Тишина звенела чистотой уходящего сибирского лета. Никакие посторонние звуки не беспокоили таинственный покой. Казалось, ничто не в состоянии нарушить гармонию живых ароматов, ночного безмолвия, сужающейся тьмы и крадущихся шагов наступающей осени.
Но, куривший на крыльце собственного дома человек, был абсолютно равнодушен к ночной идиллии природы. Жить не хотелось. Гена Шишков - полнеющий блондин среднего роста, сорока лет от роду, стоял, нервно затягиваясь горьким дымом.
В лысеющей голове пчелиным роем метались безрассудные мысли. Какая-то обида на бестолковую судьбу разъедала сердце, ядовитой змеей жалила душу, наполняя беспросветным отчаянием и тоской.
Пару лет назад развалилась огромная страна, а вместе с ней начал сползать под откос привычный устоявшийся уклад.
Геннадий всю жизнь проработал на одном из закрытых предприятий военной промышленности. Сварщик высокой квалификации, он работал с любым металлом, гарантируя несомненное качество своего труда. Его очень ценили, поощряя высокой зарплатой и регулярными премиями. Предприятие имело хороший лечебный санаторий в получасе езды от города, окруженный сосновым лесом и выходящий окнами на широкий речной простор.
Вокруг санатория расположился небольшой, состоящий всего из пары десятков деревянных домов поселок, где в основном и жил обслуживающий персонал с семьями.
В одном из таких домишек и проживал Гена со своей женой Зинаидой и восемнадцатилетней дочерью Катей.
Супруга после окончания торгового института заведовала пищеблоком санатория, обеспечивая питанием отдыхающий народ. Она была женщиной волевой, решительной, и твердо верила, что Гена поломал всю ее жизнь.
Презирала людей, не имеющих высшего образования, и постоянно укоряла мужа этим недостатком, временами учиняя нелепые скандалы; белорыбицей металась полным телом по прогибающимся доскам крашеного пола. Обычно все кончалось бурными слезами, но иногда, срываясь, Зинаида крушила все, что попадалось под руку.
Как человек безвольный, мягкий, Геннадий пугался бушующей супруги и старался в такие минуты не попадаться ей на глаза, чувствуя себя безмерно виноватым и жалея жену.
Он ведь помнил и любил ее другую, стройную, юную девушку, красивую фею с золотыми волосами, добрую и волнительную...
Друг познакомил его с ней, и с тех пор Геннадий потерял покой. Встречались каждый день. Флиртовали... Ему казалось, что и он тоже нравиться ей. Однако, выяснилось, что у нее есть жених со странным именем - Рафаэль, дослуживающий срочную матросом где-то на Черноморском флоте.
Осенью, после демобилизации, они обязательно поженятся, и будут жить очень и очень счастливо. Зина показала фото любимого.
На Гену смотрел печальными глазами невзрачный человек с оттопыренными ушами, одетый в мешковато сидящую форму старшего матроса. Казалось, человек стесняется сам себя, и просит извинения за несуразный внешний вид, совершенно не отображающий всей внутренней красоты и возвышенности тонкой натуры.
Увидев непроизвольную улыбку на лице Геннадия, она прослезилась, и объяснила, что достоинства пылкой души Рафаэля во сто крат более подходят ее чувствительной сущности, чем открытая, грубая, незавуалированная простота и немудреный солдатский юмор Гениного пошиба.
Он не обиделся. Пытался утешить расстроенную девушку, лаская роскошные золотые пряди волос и говоря нелепые в таких случаях слова. Зинаида сидела, всхлипывая сквозь слезы и закрыв лицо ладонями. Гена хотел было, тихо удалиться, боясь помешать переживаниям любимого человека, но она не позволила ему уйти, заявив, что лишить ее сейчас плеча преданного друга было бы слишком жестоко. Так и просидели в тишине весь вечер.
Геннадий ушел совершенно смущенный и сломленный неожиданным известием. Что делать дальше он не знал, но ему было очень больно и одиноко. Два дня пил горькую с мужиками на работе, проклиная судьбу...
На третий день Зинаида сама нашла его по телефону, жестким механическим голосом призывая Генку к себе.
По-быстрому приведя взлохмаченную голову в порядок, он опрометью кинулся к дому любимой, не забыв по пути купить шикарный букет алых роз.
С порога, впившись страстным поцелуем, она долго не отпускала, едва не задушив его в крепких объятиях. Он стоял, ничего не понимая, чувствуя, что задыхается от нахлынувшего желания. Зина все не отпускала, издавая сладостные стоны и плохо контролируя себя. Геннадий почувствовал тяжелую горячую волну, идущую снизу. Кровь буйно ударила в голову, в глазах потемнело, юркие пальцы сами собой развязали пояс ее халата...
Объяснилось все очень просто. Накануне Зинаиде позвонил ненаглядный Рафаэль, и бодрым голосом сообщил, что больше он ее не любит. Просит не обижаться и простить его, ибо он, как настоящий мужчина не может скрывать зашедшую слишком далеко, сумасшедшую по своему накалу любовную связь с очаровательной горячей турчанкой из Севастополя. И, несмотря на небольшую, всего лишь в восемь лет разницу в возрасте, он твердо намерен посвятить свою жизнь этому чудесному человеку, ставшему для него богиней. И что он, Рафаэль, готов преклоняться перед чистой прелестью этого небесного создания. В доказательство своих чувственных побуждений, они уже подали заявление в ЗАГС, и всего лишь через месяц у них будет свадьба. К тому же, скорее всего к Новому году, появится малыш...
Последнее известие окончательно добило Зинаиду, и она поняла, что Рафаэль потерян для нее навсегда. Прорыдав всю ночь напролет, рано утром позвонила Генке...
И закрутилась любовь. Зина была очень жаркой и требовательной. Не выходили из дома; целыми сутками не вылезали из постели, еще и еще раз доказывая силу молодой необузданности. Геннадий парил в небесах, забывая обо всем на свете, считал часы, минуты, до встречи с любимой.
