СНЕЖНАЯ ВЕДЬМА
Прекрасен снег, ложащийся на голую осеннюю землю. Его драгоценная белизна укрывает размокшие листья, побитую морозом траву и грязь. Кажется, будто небо желает сделать мир чище и краше, дозволяет забыть печаль и грехи, начать жизнь с чистого листа. Он так хрупок и невесом, этот снег, так возмутительно недолговечен, что святотатство - даже взять его в руки.
Тот же снег, только в середине зимы, пробуждает иные чувства. Алмаз обращается в стекло, шелк - в сталь. В метели, бушующей за окном, чувствуется сила, неподвластная разуму. Кажется, что холода никогда не закончатся, что теперь будет только ветер и снег, секущий лицо и ломающий ветки.
Весенний снег грязен и жалок. Он отчаянно кружится, стараясь оттянуть миг касания с землей, и тает еще в полете. Этот снег - старик, доживающий последние дни, не знающий страха воин, выходящий против целого войска. Если ты остался один и нелепо помышлять о победе, единственная доблесть - умереть, не выпустив меч из рук. Так грустно смотреть на последний снег, вспоминая поля, укрытые белым пухом.
Но втройне тяжелее смотреть на снег, опускающийся на запрокинутое к небу лицо мертвеца. Он касается щек и губ, будто надеясь разбудить, не тая, скользит по холодной коже, застывает в незрячих глазах тонкими серебристыми звездами. Сияя в кромешной тьме, эти звезды освещают ушедшему путь за порогом.
Тот, кто хоть раз видел снег Дня Прощания, уже никогда не обрадуется приходу зимы.
Особняк Мо Куна, императорского чиновника в отставке, был погружен в уныние. Ночью умерла супруга хозяина, благородная госпожа Ития, и по обычаю тело выставили на носилках во двор. Голые черные ветки, увитые лентами с траурными молитвами, как нельзя лучше передавали ощущение скорби, охватившей имение. Безутешный вдовец заперся в кабинете, оставив все хлопоты на управляющего, слуги ходили по дому на цыпочках, поминутно утирая глаза рукавами. Даже дворовая кошка, изловившая в погребе мышь, не стала забавляться с добычей, а сразу ее придушила. То была последняя дань уважения, которое они могли оказать усопшей. Госпожа долго и тяжко болела, коридоры забыли даже эхо ее шагов - но все же. Отлетела душа и больше сюда не вернется - разве что в следующем круге. О, горе!
Землю рядом с носилками покрывал ноздреватый весенний снег. Ветер качал ленты, шурша шелком, звякал стеклянными колокольчиками, призванными отогнать злых духов. Хмурилось небо, затянутое мягкими серыми тучами, и с него слетали крупные белые хлопья, опускаясь на заостренные смертью черты. Госпожа пробудет здесь до восхода, прощаясь с небом, домом, садом и всем, что ее окружало, а когда невидящих глаз коснется первый рассветный луч, настанет время друзей, родни и остальных домочадцев. Тело перенесут в дом, распахнут ворота и двери, чтобы все, кто желает, могли попрощаться с усопшей. А на закате четвертого дня тело взлетит к небесам дымом, пепел смешают с землей и разбросают по четырем сторонам света. Иди свободно, душа. Легких тебе дорог!
Уже к полудню начали прибывать первые гости: бывшие слуги, соседи, друзья из города. Не говоря ни слова, ни с кем не здороваясь, они заходили к покойнице, проводили минуту наедине и так же молча уходили, оставив поминальные дары - колокольчики, ленты, вырезанных из дерева птиц и свитки с молитвами. В столицу был послан гонец, чтобы служащий при дворе брат мог успеть попрощаться с сестрой. Он приедет, если на то будет дозволение Императора, а если дела удержат его во дворце - так тому и быть. Он пришлет положенные дары, а имение посетит позже. Еще один гонец отправился в храм Солнцеликого Шу, чтобы усопшую помянули в вечерней молитве. Кроме того, посыльный вез настоятелю просьбу прислать монаха, чтобы тот завершил погребальный обряд.
Уже к вечеру в имение прибыл служитель Шу - верхом на осле, с дорожной котомкой поверх желтого одеяния. Хозяин встретил его у ворот и сразу провел к себе, чтобы обсудить предстоящие церемонии. Монах был в годах, но не стар, его черты дышали покоем и мудростью - лучше и желать нечего. Словно в двери вошло солнце, чтобы осветить и согреть полный грусти и ветра дом.
