Ева была лучом света и тепла, некогда благотворно подействовавшим на ледяной замок души Наблюдателя. Но стоило этому лучу исчезнуть - лед снова застыл, в форме еще более угловатой и шипастой, чем была прежде. И вот сейчас, спустя невероятный промежуток времени, ему хотелось определиться, светит ли еще над холодными равнинами его психики этот источник позитива. Проверить это можно было только одним образом - увидеть воочию разрозненные тело и душу Пресвятой.
- Где ее анкх? - спросил он у Паука, потягивающего свое вино и заедающего его печеньем и сыром.
- Ты ведь сам понимаешь, что поговорить с ним как следует не получится.
- Понимаю. Но не говорить же с ее безмозглыми телами, гадящими под себя.
- Анкх охраняется гораздо сильнее, чем оболочки. И у меня есть одна не совсем безмозглая штучка, на которую я возлагаю определенные надежды. Я поспособствовал внесению некоторых генетических изменений в тела Обителей. При некоторых условиях они могут отрастить очень и очень приличный мозг.
- Эвклидианка с мозгом... ладно, допустим. Но зачем?
- Одно из глобальных упущений при создании этой вселенной - анкхи эвклидианцев не могут захватить контроль над собственными телами, если они выращены в условиях этой вселенной. А общаться как-то иначе с простыми обывателями, не секущими хотя-бы в азбуке Морзе, им сложно.
- Это я понимаю.
- А вот то, чего ты не понимаешь. По моим расчетам тело с родными генами, имеющее свое собственное сознание, может понять команды анкха и добровольно им подчиниться.
- То есть... она оживет? Я могу этому как-то поспособствовать?
- Можешь. Погуляй пока по Антумносу, а я подумаю.
- Это ты свой замок так назвал?
- Ага. В одном из домов куча картин одной талантливой вампирши. Их в состоянии воспринять только мозги человека, перешедшего Перенос, остальные мгновенно сходят с ума.
Полчаса спустя Паук сам нашел своего нового союзника.
- Хватит смотреть эту мазню.
- Но ты же сказал, что она была талантлива.
- Да. Она крайне талантливо выпускала кишки нашим врагам. А с акварелью и маслом у нее были проблемы. В общем, так. Я подумал и решил изменить свой план. Ты еще сильнее, чем я планировал. Ты можешь потянуть.
- Что мне делать, чтобы встретиться с Евой? Говори!
- Я-то скажу, но не забывай, что я сказочный король, а ты жалкий карлик.
- Тебе могущество совсем в голову ударило.
- Прости, Филя, с тобой я попробую чуточку иначе, чем с остальными марионетками. По старой памяти. Итак. Вот тебе меч. Сейчас дело о исчезновении нашей мозговитой Обители ведут сразу три бога, две сигмы и омикрон. Убей их всех. Они вмешаются в наши планы в будущем и не раз портили мне кровь в прошлом. А потом сними с их холодных тел платиновый телепорт и возвращайся на Землю...
- В смысле "вмешаются в будущем"? В который раз ты возвращаешься в эту точку времени? И насколько в том будущем все плохо?
- Некоторые вещи, Еретик, лучше не знать.
После продлившегося вечность допроса с участием казахского переводчика Мириам хорошо уяснила для себя грамматику русского языка, хотя до сих пор не знала многих слов. Затем ее проводили назад к этому скованному, худющему и страшно израненному существу с закрытому темнотой лицом. Рядом с существом по-прежнему лежал полуголый и истерзанный труп молодого парня. Кровь на длинных прочных когтях существа и характер ран трупа словно намекали, что без этой изрешеченной пулями худющей девочки смерть парня явно не обошлась. Мириам, которой дружески посоветовали не приближаться на длину цепей, осторожно подошла к упырихе.
- Больно? - Мириам сочувственно поморщилась, указывая на раны.
- Не-а.
- Понятно. А это тут зачем? - девушка указала на валяющееся тело.
- Лекарство.
- Не понимаю.
- Поймешь, если просидишь тут еще немного.
- Наверное, просижу. Как твое имя?
- Никта я. Великая и ужасная. Собственной персоной.
- Привет, Никта. Я Мириам.
- Да пошутила я, дура. Зови меня Светкой.
- Я не тупая. Это ты чересчур резвая... и резкая.
- Такая уж я. Не серчай. Ты тоже артефакт, нам, артефактам, надо держаться вместе.
- Прости... что?
- Они стали называть всю чертовщину, которая начала твориться на Земле, артефактами.
Мириам удобно уселась на корточки как можно ближе к Светке, не забывая, впрочем, о длине цепей.
- А что такое Земля?
- Это наша планета.
- Планета?..
- А ведь ты только что сказала, что не дура.
- Я просто неопытная.
- Тебе полдня от роду?
- Не, мне очень много.
- Значит, ты дура.
- Не буду спорить. Покажи лицо.
- Нет!
- Ты уродлива?
- Сама ты уродлива. Я своеобразна. И я еще не потеряла надежду, что Вотти превратит меня во что-то покрасивше. Ну а пока я не хочу никого шокировать своими зубами и злым лицом. Я ведь добрая до опупения. Эх, был бы у меня мой меч, всех бы порешила к чертям. Но я его посеяла.
- Вотти? Похоже не фейское имя. Не скажешь, зачем меня сюда привели?
- Глупая ты. Это ж во всех фильмах про шпионов есть - пойманных вражин сажают в одну камеру, и слушают, о чем они между собой говорят.
- Я - вражина?
- А кто ж ты еще? - удивилась Светка.
- Я пришла с миром.
- Все так говорят. А потом внезапно клац-клац зубищами - и пол-лица нет.
- Ты больше похожа на того, кто может внезапно клацнуть.
- Это стереотипы. Кстати, мне кажется, дыры в моем желудке худо-бедно затянулись.
- И что?
- Я хочу попробовать покушать и надеюсь, из меня не будет мясо вываливаться назад через живот.
Мириам сложила два и два и похолодела. Камера вдруг погрузилась в кромешную тьму, лампы освещали лишь пространство в нескольких сантиметрах вокруг себя, дальше свет пробраться был не в состоянии. Девушка моментально отскочила к самой дальней стене от трубы, к которой была прикована упыриха. Послышались звуки, которые могли быть только одним - объеданием трупа. Наощупь девушка пробралась к двери и заколотила в нее ладошкой с такой силой, что сталь прогибалась и жалобно дребезжала под ударами:
- Эй, есть тут кто-нибудь? Я хочу, чтобы меня переселили в другое место! С кем вы меня посадили!? Она же хуже животного!
Выломав двери голыми руками и выскочив наружу, трясущаяся от страха девушка оглянулась. Яркое свечение крутящегося светового колеса на месте, где впервые активировалась платиновая безделушка, лежавшая на полу, было иным, не таким, как у ламп дневного света. Оно с избытком осветило и кормящуюся упыриху, и ее страшное лицо. Существо горько, хоть и совершенно беззвучно, плакало.