Я шёл по лесу, блаженно щурясь на играющее с листвой утреннее солнце. В левой руке корзина с грибами, в правой - длинная палка-посох. Резиновые сапоги, камуфляж, куртка-непромокайка, бандана на голове - классический дачник, выбравшийся по грибы с утра пораньше. Влажная трава упруго пружинила под ногами, ноздри жадно ловили пряный аромат пробуждающегося леса, густо замешанный на поднимающемся от земли тумане. Под видавшим виды дубом притаился очередной белый, тугой, крепкий и пузатый, как старорусский купец времен любимого всеми историками 1913 года. Я аккуратно срезал красавца, уложил в корзину к поджидавшим его там собратьям и осмотрелся: если есть один, значит, наверняка найдётся рядом ещё парочка. Искал грибы, а глаз профессионала поневоле отмечал приметы дел давно минувших. И дуб старый не просто так скрутило: вот здесь когда-то давно осколок снаряда большой кусок из его ствола вырвал. А вот эта едва заметная круглая впадина без малого семьдесят лет назад была внушительного размера воронкой. Возможно, снаряд, взрывший землю в далёком сорок втором, и повредил тогда ещё молодой дубок. Дерево выжило, оправилось от раны, но память о тех страшных годах пронесло с собой через всю свою жизнь. А вот здесь наверняка когда-то была проселочная дорога, уж очень хорошо просматривается полоса более молодых деревьев, тонконогой лентой вьющаяся среди кряжистых ветеранов.

Грибник то я, конечно, грибник, но не дачник. Историк по образованию и профессии, военный археолог по призванию, в тот момент находившийся в наряде по кухне и отправленный по грибы нашим шеф-поваром Маринкой.

Пять лет назад я всерьёз занялся сбором информации о собственном прадеде, пропавшем без вести в годы Великой Отечественной. "Старший лейтенант Стародубцев Семён Васильевич пропал без вести 2 сентября 1942 года после артиллерийского обстрела" - вот последняя весточка о нём, пришедшая с фронта. Дальше только сухие и казённые ответы из всевозможных архивов: "Данных нет", "В списках не значится"... Два года кропотливой работы в архивах - и ничего. Зато познакомился с отличными питерскими ребятами из поискового отряда "Обелиск" и их командиром Димкой Сергеевым. Следующим летом я вместе с ними ушел в свой первый поиск и уже третий свой отпуск приезжаю из Нижнего в Ленинградскую область, роюсь вместе с друзьями в Синявинских болотах в поисках неизвестных захоронений. И не видно пока ни конца, ни края этой работе. Земля эта не только грибами да ягодами полна, но и кровушкой солдатской полита изрядно.

Кстати о грибах, вон ещё один - брат-близнец предыдущего. Я же говорил, что должны ещё быть. Этот крепыш устроился на самом гребне высокого, практически с мой рост завала. Обходить его стороной не захотелось, и я, привалившись к крутому земляному склону, потянулся за грибом. Срезать, однако, не успел. Земляная стена подо мной зашуршала, посыпалась комьями под ноги, а потом и вовсе рухнула. Я не удержал равновесие и грохнулся плашмя, крепко треснувшись обо что-то мордой.

Выплюнув изо рта набившуюся туда труху вместе с подходящими к моменту выражениями, я замер, не торопясь подниматься и делать резкие движения. Опыт подсказывал, что в подобной ситуации это самое верное решение. Ничего не взорвалось при падении - уже хорошо, однако древние военные сюрпризы все ещё могли поджидать моего неловкого движения где-нибудь поблизости.

Первое правило техники безопасности у военных археологов гласит: не разводи костров, не устраивай ночлег, пока тщательно не обследуешь местность на предмет отсутствия всякой взрывоопасной дряни. Вместо того чтобы уповать на теорию вероятности, перекопай грунт на глубину штыка лопаты. Можно, конечно, протыкать будущее костровище щупом, но с его помощью не всегда удаётся обнаружить мелкие предметы: детонаторы или патроны. В самом начале моей поисковой деятельности произошёл такой случай: в лесу, на берегу речки Мга, мы развели костёр на предварительно обследованной с помощью щупа площадке. Через двадцать минут, когда в котелке почти сварилась каша, раздался взрыв, вознёсший кастрюлю с кашей в небеса. Видимо, в земле под костром лежал детонатор. Сидим, кашу с ушей снимаем и радуемся, что в живых остались.

Глаза привыкли к царящему вокруг сумраку, и я смог осмотреться. Похоже, меня занесло в какую-то пещеру. Даже не пещеру, а большую нишу, образованную в скальной породе. Доски, некогда закрывавшие вход, практически полностью истлели, и держались только благодаря мху, густо на них поросшему. Моего веса они, конечно, выдержать не смогли, вот и рассыпались. Я повернул голову направо и вздрогнул. Сквозь сумрак и оседающую пыль на меня смотрел и нагло скалился скелет в лохмотьях. Я, конечно, за три года активного поиска человеческих останков насмотрелся изрядно, но вот чтобы так, глаза в глаза или во что у него там... Бр-р-р...

Ладно, вокруг вроде бы все спокойно, можно подниматься. Я включил фонарик, благо дело, всегда с собой ношу. Скелет "сидел", прислонясь спиной к камню, вытянув "босые ноги". Рядом стояла пара истлевших сапог. По остаткам одежды можно было с уверенностью сказать, что это был командир Красной армии, и находился он здесь как минимум с сорок второго года. Выцветшие, некогда красные петлицы с двумя кубарями и две тонких полоски на рукаве говорили об этом однозначно. Вообще-то летёхе повезло, что он оказался в этом "склепе", как бы цинично это ни звучало. Лежи он сейчас в земле, вряд ли бы так хорошо сохранился.

Нужно было срочно бежать в лагерь, сообщить о находке, чтобы потом не торопясь разобраться с ней, соблюдая все правила. Однако любопытство и право первооткрывателя подмывали меня на поступок совершенно противоположный.

Я аккуратно потянул из нагрудного кармана кителя небольшую книжицу в твёрдых тёмно-серых с тиснёной звездой корочках. Офицерское удостоверение личности, не новое, видно, что пару лет регулярно предъявлялось. Я бережно развернул удостоверение:

- Так... удостоверение личности... Звягинцев Глеб Егорович состоит на действительной военной службе, лейтенант, выдано в 1941г.

На фото молодое среднерусское лицо, короткая стрижка, серьёзный взгляд. Лицо как лицо, ничего примечательного.

В кармане была виден ещё какой-то документ, но я совладал с любопытством и трогать его не стал. Под правой рукой, вернее, под тем, что от нее осталось, лежал офицерский планшет. Я его не сразу заметил, но когда рассмотрел, то от удивления даже присвистнул. Планшет был как новенький. Не такой, конечно, как только что с фабрики, им явно пользовались какое-то время, но вот прошедшие шестьдесят лет на его внешнем виде совершенно не сказались. И это было удивительно. Я вновь не удержался и попытался аккуратно вытащить планшет из-под руки. Увы, за любопытство пришлось платить. Рука скелета зацепилась за кожу планшета, дрогнула и рассыпалась на отдельные косточки. Скелет слегка перекосило на правый бок, и его пустые глазницы уставились на меня с немым укором.

- Прости, дружище, - с сожалением прошептал я, а про себя подумал: "Димка узнает, прибьет или устроит публичную выволочку. Ещё неизвестно, что лучше?".

