В нашей деревне бабулька жила - ветхая, как прошлогодняя былинка. Время согнуло её, можно сказать, под прямым углом. "Томагавком" называли бабульку односельчане. Вот такие же Г-образные деревья украшают этот остров. Я у местных жителей спрашиваю: чего это они согнулись, рабским, понимаешь ли, образом? - "А, говорят, роза ветров у нас такая". - И ничевошеньки сделать нельзя с этой наипаскуднейшей из розочек? - "Пытались, отвечают, и даже пробовали - ничего не получается"...
Так или примерно так рассказывал Фёдор о своей поездке на Дальний Восток. Можно сказать, отчитывался перед приятелем. А занесла его на дальний остров, как это ни покажется странным, любовь - Любовь с большой буквы. А где вы видели любовь, набранную петитом? Вот-то и оно, что нет такой в природе. Нет и не будет...
- Такая итурупочка - пальчики оближешь! - сказал Фёдор. - А снюхался я с ней по скайпу, когда она, то есть Зося, гостила у свой подруги во Владивостоке...
- "Снюхаться по скайпу" - отлично сказано! - восхитился Василий.
- Сказано - сделано. Вылетел я, значит, из Санкт-Петербурга в Южно-Сахалинск. Денег на поездку ушла уйма, но что такое гроши, когда зуд дальних странствий шестивёсельной чесоточной не даёт покоя воспалённому любовным недугом организму?
И прилетел я, Васенька, в этот самый что ни на есть Южно-Сахалинск, когда на Дальнем Востоке отмечалась очередная годовщина окончание военных действий в Тихоокеанском бассейне. Зашёл в местный ресторанчик, а там ветеранов - полстола, а стол, Васенька, длинный-длинный - от Чукотки до Нарьян-Мара, и медалей на этих ветеранах больше, чем монет в Эрмитаже. А напротив работники тыла сидят, и тоже с медалями.
- У вас - что - медальный день? - спрашиваю. - "Медальный, - отвечает метрдотель, - но и без медалей можно. Добро пожаловать". - Нет уж, отвечаю, как-нибудь в другой раз: я без медалей неполноценным себя ощущаю. Без орденов - ещё куда ни шло, но без медалей!..
Нет, нет - что вы! - увольте...
И отправился я, Васенька, в порт Корсаков, где меня ожидал под парами теплоход "Фархутдинов", названный так в честь невинно убиенного губернатора острова Сахалина - вечная ему память...
Ступил на палубу, а на ней этих самых ветеранов - видимо невидимо. Пруд пруди, брутальным бреднем груши околачивай. Их с каждым годом всё больше становится. И все с медалями, не скажу, что юбилейными, но очень даже похоже. И ведут себя эти ветераны очень даже прилично, при виде каждого острова фронтовые сто грамм выпивают, рукавами занюхивают. Это хорошо, что Курильская гряда островами небогата, а то не знаю, что с ними случилось бы. Хотя...
Прочие пассажиры таблетки от укачивания глотают, а этим - хоть бы хны! и басма в придачу!
Сопровождали нас дельфины. Праздничный эскорт устроили, понимаешь ли, с обоих бортов - левого и правого...
- Весёлые создания эти дельфины! - вставил словечко Василий Батькович. - Я их в дельфинарии видел: рыба - рыбой, а что-то там такое кумекают... понимают...
- И познакомился я на этом "Фархутдинове" с металлургом из Череповца, который ехал на Итуруп ради любопытства. "Мне, говорит, здешние вулканы доменные печи напоминают. Разобраться хочу, как они металлы варят. Обменяться опытом". Огромный такой металлург, и круглый-круглый - совсем без углов. Фантастическое устройство какое-то, а не человек. Его вместо угольного комбайна использовать можно. А фамилия у него Скреперов, потому и зовут "Скрепером". И поведал мне Скрепер, что организовал эту ветеранскую одиссею местный облигарх, о котором я тебе рассказывать не стану...
