Постукивая пальцами по весёленькой жёлтой ручке, отличительной черте тележек местного супермаркета, Елена Петровна Пирогова с жалостью смотрела на худую, измученную духотой кассиршу в цыплячьего цвета фартуке. Из-под форменной, опять-таки жёлтой, пилотки, клейменной изображением упитанной, довольной собой бабищи с громадными авоськами в руках, уныло свисали тусклые белёсые волосы. Почти бесцветные пряди гармонично сочетались с пустыми бледно-серыми глазами и тонкими губами, розовеющими остатками помады. В целом же лицо несчастной работницы универсама представляло собой своеобразную маску, выражающее одно, всеобъемлющее желание: свалить с рабочего места немедленно, безвозвратно и, желательно, куда-нибудь подальше. Однако до конца рабочего дня было ещё далеко, а значит спешить некуда и незачем, и кассирша заторможено нажимала на клавиши и двигалась как сомнамбула. Вяло попискивал сканер, продукты медленно перемещались в 'свободную зону', и сутулый мужичонка в кургузом пиджачке отправлял их в пакет, быстро и почти бесшумно, словно опасался лишним движением или звуком привлечь внимание зомби кассового аппарата. С видимым облегчением он сгрёб с лоточка чек и сдачу, застенчиво улыбнулся Елене Петровне и торопливо направился к выходу, а кассирша внезапно ожила, взглядом Немезиды окинула гору продуктов, которую госпожа Пирогова выложила на транспортёр и сипло поинтересовалась:
- Карточка наша, социальная есть?
- Нет.
- Пакетов сколько?
- Три.
Кассирша кивнула и, вновь вернувшись в состояние зомби, бросила в 'свободную зону' три больших бело-желтых 'майки', и её жилистые руки потянулись к коробке с котлетами. Елена Петровна поморщилась и стала быстрыми выверенными движениями заполнять пакет, с отвращением отмечая, что ведёт себя точь-в-точь как мужчина в кургузом пиджачке. Жалость к усталой кассирше улетучилась, словно жидкость из забытой на плите кастрюли, и на смену ей пришло праведное негодование: госпожа Пирогова сама провела восемь часов в душном помещении, обслуживая клиентов, однако ни на минуту не позволила себе расслабиться и выказать недовольство жизнью и тридцатиградусной жарой. С трудом подавив гнев, Елена Петровна расплатилась, выхватила из рук кассирши чек и почти бегом покинула магазин. Хотелось кого-нибудь пристрелить или, на крайний случай, свернуть чью-то наглую шею. 'Это всё жара проклятая!' - обливаясь потом, подумала женщина и, глухо рыкнув, зашагала к дому, благо находился тот всего в двух шагах, а значит, никто сегодня не умрёт и потенциальная убийца имеет все шансы провести вечер и ночь в родной постели, а не в кабинете следователя...
На лавочке у подъезда, в тени раскидистого куста жасмина, сидела Клавдия Семёновна Белкина, заслуженная пенсионерка России, тридцать пять лет проработавшая в центральной районной библиотеке и все эти годы зорко оберегавшая культурное наследие Родины. Именно поэтому, хоть глаза Клавдии Семёновны и были расслабленно прикрыты, ни у кого из соседей язык не повернулся бы назвать её дремлющей, и тот, кто на несколько минут остановился бы неподалёку и понаблюдал за госпожой Белкиной, получил бы неоспоримое тому доказательство. Бывшая заведующая библиотекой находилась на посту. И пусть веки её были сомкнуты, чуткое ухо как радар ловило стук пластиковых колёс об асфальт: пухлый карапуз в красных шортах и голубой майке с важным, сосредоточенным видом возил по бордюру большую пожарную машину. Однако стоило мальчугану остановиться, глаза Клавдии Семёновны мигом распахивались, и серый, чуть водянистый взгляд замирал на лице любимого внука.
- Ванечка? Всё в порядке?
- Да, баба.
Стук возобновлялся, веки опускались, и у подъезда вновь воцарялась благостная идиллия.
Елена Петровна доброжелательно поздоровалась с Ванечкой и его бдительной бабушкой, но задерживаться и болтать с ними не стала. В отличие от Клавдии Семёновны, уже лет пять пребывавшей на заслуженном отдыхе, ей рано утром предстояло вновь тащится на работу, поэтому, обронив пару ничего не значащих фраз, госпожа Пирогова поспешила войти в прохладный полутёмный подъезд. Сразу расхотелось двигаться, а пакеты, словно гири, потянули руки к земле. 'Скорей бы в отпуск! А ещё лучше - на пенсию!' Елена Петровна замучено улыбнулась, поднялась по ступеням к лифту и локтём надавила на кнопку вызова.
Оказавшись в родной квартире и свалив пакеты с продуктами в прихожей, госпожа Пирогова устремилась в ванную, на ходу расстёгивая пуговицы блузки. Холодные струи душа унесли раздражение и усталость прошедшего дня, смыли убогое лицо кассирши, всю дорогу стоявшее перед внутренним взором, явив вместо него аппетитные говяжьи котлетки в окружении молодой картошечки, обильно посыпанной душистым укропом. Елена Петровна жадно сглотнула слюну, выключила воду и, накинув на мокрое тело халат, поспешила на кухню - воплощать гастрономическую мечту в реальность.
Вскоре на сковородке заскворчали котлеты, в кастрюльке забулькала вода, на разделочной доске выросла горка пахучего укропа, в плетёной хлебнице расположились мягкие ароматные куски чёрного хлеба, на столе появилась льняная салфетка, вилка и нож, раздался щелчок электрического чайника... В общем, к ужину было всё готово, за исключением самого ужина. Осторожно потыкав ножом картофелину и кинув оценивающий взгляд на шипящие в масле котлеты, Елена Петровна, нетерпеливо вздохнула и щёлкнула пультом телевизора - чтобы не изойти слюной за оставшиеся до начала трапезы пять минут, нужно было срочно отвлечься.
Но судьба словно решила испытать несчастную на прочность! На экране, точно демон-искуситель, возник дородный краснощекий повар в белоснежном колпаке. Лучезарно улыбнувшись, он открыл духовку и жестом фокусника извлёк на свет божий противень, на котором красовалась румяная индейка. В животе у Елены Петровны требовательно заурчало, и она поспешила сменить канал. Индейка исчезла вместе с краснощёким поваром. Зато на экране появилась стройная белокурая девушка в длинном облегающем платье. Качнув точёным плечиком и хлопнув невероятно длинными ресницами, сиё воздушное и, похоже, напрочь лишённое интеллекта создание протянуло, растягивая гласные:
- Я нахожусь в одном из лучших ресторанов столицы.
Камера отъехала в сторону, и глазам Елены Петровны предстал сервированный стол. Обольстительно переливались хрустальные бокалы, маняще сияли начищенные до блеска серебряные приборы. На тончайшем фарфоре нежились тонкие розовые ломтики лососины, в затейливых серебряных вазочках возвышались горки красной и чёрной икры. 'Форменное издевательство!' - нахмурилась госпожа Пирогова, надавила на кнопку пульта и в бессильной ярости скрипнула зубами - в кадре возник длинный деревянный стол. За столом вольготно расположились бородатые мужики в кафтанах и высоких шапках. Шумно чавкая, они поглощали тушки перепелов, вгрызались в бараньи и свиные окорока, прикладывались к высоким глиняным кружкам...
- За что мне всё это?! - в сердцах воскликнула Елена Петровна, помимо воли цепляясь взглядом за исполинское серебряное блюдо, на котором истекал соком жареный кабан.
Желудок взвыл, как голодный кот, и, машинально выключив газ, госпожа Петрова шагнула к телевизору. Бородачи продолжали оживлённо разговаривать, размахивая ножами, кружками и обглоданными костями, но женщина их не слышала - она во все глаза смотрела на кабана. В покрытые золотистой корочкой бока так и хотелось вонзить нож и, отхватив солидный кусок, впиться зубами в сочное, пряное мясо...
Над блюдом склонился слуга в сине-зелёной ливрее. Он вонзил кинжал в кабаний бок, ловко вырезал широкую тонкую полосу и с поклоном положил мясо на золотую тарелку.
- Спасибо, - машинально поблагодарила его Елена Петровна и взяла в руки вилку и нож.
Изумлённо хлопнув глазами, слуга отступил в темноту, но госпожа Пирогова не обратила внимания на его вытянувшееся лицо. Втянула ноздрями терпкий аромат и приступила к трапезе. Мясо таяло во рту. Вино в изысканном золотом кубке приятно освежало нёбо, идеально сочетаясь со вкусом кабанятины. В желудке появилась приятная тяжесть, на душе стало легко и спокойно. Веки потяжелели, но жизнерадостные звуки музыки заставили распахнуть глаза и улыбнуться: неестественно-яркий свет факелов выхватил из мрака поляну, покрытую зелёным травяным ковром. Елена Петровна не успела удивиться, откуда в каменном зале взялся кусочек леса, как из травы вытянулись толстые изумрудные стебли с огромными розовыми бутонами. Бутоны раскрылись, и с губ пирующей знати сорвались восхищённые возгласы: на цветоложах стояли юноши в белоснежных туниках, стройные и белокурых, как ангелочки. Юноши обратили пылкие взоры на Елену Петровну, заставив покраснеть от смущения, склонились в изящном поклоне и запели:
Восходят над миром семь ослепительных лун,
Но меркнет их свет пред красою Дельдарии Двайры.
В жилах принцессы прекрасной течёт благородная кровь
Воинов храбрых, могучих защитников Бранта.
Сотрапезники госпожи Пироговой вмиг оказались на ногах. Взмыли в воздух кубки и чаши, и нестройный хор голосов в едином порыве затянул:
- Слава Дельдарии Двайре! Слава принцессе Семи Лун! Слава величайшему из родов Бранта, роду Семи Лун!
Елена Петровна обвела растерянными глазами торжественные лица пышно одетых мужчин и женщин, опустила взгляд на широкий золотой браслет, украшавший правое запястье, и вздрогнула. Морок схлынул, вместо изысканной белоснежной скатерти её рука лежала на полированной столешнице родного кухонного стола.