Планшет и всё, что в нём находилось, выглядел так, будто его положили сюда только что, прямо перед моим появлением. Впрочем, по большому счету в самом планшете ничего примечательного не обнаружилось. Пять остро отточенных карандашей, небольшой перочинный нож, два блокнота да стопка чистых листов в кармашке, где обычно располагалась полевая карта. На обложке блокнота красноармеец в длиннополой шинели и будёновке, с винтовкой наперевес, и взглядом, устремлённым в "светлое будущее". Блокнот был абсолютно чист. Никаких записей, пометок, помарок, все листы на месте, по крайней мере, следов от вырванных страниц я не заметил. Второй блокнот оказался его точной копией, как по содержанию, так и по состоянию. Извлекая на свет божий чистые листы бумаги, я уже не сомневался, что ничего интересного тут не найду. Однако, вынув последний, я ошарашено замер. В полевой сумке командира Красной армии, погибшего шестьдесят лет назад, под пачкой высохшей и пожелтевшей бумаги, был спрятан миникомпьютер.

Небольшая, примерно десять на пятнадцать панель темного стекла, тускло поблёскивающая в скупых лучах света, проникающего сквозь пролом, обрамлённая гладким со скруглёнными углами корпусом из чёрного то ли пластика, то ли металла. Пришлось выбраться наружу, чтобы рассмотреть находку как следует. Внешне он был очень похож на сотовый телефон с сенсорной панелью или навигатор, только большой и плоский. На обратной стороне я обнаружил клеймо: "ХЛ-11-64-М" Название, хоть и написано было по-русски, мне ни о чём не говорило. Я машинально стёр пыль с экрана и компьютер ожил. На панели высветилась крупная надпись "01.09.1942г." и кнопка "ввод" в нижнем правом углу.

"На следующий день без вести пропал мой прадед, - автоматически отметил я, - справочник что ли какой?"

Недолго думая, ткнул пальцем в кнопку "ввод" - мир перед глазами подёрнулся рябью, в ушах гулко застучало, словно сердце и уши напрямую соединили фонендоскопом, и я потерял сознание.

***



Было у нас в детстве такое развлечение: Залезть на стул, завязать плотно глаза и спрыгнуть вниз. Странные ощущения. И прыгать-то невысоко, а кажется, летишь в бездонную пропасть, и даже сердце успевает зайтись от страха, и пол всегда встречает тебя неожиданно и по ногам бьёт, словно наказывает, что посмел оторваться от него, что возомнил, будто сможешь без опоры обойтись.

Нечто подобное испытал я и в этот раз. В себя пришёл от резкого удара в подошвы. Шум в ушах нехотя пошёл на спад, в глазах потихоньку восстановилась чёткость и контрастность, и тут в нос ударил горький запах горелой резины, дерева и ещё чего-то такого, подозрительно напоминавшего запах жжёного мяса. Я обернулся. В двадцати метрах за мной на разбитой просёлочной дороге догорала перевернутая полуторка. Кабина и кузов уже практически сгорели, пламя медленно, но верно дожирало остатки дерева. Горящее заднее колесо чадило густым чёрным дымом, источая тот самый запах.

- Что за наваждение, - я сильно зажмурился и старательно помотал головой. Я же точно помню, что никакой дороги и тем более горящей машины здесь и в помине не было. Однако не помогло. Более того, чуть поодаль я разглядел кусок оторвавшегося борта с надписью И 1-72-15, а под ним человеческую фигуру. Человек застонал и открыл глаза. Я откинул доски в сторону. Его лицо показалось мне смутно знакомым, хотя и было сильно запачкано кровью. Военная одежда времён Великой Отечественной, справа на груди зияла жуткая рваная рана, из которой то и дело выплёскивалась кровь. Крови вообще было много, она была везде, даже на губах. И врачом не надо быть, чтобы понять, что человек умирает.

Мы встретились взглядом. Серьёзный взгляд излучал, несмотря на ужас ситуации, спокойствие и уверенность.

"Серьёзный взгляд!" - меня вдруг осенило, именно этого парня я пару минут назад видел на фотке в командирском удостоверении. Ну точно, лейтенант, вот кубари, вот полоски на рукаве. Гимнастёрка, правда, тёмно-зелёная, почти новая, и петлички красные, а так всё точно. А вот и сумка его полевая, возле ноги валяется. Я раскрыл планшет и извлёк на божий свет плоский компьютер.

- Бред какой-то.

Поняв, что я его узнал, лейтенант удовлетворённо прикрыл глаза и прошептал:

- Отлично. Ты из какого года?

Глупее вопроса в такой ситуации трудно себе представить, однако я умудрился сформулировать ещё более глупый ответ:

- А что случилось?

- Да вот, на какого-то залётного немца нарвались: расстрелял машину с самолёта. Так из какого ты года? - повторил он свой "дурацкий" вопрос.

- В каком смысле, из какого?

- Ну раз ты здесь стоишь передо мной в этой одежде, держишь в руках мой хронолифт с которым ты явно знаком, значит ты не из этого времени, а из будущего. Вот я и спрашиваю: из какого ты года?

Он говорил с трудом, делая паузы, словно давая пузырящейся на губах крови успокоиться и пролиться тонкой струйкой из уголка губ на подбородок.

"Бредит, наверное", - подумал я и, наплевав на непонятные вопросы, решил действовать:

- У тебя аптечка есть, парень? Тебя перевязать нужно.

- Оставь, не суетись, мне минуту две - три осталось, всё равно не поможешь.

- Но...

- Заткнись и слушай. Хотя нет, сперва скажи: из какого ты года?

- Ну из 2010-го, а что?

- Годится. У тебя в руках хронолифт: устройство для перемещений во времени. Судя по всему, ты нашёл моё тело в своём 2010-ом и переместился сюда в 1 сентября 1942 года, как я и планировал.

- Давай переместимся на пару часов вперёд и сделаем так, чтобы ты не погиб.

- Ничего не выйдет. Теория хронополей не позволит... сейчас объяснять некогда, если интересно, там, - он показал глазами на устройство, хронолифт, в смысле, - там есть иконка со знаком вопроса, под ней ответы на часто задаваемые вопросы, в том числе и теория хронополей для чайников.

Он говорил медленно, делая перед каждой фразой большие паузы. Так поднимается в гору смертельно уставший путник: шаг, второй, остановка, шаг, другой, снова отдых. С каждым последующим шагом не силы - жизнь уходит, так и лейтенант говорил, экономя силы, словно боясь не успеть сказать что-то очень важное.

- Там же мой дневник, можешь почитать. Хронолифт вроде вашего компьютера, только... с большим числом функций.... Но ты разберёшься.

- Ты лучше скажи, как тебя домой отправить, там наверняка помочь смогут, - снова перебил его я.

- Не стоит, я всё равно перехода не выдержу, да и ты здесь навсегда застрянешь. "Хронолифт не вынесет двоих," - неожиданно перефразировал он О'Генри и криво усмехнулся. Впрочем, ухмылка тут же сменилась гримасой боли. Сделав несколько частых и неглубоких вдохов, он продолжил:

- Когда вернёшься в своё время, похорони меня и сделай надпись: "Звягинцев Глеб Егорович - Воен. Кор. Погиб 1.09.42г."

- Военкор пишется одним словом без точек.

- А ты напиши с точками.... Это вроде условного сигнала для наших будет.... Сделай всё точно. Очень не хочется без вести пропадать... Тебя как зовут?

- Павел. Павел Стародубцев.

- Слушай Павел, сделай, как прошу... зря что ли я тебя сюда выдернул?.. Тело моё спрячь, место запомни, чтобы легче найти было... Хотя, это уже вмешательство... правда, девятого уровня... даже ближе к десятке... может получиться.... - Лейтенант явно стал заговариваться. Но вдруг на мгновение взгляд его вновь стал ясным, и он едва слышно прошептал, глядя мне прямо в глаза: - Потом нажмёшь на экране кнопку "возврат", стрелочка такая, против часовой.... И вернёшься в ту же секунду, откуда прибыл... И не задерживайся тут, не твоё это время... Оно чужих не любит...

Последнюю фразу я едва расслышал. Лейтенант расслабленно замер, глаза его закрылись, сердце, толкнув последнюю порцию крови, остановилось. Всё... На моих глазах впервые в моей жизни умер человек. В том, что он умер, я нисколько не сомневался, хоть и не доктор. И вот тут меня наконец накрыло. Накрыло дикой смесью страха, адреналина и какого-то детского любопытства.

