- И когда ты, Антоша, за ум возьмёшься, чай не мальчик уже, - сказала Шахерезада Ивановна Рабинович своему непутёвому сыну.
- А чо, я ни чо, - забормотал Антон. - Чо надо-то?
- Когда ты взрослым станешь, спрашиваю? Ты посмотри, во что отцовскую квартиру превратил. Он мне, а не тебе её в наследство оставил. И что это за мебель, расскажи, пожалуйста? Сиденья проломлены, обивка протёрта, ножки расшатаны - на честном слове держатся...
- Зато антиквариат, - робко заметил Антоша, - и стульчики, и оттоманка - я их на аукционе купил. Они, если хочешь знать, больших денег стоят...
- Эти развалюхи стоят больших денег? Ты меня за кого принимаешь? За дуру провинциальную? Думаешь, я антиквариат от рухляди отличить не умею? А картины? Ты почему все мои картины из загашника вытащил? Кто тебе разрешил? Они - главное моё достояние. Одна из этих картин такой квартиры, как эта, стоит...
- Это какая же? - насторожился Антон, но Шахеризада Ивановна, ослеплённая гневом, его не слышала. - Я эти полотна на чёрный день храню! - разорялась она. - А как ты их развесил? Ведь это же уму непостижимо, как ты их развесил!
Она шла по комнатам (Антоша следовал за нею) и крыла его последними словами, среди которых, как молнии, вспыхивали и грохотали имена прославленных живописцев:
- Ведь это ж чёрт знает что - офорты Гойи, а на противоположной стене - Ренуар! Буше - и Пикассо! Какофония какая-то, а не экспозиция! Сборная солянка! И чему тебя в Строгановке учат? Я всегда была хорошего мнения об этом училище, да видимо зря!
- Не училище, а институте, - поправил её Антон.
- Не умничай, - ответствовала Шахеризада Ивановна и тут же воскликнула: - А это кто?
- Малевич, - сказал парубок.
- Вижу, что не Кандинский, - устало промолвила маман. - Рядом - кто?
- Это я у тебя спрашиваю - кто? Неужели не знаешь?
- Понятия не имею.
- А зачем вешал, если понятия не имеешь? Сислей это, не хилый, промежду прочим, импрессионист. Вот только почему он у тебя вперемежку с Малевичем красуется?
- А куда я дену твоего нехилого Сислея, если комнат в этой квартире мало? Чай не Третьяковка.
- Семь комнат - мало?! Ну, ты, милый мой, совсем обнаглел. Все границы и кордоны утерял. Распустился дальше некуда...
Но тут она увидела настурцию писанную темперой на оргалите.
- Боже мой, а Жилинского ты зачем сюда приволок? Мне его на десятилетие совместной жизни отец твой подарил. Он не для продажи. Он дорог мне, как память. Да и люблю я его больше всех современных художников.
В расстроенных чувствах она подошла к стеклянной горке, стройной как церковная свеча, открыла лёгкую дверцу, взяла плоскую, похожую на флягу бутылочку Хеннесси, глянула на просвет, открутила крышечку, понюхала и, наконец, глотнула содержимое прямо из горла... -
промолвила: "у"...
и сделала второй, на этот раз более ёмкий глоток.
- А у тебя губа не дура, - подвела она итог.
- Ну дак! - сказал сынуля и даже повёл задом из стороны в сторону на манер блокадного метронома в блокадном же Ленинграде.
- Значит так, - сказала Шахеризада Ивановна, - что бы завтра же все картины, какие взял, вернул на место...
- Но, мама! - вскричал Антоша.
- Все, я сказала, все до единой, а потом я пришлю к тебе специалиста, который осмотрит твой трухлявый антиквариат и подберёт то, что согласуется с этой рухлядью, если хоть что-нибудь с нею согласуется...
А коньяк я у тебя забираю - в качестве компенсации за доставленные мне неприятности.
- Забирай, - разрешил Антоша, - мне не жалко.
Шахерезада Ивановна хмыкнула, но ничего в ответ не сказала. Осторожно, как курица, на яйца, села на хлипкую козетку и спросила у сына:
- Ты когда женишься?
- На ком? - удивился Антоша.
- На ком, на ком - не знаю на ком. Тебе виднее. Ну, хоть кто-нибудь у тебя на примете есть?
- На примете-то есть, да только толку от этих примет, честно сказать, никакого. Фуфло это, а не приметы. Одно название. Стыдобище...
