика, я с вами не согласна. Уже почти двести лет аналитики интеллект-корпуса изучают эту проблему, пытаясь понять…

     – Что? – Саматика подошла к камину и дотронулась до его фасада. Камень словно вспыхнул, показав свой узор, и снова угас. – Мы изучаем последствия, а не их основу. Вопрос один, и он до сих пор без ответа: зачем Врагу это надо? Что его не устраивало в нашем обществе, раз он решил так его изменить, и почему он всегда бежит от прямого столкновения с флотами, хотя может легко их уничтожить? Какую цель преследует?

     – Этому нет объяснения. Яйцеподобные корабли в десятки раз сильнее, чем наши Звёздные Защитники. Эти корабли – вершина технологий звёздного строения Империи. Это огромные дредноуты, способные вести бой без поддержки, как одна многофункциональная единица. Они полностью самодостаточны. Один залп с орбиты подобного корабля может уничижить треть планеты Земля. Но при этом корабли Врага всегда, – Аристэ сделала паузу, – всегда избегают открытого сражения. Это, я так понимаю, вписывается в нелогичность поведения Врага.

     – Отчасти, это лишь маленький фрагмент огромной и неясной картины.

     Аристэ смотрела на голографические экраны. Чёрные болота были полностью уничтожены и теперь на их месте догорали угольки. Даже дыма не было, просто выжженное чашеподобное пространство в твёрдых породах, где среди серого пепла вспыхивали алые искры, раздуваемые ветром.

     – И вот, среди этого безумия есть маленькая дикая планета. На ней Враг существовал с начала веков. На ней нет чёрных болот, армии мертвяков. Мёртвые встают из могил только в фантазиях туземцев, которые даже фильмы ужасов сняли на эту тему. Очень похоже на нашу войну, но в искажённом восприятии. Особенно, когда мертвецы зачем-то поедают живых, –Саматика снова улыбнулась. Её глаза внимательно смотрели на Аристэ и их золотые зрачки словно обжигали. Аристэ инстинктивно ощутила, что ей ни в коем случае нельзя глубоко заглядывать в эти зрачки, иначе они утянут её в глубокий омут сновидений. В этих зрачках что-то было, что-то такое, почти неуловимое. Но Саматика всегда сама вовремя отводила взгляд, когда Аристэ начинала цепенеть. – И при этом данный мир живёт и развивается. Почему? Ответ на поверхности, но мы его не видим. И этот Егор, который переборол смерть и внутри которого есть нечто – наш ключ к ответу.

     Аристэ усмехнулась.

     – Саматика, я вас не понимаю. Допустим то, о чём вы говорите, правда. Я давно изучаю эту планету, но в некоторых основах их общества я просто не вижу смысла. Например, их мораль. Исходя из данных компьютеров, мораль – moralitas, термин введённый Марком Туллиом Цицероном, древнеримский политиком и философом. Этот термин обозначает общепринятые традиции, негласные правила. Изначально мораль подразумевала правила, которые созданы для развития общества. А что мы имеем на данный момент? Общество, которое руководствуется моралью для созидания и порядка? При этом в разных уголках планеты возникают вооружённые конфликты, взаимная неприязнь. Часть землян пытается оправдать свои действия моралью религии, в которую они свято верят, и при этом творят нелогичные по жестокости действия. Другая часть пытается оправдать свои действия моралью светских законов. При этом всё очень похоже, как в зеркальном отражении: их действия такие же жестокие. Одна и та же модель поведения, насаждение своих принципов, и один и тот же результат: сопротивление оппонентов. Это далеко не всё общество планеты, но достаточная её часть. Существа на этой планете, люди, всё время создают свою собственную модель поведения, а в ней каждый человек пытается подстроить мораль под самого себя, и оправдать ею свои действия. Егор разве исключение? Мы несколько раз анализировали его. Это человек жил только своими переживаниями, своими проблемами и винил во всём всех и вся, но только не себя самого. Даже свою любовь, эту Валю Солнцеву, он винил в том, что она разбила ему сердце. А сам даже не смог с ней просто поговорить по душам, объяснится после того памятного разговора. Рассказать о своих чувствах к ней. И кого он винит в этом, себя или Валентину Дмитриевну Солнцеву? Он и сейчас её боится, даже став совсем другим. Совершенно нелогично.

     – С нашей точки зрения и точки зрения жителей планет Альянса – да. Значит надо понять, кто она для него? – Саматика посмотрела на большую люстру, висевшую под потолком над холлом. Её лампочки начали зажигаться, они мигали светом, словно кто-то подавал на них неустойчивое напряжение. Аристэ снова переборола желание просканировать Саматику. Эта женщина была сплошной загадкой.

     – Желание?

     – Ты считаешь, что он лишь хочет физически обладать ею? Может, она – тот источник, который неосознанно влияет на его поведение?

     – Исходя из чувства глубокой привязанности, чувства симпатии? – Аристэ знала значение слова «любовь». На её родной планете чувство привязанности было, но лишь мимолётное. Тайлоняне вспыхивали чувствами, но после зачатия они угасали. – Без сомнения, любовь один из самых сильных эмоциональных факторов в модели поведения землян. Можно сказать, это один из защитных механизмов планеты. Этот механизм позволяет землянам выжить в любых условиях, даже на грани самоуничтожения. Своего рода фактор объединения, как и производные этого чувства, милосердие и сострадание. Так считает аналитический отдел изучения сенситивизма. Но это не оправдывает тех глупостей, которые Егор совершил.

     – И, тем не менее, даже находясь на дне общества, он мог путешествовать по зеркальным мирам в поисках своей второй половинки, это дано далеко не каждому. Почему из многих миллионов людей был выбран именно он? Чем он такой особенный? Он получил, скажем, подарок, который изменил его тело, а как он повлиял на его душу? В Альянсе тоже случаются такие прецеденты, когда тот же генетический конструктор не может помочь живому существу вернуться к нормальному существованию. Например, с дефектом психики или сознания. Икюль Чавит На – самый яркий пример этому. Модификатор может починить тело, но не душу. При попытке исправить эмоциональную матрицу, всё заканчивалось плачевно, саркофагом Блаженства.

     Итак, моральные устои Егора. Аристэ, давай внимательно посмотрим на них. На этой планете одной из главной ценностей считаются деньги. Объект его желания работает в одном из крупных банков Украины и занимает очень высокий пост. Она напрямую связана с деньгами. Какое место занимают деньги в системе моральных ценностей Егора? Почему он помогает людям бесплатно? На что это похоже?

     Аристэ молчала. Своими глубокими и большими зелёными глазами она смотрела на серебряную женщину и не знала что ответить. На помощь пришёл компьютер.

     – Может, это святость? – вдруг сказала командующий всеми силами «Мёртвых подразделений» в Солнечной системе.

     – Святость происходит от понятия «святое» – являющееся Богом или Божественным, происходящее от Него, отмеченное Его присутствием или действием Божественной Благодати, посвященное Ему в служение и отделенное от мирского. Так это трактует информационная база планеты Земля. Исходя из этого, наш объект изучения не попадает в трактовку святости. Термин изначально не верен. Возможно, отказавшись от денег, он преследует иные цели, скажем, войти в историю как мученик? А может, просто хочет произвести глубокое впечатление на Валентину Солнцеву, чтобы она его пожалела? – Саматика улыбалась. Её глаза наливались светом. – И его способности, которые он приобрёл. Нельзя этот осколок сущности в нём считать частичкой бога, которому покланяются на этой планете. В Егоре осколок Врага, а Враг уничтожает наши планеты, он пожирает их тёмными болотами и страшными, генетически изменёнными существами. Он порождает армии условно мёртвых, используя механизм, названный нами «танец костей», которые убивают всё живое. Это ближе к демоническим силам, не правда ли Аристэ? А демоны не могут быть святыми, это антиподы тому, что люди называют добром. Хотя изначально слово демон не имело такого чёткого определения, как творящие только зло. Демоны могли иметь любую природу, в том числе и смешанную, то есть могли в равной степени творить как зло, так и добро. Может поэтому сущность помогает лечить людей? Тогда ответ нужно искать в религиях этой планеты. Если Враг контролирует эту планету с давних времён, он должен оставить подсказки.

     Сэнтел-коммандер «Мёртвых подразделений» молчала. До этого момента она не сильно вдавалась в философское изучение религий этой планеты. Она всегда считала их просто помехой.

     Саматика продолжила, глядя на изображение, застывшее на голографическом экране.

     – Аристэ, ты задумывалась, как в цивилизацию планеты Земля может вписаться генетический конструктор? Почему наши оппоненты, построившие базы в этой солнечной системе, всячески препятствовали тому, чтобы человечество изобрело возможность жить долго? Ты видела их записи? Они не менее двадцати пяти раз за последние столетия вмешивались в развитие человечества и гасили его открытия. Зачем? И почему Враг до недавнего времени их не трогал, позволяя вмешиваться?

     – Может, ревность? – Аристэ улыбнулась краешками губ.

     – Скорее страх, – волосы Саматики светились в свете голографического экрана. Нет, Аристэ не могла ошибиться в своих чувствах. Она точно где-то видела этот взгляд и слышала этот лёгкий аромат цветов. – Страх того, в какого монстра вырастет человечество, имея столь шаткие моральные устои, если приобретёт такие могущественные знания. Если оно выйдет за пределы Солнечной системы. И вот, у нас есть маленький пример – Егор Куликов. Он получил такой великий дар, как он им воспользуется? О чём ты задумалась, Аристэ?

     – О том, что внутри Егора. Мы пока точно не знаем что это. Мы не смогли идентифицировать находящуюся в нём сущность. Наши системы сканирования начинают выдавать необъяснимые данные. Очень часто при попытке сканирования сканеры просто на время выходят из строя, словно их что-то ослепляет. Из отрывочной информации, которую нам удалось получить, мы поняли лишь то, что это осколок чего-то очень большого. Но мы не знаем, какова эта сущность была изначально.

     – Я знаю, – Саматика сменила изображение на экране. – Аристэ, их жизнь коротка, хотя в их организм заложены скрытые возможности, но они заблокированы, причём не нашими оппонентами с погибших баз, а изначально, – Саматика замолчала и посмотрела на Аристэ.

     – Звёздные Механики, – догадалась темноволосая девушка. – Значит, в этой блокировке есть скрытый смысл? Может поэтому Враг не трогает эту планету. Он сам ищет ответ на этот вопрос.

     Саматика не ответила. Перед ней застыло изображение храма. Компьютер вывел столбик пояснительных данных, хотя Аристэ понимала, что это было лишним. Скорее всего, Саматика получала всю нужную информацию прямо на экран, вмонтированный в глазное яблоко, как и любой агент «Мёртвых подразделений». На экране мерцал собор Василия Блаженного. Он был освещён солнцем на фоне чёрных грозовых туч. Саматика внимательно рассматривала храм.

     – Я бы хотела ознакомиться со всеми религиями этой планеты. Аристэ, мне нужна загрузка в мой персональный компьютер всего, что известно на данный момент по философии и религиозным учениям планеты Земля. Даже отрывочные данные по цивилизациям, которые существовали до Падения. Всё, что у вас есть.

     – Будет выполнено, – ответила Аристэ.

     Она мысленно послала запрос компьютеру и перед её глазами забегали названия разделов с нужной информацией. Похожая на статую собеседница повернулась к Аристэ. Её глаза с пронзительными золотыми искорками зрачков внимательно посмотрели на командующую силами «Мёртвых подразделений» в Солнечной системе. Саматика шагнула к Аристэ и вдруг нежно обняла её. Аристэ почувствовала странное чувство, блаженство, которое она испытывала всего один раз на планете Звёздных Механиков, оставшись наедине с поющими кристаллами.

     – Это не техника Иштар, как ты подумала, – улыбнулась Саматика и отступила. – Это просто моя благодарность.

     – Я не понимаю? – Аристэ была смущена.

     – Просто благодарность. Когда тебя просто так обнимали, чтобы поблагодарить? А на этой планете люди это делают постоянно. У них есть чему поучиться.

     Серебряная женщина отошла и погасила рукой экраны. На секунду наступила темнота, и теперь отчётливо было видно, что Саматика светится в темноте. А потом, выполняя команду компьютера, зажглось земное освещение. Люстра вспыхнула ярким светом, от которого словно погасло исходящее от Саматики сияние, но только не зрачки её глаз. Они вновь пронзительно посмотрели на Аристэ. Следом серебряная женщина спросила:

     – Вы постоянно отслеживаете перемещения Егора Куликова? Последняя информация, полученная от вас интеллект-корпусом, вызвала вопросов больше, чем аналитики получили ответов. Целые часовые провалы. Разве вы не выделили сразу несколько следящих дронов, чтобы Егор Куликов был под постоянным наблюдением?

     – Да, ковит Саматика, но наш маяк, внедрённый в его тело, постоянно барахлит. Сигнал всё время пропадает. Не знаю, что с ним происходит, самодиагностика ничего не даёт. По её результатам маячок работает нормально. Все проверочные команды он проходит, все системы опрашиваются, но по факту он почти вышел из строя. Он часто не реагирует на внешние команды и просто выключается. Остались лишь генетические маркеры.

     – Вашего маячка уже нет, остался лишь его след.

     – То есть, как это нет? – Аристэ не поняла Саматику. – А самодиагностика? Он же опрашивается.

     – Самодиагностика – это опрос всех систем робота и вывод всех параметров его работы. Странно, но каждый раз они одинаковые, до последнего бита. И как же вы просмотрели, что запас энергии маячка не меняется?

     Аристэ молчала. Перед её глазами компьютер вывел данные последнего опроса маячка. Всё было верно. Запас энергии не изменился. Такого физически быть не могло. Но почему же встроенный в неё компьютер этого не заметил, не выделил это несоответствие?

     – И генетические маркеры тоже скоро исчезнут, – добавила Саматика. – Если я правильно понимаю события, дело идёт к развязке. Наш Враг хочет получить то, что долго растил в этом маленьком живом существе. Вот нам и нужно понять, что именно, Аристэ. Ты всё ещё спрашиваешь себя, зачем мне нужно глубоко изучать их религию? Что именно я хочу отыскать? Какие следы?

     Аристэ мысленно превратилась в камень. Серебряная девушка явно читала её мысли. Та поняла это, посмотрев на окаменевшее лицо Аристэ, и улыбнулась:

     – На самом деле тебе это не поможет. Я могу пробить любую ментальную защиту. Но на этот раз этот вопрос очевиден: любой аналитик на твоём месте мысленно задал бы его самому себе. Я просто угадала, – Саматика улыбнулась, при свете люстры её губы вспыхнули искорками света. – Я тебе отвечу: в религиозных текстах этой планеты много мусора, но есть очень важные моменты. Исходя из изучения истории землян, мы пришли к выводу, что контакты с некими высшими существами происходили в древности постоянно. Более того, до этой цивилизации существовала ещё одна высокоразвитая цивилизация, которая погибла очень давно. И её гибель очень похожа на гибель некоторых зеркальных миров. Культ смерти, Аристэ, тот самый пресловутый культ смерти.

     – Я знаю. Мы получили данные расшифровки уцелевших древних текстов.

     – Да, поэтому можно предположить, что в религиозных текстах этой планеты может быть спрятан ключ к пониманию того, что происходит. Для этого я здесь, а не только для наблюдения за вашими действиями. Меня прислали в помощь. Я мыслю не так, как мыслят в интеллект-корпусе. А новый Егор Куликов получил наивысший приоритет. Все другие объекты изучения на этой планете – второстепенны. Чтобы понять, что с ним произошло, нельзя больше мыслить шаблонами.

     Саматика направилась к выходу из зала. Белые пятна на плазменном телевизоре начали тускнеть и пропадать. Остановившись около деревянной лестницы на второй этаж, она бросила мимолётный взгляд на картину, изображающую кораблекрушение, странно улыбнулась и, шагнув на первую ступеньку, добавила:

     – Аристэ, ты даже не представляешь, сколько раз тебя этот Егор ещё удивит. Всех нас. Интересная игра, правда?

     Последние слова она сказала в пустоту, словно в холле был кто-то ещё, невидимый. Но Аристэ знала, что в доме больше никого нет. Все остальные агенты были на задании. Саматика улыбнулась в пустоту и ушла, а Аристэ осталась одна посреди зала для гостей. Потом она подошла к белоснежному дивану, стоящему около каменного стола с резными ножками, и медленно опустилась на его подушки. Она думала о том, что сказала ей Саматика. Отключив все вспомогательные системы, всех виртуальных помощников, она просто думала. Сама. Словно Саматика подарила ей энергию самосознания, расширила её горизонт восприятия и глубину мышления. Кто на самом деле эта серебряная женщина? У Аристэ возникло подозрение, что интеллект-корпус не причастен к её миссии. Как будто не он управляет ею, а она им. Но, может, это просто пустые предположения? Ответа не было.

     Глава 14

     Опять он не смог увидеть сны. Ничего, только пустота. Вечером он закрыл глаза и через секунду, как ему показалось, снова открыл их по звону будильника. Проснувшись, он ещё несколько минут просто лежал в постели на спине. Странно. Если раньше он мог проснуться и за час до сигнала будильника, и за пять минут, или вообще проспать, то сейчас всё было чётко: он ложился, закрывал глаза, проваливался в пустоту и выходил из неё по сигналу. Он даже вынимал батарейки из будильника. Серые цифры на жидкокристаллическом экране пропадали, но ровно в семь часов он слышал это противное «чириканье». Видно здесь не обошлось без вмешательства существа.

     В принципе, в этом был и большой плюс. В прошлой жизни, его часто мучали кошмары, и он, всю ночь во сне переживая приключения вместе с призрачным собой, часто просыпался с чувством, будто и не спал вовсе. Его тело болело, мысли путались, остатки сна смешивались с реальностью в ужасный клубок. Даже кофе иной раз не помогало.

     Яркие сны. Он чувствовал в них запахи, видел всё в цвете, слышал все звуки и пытался вести разговоры с несуществующими людьми. После этих снов в реальной жизни он сильно уставал к концу дня. А теперь всё изменилось. Егор высыпался и вставал утром свежим и отдохнувшим. Больше не было осколков сна, которые жалили его утром, но и не было больше Вали, приходившей к нему в сновидениях. Не было школы, где он встречался со своими одноклассниками, такими юными, ещё полными надежд и планов. Они больше не собирались все вместе по его мысленному зову, больше не ввязывались в разные интриги и не путешествовали по странному Киеву его снов, который, вроде и напоминал город, который он знал, и одновременно был совсем чуждым. В этом городе Егор то узнавал улицы, то попадал в места, которые были ему совсем незнакомы. А были улицы, которые на его глазах полностью перестраивались. Разрушались старые дома, которые он помнил, а на их месте строились новые высотки. Причём строительство шло кварталами, с таким размахом, что в реальной жизни это просто не могло осуществиться. Словно время от времени он путешествовал в зеркальном городе.

     Самое странное, что некоторые сны не просто повторялись, а были продолжением предыдущих снов, хотя между ними могли пройти и годы. В некоторых снах он узнавал места и улицы зеркального города, где бывал прошлый раз, и его узнавали обитатели. Помогая ему один раз, они встречали его снова, здороваясь как закадычные друзья, расспрашивая как дела, вспоминая моменты из предыдущих снов и, если было нужно, снова помогая.

     А сколько раз он опять бывал на Дне Рождения Вали Солнцевой, как тогда, давным-давно, ещё в школе. В разных квартирах, в разных домах. Иной раз, пытаясь добраться, он не успевал, и праздник проходил без него. Он оказывался в пустой квартире, где все уже давно разошлись. А сколько раз она махала ему рукой, исчезая в трамвае, автобусе, а он оставался на остановке, не успев добежать. Десяток раз, может даже два десятка? А теперь всё исчезло. Была только пустота.

     Егор молча лежал в постели и смотрел в потолок. Серый, покрытый в углах тёмными разводами паутины, такой знакомый потолок его комнаты. Егор вдруг решил, что теперь он может одним мановением руки убрать паутину. Он даже поднял правую руку и махнул ею, но ничего не произошло. Серая паутина, колыхающаяся от сквозняков, осталась на месте. Егор встал. Раньше он обязательно потянулся бы и зевнул, сейчас в этом не было необходимости. Его новое тело приспосабливалось к любым условиям быстрее, чем он мог подумать.

     Мама спала. Он тихо, чтобы её не разбудить, пробрался в кухню и заварил себе кофе. До своей смерти он не сильно жаловал кофе, считал его напитком исключительно для тех, кому требовалась инъекция бодрости. Егору, в те времена, она не требовалась. Его жизнь тогда протекла предсказуемо и однообразно. Но только не сейчас. Сейчас кофе стало ему необходимо, оно взбадривало и придавало сил. Хотя Егор ловил себя на мысли, что это скорее самообман. Тем более, это было странным несоответствием его нынешнему состоянию: вряд ли его новое тело действительно нуждалось в подобном «допинге».

     Александр уже ждал его у подъезда, и они поехали выполнять первые заказы. Их было немного, начало сентября оказалось «мёртвым» сезоном и количество заказов уменьшалось.

     – Ну что, начнём? – улыбаясь спросил Александр.

     – Начнём, – ответил Егор, когда они выезжали со двора.

     Александр пропустил пешеходов на тротуаре и подъехал к бордюру. Было видно, что он хочет о чём-то спросить, но раздумывает. Наконец, оглядываясь, чтобы пропустить движущийся по дороге транспорт, он сказал:

     – Знаешь, о тебе Маша всё время спрашивает. Думаю, что она в тебя влюбилась. Что ты об этом думаешь?

     – А ты что думаешь? – спросил Егор.

     Александр пропустил последнюю машину и пристроился к ней в хвост.

     – Не знаю, но вопрос на вопрос – самое лёгкое уклонение от ответа.

     – Наверное.

     Егору вдруг стало тяжело говорить о своих, а тем более о чужих чувствах, но всё равно настанет момент, когда придётся на эти вопросы отвечать. Однако ему нужно было всё обдумать.

     Александр терпеливо ждал, включив на тихую громкость радио. Она транслировала старые хиты 80-х. Проезжая Крещатик, они свернули на Богдана Хмельницкого и начали подниматься вверх. Только тогда Егор спросил:

     – Что ты хочешь узнать?

     – Я про свою двоюродную сестру. Она так тебя нежно любит, ты заметил? Моя мама смеётся иной раз над тем, как Маша неумело строит тебе глазки. А когда я начинаю с ней говорить о тебе, она и вовсе смущается и лопочет всякую чушь.

     – Да, Саша, заметил. Но я.., – Егор запнулся, подбирая слова, – я не могу.

     – Любишь другую женщину? – Александр остановился на светофоре возле пересечения улиц Богдана Хмельницкого и Владимирской.

     – Да, люблю. И очень давно.

     – И как её зовут?

     Егор промолчал. Он не хотел называть имя Вали Александру. Глупый, конечно, поступок. Что случилось бы, произнеси он это имя, но он промолчал. Александр это понял и, пожевав губами, поинтересовался:

     – И у тебя не осталось в душе места для другой? Даже крохотного кусочка? – Александр почесал правую бровь, задумчиво глядя в зеркало заднего обзора. – Как по мне, тебе даётся ещё один шанс. Не стоит его хоронить.

     – Саша, у нас разница почти в двадцать лет. Она молодая, красивая. Со временем она найдёт себе молодого человека, который будет её любить.

     – Возможно, но сейчас она любит тебя. А насчёт возраста… Глядя на тебя не скажешь, что вас разделяет двадцать лет. Я долго не мог привыкнуть к мысли, что на самом деле тебе почти сорок.

     – Это ничего не меняет. О чём вообще этот разговор?

     – О чём? О слезах, что она проливает в подушку по ночам. Не знаешь об этом?

     На самом деле Егор про это знал, но старался не думать. От этих мыслей он чувствовал себя премерзко, но ничего не мог поделать. Машу он не любил.

     – Знаю, Саша, знаю. Но не могу. Тебе это трудно понять.

     – Отчего же? – он снова остановился на перекрёстке Владимирской и бульвара Тараса Шевченко. – Очень даже могу. У меня в школе тоже была девушка, мы с ней примерно год встречались, а потом разошлись. Но я до сих пор помню её, ту первую любовь. Её звали Аня, я называл её Анютой. Какие у неё были глаза! Мне и сейчас кажется, что эти первые чувства были самыми нежными, самыми яркими и самыми… правдивыми, что ли. Только моей жене ни слова! – Александр усмехнулся.

     – А ты с ней целовался, в губы? – вдруг поинтересовался Егор.

     – Конечно. А в чём суть вопроса?

     – А я нет, никогда, даже в щёку она меня не целовала. Мы всегда были с ней на большом расстоянии. Она знала, как она мне нравится, но делала всё, чтобы мне было… – Егор запнулся, – больнее. Вот она, моя первая любовь.

     Александр молчал. Они проехали университет имени Шевченко и, повернув на Льва Толстого, начали спускаться вниз, к улице Саксаганского.

     – Значит разбитое сердце?

     – Значит разбитое сердце, – согласился Егор.

     – Тогда это многое объясняет. А твоё воскрешение, это правда? Я не знаю подробности, но слышал краем уха разговор моей матери с твоей.

     – Да, только больше не спрашивай о нём, хорошо. Пусть это будет моим секретом.

     – Ничего себе секрет, но как скажешь.

     Александр замолчал. Они проехали спуск, справа от них белел забор Старого Ботанического сада. За белыми каменными стенами зеленели большие деревья. Они нависали над забором, роняя вниз листья. Александр с Егором остановились на перекрёстке.

     – Что мне сказать Маше? – Александр кисло улыбнулся. Егор предчувствовал, что этот вопрос возникнет, но не мог в данный момент на него ответить. – Разобьёшь её сердце, как тебе разбила твоя женщи… любовь? – поправился он.

     – Если я скажу «скажи что угодно», ты меня не поймёшь, и даже будешь презирать. Если я скажу, что люблю её, это тоже будет неправда. Что мне делать?

     – Да, дилемма… – Александр проехал Жилянскую и немного сбавил ход. Впереди были ямы на асфальте.

     – Я знаю, что она меня любит простой и чистой любовью… но я не могу. Я не могу ей врать, – Егор отвернулся. На секунду его голубые газа стали карими, какими они были до его смерти.

     – Говорить горькую правду всегда труднее, чем сладко врать. Это я понимаю. Но у меня не выходит из головы та девушка, которая выпрыгнула из окна. Соня, вроде, не помню точно её имя. У меня до сих пор перед глазами стоит её лицо – её безжизненный, тусклый взгляд. Я не хочу видеть такое выражение в глазах Марии.

     – Хорошо, я поговорю с ней, – Егор вздохнул. – Ты прав, нам нужно поговорить. И… Маша не прыгнет, я обещаю, – даже голос у Егора изменился.

     – Ты в этом уверен?

     – Даю слово!

     Александр усмехнулся. Существо показывало Егору, что в нём борются два чувства. Уверенность в словах Егора пытается одолеть сомнение. Призадумавшись, Александр решил, что всё-таки поверил, и «Ситроен» побежал дальше, сменив Льва Толстого на Василия Липковского, быстро проскочив пересечение с улицей Ползунова. Они спешили к заказчику.

     «Александр не может мне помочь, никто не может мне помочь», – думал Егор, разглядывая серый асфальт дороги. От этой мысли Существо кольнуло его болью в районе правой лопатки. Егор поморщился.

     «Ты что-то хочешь мне сказать?» – мысленно спросил Егор у существа, но оно молчало. Как всегда молчало.

     «Пирожок» бежал по улице, огибая маршрутку. Вдруг из-за неё выскочила женщина, и Александр, матюкнувшись, посигналил. Женщина остановилась, и «Ситроен» проехал мимо.

     Существо вновь кольнуло болью Егора. Видения вернулись. На некоторых перекрёстках он видел серые тени погибших людей. Как они погибли? Одна тень указывала пальцем на светофор и грозила кулаком проезжающим машинам. Она вновь и вновь показывала на запрещающий сигнал светофора, крутила пальцем у виска и вновь грозила кулаком. Душа, прикованная к перекрёстку. Вот она, вечно переживающая свою гибель в попытке перебежать дорогу на красный свет. Её зациклило в её же безумстве, в последних секундах её жизни, теперь она – лишь серая тень, грозящая кулаком проезжающим машинам и светофору. В чём её спасение?

     Егора страшили эти видения. Когда он ничего не знал, ему было легче. Он жил по принципу: сделал – так сделал. Авось забудется или простится. Теперь Егор во вспышках видений, даруемых ему Существом, видел, что ничто никогда не забывается. Ни зло, ни добро.

     Мысленно приказав существу угомониться, остаток дня Егор провёл только в работе, не видя и не слыша призраков. Они больше не отвлекали его, но после работы он попросил Александра подбросить его до онкологического центра. Он же обещал маме и должен был сдержать обещание.

     Александр пожелал ему удачи и уехал. Егор остался стоять один на тротуаре, взглядом отыскивая нужное здание. К онкологическому центру вела асфальтированная дорога. Егор стоял как раз перед поворотом на неё. Справа от него осталась Кольцевая дорога, за спиной – Верховинная улица.

     Повернув направо, вдоль сетчатого забора, ограждающего то ли парк, то ли сквер, он зашагал к большим многоэтажным корпусам. Скорее всего, это была территория городского онкологического центра.

     Как же он боялся, что Существо сейчас ему что-то начнёт показывать. Он так этого не хотел. Его мысли сейчас были заняты другим: стоя перед нужным ему корпусом и держа телефон в руке, он никак не мог решиться позвонить. Его грызли сомнения. Что если он не сможет помочь? А если он опростоволосится? Одно дело излечить боль в суставе, другое дело… Егор оглянулся и посмотрел на сквер. Там было пусто. Теней не было видно.

     Долго шагая в раздумьях туда-сюда перед многоэтажным корпусом, мысленно ведя диалог с самим собой, он, наконец, решился и набрал данный ему матерью номер. После гудков вызова ему ответил глубокий мужской бас:

     – Слушаю.

     – Здравствуйте, это Егор. Егор Куликов. Меня просили вам позвонить.

     – Конечно, конечно. Здравствуйте. Я доктор Поляков. Вы где стоите?

     – Перед корпусом, около входа.

     – Отлично, я сейчас спущусь. Ждите, пожалуйста.

     Егор отключил вызов и остался ждать. Вокруг сновали люди. Было очень много пар с детьми. Всё время подъезжали машины, откуда выходили озабоченные мамы и папы, дедушки и бабушки и, подбадривая больше сами себя, вели маленьких детей к входу в больницу. Иногда из корпуса выходили доктора в халатах и следовали по своим делам.

     Прошло минут пять, и из дверей корпуса вышел доктор лет пятидесяти с густой бородкой и внимательно стал оглядывать людей вокруг. Егор понял, что он искал именно его. Существо кольнуло его болью, и Егор увидел доктора в эфирном теле. Серые тени бегали по нему, но они большей частью поглощались светом, голубоватым свечением с розовыми пятнами. Пятна мерцали и перемещались неровными рывками, как будто их удерживали невидимые нити и пятна силились их порвать. Где-то справа, среди припаркованных машин, такими же пятнами вспыхнул и погас белоснежный Лексус. Существо показало Егору, как доктор эмоционально был связан с этой машиной. В этот момент доктор заметил Егора, и по его глазам стало ясно, что он принял решение.

     – Егор? – спросил доктор, подходя к Егору.

     – Да, – сказал Егор и пожал руку.

     – Очень приятно. Я сразу понял, что это вы. Мне тут о вас столько порассказали, просто не верится.

     – А вы не берите в голову, – сказал Егор. – По большей части это сказки.

     – Наверно, наверно, – доктор очень внимательно посмотрел на Егора. Где-то в глубине души Егора кольнула память: он ведь уже видел этого человека. Но где? Доктор Поляков тоже чувствовал, что Егор ему знаком. Но оба они не узнали друг друга.

     – Прошу, – и доктор жестом попросил Егора следовать за ним к дверям центра.

     Преодолев пластиковые входные двери, они попали из знойной жары улицы в прохладный холл больничного корпуса, и доктор Поляков повёл его к лифтам.

     – Знаете, я вот сейчас смотрю на вас, и мне до сих пор не верится в то, что я о вас слышал. Я навёл кое-какие справки о вас. Мне сказали, что вы были мертвы более пятнадцати часов, это правда?

     – А вы как думаете? – переспросил доктора Егор.

     – Я ничего не думаю, я спрашиваю. Можете не отвечать, если не хотите. Мои коллеги из Октябрьской тоже были очень сдержанны в ответах. Хотя многих из них я давно знаю. Они, конечно, иногда любят пошутить, но в разговоре о вас их голоса были серьёзными. Впрочем, как я вам сказал, можете не отвечать.

     – Это сугубо личное, – Егор решил разрядить ситуацию. – Поставьте себя на моё место, что бы вы ответили? Вы знаете, где оказывается тело по истечении пятнадцати часов с момента смерти? Вы же врач.

     – М-да, я вас понял. Оставим эту тему, – согласился доктор.

     Он снова очень внимательно посмотрел на Егора. В его тёмных глазах застыло сомнение: а он ли это или не он? Он точно раньше видел Егора, но сейчас он одновременно и узнавал и не узнавал его. Лифт звякнул сигналом прибытия, двери открылись, и из прибывшей кабины вышло несколько человек. Когда они вошли в кабину, к ним успел заскочить ещё один мужчина, вставший у дверей и повернувшийся к ним спиной, нервно сцепив пальцы.

     Лифт закрыл двери и начал двигаться вверх. Мужчина, не проронив ни слова, начал хрустеть пальцами не замечая взглядов попутчиков. Лифт приехал на четвёртый этаж, и мужчина, едва открылись двери, выскочил из кабины. Егору и доктору Полякову нужно было ехать выше. Егор увидел на секунду ауру этого мужчины. Она горела страхом и переживаниями. Где-то сверху мелькнула тень шептуна, и его злобный шёпот послышался в кабине:

     – Неудача, неудача. Ничего не поможет тебе, Олежка, ничего!

     – Пшёл вон! – тихо, сквозь зубы процедил Егор.

     Существо кольнуло его болью, и шептун почувствовал присутствие существа. Он мгновенно замолчал и исчез.

     – Вы что-то сказали? – доктор Поляков повернулся к Егору. – Я не расслышал.

     – Я подумал про этого мужчину, который ехал с нами, – соврал Егор. – Куда он так спешит?

     – Это предоперационное отделение. Здесь никто не будет бегать просто так.

     Они прибыли на нужный этаж и вышли. Доктор Поляков подошёл к дежурной и взял небольшой кулёчек.

     – Одевайтесь, – сказал он.

     – Что это? – переспросил Егор, заглядывая вовнутрь.

     – Спецодежда. Бахилы, одноразовый халат, повязка на лицо, головной убор. Вы в реанимации, в отделении интенсивной терапии.

     Егор оделся в коридоре около лифтов, и они направились вглубь коридора через стеклянные двери. В коридоре было удивительно тихо. Егор думал услышать детские голоса, возню, звуки игрушек, хоть что-нибудь, но ничего этого не было, а в воздухе витал букет лекарственных запахов. Доктор Поляков словно прочитал его мысли.

     – Мы с вами в реанимационном отделении, а не терапевтическом. Здесь детей готовят к химиотерапии, и они здесь находятся после неё. Здесь вы не услышите детских голосов.

     Существо вновь кольнуло Егора. Оно показало ему то, как здесь было на самом деле. Чистый, светлый коридор исчез. Потускнели рисунки на стенах, потемнел белый потолок. Вернее, всё это осталось, но было теперь охвачено языками пламени. Коридор горел. Эта картина показалась Егору знакомой, словно он уже где-то видел подобное. Здесь не было теней, не было шептунов, здесь были только странные блики.

     И тут Егор понял, что это за огонь. Это был страх. Стены, потолок, картины и мебель впитали его. Этот коридор был концентрацией боли и страха. Эти полупрозрачные и холодные язычки медленно двигались по стенам, и иногда в них появлялись призрачные облака-фуметти. В них были собраны детские воспоминания и мечты. Они плавали около Егора. Одни улетали вверх и исчезали, другие ждали своего часа. Егор дотронулся рукой до одного такого облачка. Рука засветилась, и по ней поползли светлые пушинки. Он увидел солнечный свет, зелёные холмы. Где-то внизу, среди деревьев, синела лента реки. Он увидел детей, которые, смеясь и визжа, запускали змея, и он бежал рядом с ними. Егор отдёрнул руку. Это было так ярко, словно он действительно только что бежал по этому заросшему высокой травой холму.

     Рядом плыло другое облачко. Оно тоже что-то шептало. Егор дотронулся до него и увидел огромную квартиру, экран планшета с игрушкой-стрелялкой, а рядом – громадного лабрадора. Пёс спал, сладко-сладко. А потом изображение сменилось, и теперь вокруг был снег, много снега и огромная снежная горка, где с визгом каталась ребятня. Взрослые помогали им поднять на гору санки и растаскивали кучу-малу, если она образовывалась внизу, у подножия.

     – С вами всё нормально?

     Среди облачков воспоминаний возник доктор Поляков. Он горел разным сиянием. Холодный голубой свет был размазан розовыми зонами. И на этом фоне проскакивали серые тени нерадостных событий в жизни врача.

     – Да.

     Егор опустил руку, и видения начали таять. Несколько почти невидимых в дневном свете облачков выплыли справа из-за дверей палаты и растаяли. Следом послышался детский плач. Егор остановился около дверей палаты, прислушиваясь.

     – Когда родители уходят, дети очень страдают. Многие плачут, другие просто тихо смотрят в потолок. Потом они засыпают. Они почти всегда спят. Иногда я спрашиваю себя, а что им снится?

     Доктор подошёл к двери палаты и приоткрыл её. Егор заглянул внутрь. Вдоль стен стояли несколько коек, на которых лежали маленькие дети. Они были сплошь лысые, кожа их была бледная, почти прозрачная. Они спали, одни глубоко, другие – подёргиваясь во сне и тихо постанывая. Один ребёнок, в самом углу, плакал.

     – Эти пациенты прошли курс химиотерапии. Теперь остаётся только ждать, помогла она им, или нет.

     В воздухе висело гнетущее чувство. Егор видел его, как странное марево. Оно было блекло-разноцветным, словно цвета очень долго разбавляли, пока они стали практически не видны, а потом погрузили их в плывущий горячий воздух.

     Иногда марево опускалось, и тот или иной ребёнок начинал светиться. После этого свет стягивался в каплю и превращался в облако. Детские сны. Дети мечтали, поражённые недугом и болью. Они очень хотели жить, и энергия их душ посылала призывы о помощи в небеса.

     Егор отошёл от двери. Он не мог больше смотреть на это, но Существо решило над ним поиздеваться. Оно продолжало показывать ему другой мир, облачка отчаяния и детских мечтаний. Их Егор чувствовал особенно сильно. Он ведь и сам мечтал. Он ведь и сам совсем недавно мучился от своей беспомощности, как лежащие в палате дети.

     Доктор Поляков больше ничего не спрашивал, а молча наблюдал за Егором. Егор видел на нём вспышки сомнения. Странные флюктуации света, словно кто-то перемешивал световую вуаль и, отделяя её от тела, бросал прочь. Вуаль растворялась в сантиметре от Егора.

     – Знаете, мне кажется, что я где-то вас уже видел в своей жизни, – сказал доктор. – Меня не покидает это ощущение с момента нашей встречи. Но я никак не могу вспомнить, где я вас встречал.

     – Странно, я вас точно не встречал, – ответил Егор.

     Он сжал кулаки и попытался взять себя в руки. Ему понадобилось с минуту, чтобы его нервы перестали гудеть. Существу, видимо, надоела забава, и то, что оно показывало, начало испаряться.

     – Значит, вы на кого-то очень похожи. Знать бы на кого, – доктор рукой показал в конец коридора. – Нам туда.

     – А что вы видите? – вдруг спросил он, шагая по коридору.

     – Я вас не понимаю?

     – Ну, если вы экстрасенс, вы же должны что-то видеть? Или вы просто чувствуете?

     – Я не могу вам это объяснить в двух словах. Да, я кое-что вижу.

     – Опишите, пожалуйста? – Доктор Поляков сбавил шаг и посмотрел на Егора. Они остановились около белоснежной двери с номером «24».

     – Зачем вам это? – поинтересовался Егор. – Если вы думаете, что я притворяюсь, то тогда, может, просто развернёмся и уйдём отсюда? Честно признаться, я совсем не горел желанием сюда прийти.

     – Знаете, не важно, что думаю я. Я достаточно опытный человек, чтобы пропустить информацию сквозь фильтр разума, отделив ложь от правды. Мне о вас многое рассказали. Сначала я был против того, чтобы вас сюда пригласить. Но в данном случае ребёнку терять нечего. Его зовут Тимофей. Он из небольшого восточного городка. Вы же знаете, как там с экологией, особенно в городах-сателлитах больших комбинатов. Ещё год назад были собраны деньги на его лечение за границей, но мошенники смогли добраться до банковой карточки и снять все деньги. Их нашли. Представляете, они проделали это прямо в тюрьме, не выходя из камеры. Но, хотя мошенников нашли, деньги пропали. Однако родители Тимофея не отчаялись. Они снова попросили помощи, и деньги снова собрали. Но было поздно. Мы провели два сеанса химиотерапии и – тщетно. Анализы показали, что улучшения нет. Вердикт один – хоспис. Знаете, что такое хоспис?

     Егор покачал головой.

     – Это когда безнадёжных детей накачивают наркотиками и обезболивающими, чтобы они больше не страдали и умирали тихо. На словах это звучит гуманно, что основная цель пребывания в хосписе – облегчить человеку страдания в последние дни жизни. Хоспис – это смертельный приговор.

     И вот за этой дверью лежит мальчик, которого должны отправить в хоспис через два дня. И вот здесь вы, обладающий некоей силой. Вы шагнёте за эту дверь и… не знаю… перешагнёте невидимую границу и попадёте в другой мир, где лежит умирающий четырёхлетний ребёнок, которому с миру по нитке собирали деньги, очень долго собирали. Знаете…, – доктор Поляков на секунду запнулся, собираясь с мыслями, – …когда обнаруживают рак мозга с метастазами у известной певицы, или актрисы, которую обожают миллионы, деньги собираются за считанные дни. Причём суммы огромные, хотя и сами они – люди не бедные. А вот когда умирает маленький безвестный мальчик, единственный сын родителей, ютящихся в двухкомнатной квартире на окраине индустриального городка, кто думает о жизни маленького человека? Он безвестен, у него нет толп фанатов, у него нет счетов в банках. Он маленький человечек, который даже ещё толком не успел пожить. И вот всё, приговор, хоспис. Вы сейчас зайдёте в палату, и я вас снова спрашиваю: вы готовы? Если вы… – доктор Поляков опять запнулся, обдумывая следующее слово, – …тот самый человек, за которого вас принимают, вы готовы попробовать помочь? А если вы просто обманщик?

     – Вот зачем вы спрашивали, был ли я мёртв? – сказал Егор.

     Кончиками пальцев он ощущал, как дрожит воздух. Ему начинало казаться, что в коридоре, где слышались механические звуки, пощёлкивание, шаги медперсонала, нарастает гул, словно где-то играли трубы. – Да, я был мёртв в течение пятнадцати часов. Меня раздавил грузовик. Это правда.

     – Вы уж простите, я хотел удостовериться. И... Нет, пожалуй, я не буду об этом вас спрашивать, – доктор вздохнул, рассматривая дверь палаты. – Понимаете, я не могу рисковать. И дело тут не только в моей репутации. Там сидят папа и мама ребёнка. Они уже всё знаю. Вы сможете посмотреть им в глаза? Я не могу.

     Егор посмотрел на длинный и пустынный коридор, залитый светом вечернего солнца. За окном была жизнь, полная веселья, счастья, надежд. Здесь же всё было в напряжении: как натянутая струна, она может лопнуть и оборвать жизнь, а может спружинить и отбросить болезнь прочь. Работать здесь Егор бы не смог.

     В конце коридора прошла медсестра и, открыв дверь, исчезла за ней. И снова наступила тишина, нарушаемая лишь электронным звуком работающих перфузионных насосов.

     Существо вело себя странно. Оно то силилось ему что-то показать, то передумывало. Он то окунался в сполохи света, в странные фиолетовые молнии, иногда пробегавшие по полу и исчезавшие за дверями, то его окружали облака просьб и надежд, уплывающие в потолок и странным маревом дрожащие среди стен, то вновь всё становилось обыденным. Хотя как в таком месте можно было чувствовать себя обыденно?

     – Я тоже не смогу, наверное, – сказал Егор. – Я просто иногда могу помогать людям, но ничего не обещаю. Это не от меня зависит.

     – От Великого Равновесия? – Доктор Поляков грустно улыбнулся. – Это мне тут несколько лет назад ясновидящая говорила. Её наняли родители девочки, которой не помогла операция. Улучшений не наблюдалось, и было решено снова взять биопсию на предмет скрытых очагов, а тут они эту женщину притащили. Я был против, но родители девочки устроили истерику. Они были на пределе, в общем, я сдался. Наверно зря я так поступил. Она ходила вокруг ребёнка, делала странные пассы руками, что-то там чувствовала. Столько глупостей наговорила. И про равновесие энергии, и про целебные эликсиры, и про чудодейственные талисманы, но всё равно ошиблась. Второй очаг мы нашли, но не в том месте, где она указала. Зато потеряли уйму времени на весь этот... словесный хлам.

     «Он хочет проверить меня», – подумал Егор. – «Что же, он прав. Я и сам себя проверю».

     – Одно мне запомнилось, – доктор машинально погладил свою бородку. – Она сказала следующее: если хочешь кому-то что-то дать, будь готов у кого-то что-то отнять. Это единственное, что она сказала верно.

     Егор согласно кивнул. Доктор нажал на ручку и открыл дверь. За дверью была маленькая комнатушка, где стояла всего одна койка. На ней лежал маленький мальчик. Он судорожно дышал, со странным сипом, словно задыхаясь. Егор остановился в дверях, наблюдая, как тяжело дышит мальчик. Доктор Поляков поймал его взгляд:

     – Это медикаментозный сон. После последнего сеанса химиотерапии, к сожалению, бесполезного, ребёнок введён в состояние принудительного сна.

     – Но его дыхание… Есть же трубки для принудительного дыхания, он же задыхается!

     – Но пока дышит самостоятельно, – доктор замолк. – Не надо сыпать соль на мою рану. Это обречённость, – после последнего слова доктор Поляков смолк.

     Егор смотрел на мальчика, и даже без существа чувствовал тягучее давление на психику.

     Рядом с ребёнком сидели два человека. В изголовье кровати, поглаживая малыша по лысой голове, сидела мама. Егор не знал, сколько ей лет, Существо не показывало, но женщина выглядела старой и осунувшейся. Испещрённое морщинами лицо, выплаканные глаза, дрожащие губы. Вот она, печаль. Не всей Вселенной, а печаль одного человека.

     Женщина была одета в тёмное. Тёмная блуза, тёмный платок, тёмно-серая юбка. Она сидела перед своим ребёнком и больше не плакала. Слёзы давно иссякли.

     Рядом, обхватив голову руками, сидел худощавый мужчина в помятом костюме. Егор не видел, плакал ли он, но когда открылась дверь, тот даже не поднял голову. Когда Егор вошёл, он заметил, как у мужчины мелко трясутся плечи. Они говорили яснее любых слов.

     Говорят, что мужчины не плачут. Очень даже плачут. Они могут плакать горько, они могут плакать тихо, не выплёскивая свои чувства. Есть мужчины, которые плачут напоказ. Но сейчас Егор видел плачущего папу, который плакал, потому что больше ничем не мог помочь своему ребёнку. Он не хотел показывать свои слёзы, поэтому просто уткнулся в свои руки и даже не поднял головы, когда доктор Поляков и Егор вошли.

     Женщина была в прострации. Она скользнула безразличным холодным взглядом по вошедшим и вновь склонилась к своему ребёнку. Её не волновало больше ничего, кроме сына. Он был смыслом её жизни.

     – Знаете, – Поляков рукой остановил Егора, – у нас, врачей, есть такой термин: профессиональная деформация. Это когда чужая боль уже не ранит так, как раньше, когда ты только пришёл на эту работу. Ты говоришь несчастным людям правильные слова, пытаешься успокоить, хотя понимаешь, что это всё – чисто автоматически. Сегодня один ребёнок, а завтра – другой.

     – Тогда зачем вы мне это говорите? – спросил Егор.

     – Наверное, чтобы высказаться и облегчить свою душу. Чернеет она у меня, чернеет. Чувствую я это.

     Доктор Поляков повёл себя странно. Он вдруг замер на несколько секунд, а потом дёрнул головой, словно стряхивая наваждение.

     Они подошли к койке. Их разговор никто из родителей ребёнка не услышал. Они были так поглощены своими мыслями, что могли слышать только самих себя. Попискивал перфузионный насос, что-то тихо звякало и пело. Машины поддерживали жизнь ребёнка и только-то.

     – Евгения, – тихо позвал доктор, но женщина даже не пошевельнулась.

     Зато поднял голову с рук отец ребёнка. Его глаза вспухли от слёз и светлые дорожки бежали по щекам.

     – Доктор, ну неужели ничем нельзя помочь? – спросил он. – Мы найдём деньги, заплатим. Мы найдём, я обещаю. Квартиру продадим, мои родители помогут. Неужели нет выхода?

     – К сожалению, нет, – только с помощью существа Егор увидел, как тяжело дались доктору эти слова. Сколько энергии он растерял бесполезно в пространство.

     Мужчина тяжело вздохнул и поник плечами.

     – Мы провели три химиотерапии. С разными компонентами и разными дозами. Мы подошли к грани, но ничего не помогает. Ничего, – доктор Поляков замолчал, сдерживая эмоциональный выброс. – Положительной динамики нет.

     Женщина вдруг очнулась от этих слов и улыбнулась. Что это была за улыбка, что она значила? Егор отвёл взгляд. Даже Существо не хотело помочь Егору разобраться. Оно жило своей, непонятной жизнью.

     Егор подошёл к ребёнку. Он снял со рта повязку, чтобы она не мешала ему говорить, и посмотрел на ребёнка своими красивыми голубыми глазами. Мальчик по-прежнему тревожно спал. Он дышал со всхлипами и стонами, его грудь вздымалась и опускалась с болезненной частотой.

     Егор поднял руку и остановил её над головой ребёнка. Маме Тимофея показалось, что он захотел причинить её сыну боль, что эта большая, широкая рука сейчас его задушит. Женщина дёрнулась, чтобы схватить руку Егора, но в последний момент передумала. То ли она поняла, почему Егор здесь, то ли увидела, что он не собирается навредить её сыну. Зрелище погибающего малыша спутывало мысли матери, она кругом видела угрозу. Егор это понял и без своего дара – всё отражалось в её глазах. Поэтому он замер, держа руку над головой ребёнка и ждал. Он ждал, когда в глазах женщины появится искорка понимания.

     И тут Существо наконец дало о себе знать: у Егора сдавило грудь, словно и ему стало трудно дышать. Ему стало понятно, что Существо питалось им, когда показывало ему видения и помогало людям. За всё нужно платить, так там сказала ясновидящая? У кого-то взял и кому-то отдал. Но надолго ли Егора хватит? Откуда он черпает свою энергию и какой глубины этот источник?

     В новой вспышке Егор увидел душу женщины. Она горела и сгорала. Чувства – кипящие языки пламени – сжигали её эфирные тела, и душа старела на глазах. Волосы женщины покрывались сединой, а лицо – морщинами.

     – Не надо трогать Тёму, ему больно, – сказала женщина. – Просто не трогайте его.

     – Я хочу помочь, – тихо ответил Егор.

     – Чем? Что вы можете сделать?

     – Меня зовут Егор Куликов. Меня попросила…

     То, случилась дальше, Егор никогда не забудет. Женщина подпрыгнула на месте, вскочила со скамейки и бросилась ему в ноги. Она обняла их и тихо запричитала:

     – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

     Егор на секунду опешил. Взяв себя в руки, он поднял женщину, поставил на ноги и сказал:

     – Я попробую. Ничего не обещаю, но попробую.

     – Всё что угодно, что у нас есть. Всё, всё отдам, только спасите сына.

     Мама Тимофея не плакала. Её слёзы давно иссякли, но взгляд был таким пронзительным. Егор усадил её обратно на скамейку, где её руки взял в свои отец ребёнка. Он молчал, но глаза говорили яснее всяких слов.

     – Я же говорю, я попробую.

     Егор почувствовал холод сомнения. А вдруг не получится? Вот он, его «звёздный» час. И вот лицо его любимой. Что она ему говорит?

     Егор ещё раз вздохнул и поднёс руку к голове ребёнка. То маленькое сокровище, которое он прятал от всех в своей душе, его Валя Солнцева стояла перед его глазами и улыбалась. Его правая рука над головой ребёнка задрожала, но Валя Солнцева улыбкой подбадривала его и шептала: «Помоги». И он решился.

     Опустив руку на голову Тимофея, он ничего не ощутил, совсем ничего. Он провёл рукой от затылка до лба, коснулся груди и вновь погладил голову. Ничего, пустота. Существо молчало. Оно не реагировало на призывы Егора, даже не замечало его. Егор снова повторил движения руки, но опять в ответ была пустота. Впору было рассмеяться, и Егор едва сдерживал нервный смех, готовый вырваться из его горла. Вот и всё. В душу запала такая обида.

     «Ну и где вы все, добрые и злые голоса?! Где ты, сволочь, сидящая во мне? Почему сейчас молчишь? И где эти тени из серого тумана забытья? Ну, шептуны, вы можете сейчас меня разорвать. Вы же можете сейчас ядовито шептать о моём поражении, почему тишина? Как приносить мне эмоциональную боль, так вы всегда рядом. А как помочь – так никого нет. Струсили?» – мысленно возопил Егор. – «Хочу просто получить ответ на мой вопрос: почему не получается?»

     Он несколько раз мысленно повторил это, стараясь не смотреть в глаза женщине. Но в ответ была только тишина. Егор выпрямился и повернулся к выходу. Он отрицательным движением головы показал доктору Полякову, что ничем не может помочь.

     Почти дошагав до двери палаты, он услышал:

     – Да, – вдруг сказал папа Тимофея. – А говорят, есть Бог, и есть ангелы. Ангелы, видите ли, летают над Землёй и спасают детей. Души маленьких детей чисты, и ангелы стараются их спасти. Только не указано, в этом мире они спасают или в ином? Вот же охрененная сказка!

     – Это религия и вера, – ответил доктор Поляков, выпроваживая Егора жестом. – Вера и любовь – последнее, что остаётся. Хоспис, это место, где ребёнка окружат домашним уютом, где придут священники, которые будут его успокаивать, наполнять душевным спокойствием. Придут волонтёры, и их улыбки и их любовь сделают так, чтобы Тима забыл о боли. Он будет играть в любимые игрушки, смотреть спектакли, я обещаю. Я обещаю, он уйдёт с улыбкой.

     – А мы? – почти закричала женщина. – Что остаётся нам?

     «Память», – мысленно ответил Егор.

     На негнущихся ногах Егор дошёл до двери палаты и, остановившись в шаге от неё, вдруг тихо прошептал.

     – Боже, я готов пожертвовать свою любовь к моей Вале ради этого ребёнка. Что, и эта жертва слишком мала?

     И опять в ответ тишина. Тогда он взялся за ручку, чтобы нажать на неё и выйти, и в этот момент из тьмы появилась серая рука. Она была призрачная, но Егор увидел женственные линии пальцев и маленькую ладошку.