Я стоял посреди леса в сентябре сорок второго, за моей спиной догорала полуторка, передо мной труп лейтенанта Красной армии, прибывшего из фиг знает какого времени, в руках машина времени и полное отсутствие мыслей по поводу того, что тут вообще происходит. С мыслями в тот момент вообще беда случилась. Их в башке было только две. Они бились друг о друга, как кости в стаканчике, смешивались и вновь разлетались, создавая в пустом пространстве невообразимый гул, шум и хаос:

- Блин, блин, блин!

- Что за хрень?

- Блин, что за хрень!

- Что за хрень, блин?

- Хрень, хрень, хрень!!!

И так далее и тому подобное. Я тупо топтался на одном месте, беспрестанно озираясь, словно пытаясь зацепиться взглядом хоть за что-нибудь, способное вернуть меня к нормальному состоянию.

Наконец взгляд упёрся в хронолифт, по-прежнему сжимаемый моей левой рукой. Вещь хоть и чужая, но всяко более близкая и понятная, чем горящая полуторка и мёртвый лейтенант. Насчёт "понятная", я, конечно, загнул, но в руки взять себя удалось, и броуновское движение букв и слогов в голове сложилось в первую за последнее время внятную мысль:

- Надо покурить.

Вообще-то я не курю, бросил лет пять назад, но сейчас покурить было действительно нужно. Я машинально похлопал себя по карманам, понимая всю бессмысленность этого движения, и повернулся к лейтенанту.

- Извини, друг, но мне реально надо.

Увы, лейтенант оказался некурящим, однако я не терял надежды. Во время войны даже у не курящих всегда был с собой запас курева. Во-первых, выдавали всем без разбору, во-вторых, папиросы или махорка всегда могли пригодиться просто для поддержания беседы или в качестве конвертируемой валюты.

Недалеко от грузовика подобрал вещмешок, на дне которого, как и предполагал, нашёл новую пачку папирос: небольшая коробка из дешёвого светло-коричневого картона с красной буквой "М" и одной из московских высоток на корпусе. Ниже надпись: "метро" Круглая печать фабрики "Ява" и призыв внизу пачки: "Будь бдителен, сохраняй военную и государственную тайну". То, что надо. Трясущимися руками смял мундштук, чтобы частички табака не летели в рот, и, подняв с земли тлеющую головёшку, прикурил и тут же зашёлся резким лающим кашлем: табачок оказался на редкость крепким. По горлу словно наждаком прошлись. Из глаз сами собой брызнули слёзы. Ни дать ни взять барышня кисейная. Однако после двух-трёх затяжек организм смирился, вспомнив былое, и я смог наконец-то сосредоточиться на процессе.

То ли монотонность: вдох, выдох, то ли обыденность самой процедуры привели к тому, что руки мои потихоньку перестали дрожать, я кое-как успокоился и начал рассуждать более или менее здраво. Если верить тому, что успел сказать лейтенант, и если всё это не сон, то я в сентябре 1942 года. Мне двадцать четыре и родился я в 1986 году, то есть рожусь, ну, в смысле на свет появлюсь ровно через сорок четыре года. Бред, конечно, но как-то так получается. А попал я сюда благодаря вот этому вот прибору. И убраться отсюда, соответственно, я смогу только с ним. Впрочем, с прибором будем разбираться позже. Сейчас нужно куда-то спрятать лейтенанта, да и самому на время где-то схорониться. А то не ровен час наши появятся, возьмут, да и расстреляют меня в этаком-то прикиде как террориста. Хотя нет, их здесь сейчас называют диверсантами. Ну не велика разница. Я осмотрелся: ага, вот она, недалеко в скальном выступе виднелась та самая пещера или грот, кому как больше нравится. Оттащил лейтенанта в грот, пристроил у дальней стены. Возле догорающей полуторки нашёл сапёрную лопатку, с тёмно-зелёным черенком и вырезанными инициалами хозяина "ДВ". Судя по состоянию машины, бомба угодила аккурат в кузов. Чудо, что лейтенант был ещё жив какое-то время. А вот хозяину лопатки и водителю по совместительству повезло меньше. Он так и остался сидеть в кабине. Пламя пощадило его лицо, и теперь он смотрел в небо взглядом полным злости и одновременно удивления. По-хорошему, надо было бы его похоронить где-нибудь, да знак приметный оставить, но времени у меня на это сейчас просто не было.

- Извини, мужик... - я бросился к ближайшим деревцам, и остро отточенным штыком лопатки, спасибо рачительному хозяину, в несколько махов срубил пару молодых тонкоствольных берёзок.

Закрыть вход в грот куском борта и замаскировать всё это кустами оказалось делом пяти минут, осталось только забраться внутрь самому. Очутившись в относительной безопасности, я облегченно перевёл дух. Впрочем, сердце по-прежнему бешено колотилось в груди, уровень адреналина в крови зашкаливал. Первоначальная паника ушла, оставив за собой лёгкий шлейф разочарования собственными ощущениями и собственным же поведением в первые секунды пребывания в прошлом. Однако состояние шкодника, забравшегося без спросу в чужой дом, меня не покидало. Нужно было сматываться обратно домой, в свой любимый 2010 год, и чем скорее, тем лучше. Тем более, что лейтенант, как его там?: Звягинцев, говорил, что мне оставаться в чужом времени опасно.

Я взял в руки хронолифт и провел пальцем по экрану. Тот ожил, осветив мертвым матовым светом часть пещеры и лицо покойника. Я слегка передвинулся в сторону, так, чтобы жуткая маска ушла в тень, и вгляделся в экран. Там по-прежнему светилась крупная надпись 01.09.1942г., только теперь вместо кнопки "ввод" рядом была нарисована стрелка, закрученная против часовой.

- Нажми её и вернёшься в ту же секунду, откуда прибыл, - вспомнилась последняя фраза лейтенанта.

Палец потянулся к кнопке и замер на полдороге.

- Это что же получается? Сейчас нажму кнопочку и всё? Домой? Вот так вот и смоюсь, ничего не посмотрев?

- А чего ты собственно смотреть собрался? Это тебе не кино. Здесь война, и война реальная. Вон у тебя за спиной доказательство лежит, а ещё одно в машине догорает.

Во мне боролись два человека. Один, осторожный и рациональный, другой - авантюрный и любознательный.

- Да война, да убивают. Но ведь парень пришёл сюда зачем-то? Значит, на что-то рассчитывал, значит, не всё так безнадёжно.

- Ну да, вот он и лежит теперь вместе со своими расчётами.

- Случай. Да тебя машина может сбить по сто раз на дню, и ничего, из дома ведь выходишь.

- Там другое дело. Там привычный мир. Там жизнь и безопасность на инстинктах строится, на подсознании, опирающихся на жизненный опыт. А тут, что? Никакого жизненного опыта нет, следовательно, и подсознание тебе не поможет.

- Опыта нет, зато есть знания. Зря, что ли столько лет эту тему лопатил? И потом. Посмотри на дату. Завтра дед Семён пропадёт без вести. Ты над этой загадкой пять лет бьёшься, а тут вот оно, решение само в руки пришло, и в такой момент отказаться от всего и слинять?

- А ты предлагаешь сунуть голову в пекло, найти деда и всё ему рассказать?

- Конечно!

- Да тебя в таком наряде первый же встречный к стенке поставит.

- Да... это аргумент, - я оглядел свой камуфляж, резиновые сапоги, перевёл взгляд на погибшего и его изодранную, залитую кровью гимнастёрку, - да..., тут ловить нечего. Но когда я папиросы в вещмешке лейтенанта искал, кое-какую одежду я там, кажется, видел.