- Мамочки... - одними губами прошептала Елена Петровна и откинулась на спинку стула.
Перед ней стояла пустая тарелка, во рту ощущался вкус котлет, картошки и свежего укропа. Несколько секунд госпожа Пирогова с недоумением разглядывала крошки панировки, сиротливо разбросанные по фарфоровому плато, потом вытянула из пачки пакетик чая и бросила его в чашку. Добавила кипяток, сахар и только после этого рискнула взглянуть на правое запястье. Никакого браслета там, естественно, не было.
- Дурдом. Это всё жара! Скорей бы на дачу.
Елена Петровна размешала сахар, покосилась на тёмный экран телевизора и решила, что будет пить чай в гостиной. И без всяких там СМИ! Поставила чашку на маленький поднос, расписанный гжельскими цветами, прошла по коридору и вступила в свою самую любимую комнату - царство книг, музыки и рукоделия. Поставив чашку на журнальный столик, госпожа Пирогова включила тихую музыку, удобно расположилась в мягком анатомическом кресле и расслабленно вытянула ноги. На кухне ждала грязная посуда, в ванной - груда грязного белья. 'Да и полы неплохо бы вымыть, - подумала женщина и поморщилась: - Завтра!' Глотнула чая, взглянула на старые настенные часы и удивлённо приподняла брови:
- Ого! Кажется, только пришла, а уже полдевятого. Вот время бежит.
Часы мелодично тренькнули, словно соглашаясь с хозяйкой, и по их стеклянной дверце скользнул заходящего солнца. Игра золотых бликов напомнила Елене живую картинку с браслета Дельдарии Двайры: над прекрасным дворцом плыли молочно-белые облака, то скрывая, то вновь открывая взору семь полных лун. Невольно залюбовавшись диковинным браслетом, блестевшим на тонкой, изящной руке, госпожа Пирогова упустила миг, когда вновь оказалась в средневековом трапезном зале.
Блюдо с кабаном уже убрали, на его месте возвышался невероятных размеров торт с марципановыми розами, желейными озёрами и кремовыми лебедями. Цветы и ангелоподобные юноши тоже куда-то делись, вместо них на травяной поляне танцевали девушки в чудесных парчовых платьях. Вокруг танцовщиц сидели мальчики и девочки с маленькими арфами в руках. Детские пальчики перебирали струны, давая жизнь нежной, как они сами, мелодии.
Слуга наполнил золотой кубок игристым вином и, пригубив его, Елена Петровна весело рассмеялась. Она вдруг вспомнила, что этот кубок далеко не первый, что само вино редкое и драгоценное и что плачено за него чистыми изумрудами с северных рудников. 'А раз заплачено - будем пить!' - удивляясь самой себе, подумала госпожа Пирогова и залпом опустошила кубок. В голове приятно зашумело, лица окружающих стали казаться знакомыми и даже малость надоевшими.
- Чудно всё это...
Однако развить свою мысль Елена Петровна не успела. Рядом появился молодой человек в красном камзоле. В руках он держал широкополую шляпу с длинными белыми перьями, которые небрежно падали на каменный пол. Молодой человек склонился к Елене Петровне и с придыханием произнёс:
- Сегодня Вы прекрасны как никогда, Дели!
Госпожа Пирогова невольно хмыкнула и придирчиво вгляделась в незнакомое лицо с тонкими правильными чертами: чёрные брови вразлёт, выразительные тёмные глаза, аккуратный нос, чувственный рот с ниточками усиков над верхней губой. Эдакий напомаженный франт из дамских романов, тот тип мужчин, что вызывает у серьёзных женщин только презрительную улыбку. Неожиданно в голове всплыло имя - Бимль Буревиста, и Елена Петровна, едва сдерживая смех, шепнула:
- Благодарю тебя, Бим.
Молодой человек покраснел от удовольствия, и госпожа Пирогова ощутила лёгкое прикосновение к своей ножке. 'Ах, ты мой застенчивый мачо!' Елена Петровна хихикнула, слегка нажала атласной туфелькой на мысок его сапога, а, когда лицо Бимля приобрело блаженно мечтательное выражение, расхохоталась. 'Давненько я ни с кем не флиртовала!' - подумала она, бросила кокетливый, многообещающий взгляд на Буревисту и поднесла кубок к губам, предоставив кавалеру полыхать от страсти в одиночестве.
Потягивая вино, госпожа Пирогова наблюдала за кружащимися на поляне девицами и прислушивалась к своему телу, которое казалось знакомым и чужим одновременно. Елене Петровне ужасно хотелось посмотреть в зеркало и узнать, насколько хорошо она смотрится в этом чудесном, навеянным жарой сне, но, увы, приходилось довольствоваться искажённым отражением в отполированном серебряном кубке и обозрением доступных взору частей тела. Например, рук, которые никогда не знали грязной работы и не поднимали ничего тяжелее веера. Было безумно приятно касаться бархат6ной и нежной, как у младенца, кожи и любоваться длинными ухоженными пальцами с сияющими ободками дорогих перстней. 'Счастливица, - завистливо вздохнула Елена Петровна, чувствуя себя вором, впервые проникшим в чужой дом. - Ну и пусть! Это же сон! Сейчас она это я!'
Госпожа Пирогова приосанилась и с интересом завертела головой, решив, что нужно запомнить как можно больше деталей, чтобы посмаковать их на досуге. Однако разглядеть зал целиком не удалось, поскольку факелы освещали лишь стол, сидящих за ним людей, да зелёную поляну, где в грациозном танце продолжали кружиться девушки. Дельдария обожала этот танец, и танцовщицы исполняли его для принцессы каждый вечер. 'Мне никогда не надоедает смотреть на него', - отстранённо подумала Елена Петровна и, затаив дыхание, нырнула в водоворот чужой памяти. Огромный трапезный зал стал привычным и родным. Сейчас госпожа Пирогова знала, как он выглядит при свете солнца: высокие стены, сложенные из нежно-розового мрамора, и золотые круги на арочном потолке, что символизируют семь лун Бранта. Она знала, что между зашторенными окнами, в просторных нишах, похожих на пещеры, прячутся музыканты, чьи чарующие мелодии услаждают господский слух в обеденные часы, а под сводчатым потолком на тяжёлых железных цепях висят хрустальные многоярусные люстры, которые слуги зажгут в конце ужина, чтобы не совсем трезвые аристократы могли спокойно покинуть трапезный зал и благополучно добраться до своих или чужих покоев. Дельдария Двайра, например, собиралась провести сегодняшнюю ночь в покоях Бимля, и Елене Петровне нравились её планы: обнажённый Буревиста выглядел впечатляюще, а в постели был неутомим. Принцесса весьма ценила этого любовника, он напоминал ей породистого жеребца в период расцвета. А лошадей Дели обожала. Лошадей, охоту, наряды и мужчин.
Почти каждый её день начинался с бешеной скачки по полям и перелескам близ замка Юной луны. Дельдария охотилась на любую дичь, на любого зверя, а вернувшись в замок, меняла изысканный охотничий наряд на откровенное вечернее платье, и начиналась другая охота - за чувственными наслаждениями. Наследница престола не утруждала себя чтением и рукоделием, её не интересовала политическая жизнь Бранта, а разговоры об армии и сельском хозяйстве вызывали зевоту. Впрочем, это было закономерно. Изначально Дельдарию Двайру, младшую из шестерых внуков королевы Дельции Дестины, воспитывали не как наследницу престола. Королева планировала выдать её замуж за принца Прибрежного королевства, единственного наследника старого короля Ваана Вагаршака. Этот брак обеспечил бы Семилунью беспошлинный проезд к Черепашьему океану, а в перспективе - слияние двух королевств. Однако безвременная кончина детей и старших внуков нарушила планы королевы, и глуповатая Дельдария оказалась наследницей престола. Единственной, в ком текла кровь великого рода Семи лун. Опасаясь за её жизнь, Дельция Дестина удалила внучку из столицы, поселила в замке Юной луны и окружила проверенными, надёжными людьми. Тот же Бимль Буревиста лишь казался беспечным франтом, на деле он был одним из лучших воинов Семилунья...
Чем лучше Елена Петровна узнавала Дельдарию Двайру, тем больше она её забавляла. Принцесса была капризна и эгоистична, командовала окружающими, как хотела, и наивно полагала, что так будет всегда. 'Со своими кукольными мозгами она на троне долго не задержится. Да и пёс с ней, это не мои проблемы!' - категорично и с долей презрения подумала госпожа Пирогова и с благодарностью улыбнулась слуге, поставившему перед ней тарелку с куском торта. Щека слуги дёрнулась, глаза округлились, и он поспешил убраться восвояси, а Елена Петровна беззаботно пожала плечами и взяла ложку. У бисквита оказался своеобразный кисло-сладкий вкус, но гадать, что именно повар добавил в тесто, женщина не стала, просто наслаждалась десертом и мысленно повторяла: 'Только бы сейчас не проснуться. Не сейчас, пожалуйста!'
- С Вашего позволения, принцесса, я распоряжусь увеличить кондитеру жалование. Сегодня он превзошёл себя, - раздался над ухом тихий голос Буревисты.
Госпожа Пирогова замерла с ложкой во рту, а потом, сообразив, как глупо выглядит, со звоном положила ложку на тарелку и смущённо закивала:
- Замечательная идея, Бимль. Жалование этому кудеснику нужно как минимум удвоить.
Агатовые глаза Буревисты на секунду сузились, но Елена Петровна не придала этому значения. В конце концов, в Семилунье она была, так сказать, проездом, и уж если чего и хотела, так это насладиться великолепным десертом и отдохнуть. 'Можно и в компании такого красавчика, как Бимль. - Госпожа Пирогова с сожалением посмотрела на недоеденный кусок торта и отодвинула тарелку: - Сладкого и у нас полным-полно, а вот галантный и застенчивый мачо - эксклюзив!'- решила она, обвела строгим взглядом подданных и призывно улыбнулась Буревисте.