- Неужели даже в Строгановке никого?
- Шаром покати, - сказал великовозрастный сынуля. - Да и как разберёшься, какая из кандидаток чего-нибудь стоит, а какая - пустышка?
- По имени, - сказала Шахеризада Ивановна.
- Шутишь? - не поверил Антоша.
- Какие шутки, - ответила маман. - Не может быть хорошим человек с плохим именем. И наоборот. Имя - это лакмусовая бумажка, характеризующая родителей - умные они или глупые, культурные или так себе, с претензиями или проще некуда. А каковы родители, таковы и дети. И заруби, пожалуйста, это себе на носу!
- Как интересно! - сказал Антон. Шахеризада взглянула на него с недоверием, но он настоятельно повторил: - Нет, правда, интересно. Правда, правда... Расскажи поподробней...
- Ах, мальчик мой, из имён женщин, девочек и старух соткано затейливое полотно всемирной истории! Тут и героические имена, например, Зои...
- В смысле Космодемьянской?
- Ага. И Жанны...
- Надо понимать Жанна д'Арк?
- Точно. Но эти имена какие-то приземлённые, простецкие. Я бы не хотела, чтобы жену твою звали Жанной или Зоей. И точно так же не хотела бы, чтобы она носила какое-нибудь мифическое имя из числа тех, что так популярны сегодня: Венера, Гера, Ленка-негодница, Юнона, которая Авось, Аврора...
И она тут же прочла строчки Александра Сергеевича: "Пора, красавица, проснись, открой сомкнуты негой взоры навстречу северной Авроры, звездою севера явись!"
- Да будет тебе известно, что древние греки и римляне никогда не называли людей именами богов. Только домашних животных. Не знать этого зазорно!
- Нам, маменька, - ехидно заметил Антоша, - греки и римляне не указ. Мы сами с усами.
- Оно и видно... Или возьмём такое, ныне популярное имя, как Диана. Можно ли называть девочку именем ярой представительницы ЛГБТ-сообщества, какой и была мифическая дщерь? Наверное, можно. Если сам являешься его представителем.
Ну, а какой дурак назовёт малютку Ариадной? За исключением, конечно, тех, кто жаждет, чтобы дочка выросла горькой пьяницей.
Такая же глупость называть девочек библейскими именами - в честь ли развратницы Марии Магдалины или Лии - подслеповатой коровы, подложенной Иакову его тестем.
Или такое имя, как Фамарь. Яркое имя...
- Как фонарь?
- Ещё ярче. Два мужа у Фамари были половыми извращенцами...
- Извращенцами?
- Ярыми. Одиозными. Неисправимыми. Одного из них так и звали Онан. И оба были умерщвлены Господом...
- Господом?
- Господом - так зафиксировано в священных книгах. И потому Фамарь не нашла ничего лучшего, как под видом проститутки соблазнить свёкра и более того забеременеть от него.
Вот такая была ушлая девица. Вот такая жила-была забавная семейка.
Меня, впрочем, всегда интересовала другая Фамарь, сестра библейского Авессалома. Она являлась дочерью Махи Обнажённой (шутка, сынок, шутка) и была обесчещена другим её братом Амноном, которого в отмщении кокнул Авессалом. Праведные детишки были у царя Давида. И скажи мне, пожалуйста, есть ли смысл называть современных девочек именами горемычных библейских героинь?
- Ну, знаешь ли, в семье не без урода.
- А если сплошь уроды, тогда что? - парировала Шахерезада Ивановна. И продолжила:
- Как можно называть девочку Диной в честь библейской героини, из-за которой сначала полюбовно обрезали, а потом злобно вырезали население целого малоазийского города? Как можно именовать девочку Есфирь, по вине которой были убиты десятки тысяч ни в чём неповинных персов, и тысячелетиями отмечать это кровавое событие, как самый весёлый праздник? Боже мой, и сколько девочек названо в её честь в земле обетованной!
- И не только там, - сказал Антонио. - У нас на курсе две пигалицы с гордостью носят это имя.
- Ну и, наконец, популярное ныне имя Соломея, которая носила дочь очередного Ирода. Та самая, что, пританцовывая, вручила отцу поднос с головой профессора Доуэля.
- Но есть же ещё и совсем простые имена. Старые, ветхие, но и ими стало модно называть своих девочек: Агата, Агафья, Аглая...
- Агриппина, - подсказал Антонио.
- Во-во-во! А ещё Адель, Аделаида, Ада.
