Аннотация: 3 части 21 ГЛАВЫ КОММ. 339. 20 глава пока остается, где была. новое 345 и комм 354!!!!
Тимьян, шалфей - ночные травы пахнут острей.
Нарви их горсть, пока земля не промерзла насквозь.
Бежим наугад. Сочится кровь из свежих стигмат.
Назад - нельзя. И значит, каждый - сам за себя.
Ты прости, я это делаю,
Чтоб из частиц сложилось целое...
Би -2 'Над пропастью во ржи'.
Литературный вечер был обставлен с потрясшей даже самих устроивших его студентов восточной роскошью.
Мигали огоньки в высоких золотистых стаканах-подсвечниках ('Так, филологи! Устроите в аудитории пожар - пеняйте на себя!'). Расшитые желтые подушки купили вскладчину и сами же украсили, заняли по всем знакомым платки и шали, более-менее подходящие под ориентальный антураж. Раздобыли несколько кальянов. Задекорировали почти все свободное пространство, накрыли приятной наощупь тканью стул Изабеллы Юрьевны. Принесли чай и кофе, печенье, конфеты 'Каракум' и заварочный чайник с высоким узким горлышком.
Правда, вместо пиал пришлось обойтись одноразовыми стаканчиками, а вместо дорогих сортов чая - обычным пакетированным, однако никто не был против, ведь, в совокупности, несмотря на презренный белый пластик стаканов, получилось поистине по-восточному.
Постановили единогласно после пар, когда только планировали вечер, что ведущей, его конферансье и прекрасной пери, будет Аня - самая красивая гурия в филологическом самопальном раю. Остальные распределили обязанности по предпочтениям: кто-то играл в сценке, кто-то возился с аппаратурой.
Рубаи Хайама читали все.
Аня репетировала свои выходы несколько дней. Взяла напрокат у знакомой успешной модели потрясающее желтое платье в пол, сверкающее на свету всеми оттенками золота. Оно нежно переливалось в мягком, ненавязчивом свете свечей: Аня надела платье с таким же освещением дома. Полученный эффект понравился, а Лешку так совсем потряс, и примерка красивого платья вечером при свечах неожиданно перетекла в бурную романтическую ночь.
Аня знала, что Лешка любуется ею сейчас, и любовался весь литературный вечер. Ее захлестывало ощущение счастья и полноты жизни.
'Я красива. Я любима. Мы будем счастливы'.
Вечер беспечно тек по сценарию. Оставалось всего ничего: сказать заключительные слова и вынырнуть из восточной сказки в скучную реальность. Два рубаи от Маши и Вероники, и - оля-ля! - крайний Анин выход. Затем музыкальный проигрыш грустной протяжной мелодии, включение света, немедленное тушение свечей ('Да помним мы, Афанасий Иванович, что свечки сразу задуваем!') и неофициальная часть праздника. С шампанским, без Персии. Дальше Изабелла Юрьевна по плану уходит, а студентам нужно срочно собрать вещи...
Аня стояла в тени, как можно дальше от света: внимание зрителей должно быть направлено на двух нарядных хорошеньких девушек, попеременно читающим четверостишия. Перекличка стихотворений - так задумывалось последнее выступление. Чего только не было изобретено - и исполнено - по сценарию: краткие сообщения, сценка с переодеванием, музыкальные проигрыши, отдельные рубаи... Номера чередовались со словами конферансье ( то бишь Ани), которая рассказывала о жизни самого Хайам - либо того образа, что создали о давно жившем ученом-поэте, ибо жизнь реального человека Хайама и жизнь легенд о Хайаме, как с удивлением узнала Аня, готовясь к роли ведущей - две большие разницы.
Еще она узнала с неудовольствием: не все рубаи, написанные, как считалось, Хайамом, могли (о, ужас!) принадлежать ему. Сообщение Алины. (Вредная, могла бы рассказать заранее. Не стояла бы Аня, рот разинув).