     «А ты готов увидеть ужас? Ты готов шатнуть маятник в другую сторону?» – зашептал знакомый Злой голос.

     «Ты вернулся?» – Егор был даже рад, что хоть что-то вернулось к нему в эту трудную минуту, хоть какое-то знакомое создание.

     « Не радуйся, идиот, ты даже не знаешь, что ждёт тебя. Оно не хочет тебе показывать боль ребёнка, потому что оберегает тебя. На этого ребёнка ей наплевать, а на тебя нет!»

     «Ей? Это она?»

     «Ты правда идиот, или притворяешься?! Она спасает тебя от бездны! То, о чём ты просишь, является противоречием устоявшимся правилам. Ты не представляешь, что с тобой произойдёт, если ТЫ её попросишь».

     «А почему она вдруг выполнит мою просьбу?»

     «Ну какой же ты придурок, просто нет слов! До твоего слияния с ней на тебя и на всех нас ей было просто наплевать. Для неё наши сущности сводились к одному: подзаряжаемся в оболочках физических тел, а после смерти – свободная энергия в эфире, которой можно питаться, особенно накопленной информацией, чувствами. Но это был механический процесс, а ты подарил ей нечто новое – сопереживание. Этого она ещё никогда не чувствовала. Ты знаешь, почему Творцы, или Звёздные механики, изначально снабдили нас физическими телами? Именно для создания новых разновидностей эмоциональной энергии. Чтобы мы всё время что-то искали.

     – Ерунда, – прошептал Егор, держась за ручку. Он старался придать лицу выражение раздумья. – Наши чувства испокон веков оставались одними и теми же. Что ещё нужно искать?

     «Тссс!» – существо почти выплыло из двери. – «Если нас услышат, мне конец. Есть элементы Клубка, которые не хотят, чтобы люди знали это! Я тебе открываю правду, потому что думаю, что заслужила».

     Егор повернул ручку и медленно начал открывать дверь. За его спиной доктор Поляков что-то говорил родителям Тимофея, успокаивал, но Егор не слышал его голоса. Он сосредоточился на диалоге со Злым голосом.

     – Ты не ответила. Что я показал существу?

     «Ответила. В моём ответе всё ясно. У неё появилась к тебе привязанность. Поэтому она тебя оберегает, балбес!»

     Возможно, доктор Поляков услышал шёпот Егора с самим собой и посмотрел в его сторону укоризненным взглядом. Егор понял, что нужно уходить. Он распахнул дверь и шагнул в коридор. В этот момент он спросил:

     «А тебе какая разница? Ты же чёрная душа. Ты почти исчезла, осталась всего лишь тень. Тебе какое дело?»

     Злой голос долго молчал и потом, после долгой паузы, он ответил:

     «Я хочу прощения. Я знаю, ты можешь мне это дать».

     «Тогда…»

     «Заткнись!!! Заткнись и ещё раз заткнись. Не нужны слова. Нужно прощение. Я хочу уйти, чтобы мои светлые воспоминания остались со мною, и я могла их вновь увидеть во сне, когда снова буду рождена. Только из-за них, только из-за них я пошла на это. Смерть и разложение, или жизнь со сказками во снах. Я хочу видеть яркие детские сны, как ты! Я хочу ещё раз увидеть жизнь глазами ребёнка».

     «Злой голос, но это Существо не слышит меня!»

     Егор начал злится. Это были пустые разговоры. Он начал закрывать за собой дверь. Краем уха он услышал тоскливый вой женщины и голос её мужа, пытающийся её успокоить.

     «Слышит, слышит. Поверь мне, как женщине. Очень даже слышит. Попроси её. Но не в приказном порядке, а погладь. Нежно прикоснись к ней и тихо поцелуй. Мысленно. Женщина любит ушами, прошепчи ей то, что она хочет услышать, и она растает».

     Егор выпрямился, расправил плечи и, повернувшись, твёрдым шагом направился обратно. Доктор Поляков, склонившись над женщиной, что-то ей рассказывал.

     – Нужно смириться, нужно дать ребёнку в последние дни как можно больше радости.

     Но убитая горем женщина вновь его не слышала. Последняя надежда в ней умерла. Увидев, как Егор возвращается, доктор Поляков замолчал и удивлённо посмотрел на Егора. А тот положил руку на голову малыша и стал медленно вести её над телом ребёнка.

     Когда он полностью прошёлся по телу рукой, он мысленно сказал: «Я хочу прикоснуться к тебе, как к щеке любимой», – обратился он к существу. Опять перед его глазами возникла Валентина Солнцева. Но теперь её зрачки горели салатовым светом.

     «Я хочу поцеловать тебя, нежно-нежно, чтобы ты просто улыбнулась от поцелуя и погладила меня. Я хочу подарить тебе любовь, я хочу поцеловать эту женщину, которую ты видишь в моих грёзах, и ты, Существо, можешь помочь мне в этом. Подари надежду, просто надежду её поцеловать, и я подарю тебе часть своего сердца и души. А теперь, я готов это сжечь!».

     Глаза его Валентины сияли салатовым светом. Она уже не улыбалась, а просто смотрела на него. Её губы ни двигались, а мускулы лица застыли, и тогда Егора ударила боль. Сильная боль, но он готов был её пережить.

     И Существо показало ему. Вот она, боль Тимофея. Он ощутил жар в руке, когда провёл ею над головой, сильный жар вдоль позвоночника и острые болезненные искры почти во всём теле. Как горело тело ребёнка!

     – У него рак мозга, вы ещё на первичной стадии идентифицировали её как злокачественную опухоль, мультиформную глиобластому.

     Глаза Егора почернели. Мама Тимофея увидела это и ойкнула, но её муж удержал женщину от спонтанного порыва. Он тоже увидел как изменились глаза этого высокого парня, но его словно что-то удержало от выражения эмоций, и, обхватив жену руками, он усадил её обратно.

     – Но вы ошиблись с диагнозом после первой химиотерапии: эта была опухоль метастатического происхождения, Потом вы нашли вторичные очаги, метастазы в обоих лёгких. Вы провели ещё две терапии, но ничего не помогло. Вы также нашли злокачественные изменения в его спинном мозге, в лёгких и печени. Но поражён уже желудок и почки. Я чувствую жар в его костях. Костный мозг меняется. Я ничего не пропустил?

     – Как?! – выдохнула женщина и сникла. Руки её мужа дрожали. – Я же читала его амбулаторную карточку!

     Доктор Поляков раскрыл рот и молчал. Молчали все. Егор тихо вздохнул и прикрыл глаза. Его голубая радужная оболочка превратилась в чёрную, а зрачки – в салатовые огоньки. Он увидел. Существо показало, что творилось в душе у ребёнка.

     Что значит хоспис, что значит приговор смерти? Понять это могут только те, кому он был вынесен. Это тёмная бездна безумия. Страшен тот час, когда человек, наслаждающийся жизнью, заглянет в душу обречённого на смерть. Но Егор сам об этом попросил и он увидел.

     Он словно стоял за мутным толстым стеклом, покрытым коричневым налётом, со старыми выбоинами, посеревшими от времени. Он не мог понять смысл этого стекла, и почему на нём столько выбоин и трещин, а спросить было не у кого. Стекло было неровное, словно форма, в которой его отливали, имела волнистую поверхность. Изображение за стеклом плыло и искажалось.

     Перед Егором была комната, где на странном голубом песке, словно рассыпали медный купорос, сидел маленький мальчик. Он не плакал. Он просто боялся. Он вздрагивал от страшных звуков и вспышек на стенах. Закрыв ладошками лицо, он просто сидел и боялся. А на стенах вокруг танцевали бесы.

     Егор вспомнил свой почти забытый сон про школу. Там тоже в голубом свете уличного фонаря на стене класса танцевали бесы, но здесь и сейчас они были намного страшней и реальней, чем в его сне. Вот они – прыгают и кривляются на этом стекле с коричневым налётом. Этот налёт давал им жизнь, прозрачное стекло оставалось прозрачным, а коричневый налёт помогал воплотиться.

     Вот они толкаются, извиваются и что-то показывают, отчаянно жестикулируя. Их вид пугал ребёнка всё больше и больше, он всё сильнее прижимал лицо к ладошкам, а бесы радовались этому страху.

     Егор попытался раздавить стекло, но не смог. Он ощущал холод, исходящий от стекла, словно это было не стекло, а лёд, однако оно не поддавалось усилию Егора. А за ним бесы пожирали память ребёнка, его первые шаги, его первую улыбку маме, его первое слово. Всё это возникало в глубине стекла, в призрачном свете. Там в странных искажённых зеркалах возникали картины, блеклые картины, словно краски сна пропустили через воду и разбавили их, лишив сочности, и бесы довольно пожирали этот разноцветный суп, как паук высасывает жертву.

     Ребёнок мысленно готовился к смерти. Он смирился с этим и дарил то, что накопил за свою недолгую жизнь. А кому он ещё мог это отдать? Маме? Он любил маму, очень любил, и папу тоже. Но их здесь не было. Были только эти стеклянные стены, а за ними – страшные кривляющиеся существа.

     А ещё были странные картины. Девушка, обнимающая огромный букет роз...

     Существо ударило Егора болью. Нет, это видение не было просто выплывшей из памяти картинкой, которую Тимофей случайно подсмотрел. Егор вдруг понял, что мальчик хотел поделиться чувствами с родственной душой, со своей будущей девушкой. Он никогда не видел её, но знал, что когда-нибудь, мимолётно увидев её взгляд, поймёт, что она – именно она – его любовь.

     Но сейчас её не было рядом. А были бесы, пожиравшие его мечты. И стеклянная клетка.

     Егор вдруг подумал, что на самом деле нет никакой прозрачной клетки, нет бесов. Это всё видения, порождаемые воспалённым мозгом мальчика. Это были его кошмары. А в них он испугался приговора и сдался, он больше не хотел бороться за жизнь, он просто боялся.

     «Смотри, Егор, смотри. Посмотри, как гибнут мечты мальчика. И ты считал, что твоя боль неразделённой любви к Вале Солнцевой самая глубокая? Что больнее её ничего нет?»

     «Это всего лишь видения, – мысленно ответил Егор, – галлюцинации».

     «Ты так думаешь? Кошмары, это не только видения. В кошмарах душа ослабевает, и ослабевает её защита, особенно у детей. Ты думаешь, что сходят с ума просто так? Сравни сейчас свою боль от безответной любви с тем, как мальчик раздаривает бесам любовь к той, которую никогда не видел, но знает, что она где-то есть. Ты понимаешь, о чём я тебе шепчу? И низшие существа-паразиты слетаются на погибающую душу, как мухи на гниющий труп, они поедают эту энергию. Ты видел нечто подобное, когда был мёртв, но просто не помнишь. После этого ты ещё испытываешь жалость к себе, любимому?»

     Как Егор разозлился! Он даже почувствовал, как по его телу побежали огненные пятна. Он изо всех сил ударил по матовому стеклу, но на нём не возникло даже трещинки. Ничего. Всё было бесполезно. Но ведь должен же быть выход. Не бывает совсем безвыходных ситуаций, должно же быть решение. Он не зря здесь. Может, это судьба, а может, это существо его ведёт. Что оно? Егор злился и чувствовал, что что-то начинает зарождаться в нём. Испугавшись, он глубоко вдохнул и начал успокаиваться.

     «Может, ещё пару раз ударишь? Ты понял, что не получится? – хихикнул Злой голос. – Бей сколько хочешь, а я посмотрю».

     Остатки ярости несколько минут кипели в Егоре, а когда он смог успокоиться, то увидел смотрящие на него лица. На него смотрели все. Мама, папа Тимофея и доктор Поляков. За их спинами растворялся призрак Вали Солнцевой. Последними погасли её салатовые зрачки. Она что-то шепнула ему, но Егор не расслышал. Ему помешал звук работающего насоса и стоны мальчика. Он не услышал. Он прислушивался ещё несколько секунд, может шёпот повторится, а потом, вздохнув, медленно сказал:

     – Мне нужно подумать.

     От этих слов мама ребёнка взорвалась. То, что копилось в ней, то, что она сдерживала, вырвалось наружу эмоциональным взрывом. Она накинулась на доктора Полякова.

     – Зачем, зачем вы мучаете нас?!! Зачем даёте надежду?!!! Он ничего не знает, он просто повторяет то, что вы ему рассказали!!! Что вам нужно, деньги? У нас их больше нет!!

     – Я ему ничего не рассказывал про диагноз, – тихо ответил доктор. Он говорил тихо, хотя внутри у него всё кипело. – Ничего. Я знаю, что он помогает людям, клянусь своей репутацией. Но, здесь…

     – Да кому она нужна, ваша репутация? – тут уже начал говорить отец больного ребёнка. Его жена просто стонала, больше не в силах говорить. Вспышка гнева у неё прошла, осталась лишь пустота. – Вы нам что говорили? Ещё полгода назад! Нужно верить, нужно подбадривать. Всегда есть надежда, всегда есть позитивный фактор. И где он? Вот он! – он достал откуда-то бумагу и протянул доктору Полякову, который побледнел, но держал себя в руках. – Направление в хосписное отделение!

     Ребёнок не слышал эти эмоциональные крики. Он просто продолжал лежать в небытии, мелко-мелко дыша и постанывая при выдохах. Успокаивающие лекарства действовали, хоть и не лечили.

     «Равновесие. Равновесие, везде должно быть равновесие»

     Эти слова доктора запали в душу Егора. И этот шёпот призрака Вали Солнцевой. Что она сказала? Егор силился собраться мыслями, но не мог. Существо почувствовало это и начало вновь показывать.

     Из потолка выплыл яркий оранжевый огонёк со сверкающими гранями. Он подплыл к Егору и остановился. Вокруг него клубилась серая вуаль, как будто множество мушек бегало по окружности. Егор попытался дотронуться до этой искры, но почувствовал страшный удар в руку, словно его ударило током, а следом страшным жжением отозвалось Существо.

     «Чтобы подарить жизнь, нужно сначала её отнять! – хихикнул Злой голос. – Она же тебе это показала. Она тебе это шепнула».

     И вдруг шёпот сорвался в отчаянный крик:

     «Помоги мне, Егор! Я хочу уйти. Я не хочу провалиться вниз, чтобы мои мысли и моя память пропала. Её сожрут, как сейчас пожирается память ребёнка. Я так не хочу. Пр… прости меня за всё».

     Перед глазами Егора снова возникла картина, как бесы пожирают воспоминания Тимофея. Как они рвут светлые картины счастья и, приплясывая, поедают их. А что в этом сером клубке души Злого голоса? Что она сохранила? Перед ним стояла серая фигура женщины. Лица не было видно, ничего, кроме серого силуэта. Она умоляла. И Егор пожалел её.

     «Вознесись или пади!» – вдруг мысленно выпалил Егор.

     «Злой голос» начал светиться. Сначала он светился красноватым оттенком и его начало прижимать к полу. Если он провалится сквозь него, он исчезнет навсегда, его поглотят низшие существа, но Егор произнёс одно лишь слово, всего одно: «Пожалуйста», – и Существо помогло. Красный свет начал возгораться. Серая женщина, которая почти пала, вдруг начала сиять. Она преображалась из почти деформированной серой тени. Силуэт обретал человеческое обличье, и вот из сияния появился человек. Маленькая, хрупкая женщина с короткими рыжими волосами и печальными глазами. Рядом с ней медленно оседали её бесы. Её демоны. Они выглядели как люди, но на самом деле они просто приняли их облик, чтобы женщине было больнее. Несколько мужчин, которые серьёзно кинули её на деньги, от чего она сошла с ума и озлобилась. Что она сделала, Егор не знал: Существо не показало, а бесы растворились беззвучно. Но теперь она была прощена. И Егор понял, что, благодаря её словам, он спасёт мальчика, а значит её совесть – очистилась.

     Серая вуаль чёрной души и её проклятия спадали и женщина парила. Как она плакала от счастья. Она улыбалась сквозь слёзы и плакала.

     – Вот зачем вы говорите нам про этого проходимца, который вдруг решил, что он может спасти Тиму? – папа Тимофея пытался объясниться. – Прийти сюда, помахать над ребёнком руками и этим спасти?!

     – Вы же сами наслышаны о нём? – пытался парировать доктор. – Ваша жена, Евгения Олеговна, настояла.

     – Она считала, что это – последняя надежда. А я нет! Не верю я в эту ерунду!!!

     – И я так считаю, что проходимцев много. Я сам повидал многих, очень многих. Но не сейчас. То, что я знаю про этого человека, я уверен в том… – доктор Поляков начал терять слова. – Он… Этот человек может помочь. Что-то нашёптывает мне, что я прав. Есть обстоятельства…

     – Знаете, ваше нашёптывание, это как.., – отец ребёнка закашлялся, словно подавился. – Вы… кха-кха… Вы просто… кха-кха. Вы… вам просто нужны деньги, – кашель стал нестерпим, и человек замолчал, надрывно кашляя. Немного переведя дух, он продолжил свою мысль. – Но ведь репутация превыше всего, и …

     – Вы меня оскорбляете? – тихо, без злобы, но твёрдо спросил доктор Поляков. – Вы меня обвиняете в умышленном убийстве вашего сына? Вам не стыдно?

     – Я, я… – отец Тимофея сник и замолчал.

     Доктор Поляков не стал ничего больше говорить, этот разговор и так был слишком болезненным для всех.

     Отец Тимофея, ещё сильно кашляя, попытался успокоить жену, но она впала в некий транс, когда никакие слова до сознания уже не доходят. Она вдруг с предельной ясностью осознала, что её ребёнок умрёт. До этого она ещё надеялась, что это просто какой-то дурной сон, и, когда она проснётся, всё станет нормальным, всё станет на свои места. Нет, это не было сном. Тимофей был так похож на того самого мальчика, что приходил к ней ещё до замужества во снах и, улыбаясь, разговаривал с ней. Она качала его на руках, когда родители её были молоды, и пела ему колыбельные песни. Он вёл свою будущую маму по странным тоннелям, показывал странные миры. Дом их крёстных, такой огромный и такой загадочный. Что это? Ведь на самом деле это всего лишь одноэтажное строение. Но во сне это был домина, громадный дом, где можно было заблудиться. Это были словно фрагменты её детства. Почти забытый отдел детских игрушек, куда она во сне водила ещё не родившегося сына и показывала игрушки. Там она впервые купила льва «Самсона», того самого льва, какого в восьмидесятые, в самый разгар дефицита, отстояв два часа в очереди, купил ей папа.

     Рыжеволосый призрак парил. Он взлетал к Горизонту Событий и уносил внутри себя то, что так хотел сохранить. И это так наполняло его радостью, что он останавливался и продолжал шептать: «Дождись ангела, просто дождись ангела. Он сыграет мелодию на дудочке. Дождись ангела. Я знаю, он тебе поможет, об этом его попросила твоя мама!»

     Егор не понял этих слов, особенно когда призрак упомянул маму. Может это ответ на его вопрос о том, почему он не чувствует свою маму и не может ей помочь?

     Короткостриженая рыжеволосая женщина уходила в белоснежный потолок и пропала в нём. На потолке остался светящийся, медленно угасающий след. Когда он почти угас, возникло чувство, что что-то должно произойти. Егор оглянулся, но ничего не заметил, хотя Существо жгло его. Как же оно обжигало его тело! Хотелось выть от боли, но Егор сопротивлялся, он терпел эту боль. И когда она отступила, он принял решение, тяжёлое решение, но он решился на это. Ведь он сам столько лет страдал от своей беспомощности.

     На тумбочке в ногах кровати лежало несколько игрушек. Машинки, танк и серый пластмассовый кролик. Их принесла мама, любимые игрушки Тимофея. Глаза кролика горели золотыми искорками. Странный золотой свет.

     – Я просто хочу спасти своего сына, – ответил тем временем папа ребёнка и сел на скамейку.

     Доктор Поляков промолчал и посмотрел на Егора.

     И вновь в палате послышался болезненный стон мальчика. Когда он затих, мама Тимофея достала из кармана смятый платок в алую горошину и, всхлипнув, прижала к своему носу. Это была не показная трагедия, Существо показывало Егору, как внутри родителей беснуются чувства, как они стараются поделиться энергией с сыном. Но она натыкалась на защиту, сооруженную бесами, и падала блеклыми пятнами на пол. Но теперь Егор знал, что нужно делать.

     Он быстро направился к двери.

     – Я сейчас, на минутку, мне нужно подышать свежим воздухом, – скороговоркой выпалил он. – Я вернусь через несколько минут.

     Он выскочил из палаты, а вдогонку услышал голос доктора:

     – Только не забудьте снова переодеться! Бахилы, шапочку, – всё оставьте около лифта. Там точно никто не возьмёт.

     Егор кивнул и почти бегом понёсся к лифту, снимая спецодежду на ходу. Существо молчало, выжидая. Он нетерпеливо ждал кабину лифта, даже не оглядываясь на удивлённую дежурную по этажу, и, впрыгнув в пришедшую наконец кабину, спустился на первый этаж.

     Только на улице, где сейчас угасала последняя, сентябрьская жара, он успокоился.

     «Хочешь полакомиться?» – задал он мысленный вопрос. Существо вновь ожило, и мир перед глазами Егора опять изменился. Вокруг бегали серые штрихи. Они выползали из асфальта дорожек и уползали прочь. Тени погибшей травы, которую закатали в асфальт. Зато трава, что росла за забором, сияла голубыми брызгами.

     По дорожкам ходили люди. Они светились разными цветами: голубыми, зеленоватыми, розовыми и янтарными. В них были серые тени грехов и алые очаги негативных чувств. Но они подавлялись другими чувствами. Светлых чувств и воспоминаний было куда больше.

     Кто-то шагал одиноко, широким шагом отмеряя метры дорожки, кто-то, как женщины, просто шли не спеша. Много было людей с детьми. Каждый нёс в себе нечто серое, но в каждом были и всполохи света. У Егора не поднималась рука их тронуть. Кто он такой, чтобы вершить судьбы людей, пусть даже наделённый силой Существа?!

     Люди проходили мимо. В небесах, в лёгких, почти невидимых облаках танцевали искры. Егор уже понял, что их трогать нельзя. Они – новая жизнь, полная чистоты. Там нет воспоминаний и груза совести. Это – белый лист, они были табу даже для Существа. Нет, ему нужны были совсем другие души, и, почти дойдя до улицы Верховинной, он увидел то, что искал.

     Припарковавшись на тротуаре возле кирпичного забора, за которым виднелся дом и несколько одиноких высоких сосен, стоял серый «Ланос». Двое мужчин, сидевших в нём, пылали красно-жёлтым огнём. К ним прилетали серые вуали проклятий. Их было очень много, но красно-жёлтый свет пробивался сквозь них и манил.

     Рядом с мужчиной, сидевшим возле водителя, кружились два шептуна. Они всё время шептали и успокаивали его, раздувая этот красно-жёлтый свет. Егор не слышал, что они шептали, но чувствовал, что весь их шёпот злобный. Он постоял несколько секунд, в последний раз раздумывая над своим решением, которое изменит его жизнь, но, вспомнив умирающего мальчика, понял, что нужно делать.

     Пройдя дрожащую стену марева, в котором странными жёлтыми квадратами дрожал воздух, Егор подошёл к машине и легонько постучал в боковое стекло. То неохотно приоткрылось, и человек лет пятидесяти в глубокой кепке и зеленоватой куртке с поднятым воротником посмотрел на Егора и спросил:

     – Чего надо?

     – А вы не подскажете, где можно купить доллары в этом районе? А то я в двух обменниках спрашивал, а они мне в ответ: «Долларов нет!»

     Как же вспыхнул собеседник Егора, сидящий в машине. Он полыхнул алым огнём удовольствия, и Егор словно увидел его тёмные мысли: маленькие человеческие фигурки на фоне машины. Зрачки Егора зажглись салатовым светом.

     – Я могу продать, а много надо? – спросил человек в зеленоватой куртке. Он старался искренне улыбаться, но ему это плохо удавалось, поэтому он опускал лицо вниз.

     – Около двухсот.

     Егор не врал. Александр как раз выдал ему очередную зарплату, и он готов был пожертвовать ей ради маленького Тимофея.

     Его собеседник словно не замечал салатовых искр в глазах Егора. Он смотрел на него, но вскользь, не прямо в глаза. Он положил на колени барсетку, открыл и начал рыться в ней. Его коллега, водитель продолжил разговор:

     – Вы знаете, вам очень повезло. Мы как раз собирались найти обменный пункт, чтобы поменять «енотов» на гривны. Удивительно, как вы кстати подвернулись, – лет сорока – сорока пяти мужчина тоже улыбнулся. Его серые глаза были холодны.

     – Судьба, – улыбнулся в ответ Егор.

     – Отлично!

     Человек, сидящий на правом сидении около водителя, вытащил знакомые зелёные бумажки и показал их Егору. Потом он отсчитал нужную сумму и протянул ему. Егор изобразил на лице радость и протянул руку, но тут человек в кепке передумал.

     – А давай как на евро! – вдруг выпалил он и доверчиво улыбнулся. – Там курс выше.

     – Эээ…, – Егор замялся. Ему мешал сосредоточиться странный звук, словно тихий звон. Ему было не важно, в какой валюте его кинут – наживку они проглотили. – Ну, давайте.

     Человек вытащил пачку денег, очень похожих на евро. Евро Егор видел всего несколько раз в жизни, и показанная валюта очень походила на них. Существо кольнуло его предупредительной болью, но Егор знал что делает. Он отдал человеку в кепке гривны, получил несколько ярких бумажек и хотел было что-то сказать напоследок, но тот надвинул кепку на лицо, наклонил голову, и машина тронулась по улице. Медленно и не спеша. Оба сидевших в машине тихо наливались золотистым оттенком счастья.

     Егор улыбнулся. Перед его глазами опять стояла призрачная фигура Вали Солнцевой. Он уже понимал, что именно так Существо хочет общаться с ним. Но на этот раз она не улыбалась. Её глаза, тёмные глаза с салатовыми зрачками, смотрели на него. Она стояла перед ним и ждала решения. Она давала Егору последний шанс. Но ребёнок пересилил. Он ведь так хотел сына от Вали, поэтому мальчик, который сейчас умирал в многоэтажном корпусе всего в двухстах метрах от места, где стоял Егор, был сильнее возможных последствий. Будь, что будет.

     Прохожих рядом не было, поэтому никто не увидел, как яркие, горящие салатовым свечением на фоне радужной оболочки зрачки Егора медленно вытянулись в щёлки. Они пылали ледяным огнём.

     Сидящие на заборе сороки, которые до этого трещали и лениво перелетали с места на место, вдруг взорвались жуткими криками и улетели прочь. Бродячая собака, вынырнувшая вдруг из кустов, подпрыгнула и, извиваясь на лету, упала на землю, вскочила и бросилась наутёк. Даже бабочки-капустницы, порхавшие до этого над редкими цветами в траве, метнулись прочь, едва не попав под грузовую «Газель», проезжавшую мимо.

     Егор видел лишь эти две фигуры, сидящие в удаляющейся машине. Существо знало, что нужно делать. Это был процесс, который был отработан за много тысяч лет. Егор вытягивал энергию из тёмных душ.

     Даже на таком расстоянии было видно, как фигуры в машине дёрнулись и начали заваливаться на бок. «Ланос» съехал с дороги, проехал тротуар и, выехав на зелёную зону, остановился. Что там будет: инфаркт, инсульт, – Егору было всё равно. Он вытягивал их жизнь. Эти люди принесли другим столько горя, что их смерть никто не будет оплакивать, никто не будет жалеть их. Может, только родные. Но их голоса потонут в ненависти тех, кого эти двое обманули и облапошили.

     Впитав энергию душ без остатка, Егор развернулся и зашагал обратно к корпусу больницу. И опять он услышал этот странный звук, странный звон. Он был очень противным, с каким-то электронным оттенком. Подняв голову, он увидел, как в сером клубящемся дыме над сквером висит диск. Этот дым не был похож на серость погибающих душ. Нет, он был чётким и ясным, он клубился, как будто старался скрыть диск от посторонних глаз. Он был похож на дым из печной трубы, который сконцентрировался вокруг диска.

     Егор остановился, рассматривая диск. Тот вспыхивал огнями и из него исходили лучики света, которые, переплетаясь, напоминали фрагмент крупноячеистой сети. Один из них касался Егора, другие уходили куда-то вдаль. Они исчезали за горизонтом, пронзая строения и деревья. Один луч упирался в тёмное пятнышко на горизонте, очень походившее на клубы странной дымки, окутывавшей диск – такое же мельтешение тёмных завихрений.

     Диск висел неподвижно. Внезапно из него вырвались ещё два ярких луча и устремились вниз, в конец улицы. Егор взглядом проследил за ними и увидел, что они тянутся к огромному шикарному чёрному «Рэндж Роверу», стоящему метрах в двухстах от Егора.

     Существо забеспокоилось. «Рендж Ровер» почернел, и на его фоне возникли две фигуры. Егор будто смотрел на повторяющиеся в разных оттенках голубого света контуры людей. Это были контуры холодного свечения, словно свет исходил из невидимых катодных ламп. Давным-давно, он видел изображение аур человека по методу Кирлиан, где большими буквами писалось, что это – истинный метод фотографирования души. Может, это и есть метод Кирлиан?

     Тела светились яркими голубыми контурами: туловище, ноги, руки, голова. Очертания лиц или одежды не были видны, только силуэты. Вместо лиц – прозрачные овалы. На почерневшем фоне машины с блеклыми оранжевыми искорками проводки эти фигуры сияли ярким, контрастным светом.

     Но самое интересное произошло, когда Существо как бы перефокусировало зрение Егора. Сквозь световую вуаль проявились странные узоры внутри тел. В районе груди и паха горели яркие овальные огни, переливавшиеся светом. От них во все стороны расходились светящиеся нити, как кровеносные сосуды. Они пульсировали светом, иногда вспыхивая ярко-ярко, а иногда почти угасая. Оканчивались они в странных устройствах, назначение которых Егор не понимал. Более всего они напоминали множество собранных вместе прямоугольных кристаллов, окруженных какими-то дрожащими светом чёрточками и крапинками. Особенно много их было на руках и ногах, словно внутрь тел кто-то методично запрессовывал слоями чешуйки. Это был некий сложный организм внутри светящихся контуров тел. Он всё время менялся и перестраивался. Его элементы деформировались и создавали другие конструкции, отличные от прежних.

     Но самое удивительное было у них в головах: словно внутри мозга находился ещё один мозг, созданный из нитей. Он очень походил на клубок, почти повторяя форму обычного головного мозга. Из него к каждому из глаз были направлены пять голубых стрелок, которые удерживали пятно напоминающее линзу, а внизу, в спинном мозгу светилась конструкция, отдалённо напоминающая сколопендру.

     Егор присмотрелся. Он не сразу заметил, что сидящие яркие фигуры защищены овалами бледно-зелёного свечения, напоминавшими коконы. Слоёв было очень много. Каждый из них взаимодействовал с другим. Они переплетались бледными нитями и, смешиваясь, вновь распадались на отдельные линии.

     Рассматривая этих человекоподобных существ, Егор вдруг понял, что они не могли быть людьми. Вот возле машины прошли папа с дочкой, они выглядели совсем по-обычному, лишь всполохи эмоций, а сидящие в машине были совсем другими, чуждыми созданиями.

     Сидевший возле водителя заметил, что Егор неотрывно смотрит на них, и повернул лицо прямо на него. Острые стрелки, соединённые с линзой, начали наливаться светом, а когда они ярко засветились, линза вспыхнула жёлтым светом и погасла. Следом пульсирующий свет побежал по стрелкам обратно в мозг существа. Во время вспышки в Егора попали два прозрачных луча, часть света прошла сквозь него, а часть повторила его контур и, встретившись за спиной Егора, лучи вернулись к источнику. Егор физически ощутил эти лучи.

     Следом второе существо подняло руку, высунуло её через открытое боковое окно, и Егор увидел, как кристаллики, чёрточки и крупинки потекли из руки по странным световым путям на руку, что-то выстраивая. Когда нечто похожее на светящегося жука было построено, его мандибулы вспыхнули, и в Егора ударил яркий свет. Словно нечто тяжёлое навалилось на него после этой вспышки, и он, упав на одно колено, опустил голову, преодолевая страшную тяжесть. Его тело задрожало, и по нему словно забегали мурашки, а существо злобно надавило на грудь, сопротивляясь этим мурашкам. Насыщенное энергией оно отбросило их, и эти противные «лапки» тысяч и тысяч невидимых насекомых исчезли. Когда остатки тяжести пропали, и Егор поднялся с колен, загадочная машина исчезла. А вместе с ней пропал диск.

     – С вами всё в порядке? – Егор обернулся и увидел мужчину лет сорока, который вёл под руку старого дедушку.

     – Да, спасибо, я просто споткнулся, – улыбнулся в ответ Егор.

     Он весь сиял впитанной энергией, и Существо было довольно. Вот только маленький, едва ощутимый червячок сомнения зашевелился в нём, но Егору некогда было осмысливать причины: успокоившись, собрав волю в кулак и ещё раз оглянувшись, он быстро зашагал обратно. Его ждал больной ребёнок.

      Странным было поведение охраны при входе в больницу. Они словно не заметили его, стояли как истуканы, хотя Егор прошёл прямо мимо них. Он даже на секунду приостановился, замер и вопросительно посмотрел на охранников. Ноль внимания. Словно Егора перед ними не было.

     Шагая к лифтам, он не заметил женщину, которая сидела под информационными стендами. Она что-то читала на i-book’е и даже не взглянула на Егора. Существо повело себя странно, Егор почувствовал, как оно сжалось, словно испугавшись чего-то, а когда он миновал эту неприглядную, с оспинами на лице женщину, вновь расправило крылья. Когда Егор прошёл, женщина подняла лицо и в её глазах загорелись золотые искры.

     Сзади послышались ругательства. Двух человек, шедших за Егором, охрана остановила и указала на приёмные часы. Пока охрана и двое мужчин препирались, Егор спокойно прошёл к лифтам и поднялся на нужный этаж.

     Там он снова одел спецодежду и тихо прошёл мимо дежурной медсестры. Она что-то читала, бросив мимолётный взгляд на Егора.

     В коридоре было тихо. Над Киевом входил в свои права вечер. На улице вовсю пели цикады и сверчки, иногда ухали сычики. В окне в конце коридора был виден догорающий закат. Было ещё светло, но вот-вот на смену должны были прийти сумерки. Дети заснули. Кто сам, кто под действием успокаивающих средств. Призрачных облачков почти не было, дети спали без снов.

     Егор быстро прошёл весь коридор и остановился около двери с цифрой «24». Он долго не решался её открыть, взвешивая «за» и «против», а когда открыл, увидел, как женщина склонилась над мальчиком и нежно гладит его. Доктор Поляков всё ещё что-то объяснял отцу ребёнка.

     – Вы вернулись, – спросил он, – вам, полегчало?

     Егор кивнул и подошёл к ребёнку. Возле него он увидел двоих детей. Их призраки не были серыми: такие маленькие дети ещё не успели притянуть на себя столько ненависти и зла. Они смотрели на него, словно ждали. Чтобы не было заметно, Егор повернулся к ним и отрицательно покачал головой. Нет, в ответ не было злости или осуждения: пронзительные детские глаза излучали только печаль. Им не повезло, им придётся уйти. Но эта печаль не была глубокой или безнадёжной, скорее, просто сожаление. Оба мальчика взялись за руки, и ушли, исчезли. Им Егор уже не мог помочь, они воспарят и без него.

     – Неужели уже ничто не может помочь? – тихо стонала женщина. Она снова могла говорить. – Почему я должна верить чему-то призрачному, почему я должна испытывать надежду? Тимофей – мой единственный ребёнок. Я его родила слишком поздно и с такими муками. Знали вы бы, скольких сил мне это стоило, и всё напрасно.

     Женщина говорила словно в пустоту. Она даже не замечала Егора. Её выплаканные, прозрачные глаза смотрели мимо него. Она была молода, это было видно по чертам лица, по фигуре, но в тоже время очень стара. Боль состарила её душу, и вместе с ней состарилось тело. Её лицо покрылось сетью морщин, а красноватые выплаканные глаза стали прозрачными, радужная оболочка их выцвела. Женщина смотрела на своего умирающего сына и только могла тихо гладить его. Больше она ничем ему не могла помочь.

     Ребёнок продолжал отрывисто и быстро со стоном дышать. Егор подошёл к женщине и положил свою руку на её плечо. Она вздрогнула, словно только сейчас увидела Егора.

     – Всё бесполезно, – прошептала она одними губами. – Надежды нет. Это только сказки, когда вдруг происходит чудо.

     – А вы верите в ангелов? – спросил Егор. – Мне в детстве мама рассказывала про них. Если очень попросить, они придут.

     Женщина грустно улыбнулась:

     – Я просила, но они не пришли. Сколько раз в церкви я ставила свечи, сколько раз падала на колени перед ликами святых. Но они не пришли, пришли демоны. В чём моя вина? Я никого не убила, никого не ограбила. Да, я врала иногда, но не больше других. Я жертвовала на нужды церкви и ходила слушать проповеди. И в чём моя вина?

     – Может, и не нужно было просить перед алтарём?

     – Молодой человек, я…

     – Мне тридцать девять, на самом деле.

     От этих слов женщина замолчала и посмотрела на Егора изучающим взглядом. В её глазах словно застыл вопрос: «Как? Этого не может быть, не верю!»

     Егор увидел этот взгляд и криво улыбнулся. Подумав, он продолжил:

     – Может, вы их просто не видите?

     – Молодой человек, – строго сказал доктор Поляков. – Давайте не будем разводить разглагольствования на тему религии. Сейчас не время и не место для подобного.

     Но Егор ничего не ответил. Одной рукой он взял руку женщины, а другую положил на голову ребёнка. Мальчик вздрогнул от этого прикосновения, и Егор почувствовал под ней жар воспаления. Женщина застыла с широко открытыми глазами. Отец ребёнка шагнул было к ним, но Егор сказал:

     – Не вмешивайтесь.

     Он сказал это тихим голосом, но мужчина застыл, словно парализованный.

     И опять перед Егором в мешке из дымчатого стекла сидел маленький испуганный ребёнок, а в стекле танцевали бесы. Призрачные молнии плясали между ними, накатываясь на кривляющиеся тени и уползая в пол. Они наелись досыта. Ребёнок почти перестал испускать видения, лишь блеклые отрывки. Они скользили перед танцующими уродливыми существами и уплывали прочь. Бесы их не трогали, нажрались.

     Среди этого видения Егор видел будто вдалеке лицо женщины. Она стояла напротив, за стеклом, его Валя Солнцева. Почему от её вида его бросает в дрожь? Что в ней такого? Душа Тимофея была между ним и этим призраком Вали. Её зрачки горели салатовым светом.

     – Валя, помоги мне, – тихо сказал Егор. – Я не могу достучаться до него, это можешь сделать только ты. Я знаю, что ты не моя Валя, ты – Существо, но ты не просто так приняла её вид. Прошу тебя, помоги.

     Валентина Солнцева преображалась. Теперь за стеклом напротив Егора стояла помолодевшая мама Тимофея. Только в её глазах по-прежнему горели салатовые искорки. Егор, даже не видя, нащупал руку женщины, такую хрупкую и тонкую, и осторожно сжал её ладонь.

     – Он вас помнит, даже в этом состоянии, – тихо говорил он, – ваш голос, ваши руки. Я буду вашим проводником. Мечтайте.

     Что произошло дальше, было непонято. Егор словно увидел огромный шар воспоминаний, фуметти, которые спрессовали в один ком. Там прыгали картины из жизни мальчика, отдельные фрагменты. Было трудно что-то разобрать, но это Егору и не предназначалось. Шар возник откуда-то из серой пелены позади призрачной мамы Тимофея, и следом он услышал её голос, хотя губы Евгении не шевелились.

     – Я мечтаю!

     Бесы почувствовали опасность. Странный шум усилился, теперь он напоминал шуршание, словно вокруг осыпались тонны песка. Звук то усиливался, то угасал. А может, это был шёпот миллиона голосов?

     Егор закрыл глаза. Существо, наполненное энергией, подчинилось. Он сжал руку мамы Тимофея: ему нужна была та связь, которая шла от неё к ребёнку и обратно. Призрак Евгении горел. Сидящий на голубом песке мальчик вздрогнул, но не отнял руки от лица. Однако он услышал голос мамы.

     Егор сжимал руку женщины всё сильнее. Ему нужно было пройти безумие ребёнка, это мутное стекло, эту границу страха. Женщина почувствовала, как рука Егора стала горячей. Она обжигала, словно раскалённый металл.

     – Я не могу больше держать, больно! – тихо сказала она. – Не могу, горячо!

     Доктор Поляков не понимал что происходит, но он видел, как изменился ритм дыхания Тимофея. Он подошёл к женщине и положил свою руку на её плечо. Он не знал, поможет ли это, но это был подбадривающий жест и он искренне хотел помочь.

     Женщина стиснула зубы. Егор начал проходить сквозь мутное стекло. Бесы бесновались и пытались закрыть образовавшиеся трещины. Они рождали эфирные бури света, которые крутились и вращались. Это напоминало снежный буран, когда ветер закручивает снег в смерчи и швыряет их в путника. Но Егор был сильнее, гораздо сильнее, и Существо питало его силой.

     Бесы не видели Существа, поэтому отчаянно сопротивлялись. Когда бесы касались Егора, внутри, в груди, Егор чувствовал вспышки отвращения. Существо ненавидело их, как человек ненавидит мышей, пауков или тараканов.

     Бесы старались. Они словно гребли своими лапами снег и швыряли целыми тучами в лицо Егора. Эта призрачная энергия колола лицо как мелкие осколки стекла, но Егор не сдавался. Он пробился сквозь мутное стекло и поднёс руку к мальчику. Когда он доберётся до его сути, до самого мальчика и заставит его снова поверить в жизнь, заставить снова бороться, он сможет помочь ему, ему нужно было только согласие Тимофея. Его выбор.

     – Идём со мной, – тихо попросил он.

     Прежде чем излечить ребёнка, нужно было снова наполнить его душу желанием жить, желанием увидеть земные радости, увидеть маму. Но ребёнок смирился со смертью и не отнял ладошки от лица. Егор протянул к ребёнку свою руку с раскрытой ладонью. Его рука излучала свет, от которого бесы корчились и исчезали. Этот свет озарил ребёнка и смыл серость со стен. Она стекла вниз, и стекло засверкало чистотой.

     Но Тимофей по-прежнему боялся. Он боялся, что всё это просто привиделось ему во сне, а на самом деле бесы продолжают прыгать вокруг.

     – Я помогу тебе, – снова заговорил Егор, но его слова не возымели никакого эффекта.

     И тогда заговорила мама. Она уже не походила на призрак. За стеклом стояла обычная женщина во плоти, скромно одетая, с усталыми глазами. Значит, мальчик уже слышал её живой голос, он пробился сам, без помощи Существа. Преодолев медикаментозный сон, преодолев безумие, голос матери достиг сына. Салатовые искры в её глазах погасли, но они всё равно продолжали светиться невидимым светом. Женщина почувствовала надежду и где-то в глубине её души нашлись силы. Откуда они возникли, не знала даже она сама. Она давно была сломлена, давно устала бороться. А тут нечто внутри неё вспыхнуло и снова заставило сражаться за жизнь её ребёнка.

     Егор был весь погружён в мысли ребёнка и не видел, как выглядела сейчас эта женщина в нормальном мире, только чувствовал, как дрожит её рука. Женщина не умоляла и не просила, а просто произнесла со строгими оттенками в голосе, словно её ребёнок не умирал в палате онкологической больницы, а игрался в песочнице:

     – Тима, идём домой. Тебя ждёт конструктор. Помнишь, ты не достроил крепость? Тебе ещё нужно покушать. Ты всегда так плохо кушаешь суп, а надо хорошо кушать, чтобы быть сильным. Ты же у меня самый сильный, правда, Тим?

     Ребёнок вздрогнул и, наконец, отнял от лица ладошки. Он посмотрел на маму, она улыбалась ему. Егор чувствовал, что рука её задрожала сильнее. Она стала горячей, и энергия потекла из неё к нему. Егор старался не иссушить её, но Существо так рвалось это сделать. Ему очень нравилось это чувство – чувство глубокой привязанности и любви, та сила, которая возникла в женщине. Оно несколько раз пыталось её поглотить, но Егор не давал.

     – Тима, а помнишь твой рисунок? Твои краски? Ты так любил рисовать. Ты ведь начал рисовать нас с папой после поездки в Пирогово. Помнишь? Ты не закончил рисунок.

     Ребёнок встал и протянул руку к свету. Егор взял её и выдернул мальчика из стеклянного мешка. Через секунду он понял, что стоит перед кроватью и держит в руках руку женщины. Она побледнела, её шатало, крупные капли пота стекали по её лицу, но в глазах было уже нечто другое. Тоска и безнадёжность исчезла. Вместо них светилась решительность.

     Отпустив руку женщины, Егор перевёл дух. Это было страшным испытанием для его психики – заглянуть в чужую душу. Теперь он понял слова Злого голоса, который предупреждал его про черту. Всё имеет цену, и даром этот сеанс для Егора не пройдёт. Ему тоже придётся за это заплатить.

     Тем временем доктор Поляков с нескрываемым удивлением заметил, что дыхание ребёнка выровнялось. Он больше не дышал быстро и отрывисто, а начал дышать глубоко, как дышит здоровый человек во сне. Отец ребёнка помог своей жене присесть на скамейку, а сам остался стоять. Он растерянно тёр пальцы, ощупывал ногти, почёсывал кожу, и видно было, что он даже не замечает своих движений. Он стоял и не мог вымолвить ни слова. Егор же водил рукой по телу мальчика. Он ещё чувствовал жар болезни. Одни очаги пылали, другие лишь тлели. Он гасил их все до последнего. Теперь он мог лечить. Он использовал энергию жизни двух негодяев, почти всю, погасив очаги болезни. Правда, кое-что досталось и ему. Лёгкий эмоциональный след. Ему вдруг жутко захотелось иметь красивый, большой и дорогой автомобиль, хотя раньше Егор абсолютно равнодушно относился к машинам. Это длилось несколько мгновений и пропало.

     – Этого просто не может быть! – доктор Поляков пощупал пульс мальчика. – Это невозможно!

     Егор погасил весь огонь и отнял руку. Потом он взял руку женщины, находящейся сейчас в каком-то оцепенении, и положил её на голову Тимофея.

     – Когда он откроет глаза, он должен увидеть вас. Это первое, что он должен увидеть, – сказал Егор. – Он сейчас видит перед собой ваш образ.

     Непонятно было, услышала его женщина или не услышала. Перед её глазами застыли картины, которые показал ей Егор, взяв за руку. Пляшущие бесы, мутные стены из стекла и мрак одиночества. Только когда эффект выброса адреналина в кровь начал потихоньку отпускать её, и дрожь в теле унялась, она начала понимать, где находится.

     Егор вздохнул и, выпрямившись, повернулся к выходу. Он сделал всё, что мог. Больше оставаться в палате не было смысла, тем более уже наступал вечер. Мама его заждалась, а телефон он выключил как только они с доктором Поляковым поднялись на этаж. Знак – перечёркнутый звонящий мобильный телефон – требовал это сделать.

     – Подождите, вы куда? – вдруг сказал отец ребёнка.

     Он невольно положил жене руку на плечо, и тут она вышла из оцепенения. Подскочив, она бросилась к Егору и вцепилась в него мёртвой хваткой. Не было сомнения, она поняла всё, что произошло.

     – Что, что, что мы вам должны? Что вы хотите?!!! – она шептала так громко и с такими эмоциями, что в палате это больше напоминало крик. – Вот деньги, все наши деньги!

     – Евгения Викторовна, – начал было говорить доктор Поляков. – Евгения Викторовна, пожалуйста, успокойтесь. Я принесу воды.

     Он шагнул к небольшому столику, стоявшему у окна. На столе было разложены вещи, какие-то бумаги и стояла бутылка с водой. Тем временем мама Тимофея отпустила правой рукой Егора и принялась шарить в одежде.

     – Ростик, Ростик, где наши деньги??

     Мужчина заметался и склонился над женской сумкой. Она давно упала на пол и лежала около кровати, но до этого момента родители Тимофея даже не замечали этого. Теперь Ростислав, отец ребёнка, наконец увидел её, поднял и, открыв, принялся шарить в ней.

     – Оставьте, мне не нужны ваши деньги, – Егор попытался мягким движением отстраниться от женщины, но она вцепилась в него мёртвой хваткой.

     – Хотите, я встану перед вами на колени, – она неловко опустилась на пол. – Только умоляю, назовите цену, я отдам вам всё! Вы вернули мне смысл жизни!

     Егор улыбнулся краешками губ. Если бы они знали истинную цену излечения, если бы они только знали. Мужчина как раз нёс сумочку, доставая оттуда свёрток.

     – Уберите, – сказал Егор, но они его не слышали.

     Мужчина протягивал ему свёрток, пытаясь вручить. Это разозлило Егора. От этого чувства его глаза начали темнеть, теряя голубизну. Он быстро закрыл их, успокаиваясь.

     – Я сказал: уберите!

     Он произнес это так, что от его голоса женщина и мужчина застыли, и пальцы женщины разжались. Егор расправил складки на одноразовой спецодежде, скомканной женщиной, и, повернувшись, направился к выходу. Позади него осталась стоять на коленях мать Тимофея и держащий на вытянутой руке свёрток с деньгами отец ребёнка. Когда Егор открыл дверь, его догнал голос доктора Полякова.

     – Что мы можем сделать для вас?

     – Ничего, вы ничем не можете мне помочь, – тихо ответил, не оборачиваясь, Егор и вышел. Дверь за ним закрылась.

     Как он мог объяснить сейчас свои чувства? Просто рассказать о них этим людям и всё? Егор быстро вернулся к лифтам и долго, внутренне вскипая от того, что лифт идёт слишком медленно, ожидал его прибытия, снимая всю одноразовую одежду. Дежурная медсестра внимательно наблюдала за ним, но ничего не говорила. За это Егор был ей благодарен.

     Лифт ехал очень долго. Он словно издевался, останавливаясь этажами выше. Егор боялся, что сейчас родители Тимофея догонят его и снова начнут упрашивать взять деньги. Он не хотел этого и быстро шагнул в кабину лифта, лишь только тот раскрыл автоматические двери, и едва не сшиб стоявшего там человека. Извинившись, Егор продолжил снимать одноразовую одежду.

     В кабине стоял молодой врач, который мельком посмотрел на Егора, кивнул и отвернулся. Он был занят своими мыслями. Последним Егор снял одноразовый головной убор и упаковывал всё в кулёк, который дал ему доктор Поляков при входе на этаж. Егор старался делать это медленно, без рывков, чтобы его попутчик не почувствовал его смятение. Но стоящий возле него врач думал о своём.

     Успокоившись окончательно, Егор сделал вид, что внимательно рассматривает кнопки панели управления лифтом. Существо внутри давило на грудь и покалывало, но Егор мысленно просил его ничего больше не показывать. На сегодня было достаточно впечатлений, поэтому, когда автоматические двери открылись, Егор быстро вышел в коридор и проследовал через пункт охраны на улицу. На этот раз охранники заметили его и проследили за ним внимательным взглядом. Когда Егор вышел на улицу, они отвернулись и принялись досматривать футбол на маленьком чёрно-белом телевизоре.

     Вечером перед онкологическим центром было не так много народа. На скамьях сидели одинокие прохожие и что-то обсуждали. Другие спешили, быстро шагая по асфальтированным дорожкам. Они проходили мимо Егора, разговаривая по мобильным телефонам. Он слышал отрывистые реплики:

     – Да, завтра, дорогая. Всё решится, – говорил в трубку мужчина лет сорока. – Будут результаты анализов. Да, доктор надеется на обнадёживающие результаты. Да, есть надежда, что всё будет хорошо. Анализы будут завтра, к десяти часам.

     Он быстрым шагом миновал Егора и направился к Верховинной. В его левой руке виднелась связка ключей с брелоком сигнализации машины.

     Следом за ним шла женщина. Она очень эмоционально кому-то говорила:

     – Проставляешь, да… Тут такое случилось… Нет, не знаю. Вроде инфаркт. Нет, Ольга, не знаю подробностей. Да, милиция уже приехала…

     Голос женщины удалялся. Егор стоял напротив корпуса и вдыхал запахи вечера. Асфальт остывал, и одновременно исчезали запахи пыли и раскалённой смолы. Солнце медленно опускалось за горизонт, и временами накатывал прохладный, такой приятный ветерок. Несколько ворон каркали в кронах высоких деревьев и, хлопая крыльями, перелетали, с места на место. За оградой в сквере Егор заметил белку. Жизнь текла своим чередом.

     Егор присел на скамейку, чтобы собраться с мыслями. Часть его души ликовала: вот он, почти бог, который может возвращать к жизни умирающих детей, но другая её часть погружалась в серость. Он вспомнил своё желание получить роскошный автомобиль. Это был отголосок чужих чувств, но каким же он был сладостным. Деньги, слава… Откуда у него эти мысли? Ведь он спасал ребёнка не за деньги или славу, не за преклонение, а потому что должен был спасти, потому что сам он столько страдал.

     Егор приготовился услышать голоса, но было тихо. Голоса пропали. Злой голос воспарил, а Доброго не было слышно. Тогда он начал говорить сам с собой. Зачем он решился на это, зачем решился переступить черту и спасти? Ведь он мог отказаться и просто уйти. И что? Ну крикнули бы ему вслед несколько оскорблений, ну услышал бы он плач мамы ребёнка, услышал слова доктора Полякова, что приговор ребёнку – смерть, – и всё. На этом всё! Ну, может, ещё мама осуждающе покачала бы головой, но это точно было бы всё. И он не убил бы этих двух в «Ланосе», оставил им жизни.

     Егор посмотрел на небо, где в начинающихся сумерках ещё просматривались плывущие облачка. Одно из них напоминало мальчика, который сидел в кресле и смотрел на звёзды. «Смерть» – вот было слово, которое заставило его действовать. Он ведь и сам недавно умер. А что потом, что потом произошло? Почему он не помнил ничего из событий после смерти? Он помнил ясно, словно это произошло вчера, громадную фуру, которая, разбивая кирпичную надстройку подземного пешеходного перехода, неслась на него. Он помнил взметнувшийся сноп пыли и песка, когда её помятый передок врезался в насыпь перед остановкой и какие-то замедленные, растянутые голоса людей, пытающихся спастись. А что произошло дальше?

     Над его головой ворона пронзительно каркнула и резко изменила направление полёта, словно облетая что-то. И вдруг Егор вспомнил, что как раз над этим местом он видел странный диск, по которому бегали огоньки и из которого исходили лучи света. И ещё ему вспомнились эти странные человекоподобные существа в голубом сиянии, сидевшие в большой чёрной машине. Это воспоминание потянуло из его памяти всё новые и новые фрагменты. Голос кондукторши, которая говорила водителю маршрутки, что их преследует «Рэндж Ровер», когда он ехал в Бровары. Это ведь наверняка было неспроста. Кто они, эти существа в машине?

     Егор оглянулся, но ничего подозрительного не заметил. Вероятно, Существо обиделось и ничего больше не показывало. А собственным зрением он не видел эту машину с такими странными пассажирами, следившими за ним. И диска тоже не было. На том месте на фоне ели был виден лишь краешек неба и кусочек облака – и больше ничего.