На закате, собственноручно закрыв окна и двери - добрые духи приходят днем, а злые пусть идут себе мимо - монах начал свои молитвы. Всю ночь около тела звучал голос и горела свеча; тонкий, словно игла, луч прорывался во тьму сквозь проделанную в оконном экране щель. Если душа усопшей ушла далеко и не успела вернуться до ночи, она сможет найти дом по этому лучу. От порога до притолоки дверь была исчерчена защитными знаками, чтобы никто из духов не мог вселиться в тело, пока оно пустует.
Едва рассвело, монах погасил свечу и отправился к хозяину дома. Мо Кун был уже на ногах: он почти не спал, думая о постигшей его утрате.
- В смерти вашей жены повинна не только болезнь, но и демон, - резко, без обиняков начал служитель Шу. - Вы это знали?
Мо Кун горестно кивнул. Если молодая, здоровая, окруженная любовью и заботой женщина вдруг начинает болеть и чахнуть, а лекари разводят руками - в этом явно повинен кто-то из духов.
- Я догадывался, - сказал он монаху. - Я просил настоятеля взглянуть на бедную Итию, но он не смог отыскать следов колдовства.
- Не все можно увидеть сразу. Духи оставляют отметины, которые проявляются только со смертью жертвы. Идемте, я вам покажу, пока остальные спят.
Зайдя в поминальную комнату, Мо Кун и сам почувствовал, что в ней будто бы темнее и холоднее, чем в остальном доме. Прежде злые силы не могли вырваться на свободу, а теперь сдерживающий их дух покинул свою оболочку. Тени стояли вокруг тела, особенно явные в зыбком утреннем свете, и колыхались от сквозняка. Под потухшей свечой натекла лужа воска в форме кошачьей морды.
Монах достал из котомки четыре тонких свечи, одну поставил в ногах, одну - около головы, еще две - по обе стороны сердца. Стоило их зажечь - и по комнате разлилось зловоние, пламя возле фитиля почернело, а тени беспокойно зашевелились.
- Эти свечи дал мне настоятель, - тихо сказал монах. - Они выявляют зло. Верно, он о чем-то догадывался, хоть и не смог помочь. Если желаете, я могу вызвать духа-убийцу, связанного с телом незримой нитью, чтобы мы могли его расспросить. Когда труп сожгут, будет уже поздно.
Мо Кун вздрогнул и побледнел, будто убивший его жену дух был уже перед ним. Но в голосе вдовца звучала решимость:
- От Итии у меня осталось двое детей. Чтобы сохранить их жизни, я должен знать, что сгубило их мать. Вызывайте!
Монах кивнул. Он и не рассчитывал на другой ответ: пусть Мо Кун не знал волшебства и никогда не общался с духами, он оставался чиновником, привыкшим думать о благополучии других и доводить дела до конца.
- Тогда не будем терять время. Стойте там, где стоите, и ни во что не вмешивайтесь. Если проявите благоразумие, вам ничего не грозит, а о себе я позабочусь сам. В крайнем случае, позовете кого-то из монастыря.
Мо Кун церемонно поклонился монаху, признавая его за старшего. Застыв подобно каменному изваянию, он смотрел, как служитель Шу достает из котомки мел, окружает недвижное тело знаками и начинает читать молитву. Долгое время не происходило ничего, только воздух в комнате становился все холоднее и холоднее, затем на бумажном экране, прикрывавшем окно, появился темный кошачий профиль.
- Зачем ты убила Итию? Отвечай! - крикнул монах, вонзив в экран нож.
Тень кошки пошла рябью, но не смогла освободиться от лезвия, отдавшего ее во власть заклинателя. В пустоте возник звук, отразился от стен и превратился в рассерженное шипение. Мо Кун не мог ничего разобрать, как ни старался, но монах понимал: он задавал тени вопросы, временами переходя на ее язык. Было жутко смотреть, как человеческое горло рождает рык и звериные завывания.
Наконец, монах замолчал, поклонился кошачьей тени и выдернул нож. Сразу стало легче дышать, будто с плеч упала незримая тяжесть, пригибавшая к полу.
- Это Снежная Кошка, Чинь-Мао, - сказал монах, задув свечи и тщательно стерев знаки. - Иногда ее зовут Снежной Ведьмой. Она подстерегает путников в метель и забирает их жизнь. Ваша супруга прогневала духа, утопив новорожденных котят, среди которых был котенок Чинь-Мао. Время от времени она подбрасывает своих детей домашним кошкам, и если котенок растет в заботе и ласке, Чинь-Мао дарит свое покровительство хозяевам. Они продвигаются по службе, удачно вступают в брак, не грустят и никогда не болеют. А если подкидыша мучают или, хуже того, убивают - Чинь-Мао наказывает мучителей, а убийцу умертвляет в течение года. Этих котят легко узнать по белой шерсти без единого пятнышка, ярко-голубым глазам и доброму нраву. Мало у кого хватает сил поднять на них руку.
