В дверь позвонили, громко и требовательно. Марина никого не ждала. Дети были в школе, муж на работе, а она сегодня осталась дома, заканчивать эскизы. 'Соседка, должно быть,' - подумала она и, не посмотрев в глазок, распахнула двери. Перед ней стояла тёмнолицая женщина цыганского вида, одетая по городскому. Только голова её и шея были повязаны ярко-зелёным платком, по фону которого были рассыпаны красные маки.
- Мёду не надо? - спросила женщина и, низко наклонившись над большой сумкой, вытащила из её недр трёхлитровую банку. - Мёд хороший, очень хороший, горный, с Карпат, совсем без сахара.
- Он несладкий? - Марина, иронично улыбаясь, внимательно разглядывала банку, словно пыталась что-то в ней отыскать.
- Да что ты, глупая, где ты ела несладкий мёд?! - возмутилась цыганка и пояснила, что без сахара это значит, что возле улей не стоит бадья с густым сахарным сиропом. Марина конечно знала, что если пчёл прикармливать сахаром, то летать им за взяткой - душистым и сладким нектаром, иногда за десятки километров, надобность отпадает. Но это уже не мёд...
- Смотри, мёд настоящий, без обмана! - горячилась цыганка, - хочешь, я тебе поклянусь? - Она подняла банку на уровень Марининых глаз, вертя её то вправо, то влево и подымая вверх, показывая, какой мёд прозрачный, как стеклышко. И тогда Марина увидела то, что искала: в вязких янтарных медовых глубинах, сжатая со всех сторон, зависла пчела. Скомканные крылышки её потеряли свою хрупкую структуру, а лапки печально свисали вниз. Марина рассмеялась и сказала, закрывая двери перед носом цыганки:
- Спасибо, нам мёд не нужен.
Она зашла в комнату и сразу позвонила отцу.
- Па, тебе привет!
- От кого это? - спросил отец.
- От пчёлки.
- Чего? Я не понял, от какой такой пчёлки?
- От медовой. Твоя клиентка-цыганка приходила, мёд пчелиный предлагала.
- А! - отец рассмеялся, - надеюсь, ты не купила?
- Нет, конечно, ты ж меня, спасибо, просвятил! - cказала, улыбаясь, Марина.
Отец Марины, Семён, всю свою жизнь провёл за рулём. Сначала, ещё до войны, это был мотоцикл, в войну - неказистая, но довольно выносливая, если сумела выдержать всю войну полуторка, а под конец войны довелось, правда, недолго, посидеть за рулём мощного 'Cтудебеккера'. После войны Сеня крутил баранку грузовика, потом водил автобусы, а потом и такси. Но всё это был транспорт казёный, а он мечтал иметь собственную машину. По двум причинам: во-первых, он любил машину самозабвенно, а во вторых, всегда хотел быть независимым, т.е. иметь собственную копеечку, скрытую от своей жёнушки. Эти деньги ему нужны были не для того, чтобы, к примеру, выпить с дружками. Была у него страсть покупать разные интересные разности, как то: картины, маски, новинки музыкальной техники, пластинки и книги, книги, книги. Это была отчаянная страсть, ибо купить в голодные послевоенные годы вместо буханки хлеба две картины неизвестного австрийского художника, значило вызвать справедливый гнев своей жены, а потом несколько дней выслушивать её полушутливые угрозы, типа: 'Неси эти картины обратно, а то они вылетят за дверь вместе с тобой!'
Но главное на что Семён собирал деньги, была, конечно, машина. Трёшки, пятёрки и рубли он прятал по карманам старых брюк, в жестяной коробочке из-под чая, которую он засовывал на самую верхнюю полку в кладовке, наивно полагая, что там её никто не достанет, и даже в холодильнике, который он сам когда-то собрал и потому знал, где прятать. Конечно, для его жены не было большим секретом существование заначек, и когда деньги в доме заканчивались, она начинала обход всех тайников... Обнаружив пропажу, Семён, не глядя на жену, возмущённо жаловался старшей дочери, Марине:
- Ну, ты посмотри, опять твоя мама ревизию устроила и рублики мои забрала!