     Послышался вой сирены. По Верховинной улице мчалась машина «Скорой помощи». Далеко не все съезжали на обочину, уступая ей дорогу, но водитель «Скорой» был напористым. Егор, не вставая со скамьи, посмотрел в ту сторону, куда ехала машина. Там собралась толпа народу. Красными и синими проблесковыми маячками мигала машина ГАИ, рядом стояла ещё одна машина «Скорой помощи».

     Егор криво улыбнулся. Он понял, что там происходит, и кого нашли случайные прохожие. Жалко ли ему было их, тех, которых он убил, чтобы спасти Тимофея? Нет, не жалко. И тут Существо снова заворочалось в нём и показало, что эти двое ведь там так и стоят, около машины, не в силах оторваться от земли и парить. Их души, проклятые обманутыми людьми, навсегда пригвождены к земле. Каждый из них вёл диалог со своей совестью, которая получила свободу и, став теперь их зеркальным отражением, рассказывала им об их грехах. Егор не видел совесть этих людей, это могли видеть только они сами, это был их ад, но, судя по эмоциональным жестам, спор происходил нешуточный.

     Егор несколько раз вдохнул и выдохнул воздух. Над ним кружилась и каркала ворона. Он посмотрел на неё, и птица улетела. А вот пара голубей, шагающих по траве в поисках съестного, не обратили на Егора никакого внимания.

     Он встал со скамейки и побрёл к станции метро «Житомирская». Проходя мимо машины, из которой уже достали тела, он увидел призраки водителя и пассажира среди толпы. Зеваки и сочувствующие бегали вокруг, что-то рассказывая друг другу. Некоторые снимали всё происходящее на мобильные телефоны. Рядом ГАИшники, осматривая машину, писали протокол, а эти двое стояли в стороне с растерянными лицами. Их диалог с совестью прекратился и, вероятно, они решили, что это были лишь случайные люди, которые что-то знали. Они ещё жили, они ещё считали себя живыми, поэтому не осознавали, что произошло. Когда они увидели Егора и то, что он смотрит на них и видит их, тот, который был в кепке, скороговоркой произнёс:

     – Послушайте. Что происходит? Где мы?

     – А как насчёт денег, на которые вы меня кинули, – поинтересовался Егор, отойдя в сторону, чтобы не было заметно, что он с кем-то общается.

     – Каких денег, молодой человек?! – выплеснула в воздух алый всплеск эмоций тень человека в кепке. Он выглядел как живой. Только изредка его фигура искажалась серыми штрихами. – Что происходит, скажите мне? Почему мы около нашей машины, а не в ней?

     – Вы в машине «Скорой помощи», – сказал Егор. – Вы мертвы.

     – Конечно мы мертвы, – тихо засмеялся водитель «Ланоса», – и стоим перед тобой в виде ангелов и разговариваем.

     – Какие ангелы? Я убил вас и не сожалею об этом, – глаза Егора стали чёрными и в них появился салатовый огонёк. – Нет во мне к вам жалости и сожаления!

     – Знаете, я бы посоветовал вам обратиться к психиатру. Вы понимаете…

     – Почему вас никто не видит, кроме меня? – Егор смотрел на человека в кепке. Кепка начинала потихоньку исчезать, едва заметно, словно она начала терять чёткость. Эти эгоисты даже после смерти вызывали в нём злобу. – Посмотрите вокруг.

     Он отвернулся и пошёл прочь. Погибшие души что-то кричали ему, о чём-то просили, но он их не слышал и не имел желание что-то услышать. Странное чувство охватило его, чувство полного равнодушия. Но оно вскоре угасло.

     Он быстро добрался до станции метро «Житомирская» и доехал до «Кловской». В вечерний час людей в метрополитене было не много, а поезда, как на удачу, ходили с короткими интервалами. Вагон был полупустой и никто не мешал ему размышлять, не толкался и не протискивался к выходу. Видения покинули его. Может Существо заснуло, а может просто не хотело больше общаться. Как бы там ни было, он остался один на один с самим собой.

     Выйдя со станции и поднявшись на улицу, Егор решил не сразу идти домой. Он хотел побродить по улицам в полном одиночестве. Две молодые девушки, сидевшие на скамейке и что-то рассматривающие на экране смартфона, увидели его, и одна из них, высокая и стройная, с тёмными волосами ниже плеч и большими тёмными глазами, украдкой улыбнулась. Увидев, что Егор посмотрел на неё, она быстро отвела взгляд. Потом, секунд через десять, она снова посмотрела на него изучающе. Было видно, что он ей очень понравился. Он мог бы подойти, присесть к девушкам, попытаться познакомиться, и он был уверен, что у него всё бы получилось, но Егор зашагал мимо них, больше не оборачиваясь. Мысли его были тяжелы.

     Он медленно брёл по вечерним улицам, освещаемым зажёгшимися уличными фонарями, иногда останавливаясь в кругах их оранжевого света. Ему не хотелось идти домой, и он решил сделать крюк. Поднявшись вверх, он вышел на бульвар Леси Украинки и остановился. Вниз, в центр города, спускался поток машин. В любой будний день эта улица была забита автотранспортом. Машин было очень много, и они образовали «тянучку». Шагнув в оранжевый овал света очередного уличного фонаря, он дотронулся до столба рукой. Рядом мерцали странные образы. Существо спало, но след его присутствия остался.

     Вот Егор увидел серую тень человека с большой сумкой на ремне. Она качалась около столба, уцепившись за него и не в силах отойти. Столб служил ему опорой после обильного принятия горячительных напитков. А рядом виднелся след человека, которого кто-то бросил. Фантом остановился около столба, держась за сердце. Оно пылало светом, острой жёлто-красной трещиной. Почти невидимая фигура, наклонившаяся от боли. Их могли разделять не просто годы, десятилетия. Но их следы, их тени, встретились и, не желая общаться, отворачивались друг от друга, и от Егора. Он прошёл мимо них, не проронив ни слова. Зачем были слова тем, кто даже после смерти был занят лишь самим собой. Услышали бы они Егора? Нет. Каждый из них слышал лишь самого себя.

     Егор шагал вверх, к Печерской площади. Слева от него, за новостройками, которые уже вплотную приблизились к панельным домам, возведённым ещё в Советское время, находился стадион института Лёгкой промышленности. Егор там катался когда-то несколько раз на велосипеде. Этот стадион находился далековато от его дома и, катаясь, он так завидовал жителям панельной девятиэтажки, видневшейся за бетонным забором: их дети могли в любой момент выйти из дома и уже через минуту колесить по дорожкам территории института, заезжая на сам стадион, располагавшийся сбоку.

     Там всегда было многолюдно. Мамы с колясками, визжащие дети на велосипедах и самокатах и, конечно, футбол на самом стадионе. И ещё бесконечный звук прыгающего баскетбольного мяча на площадке. Это было очень давно, ещё в его школьные годы. А потом он ни разу больше не приходил на этот стадион. Зачем? Он не играл в футбол, не играл в волейбол, и у него не было велосипеда. Дочки или сына тоже не было, чтобы водить их туда. Опять тёмные мысли. Он на секунду замедлил шаг, вспоминая детство, а потом зашагал дальше, преодолевая подъём.

     Стараясь не мешать прохожим, он останавливался около светящихся витрин магазинов и украдкой смотрел внутрь. В дорогих, шикарных, брендовых бутиках было мало посетителей. Далеко не каждому по карману было купить одежду от Армани или Гучи. Скучающие продавцы лениво оглядывали его и теряли интерес. Егор был одет очень просто: поношенные джинсы, невзрачная курточка, – всё говорило о том, что денег у него явно немного, а значит, позволить себе что-то купить в этом магазине он не мог.

     Зато в кафешках и ресторанах почти всегда было людно. Купив бутылку минералки в киоске, Егор отошёл к каштану с пожухлыми коричневыми листьями и начал рассматривать людей в «Просто Сушия». Он смотрел на их влюблённые лица и боялся увидеть среди них Валю. Но нет, её там не было. Она была где-то далеко, может, дома, а может, в гостях у друзей. По крайней мере, среди мерцания неоновых вывесок за стеклянными окнами он Валю не увидел.

     Прямо перед ним целовалась молодая пара. Какими счастливыми они были и как они наслаждались этим поцелуем. Им было всё равно, смотрят ли на них другие посетители или нет. Сейчас весь мир принадлежал только им. Пары постарше, с едва заметной завистью смотрели на этот поцелуй, беззлобно, украдкой улыбаясь.

     Егор вдруг начал тихонько злится на себя. Кто он, а кто они? Он может лечить, он может быть почти богом, он может покорить смерть. Он вдруг почувствовал непреодолимое желание что-то доказать им, этим беззаветно влюблённым друг в друга молодым людям, сидящим за столиком за прозрачным окном ресторана. Он вдруг захотел, чтобы ему завидовали. Чтобы эта красивая девушка посмотрела на него и…

     Что за злость возникла в нём? Откуда? Он уже было направился в ресторан с мигающей зеленоватой вывеской «Просто Сушия», но около качающийся двери остановился. Да что он делает? Раньше в подобный момент он бы услышал шепот своих голосов. Они начали бы спорить друг с другом и с ним. Но его Злого голоса больше не было, а Добрый не приходил. Сам того не понимая, думая что приносит только зло и нашёптывает тёмные мысли, Злой голос предостерегал его от глупых поступков и был таким себе голосом совести. А сейчас его не было. Теперь Егору приходилось разговаривать с самим собой. И это ему давалось нелегко.

     Медленно отвернувшись от двери ресторана, Егор отошёл от него и остановился напротив остановки городского транспорта, тихо сгорая от злости. Он вдруг понял, что злится-то сам на себя. На свою беспомощность. На свой страх и нерешительность. Вот она слава, в его руках, но он никак не мог решиться воспользоваться ею!

     Открыв бутылку с водой, он залпом выпил её и, выбросив пустую тару в урну, почувствовал облегчение. Что-то поменялось в нём после сегодняшнего события, что-то произошло. Никогда до этого он не вспыхивал такой злостью и завистью.

     Ещё раз вздохнув, Егор направился прочь по улице. Уже подходя к дому, он остановился, рассматривая уличные фонари. Мысли путались в нём. Мама начнёт расспрашивать Егора, как всё прошло, а сможет ли он ей рассказать всю правду? Что он теперь убийца…

     Ему стало страшно от этих мыслей. Нет, никто никогда не узнает, что этих двух мошенников убил он. Никто никогда не докажет факт убийства. Егор это знал, но от этого на душе легче не становилось.

     Фонари на улице горели ровным светом, кроме одного. Он ярко вспыхивал, наливаясь свечением, оно становилось всё сильнее и сильнее, но только лишь ртутная лампа начинала светиться ярче всех остальных, как вдруг она гасла. И это повторялось через равные промежутки времени. Это так было похоже на метание его души. Она то вспыхивала болью от одиночества, то вдруг всё внутри гасло.

     Егор вспомнил глаза Маши, её порозовевшие щёчки, когда она, неловко повернувшись, чуть не упала. Он тогда подхватил её и почувствовал под пальцами, как задрожали её руки. Ему было приятно видеть, как девушка улыбается ему, как застенчиво отводит взгляд, но душа его была отдана другой. Где она?

     Нет, пора было домой, прочь от этих грустных мыслей. Может, купить снова коньяк и выпить? А подействует ли теперь на него алкоголь, как раньше. Поможет ли забыться? Нет, домой и спать. Сон был его единственным спасением, провалится в пустоту и ничего не видеть и ничего не слышать. Ничего не чувствовать. Егор направился во двор.

     …..

     Нант стоял на коротко подстриженном газоне территории возле коттеджного дома и оглядывался. Он почувствовал опасность и, выйдя из тренажёрного зала, теперь смотрел на соседские дома. Его глаза на миг вспыхнули и погасли. Система сканировала всё вокруг, но ничего подозрительного замечено не было. Компьютер подсвечивал маркерами бытовую технику в соседних домах, выделял призрачные тени людей, занимавшихся своими делами, далее курсор скользнул по далёким холмам, окружающим коттеджный городок, заросшими соснами, дикой грушей и редкими дубами, но и там ничего подозрительного не было. Даже планеристов, которые любили стартовать с длинного холма с острой вершиной, на котором не росло ни одного деревца.

     Но чувство опасности не покидало Нанта. Он подошёл к забору и его глаза вновь вспыхнули и погасли.

     – Сканирование завершено, – негромко сообщил боевой компьютер.

     Нант смотрел сквозь бетонные плиты, декорированные деревом, словно бы забор был сделан из древесных стволов. Издали можно было принять, что он просто задумался. За забором был заброшенный участок. Он тоже был окружён забором, уже почти заросшим акацией и вербой. Весною и осенью этот участок заливала вода, превращая его в болото. Поросший тростником он и сейчас был влажным. Там была низина, и, вероятнее всего, хозяева участка не захотели вкладываться, чтобы поднять уровень земли. Зато все местные соседи быстро нашли участку применение, превратив его в мусорную свалку. Даже хозяева снимаемого ими дома постарались, выбрасывая в камыш строительный мусор. Часть мусора переработали роботы, но много ещё оставалось.

     Нант провёл взглядом по мерцающим теням деревьев, глыбам бетона, обломкам кирпичей и сгнившим доскам. Ничего. За заброшенным участком простиралось поле, которое заканчивалось Новообуховской трассой. По ней носились легковые машины и грузовики. Ничего подозрительного. Лишь по полю вышагивала одинокая цапля, отыскивая в заболоченных участках мелкую живность.

     Тогда Нант перешёл в режим Тёмной энергии. Теперь он стоял среди чёрного тумана, который иногда вспыхивал вспышками света и угасал. Туман был осязаемый. Он отдалённо походил на густой чёрный дым, словно сажу растворили в каком-то гелеобразном веществе, и теперь нечто помешивало его.

     Компьютер схематично подрисовал окружающий Нанта обычный мир, чтобы тот мог ориентироваться, и теперь сканер искал искажения. Если кто-то здесь находился и использовал технологию Тени, то по гравитационному следу, когда Тёмная материя закручивалась подобно облакам пара, его можно было отыскать. Так это звучало в теории, так в Тёмной материи прятались агенты «Мёртвых подразделений», но так ли прятался в ней Враг?

     Ничего. Тёмная материя была спокойной, и медленно ползла сквозь обычную материю Вселенной, даже не соприкасаясь с ней.

     – Прибывает Аристэ, – послышался телепатический шёпот Саматики. – Позаботься о маскировке.

     Нант не боялся ничего во Вселенной. Он полностью контролировал себя и свои чувства. Страха смерти для него не существовало. Но когда он слышал про Тёмных экзекуторов, внутри зарождалась искорка опасности. Он никогда не видел экзекуторов, даже не был около здания трибунала, но был наслышан про них. И теперь оказалось, что гораздо сильнее это чувство опасности возникало в нём тогда, когда он оказывался возле посланника интеллект-корпуса, около этой серебряной девушки.

     Саматика была кем-то иным. Она совсем не походила на агента «Мёртвых подразделений». Она была словно сделана из живого льда, холодная, но в тоже время такая величественная. Никто не знал, что внутри её, сканеры видели лишь пустое место. А эти глаза с золотыми искорками… Нант часто ловил себя на мысли, что он уже не раз чувствовал на себе этот изучающий взгляд.

     Он переключился на обычное видение и послал приказ системе безопасности. Из травы выдвинулись конические колпаки Тени, сделанные из тёмного металла, и пискнули о готовности. Издали это напоминало систему полива. Через мгновение они раскрылись, обнажив светлые головки самих излучателей. Они не вспыхнули светом, не загудели, но на долю секунды квадрат, который они очертили, исказился, словно по нему побежала волна горячего воздуха, и всё вновь стало как прежде. Система маскировки пространства Тень была включена. Вместе с ней включились звуковые компенсаторы и генераторы низкой частоты. Последние должны были отпугивать всё живое из зоны появления Перехода. Любое живое существо, которое окажется в воронке, было бы распылено на атомы.

     – Внимание, до открытия Перехода осталось тридцать секунд, – сообщил компьютер.

     Нант отошёл на несколько шагов. Для любого стороннего наблюдателя это выглядело так, будто Нант оглядывает высаженные в ряд вдоль забора с соседским участком туи. Несколько из них подмёрзли прошлой зимой, и на них появились жёлтые участки.

     Но не туи интересовали Нанта. Его глаза перефокусировались и видели то, что происходило по ту сторону Тени. В квадрате, в зоне действия технологии Тени сгущалось пространство. Излучатели работали, не было слышно ни гула, ни ворчания темного пятна, растущего над землёю, ни потрескивания разрядов.

     Пятно росло, пока не превратилось в овал. Вспыхнув жёлтым светом, из него шагнуло тёмное существо, и остановилось перед Нантом. Несколько мгновений оно было ещё окружено тёмными всполохами и крутящимися вихрями серого тумана, а потом он растаял. Следом исчез и Переход. Используя свою собственную маскировку невидимости, Аристэ зашагала в дом. Следом за ней выключались звуковые компенсаторы, уползали в траву конические излучатели Тени и исчез низкий гул.

     Нант повернулся и снова внимательно осмотрелся. Как раз их сосед справа вышел на улицу под вечернее, но ещё горячее солнце, и направился к бассейну, чтобы искупаться. Нанту тоже время от времени приходилось купаться в бассейне, чтобы не выглядеть белой вороной. Их бассейн находился справа от дома и был средних размеров. Он быстро засорялся песком, листьями и насекомыми, особенно после ветреных дней, и приходилось его чистить.

     Аристэ запретила использовать анимационные синтезаторы голографических проекторов, которые бы имитировали купание агентов в бассейне. Она хотела, чтобы всё выглядело натурально. Нант не понимал, зачем это нужно, но подчинялся. Ему не было нужды купаться в воде и он не получал от этого никакого удовольствия. Он понимал, что земляне получают наслаждение от купания, барахтаясь и плавая в воде, но он-то не был человеком. Но приказ был приказом. Ему приходилось его выполнять. Аристэ имела ранг сэнтел-коммандера и руководила всей операцией.

     Тем временем высокая стройная девушка с тёмными волосами, собранными в хвост набок и украшеными золотой цепочкой с рубинами, поднялась на веранду, где одиноко стоял диван-качалка, прошла к стеклянной двери бокового входа и выключила технологию Тени. Она появилась в отражении стекла и посмотрела на себя своими пронзительными зелёными глазами. Она собиралась с духом. Никогда ещё она не чувствовала себя так неуверенно, как в обществе Саматики. Вот и сейчас, выключив эмоции, она открыла дверь и шагнула в холл. Её тело ощутило сопротивление технологии Тени и странный шум от звуковых компенсаторов. Они имитировали работу пылесоса.

     Пройдя маскировку, она услышала ужасный крик мучающегося от боли человека и почувствовала удушающий запах испражнений. Посреди холла, подвешенный в силовом коконе, висел грузный лысый мужчина лет пятидесяти. Он кричал изо всех сил. Он уже осип, захлёбываясь от рвоты. Его тело странно извивалось, он дёргал руками и ногами, словно его бил ток большой мощности. Вытаращенные глаза вращались, из носа текли сопли, а в открытом рту дёргался язык. Иногда он пытался что-то бессвязно говорить, мямлил, а потом снова начинал дико кричать. Вокруг него ходила Саматика в длинном платье, расшитом серебром, которое медленно превращалось в комбинезон, плавно меняя форму. Её глаза смотрели на человека, и на серебряной радужной оболочке были уже не золотые точки зрачков. Теперь это были яркие прорези, как у кошки, горящие внутренним золотым светом.

     У Аристэ вспыхнули и погасли глаза. Она сканировала. Перед ней появилось схематичное изображение висящего человека. Его нервы пылали. Синие иглы кололи их в разных местах, и части тела дёргались от боли. Сердце покрывалось яркими пятнышками отмирающих тканей. Человек испытывал микроинфаркты от боли и ужаса.

     Компьютер показал активность мозга. Он подкрасил алым светом его весь, даже те участки, которые у обычного человека были в неактивном состоянии. Мозг включили полностью, на всю мощность, и теперь управляли им. Саматика белыми щупальцами выуживала из его памяти воспоминания, заставляя человека вращать глазами, дёргать руками и, высунув язык, выть и рычать, и не обращала внимания на боль и разрушения, которые она приносила этими манипуляциями.

     – Это очень жёсткий ментальный контроль и зондирование, – сказала Аристэ, остановившись на почтительном расстоянии от Саматики. Сканер опять не выявил эту странную женщину, словно её в комнате и не было. – После этого от его личности не останется ничего.

     – Здесь это называется «стать «овощем».

     Голос Саматики журчал и пел, как хрустальный колокольчик, а сама она не шагала, а плыла над полом.

     – Тебе его жалко? – продолжила она.

     Её горящие золотом щёлочки зрачков обратились на Аристэ, и компьютер тайлонянки получил порцию информации. Перед глазами Аристэ проплывали картины жизни человека. Вот он с друзьями на шашлыке, вот он насилует опоенную им женщину, вот он учит библейские тексты в семинарии. Какая интересная судьба.

     Возле входа, около ступенек, ведущих к барной стойке, почтительно остановился Нант и скрестил руки на животе. Он не подходил ближе, а Аристэ продолжала разглядывать картины жизни этого вопящего посреди холла человека. Саматика снова заговорила.

     – Он ведь собирался стать священником, постричься в монахи, а потом выбрал совсем другой путь. Зачем что-то рассказывать о Боге, если можно самому стать Богом. Так тебе его жалко, Аристэ?

     – Нет, – ответила девушка. – Я не испытываю жалости к людям.

     – Да, да, ты их презрительно называешь обезьянами. Зато как они смотрят на нас и какие волшебные слова придумывают. Когда этот человек увидел меня такой, какая я сейчас, он потерял дар речи и прошептал только: «Божественная, серебряная королева». Как это красиво и поэтично, и какая у него тёмная душа. Посмотри на неё. Он – лидер секты «Живое воплощение Иисуса Христа». Он собрал много единомышленников и подчинил их себе. Он упивался властью над ними и тем, что владеет ими как предметами. Что такое власть?

     – Эта планета примитивна, – сказала Аристэ. – Здесь есть чёткое разделение на бедных и богатых. Богатые автоматически становятся властными людьми, а обретя власть, стремятся к ещё большему богатству.

     – Богатство – это наслаждение жизнью во всей её красе, – Саматика улыбнулась, обнажив сверкающие зубы. Её губы с бисеринками внутри словно засверкали от солнечного света, но солнца в холле не было. В холле царил полумрак. Человек снова страшно закричал и выгнулся, словно в его спиной мозг вонзили стержень. – Но есть исключения, и иногда они становятся Святыми. Например, тот же Иисус Христос.

     – Мы не уверены, что он вообще существовал таким, каким его описывает Библия.

     – А ты её читала?

     – Я читала.

     – Нет, Аристэ, – Саматика повысила голос, и девушка почувствовала странную дрожь, словно сквозь её тело прошла волна холода. – Ты её просматривала, а не читала. А ведь там много ответов на твои же вопросы.

     – В этой книге нет смысла. Туземцы на этой планете верят в загробную жизнь. Их пугают адом, они плачут над рассказами о Рае и ангелах. Но с молитвами из этой же книги на устах они убивают друг друга, развязывают войны и сеют смерть. В чём же тогда смысл этой веры?

     – Может, так они оправдывают свои действия и смысл существования. Они подвержены эмоциям. У их личностей есть чёрные стороны, и есть светлые. Посмотри вот на него и сравни с твоим подопечным, с Егором. В чём разница? Как ты думаешь, если бы этот человек получил такой дар, как бы он им воспользовался?

     Аристэ знала ответ. Они бы получили религиозного деспота, который вверг бы планету в хаос. Им и так приходилось частенько сдерживать агрессии самых крупных тоталитарных сект, проводя ментальный контроль над целыми областями. Но Аристэ никак не понимала, к чему клонит Саматика, а та не хотела говорить прямо, только ходила вокруг да около вопроса.

     Серебряная женщина словно прочитала её мысли и сказала:

     – Почему эта планета, подобная лоскутному одеялу, так не похожа на наши планеты Альянса? Каждый лоскут этой планеты уникален по-своему. Она – не единое целое, она раздираема на куски войнами, религиозными противоречиями, борьбой за ресурсы. Все их объединения – фикция. Слабые государства винят сильных мира сего в давлении и во вмешательство в свои внутренние дела, в том, что та же Америка диктует им свою волю. Но если поменять их местами, что изменится?

     – Опять пресловутая жажда власти и богатства.

     – Да, и религия – это только инструмент. Тогда возникает вопрос: почему наши миры, где царит относительное равенство и гармония, Враг убивает, а этот мир не трогает.

     – Мы уже обсуждали это и пришли к выводу, что эта планета – своего рода полигон, – сказала Аристэ.

     – Да, обсуждали. И одна из вероятных догадок о причинах такого пристального внимания Врага, это скрытые, выключенные Звёздными Механиками возможности людей. Но кроме этого есть и другой фактор, и чтобы его найти я изучала религии человечества и как они влияют на эту цивилизацию. Каждый раз, примерно через равные промежутки времени, происходило нечто, какое-то изменение, которое подталкивало человечество в духовном развитии. Маленький отрезок в их эволюции, словно секунда. Она рождала противоречивый фактор, и цивилизация начинала меняться. Один из таких факторов – Иисус Христос. Особенно его смерть и воскрешение.

     – Но впоследствии христианство было изменено под нужды властителей Древнего Рима.

     – Да, но само учение, пусть и изменённое, осталось. Люди верят во что-то светлое, во что-то красивое и творят, а не только убивают. Разные факторы, которые влияют на развитие человечества. Возьмём, к примеру, чёрную смерть, чуму, которая чуть не погубила всю Европу. Где она, кто её остановил? Ты ведь видела записи с баз рептилий? Они сами не поняли, почему вдруг бубонная чума отступила. У средневекового человечества нет иммунитета для борьбы с нею. Нет генной инженерии, нет мощных химических лабораторий, но ведь что-то её остановило. И заметь: чума свирепствовала только в Западной Европе. На территории России, Белоруссии и Украины, где мы сейчас находимся, её не было. Строго контролируемое заражение, хотя эти рептилии собирались заразить весь континент.

     – И когда они почти нашли ответ, что-то убило всех их, – согласилась Аристэ. – Что-то заставило их перебить друг друга в безумной ненависти. Это концептуально похоже на методы Врага. Как он иной раз расправляется с планетами.

     – Да, но что дала чума кроме смерти? Какой скачок в обществе и какой скачок в развитии, даже в технологиях, когда практически исчезла дармовая рабочая сила. И всё это замешано на религии…

     – В те времена религия играла очень важную роль в жизни общества.

     – Доминирующую, – поправила её Саматика, но в какие-то моменты её непоколебимую мощь начинали подтачивать и разрушать новые факторы жизни. Аристэ, представь себе, что ты строишь что-то в генетическом конструкторе, тебе что-то не нравится, ты меняешь это, а потом, просто интереса ради, вводишь какой-то новый компонент и смотришь, что из этого получится. И иногда получаются фантастические вещи, которые помогает создать тебе природа, внутренние силы, а не твой холодный расчёт и разум.

     –Тогда эта планета похожа на лабораторию, – вдруг сказал Нант. – «Кухня» Врага.

     – Правильно, – Саматика улыбнулась. – Аристэ, но самое интересное совсем в другом. Ведь ты уже догадалась про полигон, но есть кое-какие ответы, которые не лежат на поверхности, а зашифрованы в религии. Когда ты работаешь в лаборатории, скажем на джета-уровне, что происходит?

     – Что? – Аристэ посмотрела в глаза Саматики, с трудом выдерживая горящие золотом зрачки-щели. – Я вас не понимаю, ковит. Джета-уровень, это ментальное слияние с ещё несколькими инженерами для консультации…

     – А если к вам присоединится ещё кто-то, кого вы не почувствуете. Настолько могущественный, что его не смогут засечь ваши сканеры и системы безопасности, и начнёт шептать?

     Аристэ выразительно посмотрела на Нанта. Они обменялись взглядами, а потом она снова посмотрела на Саматику. Глаза Нанта вспыхнули, сканируя, и опять сканеры увидели лишь корчащегося от боли землянина. Но мысль Саматики была ясна. Внезапно колыхнулся тёплый ветер, и Саматика оказалась около Аристэ. Её лба коснулась рука, горячая и нежная.

     – Ты спрашиваешь себя, а реальна ли я? – ласково прошептала серебряная женщина.

     Её рука нежно, скользнула по щекам, поиграла губами Аристэ, а потом легла на грудь и сжала её. Ни один мускул не шелохнулся на лице агента «Мёртвых подразделений». Она выключила всё, все свои чувства, все свои мысли, все свои ощущения. Яркие глаза-щелки изучающе смотрели на сэнтел-командера.

     – Видишь, Аристэ, ты можешь себя полностью контролировать, хотя что-то в тебе поменялось.

     Снова повеял горячий ветер. Теперь Саматика стояла уже возле Нанта. Боевые компьютеры молчали. Это не было ни телепортацией, ни Переходом. Просто Саматика вот только что стояла около Аристэ, а сейчас уже находилась в шести метрах от неё, около Нанта. Её горячая рука тыльной стороной погладила его правую щёку, а потом скользнула вниз, плавно прошлась по груди, нежно ощупывая мускулы, коснулась живота, и затем Саматика сжала гениталии Нанта. Тот на мгновение вспыхнул чувствами и тоже погас.

     – Полный контроль, – улыбнулась Саматика. – Так странно. Агент Нант, почему мне кажется это странным?

     Нант не понял её вопроса. Саматика продолжала поглаживать Нанта ниже пояса. Её глаза горели.

     – Я не знаю ответа на ваш вопрос, ковит, – Нант увидел, как её глаза-щёлки увеличились, и нечто возникло в нём, то самое чувство, которое он испытал вчера.

     – Знаешь, Нант. Знаешь. Ты уже понял, о чём именно я тебя спрашиваю. Я хочу знать, почему ты вчера выстрелил из парализатора в Егора Куликова? Что тебя так испугало, а ведь это был именно испуг.

     – Его глаза. Он нас увидел, не знаю, мне показалось, что он нас увидел такими, какие мы есть на самом деле. Преодолел маскировку. Его глаза были похожи на ваши, ковит, только они горели салатовым светом.

     – И вы так долго потом обсуждали это в своём кругу. Строили предположения, догадки. Мне и это известно, – висящий над полом человек перестал визжать от боли и сильно возбудился. Через секунду, подвывая от удовольствия, он принялся мастурбировать. Саматика глянула на него и улыбнулась одними губами. Ледяные бисеринки в её губах опять вспыхнули, словно отражая лучи солнца. – Сколько эмоций вы испытали, обсуждая это и сравнивая его глаза с моими? Одинаковы ли мы? А может и я – Враг?

     Аристэ стояла не шелохнувшись. Все принятые вчера меры защиты оказались бесполезными. Все системы глушения, системы отражения внешних сигналов, маскировка. Саматика их всех обошла. А они даже не заметили вторжения.

     – Аристэ, так до чего вы вчера дообсуждались?

     Саматика отпустила Нанта. Он понял, что ей ничего не стоило пробиться через его ментальную защиту и заставить делать всё, что ей захочется. Именно для этого сейчас, визжа от удовольствия, кончал этот лысый грузный человек. Она просто демонстрировала свои возможности им.

     – Мы пришли к выводу, что вы, ковит, тоже имеете внутри сущность, – Аристэ ответила так, как было. Не было смысла что-то скрывать от этой серебряной женщины. – И, возможно, вы связаны с Врагом. Мы послали запрос в интеллект-корпус, изложив наши предположения.

     – Почти угадали. А ведь ответ лежит у вас перед носом, – Саматика подняла руку и, плавно поведя ею по холлу, указала на стол. Там, среди кипы женских журналов лежала Библия. – Там описаны ангелы и демоны. Аристэ, я же тебе намекала на это в прошлый наш разговор. Эти существа имеют одну схожую черту – они наделены сверхспособностями. Но на этом их сходство заканчивается. Планета Звёздных механиков дарит кое-что тем, кто долго живёт на ней или работает, тем, кто начинает её слышать. Но это не совсем то, что находится сейчас в Егоре. Вот ответ на ваш запрос. Другого ответа вы не получите, так как в штабе интеллект-корпуса его просто не знают.

     Землянин кончил и теперь только поддёргивался. Судя по его пустому взгляду, в нём не осталось ничего человеческого. Только примитивные рефлексы. Саматика выжгла у него всё.

     – Аристэ, а вы с Нантом занимались сексом? – вдруг сменила тему серебряная женщина.

     – Да, ковит Саматика.

     – А предпочитаю древнее аилэ Саматика, – она улыбнулась. – И что ты чувствовала при этом?

     Аристэ молчала, не зная, что ответить.

     – Видишь, для тебя это также естественно, как соседям почистить зубы перед сном. Ты не испытываешь к Нанту привязанности. Вспышка эмоций – и всё, и снова каждый из вас сам за себя. Почему на наших планетах падает рождаемость? Почему, имея генетически совершенные тела, только пятнадцать процентов матерей вынашивают ребёнка сами, а остальные используют инкубаторы? Почему дети, которые были рождены матерями, имеют позитив-реакцию на тест технологий Звёздных механиков, а те, которые были выращены искусственно – нет? Что такое даётся ребёнку в утробе матери, что заставляет имплантаты внедряться в их организм, а у остальных – отторгаться? И ведь такая же тенденция прослеживается в этом микромире. Это словно злая карикатура на наш Альянс, только не хватает наших технологий. Как зрячий может радоваться возможности видеть мир? Он принимает это как должное, и лишь слепой может понять и оценить, насколько бесценен этот дар. Как планеты Альянса могут благоговеть перед генетическим конструктором, если он всегда у них под рукой? Мы обсуждали, Аристэ, что произойдёт, если на этой планете появится такое устройство?

     Нант стоял, словно статуя. Внезапно Саматика коснулась его лба и улыбнулась. Аристэ видела, как невероятная сила пробила ментальную защиту Нанта и включила всю его эмоциональность. Он пошатнулся от неожиданности и чуть не упал. И в это мгновение в Аристэ что-то возникло. Желание помочь? Саматика ещё раз улыбнулась и, отпустив его, медленно подплыла к Аристэ.

     – Может быть, нечто кроме всего прочего меняет и вас, агентов «Мёртвых подразделений», и вы тоже на этой планете в качестве подопытных мышей?

     Нант полностью пришёл в себя, но странный, эмоциональный осадок остался.

     – Ты помнишь эпоху, которая вошла в историю как Гибель первых планет? – продолжила спрашивать Саматика. Это очень походило на допрос.

     – Генетические войны? – тихо переспросила Аристэ.

     Она посмотрела на висящего в воздухе мужчину, и в голове у неё возник вопрос: «Что будет с этим человеком дальше? Она его убьёт?»

     Саматика улыбнулась, блеснув искорками губ. Она как будто потеряла интерес к мужчине, и силовой кокон пропал. Человек шлёпнулся в лужу своих же испражнений и теперь беспомощно барахтался в ней.

     – Да, попытки улучшить себя настолько, что это уже становилось похожим на паранойю. Изменения физические вызывали и эмоциональные изменения. Мы перестали ощущать чужую боль, мы перестали получать радость от жизни. Наш мир гармонии особенно на центральных планетах уж больно однообразен. Его даже можно назвать скучным.

     – Он правильный, – возразила Аристэ. – Нам не нужно больше заниматься глупостями, какими занимаются туземцы на этой планете. Фактически самоуничтожением. Ковит Саматика, вы только посмотрите, что они тут творят! Иногда мне кажется, что они просто какие-то примитивные животные, а не разумные существа.

     – Он был таким десятки лет, пока не появился Враг. В результате сотен проведённых усовершенствований мы стали другими, идеальными, но на самом деле, Аристэ, мы не так уж отличаемся генетически от этих людей. Можешь провести аналогию?

     – Обезьяна и человек имеют схожесть генома на девяносто восемь процентов, и в этих двух процентах заложено различие между Личностью и животными инстинктами, – сказала Аристэ. – Мы похожи на людей на восемьдесят пять процентов.

     – На самом деле на девяносто девять и девять десятых процента, остальное – лишь генетические улучшения. Те самые попытки достичь идеала. Мы имеем совершенные организмы, о которых люди только мечтают. Даже тот факт, что дети Альянса в трёхлетнем возрасте соответствуют по уровню мышления и физического развития тринадцатилетним земным детям – всего лишь дань генетическому конструктору, который вшил в цепочки ДНК ген ускоренного уровня развития. Зато какое эмоциональное отличие! Ты любишь кого-то Аристэ?

     – В каком смысле?

     – В самом прямом? Ты готова отказаться от всего, что у тебя есть. От своего ранга, от технологий Звёздных механиков, от своей жизни в Альянсе ради кого-то?

     – Это смешно, зачем?

     – Вот именно! – Саматика даже крикнула. Её глаза зажглись золотым сиянием и медленно погасли. Золотые прорези превращались в знакомую точку зрачка. – Ты не понимаешь, что именно ищет Враг на этой планете, и Враг ли он? Может быть, это наш друг. А Друг, как ты его окрестила, другое существо, на самом деле – Враг?

     Саматика медленно подошла к хныкающему человеку, лежащему в зловонной луже. Он дрожал и боялся даже посмотреть на Саматику. Она улыбнулась и легонько подула на него. Человек перестал плакать, как грудной ребёнок, которого успокоила мама.

     – Посмотри, кого они выбрали? С одной стороны – успешная бизнес леди, банковский служащий, уверенная в себе женщина, волевая и с холодным восприятием мира. Никаких лишних эмоций. Она смогла подняться по всем ступеням финансовой иерархии, выучить два языка и набрать большой вес в принимаемых решениях в «Кредит Конфьянсе» как член правления банка. И сам банк – четвёртый по величине в Украине. На ней лежит большая ответственность, и она не может ошибиться, поддавшись каким-то чувствам. А с другой стороны – маленький человечек, которому всю жизнь не везёт. Его всё время преследуют неудачи, его и его семью. Эйфа же вносила деньги в банк за его невыплаченный кредит? И дверь вы тушили, которую подожгли коллекторы. И сколько раз вы вытаскивали его из зеркальных миров, а кого он там встречал? Всё её, и только её.

     – Они прицепились к Валентине Солнцевой, – Аристэ вздохнула. – Вот в чём дело.

     – Да, именно к ней. Они постоянно подсовывают ему её версии. А он глотает эти миры, тянется к ней и включает что-то, отчего наш Враг теряет иногда контроль над ситуацией. Включает на одну секунду и едва не погибает в этих мирах. Ты помнишь, Аристэ, как вы его выдернули из призрачной школы?

     – Да, аилэ Саматика.

     – Они ищут что-то и ищут давно. Экспериментируя. И ему становилось от этих экспериментов только больнее. Ты понимаешь, Аристэ, они специально мучали его всё это время. И заметь, это делал вовсе не наш Враг, а существо, которое мы, вернее, ты, считала Другом Куликова. У вас он проходит под кодовым именем Мальчик.

     – Но он подарил ему силу? – Нант уже оправился от эмоционального шока и вновь подключился к беседе. – В чём тогда смысл? Если он всё время мучал Егора Куликова, зачем подарил ему эту силу?

     – Я не уверена, что именно Друг подарил ему силу, – Саматика посмотрела на Нанта. Он весь внутренне сжался и приготовился к новой порции эмоциональных взрывов, но ничего не случилось. Саматика просто смотрела на него, словно о чём-то спрашивая. Нант не знал ответа на её неозвученный вопрос. Тогда Саматика продолжила говорить. – Но что поразительно: а что изменилось в поведении объекта номер один после этого события?

     – Ничего, – ответила за Нанта Аристэ. – Страх перед этой женщиной остался.

     За окном вечерело. Солнце зашло за горизонт, оставив после себя лишь алую полосу. Она медленно перетекала в жёлтое сияние, плавно синела и на востоке уже превращалась в черноту, в которой загорались первые звёзды. Самой яркой звездой на небосклоне горела Венера. Компьютер сообщил, что через три часа будет готов к работе автоматический полив, и все его сегменты проверены.

     Когда хозяева дома сдавали помещение в аренду, они объяснили, что уступка в цене была связана с невозможностью отрегулировать работу автоматического полива. Ну не могли они знать, что несколько клапанов просто заело, они «закисли». Аристэ, получив информацию компьютера, даже не вникла в его сообщение. Она просто посмотрела на цвет маркера, который показывал вывод компьютера. Он горел голубым цветом, значит, всё было в порядке. После этого Аристэ сказала:

     – У Валентины Дмитриевны Солнцевой есть своя жизнь. Она – самодостаточный человек. У неё есть муж и ребёнок, значит, она способна любить. Я просматривала видео их свадьбы. Сколько нежности было, когда она на палец своего мужа, Алексея Анатольевича, надевала обручальное кольцо! Зачем ей менять что-то, что уже устоялось? Это вызовет проблемы, разговоры с родителями, объяснения с друзьями и на работе. Каждое такое объяснение вызывает у людей тяжёлые чувства. Она способна любить, но к Егору Куликову это не относится. Она ничего не бросит, она устоит…

     – Возможно и устоит. Мы этого не знаем. Конечно, Валентина Солнцева способна любить, – Саматика погасила звуковые компенсаторы. Лежащий на полу человек засыпал. Под действием ментального контроля Саматика погружала его в глубокий сон, и он начал посапывать носом. – Её возможное самопожертвование, это ты, Аристэ, хотела сказать? Давай сравним с тем, что совершил наш объект. Ты же видела, что он сделал, чтобы спасти ребёнка. Он убил, –      Аристэ посмотрела на Саматику. Не было смысла оправдываться: Саматика знала всё. – Да, Аристэ и Нант, он убил двух мошенников. Нант, ты же увидел всплески в Тёмной материи? Системы контроля отреагировали на вихри в Тёмной энергии, когда нечто начало деятельность против обычных правил. И первое что ты сделал, Нант, начал сканирование. Ты видел, что произошло, после вашего глубокого зондирования? Это привлекло внимание Егора. Он даже увидел следящий дрон.

     Саматика, вышагивая, плыла над полом. Она подошла к землянину, который мирно спал, как младенец.

     – Он совершил преступление, за которым должно следовать наказание. Но ведь наказания не будет, так как факт подобного убийства недоказуем. И Егор Куликов это знает. И ты слышала то, что он шептал в тот момент, когда спасал мальчика, Тимофея Ростиславовича Мечникова? Дрон записал эти слова.

     – Он шептал её имя, имя Валентины Солнцевой, – ответила Аристэ.

     – И только её имя. Сколько лет он её любит?

     – Нам это неизвестно, – сказала Аристтэ.

     – Зато мне известно, он глубоко любит её с класса пятого. Считаем – сейчас 2011-й, значит, двадцать пять лет. Это очень большой срок. Что он накопил за это время в себе?

     – Я всё равно не понимаю.

     Аристэ прислушалась. За окном пели цикады, и одиноко квакала лягушка. И вдруг она вспыхнула чувством. Ей так захотелось Нанта, что она даже пошатнулась от неожиданности. Мгновение она испытывала боль, смятение, скорбь – все чувства разом, словно не видела Нанта очень и очень давно. Неловким движением она сделала первый шаг к нему и встретилась глазами с глазами Саматики. Её золотые зрачки горели светом и смотрели на Аристэ.

     – Приказ: оставаться на месте, Аристэ, – Саматика прислала Аристэ в довесок ещё и гипнотическую подпись. Аристэ подчинилась приказу, но внутри у неё всё горело. Приказ сдерживал её, но её душа так хотела просто обнять Нанта, прижаться к нему и положить голову на его грудь. Как будто это могло её успокоить. Она так пылала от желания, что слёзы выступили на её больших зелёных глазах.

     – Теперь ты понимаешь? – сказала Саматика. – И это чувство может быть вечным. Они верят, что истинная любовь не умирает никогда, живёт даже через века. Ты же изучала местную литературу?

     Желание обладать Нантом медленно угасало, и по телепатическому каналу пришла отмена приказа Саматики. Опять получив способность двигаться, Аристэ вытерла слёзы, и, поднеся руку к глазам, удивлённо рассматривала эти капельки влаги при свете люстры в холле. Компьютер отреагировал на смену дня и ночи и зажёг искусственный свет в доме.

     – Вот, ты уже научилась плакать, совсем как человек.

     Саматика подошла к Аристэ и прижалась к ней. Она была горячей. Аристэ вздрогнула, не ощутив дыхания Саматики. Может, Серебряная королева, как назвал её спящий на полу мужчина, задержала дыхание, а может и не дышала вовсе. Но что-то возникло в ней после того, как Саматика её обняла.

     – Это было жестоко, – сказал Нант. – Аилэ, вы использовали запрещённый приём ментального контроля.

     – Нант, ты хотел сказать – Танец костей. Возможно, но я отпустила её после демонстрации. И да, этим я отличаюсь от Врага.

     Нант молчал. Детекторы движения обнаружили его, стоящего возле лестницы на второй этаж, и включили там вспомогательное освещение. Картина кораблекрушения заиграла яркими красками, словно её покрыли слоем лака.

     – Тогда почему они не встретятся в этом мире? – спросил Нант. – Что им мешает?

     – Это тот вопрос, который ещё только ждёт ответа, – Саматика посмотрела на плазменный телевизор, и тот снова заиграл световыми бликами. Как будто на его тёмном экране возник светящийся прямоугольник. – Они встретятся, обязательно встретятся, и вот тут произойдёт самое интересное, – продолжила говорить серебряная женщина. – Аристэ, ты, наверное, много раз спрашивала себя, почему вам приходили настойчивые приказы не приближаться к Егору Куликову и не трогать его? Особенно сейчас, когда можно его поймать и изучить, чтобы понять сущность. Ответ прост: вы ничего не сможете сделать ему.

     – Это почему? – спросил Нант.

     Аристэ молчала, чувствуя горячее тело Саматики. Это тепло проходило сквозь одежду серебряной женщины и полимерный комбинезон Аристэ. Как ей было приятно. Пытаться выключить это ощущение было бессмысленно, да и Аристэ этого не хотела. Саматика наглядно показала, что она может всё, но при этом не старалась причинить ей боль, как она причинила боль землянину. Она дарила Аристэ нечто другое. Как будто сэнтел-коммандер проходила ментальное очищение.

     – Нант, какой заряд парализатора ты использовал? Если верить шкале мощности, то подобный человек, каким сейчас выглядит Егор Куликов, должен был находиться в бессознательном состоянии четыре минуты и пятнадцать или двадцать в зависимости от его метаболических процессов на данный момент. А что показал дрон? Егор Куликов смог двигаться уже через одиннадцать секунд. Что ему помогло?

     – Существо становится элементом симбиотических отношений, – согласился Нант.

     – Это далеко не всё. Есть ещё один фактор. И симбионт, это Существо в нём, только поверхностный элемент. Вы скоро это сами увидите. Он защищён силой, которую даже мне не постичь, но у каждой защиты есть слабые места. И когда я пойму их, вы заберёте его с планеты.

     В глазах Нанта возникло сомнение. Но он спросил другое, что спонтанно пришло на его ум.

     – А если убить эту Валентину Солнцеву? Если к ней прицепился Враг, если её так хочет и так боится Егор Куликов, это, я так думаю, самое простое и действенное решение. Нет её и нет проблемы.

     Картины в холле начали светиться мистическим светом. Нанту показалось, что они ожили. Особенно эта, справа, изображающая кораблекрушение. Словно пёс действительно жил и выл. Он просканировал картину и сопоставил с изображением недельной давности. Ничего. Никаких изменений. То, что пёс повернул к нему голову, Нанту просто показалось. Саматика смотрела на него и улыбалась. Как ярко светились бисеринки льда в её губах.

     – Я думаю, что это тоже не удастся. Да и нет смысла. Его любовь просто угаснет и превратится в глубокую печаль в памяти. А с этим пропадёт весь эксперимент и вся наша работа на планете. Нант, нам придётся начинать всё сначала, а при этом сколько миров за это время уничтожит Враг, пока мы снова будем искать ответ на свои вопросы? Нет, здесь нужен эмоциональный взрыв, а не печаль, так что Валентина Солнцева должна жить, и вы должны по-прежнему оберегать её. Нант, а ты молодец, ты отлично справляешься с этой задачей.

     Нант улыбнулся краешками губ. Несколько недель назад Валя споткнулась о высокий порог и чуть не упала. Она как раз выходила из супермаркета «Велика Кишеня», располагавшийся теперь в здании старого универсама, который ещё в советское время называли «барабаном». Тогда её подхватил весёлый мужчина с большим пивным животиком. Он нежно поставил её на ноги и помог поднять тяжёлые кульки. Выслушав благодарность, сказав пару весёлых и незлых шуток, он подмигнул женщине и, насвистывая мелодию, направился вглубь супермаркета. Боевой аналитический компьютер за пять секунд до этого высчитал вероятность падения Вали Солнцевой, нагруженной кульками, и, выдав направление падения, отметил алым маркером метки острый косяк двери, куда она могла попасть головой. Нант оказался в нужном месте и в нужное время.

     Саматика ласкала Аристэ, посматривая на Нанта. Она гладила её, прижималась к ней и целовала. Аристэ покачивалась, стараясь сопротивляться спонтанным чувствам. Её ментальная защита не помогала. Образы выплывали из памяти Аристэ, когда Саматика очередной раз горячей ладонью проводила ей по спине. Одни она узнавала, а вот другие… Что это за танцующие девушки и юноши в белых одеждах в громадном прямоугольном камне-менгире? Что это такое?

     Внезапно Саматика прервалась и шагнула в сторону выходной двери, поманив рукой агентов «Мёртвых подразделений».

     Она вышла на веранду и подняла голову к небу. Аристэ знала, что вчера Саматика гуляла по раскалённой поверхности Венеры, прыгала по потрескавшимся от жара камням и рассматривала потоки раскалённой кислоты, что падали с небес и кипели от жара. Но особенно её заинтересовал металлический снег на Венере. Она танцевала на белых хлопьях снега, состоящего из сульфидов свинца и висмута. Что она нашла в этой мёртвой планете? Утопая в вязком грунте, она вдруг взмывала в яркое, красное небо и медленно приземлялась на ступенчатые лавовые отложения. Она не пряталась от следящего зонда, а наоборот, Аристэ никак не могла подобрать слово, позировала что ли? Она была полной неожиданностью, сплошным противоречием и нелогичностью. Кто она? Откуда? Её слова про интеллект-корпус встревожили сэнтел-коммандера. Саматика знала ответы, которые не знал аналитический отдел этой мощнейшей организации в Альянсе. И её глаза…

     Глаза Егора Куликова тоже походили на её глаза, только были иного цвета. Её ответ был слишком размазанным и породил ещё больше вопросов.

     Аристэ знала, что те, кто работал на планете Звёздных механиков, были подготовленными гражданами. Они были эмоционально устойчивыми, иначе песни кристаллов могли свести их с ума. Каждые трое суток они проходили контроль и полное резонансное сканирование на предмет изменений в организме. И за последние десять стандартных лет никто из исследовательских групп не пропадал. Тогда откуда она? Аристэ вдруг поняла, что ей не хватает информации. На все её запросы она получала лишь поверхностные ответы. Перед ней стояла серебряная женщина, которая не вписывалась в стандартные ответы ни интеллект-корпуса, ни командования Звёздного флота.

     Аристэ была рациональна, как машина, и действовала, руководствуясь логикой. Может, этим она похожа на Валю Солнцеву? А вот Саматика была другой. То беспредельно жестокой, то будто превращалась в маленького ребёнка, наполненного нежностью. Хоть Саматика и перестала ласкать её, Аристэ кожей чувствовала следы её прикосновения.

     – Чистилище, что такое Чистилище? – прошептала Саматика и повернулась к Нанту. – Этого человека, Виктора Васильевича, доставь куда-то на трассу, поближе к населённому пункту. Мне нужно, чтобы его нашли.

     – Зачем? Его легче просто убить и сжечь плазмой, – сказал Нант.

     – Логично, но я хочу доставить ему больше боли после Чистилища. Он будет олицетворением Кары небесной. Может это спасёт чьи-то жизни. Образумит его адептов и последователей.

     «Опять странное решение», – подумала Аристэ, но промолчала.

     Нант отдал честь и вернулся в дом. С металлическим звоном из устройств на руках Нанта спрыгивали свернутые в клубки металлические тросы, которые подкатились к человеку и окутали его словно коконом. Следом Нант поднял руку, и из репликатора выдвинулось широкое лезвие. На удлиняющейся сегментной штанге оно медленно полетело в сторону храпящего на полу мужчины. Штанга вырастала из коробочки репликатора с бледными вспышками: в поле синтеза формировался очередной сегмент и прикреплялся к предыдущему гибким шарнирным узлом.

     Зависнув над человеком, лезвие повернулось вниз на девяносто градусов, и раздвинулось на ножи-захваты. Они изменили форму, убрав острые грани, и, опустившись вниз, подцепили храпящий металлический кокон. Нант брезговал брать этот кокон руками и решил, что нести его от себя на расстоянии трёх метров будет правильным решением.

     Как только Нант вынес мужчину на улицу, из своих гнёзд выскочили «крабы»-уборщики и принялись вычищать холл. Они поглотят всю грязь, не оставив даже следа. Ни единого биологического фрагмента, словно человека здесь никогда и не было.

     Аристэ подошла к Саматике и встала позади её. Саматика наблюдала за звёздами. Она светилась в наступившей темноте, но совсем не пыталась скрыть это. Словно не боялась, что местные туземцы её увидят.

     – А мы разучились мечтать и радоваться жизни. Посмотри на этих людей, как мало они живут и как много хотят увидеть и познать. Как они мучаются от болезней и увечий и как цепляются за жизнь. До наступления Врага большинство граждан Альянса думали только о том, как убить в себе скуку. А теперь им страшно, как было давным-давно. Разве это не прелесть? Новый виток эволюции? А какая любовь у этой маленькой, никчемной человеческой обезьянки, правда, Аристэ? Как она хотела что-то сделать, чтобы её заметили. И её заметили. И теперь эта маленькая обезьянка может дать ответ, как спасти целые планеты.

     – А если ничего не получится? – вдруг спросила Аристэ. – А если всё впустую, и эксперимент не удастся? Вдруг он получит Валю Солнцеву. Она узнает о его даре и ради него бросит всё. Мужа, своего ребёнка, свою жизнь?

     – Не бросит, – Саматика улыбалась. – Она так похожа на тебя своим внутренним миром. Стабильность для неё важнее, чем яркие чувства. Когда она была молода и ветрена, когда ей казалось, что вся жизнь ещё впереди, тогда да, она смогла бы решиться на этот шаг. Но не сейчас, после того, что она добилась в жизни. Нет, не бросит. Но если случится чудо и это произойдёт, что же, ведь всегда можно повторить эксперимент. Я думаю Егор Куликов не первый и не последний персонаж трагической любви. Ты ведь смотрела «Юнона и Авось»? Грустная история, основанная на реальной любви русского путешественника Николая Резанова и юной девушки Кончиты Аргуэльо. Она ждала любимого тридцать пять лет, не веря в его смерть. И не дождалась. Кстати, на её могиле стоит белый крест, на одной стороне которого выбиты слова «Я тебя никогда не забуду», а на другой – «Я тебя никогда не увижу». Символично, правда?

     – Но Егор встретится с Валей, – Аристэ улыбнулась. – Они живут в одном городе, а не на разных континентах, поэтому не могут прятаться вечно.

     – Да, и он так хочет и так боится этой встречи. Даже обладая такой силой, он всё равно боится Валентину Солнцеву. Я думаю, что их встреча будет очень эмоциональной, – Саматика многозначно посмотрела на Аристэ. Та всё поняла без слов.

