Моргана Руднева : другие произведения.

Вы сами этого хотели

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказ написан на конкурс "Будущее время", тема конкурса - бессмертие.

  Уведомление разбудило меня в пять утра. Телефон пискнул и замигал неоновой синевой. Да что ж за человек такой, никак выспаться не даст!
  
  Гладкий бок серебристого ХуФона приятно холодил ладонь. На экране высвечивалось привычно-тревожное:
  
  "Ну когда?".
  
  - Валентин Петрович, я сплю, - честно признался я. - У нас пять утра вообще-то.
  
  ХуФон замигал, перестраиваясь из текстового режима в голосовой.
  
  - Все бы вам спать, Сашенька, - ворчливо заметил он. - А я не молодею!
  
  - Да Разум с вами, Валентин Петрович! Вы и не стареете! - о том, чтобы лечь спать дальше, речи уже не шло.
  
  Я свесил ноги с кровати, вслепую стукнул ладонью по ней, надеясь, что попал по правильной кнопке, и приедут тапочки, а не робопылесос.
  
  - Сашенька, - ядовито проговорил Валентин Петрович. - Вы посидите с мое в телефоне устаревшей модели, а потом уже говорите...
  
  - Валентин Петрович, еще немного, и вы возомните себя джинном из арабских сказок, - хохотнул я. - А когда Процесс будет завершен, вы предложите Научному Комитету исполнить три желания?
  
  - Скорее Научный Комитет исполнит три моих!
  
  Да, у Валентина Петровича Кацмана и при Первой жизни характер покладистостью не отличался, чему же я удивляюсь теперь? Хоть бросай работу над Процессом и садись за диссертацию о том, что характер человека напрямую связан с его разумом. И портится со временем.
  
  Я включил свет в студии, набрал на панели комбинацию, открывающую шторы и окна, и впускающую неоновый свет Столицы. Столица давно находилась под энергетическим куполом, так что за солнышком все ездили в Краснодарское Капище (ненадолго), а в Столице наслаждались результатами труда Научного Комитета. Зато живы! А то, говорят, больше месяца под солнышком никто еще не выдерживал. Поэтому, пока Процесс не будет завершен, и первые подопытные не подтвердят успех всей операции, мы не рискуем.
  
  Сам я вот уже три года не был в отпуске, и как-то не стремлюсь. В Столице найдутся симуляторы на любой вкус, понадобится - схожу туда. Пока необходимости не возникало. Процесс выходил на финишную прямую, и я не мог думать ни о чем, кроме будущего успеха.
  
  Пока варился кофе, я наскоро запустил капсульную скороварку. Не то, чтобы я любил современные безвкусные завтраки, но возиться с чем-то настоящим не было ни желания, ни сил.
  
  Висящая на стене панель угрюмо молчала, только мерное перемигивание зеленых лампочек указывало на то, что компьютер в спящем режиме, и всю ночь работал над вычислениями. Короткой комбинацией я запустил панель, и компьютер пробудился с низким гулом, выдав на экран результаты ночных трудов. С чашкой в руках я застыл перед панелью, изучая датчики и показатели.
  
  - Ну, что там? - проворчал ХуФон из моего кармана.
  
  Я спохватился и выложил Валентина Петровича на стол.
  
  - Подождите, - цыкнул я. - Имейте терпение, Валентин Петрович! Вроде профессор, доктор биологических наук, а туда же. Я, в отличие от вас, живой человек, смертный... Пока еще. Мне завтракать надо.
  
  - Поставь меня на подзарядку! - выдал новое требование ХуФон. - Мне тоже надо есть. Энергию.
  
  Зуб даю, это он из вредности. Датчики показывали, что все у него нормально с зарядкой, но я все равно открыл настройки беспроводной сети и активировал зарядное устройство. Телефон замигал и успокоился.
  
  Внизу экрана на панели мелькнуло новое уведомление. В тот же миг Валентин Петрович заявил нарочито механическим тоном:
  
  "У вас. Одно. Новое. Сообщение."
  
  - Спасибо, Сири, - хмыкнул я и вывел сообщение на стенную панель.
  
  Я знал, что Валентин Петрович все равно его прочитает, но должно же у меня было оставаться хоть немного личного пространства? У меня не могло быть другого телефона: по правилам Процесса куратор находился с ХуФоном постоянно, и не мог отвлекаться на посторонние факторы. Как тамагочи, ей-богу...
  