Слуги правильно восприняли взгляд принцессы, и под сводами зала стали медленно зажигаться хрустальные многоярусные люстры. Едва первые золотистые светлячки взорвали ночной сумрак, придворные встали со своих мест, поклонились наследнице Семилунья и потянулись к выходу. Бимль тоже поднялся, подал Дельдарии руку, но едва их пальцы соприкоснулись, в зал ворвался гонец в запыленном плаще.
- Срочное послание для Её высочества! - прокричал он и, рысцой подбежав к принцессе, протянул запечатанный сургучом конверт.
Действуя, словно во сне, Елена Петровна приняла послание, разломила печать и расправила белоснежный лист:
'Моя возлюбленная внучка, обстоятельства первостепенной важности требуют твоего незамедлительного возвращения в столицу. Отправляйся в путь, как только получишь это письмо, ибо от резвости твоих коней зависит судьба государства! Дельция Дестина, королева Семилунья'.
Сердце госпожи Пироговой сжалось от непонятной тревоги, рука с письмом упала, пальцы разжались, но листок не успел коснуться пола - Бимль Буревиста перехватил его налету. Пробежался глазами по ровным, каллиграфическим строчкам и громко приказал:
- Карету для Её высочества! Живо!
'Что же случилось в столице?' - заторможено подумала Елена Петровна и опустила взгляд на браслет Дельдарии: небо над золотым дворцом потемнело, семь лун едва виднелись сквозь тёмную пелену туч. Пророкотал гром, небо расчертила пронзительно-яркая молния, и хлынул дождь.
Елена Петровна вскочила с кресла и кинулась закрывать окно - над изнывающей от жары Москвой разразилась чудовищная гроза.
- Наконец-то станет легче дышать, - пробормотала женщина и поспешила на кухню.
Пронеслась по коридору и поражённо остановилась в дверях: посуды в раковине не было, а в стиральной машине крутилось бельё.
- Когда это я успела? - Госпожа Пирогова напряжённо потёрла лоб, и память услужливо подсказала, что, попив чая и прослушав 'Маленькую ночную серенаду', она всё-таки решила помыть посуду и постирать. - Но я же спала и даже видела сон! - Елена Петровна опустилась на табурет и оторопело уставилась на стиральную машину. Индикатор показывал, что до конца стирки осталось десять минут. - Полтора часа. У меня из жизни выпали полтора часа... - простонала она и поняла, что лукавит. Сейчас госпожа Пирогова прекрасно помнила, чем занималась всё это время. - Но не лунатик же я? Не... Какой лунатик? Я всё помню! И тот чудесный сон, и стирку... Шизофрения!
Елена Петровна встала, распахнула дверь холодильника и взяла с полки пузырёк валокордина. Накапала в чашку тридцать капель, подумала и добавила ещё десять.
- Буду спать, как младенец. Без снов! - Решительно выпив лекарство, Елена Петровна почистила зубы и отправилась в спальню, где облачилась в ночную рубашку и легла в постель.
'И всё-таки любопытно, что же случилось в столице?' - сонно подумала она, повернулась на бок и закрыла глаза.
Глава 2.
Дорога в Лунный Город.
В семь утра, как обычно, прозвенел будильник. Отработанным за годы движением Елена Петровна угомонила настойчиво трещавшего монстра, потянулась и на миг замерла, прислушиваясь к ощущениям. Ночью ей снился удивительный, захватывающий сон, но сейчас, несмотря на всю свою исключительность и яркость, он помнился лишь чередой расплывчатых, сумбурных картин. 'А может оно и к лучшему?' - мысленно спросила себя госпожа Пирогова, но однозначного ответа дать не смогла. С одной стороны тот факт, что чудесный сон забыт, принёс облегчение, с другой - сомнения и какую-то иррациональную уверенность в том, что из виду упущено что-то очень важное. Почти минуту женщина бессмысленно пялилась в белый потолок спальни, а потом решительно встала и, как молитву пробормотав: 'Это всё жара виновата!', отправилась на кухню. Привычные утренние действия, умывание и приготовление завтрака, взбодрили, а яичница и чашка чая и вовсе привели в прекрасное расположение духа. Жизнь вошла в обычную, годами наезженную колею, где знаком каждый камешек, выбоинка и поворот. Елена Петровна удовлетворённо кивнула, словно соглашаясь с невидимым собеседником, оделась, подкрасила губы и, улыбнувшись своему отражению в зеркале, покинула квартиру.
Вчерашний грозовой ливень принес долгожданную прохладу, но ярко светившее солнце обещало к вечеру вновь раскалить город, и, по дороге к автобусной остановке, добровольная узница мегаполиса мысленно посчитала дни до отпуска. Их оставалось ровно десять. 'Дотянем как-нибудь!' - оптимистично подумала она и, заметив показавшийся в конце улицы автобус, ускорила шаг. Вокруг прозрачного навеса с металлической скамейкой толпились люди. Примелькавшиеся за несколько лет лица придали женщине уверенности в сегодняшнем дне и в трезвости собственного рассудка, и когда подошёл автобус, Елена Петровна уверенно пробилась к дверям, миновала турникет и втиснулась в салон. Оказаться зажатой между двумя мрачными, заспанными мужчинами, от которых исходил слабый запах перегара, было неприятно, но госпожа Пирогова давным-давно научилась игнорировать прелести общественного транспорта. Прижав сумку к груди, она схватилась за поручень и с отрешенным видом уставилась в окно.
Автобус проехал мимо одинаково серых девятиэтажек и покатился вдоль лесопарка. Омытые дождём деревья вновь навеяли мысли об отпуске, а в глубине души стало зарождаться нехорошее чувство зависти к давней приятельнице Татьяне, которая уже неделю жила на даче и наслаждалась тишиной и свежим воздухом. С боков тяжко вздыхали и переступали с ноги на ногу мрачные, как вчерашняя грозовая туча мужики, а Елена Петровна не сводила глаз с проплывающих за окном деревьев и представляла себя в шезлонге в тени любимого дерева. Пышная бледнолистая липа была её гордостью. В своё время именно это роскошное дерево стало главной причиной покупки маленького запущенного домика в подмосковной деревне. Для того чтобы привести дом и участок в порядок пришлось потратить немало сил и денег, но госпожа Пирогова никогда не жалела об этом. Любимое дерево , казалось, делилось с хозяйкой живительной силой: стоило посидеть под липой несколько минут - усталость и тревоги уходили прочь. Поэтому, с ранней весны до глубокой осени, выходные Елена Петровна проводила на даче.
Взгляд невольно выхватил из проплывавших за окном деревьев высокую стройную липу, и на сердце тотчас потеплело. Госпожа Пирогова полной грудью вдохнула аромат липового цвета, улыбнулась уголками губ и прислонилась виском к плечу спутника. Тяжёлая карета медленно катилась по широкой грунтовой дороге. Дельдария Двайра полулежала на бархатном диване, склонив голову на плечо верного Буревисты, и сквозь неплотно задёрнутые занавески наблюдала, как проплывает за окном густой липовый лес. После душного автобуса, карета воспринималась верхом транспортного совершенства, и женщина сладко потянулась.
- Доброе утро, Ваше высочество.
- Доброе утро, Бимль. - Елена Петровна улыбнулась телохранителю, как старому знакомому, раздвинула занавески и выглянула в окно. - Какая красота!
Буревиста механически кивнул - роскошный липовый лес не интересовал его - и приглушённо кашлянул, привлекая внимание принцессы:
- Через час мы доберёмся до постоялого двора, где для Вас уже готовят завтрак, Дели, а пока не продолжить ли нам вчерашний разговор?
Бимль приготовился к тому, что принцесса заартачится, но к его удивлению взгляд Дельдарии был необычайно серьёзным и... умным. Впрочем, Елена Петровна изумилась не меньше: вчерашний мачо исчез, перед ней предстал опытный воин-телохранитель. Из предмета страстного обожания принцесса превратилась в бесполый объект, который было необходимо в целости и сохранности доставить в столицу.
Некоторое время молодые люди смотрели друг на друга, словно увидев впервые, и если пораженный до глубины души Бимль пытался банально взять себя в руки, то землянка поспешно просматривала воспоминания Дельдарии Двайры и едва сдерживала желание материться. Громко и со вкусом! Вчера вечером, когда они выехали из замка Юной луны, Буревиста пытался втолковать принцессе, что происходит в королевстве, однако Дельдария была настроена на эротично-романтический лад, и вместо беседы они предались любовным утехам. Телохранитель понимал, что, идя на поводу у похотливой девчонки, совершает ошибку, однако ссорится с будущей королевой не рискнул. 'Какая же она идиотка!' - мысленно простонала госпожа Пирогова и растянула губы в ободряющей улыбке:
- Я готова выслушать Вас, Бимль.
Буревиста с подозрением посмотрел на принцессу, но задавать вопросов, что да почему, не стал. Откашлялся и перешёл прямо к делу:
- Вы два года прожили вдали от Лунного города, а за это время в столице многое изменилось. Как Вы знаете, череда невосполнимых, безвременных потерь в роду Семи Лун потрясла страну и серьёзно подорвала здоровье Её величества. Королева слегла сразу после Вашего отъезда в замок Юной луны, и страной фактически правит первый министр Тарнель Тарлан. Воспользовавшись болезнью королевы, он склонил на свою сторону большинство придворных из богатейших родов Семилунья и издал несколько популистских указов, снискав тем самым любовь простонародья. Словно гигантский паук, он опутал сетью всё королевство! Дельция Дестина оказалась бессильна перед его коварством. К тому же она умирает и не в силах помешать Тарнелю захватить власть. Вы её последняя надежда, Дельдария. Если Вам не удастся остановить Тарлана, род Семи Лун, веками правивший королевством, потеряет власть и, скорее всего, угаснет.
Елена Петровна озадаченно потёрла переносицу: 'Видимо, королева совсем плоха, если полагается на глуповатую Дельдарию'.
