Аннотация: Самые страшные дни случаются в обычные будни.
Кевин зажмурил глаза. Сегодня самый страшный день в его жизни.
Диктор по радио, прервав еженедельную танцевальную передачу, сдавленным голосом объявил, что началась война.
Кевин стоял, зажмурившись, и повторял про себя только одно предложение, изменившее всю его жизнь.
Отец застыл на крыльце с не прикуренной сигаретой. Только по глубокой морщине на лбу можно было понять, что он услышал сообщение диктора. Мама, в фартуке и со следами муки на лице, застыла в дверях и тихо плакала.
А Кевин, зажмурился ещё сильнее, чтобы не расплакаться, и думал, как ему жить дальше.
Среди соседей началась суматоха. Женщины плакали уже в голос. Мужчины что-то обсуждали между собой в стороне. Люди метались из дома в дом, внося ещё большей сумятицы в происходящее. Они ходили, говорили, громко ругались.
Один только Кевин застыл посреди двора с ровно подстриженной травой и кусал губы до крови.
Кто-то задел Кевина, и ему пришлось открыть глаза. Мама наклонилась к его лицу и нежно потрепала по щеке.
- Малыш, иди в дом. Всё будет хорошо.
Кевин послушно кивнул и, не двигаясь с места, снова закрыл глаза.
- Иди в дом, малыш. Не бойся, война закончится, не успев начаться. Вот увидишь.
Кевин удивлённо приоткрыл один глаз:
"Мама, как может волновать тебя какая-то война, если Джейн Томсон сказала мне, что уезжает с родителями в Америку навсегда?" - хотел спросить Кевин, но так и не раскрыл рта.
Только зажмурился очень сильно, но слезы побежали по его щекам. Сегодня Джейн Томсон, самая красивая и добрая девочка в его классе, одной фразой разрушила спокойный и понятный мир Кевина. А у него даже не хватило смелости сказать ей очень важную вещь. И теперь очень жалел.
- Пойдём в дом, малыш. Я отрежу тебе самый большой кусок пирога.
- Джейн? Джейн Томпсон?
- Кевин, ты?
Этот голос заставил Кевина вспомнить страшный день. Тогда, стоя на заднем дворе родительского дома, Кевин мог думать только о Джейн. И никак не мог заставить думать себя о войне.
Осознание, что произошло что-то более страшное, чем отъезд Джейн, пришло позже. С уходом отца на рассвете. С резко постаревшей матерью. С вечным чувством голода. И с первой похоронкой в их маленьком городке.
Он слишком рано повзрослел. Но сейчас, посреди заснеженной улицы американского города, после 13 лет мирной жизни, Кевин вновь почувствовал себя ребёнком.
А перед ним, пытаясь запахнуть лёгкое пальто, стояла Джейн. И о чём она думала, выходя из дома? Так и заболеть недолго. Неужели трудно подобрать что-то по погоде?
Да чёрт с этим пальто! Перед ним стоит Джейн. И лукаво улыбается. Его Джейн.
В ближайшем баре её звонкий смех сливается со звуками музыки. В голове у Кевина бьют тысячи молоточков. То ли от выпитого виски, то ли от присутствия Джейн.
Кевин хочет рассказать про родной город и про работу. Но молчит и наблюдает за Джейн.
Джейн же хочет достать сигарету из пачки, но замирает в миллиметрах от неё и касается руки Кевина.
Кевин прижимает к губам тёплую руку Джейн и получает немое согласие.
За окном гостиничного номера уже загораются огни. Джейн, сидя на краю кровати, подводит губы красной помадой. Кевин курит и, молча, наблюдает за ней. Ему не хочется разговаривать. Только наблюдать. И постараться запомнить все мельчайшие детали. Или прикоснуться к её волосам.
Он протягивает руку, но не успевает. Джейн, легко поднявшись с кровати, надевает уже надоевшее Кевину пальто.
- Джейн...