     – Я буду там, на месте, когда эта встреча произойдёт, – сказала Аристэ.

     Призрачно-серая полоска сумрака на западе уже почти исчезла, и только свет фонарей на территории коттеджного городка разгонял тьму. Зажглись фонари и на территории участка. Болларды освещали дорожки, а выложенное камнем пространство между воротами гаража и выездом с участка, где стоял одинокий Рендж Ровер, было освещено сферическими столбиками-фонарями. Дом тоже был озарён подсветкой.

     Судя по данным компьютера, их сосед, уже вдоволь накупавшись, смотрел передачу по телевизору. Его жена с кем-то общалась по телефону, а сын играл в компьютерную игру. Остатки ужина остывали на плите, чтобы потом быть загруженными в холодильник.

     – Попробуй, – многозначно ответила Саматика.

     Аристэ не поняла, что это значит, но переспрашивать не стала. Она отдала честь и ушла. Инстинктивно она поняла, что разговор окончен. Как только она скрылась в доме, Саматика погасла. Она перестала светиться серебряным светом, медленно превращаясь в обычную земную женщину со светлыми волосами. Легко ступая по камням дорожки, она подошла к бассейну и, сбросив одежду, обнажённой погрузилась в воду. Вода была тёплой, нагретая жарким солнцем сентября. Этот осенний месяц был по-летнему жарким, словно лето не собиралось уходить с Украины. С тихим плеском она плавала в голубоватой воде, пока не подплыла к противоположной стенке бассейна. Там она сложила руки на его кромке, положила на них голову и улыбнулась.

     – Наблюдаешь? – тихо спросила она.

     На заборе шевельнулась тень. Через секунду со всех сторон к ней, как змейки, устремились серые чёрточки, мелькая дрожащими линиями в свете фонарей. Они собрались в маленький силуэт человека, превратившийся в мальчика. Он смотрел на Саматику, которая, болтая ногами в воде, смотрела на него. – Как ты думаешь, я бы могла заменить её?

     – Нет, он почувствует, – ответил мальчик. – Даже технология Тени не сможет его обмануть. Существо не позволит. Она почувствует в тебе частицу.

     – Это правда. Я давно наблюдаю за ним и с каждым разом чувствую к нему особую привязанность. Странно, мне ведь это несвойственно.

     – Я это заметил. Ты немного помогаешь ему, хоть Сущности это не нравится.

     – Я знаю, но это лишь её маленький фрагмент. Поэтому она подчиняется Егору. К тому же, она сама привязалась к нему. Удивительный симбиоз. И главное, почему это произошло? Сигнатуры энергии Клубка и человеческих энергетических эфиров различны настолько, что в принципе их слияние невозможно. Только поглощение последних первыми. А здесь это произошло.

     – Ты же знаешь ответ. Не тебе ли знать, почему это свершилось. Ты же всё видела. Хоть и не участвовала. Наблюдала. А вот ОН не знает про это. Он не решился посмотреть. И теперь у нас есть козырь.

     – У нас, трусливое существо? – Саматика внимательно посмотрела на мальчика.

     Тот отвёл взгляд и ответил:

     – Я сделал всё что мог. Меня бы тоже разорвало.

     Мальчик прошёлся по краю бассейна. В свете фонарей около забора он казался живым. Остановившись около воды, он посмотрел на грациозное обнажённое тело девушки, плававшей в подсвеченной воде бассейна, и задумался.

     – Хочешь поплавать? – алые губы Саматики раздвинулись в улыбке.

     – Смеёшься? Ты можешь своим видом обмануть «мертвецов», но не меня. Я знаю, кто ты на самом деле. Поэтому твой вопрос бессмысленный

     – Может и да, но матрица мальчика плотно засела в тебе. Она начала внедряться в твою сущность. Покрывалу это тоже не понравится. Вы не воюете с Клубком, но и не контактируете. Каждый сам за себя. Но если Клубок этой галактики узнает, что с тобой происходит, это не пойдёт на пользу Покрывалу.

     На лице мальчика возникла тень досады. Но она быстро исчезла. Девушка улыбнулась шире, увидев её.

     – И, не думай, что знаешь, кто я. Нет, не знаешь. Догадываешься, но не знаешь. – Саматика пригладила мокрые волосы и продолжила: - Как ты думаешь, ОН пойдёт на контакт?

     – Ему нужна эта часть, этот фрагмент в Егоре, так что пойдёт. Что ты хочешь на самом деле, Мамис? Ведь тебя так зовут, правда?

     – Пять тысяч лет назад меня звали так, – сказала девушка. Она оттолкнулась от стенки бассейна и грациозно поплыла в противоположную сторону, потом вдруг нырнула и вынырнула опять около мальчика. Несмотря на то, что волосы сейчас у неё были обычными, как у земной женщины, капли воды, стекающие с них, светились серебристым блеском, словно капли ртути. Попадая в воду, они растекались по ней и тихо исчезали.

     – Я хочу паузу. Только Звёздные механики могли сотворить такой гибрид из существа Клубка и человека. Вопрос, зачем? С какой целью? Демонстрация важности человечества? Никогда до этого момента человек не получал такие силы. Это должно его заинтересовать.

     – Я думаю, что он согласится. Я предложу ему это. Звёздные Творцы не часто посещают такие миры, но чем-то этот Егор привлёк их внимание. Они вмешались в самый последний момент, когда уже почти стало ясным его предназначение.

     – Да, он почти достиг Горизонта Событий, где вся его память будет разложена на картины, которые можно считать. Что же ты по-настоящему нашёл в нём, – Саматика сделала паузу, – Митя? Что, что ты хотел увидеть в Горизонте Событий? Я знаю, что ты долго наблюдал, как Клубок интересуется Егором, как что-то ищет ещё до слияния. Что они ищут, и что нашёл ты?

     Мальчик улыбнулся и промолчал. Он растворялся в темноте. Над Саматикой летали ночные бабочки, привлекаемые светом фонарей, освещающих бассейн. Девушка вновь оттолкнулась от борта и поплыла в голубой воде, плескаясь как ребёнок. Плавая, она посмотрела на то место, где ещё минуту назад стояло существо в виде мальчика.

     – А ты ведь так и не знаешь, кто я, – тихо прошептала она. – Тебе не дано меня прочитать. Как и «мертвецы», ты видишь лишь пустое место. Что же, играем дальше.

     …..

     Наступил дождливый октябрь. Дети шли в школу и каждый день, утром и вечером, Киев стоял в пробках. Александр ворчал и на Киевавтодор, и на ГАИшников, которые иногда заменяли собой светофоры и устраивали транспортный коллапс на дороге, вместо того, чтобы его разгребать. Егор понимал, почему Александр так нервничает. Стоя в искусственных пробках, он терял время и заказы. Была одна отрада: на улице моросил дождь, а в их «Ситроене» было тепло.

     – Ну, и чего он нас так долго держит?! – частенько вскрикивал Александр.

     Он, как и множество других водителей, нетерпеливо нажимал на клаксон. В эти мгновения он вспыхивал сполохами раздражения. Они уползали прочь, и над регулировщиком колыхались уже целые облака этой тёмной массы.

     Очень часто на такие перекрёстки ставили молодых ГАИшников, лейтенантов. Сколько негатива они собирали, ожидая приказа по рации! Это видел только Егор. Целые тучи черноты с алыми сполохами. Даже не имея внутри Сущности, многие из них чувствовали это. Они краснели и отворачивались от гудящих автомобилистов, пропуская поток по приказу.

     Из-за пробок Егор и Александр часто опаздывали с доставкой заказов, но большинство клиентов относились к этому с пониманием. Тем более, что многим из них была нужна не сама посылка, а Егор. Он сменил уже два мобильных номера. Но это помогало на пару месяцев. Какими-то неведомыми путями люди узнали его новый номер и снова звонили. Его просто осаждали звонками с просьбами о помощи. Телефон не умолкал ни днём, ни ночью. Иной раз он хотел выбросить сотовый в урну и забыть, но как же мама будет связываться с ним? Как она узнает, когда он придёт домой, чтобы согреть ужин, и как Александр будет звонить, сообщая, что нужно выехать ночью? Егор менял симки как перчатки. Но люди узнавали.

     Иногда Егор встречался с ними, и тёмные шептуны, висевшие над просящими, рассказывали истинную цену, которую те заплатили. Там были очень большие деньги.

     И да, был ещё один страх. Каждый раз он боялся, что позвонит она, смысл всей его жизни. Что он возьмёт трубку и услышит знакомый голос и знакомые интонации, но на счастье в трубке раздавались голоса совсем других людей.

     По работе они часто с Александром бывали в центре города, проезжая мимо центрального офиса банка, где работала Валя. Егор тогда украдкой посматривал в сторону выложенного жёлтым кирпичом здания, со странными овальными балконами на фасаде и блестящими металлическими колонами, поддерживавшими верхние этажи. Александр один раз заметил, как Егор долго и задумчиво рассматривает угловое здание, пока они стояли на повороте и поинтересовался:

     – Что ты так всегда в ту сторону смотришь? Как не проезжаем здесь, так ты от углового здания оторвать взгляд не можешь?

     – Да так, всплывают воспоминания, – тихо ответил Егор.

     – Ты работал в банке?

     – Нет, – Егор не знал, что и ответить. Он снова посмотрел на здание и увидел большие часы на фасаде. Они как раз находились под надписью объёмными буквами «Кредит Конфьянс». – Я просто посмотрел на время.

     – Да, Егор, я так и понял, тем более на время в машине ты посмотреть не мог. Там работает она?

     – Я…

     На его счастье поток машин тронулся, и Александр отвлёкся на дорогу. Тем более наглый «Фольксваген» решил втиснуться между ним и грузовичком и едва не задел машину Александра. Пока Саша ворчал, Егор кинул на здание последний взгляд и отвернулся. Он хотел увидеть, где сидит Валя, но Существо, как только дело касалось просьб личного характера, упорно молчало и не хотело общаться. Почему оно так игнорирует её, как будто боится? Оно показывало её Егору в видениях, оно материализовалось в её образе, когда он лечил, но когда Егор хотел прикоснуться к реальной, живой женщине, Существо мгновенно угасало. Почему? Оно боялось Валентину Солнцеву так же, как боялся Егор? Это было странным и необъяснимым.

     Егор иногда чувствовал, насколько Существо чужеродно. А что если оно овладеет им? Если он станет управляемым? Такие мысли уже возникали у него в голове. Странный потусторонний мир напрягал его: мёртвые души, призраки со вспышками своих проблем и боли. Иной раз он начинал сходить с ума, слыша их шёпот. Каждый хотел спастись, но не всем это было суждено. Зато как Существо реагировало на мутные тени. Это были не призраки, это были странные порождения, проникающие время от времени в наш мир. По большей части они не контактировали с живыми. Они походили на призрачные монументы. Огромные серые камни, словно отлитые из бетона и установленные вертикально. Очень редко в них вспыхивали салатовые огни, как вспыхивали глаза призрака Вали Солнцевой, когда он спасал Тимофея. Один раз Егор остановился около такого монумента, как раз возле опоры Московского моста. На тёмном, призрачном фоне этого прямоугольного монолита вспыхивали салатовые искры, которые строили странные картины. Они были похожи на кабалистические символы и письмена. Но Егор не понимал их значения, а Существу было всё равно.

     И были места, где Егор видел странные провалы, чёрные омуты, в которых вспыхивали голубые огни. Гиблые места. Много таких воронок находилось на старых кладбищах, где могилы давно заросли деревьями, а кресты и надгробные камни рассыпались или упали в траву. На таком кладбище он побывал ещё в детстве, когда они с друзьями бегали смотреть заброшенную усадьбу. И тогда Егор чувствовал себя неуютно среди старых могил. Теперь он понимал почему. Некоторые души, забытые родными, проклинали их и проваливались вниз, создавая такие болота.

     А вот Существо вело себя совсем по-другому. Её тянуло в тёмные воронки, и Егор с трудом сдерживал его и сжимал зубы от страшного жжения в груди. В такие минуты он страстно хотел избавиться от этого Существа.

     А ещё не менее страшным было поглощать души, чтобы кого-то спасти. Это была дань Равновесию.

     Доктор Поляков звонил нечасто. Егор предупредил его, что он не сможет лечить всех подряд. Если можно было вылечить ребёнка обычным способом, то его нужно было лечить именно так. На все вопросы Егор отмалчивался и просто ставил перед фактом. Он просил, чтобы Поляков вызывал его только в том случае, если пациент был совершенно безнадёжен.

     И всё же пару раз Егор приезжал в больницу, когда его вмешательство не требовалось. Доктор Поляков вспыхивал бликами полученных благ, и после одного такого сеанса Егор сказал:

     – Извините, пожалуйста, Арсений Никифорович, но мы же договорились. Эта девочка излечима обычными методами. Зачем вы меня вызвали?

     – Егор, есть обстоятельства…

     – Арсений Никифорович, я же вас просил. Ей помогла бы обычная химиотерапия.

     – Я был не уверен, что она сможет перенести повторный сеанс.

     Егор подошёл к столу Арсения Полякова и достал карточку пациента. Положив её на видное место, он внимательно посмотрел на доктора. Тот опустил голову и едва заметно кивнул. Больше Егор не получал звонков доктора Полякова, если ребёнка можно было спасти без вмешательства Егора.

     Проходили дни и недели. Доктор Поляков больше не задавал глупых вопросов, он был мудрым человеком и всё подмечал. Он видел, как Егор страдает и как ему становится плохо после сеансов. Иногда он заходил в туалет после сеанса и видел, как Егор опускает руки под струю холодной воды, и она словно вскипает. Один раз он не выдержал и коснулся пара. Тот был холодным, словно в воду бросили сухой лёд.

     – Больно? – спросил он тогда у Егора.

     Егор кивнул в ответ и зажмурил глаза. Доктору незачем было видеть его горящие ярким желто-зеленым светом зрачки.

     Но доктор не знал и половины правды, однако догадывался. Однажды он спросил Егора:

     – Скажите, пожалуйста, а участившиеся смерти от инфарктов, сердечных приступов, резких обострений хронических болезней как-то связаны с вами? С тех пор, как вы сюда приезжаете, количество внезапно умерших неподалёку от нашей больницы резко увеличилось. И вот какая статистика: количество умерших практически всегда совпадает с количеством спасённых вами детей? Ко мне тут приходили из прокуратуры с вопросами. Исходя их того, что я услышал, складывается интересный факт: все погибшие – сплошь какие-то мерзкие личности.

     – Может быть, – тихо ответил Егор, дав себе слово, что больше около больницы он охотиться на чёрные души не станет.

     Он почти не сомневался, что каждое поглощение оставляло в нём след. Кусочек памяти, каплю чувств и эмоций. А ведь это были тёмные люди. Злые, мелочные, лишённые всякой совести. Но и они мечтали. Каждый о своём. И вот их мечты Егор забирал. Он уже несколько раз едва удержал себя от того, чтобы снять проституток и развлечься, или от того, чтобы сыграть в покер и сшибить деньжат. А зачем он так долго рассматривал дорогие швейцарские наручные часы в бутике?..

     Но это было не самое плохое. Страшнее было то, что порой Егора после сеанса просто обуревали вспышки гнева. Он быстро закрывался в туалете и подставлял руки под холодную воду, пытаясь успокоиться. Вода буквально вскипала, соприкасаясь с его кожей, и именно за этим занятием его застал доктор. А ещё уборщица, которая увидела его глаза и упала без чувств. Он тогда хорошо высосал энергию из её души и, очнувшись, она списала это на привидевшийся кошмар.

     Егору стало стыдно гораздо позже. В такие моменты он старался думать о Вале, вспоминать её лицо, глаза, улыбку, ямочки на щеках. Сначала это помогало, а потом нет. И Егор понял, что если он не прекратит, он взорвётся от бешенства или сойдёт с ума. Но как он мог отказать, когда на него смотрели большие несчастные глаза детей. Сколько боли и надежды было в них, какая немая просьба. Они ничего не просили, они даже не плакали, а просто смотрели. Понять их мог только тот, кто сам много страдал от боли, а Егор страдал. Он вспоминал свои приступы боли в спине, когда его хватала судорога, и он часами не мог разогнуться, как несколько раз он боялся даже пошевелиться, чтобы не охнуть от резкой вспышки боли, словно его резали по живому. Какие тогда у него были глаза? Такие же, как у этих детей? Нет, наверное его состояние нельзя сравнивать с болью детей, которые умирали. И Егор опять было достаточно лишь взглянуть в эти глаза, чтобы снова и снова находить мерзких людей, чтобы убить их, высосать их жизненную силу и подарить её детям, излечивая их. И получить крупицу тёмных душ, как наказание…

     Лечить взрослых Егор отказывался. Несмотря на предлагаемые большие деньги, несмотря на обещания сделать всё, что он только пожелает. Он не мог отказать только детям. Леча их, он так боялся сойти с ума, что ещё и взрослых он точно не потянул бы. С каждым убитым им человеком, Егор видел всё больше и больше серого мира. Там обитали страшные порождения, подсвечиваемые прозрачными, как вуаль, световыми бликами. Ужасные змеи, пауки, многоножки и узловатые создания, – эти твари как бы плавали в болоте жуткого зеленоватого света, они выскакивали из желто-салатовой жижи, окружённые светящимся туманом, вспыхивая жёлтым светом, крутились и извивались в воздухе и снова падали в болото. Некоторые надолго зависали, отыскивая чёрные воронки. И с каждой смертью Егор видел эти болота всё чётче и чётче. А иногда, на секунды, он различал над болотами светящиеся фермы странных сооружений, какие-то овалы и шары, крутящиеся на острых гранях и висящие на голубоватых пиках, торчащих из решётчатых конструкций. Что это было? Иногда над этими конструкциями возникали разноцветные нити. Словно кто-то пускал сноп разноцветных игл, и тогда конструкции начинали светиться, а чёрные болота менять форму. Как только вспыхивала какая-нибудь игла, происходило изменение. Словно в лаборатории работал некий механизм управления. В эти моменты Егор спрашивал Существо, он пытался описать ему, что видит, но Существо молчало и с холодным упорством рвалось туда, к этим фермам и разноцветным нитям.

     И снова и снова возникали умирающие дети. От совсем крох, до подростков. И у всех один и тот же взгляд...

     Да, ещё были подарки от них. Рисунки, вышивки на ткани, маленькие поделки и такие эмоциональные фигурки. Например, лошадка, выкрашенная в жёлтый свет, с алыми крапинками и синей гривой. Егор спросил девочку, почему она так раскрасила игрушку, а та ответила:

     – Это скачет Луна по небосклону. Она зовёт меня. Когда мне плохо, я сажусь на её спину и скачу среди облаков. Мне легко, я летаю, я парю, и боли больше не чувствую.

     Душа Егора с каждым разом становилась всё темнее. И лишь спасённый ребёнок, осторожно холодной ладошкой берущий его руку, вытаскивал его из бездны холодной ярости, охлаждал его чувства. Ненависть и злоба пропадала. Желание напомнить доктору, чем он жертвует, исчезало. Словно брошенная соломинка. Но вечно так не могло продолжаться.

     А ещё были другие. Существо реагировало на них странно, не желая к ним приближаться. Словно они были порождением совсем иного мира. Те самые голубоватые фигуры с такими яркими вкраплениями внутри, которые он увидел в первый день посещения онкологического центра. Часто он видел их в реальном мире. Они всегда держались на расстоянии, и как только Егор их замечал, быстро уезжали.

     Один раз он смог их обмануть и подошёл очень близко. Тогда в BMW Х5 он увидел молодых женщину и мужчину небесной красоты, блондина и блондинку. Но какими странными были их глаза: у них были глаза глубоких стариков, а не юноши и девушки, которых он видел перед собой. Егор захотел с ними заговорить, но они быстро исчезли, избегая контакта.

     А ещё Егор хотел поговорить с тем, кто приходил к нему в образе Мити, но и того существа не было. Егор звал его, но ответа не получал. Внутренне он был один, сам с собою.

     Да, была ещё Маша. В последнее время он не часто бывал у Александра дома и ещё меньше виделся с ней. Девушка всегда встречала его грустной улыбкой. Он видел всплески её нежных чувств, но гасил их своим отказом. С каждым разом эти всплески были всё тише и тише, все меньше и меньше. Маша прощалась с Егором в мечтах.

     При последней встрече, он подошёл к ней и, наклонившись, поцеловал в затылок. Она вздрогнула от неожиданности и тихо спросила:

     – Ты её любишь?

     – Да, – ответил Егор.

     Объяснения были излишними. Они понимали друг друга с полуслова.

     – Мне Алекс сказал. Разбитое сердце.

     – Да, Маша, разбитое сердце. И я не хочу разбивать твоё.

     – Я понимаю. И ты боишься, что я поступлю, как Соня.

     – Нет, ты не поступишь, я знаю…

     – Знаешь или делаешь так? Чтобы я так не поступила? Я слышала про твои способности. Егор, скажи мне правду. Кто ты? Ты – пришелец?

     – Нет, Маша. Я – человек, которому был дан ещё один шанс. И вот теперь передо мной стоит выбор, как воспользоваться этим даром? Могу ли я сделать с помощью него хоть что-то для себя?

     Девушка молчала. Она посмотрела на него своими тёмными глазами и провела рукой по его щеке. Середина октября выдалась холодной, температура на улице упала до +8, а в квартирах не топили, и Маша мёрзла. Кутаясь в тёплые одежды, она жаловалась на стылость в квартире, и руки её были холодны.

     – Я всегда буду помнить тебя, приходи ко мне во снах. Может в этих снах ко мне придёт и твоя… женщина, и тогда я её попрошу. Мы, женщины, часто понимаем друг друга с полуслова, – она улыбнулась.

     Егор поцеловал её в щёку и на прощание наполнил энергией. Существо было против, но у Егора после уничтожения трижды судимого убийцы-грабителя, который сейчас лежал мёртвым на лавочке в квартале отсюда, осталось немного жизненной силы. Егор убил его без жалости и сожаления. А Маша больше не будет мёрзнуть, и больше не будет простужаться. Глядя в её большие выразительные глаза, он не мог отказать ей в этом подарке.

     Сегодняшний день был невероятно длинным, казалось, ему не будет ни конца, ни края. Они с Александром развезли несколько десятков заказов, и в каждой квартире его ждала просьба. Часть он выполнил, но многим отказал. Всё это начало потихоньку нервировать Егора. Их нанимали только из-за него.

     Несколько раз он ловил краем уха разговор Александра с кем-то по мобильному телефону. Саша старался не ругаться. Но на другом конце трубки звучал сердитый голос. В такие минуты Александр мрачнел. Было ясно, что звонят его конкуренты, с которыми он раньше делил часть заказов, но сейчас клиенты этого не хотели. Даже если перевозка была крупногабаритной, заказчики хотели видеть именно их. И это несмотря на то, что Александр, порой теряя самообладание, объяснял, что груз в машину не войдёт. Люди не слушали его объяснения, и приходилось ехать. Иначе телефон не умолкал. Ждали только их.

     Вернее, они ждали Егора. Но не всем он помогал. Люди по-разному реагировали на отказ: в большинстве случаев на их лицах застывало разочарование, но были и злобные личности. Один из них напал на Егора, и тот, оттолкнув его, еле удержался, чтобы не бросится на человека с кулаками. Эта была бессмысленная вспышка гнева. Нападавший отлетел в сторону и растянулся на полу, зачем бы было бросаться на него и бить ещё? Такая яркая ненависть… Не было сомнения, что поглощённая энергия тёмных душ накапливалась в Егоре, становясь всё сильнее и сильнее.

     Порой вспышки ярости возникали на ровном месте, и тогда откуда-то из глубины сознания выплывала его крохотная, потаённая искорка любви, его Валя Солнцева, и успокаивала его. Она беседовала с ним, как шептун, но он не видел вокруг никого, никаких теней. Шёпот рождался внутри него самого.

     Сколько ему предлагали денег! Машины, даже квартиры. Состоятельные люди иной раз готовы были отдать всё, лишь бы избавиться от боли и страдания.

     Да, детям он помогал, даже когда их родители были черны от груза вины. Подросткам отказывал, а перед умоляющим взглядом маленьких детей не мог устоять. Подарков он никогда не брал. Эти люди не понимали его, а Егору было всё равно. Он даже не хотел с ними общаться. То, что он желал, эти люди не могли дать, да он бы и не попросил. Но вот доктор Поляков…

     Во время их последней встречи Егор спас маленькую девочку, которую привезли несколько дней назад из глухого Карпатского села. В благодарность она подарила ему свой рисунок, на котором была изображена коричневая собака по кличке Медведь. Мама девочки рассказала, что когда ребёнок заболел, эта собака не отходила от неё. Никакими силами нельзя было выгнать пса из хаты, он выдерживал боль ударов, он цеплялся лапами за ковёр и только тихо поскуливал. Люди смирились с его присутствием, и только когда девочку повезли в Киев, собака вышла во двор и долго стояла около ворот, навострив уши и провожая взглядом машину. Соседская бабка клялась, что видела возле пса фигуру маленького мальчика, который гладил его по шее. Однако родители девочки считали, что бабке Марье это просто показалось.

     Задумчиво сидя в своём кабинете и рассматривая экран компьютера, Поляков сказал сидящему напротив Егору, который как раз отходил о сеанса:

     – Знаете, Егор, я вот долго размышлял, где же я мог вас видеть. И фамилия ваша мне знакома, а вот на днях я встретил своего давнего приятеля, и мы хорошо посидели за столом, вспоминая прошлое. Сто лет с ним не виделись, – доктор Поляков замолчал, отгоняя назойливую муху. – И как только эти твари проникают сквозь закрытые окна?! – добавил он раздражённо.

     Егор пожал плечами, он свернул рисунок в трубочку, чувствуя тепло благодарности девочки, которым она, рисуя, наделила картинку.

     – Так вот, мы начали вспоминать, как вместе ездили на рыбалку, как у него родилась дочка и он, прыгая от счастья, чуть не опрокинул новенький телевизор. А в те времена это была очень ценная вещь, очень, – доктор улыбался, предаваясь воспоминаниям. – Какой огромный букет роз он купил тогда жене, правда, с ним его в палату не пустили. Он тогда раздарил розы всему женскому персоналу дежурной смены акушеров. Девочку назвали Валей, имя выбрала Татьяна. М-да...

     Егор неосознанно сжал лист бумаги и тот зашуршал. Доктор Поляков встал со своего стула и подошёл к окну. За окном буйствовала красками осень. В сквере, который был виден с этого этажа, осень выкрасила деревья в жёлтые оттенки. Кое-где они переходили в кирпично-красный, где-то зеленели неровными пятнами. Было очень красиво, особенно яркими были клёны. И лишь сосны оставались такими же зелёными, как и летом.

     Две девушки фотографировали эту красоту. Одна из них с большим цифровым зеркальным фотоаппаратом пыталась запечатлеть большой куст, похожий на шар. Он покрылся красными полосами на жёлтом фоне – эдакая зебра! Выглядел куст действительно очень необычно.

     – М-да, – снова протянул доктор. – Как давно это было, и какими мы ещё были молодыми тогда. Так вот, он показал мне старые фотографии, в том числе школьные фотографии Вали, и я вас узнал. Вы же ходили вместе с ней в один класс. Солнцева. Помните такую одноклассницу?

     Егор сглотнул застрявший в горле ком. Внутри у него всё сжалось, но он смог спокойно ответить:

     – Конечно, помню. Она сидела в среднем ряду за третьей партой, справа.

     – Ну, если вы – действительно тот её одноклассник, вы просто чудесно сохранились! Я думаю, это последствия…

     Егор поднял глаза, и доктор Поляков кивнул:

     – Да, не будем об этом. Я о вас рассказал Диме, он был в восторге. Я думаю, вам нужно с ней обязательно встретиться, вспомнить прошлое, пообщаться. Между прочим, они ещё в 90-х классом собирались, в феврале, кажется, на день выпускников школы. И вас ждали, но вы ни разу не пришли. Как вы считаете, мне дать ей ваш телефон?

     Внутри у Егора всё кипело и ныло от ужаса. Холодный пот потёк по его спине, и майка стала мокрой. После воскрешения такого с ним не случалось даже в самую сильную жару, а тут майку можно было снимать и выжимать.

     – Что с вами? Вы даже в лице поменялись, – озабоченно спросил доктор.

     – Я просто ещё не отошёл от сеанса, – соврал Егор и опустил глаза, рассматривая отсутствующим взглядом рисунок девочки в руках.

     – Ну, так что скажете? Мне тут вспомнилась ваша первая торжественная линейка, меня тогда Дима позвал на неё – ведь такое знаменательное событие: дочка шла в первый класс. Эх, какие большие банты у неё были! Такой волнительный момент. После линейки вас завели в класс, кажется, он был сразу за входом, слева от него, на первом этаже. В каком году это было, в восьмидесятом?

     – В восемьдесят втором, – машинально поправил Егор.

     – Да, да. Ух, какой шум и гам вы там устроили, рассаживаясь! Помнится, Валя села со своей подружкой из того же дома, где она жила. Если не изменяет память, с Леной. Она как раз жила этажом ниже. Эх, сколько чувств нахлынуло от воспоминаний.

     – Да, – согласился Егор.

     Сам он смутно помнил этот день. Помнил, что стояла на удивление хорошая погода, светило солнце, и с огромных тополей, растущих в школьном дворе, уже падали первые листья, а вот берёзы были ещё совсем зелёные, как летом.

     Было очень волнительно. Во дворе школы собралось огромное количество школьников и их родителей. Все суетились, дети с восторгом смотрели вокруг и галдели. Кругом были цветы. Егор и сам держал в руках букет цветов. Вот только каких? Это уже стёрлось из его памяти. Потом были торжественные речи учителей, завершившиеся выступлением директора школы, крупной женщины, которая напутствовала первоклашек. А потом – первый звонок, высокий десятиклассник нёс на плече девочку, и та звонила в колокольчик. По плану, первоклашки должны были парами войти в школу и разойтись по своим классам, но как помнил Егор, после входных дверей всё смешалось в визге и смехе.

     А следом был его первый класс, запах свежей краски и лака, покрашенные в серый цвет парты, первая учительница, державшая огромный букет цветов. Что она говорила? Поздравляла с новым этапом их жизни, говорила, что они теперь – большая и дружная семья? Ничего, он ничего не помнил, никаких слов, только мимику учительницы, и её улыбку. Всё стёрлось из памяти. И он совсем не помнил Валю тогда. Он не обратил на неё никакого внимания. Это потом, позже, он поймёт, как она сильно нравится ему. Её остренькое личико и большие карие глаза. А тогда, после поздравительной речи учительницы, у них был первый урок Мира и им выдали синие Буквари.

     – Ну, так что вы думаете по этому поводу? – прервал его воспоминания доктор Поляков. – Пообщаетесь?

     – Насколько я знаю, она сейчас топ-менеджер одного из банков. А они – вечно занятые люди.

     – Ой, я вас умоляю! Найти пару минут для разговора всегда можно. Тем более у неё такой прелестный малыш, просто сказка. Дима мне показал видео. Такой смышлёный, вечно задаёт философские вопросы. Правда ест плохо, но это у детей часто бывает. Очень привередлив в еде. Я думаю, вам он точно понравится, заодно вы на него положительно повоздействуете, а то, по словам Димы, Валя умучилась с его кормлением. А к вам так тянутся дети. Как они ждут вашего прихода. Не знаю, что за аура у вас такая, но каждый раз, когда вы идёте по коридору, дети в палатах перестают плакать. А однажды одна моя помощница рассказала, что после того, как она прошла мимо вас, у неё перестала болеть шея. Просто поразительно.

     – Я думаю, что не стоит беспокоить Валентину по пустякам.

     Егор машинально мял рисунок. Доктор Поляков, который вернулся к своему столу и снова сел в кресло, заметил это и улыбнулся, погладив бородку.

     – Что-то мне подсказывает, что вы по другой причине не хотите с ней разговаривать. Вы с ней встречались что ли?

     Егор весь вспыхнул. Эти слова отозвались болью в груди, и ему потребовалось много душевных сил, чтобы успокоится и просто улыбнутся.

     – Нет, она встречалась с другим мальчиком.

     – Ну, тогда не вижу причин для отказа. Раз вы не поссорились, хотя время и это лечит, то тогда вам непременно нужно поговорить.

     «Ну, ты, хрень сидящая во мне, сделай хоть что-нибудь!» – взмолился Егор, но Существо было тише воды и ниже травы. Словно и оно хотело, чтобы Егор встретился с Валей. Что ему было делать? Настойчиво отказываться от встречи и выглядеть при этом по-дурацки и нелепо?

     Егора обуял страх. О чём они будут разговаривать и сможет ли он вообще говорить, не присохнет ли язык к его нёбу?

     – Хорошо, как скажете, – сдаваясь, произнёс он.

     Втайне он надеялся, что Вале будет не до него, и она вряд ли ему позвонит. С какой это стати она будет тратить на него своё время?

     – Знаете, есть такое выражение «Киев – большая деревня», слышали такое?

     – Нет,– покачал головой Егор. – Не приходилось.

     – Ну, это означает, что рано или поздно все со всеми встречаются. Хоть Киев и большой город, но вдруг оказывается, что незнакомый человек, которого вы просто встретили на улице, является родственником вашего друга или приятеля, или вовсе его второй половинкой, – доктор Поляков улыбался. – Так произошло и у нас. Если бы не школьные фотографии, я бы вас никогда не узнал. Вы так изменились, что-то осталось от вас школьного, но только тень. Вы сейчас совсем другой человек. И ваши глаза… На фотографии они тёмные, а сейчас голубые. Линзы?

     – Нет, – покачал головой Егор. – Не линзы.

     Он хотел рассказать этому добродушному человеку, который, работая в таком страшном месте, глубоко похоронил свою печаль в себе, что значит для него Валя, но не мог. Только от одной этой мысли его бросало в озноб. Никакие мерзкие твари в глубине планеты, никакие тёмные разлагающиеся души, голоса шептунов или странные видения, частенько являвшиеся ему, не пугали его так, как этот разговор. Доктор Поляков только казался беззаботным и весёлым человеком. Да, он много раз при Егоре становился серьёзным, когда просматривал принесённые ему амбулаторные карты или рентгеновские снимки, но никогда – печальным. Только сосредоточенным. Но Егор видел то, что пульсировало в нём. Печаль, глубокая печаль. Иногда эта печаль вспыхивала в нём ярким, жёлтым огнём острой боли, когда привозили очередного ребёнка, угасающего на глазах, но за столько лет работы он научился подавлять эти свои чувства. Поймёт ли этот человек, что на самом деле случилось с Егором? Он подумал, что да, поймёт. Но всё равно всю правду рассказывать не стал.

     – Это последствие аварии и комы, в которой я лежал после аварии. Структурные изменения.

     – Ммм? Я не слышал о таком, – задумчиво погладил подбородок доктор. – Впрочем, всё может быть. Хорошо, тогда не смею вас больше задерживать. Надеюсь всё же ещё увидеться с вами. И рисунок Кати не забудьте, пожалуйста.

     Егор улыбнулся и показал доктору руку с зажатым в ней свёрнутым в трубочку рисунком. Остановившись около вешалки, он снял с неё потёртую куртку и накинул себе на плечи. Попрощавшись и уже закрывая дверь в кабинет врача, он услышал вопрос:

     – И всё же, почему вы не берёте деньги за то, что вы делаете?

     – А они мне помогут?

     – Деньги многое могут сделать, они могут открыть новые горизонты.

     Егор усмехнулся.

     – А купить прощение я за них смогу?

     – Прощение? Перед кем?

     – Разве не вы спрашивали меня, почему возле больницы умирают люди? Помните про равновесие?

     – Егор, вы мне это говорите открыто? – доктор Поляков уже не улыбался. – Разве это правильно?

     – Другого выхода нет. Вы же и сами знаете это.

     – Знаю, и хожу ставить свечки, чёрт побери!

     Поляков вспыхнул эмоционально и тут же угас. Напоследок он улыбнулся и махнул рукой, прощаясь. Егор вздохнул и закрыл дверь. Скольких он уже убил, шестнадцать человек? Да, он разрушил грязные, мерзкие душонки. Он взял у них жизненную силу, их года жизни, что отвела им Судьба. Он убил водителя, который сбил двоих пешеходов и отмазался, он разорвал душу закоренелого рецидивиста, он высосал жизненную силу из женщины, которая травила людей, подкладывая поганки в съедобные грибы… Но их чёрные элементы сознания остались в нём как плата, как проклятие. Ничего не остаётся безнаказанным, всё помнится. Всё сохраняется и за всё ему воздастся.

     Стараясь больше не погружаться в гнетущие размышления, Егор шагал в сторону метро. Несмотря на октябрь, вечер был тёплым. Утром Егор, когда пил на кухне чай, слышал, как по радио сообщили, что в этом году наблюдается аномальный по температурным показателям октябрь. По метеонаблюдениям, такой высокой температуры на 13 ноября не было с начала 20-го века: +27 градусов.

     На самом деле Егору не нужна была накинутая на плечи куртка. Он не чувствовал холода и одел куртку, чтобы просто не выделятся. Радио всё время повторяло: ноябрь тоже будет тёплым, но дождливым. А потом наступит резкое похолодание. В декабре выпадет много снега.

     Иногда идущие навстречу люди внимательно смотрели на Егора, когда он проходил мимо, оглядывались, словно увидели знакомого. Если раньше это были единичные случаи, то сейчас таких людей становилось всё больше и больше, некоторые даже старались заговорить с ним. Но он отмахивался от них и ускорял шаг. Началось это с того, что кто-то выложил его фотографию в сеть, примерно с месяц назад, и количество прохожих, узнающих Егора, резко выросло. Если бы он мог менять свою внешность…

     Его фотографии время от времени всплывали в сети, но Существо позволяло ему находить логины и пароли и быстро эти фотографии удалять. А иногда случались и вовсе нехорошие события. Егор даже чувствовал чёрные души людей, которые зарабатывали только тем, что наполняли сайты громкой и порой неправдивой информацией. За это им приплачивали создатели сайтов, за клики. Происходил выброс лживых новостей во Всемирную Сеть, и всё это сопровождалось огромным количеством пересылок, которые просто заваливали Интернет информационным хламом. В этот момент Егор начинал кипеть от злости. Вот Валя, его школьная любовь, наберёт в поисковике его имя и фамилию и что она прочитает? Эту чушь, которую пишут нанятые за деньги люди, эти нелепости и откровенное враньё?!

     Несколько раз Егор начинал читать статьи и отзывы о нём и просто накалялся от гнева. Чего там только не писали: и про сатанизм, и про чёрные мессы. Один из авторов блога просто откровенно называл его Иудой, который продал свою душу за деньги, «за тридцать сребреников». Егор думал написать ему и объясниться, но потом плюнул и не стал этого делать.

     И опять, когда его переполняло бешенство, светлый кусочек его души, его Валя Солнцева, улыбалась и успокаивала его. Она просила не делать глупостей, и он не делал. Он покупал холодную воду и пил. Вода всегда помогала ему успокоиться. А ещё больнее было читать отзывы читателей, прочитавших такие статьи. Чего там только не было, одинокие голоса защиты тонули в потоке обзываний и оскорблений. Иногда Егору казалось, что кто-то специально ведёт против него информационную войну, травлю. Писались такие нелепости, что находясь в здравом уме, в них поверить было сложно. Но ведь верили. И желали ему смерти.

     Несколько раз он вскипал, читая всё это, и руки его дрожали. Он хотел убить людей написавших против него гадости, он даже чувствовал, как пылает жаром, но в эти моменты перед его взором вновь появлялась Валя с салатовыми зрачками.

     Вот и вчера, просматривая поисковик, он снова натолкнулся на подобную статью, написанную про него неким авторитетным экспертом. В принципе, эксперт начал писать статью про псевдоцелителей, про шарлатанов и мошенников, которые зарабатывают на чужом горе, а затем хорошенько прошёлся по Егору, взяв его в качестве примера. Егор старался читать без эмоций, но в какой-то момент так вспыхнул ненавистью к автору, что даже захрустел костяшками пальцев, сжав руки в кулаки. И вновь перед его мысленным взором появилась улыбающаяся Валя. Только один её вид вмиг гасил в Егоре приступ ярости и ненависти. Вот она стояла перед ним и… держала за руку маленькую девочку. Они обе улыбались, и Егор остыл, мгновенно остыл. Почему он увидел маленькую девочку? Она была не по возрасту высокая, с каштановыми волосами, тёмными глазами, ямочками на щеках и щербатым ротиком, в котором выпала часть молочных зубов выпала. Сколько ей, лет семь от силы? И почему девочка? У Вали же был сын.

     Правда, сайты с такими гнусными информационными новостями быстро переставали работать, словно кто-то вмешивался в работу Интернета. Сначала Егор удивлялся, а потом понял, что причина недоступности этих сайтов проста: его странные спутники, люди, которых он видел возле онкологического центра, которые преследовали его в Броварах, те, которые приходили к нему во снах, – совершенной внешности юноши и девушки помогали ему.

     Существо никак не реагировало на новостные ленты, ей было всё равно, что о Егоре писали журналисты. Но такие сайты после короткого времени работы зависали и сообщали и ошибке: 502 Bad Gateway.

     Но всё же информация о Егоре расползалась среди населения. Его узнавали. Даже когда он стоял в самом углу вагона поезда метро, несколько человек пристально рассматривали его. Одна девушка и вовсе не сводила с него глаз, пытаясь своей улыбкой заставить улыбнуться и Егора, но он, вспоминая свой последний разговор с доктором и ужасно робея от предстоящей встречи с Валей, только отворачивался от назойливых взглядов. Он не хотел ни с кем разговаривать и просто смотрел в окно, где проплывали тёмные стены тоннеля.

     Но одна женщина подошла к нему и, дотронувшись до плеча, спросила:

     – Скажите, а не вы ли тот самый Егор Куликов, о котором идёт народная молва как о чудесном целителе?

     – Нет, я – это не он. Он – совсем другой человек. Я просто похож, оставьте меня в покое. Как мне всё это надоело! – Егор вспылил, произнеся эту бессвязную речь и, отдёрнув плечо, зашагал в другой конец вагона.

     Он уже жалел, что ввязался во всё это. Скоро ему вообще прохода не дадут. Вот они, пассажиры в метро. Каждый из них вспыхивал желанием. Кто-то хотел машину, кто-то просто денег. Кто-то желал уехать в другую страну и там жить, а кто-то – просто новую игрушку. Желания детей были самыми яркими и самыми светлыми. Их прозрачную голубизну ещё не испортили отблески ржаво-красного пламени.

     Поезд приехал на станцию «Кловская» и открыл раздвижные двери. Егор поспешил выйти из вагона и быстро зашагал к выходу. Несколько человек последовали за ним, он буквально спиной почувствовал это. Существо в нём заворочалось. Егор узнал это ощущение, когда Существо чувствовало опасность.

     Когда Егор поднялся из подземного перехода и вышел на улицу Мечникова, как раз напротив здания через дорогу, в глубине которого прятался морг, где он ожил, от него, хлопая крыльями, бросилась прочь стая голубей. Причём Егор не пугал их, не делал резких движений. Он просто вышел, и голуби тут же сорвались с места. Следом резко снялась с насиженного места стая воробьёв. Может, конечно, это было просто совпадением…

     Он поспешил на улицу Леонида Первомайского. Он шестым чувством чувствовал, что его по-прежнему преследуют. Он хорошо знал этот район и решил оторваться от преследователей, сделав крюк.

     Как же нелепо они выглядели, замирая, когда Егор оглядывался. Двое мужчин плотного телосложения, оба были одеты в тёмные куртки и тёмные брюки. Существо кольнуло Егора, и тот увидел их души. Они светились алыми всполохами. А ещё он увидел, что мужчины начинали уставать, не выдерживая заданного им темпа.

     Да, ещё за ним шла женщина, которая выскочила из подземного перехода последней. Та самая, что подошла к Егору в вагоне, но она быстро устала и отстала.

     Егор поднялся вверх по улице и свернул налево между домами. Среди деревьев и холмов пряталась длинная лестница наверх, ведущая к улице Панаса Мирного. Как же кругом всё изменилось со времён его школьных лет: весь пейзаж вокруг изменили стройки. Застройщики сровняли с землёй горку, где он иногда катался на санках со школьными приятелями, огромный склон, заросший деревьями, где они играли опять же с друзьями в «войнушки» и прятались друг от друга. Где-то здесь они с Димоном наелись винограда так, что ужасно болели животы.

     Егор еле-ели отыскал начало лестницы и легко, не чувствуя усталости, начал по ней взбираться. Двое мужчин молча последовали за ним.

     Лестница пряталась в прохладном полумраке: наступал вечер, да к тому же лестницу частично скрывали от солнца пожелтевшие кроны деревьев. Егор размашисто шагал, поднимаясь наверх, не переходя на бег, но и не замедляясь. Он чувствовал, что мужчины серьёзно подустали и начинают терять его из виду. Один из них припустился бежать.

     Когда Егор скрылся за поворотом, а преследователи только подходили к нему, пыхтя от усталости, из-за деревьев шагнула фигура человека. Сверкнули две бледные вспышки и мужчины повалились на серые плиты. С металлическим щелчком с руки незнакомца убралось странное устройство, похожее на челюсти жука-рогача, и он, подойдя к мужчинам, легко поднял их и повесил на свои плечи. В этот момент из-за угла показалась спускающая по лестнице женщина. Незнакомец увидел её и громко, чуть заплетающимся языком произнёс:

     – Мужики, мужики, не надо падать. Я сказал не па-а-дать! Идём-те, идём-те. Егорыч, Алексеевич. Надо идти домой. А ну, раз-два.

     Они медленно зашагали вниз, причём ноги висящих на плечах незнакомца мужчин тоже двигались, хотя и странным образом, словно их дергали за ниточки, как марионеток. Но женщине не было дела до изучения способа передвижения пьяниц. Она ускорила шаг, чтобы побыстрее пройти мимо.

     – Надо же было так нажраться! – с отвращением бросила она, миновав эту компанию, и продолжила спускаться вниз по лестнице.

     Как только она пропала из виду, незнакомец легко взобрался по склону и положил тела в густые заросли крапивы, росшей около кустов. Затем он провёл рукой над их головами и перед его глазами появились физиологические данные людей. Работа мозга была полностью заторможена.

     – Примерный выход из паралитического состояния через 15 минут 43 секунды по местной временной метрии. Оценка физических данных парализованных организмов: при температуре воздуха +16 градусов, охлаждение тел за время паралитического состояния будет не критичным.

     Перед глазами незнакомца горела трёхмерная анатомическая модель человека.

     – У объекта справа есть проблемы с сердечно-сосудистой системой, но критическое ухудшение здоровья маловероятно.

     Незнакомец улыбнулся одними губами и спустился обратно на лестницу. Егор был уже далеко, но там его перехватит другой агент и будет сопровождать. Свою работу он сделал. Он начал спускаться вниз и прошёл мимо сидящей на лавочки женщины. Она беззвучно плакала, вытирая глаза платочком. Несколько местных бабушек пытались узнать причину её слёз, но женщина только отмахивалась от них и отрицательно качала головой. Итук знал причину её плача, но он не вмешивался в дела туземцев. Он шагал к машине.

     Егор достиг перекрёстка и в раздумье остановился. Справа от него возвышался супермаркет, здание которого было построено очень давно, ещё во времена Советского Союза и из-за своей круглой формы получило прозвище «Барабан». На парковках было множество машин. Одни отъезжали, другие приезжали.

     Вдоль улицы Сергея Гусовского, перпендикулярно пересекающей улицу Панаса Мирного, находился базар. Он так радикально изменился за время, прошедшее с момента, когда Егор видел его в последний раз. Находящийся теперь под единой металлочерепичной крышей, весь освещённый неоновыми огнями, он манил покупателей, и те бесконечным потоком бродили по его рядам. Был конец рабочего дня и торговля шла бойкая.

     Егор отвернулся и посмотрел другую сторону. Там, на пересечении улиц Панаса Мирого и Рыбальской, стоял одинокий девятиэтажный дом. В нём жила когда-то его Валя на последнем этаже, под крышей, куда иногда в его снах садились отдохнуть ангелы. Ему нужно было как раз идти в ту сторону, и он зашагал по тротуару размеренным шагом. Чувство опасности пропало, и никто больше не преследовал его. Вероятно, мужчины устали и отстали от него на лестнице.

     Становилось темнее и темнее. Осень входила в свои права, и дни становились короче. Идущие навстречу люди уступали ему дорогу. Егор вдруг вспомнил прошлую зиму, когда он увидел Валю, приехавшую на «Жуке» к своему родительскому дому. Тогда, когда он брёл по заснеженному тротуару, прохожие толкали его и иногда злобно что-то бросали вслед, мол, путается под ногами. Теперь же они почтительно уходили в сторону, давая Егору возможность беспрепятственно пройти. Как же разительно поменялось отношение к нему, теперь такому большому, с широкими плечами и мускулистой, выпирающей из-под куртки грудью.

     Он приостановился на перекрёстке всего на минутку, чтобы ещё раз посмотреть на этот дом. Он бывал в нём несколько раз, на днях рождения, когда его Валя, так заразительно улыбаясь, приглашала гостей проходить в квартиру. Он часто вспоминал эти мгновения. Вот он этот дом. Как он стоял с его школьных времён, так и сейчас стоит, даже облицовочная плитка почти не отпала.

     Слева виднелась та самая пожарная часть, которая в 80-х приезжала тушить пожар, который устроили он и Димычи. Как же они тогда испугались! Но это было в прошлом, а настоящее сейчас находилось через перекрёсток от него, тот самый подъезд. Вот он, в него можно войти, подняться на девятый этаж на лифте и позвонить в такую знакомую дверь. А что дальше?

     Да, он мог войти в подъезд, и замок ему не был помехой. Он чувствовал жар нужных кнопок, прикасаясь к замку, и без труда угадывал код. Магнитные замки были самыми простыми, их легко можно было открыть, даже отследив комбинацию по отполированным кнопкам. Может, плюнуть на всё, подняться на девятый этаж и нажать кнопку звонка? А вдруг она там? Она откроет дверь и увидит его, Егора, такого молодого, атлетически сложенного. Что она скажет?

     Егор стоял на освещённом светом фонарей перекрёстке и грустно смотрел на дом. Все его мысли были по-детски абсурдны. Из подъезда дома, по-прежнему скрытого кроной старого каштана, выходили люди. Они спешили по своим делам, не обращая никакого внимания на Егора. Рядом, чуть в стороне, на детской площадке играли дети, а их родители сидели поодаль и, вспыхивая яркими красными огоньками сигарет в темноте, очень эмоционально что-то обсуждали, взмахивая руками. Егор не слышал их голоса, но видел, как они отчаянно жестикулируют.

     Всё шло своим чередом. Егор тяжело вздохнул. Он даже не просил сидящее в нём Существо помочь ему и показать квартиру, где когда-то жила его любовь. Это было бесполезно. Существо жило лишь своей, загадочной жизнью. Оно показывало только то, что хотело и когда хотело. Возможно, иногда оно делилось чем-то сокровенным, как, например, когда показало ту девочку, стоящую около Вали…

     Опять, опять эта девочка. Егор задумался, переходя улицу по пешеходному переходу. Большой белый Лексус притормозил, пропуская его. Ему кто-то настойчиво сигналил, так как он перекрыл улицу Панаса Мирного, но водитель машины терпеливо ждал, пока Егор и пожилая женщина, идущая следом, перейдут дорогу.

     Почему вдруг девочка? Он точно никогда не видел её; перебирая в памяти лица он не находил сходства, так почему её лицо и такой озорной взгляд запали ему в душу? Что в ней такого?

     Минуя здание Прокуратуры, он столкнулся с весёлой компанией. Хмыкнув от неожиданности, он начал обходить её. Компания была большая. Они что-то громко обсуждали. Слышны были разноголосые выкрики, а один из парней, самый высокий, указывая в сторону центра, говорил:

     – Идёмте на Хрещатик! Можно двигать к Леси. Я знаю, где срезать через Арсенальную. А можно сейчас повернуть направо на втором перекрёстке и спуститься на Мечникова. До Креста идти минут 20-ть, не больше.

     Другой парень, потягивая пиво из банки, возразил ему:

     – А может в Мариинский. Тут недалеко. Там можно со смотровой площадки на Днепр полюбоваться и на левый берег. Там ночью классно. Столько огней, и Днепр весь виден в ночном свете.

     – Я за Днепр! – крикнула девушка в очках и начала целовать парня.

     Егор шёл по противоположной стороне улицы, но когда он поравнялся с компанией молодёжи, они вдруг замолчали. Почему? До этого мимо них прошло столько прохожих, и они даже не посмотрели в их сторону, почему же сейчас замолчали и смотрели на Егора?

     – Варианты? – спросил кто-то из парней. Он опустил руку со смартфоном и внимательно рассматривал Егора.

     – Думаю, к Днепру, – ответила другая девушка. Она не сводила с Егора глаз.

     Он на секунду замедлил шаг, изучая их, но, не чувствуя поддержки Существа, зашагал дальше. Ему не было дела до них, он спешил домой, к маме, поужинать и спать.

     – Это он? – вдруг спросила одна из девушек.

     – Точно, он, – ответила другая, рассматривая что-то на смартфоне. – Вот его фотка.

     Он успел уйти метров на десять, когда до его ушей донёсся женский крик:

     – Егор Куликов!

     От неожиданности Егор остановился и обернулся. Через дорогу, едва увернувшись от грузового автомобиля, к нему спешила девушка, которая ещё минуту назад целовала молодого человека. Она подскочила к нему, обняла за шею и… начала целовать. Он почувствовал её горячие губы и нежное прикосновение. Она ничего не говорила, а просто уткнулась ему в грудь и гладила.

     Справившись со смятением, он удивлённо посмотрел на неё. Увидев его вопросительный взгляд, она просто сказала:

     – Это вам за моего брата. Вы спасли его шесть дней назад.

     – Спасибо большое, но это лишнее…

     Он посмотрел на её кавалера. Тот молчал и отводил взгляд. Ему это уж точно не нравилось. Но он и все его друзья молчали и не вмешивались.

     – Нет, не лишнее. Мой Ромка жив и будет жить! – девушка посмотрела в его глаза, продолжая гладить Егора по спине. – Не все знают, что вы сделали, но это чудо! Наша семья столько пережила за прошедший год. Если вам что-то надо, от меня …

     – Нет! – резко ответил Егор.

     – Тогда возьмите кусочек моего сердца, на память, для вечности, – девушка улыбнулась.

     Она сложила руки лодочкой возле своего сердца, а потом поднесла их к Егору. Он принял этот символический дар, коснувшись её рук. Но то, что она передала вместе с ним, видел только он. Тоска по Вале начала утихать, энергия этой незнакомой девушки притупляла её, и Егору становилось легче.

     – Вы так любите своего брата, сейчас это редкость, – ответил Егор. – Сейчас отношения между детьми в семье часто сводятся лишь к недовольным крикам, ревности и дележу игрушек.

     – Да, мелкие – настоящие зануды, вечно недовольные, вечно что-то ломающие. А их хныканье так достаёт! Но мой Ромка почти полгода назад перестал смеяться и играть. Он просто сидел в углу и смотрел на стену. Я не могла больше этого выносить!

     Он понял, что девушка не может оторваться от него. Существо в нём вспыхнуло и заворочалось. Оно почувствовало энергию девушки. Нет, Егор не мог позволить Существу полакомится. Он тихо провёл по её голове рукой и сказал:

     – Тогда, Аня, тебе нужно вернуться к своему парню. Он ждёт тебя.