Максимально осторожно я выглянул из-за укрытия. На поляне царил мир и покой. Солнце, птички поют, лёгкий ветерок качает верхушки деревьев. Вот первый осенний листок покинул насиженное место и мягким парашютиком, кружась и качаясь, плавно опустился на землю. Аккурат на край дымящейся воронки. И красота ушла. Остались только остов машины, чадящее колесо и труп на водительском сиденье.

Низко пригибаясь, я кинулся к вещмешку, подхватил его, воровато оглянулся и тут же нырнул в спасительный сумрак пещерки, успев мимоходом заметить, насколько не геройски все это выглядело со стороны. Ну и ладно, пока не до геройства.

В вещмешке оказалось запасное бельё, пара портянок и полевая форма лейтенанта Красной армии. Практически полный комплект. Не хватало только сапог и фуражки. Под одеждой я обнаружил два блокнота, фотоаппарат "Лейка" в потертом кожаном футляре, ещё одну пачку папирос "Метро", котелок с ложкой, четвертушку ржаного хлеба, завернутую в чистую тряпицу, банку тушёнки с выдавленной звездой на крышке, кусок хозяйственного мыла и опасную бритву в твёрдом тряпичном футляре. Вполне стандартный набор. Надо признать, что покойный Глеб Егорович подготовился к путешествию более чем основательно. Все вещи были не новыми, со следами пользования. В тряпице кроме самого хлеба было достаточно крошек, значит, хлеб резали и ели, брусок мыла имел мягкие сглаженные ребра, значит, им уже пользовались несколько раз, одежда - хоть и чистая, но тоже ношенная.

- Ну что, вопрос с обмундированием решён, - я удовлетворённо потёр руки, - сапоги придётся снять с убитого, благо размер у нас с ним, похоже, одинаковый.

- Рано радуешься. Одежда это ещё не всё. Ты про документы забыл.

В этих диалогах с самим собой, кроме лёгкого привкуса шизофрении есть одна, несомненно, полезная деталь. Разбор ситуации с двух сторон, с "чёрной" и с "белой", позволяет оценивать её более полно, не упуская важные детали. А документы - это была деталь очень важная.

- Скажу, что потерял при бомбёжке, - оптимист ещё на что-то надеялся.

- Посадят под арест, в лучшем случае, до выяснения личности. А поскольку личность твою в этом времени никто подтвердить не сможет, то, скорее всего, расстреляют как немецкого шпиона и диверсанта.

- Тогда нужно просто выйти и рассказать им правду. О том, что я из будущего, о том, что я достаточно хорошо и профессионально знаю ход истории войны. Своими знаниями я могу быть полезен командованию. Могу подсказать, как избежать многих ошибок и ненужных жертв. Да просто хотя бы расскажу что мы, в конце концов, победим, пусть в далёком сорок пятом, но победим. Это вселит в людей уверенность и боевой дух.

- Давай, вперёд! А заодно расскажи, что после войны придёт Никита и, обвинив их любимого и ужасного Сталина в культе личности, выкинет его из мавзолея. Что через каких-то пятнадцать-двадцать лет проигравшая Германия будет жить лучше, чем победивший её Советский Союз. А после Никиты к власти придёт никому не известный во время войны бровастый политрук и навешает себе орденов и медалей столько, что и не снилось ни одному полководцу, выигравшему на этой войне не одно сражение. И все его будут звать миротворец, а он по-тихому будет посылать людей на войны по всему свету. Сколько русских косточек останётся во Вьетнаме, Афгане, Анголе, Кубе, Сирии, Египте и ещё чёрте где. А потом к власти придёт другой "миротворец", и великую страну, за которую они сейчас проливают кровь и жизни кладут, разорвут на кусочки и воцарятся в этих кусочках тупые и жадные царьки, озабоченные лишь полнотой собственной мошны да сытым будущим своих детей и внуков. Расскажи им про марши нацистов и суды над партизанами в Прибалтике, про Героя Украины Бендеру, про свою прабабку Катю - киевскую подпольщицу и героиню, в одночасье превратившуюся в "москальскую оккупантку". Слава богу, не дожила старушка до этого. Расскажи им всё это, а потом поглядим, с каким боевым духом они пойдут завтра в атаку. А впрочем, тебе никто и не поверит. Потому что в это невозможно поверить. Потому что иначе во всём, что сейчас происходит, смысла не будет.

- Так что же, оставить всё как есть и уйти?

- Да, и это будет правильно.

- А как же дед? Я же в двух шагах от него!!!

- Ты все равно ничего не изменишь.

- Ладно, - вслух, но шёпотом подвёл я итог внутреннему диалогу. - Вот хронолифт, вот кнопка, свалить я в любой момент успею. Попробуем пока здесь на месте узнать обо всём этом побольше, а потом уж и окончательное решение примем, - и, отбросив сомнения, я решительно ткнул пальцем в кружок со знаком вопроса на экране.

***



Надпись 01.09.1942 и кнопка "возврат" уменьшились в размере, но с экрана не исчезли, а лишь сместились в левый нижний угол. И это меня окончательно успокоило: я мог спокойно копаться в компе, оставляя себе возможность вернуться в своё время в любой момент.

Через весь экран протянулась надпись: "Перейти в мнемонический режим общения?" и три кнопки, "да", "нет", и "что это такое".

- Ну поглядим, что это такое.

Открылось окно: "Мнемонический режим общения пользователя и устройства обеспечивает максимальную скорость передачи команд. Основан на считывании мнемонических импульсов с коры головного мозга пользователя с помощью модема и передачи их в устройство. Канал связи двусторонний".

- Не густо. Слова хоть и знакомые, но суть процесса малопонятна. Ладно, пробовать, так пробовать. Как говорят в наш век паленого спиртного, "кто не пьет шампанского - тот не рискует".

Я коснулся стрелочки "назад" и вновь вернулся к предложению о переходе в мнемонический режим общения. Ткнул в кнопку "да". Открылось окно: "Для активации мнеморежима закрепите модем на левой височной области головы пользователя". Одновременно с этим в верхней части хронолифта выползла небольшая с пятикопеечную монету панелька, на которой лежал некий темно-коричневый предмет, подозрительно похожий на среднего размера родинку. Я подцепил "родинку" ногтем и увидел на обратной стороне защитную пленку с красным язычком. Потянул за язычок, отлепил пленку и прижал "родинку" к левому виску. Ничего не почувствовал, однако панелька вернулась на место и на компе сменилась картинка.

"Мнемоконтакт установлен. Для окончательной калибровки канала мысленно произнесите следующие фразы: "Мама мыла раму", "2Х2=4", "01.09.1942", "Хроноагент хрестоматийно храпел, хряпнув хрустящую хризантему".

- Чушь какая-то.

- Совершенно верно, - раздалось у меня в голове. Голос был неприятно жесткий с ярким металлическим оттенком.

- Так лучше? - голос сменился и стал обычным мужским, в меру низким и слегка хрипловатым.

- Да, спасибо. Ты компьютер?

- Да, но этому примитивному названию я бы предпочел более общее - устройство. Я хронолифт, модель 11-64М, то есть модернизированный.

- Ну раз у тебя есть голос, то должно быть и имя. Я буду называть тебя Хроник. Не возражаешь?

- Вы пользователь - вам решать. Хоть я и уловил некий двойной смысл в данном вами имени.

- Никаких намеков, это чистое совпадение. Хроник - производное от хронолифта, и ничего более. А меня, в свою очередь, зови не пользователь, а Павел. И на "ты" будь любезен: так привычнее и проще.

- Хорошо, Павел, принято. Насколько я успел понять, ты пользователь начинающий.

- Это ещё мягко сказано.

- Тогда я кратко введу тебя в курс дела. Хронолифт 11-64М предназначен для перемещений во времени с возможностью фиксации точки возврата. Дополнительно к этому я являюсь банком данных, содержащих всю известную информацию о планируемом периоде посещения. Ну и третья моя основная функция - это синтезатор всевозможной документации на любых известных носителях, способной обеспечить прикрытие хроноагенту, находящемуся в выбранном им временном пространстве.