- Ития росла в провинции Хань, - глухо ответил Мо Кун. - Там белый - цвет траура, и белых котят считают предвестниками несчастий. Помню, прошлой весной она говорила мне, что утопила котенка, хотя дети умоляли его оставить. Что же теперь будет?
- Поскольку пострадал совсем юный котенок, ваши несчастья не кончатся смертью Итии. Снежная Кошка сказала, что заберет жизни ее детей в отместку за своего малыша.
Мо Кун обхватил руками виски и застонал, раскачиваясь взад и вперед. Лицо его выражало крайнюю степень муки, будто он уже видел грядущие похороны. Но минута слабости миновала: в бывшем чиновнике вновь проснулся хозяин и отец, думающий прежде разумом и только потом - сердцем.
- Что я могу сделать, чтобы спасти детей? - спросил он монаха. - Устроить приют для кошек? Отмолить грех Итии в храме?
Монах покачал головой:
- Найти Снежную Кошку и вымолить прощение у нее. Мне жаль, но другого пути нет. Чинь-Мао не оставит детей в покое: если не убьет сразу - будет вредить до конца жизни, насылая несчастья и болезни. Это несправедливо, но у духов свои законы.
Едва закончились положенные обряды, Мо Кун собрался в дорогу. Он отпустил прислугу, оставил в имении управляющего и уехал с детьми, взяв с собой только доверенного слугу и припасы на первое время. Соседи посудачили, но не удивились: всем было известно, как Мо Кун любил жену. Должно быть, он хочет успокоить свое горе, отрешившись от мира в каком-нибудь монастыре. Пройдет время, и скорбь утихнет, сосед вернется в имение, и, может, приведет туда новую женщину. Можно будет, как прежде, наносить друг другу визиты, обмениваться подарками и любоваться вишневым цветом, сидя за чаем в просторной беседке. Управляющий получил подробные указания, как следует поступать в том или ином случае, знакомые были заранее предупреждены об отъезде, а брат Итии - и о причинах, вынудивших к этому шагу. Словом, даже в таких горестных обстоятельствах Мо Кун показал себя с лучшей стороны, обо всем позаботившись и уладив дела.
Путь его лежал в горы. Монах, а после него - настоятель сказали, что Снежная Кошка чаще всего показывается среди скал. В облике женщины или кошки она просится на ночлег в горные хижины, и если хозяин жилища ничем ее не разгневает, он может рассчитывать на благодарность, а то и на выполнение сердечной просьбы.
Конечно, это были лишь сказки, рассказанные у очага долгой зимой, но в положении Мо Куна хватаются и за соломинку. Вдовец был полон решимости проверить любые слухи и задобрить духа каким угодно способом. На кону стояли жизни его детей, его главного сокровища и единственной памяти об Итии. Он будет сражаться за них до конца, а не смиренно ждать уготованной демоном участи.
- Отец! Котенок плачет! - крикнула маленькая Айя, не отрывая глаз от окна, за которым бушевала метель. - Верно, он потерялся и теперь хочет в тепло! Мы его поищем?
У Мо Куна волосы встали дыбом. Айя слышала котенка не первый раз, и после каждого случая он находил отметины на теле старшего мальчика. Иногда это были синеватые уколы клыков, иногда - затянувшиеся отметины от когтей, прямо напротив сердца. Тогда Мо Кун спрашивал себя, верно ли он поступил, увезя детей в горы. В имении они могли рассчитывать на защиту слуг, монаха и настоятеля, а здесь нужно справляться своими силами - в глуши, вдали от жилья и людей. Но в глубине своего сердца Мо Кун ясно видел ответ: он все сделал правильно. Дети живы. Чинь-Мао все еще с ними играет, хотя могла убить в день прибытия. Кто знает, остались бы они в здравии и относительной неприкосновенности, если бы он проявил благоразумие - и не уехал?
- Не сейчас, малышка, - улыбнулся он дочери, очень старясь, чтобы улыбка не походила на оскал. - Сейчас темно и идет снег. Мы поищем котенка завтра.
- Хорошо! - серьезно кивнула Айя и по-взрослому сморщила лоб. - А он не замерзнет до завтра?
- Не замерзнет. Это снежный котенок. Он спит, зарывшись в сугроб, а к людям приходит поиграть и попить молока.
- А у нас разве есть молоко, чтобы его угостить? - ахнула девочка и, теряя домашние туфли, умчалась в кухню - проверить припасы. Отец невесело улыбнулся и пошел смотреть, что Кошка оставила старшему сыну.