- Мне на хлеб надо было и на базар сходить. Вот скоро зарплата, поло- жу обратно.
- Да, ты положишь... Я так никогда на машину не соберу.
- Никакой машины, даже не думай!
- Если бы у меня была машина, тебе бы не пришлось по моим карманам лазить! - в который раз пытался втолковать своей жене Семён преимущество наличия собственной машины.
- Значит, ты собираешься после работы, после десяти часов сидения за рулём опять сесть за руль? - возмущалась жена. - А твой гастрит, а сосуды, а давление?! Нет и нет, только через мой труп!
Но машина всё-таки появилась. Правда, это произошло, когда Семён уже вышел на пенсию, преодолев множество болезней, в том числе и инфаркт. Чтобы не сидеть дома без дела, он пошёл работать на общественных началах в собес, где ему поручили курировать инвалидов Отечественной войны, часто позабытых-позаброшенных. А вскоре ряды старой гвардии инвалидов стали пополняться новыми калеками, совсем молодами ребятами - подоспел Афганистан... Так что работы было невпроворот. Семён ходил по кабинетам городского начальства и выбивал своим подопечным надбавки к их мизерной пенсии и разовые денежные пособия. А иногда ему удавалось добиться выселения инвалидов из подвалов, в которых некоторые из них доживали свой век, и получения ими нормальных квартир. А так же воевал он с мед.комиссиями, доказывая нелепость прохождения каждый год проверок инвалидов без руки или ноги, будто они у них могли вырасти...
Но была одна привилегия у инвалидов: им полагалась машина, 'Запорожец' с ручным управлением, причём, бесплатно. Когда машины изнашивались, их заменяли новыми, а старые выставляли на аукцион. Вот там и приобрёл Семён свой 'Запорожец' по смехотворной цене, почти даром. Вместе со знакомым механиком он перебрал все 'кишечки' машины: мотор, электрику, тормоза и прочее. Вот и сбылась его мечта: он стал владельцем автомобиля. И настал, наконец, день, когда он сел за руль и выехал на промысел.
Дальнейшее оказалось очень похожим на историю незадачливого водителя 'Антилопы Гну' из 'Золотого телёнка' Ильфа и Петрова. Но в отличие от пана Козлевича, возившего загулявших новоиспеченных буржуев, Семён не мог похвастаться тем, что катал приличного клиента. Их отталкивал несолидный вид машины. Но главная проблема заключалась в том, что незванного новичка отгоняли таксисты, водители 'Москвичей' и 'Волг'. Они презрительно оглядывали видавший виды 'Запорожец', поначалу не принимая его всерьёз. Но когда Сеня, опытный старый волк, сбросив немного цену, стал уводить из-под их носа клиентов, они пришли в ярость. Завидев 'Запорожец', который скромно пристраивался немного в сторонке от основного табуна машин, один из водителей подходил к нему и советовал: 'Ехал бы ты отсюда, батя, а то, ненароком, и колесо может спустить...'
И Cеня уезжал, не очень обижаясь на шоферов, большинство из которых он хорошо знал по прежней работе. Его гоняли с привокзальной площади, он уезжал на автобусную станцию, а потом возвращался обратно. Короче, трояк не так-то просто было заработать... Все стоянки такси были строго распределены между водителями, и чужаков никто не жаловал. Опять-таки, как у классиков, где все хлебные места страны были строго разделены между сыновьями лейтинанта Шмидта.
