Буффонады все злее, а паузы - все короче,
все темней вечера и пронзительней - звезды марта.
Как бы ни было больно, шуты умирают молча -
до последнего корчат гримасы и крутят сальто.

Разве можно быть слабым, рыдать при честном народе?
Закидают объедками, громко освищут с ложи!
На насмешки обидевшись, Смерть иногда уходит,
прошипев на прощание: "Ладно, вернусь попозже..."

Но назавтра все то же, и публика до антракта
замирает от реплик, с восторгом следит за мимом.
Лишь к финалу дыханье собьется на четверть такта,
бутафорская шпага умоется алым ливнем -

и погаснет прожектор и отзвуки смеха злого...
Но уже не обидно споткнуться, не больно падать -
если верный напарник, как эхо, подхватит слово,
если сделает вид, что на сцене - все так, как надо.

...Звякнет рюмка в гримерке - о доле святой и гадкой,
театральный фургон от крестов уведет дорога...
Вспоминая его, Коломбина всплакнет украдкой:
он был просто шутом, только есть и шуты - от Бога.