- То есть ты можешь обеспечить меня документами!?

- Да.

- Тогда сделай.

- Цель?

- Я хочу найти своёго прадеда.

- Для чего.

- Для чего, для чего. Он завтра пропадёт без вести, скорее всего, погибнет. Я хочу помочь ему. Спасти.

- Это невозможно. Это вмешательство неопределённого уровня.

- Опять вмешательство, какого-то там уровня. О чём ты?

- Понятно: пользователь с нулевой степенью. Ты из какого года, Павел?

- Самый популярный вопрос в последнее время. Ну из 2010-го. А что?

- Ничего.

- В смысле ничего?

- Ничего не знаю об этом годе.

- Как это, ты же банк данных!?

- В меня заложена только базовая информация и максимальный пакет, относящийся к данному временному периоду.

- Понятно. Узкий специалист. Так что там насчёт вмешательств?

- Понятие вмешательств определено теорией хронополей. Но прежде чем говорить о вмешательствах, следует сказать о базовом понятии структуры мира, - менторским тоном школьного учителя начал свою лекцию Хроник. - Мир, в котором ты живёшь, многомерен. Он состоит из бесконечного числа реальностей, смещённых одна от другой как в пространстве, так и во времени. Представь себе огромный слоёный пирог, состоящий из множества тонких слоёв. Слои тянутся во времени: одни дольше, другие меньше, переплетаются друг с другом, образуя новые, более плотные и жизнестойкие слои. Те, в свою очередь, вновь расслаиваются на более тонкие, краткосрочные. И процесс этот бесконечен. Ну или он будет длиться до тех пор, пока жив хотя бы один из творцов.

- И кто же эти творцы?

- Да вы - люди. Каждый раз, когда человек делает тот или иной выбор, он творит целый веер новых реальностей. Чем сильнее личность, чем важнее решение для судеб других людей и мира в целом, тем живучей окажутся возникшие реальности.

- А почему возникает несколько реальностей?

- Потому что выбор подразумевает альтернативу решений. Школьник, выходя из дома, делает выбор, идти в школу или прогулять уроки и сходить в зоопарк. В этот момент возникает две реальности. В одной он идёт в школу и прилежно сидит на уроках, в другой - весело проводит время, разглядывая обезьян и слонов. Конечно, этих реальностей надолго не хватит, и они вскорости сольются с основной реальностью. А бывает, что путей решения не два, а три, четыре и более. Тогда и реальностей возникает множество. Но это мелкие, незначительные реальности. А если творцом выступает некая крупная политическая фигура, и от её выбора стоит вопрос: будет, например, война между двумя крупными державами или не будет. От его выбора, в конечном итоге, зависят жизни миллионов людей. Реальности, возникшие в результате его выбора, будут весьма долговечны и имеют все шансы превратиться в самостоятельные слои. Так возникают параллельные реальности. Они могут бесконечно слоиться внутри себя, но никогда не сольются с себе подобными. Понятно?

- В общих чертах.

- Ну тогда можно переходить и к вмешательствам. Сразу после того как появилась возможность перемещений во времени, были сформулированы теория хронополей и кодекс хроноагента. В которых и раскрывается понятие вмешательства. Вмешательство - это какое-либо действие хроноагента, находящегося вне своего времени, приводящее к изменениям локальной временной реальности. Кодекс различает десять уровней вмешательства. Самое легкое - имеет уровень десять. Оно вызывается самим фактом присутствия хроноагента в чужом времени. Наличие чужеродного объекта вызывает некое возмущение хоронополей, которое, однако, практически не влияет на ход развития реальности. Если хроноагент не ограничивается наблюдением, а пытается своими действиями внести некие незначительные изменения в ход данной временной реальности, не приводящие, тем не менее, к возникновению нового временного слоя, эти вмешательства имеют уровень от девяти до шести. Девятый и восьмой уровень допустимы, но нежелательны, на седьмой и шестой нужны: обязательный план, расчёт аналитиков и разрешение. Если в результате деятельности хроноагента меняется политический лидер страны или её политическая система, что-то несвоевременно изобретается или не изобретается вовремя, происходят другие важные в масштабе мира события - это вмешательство от пятого до первого уровня. Такие вмешательства запрещены, да и бессмысленны.

- Не понял!?

- Перемещения во времени возможны только в пределах своей реальности. Создав другую реальность, ты никогда не узнаешь результат, потому что вернешься в ту реальность, из которой прибыл, а все изменения пройдут где-то сбоку.

- Но ведь я могу внести изменения и задержаться во вновь образовавшейся реальности, чтобы посмотреть результат на месте.

- Можешь. Но глобальные изменения требуют длительного времени, которого у хроноагента нет. Дело в том, что ты, попав в прошлое, являешься чужим для этого времени. Ты - вирус, проникший в организм. Организм, борясь за своё здоровье, должен тебя уничтожить, и время убьёт тебя, если ты не уберёшься отсюда достаточно быстро.

- И сколько у меня времени?

- Сутки, максимум двое. Или недели полторы с прививкой. Зависит от особенностей организма.

- Какая ещё прививка?

- Прививка от времени. Её все хроноагенты получают. У тебя, судя по всему, её нет.

- Нет.

- Тогда тебе нужно спешить, и я повторно задаю тебе вопрос: что ты хочешь?

- Ну я теперь и не знаю.

- Врёшь. Ты забываешь, что у нас мнемонический контакт и все твои мысли у меня как на ладони. Пойми, твоё желание спасти прадеда - это вмешательство неопределённого уровня.

- Что значит неопределённого?

- А то и значит, что я не в состоянии просчитать последствия твоего вмешательства, а поэтому и разрешение на него дать тебе не могу.

- А что же делать?

- Возвращаться.

- Я не могу. Я должен его хотя бы увидеть, - обречённо вздохнул я, если, конечно, можно вздыхать мысленно. Во всяком случае, я, кажется, искренне решил, что лучше синица в руках, чем журавль в небе. По крайней мере, Хроник мне поверил, потому что в голове прозвучало:

- Хорошо, я помогу тебе. Но имей в виду, в твоём распоряжении сутки, не более, а если вдруг почувствуешь себя плохо, то и того меньше. Держи меня всегда при себе, и если что, жми на кнопку "возврат".

- Ладно, договорились, что теперь?

- Сначала тебе нужно сделать документы. Перехожу в режим "Документы". Подними меня на уровень лица.

Я подчинился.

- Можешь убрать с лица эту идиотскую ухмылку?

Я кое-как справился с собой.

- Готово.

Я посмотрел на экран и увидел там своё фото.

- Однако рожа у меня попорчена изрядно. Наверное, когда в пещеру провалился, тогда и поцарапался.

- Это хорошо, можно будет разыграть лёгкую контузию, когда попадёшь в войска. Легче избегать неудобных вопросов.

- Но, с другой стороны, такое фото вряд ли годится для документов.

- Это поправимо. Включаю режим временной адаптации.

На экране высветилась надпись: 1941г. Фотография подёрнулась рябью, разбилась на пиксели, потом границы пикселей размылись, и моим глазам предстала чёрно-белая фотография человека с моим лицом, но родившегося году эдак в восемнадцатом, и сфотографировавшимся в сорок первом. Ни следа от царапин на лице, а вместо камуфляжа военная форма, с лейтенантскими петлицами.

- Да-а-а, фотошоп отдыхает.

- Перехожу в режим синтеза.

Несколько секунд спустя в боковом ребре планшета открылась створка, и оттуда выползло удостоверение с моей фотографией. Это была точная копия того самого удостоверения, что я держал в руках ещё несколько часов назад в далёком 2010 году, за исключением фото. Вслед за удостоверением выползло ещё несколько документов: журналистское удостоверение, командировочное предписание, продовольственный аттестат, профсоюзный билет и расчётный лист. Все документы в хорошем состоянии, но не новые. Было видно, что ими пользовались некоторое время, предъявляли, ставили отметки в продаттестате, причём в разное время и разными людьми. В профсоюзном билете также стояли регулярные отметки о взносах, и хотя подпись стояла везде одна и та же, но чернила использовались каждый раз разные. Я не большой специалист в документоведении, но подлинность этих бумаг у меня лично, не смотря на то, что я был свидетелем их создания, сомнений не вызывала.