Что было делать? Надежды заработать таяли, хотя оставалась одна группа желающих прокатиться на машине, которых не очень охотно брали таксисты. Это были цыгане, люди серьёзные и очень предприимчивые. В городе они были известны как прекрасные мастера по металлу. Человек, понимающий толк в самом разном инструменте, шёл к ним, а не в магазин, если требовался хороший острый топор, стамески, рубанки или пилы. И всё это изготавливалось из отличной стали. Но, естественно, были среди цыган люди, преуспевающие, в основном, в сфере махинаций, гаданий и мелкого жульничества.
Однажды трое цыган не стали упрашивать водителя 'Волги' подвести их, а сразу подошли к 'Запорожцу'.
- Отец, подвезёшь? - обратился к нему здоровенный цыган в запыленных сапогах и шляпе, что дыбилась на густых чёрных кудрях.
Сеня подозрительно оглядел клиентов. Рядом с цыганом стояли две цыганки в длинных присобранных ярких юбках, с какими-то тюками и торбами, пере- кинутыми через плечо на грудь и на спину. Мужик был налегке.
- Куда ж я вас возьму, с вашими торбами? У меня не 'Волга', не поместитесь!
- Мы не жадные, много денег дадим! - и дружно полезли в машину. Сеня растерянно смотрел, как женщины шустро устраиваются на заднем сиденьи, а цыган, просунув им торбы, которые почти накрыли их, полез вперёд. Машина скрипела и раскачивалась.
- Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! - вырвалось у Семёна, и он, покачав головой, сел за руль. Весь задний вид был полностью перекрыт мешками.
- Так, вылезай, мы никуда не едем!
- Почему, хозяин? Я же сказал - хорошо заплачу, не обижу. Я слово дал!
- Да твои бабы мне всё стекло заднее закрыли! Я могу так ехать, цыганская твоя голова?! - орал Семён.
Цыган вылез из машины и стал стаскивать тюки и запихивать их цыганкам под ноги, при этом он страшно ругался то по-цыгански, то по-русски, из чего Сеня понял, что он собирается дома их поубивать...
Семён включил зажигание и машина тяжело тронулась с места. Цыганки сидели притихшие, какие-то испуганные, а мужик косил на них в зеркало злючими глазами. Не зря цыганки были напуганы. С первых же ездок с ними Сеня убедился в том, что живётся им несладко...
Машина взобралась на пригорок и оказалась на небольшой площади, за которой толпились беспорядочно разбросанные хаты. Цыган глубоко засунул руку за пазуху и вытащил большую пачку мятых, засаленных и потёртых денег, прокрутившихся не через одну тысячу рук. Слюнявя большой палец, он отсчитал деньги и дал их водителю.
- Вот видишь, я тебя честно не обманул. Ты доволен, хозяин? - Семён пересчитал деньги и широко улыбнулся. На вольных хлебах такие деньги он ни разу не получал.
Остановившуюся машину тут же окружили босоногие, несмотря на глубокую осень, чумазые цыганята. Пока приехавшие выгружались, ребята развернули буйное действо: они заглядывали в машину, проверяли на прочность боковые зеркала, дёргая их, будто собирались сорвать, показывали своему отражению язык и корчили страшные рожи. Сеня выскочил из машины:
- А ну, шпана, пошли вон!
Цыган отогнал их и повернулся к водителю:
- Ну, что, хозяин, будешь возить?
- Ладно, подходите, там посмотрим.
И с того дня Семёну уже не приходилось простаивать без работы. Цыгане появлялись почти каждый день, и он вёз их не только домой, в село, но и в другие места, по таинственным цыганским делам, постороннему человеку непонятным. Всё это Семёну очень не нравилось, но отделаться от цыган было не так-то просто. Где бы он не стоял, они возникали у его машины, словно из-под земли, передавая его от одного к другому, как эстафетную палочку.