  "Саша! У тебя еще есть шанс передумать. Ничего не потеряно! То, что вы делаете - неэтично. Противоречит всякой морали и человечности! Подумай, во что превратится мир, если вы добьетесь успеха! Или во что тебя превратит поражение. Господь Бог и Эволюция создавали мир не просто так по определенным законам. Нельзя обмануть смерть! Все, кто пытались, потерпели крушение. Надеюсь, ты прислушаешься ко мне наконец."
  
  Аня...
  
  Разуму известно, чем только была забита ее голова. Ведь такая талантливая девочка, способная. Умная даже. Но слишком медленная. В нашем деле медлить никак нельзя. Технологии развиваются стремительно. Раньше один шаг занимал век, потом полстолетия, потом год, потом счет пошел на месяцы, и потом - почти на дни. Человечество бросилось вперед, в поисках единственного пути к спасению. Конечно, Первый Солнцеворот только подтолкнул нас к действию. Когда температура поднялась до уровня, мало пригодного для жизни, мы уже были готовы. Оттого можно сказать, что Земля не сильно изменила своим привычкам за последние восемьдесят лет.
  
  Но катастрофы всегда случаются в пиковый, переломный момент. Лишь оказавшись на краю гибели и чудом устояв мы поняли, что готовы. Готовы еще раз рискнуть и выиграть у Разума джек-пот на главную тайну человека. На бессмертие.
  
  Потому мы начали Процесс. Начали его с выдающихся, величайших умов прошлого десятилетия. Процесс дал возможность извлечь разум человека и перенести его на цифровой носитель, сохранив все, что делало человека человеком: образ мысли, характер, привычки, манеру речи, базовые потребности... Смертные тела перестали иметь значения с тех пор, как первые цифровые носители впитали в себя Человека. Это еще не было вечностью... но стало шагом к ней.
  
  А теперь мы стояли на пороге настоящего переселения души! Тела, что изготовил Научный Комитет, должны стать идеальными носителями для разума. Выносливые, нестареющие, прекрасные тела. Это будут ангелы. Это будет легенда! Если только все пройдет успешно. Пока Процесс проходил так гладко, что это давало мне повод для тревоги. Когда что-то дается очень просто, жди подставы.
  
  Вот от таких, как Аня, подставы можно ждать запросто. Аня так и не смогла смириться с существованием Процесса. В ее голове научное образование и знание о Разуме необъяснимым образом сочеталось с устаревшими догматами о боге и душе, к тому же она считала, что следует жить по законам эволюции. Словом, одна какая-то пресная каша была у нее в голове. Таким, как Аня, дай волю - и мы бы все остались еще в Солнцевороте. Планета-котлета, мать ее...
  
  Я скрипнул зубами и стер сообщение.
  
  - Хм, - глубокомысленно отреагировал Валентин Петрович. - Может, ты перестанешь сожалеть об ограниченности людского разума и вернешься к вычислениям? Мой разум, знаешь ли, весьма устал быть ограниченным картой памяти айфона...
  
  - ХуФона, Валентин Петрович! - я закатил глаза. - Если бы вас занесли в айфон, мы бы переговаривались картинками.
  
  - Да какая разница!
  
  - Большая! - пришла моя очередь для занудства. - ХуФоны были разработаны специально для интеграции человеческого сознания. От телефона в них только базовые функции, все остальное направлено на возможность вашего комфортного существования...
  
  - Комфортного?! - телефон перешел на вибрацию и запрыгал по столу. - Сашенька, вы следующий в очереди на бессмертие! А я буду носить вас в кармане и фотографировать сендвичи!
  
  - Я думал, вы скучаете по сендвичам...
  
  - А душу зачем травить старику? - скрипнул Валентин Петрович.
  
  Это он капризничал. В ХуФонах налажен полный синтез вкусов, запахов и даже тактильных ощущений, так что Валентин Петрович имел возможность наслаждаться жизнью поболее некоторых.
  
  Я отставил чашку в сторону и с головой погрузился в работу. Валентин Петрович перестал кривляться и тоже включился в работу. В этом заключался главный плюс моего кураторства. Великие люди - они в разных областях великие. И я слышал много жалоб от куратора Великого Музыканта Кантиловского, например. Кантиловский будил куратора прекрасными мелодиями, но абсолютно ничего не смыслил в биоэнергетике, роботехнике и робобиологии. Профессор Кацман же, при всех его видимых недостатках, был выдающимся специалистом именно в нашей области. Мы вместе работали над Процессом и добились огромных успехов. Не будет преуменьшением заметить, что столь быстрый переход на новый уровень Процесса стал возможен только благодаря его находкам.
  