Разозлившись на стервозину, она пропустила предпоследнее чтение, и только голос Вероники заставил подобраться: скоро - заключительная речь.
Словно ветер в степи, словно в речке вода,
День прошел - и назад не придет никогда!
Будем жить, о подруга моя, настоящим!
Сожалеть о минувшем - не стоит труда.
Последнее четверостишие. Вероника несмело взглянула на Аню, почти незаметно кивнула: я закончила, мол. Они с Алиной остались стоять на месте, забыв сделать шаг назад, как репетировали раньше. Но застывшие статуями девушки не стали помехой для Ани. С грацией королевы она шагнула из неосвещённого угла, поймав взглядом восхищенное покачивание головой Изабеллы Юрьевны. Ни Алина, ни Вероника не смогли бы оттянуть внимание с вышедшей из полутьмы.
Не того уровня девочки.
Ане показалось, что ее голос рассек, словно острие ножа, случайно затянувшуюся паузу.
' Точная дата смерти Омара Хайама не установлена. Вероятно, это 1123 год. Известно только, что в свой последний день Хайам читал 'Книгу исцеления Авиценны'.
Часы работы перед зеркалом. Выбор тональности и эмоций, четкая логика их развития: от вежливой отстраненности до восторга. Аня знала, что у нее отлично получится: и не с таким справлялась.
'Дойдя до главы 'единственное множественное', старец вложил золотую зубочистку между страницами и попросил позвать свидетелей, чтобы сделать завещание. В течение всего этого дня Хайам ничего не пил и не ел....'
И невозможно любящий взгляд Лешки, чуть не сбивший Аню с идеально выученных изумительных фраз.
'Вечером, окончив последнюю молитву, он поклонился до земли и произнес: 'О Боже, ты знаешь, что я познал Тебя по мере моей возможности. Прости меня, мое знание Тебя - это мой путь к Тебе'. И умер.' (по статье Марии Лукиной об Омаре Хайаме).
- Мы многого не знаем о Хайаме как о человеке, - продолжила Аня: говорить оставалась чуть-чуть, - но сейчас, наверно, это не столь важно. Важно то, что.. - и все-таки Аня сбилась: в голове не осталось ни слова. Никакого. Выкрутилась из ситуации быстро, добавив от себя, - что он... что он жил на этой земле. И подарил нам свои замечательные рубаи, которые... которые....которые заставляют нас задуматься о самом важном, - недостойное продолжение не следовало затягивать. Аня улыбнулась, поворачиваясь к куратору:
- Вот такой мы хотели сделать вам подарок, Изабелла Юрьевна.
Раздались аплодисменты, выкрики ' с праздником', свист парней.
- Ребята...я... не знаю, как благодарить вас, - Изабелла Юрьевна поднялась с кресла. Приподняв очки, вытерла готовые было заплакать глаза, - знаете... можно дарить дорогие подарки, очень дороги подарки. Но подарок, который вы сделали мне и за который я хотела поблагодарить вас, он...он бесценен. Потому что вы вложили в него - каждый! - частичку своей души. За это я люблю вас, дорогие мои будущие филологи... Вы никогда не жалеете своего сердца...
Что-то стукнуло внутри груди Ани жалостливо и больно.
Алина подошла к ней сразу же, как Изабелла Юрьевна вышла из кабинета.
- Без великого пафоса было нельзя заключительные слова произнести? - серая мышь взирала на Аню с враждебностью.
Та демонстративно оглядела ее не особо модное темно-синее платье, короткие неухоженные волосы, очки со стальной оправой, не подходящие Алине к лицу.
- Простите, я что-то сделала неверно? - сухо проговорила в ответ. Едкость Алину не задела:
- Круто. Супер! Все увидели, какая ты офигительная. Нельзя было поставить рассказ о Хайаме на первое место, а себя - на потом? Так нет же, - возмутилась Алина, собравшая группу слушателей вокруг себя, - нашей звезде надо выпендриться! Это ты умеешь! Ты хоть сама понимала, о чем говорила? И в конце слова забыла...