- Я не случайно оказался рядом с Вами, Дели, - тем временем продолжил Буревиста. - Королева приставила меня к Вам не только в качестве телохранителя. Я буду Вашим советником, принцесса. Когда Вы взойдёте на престол, я стану Вашим первым министром. Королева скажет Вам об этом, если мы застанем её в живых. А на случай если мы опоздаем, у меня имеется письмо, где Дельция Дестина выражает Вам свою последнюю волю.
- Неужели всё так серьёзно, Бимль? - настороженно спросила Елена Петровна, а про себя подумала: 'Странная ситуация. Почему королева отослала из столицы последнюю принцессу из рода Семи Лун? Обычно единственного наследника держат при себе и глаз с него не спускают. И почему Бимль заговорил о своей роли лишь сейчас? Да и от имени ли королевы он действует? Дельдария глупа. Ею можно вертеть, как угодно. Главное, найти подход. А он известен - через постель. Бимль же умеет быть страстным любовником!'
Буревиста тем временем внимательно вглядывался в лицо принцессы. За два года он прекрасно изучил свою высокопоставленную любовницу и уверовал в то, что способен предугадать её поведение в любой ситуации, однако сейчас Дельдария была совсем не похожа на себя, и у Бимля создалось впечатление, что в карете с ним едет чужая, незнакомая женщина. Слишком много ума было в больших синих глазах, а губы обычно капризно сложенные бантиком вытянулись в тонкую нервную полоску. Принцесса явно размышляла над его словами, напрочь сметая представления Бимля о ней, как о недалёкой и похотливой девчонке. Сосредоточенный вид Дельдарии так ошарашил Буревисту, что на какое-то время он лишился дара речи. Принцесса ждала ответа, а телохранитель таращился на неё, как на заговорившую лошадь.
- Почему ты молчишь, Бимль? - с подозрением в голосе поинтересовалась Елена Петровна. - Как вы с Дестиной собирались противостоять Тарлану? У вас был план? И почему именно ты должен стать первым министром? Ведь, если я смещу всеми любимого Тарлана, у меня возникнут проблемы. Как вы собирались их решать?
- Ну... - протянул Буревиста и замолчал.
Он оказался не готов к разговору с думающей принцессой. К тому же у телохранителя появились вполне обоснованные подозрения, что Дельдария несколько лет водила всех за нос, прикидываясь распутной идиоткой, а это означало, что ему, вопреки заверениям Дестины, придётся иметь дело с хитроумной интриганкой, умело скрывающей свою суть. 'А вдруг она в сговоре с Тарланом? Не зря же королева отослала её из столицы. Да я и сам видел, как Тарлан и Дельдария заглядывались друг на друга. Вполне вероятно, что Дельция опоздала, и голубки успели договориться. Вот тогда ты, Бимль, попал! Хоть сейчас из кареты выпрыгивай и беги куда глаза глядят!'
Не дождавшись ответа, Елена Петровна недовольно заметила:
- Ты же хотел поговорить, Бимль, так говори, иначе я решу, что бабушка ошиблась и ты не тянешь на первого министра!
Буревиста побледнел, его кулаки непроизвольно сжались кулаки, но многолетние тренировки тела и духа помогли совладать с яростью.
- Думаю, сначала Вам стоит поговорить с королевой, Ваше высочество, - с ледяным спокойствием произнёс, глядя в глаза принцессе.
- А если мы не успеем?
- В таком случае, я передам Вам письмо Дельции Дестины, а потом мы поговорим, - Буревиста отвернулся к окну и с видимым облегчением добавил: - Мы подъезжаем к постоялому двору, Ваше высочество.
Елена Петровна хмыкнула, взглянула на мелькающие среди деревьев черепичные крыши и опустила глаза на 'живой' браслет Дельдарии Двайры: над дворцом бушевала гроза. Среди тёмных сердитых туч вспыхивали золотые молнии. Расчертив небосвод, они врезались в крышу и стены, оставляя после себя кривые, уродливые шрамы. 'Ох, чует моё сердце, дело дрянь', - угрюмо подумала госпожа Пирогова. Тут карета резко затормозила, и будущая королева Семилунья вцепилась в стальной поручень. Донельзя удивлённый взгляд скользнул по вагону метро, мраморным стенам станции и натолкнулся на первые буквы названия...
- Какого чёрта? - вскрикнула Елена Петровна, опрометью вылетела из вагона и, стараясь не думать об очередном 'сне наяву', быстрым шагом направилась к эскалатору.
Копаться в воспоминаниях она не просто не захотела - сочла опасным. Каждое утро, в течение многих лет, сначала товарищ, а потом госпожа Пирогова проделывала один и тот же путь и была уверена, что может добраться до родного отделения сбербанка с закрытыми глазами. 'Как, например, сегодня. - Елена Петровна вздрогнула и едва не застонала. - Жара меня доконает! Десять дней, и на дачу! Под родную липу!' - как молитву, твердила она, а на задворках сознания вертелась тревожная мысль о шизофрении...
В офис старший кассир Пирогова влетела за пять минут до начала рабочего дня. Поприветствовав сослуживцев и перекинувшись с ними ничего не значащими фразами, прицепила бейджик и села за свой стол. Первые клиенты уже входили в зал, и, взглянув на выстраивавшуюся к окошку очередь, Елене Петровне вдруг захотелось встать и уйти. Однако она не была принцессой Дельдарией и не могла позволить себе делать всё, что хочется. Привычно забрав со стойки квитанции, она застучала по клавиатуре, и день неторопливо потёк по заведённому распорядку.
До обеда клиенты шли сплошным потоком, и госпоже Пироговой было не до своих странных снов. Но когда зал опустел, и работники банка, собравшись за столом в служебном помещении, начали разворачивать бутерброды и заваривать в чашках чай, Елена Петровна с тихой завистью вспомнила пир в замке Юной луны. 'Везёт же некоторым! - подумала она и сейчас же одёрнула себя: - То был сон! А это - жизнь!' Ощутив во рту вкус марципанового торта, Елена Петровна сглотнула слюну, надкусила бутерброд с краковской колбасой и посмотрела в чашку с чёрным чаем - на тёмно-коричневой поверхности мелькнуло озадаченное лицо телохранителя: 'Представляю, каково бедняге общаться с то умной, то тупеющей на глазах принцесской. Совсем, наверное, бедняга измучился, думая-гадая, что она за фрукт!'. И тут Бимль повернулся к ней и с возмущением произнёс:
- А не засиделись ли мы на этом постоялом дворе, Ваше высочество?
Елена Петровна вскинула голову и оглядела зал с низким потолком, бревенчатыми стенами и простыми деревянными столами, в данный момент совершенно пустыми. За стойкой вытянулся в струну хозяин постоялого двора, грузный пожилой мужчина с окладистой бородой, из-за его широкой спины выглядывала высокая дородная жена. Скуластые лица супругов были исполнены беспокойства: капризная принцесса уже доставила им несколько неприятных минут, раскритиковав все поданные к завтраку кушанья и охаяв гордость местных погребов - травяной эль, рецепт которого передавался из поколения в поколение и хранился в строжайшей тайне. Всё это Елена Петровна выяснила, привычно просмотрев воспоминания Дельдарии Двайры, и тут же почувствовала себя виноватой. Словно это она, а не безмозглая девица глумилась над почтенными тружениками трактирного бизнеса. За пожилую, работящую чету стало обидно до слёз, тем более что сама госпожа Пирогова не далеко ушла от них по взрасту, и, проигнорировав вопрос телохранителя, она потребовала:
- Кошелёк, Бимль!
Буревиста закатил глаза к потолку, отцепил от пояса бархатный мешочек перетянутый золотым шнуром и аккуратно положил его перед принцессой. Демонстративно проигнорировав ужимки телохранителя, Елена Петровна развязала узел и уставилась на золотые кружочки монет, лихорадочна листая память Дельдарии в надежде узнать, какова их покупательная способность. Но, как легко догадаться, наследница престола совершенно не разбиралась в финансовых вопросах и не могла 'подсказать', чему эквивалентно количество золота в кошельке. Заслуженный работник сбербанка России открыла рот, чтобы проконсультироваться с Буревистой, но вовремя передумала и, затянув золотой шнур, небрежно бросила кошель на стол.
- Это Вам, на память о Дельдарии Двайре! - громко сказала она и поднялась из-за стола. - Надеюсь, карета готова, Бимль?
- Давно, - буркнул телохранитель и услужливо подал ей руку.
- Отриньте пессимизм, Буревиста. Обещаю, мы больше не остановимся до самой столицы.
Госпожа Пирогова кокетливо подмигнула красавцу-семилунцу и, взяв его под руку, вышла на крыльцо...
- Что с Вами происходит, Дели? - прошипел Бимль, едва карета тронулась.
Елена Петровна удивлённо взмахнула ресницами:
- Что Вы имеете в виду?
- Вы играете со мной!
- А Вы?
- Я всей душой желаю процветания роду Семи Лун, но, клянусь, что уже не знаю, нужна ли Вам моя помощь! - Бимль откинулся на спинку дивана и вперил мрачный взгляд в идиллический сельский пейзаж. - И к чему эта странная щедрость? Зачем Вы оставили трактирщику столько золота? Что Вы хотели этим сказать?
- Мне показалась, что я обидела его.
- Что?! - Буревиста аж подпрыгнул. - С каких это пор Вас волнуют людские чувства?
- Со вчерашнего вечера! Скоро я стану королевой. А королева обязана заботиться о своих подданных!
Глаза телохранителя медленно полезли на лоб:
- Ответьте мне честно, Дели, что с Вами случилось? Ведь дело не в обязанностях королевы. Вы оставили трактирщику сумму, на которую он может купить десяток постоялых дворов! Так поступает не заботливая королева, а капризная взбалмошная девчонка! - Бимль осёкся, поняв, что зашёл слишком далеко, и поспешно добавил: - Простите, Ваше высочество, но Ваш поступок выглядит именно так.