- И не надо, - прервал его Васенька. - Что я олигархов не видел? Да в нашем городе этих олигархов больше, чем на твоём острове вулканов! И все действующие.
Вася, надо заметить, родом из Сестрорецка - город есть такой обильный олигархическими всходами.
- Вот и ладненько, - сказал Фёдор. - А сопровождала облигарха сестрёнка, вида никудышного, по-моему, даже незамужняя. Лихо косила она под интеллигентку, да мало что получалось. Она при облигархе культурой заведовала - деньги раздавала всякому, кто ей приглянулся. А запомнилась тем, что любила говорить, ничего не говоря, причём часами. И говорила, и говорила, и говорила, и говорила... а о чём - кто её знает... И говорила-то складно, а ничего не сказывала!
В Курильск они прибыли самолётом - для них, Василий, специально взлётно-посадочную полосу из пемзы вырезали. Ну, а мы пожаловали в этот город морем. Встали на рейде в заливе Китовом. Из этой гавани, рассказывают, в ноябре 41-года вышла японская эскадра прямым курсом на Пёрл-Харбор. Два ветхих иностранца - полковник Киллер и генерал Хиросима Закурильский - прибыли по этому поводу. О них мой рассказ впереди. Выстроились мы на палубе. На борт поднялся пограничник. Вручили мы ему паспорта и пропуски и двинулись на плашкоут.
Вместо того чтобы встретиться со своей любимой, я, благодаря стараниям Скрепера, попал на праздничный банкет. Облигарх организовал его по первому разряду, даже иностранных корреспондентов пригласил.
Администрацию представлял начальник полиции. Именно он взял первым слово.
"Дорогие соотечественники, - сказал полисмен, - итурупчики и итурупочки, братья и сестры..."
Начал, как говорится, во здравие, кончил за упокой...
- Сталиным в миниатюре, - промолвил Василий...
- Точно, - согласился с ним Фёдор. - И ещё что-то гутарил про общественное согласие, неполовозрелое самосознание российского общества, правопорядок, уголовный кодекс и иные никому ненужные директивные установления... Слушает его Скрепер, и вижу я, как он со скоростью эрекционного механизма наливается неуёмной яростью. Смотрю на окружающих и примечаю, что ветераны тоже недовольны происходящим: им, ветеранам, выпить хочется, пропустить свои заветные окопные граммы. "Доколе, перешептываются, мы энту ахинею слушать будем? Пить пора - солнце в зените".
Наконец завершил начальничек процессуально-повествовательную речь. Слово взял облигарх, и говорил он о запустении на острове, о заброшенных посёлках, неразвитой инфраструктуре. "Я, говорит, ещё не понял, чего здесь больше - проблем или потенциальных возможностей. Когда разберусь, может что и решу, может даже - построю. Тропку здоровья, например, на дымящийся папиросой вулкан Барановского или ещё какую неведомую дорожку. Только вот ведь какое дело: вам, что ни построй, вы всё изгадите, извратите и изничтожите. Не та религия у вас, не те установочные приоритеты и принципы..."
Вскакивает сестрица и говорит: "Вы не слушайте, не слушайте его! Это в нём его природные прибабахи сказываются, а кроме них, ещё и разновеликие генетические преломления, патологоанатомическая дифракция и насквозь наследственная интерференция. На самом деле он - хороший! Это он из лучших побуждений заявляет. Благими намерениями вымощены все российские дороги. Но вы не сомневайтесь, он из вашего Итурупа такое Хоккайдо устроит, такое Хоккайдо (закатила глаза) - закачаешься!"
- Хоккайдо - оно, конечно, - согласился с ней начальник полиции. - Что бы там ни говорили, Хоккайдо - это почти что Хонсю...