     – Я знаю. Я не предлагаю деньги, я знаю, что вы их не возьмёте. Я столько раз своим друзьям это рассказывала, но они не верили. Сейчас поверят, – она ещё раз поцеловала Егора в щёку и, помахав рукой, побежала догонять своих спутников.

     Компания подростков поджидала её, очень медленно двигаясь к Рыбальской. Они внимательно смотрели на Егора, и когда девушка добежала до них, принялись расспрашивать её. Егор кивнул девушке напоследок и зашагал домой. Этот простой, но такой спонтанный жест благодарности вернул ему уверенность в себе.

     Напротив прокуратуры возвышался большой панельный дом. Перед ним была обустроена зелёная зона: небольшой поросший каштанами сквер с асфальтированными дорожками, где можно было отдохнуть от зноя в тени деревьев на лавочках. Сейчас была осень, и лавочки были пусты. Урны около них были полны мусора, и он уже вываливался из них, усеяв пространство вокруг: прозрачные стаканчики, стикеры, окурки и бутылки из-под пива. Выброшенная поломанная детская игрушка, также выпавшая из урны на траву, венчала собой сие творение мусорной архитектуры.

     Егор, ещё полный чувствами после поцелуя девушки, приостановил шаг. Когда-то в этом панельном доме жил его друг, второй Димыч. Его одноклассник, Дима Чепурн. Где он сейчас? Он давно переехал, кажется, на Троещину. След его затерялся.

     Егор окинул взглядом панельный дом: серый и неприметный, с застеклёнными балконами, блоками кондиционеров и окнами, в которых зажигался и гас свет. Дом жил своей жизнью: слышался громкий звук телевизора, и пахло яичницей. Кто-то громко ругался женским голосом, и иногда ему отвечал мужской.

     Такая тёплая осень обманула каштаны. На нескольких деревьях среди веток с жёлтыми, высохшими листьями виднелась новая листва, как ранней весной, с распустившимися «свечками». В свете фонарей они выглядели так неестественно среди жухлой, опадавшей листвы. Егор посмотрел на этот природный феномен и зашагал дальше.

     Ближе к Кловскому спуску сквер плавно переходил в детскую площадку. С тех пор как Егор бывал здесь последний раз, изменилось мало, только сквер стал краше: видно было, что его стараются содержать в порядке.

     Егор прошёл мимо детской площадки и, повернув на Кловский спуск, начал спускаться. Неухоженная женщина, допивая бутылку пива около домовой парковки, проследила за ним взглядом. Её испитое, одутловатое лицо ничего не выражало. Когда несколько мам, общающиеся на темы воспитания детей, брезгливо отвернулись от бродяжки, её глаза вспыхнули и погасли. Но заметила это лишь пара ворон, которые, каркая, тут же взмыли с ветки каштана и улетели прочь.

     – Это Эхо-два, объект проследовал мимо. Генетические маркеры почти не отслеживаются. Маяк для Собирателя вышел из строя, – данные лились потоком и отправлялись в аналитический центр. – Сенсор фиксирует мощное возмущение Тёмной материи над объектом. Судя по значениям энергии, над ним формируется поле частиц лямбда-барион.

     Компьютер схематично вырисовал странное образование, в котором шагал Егор. Красными точками он начал подсвечивать флюктуации, которые посчитал опасными.

     – В этом в облаке находятся лямбда-барионы, которые имеют в своём составе кроме двух кварков первого поколения один кварк второго и три тяжёлых t-кварка.

     Компьютер вывел перед глазами агента «Мёртвых подразделений» табличку данных. Было видно как в облако, в котором шагал Егор, влетают и вылетают странные блеклые стрелы и исчезают, растворяясь в Тёмной материи. Словно облако с кем-то общалось. Внутри Егора что-то мерцало. Компьютер попытался выделить мерцание, но оно размывалось, словно двоясь от расфокусировки.

     – С физической точки зрения это невозможно. Лямбда-барион может удержать только один тяжёлый кварк.

     – Принято, – последовал электронный шёпот. – Мы получили данные сканирования. Изменение Тёмной материи в пределах нормы удерживающего поля. Взаимодействие с объектом минимальное. Эхо-два, повторите глубокое сканирование Существа. Используйте адронный метод с квантовыми числами очарования. Судя по предыдущим наблюдениям, С-кварк очарования должен взаимодействовать с Существом и дать чёткую картинку.

     – Сканирование Существа невозможно. Оно практически не отслеживается на экране сканера. Излучатель не сможет прицелиться. Возвращающийся сигнал имеет искажения. Он двоится. Считаю, что такое излучение кварками очарования объект может почувствовать.

     – Принято. В таком случае, продолжайте наблюдение за объектом. Дистанция не ближе тридцати метров. Использовать технологию Тени, не привлекайте его внимание к себе.

     – Выполняю, – ответила женщина и, пошатываясь, побрела к мусорным бакам.

     Две мамы, которые разговаривали неподалёку, временами поглядывая на неё, поморщились и поспешили удалиться. Они решили, что она сейчас будет копаться в мусорных баках. Женщина улыбнулась краешками губ. Маскировка иногда была полезней, чем ментальный контроль. Ей даже не пришлось вызывать у этих женщин страх, чтобы они ушли, и она смогла, укрывшись за баком, сменить внешность. Остальные прохожие были далеко, да и мусорные баки стояли в неосвещённом месте. Никто ничего не заметит.

     Через минуту по лесенке вниз на Кловский спуск спускался старенький дедушка, опираясь на палочку и держа в руках торбочку с несколькими картофелинами, луком и парой морковок. Шагающий наверх мужчина с сочувствием посмотрел на него и прошёл мимо. Он и не подозревал, кто на самом деле перед ним.

     Егор же ничего этого не видел и просто шагал вниз. Он шёл домой. На лице его тихо подрагивала улыбка. Этот поцелуй девушки был таким нежным и таким воздушным. Но как много она передала с ним, столько благодарности, что ни с какой пачкой денег нельзя было это сравнить. И после этого поцелуя, после её восторженных глаз он понял, что не стоит обращать внимание на этих писак в Интернете, которые строчили про него всякие гадости. Когда они умрут – а они, как и все, не будут жить вечно – они встретятся со своей совестью, и вот тогда наступит их Страшный суд. Эта мысль успокоила Егора, и он даже начал что-то насвистывать, достигнув конца спуска и собираясь перейти Мечникова.

     Дома его ждала мама. Она как всегда переписала телефоны звонивших и имена представившихся абонентов. Егор поцеловал маму в лоб, не чувствуя ничего, кроме холода от прикосновения, и, мельком просмотрев список, ушёл в ванную помыться.

     Пока он плескался в горячем душе, Татьяна Николаевна села в кухне на табуретку и печально смотрела на закипающий в кастрюле суп. Она видела, как страдает её сын, каким он иногда возвращается из онкологической клиники. Он становился молчаливым и грустным. Он никогда не рассказывал ей, что он там видел, что с ним там происходило, а она не спрашивала, хотя так чувствовала его боль. По его глазам было видно, что он не желал этих расспросов.

     А ночью ей снились странные сны. Она бывала в разных местах, в разных странах, таких знакомых и таких непонятных. Там искала спасение и для себя, и для Егора. Она пыталась ему помочь, но он всегда ускользал от неё, теряясь в толпе. Она пыталась его догнать, но ей всё время мешали странные личности, какие-то люди со злобными, перекрошенными от ярости лицами и тёмными провалами вместо глаз. Они рычали и толкали её, она боялась их и убегала. С каждым сном их становилось больше, и они становились злее. Они ненавидели её. Мужчины и женщины, молодые и в летах. Кто они? Даже успокоительное не помогало. Утром она внушала сама себе, что это только сны, а сны – это не реальность, это фантазии. Но ведь после сна, где она общалась с девочкой-ангелом, а грустный мальчик играл на дудочке, где она купила странную шапочку и отдала её странному человеку, Егор преодолел смерть. Так, может, действительно сны могут быть вещими? Может, действительно в них можно общаться с высшими существами?

     Егор вышел из ванной и быстро оделся в домашнюю одежду. Она была мала ему. Его тело теперь не походило на ужасное изогнутое нечто, которым был Егор ещё полгода назад. Перед ней стоял красавец-атлет, только взгляд теперь уже голубых глаз остался прежним.

     – Ну как прошёл сегодня день, сына? – спросила мама, наливая в тарелку суп. – Было много заказов?

     – Нормально, ничего особенного, – ответил Егор. Он не хотел рассказывать маме обо всём, что ему приходилось делать. – Заказов достаточно. Пришлось даже съездить в область. Потом был в онкоцентре.

     – И что там, всё прошло нормально?

     Егор кивнул в ответ, машинально помешивая суп. От него вверх валил густой ароматный пар. Вечером холодало прилично, температура за окном падала до +9 и ниже, а топить пока не собирались.

     – Знаешь, Андреевна каждый раз, как бывает в церкви, ставит тебе свечку и молится за твою душу.

     Егор улыбнулся и начал есть горячую жидкость. Мама вздрогнула, что-то захотев ему сказать, но увидев, как Егор ест горячий суп спокойно, словно тот давно остыл, не стала предупреждать сына, чтобы он дул на ложку.

     – Она считает тебя святым, – продолжила она. – Она даже батюшке это сказала.

     – Мама! – Егор раздражённо положил ложку на край тарелки. – Только не надо, прошу тебя, не надо меня обожествлять. И скажи про это тёте Андреевне.

     – Егор, я это говорила ей несколько раз, но она и слышать ничего не хочет. Она всё время тебе готовит подарки, но я отказываюсь с ней встречаться. Саша тоже не хочет тебе их передавать, зная твоё отношение ко всему этому. И если бы дело было только в ней одной! Тебе приносят подарки и кладут под дверь незнакомые люди. Правда, несколько раз…

     – Что, что несколько раз? – спросил Егор. Он почувствовал тревогу в голосе мамы.

     – Да так, ничего. Забудь.

     – Мама!

     – Меня какой-то парень хотел ударить во дворе. Словно он поджидал меня. Не помню, что он кричал, – мама Егора увидела, как начали сереть глаза сына. Он наливался холодной яростью. – Ну, успокойся, Егорушка, он поскользнулся и упал в лужу. И видно сильно ударился головой, потому что лежал без движения. Ему даже «скорую» вызвали.

     – Так ему и надо! А насчёт подарков: не надо их брать.

     – Мне что, выбрасывать их, что ли? Ведь тебе их приносят от чистого сердца.

     Егор снова взял в руку ложку и начал ею отстукивать мелодию по краю тарелки. Он знал про эти подарки, они медленно скапливались в его комнате. Игрушки, рисунки, дорогие вещи. Последние он хотел выбросить, но рука не поднималась. Они светились светлой энергией чистосердечного подарка, такой тёплой и бескорыстной, что он не мог, рука не поднималась. Поэтому они скапливались и скапливались у него в комнате. Чем больше их становилось, тем меньше в его душе зрело плохих мыслей, словно энергия этих вещей оберегала и хранила его.

     – Мама, только я прошу, ничего не говори ей про Валю, я прошу, – тихо сказал он. – Я не хочу, чтобы её жизнь превратилась в кошмар из-за меня.

     – Егорушка, сына, я помню. Я всё время помню про тот наш разговор и про твою просьбу. Я никому ничего не говорю.

     Егор вздохнул с облегчением и продолжил ужин. Когда он закончил и помыл руки, зазвонил его мобильный телефон. Он уже привык, что ему вечером звонит много людей, иногда мешая даже посмотреть телевизор, поэтому, размышляя: ответить или не ответить, он всё-таки поднял трубку. Высветившийся номер был не знаком Егору. После сегодняшнего разговора с доктором Поляковым, он вдруг решил, что это звонит она, его Валя. Маленькая искорка надежды вспыхнула в нём, и может поэтому он поднял трубку, глядя на незнакомый номер, хотя разговаривать ни с кем ему не хотелось. Но в трубке раздался знакомый мужской голос:

     – Привет, Егор, это Николай. Помнишь меня?

     Егор на секунду вспыхнул чёрными чувствами гнева, а потом, взяв в себя в руки, ответил:

     – Привет, Коля. Ты что-то хотел?

     –Да вот решил узнать, как у тебя дела. Давно с тобой не общался. Много работы, много домашних дел. А как ты?

     Даже сквозь трубку Егор почувствовал алые всполохи лжи. Он понял, почему звонил Николай и поэтому спросил напрямую:

     – Коля, чего ты хочешь? – и даже не дав ему ответить, продолжил: – Проблемы с игрой?

     – Да, – тихо ответил Николай. – Как ты догадался?

     – Неужели ты думал, что я поверю, будто ты позвонил мне только для того, чтобы узнать о моём самочувствии?! Сколько прошло времени, скоро уж четыре месяца будет. И вот ты звонишь. Почему сейчас, почему не месяц назад или два месяца назад?

     – Егор, мне очень нужна твоя помощь, по старой дружбе.

     – Дружбе? Спасибо, но мне твоя дружба больше не нужна.

     Егор повесил трубку, но как только он положил телефон на стол, как тот зазвонил снова.

     «Может выключить его, и дело с концом?» – подумал Егор, подымая аппарат, но он понимал, что этим дело не закончится. Нужно объясниться, сейчас. Он поднёс трубку к уху и сказал:

     – Да.

     – Пожалуйста, выслушай меня, Егор, я прошу. Я ведь тебя слушал. Теперь прошу, выслушай меня, не бросай трубку.

     – Хорошо, говори.

     – Егор, я.., –Николай запнулся, подбирая слова, – я же тебе помогал, всегда. Был твоим другом. Я помогал тебе деньгами.

     – Но это спорный вопрос, – Егор подошёл к выключателю и включил верхний свет в комнате. – Ты платил мне деньги, но твоя фирма зарабатывала на мне гораздо больше. Вас всех это устраивало, и меня, до поры до времени, тоже.

     – Я не мог больше, – Николай тяжело дышал. Этот разговор давался ему нелегко. – Знаешь жёсткие условия контрактов?

     – Хорошо, оставим контракты. – Егор подошёл к окну и поправил занавески. – Ты проследил, что мои игры пользуются бешеной популярностью в интернете. У тебя есть всё, зачем ты позвонил?

     – Я не понимаю, как всё собрать воедино, – Николай жарко зашептал, словно Егор одной фразой выдернул из собеседника сдерживающий клапан. – Уровни, герои, гиперссылки и флажки переходов. Это собирается, игра работает, даже искусственный интеллект пашет, но не работает система клиент-сервер. Сервер не видит клиента и виснет.

     – Убери код шифрования и всё заработает. Я ответил на твой вопрос, а теперь мне пора. Прощай.

     – Стой! – почти выкрикнул Николай. – Подожди. Но ведь в этом случае игру украдут! Перехватят потоки данных игрового сервера.

     – И что? – Егор смотрел в окно. Там в свете фонаря падали листья и устилали собой детскую площадку. Завтра с утра дворничиха снова начнёт уборку территории и соберёт гигантскую кучу листьев, набив ею мусорный бак почти до отказа. – Это уже не моя проблема, а твоя. Тебе её и решать. Боишься за сохранность базы, есть открытые исходники методов защиты данных. Воспользуйся ими. И вообще, сделай игру бесплатной, а зарабатывай на рекламе или на платных бонусах. Так поступили многие разработчики.

     – Я пробовал убирать метод шифрования, ядро работает, но не работает часть игровых возможностей. Призрачные миры. Их свободная постройка со случайным расположением зон. Ты же их привязал на этот свой метод, когда компьютер строит для каждого рейда уровни, отличные от других, и сам программирует цель. Нет повторений, хотя используемые элементы одинаковые. А без этого твоя игра – посредственность. Она быстро надоест.

     Егор чувствовал, что Николай понимает, что он играет с ним. Своего была своего рода месть Егора.

     – А ты не дописал код. Это очень важный элемент в игре, этот код, эта возможность, это важность… – Николай начал мямлить.

     Егор улыбнулся. Он понял, почему прозвонил Николай, но хотел, чтобы тот сам это сказал. А Николай боялся проговориться. Вот их разговор и упирался в тупик.

     – Создаётся впечатление, что тут дело не только в игре. Ты можешь ручками писать новые уровни. Генератор случайных уровней работал с перебоями, и я собирался его вообще удалить из игры. Там же была моя пометка. Ты должен был её прочитать. Эта моя идея хороша для шифрования данных, для построения игровых уровней он слишком тяжёл.

     Николай молчал, тяжело дыша в трубку. Тогда Егор продолжил говорить:

     – Что случилось с тобой, мой бывший старый друг? Почему ты так изменился? Ты ведь раньше был таким открытым человеком.

     – Егор, Егорушка, я сильно попал, попал на деньги. Я ввязался в одну авантюру и теперь меня может спасти только большая сумма денег. Мне её обещали, обещали списать все долги в обмен…, – он запнулся, продолжая тяжело дышать, – …в обмен на твой проект. Но он не работает так, как им нужно. Я потратил очень много времени на отладку и теперь его у меня больше не осталось.

     – Взяли кредит со своей девушкой и теперь нечем платить? – спросил Егор, спокойно открыв платяной шкаф, и повесив на вешалку свою футболку. – Очень большой кредит. Залез в долги по уши. Жадность человеческая, мы же тогда разговаривали с тобой про это. Ты же сам жаловался на министерство, с которого приходилось выбивать деньги, хотя на автопарк оно при этом тратило миллионы. Скажи, неужели она этого стоила, её желание: много и сразу?

     – Откуда ты узнал? – выдохнул Николай. Было слышно, как он что-то шепчет в сторону.

     – Я думаю, ты знаешь откуда. Ты же читал обо мне в Интернете.

     – Да, читал и, признаться, слабо в это верил. С такими возможностями ты уже должен был стать очень богатым человеком. А, насколько мне известно, ты работаешь в ЧП. Послушай, ты ведь сейчас ничего не пишешь, ты бросил всё это, поэтому тебе должно быть всё равно. Мне очень нужна твоя помощь. Ты подскажешь, как мне собрать игру? Я в долгу не останусь.

     – Коля, а мне стоит это делать?

     – Я…

     – Ты! – Егор перебил Николая, повысив голос, но не настолько, чтобы их разговор услышала мама, возившиеся на кухне. – Ты же знал, что меня переехал грузовик на Броварском шоссе, ты ведь точно это знал. Ты знал, что я умер, но ничего не сказал моей маме. Вместо этого ты примчался ко мне домой и быстро выгреб всю технику. Ты уже тогда всё продумал, и у тебя сверкнула денежная мысль, тем более что мои игры не были запатентованы. Деньги тебя заразили чернотой. Кое-что ты даже выложил, несколько мини-игр. И теперь ты просишь меня тебя спасти.

     Николай молчал и только дышал в трубку. Где-то на заднем плане Егор слышал женский голос, который что-то Николаю говорил. Слов было не разобрать, но Егор понял, что девушка Николая советует ему, как строить разговор дальше.

     – Коля, ты зря позвонил. Мне теперь всё это неинтересно, и деньги тоже – неинтересны. У меня другая жизнь и твои проблемы меня не трогают. Решай их сам. Пока!

     – Подожди, – снова сказал Николай. – Это не всё. Егор, я могу тебе помочь. У нашей фирмы с банком «Кредит Конфьянс» есть общий проект. Мы им делаем программу клиент-банк. Программа готова, нужен лишь надёжный способ шифрования. Уверенность в безопасности – превыше всего. Для клиентов банка это очень важный параметр, особенно для корпоративных.

     – Ну, вот ты и проговорился, Коля. Наконец, я дождался от тебя правды, почему ты мне позвонил. Игра, это только одна сторона медали. Тебе нужна криптозащита, которую я разработал от перехватывания сторонними программами, между игровым сервером и клиентом моей игры. Тот самый ключ, с помощью которого происходит шифрование данных. Ты нашёл его на компьютере, но он не закончен, правда? Я не успел, – Егор начал потихоньку вскипать, но пока сдерживался. – И ты понял её возможности. Постройка Призрачных миров – это была проба. Я просто хотел посмотреть, как она будет работать.

     – Да, ты прав, Егор. Мне это очень нужно.

     – Нахвастался в фирме, что сможешь совершить революцию в сфере безопасности. Фирма раструбила это на весь Интернет, и к вам обратился не только банк, но и множество других организаций. Вы, я так думаю, даже торг устроили, и банк в результате предложил много денег. Очень много. Не понимаю почему, почему он вдруг вам поверил на слово?

     – Их убедили, не знаю кто, но банк согласился без дополнительных условий. Это очень большой проект. В перспективе работа за границей. Я смогу свалить из этой страны! Егор, это фантастика, такой шанс выпадает раз в жизни!

     – А теперь сроки поджимают, а результата нет. Мы разговариваем ни о чём. Ты понимаешь, я не хочу тебе помогать.

      – Ты знаешь, что по-французски обозначат слово confiance? – вдруг спросил Николай.

     – Нет, – ответил Егор, садясь на свою кровать. Разговор заходил в тупик. Он не мог сказать Николаю, как нужно собрать ключ от кода. Тот поступил очень мерзко, Егор помнил слёзы на глазах матери там, в больнице. Вместо того, чтобы поддержать её, первое, о чём подумал этот человек, это о деньгах. Но и отказывать ему полностью Егор не мог. Он искал выход. Всё-таки когда-то, год назад, Николай так искренне поддерживал его. Что с ним случилось, когда он так отравился деньгами? Какая чёрная душа завладела им, и Николай стал слышать её шёпот?

     – Это слово означает «уверенность». Это – девиз банка, когда каждый его клиент уверен в сохранности своих персональных данных. Банк должен излучать уверенность.

     – И что? К чему ты это сказал?

     – Я думаю, что уверенность имеет..., – Николай запнулся, подбирая слова, – …более широкий смысл. Уверенность, что всё сбудется.

     – Коля, заканчиваем разговор. Мне пора.

     Егор улыбнулся. Николай из последних сил старался говорить сдержанно и спокойно. Скорее всего, он начал игру за спиной у фирмы, свою собственную и вот теперь, помимо проблем с фирмой, в которой он работал, он ещё имел проблемы с теми, кому наобещал стри короба. В его голосе, в надрывных нотках, Егор чувствовал, что звонок дался Николаю очень нелегко, но выбора у него не осталось. Егор прекрасно знал, почему этот код не работал. Чтобы его закончить, нужно было думать не просто нестандартно, а совсем нелогично. А Николай этого делать не мог. Он пытался решить всё привычными, проверенными методами и натыкался на тупик. Решение было на поверхности, но Николай не видел его, лежащее у него перед глазами.

     – И я встречался с твоей Валей, – Николай решил выложить последний козырь из рукава. – Она очень красивая женщина, просто прелесть. А как она смеётся, какая она весёлая и жизнерадостная. Между прочим, она член правления банка и директор по розничному бизнесу.

     – Я знаю, – мрачно ответил Егор. – И что?

     – Как что, если она узнает, что программу написал ты…

     – Она не узнает. Ты ей это никогда не скажешь, так как тогда все поймут, что нужно работать со мной, а не с тобой. Зачем тогда им ты? Нет, Коля, этот вариант не прокатит. – Егор сделал паузу и поставил ударение там, где нужно было поставить, чтобы Николай это понял. И он понял, потому что его дыхание стало тяжелее. – Ещё год назад, от твоих слов я бы задрожал, как осиновый лист, но сейчас я совсем другой человек. Тот Егор Куликов умер под колёсами грузовика.

     – Я это слышу. Но, я знаю, что ты помогаешь многим. Ты помогаешь больным. Я не раз об этом читал. Прошу, от этого может зависеть моя жизнь. Неужели тебе всё равно? Да, я козёл, я – скотина. Я поступил плохо, но я могу хоть как-то тебе отплатить. Я могу поговорить с ней, попросить её с тобой встретиться. Могу рассказать, как ты страдал из-за неё. Она – очень хороший человек.

     – Запомни, Коля. Ты ничем не можешь мне помочь с ней. Её поезд давно ушёл, от него и следа не осталось, а я остался на перроне. Бежать за поездом следом – такое же бессмысленное занятие, как и ждать на перроне, что она сейчас вернётся. Ладно, поступим так. Помочь напрямую тебе я не хочу. Ты не заслужил этого. Но я сделаю исключение: я подскажу тебе, где искать. Там всё есть, есть и ключи и весь код, его нужно просто увидеть. Ты его не видишь. Ты настолько стал рабом денег, что разучился мечтать. Нужно мечтать, нужно не просто играть в игру, а сопереживать герою и мечтать. Там есть все подсказки. Я их оставил для себя, на всякий случай. Там всё есть. Мой совет, ложись спать и пожелай, чтобы тебе приснились сны. Может, тебе это поможет.

     – Вероятно, Николай включил громкую связь, так как в трубке Егор услышал приглушённый женский смех. Кто-то смеялся в комнате, потешаясь над словами Егора. Николай молчал несколько секунд, собираясь с мыслями.

     – Егор, давай не будем говорит о фантазиях, хорошо? Я предлагаю сделку. Чего ты хочешь?

     – Уложи в мою постель свою девушку! – даже сам Егор вздрогнул от этих слов. Как будто не он это сказал, а Существо голосами людей, которых он убил.

     В трубке послышались сдавленные голоса и выкрики. Егор довольно улыбнулся и выключил связь. Существо в нём горело, а он даже не заметил, как оно начало жечь ему грудь. Он так увлёкся разговором, так ясно ощущал свою власть над Николаем, что даже не обратил внимания на предупреждение, которое посылало ему Сущность. Он начал мерить шагам комнату, обдумывая весь разговор. Он кипел от злости. Николай хотел использовать его в своих целях, все хотели использовать его в своих целях. Мама… Егор вдруг остановился. Его словно холодный душ обдал с головы до ног. Глубоко вздохнув, он присел на стул и включил свой компьютер. Это был не ноутбук Николая, но Егору много и не нужно было. Он пытался найти в Интернете подобные описания его воскрешения и описание Существа, что было в нём. Но пока не было прямых ответов. Какие-то пространственные объяснения про демонов, могущих вселяться в тела, про Судный день. Бесполезные ссылки на религиозные тексты и описания жизни святых.

     Когда злость пропала в нём, Существо тоже начало успокаиваться. Что же на самом деле в нём, что он получил за кусочек сил? Егор вдруг понял, что его мучало последние дни. Он слишком легко убивал людей. Если раньше его мучали угрызения совести, то сейчас убийства проходили спокойно и даже как-то рутинно. Неужели в нём демон?

     – Бред, – разочарованно пробормотал Егор.

     На кухне звякала посудой мама, и слышались голоса радио. Егор снова уткнулся в чтение. На экране компьютера появлялись всё новые и новые тексты. Но ничего подобного тому, что с ним произошло, там не было.

     Зазвонил мобильный телефон. Он оторвал Егора от его мыслей и сделал ещё более раздражительным.

     «Николай не унимается», – подумал Егор. Не глядя нащупав телефон и поднеся к уху, он произнёс бесцветным голосом:

     – Коля, наш разговор окончен. Свои условия я тебе высказал.

     – Привет, Егорушка, – послышался в трубке женский голос, от звуков которого и ярость, и досада вмиг улетучилась. Как будто Егора хорошо треснули дубиной по голове. Осталась лишь тягучая пустота и боль в груди, сжимающая сердце.

     – Привет, а кто это?

     Зачем задавать глупые вопросы, если знаешь, кто это позвонил. Её голос он не забудет никогда. Но Егор спросил машинально, сам того не осознавая. В трубке послышался смешок, и голос ответил:

     – Разве ты меня не узнаёшь? Это Валя, Валя Солнцева. Теперь узнал?

     – Да, теперь узнал, – тихо ответил Егор. Доктор Поляков таки сдержал своё слово.

     – Давно я с тобой не общалась, даже было неловко звонить. Мне тут много о тебе рассказали. Давай встретимся, скажем, на выходных?

     – Валя, а тебе это нужно?

     – Не знаю, – этот вопрос застал её врасплох. – Просто встретиться, поговорить. Увидеться. Мы ведь так давно не виделись.

     «Нет, нет, нет!!!» – визжало внутри Егора, его второе Я. Он ведь так боялся этой встречи, так боялся.

     – Я не знаю, у меня много дел…

     – Хорошо, а когда ты сможешь? У меня тоже много забот, но думаю, для встречи я найду минутку. – Егор инстинктивно почувствовал, как она улыбается. – Так как насчёт выходных?

     – Я, я…, - Егор начал теряться.

     – Ах, Егор, Егор. Ты всё такой же стеснительный. Знаешь, после стольких лет, когда я тебя в последний раз видела на выпускном, мне вдруг позвонил очень хороший человек, очень дорогой мой друг и настоятельно продиктовав твой телефон, попросил тебе позвонить. Он сказал, что тебе будет очень приятно услышать мой голос. Это было так неожиданно, меня так это удивило. А потом и мой папа тоже попросил меня тебе позвонить, я думаю, что нам стоит встретиться и всё обговорить. Мне сказали, что тебе это очень нужно. Раз тебе это нужно, значит нужно и мне, ты согласен?

     – В последний раз мы встречались около квартиры Лены, на четвёртом этаже, ты меня ещё пальцем кольнула в бок, – тихо заметил Егор.

     – Я не помню таких подробностей. Так всё-таки, мы встретимся, или мне к тебе домой приехать? – в голосе Вали звучали озорные нотки.

     – Если ты настаиваешь…

     – Я? –женщина на той стороне трубке фыркнула. – Это ты настаиваешь, а не я. В любом случае мне будет приятно поговорить с одноклассником.

     Её голос вдруг стал нежным.

     – Иногда хочется вспомнить прошлое, поностальгировать. С девчонками я переписываюсь в «Одноклассниках». Но живьём поговорить куда приятней, глядя в глаза собеседнику, – добавила она. – Я недавно общалась с братьями Румянцевыми, помнишь их. Случайно встретила. Мы так весело поболтали. Дети чуть не разнесли кафешку. А у тебя дети есть?

     – Нет, – тихо ответил Егор.

     Пот капал с его лба. От холода по его спине бегали мурашки. Голос у Вали совсем не изменился: те же интонации, те же ударения, те же обороты, – словно их последний разговор по телефону не разделяли десятки лет.

     – Очень жаль. Так что? Что ты решил, Егор?

     – Хорошо. Где и когда? – создавалось такое впечатление, что голос Егора произносит всё это отдельно от его разума. Сознание Егора сопротивлялось всему этому. Он мысленно сжимался от ужаса и хотел куда-то убежать, как делал это в школе. Однако он спокойно продолжил:

     – Так, чтобы тебе, Валя, было удобно.

     – Давай в воскресенье. Скажем, в два часа. Есть на Московской неплохой ресторанчик, тихий и уютный. Там мы сможем поговорить, – она назвала адрес. – Так ты приедешь?

     – Да, Валя, я приеду, – грустно сказал Егор. Он вдруг успокоился. Его ужас каким-то образом переборол сам себя и осталась лишь холодная решительность. А вдруг?

     – Значит, до встречи? – в её голосе появились радостные нотки.

     – До встречи, – ответил Егор.

     Валя шепнула ещё: «Пока», – и повесила трубку, а Егор остался один, наедине с собою. Мама с кем-то разговаривала по телефону, а значит, она не могла подслушать разговор Егора. Ему было страшно ей признаться, что Валя позвонила ему и пригласила в ресторан. Его, в ресторан. С двумястами гривнами в кармане!

     Егор открыл сайт и ввёл в поисковик: «Чем нужно угостить девушку в ресторане?» Куча глупостей. Каждый считал, что прав только он, и иногда в ветках обсуждения всё переходило в грызню. Писались десятки умных слов и доказательств своей правоты, а вот дельного ответа на свой вопрос Егор так и не нашёл. Те, кто рассказывал про кафе, а не ресторан, в том числе и девушки, были более адекватными. Егор внимательно прочитал серию «Вопросы и ответы», наматывая на ус. А потом вдруг хлопнул по столу рукою и вскочил раздосадованный. Что он делает? Он же встретится не с обычной девушкой, а с состоявшейся женщиной, директором банка. Какие салатики, какие пирожные?!

     Успокоившись, он сел и снова склонился над клавиатурой. Осторожно, словно боясь спугнуть кого-то, он набрал в поисковике название банка: «Кредит Конфьянс». Тот сразу дал ссылку на главную страницу сайта. Егор перешёл по ссылке и долго читалприведённую там информацию. Он внимательно изучил страничку «Вопросы и ответы. Бизнес час с Валентиной Солнцевой», вчитываясь в каждый её ответ. Словно это могло помочь ему в разговоре. Потом он зачем-то читал предложения частным клиентам и корпоративным, рассматривал условия получения кредитов и дополнительные бонусы от депозитов. Долго изучал VIP-предложения, условия получения платиновых карточек и длинную статью, написанную пиар-менеджерами банка, где они долго и пространно рассказывали, как они уважают каждого вкладчика и клиента банка и как они хотят, чтобы каждый посетитель банка остался доволен.

     Егору вспомнилось, как он несколько раз посещал отделения разных банков. Ему приходилось подолгу сидеть в очереди к консультантам. Тогда он заметил, что в банках был своего рода ритуал. Помимо компьютеров, кучи бумаг, работающих лазерных принтеров и ксероксов, от озона которых дохли даже пылевые клопы, у миловидных девушек в одинаковых строгих одеждах, в глазах которых к концу дня стояла тоска по дому и немой вопрос: «Когда же этот, чёртов день, закончится?!», у каждой из них на столе стояла чашка для чая. Время от времени, кто-то из них вставал из-за своего рабочего места и, цокая высокими каблуками, направлялся в комнатку, где шипел вскипающий электрочайник. Через минуту девушка возвращалась, и из чашки, которую она несла осторожно, чтобы не обжечься, валил густой пар, и свисала верёвочка заварочного пакетика. Причём была странность: чем выше был в иерархии банка шагающий мимо Егора сотрудник, тем больше была у него чашка. Может Егору это и показалось, но, исходя из этого наблюдения, на столе у Вали должно было стоять некое подобие ведра! Егор фыркнул, представив себе, как Валя осторожно двумя руками наклоняет десятилитровый глиняный горшок и осторожно отпивает горячую жидкость, причмокивая от удовольствия. Это смешная мысль успокоила нервы Егора. Может, не так страшен чёрт, как его малюют? Он вдруг снова ощутил себя самим собой. Не было никакого Существа, чёрных видений и призраков. Он чувствовал себя как раньше, каким был ещё десять лет назад.

     Опять зазвонил мобильный телефон. На сей раз, Егор посмотрел на высветившийся номер. Это был предыдущий абонент, значит, это был Николай. Егор долго колебался, но потом нажал кнопку.

     – Мы, согласны, – тихо, сдавленно произнёс Николай.

     Егор улыбнулся. Ему не нужна была девушка Николая, он просто хотел его проучить.

     – Знаешь Коля, я дам тебе подсказку. Помнишь в Городе слёз уровень, где персонаж находит комнату с разбитыми зеркалами. Там ещё нужно было погасить тени на стенах. Там оставалось одно целое зеркало. Пускай твоя Света…

     – Егор, откуда ты….

     – Повторяю ещё раз, Коля, пуская твоя Света разденется догола и подойдёт к зеркалу, что у тебя в холле.

     – Егор! Это бред!!! – Николай не выдержал. – Ты совсем спятил!? Что ты говоришь???

     – А чего ты хотел, чтобы я тебе – раз! – и всё преподнёс на блюдечке с золотой каёмочкой?! Как ты тогда поймёшь, сколько сил и здоровья я вложил в эту игру и программу? Сколько бился над каждым уровнем, над каждым сюжетным поворотом. Сколько раз переписывал всё заново. А ты просто взял и без разрешения забрал. Нет, Николай, я не сошёл с ума. Тебе нужно понести наказание, поэтому смотри на неё внимательно, и ты увидишь, ты должен понять. В этом уровне кроме основной сюжетной линии есть и вспомогательная, тайник. Вот и ищи его. У тебя есть исходники, поэтому тебе не придётся даже декомпилировать код. Просто смотри. Да, и…, – Егор прервал собиравшегося что-то ещё сказать Николая, – …она мне уже позвонила и без твоей помощи. Прощай.

     И он повесил трубку. В том месте игры он написал несколько блоков кода своей криптопрограммы, на всякий случай, но при этом сделал их неактивными. Он собирался их вставить в последний момент в новую игру, прежде чем предложить её издателям. После нескольких пробных игр, он несколько раз подвергался атакам злоумышленников, которые неплохо гадили у него на компьютере. Украсть можно было всё, но вот догадаться, где искать… Здесь были нужны недюжинные мозги и смекалка. Тогда Егор подумал, что надёжней места не придумаешь. Код лежит на поверхности, но нужно понять, что это именно он.

     На улице стояла ночь. Егор ещё раз подошёл к окну, рассматривая, как падают листья. Несколько бомжей топтались около мусорных баков. В далёком свете фонаря их не было чётко видно, лишь силуэты. Он копались в мусоре, отыскивая нужности и складывая их в кульки. Постояв так пару минут, Егор вздохнул и отягощённый мыслями направился в ванную. Мама по-прежнему с кем-то говорила. Её ответы собеседнику на другом конце провода были отрывистыми и однозначными: «Да», «Нет», «Наверное».

     Егор почистил зубы, хотя мог этого и не делать. Они странным образом самоочищались. Они больше не болели и не рассыпались, не чувствовали температурные перепады и не скалывались, когда он кусал что-то твёрдое. Он вычистил их скорее по привычке, погружённый в свои мысли, а затем лёг в постель. На душе у него было хорошо, душа пела. Встреча с Валей, наконец-то встреча с его любовью. И пусть будет, что будет. Он закрыл глаза. Он знал, что снов не предвидится.

     На кухне мама положила трубку и вздохнула. Её снова просили помочь. Её склоняли к тому, чтобы она уговорила сына поехать в другой город и помочь. Она отвечала, что Егор самостоятельный, что он сам решает куда ехать и кому помогать, на что звонившие начинали злиться. Сначала они попросили, потом стали умолять, затем – требовать, а в конце перешли к откровенным угрозам, что, мол, если она откажется, у неё будут большие неприятности. В эти моменты Татьяна Николаевна жалела, что согласилась тогда помочь Андреевне. Кто-то не сдержался, и по городу, даже по стране, поползли слухи. И вдруг её сын понадобился всем. Ещё месяца два назад никому и дела до них не было, даже если бы они умирали с голоду под забором, всем было наплевать на их судьбу, даже её лучшим подругам: Александре, Ольге и, особенно, Алле, – все они отвернулись от них, каждая жила своей жизнью. Зато сейчас Егор был нарасхват. И все её подружки позвонили, внезапно вспомнив телефон, и наперебой начали интересоваться её здоровьем.

     Татьяна Николаевна потушила свет и ушла в свою комнату спать. Её уже давно клонило в сон, да и голова побаливала. Утром она что-нибудь да придумает.

     Глава 15

     Над пустыней опускалось солнце. Каменное плато, прокрытое серой пылью, клубилось от марева. Камень был раскалён от солнца и теперь отдавал своё тепло вечернему небу. Серые, выщербленные, изъеденные ветрами и песком горы, словно вытесанные из серого песка, с редкими колючками, проросшими в щелях, опоясывали долину, не давая барханам проникнуть в неё. Оставалась лишь лёгкая пыль, приносимая песчаными бурями.

     Горы были очень старыми: покрытые трещинами, с острыми краями от сколовшихся глыб и образовавшимися от выветривания ступенями, куда взбирались ребятишки, чтобы посмотреть, не едут ли караваны туристов. Среди гор была впадина, заполненная крупным жёлтым песком из пустыни. Он был очень горячим и от него вверх, в синее, без единого облачка небо, струился жар, колыхая волнами воздух.

     Но песок остывал, жар был не вечным. Вместе с ним остывали горы. Внезапно колыхание горячего воздуха над впадиной изменилось, словно появился едва видимый кокон. Он отталкивал от себя горячий воздух: струи его словно натыкались на невидимый барьер и огибали его.

     Воздух струился вверх, искажая синеву горизонта, но в том месте, где возник кокон, горизонт был чистым и чётким, будто бы там поставили стекло. Но вот внутри кокона возникли и начали клубиться тёмные завихрения. Словно стекло треснуло, и из микротрещин просачивался серый дым. Чем больше он заполнял полость кокона, тем гуще он становился, приобретая массу, словно теперь клубящаяся чёрная дымная завеса была физически осязаема. Следом возникла жёлтая вспышка, и из неё вышла фигура, окутанная серыми всполохами. Они быстро исчезали, словно растворяясь в воздухе. Осталась лишь фигура высокой девушки с золотистыми волосами, миловидным округлым лицом и голубыми, ближе к синеве, глазами. У неё были очень притягательные пухлые щёчки с явно выступающими при улыбке ямочками, миниатюрные губки, ярко краснеющие на кремового цвета лице, и аккуратный подбородок. Вероятно, её улыбка притягивала взгляд мужчин, особенно, когда они замечали её совершенное лицо и тело. Но сейчас на её лице была только холодная решительность.

     Её глаза вспыхнули и погасли. Сканирование показало, что в Долине Трёх Колодцев прячется племя бедуинов. Эти колодцы были древними сооружениями, выкопанными в песке и выдолбленными в камне много веков назад. Каждый из них был около трёх метров в диаметре. Бедуины обустроили около колодцев целый лагерь, засадили скудную землю апельсиновыми деревьями и укрепили свой дом.

     Девушка улыбнулась и скользнула вниз с горы. Она приземлилась с высоты двадцати метров, используя гравитационные компенсаторы. Потом, выпрямившись и проверив оружие, она зашагала по каменному плато к построенным из подручных средств домам с обмазанными глиной стенами и крышами из соломы и веток. Но кроме них в долине находились и шатры. Грязные, серые от пыли полотнища, колыхаемые ветрами.

     Девушка, одетая в тёмный, почти не отражающий свет комбинезон, где горели серебряным светом узоры из цветов и замысловатых линий, шла к поселению бедуинов. Увидев её, мальчишки, пасшие коз среди колючего кустарника, в один голос закричали:

     – Чужой, чужой!

     То, что незнакомка появилась со стороны неприступных гор, при этом не была похожа ни на туриста, ни на экстремала, насторожила их, и они, уводя живность, продолжали кричать:

     – Чужой, чужой человек!

     Девушка шла размеренным шагом. Ей навстречу выбежали несколько мужчин в свободных одеждах и, маша руками, закричали: «Стой! Не двигайся, это земля «э нэс би хури за», – что означало на арабском «истинных людей».

     Девушка проигнорировала предупреждение и продолжала шагать по дороге к поселению. В вековом камне дороги было продавлено две колеи. Пыль и песок были сдуты ветрами и колёсами машин к обочине, где скопились светлые камешки. Там были целые отвалы мусора и пыли.

     Девушка шла по белёсой колее, временами отбрасывая в сторону ногой щербатые камешки. Рядом с ней бегали дети, пытаясь увести упрямых коз. Те сопротивлялись и норовили убежать.

     Внезапно, навстречу незнакомке со стороны финиковых пальм и апельсиновых садов выскочило двое мужчин.

     – Стой! – крикнули они, поднимая автоматы Калашникова и передёргивая затворы. – Аллах Велик, стой!

     Странной была реакция бедуинов на одинокую девушку, шагающую по дороге. Что в ней было такого, что так их напугало? Но она не останавливалась, лишь на её запястьях с металлическим жужжанием вырастали механизмы.

     – Те, кто хочет убежать, пусть бегут. Те, кто поднимут оружие – будут уничтожены! – на чистом арабском языке прокричала девушка.

     В этот момент мужчины начали стрелять. Пули ударили рядом с шагающей по дороге девушкой, взвизгнули рикошетом, выбив в камнях белые фонтаны пыли, и улетели прочь. Острые кусочки выбитого камня посыпались вокруг.

     Девушка ещё раз громко повторила предложение по-арабски, но мужчины её не услышали. Автоматы Калашникова изрыгнули из стволов оранжевое пламя, и пули попали в девушку. Но они отскочили от неё, как горох от стенки. Она даже ни на секунду не замедлила шаг, и ни один мускул не дрогнул у неё на лице. Она просто подняла правую руку, и из её устройства, похожего на прямоугольную коробочку с раструбом, вылетел прозрачный шар, словно по воздуху, искажая и преломляя изображение и свет, начала движение маленькая линза. Достигнув небольшого беловато-серого камня между двух стрелков, она разорвалась. Вверх взметнулись столбы белой пыли, серого песка и обломков камня. Вместе с ними, теряя красные капли крови, мелькнули части разорванных тел. И тут всё селение взорвалось. Часть её обитателей, в ужасе визжа, бросились прочь, выбегая из шатров и хижин, а другая, сосредоточенно побежала куда-то вглубь селения.

     Девушка поняла, что ей придётся принять бой. Её глаза снова вспыхнули и погасли. Раздался выстрел и пуля попала в песок, выбив большой серый фонтан пыли. В следующее мгновение незнакомка подскочила вверх метров на тридцать и приземлилась около ветхого сараюшки с разбросанным вокруг верблюжьим навозом. С металлическим звоном на левой руке девушки выросло широкое лезвие, и она коротким взмахом отрубила прячущемуся за сараем стрелку левую руку, перерубив вместе с ней ствол крупнокалиберного однозарядного ружья.

     Стрелок завопил, поддерживая обрубок руки, выпустил оружие и опустился на колени. Девушка отвернулась и зашагала дальше. По ней вели огонь из нескольких точек. Пули попадали в строения, выбивали отверстия в хижинах, порождая фонтанчики пыли, рикошетили от камней.

     Девушка на миг остановилась. Она стояла посреди улицы, где с обеих сторон находились шатры. Дорога была усеяна навозом и прочим мусором, среди которого особенно бросались в глаза разноцветные фантики конфет.

     – Те, кто хочет убежать, пусть бегут. Те, кто поднимет оружие, будут уничтожены! – ещё раз прокричала девушка.

     Несколько стариков, сидевших перед входом в ближайший шатёр, пригнули головы. Перед ними на огне кипятилась вода в казане. Они собирались пить вечерний чай. Рядом дети и несколько женщин, подвывая, также склонились к земле. Глаза девушки вспыхнули и погасли. Сканирование показало, что в шатре оружия нет. Тогда девушка зашагала дальше. Похоже, земляне так и не поняли с кем столкнулись и продолжали сражаться.

     Оказавшись в центре поселения, где метались обезумевшие козы и надрывно лаяли собаки, она принялась действовать. Пули летели отовсюду. Она засекла стрелка на крыше хижины. Повернувшись в его сторону, она подняла правую руку, и из неё выросло широкое лезвие, превратившееся в ножи-захваты, устремившиеся вверх. Достигнув человека, лежащего в двадцати метрах от девушки, они сомкнулись вокруг его на шеи, отрезав голову, и вернулись обратно.

     Следом девушка развернулась и другой рукой выпустила ножи-захваты в ещё одного стрелка в белоснежных одеждах, который опрометчиво выскочил из-за угла хижины. Лезвия ножей вонзились в его грудь, чуть провернулись и на сегментной штанге вернулись обратно. Человек упал. Он был ещё жив, хотя она разрезала ему грудную клетку. Он хрипел, дёргал руками и орошал кровью белый камень дороги.

     Рядом с девушкой упала ручная граната. Компьютер моментально сканировал её и указал оставшееся время горения запала. Выбросив левую руку, она силовым полем отбросила зелёный продолговатый предмет к ближайшему шатру и зашагала дальше. Грянул взрыв. Блеснула оранжевая вспышка и вверх взметнулась серая пыль и ошмётки шатра. Послышались душераздирающие женские крики. Среди разорванных ковров, подушек и одеял ползали изувеченные люди. Несколько осколков гранаты попали в девушку. Они не пробили защиту. Один осколок силовые поля поймали около её головы. Но девушке было не важно, что произошло, и крики и стоны умирающих людей её не трогали. Она шла дальше.

     – Кто ты, кто ты?! – кричал какой-то старик с высохшим, пергаментного цвета лицом. Он не мог плакать, пустыня научила его не терять влагу, но рядом в кусках ковров ползали его окровавленные внуки. – Аллах покарает тебя, будь ты проклята во веки веков! Пусть твоя жизнь станет кошмаром!

     Девушка остановилась и сделала шаг в сторону старика. Её раскрытые ножи-захваты блестели сталью в свете заходящего солнца. Старик смолк, и только его глаза горели ненавистью.

     – Мне триста пятьдесят четыре года, и не я первой бросила гранату. Я предложила выбор: не мешайте мне или умрите. Кого ты, старик Хусейн сын Анвара, внук Дзаза ибн Махира, должен винить теперь?

      Старик смотрел на неё вытаращенными глазами. После её слов он забыл о стонах детей, что копошились около него и замер. Девушка двигалась дальше. Она остановилась перед подъёмом, её глаза вновь вспыхнули и погасли. Перед ней находилась апельсиновая роща, где сбоку в загонах лежало стадо верблюдов – главное достояние кочевников. Ни взрывы, ни выстрелы не побеспокоили этих флегматичных животных. Они что-то жевали, лениво поглядывая на поднимавшийся снизу дым. Прикрываясь ими, к ней подкрадывалось несколько мужчин и одна женщина. Мужчины были вооружены автоматами, а женщина старинной однозарядной винтовкой. Девушка подняла руку и выстрелила в их сторону гравитационным зарядом. Грохнул взрыв, породив ударную волну, которая опрокидывала животных и волочила их по земле. Там, куда попал заряд, осталась воронка. Среди поднявшейся пыли и туч песка падали разорванные туши верблюдов и отдельные части тел стрелков.

     Девушка зашагала через апельсиновую рощу, скользнув взглядом по месту взрыва. Женщина с оторванной рукой молча пыталась приложить свою правую руку к зияющей рваной ране на плече. Она была в шоке. Адреналин погасил в ней боль, и она не понимала, что делает. Компьютер сообщил, что примерно через десять минут она отойдёт от шока и испытает чудовищную боль.

     Апельсиновые плоды в роще только начали свой рост и висели на ветках маленькими зелёными шариками. В одном месте, около стволов самых больших деревьев лежали несколько женщин в чёрном. Они выли от ужаса, закрывая лица чёрными платками. Рядом лежали корзины с рассыпавшимся навозом. Девушке не было приказа убивать всех подряд, только тех, кто сопротивляется. Она остановилась перед женщинами и скользнула по ним взглядом. Женщины выли и стенали. Какая разница была между ней и ими? Девушка и женщины были одного пола, но на этом их совпадение заканчивалось. Компьютер схематически показал их тела. Они были подвержены болезнями, их тела распухали от жировых тканей и искажённой генетики. Ближайшая женщина была больна, компьютер выделил её гениталии алым цветом. Дальняя женщина 35-летнего возраста была беременна.

     Преодолев рощу, девушка вышла к верхней части поселения, куда и вёл её путь. Позади неё остались живительные для племени колодцы и разбредающийся скот. На возвышении жила элита. Здесь и дома были побогаче, и живности побольше. По улице в панике бегали куры.

     Глаза девушки вновь зажглись и погасли. Висящий над долиной зонд прислал карту триангуляции, исходя из маркеров, которые внедрил на планету, разбив топологическое пространство на симплексы. Алой точкой горела её цель.

     – Те, кто хочет убежать, пусть бегут. Те, кто поднимет оружие – будут уничтожены! Пощадите свои души! – крикнула она.

     В дорогих шатрах прятались целые семьи. Они пытались укрыться за одеялами и коврами, словно это могло им помочь. Клубы пыли от гравитационных взрывов медленно плыли над долиной, не собираясь осаждаться. Большие белые клубы.

     Девушка зашагала к цели, к большому дому, который был построен вплотную к острому хребту гор, опоясывающему долину. Поднимая тучи пыли, десятки машин покидали оазис. Люди спасались бегством. Многие жители долины услышали то, что она говорила. Но далеко не все.

     Несколько женщин бежали вслед за удаляющимися машинами, и махали; они что-то кричали и показывали руками назад, туда, где остались дорогие шатры. Но всё было тщетно.

     Девушка остановилась на секунду, словно раздумывая, а потом принялась действовать. Её глаза снова вспыхнули и погасли. Сканирование дало результат. С металлическим лязгом ножи-захваты вылетели с её поднятой правой руки, пробили камень и, пролетев по диагонали метров тридцать, впились в человека с оружием, который как раз перезаряжал автомат. Он находился за глиняной стеной, построенной непонятно по какому поводу. Они вырвали у него часть груди вместе с лёгким и, завибрировав на низкой частоте и сбрасывая капли крови, вернулись обратно.

     На экране перед глазами девушки компьютер вычислил направление, куда был направлен ствол очередного стрелка, и девушка молниеносно отпрыгнула в другую сторону. Пули прошли мимо, попав в раскидистый кустарник с жёсткими листьями, от которого в песок полетели зелёные куски веток. На руке девушки с жужжанием и странным металлическим чавканьем сменялось оружие.

     Что такое «Мёртвые подразделения» и что даёт им симбиоз с технологиями Звёздных Механиков? На самом деле, всё сложно и просто одновременно. Когда была обнаружена планета, отданная Закрытой галактикой М-703,74, её песни, понятые с помощью Икюль Чавит На, её технологии стали использоваться интеллект-корпусом. Он смог создать гибридов – «Мёртвые подразделения». Получая силу и технологии, каждый агент «Мёртвых подразделений» готов был без остатка отдать себя служению Империи, а теперь Альянсу, никогда не возражая и не ставя под сомнение приказы вышестоящих.

     Хотя на самом деле всё было не совсем так. В один момент такие послушные Императору силы вдруг стали думать самостоятельно. Чистка «Прозрачный хрусталь», провалилась. Агенты «Мёртвых подразделений» взбунтовались, и начались перемены. Тотальный контроль их не устраивал. Особенно когда они видели, насколько они совершеннее тех, кто отдаёт им приказы. Это привело к падению Империи и появлению Звёздного Альянса. Несмотря на бунты, отказы выполнять приказы, суды и трибуналы, интеллект-корпус укрепил свои позиции. Контролируя планету Звёздных механиков, корпус лоббировал в Империи свои интересы, выжидая. И произошла смена хозяина. Империя пала, Враг стал внутренним, а не внешним, а «мертвецы» и были созданы для того, чтобы с ним бороться. По-прежнему шла борьба за власть и контроль. А как же силы «мертвецов»? Изначально во времена Империи эта сила была просто оружием, просто инструментом. Она наводила порядок. Но потом, впоследствии, она превратилась в нечто большее. Её стали использовать для построения общества. Почти 300 лет всё шло гладко, общество Альянса стабилизировалось, пока вдруг не появились корабли Сеятелей. Тогда всё и началось. Разрушение устоявшегося общества, а после – начало войны с Врагом. Машина страха, превратилась в машину надежды. Просто, и очень гениально. Они стали надеждой в борьбе с Врагом. Создавалось впечатление, что кто-то это программировал, все эти события, особенно, когда ожили Менгиры на планете Звёздных механиков.

     Дрон, висящий над территорией оазиса, произвёл расчёт до цели с помощью маркеров треугольника 2-симплексов. Получив данные, девушка повернулась лицом к цели. Туда, где прятался стрелок, устремился шарик плазменного огня. Взрыв потряс горы. От его грохота эхо прокатилось по долине, и вверх устремился гриб огня. Огромные белые столбы пыли клубились на фоне синего неба, отделяясь от чёрного гриба дыма. От стрелка не осталось ничего, даже пепла. Он был полностью сожжён температурой в пять тысяч градусов.

