Фойе второго этажа московского драматического театра наполняла оглушительная тишина... -
а в это время в зале шёл спектакль, в котором Марья Семёновна Закадычная не участвовала. Театральное действо, называемое "Бестрепетное сердце", было поставлено по мотивам ранних, очень ранних рассказов Чехова. Автор в этой постановке таился на самом донышке, выпав в мутный осадок - обычное дело для современной пьесы.
Блогер Илья Бесноватый прогулялся по безжизненному пространству, потом вошёл в ложу, в которой отсутствовали зрители...
глянул на сцену... -
она была пуста, и только музыка искушала зрителей модными, погребальными откровениями. Под такую мелодию, подумал он, покойников разносить по необъятному - с московский мегаполис - кладбищу.
Наконец, из-за кулис вышел ведущий артист театра Чурлянис ("протуберанец русской сцены"), оригинал, каких поискать, вынес старинную, как бабушкин сон, фотокамеру, установил посередине сценического пространства, отошёл в сторону, сказал: "Сейчас вылетит птичка"... -
и расстегнул ширинку.
М-да, далеко пойдёт сие убожество хотя бы потому, что дальше ехать некуда - только пёхом
Зал изошёлся на рукоплескания. Не на фекалии, конечно, но всё равно пакостно.
В этих яйцах, смекнул Илья Бесноватый, хранится население трёх прибалтийских республик.
Плюнул в сердцах, вернулся в фойе и тут же услышал стук каблучков по вощёному паркету. "Она", - подумал блогер и замер в ожидании. Размеренный звук нарастал, тянулся, как резинка для вдёжки, и потому казался бесконечным. Какой у неё, однако, короткий шаг, подумал Илья, не зря Закадычную именуют "цыпочкой", "цыпой".
Наконец, она выплыла из-за дугообразного поворота, коротко кивнула ему, сказала: "Пробки фантастические. Припарковаться столь же проблематично, как рассчитаться за ипотеку", пригласила: "Идёмте" и, не оглядываясь, двинулась далее.
Цыпочка, цыпа...
О встрече с Марьей Семёновной он договорился через давнюю её подружку Марго, с которой состоял в близких (короче уда) отношениях, и потому:
- Как там поживает Марго? - поинтересовалась Марья Семёновна, отпирая дверь артистической уборной. - Давненько я её не видела. Зашла бы что ли - поболтали бы чуток, как в стародавние времена...
- Я передам ей ваше предложение, - сухо произнёс Илья.
Театр он не любил, не любил всеми фибрами своей мелкопакостной души (а современный театр - особенно), презирал сценические изыски, именуя их происками. Марью Семёновну считал актрисой никудышной, но взаимоотношения с блогосферой обязывали: его подписчики живо интересовались её творчеством.
Жестом предложила сесть на небольшую, похожую на пуфик скамеечку. Достала из сумочки пачку сигарет.
- Вы курите? - удивился Илья.
- Немного, - сказала она. - Две-три сигареты в день - шлифую горло дымом, чтобы голос не сел. Голос у артиста должен быть, как иерихонская труба...
Начнём, пожалуй, - сказала она, взглянув на часы, висевшие рядом с зеркалом. - Спрашивайте.
Илья включил диктофон, сказал: "Начали" и задал первый вопрос:
- С кем вы, мастера культуры?
- Мы? Сами по себе. Как та блудливая кошка. А с кем мы можем быть ещё, сами подумайте?
- Действительно. Вы любите ваш театр?
- Обожаю. И сцену, и эту комнатку, и вообще всю нашу труппу. У нашего театра славные нэпманские традиции, зародившиеся в давние, благодатные времена, и передавались они из поколения в поколение наряду со сценическим ремеслом.
- Ну да, ну да - бывший театр Зона, Мистерия-буфф, мейерхольдовщина... Знаю, помню...
Что изменилось с тех пор?
- А почему что-то должно измениться?
- Значит, опять то же самое глумление над здравым смыслом, над рассудком?