Что-то ещё она про сейсмику говорила, про геологические инсинуации и топографические свойства его невозможного по извращению характера. Тут братец её вскочил на ноги и сказал, чтобы она не очень-то распространялась о природных аспектах его облигархического мировоззрения, потому как глобализация эта такая штука, что тривиальными катаклизмами не обойдёшься. Хочется, а не получится. Надобен вселенский размах...
И тут Скрепер не выдержал - взорвался и в разнос пошёл...
Вот ведь как бывает, Василий. Добрейшей души человек. Ласковый, нежный. При мне звонил любовнице своей в Череповец. "Это чёрная металлургия? - спрашивает. - Здравствуйте. Мне Домну Ивановну, пожалуйста... Домнушка! Огнедышащая моя! Здравствуй, здравствуй, милая". Ну и так далее. В общем, не человек, а ангел во плоти, с нимбом под мышкой...
А тут не выдержал - и на облигарха попёр. За грудки схватил. "Ты мне, сука, кричит, за "Сахалин-1" ответишь, за "Сахалин-2", три, четыре и пять. Я тебя, сволочь такая, в концессию сдам - на сорок пять лет! Без права переписки!"
И в морду его либеральную - хрясть!..
И все ветераны встают, звеня медалями, и в едином порыве тоже этого облигарха мутузить начинают.
- А ты?
- И я тоже пару раз врезал - так меня эта катавасия увлекла.
А вдоль стен иностранные корреспонденты стоят и всю-то ту заваруху фотографируют.
В общем, международный скандал. Да чего там скандал - скандалище! И что же ты думаешь? Замял его облигарх. Замял, и с сестрой с острова улетел. Он, оказывается, к этим арифметическим "Сахалинам" никакого отношения не имел. Обиделся - жуть!..
Сестрёнка на прощание речь произнесла. Полчаса говорила, стоя на трапе. Никто так и не понял, обиделась она - не обиделась, будут они выполнять обещания или не будут, превратят Итуруп в Хоккайдо или какую иную островную благодать под названием Нака. Брат не стерпел этого словесного поноса, выскочил из самолёта, схватил сестрёнку за руку, втащил в салон - только её и видели...
Скрепер после этого Итурупского побоища три дня прятался в заброшенном посёлке...
Потом пожаловал...
И тут же в другую историю вляпался...
Есть недалеко от Курильска кислотная речка Кипящая. Такой, говорят, даже в Аиде нет. Но вот ведь какое дело, Василий, берега этой местной достопримечательности обихожены, можно сказать, окультурены нашими людьми: беседочки поставлены разные, скамеечки, галки-мангалки и даже водоёмы для купания любителей острых ощущений обустроены.
И вот, значит, на бережку этой сернокислотной речушки Скрепер увидел полковника Киллера и его закадычного друга генерала Хиросиму Закурильского. Ходят они, смотрят вокруг, друг дружку под локоток придерживают - идиллия - твою мать! - полная и расхожая. Подходит, значит, Скрепер к этому Хиросиме и ласково так приветствует японца: "Здравствуй, Нагасаки-сан". Представляешь?!
- А тот что?
- Что-что... Я, говорит, не Нагасаки-сан, а Хиросима. Это ты вчера был Хиросима, заявляет Скрепер, а ныне ты Нагасаки...
- Сан, - добавил Васенька.
- Сан, - согласился Фёдор. - "Не, - говорит японец, - Хиросима - я, Хи-ро-си-ма... И вчера, и сегодня - Хи-ро-си-ма". - И кивает головой так часто, что в глазах рябит. Прикинь, я моргаю реже, чем он кланяется. Что за привычка дурная - кланяться?
- У меня в детстве игрушка была, - сказал Василий, - головой качала - едва пальцем тронешь.
- Вот и этот - тронутый. Болванчиком прикидывается...
"Ох, и врезал бы я тебе, - говорит Скрепер, - если б не твоя седина и, извиняюсь, траурное наименование. Это как же так вышло, что вы, заклятые враги до 45 года, теперь друзья - не разлей вода, а? Ты что же ему разбомбленные японские города простил? Тысячи жизней, унесённые ветром, трупы, занесённые пеплом?" - Простил, - отвечает Хиросима...