В конце октября расписались законным браком и закатили шумную, на сотню гостей, незабываемую свадьбу.
В самый разгар безудержного веселья исчезла невеста.
Жених с другом-шафером бросились искать. Заглянули за кафе, и в осеннем парке, среди голых деревьев увидели Зинаиду в легчайшем свадебном платье. Рядом с ней, в темном полупальто, согнувшись в форме вопросительного знака, сидела потрепанная тщедушная фигурка. Это был Рафаэль.
Оказалось, что женившись на прекрасной турчанке, он жестоко обманулся, поняв, что они абсолютно разные люди, и между ними нет совершенно ничего общего. И что будущий ребенок неизвестно еще, чей плод любви. Кроме того, молодая оказалась очень сварливой и любила распускать руки, используя в качестве оружия алюминиевый половник. Рафаэль горько сожалел о случившемся, не находил себе места, и твердо решив расстаться, сдал экзамены в мореходную школу в Одессе, чтобы посвятить остаток своей пропащей уже теперь жизни, морю.
Все это он рассказывал со слезами на глазах, и Геннадий с другом стояли, слушая его исповедь и чувствуя себя виноватыми, будто бы именно они загубили жизнь этого несчастного человека.
Было прохладно, и Гена накрыл плечи своей невесты пиджаком, оставшись в одной рубашке. Приглашали Рафаэля за стол к гостям, но он лишь сокрушенно махал рукой, вытирая скупые слезы. Зинаида плакала, прижавшись к нему и размазывая по лицу потекшую с соленых ресниц тушь...
После свадьбы внешне все было нормально. Но он понимал, что творится у нее в душе, старался во всем угождать ей, любя и делая разные подарки. Купил рыжего щенка-таксу, и Зинаида посветлела лицом, повеселела и перестала замыкаться.
Рафаэль сгинул навсегда, поступив в свою мореходку, и больше никогда не давал о себе знать. Время быстро шло, все забывалось... В мае родилась Катерина. Зина окончила институт, и счастливые молодожены с надеждой смотрели в будущее, планируя свою жизнь, думали о втором ребенке...
* * * * *
Геннадий сокрушенно вздохнул, вспоминая былое. Закурил вторую, вглядываясь в черноту деревьев.
Распад страны, ГКЧП, митинги, демонстрации... Все рухнуло. Все... Предприятия закрыли, всех поувольняли, дикая инфляция обесценила накопления; в магазинах и так-то было мало чего, а теперь вообще пустые полки, лишь минеральная вода да консервы с морской капустой.
Повезло еще, успел из распродаваемых активов приборостроительного завода выкупить в собственность десятилетний ЗИЛ-130 с деревянным кузовом. Спасибо Альбертычу - начальнику гаража. Подсказал, помог с оформлением. Не бесплатно конечно, но через месяц рубль упал окончательно, и Гена был доволен правильным вложением своих сбережений.
Теперь, оставшись без работы и без надежды куда-либо устроиться, калымил на своем грузовике. Возил кому уголь, кому картошку. В сарае стоял сварочный аппарат, немного листового железа, уголок, электроды. Варил на заказ железные двери и решетки на окна, металлические ограды, надгробные памятники... Сам доставлял и ставил, беря в подмастерье соседского мальчонку. Так и перебивался случайными заработками. Зинаида носила домой продукты, мало надеясь на мужа. Кормила семью. Санаторий худо-бедно работал, но отдыхающих было все меньше.
Геннадий не поспевал за ростом цен. И деньги заработанные вчера, сегодня превращались в мелочь.
Появились новые русские - бандиты на дорогих иномарках, швыряющие деньги пачками. Бывало, ночами наезжали в санаторий и буйно веселились до самого утра, привозя с собой запасы продовольствия и визжащих от радости девчонок. Спиртное, шампанское, лилось рекой. Округу наполняла грохочущая мощными децибелами разухабистая музыка. Пьянство и пляски на свежем воздухе продолжались до самого рассвета.
На заре утомленная молодежь шла на реку освежиться. Купались непременно в голом виде, совершенно не стесняясь, визжа и брызгаясь, гонялись друг за другом по отмелям, пугая окрестных рыбаков, мирно сидящих со своими бамбуковыми удилищами и чутко караулившими плотву. Распугав всю рыбу и лишив удовольствия рыболовов, разжигали из плавника огромные костры, и, взявшись за руки, хохоча до упаду, прыгали через мятущиеся языки пламени, восторженно крича что-то и прикрывая руками срам.
Один раз, забавы ради, привезли небольшого крокодила. Выпустили его в воду среди плавающих стайкой распутниц. Те, купаясь в предрассветном тумане, долго не замечали земноводное, резвясь в теплых волнах, будто сказочные русалки. Пронзительный женский визг известил близкие камыши о том, что аллигатор замечен.
С огромными глазами на побледневших лицах, девушки выскочили из воды и на полной скорости, обнаженные, понеслись через густые заросли крапивы к стоящему в отдалении кустарнику, призывая помощь и громко крича от панического ужаса.
Смех смехом, но крокодила забыли вытащить из воды. Лето было жарким, вода теплая, и видимо он не испытывал неудобств, питаясь дохлой рыбой и остатками с пикников, во множестве брошенными отдыхающими. Крокодил подрос, окреп, и вечерами выползал из воды на берег, истошными воплями пугая загорающих.
Через пару недель прибрежный кошмар, наконец, закончился. Примчались на моторном катере люди, накинули на аллигатора крепкую сеть и, вытащив из воды, увезли в городской зоопарк. Долго еще народ опасался заходить в воду. А клев вообще пропал - как отрезало. Всю рыбу в реке распугало земноводное существо.