- Был бы рассудок, - ответила она. - А нэп не так уж и плох, как вам кажется. Артисты - люди предприимчивые, а уж режиссёры - тем более. Каждый Остап Бендер, и как иначе, если облапошить ближнего остроумным словом, с улыбкой на устах - одна из наиважнейших наших добродетелей?..
Ну, а если серьёзно, то я в предприимчивости людей искусства не вижу ничего предосудительного. Кто, как не мы, заслужили право быть богатыми?
- Даже если для этого придётся продать родную маму, - сказал Илья. Мягко сказал, не настаивая.
Засмеялась:
- Маму продать не трудно, сложнее тёщу или свекровь.
- Тёщу, действительно, продать проблематично: кому нужна тёща? А, между тем, грехопадёж достиг невиданного размера!
- Что и говорить, - легко согласилась она, - криминогенная у нас страна - мы даже пижамы долгое время носили полосатые...
- Ну, хорошо, хорошо, а что вы скажете о спекуляции - я имею в виду безобразия с распространением билетов.
- Ну почему же спекуляция? - хмыкнула она. - Деловая инициатива, а, впрочем, называйте, как хотите, но я считаю, что это та экономическая свобода, о которой театральные деятели мечтали в советское время. Жаждали, как говорится, - и дождались.
- А как эта экономическая свобода согласуется с государственными субсидиями?
- Субсидии? Подачки! Те самые крохи, за счёт которых государство пыжится приобрести нашу лояльность. Напрасные чаянья.
- Так откажитесь.
- Да кто же от денег отказывается? - Крайняя степень удивления. - Да, мы - свободные художники, но и денежки не помешают.
- И что тогда есть вожделенная свобода - тиражирование заученных текстов?
- Весь мир, как попка-дурак, разговаривает заученными текстами. А вы никогда не задумывались о том, что только мы, артисты, наполняем эти набившие оскомины изречения - Шекспира, например, - хоть каким-то смыслом, доступным современному зрителю? Или вы думаете, что кто-то просто возьмёт, да и начнёт читать опостылевшие сочинения английского щелкопера? И не надейтесь...
- Злая вы, - сказал Илья.
- Разве только я? - искренно удивилась Марья Семёновна. - Все мы - злые и потому злопамятные: помним 45 год, а зачем помним - не знаем. Даже не думаем о том, что это неприятно нашим соседям. И потом, какая это победа? Завалили Европу трупами - и счастливы: уря! уря! Просрали всё, что можно - и счастливы!
Да что там 45 год! Москву в 812 разграбили подчистую, сожгли, а потом свалили на французов, которые пришли, чтобы освободить нас от рабства.
- От рабства?
- От крепостного права. Обоз, на котором Наполеон спасал остатки культурных ценностей падшей России, и тот разграбили, а вину опять-таки переложили на французов. Хоть бы чуток подумали о будущем: как смотреть станем в глаза цивилизованным нациям?
Или возьмите праздник по случаю окончания смуты 1614 года - кому нужна эта вакханалия? Что, позвольте спросить, празднуем? Сами пригласили поляков на царский трон, сами потом выпроводили вон - опять-таки чему радуемся?
Памятник двум дуралеям, спасителям отечества поставили на Красной площади...
"Подумаешь, они спасли Рассею! А может, лучше было б не спасать?"
Снести его к чёртовой матери - и все дела!
- А с праздником что делать?
- Ликвидировать, разумеется, - мало мы праздников отменили?..
Вздохнула.
- Поймите же, наконец: вся Европа живёт раздельно - и вроде бы вместе, а мы живём словно одной семьёй, а на самом деле каждый регион сам по себе. Кому нужна такая показуха?
- А вы считаете это показухой?
- А что же это, если не показуха?! Разбежаться надо было ещё двадцать лет назад, а потом воссоединиться в рамках единого и неделимого Евросоюза!
- Значит, в наш особый путь вы не верите?
Фыркнула:
- Не смешите меня, и без того тошно!..
А вам, как я погляжу, не нравится то, что я говорю?
- Не нравится, - признался Илья.
- Ой, как я люблю, когда не нравится! А если нравится, то мне даже рассказывать не интересно. Не люблю гладить по шёрстке, люблю - против.