- А как он с ним говорил - по-японски? - спросил Василий.
- Скрепер-то? По-русски. А переводил полковник Киллер - туда-сюда языком бегал, то с русского на японский перескакивал, то с японского - на русский. Ксилофон видел? Таким вот образом...
Бить он его не стал, хотя потом признался, что руки чесались. "Живи, сказал, жертва японского милитаризма!" Плюнул под ноги и ушёл.
И приобрёл Скрепер дальневосточную известность, а что делать с нею - не знает. Вчера, кстати, звонил, спрашивал: может ему в депутаты податься? Или в главу тамошней администрации избираться попробовать?
Фёдор замолчал и тоскливо посмотрел в окно...
- А что ж ты мне про любимую свою ничего не рассказываешь, про Зосю? - тихим голосом вопросил Василий.
- А рассказывать нечего. Нет, понравились мы друг другу с первого взгляда, и вроде как сближаться начали, а потом - раз! - и как отрезало. Видится - видимся, а радости с её стороны не наблюдаю. Сидит она на скамеечке и смотрит в даль, тающую в дымке. Часами сидит - и смотрит, смотрит... Пытается высмотреть остров Кунашир. Дался ей этот Кунашир! Он, кстати, в другой стороне...
Фёдор помолчал, грустно свесив голову. Потом пояснил:
- Кунашир и Шуруп-Итуруп - это те два острова, которые у нас Япония оттяпать собирается.
- Да что они оборзели? - удивился Василий.
- Сбрендили, - согласился с ним Фёдор. А потом признался: - Отказалась она со мною ехать. "На кого я маму оставлю? - говорит. - Без мамы не поеду". Ну, а я с её мамашей возиться не пожелал. Махнул рукой - и вернулся в Питер.
- Да, дорогое у тебя получилось досвадебное путешествие, - сказал Василий.
- Дорогое, - сказал Фёдор, - но дело, в общем-то, не в деньгах - бог бы с ними, с деньгами! - что я денег не заработаю? Девица уж больно хорошая. Другой такой на всём белом свете нету...
- На краю разве что - в Кунашире, - хохотнул Василий.
- Зря смеёшься, - сказал Фёдор, - зря смеешься. Я глаза закрою - её вижу. С открытыми, впрочем, тоже. Житья мне без неё нет, Васенька, - вот ведь в чём дело. Думал-думал я и решил вернуться на этот долбанный Итуруп - там обитать буду...
Делом каким-нибудь займусь... Рений добывать стану...
Приколись: 1 кг рения стоит десять тысяч долларов, а там этого рения под ногами валяются - тонны! И каждый год новые тонны выбрасываются...
- Как это - выбрасываются? - не понял Василий. - Кто - выбрасывает? Какая сволочь?
- Вулкан Кучерявый, - ответил Фёдор. - "Кучеряво живёте, - заявляют знающие люди. - Опять России подфартило - дальше некуда!" А кроме рения там ещё залежи - висмута всякого, индия, селена...
- Висмут - это хорошо, - сказал Василий и причмокнул губами, словно испробовал на вкус этот тугоплавкий металл. - Да и селен неплохо...
И хитро так посмотрел на приятеля.
- Поехали, Василий! - закричал Фёдор. - Поехали, дорогой, - где наша не пропадала! Я тебе итуропочку подыщу не хуже собственной!
- Надо подумать, - сказал Василий. - Тут торопиться нельзя. Никак нельзя. Тут с кондачка или с бухты-барахты...
- Бухта там первоклассная - что ты! - сказал Фёдор. - Такие виды открываются - закачаешься! Поехали, а?..
- Вулкан Кучерявый, говоришь, - раздумчиво произнёс Василий. И добавил:
- А почему нет? Красиво жить не запретишь - так ведь?