А новые русские никак не унимались, превращая пляж в ночную вакханалию. Катались на водных лыжах, стреляли из пистолетов по бакенам. Соорудили вышку и с разбега ныряли с нее вниз головой. Кто-то жег фейерверки, кто-то пускал огненные стрелы из средневекового арбалета, кто-то палил из охотничьего ружья, кого-то привязали к наспех сколоченному из досок кресту и носили на руках по всему пляжу.
С вечера подгоняли автоцистерну с пивом, и все желающие всю ночь могли вдосталь пить свежий, искрящийся пузырьками холодный напиток.
Тут же, разложив несколько огромных мангалов, жарились в изобилии шашлыки и люля-кебаб.
Множество любопытных и стаи голодных собак, сбегались посмотреть, а может быть и поучавствовать в этом развеселом карнавале. Народу собиралось сотни полторы, не меньше.
Как никто не убился, не покалечился, не утонул и не захлебнулся в пивных реках, не умер от обжорства и не задохнулся от смеха - непонятно. В этом смысле все было хорошо. Куда смотрела милиция - никто не понимал. Хотя пара полковников и один милицейский генерал с удовольствием принимали участие, веселясь и отрываясь по полной программе.
Утром все расходились по палатам санатория. Отсыпались, а вечером разъезжались по своим ново-русским бандитским делам.
После таких гулянок Зинаида возвращалась домой с деньгами и наполняла холодильник на полмесяца всякими продуктами. С горящими глазами рассказывала о том, как зажигает народ. Укоряла Геннадия, что он не умеет жить. Ему было понятно, что найти себя в новой жизни он не смог, и очень страдал от справедливых упреков жены.
Дочь Катерина с высокомерным недоумением смотрела на его потуги заработать для семьи. Лет до тринадцати был такой замечательный ребенок. Любила папку, делилась своими детскими секретами, ласково называя его Генчиком.
Подростковый возраст решительно изменил ее характер. Стала грубой, заносчивой, скрытной и сердитой. Упала успеваемость в школе. Появились друзья-мальчишки в кожаных куртках с заклепками и разукрашенными гребнями на головах. У многих в глазах сверкали сережки. Вечерами разрывали тишину грохотом мотоциклетных выхлопов. Забирали Катерину и уносились по асфальтовой трассе в центр огромного мегаполиса, где ночами напролет зависали в кофейнях и исполняли акробатические трюки на мотодромах.
Гена сначала волновался, но видя, что жена нисколько не противится увлечениям дочери, успокоился.
Катька вообще как-то сблизилась с матерью, и они прекрасно понимали друг друга, временами подсмеиваясь над незадачливым отцом.
В этом году дочь окончила с весьма неплохими оценками школу, и без труда поступила в медицинский институт, планируя через шесть лет стать врачом-педиатром и лечить детей.
Все бы ничего, и Геннадий, смирившись, прозябал бы и далее случайными заработками, поняв, что вся страна сейчас в разрухе и хорошая работа мало у кого осталась. На душе было хоть какое-то равновесие. Утешал себя, что это временно, что все изменится, и он опять будет уважаемым человеком. Он не спился, не опустил руки. Двигался по возможности, искал хоть какой-нибудь приработок, занимался хозяйством. Разбил небольшой огородик и выращивал на нем редиску и морковь. Зинаида засадила половину грядок всякими растениями и цветами. К осени они все зацвели и очень красиво смотрелись, наполняя двор чудесным благоуханием. Жили себе потихоньку.
Но Катерина приготовила родителям сюрприз. Сегодня она вернулась рано.
Гена с Зиной ужинали, услышав подъехавший мотоцикл. Через минуту в кухню решительно вошла дочь, ведя за руку высокого человека в гермошлеме.
--
Мама, папа, познакомьтесь, это мой жених - Блэк...
У Геннадия кусок застрял в горле. Закашлялся, едва не подавившись. Зина молча смотрела на удивительного человека в черном кожаном плаще. Незнакомец снял шлем; и тут уже закашлялась от неожиданности Зинаида. У Гены непроизвольно полезли на лоб широко открывшиеся глаза. Рот открылся сам собой. Он почувствовал, как остатки волос на голове поднимаются вверх.
Перед ними стоял черный как сажа, африканский негр, сияя лишь белками выпуклых глаз. Полные губы расплылись белозубой улыбкой, и гортанный голос пролепетал с сильнейшим акцентом:
- Здрастуйтэ!..
У Геннадия пропал дар речи. Катюха держалась свободно, и тотчас усадила жениха за стол. Налила чай, подала свежую ватрушку. Гость, смущаясь, вонзил крепкие зубы; расправившись в один присест со сдобой, хлебнул горячего чая, и смирно сидел, внимательно разглядывая будущих родственников. Зинаида предложила еще одну булку, потом еще...
Удивительно, но Блэк ни от чего не отказывался, съев все ватрушки и выпив полведра чая без сахара. Молчали, наблюдая, как пережевывает пищу незнакомец.
Наконец Геннадий нашел в себе силы отвести взгляд, и хрипло вопросил:
- Откуда Вы прибыли к нам?
- Бурунди!.. - прошелестел голос.
- Папа не приставай к нему. Блэк приехал к нам из Демократической республики Бурунди. Это в Африке. Он учиться в университете на факультете ядерной физики, на четвертом курсе. По-русски говорит не очень, но все-все понимает...
- Ядерной физики? - поразился отец. - В Бурунди что, собирают атомную бомбу? - Геннадий с тревогой смотрел на Зину.
- Нэ-э-эт!.. - африканец со смехом добавил что-то на своем языке.
- Что он сказал?
- Папа, не лезь к нему! Они собираются строить атомную электростанцию и семеро человек прислали на учебу в наш Новосибирск.
Гость интенсивно кивал головой. Зинаида предложила ему еще чаю. К удивлению Геннадия, тот не отказался, с благодарностью приняв поллитровую кружку.
- Может что-нибудь покрепче? - предложил глава семейства, доставая из холодильника початую бутылку "Столичной".
Блэк замотал кучерявой головой:
- За рулльем!