- Я взял за основу документы Звягинцева. Только фотографии поменял. У него хорошая, надёжная легенда, которую тщательно готовили лучшие специалисты хроноцентра. Так что, Павел, привыкай к новому имени.

Я открыл командировочное предписание: "Звягинцев Глеб Егорович, лейтенант, военный корреспондент газеты "Боевое знамя", действительно направляется в расположение 771-го ОАИБ. Время прибытие в расположение части 1-е сентября 1942 года, основание: приказ по округу Љ 056, приложение: Аттестат Љ 1537". Подпись главного редактора газеты и печать.

771 ОАИБ - это семьсот семьдесят первый отдельный армейский инженерный батальон - часть, где служил прадед.

- А что, настоящий Звягинцев тоже ехал в этот батальон?

- Нет, эту часть легенды я позволил себе поправить. Во-первых, это цель твоего путешествия, во-вторых, у тебя не так много времени, да и у них, чтобы проверить, тоже.

- Цель моей командировки?

- 27 августа войска Волховского фронта прорвали немецкую оборону и устремились навстречу Ленинградскому фронту под командованием генерала Говорова. Войска генерала Мерецкова успешно форсировали реку Чёрная в районе Гонтовая липка и сумели закрепиться. Эту часть истории ты не хуже меня знаешь.

- Да уж, только ты эту Чёрную речку видел? Первоклассник переплюнет. А ты говоришь: "инженерный батальон! Героически форсировал!" Чего тут форсировать-то?

- Это она в твоём времени ручей - ручьем. А здесь, в сорок втором, вполне приличная река. Плюс заболоченный берег, да и переправа под снарядами и пулями кое-что да значит. Тут тебе любой ручей шириной с Волгу покажется.

- Ну, может ты и прав, - не стал я спорить с компьютером, а тот в свою очередь продолжил:

- Ты едешь в инженерный батальон, обеспечивавший переправу, чтобы написать статью о боевых буднях сапёров, о высоком боевом духе бойцов и так далее и тому подобное. Справишься?

- Думаю, да. На такой легенде можно не то что сутки, месяц продержаться.

- Забудь про месяц, у тебя только сутки, если не меньше. С прадедом встретишься и домой.

- Ладно, я понял.

- Тогда переодевайся.

Форма мне подошла практически идеально, хотя у военной одежды есть одно замечательное свойство: она совершенно не критична к точному соблюдению размера. Плюс-минус пол-лаптя всегда можно спрятать, как в лишней складке за ремнём, так и в сапогах. Что касается самих сапог, то тут мне повезло. Размер ноги со Звягинцевым у нас оказался одинаков. Не без внутреннего содрогания пришлось их стянуть с покойника, но я как-то на удивление легко справился с задачей и с самим собой. С портянками проблем не возникло, намотал более-менее уже со второго раза. Руки вспомнили. Зря что ли два года долг Родине отдавал. Армия, чтобы там сейчас про неё не говорили, единственный институт, способный за столь короткий строк сделать из пацана - вчерашнего школьника настоящего мужчину, привив ему не только ответственность и способность принимать серьезные решения, но и кучу полезных бытовых навыков, не говоря уже о навыке владения оружием. Не дай бог, конечно, чтобы навык этот когда-нибудь в жизни пригодился, но как факт, все-таки душу греет и некую уверенность вселяет.

- Ну-ка покажись? - прозвучало в голове.

- В смысле?

- Помести меня перед собой, так чтобы я мог тебя увидеть целиком.

Я установил хронолифт на камень и сделал шаг назад. Постоял немного, не зная, что ещё делать, потом повернулся вокруг оси и развёл в сторону руки.

- Ну как?

- Годится. Только форма слишком чистая. Ты ведь под бомбёжку попал, должен был, как минимум, испачкаться.

Я потёрся спиной о стену пещерки, собрал в ладони немного земли и тщательно испачкал ею гимнастёрку и галифе.

- И фуражку надо бы найти, - проговорил удовлетворённый проделанным Хроник.

- Где-то там возле машины должна быть. Сейчас выйду, поищу.

- Кстати о машине. Как ты в неё попал?

- Понятно, как: руку поднял, проголосовал за развитие советского автотранспорта и попал.

- А вот и не угадал. Просто так в машину, тем более военную, тем более в прифронтовой полосе, ты попасть не мог. Попутчиков брать запрещено. Если так скажешь, мигом в особый отдел попадёшь.

- Тогда скажу, что в Путиловской комендатуре подсадили.

- Годится. Только посмотри его документы, если не сгорели. Не факт, что он ехал именно из Путилова.

- Тогда я пошёл.

- Подожди! Последнее. Спрячь меня в планшет, я включу режим маскировки.

Экран подёрнулся рябью и мгновенье спустя я держал в руках не компьютер - чудо будущих технологий, а старую семейную фотографию в деревянной слегка потёртой рамке. На фото молодая женщина, сидящая на стуле, а за спиной и немного сбоку мужчина в шинели и будёновке.

- Это "твои родители" - Звягинцевы Егор Петрович и Анна Андреевна. Они погибли в первые дни войны. Хранишь в рамке как память. Это фото - всё, что осталось от вашей московской квартиры после бомбёжки. До обыска дело, я думаю, не дойдёт, но если что, то весьма правдоподобно. Я всегда с тобой на связи буду, помогу если что. Старайся меньше говорить, больше слушать, привыкай к современным манерам и правилам. Вспомни армейскую службу. С тех пор мало что изменилось. Ну, если что, ссылайся на головную боль и лёгкую контузию. Но не переусердствуй, а то отправят в госпиталь и с прадедом повидаться не успеешь. И ещё, вернуться обратно ты в принципе можешь из любой точки, но оптимальный вариант - это возврат отсюда. Придёшь, заберёшь всё своё, а эти вещи оставишь здесь и прыгнешь в свое время. Ни к чему плодить хронопарадоксы, разбрасывая в прошлом вещи из другого времени. Но самое главное запомни правило: хроноагент - это артист, хамелеон, он самая серая мышь среди серых мышей. Он есть, и его нет, он сливается с окружающим его социумом так, что сам начинает верить в свою к нему принадлежность. На это способны не многие, этому годами учат. У тебя такой подготовки нет, поэтому будь крайне осторожен.

Я аккуратно раздвинул ветви, прикрывающие вход в пещерку, и прислушался. Вокруг стояла невообразимая тишина. Даже не верилось, что где-то тут неподалёку в километре друг от друга притаились две армии, русская и немецкая, готовые по приказу рвануться в атаку, чтобы сшибиться друг с другом лоб в лоб, чтобы порадовать "костлявую" новыми подданными. Ибо ей плевать, на каком языке говорили они при жизни. Ей безразлично, кто из них прав, кто виноват. И только она способна примирить эти две враждующие силы. Потому что не язык любви, а лишь язык смерти одинаково понятен всему живому на этой планете.

***



Как ни жаль было времени, но не похоронить водилу я не мог. Одежда на нём сгорела полностью, документы практически тоже. А вот медальон солдатский не пострадал. "Дубровский Владимир Григорьевич, ефрейтор, призван на службу Харьковским военкоматом в июле 1941г." С первых дней войны, почитай, за баранкой.