Но от поездки к поездке желание отвязаться от странных клиентов крепло. И никакие деньги уже не радовали. Однажды Семён, как обычно, вёз цыган домой. Дорога вела через лес, густой, с высоченными деревями, которые смыкались своими кронами где-то под самыми облаками. Из-за этого в лесу царил полумрак, и не то озерца, не то большие дождевые лужи никогда до дна не высыхали. Цыгане иногда просили Семёна остановиться и, прихватив с собой заранее припасённые трёхлитровые банки, направлялись к воде. И на этот раз цыгане остановили машину и пошли к заболоченной луже. Зачерпнув полные банки мутной водички и закрыв их капроновыми крышками, они вернулись к машине. Семён давно хотел спросить их, для чего им эта грязная вода, и в чём её такая большая ценность, что надо везти её домой издалека? Так он и сделал. Цыгане переглянулись между собой, и один из них махнул рукой:
- Ладно, скажи ему, он свой, никому не расскажет, правда, отец?
Второй цыган рассмеялся:
- Понимаешь, друг, эта вода нам нужна для мёда.
- Если ты не расскажешь всё, он не поймёт! - с чувством какого-то превосходства над ничего не понимающим в их жизни водителем, рассмеялся первый.
- У нас бизнес, отец, мы делаем мёд!
- И большая у вас пасека?
Оба цыгана весело заржали.
- Не-е, у нас никакой пасеки нету!
- А мёд как же, откуда же мёд?
- А зачем нам ульи-пасеки, когда мёд и так можно сделать, без пчёл!
- Сколько прожил на свете, но впервые слышу, что мёд можно делать, - недоумённо пожал плечами Семён.
- Тогда слушай. Берёшь сахар и жаришь его, жаришь, хорошо жаришь, пока он не станет как ... как моя рука, - и цыган, рассмеявшись, вытянул свою тёмно-коричневую руку. - А потом добавляешь вот эта вода и варишь, варишь, пока не будет густой- густой, аж тяжело лить в банки.
- И это мёд?
- Не-а, ещё нет! Теперь берёшь настоящий мёд и чуть-чуть, только чтоб пахнуло мёдом, доливаешь в банку. А потом - самое главное: идёшь за хату и ловишь пчелка и запускаешь её в банку, - ей сладкая смерть, а ты скорее поверишь, что этот мёд - настоящий! - закончил свой длинный рассказ цыган, довольно рассмеявшись.
- Раньше мы так петушков на палочках делали, красивый такой - красный, зелёный, всякий разный цвет давали. Но милиция нас сильно гоняла, штрафы давали большие. Вот, пришлось на мёд перейти, - цыган умолк, загрустил чего-то, видно, вспомнил, как милиция их гоняла...
- Постой, а зачем же вы воду из луж таскаете, не может быть, чтобы у вас в селе не было колодца! - воскликнул озадаченный странными действиями цыган, Семён.
- Есть колодец, как нет! Но к нему ещё идти надо, ведро с водой тяжёлое таскать. А так едешь себе мимо, набрал воды и привёз. По пути же!- опять засмеялись цыгане.
- Слушай, цыган, ты зачем так подробно мне это рассказал, будто я тоже собираюсь с этим мёдом жульничать? - сказал Семён и тут же пожалел, заметив в переднее зеркало, как опасно сверкнули цыганские глаза.
- Я тебе что-то говорил? Что-то я не могу вспомнить! Ты тоже забыл, понял? - в голосе цыгана послышалась явная угроза.
- А я и не слышал ничего! - правильно отреагировал Сеня.
- Лады, отец, - и цыгане, повернувшись лицом к лицу, стали переругиваться, видно упрекали друг друга за то, что распустили языки.
'Что же это получается,- думал про себя примолкнувший Семён, - я как бы их соучастник?.. Нет, надо кончать с этими цыганскими гешефтами...'
Не всё, конечно, было так мрачно. Однажды Семён вернулся домой в первом часу ночи. Жена накинулась на него с упрёками:
- Опять тебя на край света занесло! С ума сойдёшь, пока тебя дождёшься...
- Эх, знала бы ты, где я был...
- Ну, где ты мог быть так поздно? Наверное, машина поломалась, и ты валялся под ней посреди поля!