- Ах да! Конечно... Ну что ж, а я вот выпью пожалуй. Не каждый день такие гости... - он с укором взглянул на дочь.
- Блэк работает в ночном клубе барменом и очень хорошо зарабатывает - похвасталась Катерина. - Там мы и познакомились...
Негр встал, взял черными руками за горлышко бутылку водки, и стал легко и непринужденно жонглировать, перебрасывая руками из-за спины, из-под ноги, да все так быстро, профессионально. В конце концов, незаметным движением пальцев скинул пробку и налил полную, до краев рюмку, не расплескав ни капли.
- Молодец! - одобрил Геннадий.
- Бар! - Со значением произнес африканец, принимаясь за очередную ватрушку.
- Ну, мы помчались. Вставай! - Катерина потянула его за рукав.
- До сиданьня! - Блэк помахал им на прощание рукой и вышел в сени.
- Да, мама... Я беременна... - дочь быстро произнесла эти страшные слова и пулей выскочила во двор. Раздался удаляющийся рев мотора и все стихло... Они сидели оглушенные услышанным, уставясь друг на друга.
Вдруг, Зина начала дико хохотать, прикрывая рот ладонью, и все повторяла: - Я знала, я так и знала...
Смеялась, не в силах остановиться. Геннадий, позеленев от досады, двинул ногой табуретку, и вышел на крыльцо...
- Стыдно-то как, Господи!.. - Он давился едким дымом дешевых сигарет. - Как теперь людям в глаза смотреть? Эта горилла скоро уедет в свою Бурундию и оставит Катьку одну. И будут бегать здесь, между сосенок черно-лиловые негритята, будут звать меня дедушкой и играть в жмурки.
А потом, они все вместе возьмутся за руки и поедут в зоопарк... Ему почему-то, казалось, что родиться непременно двойня. И все с удивлением, жалостью и насмешкой будут смотреть на него. Может, подумают, что это его дети, а не внуки... Всем же не объяснишь...
В детском саду воспитательницы жалуются на чернокожих драчунов, совершенно отбившихся от рук, забирающих у нормальных детей игрушки, никак не реагируя на окрики и замечания и плохо понимая русскую речь.
А вот, его вызывают на школьный педсовет, где все учителя в голос, дружно ругают за отвратительное воспитание близнецов-хулиганов, научившихся курить со второго класса и выражающих свои мысли только матерными словами, держа в страхе весь класс... Почему-то, думалось именно так.
- А после школы куда? В ПТУ? А потом? В армию? Не дай Бог возьмут в руки боевое оружие... - убивался мыслями Геннадий.
То, что Блэк оставит Катерину одну, он нисколько не сомневался.
- И буду сам воспитывать внуков-африканцев. - Представлялась удручающая перспектива.
- Как она могла? Так подставить родителей! Сама-то мотнет подолом - только ее и видели... Ну какая из нее мать? Ей бы все гулять да по клубам болтаться.
Сигареты кончились. Тьма сгустилась, окончательно утопив все вокруг. С деревьев падали редкие капли, и эти звуки были единственно слышимыми в сонной тишине спящего леса.
Резко похолодало, и Геннадий продрог окончательно.
- Что будет, то будет! - Он смирился в душе, понимая, что от него ничего не зависит. Все случиться так, как захочет Зинаида и дочь. А он, как всегда, станет лишь исполнять ихние решения.
Утешив себя такой вот мыслью, обреченно поплелся, опустив плечи, в жаркую супружескую постель. Сегодня была суббота, и нужно было идти выполнять свой мужской долг.
Часть 2
Через несколько дней выяснились неожиданные подробности. Отец Блэка - министр земледелия в правительстве Бурунди. Один из самых богатых и влиятельных людей в своей стране. Миллионер, имеющий несколько роскошных дворцов и владеющий лучшими пастбищами. Скорее всего, следующим президентом будет именно он.
Блэк - старший сын, наследник огромного состояния. Атомную станцию начали строить несколько лет назад, и по окончании учебы его ждет высокое место в управлении. Отец пока не знает о желании жениться на русской красавице, но Блэк уверен, что добьется благословения родителя, и они сразу поженятся с Катериной, скрепив союз в посольстве. Может быть, отец лично прибудет на свадьбу любимого сына, и обязательно привезет дорогие подарки родственникам невесты. Оценив бесподобную красоту Катерины, он станет еще сильнее гордиться сыном и восхищаться его достойным выбором. И тогда они сообщат ему о будущем ребенке. Радости министра не будет границ, потому что он очень добрый и чувствительный, и чрезвычайно любит маленьких детей. А через год, муж окончит университет. Они уедут в Африку, и заживут там, в мраморном дворце, среди множества преданных слуг, фонтанов и бассейнов.
В доказательство, Блэк показал многочисленные фотографии представительного человека в светлом костюме и пробковом шлеме, на фоне действительно шикарного дворца, утопающего в зелени огромных пальм и фонтанов. Были также кадры внутреннего убранства, и самого Блэка, стоящего рядом с отцом и своими малолетними братьями.
Обратила на себя внимание одна фотография, где на серебристой колеснице, запряженной шестью львами и одним слоном, гордо откинув развивающиеся на раскаленном ветру темные волосы, в позе разгневанной амазонки, в открытой белой тунике, перехваченной в талии широким поясом, подчеркивающим всю грациозную изящность гибкой фигуры девушки-воительницы; стояла молодая, красивая женщина, повернув вполоборота решительное лицо. Это была мать Блэка - нубийская принцесса из знатного рода африканских царей.
Геннадий долго не мог отвести взгляда от этого фотоснимка, пока Зинаида не вырвала его из рук, и с неудовольствием показала мужу кулак. Блэк сказал, что его мама совсем не изменилась, и считается чуть ли, не самой красивой женщиной в стране. Имеет собственный модельный салон и лучших манекенщиц. Скорее всего, Катерина станет ее помощницей.