Елена Петровна едва не выругалась. Бимль был абсолютно прав: она поступила опрометчиво. 'Но кто же знал, что у местной валюты такая высокая покупательная способность?.. Сколько там было? Не больше двадцати монет. Неплохо, однако, живёт это королевство. Со стороны Дельдарии будет свинством разорить его'. Госпожа Пирогова расправила складки атласного платья и, как бы между делом, заметила:
- Надеюсь, подаренный мной кошелёк не нанесёт смертельного удара экономике государства.
Буревиста пригладил тонкие усики, пытаясь углядеть подвох в словах принцессы, и осторожно поинтересовался:
- А какой смысл Вы вкладываете в слово 'экономика'?
Предвкушая реакцию телохранителя, Елена Петровна непринуждённо ответила:
- В данном случае я имела в виду всё хозяйство нашей страны, все его отрасли и виды производства. - Бимль издал какой-то непонятный булькающий звук, и, повернув голову, госпожа Пирогова озабоченно поинтересовалась: - Вам плохо, мой друг, или Вы подразумеваете под словом 'экономика' что-то другое?
- Откуда Вы знаете? - только и смог выдавить Буревиста. - За два года Вы ни разу не были в библиотеке замка. Когда Вы успели?..
- Должна быть в женщине какая-то загадка, - пропела довольная произведённым эффектом Елена Петровна и задумалась.
В отличие от Дельдарии Двайры, она остро чувствовала ответственность за судьбу Семилунья. 'Точно шизофрения! Я воспринимаю сон слишком серьёзно, как вторую реальность. Пора сдаваться на милость психиатров. Или, если ещё не поздно, посетить психотерапевта. Правда, не уверена, что хочу с кем-то об этом поговорить. А уж если быть до конца честной, мне нравится этот длинный, реалистичный сон. Пусть продолжается. В конце концов, это же только сон...'
Буревиста исподлобья глянул на принцессу, и тут его пронзила страшная догадка: 'Всё кончено! Род Семи Лун умер! Дельдария - ведьма! Я должен попасть к королеве раньше принцессы. Она должна знать, что её внучка - причина гибели рода. Теперь понятно, почему умерли все остальные родственники. Колдунья расчистила себе путь к трону! Её нужно остановить любой ценой! Мерзкая тварь погубит нашу страну!.. А Тарнель Тарлан?! Её сообщник? Или жалкая марионетка? И кто был учителем принцессы? Под личиной кого из придворных скрывается маг? Он наверняка жил с ней в замке Юной луны!' - решил Бимль и стал мысленно перебирать свиту принцессы.
Приняв молчание за удивление, Елена Петровна ободряюще подмигнула угрюмому телохранителю, и тот растянул губы в лицемерной улыбке. Госпожа Пирогова, впрочем, как и Дельдария Двайра, не настолько хорошо знала Бимля, и об опасности со стороны её самого верного и преданного поклонника даже не подозревала. Продолжая приветливо улыбаться она смотрела в окно, наслаждаясь красотами чужого мира.
Внезапно 'живой' браслет тисками сжал запястье, и, ойкнув, Елена Петровна взглянула на золотую пластину: тёмные тучи скрыли семь лун, а на дворец обрушился сонм золотых молний, расколов его надвое. Сердце сдавила ледяная рука, на глаза навернулись слёзы. Наследница престола Семилунья попыталась сорвать браслет, но тот словно прирос к руке.
- Спасибо, - раздался над ней высокий женский голос.
Елена Петровна машинально кивнула и взяла со стойки очередной ворох квитанций. Последние минуты сна оставили в душе неприятный, горький осадок. Она привычно стучала по клавишам, пробивала квитанции, принимала деньги, но мысли были далеки от работы. Расколотый надвое дворец означал смерть королевы Семилунья, и госпожа Пирогова ужасно волновалась за глупую Дельдарию, которой предстояло с головой окунуться в хитроумные интриги. 'Ни за что не справится! И себя, и страну погубит! Я должна как можно быстрее вернуться в Брант и помочь бедняге'.
Смерть незнакомой Дельции Дестины потрясла Елену Петровну до глубины души, она поймала себя на мысли, что события в чужом мире волнуют её гораздо больше, чем собственная жизнь. 'Это временно. Вот узнаю, чем там дело кончится, и пойду к психиатру', - решила госпожа Пирогова и едва не рассмеялась. Однако удержаться от неуместного хохота на рабочем месте ей удалось. Положив на стойку сдачу и квитанции, она весело улыбнулась насупленному молодому человеку и перевела взгляд на следующего клиента: 'Знал бы ты, дружок, кто перед тобой сидит, обзавидовался бы. Да... Одновременно работать и спать - не каждому под силу. А вот я могу и страной править, и на кассе сидеть!' Елена Петровна представила озадаченное лицо Буревисты, надеясь снова оказаться в карете, но ничего не вышло. Тогда она в деталях вспомнила золотой браслет Дельдарии - снова неудача. Но женщина не отступила, принявшись анализировать моменты предыдущих 'засыпаний', чтобы найти закономерность. И поняла, что её нет. Сон накатывал неожиданно и каким-либо правилам не подчинялся. Тем не менее госпожа Пирогова упрямо продолжала поочерёдно представлять себе Бимля, браслет, карету, липовый лес, трактир, в общем, всё, что она видела в Семилунье. И хотя ни одна попытка не увенчалась успехом, Елена Петровна не пала духоми: 'Это случилось со мной четыре раза, значит, будет и пятый!' - говорила она себе снова и снова пытаясь пробиться в Брант.
Всю вторую половину дня кассир Пирогова трудилась как автомат и очень удивилась, обнаружив, что рабочее время закончилось. Заглянув в кассу, обнаружила, что уже сдала деньги, и остаётся лишь снять бейджик. Ламинированный прямоугольник упал в ящик стола, а Елена Петровна сдёрнула с вешалки сумочку и, быстро попрощавшись с сослуживцами, направилась к метро. По дороге она внимательно смотрела по сторонам, стараясь найти зацепку, которая привела бы её в Брант. Тревога за Дельдарию Двайру с каждым часом нарастала. Госпожа Пирогова чувствовала, что карета с королевским гербом вот-вот въедет в Лунный город, а она всё ещё была на Земле.
Цокот копыт заставил женщину замереть на месте. Осторожно повернув голову, она увидела, что её догоняет наряд конной милиции. 'Вот оно!' - Елена Петровна впилась глазами в копыта бурой лошади и облегчённо вздохнула, услышав церемонный голос Буревисты:
- На башнях чёрные флаги, Ваше высочество!
Глава 3.
Приехали.
- На башнях чёрные флаги, Ваше высочество, - выглянув из окна, сообщил Бимль. - Королева...
- Знаю.
Елена Петровна скользнула взглядом по золотой пластине на правом запястье: дворец лежал в руинах, а над ними, словно неоновые лампы, сияли семь идеально полных лун. Лёгкая тень скользнула по лицу, губы тронула печальная улыбка. Госпожа Пирогова не знала покойную королеву Семилунья, однако испытывала щемящую грусть от этой потери. 'Наверное, Дельдария любила её, - запоздало подумала она, склонила голову и вдруг почувствовала колкое жжение в глазах, будто сотни тонких иголочек запрыгали по глазным яблокам. - Я что, плакать собралась? - Елена Петровна провела пальцами по глазам, но те были совершенно сухими. - И почему местные дамы не возят с собой зеркал? Непорядок'.
- С Вами всё в порядке, Дели?
- Само собой, Бимль.
Елена Петровна отвернулась к окну, а Буревиста сжал губы в тонкую полоску и с подозрением сузил глаза. От воина не ускользнули противоестественные метаморфозы, на краткий миг произошедшие с глазами принцессы. Пушистые длинные ресницы, которым завидовали все девушки королевства, вдруг побелели, словно покрывшись инеем, потом заалели, как крылышки бабочки-зарянки, и вновь вернули привычный чёрный цвет. 'Точно колдунья! И даже не скрывает этого! Видимо, уже празднует победу. Но рано радуешься, ведьма! Я найду способ расправиться с тобой!'
Тем временем карета приблизилась к двойным крепостным стенам, ощетинившимся башнями и баркабанами*. Увидев королевский герб, дозорный у ворот затрубил в рог, и его сигнал подхватили на башнях. Тягучий мощный рёв пронёсся над городом и затих. Лунный город вновь погрузился в скорбную тишину, а карета принцессы, миновав огромные железные ворота, покатила по широкой булыжной мостовой. Главная улица была безлюдна, лавки и мастерские закрыты, окна жавшихся друг к другу домов - плотно зашторены, а на дверях вывешены чёрные полотна.
На пустой рыночной площади карету поджидал отряд дворцовой стражи. Выхватив сабли, гвардейцы отсалютовали будущей королеве и окружили карету ровным, словно прочерченным по линейке треугольником. Парадных, красно-золотых мундиры солдат, их белые парики и высоких головные уборы с блестящими лакированными козырьками произвели на госпожу Пирогову настолько ошеломляющее впечатление, что она чуть ли не по пояс высунулась из окна кареты, стараясь получше рассмотреть их.
- Очнитесь, Ваше высочество! - прошипел Бимль Буревиста и дёрнул принцессу за пышную юбку. - Немедленно сядьте! Вы ведёте себя так, словно никогда не видели дворцовой стражи!
Негромко ойкнув, принцесса плюхнулась на диван и с возмущением посмотрела на своего агрессивно настроенного телохранителя.
- Не командуйте, Бимль! Я почти королева, и веду себя так, как считаю нужным! - Елена Петровна понимала, что Буревиста абсолютно правильно одёрнул её, но, памятуя, что лучшая защита это нападение, продолжила отповедь: - Как ты посмел коснуться моего платья на глазах солдат? Разве мне угрожала опасность? Ты явно превысил свои полномочия, голубчик! А что будет, когда ты станешь первым министром? Станешь отчитывать меня на глазах толпы?
- П-простите, - запинаясь, пробормотал Бимль.