  Просто Валентин Петрович очень хотел перестать быть телефоном.
  
  За моей спиной зашипела кофеварка. Я удивленно обернулся и увидел, как неоново переливается экран ХуФона.
  
  - Валентин Петрович?
  
  - Ну, ты же живой человек, - смущенно промямлил он. - Тебе кофе нужен.
  
  Вот это я понимаю - командная работа!
  
  ***
  
  К концу дня позвонили из Научного Комитета.
  
  - Третий Солнцеворот входит в активную фазу, - поспешно проговорил координатор Дмитрий.
  
  За годы работы в Процессе я научился различать координаторов по голосу.
  
  - И что это значит?
  
  - Нам бы ускориться, Александр Маркович. Сейчас всех в темпе отзывают с курортов, даже из Капища рекомендуют возвращаться в столицу. Прогнозы резко ухудшились. Министерство возлагает на Процесс большие надежды, и...
  
  - Нельзя. Торопить. Процесс! - я побледнел и до боли впился пальцами в стеклянную столешницу.
  
  Тупые бараны в Министерстве опять взялись за свое!
  
  - Я все понимаю, Сашенька, - залебезил Дмитрий. - Но им-то не объяснишь. Они хотят поскорее увидеть результаты Процесса, чтобы запустить его на общедоступном уровне...
  
  - Боюсь, это совершенно невозможно, - отрезал я.
  
  - Сами отчитывайтесь перед Министреством в понедельник, - поторопился сообщить Дмитрий. - Я только координатор, я в ваши дела не лезу.
  
  - И правильно делаешь!
  
  У Дмитрия мозги так же были запудрены идеями этики и человечности. Угроза нового Солнцеворота не пугает, что ли?
  
  - Когда сообщат о Солнцевороте?
  
  - Не сообщат, - помявшись, ответил Дмитрий. - То есть, по всем прогнозам в этот раз он будет слабенький. Если не вылезать за пределы защищенных территорий, никто и не заметит ничего.
  
  Сволочи... Трубка задрожала у меня в руках. Снова танцуют на тех же граблях. В прошлый раз, когда Второй Солнцеворот наступил, погибла девочка. Просто гуляла на границе защищенной территории, играла с друзьями то ли в салки, то ли в жмурки, и вышла за край барьера. Мать рыдала с обгорелыми костями на руках, а призвать к ответу вроде бы и некого. Предупреди людей об угрозе - начнется паника. Умолчи - будут жертвы.
  
  Когда Процесс станет общедоступным и мы избавимся от человеческих тел... Все это перестанет иметь значение.
  
  - Сашенька, вы меня слышите?
  
  - Слышу, задумался просто... - пробормотал я. - Что еще?
  
  - Научный Комитет назначил первую ступень на воскресенье.
  
  - Что-о-о-о?...
  
  - Сами понимаете, раз в понедельник слушания, так надо представить что-то Министерству, и...
  
  - Вы отдаете себе отчет, что мы не готовы?
  
  - Ну...
  
  - Так отдаете или нет?
  
  - В воскресенье в двенадцать вам стоит быть на площадке, - вздохнул Дмитрий. - Я всего лишь координатор. Что сказали, то и передал.
  
  - Всего доброго, - процедил я и отключился.
  
  Вот ведь удобно устроился человек! А то, что мы рискуем... Всем рискуем, его не интересует. Я подошел к окну и уставился на пролетающие мимо таксолеты, переваривая полученную информацию.
  
  Третий Солнцеворот уже близок. Так скоро... Вопреки всем прогнозам. А значит, что сбываются самые худшие, самые безнадежные предположения. Третий Солнцеворот уничтожит то, что еще оставалось от пригодной для жизни атмосферы и человечество не выживет. Если только Процесс не позволит переселить большинство - хотя бы большинство! - в искусственно выращенные тела с устойчивостью к радиации и высоким температурам. Но даже для этих тел нужны защитные экраны.
  
  По моим подсчетам, оставалось не больше года. И если Процесс не запустить в эксплуатацию прямо сейчас, рискуем просто не успеть. Все это ясно, ясно... Но в этот момент вся моя тревога, ощущение грядущей беды и страх перед обманчивой ровностью течения эксперимента свились в холодный свинцовый ком в животе.
  
  -- Са-аш? - позвал Валентин Петрович. - Может, водички попьешь?
  
  - Все слышали?
  
  - Все, - вздохнул Валентин Петрович. - И вот что я тебе скажу... Правы они там.
  
  - А если что-то пойдет не так? А если вы?..
  