- Хорошо бы! - подумал Гена, смотря на дочь. Он был потрясен красотой и величественностью осанки матери Блэка.
В том, что тот говорит чистую правду, сомневаться не приходилось, и он уже без страха смотрел в будущее, поражаясь хитрости дочери. Негр не сводил с нее влюбленных глаз, и было видно, что она крепко окрутила его.
- И что он в ней нашел? Совсем обычная девчонка.
Но втайне теперь гордился дочкой. Зина конечно скептически отнеслась к мечтам молодых людей, но виду не подала.
Блэк иногда оставался у них ночевать. Поедал огромное количество сладкой сдобы и выпивал литровыми кружками мятный чай. Был открыт и приветлив, временами вполголоса распевая песни своего племени. С вниманием и уважительностью относился к Геннадию, и частенько помогал по хозяйству Зинаиде.
Дочь запретила отцу предлагать Блэку спиртное, заявив, что ей не нужен муж-алкоголик. Жених купил ей дорогущее платье. В ателье их сфотографировали, и они выслали снимки родителям Блэка, с нетерпением ожидая положительный ответ.
Через две недели будущий зять поинтересовался у Геннадия на ломаном русском: - не желает ли тот подзаработать? Гена кивнул головой, и африканец подал ему листок с телефонным номером, и предложил позвонить, представившись знакомым Блэка. Там, мол, все объяснят.
Геннадий позвонил, и этим же вечером поехал на встречу. Пожилой человек с бегающими глазами, объяснил задачу. Надо было ехать в Горно-Алтайск, грузиться там флягами с медом, и с экспедитором, у которого будут все бумаги, вернуться обратно, и помочь сбыть продукт на Хилокском рынке. После оптовой продажи Геннадий получает свои три миллиона рублей.
- Это примерно шестьсот долларов - подумал Гена. Он теперь все мерил в конвертируемой валюте, ибо гиперинфляция не переставая, все набирала и набирала обороты.
Геннадий поспешно согласился. Человек написал расписку, выдал деньги на бензин, дал нужный адрес, и велел с раннего утра уже выезжать, чтобы к вечеру быть на месте. Путь был неблизкий, около полутысячи километров, и Гена, простившись, поехал собираться в дорогу.
На рассвете следующего дня, заправив полный бак и прихватив узелок с провизией, Геннадий выехал из города, держа курс в южном направлении.
Конец сентября осыпался желтыми листьями. Кроны деревьев по обеим сторонам дороги, бежали навстречу, покачиваясь от бодрящего осеннего ветерка, легкой тенью скользящего меж поредевших ветвей.
Леса стояли в золотом и багряном уборе. Все же зелень еще пробивалась местами. Светло-изумрудные островки часто мелькали на фоне сбрасывающей летний наряд лесополосы. За рядами стоящих по обочине деревьев раскинулся широкий простор опустевших полей. Временами попадалась работающая там сельскохозяйственная техника. Трактора и комбайны заканчивали страду, собирая оставшийся урожай. Над ними кружились птицы, подбирая осыпавшееся зерно.
Утро стояло яркое, праздничное. Невысокое солнце весело светило, лишь слегка согревая прохладный воздух. Над землей клубящейся дымкой растекался невесомый туман, заволакивая далекий горизонт матовой пеленой.
Осенняя свежесть радостно врывалась в открытое стекло, остужая и слегка покалывая лицо, проясняя мысли и поднимая настроение. Хотелось петь, и Гена неразборчиво мычал что-то себе под нос, добавив громкость радиоприемника и пытаясь попадать в унисон с исполнителями эстрадных песен.
Думалось, что не так уж все и плохо в этой жизни. Открывающаяся панорама сибирской природы настраивала на позитивную волну.
Справа быстро наплывал навстречу большой дорожный плакат-указатель:
Трасса М52
Чуйский тракт
Горно-Алтайск 464км
Вечером, добравшись без происшествий, Гена остановил машину у нужного дома. Это было большое частное подворье, в котором проживала армянская диаспора. Он нашел старшего, представился, объяснил цель поездки. Армяне оказались очень гостеприимными и доброжелательными людьми.
Загнали грузовик во двор, усадили Геннадия за стол, накормили досыта, и вообще относились к нему со всяческим уважением. Ему очень понравилось такое доброе отношение со стороны совершенно незнакомых людей.
Говорили о политике, экономике, возмущались расстрелу танками парламента в Москве. Геннадию тоже не нравились происходящие там события. Он вместе с этими милыми людьми недоумевал, и ругал президента Ельцина.
Армян очень интересовал валютный курс, цены на золото и драгоценные металлы. Гена рассказал, что знал, и хозяева подняли тост за прекрасных русских людей и дружбу между народами. Одобрительно кивая, выпили по полному бокалу хорошего белого вина.
Больше он пить не стал, чувствуя, что его разморило и сильно клонит ко сну после долгой дороги. Его отвели в маленькую комнату, уложили на кровать и, пожелав спокойной ночи, погасили свет.
Утром, хорошо отдохнувший, выспавшийся, он помогал грузить тяжеленные фляги с алтайским медом. Заполнив кузов полностью, сели подкрепиться перед дальней дорогой.
Появился прилично одетый экспедитор Ашот. Все бумаги-накладные на груз были у него.
Через полчаса двинулись в путь. Армянин оказался очень приятным и общительным человеком, опытным и бывалым. Говорил совершенно без акцента, весело скаля белые зубы. Ничем особо не примечательное лицо кавказской национальности несколько портил крупный орлиный нос, горделиво выступающий вперед в форме плоского клюва. Но это даже как-то шло к внешности Ашота, придавая ему солидного достоинства.
Неопределенного возраста, женатый и имеющий кучу ребятишек, он, тем не менее, очень любил женщин. Особенно ему нравились полные дамы среднего возраста.