Молоко у них было - замороженное на леднике, чтобы не портилось. И рыба, и рис. Даже мясо и овощи. Мо Кун хорошо подготовился к путешествию, и дети ни в чем не знали нужды. Им даже скучно не было - они строили снежные замки, от души валялись в сугробах, что редко дозволялось дома, брали кисти и тушь и пытались рисовать окружающие хижину горы, водя по бумаге нетвердой рукой. А вечерами Мо Кун рассказывал им сказки: целые главы из землеописаний, стихи и легенды, предания о демонах и богах, истории жизни при дворе - все, что приходило на ум. Дети слушали, раскрыв рты - никогда отец их раньше не баловал. Пожалуй, они были даже рады, что уехали из усадьбы, где было слишком много надзора и почти никаких развлечений.
Мо Кун не говорил детям, какая опасность их ожидает. Если демон начнет охоту, поздно будет беречься, тут и вся Нефритовая Гвардия не убережет. А так - зачем попусту молоть языком, зачем заставлять бояться? Даже если дети умрут - то счастливыми, а не кричащими при виде собственной тени. Главное, самому оставаться спокойным, чтобы ненароком не выдать тайну.
Как хорошо, что Айя еще мала. А старший, У-тэно, кажется, уже начал о чем-то догадываться. Вчера он ощупывал грудь, не видя отметин, но чувствуя их пальцами. Счастье, что в хижине нет зеркал.
- Отец! - с плачем кинулся к нему сын, стоило Мо Куну шагнуть в комнату. - Отец! У меня кровь!
Ворот теплой домашней рубашки был вспорот, шею ребенка перечеркнула полоса, сочащаяся алыми каплями. Обычно, наигравшись, Чинь-Мао заращивала повреждения, оставляя едва заметные шрамы. Что значит этот поворот? Кошке надоело играть и она дает знак, что в следующий раз разорвет мальчику горло?
- Успокойся! - твердо сказал Мо Кун сыну. - Мужчине не пристало плакать, тем более от царапины. Верно, ты чем-то поранился, а заметил только сейчас. Посиди смирно, не бегай, я принесу воды и полотна.
Когда Мо Кун промыл рану, у него отлегло от сердца. Это действительно была царапина, которую и перевязывать-то смешно. Возможно, Кошке надоели забавы без крови и она хочет разнообразить свои игры. Мо Кун так старался убедить себя в том, что от перемены ее настроения не стоит ждать ничего пугающего, что почти себе поверил.
Через неделю, в канун равноденствия, наступал Праздник Весны. Дети целыми днями вырезали бумажные хризантемы, чтобы украсить дом. Мо Кун придумывал особенное меню и развлечения, чтобы дети запомнили праздник и смогли как следует повеселиться. В их старом особняке уже вовсю цвели гиацинты и крокусы, а здесь время словно текло вспять: чем выше они поднимались в горы, тем большую власть получал холод. Проталины с первой травой сменил снег, звонкие ручьи - лед. Только небо, как прежде, оставалось чистым и ярким, обещая, что здесь тоже будет тепло. Последнюю неделю зима и вовсе сорвалась с цепи, будто чувствуя, что ее время уходит. Днем и ночью за окном бушевала снежная буря, Мо Кун справедливо опасался, что еще немного - и хижину заметет по самую крышу. Конечно, он исправно выходил отгребать снег - но что может человек против стихии? Оставалось только надеяться, что капризы погоды вызваны природными силами, а не злой волей демона.
- Кошка! - сияющая Айя вбежала на кухню, где он готовил салат. - Отец, к нам пришла кошка! Красивая!
Мо Кун выглянул в окно, но увидел один снег. Погода не желала исправляться даже в честь праздника.
- Где? - добродушно поддразнил он девочку, собираясь вернуться к работе. - Нет там никакой кошки, опять ты выдумываешь.
- Я не выдумываю! Она в комнате, играет с У-тэно!
Мо Кун охнул. Нож выскользнул из рук и разбил стоящую на полу миску с дайконом, но Мо Кун не заметил. Забыв про салат и дочь, он побежал спасать сына, заранее зная, что ничего не успеет. Разве что первым увидеть мертвое тело.
Бледный как снег У-тэно без движения лежал на полу, а на нем сидела огромная белая кошка и увлеченно драла кожу когтями. Рубашка болталась клочьями, но на ней не было крови: кошка досуха ее слизывала, ненадолго прерывая забавы. Царапины на груди сливались в знак, Мо Кун узнал его с порога: ями-но-бако, "дитя демона". Судьба его мальчика - стать оборотнем. Если, конечно, он выживет.