- А вот скажите мне, Марья Семёновна, как так получается, что наших олигархов вы предлагаете раскулачивать, а чужеродными восхищаетесь?
- Видите ли в чём дело, импортные олигархи накопили своё состояние долгим, непосильным трудом - да-да-да, не усмехайтесь! а наши - нахапали всё в одночасье - и почивают на лаврах. Не дело это. А почему? Да потому, что как были совками, так и остались. И ведь знают, что совки, пытаются соответствовать времени, пыжатся, едут за культурой на запад, семьи вывозят, я уж и не говорю про капиталы, да только толку нет никакого...
А к нам, обратите внимание, ещё ни один толстосум не приехал.
- Ну почему же, есть любители острых российских впечатлений.
- Единицы. И знаете, почему не едут? Потому что у нас свободы нет, у нас вообще ничего нет, а там есть, и есть ещё много чего хорошего!..
- Чего именно?
- А всего - и-зо-би-ли-е...
Я в первый раз, когда побывала в ресторане за границей, мне одноразовую полотняную салфетку за 100 долларов предложили...
- И?
- Что "и"? что "и"? А здесь - ни разу!
- Эх, невидаль - салфетка!
- Да, салфетка - большое начинается с малого, и потому там люди добрые, а у нас злые.
Мне мой поклонник из Монако к каждому моему выходу на сцену букет алых роз присылает, и не с оказией, а спец почтой...
- И что?
- Как это что? как это что? И каждый раз, когда я принимаю его приглашение приехать в Монако - снисхожу, как говорится, на его просьбы, он за мной свой личный самолёт высылает. Согласитесь, многие хотели бы оказаться на моём месте. Вот вы, например, хотели бы летать в Монако на частном самолёте?
- Да я как-то и не думал об этом.
- А вы подумайте, подумайте!
- Я обязательно (раздумчиво) подумаю на досуге...
А где ещё живут ваши поклонники?
- Да где только не живут (перечисляет). А один - в Куала-Лумпуре...
- Да что же он там делает?
- Я же сказала: живёт. И не плохо живёт, кстати... Из наших бывших соотечественников...
И тут же призналась:
- Я поклонников - между нами - не люблю, но не настолько, чтобы публично хаять и хулить. Публику надо ненавидеть тихо, с издёвочкой, ис-под-тиш-ка... И вообще, все добрые и недобрые дела надо делать втихаря, украдкой и под сурдинку.
- Тишком и втихомолку?
- Именно! именно! Вы не представляете, какое удовольствие издеваться над людьми, когда они об этом даже не подозревают!
- А вам не стыдно, что вы имеете возможность часто ездить заграницу, а сотни тысяч достойнейших людей такой возможности не имеет?
- Стыдно. Но я тут не причём? Это задача правительства.
- И что, по-вашему, надо сделать, чтобы решить эту проблему?
- Надо зарплаты поднять людям, чтобы каждый мог уехать заграницу.
- Насовсем?
- Ну, конечно же, насовсем.
- И вам не жалко, если насовсем?
- Ни капельки. А чего жалеть? Что у нас хорошего? Оглянитесь вокруг - жалкое зрелище. Смрад и сумрак. Круглый год сумерки.
- К счастью, это невозможно!
- Почему невозможно?
- Так никаких денег не хватит на подобные переезды.
- У государства может и не хватит, а вот если отнять у олигархов и поделить, раздать людям - пусть едут. С миром. Кто куда.
- Думаете, поедут?
- На халяву-то? Побегут! (Смеётся). Как думаете, с такой программой, как у меня, выиграю я президентские выборы?
- Вот чего не знаю, того не знаю.
- Так уж и не знаете! Выиграю непременно. Не сомневайтесь...
- Я понимаю, что это шутка? - спросил Илья.
- Разумеется, - улыбнулась Марья Семёновна.
- А сами-то вы не собираетесь перебраться в тёплые края? - поинтересовался Бесноватый.
- Уеду, обязательно уеду. Просто я ещё не решила куда и с кем.
- А к этому, который в Монако, не тянет?