С упоением рассказывал Геннадию о их несомненном преимуществе перед худосочными моделями. Молодые девушки и манекенщицы его совершенно не интересовали, так как не подходили к его стандартам красоты. Ашот утверждал, что он человек старой школы, и с раннего детства воспитывался на полотнах Рембрандта и Рубенса, уверяя, что в те времена понимали толк в женщинах. А современная индустриализация погубила вкус у мужчин, навязав обществу американскую Барби и бледную худобу французских шансоньеток.
Естественную женскую красоту теперь могут понимать только такие эстеты как он. Настоящие ценители Ренессанса.
Мировые же тенденции склоняются к странному стилю унисекс, и если так пойдет и далее, то скоро в одежде невозможно будет отличить мужика от бабы.
В чем здесь суть и почему все женщины хотят быть худыми, он искренне не понимал и очень интересовался мнением Геннадия.
Тот вспоминал, что жена Зинаида несколько раз пыталась освоить чудодейственную диету, но не выдерживала, и вновь набирала вес. Зачем она изнуряла себя и почему так расстраивалась, глядя в зеркало, было ему непонятно. Ведь он все равно любил ее.
Хотя один раз, она очень сильно похудела. Гене казалось, будто он спит с другой женщиной. Чувства были необычные, волнующие...
Но супруга поправилась опять, и Геннадий быстро забыл о странных, но приятных ощущениях новизны. Он особо не разбирался в красоте женского тела, привык к жене как-то. Хотя сильно толстых не любил.
Но Ашот быстро доказал ему обратное, сославшись на эстетический опыт средневековых живописцев, оставивших нам восхитительные образы телесной красоты и чудесные формы, в изобилии отпущенные природой обнаженным натурщицам. Сколько грации, женственности, соблазнительной силы, хранят в себе переполненные чувственностью прекрасные тела. Сколько необузданной страсти таится в крутых изгибах, сколько таинственности скрывается в плавных линиях бедер, какую бездну наслаждений дарит изящная выпуклость мягкого молочно-белого живота...
Экспедитор говорил чрезвычайно убедительно. Было видно, что он прекрасно разбирается в этой теме.
Геннадий слушал его очень внимательно. Перед глазами стояла голая Зинаида. Он шумно вздохнул, беспокойно заерзав по сиденью. Захотелось быстрее приехать домой...
Ашот долго еще перечислял достоинства, закатывая глаза и цокая языком. Потом, по секрету рассказал, что у него есть любовница, и он едет к ней не без подарка. Показал запечатанную коробку дорогих французских духов "Clandestine Guy Laroche".
Геннадий искренне зауважал этого культурного, начитанного человека, настоящего ценителя.
- Хороший мужик - размышлял Гена, в свою очередь, рассказывая о своей жизни, семье, дочери и ее женихе Блэке.
Ашот слышал о нем и одобрял выбор Катерины. Говорил, что сам мечтает уехать в Америку, в Лос-Анжелес, к своему двоюродному дяде Гургену, имеющему неплохой бизнес по переработке металлического лома.
Несколько раз их останавливали автоинспекторы. Но все документы были в порядке и никаких проблем не возникало.
Время быстро шло. За дружеской беседой незаметно доехали до Новосибирска. В наступающем сумраке попетляли немного по узким улицам, и остановились перед закрытыми железными воротами Хилокского рынка.
Пронырливый, все знающий Ашот, ушел разговаривать с охраной. Через пятнадцать минут, уладив все формальности, заехали на территорию.
Большое пространство было плотными рядами заставлено огромными фурами с фруктами и овощами. Электрический свет освещал чисто вымытый асфальт. Людей не было, лишь редкие фигурки сновали вдалеке. Рынок закрывался в пять часов. Всех торговцев выгоняли. Мыли, убирали территорию, и охрана следила, чтобы никто не болтался без дела. Водители фур спали в кабинах и без нужды не высовывали носа. Порядки были строгими.
С раннего утра продавцы подтягивались к своим машинам и разложив товар ждали покупателей. Торговали большим и малым оптом.
Открывался рынок в восемь часов, и весь город съезжался сюда закупать фрукты партиями. Развозили по точкам и ларькам, перепродавая втридорога.
Геннадий поставил машину между двумя "Камазами" с узбекскими номерами. Накрыли фляги брезентом, завязали по бортам бечевкой. Ашот подсказал сходить поужинать в чайхану, находящуюся здесь же на территории. И ложиться спать до утра, не обращая ни на что внимания. Ни с кем не разговаривать и не спорить. Охране он заплатил дополнительно, и обходя ночью дозором, они уделят особое внимание безопасности груза. Хотя это и лишнее и никогда ничего не случалось, но на всякий случай Ашот всегда подстраховывается.
Крепко пожав Геннадию руку, он быстрым шагом полетел к своей зазнобе, обещая к семи утра вернуться на рынок.
Стрелки часов показывали девять вечера. Прежде чем завалиться спать, Геннадий решил поужинать, чувствуя, что без горячей пищи крепко уснуть не удастся.
Чайхана напоминала небольшую столовую, вполне уютную и приветливую. Народу было много, но несколько столиков все же, оставались свободными. Цены оказались вполне приемлемы, и Гена заказал себе двойную порцию плова и чай с лимоном.
Остро пахло жареным луком и подгоревшей бараниной. Запахи были разбавлены терпкими ароматами неведомых восточных приправ, слегка кружили голову и усиливали аппетит.
Над гомоном голосов из всевозможных наречий, негромкими волнами услаждала слух загадочная персидская музыка, расслабляя сознание и настраивая на романтические мысли. Рисовались бредущие по иссушенной палящим зноем пустыне вереницы тяжело нагруженных верблюдов, находящихся в пути много дней и мечтающих быстрее добраться до зарослей колючего саксаула, призрачным миражом мелькающих далеко впереди...
Принесли плов, прервав задумчивое настроение. Геннадий начал есть, рассматривая окружающих.