Вытащил труп бойца из кабины и уложил на обрывок брезента, укрывавший некогда груз. Ха, легко сказать вытащил, уложил. Пробовали когда-нибудь тащить пусть не труп, а просто человека без сознания. Тяжёлая, расслабленная аморфная масса, норовящая вывернуться из рук. За тело ухватиться практически невозможно, руки и ноги свободно выкручиваются, не оказывая сопротивления. Остаётся только хвататься за одежду. А тут труп, да не просто труп, а труп обожжённый. Остатки гимнастёрки расползались на лоскуты, обнажая истерзанную осколками и огнём плоть. Плоть, покрытая корочкой чёрного обугленного мяса, источающего отвратительнейший запах палёного. В общем, тело из машины я вытащил с трудом. Единственное, что меня поразило, это моё собственное состояние. Ни тебе брезгливости, ни тебе рвотных позывов, которых можно было бы ожидать в подобной ситуации. Ничего. Будто я каждый день только и делаю, что с трупами вожусь. Видимо, стресс и адреналин полностью погасили во мне все нормальные человеческие реакции, присущие моменту, оставив место только деловому отстранённому прагматизму.

Недалеко от искорёженного дубка я выкопал могилу и опустил тело. Сверху насыпал небольшой холмик и воткнул кусок ќќќќќќќќќќќќмашины, на котором как смог нацарапал: "Дубровский Владимир Григорьевич ефрейтор 01.09.1942." Хотел было вырезать крест, но вспомнил вдруг строчку из Высоцкого: "На братских могилах не ставят крестов...", и ничего более вырезать не стал. Да и не успел бы, даже если бы захотел.

Где-то за поворотом послышался звук приближающейся машины, и вскоре рядом со мной, заскрипев тормозами, замер чёрный ГАЗ-М1. Правая передняя дверь распахнулась и оттуда, наставив на меня ствол ППШ, появилась фигура в военной форме:

- В чём дело, лейтенант?

- Попали под бомбёжку, товарищ майор, - разглядел я две шпалы у него на петлицах, - самолёт немецкий разбомбил.

- Представьтесь, лейтенант, как положено, - майор смотрел строго, если не сказать сурово.

- Лейтенант Звягинцев, военный корреспондент газеты "Боевое знамя". Направляюсь по спецзаданию редакции в расположение 771 сапёрного батальона.

- Хорошо изображаешь гражданского тюфяка, кое-что слышавшего об армейских порядках, - раздалось у меня в голове, - кстати, майор не простой, это адъютант командира армии генерал-лейтенанта Старикова.

- Откуда знаешь?

- Я же с тобой в контакте, и все что видишь ты - вижу я. Сравнил с базой данных и узнал.

- Ваши документы, лейтенант, - майор меж тем не сводил с меня настороженных глаз, а заодно и зрачка автомата.

- Пожалуйста, - я вынул документы из нагрудного кармана и протянул их майору. По спине пробежала противная капля холодного пота. Вот сейчас майор в два счета распознает только что испеченную липу, ППШ изрыгнет пламя вместе с кусочками свинца, и кончится моё путешествие во времени, так и не успев толком начаться.

Однако Хроник, видимо, хорошо знал своё дело, потому что, изучив бумаги, майор удовлетворённо кивнул и, возвращая мне документы, кивнул в сторону остова машины.

- А где водитель?

Я сделал шаг в сторону, открывая взору майора свежую могилу.

- Ефрейтор Дубровский погиб смертью героя, на боевом посту, так сказать, - я протянул майору все остатки документов водилы. - Тело сильно обгорело, вот всё что осталось...

- Хорошо, - ствол наконец-то опустился в землю, и взгляд майора не то чтобы потеплел, а так..., слегка подтаял.

- Ну что там, Михаил Иванович? - в приоткрытую правую дверь "эмки" показалась голова мужчины лет пятидесяти. Округлое, но не полное лицо, с жёсткими складками возле губ, глубоко посаженные глаза, кажущиеся ещё более глубокими из-за густых чёрных бровей, щёточка коротко стриженых усов и гладко выбритый череп, - классический образец суровой мужественности. Разглядев три звёздочки на петлицах, я понял, что это сам командующий 8-й армией генерал-лейтенант Стариков Филипп Николаевич.

- Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант, - я вытянулся во "фрунт" и дёрнулся было отдать честь, но вспомнил, что на голове нет фуражки, а "к пустой голове руки не прикладывают", остановил движение, - лейтенант Звягинцев, корреспондент газеты "Боевое знамя".

Майор протянул ему мои документы. Стариков раскрыл командировочное предписание:

- Как там Константин Анатольевич? Давно его не видел.

- Твой главред, - тут же подсказал Хроник.

- Жив-здоров, товарищ генерал-лейтенант, весь в работе, даже ночует в редакции.

- Елена ругается, небось, - генерал-лейтенант улыбнулся, однако смотрел в глаза внимательно и серьёзно.

- Жена Елена и сын Олег погибли зимой сорок первого. Эшелон с эвакуированными попал под бомбёжку, - делал своё дело Хроник.

- Его жена и сын погибли, товарищ генерал-лейтенант, ещё зимой в сорок первом. Вы действительно давно не виделись.

- Извини, лейтенант, я должен был проверить. Садись, доедешь с нами до штаба, там сдадим тебя с рук на руки капитану Ермолаеву, комбату сапёров. Ты ведь к нему едешь.

- Так точно, товарищ генерал-лейтенант. Я должен написать статью о сапёрах, обеспечивших форсирование речки Чёрной.

- Ну и поехали, - совсем уж как-то по-простецки улыбнулся вдруг генерал-лейтенант и приглашающе распахнул дверцу машины, из которой он, кстати, так и не вышел, чтобы не пачкать свои щёгольски начищенные сапоги.

В салоне пахло кожей, бензином и ещё чем-то резким и знакомым. Вспомнив глянцевые сапоги генерала, я угадал и запах: гуталин или вакса, уж не знаю, чем они тут сапоги чистят. Эмка ходко побежала по раздолбанной лесной дороге, то и дело переваливаясь и подпрыгивая на ухабах. Если бы не мягкое из натуральной кожи сиденье, пассажиры смогли бы в полной мере вкусить все прелести прифронтовой дороги. Впрочем, то, что было в новинку мне, для остальных моих попутчиков было само собой разумеющимся. Подпрыгнув на очередной кочке и ударившись о потолок машины, я вызвал покровительственную усмешку генерала:

- Как там Москва, лейтенант?

- Держится, товарищ генерал-лейтенант. Сейчас немного полегче стало. После нашего контрнаступления город оживает. Объявлен план реэвакуации, заводы в столицу возвращаться начали, - старательно дублировал я Хрониковы подсказки, - а знаете, товарищ генерал-лейтенант, в июне из ворот восстановленного завода "Компрессор" вышли первые "Катюши", на Коломенском машиностроительном собрали два бронепоезда. Москва вновь занимает передовые позиции на трудовом фронте.

- Ну что же, это замечательно, - перебил мое излишне патетическое выступление Стариков, - а как люди-то, верят в победу?

- Верят, товарищ генерал-лейтенант. А после того, как немца под Москвой остановили, да ещё и по морде дали, особенно. Первая победа дорогого стоит. Сколько их ещё впереди... Но значение этой переоценить невозможно.

- Да уж... Это ты правильно сказал. Много ещё боев предстоит, пока гадину добьём. Ну ничего, лиха беда начало. Погоним, погоним вражину до самого логова... Там и задавим, - генерал жестко ударил кулаком по ноге.

- Ох и долгий путь предстоит, - вздохнул я.

- Осторожней! - завопил Хроник.

- Долгий? - Стариков посмотрел на меня хмуро, тяжело, словно плитой бетонной придавил, - ничего, выдюжим. Ты, кстати, лейтенант, если задержишься у нас, можешь стать свидетелем нашей следующей большой победы. Мы тут на Синявинских высотах намерены задать жару этим ублюдкам. Смотри, какую силищу собрали. - Он широким хозяйским жестом обвёл колонну артиллеристов, которую мы как раз в этот момент обгоняли.

- Да, сила не малая. Знаете, товарищ генерал-лейтенант, даже если нам не удастся прорвать блокаду в этот раз, всё это - я в свою очередь кивнул в сторону окна - не зря. Ведь Гитлер здесь тоже наступление готовил, только на Ленинград. Вон, даже самого Манштейна сюда направили.