- Вариант, конечно, но не скажу, что лучший. Он меня уговаривает. "Бросай, говорит, всё и приезжай, мы с тобой такую свадьбу закатим, что Европа содрогнётся от зависти!"
Но... -
боюсь я контрактных отношений: уж слишком много в них ограничений, которые противопоказаны моей свободолюбивой натуре.
- Следующий вопрос: есть ли авторитеты сегодня на Западе?
- На Западе?
- На Западе.
- Сегодня?
- Сегодня.
- Ну, не знаю, - ответила она. - Там важнее принципы, а не личности...
- Что и требовалось доказать, - сказал он. - Обратите внимание, что я не спрашиваю вас ни о мужьях, ни о детях, не интересуюсь семейными неурядицами - мне нюансы вашей личной жизни по барабану, как и моим верным подписчикам...
А вот вопросы, которые их интересуют.
Надо ли ненавидеть своё, чтобы радоваться чужому?
- Надо, иначе не полюбишь чужого.
- Как вы относитесь к советской артистической номенклатуре?
Марья Семёновна наклонилась к Илье и почти что шёпотом сказала:
- Ну и живучие, твари! По-прежнему здравствуют - ни одна зараза их не берёт! По девяносто лет живут, сволочи! И когда вымрут - не понятно!
- Не скоро, - сказал Бесноватый. - Следующий вопрос: вы верующая?
- Я?! Побойтесь бога, любезнейший Илья - "не знаю как вас там по отчеству"! Атеистки, подобной мне, нет на белом свете! Нет и не будет!
- Правильно ли я понимаю, что вы поддерживаете всяческие нападки на церковь, которые множатся ныне в нашем обществе?
- Поддерживаю, да ещё как! Я вообще не понимаю, куда и, главное, зачем лезет эта самая православная церковь? Ведь шага ступить невозможно без боязни услышать её мнение! Как хорошо было раньше, когда она, вера, стараниями нашей неуступчивой мракобесию интеллигенции была отодвинута на задворки быстротекущей жизни, а все значимые произведения православного культа приватизировали работники культуры, включая многочисленные храмы и величественные соборы - а ну-ка отними! И это правильно - а не хрена! не хрена!
- Чего - "не хрена"?
- Всё - не хрена! Забудьте: не ваше это всё теперь - НАШЕ! Мы на этом бабки будем делать, а не служители культа! Духовные корни, понимаешь! Какие такие корни? Выдернуть к чёртовой матери, как сорняки, да и сжечь на костре, чтобы даже воспоминаний не осталось!..
Помолчала и добавила к сказанному:
- Я думаю, с Россией произойдёт то же самое, что и со страной советов. Рассыплется она, как пить дать рассыплется!
- Ой, ли?
- Можете не сомневаться. Дайте срок. Небольшой кстати.
- Ага. Нам уже громогласно обещали: "Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме".
- Не будет. Не те люди. И не народ это вовсе, а пациенты дурдома...
- Да я не о народе - об обещаниях: хороших ли, плохих. Хреновые из вас, интеллигентов, прорицатели! Не зря Пётр Вяземский называл интеллигенцию "наёмной сволочью". Так оно и есть - и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.
- Понятия не имею кто такой этот Вяземский. Но характеристика лихая. Он, наверняка, из патриотического стана?
- Раскаявшийся либерал. Редкое явление по сегодняшним временам.
- Редкое, очень редкое, - согласилась она. - Нам раскаиваться не в чем. У нас сегодня мощнейшая поддержка (хмыкнула) толерантного сообщества - и моральная, и финансовая. Вам с этой силищей не справиться, какие бы меры защиты вы не придумывали!
- Да мы ничего хорошего от интеллигенции и не ждём, а уж от творческой - тем более: облапошить зрителя и читателя, навязать ему ложные представления об истинных ценностях - вот ваша главная задача и забава. Какие, кстати, из ценностей истинные?
- Понятия не имею.
- И я не знаю - во многом благодаря вам. А с теми принципами, какие исповедовал всю жизнь, существовать сегодня не представляется возможным.
- Позвольте, - воскликнула Марья Семёновна, - кто у кого интервью берёт: вы у меня или я у вас?