Все это были водители из стоявших на рынке фур. Разных национальностей и вероисповеданий, они громко разговаривали между собой, гудя, будто потревоженный пчелиный улей и звеня вилками.
Пить спиртное и курить строго запрещалось, поэтому пьяных и буйных не было. За порядком следили два дюжих охранника в синем камуфляже, строго поглядывая на жующую публику.
Вот за соседним столом громко загалдели шофера-узбеки, энергично жестикулируя и пытаясь что-то доказать друг другу. Тотчас возле спорщиков оказался недовольный детина.
Что есть силы, шарахнул резиновой дубиной по столу, расплескав пенящийся в пиалах кумыс. Узбеки с извинениями подняли руки, показывая всем своим видом, что больше этого не повториться. Остальные также сбавили тон, и стало заметно тише. Охранник вернулся на свое место, внимательно следя за обстановкой.
За некоторыми столиками играли в нарды, кое-где, в темных углах бросали кости. Казалось, все чего-то ждали.
Многие жили здесь неделями, пока разойдется товар, и конечно дичали от скуки, опасаясь выходить в город, где подкарауливали милиция и хулиганы, нередко грабившие иноземцев.
На территории же их никто не трогал. Охрана, после закрытия никого не впускала, жестко пресекая попытки посторонних проникнуть на рынок. Всю ночь патрулировали, оберегая сон и спокойствие гостей. Внутренние конфликты безжалостно подавляли, забирая документы и выписывая огромные штрафы. Спорить и доказывать что-либо, было себе дороже.
Поэтому приезжие вели себя смирно, с почтением взирая на защитников и платя немалые деньги за охрану.
Но все с лихвой окупалось, и фургоны со всех близлежащих стран реками стекались сюда, обеспечивая фруктами всю Западную Сибирь.
В сезон набиралось до шестисот фур, многие с прицепами. Машины приезжали и уезжали день и ночь, спеша успеть несколько раз обернуться до холодов.
Гена быстро расправился с душистым вкусным пловом. Рассчитался, но почему-то не уходил, взяв себе еще чаю. Сидел, прихлебывая, наблюдая как загорелые дочерна таджики, режутся в нарды с широколицыми казахами. Играли на деньги, и видимо, казахи крупно проигрывали, сверкая на соперников злыми узкими глазами и сжимая кулаки, с опаской оглядываясь на следивших за ними бойцов охраны. Те пригрозили им резиновой дубинкой и казахи удрученно затихли.
Слева, сдвинув столики, сидели мирной кучкой семеро азербайджанцев. Развлекали себя тем, что завязав двоим товарищам глаза черными тряпками, на спор, выясняли, кто быстрее, держа руки за спиной, выпьет полную большую пиалу зеленого тархуна, и при этом не прольет ни капли. Смельчаки пытались, вцепившись в края зубами, быстро опрокинуть в себя зеленоватый газированный напиток. Но непослушные пиалы вырывались, и с грохотом падали на стол, обливая соревнующихся. Азербайджанцы тихо смеялись и вели себя очень дружелюбно.
Вдруг, тихая расслабляющая музыка сменилась пронзительным воем духовых инструментов и неудержимого барабанного боя. Звук все нарастал, переходя в оглушительную какофонию и, резко оборвавшись, превратился в громкую ритмичную ближневосточную мелодию.
Свет в зале погас, осталось лишь неяркое дежурное освещение, заливая чайхану красным сумеречным туманом. Вокруг все свистело, кричало, хлопало в ладоши...
Будто бы из багрового небытия, возникла извивающаяся босоногая танцовщица, одетая в прозрачные шаровары с боковыми разрезами и ничего не скрывающем легком бюстгальтере с серебристыми блестками. На покрытом короткой чадрой лице, светились лишь жгучие черные глаза и длинные ресницы, густо покрытые тушью. Голову одалиски, увенчивала сверкающая диадема с большим павлиньим пером.
Зрелище оказалось незабываемым. Невозможно было отвести взгляд от завораживающе покачивающихся под музыку полных белых бедер. Девушка исполняла древнейший танец, выделывая чрезвычайно соблазнительные пируэты. Крутилась между столами, касаясь иногда, разгорячено протянутых волосатых лап, и тут же отбегая, плыла, не останавливаясь ни на мгновение.
Все ее тело жило только страстью, тонкие руки с множеством звенящих браслетов, описывали замысловатые траектории, подчеркивая томление распустившегося чувственным желанием естества.
Но главное внимание привлекал ровный, слегка лишь выпуклый смуглый живот, сладострастными горячими волнами призывающий, забыв все на свете, сумасшедшими желаниями окунуться в бездну неизъяснимого вожделения.
Линия талии и крутой изгиб широких бедер, лишь усиливали его загадочную притягательность плавных линий, уходящих вниз легкими штрихами.
Геннадий смотрел во все глаза на эту удивительную прелестницу. Ничего подобного он никогда не видел и совершенно потерял дар речи.
Танцовщица, схватив широкий поднос, неукротимой тенью металась меж шумных столиков. Каждый мужчина считал своим долгом положить туда несколько крупных купюр. Скоро на подносе высилась огромная гора денег.
Гена без сожаления отдал последние сто тысяч, даже не подумав о завтрашнем дне.
Девушка сверкнула ему горящими глазами и упорхнула, оставив легкий запах духов и томительного женского очарования.
Музыка стихла, зажегся свет, и разношерстная публика, стараясь не встречаться взглядами, пошатываясь, потянулась на выход, остужая кипящие головы.
- Жаль Ашот не видел - Гена шел к своей машине, переполненный эмоциями. - Скорее бы уже домой, к Зинаиде - размышлял он, устраиваясь на ночлег в тесной кабине...
Утром появился взъерошенный осунувшийся Ашот. Осведомившись, все ли в порядке, поделился с Геной впечатлениями о сказочной ночи, полной самых невероятных любовных подвигов и сладостных утех. Несмотря на усталость, армянин был совершенно неутомим и показал себя настоящим Дон Жуаном, оставив даму на самой вершине ночного блаженства.