     Компьютер, сканируя пространство вокруг девушки, заметил, что позади неё в неприметном строении мужчины разбирают оружие. Это был схрон, закопанный в куче навоза. С криками «Аллах велик» они устремлялись к выходу.

     Девушка улыбнулась и подпрыгнула. Гравитационные компенсаторы помогли ей парить, а силовые поля – приземлится. Проломив крышу, сделанную из веток и соломы, она очутилась прямо среди мечущихся людей. Это было побоище. Она ломала им руки, ударами с хрустом сминала ударами грудные клетки, дробя на куски рёбра, швыряла их тела через стены. Всё это она делала без эмоций. Отброшенные тела пробивали глиняные стены и катились по земле, стеная и выволакиваясь в пыли. Кто-то успел стрельнуть из пистолета, но в ту же секунду девушка поймала его руку и, сломав её, оторвала от локтевого сустава. Крики, вой, и стоны боли заполнили остатки сарайчика. Пахло кровью и свежим мясом. Кровь скатывалась в пыли в комочки и катилась прочь. Вокруг девушки лежали мёртвые и умирающие люди, а к ним, воя, стеная и выбрасывая руки вверх, медленно ползли женщины и дети.

     Один из уцелевших мужчин кинулся на девушку с тесаком. Она легко ушла от удара, лишь чуть-чуть наклонив тело, поймав руку, она продолжила его движение взмаха, прижимая руку мужчины к земле, отчего он потерял равновесие, и следом она свернула ему шею. Мужчина упал возле её ног и замер.

     Все цели были поражены. Одним прыжком выпрыгнув из сарая, девушка вернулась обратно в исходную точку. Устройства на её руках перезаряжались с электронным визгом. Сменив конфигурацию, они вновь были готовы к бою. Девушка продолжила идти к своей цели. Позади неё металось стадо овец и козлов. Они блеяли и визжали, носясь кругами, выбрав в панике в качестве вожака молодого козлика, у которого от ужаса подкашивались ноги.

     Теперь желающих пострелять в неё стало гораздо меньше. Следящий дрон показывал обстановку. Многие мужчины и подростки бросали оружие и убегали. Около одиноких финиковых пальм мелькнул джип с крупнокалиберным пулемётом ДШК. Стрелок как раз закончил заряжать ленту 12,7-миллиметровых патронов и передёрнул затвор. Компьютер мгновенно рассчитал траекторию, и девушка встретила джип на упреждение гравитационной линзой в тот момент, когда он сделал резкий поворот, уходя от каменной глыбы, которую огибала дорога. Вверх взметнулись обломки машины, чёрные колёса, остатки обшивки и части тел. Всё это клубилось в серой пыли. Не было ни вспышки, ни пламени, только обломки камня, металла в стены клубящейся пыли.

     И снова откуда-то слева в неё попала пуля. Девушку это словно забавляло. Вспыхнув и погаснув глазами, она заметила одинокого стрелка, прячущегося во впадине среди камней. Подняв вверх левую руку, девушка создала на запястье устройство отстрела длинного остроносого снаряда. Он вылетел из её руки и, включив двигатели и описав дугу, попал в цель. Компьютер навёлся по генетическому коду прячущегося в низине стрелка, а дрон помог скорректировать цель, получив данные сканирования вражеского объекта. Снова грохнул взрыв, и среди столбов пыли и песка мелькнула оторванная рука с рукавом серо-белой рубахи.

     Больше желающих стрелять в девушку в облегающем тёмном комбинезоне не оказалось. Сменив тип оружия на холодное, она снова двинулась к интересующему её дому. Справа и слева стояли дорогие шатры. Основа шатра из белого сукна была прикрыта белыми тканями из хлопка. Внутри был ещё один шатёр из дорогих тканей. Там жили жёны и дети самых богатых членов племени.

     – Те, кто хочет убежать, пусть бегут. Те, кто поднимет оружие будут уничтожены! – в очередной раз громко повторила девушка по-арабски.

     Её глаза опять вспыхнули и погасли. Стены из тканей почернели и на их фоне проявились фигуры обитателей. Компьютер идентифицировал их по ДНК-коду, показывая схематические изображения людей и их биометрические данные. В большинстве своём обитатели шатров пытались спрятаться, прижимаясь к земле. Они по-детски считали, что одеяла и ковры смогут им помочь, скрыть их.

     Девушка улыбнулась краешками губ. На сером фоне скана шатра выделялись яркие силуэты металлических предметов. Кувшины, части кальяна, бронзовые чашечки для кофе ножи и вилки. Чуть тусклым светом светились бусы, драгоценные металлы, кольца, браслеты, ужасного качества диадемы. Но это было лишь часть того, что она увидела. Самое интересное появилось, когда сканер проник сквозь заднюю стенку шатра, где за глиняной стеной прятался совсем иной мир. Это такие «бедные» бедуины скрывали от туристов. Выложенные термоизоляцией стены, кондиционеры, большой TFT-телевизор. Сканер обнаружил богатые диваны, ковры и ткани. Спутниковую антенну они замаскировали за финиковой пальмой. Девушка провела повторное сканирование, и изменила акцент на эмоциональность.

     У людей, лежавших поодаль от всех остальных, изображения которых мерцали скелетами на светло-зелёном фоне шатра, компьютер отметил признаки разнообразных заболеваний, сексуального насилия и выявил лишь примитивные украшения. Маркер сканера остановился на пластиковых побрякушках, украшавших одежды, на созданные из бронзы полукольца браслетов на руках и ногах, на таких же подделанных под серебро заколках и серьгах. Рядом с маркером возник квадрат аналитического вывода. Эта группка людей лежала ближе к угасшему очагу, который залили водой, когда началось сражение. Это были рабыни. Сенсор показывал эмоциональное состояние всех, кто был в шатре. И если хозяева и их дети были глубоко напуганы, то у рабынь кроме страха присутствовала и лёгкая тень удовлетворения. Им нравилось, что их хозяева так боятся. Хоть на мгновение они были все равны.

     Алыми маркерами компьютер выделил висящее на коврах оружие. Его было очень много. В основном это было холодное, рубящее оружие и старинные, однозарядные пороховые, кремниевые ружья, пистолеты и самопалы. Сканер бегал по шатру и вдруг высветил то, из чего стало ясно, что девушка зря сделала поспешные выводы: не все в шатре были напуганы. Несколько подростков рвались в бой, но их удерживали женщины. Судя по ДНК-сравнению, они были их матерями.

     Компьютер вывел данные подростков, их физическую силу, их эмоциональность. Им было от силы двенадцать-тринадцать лет, но они, выкрикивая проклятья, рвались в бой. Один из них вырвался из цепких рук матери и, схватив короткий кинжал, выскочил к девушке. За ним, обезумев от ужаса, выбежала женщина. Девушка позволила ударить себя кинжалом и после схватила мальчика за горло. Тот захрипел и задёргался. Воя, женщина повисла на её руке. Платок спал с её головы, и густые чёрные волосы рассыпались по спине. Большие, миндалевидные, чёрные глаза умоляюще смотрели на девушку.

     – Пожалуйста, голубоглазая богиня, пожалуйста, – шептала женщина.

     После попыток разжать руку девушки она поняла, что это невозможно, и оставалось только просить. Но богине это было безразлично. Ребёнок задыхался, дёргался и извивался, а девушка просто смотрела на его смерть. Поняв это, женщина впилась в её руку. Она царапалась и кусалась, она пыталась бить девушку по телу, страшно крича, но Эйфа была непреклонна. Задушив мальчика, она швырнула его прочь и посмотрела на застывшую от горя египтянку. Та осела мешком на землю и остановилась невидящим взглядом на агенте «Мёртвых подразделений».

     – У тебя есть ещё четверо детей, береги их, женщина, – сказала Эйфа по-арабски.

     Египтянка отпустила её руку и осталась стоять на коленях на сером песке, тихо воя.

     Эйфа зашагала дальше, не обращая внимания на мечущихся туземцев. Иногда они выскакивали на дорогу, в попытках догнать скот, но увидев девушку, в ужасе бежали обратно. Эйфа не стреляла. Ей не было никого дела до них. Если не трогают её, не трогает и она.

     Перед глазами компьютер выделил нужный дом. По нему пробежала полоса аналитического сканирования. Это было строение, обмазанное глиной, скрывающей кирпичную кладку. Перед домом сидели старики и старухи. Их было около десятка. Они молча смотрели на неё.

     Девушка сканировала их: оружия у них не было, лишь несколько монет. Быстрым шагом она поднялась по лестнице и ударом распахнула дверь. Там её ждали. Посреди огромной комнаты, в полумраке, на ковре, поджав ноги по-турецки, сидел старик с серой бородой и чёрной чалмой. Рядом с ним стояли трое охранников с автоматами, которые целились в девушку. За спиной старика прятались женщины и дети. Одна из них удерживала старуху, которая ежесекундно посылала Эйфе проклятия.

     И всё-таки Эйфа не понимала, почему всё было так сложно? Зачем Саматика выбрала именно такой вариант вторжения в селение? Почему она приказала не использовать ментальный контроль или парализаторы? Ментальный контроль в данной ситуации был бы куда более действенным. Удержать всех в селении Эйфа не смогла бы, но этого и не требовалось. Достаточно было взять под контроль старейшин. Ведь с самого начала было понятно, что туземцы будут сопротивляться. Это их земля и их дом, а в религии Ислама, которую они исповедовали, так много радикальных течений с культом самопожертвования. Поэтому, даже видя, как погибают соплеменники, а Эйфе ничто не может нанести вред, туземцы всё равно бросались в бой и умирали. В чём смысл всего этого?!

     Эйфе даже не потребовалось обострять свою реакцию. Если бы на месте этих туземцев оказались дивизионеры-бронепанцири Альянса, ей бы пришлось ускориться втрое, а то и вчетверо. А так она словно валяла дурочку, иногда давая возможность в себя попасть. Почему? Почему Саматика захотела, чтобы операция прошла именно так? Какую игру она затеяла? Ведь её приказ нарушал 5-ю директиву: если Альянсу ничего не угрожает, вмешательство должно свестись к минимуму. Кто же она, эта золотоглазка?

     Красивая, грациозная девушка с шелковистыми волосами цвета янтаря остановилась перед стариком. Её встроенные в глаза системы сканировали всех находившихся в комнате. Женщины и дети в страхе прятались в одеялах. Старик тоже боялся, капли пота текли по его лбу, а спина покрылась испариной. Рядом стояла его охрана. Сенсор сканировал их тела. В отличие от жителей деревни, поджарых и мускулистых, эти охранники были упитанны и одеты в дорогие одежды. Стволы автоматов дёргались и плясали. Сами охранники побледнели и мялись, раздумывая: а не убежать ли? Храбростью они не отличались.

     – Аллах навёл на тебя тысячу проклятий, на детей твоих и на твоих внуков, – дрожащим голосом начал вещать старик. – Ты пришла на мою землю, ты принесла смерть. Ты топчешь мою родину.

     Девушка улыбнулась одними губами.

     – Я должна испугаться? – спросила она.

     – Аллах велик, он карает неверных!! Коран – путь его.

     – Неужели? – Эйфа, продолжая улыбаться, подняла правую руку, и медленно с металлическим стрекотом с неё выдвинулось широкое лезвие ножа, которое разъединилось на ножи-захваты, сделавшие один оборот вокруг своей оси. – Я предлагала выбор. Я сказала о нём несколько раз. Воспользовались ли им твои люди?

     – Мы бедные бедуины…

     Эйфа издала звук, похожий на резкий выдох с шипением. Она видела, о какой бедности говорит бедуин. Огромный дом был разделён на несколько частей. В соседней комнате, тщательно замаскированной, находился кабинет местного шейха. Там было всё нужное оборудование. Спутниковый телефон, мобильная связь, интернет. Эйфа и сейчас наблюдала, как двое помощников старика, его секретарей, отчаянно пытаются связаться с внешним миром. Они нервно смотрели на экраны телефонов и бегали от одного компьютера к другому. Но это было бесполезно: Эйфа глушила весь частотный диапазон в десятикилометровой зоне. Для связи оставался только спин-канал, но туземцы его не имели.

     Рядом с кабинетом был установлен большой жидкокристаллический телевизор. Спутниковая тарелка с улицы была почти не видна. Она была хорошо замаскирована. Во многих шатрах система сканирования отмечала маркерами современную оргтехнику и телевизоры.

     Кроме всего этого дрон обнаружил в дальней части долины автопарк из грузовичков и новеньких внедорожников. После сражения часть жителей долины пыталась на них спастись, для чего им пришлось драться с охраной этого импровизированного гаража в попытках отобрать ключи зажигания.

     А ещё вокруг апельсиновых рощ паслись целые стада верблюдов – самой важной и главной разменной валюты в пустыне.

     Девушка медленно, не сводя взгляда со старика, описала рукой полукруг, жестом показывая, что имеет ввиду увиденное вокруг, в Долине Трёх Колодцев, и демонстративно топнула по ковру, который лежал по левую сторону от старика.

     Большие ковры подчёркивали богатство дома. Они лежали на полу и висели на стенах. Тот ковёр, по которому Эйфа топнула, был очень дорогим. Сканер определил его, как «карпет» – безворсовый ковёр, привезённый из Армении. Компьютер датировал его 18-м веком. Ковёр сохранился достаточно хорошо, было видно, что его берегли, как реликвию.

     Шейх всё понял, это отразилось в его глазах холодной яростью. Он винил всех вокруг, кроме самого себя. Особенно за смерть своих соплеменников.

     – Мне нужен ваш сундучок волшебства. Ты знаешь, что это такое?

     – С чего ты решила, что он у меня есть?! Эта древняя реликвия! Знаешь, что там хранится?

     Эйфа молчала.

     – Там хранится брат хаджар аль-асвада, Чёрного камня, который находится в Каабе, в мечети Масджид аль-Харам. Это камень из Рая! Откуда он у меня? Женщина, ты знаешь, что…!!!

     – Мне нужен сундучок волшебства, и он есть у тебя, – очень чётко, делая паузы, произнесла Эйфа. – Я это знаю. И у вас ещё есть выбор: или опустить оружие и дать мне то, что мне нужно, или хоронить трупы будет некому. До захода солнца осталось всего четыре часа. Успеешь, старик?

     – Я шейх, Я Мухаммед ибн Расул, что значит Посланник…

     – Всего четыре часа! – Эйфа повысила свой негромкий, но звенящий стальными нотками голос. – Ты не сможешь ни с кем связаться и попросить помощи. Ты сейчас один!

     – Почему ты нас не убиваешь, – послышался голос со стороны женщин, – что тебе надо?

     – Он знает. Я пришла сюда не для того, чтобы убивать, мне нужно то, что хранится в лабиринте. Брат он Чёрного камня или нет – мне всё равно. Я в любом случае получу его. А если будет сопротивление, я уничтожу всех. И плевать мне на Аллаха! – глаза Эйфы зажглись алым пламенем. Это была больше демонстрация силы, так как по многочисленным верованиям местных племён алые всполохи в глазах означали одержимость шайтаном.

     Старик отпрянул. У его охранников тряслись руки: они уже были на грани, готовые в любую секунду убежать.

     – Твой род будет проклят, – тихо сказал старик, и сделал едва видимый жест.

     Оружие попадало на пол, и охранники отступили к стенам дома. Один из них чуть не опрокинул столик на изогнутых ножках, откуда вниз упало несколько свитков. Эйфа снова улыбнулась краешками губ и, втянув оружие, направилась к дальней стене комнаты. Остановившись между шкафчиком и нагромождением подушек, одеял и одежды, она посмотрела на сидевших там двух женщин с детьми и тихо сказала по-арабски:

     – Пошли вон!

     В этот момент через входную дверь в комнату заскочили несколько подростков с автоматами, и направили оружие на Эйфу. Она даже не обернулась, лишь её костюм изменил плотность, готовый отразить пули. Но старик был мудр и он окриком остановил юношей. Они нехотя опустили оружие, но не собирались уходить. Тогда один из охранников, с длинной коричневой бородой, подошёл к ним и настойчиво вывел наружу. Шейх оказался неглупым человеком.

     Ногой откинув засаленные и пропитанные запахом благовоний подушки и одеяла, девушка увидела широкий прямоугольник люка-лаза, крышка которого была сделана из досок и присыпана белым песком для маскировки. На кольцах висел замок. Одним рывком руки она сорвала замок, разломив его, и открыла крышку. Из тёмного отверстия дохнуло затхлостью. Эйфа могла воспользоваться приборами ночного видения, но она посчитала это ненужным. Она подняла левую руку, и на запястье, поблёскивая в полумраке дома серым металлом, выросла прямоугольная конструкция. Из неё со щелчками одни за одним вылетели шесть шариков, похожие на шмелей, и, опустившись в люк, засияли ярким белым светом, как светлячки. Внизу, в начале тоннеля, стало светло, как днём. Эйфа увидела щербатые, плохо отёсанные серые стены, песок под ногами и следы жуков навозников.

     – Кто ты, дьявольская женщина? –спросил шейх, вставая. – Откуда ты пришла? Какой демон тебя породил? Где на земле есть место, где…

     – Хватит причитать! – Эйфе надоело это старческое нытьё. – И не вздумайте закрыть за мной крышку люка и завалить её камнями. Вам это не поможет, а вот я разозлюсь и тогда уж щадить никого не стану. Это понятно?

     Никто не ответил, но, судя по выражению карих глаз старца, он всё хорошо понял. Однако когда Эйфа на секунду замерла у края перед прыжком вниз, старик тихо сказал:

     – Ты заблудишься, не выйдешь из лабиринта. Ни один человек не смог найти дорогу обратно.

     – А ты думаешь, я – человек?

     Эйфа отвернулась и спрыгнула вниз. Песок брызнул из-под её ног и тут же осел. В свете светлячков-фонарей мерцала серебром танцующая пыль. По песку было видно, что давно никто сюда не спускался.

     Справа на уступчике лежали аккуратно завёрнутые в ткань факелы. Толстый слой серой пыли покрывал древний материал. Кое-где он уже расползся на нитки и чернел дырами и прорехами. Рядом стояли кувшины с остатками горючей смеси. Теперь факелы были не нужны, спускающиеся сюда люди пользовались электрическими фонарями, но тёмные пятна копоти на стенах и бронзовые подставки для факелов показывали, что когда-то факелы были единственным источником света в пещере.

     Компьютер сканировал. Опять эти искажения! Тёмная материя вела себя странно. На этой планете было всего несколько мест, где Тёмная материя не могла создать тоннель пробития. Эти местности были давно помечены и занесены в базу Переходов. Основа Тёмной материи – эта форма материи, которая не испускает электромагнитного излучения и не взаимодействует с ним, поэтому это свойство не даёт возможность обнаружить её методами первого уровня. Нет взаимодействия – нет преград.

     Исходя из этого, Переход можно было совершить везде. Частицы Тёмной материи жили своей обособленной жизнью и спокойно проходили через видимую материю Вселенной. Поэтому в любой точке планеты с погрешностью 3-4 метра можно было создать тоннель, тоннель пробития и прибыть в точку назначения. На концах тоннеля возникали овалы или линзы приближения-восприятия, когда двухмерный пласт вдруг начинал испускать электромагнитное излучение, и системы подхватывали его и, фиксируясь, удерживали, пока объект не выйдет. Это напоминало линзовую систему, когда объект визуально приближался, а потом шагал из приближения, материализовавшись. Жёлтая вспышка со всплеском энергии – была всего лишь следом, остаточной реакцией на Переход.

     Эйфа догадывалась, что именно по подобному принципу работают генераторы Тёмной материи. Но только не здесь.

     Здесь, в долине, где находилась Эйфа, Переход был невозможен. Когда она стояла посреди заброшенного участка, за забором коттеджного дома, где они обосновали штаб-квартиру, встроенные в неё устройства Звёздных механиков не могли прицелиться. Классически из точки начала тоннеля к точке приёма должно было происходить пробитие в Тёмной материи, формирование Перехода, но по факту, конечная точка была смазанной, и её нельзя было зафиксировать. Сканер прыгал, пытаясь найти в тоннеле устойчивый маркер, он анализировал воронки, и когда они через секунду угасали, он показывал, что это – паразитные выбросы. Формирование тоннеля прерывалось. Переход рассыпался на глазах. Странные, порой непонятные помехи. Поэтому Эйфа материализовалась на границе долины, в горах, где искажения на Тёмную материю не действовали. Что именно искажало Тёмную материю долины и воздействовало на неё ни она, ни дрон не видели. Оставался – загадочный лабиринт.

     Стены туннеля были грубо обтёсаны. Скорее всего, в древности это была шахта для добычи камня. Грубые полосы на жёлто-сером камне показывали направление, откуда камнетёсы начинали работу и где заканчивали. Кое-где в песке были видны бронзовые, позеленевшие от времени осколки долот и кирок.

     Эйфа шагала по песку. Метров в двадцати от входа он закончился. Тысячи лет его сюда наносили песчаные бури, он собирался у входа, а потом разносился по пещере на сандалиях людей. Но теперь под ногами Эйфы были камни с глубокими колеями от волочения вытесанных глыб. Их таскали вручную много лет, оставив глубокие следы.

     Пещера была ярко освещена светлячками, они, покачиваясь, плыли рядом с девушкой. В их свете следы долот и кирок были отчётливо видны. Иногда, особенно возле пола, Эйфа видела нацарапанные надписи. Компьютер выделял их и переводил: «Ахон сегодня работает 50-й день, тяжело», «Харахти любит Нубити. Пусть она знает», «Хондо потерял амулет, 30 монет за возвращение!», при этом возле этой надписи на стене была большая чёрная полоса. Значит, автор надписи ставил возле неё лампадки, чтобы все рабочие её увидели. Но Эйфе было всё равно, вернули этому Хондо амулет или нет. Она искала другое.

     Пещера уходила вниз под углом десять градусов, и с каждым метром её потолок медленно опускался. В следующей галерее Эйфе пришлось нагнуться, чтобы пройти дальше. Перед её глазами мерцала схема пещер. Они уходили на несколько километров вглубь, образуя целую сеть галерей, комнат и залов. Компьютер анализировал карту, прокладывая путь. На очередном разветвлении Эйфа остановилась, и её глаза вспыхнули и погасли. А- и д-мезоны, похожие по свойствам на нейтрино, прошли сквозь стены, слабо взаимодействуя с веществом. На разности взаимодействия сканер Эйфы определял плотность вещества и его структуру, сравнивая с табличными данными. Цель её путешествия была близка, но чтобы дойти до неё, нужно было сделать большой крюк и обойти несколько скрытых ловушек. Ловушки были примитивные, рассчитанные на внимательность. Часть из них уже истлело за века, но самые простые, как например яма с кольями, работали. Многим искателям сокровищ не повезло. Часть ловушек было задействовано, и человеческие кости лежали на них с остатками почти истлевшей одежды.

     Эйфе некогда было заниматься поиском обходных путей. Использовать Переход она не могла, мешали искажения, и девушка решила идти напролом. Практически стоя на коленях в пещере, она оценила горную породу над собой. Это была часть Нубийско-Аравийского щита, базальтовые породы были перемешаны с вулканогенно-осадочными. Компьютер выдавал плотность и возможности горных пород выдерживать напряжение.

     Эйфа отступила на несколько шагов назад от разветвления в пещере и начала глубоко дышать. Её организм перестраивался. Кровь насыщалась кислородом, генетически модифицированные лёгкие растворяли в ней весь кислород, поступавший в лёгкие с воздухом. Эйфа выдыхала чистый углекислый газ и азот. Любому, случайно попавшему в пещеру человеку показалось бы, что Эйфа задыхается. Она даже закрыла глаза, но на самом деле она как раз дышала во много раз эффективнее любого человека. Кислород связывался и откладывался в специальных отсеках её лёгких, где он становился неприкосновенным запасом.

     Подышав так несколько минут, девушка присела на корточки и вытянула вперёд правую руку, на запястье которой тотчас же выросло некое утолщение, блестевшее в свете светлячков-фонарей отполированной сталью. Через секунду от него вдоль направления руки появился тёмный нож. Девушка посмотрела на него и мысленно приказала развернуться. Лезвие повиновалось и телескопически, веером, раскрывшись, образовало круг, который через мгновение стал монолитным диском. Это было одно из самых эффективных видов оружия «Мёртвых подразделений», работавшее на основе вибраций. Его кромка вибрировала с огромной частотой, раскаляя атомы воздуха.

     Диск начал «петь» и, отделившись от руки Эйфы, завис около неё в воздухе, меняя тональность звука. Он то нарастал, то понижался, как будто кто-то выписывал музыкальную синусоиду. Перед глазами девушки компьютер рисовал схему реза. Он оценил все варианты реза, произвёл расчёт остаточного напряжения будущей арки, и девушка, окружив себя слабым силовым полем, перестав дышать, мысленно приказала диску работать.

     Тот завыл надрывным воем и понёсся вперёд. Коснувшись камня, он окутался серой пылью. Издали это напоминало работу алмазной пилы, только разрезание камня шло гораздо быстрее, чем при использовании таковой. Диск полностью входил в серый камень и только после этого спускался вниз, производя рез в полный диаметр. Так алмазный инструмент работать не мог.

     Этот тёмный круг не испытывал трудностей при прохождении пород разной плотности и не затуплялся. Он быстро резал стену пещеры, вырезая прямоугольник, захватывая часть потолка. Через несколько минут в пещере всё заволокло пылью. Она не попадала в лёгкие Эйфы, поскольку та находилась в силовом пузыре, хотя крошки камней пролетали защиту и ударялись в комбинезон. Пыль была такой плотной, что «светлячки» практически перестали быть видимыми. Они стали походить на размазанные пятна света, едва пробивающиеся через серо-жёлтые облака.

     Когда диск вырезал контур, сменил направление и разрезал глыбу крест накрест. Он резал методично, с каждым проходом всё углубляясь и углубляясь. Метровая стена камня была распилена за десяток секунд.

     Когда диск закончил работу, его режущий уши визг стал стихать, переходя в вой, подобный тому, какой издают блуждающие волны в приёмнике, он подплыл к девушке и завис около неё, как раз около правой руки. Эйфа поднялась и зашагала вперёд в густых, как сметана, облаках пыли. Она клубилась и перемешивалась. Слабое силовое поле отбрасывало пыль, и девушка словно плыла в серо-жёлтых тучах. Обычный человек, даже несмотря на свет «светлячков» ничего бы не смог увидеть сквозь такую завесу и был бы полностью дезориентирован, не понимая, где стены, где потолок, где боковой проход, – сплошное серое марево.

     Но Эйфа видела всё прекрасно. Подойдя к разрезанной стене, она даже не стала использовать силовые поля, а просто ударила по камню. Тот выскочил из стены и развалился на нарезанные глыбы, открыв за собой проход. Сила, которую Эйфа применила при этом, была сверхчеловеческой. Чтобы сдвинуть эти камни потребовались бы десятки людей, но Эйфа не была человеком. К тому же встроенный в её костюм экзоскелет по команде потерял эластичность и придал толчку девушки дополнительную мощность. Она выпрямилась в прорезанном квадрате и снова скорректировала свой путь. Ей предстояло проделать ещё несколько проходов.

     Когда она добралась до места назначения, почти вся сеть пещер, весь этот каменный лабиринт был заполнен клубами пыли. Резким ударом Эйфа разрушила последнюю стену, преграждавшую ей путь, и остановилась на секунду. Её глаза вспыхнули и погасли. Что творилось с Тёмной материей? Почему она вела себя так странно, образуя слабый электрический заряд. Это напоминало эффект, который интеллект-корпус называл Тёмной радиацией. Когда Тёмная материя начинала взаимодействовать с внешним миром, она меняла всю атомную структуру кристаллических решёток, воздействуя на неё и деформируя гравитацией. Элементарные частицы отклонялись, как частицы металла отклоняются под воздействием магнита и свойства материи менялись.

     Отбросив мешающие ей обломки, девушка собрала диск и пальцем приказала «светлячкам» осветить зал. Компьютер успел проанализировать камень и показать на экране перед глазами Эйфы структурную деформацию. Базальт превратился в аморфное стекло. Частицы базальта остались, но, как куски потрохов в сальтисоне, нечто так исказило кристаллическую решётку, что даже гравитационное оружие Альянса не могло с этим сравниться. Стекловидные стены с каменными включениями. Сенсоры провели повторное сканирование и алыми точками пометили странные кристаллические узлы, словно кто-то закрутил кристаллическую решётку в спираль.

     Встроенные в глаза девушки приёмные устройства, получая отраженный сигнал сканирования, записывали всё на генетическом уровне в специальное устройство, находившееся в области сердца. Даже если она погибнет, всё будет сохранено.

     Вот она, цель её путешествия. Огромный зал, где некогда добывался горный хрусталь, был забит сокровищами. Здесь стояли статуи фараонов, лежали глиняные сосуды с золотом. Тлела и рассыпалась в пыль деревянная мебель и кучами были свалены свитки папирусов. В дальней части зала навалом были сложены саркофаги с мумиями.

     Эйфа улыбнулась краешками губ, вспоминая Саматику. Теперь её приказ не использовать Ментальный контроль и парализаторы становился понятным. Она презирала бедуинов Долины трёх колодцев. Это были – мародёры, расхитители гробниц. Мародёры, которые грабили во времена Древнего царства, потом грабили могилы фараонов и знати во времена Среднего и Нового царств. Когда пришли греки, они грабили и захоронения греков. В одном из частей зала ветшали и рассыпались древние свитки из Александрийской библиотеки. Бесценные рукописи нашли свой конец здесь, жадные кочевники не спешили отдавать их музеям.

     Эйфа медленно шла в клубящейся пыли, подсвеченной фонарями-светлячками, рассматривая то, что лежало у неё под ногами. Странным было то, что стены зала были искажены кристаллической деформацией, однако всё находившееся внутри зала было не тронуто.

     Глаза Эйфы вновь вспыхнули и погасли. Сенсоры сканировали содержимое зала. Почерневшие от времени ларцы с драгоценными камнями сменялись спрессовавшимися одеждами фараонов. Вороха платьев лежали вповалку, перемешавшись друг с другом. Эйфа на секунду остановилась около них. Компьютер проанализировал спрессованную массу и стал восстанавливать первоначальный облик одежд. Машине приходилось сканировать и отделять по структурному анализу одну ткань от другой, хотя время практически склеило их в единое целое.

     За кучей статуэток лежали кипы другой одежды: некогда изящные перчатки, белоснежные одеяния, а рядом с ними – женская шкатулка с драгоценностями. Бусы из изумрудов, кольца с рубинами, золотые гребни и браслеты. Часть сокровищ рассыпалась и лежала просто на земле, едва виднеясь среди серой пыли. И, словно смеясь над всем этим, среди бесчисленных сокровищ возвышалась метровая статуя женщины. Она была вырезана из драгоценных пород дерева, покрыта краской и золотом. Краска потускнела и кое-где облезла со статуи, несколько драгоценных камней выпало, но изумруды, вставленные в зрачки глаз женщины, сохранились. В свете фонарей казалось, что женщина пристально смотрит на незнакомку. Даже после стольких лет можно было различить богатство нарисованного одеяния. Древние мастера подчёркивали статус женщины. Компьютер переводил иероглифы, написанные на постаменте. Это была первая из почтенных, царица нового царства – Хатшепсут.

     На Эйфу смотрело миловидное лицо молодой женщины небольшого роста. На её голову был одет немес, увенчанный царским уреем. Золотые полосы хорошо были видны на платке, а вот синяя краска утратила свой цвет и поблекла. В руках царица держала символы власти фараона, искривлённый жезл хеку и плеть нехех. После имени в картуши на постаменте была кратко описаны жизнь царицы и её достижения. Особое внимание уделялось её победам над гиксосами и возрождение Египетского царства. Под её правлением Египет восстал из пепла и достиг небывалого процветания и возвышения.

     – Посмотри на неё, – послышался голос Саматики в голове Эйфы.

     Не было ни мерцания вызова, ни тёплого прикосновения к ментальным цепям сенсорной связи. Просто возник голос и всё. – Её сестра была ещё краше, чем она. Имя её было Нефрубити. Это и есть наша цель.

     – Мне найти её кости? – спросила Эйфа.

     – Сундучок волшебства, это не кости, а видения девушки, когда она была прислужницей в храме Амон-Ра. Они записаны на глиняных табличках и хранятся где-то здесь. Найди их для меня.

     – Аилэ, но как же полученная информация, что там хранится камень, брат Чёрного камня, хаджар аль-асвада? Это просто миф туземцев?

     – Эйфа, а как Нефрубити получала свои видения? Ищи. То, что ты ищешь, не понимает Чёрная материя.

     – Выполняю, – ответила Эйфа.

     Пыль потихоньку начинала оседать, и Эйфа, медленно ступая, стала сканировать разбросанные вокруг предметы. Сколько же здесь было богатств. Кроме золота и драгоценных камней, здесь хранилось древнее оружие. Луки, колчаны со стрелами, щиты. Множество мечей, топоров и копий. От дерева рукоятей топоров и древков копий почти ничего не осталось, только наконечники, а вот мечи сохранились очень хорошо. Среди этих металлических предметов выделялись несколько разобранных колесниц со сбруей для лошадей. Был даже рассохшийся бассейн, когда-то богато украшенный золотом. А рядом, тут же, лежали вповалку древние манускрипты, перемешиваясь с поздними арабскими книгами.

     Когда арабы захватили эту землю, племя, не раздумывая приняло ислам, продолжая заниматься грабежом. Теперь понятно, почему они так встретили Эйфу. Без предварительной договорённости они не пускали никого на свою землю, оберегая свои сокровища.

     Для туристов они были бедными кочевниками, торгующими финиками, апельсинами и дешёвыми подделками. На самом же деле они буквально жили на сокровищах, наворованных в гробницах и храмах. Сколько же храмов пострадало от их рук? Эйфа прикинула стоимость всего, что здесь лежало. При пересчёте на американский доллар, основную мировую валюту этой планеты, получилась сумма, перескочившая восемь нолей.

     Одного Эйфа не понимала: зачем жить в таких условиях, сидя на таком богатстве? Всё это гнило и рассыпалось: великолепные резные статуи, деревянные саркофаги фараонов. Пергамент рукописей желтел и разлагался, даже в суши пещеры. Водоносный слой находился гораздо дальше, где местное племя черпало воду, а сюда влага не просачивалась, однако за тысячи лет хранения рассыпался от времени даже самый стойкий материал.

     Обходя целый ряд кувшинов с благовониями и переступив через сосуды с ароматическими маслами, Эйфа наконец заметила то, что искала. Следуя подсказке Саматики, она перешла в видение Тёмной материи. Вокруг неё двигалось синеватое марево, которое клубилось и волнами уходило в черноту, невидимый спектр. Но в одном месте это марево словно огибало что-то, как будто натыкаясь на невидимую стену.

     Эйфа перешла на обычное видение. В углу стоял неприметный резной сундук. На его крышке была вырезана надпись. Древнеегипетский язык был фонетически сложен, поэтому компьютер, переводя текст, подбирал наиболее правильную смысловую форму. Она звучала так: «След темноты коснулся меня, и увидела я сказки её. Нет мне пощады, ибо бог солнца отвернулся и не освещает мой путь светом. Ра, укажи мне путь в темноте».

     «Что за странная надпись?» – подумала Эйфа. Но это был именно тот ларец, так как под текстом была вырезано имя Нефрубити. Сканер просканировал ларец. Он был запечатан смолой, которая даже после стольких лет хранила герметичность. Внутри были глиняные таблички с надписями и ещё некий предмет. По форме он напоминал яйцо, и был не больше человеческого кулака, но что-то было не так. Сенсор не понимал структуру материала. Кристаллической решётки не было, атомы хаотично метались. Это противоречило всем физическим законам, так как в этом случае вещество должно было просто исчезнуть, но что-то удерживало его в целостности. Подняв ларец, Эйфа закрепила его на спине.

     – Задание выполнено, – мысленно произнесла Эйфа. – Возвращаюсь.

     – Подожди путник, – тихо ответила Саматика на латыни, – остановись и почитай мою историю.

     – Я вас не поняла, аилэ Саматика – сказала Эйфа. – Жду поступления новых данных.

     – Обернись и посмотри на мраморную плиту за собой. Этот человек спал, когда возле него лежал сундучок волшебства.

     Эйфа оглянулась. Там действительно лежала мраморная плита с отбитым углом, где на латыни была выбита надпись, которую начала читать Саматика. Наверное плита попала в хранилище во времена, когда Египет находился во власти Римской империи, но что она делала здесь? Это была могильная плита, не имеющая никакой ценности.

     «Подожди путник, остановись и прочти мою историю. Умоляю, не ломай камень, не кроши память обо мне. Я – Маркус Титус, легионер 3-го легиона. Я воевал во славу Рима двенадцать лет и похоронен под этим камнем моей женой Сцепиллой и дочерью Цецилией. Вот моя история, которую я хранил до смерти. На двадцать пятый год, я был отправлен в пустыню и там нашёл древний храм. Громадную ступенчатую пирамиду. Мне сказали, что я умер от обезвоживания, но я сейчас стою перед писарем и диктую. На площади вокруг храма лежали громадные части каменных голов, а перед входом в него стояли серые тени людей. Там были массивные двери, и задавался вопрос. Я на него ответил. Мне сказали: бог вернул меня к жизни, но я видел странные...»

     Эйфа не понимала, зачем расхитителям могил было тащить сюда эту плиту? При этом часть её откололась, и текст обрывался. Кроме отдельных слов, больше ничего нельзя было разобрать: «…ходил… огненные змеи… извивались… яйцо… ларец грёз». И как Саматика вообще увидела этот камень? Эйфа не использовала автономную систему наблюдения, вокруг неё не летал шар зонда-наблюдателя. Саматика словно прочитала её мысли, её немой вопрос и прошептала:

     – Знак, в самом низу, – тихо сказала она.

     Эйфа нагнулась. Как раз там, где был отбит кусок мраморного угла, виднелся рисунок. Часть его исчезла вместе с отбитым куском. Но другая часть осталась. Это был яйцеподобный корабль Врага. Не было никаких сомнений, рисунок был грубым, но характерные черты угадывалась. И энергетические трансформаторы, напоминающие циркулярные пилы, были прорисованы в деталях.

     Эйфа выпрямилась, дрожа от напряжения. Она очень хорошо знала этот силуэт и то, какую смерть он несёт с собой.

     – Знать бы, что лежало вместе с телом в могиле, – прошептала Саматика. – Он что-то принёс из Храма жизни. Эйфа, возвращайся.

     Девушка повиновалась. Она не понимала, что это за Храм жизни. Переступая через рассыпающиеся в прах сокровища, она просматривала информацию, которую выдавал компьютер. Небольшим файлом, где-то в самых глубоких архивах, машина нашла упоминание о событиях 19-го века, когда была сожжена усадьба на территории Российской Империи, и там, среди рисунков простым карандашом, было обнаружено изображение, подходившее под описание. Но сохранился только снимок рисунка – и всё. Остальные данные были снабжены пометкой «малозначительные» и стёрты.

     Выложенная во Всемирную сеть игра «Храм жизни» не бралась в расчёт. Она не имела отношения к миссии.

     Пыль почти улеглась в проходах и коридорах каменного лабиринта. Эйфа шагала по древней шахте, поднимая при каждом шаге серые облачка пыли, которые клубились в свете «светлячков». Когда она достигла выхода, то увидела, что он не только не был закрыт, но и вниз была услужливо спущена деревянная лестница. Старик всё хорошо понял и усвоил полученный урок.

     Фонарики-светлячки гасли и втягивались в приёмник на руке Эйфы. Девушка подошла к лестнице и, улыбнувшись краешками губ, прыгнула вверх. Подлетев почти к самому потолку дома, она мягко приземлилась на ноги. Её встретили испуганные глаза женщин. Они никуда не убежали и продолжали жаться к стенам, укутываясь одеялами из тканей и пряча за собой детей. Старик стоял около стены и внимательно рассматривал Эйфу. Когда он увидел, что она принесла из лабиринта, то тихонько застонал.

     – Это проклятье рода человеческого. Тот, кто обладает сундучком, сходит с ума. Ещё мои древние предки спрятали его в лабиринте и больше не прикасались к нему. И из-за грёз Бога ты убила столько моих людей?! Этот камень проклят. Демон Кузул принёс его в наш мир. И вот, столько благородных мужей ты отправила к праотцам!

     – Благородных? С каких пор грабители могил стали благородными людьми?

     Глаза старика зло сверкнули, но он ничего не ответил Эйфе. Было видно, что он и злится, и боится её одновременно.

     Эйфа вышла на улицу. Долина была окутана дымом. Несколько домов горело, и вверх устремлялись сизые облака. Вспыхнул разорванный гравитационным ударом джип. Скорее всего, он загорелся от короткого замыкания.

     Глаза Эйфы вспыхнули и погасли. Нет, ничего не изменилось, и долина по-прежнему была погружена в искажение и сформировать Переход возможности не было.

     Остановившись в тени финиковых пальм, девушка слышала стоны и стенания. Женщины оплакивали погибших. Сколько ненависти было во взглядах уцелевших, сколько тихой ярости. Но Эйфу это совершенно не волновало. Она снова произвела сканирование местности, ища лазейку. Поле искажения было плотным, Тёмная материя перемешивалась и имела нестабильную структуру. Эйфа не могла зацепиться, чтобы сформировать линзу пробития. Придётся шагать к скалам, где эта аномалия закачивалась.

     Эйфа двинулась по дороге. Справа от неё лежала оторванная задняя нога барана. Мухи кружились над ней: в такую жару мясо начало портится почти мгновенно, а рядом с ногой, прижав уши и урча, сидел огромный, матёрый кот. Он ел мясо, внимательно следя за Эйфой. Он страшно её боялся, Эйфа видела его эмоциональный скан, но голод был сильнее. Когда Эйфа проходила мимо, он перестал есть, замер и зарычал, подвывая.

     Где-то надрывно лаяли собаки. Эти животные сразу почувствовали, кто такая Эйфа, и удрали. Сейчас они сбились в стаю и, находясь около людей, которые складывали тела погибших в ряд, лаяли на Эйфу, не приближаясь. Эйфа прошла мимо метрах в тридцати от них. Люди тут же прекратили работу и, выпрямившись, проводили её тяжёлыми взглядами. Они считали её американкой с их военными технологиями. Это смешило Эйфу, правда была куда страшнее.

     Они молчали, никто не проронил ни слова, пока она шагала между двух домов, где прятались маленькие дети и несколько женщин. Одна из них шептала проклятие.

     И всё-таки кто-то выскочил с автоматом наперевес. Опять ребёнок. Он навёл оружие на девушку и нажал на курок, но оружие не выстрелило. Он забыл взвести затвор и снять оружие с предохранителя. Несколько секунд Эйфа раздумывала, как поступить, а потом просто отбросила его силовой волной. Мальчика подняло в воздух и швырнуло к финиковым пальмам. Крича, он покатился по пыли, но, по крайней мере, остался жив.

     Выйдя из селения, Эйфа начала взбираться на холм. Граница искажения была близка. Может искажение за столько лет хранения создал этот предмет, что она несла? Она так до сих пор и не поняла, что это такое. Впервые компьютер не смог дать исчерпывающий ответ, после анализа ларца. Его информационная база была бесполезна, она не находила упоминания о сундучке волшебства, хотя о Хатшепсут и её сестре сведения имелись. Сканер только определил форму странного образования, лежащего внутри и окружённого глиняными табличками: оно было похоже на овальный камень. Это было всё, состав и свойства машина определить не могла.

     Просматривая бегущую строку информации, Эйфа всё больше убеждалась, что компьютер вообще ничего не знал о существовании этого предмета до того момента, когда она увидела ларец в сокровищнице, словно искажение накладывало своего рода тень на эту местность. Ведь в самом начале посещения Земли, когда она только была открыта, автоматические корабли произвели полное сканирование планеты с построением базы данных. Это вызывало массовые психозы и истерию у людей, так как задействованная мощность излучателей была велика. Но эти зоны оставались слепыми пятнами. Если бы не Саматика, никто бы из агентов «Мёртвых подразделений» не посетили эту долину, считая её бесперспективной. Зато сейчас Эйфа задумалась: может, в других подобных местах тоже есть что-то такое, что стоило бы изучить. То, о чём они ещё ничего не знают?

     От её рук отделились два искажателя пространства. Они напоминали маленькие блюдца, на ободках которых выросли кристаллы. Они вращались: на правом «блюдце» против часовой стрелке, на левом – по часовой. Перед глазами Эйфы выводились данные. Чтобы облегчить расчёт прыжка, она развернула голографические экраны. Справа ползли символы данных Перехода, слева вращался трёхмерный куб управления порталом. Сбоку, как раз напротив садившегося Солнца, время от времени вокруг своей оси вращались маркеры, оставляя синий цвет перезагрузки. Они показывали, прошли команды наведения или нет. Эйфа выбирала точку выхода.

     Системы контроля сигнализировали, что внутри Тёмной материи возникли возмущения. Странно, она же вышла из зоны действия искажения и даже отдалилась от его границы на пятнадцать метров. Но возмущения, вспыхивающие облака клубящейся энергии, которые нарушали упорядоченное движение частиц Тёмной материи и порождали гравитационное прогибание, возникали вокруг неё. Природа возмущений была не выяснена, это напоминало грозовые помехи при приёме спутникового сигнала и могло повлиять на выбранный маршрут Перехода.

     Компьютер мерцал алыми точками на схематичном тоннеле Перехода, показывая, что канал пробития может быть нестабилен. Обычно, чтобы совершить Переход, не требовались такие ухищрения. Встроенный в районе её сердца излучатель создавал «раструб» и посылал в него заряженные частицы, он программировал их, как программируется зенитный снаряд, который разрывается на нужной высоте. Частицы вспыхивали в нужной части Тёмного пространства, и по их следу происходило пробитие. Но только не здесь. Здесь что-то мешало, и след частиц угасал. Поэтому Эйфа сформировала и выпустила искажатели пространства. Она усиливала сигнал. Компьютер вводил погрешность. Перед глазами Эйфы появился схематичный тоннель. Он фиксировался. Как только он станет устойчивым, она втянет искажатели и уйдёт.

     Этого она не ожидала. Круговые сенсоры мигнули перед её глазами алыми мазками тревоги. Девушка обернулась. К ней приближалась толпа туземцев. По большей части это были женщины, хотя среди них находились старики и старухи. Позади толпы бежали тощие собаки. Женщины шли, продолжая плакать. Эйфа знала, что это была традиция, оплакивать умерших, даже если они были им ненавистны. Её глаза вспыхнули и погасли. Слёзы многих женщин были фальшивыми. Они не испытывали настоящей, глубокой скорби по убитому, но вот потеря мужа, потеря статуса жены и переход в статус вдовы накалил их ненавистью к Эйфе. Они шли мстить. Остановившись метрах в двадцати, они стали выть и рвать на себе волосы. Эйфа молча наблюдала за ними, на её лице не дрогнул ни один мускул, оно застыло, как маска. Некоторые женщины начали кидать в девушку камнями, но Эйфа не обращала на это внимание. Силовое поле отбрасывало булыжники прочь. Она могла убить их одним выстрелом плазмы, сразу и всех, но пока только наблюдала. В ней не было ненависти, не было вообще никаких чувств. Она стояла и смотрела.

     Искажатели звякнули и начали складываться. Втянувшись в руки Эйфы, они заставили её отвернуться от женщин и посмотреть прямо перед собой. Переход был сформирован, но на это ушло гораздо больше времени, чем предполагалось.

     Перед ней начинал клубиться портал Перехода. Когда он вырос в двухметровый овал, девушка послала сигнал цементации, позволяющий держать портал минуту открытым, и покрылась полем невосприятия, во времена Империи его называли Покрывалом Тени.

     Когда она шагнула в портал, среди пальм появились дети. Они долго наблюдали за действиями Эйфы, и когда девушку поглотила серая пелена, начали осторожно приближаться к Переходу. Если женщины выли и метались, а после возникновения портала застыли, то детское любопытство пересилило страх. К тому моменту, когда они решились подойти вплотную, серая пелена исчезла, и воздух захлопнулся, подняв фонтанчик пыли. Не осталось ничего, кроме следов девушки на песке.

     Далеко-далеко, за много километров от пустыни Египта, в коттеджном городке на Новой Обуховской трассе, начал формироваться тёмный туман. Всё-таки искажения внесли свой вклад в погрешность Перехода, и прицеливание получилось приблизительным. Несмотря на искажатели пространства, тоннель пробития изогнулся и отклонился от заданной точки. Переход сформировался на заброшенном, заболоченном, полном мусора клочке земли, перед участком, где находился снимаемый «Мёртвыми подразделениями» дом. Воробьи, облюбовавшие выросшую на десяток метров вербу, первыми почувствовали неладное и с громким чириканьем сорвались с мест. Над камышами поплыло марево. Вслед за воробьями сорвалась пара ворон, громко каркая и хлопая крыльями, и всё ещё не погрузившиеся в зимний сон насекомые тоже поспешили улететь. Мошкара, не меняя форму тучи, отлетела метров на пять. Примитивные живые существа этой планеты инстинктивно чувствовали опасность.

     Следом, поглощая марево, начала формироваться воронка, становясь всё больше и больше. Когда овал вырос в высоту человеческого роста, он хлопнул гравитационной волной, и из него выступила тёмная фигура. Через несколько секунд серые лохмотья тумана спали, и красивая, высокая девушка с синими глазами цвета неба глубоко вздохнула. Рядом с ней, вращаясь, падала срезанная волной облепиха. С другой стороны оседали обрывки камышей и осоки. На этом участке не было гравитационных компенсаторов, поэтому ударная волна смяла всё вокруг в радиусе двух метров.

     Девушка осмотрелась. Отмахиваясь от веток с жёсткими листьями, она шагнула от точки прибытия. Её встретила полусгнившая коробка из некогда плотного картона, уже пропитавшаяся влагой и начавшая расслаиваться. Она шмякнулась в метре от девушки.

     Всё-таки гравитационное искажение помогло. Несмотря на возмущения, Эйфу отклонило от точки заданного прибытия всего на пятнадцать метров. Девушка подождала, когда серый пар Перехода исчезнет, и после этого зашагала к бетонному забору. Под её ногами хрустели сухие стебли, и со странным звуком проседал влажный мох. Давя пластиковые стаканчики, остатки сосновых досок, переступив пластиковое ведро с застывшей цементной массой, девушка подошла к забору, поросшему вьющимися растениями, и, взмыв в воздух, перепрыгнула забор и опустилась на идеально подстриженную лужайку. Она знала, что кроме испуганной кошки на заборе и воробьёв, ловивших насекомых около самой земли, никто не увидел её прыжка. Справа дом был необитаемым. Хозяева всё пытались его обжить, но каждый раз им это не удавалось. Они начинали ремонт, денежные траты, выливавшиеся во внушительные суммы, гасили интерес к этому мероприятию, и всё замирало. Самым постоянным обитателем участка был садовник, но сейчас его не было на месте. Слева дом был пуст. Хозяева уехали из него пять дней назад, забрав ребёнка. Выходные закончились, и ему пора было снова в 4-й класс.

     Девушка зашагала по лужайке, вышла на дорожку, уложенную плитами из красноватого камня, и, поднявшись на веранду, открыла боковую дверь. В холле первого этажа было пусто. Пахло благовониями, и вся земная техника была выключена. Работал лишь большой холодильник на кухне. Девушка на секунду остановилась. Встречаться с Саматикой ей не хотелось. Это была странная женщина, если её вообще можно было назвать женщиной. Аристэ никогда не рассказывала, какие впечатления она испытала от общения с ней, но чувства, испытанные Эйфой при общении с Саматикой, было очень сильны.

     – Вверх, второй этаж, – послышался звенящий голос Саматики.

     Эйфа собралась духом и начала подниматься. Второй этаж делился на две части. Изначально предполагалось, что в доме будут жить две семьи, но потом планы поменялись, и дом сдали в аренду. Теперь две спальни, две детские, две ванные комнаты и два туалета на втором этаже были не нужны. А ещё была большая комната метров тридцати в длину в самой верхней точке дома. Именно эту комнату выбрала себе Саматика.

     Когда дом сдали, хозяева объяснили, что там они планировали сделать нечто вроде большой игровой комнаты, но не успели. Комната представляла собой просто коробку с голыми стенами и несколькими окнами.

     Когда Эйфа достигла развилки на лестнице между первым и вторым этажом, она повернула налево и вновь начала подниматься по ступеням. Открыв дверь, она прошла весь коридор и в конце, свернув направо и поднявшись ещё на десять ступеней, открыла малоприметную коричневую дверь. За ней был совсем другой мир. Посреди несостоявшейся игровой комнаты лежало огромное одеяло. Больше всего оно напоминало громадный, метра четыре в ширину спальный мешок. Его наружная часть была бордового цвета с чёрными узорами, словно кто-то создавал из чёрных квадратов и ромбов геометрически правильные рисунки. Издали это казалось лоскутной вышивкой на бархате.

     Эйфа несколько секунд рассматривала это одеяло: рисунок на внешней поверхности казался трёхмерным, словно это была многослойная композиция, которая двигалась, как будто одеяло дышало. Но, возможно это была только игра света и теней. Эйфа могла неправильно интерпретировать то, что видела, а сканировать она опасалась. Стоя на пороге, она замерла, ожидая приглашения.

     Почему одеяло так приковывало её взгляд? Странное чувство родилось в Эйфе, словно то, что она сейчас видит – нереально. Но девушка с золотыми зрачками, завернувшаяся по пояс в это необычное одеяло, внутренняя сторона которого походила на лёгкую, пушистую, кремового цвета шерсть, была очень даже реальной. Там лежала Саматика.

     Одетая в лёгкую одежду, чем-то напоминающую табиер, она лежала в этом странном спальном мешке и не обращала внимания на Эйфу в дверях. Создавалось впечатление, что она не услышала, как Эйфа открыла дверь. А может просто игнорировала. Но ведь она сама позвала её и указала, куда идти.

     Секунды шли, а Саматика продолжала смотреть перед собой. Вдоль противоположной двери стене, на голографическом экране горел огонь, и чёрный дым стелился вверх по улице. Какие-то люди бегали около алого пламени и швыряли в огонь автомобильные покрышки. Эйфа не удержалась и сканировала комнату перед тем, как войти. Этот спальный мешок оказался живым существом. Сенсоры не могли ошибиться, хотя сканируя Саматику, они начинали выдавать невразумительную информацию.

     Саматика, положив голову на согнутые в локтях руки, смотрела на стоящий перед ней стеклянный столик на резных ножках, на котором лежало много странных вещей. Девушка улыбалась. Её серебряные глаза с золотыми точками зрачков смотрели на предметы на столе. Иногда она отнимала от подбородка руку и что-то переставляла на столе, меняя предметы местами. Это были обгоревшие дощечки, бронзовый кубок, часы на цепочке, несколько камней, среди которых выделялся большой чёрный камень, похожий на антрацит, с выщербленной стороной. Ещё там лежали обрывки книги, мундштук от курительной трубки и гладиус. Саматика ёжилась будто от холода, временами погружаясь в одеяло и улыбаясь, словно это ей доставляло удовольствие.

     Одетая в лёгкие, полупрозрачные одежды, словно сотканные з белоснежного тумана и странно светившиеся в полумраке, она по-прежнему не обращала внимания на вошедшую Эйфу и продолжала рассматривать вещицы на столе. Теперь Эйфа увидела, что свет в комнате горел не от земных ламп, встроенных в потолок и мебель из детской, откуда её перетащили роботы, а от висящих по углам вытянутых ромбических кристаллов. Вокруг них медленно плавали голубые капли. Они были похожи на капли воды в вакууме, но временами в них вспыхивали зеленоватые огни. За световыми кристаллами, в виде спирали галактики на обоях были закреплены гранёные прозрачные камешки сантиметровой величины. Сканирование показало, что это алмазы. Саматика шевельнулась, и, взяв в руку старинные серебряные часы на цепочке, раскрыла их, погладила пальцами и положила обратно, не закрывая крышку циферблата.