- Ты завидуешь. Пойди почитай что-нибудь, что заставит полюбить себя такой, какая ты есть, - холодно посоветовала Аня разозлившейся девушке.
- Все было супер. Алина, не придирайся! - Лешка оттеснял Алину от Ани, - тебе вечно кажется. Аня прекрасно справилась...
Его поддержали.
Раскрасневшаяся Алина молча начала собирать в пакет потушенные свечки, гремя стеклом. Остальные кинулись приводить аудиторию в порядок: сказка закончилась, и всем быстрее хотелось оказаться дома.
- Я и правда забыла конец... - тихо покаялась Аня Лешке, в то время как тот, взяв ее за руку, вывел из кабинета в темноту вечернего коридора: пары давно закончились. Провести мероприятие именно вечером было решением курса и самой Изабеллы Юрьевны.
Сильное Лешкино тело прижало Аню к стене.
- Леш, перестань, ты меня слушаешь? - она отбивалась от лихорадочно шарящих по ткани платья Лешкиных рук.
Одна из них проникла в разрез платья, приподняла ткань. Ладонь легла на Анин живот. Нервно рассмеявшись, Аня сбросила его руку, слегка толкнула его от себя.
- Ты в своем уме? Я тебе про Алину...
- Да плевать на глупую болтовню этой гусыни! - выдохнул в распущенные залаченные пряди ее волос Лешка, - Ты была самая красивая...моя Анюта. Я весь вечер на тебя смотрел только, черт с ним, с Хайамом... - поцелуй обжег губы, и тут же Аня больно ударилась затылком об стену, одновременно ощутив спиной ее холод: Лешка снова прижался к ней.
- Дурак, - прошипела недовольно, потирая затылок. Она никогда не была ни против секса, ни против поцелуев и ласк, но не здесь же... Когда из аудитории вот-вот выйдут одногруппницы.
- Больно, Ань? - Лешка прикоснулся пальцами к ее голове.
- Нормально. Пойдем, надо, наконец, остальным помочь, - Аня потянула Лешку к двери, но тому удалось поцеловать ее еще раз, тихо прошептав после затянувшегося поцелуя:
- Моя любимая...
Натянутая до боли нога чертила подушечками босых пальцев на полу ровный полукруг. Раз, два, три, четыре... Ронд де жан партер ан де ор. Восемь. Ан де дан. Восемь. Напряженные лопатки зудели от непривычной нагрузки.
Расслабилась. И тело расслабилось.
Аня сдернула себя с кровати и занялась балетным станком, когда размышления о будущем стали приводить ее к одному финалу. Слишком часто приводить. Нужно было думать, что сказать матери, как намекнуть на плен и Дагестан, когда придут с телефоном Фатима или Зура...
А мысли возвращались к смерти.
Очень хотелось верить Аслану, когда он говорил о любви. Она могла отсрочить...отсрочить. Ее.
Только Аня никогда не была наивной девочкой, хоть подчас попадалась на вдохновенные речи Петра Сергеевича, но то - отдельная тема . Мама, Лешка, отчим, несколько подружек - люди, которых знала давно. Им доверяла. Другим - не очень.
Разум до сих пор упорно искал рациональное объяснение похищению. Их могло существовать два - Аслана и другое.
Аня взялась за спинку кровати правой рукой, зафиксировала спину, вжала ягодицы. Левая нога - восемь ан де ор...
Причина важна. Из нее вытекает все остальное. Если Аслан врет - он скорее всего врет - тогда одно дело. Когда же вмешиваются личные отношения, остается надежда на жизнь...
Ногу от напряжения свело судорогой. Аня, чертыхнувшись, потрясла ей - не помогло. Присела на кровать, чтобы растереть и помассировать.
Причина бесполезна. Надо валить отсюда быстрее, пока пропаганда не изгрызла мозги, или Аслан не прибил.