  - А я, Сашенька, уже принес свое тело и разум в жертву науки, - хмыкнул Валентин Петрович. - И если даже я лично не перенесу Переход, я смогу помочь многим другим.
  
  - Ох, доктор Кацман, доктор Кацман, - я сокрушенно покачал головой и вернулся к работе.
  
  Про сон можно было забыть. Времени до воскресенья оставалось до обидного мало.
  
  ***
  
  Таксолет остановился прямо перед Главным зданием Научного Корпуса.
  
  Прозрачные двери бесшумно разъехались в стороны, просканировав меня с ног до головы. И пропустили внутрь. Робот-дознаватель проверил состояние ХуФона, мне выдали белый халат и пропустили внутрь.
  
  В большом зале, полном стекла и тонких металлических перегородок, собралась уже большая толпа. Кураторам была отведена отдельная секция со столом, кофемашиной, синтезированным завтраком и личными планшетами. Научный Комитет всегда старался обеспечивать своих сотрудников всем необходимым, справедливо полагая, что сытый и мотивированный сотрудник приносит лучший результат.
  
  По левую руку от меня сидел Васнецов, куратор музыканта Кантиловского, и, судя по отрешенному взгляду и мигающему в ухе динамику наушника, слушал очередное великое произведение. Остальные кураторы тоже были заняты своими ХуФонами. На лицах читалось сонное раздражение и общее непонимание, чего ради нас сюда всех согнали раньше срока. У меня зародилось подозрение, что с Дмитрием и его инициативностью мне просто-напросто повезло. И что я знал больше, чем многие в этом зале.
  
  - Выше нос, Сашенька, - подбодрил меня Валентин Петрович. - Сегодня великий день!
  
  - Наконец-то, да?
  
  - Наконец-то!
  
  Мне показалось, что голос Валентина Петровича энтузиазмом не пылает. Впрочем, кто из нас пытался что понять по искаженному голосу из динамика маленькой машинки? Вот когда доктор Кацман получит свое новое, бессмертное идеальное тело, тогда и поговорим как люди. В кафе сходим. Или в кино, на худой конец.
  
  Тем временем зал стремительно заполнялся людьми. Каждому на входе выдавали стерильный белый халат, поэтому со стороны сложно было отличить ученого от спонсора или журналиста. Вокруг нестерпимо нарастал гул обсуждающих все вокруг голосов. Я не выдержал и тоже засунул в уши наушники, попросив Валентина Петровича вкратце повторить мне итоговые результаты.
  
  Я не выспался, был раздражен и напуган, и даже у чашки относительно хорошего кофе не вышло меня взбодрить.
  
  Однако показания прогнозов казались весьма обнадеживающими.
  
  Мимо нашего стола прошла Аня. Лицо ее было сердитым и сосредоточенным, она выглядела погруженной в себя - такая замкнутость проявляется на лицах людей, склонных подолгу пережевывать одну и ту же мысль. Задержавшись рядом со мной, Аня бросила гневный взгляд на ХуФон в моих руках и сложила руки на груди.
  
  - Ты получил мое письмо? - резко спросила она.
  
  Я вздохнул.
  
  - Получил. Скажи мне, вот что толку сотрясать воздух? Думаешь, я отступлюсь от проекта всей своей жизни, у истоков которого я стоял, только потому, что ты пришлешь мне записку с парой громких слов?
  
  Аня посмотрела меня с таким сожалением в глазах, словно я был тяжело больным ребенком.
  
  - Я думала, ты умнее. Надеялась на это, - вздохнула она, и нахмурилась еще сильнее. - Ну ничего, ты сам все поймешь.
  
  Я хотел уточнить, что еще я должен понять, или хотя бы рассказать ей про прогноз на Третий Солнцеворот, но тут ее отвлек доктор Белов, подхватил за локоть и увел куда-то в лаборатории. Я проследил за ней взглядом. Аня что-то эмоционально рассказывала ему, Белов сочувственно кивал головой. Ох уж эти этики... Еще и доклад про бесчеловечность подготовили. Я прямо чуял, что так и есть - и не ошибся.
  
  Доклад доктора Белова содержал в себе избитые формулировки о том, что человек должен оставаться человеком, что переселение сознания в роботов ни к чему хорошему не приведет, и что, если человечеству суждено погибнуть, то пусть эта гибель будет достойной. Я слушал его речи с равнодушным видом, хотя внутри все кипело, а у куратора музыканта Кантиловского, сидевшего рядом со мной, нервно дергалась бровь. Хотя мы оба прекрасно знали, что доктор Белов имел в Научном Комитете репутацию странного человека, и вряд ли его слова будут иметь какой-то вес перед лицом общей угрозы. Но уже сам факт того, что ему позволили выступить, приводил меня в ярость.
  