Елена Петровна демонстративно фыркнула, внутренне радуясь своей маленькой победе и, отвернувшись от смущённого телохранителя, вновь уставилась в окно. Карета медленно катила по гладкой булыжной мостовой. Несмотря на то, что гвардейцы шагали на своих двоих, двигались они удивительно быстро и слаженно. За пару минут пересекли рыночную площадь, промаршировали по бульвару, обрамлённому раскидистыми каштанами, и вывели карету на берег полноводной реки, к началу широкого сводчатого моста на массивных каменных опорах, который походил на священного китайского дракона, что, пролетая над городом, решил омыть ноги и брюхо в местных пронзительно-синих водах. Госпожа Пирогова поёрзала на диванчике, покосилась на Буревисту и, костеря себя за несдержанность и неуместное в её годах любопытство, снова высунулась в окошко. Правда не по пояс, а по линию декольте, но всё равно тут же представила, как вытянулось за её спиной лицо телохранителя. 'Ничего, Бимль, я скоренько!' - мысленно хихикнула Елена Петровна и жадным взглядом окинула дивный пейзаж. Река изящным полукругом огибала гигантский холм, пологие склоны которого утопали в зелени парков и садов, а на вершине, словно вылепленный из безе и марципана умелым кондитером, красовался белоснежный дворец.
- А ведь не похоже было, что скучает по столице, - проворчал Буревиста, однако Елена Петровна не обратила на него внимания.
Она во все глаза смотрела на белоснежные стены своего будущего дома, и чувствовала, как внутри просыпаются непривычные, волнующие желания - почувствовать восхищённые взгляды, услышать хвалебные речи, с гордостью объявить горожанам, что именно она, Дельдария Двайра их новая королева. Захотелось расправить плечи и снисходительно качнуть головой, сообщая миру, что ей понятны все его тревоги и заботы, но не страшны, ибо ничто не может напугать блистательную властительницу Семилунья. 'Правильно, главное, марку держать! А с экономикой разберусь по ходу дела'. Елена Петровна грациозно опустилась на диван и с отеческой заботой посмотрела на хмурого телохранителя:
- Не переживай, Бимль, я буду очень хорошей королевой.
- Несомненно, Ваше высочество, - склонил голову Буревиста, пряча ухмылку, ибо в эту минуту представлял Дельдарию Двайру в очищающем пламени костра. Ему, верному почитателю законов Семилунья, претило общество ведьмы. Бимль едва справлялся с брезгливостью и злостью, и держался лишь на том, что раз за разом повторял себе: принцесса не должна была заподозрить, что он в курсе её колдовской сущности. Слова помогли успокоиться. Буревиста поднял голову и лучисто улыбнулся: - Чем больше я узнаю Вас, Дели, тем твёрже верю в то, что Ваше правление сделает Семилунье самым влиятельным государством Бранта!
- Льстец, - фыркнула Елена Петровна, бросила взгляд в окно, да так и не смогла отвернуться.
Лошади спустились с моста, ступили на дорогу из гладких, плотно примыкающих друг к другу каменных плит, и карета словно плыла вдоль бесконечных садов и парков, в глубине которых белели фасады богатых домов. К сожалению, быстро темнело, и Елена Петровна пожалела, что не может рассмотреть их получше. Хотелось сравнить особняки Лунного города со знаменитыми русскими усадьбами. Почему-то госпожа Пирогова была уверенна в том, что они чем-то похожи...
Карета достигла вершины холма и чуть замедлила ход перед огромными воротами. Ажурные створы распахнулись, стоящие на часах гвардейцы вскинули пики, салютуя будущей королеве, и Елена Петровна с открытой, по-детски радостной улыбкой помахала им рукой. Бимль в очередной раз закатил глаза. 'Конечно, смерть Дельции для неё праздник! Дни, наверное, считала, дождаться не могла! - зло подумал телохранитель, раздражённо взъерошил волосы и краем глаза взглянул на сияющую, как медный таз, принцессу. - Мерзкая ведьма!'
А госпожа Пирогова вовсю наслаждалась величественным дворцовым парком: квадратными террасами, большими прямыми аллеями, пышными цветниками, зеркальными бассейнами с разнообразными фонтанами, выстриженными лужайками с розовыми кустами по краям. И, наконец, в сиянии гигантских светильников, глазам путешественницы предстал королевский дворец. Фасад его украшали многочисленные полуколонны, сдвоенные пилястры и скульптурные бюсты. Высокие арочные окна с изящными балконами были задрапированы чёрными полотнищами, но общего впечатления это не портило, а скорее привносило некий налёт загадочности. Колоссальное по размерам строение венчал массивный аттик с рельефными фигурами людей и животных, а над ним возвышалась многоярусная башня, покрытая орнаментальной резьбой. На макушке башни реял красно-золотой флаг с траурными лентами.
'Какая красота! Мечта любой королевы! Но почему нет людей? - удивлялась Елена Петровна. - Где слуги, придворные?' Карета остановилась перед мраморными ступенями, застланными тёмным ковром. Солдаты убрали сабли в ножны, офицер распахнул дверцу, и Бимль первым выбрался из кареты, чтобы тут же с поклоном подать руку принцессе. Осторожно приподняв двумя пальцами пышную юбку, Елена Петровна ступила на траурную дорожку. Женщину так и подмывало спросить Бимля, почему их никто не встречает, но она не рискнула, опасаясь в очередной раз попасть впросак.
А галантный и невозмутимый Буревиста, сейчас, как никогда похожий на телохранителя, ревностно зыркнул на офицера гвардейцев и повёл принцессу по мраморным ступеням, к двустворчатым позолоченным дверям. На просторной площадке перед дверями Бимль остановился, церемонно поклонился и отступил в сторону, всем своим видом показывая, что дальше принцесса должна действовать самостоятельно.
- Мавр сделал своё дело, мавр может уходить, - еле слышно проворчала Елена Петровна и внутренне подобралась.
Госпожа Пирогова чувствовала, что сейчас предстоит сделать что-то значительное, и попыталась найти подсказку в воспоминаниях Дельдарии, но на памяти принцессы королевы не умирали, и она тоже не знала, что её ожидает и как нужно себя вести. Елена Петровна с подозрением покосилась на Бимля: 'Специально не предупредил меня? Хочешь, чтобы я сразу же села в лужу? Обиделся, что я не пообещала тебе портфель первого министра? Вот гад!' Больше она подумать ни о чём не успела - тишину разорвал низкий трубный голос:
- Кто ты, стоящая у врат Семилунья?
В другое время, Елена Петровна наверняка бы подпрыгнула на месте и закричала, настолько неожиданно и громко прозвучал вопрос из ниоткуда, но в эту минуту она сгорала от ярости на Буревисту, поэтому разбираться, что и откуда звучит, не стала. Гордо вскинула голову и заявила:
- Я Дельдария Двайра, последняя принцесса из рода Семи Лун!
- Зачем ты пришла сюда, Дельдария Двайра?
Елена Петровна с презрением покосилась на телохранителя:
- Я пришла, чтобы занять трон Семилунья, принадлежащий мне по праву крови!
- Тверда ли ты в своём решении, Дельдария Двайра? Готова ли ты положить жизнь на благо королевства?
- Да, я готова верой и правдой служить гражданам Семилунья!
- Да будет так! - изрёк голос, и позолоченные двери стали медленно разъезжаться.
Госпожа Пирогова, затаив дыхание, смотрела, как из глубины открывающегося холла выплывают четверо атлетически сложенных мужчин в набедренных повязках из чёрной парчи с изящным золотым паланкином на плечах. Двигались атлеты семенящими шажками, приличествующими скорее японским гейшам, чем накаченным амбалам, и Елена Петровна развеселилась. С трудом удерживаясь от того, чтобы не растянуть губы в ехидной улыбке, она смотрела, как мужчины останавливаются в двух шагах от неё, опускаются на колени и замирают бессловесными античными статуями. 'И что мне делать? Сразу на носилки лезть или сказать для начала что-то отечески-ласковое? - Елена Петровна обернулась к телохранителю, но тот так же стоял на коленях и смотрел в пол. - Треснуть бы тебя хорошенько!' - разглядывая его тёмно-русую макушку, подумала и, мысленно перекрестясь, взобралась на носилки.
Золотое кресло оказалось жёстким и неудобным, если бы не пышные юбки, на нём вообще невозможно было бы сидеть. Пол качнулся - атлеты стали подниматься, и Елена Петровна мёртвой хваткой вцепилась в подлокотники: 'Только б не уронили!' Обошлось. Двигаясь маленькими шажками носильщики пересекли холл, поднялись по широкой мраморной лестнице и пошли по мрачному тёмному коридору. Елена Петровна осторожно посматривала по сторонам, но стены утопали во мраке. Тусклые светильники под потолком высвечивали лишь узкую ковровую дорожку, словно путеводная нить тянущуюся по центру казалось бесконечного коридора. Наконец носильщики остановились перед тускло освещённой дверью и бережно опустили паланкин на пол. Елена Петровна растерялась и занервничала, вновь не зная, что делать дальше - встать или продолжать сидеть, и едва не закричала, когда раздался знакомый трубный голос:
- Честны ли твои намерения, Дельдария Двайра? Не ищешь ли ты власти, ради самой власти?
- Я честна в своих намерениях и не алкаю власти, - немного ворчливо отозвалась Елена Петровна и поднялась на ноги, поскольку тускло освещённая дверь призывно распахнулась.