Далекое эхо безумия проскальзывало в его глазах иногда, отчего-то похожее на ревность. Ревность не равнодушие, ее не сыграешь. Или сыграешь?
Зачем, презрительно ухмыльнулась Аня своим мыслям. Зачем устраивать спектакли для своей пленницы, которой готовишь смерть в будущем?
Ради идеи, денег, амбиций, неизвестно чего...сто причин.
После массажа стопы от судороги осталось едва заметное покалывание.
Аня проковыляла до двери, бесполезно дернула ее, пусть и знала: закрыто. Аслан уехал, простота передвижения закончилась. Любимых держат взаперти. А она надеялась, что без Аслана сбежать будет проще.
Теперь - невозможно.
Вернулась к кровати, тоскливо поглядела на стопку книг, лежащих на столе. Тонкие брошюрки, толстые, в твердом переплете.
Обучайся, Анечка.
На кровать больше не села. На миг почудилась темнота и мужское тренированное тело, вжимающее ее в матрас. Аня наяву ощутила сильные пальцы, сжавшие ее запястья и приковавшие к тому же матрасу, горячее прерывистое дыхание у виска, еле слышный шепот...
Горло перехватило, задрожали руки, во всем теле стало как-то нехорошо, и захотелось бежать.
Аня почти спокойно закрыла глаза, привычно похоронив воспоминания.... обо всем, что случилось на кровати. После первого раза с Асланом спать на ней не хотела, мечтала до тошноты поменять простыню, наволочку и пододеяльник, а лучше - сжечь ее к чертовой матери. И дом тоже.
Смешная. Ночь, проведенная на стуле в созерцании кровати вкупе с жалостливыми слезами и прочей мутью, расставила верные приоритеты: к ее концу Аня свалилась на койку, заснув сразу же, как голова коснулась подушки.
'Мне все равно, мне все равно...'. Волшебные слова, забивающие осиновые колья в землю могилы воспоминаний. Дабы никогда не вернулись.
Они приходили неровным дыханием, оголтелым биением сердца, состояниями, близким к обмороку или истерике, или вот этими приступами.
Чтобы отвлечься, Аня двинулась к окну: посмотреть на небо в открытой форточке. Стены давили. Можно было заставить себя не размышлять о прошлом и не волноваться о будущем, но забыться взаперти никогда не получалось: слишком уж откровенно была закрыта дверь и неподдельно стояли стены.
Шум за дверью, шаги, ставший почти родным ужасный звук открываемой двери ... Аня резко повернула голову, сердце забилось быстрее.
Только бы получилось с намеком!
Нет... Амир...
Первые несколько секунд Аня слышала гул в ушах гул, и ничего больше.
Сжала кулаки - ногти впились в ладони. No http://lady.webnice.ru [80700.2.95.185.123.482.0c2f6f0127913c5f77bca05b85af72d1]
'Он мне ничего не сделает. Не сделает... я с Асланом. Он не полезет'.
Амир повел себя необычно: раскрыл настежь дверь, высунул в коридор голову, хмыкнул, словно увидел что-то ожидаемое, повернулся к распахнутой двери спиной.
- Звоним родственникам? - поинтересовался весело.
Аня машинально наклонила голову.
Амир приближался вразвалочку, никуда не торопясь. На его лице застыло то привычное выражение, которое постоянно замечала Аня: он хозяин положения - и одновременно ни от чего не зависит, ему плевать на все, что происходит вокруг.
Мерзкий тип, в сотый раз сказала себе, рассматривая знакомые штаны цвета хаки и неизменную майку на два размера больше, мешком висящую на сухощавом жилистом теле, лицо со следами синяков. Те, правда, его вряд ли смущами.
Амир остановился рядом. Играючи вытащил телефон из кармана, прокручивая его каким-то хитрым способом. Аня перестала дышать, испуганно следя за быстро мелькающим в руках Амира черным корпусом.
Неожиданный захват руки, рывок на себя, телефон больше не крутится...