  Мы стоим на пороге великого открытия, меняющего судьбу человечества. Здесь нет места устаревшей морали.
  
  Тем временем доктора Белова сменил другой докладчик, со стороны Научного Комитета, который вкратце обрисовал достижения в области переселения разума и пригласил к микрофону руководство Процесса. На кафедру поднялся профессор Людин, и я на время отвлекся от мрачных мыслей, приготовившись слушать доклад. Профессор Людин был тем человеком, благодаря которому я попал на проект, и поэтому мне было важно услышать его напутствие.
  
  - Мы переступили черту. Это - последний рубеж! - вещал профессор Людин, и его глубокий звучный голос широко разносился по всему залу. - Все предыдущие тысячелетия развития человеческой цивилизации в конечном итоге привели нас сюда. Мы в шаге от раскрытия последнего секрета бытия: смерти. Бессмертие - вот великая цель, к которой стремились сотни ученых во все времена, но только в нашу эпоху, в эпоху цифровых технологий и роботроники, в конечном итоге бессмертие стало реальностью. И я горд и счастлив тем фактом, что именно я удостоин чести представить вашему вниманию будущие тела, сосуды для человеческого разума!
  
  Его речь встретили громом аплодисментов. Под их аккомпанемент профессор Людин нажал на кнопку, и блестящая белая панель в стене поехала вверх, открывая семь сосудов с телами. Сосуды выехали вперед, представляя на всеобщее обозрение серебристую сталь корпуса и голубоватый свет, заливающий идеальные тела, хранящиеся внутри. Еще одно нажатие кнопки - и крышки сосудов поползли вверх.
  
  - Это - ангелы! - с благоговением произнес профессор Людин. - Идеальные люди, новое поколение, первые из тех, кто принесет в мир радость и мир. Наше будущее. Наше настоящее - потому что уже сегодня эти семь тел наполнят сознания, сохраненные в течение всего Процесса. И это выдающее, уникальное событие произойдет на ваших глазах!
  
  Еще один гром аплодисментов. Я заметил краем глаза, что доктор Белов стоял в стороне, поджав губы, и не присоединялся к общественному веселью.
  
  - Я хочу пригласить сюда, - продолжил тем временем профессор Людин. - Тех людей, что работали над Процессом в течение долгих лет, выдающихся, самоотверженных ученых, Кураторов Проекта!
  
  Под очередной град хлопков и восторженных выкриков я поднялся на кафедру, вместе с шестью своими коллегами. Профессор Людин представил нас по очереди, озвучив, за кем нам выдалось присматривать, и дал каждому из нас право выступить с короткой речью. Я не готовился к этому выступлению, потому что уже много лет знал, что я хочу сказать.
  
  - Александр Искрин! - представил меня профессор Людин, когда подошла моя очередь.
  
  - Этот день очень важен для нас, - коротко сказал я, и почувствовал, что дыхание сбивается от волнения. - Мне выпала великая честь быть куратором доктора Кацмана: идеолога нашего проекта, пожертвовавшего всем собой ради науки и будущего нашей цивилизации. Мы с доктором Кацманом провели большую работу и сегодня для нас великий день. День, когда доктор Кацман снова обретет тело и сможет вернуться в Научный Комитет, чтобы помогать всему человечеству - так же, как он делал всю свою Первую жизнь. Спасибо! И... Удачи всем нам!
  
  - Удачи, Сашенька, - пробормотал Валентин Петрович у меня в наушниках.
  
  Я смотрел в лица собравшихся и видел возбуждение, предвкушение и чистую радость. Счастье наполняло меня.
  
  Когда торжественная часть подошла к концу, я быстрее всех оказался у сосуда с именем Валентина Петровича Кацмана, и был готов немедленно начинать Переход.
  
  ***
  
  Прозрачные непроницаемые перегородки опустились с потолка, отрезая нас от публики. Я прекрасно понимал, что сделано это в целях нашей же безопасности, но все равно ощутил неприятный холодок по спине. Никому не приятно вдруг оказаться лабораторной мышью в клетке. Сотни заинтересованных глаз следили за каждым шагом и действием, отчего и без того нервная ситуация Первого Перехода становилась еще острей.
  
