Жгут июльские иды, и тени безбожно мало.
Духота Ганзаплаца, за ней - суета вокзала.
В электричке до Кранца едва не купил билет,
за хохочущей парой присел на сиденье с краю,
до зубовного скрежета влезть в разговор мечтая...
Вот же конченый дурень: прошло уже столько лет.
 
За окном желтой вспышкой проносится поле рапса.
Занырнуть бы в соцветья, как будто тебе семнадцать,
и не веришь, что в мире есть ужас, печаль и смерть...
Остановка - и ветер, ворвавшись в вагон, доносит
шум прибоя и пряную сладость сосен.
Наконец-то доехал. А мог бы как все - лететь.
 
По тропе - мимо пляжа. Народа, что пчел на сотах.
Сосны рвутся с обрыва, как птицы. У горизонта -
вечный бой облаков и увенчанных пеной волн.
Рядом строгий старик, в парике, с чуть прозрачной кожей.
Говорит мне, что мертвый никак распознать не сможет,
послежизнь - это явь, или глупый предсмертный сон.
 
"Поясню по-простому, на пальцах. Ты не в обиде?
Вот, допустим, ты призрак, живые тебя не видят,
и пылинки не сдвинешь, в песке не оставишь след...
Можешь чувствовать, мыслить... да хоть сочинять сонеты!
Объективно - без разницы для остальной планеты,
существуешь ты рядом хоть как-нибудь, или нет..."
 
Сто причин возразить. Только как же я стал безликим?
Силюсь вспомнить...
Но прошлое скрыто криком,
тьмой и россыпью бликов на кромках подмерзших луж...
Те же боль и тревога о будущем - как когда-то.
Остается смотреть на море и спорить с Кантом,
есть ли вечный покой для всегда беспокойных душ.