- Кевин, прости, но мне пора. Не хочу заставлять мужа волноваться.
Слова Джейн лавиной накрывают Кевина. Он так много не успел сказать.
Зимнее солнце, припозднившееся и ленивое, заглянуло в окно спальни маленького Роберта. В комнате было прохладно, а под большим ватным одеялом - тепло и уютно. Роберт, балансируя между сном и реальностью, улыбается своим мыслям и ждёт прихода мамы.
- Робби-Бобби, пора вставать, - мама, как всегда неслышно, зашла в комнату к сыну и нежно погладила его по волосам.
- А, может, не надо? - Роберт, хитро улыбнувшись беззубым ртом, накрывается одеялом с головой.
- А что надо? - спрашивает мама и садится на край кровати.
- Историю!
Роберт выныривает из-под тёплого одеяла.
Мама заливисто смеётся и обнимает Роберта.
- Будет тебе история. Но сначала завтрак. Кто быстрее?
- Я! - кричит мальчик и со смехом вырывается из объятий матери.
В большой гостиной многолюдно и шумно. Патефон весело напевает в углу комнаты. И веселье передаётся всем собравшимся.
Одному Роберту не до веселья. Он сидит в шкафу под лестницей и грызёт ногти.
Дверца шкафа приоткрылась, впуская тонкую полоску света в убежище Роберта. Он плотнее зарывается в чьи-то шубы. Но торчащие коленки его выдают.
- Робби-Бобби, что ты здесь делаешь?
Шёпотом спрашивает мама и аккуратно отодвигает одну из шуб. Острые мальчишеские коленки исчезают в глубине шкафа.
- Пустишь меня к себе?
Из глубины доносятся тихое бурчание и возня.
- И от кого мы прячемся?
Мама садится на пол и прикрывает за собой дверь.
Роберт недовольно сопит и теребит меховой пояс. Пояс становится больше похож на щетку для бутылок, но Роберта это совершенно не волнует. Его волнует другое. Он какое-то время упрямо молчит, но не выдерживает.
- Тётя Кларисса сказала, что я должен буду жениться на Френсис. Она не похожа на тебя.
Роберт обиженно шмыгнул носом и сильнее вцепился в пояс.
- Робби, солнышко, никто не заставит тебя жениться на Френсис, если ты этого не захочешь. А если будут настаивать, то я буду рядом и спрячу тебя.
Роберт недоверчиво посмотрел на маму, но потом уткнулся в её плечо.
- Правда?
Мама обняла Роберта и поцеловала в макушку.
- Я всегда буду рядом, обещаю.
Роберт бежал, не чувствуя под собой ног. Морозный воздух больно щипал лёгкие, а в боку кололо, словно иголкой. Роберт задыхался, хрипел, но не сбавлял скорость. Он спотыкался на поворотах, с трудом сохраняя равновесие. Сшибая с ног прохожих, он боялся только одного. Что разговоры окажутся правдой.
Не снимая ботинок, он ворвался в гостиную. И, увидев чемодан, остановился.
Его мама сидела на диване и листала утреннюю газету.
Роберт, шумно вдохнув, пытается что-то сказать, но не может.
- Робби-Бобби, ты уже вернулся?
Мама, заметив Роберта, откладывает газету и встаёт с дивана.
Роберт только кивает и пытается восстановить дыхание.
- Вот и хорошо. Мне нужно с тобой поговорить.
- Почему ты не сказала, что мы уезжаем? Мне же нужно собрать вещи.
- Об этом нам и надо поговорить. Уезжаю только я. Ты остаёшься с отцом.
Слова матери застигают Роберта уже на лестнице. Он, чертыхаясь про себя, возвращается в гостиную.
- Я не ослышался?
- Мы с твоим отцом разводимся. Но ты должен остаться с ним. Роберт, пойми меня.
Мама хочет коснуться щеки Роберта, но он, предугадав её желание, резко уклоняется.
Роберт сверлит взглядом пол, но молчит.