  - Сашенька, не нервничайте, - прозвучал в наушнике голос Валентина Петровича. - Мы же так долго этого ждали. Еще немного - и человечество, наконец, совершит тот существенный рывок, которого ждали целые столетия! Остался один шаг. Один шажочек... И его надо сделать вам, Сашенька.
  
  - Спасибо, доктор Кацман, - через силу улыбнулся я. - Скоро увидимся, и я смогу, наконец, пожать вам руку, коллега.
  
  - Удачи, - шепнул Валентин Петрович и отключился.
  
  Я достал ХуФон и встал напротив тела, изготовленного для доктора Кацмана,и каждый куратор занял свое место. Профессор Людин набрал новую комбинацию на экране и перед нами открылись панели управления, вмонтированные в сосуды. Я медленно опустил ХуФон в предназначенный для него слот. Руки у меня тряслись. Дрожащими пальцами я набрал несколько цифр, и экран ХуФона неоново замерцал. Сосуд загудел, переливаясь мерцанием неоновых ламп, по экрану замельтешили бесконечные ряды цифр - человеческий код, уникальный и незаменимый, оцифрованный с помощью новейших робобиологических технологий, переписывался из ХуФона в тело.
  
  Пройдет не больше пяти минут - и ХуФон, с которым я так долго был неразлучным, превратиться в бесполезный кусок железа. А мы с моим дорогим другом Валентином Петровичем пойдем в кино и на симуляторы... Не отвлекаться, Сашенька, не отвлекаться. Мои руки летали над сенсорной панелью, корректируя код.
  
  Тихо, низко загудели процессоры.
  
  Переход начался.
  
  С замиранием сердца я следил за тем, как медленно тянется вверх полоска жизни. В прозрачной клетке царила тишина, изредка перебиваемая вздохами ученых и пиликаньем кнопок. ХуФоны, погруженные в свои отсеки, неоново сверкали и переливали жизнь в новые тела.
  
  Зазвучала первая сирена.
  
  Сосуды открыли глаза - все как один, словно по команде. Поначалу в их глазах не было и капли жизни, но сирена зазвучала снова, и глаза налились кровью, и болью, и страстью, и смехом - жизнью. Зрачки задвигались, радужки посветлели, белок пересекли тонкие линии прожилок.
  
  С третьей сиреной из груди сосуда вырвался первый вздох.
  
  Сирены гудели, гром аплодисментов доносился даже сквозь звуконепроницаемый купол и, бросив взгляд через плечо, я увидел толпу восторженный, бьющихся в экстазе людей, кидающихся на прозрачную стену, что-то кричащих, стонущих, бессвязно шепчущих... Отчего-то вид их перекошенных лиц стал мне отвратителен, и я сосредоточился на панели.
  
  Сосуды зашевелились и приняли сидячее положение.
  
  Сверху опустились приборы, которые профессор Людин гордо окрестил Чашами Преображения: они придавали равнодушным лицам манекенов черты людей, чей разум наполнял их, и оживляли их мимику, в самом деле преображая.
  
  Свет внутри чаши был такой резкий и отражался от внутренних зеркал так, что глазам было больно. Я зажмурился и отвернулся, и снова столкнулся лицом к лицу с беснующейся толпой.
  
  На самом деле успеха добилась горстка ученых из двадцати человек, не побоявшихся шагнуть за грань, а те, кто пересыпали свою речь упреками и уговорами остановиться, теперь жадно стремились присвоить себе то, что сделали мы.
  
  Мне стало противно.
  
  Но не время и не место было думать о них. О пустых головах и толстых кошельках.
  
  Я повернулся обратно и встретился лицом к лицу с сильно помолодевшим, идеальным доктором Кацманом.
  
  - Все идет по плану, Валентин Петрович, - улыбнулся я.
  
  Сердце щемила странная, незнакомая мне ранее смесь предвкушения, радости, страха и нежности. Оставалось несколько минут до конца Перехода, и я подумал: как всегда бывает в жизни, ждешь чего-то неимоверно долго, оно случается в считанные секунды, и вот - меняет твою жизнь навсегда.
  
  Валентин Петрович повернул ко мне идеальную голову, глаза его дрогнули: узнал. Губы растянулись в улыбке, неуверенной, как будто он только привыкал управлять новыми лицевыми мышцами.
  
  - Са...шень... ка... - услышал я.
  