От дверей тянуло жаром, что несколько озадачило претендентку на престол Семилунья, однако раздумывать слишком долго ей не позволили. Прозвучал рокочущий возглас: 'Иди!' - и госпожа Пирогова шагнула в знойную темноту. На стенах немедля зажглись неяркие матовые светильники, и Елена Петровна ахнула от удивления. Она ожидала чего угодно, но только не того, что окажется в бане: обитые деревом стены, широкий полок, бадьи с водой. К принцессе бесшумно приблизились служанки в одинаковых бело-серых платьях с кружевными воротами под горло и рукавами-фонариками. Ловкие пальцы девушек забегали по платью принцессы, расстёгивая многочисленные пуговки-крючочки и снимая украшения. Розовое атласное платье скользнуло на пол. За ним последовали нижние юбки и шёлковая рубашка. Одна из служанок опустилась на колени, осторожно сняла с ног Дельдарии туфли и, держа их на вытянутых руках, поплыла к двери. Следом потянулись остальные девушки, а когда двери за ними закрылись, откуда-то сбоку появились две высокие мускулистые бабищи в чёрных набедренных повязках. Госпожа Пирогова сдавленно ойкнула, но ничего плохого с ней не случилось. Атлетки удивительно нежно подхватили принцессу под белы рученьки, усадили в большую деревянную лохань с тёплой, пахнущей карамелью водой и усердно заработали мягкими мочалками. Никогда ещё Елена Петровна не получала такого удовольствия от посещения бани. Сначала её чисто вымыли, а потом уложили на широкую лавку, увлажнили кожу маслом, и банщицы в четыре руки начали массаж. Елена Петровна покрякивала от удовольствия, чувствуя, как расслабляются мышцы, как по телу разливается приятная истома, а на душу нисходят умиротворение и покой.
Но всё прекрасное рано или поздно заканчивается, и массаж не стал исключением. Посчитав работу выполненной, банщицы подняли расслабленную принцессу на руки и вновь опустили в тёплую воду, а пару минут спустя в комнату впорхнули служанки с большими махровыми полотенцами. Они насухо вытерли наследницу, облачили её в тончайшую белоснежную сорочку и проводили в соседнюю комнату, где усадили перед низким столиком, на котором в гордом одиночестве стояла фарфоровая чашка с чаем. Елена Петровна с удовольствием выпила душистый чай, перевела вопросительный взгляд на служанок, но те не произнесли ни слова. Однако куда идти подсказали - присели в реверансе и дружно указали на дверь в дальнем конце комнаты. 'А потом пришла мама медвежонка и сказала, что надо спать', - вспомнилась фраза из детского мультика, и Елене Петровне прикрыла рот ладонью, скрывая зевок. Пребывая в грузах о монументальной кровати с тяжёлым балдахином, кучей мягких подушек и воздушных пуховых одеял, она добрела до указанной двери, потянула золотую ручку и застыла, хлопая глазами, как большая, разбуженная днём сова: перед ней простирался необъятный, скудно освещённый зал, до отказа заполненный людьми в чёрных плащах с надвинутыми на лица капюшонами.
- Что за...
Госпожа Пирогова отпрянула, прикрыла руками просвечивающиеся сквозь тончайший шёлк груди и машинально посмотрела на золотой браслет - единственное украшение, которого не коснулись руки служанок. Над возродившимся дворцом всходили семь полных лун Бранта. Елена Петровна с готовностью приняла подсказку, но абсурдная ситуация всё равно не укладывалась в голове. 'Дикость какая-то! Где горностаевая мантия, скипетр, держава? Почему я должна дефилировать перед толпой нагишом?.. Но не отступать же сейчас?.. Ладно, стану королевой и перепишу к дьяволу все правила!' - с возмущением подумала она и, опустив руки, шагнула в зал.
Толпа дрогнула и стала медленно расступаться, указывая наследнице путь. Мёртвую тишину зала нарушал только лёгкий шелест длинных плащей. Чтобы сохранить спокойствие, Елена Петровна представила себя дерзким белым облачком, плывущим по тёмному небу, и с каждым шагом её босые ноги всё увереннее ступали по холодному мраморному полу. Неожиданно толпа двинулась чуть быстрее, открыв взору наследницы белоснежный круглый ковёр, на котором лежала золотая накидка и венец из семи гладких золотых дисков. Не иже сомневаясь, госпожа Пирогова набросила накидку на плечи, возложила на голову королевский венец и властным взглядом обвела толпу. Открыла было рот, чтобы объявить себя правительницей Семилунья, но не успела - пол под ногами дрогнул, и Елена Петровна поплыла вверх. В ту же секунду в зале вспыхнули сотни светильников, их ослепительный свет отразился в зеркальном потолке, упал на чёрную безликую толпу, и она, словно по мановению волшебной палочки, превратилась в помпезно разодетых мужчин и женщин. Платья семилунцев блистали золотом и драгоценными камнями, а причёски дам можно было смело причислить к произведениями искусства.
Скрытый от глаз механизм поднял Елену Петровну на высоту человеческого роста, и она оказалась на вершине белоснежного холма. Проревели трубы, люди подняли руки, приветствуя королеву Семилунья. Госпожа Пирогова ослепительно улыбнулась, поприветствовала толпу жестом члена Политбюро КПСС и иронично подумала: 'Интересно, долго мне здесь стоять? Я кажусь себе памятником самой себе!' Эта мысль рассмешила новоявленную королеву, и она улыбнулась ещё шире. Между тем, семилунцы взялись за руки, и под торжественную музыку, вокруг белоснежного холма закружились концентрические кольца хороводов. 'С Новым годом! Теперь ты новогодняя ёлка, Елена Петровна! - пуще прежнего развеселилась госпожа Пирогова. - Любопытно: что будет дальше?' И, словно в ответ на её мысли, музыка смолкла, хороводы остановились и распались, а в конце зала появились уже знакомые атлеты с паланкином на плечах. Выглядели ребята теперь празднично: на бёдрах повязки из алтабаса*, на шеях - золотые цепи с прозрачными камнями размером с гусиное яйцо. 'Стразы, наверное, - решила Елена Петровна и тут же засомневалась: - А если нет? Тогда это круто! Богатое, однако, у меня государство!'
Паланкин подплыл к холму, и королева облегчённо выдохнула: вместо неудобного золотого кресла ей предстояло возлечь на золотое ложе. Носильщики опустились на колени. Раздался щелчок, и на ровном склоне холма появились ступени. Елена Петровна спустилась к паланкину, возлегла на ложе, и её куда-то понесли. 'Пир или бал меня предстоит? - раздумывала королева, разглядывая одежды и причёски брантийцев. - Судя по церемонии коронации, ожидать можно чего угодно'. Сгорая от любопытства, госпожа Пирогова покинула зал и поплыла по ярко-освещённому дворцу. Это была великолепная прогулка, ибо внутреннее убранство наконец-то явилось хозяйке во всём великолепии. Стены дворца оказались выложены золотыми пластинами вперемешку с драгоценными камнями, рамы картин напоминали оклады икон, статуи, высеченные из бесценного мрамора, точно светились изнутри, а люстры из чистого прозрачного, как слеза, хрусталя, переливались всеми цветами радуги. Каждый квадратный сантиметр дворца вопил о несметных богатствах Семилунья, впрочем, абсолютно зря, поскольку Елена Петровна была не в состоянии оценить окружавшую её роскошь. Она не была ни искусствоведом, ни ювелиром, ни скульптором, ни даже просто богатой женщиной, и не могла отличить бриллиант от страза, настоящее золото от сусального и определить, из хорошего ли мрамора высечена статуя. Например, взглянув на сложенное из чёрных, розовых и белых жемчужин панно, создание которого заняло у автора пятьдесят лет, ибо жемчуг в Бранте был невероятно редким и дорогим материалом, Елена Петровна лишь равнодушно подумала: 'Красиво. Похоже на мои бусы. - И тут же забыла о шедевре семилунского искусства, завозившись на золотом ложе. - Оно такое же неудобное, как кресло!'
Постепенно и без того неспешный шаг носильщиков замедлился, и вскоре они опустили паланкин перед розоватыми дверями, словно сделанных из осколков кораллов. Двое стражников в парадном одеянии отсалютовали королеве алебардами и, дружно прокричав: 'Слава Дельдарии Двайре, королеве Семи Лун! Да будет долгим и мудрым её правление!', взялись за ручки дверей. Поднявшись с ложа, Елена Петровна царственно приосанилась, мысленно перебирая в уме приличествующие моменту слова, дабы произвести достойное впечатление на подданных, но стоило дверям распахнуться, подалась вперёд и застыла с вытянувшимся от недоумения лицом: перед ней открылась роскошная, отделанная деревом спальня. 'Вот те раз... Они там празднуют, а меня - в постель?' Но тут из комнаты выступил отряд служанок, и Елене Петровне волей не волей пришлось войти в спальню. Топать ногами и требовать банкета могла какая-нибудь финтифлюшка, но не старший кассир сбербанка России, и, тем более, не королева Семилунья.
Служанки бережно сняли с Дельдарии венец, золотую накидку и сорочку, облачили в длинную ночную рубашку и подвели к высокой монументальной кровати. По приставной лесенке Елена Петровна забралась на кровать, легла на пуховую перину и аж мурлыкнула от удовольствия. 'К чёрту пиры и танцы! С это момента, я буду здесь жить!' Служанки накрыли королеву гигантским пуховым одеялом, на котором красовались семь искусно вышитых лун, погасили светильники, кроме того, что стоял на прикроватной тумбочке, и, поклонившись, удалились.
- Лепота... - протянула Елена Петровна, разглядывая тяжёлый бархатный балдахин, покрытый золотой паутиной вышивки.
Веки понемногу слипались, тело охватывала приятная слабость. 'А не пора ли мне проснуться? - лениво подумала госпожа Пирогова. - Интересно, что я делаю дома? Может быть, тоже спать ложусь? Или пью чай с Клавдией... Или... Хотя нет, посплю-ка я лучше здесь. Когда ещё доведётся в царской постели понежиться?' Елена Петровна широко зевнула, повернулась на бок, положила руку под голову и вдруг услышала шорох.
- Кто здесь?
От неожиданности женщина подскочила и завертела головой, опасливо вглядываясь в темноту.
- Это я, Ваше величество, Тарнель Тарлан.