- Робби-Бобби... Сынок...
- Не смей называть меня так! Я уже не ребёнок!
Роберт поднимает полный обиды взгляд на мать.
- Ты же обещала!
Звук поворачивающегося ключа застал Джейн врасплох. Она поставила пустой стакан на стол и поднялась с кресла.
- Милая, я дома.
Джейн, усмехнувшись, плеснула в стакан виски, не разбавляя содовой.
- Милая, где ты?
Выпила и налила ещё. Приглушила звук радиоприёмника.
- Джейн, неужели так трудно ответить?
О нет, ей совершенно нетрудно ответить. Она даже может придумать парочку вопросов для полноценного диалога. Вдох. Выдох.
- Я в гостиной.
- Вижу.
Роберт стоял на пороге комнаты и развязывал галстук.
Джейн крутила пустой стакан в руках.
Роберт подошёл к жене и попытался обнять, но Джейн, ловко увернувшись, обошла мужа и села в кресло.
- Джейн, что происходит?
Лёгкая усмешка коснулась губ Джейн.
- Я сегодня подписывала открытки на Рождество.
Изящным движением она поносит к губам сигарету.
Роберт слишком учтиво подносит к сигарете спичку.
- Неужели это занятие настолько утомило тебя, что ты решила опустошить мой бар?
Джейн сладко улыбнулась мужу.
- Меня утомило другое занятие, милый.
Роберт сел в соседнее кресло, закинул ногу на ногу и с наигранным удивлением посмотрел на жену.
Джейн удручённо вздохнула:
- Я так и не смогла придумать новую подпись.
- Наша фамилия уже тебя не устраивает?
Роберт насмешливо посмотрел на неё, пытаясь поймать взгляд.
Но Джейн рассматривала стакан в своей руке.
- Почему же, устраивает. Но вещи нужно называть своими именами. Как тебе такая подпись: чертов подлец, трахающий свою секретаршу и его жена - дура?
Джейн перестала разглядывать стакан и посмотрела на Роберта.
Роберт ответил ей таким же прямым взглядом.
- Мне не нравится. Милая, ты же сама сказала, что вещи нужно называть своими именами, так что подумай.
Джейн только слегка пожала плечами.
- Ты думаешь, что нужно заменить "секретаршу" на "потаскушку", Робби-Бобби?
Роберт дёрнулся, словно от удара. Он, резко вскочив с кресла, в доли секунды оказался рядом с Джейн и с силой сжал её руки.
- Будь аккуратнее со словами, Джейн. Ты ведь тоже не безгрешна, милая. Или ты забыла, что у стен есть не только уши, но и глаза. А также парочка поганых ртов, чтобы стены могли все рассказать. Тебя видели, Джейн. Кто этот Кевин? Неужели ты запрыгнула в постель к первому встречному?
Роберт наклонился к самому уху Джейн, не давая подняться с кресла. Его голос понизился до едва слышного шёпота.
Глаза Джейн сузились. Отстранившись от Роберта, она прошипела:
- Пошел к четру.
Роберт, отпустив руки Джейн, стремительно пересёк комнату. Но остановился, не
доходя до дверей. Резко обернулся.
- Да, милая, я забыл тебя предупредить, что мой отец ждёт нас на Рождество. Говорит, что соскучился по Хезер.
Роберт очаровательно улыбнулся Джейн. Развернулся на каблуках.
Джейн, наливая виски в стакан, тихо спросила:
- А, может, я его люблю?
Роберт на мгновение замер, но он не обернулся.
Звук захлопнувшейся двери утонул в звонком смехе Джейн.
Мери Эмили жила в крохотном пригороде маленького городка. Она носила платья пастельных тонов, удлинённое каре и слегка подводила глаза.
Утро Мери Эмили начиналось ровно в семь с приготовления завтрака, крепкого кофе без сахара и звонких поцелуев в щёку. У Мери Эмили был любящий муж, трое детей и ухоженный сад на заднем дворе.