  В эту минуту для меня перестало играть значение все, кроме его голоса - слабого, искаженного механическими помехами, то такого знакомого. Видеть, как шевелятся губы, выговаривающие мое имя, было тем, о чем я мечтал долгие годы. Толпа за стеной перестала существовать. Я забыл про грядущий Солнцеворот, про опасность полного уничтожения, про возможное вымирание человечества и про риски раннего Перехода, подключенного к тестовой версии. С той минуты, как сосуды обрели лица и голоса, все отошло на второй план.
  
  Мы победили. Мы победили, и в этом больше нельзя было сомневаться. Я рассмеялся, запрокинув голову, и протянул руку, чтобы помочь Валентину Петровичу сойти с постамента.
  
  Толпа ревела. Профессор Людин кричал что-то в микрофон, размахивая руками. Гул голосов волной накатывался на стеклянную клетку и откатывался обратно, точно прибой. Рядом со мной куратор музыканта Кантиловского преподнес ему скрипку, которую берег для этого дня.
  
  Я смотрел в глаза доктора Кацмана и видел в них бессмертие, которое подарили нам высокие технологии, робобиология и бесстрашие нескольких людей, не побоявшихся шагнуть в будущее ради всех нас.
  
  Я сжал пальцы. Ладонь Валентина Петровича оказалась теплой. Человеческой.
  
  Вдруг все оборвалось, стихло, замедлилось как в плохом дешевом кино. Огни погасли с каким-то тоскливым вздохом, панели потухли, в глазах ангелов вспыхнул и выключился свет, оставив бессмысленный стеклянный взгляд в пустоту. Осознав, что держу за руку мертвого робота, я отскочил прочь и обернулся к собранию. Стеклянные стены исчезли.
  
  Я не мог понять что произошло. Все замерли, молчали, полумрак мешал определить, что стало причиной аварии.
  
  Тишина давила со всех сторон, проникала в нос и горло, вызывая приступы удушья. Толпа, до того истерически беснующаяся, стихла в один момент, и от этого было только страшнее: почему ничего не происходит? Где аварийные источники питания, где резервные запасы энергии, что случилось?
  
  Я сделал несколько шагов вперед, стараясь разглядеть, куда устремлены взгляды собравшихся. Внезапно тишину разрезал резкий, как сирена, крик:
  
  - Довольны? Теперь - довольны?! Да что вы пялитесь на меня? Вы... Вы сами этого хотели!
  
  Аня.
  
  Я пробрался сквозь замершую черно-белую парадно одетую толпу. Впервые я видел, чтобы такое количество людей парализовала в ступоре разом. Равно как и впервые - Аню с такими безумными глазами, держащую в голой руке связку проводов. Головной пульт, растоптанный, лежал под ее ботинком. Я огляделся по сторонам, но доктора Белова не увидел. Возможно, в этот момент он лишал Научный Комитет последних источников питания. Зал гас и глух, умирал - вместе с мечтой, которая уже погибла.
  
  - Аня, зачем? - спросил я как можно спокойнее.
  
  Не знаю, откуда взялось спокойствие - скорее всего, от отрицания случившегося. Если бы я хоть на мгновение задумался о том, что случилось, я стал бы кричать и рвать на себе волосы, но тогда... Я говорил спокойно, выставив перед собой руки, как говорят с опасным преступником или человеком, лишившимся ума.
  
  Аня и была такой преступницей - а охрана спокойно стояла в стороне, и в этот момент все стало ясно.
  
  - Аня, зачем?
  
  - А я предупреждала. Надо было по хорошему, - произнесла она, нехорошо улыбаясь. - Я же просила: остановись, Сашенька, одумайся. Не стоит человеку лезть в дела божьи. И в дела природы - не стоит. Захотели поиграть в игрушечки, а о том, как жить потом с этим, не подумали! Человек - создание конечное, для бессмертия не созданное. И обмануть естественный ход вещей с помощью механических кукол не получится. Никому. Никогда.
  
  Я не раз слышал от нее такие высказывания, но не мог предположить, как далеко она зайдет в слепой вере в собственную правоту. Точно так же я не смог бы поверить в купленную охрану или в энергетические блоки в свободном доступе, во время такого важного дня, в центре Столицы, в Научном Комитете... Да скажи мне кто, я бы отмахнулся. Как отмахнулся несколько дней назад от очередного Аниного письма.
  
  - Аня, ты хоть понимаешь, кого... - голос не слушался, - Что... ты наделала?
  
  - Спасла нас всех - тебя, себя, всех вас, что палятся на меня с разинутым ртом, всех спасла! От губительных последствий отдачи себя на растерзание разумным механизмам, в которых нет жизни, нет души! Нет совести и морали, нет божественного начала, ничего нет.
  