- Прочь! - заорал он на кошку, забыв, что перед ним не кошка, а демон. - Прочь от моего сына!
Он попытался схватить кошку, но руки поймали воздух. Зверь обратился в туман и исчез, оставив после себя пригоршню раскиданного по комнате снега. Громко хлопнула дверь.
Мо Кун склонился над сыном. Тот хрипло дышал, сердце едва билось. Страшные раны затягивались на глазах, превращаясь в белеющий на груди иероглиф, чистый и тонкий. Если не приглядываться, ничего не заметишь. Но след этого страшного знака останется с мальчиком до самой его смерти. Если подтвердятся худшие опасения и У-тэно превратится в лишенное разума чудовище, мальчику придется прятаться от людей. Он никогда не женится, не подарит Мо Куну внуков...
- А где кошка? - капризно воскликнула Айя, войдя в комнату и осмотрев ее от пола до потолка. - Отец, ты выгнал ее?
- Кошка убежала, - ответил дочери Мо Кун, размышляя, что ему теперь делать. Нужно идти к настоятелю, к другим заклинателям духов: может, придумают способ, как спасти его сына.
Айя всхлипнула. И выбежала из комнаты.
Мо Кун сразу не понял, что произошло, а когда понял, кровь застыла у него в жилах. Айя убежала, а по дому или возле него бродит Снежная Кошка. В мальчике уже живет демон, что с этим ни делай, а дочь - пока еще человек!
Дом был пуст. Входная дверь осталась распахнутой настежь, в проеме кружила метель. Снег залетал в коридор и таял, растекаясь неопрятными лужами. Из-за холодной снежной стены доносился тоненький голос Айи.
Мо Кун вышел следом, громко окликая дочь: в бешеной круговерти было не разобрать и пальцев на вытянутой руке, не то что найти ребенка. В какой-то момент ему показалось, что голос становится громче, и он побежал на звук. Метель немного утихла: снег уже не слепил глаза, а падал крупными хлопьями.
Девочка стояла у занесенной снегом скалы, растерянно огладываясь по сторонам. Ветер трепал распущенные волосы и подол домашнего платья. В руках Айя держала маленький белый комок, укрывая его собой от непогоды.
Девочка заметила Мо Куна, и - благодарение богам! - побежала к отцу, а не от него.
- Я нашла котенка! - счастливо воскликнула она, тыча в лицо Мо Куну мягким и белым. - Такой милый! Можно, я его оставлю?
Это и правда был котенок - снежно-белый, пушистый, с ярко-голубыми глазами. Совсем крохотный, доверчиво льнущий к теплым рукам ребенка.
- Можно, - ответил Мо Кун, подталкивая дочь к хижине. - Давай пойдем домой, не то простудишься!
У двери он почувствовал на себе взгляд. Кто-то смотрел из снега и темноты, следя за каждым их шагом. Мо Кун понял, что просто так им уйти не дадут.
- Иди домой, - приказал он дочери, загораживая ее своим телом. - Котенок давно голодный, покорми его. Только не вздумай обижать!
Айя кивнула и скрылась за дверью. Но через мгновение из щели выглянула озадаченная мордашка:
- А ты не будешь кормить котенка?
- Я поищу его маму. И сразу приду.
Дверь хлопнула. Погасла желтая полоса, начерченная фонарем. Мо Кун медленно обернулся и увидел серебряные глаза, сияющие во тьме. На этот раз Чинь-Мао пришла не кошкой, а человеком - юной, хрупкой до прозрачности девушкой с бледной кожей и белыми как снег волосами. Пряди звездным пламенем летели по ветру, лентой тумана трепетало белое платье. Взглянув на нее, бывший чиновник стал понимать тех, кто влюбляется в демонов и, вопреки рассудку, с восторгом стремится в гибельные объятия.
"Так - легче", - невпопад подумал он. - "Так хотя бы можно поговорить".
- Оставь в покое детей, - попросил Мо Кун, глядя в холодные глаза демона. - Они ничего тебе не сделали. Ты лишила детей матери - не лишай их еще и жизни. Если хочешь, я построю тебе храм или еще как-то искуплю вину моей покойной супруги.
- Ты не понял, - качнула головой Снежная Кошка. - Мой младший выбрал себе семью, твой старший - теперь и мой сын тоже. Я не воюю со своими детьми и не мщу родичам. Можете возвращаться в имение, а я как-нибудь приду вас навестить.
- Хорошо, - ответил Мо Кун, старясь навечно запомнить волшебный образ. - Приходи. Мы будем ждать.
|