Геннадий в свою очередь, поведал о восточной танцовщице, и Ашот тут же дал слово в следующий раз непременно посмотреть этот зажигательный экзотический танец.
Рынок быстро наполнялся людьми. Вовсю кипела торговля. Товар ящиками, корзинами, мешками, перегружали из одних машин в другие.
Всевозможные незаконные мигранты торопливо перебрасывали груз, непосильным трудом зарабатывая себе на пропитание, и отправляя основную часть денег на родину, многочисленным семьям и родственникам. Некоторые счастливцы умудрялись зацепиться в городе и открывали свои уличные точки и ларьки, платя немалую дань и нанимая в рабство своих менее удачливых соотечественников.
Медом никто не интересовался и Геннадий начал беспокоиться. Но Ашот держался спокойно, часто крутя головой и высматривая кого-то в толпе оптовых покупателей.
Наконец, из подъехавшего черного "Мерседеса" его поманил к себе какой-то человек. Экспедитор сел в машину, и автомобиль медленно тронулся, скрывшись за рядами фур.
Гена встревожился, не зная, что делать дальше.
Минут через сорок появился Ашот, вылезая из кабины огромного "Caterpillarа".
Подогнали Генин Зил вплотную к фургону, и целый час вдвоем перетаскивали неподъемные фляги в самый конец длиннющего кузова.
Водитель-дальнобойщик дважды пересчитал груз. Подписал накладные и уехал.
Геннадий с Ашотом тронулись на выезд с рынка, довольные быстрым исходом.
Подъехав к дому любовницы, Ашот выдал зарплату - три миллиона рублей. Сердечно простились, и армянин, оставив свой телефон в Горно-Алтайске и предложив звонить ему в любое время суток, вприпрыжку побежал к своей несравненной пассии.
Вечером Зинаида, спрятав все деньги в шкаф, ласково позвала его в постель. Гена, вспоминая лекции о голландской живописи и яркие живые картины вчерашнего танца в чайхане, поспешно прыгнул в горячее супружеское ложе, напугав жену излишней импульсивностью.
Часть 3
В столице продолжались перестрелки между защитниками Белого дома и правительственными войсками. Противостояние грозило перерасти в гражданскую войну. Танки окружили Белый дом и били прямой наводкой по верхним этажам.
Депутаты, не выдержав осады, скоро сдались на милость победителей.
Из-за этой катавасии посольство Бурунди не имело почтового сообщения, работала лишь радиосвязь. Наконец боевые действия закончились, и письмо Блэка было отправлено из Москвы.
Молодые строили радужные планы, редко расставаясь друг с другом.
Через полмесяца Блэк снова обратился к будущему тестю. Геннадий встретился с пожилым человеком, получил проездные, и следующим утром выехал знакомым маршрутом. Однако, дорога как-то сразу не задалась. Под Барнаулом Зил встал. Полностью сломался бензонасос, давно уже работавший с перебоями. Гене все было жалко денег на новый, и вот результат. Он закрыл машину и, поймав попутку, добрался до ближайшей деревни.
В МТС хитрые селяне содрали с него двойную цену за бывший в употреблении, но рабочий агрегат. Зато сами доставили Гену до грузовика и помогли быстро установить запчасть.
Поблагодарив механиков, он спешно погнал, пытаясь наверстать потерянное время.
Через несколько часов октябрьский день закончился. Быстро стемнело, на низкое звездное небо выкатилась полная луна, освещая бледно-желтым светом теряющуюся впереди дорогу. Редкие машины с огромной скоростью проносились навстречу, ослепляя неоновым светом фар.
В связи с почти полным отсутствием экономической активности в стране, движение по автомобильным дорогам потеряло прежнюю интенсивность. Заводы, фабрики, предприятия, стояли разоренные, обанкротившиеся, никому не нужные.
Народ остался без работы и слонялся без дела, пытаясь лишь прокормиться. Пенсии, пособия, давно уже задерживали, нисколько не заботясь, что десятки миллионов людей обречены прозябать.
Кое-какие учреждения еще работали, но зарплаты не выплачивали по полгода и более. Люди устраивали забастовки, митинги, перекрывали, ложась на рельсы, железнодорожные пути. Резко увеличилось количество самоубийств. Кое-кто пытался заниматься мелким бизнесом, обманывая конкурентов и кидая партнеров, выплачивая рэкетирам огромную дань. Каждую неделю кого-нибудь убивали, взрывали машины, забивали стрелки... Стреляли как ненормальные, борясь за сферы влияния.
На стихийных уличных базарах обирали людей наперсточники и устроители всевозможных лотерей.
Появилось много девушек легкого поведения и молодых людей, занимающихся сутенерством.
Открывались ночные клубы и казино, павильоны с игровыми автоматами.
Народ пил без просыпу, травясь дешевым зельем. Вовсю расцветала наркомания.
Параллельно со всем этим, шли всевозможные выборные кампании в разнообразные законодательные собрания. От безысходности люди интересовались политикой, пытаясь своими голосами повлиять на будущее страны.
Вот и сейчас на радиоволнах, легкая музыка прерывалась рекламой каких-то кандидатов в депутаты.
Особенно запомнился Геннадию один кандидат, рассказавший о тяжелом положении детских домов и неизлечимо больных детей-инвалидов, оставшихся по вине государства на произвол судьбы.
Поделился, как он, с соратниками, организовав благотворительный фонд "Благодея", по мере сил помогает обездоленным.
Несколько детей уже отправлены на лечение в Австрию, а многим, за счет фонда, организована квалифицированная медицинская помощь и обеспечены десятки койко-мест в областной больнице.
Во многие детские дома-интернаты волонтеры-добровольцы развозят продукты, обеспечивая сирот свежими фруктами и овощами.
В основном фонд существует за счет пожертвований граждан и некоторых известных в городе фирм.