- Только недолго и без глупостей, Анна Дмитриевна, - прошептали около уха чужие губы.
Перед глазами поплыло. Аня хотела вдохнуть - не могла.
Еще один толчок: Амир отбросил ее он себя. Легкие раскрылись, набирая воздух. Аня задышала быстро и жадно.
- Я, если что, русский знаю хорошо. Это так, к слову, - проникновенно произнес синеглазый, наконец перестав вращать сотовый.
Аня, не сводя взгляд с телефона, кивнула.
- Я... я... конечно, - услышала свой осипший голос.
'Ты не разберешься. Ты не Аслан, не был рядом, когда я раньше звонила маме. Поэтому вряд ли знаешь, о чем мы можем говорить'.
Аня уже придумала слова, которые заставили бы подскочить маму и перестать доверять рассказам дочери. Амир не поймет: не слышал прошлых разговоров. А Аслан бы никогда не стал пересказывать их Амиру, так что все должно получиться...
В глаза бросилась распахнутая дверь. В коридоре Фатима или Зура, либо еще кто-то. Аслан никогда не оставит Аню наедине с мужчиной. Любым.
Как бы то ни было, почему не поручил звонок, например, Зуре?
Амир уже искал в телефоне запись 'Мама', и Аня больше не размышляла о стоящем в коридоре.
- Держи.
Как легко получилось у Амира передать ей телефон! Будто они гуляют в парке или кто-то из них зашел в гости. Так передают телефон старые знакомые, хорошие приятели, друзья: непринужденно, словно не первый раз. Не задумываясь, автоматически просто.
Настолько резкого искажения мира, переворота с ног на голову Аня в жизни не испытывала.
Несгибающимися пальцами еле удержала отданный Амиром телефон в руках. Сердце выпрыгивало из груди, мурашки покрыли тело гусиной кожей...
Аня решилась. Пути назад не было.
Амир отошел. Зацепив ногой, подвинул к себе стул, присел на него. Вытянул ноги, закинул руки за голову. Аня настороженно наблюдала, как блестят его глаза, и ожидание сменяется легкой скукой.
И ждала, ждала ответа матери...
Длинные гудки. Снова и снова.
Мать всегда брала трубку, пусть не отвечала сразу.
- Я... наберу еще? Не слышит... -
- Дай сюда, - лениво протянул руку Амир, не собираясь приподниматься со стула. Его рука зависла в воздухе, а лицо... Аню затошнило от его выражения.
Несколько шагов к Амиру дались труднее, чем первые дефиле на высоких шпильках. Ужас, смущение, подавленность, ненависть, унизительная беспомощность - все всколыхнулось на этих шагах, в глазах опять замаячили белые плитки... Она не забудет их, как и остальное, случившееся здесь, до конца своих дней. Если долго проживет.
Страх сменился злостью, которая подстегнула: телефон Амиру протянула почти недрогнувшей рукой.
'Чтоб ты сдох, гадина! Только бы дал позвонить еще раз, только бы дал! Ну же!'
Амир неторопливо нажал пару клавиш и вернул неприметный дешевый телефон (специально для юга, вдруг украдут на пляже, а-а!).
Аня отступала назад. Четыре шага. Пять, шесть, семь.
Оглянулась на Амира, слушая разрывающие душу длинные гудки.
Он так и сидел на стуле, развалившись, и снова закинул руки за голову. Сверлил ее сосредоточенным хитроватым взглядом.
' Ответь, пожалуйста, ответь. Мама!!!'
И трубку взяли.
- Аня, здравствуй, - отчим.
Всего лишь отчим.
- Здравствуйте, Михаил Петрович, - сказала Аня больше для Амира, нежели для отчима: не было смысла церемониться с ним ни теперь, ни когда-то раньше, - маме дайте телефон, пожалуйста.
- Она в магазин ушла, - флегматично отозвался отчим, заставив Аню до боли закусить губу.