- С ума сошёл!? - завопил Хроник.

Правая бровь генерала поползла вверх, а левая - вниз и к переносице. Стариков смотрел на меня с нескрываемым удивлением и настороженностью:

- Ты слишком хорошо информирован, лейтенант.

- Сейчас он остановит машину и расстреляет тебя прямо на обочине, - не унимался Хроник.

- Я профессионал, товарищ генерал-лейтенант, и всегда тщательно готовлюсь перед командировкой.

- Ну-ну, - хмыкнул генерал-лейтенант.

Не знаю, насколько удовлетворил его мой ответ, но расстреливать меня прямо сейчас он явно не собирался.

Вскоре мы проехали через походный КПП. Часовой, узнав машину генерал-лейтенанта, сходу взял под козырёк и поднял шлагбаум.

- Разгильдяй, - деланно проворчал Стариков.

- Вашу машину за версту узнают - обернулся молчавший всю дорогу майор.

- Мало ли что, узнают не узнают. Должен был остановить и хотя бы внутрь заглянуть. Может в машине не генерал, а фашистские диверсанты?

- Да они же вас в лицо знают.

- А может они меня на прицеле держат? - не сдавался Стариков.

- С командующим армией на прицеле надо не на КП ехать, а совсем в другую сторону, - поддержал я майора.

- Чёрт с вами, пусть живёт, - глаза генерала весело сверкнули и тут же потемнели, - Ваня, ну-ка тормозни.

Я проследил за его взглядом. Мимо машины, ничего не замечая вокруг, шла молодая черноволосая девушка в аккуратной чистенькой гимнастёрке и заляпанных грязью сапогах. Девушка шла, комкая в руках пилотку, то и дело оступаясь на скользкой дороге, глядя прямо перед собой пустым, ничего не видящим взглядом. Из распахнутых и не моргающих глаз лились слёзы. Крупные, как жемчужины капли медленно и неотвратимо одна за другой пробегали по гладким девичьим щекам и срывались вниз, оставляя две мокрые полоски на гимнастёрке.

- Стоять, - генерал по-молодецки выскочил из останавливающейся "Эмки" прямо перед девушкой, - в чём дело, Зинаида, кто посмел обидеть самую красивую радистку моей армии!? Сейчас я его в бараний рог и в штрафбат!

Зинаида, даже не попытавшись остановиться, сходу налетела на Старикова, и только ткнувшись мокрым носом ему в грудь, подняла глаза.

- Ну что случилось, боец Кукушкина? - на этот раз мягко и как-то совсем уж по-домашнему повторил свой вопрос генерал.

- Ой, товарищ генерал-лейтенант, - шмыгнув носом, пролепетала боец Кукушкина, - это вы?

- С утра ч был, - пожал плечами Стариков, - чего слякоть развела? Обидел кто?

- Товарищ генера-а-а-ал, - слёзы брызнули из её глаз с новой силой, - Филипп Николаевич ...немец с самолёта ...бомбу кинул ...прямо в блиндаж, ...где радисты ...всю смену ...шесть девочек ...и капитан Загорский,... - она стояла перед генералом, не прекращая всхлипывать и вздрагивать всем телом. Маска весёлой и деланной сердитости медленно сползла с его лица, уступая место каменной серости. Стариков привлёк девушку к себе, прижал мокрое лицо к груди и стал медленно гладить её волосы, успокаивая то ли девушку, то ли самого себя. Радистка меж тем продолжала свой сбивчивый рассказ:

- Маша, ...Лена, ...Ира Белецкая, ...Рая, ...Наташа Смирнова, ...Марина, ...всех разом. ...Прилетел, бомбу кинул и улетел, ...никто толком ничего понять не успел. ...Миг и семерых как не было....

- Лейтенант, - обернулся генерал ко мне, - пойдем с нами, тут недалеко.

Мы прошли метров сто - сто пятьдесят и сразу за поворотом в небольшой балочке увидели огромную воронку. Покорёженные сосны, разбросанные повсюду брёвна и вывернутая нутром наружу земля, ещё дымящаяся остатками недавнего огня. На краю воронки в рядок, словно вышедшие на своё последнее построение, лежали тела погибших. Первое - крупное мужское и рядом шесть маленьких хрупких почти детских девичьих тел. Погибшие были аккуратно укрыты плащ-палатками, из под которых торчали только армейские сапоги.

- Мы с девочками в одном классе учились, - тяжело вздохнула стоящая рядом со мной Зина, - когда война началась, мы как раз школу закончили. Все девочки из класса записались на курсы связистов, а потом после выпуска попросились все вместе в одну часть. Военком сначала хотел нас по разным частям раскидать, но потом посмотрел какие мы дружные и направил сюда, в восьмую армию. Десять подруг нас было, а теперь вот трое осталось. Я, Ира Молькова и Наташа Девятова. Мы втроём в другой смене работали. Всё жалели, что нельзя десятерым в одну смену выходить. А тут вот оно как всё получилось, - Зина ещё раз глубоко вздохнула и, кажется, наконец, успокоилась. Выговорилась, наверное.

От другой землянки, расположенной неподалёку, к нам подбежал полковник и, отдав честь, доложил:

- Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант. С приездом, Филипп Николаевич.

- Здравствуй, Олег Иванович, что у вас тут, докладывай.

- Подверглись нападению самолёта противника.

- Одного?

- Двух. Один в небе кружил: то ли наблюдал, то ли съёмку вёл. А второй выскочил из-за леса, в полной тишине, как чёрт из табакерки, никто ничего толком понять не успел, бомбу сбросил и ушёл в небо, как ни в чём не бывало.

- Что значит в полной тишине. На планере что ли?

- Никак нет. Это был именно самолёт, только двигатели он включил уже после того, как бомбу сбросил.

- Хотите, чтобы я поверил в эти выдумки, полковник, - нахмурился Стариков.

- Это не выдумки, товарищ генерал-лейтенант, слишком много свидетелей.

- Ну хорошо, а наши что? Авиация где была?

- Подняли для перехвата два звена, безрезультатно. Они их даже найти не смогли.

- Это что же за призраки такие?

- Не знаю, товарищ генерал-лейтенант, но те, кто его видел, говорят, что похож на мессер, возможно новая модель. А ещё размалёван весь: через фюзеляж змея нарисована с крыльями, и морда у той змеи - собачья. На крыльях, говорят, кресты какие-то особенные, вроде карточных.

- Смотри-ка, лейтенант, - сердито проворчал генерал, - и кресты разглядели, и морду драконью запомнили, и то, что мессер разобрали. Все успели, а вот взять в руки винтовку и пальнуть в него разок-другой не смогли. Растерялись или испугались, а, полковник?

- Никак нет, товарищ генерал-лейтенант, не испугались. Просто всё очень быстро случилось. Один заход, одна бомба и всё.

- А это часом не твой приятель, лейтенант? Уж больно почерк приметный.

- Не знаю, товарищ генерал-лейтенант. Я ведь в кабине сидел, и не успел рассмотреть его как следует. Хотя попасть бомбой в кузов движущейся машины - это уметь надо.

- Вот-вот, я и говорю...- генерал задумчиво почесал бровь, глядя куда-то вдаль, словно силясь рассмотреть неведомый самолёт-призрак.

- Вот что, Зинаида, - подозвал он немного успокоившуюся девушку, - проводи лейтенанта к сапёрам.

Зинаида, в последний раз шмыгнув носом, надела пилотку, слегка наклонив её вправо, расправила гимнастёрку, отведя складки за спину, и, одарив меня грустным карим взглядом, произнесла:

- Идёмте, товарищ лейтенант, здесь недалеко.

***



Из мемуаров генерала люфтваффе,

кавалера Рыцарского креста

с золотыми дубовыми листьями,

с мечами и бриллиантами

Генриха Эйлера.