      Эйфа молчала. Она хотела спросить Саматику, что ей делать дальше, но не решалась это сделать. Несомненно, Саматика знала, что Эйфа вошла, знала, что агент «Мёртвых подразделений» стоит в пяти шагах от неё, но упорно не замечала её, словно Эйфа была пустым местом? Почему? Этот вопрос вертелся в голове у Эйфы. Но когда она, наконец, решилась озвучить его, её отвлекла яркая вспышка. На голографическом экране что-то вспыхнуло разрывом, и началось хаотичное движение. Инстинктивно Эйфа оторвала взгляд от Саматики и посмотрела туда.

     На экране продолжались странные события. Эйфа узнала это место. Это был центр Киева, Майдан Независимости, охваченный огнём и дымом. Горели покрышки возле возведённых баррикад. Внутри периметра бегали люди в защитной форме в армейских касках или оранжевых шлемах. На их лица были одеты медицинские маски. Кое-где мелькали противогазы и респираторы. Слышались крики, грохот взрывов и ритмичный стук об железо. Здание профсоюзов горело, огромные электронные часы погасли. Люди суетились около горящего здания и старались его потушить. Кругом виднелись жёлто-голубые и красно-чёрные знамёна. По громкоговорителю звучали призывы. Кого-то с окровавленной головой несли через толпу людей в здание главпочтамта. И снова слышались стрельба и далёкие взрывы.

     И тут, словно только заметив вошедшую Эйфу, Саматика жестом погасила экран и посмотрела на неё. Улыбнувшись и откинув назад свои длинные, почти до пояса волосы, серебряная девушка сказала:

     – Принесла? Хорошо, – и жестом показала на стол. – Положи ларец сюда.

     Сняв со спины ларец, Эйфа подошла к столу и положила его на гладкую стеклянную поверхность. И снова она скользнула взглядом по одеялу, в котором полулежала Саматика. Что-то было не так. Сенсор показывал, что оно было живым. Но где его структура, где такие знакомые для живых существ конструкции? Где системы транспорта крови или лимфатической жидкости, нервные окончания? Как оно питается? Почему на скане лишь тепловой след?

     Странного вида ворсинки шевелились, лаская тело девушки. И рисунок на бардовом бархате изменился.

     – Он тебя боится, – сказала Саматика. – От тебя веет смертью.

     Эйфа выпрямилась. Она ничего не спрашивала, лишь смотрела прямо на Саматику и ждала указаний.

     – Я знаю, Эйфа, что ты меня сканируешь. И знаешь, что это бесполезно. Посмотри на мой столик у зеркала.

     Эйфа развернулась в указанном направлении. Возле дальнего окна стоял столик, на поверхности которого находилось множество пузырьков с ароматическими жидкостями, увлажняющими маслами, странными красками для губ и румянами. Пудра подпрыгивала в ёмкости, словно сгорая от нетерпения. Глаза Эйфы вспыхнули и погасли. Полоса сканера прошла слева направо, сканируя бутылочки и ёмкости, и результат был выведен в информационных окнах. Земные ароматические масла, кремы для лица, скрабы для тела, – всё сканер идентифицировал и выдал результаты. Для всего, кроме трёх ёмкостей.

     Но тут Саматика спросила:

     – Это похоже по структуре на то, что ты увидела, то, что ты принесла в ларце? Те три ёмкости для духов, стоящие справа?

     – Да, аилэ, – ответила Эйфа.

     То, что находилось в маленьких ёмкостях, обозначенное наклейками как ароматические жидкости и краски, действительно походило на находящееся в ларце. Оно не имело кристаллической решётки. В этих ёмкостях что-то прогибало атомы и имело след, едва видимый след, который нельзя было увидеть, даже пристально отыскивая, причём это был след антиматерии.

     – Это мои покупки на Волшебной ярмарке, – сказала Саматика.

     Улыбнувшись, она опустила голову на странное одеяло и поцеловала его. Эйфа увидела, как одеяло отозвалось. Серебряная женщина нежно гладила этот странный организм и смотрела на светящиеся камни. Они словно слышали её и мигали светом, когда девушка повышала голос.

     Эйфа молчала. Он не знала, что спросить. Саматика вызывала в ней странный и непонятный трепет. Мысленно формулируя вопрос, Эйфа отказывалась от него, потому что знала, что златоглазке он уже известен. Поэтому она сейчас молчала.

     Саматика улыбнулась своими наполненными ледяными бисеринками губами и продолжила:

     – Эйфа, я вижу, что тебя смущает слово «волшебство». Посмотрим, что о нём говорят земляне…

     – Волшебство, оно же колдовство – занятие магией как ремеслом, при котором объект заявляет о контакте со сверхъестественными силами.

     – Эйфа, и как это стыкуется с тем, что ты видишь? На самом деле здесь волшебство играет мифическую роль, когда те, кто видит подобные магические явления, просто считают их проявлением неких сверхспособностей. Не более. Но что ты видишь сейчас? Волшебство приобрело иной смысл. Смысл непонятного, непонятной энергии, которая не поддается сканированию, парадокса. Вот она есть, её можно потрогать, ощутить, прикоснуться к ней. Но просканируй её – и на экране сканера её нет. Она не существует.

     «Кто бы говорил» – подумала Эйфа. Теперь, выслушав Саматику, она поняла, что значит волшебство. Эта женщина, с горящими золотыми зрачками, с мягкой, бархатной кожей, такая эмоционально живая была тем самым парадоксом, о котором сейчас говорила. Вот она ходит, прикасается к Эйфе, пахнет ароматами, но на сканерах её нет. Есть её тепловой след, она даже иногда дышит. Но как она это делает! Любое живое существо, вдыхая воздух, потребляет кислород, но только не Саматика. Сканер определил, что количество вдыхаемого и выдыхаемого Саматикой кислорода – одинаково. То есть её организм, совсем не потребляет этот природный окислитель. Кто же она?

     Саматика подошла к ларцу и раскрыла его. При этом смола не была повреждена. Она осталась висеть густым валиком, легко отклеившись от верхней крышки. Достав странный камень, Саматика поднесла его к свету. Он напоминал по форме яйцо и выглядел как продолговатая масса тёмного обсидиана, внутри которой были видны переливающиеся алыми огнями пять обломков. Это были странные обломки. Тёмно-красные, они словно были покрыты мелкой, тёмной сеточкой, похожей на паутину.

     – Они ещё чисты, – тихо произнесла Саматика, разглядывая камни. – Их можно использовать, как предсказателей событий.

     – Что вы сказали? – спросила Эйфа.

     Серебряная девушка посмотрела на неё и, переведя взгляд на камни, сказала:

     – Видишь эти обломки в тёмной оболочке?

     Саматика выплыла из одеяла и подошла к Эйфе, поднеся камень к её глазам. Теперь обломки были хорошо видны Эйфе. Издали они показались Эйфе ноздреватыми, но это была иллюзия. На самом деле всё, что казалось сеткой трещин, точками пор или рытвинками на камнях, было словно нарисовано на них. Если присмотреться, то чем-то этот замысловатый рисунок походил на рисунки куба прицеливания, который использовался для навигации Перехода.

     – Да, аилэ, – ответила Эйфа.

     – Как ты думаешь, что это?

     – Я не знаю. Сканер…

     – Оставь в покое машину. Посмотри на камни своими собственными глазами, а не через линзу экрана компьютера, который заглушает в тебе твои мысли подсказками. Почувствуй камень, мечтай.

     – Нет, аилэ, я не понимаю. По мне всё это – бред. При чём здесь мечта?

     – Ты не видишь то, что лежит на поверхности, а пытаешься сразу проникнуть в глубину и натыкаешься на стену. Атомарная структура камня, сжатая кристаллическая решётка, странные движения частиц. Ты ищешь ответ там, а если сложить обломки вместе, разве не получится фигура, напоминающая линзу. А что делает линза со светом? – Саматика улыбнулась своими удивительными губами. – Нужно было всего лишь включить воображение, отбросив сканеры и информационные окна компьютера. А для того, чтобы мечтать, нужно чувствовать, ощущать мир, а не быть похожим на машину. Ты меня поняла, Эйфа?

     Девушка с золотистыми волосами и глубокими синими глазами смотрела на Саматику. Та видела, что Эйфа до конца не поняла, что она ей хотела сказать.

     – Хорошо, – Саматика улыбнулась, убирая камень, – начнём разговор о событиях, предшествующих этой миссии. Итак, начнём с тебя, Эйфа. Я уже спрашивала это у Аристэ и спрошу теперь и у тебя: почему механизмы Звёздных Механиков выбирают для симбиотических отношений тех граждан Альянса, которые были выношены во чреве и рождены матерями? Почему они отторгаются от граждан, рождённых в инкубаторах? Может потому, что выношенные дети имеют эмоциональный дар, который им подарила мама. Тогда в чём смысл этого выбора? Внедряясь, механизмы Звёздных Механиков полностью притупляют эмоции, превращая агентов «Мёртвых Подразделений», в идеальных, бесчувственных убийц?

     Эйфа молчала, она не знал ответ. Она стояла на пороге комнаты и смотрела то на Саматику, то на убранство комнаты. Свет кристаллов успокаивал её и не давал задать глупый вопрос. Тут Саматика продолжила:

     – Посмотри на себя. Ты же можешь иногда чувствовать, ощущать эмоции, пусть следы их.

     – Спорное утверждение…

     – Эйфа, ты находилась в группе Дэсса. Это было специально сформированное боевое подразделение для осмотра правого рукава мёртвой галактики 745-40. Миры, погибшие в войне насекомых. Вы являлись ударной силой группы зачистки и дезинфекции. 48-му и 54-му флотам было приказано осмотреть эти миры и проверить, пригодны ли они для жизни или повторному терраформированию. Ведь эвакуированные планеты, где победил Враг, нужно было где-то расселять. Ты считала это первой и очень важной миссией в твоей карьере. До этого у тебя были лишь вспомогательные задания, боевых – никогда. И что случилось потом? Тебя вдруг отозвали и включили в группу Аристэ? Тогда эта миссия имела очень низкий приоритет. Что ты почувствовала при этом? Гнев, разочарование?

     – Мне всё равно, – тихо ответила Эйфа.

     – Врёшь! – глаза Саматики пристально смотрели на Эйфу. Её золотые зрачки жгли. – Ты задала себе вопрос: зачем тебя, в принципе имеющую посредственные аналитические данные, вдруг отзывают с борта звездолёта и отправляют с помощью Перехода в группу наблюдения Аристэ? Как говорят на этой планете, к чёрту на кулички. Зачем, ведь в этом секторе полным-полно своих аналитиков? Это показалось тебе наказанием, и ты была очень расстроена. Эйфа, я вижу тебя насквозь.

     Саматика подошла к световым кристаллам. Когда она приблизилась, они притушили свечение, и по комнате поползли неясные тени.

     – И что произошло там, среди деревьев Ангоры, помнишь? Твой удар лезвием по ангорскому таракану. Ты даже не послала мысленного приказа, а просто разозлилась, и лезвие выпрыгнуло из репликатора и убило насекомое, которое просто ползло по фиолетовому листу.

     – Аилэ, откуда вы это знаете? Кто вы? – вырвалось у Эйфы.

     Саматика не ответила, только её золотые зрачки загорелись ярче. Она вернулась и снова залезла в своё живое одеяло. На поверхности оставалась лишь её голова. Полежав там, поглаживая его внутреннюю поверхность рукой, она продолжила:

     – Ты уже догадалась, что твой симбиоз с вооружением Звёздных Механиков произошёл не просто так. Ты была рождена под двумя лунами родной планеты, по древнему обычаю, так захотел твой отец. Тебя родила мама, а не инкубатор. Ты чувствуешь эмоциональные всплески.

     Эйфа молчала. Она опустила взгляд и снова посмотрела на одеяло, лежащее на кремового цвета ламинате. Оно притягивало её взгляд, особенно рисунки на бордовой поверхности. Они словно двигались и жили своей жизнью. Но это была иллюзия: перед световыми кристаллами медленно плыла россыпь крупных алмазов, прозрачных, как слеза, и световые блики искажали рисунок. За разговором Эйфа не заметила, как алмазы отделились от стены и теперь плавали вместе капельками зелёного света. За каждый такой алмаз много жителей этой планеты отдали бы всё, сгорая от жадности. Сколько бы жизней унёс каждый такой драгоценный камень, сколько бы судеб поломал. Саматика проследила за взглядом Эйфы.

     – Ты так хочешь узнать, что представляет собой моё одеяло? Ты так хочешь к нему прикоснуться, потрогать его. А забраться в него? Я это вижу в твоих глазах. Это вполне человеческое чувство, когда женщины этой планеты выбирают ткань, они тоже стараются к ней прикоснуться, почувствовать её под своими пальцами.

     – Мне всё равно, – ответила спокойным голосом Эйфа. – Если прикажете, я выполню.

     – Да, выполнишь, – Саматика слегка высунулась из-под одеяла. – Ты вчера прошла ментальную очистку. Какую по счёту, третью за стандартный земной год? Не слишком ли много раз, Эйфа, ты очищаешь свой разум от накопленных эмоций. Ты хорошо усвоила урок с тараканом. Полный контроль над собой. До этого тебя хватало на пять лет, между очистками.

     Эйфа молчала. Она стояла не шелохнувшись перед Саматикой, стараясь не смотреть в её странные глаза. Но золотые зрачки внимательно оглядывали её и жгли.

     – Кстати, твой воздыхатель в доме напротив, за озером, сейчас учится в лицее. Он тайно пишет стихи и рисует тебя. Представляешь, как он в тебя сильно влюбился. Он думает, что тебе лет двадцать или двадцать два. Что ты дочка какого-то очень крупного бизнесмена. Да, и он рисует тебя в виде ангела. Тебя, такую на самом деле холодную и жестокую ламалийку. Он так боится, что кто-нибудь узнает об этом и его высмеют, что рисует и пишет стихи только по ночам. Ведь сейчас в их подростковой среде в моде сила, деньги и власть родителей, а не какие-то слащавые рассусоливания в виде стихов. А он всегда был большим авторитетом, вожаком стаи, а тут вдруг оказался таким сентиментальным. Он так боится, что всё раскроется, что ему по ночам снятся кошмары, но он ничего не может с собой поделать. Ты забрала его душу. Забавно, не правда ли?

     Эйфа молчала. Саматика вновь понежилась и почти полностью залезла под странное одеяло.

     – Хочешь ко мне? – вдруг спросила она.

     Эйфа перевела взгляд на Саматику, но осталась безучастной, как статуя.

     – Я знаю, что ты провела поверхностное сканирование и выявила биоритмы моего одеяла. Да, правильно, оно живое. Сканируй теперь глубоко, используй проникающее излучение. Я знаю, что меня ты не увидишь, но моё одеяло увидишь точно.

     Эйфа повиновалась. Её глаза вспыхнули и погасли. Одеяло, больше похожее на спальный мешок, оказалось очень сложным живым организмом. Эйфа видела его структуру, переплетение трубок и полые диафрагмы, которые придавали существу воздушность. Самой интересной частью существа была полость внутреннего кармана, где сейчас лежала Саматика. Она могла менять температуру и плотность ворсинок. На внутренней поверхности были видны маленькие присоски, которыми это существо могло прикрепляться к коже и массировать её, и поры, способные всасывать любую влагу. Его мозг состоял из шести узлов, соединённых одной нервной сетью. Узлы мозга виднелись в каждой части этого живого одеяла.

     – Это нафа, животное-симбионт с моей родной планеты.

     – По протоколу безопасности Империи, который действует и сейчас, 5-78-980, ввоз на данную планету живых организмов запрещён. Такой же протокол действует и в интеллект-корпусе.

     – Почему? – Саматика начала гладить существо по наружной, бордовой поверхности. Было видно, что существу это очень нравится. Оно старалось сделать в ответ приятное Саматике, грея и лаская её. Чёрный рисунок всё время менялся, и присоски волнами касались её тела, щекоча.

     – Это инопланетное существо, – чеканя каждое слово, ответила Эйфа.

     – Ну а ты? Кто ты? Ты же – инопланетянка, – Саматика улыбнулась. – В чём разница?

     – Есть правила.

     – Да, есть правила, а есть и исключения. Я – исключение из правил, правда? Вот я, ласкаю нафу, я вполне материальна, а что показывает твой сканер при этом? Руководствуясь правилами, вы никогда не поймёте эту планету. Раздевайся и ложись рядом со мной.

     Эйфа колебалась. Саматика улыбнулась. Золотые зрачки сияли странным светом на серебряной радужной оболочке глаза. Её гладкая мраморная кожа была неестественной белизны. Даже земные альбиносы не имели такой поразительной прозрачности кожного покрова. Синие вены и артерии проступали сквозь белизну кожи серебряной женщины и, налившись глубиной цвета, вновь исчезали.

     – Я жду. Это приказ.

     Эйфа повиновалась. Втянув в руки репликаторы, оставив лишь браслеты, она сняла облегающий костюм и присела рядом с Саматикой. Та что-то шептала существу-одеялу, поглаживая его и лаская. Потом, отогнув рукой верхний край, она жестом пригласила Эйфу лечь. Девушка повиновалась. Сначала она ничего не испытала, только тепло живого тела. Но потом, потихоньку, словно живое одеяло боязливо прощупывало возможность контакта, Эйфа почувствовала иное. Это была ласка. Существо ласкало её ворсинками, оно массажировало её кожу и расслабляло мускулы под ней. Лёгкое покалывание сообщало нервной системе Эйфы наслаждение. Ничего подобного до этого она не испытывала. А когда нафа коснулась её гениталий, внутри Эйфы что-то взорвалось, и она издала стон, отчего сама испугалась. Вся ментальная очистка куда-то пропала, улетучилась вместе с этим прикосновением. Но это была не последняя странность. Странно вели себя и встроенные в Эйфу технологии Звёздных Механиков. Нервные узлы контроля странно возбудились, словно они уловили в этом прикосновении что-то знакомое. Эйфа знала, что эти узлы полуорганические, их можно с натяжкой назвать живыми, они были своего рода интерфейсом, который позволял её мозгу общаться с устройствами Механиков. Нафа снова коснулась Эйфы. и снова всё её тело задрожало от этого прикосновения. Узлы отозвались, и порция нейромедиатора дофамина ударила ей в мозг.

     – Мне пришлось долго уговаривать его принять тебя, но мы так долго с ним вместе, что оно верит мне. Очень редко нафы ласкают чужих. Тебе оно доверилось. – Саматика улыбнулась. – Я вижу, как приятны твоему телу прикосновения нафы. Никто не знает, как на моей планете были приручены эти существа. Изначально они были покрыты чешуйчатой бронёй, с отравленными шипами между чешуек. Эти шипы были снабжены стрекательными клетками. Возможно, это были симбиотические существа тех, кто жил на планете до нашего народа. Шестиногих существ, похожих на мокриц. Может мы их и истребили, но в один прекрасный момент нафы поняли, что могут существовать с нами во взаимовыгодных отношениях. Как это произошло – неизвестно. Может, случайно, а может и нет. Есть легенда, что нафа не могла избавиться от паразитов и наползла на раненого охотника. Тот в непонятном порыве вытащил прососавшихся тварей, а нафа в благодарность согрела его. Так ли это, или это просто волшебная сказка, но факт налицо. Мы их чистили, кормили, ласкали, а они защищали нас от злобных сколопендр и страшных летающих жуков-наездников, использующих наши тела для выведения личинок. Да, я вижу по твоим глазам, что это похоже на вторжение насекомых, но ответа нет. Когда лили холодные дожди, падал серый пепел вулканов, когда холодные ветра завывали вокруг, мы прятались в телах наф, и они грели нас своим теплом и окружали заботой. Знаешь, Эйфа, а люди на этой планете тоже любят одеяла. В своих страхах они прячутся в них от чудовищ. Они кутаются в них от холода и ветра. Правда, интересная аналогия? Вот только их одеяла мертвы.

     Саматика снова начала гладить ладонью существо. Эйфа чувствовала, как нафа реагирует на это. Как тёплые волны перекатываются по ворсинкам и щекочут. Осторожно, боясь сделать что-то неправильно, Эйфа тоже провела пальцами по ворсинкам. Нафа вздрогнула, но тут же успокоилась, слушая шёпот Саматики. Это был язык, который Эйфа не понимала. Не понимал его и компьютер.

     – Знаешь, а на этой планете люди часто очень привязаны к своим домашним животным. Тебя никогда не удивляло, почему в Империи такой нет привязанности?

     – Аилэ, вы хотели сказать в Альянсе?

     – Разве название что-то меняет? Впрочем, если тебе нравится название Альянс – пусть будет так. Так почему на этой планете так любят низшие существа, что приручают их?

     – Вероятно, дело в их преданности, – ответила Эйфа.

     Она чувствовала себя неуютно рядом с Саматикой, особенно когда та касалась её рукой. Её тёплые пальцы гладили спину Эйфы. Она чувствовала их, она ощущала, как ногти осторожно чешут её между лопатками, а потом, перебирая пальцами, рука Саматики спускалась вниз. Девушка слышала аромат её тела, чувствовала её шелковистые волосы, которые падали ей на правую руку. Вот она, рядом с ней. Но ни один сканер не видел её. Что же она за существо и про какую планету она говорит? Подобные существа-симбионты, как нафа, не встречались ни на одной известной компьютеру планете.

     Отключив чувства, Эйфа просто лежала возле Саматики. Но та не давала ей полностью уйти в эмоциональную пустоту. Её золотые зрачки смотрели прямо в глаза Эйфе, и от этого на неё накатывались волны нежности, боли, страха или горя. Словно серебряная девушка зондировала Эйфу.

     – Правильно, но это не полный ответ. Главное – они бескорыстны. Посмотри на них. У них все эмоции написаны на мордах. Они не умеют льстить, лгать, разбивать сердце на кровоточащие осколки, ударять ножом в спину. И этим они притягивают.

     – Некоторые люди сходят с ума по своим питомцам. Они даже лица переделывают, копируя их, – заметила Эйфа.

     – И что тебя в этом удивляет?

     – Их глупость.

     – Это с твоей точки зрения, а с точки зрения этих людей, они лишь хотят перенять магическую притягательность своих питомцев, стать похожими на них. А на что хотят быть похожи центральные планеты Альянса? К чему они стремятся, их общества?

     – К гармонии, – ответила Эйфа.

     – Ну вот, они достигли её, а дальше что? Общество, которое просто застыло, которому ничего не интересно и ничего его не трогает. Знаешь, кто такой Обломов?

     – Персонаж романа Ивана Гончарова.

     – А смысл самого романа, какой вопрос задаёт сам себе автор: что же такое «обломовщина» – «золотой век» или гибель, застой? А теперь посмотри на эту гармонию центральных планет Альянса. Что у нас там?

     Эйфа молчала. Она помнила Фемисакс, одну из центральных планет Альянса. Бывшая 5-я планета коллониада, части Империи, отвечающая за колониальную политику. Города планеты представляли собой многоярусные пирамидальные конструкции, увитые вьющимися растениями, которые каждый день расцветали новыми видами цветов. Находящиеся в грунте генетические модификаторы меняли состав органических веществ и заставляли растения приспосабливаться. Размеренная жизнь, никаких очередей, никакой беготни, никаких озабоченных лиц. Между Фемисаксом и Землёй Эйфа видела громадную пропасть различий. На Фемисаксе она шла среди её жителей, и никто не обращал на неё внимания, никто не пытался с ней заговорить. Здесь же в своём истинном обличье она и шагу не могла ступить, чтобы к ней не пристал какой-то, порой пьяный, туземец, желая познакомиться. Эйфа молчала. Всё, что она слышала сейчас от Саматики, подвергалось тщательному анализу. Но она не могла разговаривать на темы, в которых не смыслила.

     – Задавай вопросы, – Саматика вновь понежилась, и одеяло вспыхнуло горячим прикосновением. Оно пощекотало кожу Эйфы и прижалось, словно обнимая.

     – Что это было за изображение на экране, где горел огонь и бегали люди. В моей базе данных таких событий нет.

     – Это будущее этой страны. Вот люди ходят по улице, разговаривают и смеются, а через пару лет многие из них умрут, а другие разойдутся по разные стороны баррикад. Страна будет на пороге раскола и гражданской войны. Ненависть и злоба поселится в их сердцах. Сегодня они мило общаются на разных языках, прекрасно понимая друг друга, а завтра будут убивать только из-за того, что собеседник думает не так, как он.

     – Разве технология видения будущего создана? Насколько мне известно, посылка визоров в Горизонт Событий Чёрных дыр закончилась полной неудачей. Точку равновесия найти не удалось.

     – А разве это единственный путь? Неужели ты думаешь, что Враг не имеет возможности смотреть в будущее.

     – Тогда как…

     Саматика посмотрела в глаза Эйфы, и её зрачки расширились. Золотой свет стал ярче. Ударный агент «Мёртвых подразделений» поняла, что эта тема закрыта. Тогда она молча перевела взгляд на предметы, лежавшие на стеклянном столе. Саматика улыбнулась и показала на них указательным пальцем левой руки.

     – Это – осколки души. Вернее, душ.

     – Чьих? – недоумённо спросила Эйфа.

     – Егора, конечно, – ответила серебряная девушка.

     – Я не понимаю, – Эйфа смотрела на россыпь предметов, которые Саматика двигала, меняя местами, словно расставляя в некоей последовательности. – Почему во множественном числе? Я не вижу генетических следов на этих предметах, Егор Куликов даже не касался их.

     – В этой жизни – нет, – опять странно ответила Саматика. Куда она клонила?

     – Мифическая реинкарнация? Вы об этом, аилэ? – уточнила Эйфа.

     – Мифическая? – усмехнулась Саматика. Она прижалась к Эйфе, и та попыталась отодвинуться, но двигаться было некуда. – Это как головоломка. Когда поймёшь последовательность, можно подобрать ключ к душе. Почему Егор так тянется к своей Вале, что его притягивает? Он это делает неосознанно. Вот они – красивые и молодые девушки вокруг. Они полны тёплой девичей энергии и многие любят его. Например, двоюродная сестра его работодателя, Маша. Такая застенчивая, тихая девушка, без амбиций. Она стала бы Егору идеальной женой. Почему он готов променять её на женщину, которой почти сорок лет и которая так далека от него? Которой он совсем не нужен. Что он в ней ищет?

     – И это ответ? – Эйфа чуть не фыркнула. – Вот эти предметы?

     – А в тебе вновь проснулся сарказм, несмотря на ментальную очистку. Знаешь, как много людей на этой планете мечтали бы об этом? Им тогда не нужно было бы ложиться в психиатрические клиники с депрессией, нервными срывами, с расстройствами психики и тратить кучу денег на лечение. Ты сбросила эмоциональный груз за несколько секунд, а им на это требуются месяцы.

     Эйфа молчала. В данный момент она просто анализировала информацию, которой с ней делилась Саматика.

     – Каждый предмет уникален по-своему. Он несёт отпечаток. Эмоции оставляют следы. Картины, скульптуры, музыка, поэмы или стихи, – во всём есть след, – Саматика жестом указала Эйфе на предметы, разложенные на столе. – Нужно только внимательно смотреть. Особенно мне интересен кусок чёрного камня. Как он прекрасен, и как трагичная судьба его хозяина, – Саматика странно улыбнулась. – Нашер был невероятным прагматиком. На этой планете есть поговорка: разрубить Гордиев узел, а не распутать его. Он видел угрозу и решал её радикальными методами. Аристэ не такая. Она пытается докопаться до истины. Правда, частенько её нужно подталкивать и направлять, уберегая от глупостей. Сжечь всегда проще, чем разобраться. Правда, Эйфа?

     – Мы не планировали убивать Егора Куликова.

     – А Солнцеву? Теперь в Егоре существо и вопросов стало куда больше. Но часть ответов на них в этих предметах.

     – Мне это непонятно.

     – Да? А как непонятно это Врагу, ты бы знала.

     – Аилэ, а откуда вы знаете, почему вы уверены, что знаете, о чём думает Враг. Что ему что-то непонятно?

     – А разве это не очевидно? Почему он так долго возится с этим маленьким человечком? И возится очень давно. Что именно привлекло его внимание? Ответа пока нет. Поэтому устраивайся поудобнее и смотри. Я буду их искать.

     Висящие под потолком кристаллы приглушили свечение и начали издавать лёгкую музыку. Огранённые алмазы вновь прилепились к обоям стен и образовали спирали галактики. Мелодия напоминала звон колокольчиков и звуки дудочек. Лёгкая музыка, без последовательности, словно играющие на музыкальных инструментах всё время импровизировали. Но какая-то гармония всё же прослеживалась.

     – Кстати, в этой музыке девять нот, – зачем-то сказала Саматика.

     Странный взгляд её золотых глаз скользнул по лицу Эйфы и вернулся к созерцанию предметов на столе. И тут она зашептала, словно разговаривая сама с собою:

     – Одно божество спросило другое: «А как мы появились на свет?» «Мы были созданы», – ответило другое божество. «Но кем, мы ведь сами боги? Мы сами создатели всего сущего». «Тогда надо спросить себя, что было раньше: яйцо или курица?»

      Эйфа ничего не поняла. Она ждала объяснения, но его не было. Саматика снова взяла в руку серебряные часы на цепочке и закрыла крышку. Она о чём-то думала.

     На сканере вместо серебряной королевы как всегда была пустота.

     …..

     Как Егор ждал и боялся этого выходного дня. В машине, дома, на улице он всё время думал о предстоящей встрече с любимой. Он обыгрывал разные сценарии, в уме разговаривая с ней, представляя как он, встретившись, увидев её, наконец, вживую, будет с ней говорить. Каждый раз, мысленно встречаясь со своей желанной женщиной, он краснел, бледнел и начинал глупо улыбаться. И всё последнее время, как только он начинал их мысленный диалог, как только он проигрывал сценарий встречи, Существо начинало его греть, оно посылало ему наслаждение, и тогда перед его взором появлялась его Валентина Солнцева. Та частичка души, которую он создал себе сам.

     Иногда она смотрела на него, но всегда молча; даже улыбаясь, она всегда молчала, а иногда, сидя на корточках, она поправляла одёжки девочки, которая прыгала от нетерпения в ожидании – когда же мамина забота прекратится, и она сможет начать играть.

     Опять эта девочка, да что же это за наваждение такое?! Егор отбрасывал эти мысли и образы. Даже так, в мыслях, он не мог себя контролировать и выглядел глупо. Он начинал говорить сам с собой, вести спор. Александр это заметил. Егору пришлось отшучиваться, но глупая улыбка нет-нет, да и наползала на его лицо.

     Вечером в субботу он набрал Валю в поисковике и долго рассматривал её фотографии. Её прелестное личико, карие глаза, ямочки на щеках. Он со школы помнил каждую линию, каждый штришок на лице. Даже тот маленький шрам на левом виске. На всех фотография она улыбалась, и ему казалось, что улыбается она только для него. Как он её любил и любит! Почему он не может избавиться от неё, почему она так притягивает?

     Уже совсем поздно зазвонил его мобильный. Это звонила она. Егор весь внутренне сжался, нажав кнопку ответа.

     – Привет, это Валя, – сказала она. Голос её был уставшим. На заднем плане слышались детские недовольные крики.

     – Привет, – ответил Егор.

     – Как насчёт завтра, ты не передумал? – спросила она.

     Егор услышал, как на заднем плане кто-то успокаивал ребёнка тихим мужским голосом.

     – Нет, как договорились. – Егор с трудом выдавливал из себя слова. Холодный пот стекал по его лбу, а Существо внутри его затаилось.

     – Саша, тише! Прекрати кричать. Котик, дай ему игрушку, да, его любимого робота. Он успокоится, – Валю было слышно плохо, видимо она рукой прикрыла микрофон, но не плотно и Егор всё слышал. Потом она вновь вернулась к разговору. – Тогда в три часа, раньше я не успею. Очень много дел. Тебя это не затруднит?

     – Как скажешь, – он так хотел добавить тёплое, нежное слово «Валя», но не смог.

     – Ты будешь одна? – через короткую паузу спросил он.

     – Да, а тебя это беспокоит?

     – Нет, просто интересно.

     – Этот разговор будет только между мной и тобой. Так что, Егор, я буду одна. Ты расстроен?

     – Я… э-э-э… наверно… не знаю…

     – Вижу, что нет. Ну, тогда до завтра, – она повеселела. В её голосе послышались радостные нотки.

     – До завтра, – ответил Егор в трубку и связь прервалась.

     Егор плохо спал этой ночью. Ему ничего не снилось, видения прошлого не тревожили его, но и глубоко заснуть он тоже никак не мог. Он то впадал в дрёму, то просыпался. Проверяя будильник, он отсчитывал часы до утра. Осталось пять часов, три, один час. И только под самое утро он заснул, а в 11 часов его разбудила мама.

     Егор вскочил, как ошпаренный. Ему не нужно было чистить зубы, бриться или умываться. Существо полностью изменило его, но Егор очень хотел встать пораньше. Не получилось.

     Пока мама готовила завтрак, он вновь и вновь проигрывал в уме встречу с Валей. К часу дня ему пришла эсэмеска от доктора Полякова. Тот приглашал его в понедельник. Привезли ещё одного тяжелобольного ребёнка без шансов на выздоровление. Егор написал, что приедет, тем более он был обязан доктору за встречу с девушкой своей мечты.

     Погода словно хотела помочь Егору. Был удивительный солнечный день, термометр показывал +18 градусов, и на улице было полным полно гуляющего народу. Несмотря на конец октября, бабье лето не хотело сдавать позиции. Тёплый антициклон держался над Киевом. Это было странным явлением. Синоптики бесперебойно галдели о побитии абсолютных температурных максимумов, наблюдении странных атмосферных явлений, что по всем законам, этот антициклон должен был давно рассосаться и исчезнуть. Но, тем не менее, он по-прежнему существовал, и в Киеве царили солнце и мягкое, благодатное тепло.

     Когда Егор вышел на улицу, вокруг него не было чёрных теней, забытых душ и всполохов негативных эмоций. Существо молчало. Он так привык уже к таким всплескам видений, что сейчас чувствовал себя не в своей тарелке. Но Существо пока не заявляло о себе, и мир вокруг Егора был таким, как прежде.

     Он быстрым шагом направился по улице. Бодро шагая по тротуару, он улыбался, его лицо сияло. Он словно вновь очутился в 80-ых, вернулся в свои школьные годы, когда жизнь только начиналась, и когда его душа была ещё свежа и полна грандиозных планов. Он смотрел на идущих навстречу людей и не видел ничего, кроме их лиц. Это были просто люди, Егор не видел их черноты или светлых огней, не видел ничего плохого, что накопилось в каждом из них.

     Солнце освещало почти опавшую листву деревьев и отражалось в стёклах окон. Сегодня обещали дождь, но на небе не было ни единого облачка. Глубокое, синее небо. Егор свернул на Московскую и зашагал по ней вдоль старых корпусов завода Арсенал. Скользнув взглядом по испещрённой пулями стене завода, он вновь ничего не увидел. А он ведь так привык к видениям, они помогали ему в принятии решений, но сейчас их не было. Существо вело себя очень странно, словно его и не было вовсе. Оно затаилось. Это на секунду насторожило Егора. Но потом он мысленно махнул на него рукой. Ну и ладно! В конце концов, когда он встретится с Валей, он будет самим собой. Он шагал по тротуару и радовался жизни, его душа пела.

     Ресторан, который назвала Валя, прятался в тени небольшого сквера. Когда-то на его месте был гастроном, но сейчас он был выкуплен, переделан и к нему была пристроена обширная веранда из тёмного стекла. На площадке перед рестораном было припарковано с десяток дорогих автомобилей. Егор посмотрел на экран телефона. Он пришёл слишком рано, до приезда Вали ещё оставалось минут тридцать. Времени для обдумывания было предостаточно.

     Не зная, как скоротать его, Егор принялся вышагивать по тротуару в тени каштанов. Время от времени с шелестом листвы вниз падали их плоды, раскрываясь от удара, и коричневые каштаны катились, подпрыгивая, по серой поверхности асфальта. Они разлетались недалеко и лежали вокруг деревьев, посверкивая ещё влажными, глянцевыми боками в свете солнца.

     К ресторану медленно подъехал ещё один большой внедорожник, и солидная пара, покинув машину, направилась в ресторан. Женщина шла, потирая лоб и морщась. И тут Существо, словно почуяв добычу, проснулось. Женщина вспыхнула алыми языками невидимого пламени. Они ползали по синему силуэту ауры женщины, опаливая её огнём. Женщина мучилась головными болями. Со вчерашнего дня ей досаждали мигрени, таблетки не помогали и массаж висков тоже. Вот и сейчас она так хотела остаться дома, полежать в тёплой ванне с ароматическими маслами и, закрыв глаза, подремать. И чего муж вытащил её в этот ресторан, что она в нём забыла?

     Егору казалось странным, что Существо так реагировало на человеческую боль, горе или тёмные чувства при совершенном равнодушии к чувствам светлым. Её не интересовали радость или любовь. Совсем не привлекали вспышки тёплых эмоций, когда, например, девочка гладила пса и называла его «милым глупышом».

     Егор прохаживался по тротуару вдоль границы асфальта и зелёной зоны, иногда наступая на вялую траву и футболя коричневые каштаны. Осенняя трава была покрыта опавшими листьями каштанов. На чёрной земле были видны следы граблей: дворники усердно собирали листья, но они падали вновь. Кроме этого в траве лежал и человеческий мусор: окурки, несколько пластиковых стаканчиков и обёртка от шоколадки.

     Егор время от времени бросал взгляд на лица шагающих мимо него прохожих. Большинство из них горели светом. Пусть с серыми бликами, но всё-таки светом. Дети школьного возраста, толкаясь, прошли мимо Егора, обсуждая какую-то компьютерную игру. Им навстречу шла влюблённая пара. Девушка держала алую розу и улыбалась. Остановившись в метре от Егора, девушка жестом заставила парня наклониться к своему лицу и страстно поцеловала. Они словно издевались над Егором, но он отвернулся и зашагал в другую сторону.

     «Может, стоило купить цветы?» – подумал Егор. Денег у него было немного, но на розу бы хватило. Но потом он подумал, что, если он купит цветок, это будет означать, что он пришёл на свидание. А вдруг их увидят вместе, да ещё с розой в руке Вали? Какие слухи поползут?

     А ведь он так хотел, чтобы это было именно свиданием. Но прошлое вернуть было нельзя. Червячок сомнения зашевелился в душе Егора: а может это всё зря? Зря он согласился на эту встречу, зря пришёл. Может ему опять будет больно, и она опять разобьёт ему сердце. Чем мрачнее становились его мысли, тем сильнее просыпалось Существо.

     Вот навстречу компании мужчин средних лет медленно шла старушка. Она была одета в старый плащ, потёртый и покрытый пятнами, в выцветший платок и сбитую обувь. Старые туфли, которым было лет десять, рассыпались. В руках старушка держала кульки, набитые пластиковыми бутылками. Пройдя мимо дорогих машин на стоянке и двух куривших сигареты мужчин, явно водителей, она заглянула в урну и поковыляла дальше. Существо показало ауру старушки. Полное равнодушие. Старушка сгорела. А ведь всполохами, неясными кадрами, порой виднелись иные картины. Они возникали в ней, как давно утраченная память. И Существо цеплялось за них и, выуживая, показывало Егору.

     Разрывы снарядов, раненые солдаты, стонущие и умирающие на земле. Трассеры пуль свистели над её головой, когда она ползла по траве. Вокруг неё танцевали фонтанчики пыли. Немцы хорошо усвоили урок, что каждый раненый, просивший о помощи, отвлекал слишком много внимания от боя. Она доползала до них, отгоняла мух и перевязывала простреленные руки и ноги, и как они на неё смотрели, как эмоционально шептали: «Сестрёнка, спасибо тебе, ангел!» – и клялись в любви. Где они сейчас? Её жизнь была выброшена в урну вместе с мусором, в котором сейчас копалась эта женщина, выискивая бутылки. Судьба.

     Вот оно – расслоение общества. А может действительно плюнуть на всё и помогать только за деньги? Может, стоит попробовать? Дорогая машина, дорогой костюм, дорогие часы. Уважение в обществе. И тогда Валя приползёт к нему на коленях, умоляя взять её к себе, в его новую жизнь. Он ей демонстративно откажет и тогда разобьёт сердце ей…

     Идиот!!! Егор вздрогнул от этих чёрных мыслей и, сжав кулаки, снова зашагал по тротуару, перешагивая через половинки сморщенной кожуры каштанов. Он злился на самого себя и на свои мерзкие мысли. Как он мог, как он мог так подумать. На неё, на… женщину, которая была где-то там, в другом мире.

     – Почему, почему, почему я здесь, кто я? – послышался чей-то шёпот.

     Егор обернулся. Ему показалось, что эта говорила старушка, что прошла мимо с пустыми бутылками, но она была уже далеко и переходила дорогу. Мимо него шли две девушки. Они о чём-то разговаривали и смеялись. Рядом с ними осторожно въезжал на парковку мерседес. Нет, шёпот был не оттуда. Егор огляделся. Рядом с парковкой ресторана находился сквер, в центре которого стояла странная бетонная чаша. Она была наполнена землёй и заросла сорной травой. Вероятно, раньше там высаживали цветы, но сейчас чаша на изогнутом постаменте была заброшена. С одной стороны её обрисовали краской, выписывая какое-то непонятное слово, с другой стороны она была увита ряской. Вокруг чаши шли асфальтированные дорожки со стоящими по краям скамейками. Три из них были пусты, на четвёртой сидели две старушки и общались. Дом, перед которым был разбит сквер, выглядел очень старым, скорее всего довоенной постройки.

     – Почему я здесь, почему я здесь? Я хочу домой, домой! – шёпот был громким.

     Егор подошёл поближе и вдруг увидел шепчущего. Среди трёх елей, одна из которых явно погибала и уже наполовину засохла, сидела фигура. Сначала Егору показалось, что это живой человек, но старушки, сидевшие всего в метре отсюда, не реагировали на шёпот и не обращали внимания. Они обсуждали последние новости, особенно их интересовали новые средства от болей в суставах.

     Фигура качалась. Она качалась взад и вперёд и причитала. Это был призрак. Подойдя ближе, Егор увидел, что он потерял плотность, его фигура плыла, и сквозь неё Егор видел траву и несколько белых цветов. Призрак качался и шептал:

     – Я хочу домой, почему я не могу попасть домой? Дочка, дочка, пусти меня, я просто хочу домой. Я больше не буду храпеть и стонать во сне. Я сам дойду до туалета. Сам пописаю, я подыму стульчак. Дочка, где ты? Ты слышишь меня?

     Это был старик с седой бородой, одетый в серую рубаху и непонятного цвета штаны. Они почти исчезли, обнажив дряблые ноги, которые тоже уже почти сливались с зелёной травой. Призрак угасал. Он ничего не видел вокруг, погруженный в своё горе. Существо показало ему его тёмные всполохи. Время от времени около призрака появлялись тени. Они словно хотели ему помочь, пытались с ним заговорить, касались его руками, отдавая свою силу, но старик это не замечал. Он продолжал стенать и плакать, прося свою дочку пустить его домой. Егор подошёл поближе и дотронулся до старика.

     И вдруг он увидел, увидел квартиру в доме напротив, большую трёхкомнатную квартиру со свежим, модным ремонтом, увидел женщину и мужчину, и эта женщина лет тридцати горела красным огнём. Её сердце было черным, и внутри неё скапливался чёрный туман. Её совесть спала. Белых всполохов на её ауре почти не было видно, лишь чёрная тень шептуна появлялась из стены. Егор понял, что произошло. Этой женщине никогда больше не парить. Её совесть навсегда пригвоздила её к земле. Но она ещё не знает про это. Она смеётся и что-то рассказывает мужу, показывая ему модный журнал. Тот сидит за обеденным столом на кухне и ест наваристый борщ. Он обожает свою жену, особенно после того, как она выгнала в дом престарелых этого вонючего старика. Но его обожание касается лишь женщины и, увядая, гаснет. Внутри неё вспыхивают и гаснут серые тени. Они накапливаются в ней и сгущаются. И нет им числа.

     – Оставьте меня, оставьте! Мне нужна моя дочка. Я знаю, она приедет за мной и заберёт домой. Я верю, я верю в это. Она приедет! Как я её любил, как она мне улыбалась! Я знаю, она любит меня. Это всё он, её жених, будь он проклят. Она приедет за мной и заберёт из этой серой комнаты. Как я её люблю, как я её жду!

     Егор опустил руку. Несчастный человек был погружен в своё горе. Он мог уйти, ничто не держало его на земле, кроме предательства. Его дочь разбила ему сердце, и он сошёл с ума. Несколько призрачных душ, сияя светом, стояли перед стариком. Они жалели его и хотели помочь, но он не слышал их голоса, не хотел принять их помощь и воспарить. Он ждал свою любимую дочку, а женщина даже не представляла, что натворила.

     – Он будет ждать её, – тихо сказал Егор душам. Они уже поняли кто он. – До самого конца.

     – Вы что-то сказали? – Егор вдруг услышал громкий старческий голос. Он перевёл взгляд на скамью и увидел, что обе старушки внимательно разглядывают его.

     – Я просто размышляю вслух, – ответил Егор.

     Старушки были удовлетворены ответом и снова продолжили прерванное обсуждение настойки на лекарственных травах. Егор мог попытаться помочь этой душе воспарить, но позади него раздался резкий гудок клаксона и, повернувшись, он увидел, как, показывая поворот, из арки дома на парковку заезжает белый Ниссан «Juke». За рулём была его Валя.

     Егор невольно замер. Женщина осторожно, не отрывая от уха мобильный телефон, въезжала на парковку. На ней было несколько свободных мест, и Валя осторожно, вытягивая шею, чтобы не задеть машины, припарковалась. Заглушив двигатель, выйдя из автомобиля, она, продолжая говорить по телефону, помахала Егору рукою. Егор помахал ей в ответ, хотя в его мозгу возникла мысль, что зря он это делает. В отличие от Вали, он был одет бедно. Старая куртка, потёртые джинсы и старые кроссовки. Валя на его фоне смотрелась просто изысканно: бежевое пальто из дорогой шерсти, модная юбка до колен, серые чулки и удобные, покрытые коричневым мехом сапожки. Через плечо у неё была перекинута кремового цвета сумка. Не прерывая телефонный разговор, она поманила Егора и направилась к входу в ресторан. Сдерживая противоречивые чувства, Егор последовал за ней.

     Когда он приблизился, то услышал её разговор:

     – Да, конечно. Я помню про завтрашнюю внеочередную встречу акционеров банка. Конечно я буду, непременно. Все отчёты будут готовы в срок. Нет, я не могу прогнозировать результативность рекламы. За этим стоит отдел маркетинга. Нет, прибыль гарантирована, повышение ставок по депозитам вкладчиков просто необходима. Мы это обсуждали за круглым столом ещё в среду, – Валя улыбнулась Егору и остановилась около двери. Ну как он мог забыть?! Он подошёл к входу в заведение и открыл тяжёлую, со стеклянными вставками тёмно-коричневую дверь. Валя улыбнулась ему и вошла внутрь.

     Внутри ресторана царил полумрак. Тихо играла музыка, и чувствовался застоялый запах сигаретного дыма. Валя остановилась около вешалки при входе и обратилась к девушке, одетой в униформу ресторана и держащей в руках блокнот.

     – Валентина Солнцева. Я заказывала столик, – сказала она.

     Девушка просмотрела распечатку заказов и утвердительно кивнула.

     – Да, у вас забронирован восьмой столик.

     Валя снова улыбнулась, вопросительно посмотрев на Егора. Тот не сразу понял её взгляд, но увидев жест девушки-официанта, которая глазами указала на Валино пальто, Егор смутился и помог Валентине раздеться. Какой же он увалень! Забыть про такие мелочи!

     Валя продолжала говорить по телефону. Какие-то отчёты, данные по непогашенным кредитам. Она продолжала разговаривать с кем-то, напряжённо морща лоб. Следуя за девушкой, которая привела их к столику, она села на стул и нервно начала заканчивать разговор. Как от неё вкусно пахло! Егор не слишком разбирался в запахах, но от Вали исходил такой сладковато-изысканный аромат. Совсем чуть-чуть, он чувствовал лишь отдалённые нотки. Пахли её волосы спреем для укладки, пахло её тело духами и маслами. Может, пахли даже её губы, подкрашенные нежно-алой помадой, но Егор подумал, что это ему показалось.

     – Всё, всё, мне нужно бежать. Да, я согласна, что эта модель не будет работать. Да, и реклама отвратительна. Но что поделаешь. Что? Ты об этом? Артур, я знаю, про что ты сейчас мне говоришь. Главное, как мы будем возвращать деньги. Я была против этого проекта. Такое странное предложение, защита данных, без проверки программы. Почему все поверили в его слова? Да, я в курсе решения главных акционеров и до сих пор не понимаю, почему они решились на это. Это же большие деньги. Да, конечно, понимаю, механизмы возврата денег будут задействованы. Не волнуйся, я что-нибудь придумаю.

     Его любовь положила трубку и, улыбнувшись, посмотрела на Егора.

     – Ну, здравствуй, Егор.

     – Привет, Валя, – тихо ответил Егор.

     В ресторане была занята большая половина столиков. Остальные столики были или зарезервированы, или просто пустовали. Ещё одна девушка из обслуживающего персонала принесла меню и положила его перед Егором и Валей. Валя открыла меню и начала читать. Егор сделал то же самое, хотя на самом деле он смотрел не на печатный витиеватый шрифт меню изысканных блюд ресторана, он смотрел на саму женщину, сидящую напротив него. Глядя на неё, он очутился совсем в другом месте, в каком-то из своих снов. Откуда это? Из какого его сна? Валя морщила лоб, просматривая меню. Было видно, что кушать ей не хотелось. А перед глазами Егора возник залитый солнцем причал, от которого отходил «лапоть». Почему именно здесь, в Новонаводницком парке, он вновь почувствовал себя как в детстве? Среди цветов и бабочек с ним, ожидая корабль в Гидропарк, танцует его девушка. Это был их вальс, их спонтанное решение. Речного трамвая долго не было, и они захотели скоротать время. Валя, его Валя из снов, предложила станцевать, и Егор согласился. Она так радовалась всему, что окружало её. Она радовалась свету солнца, зелёной листве и белым одуванчикам.

     – Я буду кофе, – сказала реальная Валя и отложила меню. – А ты, Егор, что будешь?

     – Наверное, то же самое, – сказал он механически.

     Валя улыбнулась. Она внимательно рассматривала Егора, то опуская взгляд, то вновь поднимая глаза. В очередной раз опустив взгляд, она начала водить пальцем по экрану своего сенсорного телефона. Егор видел, что она просто перебирает меню, собираясь с мыслями. Она размышляла, как начать разговор. Слева от них женщина, которая минут десять назад вышла из внедорожника, по-прежнему мучилась от головной боли. Несмотря на то, что музыка в ресторане звучала очень приглушенно, она всё время морщилась и потирала лоб. Даже такие негромкие звуки её раздражали. Существо в теле Егора молчало, но он и сам чувствовал, как женщине хотелось покинуть ресторан, приехать домой и просто полежать в тишине.

     – Знаешь, Егор, а ты выглядишь потрясающе, – сказала Валя, разглядывая его. – У тебя даже цвет глаз изменился.

     – Спасибо, – механически ответил Егор.

     Она усмехнулась над его ответом и продолжила:

     – Парадоксально, правда. А мне всегда нравился голубой цвет глаз. Но у тебя же вроде был карий? – Валя потёрла лоб вспоминая. Его мобильный телефон зазвонил, но, увидев от кого пришёл звонок, она просто сбросила его. – Или я ошибаюсь?

     – Нет, Валя, ты не ошибаешься, – Егор мимолётом кинул взгляд на вешалку. Там сплошь висела дорогая одежда посетителей ресторана: плащи, куртки, пальто. И среди них – его поношенная синего цвета старая куртка. Она так сильно выделялась среди дорогой одежды, что сразу бросалась в глаза. И посетители ресторана нет-нет, да и бросали на неё презрительные взгляды. А может, Егору это просто казалось?

     Он закрыл глаза и, глубоко вздохнув, попытался успокоиться. Валя сделала вид, что не заметила, куда направлен его взгляд. Хотя, как женщина, она всё поняла, но не подала виду. Работа в банке научила её, если нужно, становиться непроницаемой и не показывать свои эмоции.

     Им принесли заказ, и Егор грустно посмотрел на маленькую белую чашку с чёрным напитком. Валя же, вновь отклонив звонок телефона, отпила маленький глоточек и посмотрела на Егора. Она почти не изменилась. Всё то же лицо: большой лоб, карие глаза, тонкие брови, и маленькие ямочки на щеках, которые образовывались при улыбке. Ему вдруг захотелось прикоснуться пальцами к её щеке, просто потрогать её тёплую шелковистую кожу и обнять. Больше ничего, просто обнять и прижать её к себе. Мечты, мечты…

     От этих мыслей Егор словно снова перенёсся в свои школьные годы. Почему он до сих пор так любит эту женщину? Да, причёску она изменила. Вместо прямых волос, подстриженных каре, у неё сейчас были закрученные локоны. Волосы потемнели и теперь стали коричневыми, а не светлыми, как он помнил по поездке в Ленинград. Но этот взгляд. И эта улыбка. Боже, сколько раз она снилась ему…

     – Знаешь, Егор, когда мне впервые, ну, не знаю… дней десять назад рассказали о тебе, я даже не поверила. Особенно когда меня попросил мой папа. Мне показалось это шуткой. Ты, и вдруг хочешь со мной поговорить? Я тебя не видела, дай бог вспомнить…

     – Почти двадцать шесть лет, – тихо подсказал Егор.

     Он не хотел говорить Вале правду о том, что он пережил, желая её увидеть. Сам бы он никогда не решился на эту встречу. На самом деле ему помогли. Доктор Поляков, этот умный человек, в одной брошенной фразе, в одном слове, прочитал его душу. И он позвонил ей.

     – Да, точно, почти двадцать шесть лет. Со времён школы. Всё забылось и прошло, и тут вдруг мне звонит папа и говорит, что ты… даже не знаю… просто он попросил меня с тобой связаться и дал телефон. И ещё папин друг позвонил. Папа очень дорожит этой дружбой, я знаю, и вот они все просят с тобой связаться. Почему они, а не ты?

     – Валя, а тебе сказать правду или соврать? – Егор сделал над собой усилие и отхлебнул свежезаваренное кофе. Экспрессо было крепким и насыщенным. Наверное, оно было ещё и горячим, но Егор не почувствовал этого.

     – Скажи правду, так будет честно.

     – Я очень хотел и не хотел тебя увидеть.

     – Я... – глаза Вали расширились.

     – Подожди, я договорю. Просто мне было страшно с тобой встретиться.

     – Егор, ты что говоришь? Я что, кусаюсь? Со мной тебе страшно встретиться?

     – Да, Валя. Страшно. Ведь столько лет прошло. Ты по-прежнему такая красивая!