  Я рассеянно отметил, что в жизни так, наверное, и бывает: человек рядом с тобой сходит с ума, а ты и не замечаешь, пока не становится слишком поздно. Ничего удивительного. Даже поразительно, как предсказуемо все обернулось лишь от того, что простые и понятные вещи ускользнули от заинтересованного взгляда. Я машинально потянулся к ХуФону. Рука схватила пустоту, и до меня начал доходить весь кошмар ситуации.
  
  За моей спиной тихо ойкнул Димочка.
  
  - Так она в самом деле ничего не знает?
  
  Аня расхохоталась.
  
  - Вот только не надо мне здесь лапши на уши про последнюю надежду цивилизации, про единственное будущее, которое только уготовано нашей земле! Вы, горстка психов и маразматиков, кем вы себя возомнили? Я скорее умру, чем окажусь в мире, где тепло человеческого тела заменят машинами! Вы не слушали меня раньше? Вы послушаете теперь!
  
  - Верно, - кивнул я, и она осеклась, явно не ожидая согласия. - Ты умрешь. Не потому, что тебя сейчас разорвут на части присутствующие здесь люди в тот момент, когда шок от происходящего отпустит их и они перейдут в стадию гнева. И не потому, что ты сорвала проект, стоящий миллиарды и разработанный по требованию правительства Материка. Ты просто умрешь. И я умру. И доктор Белов. И профессор Людин. И Димочка. Все.
  
  - Все люди смертны, - хмыкнула Аня, от моего спокойного тона растеряв половину уверенности.
  
  - До конца года произойдет Третий Солнцеворот, - буднично сказал я.
  
  Из толпы донеслись шокированные вздохи.
  
  - Нам крышка, - я пожал плечами, повернулся и начал пробираться сквозь толпу.
  
  Поднялся на вымершую сцену, где безвольно лежали обезжизненные манекены, машинально снял с бесполезной подставки замолчавший ХуФон и привычным жестом сунул в карман халата. Пошел дальше, похлопал профессора Людина по плечу - взгляд его был как у ребенка, потерявшего веру в чудо.
  
  Прошел через ряды перешептывающихся, напуганных, ничего еще до конца не понявших людей. Кто-то плакал. Двое мужчин выломились из толпы и скрутили Ане руки. Ее голоса больше не было слышно. Возможно, осознавала. Возможно, ей закрыли рот.
  
  Мне было все равно.
  
  Я вышел из зала, прошел через внешние двери и оказался на станции ожидания таксолетов. Занес руку над кнопкой, нажал - она загорелась. Столица пылала огнями, и только черный выбитый зуб обесточенного Научного Комитета торчал за моей спиной. Послышался рев сирен.
  
  Таксолет остановился и распахнул двери. Я сел в салон, достал ХуФон и подключил к местному источнику питания. Слабое свечение озарило экран. Я смотрел в окно, на неоновое сияние реклам, переливающиеся огни трассы, яркие фары таксолетов - даже при дневном свете, хоть и приглушенном куполом, Столица горела, и ее красота не могла поблекнуть ни на миг.
  
  Я включил ХуФон и открыл первую же запись в дайджесте. Над ней мигал флажок "не прочитано" - сегодня утром я забыл проверить. Запись заговорила мне на ухо с родными механическими нотками:
  
  - Люди, Сашенька, создания отвратительные. Вы, как ученый, должны это понимать. Хотя бы ради того, чтобы, воссоздавая жизнь, смогли отстраниться от идеалистического взгляда и стать ближе к реальности. Кому нужен идеал? Люди отвратительные, алчные, наглые и жестокие... Но одновременно с этим добрые, чуткие к красоте, способные любить... Это ли не чудо творения? Создавая жизнь, Сашенька, помни, что черные и белые стороны служат одной цели - жизни. Когда Переход будет закончен, для нас с тобой - и для всех на свете - не останется смерти. И в твоих руках возможность сохранить баланс, который позволит жить в гармонии с самими собой. Иначе на том обугленном клочке звездой массой, что раньше была Землей, нам точно не выжить, хоть трижды роботами стань. Впрочем, что я, старый пень, твержу тебе очевидное? Сам все знаешь, аспирант Искрин. Лучше меня знаешь. Да и, пожалуй, лучше всех этих напыщенных дураков...
  
  Солнце прожигало Столицу через купол, врезалось огненными лучами в защищенное стекло таксолета и нещадно жгло мне глаза, отчего по щекам текли слезы. Я коснулся рукой щеки.
   Мне стало горячо.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"