И вновь октябрь, горячая пора...
Желтушный клён капелью ветер студит,
и тянутся в наш скорбный дом с утра
унылым косяком больные люди.
 
Забыв про немощь, двери с петель рвут,
штурмуют, как Рейхстаг, регистратуру...
По коридорам - крики там и тут:
ведь каждый прав, и каждый первый гуру.
 
К кому, на сколько, с чем, в который раз -
сквозь ДСП и стен бетонных толщу.
Анамнез собираем, будто пазл,
из жалоб на погоду, ЖЭК и тёщу.
 
Даём рецепты. Слушаем тела,
расстроенные возрастом и бытом...
В дежурке - тот же форменный бедлам:
у ЛОРа обострение артрита,
 
хандрит невролог, прислонясь к окну
и щупая сквозняк - почти что зимний...
Лишь психиатр блаженствует, нырнув
в глубины ретроградной амнезии,
 
где полдень, ивы в нимбе жёлтых лент
и будущей жены тугие косы...
Терпенье потерявший пациент
развеет морок прошлого вопросом,
 
и врач, ничем не выдав, что взбешён,
выводит наспех в карточке открытой:
"Диагноз: осень. Ну а что ещё?!
Ноль пять глинтвейна. И влюбиться. Cito!"