Слезы навернулись на глаза. С ним поговорить не получится. Твердолобый, спокойный донельзя, Михаил Петрович не то что не заметит подвоха в Аниных словах - Амир поймет первым.
За много лет они с отчимом так и не стали родными. Он заботился о ней, но больше делал вид, что заботится. Аня терпела: его любила мать. Следовательно, терпеть стоило.
- Она скоро придет?
- Только ушла, - отчитался отчим, - все время телефон с собой носила, а тут на тебе! Говорила, возьмет, возьмет - и забыла. Она же постоянно ждет от тебя звонка, Аня, а ты нас ими не балуешь, как осталась в Адлере, - слишком тактично упрекнул отчим.
В горле забулькало, и Аня подавилась всхлипом.
- Аня, Леша твои вещи сегодня принес к нам...
- Что?
Кашлять, скрывая всхлип, перехотелось, настолько внезапна была смена разговора.
Аня не совсем осмыслила перемену.
- Какие вещи?
- Как - какие? Твои! Несколько сумок, книги, коробки еще. .. Не все, но, говорит, перетаскает еще завтра...
- З-зачем? - оторопела Аня.
- Как же? Ты же нашла себе кого-то... Я не понял ваших там дел. Алексей сказал, ждал до последнего, может, ты одумаешься, вернешься. Просил передать, что нужно обязательно оформить развод. Как ты это будешь делать? Приехать надо! И вещи твои привез. Ань, говорит, начнет жизнь без тебя...
- Я почем знаю, - сквозь медленное растягивание гласных пробилось ворчание, - он же мне не докладывает. Привез твои вещи, с матерью они поговорили. Я спать ушел, ничего не слышал...
Очень предсказуемо - уйти спать, когда решается жизнь твоей падчерицы.
- Как у тебя дела хоть там? Хороший мужик попался? - Михаил Петрович изволил-таки проявить некие отцовские чувства.
- Да-да, - разум покрывался дымкой, и вопросы отчима не могли прорваться через нее.
Лешка привез ее вещи матери, а спину Ани прожигают сейчас равнодушно-жестокие глаза убийцы.
Реальность продолжала кривиться. Она плавилась, ломалась, рушилась.
Леша не может вот так просто уйти, не разобравшись! Не может бросить ее здесь, оставить черт знает где...
'Он уже ушел'.
Аня молчала, пока отчим, заполняя создавшуюся затяжную паузу, говорил, как они живут с матерью, почти не воспринимала его незамысловатые рассказы о житье-бытье, но заканчивать разговор не хотела: тянула время, исступленно надеясь, что мать вернется с минуты на минуту.
И забыла о свидетеле разговора.
Который сам напомнил о себе. С неестественно шумным вздохом поднялся со стула, подошел к ней, приподнял пальцем подбородок, обращая на себя внимание. Перекрест рук значил 'переставай разговаривать', еще понятнее - гримаса скуки и раздражения.
Амир не будет ждать.
- Михаил Петрович, а мама что там? Может, сейчас придет, и я бы уточнила о муже... - Аня как могла тянула время. Сжала ладонью трубку, молясь услышать в ней звонок домофона или мамин голос.
- Да будет минут через пять...
Кисть Ани пока вежливо, но ощутимо сдавили. Холодные синие глаза безжалостно глянули прямо в душу. Пяти минут не было.
- Михаил Петрович... не могу говорить долго, потом еще позвоню. Скажите...скажите маме, что я ее люблю. Очень сильно. Пожалуйста...
Аня не стала слушать прощальные пассажи отчима - нажала на кнопку и, некрасиво зажав рот рукой, зарыдала. Отчаяние обрушилось ледяной стеной дождя, острыми градинами бьющими по сердцу.
Ничего сказать не получилось. Когда ей еще позволят позвонить маме? Лешка заочно выселил ее из квартиры, не озаботившись узнать...
Чья-то рука аккуратно надавила на кисть Ани, пальцы сами собой разжались. Телефон у нее забрали.