- Ничего подобного, машина в порядке. А был я на цыганской свадьбе!
- Что ты говоришь? А ну, рассказывай, наверное, самогонку пил, признавайся! Опять тебе будет плохо...
- Стоп! - перебил жену Семён,- какая самогонка! Самые отборные вина, шампанское, а водка - 'Столичная' и 'Горилка с перцем'!
- Ты смотри! А что, интересно, на цыганских свадьбах подают?
- Не поверишь, но сплошные деликатесы - ветчина, колбасы и сыры самые разные. А поросята фаршированные, гуси запечёные с яблоками и даже свежие помидоры, хоть до лета ещё далеко. Но всё это ерунда! Слышала бы ты, как они поют, какие песни. А танцуют - огонь! И меня затащили, и я там немного по кругу прошёлся... Понимаешь, одно дело по телевизору их песни-пляски смотреть, и совсем другое, когда они рядом, перед тобой - шагнул, и ты уже сам закрутился вместе с ними...
- Хорошо, всё же, что ты не до самого утра отплясывал, не то у тебя здоровье - за ними поспевать!
- А я б ещё остался, да уйти меня попросили, вежливо так... Уйди, мол, батя, дальше свадьба без чужих пойдёт. Обряды у них там какие-то таинственные должны были начаться...
Но последний случай поставил, наконец, решающую точку в Сенином симбиозе с цыганами. После пчелиной истории он почти перестал выезжать на промысел, а если и появлялся на автобустной станции, то, завидев цыган, поспешно срывался с места и уезжал, а точнее, давал дёру от опасных клиентов. Но на этот раз он потерял бдительность, так как подошедшие парень и девушка были одеты по-городскому, и только, когда парень назвал место, куда следовало ехать, Семён понял, что это было тем самым селом, куда чаще всего он возил цыган. Присмотревшись к пассажирам внимательно, он убедился, что это всё-таки цыгане, только очень молодые, так что годы не успели заострить в них чётко те особые черты, которые были присущи только этой породе людей. Но ничего нельзя было изменить - они уже выезжали из города. 'Не выгонять же их из машины, да и не справлюсь я с ними,' - с досадой думал Семён. Настроение у него было мрачным, а на душе как-то неспокойно. Не успел он остановиться, как к машине подскочил старый цыган. Лицо его было чёрным от гнева, а в руках - плеть. Он так дёрнул дверцу на себя, что Семёну показалось, что он её сорвал. Всунувшись в машину, цыган, откинув переднее сиденье, грубо вытащил девушку и тут же начал бить её кулаками и замахиваться плетью. Парень, побелев от испуга, весь сжался в комок.
- За что он её так бьёт?! - ужаснулся Семён.
- Это отец её... Не хочет меня, он другого ей мужа приготовил.
- Так иди, спасай, что ты сидишь и смотришь!
Парень дёрнулся и, когда цыган повернулся к ним спиной, выскочил из машины и исчез. Тогда Семён вылез из машины, пробился сквозь орущую толпу и с криком: 'Как ты смеешь бить женщину?!' - кинулся между ними.
Цыган, перестав на мгновенье махать плёткой, с ходу заехал ему в скулу. Сеню тут-же оттащили назад.
- Куда ты лезешь? Уезжай отсюда быстро, пока живой!.
Сеня, продолжая ругаться, сел в машину, но поехать сразу не смог - у него дрожали руки. Успокоившись немного, он коснулся ноющей щеки и глянул в зеркало: на скуле была довольно большая ссадина...
- Ну, всё, больше я сюда ни ногой, ни колесом... С меня хватит!
А тут и эммиграция подвалила. И машину надо было продавать. Это было непросто. Пошёл уже косяк богатеньких автолюбителей, которые не только не смотрели в сторону 'Запорожца', но от 'Волг' и 'Лад' носы воротили. В городе замелькали иномарки.