Из мрака выскользнул среднего роста мужчина в мягком коричневом камзоле и узких шёлковых штанах. В знак приветствия он приподнял шляпу, и пышная манжета рубашки белой птицей взметнулась вверх. Елена Петровна нахмурилась и пристрастно уставилась в лицо первого министра Семилунья, о коварстве которого предупреждал Буревиста, и о котором с восхищением и страстью вспоминала Дельдария Двайра. Неправильное вытянутое лицо с длинным, чуть утолщённым носом, узкими, близко посаженными глазами и бровями домиком. 'Ничего особенного... Что она в нём нашла?' - изумилась госпожа Пирогова, но тут Тарнель улыбнулся, и лицо его преобразилось. Брови взметнулись вверх, голубые глаза засветились, уголки рта приподнялись, а на щеках прорезались удивительно симпатичные морщинки. И Елена Петровна незамедлительно осознала, что более обаятельного человека не встречала за всю свою долгую жизнь.
- Что Вам угодно, господин Тарнель? - доброжелательно спросила она, не осознавая, что сияет, как кираса на параде.
Тарлан ухмыльнулся, видимо отлично представлял, как действует его улыбка на окружающих, по-свойски забрался на кровать и уселся в ногах Дельдарии.
- Я два года ждал встречи с тобой, дорогая! - продолжая улыбаться, заявил он, пошловато подмигнул обомлевшей королеве и, сорвав камзол и шляпу, нырнул под одеяло.
Нахальные руки министра на мгновении сжались на талии, а потом расползлись вверх и вниз, шаря по холёному телу, и Елена Петровна опомнилась.
- Что Вы себе позволяете! - взвизгнула она, брыкаясь и пинаясь, точно необъезженная лошадь.
- Но ты же хотела этого, радость моя! - с трудом удерживая королеву в объятиях, возмутился Тарлан. - Дельция ушла, и теперь нам никто не помешает!
- Я была молода и глупа!
- Не говори так! Ты разбиваешь мне сердце! Я ночей не спал, мечтая о тебе!
- Хватит причитать! Мы не в театре, и Вы не герой-любовник! Брысь!
'Что-то не так' - Тарнель отстранился от королевы и внимательно всмотрелся в её лицо. Он помнил Дельдарию наивной похотливой глупышкой, которая настолько легко попала в сети его обаяния, что Дельция Дестина, заподозрив неладное, отослала наследницу в замок Юной луны. Два года Тарлан чужими глазами следил за принцессой. Он знал о ней больше, чем сама Дельдария и был уверен, что, возвратившись в столицу, Дели забудет о прежних любовниках и броситься в его объятья. Однако в Лунный город вернулась совсем другая Дели. Она вела себя так, словно видела Тарлана впервые. А самым ужасным было то, что в глазах новоиспечённой королевы Семилунья светился ум, которого по определению там быть не могло. Не отводя взгляда от лица Дельдарии, Тарнель нащупал камзол и стал медленно натягивать его, соображая, что произошло с принцессой Семи Лун по дороге в столицу. 'Ведь была дура дурой, и вдруг поумнела. В одночасье?! Так не бывает!'
Госпожа Пирогова в свою очередь тоже наблюдала за министром. И то, что она видела, внушало опасения. Лишившись улыбки, лицо Тарлан потеряло обаяние, а глаза стали холодными и напряжёнными, как у готовящейся к броску змеи. 'И этот против меня! Интриганы!' - с раздражением подумала Елена Петровна, а вслух сказала:
- Простите, что разочаровала Вас, Тарнель, но сейчас меня больше волнует положение дел в королевстве, чем секс с Вами.
Длинное лицо первого министра вытянулось ещё больше, побледнело и стало походить на дыню-торпеду. Он нервно пригладил волосы, нахлобучил шляпу и тихо спросил:
- Это ты, Айно?
- Что?
- Ничего, - быстро ответил Тарлан, и лицо его посуровело: - Назовите Ваше имя!
- Дельдария Двайра, если Вы запамятовали.
- Настоящее имя!
- Не понимаю, о чём Вы.
- Всё Вы прекрасно понимаете! Зачем Вы захватили тело нашей принцессы? Что Вам нужно в Бранте?
- Откуда Вы знаете? - пролепетала Елена Петровна, отодвигаясь от министра и бросая отчаянный взгляд на правое запястье.
Она надеялась, что сейчас проснётся, но не тут-то было: ни пристальные взгляды на 'живой' браслет, ни взывание к образу московской квартиры не помогли. А первый министр волком смотрел на неё и ждал ответа. 'И ответить надо, не то он шум поднимет. Чёрт! Думай, Лена, думай!'
- Я не выпущу Вас из тела Дельдарии, пока Вы не ответите мне, что маг Вашего уровня делает в Бранте, - твёрдо произнёс Тарнель. - Если Вы просто развлекаетесь, то Вам не стоит меня опасаться. Поклянитесь, что больше не вернётесь в это тело, и я отпущу Вас с миром.
- Я не могу... - испуганно выдавила госпожа Пирогова. Она с удовольствием поклялась бы навеки оставить тело Дельдарии, но её появления в Бранте носили спонтанный характер, и гарантировать, что они больше не повторяться, женщина не могла. А обещать то, что не в силах выполнить, было не в её правилах. - Понимаете... Я сплю...
- Меня не волнует, в каком Вы там трансе пребываете! Отвечайте: зачем Вы пришли в Брант?
- Вы не поняли. Я не знаю, как оказываюсь здесь.
- Не юлите! Переселение в чужое тело - сложный и опасный магический ритуал! Далеко не каждый маг способен на это! Неужели Вы думаете, что я поверю, что Вы случайно оказались в теле Двайры? Считаете меня идиотом?
'Да как он смеет отчитывать меня, как сопливую девчонку?!' - разозлилась Елена Петровна, и страх ушёл.
- Не кричите на меня! Я не маг! Я работник сбербанка! Я пытаюсь объяснить Вам, что со мной произошло, а Вы не желаете слушать!
- Я весь во внимании, - презрительно скривился Тарнель.
- А стоит? - в тон ему поинтересовалась госпожа Пирогова. - Вы заранее не верите мне, так зачем метать бисер перед свиньями?
На мгновение первый министр Семилунья стал красным, как варёный рак, но тут же взял себя в руки и, всем своим видом выражая снисхождение и скуку, привалился к спинке кровати и скрестил руки на груди:
- Вы не выйдите отсюда, пока я не узнаю всей правды. Рассказывайте!
- Не буду! Останусь в Бранте, и буду править королевством!
Правая бровь Тарнеля взметнулась вверх, а голос наполнился ядовитой насмешкой:
- Вы будете править королевством ровно до завтрашнего утра, потому что, как только семилунцы узнают, что Вы - маг, Вас сожгут. Живьём!
- Я не маг!
- А я не первый министр!
- Верно подмечено! Завтра же я назначу на Вашу должность своего человека.
- Это кого же? Буревисту? - с издёвкой поинтересовался Тарлан и расхохотался: - Да, узнав, что Вы ведьма, он лично сложит для Вас костёр! - Внезапно министр оборвал смех и с подозрением спросил: - Или Ваш любовничек в курсе, кто Вы?.. Нет, вряд ли... Я прекрасно знаю Бимля. Фанатик! Он лично уничтожал магов и гордиться этим! Знаете, что начертано на его родовом гербу? Искоренитель! Его род возвысился в те времена, когда в Бранте уничтожали таких, как мы!
- Постойте! - встрепенулась Елена Петровна. - Так Вы маг?! Но Вы живы и здоровы! И Вы - первый министр!
- Потому что, я очень хороший маг. Но речь не обо мне!
Тарлан криво усмехнулся и замолчал, задумчиво рассматривая королеву, словно прикидывал, как с ней поступить. По спине госпожи Пироговой пробежал холодок, а царское ложе вдруг показалось жёстким и неуютным. Женщина поёжилась, незаметно ущипнула себя за бедро, надеясь проснуться. Она всё ещё верила, что всё происходит не наяву, правда, теперь опасалась, что забавный увлекательный сон превратится в ужасный, леденящий душу кошмар. Обаятельный министр стал казаться злым духом, который задумал погубить юную королеву. Елена Петровна кожей чувствовала, исходящую от него угрозу. Тарнель сверлил её взглядом, и этот взгляд обжигал, заползал под кожу, пытаясь пробраться к сердцу. Напряжение внутри нарастало как девятый вал. 'Сейчас он меня убьёт!' - мысленно всхлипнула госпожа Пирогова. И тут из угла комнаты донёсся лёгкий стук. Именно он и стал последней каплей, прорвавшей плотину, и выдержанный, никогда не теряющий лица старший кассир сбербанка России, сжалась в комок и завизжала, как первоклассница.
Глава 4.
Кошки-мышки.
- Дура! - прошипел Тарлан, скатился на пол и юркнул под кровать.
Едва пятки первого министра Семилунья скрылись в недрах обители детских страхов, двери с грохотом распахнулись, и в спальню вбежали стражники с алебардами наперевес. Увидев, что королева жива, здорова и больше не орёт, они мгновенно успокоились, гулким шагом приблизились к кровати и почтительно поклонились.
- Что случилось, Ваше величество?
Её величество нервно икнуло и указало пальчиком в тёмный угол комнаты. Стражники, как по команде угрожающе сдвинули брови, ринулись в указанном направлении и в мановение ока зажгли лампы. Яркий свет высветил задрапированный нежным, розоватым шёлком угол и симпатичное мягкое трио - диван и два мягких кресла. Пока Елена Петровна заторможено разглядывала гобеленовую обивку с видами охоты, гвардейцы внимательно осмотрели стены, прощупали мраморные плиты пола и деловито похлопали по спинкам и подлокотникам. Не обнаружив ничего подозрительного, один из них повернулся к кровати и доложил:
- Здесь никого нет, Ваше величество.
- Там была мышь, - хрипло произнесла Елена Петровна, чувствуя себя полной идиоткой.
Стражники понимающе переглянулись.
- Она убежала, Ваше величество, - мягко, но уверенно сказал второй. - Спите спокойно.
Гвардейцы направились к дверям, а красная как рак королева сидела на роскошном ложе и судорожно соображала, каким образом задержать их в спальне - продолжать разговор с Тарланом ужасно не хотелось.