Акулина какая-нибудь, Алевтина, Алёна, Анфиса...
Аполлинария - это вообще отпад!
- Отпад, - согласился Антонио.
- Аполлинарией Сусловой звали жену Розанова, которая была близка с Достоевским, когда Василь Васильевич ещё на горшке сиживал.
А как тебе имя Аппассионата?
- А разве есть такое имя?
- Не знаю, но думаю, что есть. А если нет, то обязательно будет - нашим дуракам и дурочкам любое непонятное слово по нраву! И чем непонятней, тем лучше! И потому я сплошь и рядом слышу имена, имеющие оперные и балетные истоки: Аида, Иоланта, Гаянэ, Одетта, Кармен, Матильда...
И она пропела: "Кто может сравниться с Матильдой моей!.."
- Уж на что я люблю Чайковского, но имя "Матильда" меня всё равно приводит в ступор!
Почему бы и фортепианное имя не включить в эту обойму? "Аппассионата" - звучит же? звучит?
- Звучит, - согласился Антонио. - А какие имена нравятся?
- Какие? Александра, например. - И она опять напела: "Александра, Александра, этот город - наш с тобою, стали мы его судьбою - ты вглядись в его лицо. Александра, Александра, что там вьётся перед нами? Это ясень семенами кружит вальс над мостовой..." О, Визбор знал толк в женских именах! Саша... Сашенька... Анастасия - хорошее имя, а вот Ангелина, Анжела, Анжелика - претензионные: ну какие ангелы могут существовать в женском сословии? А ещё мне нравится имя Валерия... Ксения - ничего... Аксинья...
Ну и королевское имя - Елизавета, императорское - Екатерина...
Космическое имя Валентина...
- Терешкова?
- Она самая.
- А такие романтические имена как Ассоль и Аэлита - нравятся?
- Может они и романтические, да только искусственные какие-то, не наши...
Беатриса и Белинда тоже красивые имена, но кто же сегодня, кроме прибабахнутых мамаш и бабулек называет девочек такими вычурными именами?
Мальвина - красивое, сказочное имя. Тут, правда, требуется Пьеро, а ты на эту роль не способен.
- Ну почему же не способен? Очень даже способен, - обиженно произнёс Антонио.
- Не наговаривай на себя, не надо, - одёрнула его Шахеризада Ивановна. И продолжила: - А вот польские имена я терпеть не могу. От Ванды, например, несёт польской спесью и неистребимым шляхетским апломбом! Гражина, Ванесса, Ядвига, Эвелина - все эти имена из того же ряда.
Данута - а это уже Прибалтика. Лайма, Рената. Инга - на цингу похожа, Николь - тоже что-то колючее.
Не по нраву мне булгаковские имена: Гелла, Маргарита, Фрида.
Терпеть не могу восточные имена: Галия, Зульфия, Азиза и Земфира.
Офелия, Джульетта и Дездемона...
Как можно называть малюток трагическими и такими революционными именами, как Долорес и Инесса?
А какое похабное имя - Роза, Розочка! И под стать ему - Снежана и Фаина.
Соня - гадкое имя! Гадкое! гадкое! гадкое!
- А иностранные имена тебе нравятся?
- Не многие. Ну что красивого, например, в немецких именах - Шарлотта, Урсула, Эмма, Берта, Грета? Или такие прошмандовочные, как Нана и Лолита?
- А Фелиция - это чьё имя?
- Понятия не имею! Но мне не нравится.
- Хилари?
- Не дай бог!
- А Наоми? Очень популярное ныне имя и не только за кордоном, но и в нашей стране.
- Вот только Наом нам и не хватает для полного счастья! Нет, я не против - пусть приезжают хоть сто, хоть тысяча Наом, будь они не ладны! но плодить-то собственных - зачем?..
Сара - хорошее имя, но очень уж вызывающее.
- Ой, мама, а твоё не вызывающее?
- Всю жизнь ненавидела своё имя, - честно призналась Щахеризада Ивановна. - Кляла родителей почём зря! Потом смирилась и решила использовать это имя по прямому назначению. И, кажется, у меня получилось?
- Более чем. Диктор Центрального телевидения Шахеризада Рабинович - это круто! Обе твои ипостаси - имя и фамилия - как раз то, что составляет сущность отечественного ТВ.
- Вот это точно, - сказала Шахеризада-сказочница. - Не прибавить, не убавить.
Редкий случай, однако, когда она согласилась со своим отпрыском.