Может, это было и к лучшему, что 'Запорожец' не продавался. Он очень пригодился дома. Сколько дел оказалось, связанных со сборами в дальнюю дорогу: отвести что-то, привести, подбросить кого-то по срочным делам. Наконец-то и жена его по-настоящему оценила необходимость собственной машины и перестала Сеню доставать.
Но вот уже и ящик стоит посреди комнаты, пакуются вещи, и споры часто переходят в настоящую битву за каждую вещь: то ли это кастрюля, подушка или ваза, дорогая не потому, что сделана из хрусталя, а только из-за того, что её появление в доме было связано с каким-то памятным событием, не позволяющим оторвать её от сердца... Перебранка разносилась по полупустой уже квартире и отдавалась невнятным эхом по углам покидаемого дома... А 'Запорожец' упрямо, будто старая преданная собака, не хотел принадлежать другому хозяину...
Не мог Семён смотреть на весь этот раскардаш в доме. А ящик, стоящий посредине комнаты с открытой пастью, готовой заглотить всё подряд, ассо- циировался у него с гробом, который, казалось, затащит и их всех...
Если машина никому из домашних не была нужна, Семён выбирался за город и ездил по родным местам, где был ему знаком каждый поворот, каждый лесок и чуть ли не каждая травинка. Но ничего удивительного в этом не было, - он катался по этим дорогам ни много, ни мало 35 лет...
Наконец, почти накануне отъезда, нашлись покупатели. Ими оказались его знакомые цыгане, чему Семён и не удивился. Разглядывая картонку на стекле боковой дверцы с надписью 'Продаётся срочно!', цыган спросил:
- Спешишь продать, а почему?
- Уезжаю.
- А-а... Тогда продай нам.
- Да вы водить не умеете, сразу машину угробите.
- Мой сын из армии приходит, там научили! - похвастался цыган, - это ему я покупаю.
- А я думал, мёд будете возить, - съехидничал, осмелев напоследок, Сеня.
- Ты продаёшь - мы покупаем, а дальше уже наши дела,- процедил сквозь зубы цыган. - Так по рукам?
- Ладно, чёрт с вами, берите...
Они сговорились в цене, и назавтра цыгане принесли деньги. Семён провёз цыган через весь город, показывая нанятому ими парню секреты вождения именно этой машины, состоящие из её слабостей, капризов и сильных сторон, которые тоже, оказывается, имелись, несмотря на несолидную марку. Сеня довёз их до окраины города и сказал:
- А дальше сами добирайтесь... - Он пожал цыганам протянутые руки.
- Ты, отец, не сердись, если что было не так, - сказал один из них, - и спасибо, что выручал.
- Ладно-ладно! Всё-таки с мёдом поаккуратнее, нехорошо это... - Он тяжело вылез из машины и, махнув цыганам, пошёл, не оглядываясь.
...Семён стоял и смотрел на многоярусную развязку, сооружённую на границе Нью Джерси и Бронкса, смотрел и не мог отвести глаз от этого бесконечного движения машин, летящих по всем направлениям. Он стоял долго, и восторженное настроение его вдруг перешло в непонятную тоску, какую-то досаду, как будто его обманули, ловко провели да ещё и надсмеялись.
Он пришёл домой расстроенный, и Марина сразу это заметила.
- Ты чего такой хмурый? - спросила она, помогая отцу раздеться.
- Понимаешь, стоял я часа два у дороги и смотрел на машины...
- Ну и что дальше?
- Ё-моё, - проговорил Семён с удивлением и восторгом,. - за два часа, что я там стоял, я не увидел двух одинаковых машин! А у нас за семьдесят лет советской власти всего-навсего штук пять-шесть наскребётся... А я, старый дурак, 'Запоржцу' радовался!
- Не 'Запорожец', а, как сказал твой сын, а мой брат - А'ЗА-порожец!
Семён махнул рукой и, тяжело опустившись на диван, надолго задумался...
Вероятно, было о чём.