     Валя улыбнулась. Она на секунду потупила взгляд, потом ложечкой перемешала кофе в чашке и отхлебнула малюсенький глоток. Затем, улыбаясь, посмотрела на Егора. Её правая рука неосознанно поправила причёску, заложив волосы за ухо.

     – Ты мне льстишь, – сказала она. – Я вот смотрю на тебя и не понимаю: правду ты мне говоришь или нет. То, как ты выглядишь, наверное, ты…

     В этот момент их внимание отвлекла всё та же женщина, которая слишком громко жаловалась на головную боль. Вокруг её головы горели оранжевые всполохи, и на полу ползала тень чёрного шептуна. Егор отвернулся и попытался успокоиться. Видение исчезало. Чтобы не пугать Валю, он нагнулся под столик, словно завязывая расшнуровавшийся кроссовок, и метнул ненавистный взгляд на шептуна. Тот увидел его и тут же растаял.

     – Лучше расскажи о себе. Я так поняла, детей у тебя нет. Ты женат?

     – Нет, – отрицательно покачал головой Егор.

     – Почему? Ты выглядишь так … молодо, – последнее слово далось ей тяжело. – На тебя девушки засматриваются. Я хотела сказать, что, наверное, ты пользуешься популярностью в женском обществе.

     Егор кисло улыбнулся. Он и так видел, что из дальнего угла две девушки, сидевшие друг напротив друга и до этого тихо беседующие, теперь украдкой посматривают на Егора. Их взгляды были короткими, но иногда в их глазах вспыхивали эмоциональные искры.

     – Я стараюсь не обращать на это внимание. Пускай смотрят, если им это нравится.

     – А тебе? У тебя на пальце нет обручального кольца, а это женщины видят сразу и издалека.

     Валя улыбнулась. Егор машинально кивнул. Её обручальное кольцо на безымянном пальце правой руки, маленькое и изящное, он видел хорошо. Словно почувствовав взгляд, Валя второй рукой прикрыла колечко, и посмотрел на свой айпод, маленький квадрат на правой руке, который был одет вместо часов на запястье.

     – Зато ты счастлива, я так думаю, – сказал Егор и глазами указал на кольцо.

     Валя ещё раз отхлебнула из маленькой чашки и машинально начала перемешивать ложечкой густую жидкость. Музыка в ресторане сменилась и вместо классики заиграла популярная русская эстрада. Несколько человек ушли из ресторана, а на их место пришли другие. Один мужчина поскользнулся на плитах пола и чуть не упал. Его брань была слышна во всём ресторане. Девушка-официант, краснея от неловкости, пыталась его успокоить, но получила в ответ порцию нелицеприятных комментариев по поводу покрытия пола ресторана. Она смутилась, хотя была в этом отнюдь не виновата, но снова и снова начала успокаивать посетителя.

     – У меня есть сын, Саша, – Валя улыбнулась. – Такой маленький ураганчик. Вечно любит всё разбирать и ломать. Спасу нет. Недавно разобрал на части наш фотоаппарат. А как заиграется, то стены квартиры ходуном ходят.

     – Ты его любишь, – Егор даже не спрашивал, а подытожил.

     – Конечно, это моя жизнь. Правда, временами он меня достаёт до истерики, но это как все дети. Есть муж, Алексей. Я его очень люблю. А кто есть у тебя?

     Егор грустно улыбнулся.

     – Да, в общем-то, никого и нет.

     Он вспомнил глаза Маши, но не смог о ней сказать Вале. Просто не мог. Валя почувствовала это. Она кивнула и перевела разговор.

     – Послушай, Егор. Только скажи честно, это правда, то, что ты делаешь? Мне рассказал папа, что ты можешь лечить людей? Я вот помню, как ты в школе рассказывал мне и одноклассницам про свои возможности. Про кружок во дворце пионеров рассказывал. В транс вводил, чтобы видеть прошлое и будущее. А что сейчас?

     – Вал, я не вижу ни прошлого, ни будущего. Мне тогда просто казалось, что я это вижу. А сейчас. Да, я могу помогать людям, но не всем.

     – Да, я слышала про это. Это твоя работа?

     – Нет, это просто... хобби.

     – Что? – брови Вали поползли вверх. – Твоё хобби? Не понимаю. А где ты работаешь?

     – Я помогаю своему другу, Александру. У него небольшой бизнес.

     – А-а-а… – как-то странно протянула женщина.

     Она вновь отклонила вызов и задумчиво осмотрелась. Её взгляд скользнул по стенам, по картинам, инсталляциям в углах ресторана и по стойке бара.

     – Глупо спрашивать, сколько ты зарабатываешь, – сказала Валя и вдруг замолкла. Вероятно, она поняла, что сказа лишнее, но Егор не обиделся и ответил.

     – Знаешь, Валя, не в деньгах же счастье. Счастье совсем в другом. В твоей душе, что в ней находится. У тебя вот счастье: ребёнок, муж… работа.

     – А у тебя? – Валя вновь машинально помешала кофе. – У тебя в чём счастье?

     – В памяти. Мои воспоминания меня греют.

     – Егор, слушай, а по-моему ты бредишь. Зачем жить воспоминаниями, если нужно жить теперешним днём и будущим. Ты словно не изменился, знаешь, совсем не изменился со школы. Я как будто разговариваю с двадцатилетним парнем… – Валя запнулась на секунду. – Но ты и выглядишь, как двадцатилетний. Просто удивительно!

     Егор молчал. Он смотрел на женщину своей мечты и с каждой секундой терял её, терял её безвозвратно. Перед ним сидела не та девятнадцатилетняя девушка, которую он помнил по школе, перед ним сидела зрелая женщина, со своим сформировавшимся миром, который был ей куда дороже воздушных замков юности.

     – Знаешь, Валя, в воспоминаниях можно спрятаться. Спрятаться от злости сегодняшнего дня. Я вот вспоминаю школьные «валентинки». Я не помню, это ты оставила след своих губ на листике тетрадки?

     – Что? – Валя прочла сообщение на телефоне и была погружена в свои мысли. – Какой след? Какая «валентинка»?

     Егор повторил вопрос.

     – А, да, – она улыбнулась. – А я уже забыла про это. И как ты такое помнишь? Знаешь, а я даже не помню. По-моему, это оставила Аня. Ты ей тогда нравился.

     – Наверное, а я думал, что это была ты.

     – Егор, мы были наивными детьми. Я вот хорошо помню твой день рождения. Мы хорошо тогда погуляли. Кажется, твой друг нас снимал на камеру. Ты не знаешь, а запись эту можно получить?

     – Я давно с ним не общаюсь, дороги разбежались, – ответил Егор.

     Боже, почему его так трясёт от её голоса, от её взгляда? Неужели она не замечает этого? Наверно нет, она поглощена своими делами. Общаясь с Егором, Валя успевала попутно кому-то отвечать на сообщения.

     – Работа? – спросил Егор в тот момент, когда Валя отстукивала кому-то сообщения на сенсорном экране.

     – Да, не дают покоя.

     Валя отослала сообщение, получила подтверждение получения и, подняв глаза, пристально посмотрела на Егора.

     – Скажи честно, а я тебе до сих пор нравлюсь? – этот вопрос вдруг застал Егора врасплох. Существо в нём вспыхнуло и погасло.

     –Да, я по-прежнему тебя люблю.

     Валя ничего не сказала. Она просто то опускала взгляд, то вновь карие глаза внимательно смотрели на Егора. Словно искали на его лице следы вранья. Но он не врал, и она это поняла. И тогда, помешивая остывший кофе, она сказала:

     – Мне приятно это слышать. Мне так давно никто не признавался в любви. Так не говорил… Ещё в школе мне признавался в любви Юра, потом были ещё мальчики. Меня много мальчиков любило, но потом появился Лёша. Он так долго за мной ухаживал, пробивался сквозь стену. Его цветы, его маленькие, нехитрые подарки. Сердце своё я отдала ему. И только ему. Оно занято, Егор.

     Вот он, сон, что приснился так давно Егору. Тёмная классная комната №34 на третьем этаже школы, потушенное верхнее освещение, проникающий в окна свет от фонаря и учительница за кафедрой. И, конечно, её пронзительные слова: кусочек сердца она подарила Юре, треть сердца – мужу. Большую часть, ту, что греет нежностью – сыну, а остальное – родителям. Егору она не подарила ничего.

     По Обуховскому шоссе мчалась машина. Инспекторы ГАИ, сидевшие в засаде, навели на машину свой радар, и тот показал 75 километров в час. Машина промчалась мимо них с гораздо большей скоростью, чем показал прибор. Глядя вслед Тойоте Ленд Крузер чёрного цвета, один инспектор ГАИ спросил другого:

     – И что будем делать?

     – А что ты предлагаешь, погнаться за машиной? И что мы предъявим водителю, 75 километров? Чёрт с ними, пускай едут. Машин хоть и немного, но нам хватит, – инспектор сбросил показания прибора и снова навёл его на поток машин двигающихся в сторону Киева.

     В Тойоте ехали две девушки. За рулём сидела сама Аристэ. Она не любила эти примитивные машины на жидком топливе, которые при работе выбрасывают облака едкого дыма, но сейчас она решила сесть за руль сама. Рядом с ней сидела Эйфа. Они спешили. На спидометре стрелка застыла на отметке 120 километров час и, двигаясь в самом левом ряду, они обгоняли немногочисленные машины и сгоняли с полосы тех, которые двигались медленней. Не обращая внимания на патрульных ГАИ, пытавшихся померить скорость автомобиля, Аристэ, не снижая скорости и не перестраиваясь, мчалась в Киев.

     – Почему не сработали маркеры? – спросила Эйфа. – Ладно, вышел из строя внедрённый нами маячок для Собирателя, но генетические маркеры?

     – Тебя это удивляет? – Аристэ сосредоточено рассматривала дорогу. Временами на асфальтированном покрытии появлялись ямы, и ей приходилось их объезжать, часто делая резкие манёвры в сторону, пугая других водителей. Несколько раз им возмущённо сигналили, но Аристэ даже не обращала на это внимания. Она точно, до миллиметра рассчитывала манёвр. – Сущность в нём работает как защита от генетического изменения. Как противовирусная защита. Она полностью стёрла и поглотила наши маркеры. Для неё это – инородный элемент. Может поэтому, как говорит Саматика, Ловец душ просто не нужен нам. Она всё знала заранее.

     – Она вообще странная, – Эйфа вспомнила вечер, который провела в живом одеяле вместе с Саматикой. – Ты видела картины, которые показывает ей голографический экран? Киев в огне. Я не помню ничего такого, а это означает, что этого ещё не произошло. Будущее?

     – Если бы только Киев, – тихо ответила Аристэ. Они проехали большую развязку около метро «Выдубичи» и направились дальше. – Таиланд, Босния, Венесуэла, Египет. Всё, что я видела, тоже пока не случилось. Волнения, кровь, война. Страны охвачены бунтами или революциями.

     – Странно, что она не скрыла это от нас. Я стояла возле неё почти четыре минуты, и она не обращала на меня никакого внимания. Она словно хотела, чтобы я это увидела – этот экран и будущее этого города.

     – И это всё? Тебя не удивляет её поведение? Мы всегда можем сделать скан эмоциональности объекта контактирования и выстроить свой разговор исходя из полученных результатов сканирования. С ней такое не проходит. Сканеры видят пустоту. Приходится подстраиваться под её разговор, расшифровывать её жесты и пытаться понять её решения. Например, с банком «Кредит Конфьянс».

     – А что с банком? – спросила Эйфа.

     Они обогнали микроавтобус, а перед ним Мерседес попытался перестроиться в их ряд, но, посигналив, Аристэ заставила его уйти.

     – Зачем она заставила Нанта и Свесика использовать ментальный контроль над правлением банка, чтобы они согласились выделить огромную сумму Николаю Кольцову, бывшему другу Егора Куликова, за его программу шифрования, которую он позаимствовал с компьютера Егора? В чём смысл, если программа не рабочая? Она никогда и не была рабочей: при попытке активировать ядро она повиснет или, в худшем случае, начнёт кодировать информацию случайным способом. Раскодировать это не удастся, получится архив с абракадаброй. Но нет, Саматика настояла на этом, и теперь Николай Кольцов в истерике. Программа не работает, Егор Куликов пребывает в абсолютном неведении относительно этого и несёт чушь по поводу постели с Екатериной, девушкой Кольцова. Он свято верит в работоспособность программы и играет бывшим своим другом. Какую цель преследует Саматика? Просто наблюдение?

     – Аристэ, может это часть большого плана, только мы его не видим, только фрагменты? – тихо ответила Эйфа.

     – Что ж, возможно это только фрагменты. Кстати, а как прошла твоя операция в Египте?

     – Всё выполнено в пределах нормы.

     – Неужели?! Ты сводки смотрела?

     Эйфа призналась сама себе, что сводки она не смотрела, да и как она могла смотреть, если всё её сознание было занято Саматикой. Та словно полностью подчинила её себе и не давала даже мысленно передохнуть. Эйфа подключилась к информационному каналу. Через секунду она произнесла:

     – Этого не может быть! Когда я уходила, половина селения была жива.

     Перед её глазами лежали уложенные в ряд тела, возле которых ходили египетские военные. Посиневшие лица стариков, женщин. Дети лежали отдельно. Компьютер показывал, что они все отравились цианидом. Все, добровольно. Слева ползла информационная строка выдержек из местных телеканалов: «По последним данным, радикальная исламистская группировка «Аль Ислам» провела рейд с целью уничтожения одного из поселений местных племён в пустыне. По словам Египетских СМИ, которые получили видеозапись обращения боевиков, это акт устрашения за неподчинение местных племён законам Ислама и принятие у себя западных туристов…»

     – Это же бред, – Эйфа не могла скрыть эмоций. – Какие боевики, какой «Аль Ислам»?

     – Именно. И зачем им пришлось выпить яд? Они ведь пили сами, добровольно. Ложились в ряд и пили.

     – Но зачем? Какой смысл их убивать?

     – Эйфа, посмотри на свою жестикуляцию, – вдруг сказала Аристэ, снова перестраиваясь. Она объезжала справа огромный грузовик длинномер. – Ты начала жестикулировать, как обычный человек на этой планете. Остаточная моторика древних времён стала над тобой властвовать. Будь осторожна. Это одно из проявлений деградации. Ты знаешь, как за этим следят Тёмные экзекуторы.

     – Аристэ, а как ещё мне реагировать на этой планете?! Требовать слиться с обществом туземцев, при этом не используя жесты в разговоре, смешно. Экзекуторы должны это знать.

     – Да, но сейчас ты не в образе, а разговариваешь со мной, причём очень эмоционально. Особенно, когда увидела трупы в селении. Догадываешься, кто заставил их принять яд?

     – Саматика, – выдохнула Эйфа. – Кто же ещё!

     – Не думаю, что это Саматика. Культы смерти очень популярны в зеркальных мирах. Это один из вариантов вторжения Врага. Сомневаюсь, что Саматике было дело до оставшихся в живых жителей этой долины.

     – Получается, Враг начал действовать? – тихо сказала Эйфа.

     Аристэ улыбнулась одними краешками губ. Она перестраивалась на мост Патона, чтобы съехать с Набережной.

      – А что ещё тебе показалось странным? – спросила она, пропуская несколько машин. Нахальный водитель мотороллера ехал между рядами машин, выстроившихся для того, чтобы влиться в основной поток на мосту, и чуть не задел зеркало заднего обзора. Аристэ промолчала, хотя её зелёные глаза приобрели жёсткость. Она бы убила нахала, но сейчас у неё были другие приоритеты.

     Эйфа вспомнила шёпот Саматики на непонятном языке и животное-одеяло, которое не смог опознать компьютер.

     – Мне вообще всё странно в её комнате. Особенно это животное.

     – Нафа? А ты знаешь, что они давно вымерли после опустошающей чумы, почти 4800 стандартных лет назад. Сохранился лишь один подвид, с размерами не больше твоей ладони и крайне агрессивный. Свою полость он использует для сохранения потомства, как земной вид животных, кенгуру.

     Аристэ мельком посмотрела на Эйфу. Девушка была поражена услышанным. Она смотрела на дорогу и, сжав руки в кулаки, застыла: она анализировала полученную информацию. Через минуту она словно очнулась и, повернув лицо к Аристэ, сказала:

     – Но я не получила никаких данных по поводу этого животного. В базе компьютера о нём ни слова.

     – Конечно, ты пыталась пробиться напрямую, а у тебя допуска на этот уровень информации нет. Ну зачем жителям Альянса рассказывать про трагическую судьбу планеты, где почти всё местное население отказалось эвакуироваться? Они решили умереть со своими симбиотическими существами, не захотели оставить их и бросить умирать в одиночестве. Мамис, легендарная Мамис. Именно она ввела код подрыва зарядов, которые сожгли планету, чтобы больше ничего живое не мучилось в агонии смерти. Нет, такая информация не должна быть в открытом доступе. Доступ есть у меня, как у сэнтел-коммандера, командующего данной группой, но знаешь, Эйфа, есть и другие источники информации.

     – Какие?

     – Вижу, Эйфа, ты не очень много времени проводишь, читая историю Альянса. А жаль, там можно подчерпнуть много полезного. Там есть упоминание про этих существ, без привязки к названию, но описание совпадает. Нужно было только расширить границы поиска. А насчёт экрана: я считаю, то, что мы видели – это конструктор событий.

     – Что?

     Пропустив несколько автомобилей, Тойота повернула на бульвар Дружбы Народов и помчалась в сторону центра.

     – Ты же поняла, что эта планета – полигон, а значит Враг или что-то, связанное с ним, может конструировать любые события. Почему бы не предположить, что то, что мы видели, не спонтанное будущее, а чётко спланированные действия. Посмотри, что творится в этой стране за последние несколько лет. Нагнетание обстановки, люди обозлены и расстроены. Власти Украины делают всё, чтобы зажать население в жёсткие рамки. Зачем они это делают, неужели не понимают, чем это закончится? Это как гонщик на спортивной машине: он знает, что разобьётся, но продолжает нажимать на педаль газа, всё ускоряясь. Аналитические компьютеры нашей базы просчитали, что возможное начало эскалации насилия 2013-2014 года.

     – Тогда зачем им Егор и Валя? Они-то причём?

     – Элемент общего изучения. Скорее всего, они лишь кирпичик чего-то грандиозного. Наши аналитические компьютеры пока не в состоянии понять, что всё это значит, но ясно одно: с прилётом Саматики многое поменялось.

     – Значит Саматика – Враг?

     – Не думаю. Враг так себя не ведёт. Он действует гораздо жёстче и по одной схеме. Входить в контакт с нами он точно бы не стал. Вспомни хотя бы это Существо, которое мы называем Другом. Оно выглядит как маленький мальчик. Он нам не враг, но он тоже с нами в контакт не вступает, хотя мы пытались, не раз пытались. Он игнорирует нас. Саматика, она нечто больше, чем мы можем увидеть и понять. И это животное, нафа, чей вид давно вымер, тоже не случайно здесь. Это подсказка. Конструктор Событий, нафа из прошлого, Саматика… Эйфа, а ты знаешь, что высшее командование Альянса и интеллект-корпус не посылали сюда никакого представителя?

     Эйфа повернулась к Аристэ. Её глаза вспыхнули и погасли. Нет, Аристэ не пыталась поставить ментальную защиту, она говорила открыто. Она дала себя сканировать и показала, что она не лукавит и не пытается обмануть.

     – То есть, как не посылали? Значит, они не знают про неё?

     – Как же, они прекрасно знают про неё и… боятся её.

     Машина стояла на светофоре на подъём на Старонаводницкую улицу. Рядом машин было немного, всё-таки было воскресение, выходной день. Светило яркое солнце и было удивительно тепло. Такой чудесный осенний день.

     – Боятся?

     – Конечно. То, что она по силе равна Врагу, я не сомневаюсь. Я думаю, что она посредник. С тех пор, как она появилась на планете, атаки Врага прекратились. Сеятели исчезли, а несколько болот погибли сами собой.

     – То есть?

     Глаза Аристэ вспыхнули и погасли. Получив команду, компьютер открыл засекреченные файлы, и перед глазами Эйфы развернулось изображение. Всюду, куда хватало глаз, лежали горы пепла. Они напоминали белые куски кожи, которые словно разорвали на клочки и посыпали ими всё вокруг. Ветер шевелил их и перекатывал с места на место. Создавалось впечатление, что эти белые горы дышали. Из них торчали остовы животных. Словно сброшенные змеиные кожи виднелись странные шипастые конструкции, внутри которых просматривались мембраны, трубочки, надутые воздухом пузыри. Странные пауки, жукоподобные твари. Все они были прозрачны, утратив черноту и оставив только кожный покров. Отдельно вверх торчали стеклоподобные остатки деревьев.

     Когда ветер сдул с земли очередной слой странных белых лоскутков, Эйфа увидела скелет с синими костями. Она уже видела такие кости в исследовательском центре, когда роботы вскрывали тела мертвецов из чёрных болот. Болота меняли состав и структуру не только мягких тканей, но и скелета.

     – Это передали системы наблюдения с Таэтому-10, как раз перед атакой войск Альянса. За несколько секунд всё погибло. Само. Кстати, ты когда-нибудь проверяла, что означает её имя на этой планете? Я говорю про Саматику.

     – Нет.

     – Эйфа, ты теряешь хватку. Правда одну букву нужно заменить на «о» и получается – «соматика» – совокупность дисциплин, применяющих концепцию целостности тела, разума и духа. Ряд холистических, телесно-ориентированных подходов, помогающих человеку вновь обрести связь с собой.

     – Значит это не её настоящее имя?

     – Я уверена в этом, – машина входила в крутой поворот налево на Старонаводницкой улице, и Аристэ посигналила встречной машине, которая вылезла за двойную осевую линию. – Тогда кто она на самом деле?

     – Ты слышала про группы Архериус?

     – Да, – ответила Эйфа. – Кто ж не слышал про них. Чавит Эмх Ватиза и её сын, Икюль Чавит На. Группа Архериус-607. Возможность понимать поющие кристаллы – их заслуга.

     С ними поравнялся большой «Лэнд Ровер», и сидящий за рулём парень в тёмных солнцезащитных очках оценивающе посмотрел на девушек. Ни Аристэ, ни Эйфе солнцезащитные очки были не нужны. Их глаза просто изменяли светопроницаемость и защищались от слепящих лучей жёлтого карлика этой системы. «Лэндр Ровер» обогнал их и, показно взревев мотором, помчался дальше.

     – Архериус чем-то напоминает слово «археология», состоящее из двух древнегреческих слов: «археос» – древний и «логос» – учение. Эта наука давно известна на земле. Она изучает историческое прошлое. Эйфа, тебе это ничего не напоминает? Но в то же время, это слово очень похоже на слово «Архивариус», заведующий архивами. Ты ведь никогда не была на планете Звёздных Механиков.

     – Нет, у меня недостаточный уровень доступа.

     – А я была, правда, всего один раз и далеко не везде. Есть области, в которые кроме группы Архериуса никого не пускают. Сначала я думала, что там стоят генетические сканеры, но потом я увидела: любая попытка проникнуть в зону заканчивалась страшным ужасом, боязнью неизвестного и одним желанием – бежать. Там земля покрыта фиолетовыми кристаллами, внутри которых бегают синие искры. Они словно упали от большого взрыва, образовав упорядоченные насыпи в сторону неизведанного. Там ничего нет, никаких указателей, никаких сигналов об опасности, но преодолеть этот холм кристаллов нельзя. И тебя никто не сканирует. Там даже защитных киборгов нет. Есть просто дорога, которой нельзя пройти. Я испытала это, Эйфа. Как мне было страшно, ты можешь это представить? – глаза Аристэ потемнели от воспоминаний. И без сканирования Эйфа поняла, что её командир сильно переживает. – А ведь там есть удивительные вещи. Даже не могу сказать, что может быть удивительнее того, что там находится.

     И вдруг Эйфе вспомнилась нафа. Почему вдруг из памяти всплыло это животное? Оно тоже не сканировало её, оно не пыталось опознать её по генетическому коду, но оно пустило Эйфу в себя и согрело, оно ласкало её и заставляло расслабляться от блаженства. Но только когда Саматика попросила. А что если эти области на планете Звёздных Механиков работают по такому же принципу? Их нужно просто попросить, а не ломиться напропалую?

     Они подъезжали к повороту на улицу Кутузова. Как раз на повороте произошла авария из трёх машин и вокруг них бегали возбуждённые люди. Маршрутный автобус осторожно объезжал аварию и медленно пытался вырулить на Кутузова. За ним выстроилась несколько машин. Пришлось встать им в хвост и Аристэ. Висящий над целью дрон запел вызовом, но Аристэ его отклонила. Минутой раньше или минутой позже, но они доедут до ресторана, где сидели Егор и Валя. Дрон не видел их эмоциональное общение, а именно это было нужно Аристэ и Эйфе. Существо в Егоре любило эмоции.

     – Ты слышала про Монолиты света, или менгиры прошлых событий? – продолжила спрашивать Аристэ.

     – Информации про них очень мало, только обрывки сведений.

     – А мне Саматика рассказала про них. Это огромные, метров двадцати в высоту, прямоугольные кристаллы, которые светятся в ночи в фиолетовой пустыне. Там, внутри, очень редко можно увидеть удивительные картины. Наверное, люди на этой планете назвали бы это – окнами в Рай, – Аристэ улыбнулась. – А ещё там можно увидеть фигуры ангелов.

     Эйфа вопросительно посмотрела на Аристэ. Она не сканировала, но хотела увидеть хоть тень улыбки на лице командира. Нет, Аристэ не улыбалась.

     Она начала объезжать стоящие в очереди машины, с ювелирной точностью вписываясь в поворот. На её красивом, утончённом лице застыло сосредоточенное выражение. Зелёные глаза следили за дорогой.

     Автобус, наконец, смог выехать на Кутузова под руководством одного из водителей попавших в аварию машин, и вслед за ним, пропустив пешеходов, начали поворачивать другие автомобили. Аристэ, обогнав почти всю очередь, втиснулась в поток и, нажав на газ, бросила машину вперёд.

     – Как ты думаешь, почему мы, сканируя, никогда не видим Саматику на экране? Просто так?

     – Она что, ангел? – Эйфа даже фыркнула.

     – А почему бы и нет. Давай обратимся к фольклору этой планеты. Что такое ангел?

     Перед глазами Эйфы выводились столбики информации. Ангел или по-гречески ангелос – дух или существо, сообщающее волю Бога и обладающее сверхъестественными возможностями.

     – Ничего не напоминает? Крыльев у неё нет, зато есть все остальные атрибуты ангелов. Она милует и карает грешников, помнишь того сектанта? А вот про другого мужчину, которого она спасла от огня, охладив его, ты не знаешь. Представляешь: горел человек, кричал от боли, а когда его спасатели вытащили – всего пара красных пятен на коже. Или этого дуралея, который спьяну выпал с десятого этажа, разбил вдребезги машину, а отделался всего несколькими синяками. Что она делает?

     – Развлекается? – вдруг предположила Эйфа.

     – Может быть. Тогда её нафа, сородичи которой вымерли давным-давно, вписывается в эту логическую конструкцию. И странные прогулки Саматики тоже. Ты помнишь Венеру, как она туда попала? А её биологические ритмы? Ты же заметила, как она дышит, и дышит ли она вообще? Чем бы она ни была на самом деле, она – сверхсущество, и нам придётся с ней мириться.

     Машина подъехала к развилке. Вправо шла улица Цитадельная, а влево – Московская.

     – Цель на расстоянии сорока метров, – тихо прошелестел компьютер. – Загружаю данные наблюдения за объектами.

     Перед глазами Аристэ компьютер разноцветными линиями подрисовал направление и указал место, где находился Егор с Валей. Это был небольшой ресторанчик по правой стороне направления движения.

     Аристэ остановилась на красный свет светофора, обдумывая заезд. Нужно было свернуть на Цитадельную и заехать с другой стороны. Висящий над рестораном метрах в двадцати над землёй диск зонда-наблюдателя вывел картину. Сам зонд находился под маскировкой Тени, поэтому никто из людей его не видел. Машина показала крышу ресторана и «просветила» её. Зелёные линии выползли из краёв экрана и сомкнулись на двух фигурах, сидящих за столиком. Компьютер тут же выдал их генетические данные. Это были Егор Куликов и Валентина Солнцева. Рядом за столиками сидели ещё люди, но машину они не интересовали.

     – Давно беседуют, – тихо заметила Эйфа. Аристэ свернула на Цитадельную, проехала метров пятьдесят и, пропустив Фольксваген, повернула налево, во дворы. – Интересно, а что нашему ангелу нужно от этих двоих?

     – На этот вопрос Саматика ничего не отвечает. Она предпочитает улыбаться.

     Во дворе дома было много ям. Создавалось впечатление, что дорогу здесь не ремонтировали вечность. Легко объезжая ямы и разбросанный повсюду мусор, Аристэ сказала:

     – Знаешь, когда я спросила Саматику, почему она улыбается в ответ на многие, очень важные и серьёзные вопросы, то знаешь, что она ответила?

     Эйфа отрицательно покачала головой.

     – Её ответ был очень пространным. Она сказала, что война, голод и смерть – это антонимы простой человеческой улыбки. Улыбка девушки может растопить лёд сердца, может позвать солнце из-за туч. И иногда её улыбка может породить в сердце мужчины то, что не могут породить ангелы. Жизнь. Но боги этого не видят. Что скажешь?

     – Мне кажется, что это просто пустые слова ни о чём, – Эйфа усмехнулась. – Если в них и есть зашифрованный смысл, то его понимает только Саматика.

     Машина очень медленно пробиралась к арке дома. Под колёсами хрустели раздавленные каштаны. За аркой находилась стоянка ресторана.

     – Если бы это сказала просто девушка с улицы, например, вот она, – Аристэ глазами показала на невысокого роста девушку, склонившуюся над своей кроссовкой, у которой развязались шнурки, – я бы тебе поверила. Но если это говорит существо, которое мы не можем даже просканировать, то, Эйфа, это не пустые слова. Мы просто не можем понять смысл её слов.

     Машина въехала через арку кирпичного дома на парковку. Стая голубей, потревоженная появлением внедорожника, сорвалась с места и, хлопая крыльями, улетела. Осталась сидеть на ограждении парковки одинокая ворона. В её глазах горели золотые искорки.

     На стоянке перед рестораном оставалось всего одно незанятое место. Аристэ улыбнулась и нажала на газ. Стоящие возле дорогих машин водители, которые переговаривались и курили, заметили, как на парковку въехала Тойота Лэнд Крузер, за рулём которой сидела молодая девушка. Зная, как такие барышни паркуются, они начали обсуждать сидящую за рулём Аристэ, весело подтрунивая. Когда машина, взвизгнув шинами, рванулась вперёд, они мигом замолчали и напряглись, ожидая увидеть аварию, но Тойота с филигранной точностью вписалась в свободное парковочное место и замерла. Водители так и остались стоять с открытыми ртами в полном безмолвии.

     Эйфа вышла из машины и, откинув свои золотистые локоны, неспешным шагом направилась к ресторану. Держа в руках дорогую сумочку, одетая в дорогие одежды, она походила на «золотую» дочку богатых родителей. Её вёл следящий зонд. Он выводил на экран перед глазами девушки информацию, что цели её прибытия сидели за столиком и по-прежнему общались. Все телефонные звонки Валентины Солнцевой перехватывались и анализировались, но там не было ничего интересного. Дела её банка Эйфу не интересовали, а домашние проблемы – тем паче.

     Эйфа подошла к входу в застеклённую летнюю террасу и уже подняла руку, чтобы открыть тяжёлую, застеклённую матовыми стёклами дверь, и тут… она оказалась снова перед парковкой. Словно что-то её развернуло. Эйфа на секунду замерла и, повернувшись, снова направилась к входу в ресторан. Когда она сделала последний шаг к двери, она вновь очутилась спиной к террасе, прямо перед разговаривающими о своих проблемах водителяхями. Те перестали беседовать и вопросительно посмотрели на девушку. Включив ментальный контроль, она заставила их проверять журналы вызовов на телефонах и, развернувшись, подошла к машине, где стояла Аристэ.

     – Аристэ! – мысленно произнесла она. – Ковит, ты это видела?

     Аристэ молчала. Она прекрасно видела, что произошло, но не могла понять этого.

     – Повтори, – приказала она, – я настрою дрон.

     Эйфа попробовала ещё раз, но эффект был тот же. Её немыслимым образом развернуло, словно она сделала шаг к двери и очутилась обратно на парковке, спиной к ресторану. Данные дрона были невразумительны. Судя по его системам, Эйфа прошла ресторан и вернулась в исходную точку, словно шагая по невидимой ленте Мёбиуса.

     «И как, получается? – послышался шёпот Саматики. – Неужели вы думали, что вы сможете так просто приблизиться к ним? А может, вы посчитали, что мои предостережения – просто слова? Или вы до сих считаете, что изучение мной предметов, что ты, Эйфа, видела на моём столике, пустая трата времени? А мои глубокие познания в религии – пустой фарс? Тогда попробуйте ещё раз»

     Эйфа не стала ещё раз испытывать судьбу, а вернулась к Аристэ, стоявшей около машины. Агентам «Мёртвых подразделений» было понятно, что все попытки попасть внутрь ресторана тщетны. Егор и Валя были наедине друг с другом. Это был только их разговор, и только их мир.

     – Я такое видела, – тихо сказала Эйфа. – Закрытые галактики.

     – Да, очень похоже, но там корабли проскакивали область, а здесь тебя разворачивает. Но принцип защиты похож.

     Обе они услышали у себя в мозгу детский смешок. Было ясно, что это смеялась Саматика, но она ничего не сказала.

     Закрытые галактики были особой областью во Вселенной. Они светились миллиардами звёзд, сияли пылевыми облаками и медленно двигались вокруг чёрных дыр, как и обычные галактики, но попасть в них было невозможно. При попытке приблизиться к ним с любой стороны корабль как бы проскакивал всю область галактики, мгновенно оказываясь с другой стороны. Словно трёхмерная галактика была двухмерной, просто проекцией в космосе и, пересекая границу, корабль вмиг оказывался позади неё. Ничто не могло приникнуть внутрь этих звёздных скоплений. Что там находилось – было окутано тайной. И вот теперь этот эффект проявлялся и здесь, в миллионах световых лет от ближайшей Закрытой галактики. Прямо здесь, на этой примитивной планете, в городе Киеве, на улице Московской, засыпаемой опадавшей листвой деревьев под лучами осеннего солнца.

     Эйфа и Аристэ стояли возле машины. Аристэ послала мысленный вопрос Саматике.

     «И как мы сможем его взять и изучить, если мы даже не можем приблизиться к нему?»

     «Всему своё время. Он тоже имеет слабое звено. Его слабость, это боль в сердце и злость. Этим он отвернёт от себя Творца. У него есть защитники, но его злость может быть сильнее их желания спасти его. Тогда защитники испугаются и потеряют контроль. Просто ждите, судьба сама вам поможет».

     Снова на телефоне Вали появился индикатор вызова. Женщина посмотрела на экран и, улыбнувшись, сказала:

     – Подожди, Егор, я отвечу. Это очень важно.

     Егор согласно кивнул. Пока Валя разговаривала по телефону, он осмотрел зал. На возвышении, около барной стойки, стоял старый рояль. Скорее всего, время от времени на нём играл мелодии пианист. В последнее время искусство тапёра возрождалось, но сейчас возле рояля никого не было, и свет над ним не горел.

     Валя закончила говорить и отложила телефон.

     – Итак, на чём мы остановились?

     А правда, на чём они остановились? Егор молчал.

     – Да, наверное, о твоей работе. Вот посмотри на меня. Я работаю не просто для того, чтобы заработать деньги. Мне приходится поддерживать семью. Муж, конечно, помогает, но он вечно занят. Его работа требует его отсутствия дома по десять, а то и двенадцать часов. Знаешь, что такое семья? Это куча проблем. У меня маленький ребёнок, и ему нужно не только много внимания, но и…, – она запнулась, обдумывая слова. – Он требует много, много…

     – Денег? – спросил Егор.

     – Пусть будет так. Наверное, ты правильно подметил, тех самых денег. Когда он заболел, а ему было всего полтора годика, я не знала что и делать. Я вызвала «Медиком», его положили в больницу. Ты знаешь, чем отличается коммерческая больница от обычной? Как лечат в обычной?

     – Знаю, – ответил Егор.

     – Тогда ты должен понимать, что я готова была на всё, ради своего сына. А что ты? Что ты собой представляешь? Почему ты отказываешься от денег, я не понимаю? То, что мне рассказал папин друг, даже если это только часть правды, это просто поразительно. Егор, что с тобой?

     Егор смотрел на Валю. На её лицо, которое будто покрылось паутинкой грусти, на её глаза. Он таял в них, но он не видел в их глубине тёплых чувств к себе. Просто сочувствие и всё.

     – Я просто так решил и всё, Валя. Разве это плохо?

     – Егор, ты как маленький ребёнок, – она вздохнула и посмотрела на свою чашку. – Вот ты, например, захотел познакомиться с женщиной. Куда ты её приведёшь? В квартиру, где живёт твоя мама? Пойми, я ничего не имею против твоей мамы, но ты должен понимать, что твоё благополучие должно начинаться с собственного очага, с собственного дома. А что есть у тебя? Да, как я поняла, у тебя талант лечить людей. Это здорово, но что дальше? Каждая девушка хочет быть хозяйкой в своей квартире, а не делить её с другой женщиной, пусть твоей мамой? Но сейчас, по факту, вариант лишь один – ей придётся делить квартиру со свекровью. Егор, ты совсем не понимаешь, что ничего путного из этого не выйдет? А потом появится ребёнок, а потом он вырастет. Дальше что? Всем жить под одной крышей? Егор, я купила квартиру и выплачиваю теперь по ней кредит, чтобы мой сын смог потом жить самостоятельно, – последнее слово она подчеркнула. – Сейчас это очень важно.

     Её слова жалили, жалили больно и разрывали сердце, но он ничего не мог сказать в ответ. И тогда у него вырвалось:

     – Валя, а когда ты в последний раз летала во сне?

     – Что? Ты о чём? – она сморщила лоб и покачала головой. – Опять всё те же детские глупости?

     – Наверно, но мне интересно. Раньше ты рассказывала мне про свои полёты.

     – Егор, оставь это. Это были подростковые мечты, я давно выросла из них. Давай лучше поговорим вот о чём. Раз уж ты признался мне в любви, то скажи, в чём тогда смысл твоей работы?

     – Валя, любимая.., – он запнулся на секунду и, вздохнув, тихо продолжил. – Наверное, работая в банке, ты привыкла всё мерить в денежном эквиваленте. Но есть вещи, которые нельзя просто измерить деньгами. Вот ты сама сказала, что ради Саши готова на всё. А если это нельзя купить? Если это нельзя измерить деньгами?

     – Романтик, романтик и ещё раз романтик, – Валя грустно улыбнулась. Её кофе уже остыл, и она больше не притрагивалась к чашке. – Боже, какой же ты романтик! Вот я говорю сейчас с тобой, и мне кажется, что ничего не изменилось с 90-х, с тех пор, когда я в последний раз общалась с тобой. Ты так наивно меня любил.

     – Да, любил и сейчас люблю.

     – И что ты мне можешь при этом дать? Вот, давай представим, я тебя полюбила, подаю на развод ради тебя, и что дальше? Что произойдёт дальше? Мои родители, когда об этом узнают, их хватит удар. Мой муж известный человек, большой бизнесмен, и вот я променяю его на тебя? Да вся моя жизнь развалится. Развод, опять свадьба, это ладно, я могу это пережить, но дальше жить как, в бедности? Егор, ты понимаешь, о чём я тебе говорю? У тебя нет ни денег, ни квартиры, ни машины, только чувства и воздушные замки. Ты сможешь вынести, что мы будем жить только на мою зарплату?

     – Если надо…

     Валентина Солнцева вздохнула.

     – Знаешь, а ты был прав. Нам не нужно было встречаться, это была глупая затея. Ты обожаешь меня, а что ты хочешь взамен? Любви? Постели? Или ребёнка от тебя родить? – Валя сказала это беззлобно, просто с грустью. Она жалела Егора, это видно было по её глазам. – Я уже не восемнадцатилетняя девушка с ветром в голове и сказочными, несбыточными мечтами. Они исчезли, и теперь моя жизнь – сплошная обыденность: муж, сын, дом и работа. Однако я крепко стою на ногах.

     – А что дальше? – спросил Егор.

     – А что дальше? Хочешь сказать, закатим скандал: топ-менеджер банка «Кредит Конфьянс» уличена в измене. Сенсация! – она вдруг опустила взгляд и пробормотала: – Боже, что я говорю. Что на меня нашло, прости.

     – Да нет, всё очень просто, – Егор протянул руку, чтобы дотронуться до руки Вали, но, не дойдя сантиметра до её ладошки, замер в нерешительности и, вздохнув, вернул руку обратно. – Маленький мальчик в школе увидел маленькую девочку. Сначала он не обратил на неё никакого внимания, маленькая девочка была привлекательной, но не более того, но один раз, когда они все вместе в классе на первом этаже школы переодевались на физкультуру, маленький мальчике понял, какая же эта девочка красивая. Он заметил её. Сначала она казалась ему просто красивой. Ему нравилось смотреть на неё и просто улыбаться. Он отводил взгляд, когда она смотрела на него в ответ, и убегал, когда она пыталась заговорить. Он вёл себя как придурок, но на самом деле он стеснялся её. Какой трепет она вызывала в нём, когда оказывалась рядом. Её волосы, её глаза, её губы, её щёки. Как он хотел до них дотронуться. С годами маленькая девочка превратилась в девушку. Такую притягательную, что мальчик понял, что не может жить без неё. Он думал только о ней, он мечтал только о ней, и во сна – во снах к нему приходила только она. Он пытался ей понравиться, но девушка не замечала его. Она любила другого, Юру. Она целовалась с ним так, чтобы мальчик видел. Она приглашала мальчика на свои Дни Рождения и там снова целовалась с Юрой. Издевалась ли она над мальчиком? Нет, скорее, жалела. Ей просто нравилось, что кто-то ещё любит её. Она бросала ему короткие взгляды и, смеясь, шепталась с подружками. Посмотрите на него, неудачника. А неудачник всё ещё на что-то надеялся. Он звонил девушке и говорил всякую чушь, он говорил глупости, только чтобы услышать её голос. Он навязывался к ней домой и смотрел, как она сидит, прикрыв халатом свои красивые ноги и поглаживая кошку. Он ведь так её любил, что висел на крыше её дома, рассматривая звёзды. А потом девушке это надоело и один раз, в один день, по телефону она разбила ему сердце. Он просто позвонил не вовремя. Девушка была не в настроении. Одной лишь фразой о том, что она не собирается с ним гулять и заводить роман, что он просто дурачок, она разбила его душу…

     – Не правда! – вымолвила Валя. – Не так всё было.

     – Правда, мой далёкий котёнок. Это правда. Ты это понимаешь, ты это чувствуешь своим сердцем. Ты отдала кусочек своего сердца Юре, ты отдала кусочки сердца другим мальчикам, ты отдала большую часть сердца сыну, ты отдала часть сердца мужу, а остальное – родным. Мне ты не оставила ничего. Но я оставил, Валя. Вот он, мой маленький кусочек сердца, этот осколок, который остался, который я сохранил после того телефонного звонка. Я сохранил его для тебя. Я его дарю тебе. Пусть он согреет тебя, если тебе будет плохо, если тебе будет одиноко и холодно на душе, пусть он тебя согреет своим теплом, моей любовью, когда тоска заполнит твою душу. Частичка моего тепла, моей любви к тебе до смерти. У меня нет квартиры для тебя, нет машины или денег. У меня есть только этот подарок. – И тут Егор протянул руки и взял холодные ладошки Вали Солнцевой. И Существо помогло ему. Что-то нежное коснулось Вали, и морщинки возле глаз девушки разгладились. Лицо словно помолодело, а глаза стали такими прозрачными. Перед ним сидела Валя из его прошлого, потерянного прошлого. Девушка молчала. Ей нечего было сказать.

     – Да, Валя, это мой прощальный подарок тебе.

     – Спасибо, но знаешь, Егор, несмотря на твои чувства, я…

     Она запнулась. Странно, но боль в спине исчезла. Она смогла, наконец, разогнуться. Какое это волшебное чувство! А ведь её ребёнок столько весил, и столько ей пришлось таскать его на себе, когда он капризничал и отказывался идти своими ногами. И она брала его на руки, а в другой руке несла тяжёлые пакеты с покупками... И вот, этой боли больше нет. Поразительно!

     Валентина Солнцева смотрела в глаза Егора. Может быть, ей это и показалось – свет в помещении был приглушён, – но ей показалось, что он плачет. Бисеринки слёз застыли в уголках его глаз. Её телефон снова пискнул звуком пришедшего сообщения. Она посмотрела на экран своего смартфона, проверила его содержимое, а когда вновь подняла глаза, Егор Куликов смотрел в сторону, туда, где стоял рояль. В душе женщины боролись противоречивые чувства, но один вопрос, всего один вопрос, такой холодный и безжалостный, победил. Выдернув руки из горячих ладоней Егора, Валя спросила:

     – Зачем ты хотел встретиться со мной, чтобы попытаться разбить моё сердце? – она вдруг вскипела. – Ты этого добивался? Егор, ответь на мой вопрос прямо, я хочу знать.

     – Мой котёнок, – тихо начал он. Он замер на несколько минут, глядя куда-то в пол, а потом продолжил: – Я… Не я хотел… Я не просил. Ладно! Я не могу разбить сердце женщины, если она счастлива, это невозможно, – Существо проснулось и показало ему ауру Вали. Перед ним бушевали её чувства. Они кипели и извивались: алые, синие, розовые сполохи. Что он задел в ней? – Наоборот, я так боялся этой встречи, и так боялся сделать тебе больно.

     Егор снова взял в руки её ладони. Его пальцы нащупали обручальное кольцо, и его металл кольнул его невыносимой болью. Всё, это было всё. Поезд его давно ушёл, и вот он стоит на заснеженном полустанке, кутаясь в рваные одежды и замерзая, и смотрит туда, куда умчался поезд. Он уже не чувствует ледяной ветер, он уже не слышит вой вьюги, почти не ощущает болезненные уколы сухого, колючего снега. Куда бежать? За поездом? Может, поплакать на последок? Егор опустил взгляд своих небесно-голубых глаз. Он смотрел на свою чашку кофе, которая давно остыла. Нет в ней тепла. Существо ничего не сделало, но Егор увидел, как оставшаяся в чашке жидкость начинает двигаться. Она трепетала и начинала вскипать, и секунд через десять от чашки вновь начал подниматься ароматный пар.

     Егор снова посмотрел в глаза Валентины Солнцевой. Она ответила взглядом на взгляд. Что она прочла в нём, знала только она. Существо по-прежнему молчало. Оно не вмешивалось и даже не старалось больше принести боль. Что произошло с ним? Даже когда Егор лечил Машу, Существо кололо его болезненными напоминаниями о себе. А сейчас – ничего. Оно подарило Вале молодость просто так, безвозмездно.

     Егор разглядывал лицо своей роковой женщины. Валя старалась не обращать на это внимания, но он-то видел, как краешком глаза она посматривала за ним. Механическим движением, она поправила волосы, заложив их за уши, потом достала сумочку, и замерла: какая то мысль полностью завладела ею. Если бы она знала, как она сейчас выглядела. Она могла достать из сумочки зеркальце и посмотреть, но Егор видел, что она вся напряжена состоявшимся разговором, и что-то терзает её. Её мысли были далеки от сумочки и от зеркальца. Она даже перестала хотеть покурить, так её захлестнули эмоции. Посидев так секунд тридцать, она сказала:

     – Знаешь, Егор, знаешь… – она не смогла подобрать слова и выдернула руки из ладоней Егора. – Мне нужно идти. Я заплачу за кофе. Я вижу, у тебя с деньгами не очень… Ты не подумай, я просто заплачу… Сейчас, найду карточку, – она склонилась над сумочкой и отстегнула защёлки магнитного замка.

     – Валя, не надо. – Егор рукой остановил её. – Я же мужчина, я заплачу.

     – Ты?

     Она посмотрела в его голубые глаза и замерла. Её руки самопроизвольно застегнули замок сумочки. А Егор продолжал говорить:

     – Я не буду больше встречаться с тобой, не звони мне. Ты сама этого не хочешь. Я всё понимаю. Просто мне было трудно и одиноко. У меня никогда никого не было по-серьёзному, не было девушек. Меня никто не любил, – тут он вдруг увидел перед собой лицо Маши и понял, что врёт. Вздохнув, он продолжил: – Мне так хотелось тебя увидеть и просто поговорить, прикоснуться к тебе. Почувствовать твои холодные руки, вдохнуть аромат твоих духов. Это за деньги не купишь. Я хочу, чтобы ты была счастлива, а мне остаётся только быть на расстоянии. Это и есть…

     – Хватит, Егор! – Валя встала из-за стола и направилась к вешалке за своим пальто. На её голос несколько человек за соседними столиками обернулись. Егор встал из-за своего места и, положив на стол сотню гривен, направился к женщине. Он помог ей одеться, а потом она повернулась к нему. Её такие глубокие карие глаза, волосы, широкий лоб и нежная улыбка. Такая близкая и такая далёкая. Она осторожно дотронулась до его рук своими холодными пальцами и тихо сказала:

     – Прости, Егор, но тогда, очень давно, по телефону я сказала правду. Ты сегодня сказал мне такие нежные слова, такие ранящие. Мне так было тепло от них, но… ты же видишь, что у нас ничего не может получиться. Я создана для другого человека. Мой Алёша – моя крепость и моя опора. Он столько мне дал, столько раз был рядом в трудную минуту. Ты не сможешь его заменить. Возвышенные чувства со временем сгорают, а деньги остаются. Прости, пожалуйста, прости меня, Егор, мне очень жаль, я… – она запнулась, и в её глазах блеснули слёзы, – … я не могу ничего изменить и ничего не могу начать заново. Я позвоню.

     – Не надо, Валя. Не надо мне звонить и делать одолжение. Я хочу, чтобы ты просто улыбалась. Вот и всё. Твоя улыбка согреет меня. Помнишь, как тогда, на моём Дне Рождения, в восемьдесят восьмом году, ты так зажигательно смеялась и так улыбалась мне? Это было просто безумие чувств. Я эту улыбку никогда не забуду. Она всегда будет со мной.

     – Какие красивые слова, Егор, лет двадцать назад моё сердце растаяло бы, но сейчас… Прощай!

     Валя махнула рукой и вышла. Девушка официант осторожно прикрыла за ней дверь и с грустью посмотрела на Егора. Она была невольной свидетельницей их разговора и теперь просто смотрела в его глаза и молчала. Егор остался стоять в дверях и едва сдерживал слёзы. Потом он посмотрел на девушку-официанта, улыбнулся и заметил:

     – Бывает.

     Но невысокого роста девушка, с большой коричневой косой почти до пояса, полненькая, но с очень миловидным лицом, посмотрела на столик, где они Валей сидели, и тихо сказала:

     – Сдачу вам принести?

     – Что, сдачу? Нет, оставьте себе, это чаевые.

     – Вы в этом уверены? – она верно оценила платёжеспособность Егора. Он это понял и криво улыбнулся.

     – Девушка, а что сейчас для меня деньги? Что?

     Он повернулся к вешалке и тут девушка продолжила:

     – А что вы с ней сделали?

     – Простите, я не понял?

     – Вы думаете, это не заметно? Когда каждый день на работе происходит одно и тоже, однообразная рутина и скукота, начинаешь развлекаться, наблюдая за посетителями. Я же видела, что вы с ней сделали. Она же помолодела! Её лицо, её морщины, – они исчезли, и родинка над правой щекой тоже пропала. И её руки изменились... Я же женщина, я всё это хорошо вижу. Вы – Егор Куликов? Тот самый?

     – И что, вы будете у меня сейчас просить одолжения?!

     Егор начал вскипать, но девушка-официант вдруг ответила:

     – Знаете, я бы многое хотела у вас попросить для себя, очень много. Но знаете, ваши слова задели мою душу. Есть то, чего нельзя купить за деньги, и пусть я останусь такая, какая я есть.

     А что Егор? Он посмотрел на девушку, кивнул и вдруг зашагал обратно в ресторан. Он весь кипел накопившимися чувствами, чувствами любви, печали и грусти. Кому он может теперь их подарить, когда Валя ушла? Сам того не сознавая, он подошёл к роялю и, открыв крышку, коснулся клавиш.

     – Молодой человек, без разрешения нельзя садиться за рояль, – к нему направился из дальнего угла охранник.

     Женщина, которая до сих пор мучилась мигренью, копаясь вилкой в салате, поморщилась:

     – Ну всё, Григорий, мы сюда зря пришли. Сейчас нас развлекут!

     – Я прошу тебя… – но её спутник не договорил.

     Егор начал играть. Сначала только правой рукой, он наигрывал медленную грустную мелодию, а потом коснулся клавиш левой рукой и начал ею играть сопровождение. Охранник замер. Замерли все, кто находился в ресторане, они слушали его. А он всё играл...

     Кто сказал, что есть музыка мёртвая или живая, есть живой рок, классика, или есть мёртвая электроника? Всё это бред. Есть всего семь нот, просто семь нот, а живой или мёртвой музыку делает сам человек. Делает тем, как он играет эту музыку и вкладывает ли он в неё душу.

     Егор не помнил название группы. Помнил только, что это электронный проект из 90-х. Композиция называлась «Боб километр». Он просто играл, и музыка лилась по притихшему ресторану, наполняя его светом и энергией Егора. Вот она, его любовь. Зачем нужно было теперь хранить её, собирать по крупицам и лелеять, если она Вале больше была не нужна. И он делился ею с окружающими, он играл мелодию, и вместе с ней в воздух поднималась его энергия. Ему показалась, что перед роялем танцует девочка. Наваждение, созданное его болезненным сознанием. Нет никакой девочки, и то, что сейчас её, танцующую перед роялем на помосте, не видят остальные посетители, доказывает, что она – только плод его воображения.

     Женщина, которая так нелестно отозвалась о Егоре, перестала морщиться и тереть лоб. Её боль прошла, словно её и не было никогда. Егор не знал, как он научился играть на рояле. На нём умела играть его прабабка, сам же он никогда не прикасался к клавишам. Но сейчас он играл, как будто его руками управляла его душа.

     Когда он закончил и встал, вокруг стояла полная тишина. Все, все кто был в ресторане, смотрели только на него, и на многих лицах блестели слёзы. Егор вздохнул и направился к выходу. Девушка официант подала ему его потёртую синюю куртку и, глядя на него своими серыми глазами, тихо прошептала:

     – Мне очень жаль. Поймите, правда очень жаль.

     – Вам-то чего меня жалеть? Я получил то, что заслуживаю. Прошлое не вернёшь, оно ушло безвозвратно. Я – просто дурак, который потерялся в романтике.

     – Вы не правы...

     – Нет, я прав. Я – полный болван! – сказал Егор вполголоса и одел свою куртку.

     Он не смотрел в зал, но чувствовал, что на него смотрят. Коснувшись ручки, он всё-таки решился оглянуться и увидел, что многие посетители смотрели на него и перешёптывались. Женщина, которая после игры Егора избавилась от головной боли, увидев, что он смотрит на неё, потупила взгляд. Её спутник ей что-то сказал, но отсюда не было слышно, что именно.

     – Нет, я нищий болван. И место мне под забором.

     – Глупости! – эмоционально выкрикнула девушка и тут же от неожиданности сказанного прислонила правую руку к губам.